«Нестареющий парадокс психофизических явлений: Инженерный подход Р. Г. ДЖАН ...»

Мы разработали также вариант этого аналитического метода оценивания, при котором вообще не про­ставляются оценки в баллах, а сразу вычисляются статистические оценки отдельно для каждого описа­ния. Главным в этом варианте является создание и использование свободного набора более чем из 200 ми­шеней, расположенных в районе, проведения экспери­мента, а также в США и в других странах. Набор об­разован на основе широкого круга проведенных ранее и проводимых в настоящее время экспериментов. На его основе могут быть вычислены соответствующие обобщенные априорные вероятности дескрипторов. По сравнению с оценками, вычисленными на базе на­боров мишеней, использовавшихся в соответствующей серии, оценки описаний перципиентов на базе этих обобщенных вероятностей лишь незначительно изменяют относительные значения баллов, полученных описаниями при любом из применявшихся нами пяти методов. Таким образом, этот вариант метода обеспе­чивает необходимую общую основу для вычисления отдельных значимостей этих оценок.

Последняя задача решается с помощью особой программы, которая строит множество эмпирических функций случайного распределения (по одной для каждого метода оценки) путем объединения всех оце­нок ошибочных описаний, присвоенных соответствую­щим методом, т. е. всех недиагональных элементов таблицы оценок «описания — мишени». Исходя из гауссова приближения этих эмпирических функций распределения, оценке, присвоенной описанию при сопоставлении его с соответствующей ему мишенью, можно переприсвоить значение по z-критерию, а так­же соответствующую вероятность ее чисто случайного появления. Пример реализации этого подхода приве­ден на рис. 23, где представлено эмпирическое распре­деление оценок, составленное по методу Е примерно из 1400 ошибочных соотнесений. На кривую наложены оценки, полученные 24 описаниями подлинных мише­ней в серии «Чикаго». Соответствующие значения z-критерия и вероятности чисто случайного их появ­ления приведены в табл. 7.

Объединив эти отдельные величины значимости, с помощью различных стандартных методов можно по­лучить один общий значимостный уровень для всей серии [180]. С точностью до порядка аппроксимации соответствующего метода этот результат должен сов­пасть с результатом, полученным с помощью первона­чального метода ранжирования. В данном случае уровень значимости для серия оказался равным 10-8, тогда как при балльном ранжировании он составил 10-6.

Результаты, приводимые в табл. 3—7, дают пред­ставление о некоторых из наиболее удачных данных, полученных нами. Можно было бы также привести много менее удачных примеров. Резюмируя накоплен­ные нами данные, которые охватывают более 200 по­пыток дистанционной перцепции, предпринятых доб­ровольцами, не претендовавшими на какие-то особые способности, можно сказать, что эти результаты при­близительно равномерно распадаются на четыре кате­гории, сравнимые по величине. Это категории, в ко­торых

1) мишень представлена в описании правильно как в деталях, так и по общей композиции;

2) отдельные признаки мишени восприняты пра­вильно, однако сцена в целом описана ошибочно;

3) воспринято окружение мишени, однако ее дета­ли описаны ошибочно;

4) описание не обнаруживает соответствия мишени ни в общем, ни в частностях.

Ознакомление с литературой свидетельствует о том, что примерно такую же картину дают результаты ана­логичных экспериментов, проведенных другими ис­следователями.

Пока что не удалось особенно продвинуться в во­просе о связи между степенью успеха рассматриваемой нами разновидности перцептивных попыток и условия­ми проведения опытов, а также особенностями склада личности и установкой участников эксперимента. Правда, накоплены определенные сведения, основы­вающиеся на свидетельствах наиболее способных пер­ципиентов. В них мы находим указания на такие фак­торы, как желательность личностной связи между агентом и перципиентом, важность свободы поведения перципиента, значимость исключения любых элемен­тов ассоциативной или конструктивной логики и т. д. Однако здесь остается еще настолько много неясного и противоречивого, что отсутствует база для тщатель­ного экспериментального изучения и построения тео­ретических моделей. В настоящее время правильно будет сказать только одно: эмпирические факты в поль­зу реальности рассматриваемого класса феноменов продолжают накапливаться, однако с обескураживаю­щей нерегулярностью и при почти полном отсутствии даже элементарного их понимании. Тем не менее мыс­лимые в настоящем и будущем практические примене­ния таких явлений в сочетании со сравнительной про­стотой и дешевизной экспериментов продолжают слу­жить питательной средой для проведения -такого рода исследований.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ

Хотя бы мало-мальски приемлемой теории пси­хофизических явлений пока не создано. После не­уловимости психофизических эффектов в условиях контролируемого эксперимента отсутствие убеди­тельных теоретических моделей, т. е. того, с чего начинается традиционное взаимодействие между те­орией и опытом, от которого в конечном счете зависит научный прогресс,— это вторая но важности при­чина неудач в данной области. Такой факт, конечно, можно считать и свидетельством того, что данные феномены либо вовсе не существуют, либо в крайнем случае носят настолько неуловимый характер, что никакое аналитическое их описание становится в принципе невозможным. Но вместе с тем он может быть и показателем того, что современная физиче­ская теория, при всей ее развитости и сложности, еще не достигала такого уровня, при котором ее можно было бы использовать в данной области и применять к проблеме связи сознания с физическим миром [181], и что, быть может, именно здесь про­ходит один из новых рубежей физики. Вместо того чтобы бросаться из одной крайности в другую, на­верное, имеет смысл рассмотреть некоторые из клас­сических попыток, предпринимавшихся в данном направлении, причем взглянуть на них как с чисто теоретической, так и с общенаучной точки зрения.

На протяжении почти всего столетнего периода наблюдения психофизических явлений усилия, на­правленные на их научное объяснение, основыва­лись на различного рода догадках относительно их природы. Некоторые настаивают на том, что эти яв­ления носят целиком иллюзорный характер, т. е. представляют собой артефакты некорректно постав­ленных экспериментов и некорректной обработки их результатов, или же что они являются чисто слу­чайными. Другие связывают наблюдаемые явления с известными физическими и физиологическими про­цессами, считая, что участники эксперимента имеют к ним какое-то отношение, но не могут их усиливать. При этом имеются в виду такие явления, как электро­магнитное излучение электрического контура, обра­зуемого мозгом, биопотенциалы сердечной актив­ности, теплоперенос, механические колебания, из­менения в химическом составе окружающего воздуха, вызываемые либо просто присутствием человека, либо воздействием его организма. Есть и такие исследо­ватели,' которые утверждают, что ни одна из подоб­ных «консервативных» моделей не в состоянии объяс­нить обнаруживаемые явления и что для того, чтобы распространить на них законы, установленные в физике, необходимо открытие новых форм энергии или передачи информации; не исключено даже, что потребуется обобщение самих физических законов (как это пришлось сделать при переходе от класси­ческой механики к квантовой или к специальной и общей теории относительности), в которые извест­ные формы войдут составной частью в более широ­кие понятия. Наконец, некоторые авторы приходят к выводу, что сложившаяся научная парадигма во­обще не адекватна и требуется фундаментальный пересмотр наших представлений о процессе целена­правленного наблюдения физических явлений.

Помимо неопределенности, касающейся требова­ний к степени глубины моделей, усилия по модельному представлению данных явлений осложняются также разногласиями по вопросу о том, какие про­цессы — психологические, физиологические или фи­зические или же сложные их комбинации лежат в основе якобы наблюдаемых явлений и, следователь­но, какие концепции должны превалировать в модели, а какие — играть второстепенную роль. Практиче­ски все возможные варианты в какой-то степени уже исследовались под вывесками «психофизиологиче­ских», «биофизических», «психолого-физических» и т. п. исследований, но ни одно из них не может пре­тендовать на что-либо большее, чем выдвижение на­глядных аналогий или общефилософских идей. Ав­тор настоящей статьи не считает себя компетентным в отношении оценки качества моделей, основанных на психологических или физиологических факторах. Можно лишь констатировать, что в наиболее часто обсуждаемых моделях такого рода, как правило, привлекаются случайные процессы, упорядочение ин­формации, статистические (а не обычные причинные) механизмы [182—187], причем почти все эти меха­низмы имеют свои аналоги в моделях, больше ори­ентированных на физику. Если же ограничиться рас­смотрением только таких физических теорий, то ис­тория заслуживающих доверия аналитических работ окажется совсем короткой и, по-моему, поучитель­ной скорее в общетеоретическом, чем в функцио­нальном плане.

Электромагнитные и геофизические модели

По-видимому, вследствие наивности соответст­вующих представлений в первых физических моде­лях психофизических эффектов предполагалось, что они распространяются в виде волн (обычно электро­магнитных) [188]. Несомненно, появление в это время радиотехники с ее принципиально новыми возмож­ностями передачи сигналов без проводов оказало влияние на понятийный аппарат и терминологию этих интерпретаций, в которых часто говорится о психо­физических «передатчиках», «приемниках», «антен­нах», «настройке», «помехах». Примером может слу­жить уже упоминавшаяся книга Элтона Синклера Мыслительное радио [152].

Последующие модели этого типа, в основном пред­ставленные в русской литературе [43, 50, 189, 190], ориентировались на волны очень низкой частоты (порядка 10 Гц), которые характерны для различных физиологических процессов, особенно для мозговой электрической активности. В некоторых вариантах этих моделей привлекается модуляция магнитного поля Земли или электростатического поля атмосферы. Были предложены также волновые модели неэлектромагннтного типа с использованием колебаний иных сред; в их числе волны инфразвукового диапа­зона, распространяющиеся в атмосфере, геосейсми­ческие волны, а также флюктуации атмосферного давления. Возникновение этих моделей можно объяс­нить наблюдающимся сейчас повышенным внимани­ем к необъяснимой способности хоминга (нахожде­ния дороги), присущей птицам, рыбам и млекопи­тающим, а также к поведению некоторых насекомых во время роения [101, 102, 132].

На основании опытов по использованию экрани­рованных помещений, получивших особенно широкое распространение на начальной стадии развития электромагнитной концепции, а также на основе более поздних экспериментов по дистанционной перцепции на большие расстояния, были разработаны некоторые простые тесты для проверки существования эффек­тов затухания, дифракции, интерференции и поля­ризации, но, поскольку в этих опытах требовалось работать с весьма протяженными объектами, полу­ченные результаты оказались малоубедительными. Некоторые современные исследователи продолжают придерживаться моделей этого рода, утверждая, что уровень электромагнитных сигналов, способных ока­зать воздействие на электрический контур мозга, настолько мал, что никакие опыты, если они не обе­спечивают достаточной чувствительности, не позво­лят уловить их. Еще большие проблемы, на мой взгляд, вызывает отсутствие каких-либо данных, сви­детельствующих о существовании конечной скоро­сти распространения психофизических эффектов, и огромное количество фактов прекогниции, которые, если их принять, не могут быть объяснены на основе рационально трактуемых волновых свойств.

Тем не менее если отвлечься на время от трудно­стей количественно-функционального порядка, свя­занных с электромагнитным подходом к психофизи­ческим явлениям, то между этими двумя классами процессов можно отметить более широкое общетеоре­тическое сходство в концептуальном и эксперимен­тальном плане. В области электромагнитных про­цессов, если не говорить о явном эмпиризме опреде­ления понятия о самих электромагнитных полях :как способе представить «действие» на расстоянии, су­ществует немало такого, что наивному или неис­кушенному наблюдателю может показаться (и, как свидетельствует история науки, казалось) «паранор­мальным» или по крайней мере аномальным. Неколинеарность законов Ампера и Био — Савара, а также эффекта Фарадея; явления индукции и пере­ходные процессы; ток смещения Максвелла; рас­пространение волн в вакууме с определенной ко­нечной скоростью — все это так или иначе противо­речило «нормальным» эмпирическим представлениям и в свое время воспринималось с трудом; потребова­лись определенные усилия для того, чтобы эмпирика поднялась до уровня развившейся теории.

Учитывая, что в отношении психофизических яв­лений мы в настоящее время придерживаемся столь же наивных и примитивных взглядов, нам, по-ви­димому, придется мириться и с эмпирическими пред­ставлениями об этих явлениях, пока не появится более полная модель, способная глубже отразить их сущность. Имеет поэтому, наверное, смысл взглянуть на упомянутые электромагнитные эффекты с точки зрения их сходства с психофизическими процессами. Так, например, часто наблюдаемый в психофизиче­ских экспериментах «эффект спада» (состоящий в том, что выполнение психофизического задания обычно характеризуется наивысшими показателями в самом начале, снижается по мере продолжения опыта, а за­тем снова возрастает перед самым его концом) не­сколько напоминает индукционные свойства неко­торых электромагнитных процессов. Эффект спада обычно приписывают психологической усталости или снижению эмоциональной напряженности опера­тора, выполняющего данную задачу; но возможно, что он отражает и более фундаментальные свойства феноменологической сферы в целом.

Аналогично в отчетах о многих психофизических явлениях говорится, что они по своей природе пре­ходящи («мимолетное впечатление», «внезапно уви­дел», «неожиданный эффект»). Один из излюбленных приемов некоторых перципиентов, участвующих в опытах по дистанционной перцепции, состоит в том, чтобы несколько раз «пройтись» по образу, который порождается мишенью, до тех пор пока он не прояс­нится. В сообщениях о ПК-эффектах нередко, гово­рится, что воздействие достигается с первой же по­пытки или сразу после прекращения первого усилия. Такой «эффект новичка, которому везет», можно было бы считать доказательством того, что психофизиче­ские процессы при пристальном внимании к ним уга­сают; вместе с тем он может дать основание для пред­положения, что эти процессы по сути своей «индук­тивны» в смысле электромагнитной теории, т. е. что они по своей сущности являются неустойчивыми фе­номенами, при которых сила явления зависит от производных по времени.

Имеется и еще одна особенность, которая роднит психофизические процессы с некоторыми электромаг­нитными явлениями. Это их тенденция носить непря­мой, косвенный, периферический характер: прямое усилие, направленное на решение задачи ПК, кон­чается неудачей, однако отмечается его «вторичное» воздействие на некоторый компонент или устройство, отличное от объекта ПК; перципиент может не за­метить главных элементов мишени дальновидения, но второстепенные, периферические ее детали опоз­наются точно; описывая картину физических возму­щений в ходе событий, связанных с «польтергайстами», говорят о вихревом, а не о радиальном движении, и это, заставляет вспомнить эффект векторного про­изведения и вихря векторного поля в сфере электро­магнитных явлений.

Все эти аналогии приводятся нами отнюдь не для того, чтобы подкрепить тезис о прямом физическом соответствии между электромагнитными и психофи­зическими процессами, а для того чтобы поставить вопрос о том, не может ли случиться так, что челове­ческий разум воспринимает и оценивает явления в обеих областях некоторым в принципе сходным об­разом.

Энтропия и случайные процессы

Второй, более поздний класс физических моделей относится к взаимодействию сознания с естественны­ми случайными процессами [95, 187, 191]. Для обще­принятых в физике аппаратов кинетической теории, термодинамики, статистической механики и теории информации общей является та основополагающая роль, какую играет случайность при описании про­цессов обмена информацией и энергией. При любом подходе второй закон термодинамики, выражающий тенденцию изолированных физических систем необра­тимым образом стремиться к состоянию наименьшей упорядоченности и наименьшего информационного содержания, выражает явную асимметрию по отно­шению к оси времени, выдвигая тем самым глубокие философские вопросы практически во всех областях науки от биофизики до космологии.

Можно полагать, что некоторые из наиболее хо­рошо управляемых а наиболее воспроизводимых

экспериментов по ПК, такие как описанные нами выше опыты с ГСС, ставят под сомнение второй закон термодинамики или по крайней мере требуют внести изменения в понятие изолированной физической сис­темы. А именно, можно предположить, что в условиях, характерных для упомянутых экспериментов, че­ловеческое сознание привносит, хотя и в небольшой степени, порядок в случайный физический процесс.

Эту возможность, вообще говоря, можно рас­пространить и на другие явления — аномальный прием информации в экспериментах по дистанцион­ной перцепции, психофизическую терапию, ПК жи­вотных и растений. Однако, насколько мне известно, пока что попыток определения каких-либо деталей, касающихся этой способности к упорядочению, т. е. попыток установления физического или физиологи­ческого ее источника, способов распространения и механизмов соответствующего взаимодействия, не пред­принималось. В ожидании таких попыток нам оста­ется только пойти по эмпирическому пути, стараясь найти полезное для практики представление наблюда­емых корреляций, т. е. поступить так, как поступают во многих других областях опытных исследований на начальной стадии их развития. И все же рассма­триваемый класс психофизических моделей ставит один серьезный вопрос. Дело в том, что на протяже­нии долгого времени считалось, что сущность соз­нания заключается в его способности извлекать ин­формацию из окружающей среды. Возможен ли об­ратный процесс? Способно ли сознание привносить ин­формацию в окружающую его среду?

Одна из крайних форм этой модели идет даже еще дальше, ставя вопрос о том, не обладают ли чрезвы­чайно сложные и тонкие системы собственным функ­циональным сознанием, не развивается ли у них — благодаря их огромной сложности и взаимодействию входящих в них подсистем — способность не только к обучению, самовоспроизведению и приспособле­нию к окружающей среде, но и к антиэнтропийному воздействию их «сознания» на них самих [192, 193].

Представления в гиперпространстве

К настоящему времени предпринят ряд попыток представления паранормальных явлений посредст­вом выражения фундаментальных законов физики в системе не четырех координат (с которой человек имеет дело в условиях обычного опыта), а в системах с большим числом координатных осей и применения возникающих при этом новых членов в уравнениях для представления паранормальных феноменов [104, 105, 194]. Один из таких подходов состоит в следую­щем. К каждой временной и пространственной коор­динате добавляется мнимая компонента, т. е. вво­дится сложное пространство — время в стиле тео­рии цепей переменного тока или волновой механики [195]. Мнимые компоненты и образуемые ими сов­местно с обычно рассматриваемыми вещественными компонентами перекрестные члены открывают тогда возможность представления аномальных явлений в рамках известных законов физики. Пока что не пред­ложено убедительного фундаментального определе­ния этих новых величин, что сводит такие модели к эвристическому и эмпирическому уровням. В этом смысле указанный подход несколько напоминает про­блему «скрытых параметров» в квантовой механике, о чем будет говориться ниже.

Можно представить себе, что если такие модели действительно должны объяснять взаимодействие соз­нания с физическими процессами, то соответствую­щие новые координаты или компоненты должны соот­носиться с процессами сознания либо каким-то обра­зом определять или локализовывать их. Иными сло­вами, может возникнуть необходимость добавления к нормальным «жестким» координатам, с помощью которых обычно определяются события физического мира, некоторых «мягких» координат, определяющих процессы сознания, с помощью которых происходит восприятие этих самых физических событий и, воз­можно, воздействие на них. Ясно, что система коор­динат, выбранная для наблюдения и представления того или иного физического процесса, тесно связана с восприятием этого процесса. Простейшими приме­рами этого могут служить восприятие кинематико-динамических процессов во вращающейся системе отсчета, каковой является, скажем, карусель или орбитальная космическая станция, или же вытекаю­щий из общей теории относительности еще более необычный вид физических процессов в системах отсчета, движущихся с большим ускорением.

Дальнейшее усложнение этой взаимозависимости между восприятием и системой отсчета путем вклю­чения в определение последней «координат созна­ния» — вещь рискованная, но вместе с тем и инте­ресная. И последствия этого не обязательно будут ограничиваться областью механического поведения физических систем: изменению может подвергнуться их воспринимаемая сущность. Еще полвека назад такую «еретическую» мысль высказал без обиняков известный английский физик Артур Эддннгтон [196, 197, 203].

Модели преобразований

Другой недавно предложенный — и в определен­ной мере крайний — подход известен под названием «голографической модели, или модели «преобразо­ваний» [198—200]. В ней, насколько я понимаю, в сущности предполагается, что информация во Все­ленной организована не, как мы привыкли считать, в терминах пространства и времени, а как частотно-амплитудная структура, над которой человеческое сознание, по сути дела производит «преобразования Фурье», с. тем чтобы упорядочить информацию и Привести её к более привычной форме. Поскольку в этом случае пространственно-временные координаты из фундаментальных ориентиров нашего опыта пре­вращаются просто в полезные упорядочивающие пара­метры, такие модели можно истолковать в том смы­сле, что сознание может с помощью упомянутого выше преобразования проникать в любую часть простран­ства и времени и, получив соответствующую инфор­мацию, интерпретировать ее и некоторой специфиче­ской форме.

Физик Давид Бом, совместно с психологом Карлом Прибрамом разработавший подобные концепции, при­дал им достаточно общую форму, предложив идею так называемого «имплицитного», или «свернутого», порядка фундаментальной реальности, из которого в соответствии с действующими условиями наблюде­ний получается более знакомый нам «эксплицитный» порядок, т.е. обычные восприятия [201, 202].

Квантомеханические модели

По-видимому, преобладающая категория нынеш­них попыток модельного представления некоторых па­ранормальных явлений, встречающихся в психофизи­ческой сфере, основана на применении понятий и формального аппарата квантовой механики. Из всех областей физической теории именно квантовая ме­ханика содержит больше всего таких эмпирических постулатов, которые расходятся с суждениями здра­вого смысла, приводя в своем развертывании к ре­зультатам, противоречащим обычным представлениям о реальности. Сам процесс квантования, который сво­дит измеряемые свойства к дискретным значениям, представление систем элементарных частиц в виде волновых функций, роль наблюдения в сведении всех волновых функций в единичный вектор состояния, принцип неопределенности, принцип запрета, прин­цип неразличимости, и, самое главное, переход це­ликом на позиции вероятностных механических свойств — все это делает человеческое понимание физических процессов в какой-то мере парадоксаль­ным. Известные мысленные эксперименты: «шрёдингеровский кот», «вигнеровский друг», «антиномия Эйнштейна — Подольского — Розена» — дают ос­нование предполагать, что законы квантовой меха­ники — это утверждения не столько о фундаменталь­ной физической реальности, сколько о нашей спо­собности получать информацию о ней. Иными сло­вами, квантовая механика описывает не столько сос­тояние физической системы, сколько наше знание о состоянии этой системы. Примерно в таком духе ряд авторов и стремится выразить психофизические процессы в терминах квантовой механики. Одни иссле­дователи питаются привлечь так называемые «скры­тые», или неиспользуемые, переменные квантовой теории, для того чтобы в более явной форме включить в свойства физических систем процессы сознания [107, 204—208]. Другие проводят аналогии между процес­сами, происходящими в синапсах головного мозга, и квантовомеханическим «туннелированием» [209].

При нынешнем зачаточном состоянии феномено­логической базы данных о рассматриваемых нами яв­лениях этот путь, наверное, следует считать излишне сложным и запутанным. Развиваемый нами подход к построению соответствующих квантовомеханических моделей отличается меньшей глубиной и' в то же время большей общностью: мы пытаемся изучить всего лишь возможные аналогии между парадоксальными следствиями из формального аппарата квантовой те­ории к паранормальными результатами, получаемы­ми в отдельных психофизических экспериментах. С позволения читателя, мы перейдем к описанию этого подхода в общих чертах, проиллюстрировав его име­ющимися в нашем распоряжении примерами.

Одна из обычных интерпретаций вопроса о при­менении квантовомехакнческого формализма к на­блюдаемому поведению физических систем состоит в приписывании определенных математических опера­торов соответствующему процессу измерения. Будучи применены к волновой функции системы, эти опера­торы порождают наблюдаемые значения некоторого свойства в виде собственных значений уравнений вида:

где М — оператор измерения, mi— наблюдаемые зна­чения измеряемого свойства, а i— соответствую­щие собственные состояния волновой функции. Наш подход обобщает это представление, распространяя его, наряду с обычными физическими системами, также и на системы сознания и позволяя использовать по­нятие оператора измерения в качестве средства спе­цификации как психофизических, так и физических свойств.

Итак, пусть «функция состояния» i означает некоторое индивидуальное сознание; пусть ситуация, в которую попадает эта функция, выражается неко­торым оператором S. Применение оператора ситуации к волновой функции сознания порождает тогда в ка­честве собственных значений возможные психологи­ческие реакции Si:

S i=si i

Воспользуемся теперь некоторыми положениями теории квантовомеханнческих взаимодействий для нахождения способности к «паранормальному» по­ведению как физических систем, так и систем созна­ния. Например, в традиционной теории ковалентных химических связей между двумя атомами водорода из отдельных атомных функций a и b на основании соображений симметрии и неразличимости строится сложная молекулярная волновая функция ab, ко­торая дает математическое ожидание для значения уровней молекулярной энергии, заметно отличающееся от простой линейной суперпозиции собственных зна­чений энергии ядра:

Eabi=eai+ebi+eabi

где eai и ebi означают собственные значения энергии атомов, a eabi — это член, отражающий «энергию обмена, который необъясним в рамках классической физики, но формально вытекает из постулата о том, что в связанном состоянии электроны неразличимы. Выражаясь более определенно, отказ от информации об индивидуальных особенностях электронов атома в молекулярной конфигурации прямо ведет к появле­нию значительного и поддающегося наблюдению ком­понента в виде энергии связи, а это в свою очередь предполагает намного более сильную эквивалентность информации и энергии, чем та, которая неявно зало­жена во втором законе термодинамики.

Используя аналогичный аппарат, волновую функ­цию двух взаимодействующих индивидов или вза­имодействующих индивида и физической системы можно представить в виде сложной функции состоя­ния ab, особенности поведения которой также зна­чительно отличаются от особенностей поведения от­дельных систем:

sabi=sai+sbi+sabi+sbai

где sai означает «нормальную» реакцию первого инди­вида на существующую ситуацию, sbi — аналогичную реакцию второго индивида или физической системы, a sabi и sbai означают изменения в этих реакциях вследствие тесного взаимодействия обеих систем в наблюдаемой ситуации.

В качестве примера рассмотрим применение этого подхода к дистанционному восприятию. Обозначим перципиента через p, агента через a; процедуру эксперимента представим математическим оператором Р. В отсутствие взаимодействия между перципи­ентом и агентом каждый из них отвечал бы на эк­спериментальную ситуацию некоторой «нормальной» реакцией соответственно ppi и pai, определяемой урав­нениями собственных значений

Ppi=ppipi,

Pai=paiai,

т. е. перципиент не воспринял бы в мишени ничего, что не было бы доступно его нормальным перцептив­ным способностям, а агент при наблюдении мишени не испытывал бы никакого влияния со стороны пер­ципиента.

Однако если перципиент и агент настолько тесно взаимодействуют друг с другом, что возникает необ­ходимость во введении «молекулярной» волновой функции pa, то в схемах их реакций появляются «паранормальные» члены:

Ppai= ppi+pai+ppai+papi,

где можно считать, что ppa выражает аномальное получение информации о мишени, papi — тот обычно отмечаемый факт, что внимание агента ока-зывается привлеченным к деталям, которыми в ус­ловиях «нормального» восприятия он бы пренебрег.

Аналогичным образом применяется тот же аппарат к экспериментам по ПК. В этом случае мы можем пред­ставить оператора (испытуемого) через 0 экспе­риментальную установку через d. Ход опыта опять-таки выражается некоторым математическим опера­тором К. В отсутствие сильного взаимодействия уста­новка ведет себя «нормально»:

Kdi=kdidi,

а оператор испытывает «нормальные» психологиче­ские ощущения:

K0i=k0i0i,

Но если испытуемый и установка вступают в тот или иной резонанс (состояние d0), то каждый из них будет вести себя уже по-другому:

kd0=kdi+k0i+kd0i+k0di.

Аномальные изменения в поведении системы k0di соответствуют явлениям ПК, a k0di означает лю­бые паранормальные психологические реакции опе­ратора-испытуемого.

Приведение дальнейших примеров, поясняющих этот общий метод, вряд ли здесь уместно; оно потре­бовало бы более подробного определения природы волновых функций сознания, их функционального вида, соответствующих им «мягких» координат и ин­терпретации их квантовых чисел. Попытки такого рода наряду с применением указанного метода к области психофизических явлений уже предпринимались и описаны в литературе [210]. Мы остановились здесь на этом вопросе прежде всего из желания подчерк­нуть один общетеоретический вывод: «паранормаль­ные» эффекты вытекают из сравнения поведения не­которой взаимодействующей системы с поведением ее отдельно взятых частей.

В аналитическом аппарате квантовой механики имеется еще один момент, которым можно воспользо­ваться для представления психофизических феноме­нов. Дело в том, что в психофизических исследованиях большинство данных и впредь будет собираться в статистической форме с использованием известных методов математической статистики. Однако любая статистическая модель в конечном счете сводится к применению некоторых фундаментальных законов те­ории вероятностен к входящим в ее состав простей­шим системам. Чтобы статистические модели были эффективными, эти законы должны: а) существовать; b) быть познаны; с) быть доступны аналитическому ис­следованию. В настоящее время обработка данных психофизических исследований практически во всех случаях исходит из применимости к ним методов классической математической статистики, однако ос­новные вероятностные законы, относящиеся к соот­ветствующим элементарным процессам, фактически остаются неизвестными [211, 212].

Не исключено, что большинство психофизических явлений можно адекватно трактовать как предель­ный случай отклонения от классического случайного поведения. Однако в некоторых ситуациях для их изучения может возникнуть необходимость в привле­чении принципиально другой статистики, основанной на принципиально иных вероятностных законах. Прецедент такого рода дает квантовая механика; это, разумеется, обе системы квантовой статистики (Ферми — Дирака и Бозе — Эйнштейна), которые базируются на законах заселения фазового простран­ства частиц с полуцелым и целым спином (эти законы вытекают из принципа Паули, т. е. из требований симметрии волновой функции). Для большинства обычных физических систем обе статистики легко сводятся к классической форме, однако в некоторых частных случаях, например при расчете теплоемкости металлов и исследовании некоторых свойств излуче­ния, приходится применять их в полном объеме.

По аналогии можно предположить, что физическая реальность, воспринимаемая человеческим сознанием и испытывающая его воздействие, на самом деле сле­дует более тонким, чем это принято считать, вероят­ностным законам и потому требует более тонкой статистической механики. Таким образом, с данной точки зрения, к числу процессов, обычно рассматри­ваемых как «нормальные», следует отнести только те процессы, для которых допустимо применение к упомянутой более сложной системе «классической» ап­проксимации. Слабые психофизические эффекты в этом случае рассматриваются как небольшие отклоне­ния сложной статистики от «классического» предела, а более сильные феномены (польтергайсты, левита­ция, деформация твердых тел), скорее всего, можно будет объяснить только при использовании полной статистической теории.

Холистические модели

Еще большую трудность в концептуальном плане представляет система утверждений, согласно которой психофизические процессы носят неделимо-целост­ный (холистический) характер, ввиду чего их нельзя адекватно выразить ни одной моделью, исходящей из представлений традиционной науки [213]. В частно­сти, выдвигается гипотеза о том, что процессы эти являются отражением взаимопроникновения научно-аналитического мира и мира творчески-эстетического и что для их адекватного выражения необходимо сочетание общих принципов и методов, характерных для обеих областей. Прибегая еще раз к метафоре, в качестве мира обычной физической реальности можно назвать прибрежные зоны, где океанские волны, с их размытой структурой, встречаясь с твердью прибрежных скал и песчаными отмелями, порождают шумный все сокрушающий прибой, или же назвать атмосферу, где столкновение теплых влажных воз­душных масс с фронтом более холодного сухого воз­духа сопровождается впечатляющими электроаку­стическими явлениями летней грозы.

К какой бы аналогии мы ни прибегли, ясно, что теоретическое выражение взаимопроникновения при­чинной физической механики и творческих процессов сознания представляет собой неимоверно трудную за­дачу. Тем не менее попытки подступиться к ней, в том числе коллективными усилиями, предпринима­лись и предпринимаются. Так, в психологии сейчас возрастает интерес к анализу творческих способно­стей человека [214—216], а с другой стороны, некото­рые физики начинают все более открыто говорить о роли «эстетического» начала во внутриядерных и кос­мологических процессах [217—220]. Наконец, даже в такой области, как футурология, некоторые спе­циалисты теперь принимают во внимание ту роль, которую в эволюции социально-политической струк­туры играет взаимосвязь между «эстетическими» и «функциональными» потребностями и ценностями [221]. Конечно, ни в одном из этих направлений пока не удалось существенно продвинуться в применении формально-аналитических методов, но своеобразие, значимость и обширный характер этой взаимосвязи постепенно начинают признаваться.

Давая общую оценку состояния разработки физи­ческих моделей психофизических явлений, следует прежде всего повторить наше исходное утверждение: ни один из упомянутых выше подходов не дал пока ничего, хотя бы отдаленно напоминающее необходи­мую функционально-теоретическую базу. Однако на­копленный экспериментальный материал, по-видимо­му, дает основания предполагать, что некоторые кон­цептуально-перцептивные характеристики, лежащие в основе предложенных теоретических подходов, в конечном счете смогут найти применение для описания психофизических процессов. В частности, они при­водят к выводу о целесообразности более детального рассмотрения следующих сравнительно общих ги­потез.

1) Не исключено, что феномены, о которых идет речь, носят не причинный, а существенно статистиче­ский характер, и мы наблюдаем их, так сказать, в «предельных» условиях. Иначе говоря, наблюдаемые нами феномены могут представлять собой крайне слабую форму отклонения от нормального процесса на очень большом масштабе и с такими временами флюктуации, которые находятся на границе возмож­ностей человеческого восприятия. Может также ока­заться, что для описания наиболее сильных феноме­нов данного рода потребуется привлечение более сложной статистической механики, основанной на более тонких вероятностных законах.

2) Не исключено, что, подобно тому как челове­ческое сознание способно извлекать информацию из внешней системы, например путем наблюдения послед­ней, оно способно и вводить в нее информацию, на­пример путем упорядочения случайных процессов.

3) Квантовая механика может оказаться не просто некоторой системой физической механики; возможно, что она представляет собой более фундаментальное отражение сознания человека и процессов восприя­тия, и эмпирические устои ее формализма, такие как принцип неопределенности, принцип запрета, прин­цип неразличимости, дуальность волны и частицы, могут быть столь же законами сознания, сколь и за­конами физики.

4) Возможно, что психофизические процессы но­сят существенно целостный (холистический) характер, и тогда для выяснения источников данных феноменов может потребоваться включение в окончательную модель синтеза научно-аналитического и творчески-эстетического аспектов. Иначе говоря, психофизиче­ские процессы могут оказаться сферой пересечения научно-аналитического мира с миром креативно-эстетическим, и, следовательно, для плодотворного представления этих процессов может понадобиться такой синтез обоих подходов, который не нанесет ущерба целостности ни одного из них.

Очевидно, что все эти интуитивные предположе­ния требуют дальнейшей разработки как в концеп­туальном, так и в аналитическом плане, поскольку без этого невозможно создание четкой теоретической модели. Однако на той начальной стадии, на которой мы сейчас находимся, наверное, полезно вниматель­нее рассмотреть как некоторые из этих радикально новых возможностей, так и более прозаические истол­кования. Не вызывает сомнений, что — и это вполне закономерно — столь крупные изменения в понима­нии перцептивной реальности человека не пройдут безболезненно, встретятся с резким неприятием по философским мотивам. Однако то пополнение багажа знаний (и личного, и коллективного), к которому мо­гут привести вполне законные усилия по устранению разрыва между научно-аналитической и творческо-эстетической сферами, могло бы принести во вся­ком случае не менее крупные по своим масштабам плоды.

НЕГАТИВНАЯ СТОРОНА

В наши дни критика психофизических изысканий и неприятие тех явлений, о реальности которых они вроде • бы свидетельствуют, базируются в основном на ряде конкретных возражений, каждое из которых в какой-то мере резонно и заслуживает внимания при любом трезвом рассмотрении вопроса [118, 178, 222— 224]. Чаще всего высказываются следующие аргу­менты:

1) это явный обман;

2) примитивность методики исследования, в том числе недостатки контрольных экспериментов, несовершенство оборудования, сенсорные «под­сказки» со стороны участников эксперимента, другие проявления субъективных установок экспериментатора, произвол в отборе данных, неадекватность методов статистической обра­ботки результатов, общая экспериментально-теоретическая некомпетентность;

3) несмотря на многолетние исследования, сла­бый прогресс в познании изучаемых явлений;

4) отсутствие адекватных теоретических моделей;

5) замалчивание отрицательных результатов;

6) низкая воспроизводимость экспериментов;

7) исчезновение эффекта при тщательной его про­верке;

8) зависимость результатов от лиц, участвующих в экспериментах, от их отношения к делу и от всей обстановки в лаборатории;

9) проявляющаяся во многих экспериментах тен­денция к тому, что результаты по своей зна­чимости лишь минимально отличаются от чисто случайных;

10) несоответствие существующему «научному взгля­ду на мир»;

11) противоречие данным психологии личности, философии, религии и «здравому смыслу».

Как видим, в этом списке представлены все оттен­ки мнений: и довольно технические, и процедурные возражения, и соображения, основанные на феноме­нологической противоречивости данных явлений, и весьма категорические субъективные утверждения. Мы в состоянии конструктивно проанализировать здесь лишь некоторые из этих утверждений.

Не подлежит сомнению, что любой из первых двух пунктов можно, к сожалению, с полным основанием применить ко многим из полученных результатов. По самой своей природе рассматриваемая область та­кова, что очень легко может стать средством обмана и предметом наивного заблуждения, что и случается в действительности в слишком больших масштабах. Правда и то, что эта область привлекает слишком мно­го не вполне компетентных исследователей, и что она полна самых неожиданных ловушек, в которые может. попасться даже самый серьезный ученый. Тем не менее, несмотря на все значение этих возражений, несмотря на то что они неминуемо ставят под сомнение другие экспериментальные результаты, вряд ли следует счи­тать их основанием для того, чтобы категорически отвергать данную область вообще. Наоборот, сомни­тельные случаи следует терпеливо расследовать, при­меняя строго научные критерии; только результаты, прошедшие такое рассмотрение, могут быть исполь­зованы для построения научных суждений и гипотез.

Выше мы уже отмечали недостаточный прогресс в изучении психофизических явлений, отсутствие обо­снованных теоретических моделей, и, хотя это поло­жение можно в какой-то степени объяснить скудостью средств, выделяемых на эту область, по сравнению с тем, что получают признанные направления науки, оно вызывает вполне понятные сомнения в самой возможности применения научного подхода к данной области. Правда, стоит отметить, что, несмотря на дли­тельную историю вопроса, лишь совсем недавно здесь стали применяться точное и мощное оборудование и современные методы обработки данных; то же каса­ется и новейшего формального аппарата физики, ис­пользование которого в данной сфере исследований имеет весьма краткую историю. Новые методы и средст­ва не имели пока настоящих возможностей проявить себя с точки зрения более эффективной интерпрета­ции рассматриваемых феноменов.

Следующие пять возражений (пункты 5—9) более специфичны и существенны. Их можно рассматривать с двух диаметрально противоположных точек зрения. С одной стороны, в какой мере такие возражения оп­ровергают интересующие нас результаты? А с другой,— в какой степени они проливают свет на самую природу соответствующих феноменов? Что касается замалчивания неблагоприятных результатов, то в сфере психофизических исследований (как, впрочем, и в большинстве других областей науки) налицо не­сомненная тенденция выдвигать на передний план позитивные, определенные результаты, оставляя в тени отрицательные или сомнительные данные. Не свободна от этого недостатка и предлагаемая статья. Стремясь дать общее представление о стиле и сущ­ности психофизических исследований и о природе тех эффектов, которые в них изучаются, мы привлек­ли в качестве материала сведения о наиболее успеш­ных из хорошо известных нам экспериментов, не уравновесив их примерами отрицательных или сом­нительных результатов, которыми часто кончаются такие эксперименты.

К чести специалистов, занятых изучением психо­физических явлений, следует сказать, что в целом они вполне определенно поощряют подробные объек­тивные сообщения об отрицательных результатах и многие публикации такого рода регулярно появля­ются в их ведущих журналах [225—228]. Это имеет немаловажное положительное значение. Помимо того, что негативные данные придают дополнительную достоверность положительным результатам, они в еще большей мере ценны тем, что, будучи рассма­триваемы вместе с положительными, позволяют ко­личественно выразить соотношение тех и других для данного класса экспериментов, а значит, расширяют и рамки всей статистики соответствующих феноменов. Кроме того, документальное описание конкретных условий, в которых проходили неудачные экспери­менты, позволяет исключить из дальнейшего рассмо­трения параметры, не относящиеся к делу, выявить мешающие факторы и уменьшить их отрицательное воздействие. Главное, однако, состоит, по нашему мнению, в том, что отрицательные и сомнительные данные в их совокупности лишний раз показывают, что психофизические явления, если они реальны, носят в высшей степени нерегулярный характер и очень чувствительны к неуловимым воздействиям, находящимся вне области контроля, возможного на основе современных научных методов. Поэтому тем, кто хочет заняться их изучением, это соображение, по крайней мере в настоящее время, следует с самого начала принять во внимание.

В том же духе можно истолковать замечание, касающееся невоспроизводимости, и три последующих пункта. Без сомнения, главная экспериментальная трудность заключается здесь в невозможности вос­произведения по любому требованию ранее наблюдав­шихся паранормальных эффектов, причем не только в других лабораториях, но и в первоначальной обста­новке, с теми же участниками и в явно одинаковых условиях эксперимента [172, 173, 229—231]. Эта общая особенность выдвигает важные философские вопросы, которые мы не в состоянии обсуждать здесь. Заметим только, что предлагались четыре возможные интерпретации.

a) Данные феномены иллюзорны.

b) Данные феномены — это редкие и странные случайности, недоступные какой-либо регуля­ризации.

c) Данные феномены вызываются, по крайней мере отчасти, психологическими и/или физиологи­ческими факторами, которые пока что не под­даются управлению в эксперименте, но которые, если их удастся полностью понять, уложатся в рамки сложившейся научной парадигмы.

d) В макромасштабе данные феномены носят су­щественно статистический и, возможно, квантовомеханический характер, а потому проявля­ются хотя и с конечной, но весьма малой ве­роятностью.

Последние две интерпретации не обязательно ис­ключают друг друга, особенно если, встав на более широкую точку зрения двойной статистики, сказать, что человечество в целом обладает определенным спек­тром способностей для вызывания подобных эффектов. и что, кроме того, каждый человек в отдельности может проявить различную гамму своих собственных спо­собностей такого рода, зависящих от окружающей среды, его индивидуальных физиологических и пси­хологических особенностей.

Пожалуй, самый неприятный пункт во всей кри­тике — это неуловимость данных феноменов в ус­ловиях тщательно управляемого и контролируемого изучения. Но в то же время он, быть может, выражает и самую значимую их феноменологическую особен­ность, проясняющую суть дела. Тенденция, при которой предварительно зарегистрированный, но еще не изученный либо необычный по своим проявлениям эффект исчезает или ослабляется при ужесточении условий эксперимента или при его проведении в при­сутствии комиссии, состоящей из скептически настро­енных наблюдателей, безусловно, ставит под боль­шое сомнение научную достоверность соответствую­щих процессов. Но это же заставляет вспомнить по крайней мере о двух процессах, которые, будучи внешне различными, по-видимому, имеют некоторое отношение к делу: процесс художественного творче­ства и процесс измерения в квантовой механике, ограниченный принципом неопределенности. В пер­вом случае вряд ли вызовет возражение тот факт, что творчеству в живописи, музыке, литературе, как и полету философской мысли, как правило, не способ­ствует введение процесса в твердые рамки и присут­ствие неблагосклонно настроенных наблюдателей. Важность атмосферы благожелательности для такой деятельности интуитивно ясна и подтверждается фак­тами. В чрезмерно выхолощенной обстановке, равно как и во враждебном окружении творческие достиже­ния маловероятны. Эту истину ярко выразил Рихард Вагнер, изобразив в ответ критикам судьбу молодого Вальтера, отважившегося исполнить свою новатор­скую песнь на испытании перед советом мейстерзин­геров. Практически каждый художник сохраняет для себя какую-то возможность ухода в свой собст­венный мир, свое прибежище, и даже самые педантич­ные ученые согласятся, что сольное умственное во­ображение играет большую роль в возникновении у них новых технических идей.

Аналогия с процессом квантовомеханического изме­рения несколько более натянута, так как она требует распространения этого понятия на макроскопический уровень обмена информацией и энергией между дву­мя индивидами или между человеком и физической системой. В этот вопрос мы здесь углубляться не бу­дем; отметим только, что если, как уже отмечалось вами и как указывается в цитировавшейся нами ли­тературе, применение квантовомеханической логики к интеллектуально-интуитивному процессу подоб­ного класса и масштаба хотя бы как-то оправданно, то введение в той или иной форме «принципа неопре­деленности» могло бы поставить предел точности наблюдения психофизических эффектов. Говоря более конкретно, если «жесткие» и «мягкие» координаты соответствующего представления канонически со­пряжены, то может оказаться применимой некоторая форма закона qp~h, а тогда попытки определения психофизического эффекта с чрезмерной точностью будут разрушать его причину, и наоборот [210].

Последние два возражения (относительно несо­ответствия рассматриваемых феноменов общеприня­тым научным взглядам и личным установкам), не­смотря на то что они служат мощным профессио­нальным и личным критерием, правильно подчер­кивая необходимость огромной осторожности и стро­гости при попытках вторжения в любую необычную область, также нельзя рассматривать как непрере­каемую истину, имеющую право вето, если мы со­бираемся и впредь предпринимать попытки познания новых областей концептуального опыта. Отвечая критику одной из моих прежних статей, который стоял на этой точке зрения, я (быть может, излишне цветисто) писал:

Подобная авторитарность во взглядах ведет к тому, что тра­диционное знание, рассевшись с самодовольным видом, категори­чески отвергает любые факты, которые не согласуются с суще­ствующим «критерием соответствия картине мира», что бы под ним ни понималось. И, что хуже всего, эта авторитарность душит самое драгоценное свойство человеческого сознания — стремле­ние ко все Солее новой, более глубокой мудрости, которое толкает разум и дух человека не к повторению пройденного, а все вперед, все выше [232].

Однако более убедительным в этой связи будет простое перечисление тех научных прозрений от Аристотеля до наших дней, которые можно было бы отвергнуть и которые в большинстве случаев на самом деле ка­кое-то время отвергались на основе подобных крите­риев. Как это ни странно, нередко именно гиганты научной мысли, которые с гениальной прозорливо­стью и убежденностью отказывались от установив­шихся взглядов и вели науку к новым высотам, позже оказывались во главе тех слоев научного «истэблиш­мента», которые упорствовали в неприятии столь же еретических взглядов своих преемников, хотя в це­лом вполне признавали важность провидящей мысли. Галилео Галилей, стоявший у истоков научной ме­тодологии, разработавший вопреки противодействию догматиков революционные представления земной и небесной механики, отвергал созданную Кеплером теорию эллиптических планетных орбит как «оккуль­тную фантазию»; Томас Янг (Юнг), который своими блестящими опытами по интерференции окончательно доказал волновую природу света, оспаривал теоре­тическое обоснование соответствующих процессов, разработанное Френелем; Эрнст Мах возражал про­тив теории относительности и атомной теории; Резерфорд. показавший миру строение атома, считал, что ядерная энергия не может иметь никакого практиче­ского применения; Лавуазье и Оствальд оспаривали атомистические теории в химии; Даламбер был противником теории вероятностей; Эдисон не признавал значения переменного тока; Линдберг смотрел на ра­кетную технику, разрабатывавшуюся Годдардом, как на безнадежное предприятие; Альберт Эйнштейн со­хранил до конца дней большое предубеждение против квантовой теории, хотя и внес большой вклад в ее развитие [233—235], Между прочим, Эйнштейн при­водил аргументы современной ему науки против соб­ранных Элтоном Синклером данных о дальновидении, утверждая, что «...результаты телепатических эк­спериментов, подробно и просто изложенные в этой книге, находятся, конечно, очень далеко от того, что мыслимо для естествоиспытателя» [152]. Но тот же Эйнштейн в совершенно другом тоне подчеркивал зна­чение эстетического аспекта в научном творчестве: «Самое прекрасное и глубокое из доступных нам чувств — это ощущение тайны. Ибо в нем источник истинной науки. Тот, кто не знает этого чувства, кто не в состоянии удивляться и застывать в благоговении, все равно что мертв. Знать, что недоступное нам на самом деле существует, проявляясь как высшая муд­рость и ослепительнейшая красота, которую наши обычные способности могут воспринять только в са­мых примитивных формах, — это знание, это чувство и есть средоточие истинной веры. Такой косми­ческий опыт веры — это оплот и благороднейшая движущая сила научного исследования» [236].

Критика в адрес психофизических изысканий как в целом, так и в частностях выдвигает резонные во­просы, требующие особого внимания и величайшей осторожности; и она же может прояснить некоторые тонкие особенности рассматриваемых феноменов. Од­нако сделать это она сможет только в том случае, когда те, кто ее ведут, сами достаточно компетентны, логичны и справедливы. Из чтения литературы кри­тической направленности я вынес впечатление, что, к сожалению; это не всегда так, бывают случаи на­ивного истолкования предмета, пристрастного под­бора данных и методов, необоснованных обобщений.

В психофизических исследованиях критические замечания играют весьма существенную роль, быть может даже более существенную, чем в любой другой известной области науки. Когда критика основана на фактах и опыте, когда она объективна и справед­лива, она может дисциплинировать научный поиск и в данной, и в любой другой трудной области познания, гарантировать соблюдение основных требований науч­ной методологии: беспристрастную строгость, смирение перед результатами наблюдений, недопустимость чрез­мерной экстраполяции полученных результатов, не­предвзятость. Но столь же важно, чтобы и критика руководствовалась теми же правилами. Если она нару­шает их, если она допускает категорическое отрица­ние, обвинения по аналогии, неряшливую логику, то она становится столь же уязвимой, как и предмет критики, и, стало быть, перестает выполнять свое предназначение [237].

ВЫВОДЫ

Несмотря на большой объем данной статьи, со­держащийся в ней исторический очерк, обзор совре­менных работ и примеры ведущихся исследований и теоретических концепций дают далеко не полное представление о всей сложности и противоречивости рассматриваемой области. К счастью, по данной теме существует довольно большая литература, в том числе ряд монографий, в которых интересующийся читатель сможет найти дополнительный материал, касающийся, в частности, вопросов, которые не были здесь затро­нуты [6, 44, 45, 56, 57, 92, 130, 238—242]. Надо на­деяться, что более тщательное изучение материала подкрепит нарисованную нами общую картину со­стояния и перспектив работ в данном направлении. Вкратце они сводятся к тому, что если отбросить как бездоказательные исследования, так и бездоказа­тельную критику, то, по-видимому, остающаяся со­вокупность фактических данных о психофизических феноменах составит массив экспериментов и наблю­дений, полученных по рациональной методике раз­личными научными дисциплинами. Это выдвигает следующую принципиальную дилемму. С одной сто­роны, часто и в широких масштабах наблюдаются эффекты, необъяснимые в терминах общепризнанной научной теории, которые, однако, имеют много общих особенностей; с другой стороны, эффекты эти до сих пор ни количественно, ни качественно не поддаются воспроизведению в строгом научном смысле слова и в то же время обнаруживают чувствительность к та­ким факторам окружающей среды и психологии че­ловека, которые с трудом поддаются определению, не говоря уже о возможности управления ими. В этих условиях строгие эксперименты оказываются в луч­шем случае скучным и неблагодарным занятием, а попытки теоретического описания рассматриваемых феноменов при полном отсутствии эффективного фор­мального аппарата все еще топчутся на месте в по­исках соответствующих понятий и терминологии.

В свете этих трудностей возникает вопрос: есть ли основания, и какие, для продолжения этой работы? Как и для большинства умозрительных проблем, здесь можно говорить о трех направлениях возмож­ного полезного «выхода»:

a) пополнение багажа фундаментальных знаний,

b) практические приложения,

c) польза для человека как личности.

В данной исследовательской области фундаменталь­ное знание может пополняться двумя способами: по­средством приобретения новой научной информации в обычном смысле и путем развития научных методов в расчете на более глубокий анализ нерегулярных фено­менов рассматриваемого типа. Иными словами, разра­ботка данной проблематики сможет не только дать ответ на некоторые вопросы феноменологического плана, но и расширить контекст, в рамках которого наука в состоянии формулировать свои вопросы. Воз­можно также, что удастся найти новые механизмы пе­редачи информации и энергии или же достигнуть бо­лее глубокого понимания этих процессов, а также про­цессов их регистрации и измерения. Очевидно, что последняя формулировка бросает вызов самой науке, однако она отнюдь не нова. Еще Уильям Джемс около 85 лет назад выразил ее с достаточной прямотой:

Дух и принципы науки — это лишь вопрос метода: в них нет ничего такого, что должно помешать науке успешно изучать мир, в котором личностные силы являются исходным пунктом новых феноменов. Единственное, что кал непосредственно дано.— это наше бытие. Единственная всеохватывающая категория нашего мышления, как утверждают наши профессиональные философы, это категория личности, все же другие — всего лишь ее абстракт­ные элементы. А то систематическое отрицание наукой роли лич­ности в мире событий, та слепая вера в то, что наш мир в самой глушимой его сущности — это строго безличностный мир, в кру­говороте времен может оказаться именно тем изъяном, которому наши потомки будут всего более удивляться, рассматривая нашу нынешнюю хваленую науку, тем главным изъяном, из-за которо­го большинство из них будет считать нашу науку чем-то ограни­ченным и куцым [24].

Вопрос о возможных приложениях психофизиче­ских процессов лучше всего трактовать с известной долей скептицизма и сдержанности, особенно учи­тывая тенденцию некоторых средств массовой ин­формации и заинтересованных лиц экстраполировать эти возможности далеко за рамки установленных фак­тов. Очевидно, что описанный выше процесс дистан­ционной перцепции и другие формы дальновидения могут представить некоторый потенциальный интерес для органов разведки, правоохранительных органов и вообще любых форм деятельности, требующих на­блюдения за объектами, а также для археологии, разведки природных ресурсов и т. д. Попытки та­ких применений — в рамках усилий по эмпирической проверке эффективности психофизических методов — действительно имели место. Со строго технической точки зрения, однако, остается неясным, насколько такие методы будут результативны и точны, особенно если учесть наблюдающуюся в данной области тен­денцию получать более удачные результаты не столь­ко в отношении аналитических деталей, сколько в отношении субъективно-описательных общностей.

Эффекты ПК низкого уровня, такие, как описанные нами искажения в функционировании ГСС, могут найти более широкое применение в современной технике. Если бы, например, оказалось возможным хотя бы слабое преднамеренное или непредна­меренное воздействие на основные функции элементов микросхем со стороны человеческого со­знания, то было бы важно получить какую-то оценку силы такого рода эффектов, а также факторов, бла­гоприятствующих или мешающих такому влиянию, ибо без этого нельзя было бы использовать для вы­полнения тонких и ответственных операций гораздо более сложные матричные ИС, системы графического представления информации и другие чувствительные устройства, обеспечивающие человеко-машинное вза­имодействие. Со своей стороны мы в настоящее время исследуем воздействие ПК на выполнение функции хранения информации в отдельной микросхеме [243]. Если подтвердятся предположения, что психологиче­ские факторы и окружающая среда влияют на соот­ветствующие процессы, то может оказаться необхо­димым вынести рассмотрение таких параметров за пределы обычной инженерной психологии, в особен­ности в условиях, связанных с сильным психологиче­ским стрессом.

Потенциальное положительное значение, которое может представить уяснение психофизических фено­менов для человека как личности, можно рассматри­вать на уровне и отдельного индивида, и общества; такое рассмотрение, однако выходит далеко за рамки данной статьи. Подробные сведения по разным аспек­там этого вопроса можно найти в [244—252]. Большин­ство подобных философских рассмотрений в конечном счете упирается в один и тот же фундаментальный вопрос: если будет убедительно доказана способность человеческого сознания оказывать влияние на внеш­ний мир, то изменит ли это в существенной степени индивидуальное или коллективное осознание человеком самого себя, своей системы ценностей, законов поведения, а значит, будет ли это способствовать дальнейшей эволюции человека к высшим формам жизни? Соответствующие предположения выдвигались, исходя из различных точек зрения. Инженер-футуролог Уиллис Хармэн предсказывает появление парадигмы «внутреннего опыта»:

Подобно тому как обычная наука опирается на предваритель­ное соглашение о том, как надлежит проверять и подтверждать знания о чувственно воспринимаемом мире, точно так же комплементариая парадигма обязана будет включить в себя соглашение о том, как следует публично проверять и подтверждать знание, относящееся к миру внутреннего опыта.

Ее необходимой характеристикой будет предположение о том, что сознание и его содержание являются первичными, а не вторичными, производными данными, как в обычной парадигме К редукционистским моделям обычной парадигмы комплементар­ная парадигма добавит холистические модели; к детерминистским (или вероятностным) объяснениям явлений в рамках первой пара­дигмы вторая добавит телеологические, целеосознанные объясне­ния; первую почти не интересует мир ценностей и значений, вто­рая уделяет ему главное внимание; в первой парадигме преобла­дает техническая ориентация на прогноз и управление, вторая же направлена на понимание ценностей, связанных с процветанием, развитием и эволюцией человека [221].

Биолог-иммунолог Йонас Солк формулирует про­блему в терминах соответствия человеческой воли естественным процессам:

Человек подошел к такому состоянию сознания, при котором природа человека и его роль в Космосе рассматриваются в терми; нах, отражающих «реальность». Используя процессы Природы в качестве метафоры, выражающей силы, путем которых она дей­ствует на и внутри человека, мы приближаемся к описанию «ре­альности» настолько, насколько это позволяют рамки нашего понимания. Люди очень различаются по способности к такому пониманию, которое естественно разнится для разных эпох и культур, развиваясь и изменяясь с течением временя. По этой причине всегда будет существовать необходимость в метафорах и иносказаниях, для того чтобы дать «понятные» людям жизненные ориентиры. С этой точки зрения, человеческое воображение и интеллект являются необходимой предпосылкой выживания и эволюции человека [249].

Наконец, философ-палеонтолог Тейяр де Шарден сформулировал свои надежды в терминах коллектив­ного сознания человечества как биологического вида:

Таким образом, рядом с нами — и даже в нашем распоряже­нии — находится сверхорганизм, который мы так долго искали и о существовании которого мы догадывались. Человеческий род как коллектив, который был нужен социологам для построения их умозрительных концепций и формулировок, теперь предстает перед нами как научно определенное понятие, на своем месте и в своем времени, как совершенно новый и в то же время долго­жданный объект на небосклоне жизни. Нам остается лишь поль­зоваться его светом, чтобы воспринимать мир, в котором теперь, на удивление, метко высветились все те повседневные явления, рядом с которыми мы всегда жили, не чувствуя их реальности и близости к нам, их грандиозности [253].

В несколько менее возвышенном и, пожалуй, более деловом тоне об этом говорится в недавно вышед­шем обширном докладе, подготовленном для комитета по науке и технике палаты представителей конгресса США. В разделе, рекомендующем серьезно подойти к оценке целесообразности дальнейших исследований в области «физики сознания», говорится, что послед­ние эксперименты «дают основание предположить, что существует некая «взаимосвязанность» мозга од­ного человека с мозгом других людей и с материей... что человеческий разум, возможно, в состоянии полу­чать информацию независимо от географии и времени»; и далее в докладе делается вывод, что «всеобщее осознание степени взаимосвязанности мозга разных лю­дей может иметь далеко идущие социально-полити­ческие последствия как для нашей страны так и для всего мира» [254].

Форма и тон всех этих высказываний, очевидно, зависят от индивидуальных особенностей, опыта и интуиции их авторов, но всех их объединяет общая идея: следующий этап в эволюции человека может ознаменоваться расширением и взаимопроникнове­нием человеческого сознания; а это, очевидно, и есть центральный момент в психофизической концепции.

Помимо сложности рассматриваемых явлений и потенциального положительного значения их позна­ния при оценке перспектив психофизических иссле­дований следует учитывать и более прозаический фак­тор _ стоимость соответствующих работ. Пока что, если судить по обычным научным меркам, экспери­ментальные работы в этой области обходятся чрез­вычайно дешево. Недостаточный уровень понимания явлений, отсутствие интереса к ним со стороны ав­торитетных научных коллективов, наконец, «богем­ный» статус многих исследователей привели к тому, что на эти исследования выделяются очень небольшие средства — в национальном масштабе порядка одного миллиона долларов в год, а то и меньше [255]. Безусловно, чтобы достичь более ощутимых ре­зультатов, при финансировании основных исследова­ний необходимо предусмотреть некоторое повыше­ние их уровня и расширение их взаимодействия. Однако маловероятно, да и вряд ли желательно, чтобы в данное время затрачиваемые на это средства хотя бы отдаленно были сопоставимы со средствами, вы­деляемыми на более устоявшиеся направления иссле­дований, или отвлекались бы от них. Аналогичное замечание относится и к численности научных работ­ников, запятых в интересующей нас области.

Если исходя из соотношения «стоимость — риск — результативность» будет признано целесообразным продолжение скромной программы психофизических исследований, то останется решить вопрос о выборе направлений, методике экспериментов и критериев оценок, которые на данной стадии могли бы обеспе­чить оптимальные результаты. К очевидным пожела­ниям — чтобы задачи экспериментов были четко сфор­мулированы и просты по замыслу, обеспечивали тех­ническую возможность реализации строгих, жестко управляемых правил, наконец, чтобы они были на­целены на достижение легко обозримых, потенциально полезных результатов — следует добавить еще три более частных рекомендации.

Во-первых, учитывая нерегулярность феноменов, о которых идет речь, их возможную зависимость от широкого круга физических, психологических и фи­зиологических параметров и от окружающих условий, а также тенденцию к проявлению эффектов в виде предельно малых отклонений от неких «нормальных» распределений, необходимо, вероятно, уделить опре­деленное внимание возможности накопления и обра­ботки большой базы данных. И хотя менее обширные исследования могут, как и раньше, приносить инте­ресные, необычные результаты и подсказывать идеи для проведения более тонких работ, вряд ли удастся обнаружить существенную корреляцию между этими эффектами и важными параметрами соответствую­щих явлений, если не опираться на большой массив данных. Говоря более конкретно, — следует отдавать предпочтение экспериментам, в которых:

1) изучаются процессы, обладающие относительно высокой отдачей.

2) применяемое оборудование и методике обеспечивают высокую скорость сбора данных.

3) используется вычислительная техника и програм­мное обеспечение дающие возможность хранении больших массивов данных и их избирательную обра­ботку в самых различных сочетаниях. Например, в последнем усовершенствованном варианте описанною выше эксперимента с ГСС возможны сбор, хранение и первичная обработка нескольких сотен серий (~105— 104 бит) в час, а также последующее объеди­нение накопленной информации путем перебора всех сочетаний по десять параметров, как то: скорость выборки (режим ручной или автоматический), дейст­вия испытуемого произвольные или но указанию, личностные особенности оператора и т. д. Условием результативности таких многопараметрических ис­следований является достаточность объема подмассива данных для проявления любого систематиче­ского и превышающего уровень шума отклонения от контрольного распределения. Для этого, как мы установили, требуется самое меньшее несколько ты­сяч попыток; ясно, что это значит для общего объема базы данных.

Оперирование со столь большими информацион­ными массивами неизбежно ведет к усложнению аппа­ратуры и программного обеспечения, что помимо увеличения себестоимости экспериментов может при­вести к ряду нежелательных последствий типа пере­усложнения картины изучаемого явления и затем­нения экспериментальной обстановки. Говоря кон­кретно, во всех случаях следует стараться выяснить, сохраняется ли еще отчетливая связь наблюдаемых эффектов ПК и ЭСВ с основными физическими про­цессами или она начинает смазываться взаимодей­ствием с элементами измерительного и вычислитель­ного оборудования или компонентами процедур сбора и обработки информации. С этими же моментами свя­заны возможная неустойчивость участников экспе­римента в отношении определения исходных задач и концентрации на них своих усилий.

Подобные оговорки непосредственно приводят ко второй общей рекомендации относительно проведе­ния результативных психофизических экспериментов. А именно, если рассматриваемые феномены в значи­тельной степени порождаются сознательными или под­сознательными процессами человеческого разума, то важно, чтобы они не подавлялись и излишне не ус­ложнялись схемой и ходом эксперимента. По этой и многим другим причинам, по-видимому, при плани­ровании экспериментальных программ обязательно необходимо учитывать соображения, интерпретации и интуитивные представления операторов-испытуе­мых, особенно если они продемонстрировали способ­ность порождения соответствующих феноменов. Вполне возможно, что различие между неудачными и удачны­ми" экспериментами, проведенными одинаково строго, обусловлено впечатлениями от обстановки их прове­дения в не меньшей степени, чем тонкостью инстру­ментария, так что это обстоятельство следует при­нимать во внимание и приспосабливать эксперимен­тальную систему к тем людям, которые выступают в качестве ее компонентов. Следует заметить, что в

данном вопросе наблюдается определенная тенденция пренебрежительного отношения к участникам экспе­римента, когда игнорируются их соображения, вы­сказываемые в связи с той или иной конкретной зада­чей. Если уж соглашаться с той идеей, что интере­сующие нас феномены возникают, как это предпола­гается в холистских моделях, из некоторого взаимо­действия аналитических и интуитивных процессов, то вряд ли найдется более подходящая сфера для со­единения восприятий и представлений, относящихся к этим двум категориям процессов, чем разработка, проведение и интерпретация экспериментов, нацелен­ных на выявление этого взаимодействия.

И наконец, само собой разумеется, что, учитывая существенно междисциплинарный характер данной проблематики, ее исследование со стороны любой из сложившихся дисциплин не должно вестись изо­лированно от других наук; наоборот, должны макси­мально использоваться все средства междисципли­нарного общения. Без этого невозможно будет из­лагать обнаруживаемые феномены в понятной форме, обеспечить возможность их практического примене­ния. Такое межнаучное взаимодействие не может ограничиваться только смежными областями знания, не может сводиться к обычному сотрудничеству фи­зика и инженера, психолога и социолога. Как свидетельствует длительный опыт, интересы и идеи фило­софа, историка религии, специалиста по статистиче­ской обработке информации, представителя конкрет­ных наук и ученого, мыслящего холистическими ка­тегориями, в этой области имеют потенциально оди­наковую ценность и должны сливаться в единый на­учный симбиоз при полном взаимном уважении. Узкий подход тут вряд ли допустим.

Из последнего требования вытекают определенные выводы в отношении подбора кадров для выполнения конкретных исследовательских программ, в отноше­нии требований к организациям, их проводящим, на­конец, в отношении научных обществ, участвующих в их разработке, и характера публикаций по данной проблематике. Практический опыт и идейный багаж научных сотрудников лаборатории, ведущей работу в рассматриваемой нами области, должен быть шире, чем у обычных технических специалистов, они долж­ны быть лучше знакомы с параллельными работами по той же проблематике. Организация, в состав ко­торой входит лаборатория, должна проявлять боль­шую терпимость к необычному характеру и специфи­ческим условиям проведения ею своих работ и под­держивать их, не навязывая методов и понятий, при­сущих традиционным направлениям науки. Точно так же научная общественность в целом не вправе на данной стадии требовать от этих работ полного соот­ветствия редукционистской суперструктуре совре­менной науки; ее задача — лишь беспристрастно из­учать те следствия, которые вытекают из данной комплексной области для традиционных сфер науки к техники.

В связи с последним замечанием я хотел бы от себя лично выразить глубокое уважение настоящему научному обществу, а также редакции журнала к поблагодарить за широту мысли и души, которые они проявили, по собственной инициативе предоста­вив мне возможность публично изложить результаты строго научных разработок в столь трудной области. Такое отношение - прекрасный пример для других учреждений и органов, показывающий, как надле­жит относиться к данной проблематике, равно как и к любым другим вопросам, которые возникают или бу­дут возникать перед человеческой мыслью.

От автора

Автор хотел бы выразить благодарность своему научному коллеге мисс В. Дж. Дани, которая оказала огромную помощь в подготовке рукописи и в каче­стве администратора лаборатории, работающей в рам­ках Принстонской программы по исследованию ано­мальных явлений в технике, сыграла главную роль в получении и интерпретации изложенных в статье эк­спериментальных данных. Большой вклад в экспери­ментальную программу и редактирование рукописи внес также д-р Р. Д. Нелсон. Разработка схемы ГСС и соответствующего математического обеспечения вы­полнена в основном проф. У. X. Сервером; он же со­ставил оригинальные программы для аналитической оценки результатов дистанционной перцепции.

Осуществлению описанной здесь программы в ог­ромной мере содействовали интерес и участие в ней нынешних и бывших наших студентов и сотрудников, в особенности С. К. Карри (Данэм), Э. Г. Джана, Т. А. Кертиса и И. А. Кука.

Литература

[1] М. Ebon, “A history of parapsychology,” in Psychic Exsploration, E. D. Mitchell et al., J. White, Ed. New York: Putnam, 1974.

[2] A. Gould, The founders of Psychical Research. New York: Schoken, 1968.

[3] J. B. Rhine and associates, Parapscyhology from Dyke to FRNM. Durham, NC: Parapsychology Press, 1965

[4] H. Carrington, The story of Psychic Science (Psychical Research). New York: Ives Washburn, 1931.

[5] R. C. LeClair, Ed., The letters of William James and Theodore Flournoy. (Foreword by Gardner Murphy), Madison, WI: Univercity of Wisconsin Press,

1966

[6] B. B. Wolman, Ed., Handbook of Parapsychology. New York: Van Nostrand Reinhold, 1977.

[7] D. S. Rogo, Parapsyhology: A Century of Inquiry. New York: Taplinger, 1975.

[8] F. Hartmann, Paracelsus: Life and Prophecies. Blauvelt, NY: Rudolf Steiner Publications, 1973, pp. 103-131.

[9] M. Bell, “Francis Bacon: Pioneer in Parapsychology,” Int. J. Parapsychol., VI, no.2, pp. 199-208, Spring, 1964.

[10] J. Glanvill, Saducismus Triumphatus, Introduction by C. O. Parsons, Facsimilles edit. Gaineswille, FL: Scholoars’ Facsimilles and Reprints, 1966 (оригинал вышел в 1899 г.).

[11] R. Haynes, Philosopher King – The Humanist Pope Benedict XIV. London, England: Wiedenfield & Nicholson, 1970.

[12] C. Richet, “La sugesstion mentale et le calcul les propabilites,” Rev. Philosoph., 18, pp.608-674, 1884.

[13] C. Richet, “Further experiments in hypnotic lucidity or clairvoyance,” in Proc. Soc. for Phsychical Research, 6, pp. 66-83, 1889.

[14] E. Swedenborg, Divine Love and Wisdom. New York: Swedenborg Foundation, Inc., 1979.

[15] G. Trobrige Swedenborg, Life and Teaching. New York: Swedenborg Foundation, Inc., 1976.

[16] I. Ross, The president’s Wife, Mary Todd Lincoln. New York: Putnam, 1973.

[17] F. W. H. Myers, Human Personality and the Survival of Bodily Death, (Abridged and edited by S. Smith.) Secaucus, NJ: University Books, 1961 (первое издание: 1903 г., 2 тома).

[18] W. F. Barret, “Appendix to the report on thought-reading,” in Proc. Soc. for Psychical Research, 1, pp. 47-64, 1882.

[19] O. J. Lodge, “An account of some experiments in thought-transference,” in Proc. Soc. for Psychical Research, 2, pp. 189-200, 1884.

[20] The American Society for Psychical Research, Inc., SW. 73 St., New York, NY 10023.

[21] W. James, Human Immortality: Two Supposed Objections to the Doctine. Boston, MA: Houghton Mifilln, 1898.

[22] --, “Report of the Commitee on Mediumistic Phenomena,” in Proc. American Soc. for Psychical Research, 1, pp. 102-106, 1896.