КНИГА - ДИАЛОГ ЛЕТНИЙ ВЫПУСК N2
По существу единственная наука, которую осваивает человек на протяжении своей жизни, – наука быть человеком. Философы говорят: человек рождается вторым рождением. Именно в таком философском залоге разворачивается разговор об учении в первой части книги. Учение – не просто некий общественный стандарт, но всегда собственный выбор человека. И только так оно исполняет свою миссию – миссию развития человеческой личности и ее осуществления в культуре. Вся жизнь есть процесс учения. Но не по учебникам. Учение продуктивно лишь тогда, когда пронизано увлечением, страстью, напряжением живой человеческой души. А напряжение души создает диалог с временем. Время – самая жесткая граница, которая отмерена всем нам. Жизнь человека – это самоотверженное стремление преодолеть лимит времени. В остром противоречии между жизнью и временем – вечная драма человеческого существования. Что же позволяет человеку жить вопреки времени, которое отмеривает ему свои неумолимые границы? Воля. Воля к такой жизни, которая насыщена смыслом. А значит, насыщена подлинной человеческой деятельностью. Той деятельностью, в которой обретается свобода. Именно обсуждению этих четырех понятий – учения, увлечения, времени, воли – и того, как они проявляются в пространстве школьной жизни, были посвящены первые главы книги. Теперь мы продолжим наш разговор об учении с увлечением.
Симон СОЛОВЕЙЧИК,
Александр ЛОБОК
Наука ученичества, или Обратная сторона дидактики
Комментарии к роману Симона Соловейчика “Учение с увлечением“
ВЕРА В СЕБЯ
Глава пятая
1
Когда выходит из строя какой-нибудь механизм, является мастер и в первую очередь определяет, в чем же поломка. Потом он принимается за ремонт. И врач, придя к больному, не бросается тут же, с порога, лечить, а прежде пытается узнать, что болит и в чем причина болезни.
Так бы следовало поступать и в школе. Если не получается с уроками, то не может быть одной лечебной процедуры на всех: «Сиди и занимайся!» – и одной на всех пилюли – двойки. Надо сначала попытаться понять причины неуспеха.
Присмотримся к себе внимательнее: может быть, причина наших неудач кроется в том, что не хватает веры в себя? Восьмиклассник из Батуми написал: «Опытами “Учение с увлечением” я не занимаюсь, так как и без опыта знаю, что я человек слабый».
Но это представление о себе как о слабом человеке и есть, по всей видимости, главная причина слабости и сопутствующих ей неудач.
Один американский хирург прославился пластическими операциями на лице. Он делал чудеса и самых уродливых людей превращал в красавцев. Но вот что он заметил. Иные из его больных, несмотря на удачную операцию, приходили к нему и жаловались на то, что они по-прежнему некрасивы: мол, и операция не помогла, они чувствуют, что уродливы.
Тогда врач понял: дело не в том, какое у человека лицо, а в том, каким он видит себя сам.
Если человек видит себя красивым, он и вправду становится красив. Если же его не покидает мысль о том, что он безобразен, он становится угловатым, неуклюжим, глаза его смотрят тускло.
Человек не может быть красивым, если он не чувствует себя красивым, не может быть умным, если он не чувствует себя умным, не может быть добрым, если он не чувствует себя – хоть в самой глубине души! – добрым. Стоит ему внушить, что он красивый, добрый и умный, и он действительно становится таким, каким его хотят видеть.
Однажды психологи выбрали в группе студентов самую неумную и непривлекательную девушку и попросили ее товарищей изменить отношение к ней. В один прекрасный день все наперебой стали ухаживать за девушкой, добиваться ее внимания, провожать ее домой, уверять, что она красивая и умная. И что же? Не прошло и года, как эта девушка и вправду стала привлекательной, милой, и по-другому она держалась, и умнее отвечала; переродилась. Она не стала другой – в ней открылось то прекрасное, что есть в каждом человеке и что раскрывается только тогда, когда мы верим в себя и все окружающие верят в нас – любят нас.
Многие думают, что уверенность и неуверенность даны от природы, что это неизменные качества. Но это не так, природа тут ни при чем. Кого очень любили в детстве, тот создал в своем сознании представление о себе как о человеке, достойном любви, то есть добром и умном. Он всем своим поведением старается придерживаться этого образа. А кого не любили, кому внушали: «Ты глуп, ты неряха, лентяй, бездельник» – тот и вправду приобретает дурные качества, потому что поведение человека в основном зависит от того, каким он представляет себя. У каждого из нас есть некая модель себя самого, мы постоянно сравниваем свое поведение с этой моделью – и так и поступаем. Поэтому если мы хотим, чтобы какой-нибудь человек изменился в лучшую сторону, то мало ругать его – надо помочь ему создать лучшее представление о себе, «исправить» ту модель, которая заложена в его сознании. И если мы хотим измениться сами, воспитать себя в каком-то отношении, мы должны прежде всего менять представление о себе, иначе все наши попытки самовоспитания будут тщетными. Чтобы исправить мотор, нужно действовать на него непосредственно: что-то подвинтить, что-то заменить, что-то отшлифовать. Но человек – не машина, на человека непосредственно действовать невозможно, есть только один путь: действовать на внутренний мир человека. Внешние причины действуют только через внутренние – это один из основных законов человеческой психики.
Представление о самом себе как о хорошем, умном, добром человеке настолько важно для нас, что мы инстинктивно охраняем его всеми силами. Мы принимаем критику, но только доброжелательную и только от того человека, который – мы чувствуем это – верит в нас и любит нас. Но когда нас хотят унизить, то есть понизить в собственных глазах, внушить нам, что мы глупы или дурны, все в нас восстает против этого. Наша психика сама охраняет нас, охраняет самое дорогое в человеке – представление о самом себе, образ самого себя. Если кому-нибудь удастся это наше представление ухудшить, мы действительно станем хуже, наше стремление быть хорошим уменьшится.
Поэтому есть такой закон: в семье, в которой ребенка любят и где ребенок чувствует эту любовь, он растет более защищенным, более уверенным в себе и более в конечном счете успешным. Важно только, чтобы любовь была искренней. Потому что ребенок очень тонко чувствует фальшь и чувствует, когда его любят по-настоящему, а когда только делают вид, что любят.
Для выражения настоящей любви не нужно каких-то особых слов – ребенок чувствует любовь по нежности прикосновения, по искренности взгляда. Когда взрослые на самом деле радуются всему тому, что происходит с их взрослеющим ребенком. Когда любят не за достижения, не за успехи, а за сам факт существования.
Впрочем, что такое успех? Что такое достижения?
Жизнь любого ребенка, как бы она ни складывалась, – это обязательно череда успехов и достижений. Каждое мгновение своей жизни взрослеющий ребенок что-то понимает про эту жизнь, научается что-то в ней видеть, обретает новый опыт взаимодействия с ней. В нем просыпается богатство чувств и богатство воображения, богатство мысли и богатство деятельности. И это все – богатство, принадлежащее только ему. И это все – череда его личных успехов и достижений, которыми наполнен каждый час жизни.
Только чаще всего это такие успехи и достижения, на которые взрослые не очень обращают внимание. Потому что чаще всего озабочены теми успехами и достижениями, которые можно померить и… сравнить с успехами и достижениями других детей. А в результате все богатство, все напряжение каждодневной жизни ребенка проходит мимо них. Нередко взрослые даже не подозревают, насколько полна и насыщенна эта жизнь. Как много в ней оттенков индивидуального восприятия и воображения. Как много в ней тех успехов и достижений, из которых и ткется ткань становящейся детской души, становящегося детского сознания.
Так что любить ребенка за сам факт его существования, а не за успехи в учебе – это значит просто-напросто видеть и принимать индивидуальность детского существования, видеть и принимать то его каждодневное развитие, которое не поддается внешним промерам.
А когда дети видят, что взрослые их чувствуют и понимают, – это заставляет их открывать в себе все новые и новые достоинства, стимулирует к саморазвитию. Смотрясь в зеркало взрослого, ребенок все более тонко чувствует и понимает себя.
И очень важно, чтобы это зеркало не было кривым (искаженным собственными психологическими проблемами взрослого), чтобы взрослый не проецировал на ребенка своих страхов, агрессии, своего недовольства миром. А то бывает, что взрослый видит в ребенке одни недостатки, хотя на самом деле это его, взрослого, страхи перед миром. За плохую учебу больше ругают и наказывают те родители, что сами не слишком хорошо учились в школе. Так что, ругая ребенка, они «отыгрывают» на нем свои детские мучения. И самоутверждаются за счет этого. Или, к примеру, больше всего любят отчитывать за беспорядок те, у кого в детстве сформировали устойчивый страх по поводу беспорядка...
Впрочем, важно, чтобы зеркало взрослых не оказалось кривым и в другую сторону: чтобы оно не было слащаво-фальшивым, неискренним. А ведь всегда бывает так: взрослые уверяют ребенка, что любят его, а взгляды и интонации говорят о противоположном. Конечно, ребенок это прекрасно чувствует.
Вопрос-то ведь не в том, чтобы научиться хвалить ребенка, а в том, чтобы научиться видеть его. Научиться видеть в его реальном своеобразии и научиться ценить это
своеобразие. Чтобы мама и папа на самом деле увидели, насколько интересны, глубоки и ярки их дети, а учитель на самом деле увидел, насколько интересны и замечательны его ученики!
К сожалению, многие взрослые смотрят на детей – и не видят их. Родители не видят своих детей. Учителя не видят своих учеников. А все потому, что все время сравнивают их с другими. Постоянно меряют ребенка какой-то общей меркой. Выясняют, насколько ребенок успевает освоить тот или иной учебный материал или навык. Как будто скорость освоения того или иного учебного материала – главное достоинство, которым обладает человек! Учебная успеваемость становится едва ли не ведущей ценностью во взгляде на ребенка, подменяя и вытесняя все остальное – индивидуальность, гибкость, пластичность, способность чувствовать и переживать, эмоциональное богатство, оригинальность и независимость мышления…
И вот уже родители, подхлестываемые страхом будущей учебной неуспешности ребенка, не просто вслушиваются в первые слова, произносимые полуторагодовалым малышом, а… напряженно сравнивают эти слова с теми, которые в том же возрасте говорит соседский Ваня. Мол, у Вани-то вон уже какой словарный запас, а у нашего всего ничего! Неужели отстает в развитии?
А потом ребенок идет в школу и начинает выписывать свои первые каракули. В этих каракулях – его фантастический прорыв в совершенно новую деятельность, но взрослые, вместо того чтобы с изумлением вглядеться в абсолютную индивидуальность этих каракулей, озабочены только одним: как некрасив этот становящийся почерк, как он не похож на данные учителем каллиграфические образцы, как неряшлив и неровен… И снова доминирует жажда сравнивать с другими детьми – у тех-то вон уже какие успехи!
И снова – неявный страх: «Мой ребенок хуже! Он отстает в развитии!»
И ребенок тут же чувствует, тут же слышит эту родительскую неуверенность, которая подавляет его уверенность в себе, а стало быть, и его собственную активность. В результате развитие детского Я тормозится и подменяется формированием универсальных учебных навыков.
О, этот страх «отставания в развитии»! Как будто дети появляются на свет затем, чтобы принимать участие в бесконечном соревновании друг с другом по достижении какой-то общей цели…
Но ребенок появляется на свет не для соревнований, а для жизни.
Для своей собственной жизни.
И эта жизнь будет тем успешнее, чем больше он будет чувствовать: мир его понимает и принимает таким, каков он есть. Видя множество тех его реальных индивидуальных достоинств, которые вообще бессмысленно сравнивать с чьими-либо еще.
Конечно, сами родители думают, что ругают ребенка для его же собственного блага – мол, должен же он тянуться к лучшим образцам! А в результате эффект противоположный: ребенок постепенно теряет интерес к новой деятельности, поскольку начинает чувствовать себя неуспешным.
А ведь единственная оценка, которой эта деятельность заслуживает в момент своего появления, – оценка полного и безоговорочного восхищения.
Ребенок начал ходить, начал говорить, начал рисовать или писать – абсолютно бессмысленно в этот момент сравнивать его с кем-то другим.
Есть множество деятельностей, которые ребенок осваивает впервые, – и всякий раз это достойно безусловного и абсолютного восхищения. И те родители, которые чувствуют это, по-настоящему любят своих детей. А вот те, которые постоянно сравнивают их с другими (мол, кто «раньше», а кто «позже», кто «больше», а кто «меньше»), – те не столько любят, сколько пытаются с помощью своих детей удовлетворить собственное самолюбие. И любят не самих детей, а исключительно их внешние успехи. Естественно, что у таких детей постепенно развиваются неуверенность в себе, устойчивые неврозы, страх неуспешности.
Простой пример: если положить на землю узкую досочку, каждый из нас пройдет по этой досочке без всяких проблем. Но если ту же самую досочку закрепить где-нибудь на огромной высоте – едва ли человек, не имеющий навыков канатоходца, сумеет одолеть такое препятствие. Потому что в первом случае у нас есть уверенность: даже если мы оступимся, ничего страшного: земля нас поддержит. Отличие же второго случая только в одном: в нас нет этой уверенности. Нас пронизывает страх, и в результате мы не можем ступить и шагу. По той же самой досочке!
Вот почему человек всегда должен чувствовать любовь как безусловное принятие.
Любовь – та же самая земля, которая дает человеку уверенность в своих силах и позволяет идти вперед – даже в самых трудных ситуациях.
2
о, этот страх “отставания в развитии”!
как будто дети рождаются для того,
чтобы соревноваться друг с другом
Итак, представление о себе, «модель себя» очень важны для человека. Посмотрим, как строится эта модель, что на нее влияет. Без этого мы не сможем понять, что делать, если «модель» работает неисправно, мешает учиться с увлечением и вообще жить достойно.
Наше внутреннее представление о себе состоит из трех слагаемых, зависит от трех причин:
от того, насколько успешны все наши действия;
от того, как относятся к нам люди, чье отношение нам дорого;
от того, насколько мы сами умеем правильно оценивать свои успехи и отношение других людей к нам.
Если хотя бы с одной из этих трех взаимосвязанных причин что-то не в порядке, портится вся «модель себя», и мы начинаем испытывать огромные затруднения в жизни. С другой стороны, если хоть одна из этих трех причин благоприятна, то отрицательное действие двух других ослабевает.
Разберем эти три причины подробнее и посмотрим, что мы в состоянии сделать, чтобы «модель себя» помогала нам.
3
разберем эти три причины подробно
Начнем с самого трудного и с самого важного – с успехов во всех наших делах. Ничто так не укрепляет веру в себя, как успех, удача, серьезное достижение. Когда человек плохо учится, он становится проблемой для всех – для отца, матери, для учителей. Постепенно он привыкает смотреть на себя как на «проблему». Но никто из нас не «проблема», все мы обыкновенные люди и можем из всех затруднений выйти обычными человеческими способами. Просто нам надо для начала добиться хоть небольшого успеха. Он прибавит веры в свои силы, увеличит их, и мы сможем и дальше действовать лучше. Если в школе все плохо, то совершенно не нужно – и даже вредно – стремиться к тому, чтобы сразу все стало хорошо. Так не бывает, и, кроме разочарования, мы ничего не испытаем, только окончательно разуверимся в своих силах. Все, что нужно, – маленький первый успех в трудном деле.
К счастью, есть надежный способ достижения первого, но очень важного, внушительного успеха. Этот способ открыл донецкий учитель математики Виктор Федорович Шаталов. Для того чтобы ребята, даже самые отстающие в математике, могли добиться первого успеха, Виктор Федорович стал задавать на дом не одну, не две, не три задачи, как обычно, а... сто! Сто задач сразу! Оказалось, что это не самый тяжелый, а самый легкий урок.
Потому что учитель, разумеется, не требовал решения всех ста задач. Нет, говорил он, выбери сам задачу под силу и реши ее. Хотя бы одну. Одну задачу из сотни найти можно, но, когда решишь ее самостоятельно, сразу прибавляются и силы, и опыт. Ведь есть ребята, которые за всю школьную жизнь не решили самостоятельно ни одной задачи, всегда списывали. Конечно, им будет трудно найти свою первую задачу. Но трудно – не значит невозможно.
На самом деле выбор – примеривание к собственным силам – одна из самых сложных в жизни человека задач. Но зато и одна из самых интересных, одна из самых продуктивных!
Между прочим, та деятельность, которую организует Виктор Федорович Шаталов, – это вовсе не деятельность по решению математических задач, это деятельность по исследованию наших сил, наших возможностей по решению этих задач. Вот что делает ее необыкновенно интересной! Предметом здесь оказывается не математика, а наши возможности по отношению к этой математике! И к тому же мы сами (а не кто-то там!) можем исследовать собственные возможности! Фактически каждому ребенку дается стобалльная шкала и предлагается найти свое место на этой шкале. А потом попробовать самому продвинуться по ней чуть-чуть повыше… Потом – еще чуть-чуть повыше. Причем никто не определяет за ученика, когда этим заниматься, – он сам становится хозяином своего времени и хозяином своих действий!
А в результате у ребенка появляется надежный и понятный механизм оценивания своих возможностей и оценивания своего учебного роста.
Не у учителя, заметьте, а у самого ученика! Вот что важно!
Опыт показывает, что таким способом постепенно все выучиваются решать задачи. Отчего же раньше не умели? Оттого, что боялись плохой отметки, заранее ожидали ее и, чтобы избежать неприятностей, списывали решение у товарищей. В девяноста девяти случаях из ста решать математические задачи мешает не отсутствие способностей, а отсутствие знаний, опыта и главное, главное – страх, неуверенность. Но мы боимся не того, что не решим (этого никто не боится), а последствий: насмешливых взглядов, ущемленной гордости, плохой отметки.
Однако можно сделать так, чтобы никаких последствий от удачи или неудачи не было, чтобы мы остались с глазу на глаз с математикой, чтобы гордость не страдала даже в случае полнейшей неудачи.
Для этого просто надо решать незаданные задачи или представить себе, что мы учимся у Виктора Федоровича и получили на дом сто задач – выбирай любую, отметки все равно не будет (отметок за решение задач Виктор Федорович не ставит, только проверяет работу).
Найдем задачу под силу, решим ее – хорошо. Вот он, первый маленький успех.
Не решим – ничего страшного, никто не узнает об этом, да и не обязаны мы были решать.
Но на практике выходит, что незаданные задачи всегда почему-то решаются. И так постепенно развивается способность решать и более трудные задачи, в том числе и те, что задает учитель.
Еще раз повторю, что очень важной особенностью этого опыта является то, что ученик сам ставит перед собой задачу (найти те, которые ему по силам), сам распоряжается временем поиска и проб, сам делает вывод, какие задачи для него по силам, а какие – неподъемные. А в результате получается, что тем самым он решает некую очень важную задачу про самого себя! В этом, возможно, и заключается важнейшая особенность заданий Виктора Федоровича Шаталова: это задания не про математику и не про другие учебные предметы, а про самого ребенка. Таким образом, предмет урока перемещается с чисто учебного содержания (содержания учебника) на содержание самого ребенка, на содержание его учебной деятельности. Что и является подлинным содержанием образования.
опыты на себе
Вот как этот опыт проходил у Лены Казимирчук из Волгограда.
«Физику-то я понимала, – рассказывает она, – а вот задачи решать совершенно не могла. Они мне казались какими-то недосягаемыми. Все ждала того часа, когда меня вызовут к доске и я не решу легкую задачу. Так и жила. А сесть за физику, подумать над ней даже и не собиралась. И физика стала для меня самой большой неприятностью.
Потом я узнала об эксперименте «Учение с увлечением», мне стало стыдно за себя. «Эх ты, – думала я, – струсила!» Я купила тоненькую книжечку «Проверка знаний и умений учащихся по физике». Там были задачи. И трудные, и легкие. Сначала я повторила материал по учебнику. Затем принялась решать задачи с самого начала. Решила думать только над задачей, не отвлекаясь. Долго просидела, задачу решила, обрадовалась неописуемо. Пошла дальше, теперь стало легче. Раз одну решила, еще решу. Если задачу не понимала, смотрела в решение, разбиралась. Так постепенно стала все наверстывать, даже увлеклась.
Теперь я физику люблю. Я поняла простую истину, что никогда не нужно убегать от неприятности, нужно смело бросаться ей навстречу. Большое спасибо за совет! Он так помог мне! Мне очень стыдно, что я раньше так глупо думала. По-моему, этот эксперимент мне удался, но он еще и многому меня научил».
Так и должно было случиться, так будет у всякого, кто возьмется решать незаданные задачи. Обратим внимание на то, что Лена взяла задачи даже не из школьного задачника – настолько стремилась она поступать независимо, чтобы ничего не бояться! И вот – победа.
Ничто так не поддерживает веру в себя, самоуважение, как однажды побежденный страх.
Ведь страх – это чувство, его нельзя победить умом, можно только чувством же. Каким? Яростью, страстью, злостью! Злостью на себя – за то, что боишься и на задачи – за то, что не решаются. Взрослым людям отчасти легче, чем ребятам: у них есть профессия и профессиональные навыки. Им легче сохранить веру в себя. Школьнику же на каждом уроке приходится заново завоевывать веру в свои способности: и на математике, и на литературе, и на физкультуре.
И все же успех в одной работе не проходит бесследно для другой. Большой успех на уроках математики придает уверенность и в других делах. Тому, кто страдает от неуверенности, стоит пересмотреть все свои занятия и подумать: а нельзя ли в каком-нибудь одном деле, на одном уроке, по одному предмету добиться большого, значительного успеха? Может быть, даже превзойти других ребят? Если совсем ничего не получается с математикой, может, приналечь на историю? Может быть, успех ждет вас в мастерской у токарного станка? В конструировании радиоприемников? В баскетболе?
Один успех не заменяет другого, победа в баскетбольной встрече не снимает необходимости решать геометрические задачи, но она улучшает представление о себе и ведет к новым удачам.
решайте незаданные задачи!
и вы почувствуете в них вкус успеха
Но еще одна задача – как ощущение успеха в одном деле суметь перенести на другие дела. Ведь они на первый взгляд очень разные! И если у меня, допустим, стало получаться играть в баскетбол – разве можно перенести это ощущение в область математики?
Можно!
Потому что речь идет не о том, чтобы начать заниматься математикой по правилам баскетбола, и не о том, чтобы во время математики бегать и прыгать, как на баскетболе, а о том, чтобы попробовать уловить и перенести сам этот психологический переход от неуспеха к успеху.
Я не умел играть в баскетбол – и вдруг у меня стало получаться. Это и важно. Не то что у меня с самого начала что-то получалось как бы само собой, а то, что случился некий удивительный переход. От «не получается» к «получается».
И если в одном деле случилось это чудо – значит, и в других оно возможно!
школьнику на каждом уроке приходится заново завоевывать веру в свои способности
4
каким бы слабым ни чувствовал себя человек,
если он окажет поддержку другому, он станет увереннее в себе
Второе слагаемое той суммы, которая составляет наше представление о себе, – отношение людей к нам. Если оно почему-либо неблагоприятно, если нас никто не любит, особенно те люди, которые нам дороги, в чьих глазах мы хотели бы выглядеть хорошо, нам очень трудно достичь уверенности. Но стоит поразмышлять и понаблюдать за людьми и за собой, как увидим: и все люди вокруг нуждаются в нашем внимании к ним, в нашей любви, заботе, поддержке. Все: и папа, и мама, и учитель, и товарищи. Если перестать думать о том, как относятся ко мне, а больше думать о том, как я отношусь к людям, помогаю ли им, поддерживаю ли их, подбадриваю, укрепляю ли их веру в себя, то очень скоро эта вера в людей, которую мы рассеиваем вокруг себя, отраженно возвратится и к нам: отношение к нам переменится. Каким бы слабым ни чувствовал себя человек, если он окажет поддержку другому, он станет увереннее в себе.
Все это очень сложные проблемы, мимоходом мы затронули самые сердцевинные трудности человеческой жизни. Конечно, те несколько слов, которые здесь сказаны, не могут убедить читателя. Но дело обстоит именно так: если случилось, что у меня враждебные отношения в классе, то единственное, что я могу делать, – это не усиливать враждебности, не регистрировать приметы дурного отношения к себе, а вообще перестать думать о том, как ко мне относятся, думать лишь об одном: кому и чем могу помочь я.
Иногда ребята, не встречая одобрения в классе, уходят душой во всевозможные компании – туда, где их поддерживают. Потребность в похвале, поддержке, одобрении так велика у человека, что иные из нас готовы слушать любого, лишь бы говорили нам что-то хорошее, лишь бы не потерять веру в себя. Постепенно такие ребята окончательно отрываются от школы, им становится все равно, что о них в школе думают, у них теперь другие авторитеты, они нашли себе поддержку в другом месте. Так обычно происходит полный разрыв со школой: учиться становится совсем невмоготу, появляются мысли о том, что учиться вроде бы необязательно, и человек бросает школу или ходит в нее только для видимости, только чтобы мама с отцом не ругали. Теперь уж никакого учения, а тем более увлечения учением быть не может: человек потерял ориентир в жизни.
Чтобы не случилось этой большой беды, будем добиваться одобрения, поддержки, хорошего отношения именно в школе, в училище, всюду, где люди учатся. Нам не нужна хоть какая-нибудь поддержка в жизни, мы не калеки и не маменькины сынки, нам нужна поддержка умных и сильных людей, которые стремятся к знанию. Известно: «Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты». Еще точнее это правило можно сформулировать так: «Скажи мне, чье одобрение тебе нужно, и я скажу тебе, кто ты».
Можно заметить, что отношения с товарищами, хоть они и чрезвычайно важны для представления о себе, не стоит так уж прямо переносить на дела учения. Да, когда поссорился с друзьями, или, того хуже, с целым классом, или с учительницей поссорился, очень плохо, в школу идти неохота. Но это как раз тот критический момент жизни, когда нужна вся воля, какая только есть, все мужество, вся собранность: нельзя, чтобы из-за одного какого-то случая, из-за одной ссоры, из-за неудачно сложившихся отношений была поставлена под удар вся дальнейшая жизнь, вся судьба.
для этого надо, между прочим, честно и ясно ответить себе на вопрос: ради чего мы ходим в школу? Ради того, чтобы пообщаться с друзьями, или еще ради
чего-то?
Признаемся честно: многие ученики сегодня считают, что едва ли не единственный смысл, ради которого стоит ходить в школу, – это общение с товарищами.
Однако не будем забывать: исходное предназначение школы – дать детям возможность приобщиться к ценностям культуры, помочь стать взрослее, научить мыслить и вести диалог, научить создавать свое знание не только в личном жизненном опыте, но и в опыте общения с книгами, учителями и одноклассниками.
Другими словами, школа – это место, в котором нам предоставляется возможность получить образование.
Но только от нас самих зависит, насколько мы готовы использовать этот шанс, использовать эту возможность. Так, чтобы по окончании школы не возникло ощущение, что десять лет жизни оказались выброшены в никуда (ведь общаться со сверстниками мы могли бы и без всякого учения – во всяком случае, не тратя на учение такое количество сил и энергии).
И крайне обидно, когда ссора с одноклассниками или с учителем (даже если они в этой ссоре не правы) приводит к тому, что мы замыкаемся в себе и перестаем учиться с полной отдачей. Получается, что тем самым мы себя и наказываем, лишаясь возможности использовать школу как свой полноценный образовательный шанс!
А чтобы этого не происходило, давайте понимать, что школа нужна в первую очередь нам, а не нашему учителю или нашим родителям.
Конечно, школа может быть не очень хорошей, одноклассники и учителя – тоже. И техническое оборудование наших школ далеко от совершенства. Но смешно и наивно рассчитывать на то, что кому-то и когда-то случится учиться в идеальных образовательных условиях. Образовательные условия в прежние эпохи были еще хуже! Однако во все эпохи находились ученики, которые умели использовать несовершенные образовательные условия с максимальной пользой для себя.
Так что даже и у не очень хороших учителей есть образовательный потенциал, который мы можем использовать для себя. Даже если учитель кричит и совсем не желает тебя слышать и понимать! Просто в этом случае нужно сцепить зубы – и учиться, понимая, что ты учишься для себя, а не для этого учителя или дяди с тетей. А значит, искать и находить и у этого учителя хорошие профессиональные стороны. И вступать в диалог именно с этими сторонами. Тогда, может быть, и сам учитель спустя какое-то время станет немножечко лучше. Учитель ведь тоже человек и как человек несовершенен, и он тоже учится – учится быть учителем!
То же самое можно сказать и про соучеников по классу – как бы несправедливо и жестоко они себя ни вели, с ними тоже возможен диалог. И твой бывший враг может стать твоим другом.
Надо только рассмотреть его получше и увидеть в нем не только плохое, но и хорошее.
5
ради чего мы ходим в школу?
Насколько важно отношение ребят друг к другу, видно из следующего письма, автора которого я называть не стану:
«Я учусь в седьмом классе, в основном на “3” и “4”. Я себя считаю человеком плохим и ни на что не способным. Учусь плохо. Силы воли у меня нет. В школу ходить – сплошное мучение. В классе я, наверно, самый последний человек. Я не могу ответить даже на самый простой вопрос. Даже когда меня принимали в комсомол, я не мог ответить нормально на вопросы, говорил только жалкие и глупые слова. Я не умею постоять за себя, не участвую в разговорах – боюсь не-
правильно выразить свои мысли, показаться смешным. Но все равно это получается. Иду я, например, к доске и обязательно наступлю кому-то на ногу, свалю губку, начну ее поднимать, она опять упадет. А когда решаю примеры на доске, то все смеются. Разве не смешно, когда ученик седьмого класса не может сказать, сколько будет, если от 28 отнять 9, бросает мел и говорит, что не будет решать? Такой человек дурак, он не может оставаться в классе. Так мне и сообщают ученики...»
Прервем это грустное письмо. Оно показывает, что получается, когда ребята в классе не заботятся друг о друге, не поддерживают в товарищах веру в себя. Ведь то, что для одних повод посмеяться (смешно – губка упала!), для других несчастье, глубокое и неизбывное. Но также обратим внимание и на другое. Даже судя по письму, автор его – человек грамотный, способный, тонко чувствующий. Он не неудачник, он придумал, что он неудачник. Например, он наверняка много читает (это видно по стилю письма). Зачем же сосредоточиваться именно на неудачах? Упала губка – так упала, это никакого отношения к личности человека не имеет!
Но мы уже перешли к третьему слагаемому – к умению правильно воспринимать и наши реальные успехи, и неудачи, и отношение других людей к нам. Этот важный механизм самооценки иногда нарушается, и тогда человек начинает думать о себе не то, что он есть на самом деле. Обычно тех, кто думает о себе слишком хорошо, называют воображалами: мол, воображают, что они лучше других. Но ведь и те, кто думает, что они хуже других, – те ведь тоже воображают: на самом-то деле они не хуже...
Исследования показывают, что в каждом классе примерно девяносто процентов ребят недовольны собой, им кажется, что они в чем-то хуже других. Но кого – других? Не может же девяносто процентов класса быть хуже других! Это все кажется, этого нет на самом деле.
Рита Литвинова из Воронежа, размышляя над проблемами «Учения с увлечением», предложила свой метод стать отличником. Она считает, что для этого надо «убедить себя в том, что ты не хуже других, что уж тебе-то пятерку получить ничего не стоит и что ты не ленивый, не трус, а добросовестный человек».
Это в принципе правильно, но постоянно убеждать себя в том, что ты не ленив, значит, с такой же постоянностью напоминать себе о лени. Пожалуй, лучше принять формулу, известную уже давно: «Я хорош, но не лучше других».
Отчего так любят совсем маленьких детей, новорожденных? Не только потому, что они беззащитны и забавны. А потому еще, что они лучше всех умеют быть такими, какие они есть, в них нет ничего наносного, никакого притворства, никаких «завихрений». Нет обмана, нет лицемерия – идеально честное и простое существо.
Однажды маленьких школьников спросили: «Кем ты хочешь сделаться и почему?»
«Я хочу быть самим собой, потому что я мальчик», – написал один.
«Я хочу быть самим собой, потому что я достаточно хорош», – написал другой.
Не изменять себе, не переделываться во что-то другое, а поверить в лучшее в себе (оно обязательно есть в каждом человеке!) и дать ему, этому лучшему, волю и свободу!
Строго по формуле: «Я хорош, но не лучше других».
в каждом классе девяносто процентов детей считают,
что они в чем-то хуже всех остальных...
Быть «лучше других» или считать себя «лучше других» – это вообще опасная штука.
Кто-нибудь удивится: как же так? А разве великие люди, оставившие след в культуре, не лучше других?
В том-то и дело, что нет!
Просто это люди, которые сумели в максимальной степени возделать в себе индивидуальность, свое творческое своеобразие. А значит, возделали свою принципиальную несравнимость с другими. Вот в чем дело!
Чем больше человек возделывает индивидуальность и чем больше он реализует ее в той или иной сфере жизни или культуры, тем меньше его можно сравнивать с другими людьми с точки зрения «лучше–хуже».
Это в равной степени относится к поэтам, художникам, ученым или самым обыкновенным людям. Вся жизнь человека – процесс возделывания им индивидуальности. А значит, процесс возделывания своей несравнимости с другими людьми.
Важно, чтобы не только родители видели это в ребенке, но и ребенок научился видеть это в самом себе.
как открыть в себе несравнимость?
В одной книге, посвященной самовоспитанию, приведено «самообязательство» мальчика, Володи С.:
«Мои самообязательства. Воспитывать у себя волю, настоящую дисциплинированность, принципиальность. Хорошо вести себя на уроках, не получать ни одного замечания. Всегда аккуратно дежурить по классу, выполнять домашние задания, даже если это неинтересно и я знаю, что учитель не спросит. Обязательно выполнять свои самоприказания. Систематически заниматься спортом, помогать дома по хозяйству, выполнять режим дня. Ответственно выполнять общественные поручения, перебороть плохую привычку подсказывать на уроках; прямо критиковать плохо ведущих себя на уроках товарищей, всегда выполнять свое слово».
Программа – поучительная во всех отношениях.
Как видно, человек решил сразу всего себя переделать. Если он выполнит свое «самообязательство», то через день, через месяц или через год перед нами будет совсем другой человек, совершенно не похожий на нынешнего Володю С.
Каждый поймет, что это невозможно хотя бы потому, что программа слишком велика, не под силу и человеку с железным характером.
Но программу нельзя выполнить еще и потому – и, пожалуй, именно потому, – что она вся обращена в прошлое. Глаголы поставлены в будущем времени (слово «буду» предполагается перед каждым пунктом), а сам Володя смотрит в свое прошлое.
Плохо себя вел на уроках? Буду вести хорошо.
Получал замечания? Не буду получать.
Не всегда аккуратно дежурил по классу? Всегда аккуратно буду дежурить, и так далее.
Тем самым он вынуждает себя помнить о своих ошибках, держать их в уме и все время спотыкаться о них точно так же, как неопытный велосипедист наезжает на дерево, стараясь объехать его.
Все цели Володи – отрицательные, все построены на ошибках и недостатках, и он не сможет выполнить своего «самообязательства». И чем больше он будет прикладывать сил, тем меньше будет успех.
Между тем многие ребята, подобно Володе, стараются или обещают другим «исправиться». Так и думают, что воспитывать себя – значит исправлять свои недостатки. А не лучше ли подумать о том, какие есть у нас достоинства, и их развивать, их усиливать? Тогда недостатки сами собой потускнеют и не надо будет их «исправлять».
Не оглядываться в прошлое, а смотреть вперед; вспоминать из прошлого не поражения свои и неудачи, а успехи; держать в уме успехи, видеть их как цели. И так, постепенно, стремясь к чему-то лучшему, самому становиться лучше и лучше.
В нашем организме заложено стремление к выживанию, к успеху, к победе; доверимся этому стремлению, и оно обязательно вывезет нас.
не будем вести борьбу с недостатками. лучше постараемся понять свои достоинства
В том-то и состоит суть настоящей жизни, что она не «работа над ошибками», а творческое саморазвитие. И только тогда, когда жизнь обращена в будущее, когда она не просчитана наперед (на основе уже имеющегося опыта), а открыта новому опыту и насыщена неожиданными событиями, – только тогда она оказывается по-настоящему интересной.
Интересно живущий человек – это человек, который умеет и любит принимать открытые ситуации неопределенности.
А значит, он не просто «борется в себе с недостатками» (теми «недостатками», которые обнаружились в ситуациях прошлой жизни), а с интересом обнаруживает в себе какие-то новые черты и возможности – те, о которых он, возможно, даже и не подозревал.
Чем больше таких возможностей открывает в себе человек – тем интереснее и насыщеннее его жизнь.
Так что нужно уметь быть открытым самому себе.
Только в этом случае происходит настоящее развитие.
опыты на себе
Эту серию опытов стоит проводить лишь после серьезного размышления о своем характере и только в том случае, если мы придем к выводу, что именно неуверенность, а не что-то другое мешает нам хорошо учиться. Тогда надо приготовиться к долгой борьбе за обретение веры в себя. И кончится она победой, это непременно.
На самом деле вера в себя нужна каждому человеку вне зависимости от того, что мешает ему учиться. И независимо от того, как человек учится. Потому что вера в себя – это неизмеримо более важная вещь, нежели хорошая учеба.
Если человек плохо учится, это вовсе не значит, что он в конце концов не состоится как человек или как профессионал. А вот если он не верит в себя, это может привести к настоящей жизненной катастрофе. В том числе – вчерашнего отличника.
Между прочим, человек может быть круглым отличником, но абсолютно не уверенным в себе. К сожалению, это очень часто случается. Каждый новый экзамен для такого отличника – жуткий стресс, а полученная двойка переживается как вселенская трагедия, знак полной и безусловной несостоятельности.
Начнем с того, что постараемся добиться успеха именно в том деле, которое у нас не получается, доставляет много хлопот и вызывает страх. Зададим себе дополнительную работу, будем решать задачи или делать упражнения без отметок. После двух-трех недель таких «бесстрашных» занятий должно наступить улучшение. Но это пока только гипотеза, на опыте ее почти никто не проверял.
Если мы очень стесняемся отвечать у доски, попросим учителя некоторое время спрашивать с места, а к доске вызывать тогда, когда хорошо подготовимся. Учитель пойдет нам навстречу, потому что мы плохо отвечаем не от незнания, а от стеснения.
Да и вообще не надо бояться своего стеснения. Внешняя стеснительность, когда человеку дискомфортно на публике, – это зачастую никакой не недостаток, а важная черта личности, свидетельствующая о ее самоуглубленности, о склонности внимательно наблюдать окружающий мир и не торопиться заявлять себя в этом мире. Многие истинно талантливые люди в детстве производили впечатление замкнутых, стеснительных детей, которые не торопились вставать в общий круг или высказывать свое мнение. Чем глубже собственная мысль, тем в большей степени она требует долгого вынашивания. А внешняя активность слишком часто бывает поверхностной.
Мудр тот учитель, который понимает это.
жизнь – не работа над ошибками, а всегда новый текст
Отношения с людьми обычно не складываются у тех, у кого нет друзей. Постараемся подружиться с кем-нибудь в классе. Не будем бояться выглядеть навязчивыми, бояться, что о нас подумают плохо. Лучший способ найти друга – прийти человеку на помощь, пусть в самом простом деле. Нам легче будет сойтись с ребятами, если есть возможность приглашать их к себе домой: дома человек всегда чувствует себя увереннее. Многие ребята обретают веру в себя, когда поработают вожатыми в младших классах.
И заставим себя не избегать никаких состязаний и соревнований! Для нас они – лекарство, хотя на первых порах и не очень приятное. Спартакиада ли, олимпиада ли в школе или в городе – обязательно будем стремиться попасть на соревнования, не думая о результатах. Лучше пойти на олимпиаду по математике и занять последнее место, чем вообще не ходить на нее. Словом, будем смело лезть в гущу всякого состязания. Это один из надежных путей укрепления характера.
Только важно самому себе сказать: я участвую в этом соревновании вовсе не ради победы, а ради того, чтобы попробовать свои силы – и присмотреться к другим. И пусть кто-то смеется – я то знаю, что участвую в этом соревновании не для него, а для себя. Потому что это мое исследование себя! И способ формирования моего характера.
Из города Молодечно пришло письмо: «Я не могу решать по арифметике трудные задачи и сразу начинаю реветь, потому что они у меня не выходят».
И из Саратова: «Когда открываю задачник и прочитаю задачу, то у меня такое чувство, что я ее не решу. И начинаю плакать. С пионерским приветом...»
А чего плакать? Чего реветь? Соберемся с духом, подумаем над задачей хорошенько, не испугаемся ее – и решим. Арифметические задачи – хорошие пилюли от слабоволия.
УМСТВЕННЫЙ ТРУД
Глава шестая
1
Мы прошли через сложные сферы человеческой психики – сферы воли и чувства, немножко научились разбираться в них, поняли, как они “устроены” и “работают”, научились управлять ими – управлять собой. Теперь мы выходим в мир мысли, знания, творчества, подбираемся к тому, ради чего, собственно, и приходится стараться заинтересовать себя, прилагать усилия воли, приобретать уверенность в себе, ради чего мы тратим время на уроки. Мы подходим к главному в учении – к умственному труду, направленному на приобретение знаний и умений. Мы должны понять, что же это значит – трудиться умом и как это делать лучше, чтобы наш умственный труд приносил больше результатов и удовлетворения.
То, что умственный труд – это “главное в учении”, наверное, правда.
Но это не значит, конечно, что в жизни человеческой умственный труд – самая важная форма труда. Труд души, труд чувств ничуть не менее важная составляющая в развитии личности.
А в чем-то, может быть, и более важная.
Что такое умственный труд, нам более или менее понятно: мы напрягаем свои интеллектуальные способности для решения какой-то задачи, для изобретения какой-то идеи.
Но что такое “труд души” или “труд чувств”?
Это когда мы отваживаемся чувствовать мир своим сердцем – отваживаемся со-переживать, со-чувствовать всему тому, что в мире происходит.
Но почему это труд?
Да потому, что в самих по себе физиологических ощущениях, которые мы получаем от окружающего мира, не содержится никакого нашего к нему отношения. С помощью этих ощущений мы воспринимаем лишь какие-то объективные сигналы – и в них нет ничего собственно человеческого.
Но человек – существо субъективное. Он не просто получает сигналы от мира, но и наделяет их своим отношением, своими чувствами.
А это немалый труд! Труд души, труд чувств, труд переживаний.
Когда труд души оказывается своего рода нравственным императивом, велением совести. Ведь можно же, в конце концов, прожить жизнь без сочувствия, без сострадания, без мук совести... Однако если человек просто ощущает, но не умеет чувствовать, не умеет активно вчувствоваться в мир, если он не прилагает к своим ощущениям труд души – он неполноценен как человек.
Человек – прежде всего существо чувствующее, переживающее и только потом существо “умствующее”. И если человек развил в себе исключительно способность умственного труда, очень велика вероятность, что он окажется интеллектуальным циником.
Что же касается труда умственного как труда “направленного на приобретение знаний и умений”, то здесь требуются вот какие оговорки.
Существует два принципиально различных способа приобретения знаний.
Первый способ состоит в том, что знания приобретаются в собственном опыте. В этом случае человек вырабатывает свое знание о мире, а не получает его в готовом виде. Фактически это не приобретение, а изобретение знаний. Всматриваясь в свой чувственный опыт (а жизненный опыт всегда в первую очередь чувственный!), человек пытается описать и осознать данные этого опыта. А результатом становится его собственное, индивидуальное знание о мире.
Второй способ заключается в том, что человек извлекает уже готовые (то есть созданные кем-то!) знания из книг, из фильмов, из чьих-то рассказов. И чтобы такого рода знания появились, ему совсем не требуется собственный опыт.
Это самый легкий способ приобретения знаний. Но и одновременно самый неэффективный. Человек становится просто потребителем знаний. Он начинает искренне верить, что любое знание уже где-то есть. И все что требуется – “знать места”, где его можно отыскать.
Такой потребитель знаний и не догадывается, что, прежде чем попасть в книги, знания были кем-то изобретены. Он привыкает к разжеванному и упакованному знанию, когда не нужен никакой умственный труд, а требуется простое запоминание информации.
Как трудно изобретать собственное знание, видно из того, как мало мы рассказываем друг другу об опыте своих наблюдений, об опыте своего проживания мира.
Вот мы сходили в кино и пытаемся пересказать своему другу понравившийся фильм. И оказывается, это чрезвычайно сложно! Потому что помимо впечатления, которое произвел на нас фильм, нам надо передать это впечатление в виде оформленных в слова мыслей. А это, оказывается, безумно трудно. Поэтому так часто на вопрос, о чем фильм, ребенок начинает делиться своими эмоциональными впечатлениями: “Ну, там так классно, там этот тому как врежет, а этот от него как начнет удирать... А еще там эта была, ну как ее...” Вот и весь рассказ.
А чтобы переплавить впечатления в знание, чтобы рассказать своему другу, о чем тот или иной фильм, та или иная книга, требуются немалые умственные усилия. Требуется изобретение собственного формата понимания увиденного фильма или прочитанной книги. Требуется нахождение тех слов, которые были бы адекватны нашим впечатлениям и переживаниям. Требуется изобретение собственного текста, который бы достаточно точно отображал оттенки нашего восприятия. А этого мы, как правило, и не умеем! Видеть и наблюдать худо-бедно умеем. Чувствовать и переживать – тоже. А вот превращать наши наблюдения, наши чувства и переживания в знание, увы, нет.
Да и откуда же возьмется это умение, если, например, в школе, вместо того чтобы научить нас описывать собственный опыт (например, опыт прочтения той или иной книги), нам дают готовые информационные подсказки с помощью учебника. Нам не предлагают выработать собственную концепцию понимания и интерпретации “Капитанской дочки” или “Войны и мира”, а раскладывают по полочкам кем-то уже придуманное знание об этих книгах и предлагают это знание усвоить. Вот мы и привыкаем пользоваться готовым.
Получается, что та же школьная литература отучает наблюдать, переживать и описывать опыт своих наблюдений и переживаний. Она приучает пользоваться чужим – чужим зрением, чужим пониманием.
И не мудрено, что это чужое зрение, чужое знание воспринимается детьми как чуждое. Не мудрено, что дети отторгают его.
И лишь у тех учителей, у которых учебниковское знание выступает как повод для выработки ребенком знания собственного (собственных интерпретаций, собственного взгляда на вещи), то есть у тех учителей, у которых оказывается востребован умственный труд ребенка, – только там и происходит настоящее образование.
магнитное поле работы
До сих пор мы часто употребляли слово “работа”. Мы говорили о том, как сделать работу интересной, как заставить себя взяться за дело, как поставить цель. Но это относилось ко всякой работе вообще, будь то изучение физики, или копание канавы, или работа на станке: на все виды работы у человека одни правила увлечения.
Однако в каждом деле свои секреты, и каждая работа обладает своей особой, притягательной силой, надо только уметь обнаружить ее, эту силу, вызвать ее к жизни и подчиниться ей. Надо очень хорошо знать ее секреты, владеть ими, то есть работать сознательно, профессионально.
Здесь самое важное слово – “подчиниться”. Не овладеть, не подчинить своей воле, а найти в себе силу подчиниться внутреннему закону работы! Потому что у всякой работы есть свои законы, свои правила. А человеческое Я обладает удивительной пластичностью: например, обладает способностью подчиняться правилам различных игр (а работа – это тоже своего рода игра), притом не только не теряя себя, а наоборот, развивая внутри этих правил свою самобытность.
Так, плохой футболист постоянно нарушает правила: они ему мешают играть. Хороший же футболист уже умеет подчинить себя правилам игры, и чем лучше футболист, тем большее удовольствие от игры он получает. И не в обход правил, а в согласии с ними.
То же самое можно сказать и про любую форму деятельности.
Писатель осваивает правила языка – и уже внутри этих правил разворачивает свою писательскую самобытность.
Пианист осваивает правила игры на фортепьяно – и уже внутри этих правил реализует свою индивидуальность, свое творческое Я.
Токарь, работающий на токарном станке, подчиняет себя правилам этого станка. И только после этого у него появляется возможность проявить свою творческую индивидуальность... А попробуй не подчини – тут же получишь тяжелую травму!
Так что в любой работе нужно уметь подчинять свое Я ее законам и правилам.
Но беда, если, подчинившись закону той или иной работы, мы не обнаружим в этой работе пространства для реализации этого нашего Я. Тогда это будет бессмысленная работа, и мы будем глубоко от этой работы страдать.
Потому-то и важно подчиниться не просто работе, но ее притягательной силе. А это и значит – найти в работе, в ее правилах и законах место для самого себя.
Умственный труд – самый сложный вид деятельности человека. Он особенно сложен потому, что происходит невидимо, неслышно, неосязаемо. Когда преподаватель учит работать на станке, он показывает: “Возьми деталь так... закрепи ее так...” И каждый своими глазами видит, как взять и как закрепить. Мы повторяем операцию, учитель тоже видит, что мы делаем, и имеет возможность поправить: “Нет, не так берись, а вот так”.
Но вот мы решаем задачу у доски и не можем решить. Учитель говорит: “Ну думай, думай, думай же!” А что это значит? Что именно надо делать? Учитель показать этого не может, он только повторяет: “Думай, соображай!” Мы стоим и соображаем, но никто в целом мире не сказал бы, думаем ли мы в этот момент или мечтаем о мороженом, и если думаем, то правильно или неправильно, и если неправильно, то в чем именно мы ошибаемся. Никто не может влезть к нам в голову и понаблюдать происходящее в ней.
научить думать
научиться думать
Все правильно. О том, что происходит у меня в голове, могу знать только я. И производится это знание в результате особой работы, которую психологи называют рефлексией. Это работа по всматриванию внутрь себя и по описанию тех процессов, которые происходят внутри моего сознания.
Рефлексия – один из пусковых механизмов мышления. Во всех других областях я могу воспользоваться уже готовым знанием, а значит, могу обойтись без мышления. Но если возникает вопрос о том, что происходит в моем сознании, увидеть и описать эти процессы могу только я!
Научить думать – самая трудная задача учителя.
Научиться думать – самая трудная задача ученика.
В том-то и состоит суть думания, что думать “по образцу” невозможно. Думание – это всегда приращение собственной мысли: в твоем сознании что-то прибавляется, но это “что-то” не берется извне, а является твоим и только твоим.
А процесс раз-думывания, раз-мышления – это процесс раз-ворачивания мыслей. Кому не знаком этот процесс, когда одна мысль порождает другую, когда мысли ветвятся как дерево, а точки ветвления – это точки порождения новых мыслей, новых мыслительных поворотов!
Причем это свойство не каких-то особых голов, но всех голов без исключения. Голова – это вовсе не хранилище информации. Голова – это фабрика по производству новых дум.
Но если голова каждого человека только и делает, что думает, зачем ей еще и “учиться думать”?
А затем, чтобы не просто думать, а думать успешно. Чтобы в результате появились такие мысли, которые позволяли бы нам разрешать те или иные жизненные ситуации. Чтобы у нас появлялись действительно ценные идеи. Ценные и для нас, и для окружающих.
Потому что слишком часто те мысли, которые приходят нам в голову, оказываются, к сожалению, не очень удачными...
Все неприятности в школе, все нежелание учиться, все плохие отметки – всё происходит большей частью оттого, что мы или не умеем думать, или, чаще, не хотим думать, потому что думать тяжело. Умственный труд тяжелее физического, человек быстрее устает, да и результаты не всегда налицо.
Странно, правда? Как это так: умственный труд – тяжелее физического? Работяга вкалывает кувалдой, а ученый сидит за столом и чего-то там думает. Что в этом тяжелого?
Но в том-то все и дело, что речь идет о таком мыслительном процессе, когда человек мучительно бьется над трудной задачей, когда он пытается пробиться к пониманию того, что не понимает, когда мышление требует полной внутренней самоотдачи. Кому приходилось мыслить таким образом, тот знает, как велик при этом расход энергии, как просыпается чувство голода, требующего возмещения потерянных калорий, – хотя, казалось бы, все что ты делал – это целый день сидел за столом и что-то писал... Чем продуктивнее умственный труд, тем больше расход калорий. И человеческая голова, которая научена трудиться с полной самоотдачей, требует не меньше энергии, чем мускулы кузнеца или землекопа.
Когда копают канаву или точат детали, то хорошо ли мы работали, плохо ли, а все же что-то сделали, что-то есть после нашей работы, что-то изменилось. Но можно продумать день, два, три, год и ничего не придумать, все впустую, словно и не работал, не трудился. Можно просидеть над задачкой три часа и не решить ее, так что начинает казаться, что и нечего было сидеть. Умственный труд, в отличие от физического, часто не приносит никаких результатов,
несмотря на все наши старания и даже несмотря на умение.
То есть вопрос, в общем-то, вовсе не в тяжести умственного труда, а в результативности. Если умственное напряжение не приводит ни к каким значимым результатам, это пустое, бессмысленное напряжение. Угнетают не сами по себе большие энергетические затраты, а бессмысленность этих затрат.
А чтобы энергозатраты были эффективными, нужно учиться. Нужно осваивать технику умственного труда.
И это как в любом деле.
Если взять в руки лопату и начать копать землю, не имея никакого навыка, очень скоро на руках образуются водяные мозоли, руки и поясница начнут болеть, и работу захочется бросить.
Но если ты не просто копаешь землю, а выкапываешь клад, и лопата уже стучит по крышке пиратского сундука, никакая боль в пояснице и никакие мозоли на руках тебя не остановят. Азарт приближающейся цели придаст силу и энергию. И с каждым новым броском земли будет улучшаться твоя техника владения лопатой и своим телом.
Так и в умственном труде: если хотя бы раз почувствовал вкус и ценность придуманных тобой мыслей, у тебя возникнет ни с чем не сравнимый азарт, который будет заставлять думать дальше и дальше.
Конечно, школьный умственный труд не бывает слишком тяжелым. Учителя выбирают такие задания, чтобы они были по силам неокрепшему уму, чтобы их можно было выполнить. Для каждого возраста, для каждого класса – свой потолок трудности. Но некоторые ребята не выдерживают и этой небольшой нагрузки и, еще не успев надорваться, перестают думать – перестают заниматься умственным трудом. Они ходят в школу, что-то отвечают, что-то делают, но каждый раз, когда надо приложить умственные усилия, они пасуют. Или спишут задачку, или еще как-нибудь обойдутся. Постепенно они совсем отвыкают думать, и вот тогда-то учение и становится настоящим мучением, адом. Учение без умственного труда, без думания невозможно. Оно нестерпимо скучно.
Иными словами, терпят учебное фиаско те, кто приучается жить “чужим умом”. Вместо того чтобы использовать страницы учебника или слова учителя как повод для появления собственных мыслей, собственного мнения, они идут по самому легкому и самому скучному пути: учат учебник, запоминают слова учителя, – а в результате не умнеют, а тупеют от такого “образования”! Точнее говоря, никакого образования в этом случае не происходит: в таких учениках не происходит образования новых мыслей, нового содержания. В них вообще ничего нового не образуется – какое же это образование? Еще раз напомню: корень слова “образование” – слово “раз”, т.е. некая единичность, некая целостность. Что бы ни образовывалось в мире – всегда образуется какая-то новая сущность, некая новая “разовость”.
А образование, которое получает человек? Это образование его индивидуальности, его человеческого Я, его личности.
Образованный человек – это человек, который развил в себе способность быть собой по отношению к самым разным областям культуры.
если никаких новых мыслей не образуется – какое же это образование?
А кто постепенно разовьет в себе это главное человеческое умение – умение думать, кто приучит себя думать, у кого появится лучшая из лучших привычек – привычка всегда, постоянно думать, тот будет учиться с увлечением. Потому что умственный труд, как никакой другой, сам в себе таит радость и обладает замечательным свойством: чем больше работаешь умом, тем больше работать хочется.
Но это только в том случае, если ты умеешь думать результативно.
То есть умеешь не просто думать, но и придумывать.
Причем придумывать что-то такое, что оказывается значимо.
А еще важно, чтобы придуманное тобою оценили и поддержали окружающие.
Например, учитель. Или соученики по классу.
А то ведь как бывает: ты придумаешь что-то свое про Евгения Онегина, а учитель за это двойку ставит: мне твои придумки не нужны, ты лучше расскажи по учебнику. Вот и пропадает желание думать.
Так что вопрос о ценности думания – это вопрос не только к ученику, но и к школе. Пока школа считает, что главная цель – дать ученику готовое знание, пока школа считает, что усвоение этого знания важнее, чем придумывание собственного, призыв “думай!” оказывается весьма рискованным призывом.
Впрочем, во все времена самостоятельное думание было связано с риском. Проще жить не думая.
Так что “думать” или “не думать” – это всегда вопрос собственного выбора.
как вам объяснить, какой цвет – красный?
2
Самые первые знания о мире человек получает с помощью органов чувств, в ощущениях. Человек видит, слышит, нюхает, пробует на вкус, осязает – трогает рукой, ощупывает. Это все ощущения. Я никак не могу вам объяснить, какой цвет красный, если вы никогда не видели, не ощущали красного цвета. Весь материальный мир, все предметы, все в природе, всех людей и животных – все мы можем ощущать: видеть, или слышать, или чувствовать обонянием. Есть много материальных явлений, которых мы не видим, не слышим и не осязаем, например, атомы, молекулы или электромагнитные колебания. Но, по существу, мы тоже видим их, только с помощью приборов: ученые видят отклонения стрелок или кривую линию, вычерченную прибором самописца, или по каким-то другим следам.
Но, разумеется, такого рода “интеллектуальное видение” не имеет отношения к собственно ощущениям. Видим-то мы в этом случае все-таки линию самописца, а вовсе не движение атома. А атом уже интеллектуально реконструируем – между прочим, с помощью какого-то теоретического инструментария.
Все материальное, существующее вне нас и независимо от нас, все, что существовало и будет существовать, даже если бы нас не было, – все в той или иной форме, непосредственно или с помощью приборов, в принципе можно (или когда-нибудь станет возможным) ощущать.
Понимать и моделировать? Пожалуй, да. Ощущать? Пожалуй, все-таки нет.
Потому что слово “ощущение” – это не про устройство мира, а про устройство нас с вами.
Человеческие ощущения, как и ощущения любого живого существа на свете, заведомо ограничены. Правда, человек научился компенсировать свою биологическую ограниченность с помощью различного рода приборов. Но это вовсе не значит, что человек начинает, к примеру, ощущать атомы и молекулы! Нет, конечно. Но несомненно то, что он может вырабатывать знание в том числе и о тех областях мира, которые находятся далеко за границами его ощущений.
Ощущения – основа наших знаний о мире. Если бы мы не ощущали, не имели такой способности, если бы у нас не было органов ощущения (органов чувств), мы не знали бы о мире ничего, не знали бы о его существовании, не знали бы даже о том, что мы сами существуем. У нас не было бы никаких знаний вообще и не было бы сознания – мы не были бы людьми и даже вообще не были бы живыми существами: мы были бы камнем или куском железа.
Но, с другой стороны, в самих по себе ощущениях тоже нет знаний. Как нет знаний у кошки или у собаки, хотя они ощущают не меньше нашего. Потому что для возникновения знаний мало ощущений – необходим интеллект. Необходимо сознание, в котором и с помощью которого происходит переход от собственно ощущений к знанию об этих ощущениях.
Одно дело – ощущать, и совсем другое – знать о том, что ты ощущаешь. Вот и получается: чтобы появилось знание, требуется понимание, требуется интерпретирующая способность со-знания. А со-знание – это то, что делает наши ощущения интеллектуально отчетливыми. Понимаемыми. С помощью сознания происходит творение знания о том, что мы ощущаем. Давая имена нашим ощущениям во множестве их оттенков, мы тем самым метим их. И лишь в той мере, в какой происходит эта символическая меточная деятельность, у нас появляется знание о наших ощущениях. Мы можем уже не просто ощущать, но и рассказывать о своих ощущениях – т.е. транслировать выработанное нами знание другим людям. И точно так же нам могут транслировать свое знание другие люди.
Только ощущения, которые доставляются нам с помощью органов чувств, связывают нас с миром; на них, из них и строится все наше знание о мире, о людях, о себе. Чем больше человек ощущает, то есть чем больше он видит своими глазами, чем больше он слышит своими ушами и так далее, тем богаче его внутренний мир, тем легче приобретает он знания.
При этом человек не просто ощущает – он мыслит ощущениями. Любые человеческие ощущения принципиально отличаются от ощущений кошки или собаки тем, что они всегда нагружены какой-то мыслью, каким-то пониманием! И потому чем глубже и дифференцированнее ощущения человека, тем глубже и дифференцированнее его внутренний мир, мир его индивидуальных знаний и его представлений о мире.
Но ощущения живут только в то время, пока то, что мы ощущаем, действует на органы наших чувств. Я ощущаю кошку, пока я вижу ее или слышу мяуканье. Но стоит кошке убежать или стоит мне закрыть глаза, убрать руки за спину и отойти от кошки, я мгновенно перестаю ощущать ее.
Но если я успел осознать присутствие кошки, т.е. если я успел что-то про эту кошку подумать, эта кошка, даже убежав, останется со мной – в виде моей мысли об этой кошке, в виде моего знания о ней! Причем это будет мое собственное знание о кошке. Например: “Какую красивую пушистую кошку я только что видел!”. А у другого наблюдателя может сформироваться совершенно другое знание. Например: “Какой грязный, лохматый котище только что был здесь!” У каждого наблюдателя будет свое знание. И ощущения тоже будут различными: они будут определяться разными углами зрения на эту кошку. То есть – разными сознаниями. Мы попросим двадцать человек рассказать про кошку, которую они только что видели, и услышим двадцать разных историй с разными подробностями и разными акцентами. И чем больше будут индивидуализированы эти подробности, тем в большей мере это будет говорить о развитости мышления рассказчика и его способности видеть мир.
Но зато я могу ее представить себе! Я могу закрыть глаза, заткнуть уши, зажать нос, с головой завернуться в толстое одеяло – все равно мне ничего не стоит представить себе все то, что я когда-нибудь ощущал, то есть видел, слышал, осязал, нюхал, пробовал на вкус.
И снова: у всех людей будут разные представления. Их воображение будет делать разные акценты. Кто-то в первую очередь увидит окрас, кто-то – мордочку, кто-то – контур, кто-то увидит кошку в одной позе, а кто-то совершенно в другой. Кто-то представит себе ее мяуканье, а кто-то пушистость или гладкость ее шерсти... И при этом человеческое представление всегда будет нагружено работой понимания и воображения.
То, чего я никогда не ощущал, я тоже могу представить себе – это и называется фантазией. Но и фантазия моя, если разобраться, составлена из того, что я ощущал. Представьте себе, например, костюм фербенксового цвета. Ну попытайтесь представить!
Никому из читателей это не удастся. Я только что выдумал. Этот цвет никто не мог видеть и потому не может представить. Фантазия работает только на известных ощущениях. Но если я скажу, что фербенксовый цвет – это очень мягкий сине-зеленый тон, то при некотором старании вы представите его, потому что вы ощущали и синее, и зеленое, и мягкое. Остальное сделает фантазия.
Выдуман-то в данном случае не цвет. Выдумано имя.
Между прочим, когда ребенок читает книжку и встречает в ней незнакомое название (например, “палевый цвет”), он не торопится лезть в толковый словарь или задавать вопросы взрослым, а пытается представить этот цвет.
Но это еще не фантазия.
Фантазия – это когда я начинаю сочинять некую реальность (не представлять себе то, что я на самом деле когда-то видел, а именно сочинять, придумывать!), и эта реальность начинает в моем воображении жить своей жизнью. Я воображаю разные ситуации и себя в этих ситуациях. Я воображаю героев и события, про которых читаю книги.
А еще у человека есть способность выдумывать такую реальность, которая в принципе никогда не существовала. И вовсе не комбинировать ее из уже известных элементов.
Такая-то способность и называется творчеством.
Разумеется, фантазия опирается на реальные ощущения. Однако это вовсе не значит, что она из них и состоит. Материя фантазии – это все-таки не ощущения, а образы. А каждый образ – это некая целостность, сочиняемая человеческим воображением. И именно образ, а не ощущение является элементарной единицей нашей фантазии. Именно из образов ткется ее полотно.
Естественно, что образы окрашены нашими ощущениями. Но это вовсе не значит, что они из этих красок состоят! Так, любая художественная книга состоит вовсе не из слов и уж тем более не из букв.
Иными словами, человеческая фантазия работает не по законам детского конструктора, когда большое целое создается из заранее приготовленных элементов.
единица измерения фантазии
Мир ощущений – яркий и сильный мир. От этого мира нам больно, сладко, горько. Это очень богатый, разнообразный мир, и в то же время он очень ограничен: нельзя, невозможно ощущать одновременно вещи, которые разделены между собой пространством и временем. Пока я нахожусь в классе, я могу ощущать только то, что есть и происходит именно здесь, в этих четырех стенах, и лишь то, что происходит сейчас, сию минуту. Стерли с доски запись, и я больше не могу ощущать ее, я могу только представлять ее себе, видеть в уме. И уж подавно не могу я ощущать то, что было сто лет назад или будет через тысячу лет, и не могу ощущать того, что происходит в это мгновение в Африке или даже в соседнем классе. А представить себе могу! Все что угодно могу, а вернее сказать, не все что угодно, но все то, что я когда-то ощущал. Представление – это память об ощущении, это наше воспоминание о том, что мы видели, слышали, осязали. Ощущать можно лишь маленький кусочек мира, а представлять – весь мир сразу.
Конечно, представление – это не просто память об ощущении, а то как можно было бы представить “весь мир сразу”? Ведь “весь мир сразу” мы никогда не видели и не можем увидеть. Но образ такого мира мы силой своего воображения создать, разумеется, можем. И можем этот образ себе представить. Пред-ставить. Поставить перед собой силой своего сознания. Хотя скорее всего это будет неустойчивый, колеблющийся образ, лишенный четких границ. Поэтому мы предпочитаем представлять себе не “весь мир сразу”, а какие-то значимые для нас фрагменты этого мира. Например, лицо любимого человека. Или события из любимой книги. Но никогда наше представление не будет статичным, неподвижным. Образ представляемого нами будет словно пульсировать в нашем сознании, неуловимо меняя свои очертания и границы. Иными словами, все, что мы ни представим, окажется живым, изменяющимся, подвижным. И не важно, пытаемся мы представить себе что-то из прошлого или пытаемся представить то, чего еще не было.
Есть люди, которые живут по преимуществу одними ощущениями: в их сознании лишь то, что непосредственно находится перед ними, что они сейчас видят, слышат, могут потрогать, понюхать, лизнуть. Это бедные люди, у них очень ограниченный мир, и он мелькает перед глазами, не оставляя следа, не оставляя представлений и не развивая способности к представлению.
Конечно, на самом деле таких людей нет. Любому человеку, как бы ни был слабо развит его чувственный и мыслительный опыт, знаком опыт “высшей” жизни. И любой человек, как бы низко он ни находился на социальной лестнице – даже если это практически потерявший человеческий облик привокзальный бомж, – живет не только натуральными ощущениями. У него тоже есть фантазия, есть представления – оскопленные, болезненные, – но все-таки есть.
И он тоже умеет представлять, причем не только прошлое, но и будущее. Хотя краски его прошлого и его будущего могут быть стертыми до неразличимости...
Вообще нужно иметь в виду, что мир человеческих ощущений гораздо более сложный и тонкий, нежели тот мир, который создается нашими пятью органами чувств. Это у кошки мир ощущений состоит из того, что она “видит, слышит, осязает, нюхает и пробует на вкус”. Что касается человека, то он способен ощущать и многое-многое другое.
Например, у него может быть ощущение того, что его жизнь в тупике. Или ощущение того, что надо что-то делать. Или ощущение душевной боли. Это, если угодно, интеллектуальные, или духовные ощущения.
Кто-то скажет, что это ощущения в переносном, не натуральном смысле. Конечно, это не физиологические ощущения. Но тем не менее это именно ощущения. Высшие ощущения, высшие чувства, наличие которых во многом определяет отличие человека от животных. И если один человек рассказывает другому о такого рода ощущениях, он может быть уверен: его поймут. Такие ощущения знакомы каждому без исключения человеку.
Для человека ощущение – это то, что чувствуется, но еще не оказалось выведено на свет понимания.
Например, у человека может быть ощущение осмысленности жизни (или ощущение ее бессмысленности), но это вовсе не значит, что у него есть понимание смысла жизни. Он именно ощущает, что смысл жизни – есть. Но ощущает он это, конечно, не зрением, не слухом, не обонянием, не осязанием и не с помощью языка. Возможно, тем, что в просторечии принято называть “шестым чувством”. А может быть, “всем своим существом” – то есть неким особым напряжением духа, у которого нет биологических рецепторов, но которое тем не менее, несомненно, существует.
Мы видели, что было бы с человеком, если бы у него не было способности ощущать: он превратился бы в минерал или в газ, в нечто неживое. Теперь вообразим, что было бы с человеком, если бы у него не было способности воспроизводить в памяти прежние свои ощущения, если бы он не мог представлять. Он знал бы только о тех предметах, которые ощущаются лишь мгновенно, сразу, и не мог бы сопоставить два предмета между собой, если они разделены временем или пространством, не мог бы ничего знать о психической жизни других людей, потому что ее нельзя непосредственно ощущать, не мог бы уловить смысла слов, потому что смысл слова доходит до нас уже после того, как слово прозвучало. Все прошлое и все будущее было бы скрыто для такого человека, он стал бы рабом мимолетных ощущений и никогда не мог бы узнать ни сути явлений и предметов, ни их назначения. Мир состоял бы для него из неясных пятен, непонятных шумов и звуков, из твердых, мягких, гладких, шероховатых, кислых или сладких предметов туманного происхождения, назначения, свойства.
Короче говоря, человек не был бы человеком, несмотря на то что имел бы все органы чувств.
Здесь речь идет не просто о способности представлять, но о способности удерживать в своем представлении опыт своего прошлого. Удерживать и структурировать этот опыт. Потому что просто способность представления – это еще не способность удержания в сознании и понимания своего опыта.
У любого животного есть опыт, который накапливается и закрепляется условнорефлекторным образом.
Специфика человеческого опыта состоит в том, что он оказывается осознаваемым опытом. Иными словами, человек постоянно строит систему некоего знания о своем опыте. Он сознательно структурирует свой опыт, раскладывает его “по полочкам”, устанавливает причинно-следственные связи и осуществляет некую сознательную реконструкцию своего опыта.
И на протяжении жизни человек строит диалог с этим своим знанием.
Но человек стал человеком, потому что постепенно научился делать орудия труда, от простейших каменных резцов и топоров до новейших сложнейших станков. А чтобы сделать даже самое простое орудие, надо сначала представить себе, каким оно будет, надо иметь способность представлять.
А это значит, что прежде чем человек научился делать орудия труда, он должен был научиться делать орудия мысли.
Но как могли возникнуть эти орудия мысли?
Современные гипотезы антропогенеза указывают на то, что первичной лабораторией сознания могла выступать предметно-меточная деятельность, когда простейшие каменные сколы “метили” те или иные эмоциональные состояния архантропов, и в этой меточной деятельности происходило становление того, что стало основой производства орудий мышления, с одной стороны, и орудий труда – с другой. Таким образом, и орудия мышления, и орудия труда имели в равной степени не орудийное, а эмоционально-меточное происхождение. Именно в эмоционально-меточной деятельности рождалась человеческая способность представлять, а вместе с ней – и способность сознательно создавать орудия труда.
Причем сама эта способность развивалась по мере того, как орудия труда становились все сложнее и сложнее. Можно сказать, что природа создала способность к представлению. Но можно сказать, что человек в труде и в общении сам научился представлять себе предметы и явления, которых нет непосредственно перед ним.
Современная жизнь дает необычайно богатые возможности для представлений. На экране кинотеатра и телевизора, из динамиков радио и магнитофонов мы можем увидеть и услышать тысячи вещей, которые в прошлом веке обычный человек никогда не мог бы представить себе. Сознание наше расширяется, внутренний мир становится неизмеримо богаче.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что богатство внутреннего мира человека зависит вовсе не от количества внешней информации, а исключительно от способности делать эту информацию поводом для развития своего “я”. Поэтому нередко человек, у которого резко ограничены возможности получать впечатления из внешнего мира, обладает чрезвычайно развитым и богатым внутренним миром – сложно структурированным, многоуровневым, глубоко индивидуальным. А человек, живущий в калейдоскопе внешних впечатлений, но не способный делать эти впечатления основой для развития собственного сознания, может обладать внутренним миром совершенно плоским, неразвитым, примитивным.
И в то же время телевизор у какой-то части людей уменьшает способность к представлениям. Человек смотрит на экран и переживает все то, что он видит непосредственно, что происходит перед глазами, и так часами и часами. Лишь только экран погас, в голове ничего нет, никаких представлений, никаких воспоминаний.
