WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     | 1 |   ...   | 3 | 4 || 6 | 7 |   ...   | 23 |

«
ЛЕВ
АНДРЕЕВ
-- [ Страница 5 ] --

Непростая ситуация сложилась в 1966 году при экспериментальной отработке головной части ракеты Р-36: в процессе статических испытаний головной части, совместно с корпусом помещаемого в нее самого мощного на тот момент ядерного заряда выявилась недостаточная прочность последнего. Связана она оказалась с тем, что при проектировании силового корпуса бомбы было допущено два непростительных для инженера чисто конструкторских просчета. Во-первых, не был предусмотрен необходимый радиус скругления, обеспечивающий плавный переход от одной толщины к другой - от фланца корпуса заряда, с помощью которого заряд крепился к стыковочному шпангоуту корпуса головной части. В результате появился очаг всегда вредной концентрации напряжений. Во-вторых, в качестве материала для изготовления корпуса использовался хрупкий литейный сплав, плохо сопротивлявшийся деформациям изгиба, возникавшим в процессе нагружения его полетными нагрузками.

В конструкторском бюро "Южное" и Всесоюзном научно-исследова-тельском институте экспериментальной физики, создававших корпус головной части и корпус ядерного заряда, оба узла были подвергнуты независимым статическим испытаниям на прочность. Результаты оказались положительными. Но в обоих случаях они проводились без учета жесткости ответного узла смежника. Однако, при заключительных совместных испытаниях корпуса головной части с корпусом ядерного заряда, произошло преждевременное разрушение фланца последнего, явившегося следствием указанных конструктивных недостатков. Возникла сложнейшая конфликтная ситуация на государственном уровне. Связана она была с той поспешностью, с которой, еще не прошедшая полный цикл испытаний, ракета, а потому и не принятая официально на вооружение, была поставлена на боевое дежурство. Такое вынужденное решение диктовалось сложной международной обстановкой.

Поскольку к этой неприятной истории были причастны две организации, представлявшие разные министерства, то вопрос шел не только о материальных затратах, связанных с необходимостью демонтажа головных частей на ракетах, и замены в них заряда на новый с доработанным корпусом, но и о престиже министерств. Поэтому разработчик заряда выискивал всякие поводы, чтобы как-то сгладить свою вину.

И вот в качестве подготовки вопроса для решения его на межминистерском уровне (хотя для КБ "Южное" этого и не требовалось, поскольку дело было "правое") М.К. Янгель организует встречу с "эмэсэмовцами". Так по аббревиатуре Министерства среднего машиностроения называли смежников-ядерщиков. Совещание, как это часто бывало, когда требовали обстоятельства, происходило в коттедже, то есть практически в домашней обстановке.

Разработку ядерного заряда, как было предусмотрено условиями секретности, во внешнем мире представлял не Главный конструктор заряда
Е.А. Негин, а Главный конструктор системы автоматики заряда С.Г. Кочарянц. Придавая совещанию не только техническое содержание, но и подчеркивая его морально-политический характер, Главный приглашает принять участие в нем и секретаря парткома конструкторского бюро В.Я. Михайлова, который, ввиду чрезвычайной важности вопроса, представлял фактически вышестоящие партийные органы.

На сей раз атмосфера встречи не предвещала развития событий по спокойному сценарию. То, что Михаил Кузьмич в определенных ситуациях становился очень резким и от обычной "куртуазности" не оставалось и следа, все знали: кто понаслышке, кому-то приходилось испытать на своей шкуре. Но то, что он может "выходить из берегов" у себя дома, в роли гостеприимного хозяина, не укладывалось ни в какие представления о характере Главного.

Почувствовав это, умудренный житейским опытом хитрый Самвел Григорьевич Кочарянц, хотя и находился в незавидном положении в сложившейся ситуации, решил, что лучший метод защиты - это наступление. А потому, как это казалось присутствующим, повышенная возбужденность хозяина его вроде бы совсем не смущала.

Михаил Кузьмич, не горячись, побереги себя, дай мне объясниться, как все это получилось, - уже который раз пытался оправдаться С.Г. Кочарянц.

Ну, что ты можешь мне объяснить? Голова вон у тебя вся в серебре! Но конструкция корпуса заряда спроектирована явно неграмотно! Ваши специалисты, что, не знают, что резкий перепад жесткостей приводит к концентрации напряжений, а литейный сплав, из которого изготовлен корпус, плохо сопро-

тивляется изгибу?

Михаил Кузьмич, - пытается слукавить разработчик автоматики заряда (кстати, непосредственной вины С.Г. Кочарянца в этом не было, поскольку корпус разрабатывался не его конструкторами, проектировавшими автоматику взрывного устройства, а совсем другим подразделением института) - по ошибке к вам попал

технологический макет заряда. Ведь, и на мартышку бывает...

Действительно, на мартышку, та тоже не знала, куда очки нацепить.

Да остынь, Кузьмич, тебе говорят, что уже забрали свой грех назад.

Спасибо, обрадовал, Самвел. Давно мы в друзьях ходим, и ты знаешь, как я дорожу нашей дружбой. Но меня за каждый день и час простоя испытаний ракеты лупят наотмашь, живого места уже нет. А ты: забрали свой грех назад!

Эх, Кузьмич, захватил ты нас намертво, не вырваться. Завтра самолетом доставим на совместные статические испытания новый штатный макет заряда, доработанный с учетом всех замечаний.

Самвел, учти - жду до обеда!

Ну и хватка! Ладно, до обеда у вас в испытательном корпусе будет макет!

Михаил Кузьмич встал, потянулся удовлетворенно. Раздался легкий хруст распрямившейся от напряженного сидения спины.



Друзья, я немного прихворнул. А Вам не грех бутылочку распечатать. Прямо из холодильника. Она "ждет" Вас.

Ишь, шутник из душителя сразу превратился в хлебосола, - умиротворенно произнес С.Г. Кочарянц, с удовольствием принимая мировую.

Но это был только первый этап борьбы в возникшей ситуации. Несмотря на положительные результаты испытаний с новой конструкцией корпуса заряда его представители продолжали попытки как-то смягчить свою вину.
В ход были пущены всевозможные доводы, задним числом пытались ужесточить требования, предъявляемые к деформациям корпуса головной части.

И только благодаря четкой и последовательной позиции, занятой
М.К. Янгелем, сумевшим убедительно и доказательно на всех уровнях отбить попытки снизить негативный эффект от допущенных грубейших просчетов, удалось отстоять честь конструкторского бюро. В итоге все издержки, связанные с заменой узлов, были отнесены на счет организации, широко известной ныне как Арзамас 16.

В сложную проблему на первом этапе проектирования головных частей превратилась задача создания теплозащитного покрытия, обеспечивающего температурный режим силового корпуса при движении в плотных слоях атмосферы на нисходящей ветви траектории. На наружной поверхности летящего объекта в этом случае разогрев достигает тысяч градусов. Ученые материаловеды Киевского института металлокерамики и спецсплавов, пытаясь найти свое место в новой области техники, разработали специальный сплав, который и предлагали в качестве эксперимента применить на одной из создававшихся головных частей. Однако при отработке технологии нанесения покрытия выяснилось, что в процессе хранения происходило растрескивание его и скалывание. Для выяснения и принятия решения о возможности использования покрытия у Главного было созвано большое совещание. Докладывал директор института видный специалист в этой области академик АН УССР И.Н. Францевич. Свое обстоятельное сообщение он закончил мыслью о необходимости создания специальных условий для конструкции головной части на всех этапах ее наземной эксплуатации и хранения, гарантирующих сохранность теплозащиты. Едва лишь выступавший закончил говорить, как последовала неожиданная реакция председательствовавшего М.К. Янгеля:

Если я Вас правильно понял, Иван Никитович, мы должны для предлагаемого покрытия сконструировать специальный кондиционер.

И всем присутствующим все стало сразу ясно. Докладчик не нашел никаких контраргументов против такого простого довода. Кстати в дальнейшем покрытия на основе керамики на головных частях никогда не применялись.

СОЮЗ МЕЧА И ОРАЛА

Союз единомышленников - это не только творческое объединение Главных конструкторов - участников разработки всех систем, входящих в ракету. Он не мыслим без тех, кому предстоит реализовать новые конструкции в металле. И главным среди промышленных предприятий, изготавливающих различные узлы, приборы, агрегаты является головной завод, который на основе всех поступающих комплектующих и изготовленного в своих цехах корпуса, собирает ракету.

Поэтому одной из важных задач, возникших на начальном этапе функционирования нового конструкторского бюро, было налаживание связей с заводом, который, в силу прежде всего чисто географического положения, должен был стать базовым. Завод был молодой и фактически находился на этапе становления. Приказ о перестройке производства, выпускавшего автомобили, на изготовление ракет, был подписан Министром вооружения СССР 24 сентября 1951 года. Списочный состав автозавода на 1 января 1951 года составлял 8768 человек. Из них рабочих - 6123 и инженерно-технических работников - 1172 человека. Подкрепленный группой специалистов, прибывших из Москвы, вновь созданный ракетный завод, набирая темпы, работал с большим перенапряжением, фактически без ограничения рабочего времени. В силу всего этого, организация нового конструкторского бюро на основе заводского, ведшего в производстве серийные королевские ракеты, конечно же, не входила в планы производственников.

Вот как об этом периоде пишет Александр Максимович Макаров, бывший в то время главным инженером завода:

"Когда Михаил Кузьмич прибыл на завод, производство всецело было поглощено серийным выпуском ракет Р-I и Р-2 конструкции Королева. В то же время велась интенсивная подготовка к освоению ракеты Р-5, также его конструкции. Нужно отметить, что ракета Р-5 оказалась очень сложным изделием, и мы основательно были заняты этой работой. Неделями не уходили с завода, спали урывками по три-четыре часа в сутки. Отвлекаться на новые идеи молодого конструкторского бюро у нас не было ни сил, ни времени".

Как всегда, в сложных производственных ситуациях, М.К. Янгель действовал смело и решительно, не допуская двусмысленности и недоговоренности, а руководствуясь только интересами дела.

Принципиальные основы взаимоотношений Главный декларировал в виде ставшего широко известным заявления, сделанного вскоре после вступления в должность на одном из совещаний. Дело в том, что на первых порах конструкторское бюро формально как бы входило в структурную схему завода. Главному конструктору ОКБ было предоставлено право проводить независимую техническую политику, право набирать кадры, имелся свой счет в госбанке, но устанавливалась определенная административная подчиненность, связанная в первую очередь с общностью территории.

Присутствовавшим глубоко врезались в память его слова, ставшие в последующем фундаментом взаимоотношений конструкторского бюро и завода:

"ОКБ - расти и развиваться как головной проектной организации на производственной базе завода. Заводу расти и крепнуть как головному предприятию на основе и в процессе материального воплощения проектов ОКБ".

И на мгновение остановившись и окинув присутствующих пристальным взглядом, как бы пытаясь убедиться в том, какое впечатление произвело высказанное мнение, подкрепляя эту точку зрения, подчеркнул:

"Имеющиеся разговоры, кто главнее - ОКБ или завод, право же, не имеют практического смысла и, если хотите, являются вредными".

Следует отметить, что при М.К. Янгеле вопросы взаимоотношения КБ - за-

вод приведенным заявлением были узаконены раз и навсегда. И в этом была большая заслуга руководителей двух мощных коллективов. Директором завода в 1952-1961 годах до перевода в Москву был Леонид Васильевич Смирнов.

Однако была одна очень большая проблема, связанная с особенностями проектирования принципиально нового образца техники. Из авиации пришла отработанная схема рождения машины: первые ее экземпляры создаются на опытном производстве конструкторского бюро и потом после принятия самолета в эксплуатацию, отдаются в массовое изготовление на серийный завод.

Вначале и в ОКБ начали создавать свое опытное производство. Конечно, задачи у него были не такие масштабные и начинать пришлось с нуля. Дело это при наличии огромного гиганта, на территории которого необходимо развертывать собственное производство, было не простое. Развивалась тенденция неопределенной ситуации - параллельно должны были функционировать два производства. В одном, опытном - разрабатывали новые технологии, имея для этого ограниченные возможности, а затем в цехах промышленного гиганта начиналось их переосмысливание с учетом более широких возможностей и перехода к серийному производству. Естественно такое положение очень сильно усложняло взаимоотношения между ОКБ и заводом и порой тормозило апробирование закладываемых в конструкцию новых идей.

Решение укоротить сложившуюся и проверенную практикой проектирования цепочку: конструкторское бюро - опытное производство - серийный завод, превратив ее в жесткую связку: конструкторское бюро - крупнейший серийный гигант, было очень и очень не простым. У этой идеи нашлось достаточно много противников, в том числе и среди ближайших соратников Главного конструктора - его заместителей. Вот одно из этих мнений:

"...В то время любое ОКБ считало обязательным иметь в своем составе экспериментальное производство. Так развиваться намечали и мы. Стремительные темпы становления нашей техники подсказали лучшее решение: передать экспериментальное производство заводу. Кое в чем потом, да иногда и сейчас, мы терпим ущерб, но в общем-то, с государственных позиций, безусловно выиграли".

О том, что это решение пришло не просто, свидетельствует тот факт, что обсуждение вопроса о передаче функций опытного производства заводу было вынесено в самые высокие инстанции.

"Мы решили, - пишет А.М. Макаров, - экспериментальное производство оставить за заводом. Янгель пошел на такой риск, хотя его ближайшие соратники Будник, Ковтуненко, Герасюта и другие были категорически против этого. Мы со Смирновым и Янгелем вышли к Устинову. Дмитрий Федорович мгновенно отреагировал:

Что это даст?

Были представлены техническое и экономическое обоснования: сроки выпуска изделий значительно сокращаются, уменьшается их стоимость. Нас поддержали. Жизнь подтвердила мудрость этого решения: каждые два-три года мы выпускали новые ракеты, которые по многим параметрам не имели аналогов в мировой практике".

Однако будем откровенны и через десятки лет не все участники тех событий оценивают этот акт однозначно. Конечно в нем несомненно были и свои отрицательные моменты. Одно дело приказывать, другое - просить, даже если обращение встречает большое понимание.

Министерский план и после этого решения оставался основой деятельности завода, определялся и спускался свыше и сердцевиной его являлся серийный выпуск ракет. Но образец, принятый на вооружение для ее разработчиков - уже пройденный этап. Они осуществляют только авторский надзор за соблюдением технологии изготовления ракет в цехах завода и шефский
контроль в воинских частях за процессом их эксплуатации.

У создателей очередной новой ракеты заботы другого плана. Им необходимо прежде всего в лабораториях и на стендах проверить правильность заложенных решений и функционирование предлагаемых узлов. Экспериментальная проверка и отработка их проводилась на опытных конструкциях по начальным буквам, получившим индекс "ОК", которые имитировали отдельные узлы и изготавливались на заводе. А это уже для цехового руководства план второго сорта, за который "шкуру снимать" не будут. В крайнем случае сделают замечание. Поэтому изготовление трудоемких единичных конструкций, требовавших создания новых технологий в цехах серийного производства, иногда затягивалось настолько, что в них практически отпадала необходимость, так как на испытательные стенды поступали уже натурные узлы. Причина, приводившая к подобным ситуациям, довольно проста: в опытном производстве экспериментальные узлы изготавливаются обычно по упрощенным технологиям и многое в этом случае зависит от искусства мастеров своего дела, а не стандартных технологий. И, как результат, известны, например, случаи, когда на статические испытания для выдачи заключения о прочности создаваемых конструкций поступали узлы, первоначально задуманные в качестве опытных образцов для проведения предварительных испытаний. В итоге такой важный этап как процесс экспериментальной отработки сам себя изживал. Известны и случаи отказа руководством завода внедрять новые технологии, отработанные в смежных, например авиационной, отраслях. Именно такая судьба постигла историю создания наконечника для самой тяжелой головной части (о чем упоминается в соответствующем месте), когда не только технологическими службами, но и на уровне директора завода конструкторам было отказано в решении проблемы качественного склеивания между несущей металлической арматурой и теплозащитным покрытием.

Тут, как говорится, что было - то было. Из песни слов не выкинешь. И это вполне, даже чисто на человеческом уровне, объяснимо. Трудности не возникают только там, где ничего не делают, только тогда не бывает проблем. Но одним из важнейших достижений тандема ОКБ - завод явилось то, что союз конкретизировал и общность целей, и отстаивание общих интересов. А это проявлялось прежде всего на макроуровне - в вышестоящих инстанциях.

Во внешних сферах, и в первую очередь в министерстве Главный конструктор и директор завода выступали единым фронтом, отстаивали единые позиции. И если возникали какие-то предложения заводу, не касавшиеся тематики конструкторского бюро, то А.М. Макаров всегда предварительно, прежде чем принять решение, обсуждал вопрос с М.К. Янгелем. На микроуровне, конечно, было намного сложнее, и могло проявиться на всех этапах контактов - от рядовых исполнителей до руководителей любого уровня.

В составлении планов по новым работам, как уже было сказано, важную роль играли директивы по выпуску серийно изготавливаемых ракет. Поэтому при обсуждении объемов производственных заданий Главный конструктор всегда настаивал, чтобы опытным работам на заводе уделялось первостепенное значение. Директор завода, естественно, соглашался с этим, но категорическим тоном предупреждал, что срывать план изготовления ракет, поступающих на вооружение, ему никто не позволит. В такие моменты Михаил Кузьмич неизменно заявлял:

Вот этого я и не требую, но жить надо перспективой.

И затем начинался убедительный рассказ о новой перспективной ракете,

какие идеи в нее вложены и как она нужна стране. Александр Максимович заинтересованно слушал и из уважения, которое он неизменно питал к Главному конструктору, слушал, не перебивая, хотя о новой машине уже знал многое. Однако не сдавался:

Знаю, Михаил Кузьмич, ты кого угодно способен уговорить, но план есть план.

И тогда, прекращая словесные баталии, они брали в руки карандаши и на бумаге продолжали дискуссию, оценивая возможности завода, подсчитывали резервы: как сделать так, чтобы без ущерба для производства проектные
разработки прошли весь испытательный цикл, "от идеи до металла". И в конце концов приходили к разумному решению. При возникновении сложных ситуаций М.К. Янгель и А.М. Макаров вместе выходили с предложениями в
Министерство, а при необходимости, и в центральные партийные органы и, как правило, всегда такие демарши были успешными.

Это был союз единомышленников, выдержавший испытание временем.
В основе союза были положены принципы доверия. Успех дела определяли личные качества руководителей, основанные на взаимном уважении, и государственные интересы, которыми они неизменно руководствовались при установлении официальных взаимоотношений. Характер этих взаимоотношений очень точно подметил Д.Ф. Устинов, не отличавшийся щедростью на похвалу:





"Вы - одно целое. Ругаешь заводчан - Михаил Кузьмич берет вину на себя. Хвалишь конструкторов - Янгель утверждает, что это заслуга и заводчан. Так и только так надо работать, а успехи не замедлят сказаться".

Отсутствие промежуточного звена во многом способствовало установлению ритмичной деятельности производства. Нормальная без штурмовщины и авралов работа цехов, вовремя успевших провести переоснащение производства и освоить необходимые технологии для запуска в серию создаваемой ракеты, - это очень емкое понятие, в основе которого должно лежать полное взаимопонимание общих целей между конструкторским бюро и заводом. Еще на ранних ступенях проектирования новых узлов технологи входили в круг проблем, ожидавших их при создании новой ракеты. Изготовление опытных конструкций для отработки принимаемых конструктивных решений являлось своего рода испытательным полигоном, на котором начиналась отработка будущих технологий, принимавшихся производством на вооружение. Взаимосогласованные графики выпуска чертежно-технической документации являлись определяющими, обеспечивавшими нужный ритм работы производства.

Лучшим свидетельством родившегося и прошедшего испытания временем неформального союза двух ведущих в отрасли организаций - конструкторского бюро и крупнейшего машиностроительного завода, явилось создание в рекордные сроки самых совершенных для своего времени образцов, боевой и космической техники Советского Союза. И в сложное послеперестроечное время этот союз является гарантией сохранения Украиной ведущих позиций в мире в области ракетно-космической техники.

И, наконец, пожалуй, самым главным следствием принятой системы взаимоотношений в совместной работе, явилось то, что уже первые ракеты, выходившие из сборочного цеха, и направлявшиеся на полигоны для летно-конструкторской отработки, практически изготавливались по серийной штатной технологии.

И все же оценивая события тех дней и создавшуюся конкретную обстановку в условиях серийного завода, необходимо признать, что если бы проектирование ракеты Р-12 шло по установившимся канонам - опытный образец -
серийная ракета, первенец конструкторского бюро, тем более последующие новые проекты не были бы реализованы в столь рекордные сроки, и, следовательно, не обеспечили бы паритетные условия государству на международном уровне.

ПОТАЕННОЕ СОВЕЩАНИЕ

Источником энергии на борту стартующей ракеты являются аккумуляторные батареи, дающие, как известно, постоянный ток. Потребители же энергии - различные системы, работали в те времена как на постоянном, так и на переменном токе. Например, гироскопы постоянным током раскрутить не представлялось возможным, требовалось высокостабильное переменное напряжение. Управление же рулевыми машинками производилось постоянным током. Для преобразования постоянного тока источников питания в переменный использовались специальные электромашинные преобразователи тока, основным элементом которых являлись вращающиеся элементы. А раз есть движение, значит, есть и трение, сопровождающееся неизменным выделением тепла. Поэтому такие преобразователи в космосе неприемлемы вообще: выделяемое при их работе тепло отводить некуда, а следовательно, в результате через определенное время работы, накопив его, они смогут сжечь сами себя. В космическом пространстве должны "трудиться" статические преобразователи тока, то есть такие системы, которые не имеют движущихся частей. Разработкой их занимались во ВНИИЭМ, руководимым А.Г. Иосифьяном.

При проектировании ракет Р-14 и Р-16, поскольку они являлись боевыми, предусматривалось установить механические преобразователи энергии. Они вполне отвечали требованиям по весовым характеристикам и по надежности. Более того, являлись, по сути, самыми надежными в ракете в целом.

А.Г. Иосифьян предложил на создававшихся ракетах поставить статические преобразователи тока, хотя технической необходимости в них на рассматриваемый момент не было. Однако, учитывая перспективность этого направления, в эскизном проекте были заложены два варианта: и машинный, и статический.

То был период ламповых приемников и телевизоров, потребляемая мощность которых (до 300 ватт) соответствовала примерно нагревательной электрической плите. Но именно в конце пятидесятых годов в наиболее развитых промышленных странах и, в первую очередь, в США и Японии, в преддверии энергетического кризиса и требований совершенствования бытовой аппаратуры, стали интенсивно заниматься развитием электронной техники. Советский Союз по разработке транзисторов, печатных плат и других элементов совершенной электроники намного отставал от передовых стран, а производимая продукция отличалась крайне низкой надежностью функционирования.

По результатам технического проектирования стало ясно, что статические преобразователи на новых ракетах окажутся примерно в три раза тяжелее механических, что являлось прямым отражением несовершенства и низкого уровня элементной базы и надежности систем. И в результате по этой причине приходилось прибегать к троированию схем.

М.К. Янгелю предстояло решить вопрос: какому варианту преобразователей отдать предпочтение. После одного из совещаний, на котором присутствовали представители многих смежных организаций, в кабинете Главного остались А.Г. Иосифьян и еще несколько специалистов, имевших непосредственное отношение к проблеме преобразователей. Этому стихийно возникшему неофициальному Совету предстояло сыграть судьбоносную роль в истории развития электронной техники в стране. Естественно, с позиций создания ракет Р-14 и Р-16 для Главного вопроса, по сути, и не было. Поэтому, настроясь на шутливый тон, он сразу обратился к "возмутителю спокойствия":

Послушай, Андроник, а зачем мне нужны твои в три раза более тяжелые "гробы"?

Конечно, это было уже не первое обсуждение, и не просто только ближайшими интересами проектируемых машин оказались озабочены два человека: старший по возрасту и должности - М.К. Янгель и младший по обоим этим параметрам - А.Г. Иосифьян. А в жизни, да и в деле оба, открытые, принципиальные и независимые партнеры, к тому же, как отмечалось выше, бывшие большими друзьями. Оба схожи по характеру в отношениях с окружающими, оба простые, у обоих головы полны идей. А самое главное, что выражало их сущность - это были государственного склада ума люди.

В ходе состоявшегося обсуждения много выдвигалось доводов "за" и "против". Но главный аргумент, как это ни покажется странным на первый взгляд, не был связан вообще с ракетной техникой.

В те времена техническая политика рождалась в кабинетах Военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР. И все, что выходило прежде всего на нужды быта населения, не находило в этом органе поддержку. Приоритеты имели только направления, связанные с оборонной техникой. Поэтому отрасли, обеспечивавшие жизненный потенциал государства, пребывали на "пещерном" уровне развития техники. Становлением отраслей так называемой группы Б (легкая промышленность) занимались только на пленумах ЦК КПСС; на которых констатировали факт отставания и говорили "надо", а на самом деле и по существу все оставалось на старых местах. Это понимали и ученые, и "технари", но сделать ничего не могли при той централизации управления, которая бытовала в стране.

В радиотехнике эта ситуация обнажилась до предела. Наука и техника катастрофически сдавали позиции - отставание от наиболее развитых стран происходило нарастающими темпами. Основной тезис, прозвучавший в контексте этого совещания, нашел свое выражение в темпераментном обращении А.Г. Иосифьяна.

Ты понимаешь, Кузьмич, если сейчас мы отстаем на десять лет по уровню элементной базы в радиоэлектронике, то очень скоро эти десять лет превратятся в сто.

И это отражало вполне правильно не только реальную действительность, но и ближайшую перспективу. В то время даже бытовал злой анекдот, согласно которому, когда у иностранного специалиста - японца спросили:

На сколько отстает в этой области Советский Союз от страны Восходящего Солнца? - Он назвал примерно ту же цифру:

Десять лет.

Когда же попытались дальше выяснить:

А когда Советский Союз догонит Японию? - то специалист не без ехидства ответил:

Никогда.

Для организации производства, вместо старых весомых ламп, новых элементов радиотехнических схем - буквально "фитюлек" - различного рода транзисторов, тирристоров и других элементов требовались уникальные технологии, сложные по техническому воплощению. В частности, нужны были вакуумные электропечи, которыми промышленность не располагала и приблизительно.

И вот, всесторонне обсудив создавшуюся ситуацию и прекрасно понимая, что в стране при существующей системе не было структуры, способной пойти на революционный шаг развития народного хозяйства, и только через недра Военно-промышленной комиссии под флагом военной техники можно сдвинуть с места проблему, два умных человека, как выразился впоследствии один из участников этого акта, начальник сектора конструкторского бюро А.И. Баулин, приходят к "сговору".

На состоявшемся узком совещании, практически вразрез с политикой, проводившейся партией и правительством, движимые высоким чувством ответственности перед обществом за развитие техники, и, несмотря на проигрыш в тактико-технических характеристиках ракеты, М.К. Янгель и А.Г. Иосифьян принимают решение применить на проектируемых ракетах статические преобразователи электрического тока. При этом они отчетливо осознают, что, как только новая система станет прерогативой Военно-промышленной комиссии, невольно откроются широкие возможности для развития электроники. А это окажет огромное влияние на становление по всей стране как электронно-вычислительной техники, так и широкой номенклатуры самых разнообразных товаров народного потребления.

Так оно и оказалось на самом деле. Сначала появились телерадиоприемники смешанного типа: лампы в сочетании с печатными платами, и, наконец, транзисторные, правда, во многом все же уступавшие западным образцам.

В дальнейшем итоге совместной работы коллективов, возглавляемых двумя энтузиастами - "заговорщиками", статические источники преобразования тока были уменьшены по массе практически в два раза. И хотя они отставали по весовым характеристикам от электромашин, свою "тайную миссию" выполнили полностью.

Так ракетная техника явилась мощной движущей силой в развитии радиоэлектроники.

МЕРА ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Перед творцом новой военной техники (как впрочем и любой другой области знаний) невольно встает вопрос о моральной ответственности за возможные последствия ее применения. Особенно остро, поднявшись на гамлетовский пьедестал "быть или не быть?", звучит он в наши дни, когда "возможности" оружия уничтожения приобрели глобальный, буквально вселенский характер.

В историю ХХ столетия пятидесятые-шестидесятые годы вошли как годы невиданного до тех пор противостояния государств - холодной войны - войны конфронтаций и угроз под флагом усиленного наращивания военной мощи. На международной арене существовали два лагеря, во главе которых были две великие державы - СССР и США. Мир находился в состоянии постоянной тревоги и недоверия. Оснащенные ядерными боеголовками ракеты западных стран, объединенных военным союзом НАТО, были нацелены не только на промышленные и политические центры Советского Союза, но и города его союзников по Варшавскому договору. Это вполне естественно вызывало у последних чувство страха и нервозности. Поэтому на СССР ложилась большая ответственность как за народы своей страны, так и за безопасность стран социалистического блока. И не только как партнеров по военному союзу, но и в равной степени как стран, входивших в Совет Экономической Взаимопомощи.

И в том, что в этот сложнейший исторический период, когда, как например, во время Карибского кризиса в 1962 году до катастрофы оставался один шаг, не разразилась ядерная война, которая стала бы самой большой трагедией в истории человечества, мир обязан в первую очередь боевым ракетам, созданным в конструкторском бюро М.К. Янгеля в содружестве с другими КБ, НИИ и заводами.

Именно то, что произошло на Кубе, показало: равноправия в этом противостоянии можно было добиться только за счет собственных успехов в наращивании военной мощи. Альтернативы этому выбору у создателей военной ракетной техники, как и у физиков, поставивших на службу атомную энергию явно не в мирных целях, не было. И тем не менее, все они безусловно понимали, что противоборствующие стороны не перейдут ту грань конфронтации, за которой последует боевое применение самого смертоносного оружия, поскольку прекрасно отдавали себе отчет, к каким не только жертвам и разрушениям, но и последствиям для населения всей планеты приведет скоротечная современная война. А вместе с тем, обладая превосходством в технике, можно быстрее достичь цели, не прибегая к применению ракет, оснащенных ядерными боеголовками. Демонстрацией мощи и возможностей, решимостью в любую минуту адекватно среагировать - именно этим психологическим оружием успешно сражались и одерживали победы на дипломатическом уровне руководители Советского государства.

Однако и в мирное время проблема меры ответственности и последствий от принимаемых решений для экологии Земли и ее населения не раз поднимались во весь рост перед Главным конструктором.

Такой вопрос остро встал в 1962 году - правительством было принято решение о проведении сверхсекретных стартов ракет, последствия которых могли оказаться непредсказуемыми. Даже в секретных документах они значились предельно просто - операции К-1 и К-2. На самом деле речь шла о подрыве на различных высотах ядерных зарядов. Цель экспериментов - исследовать влияние поражающих факторов ядерного взрыва на авиационную и ракетную технику, специальную радиосвязь, радиолокаторы. В качестве носителя выбрали ракету Р-12. Ставка на первую янгелевскую ракету, с помощью которой предполагалось провести эксперимент, была отнюдь не случайной. Требовалась абсолютная надежность выполнения проводимых операций.

Составлять программу полетного задания на атомный взрыв поручили молодому инженеру А.Ф. Белому. Когда все документы были подготовлены, его и руководителя направления баллистики Н.Ф. Герасюту пригласил к себе
Главный конструктор.

Заходим мы в кабинет Михаила Кузьмича, - вспоминает А.Ф. Белый. -
Он, как всегда, сидит за рабочим столом в углублении кабинета. Предложил сесть. Обращаясь к Николаю Федоровичу, попросил доложить о проделанной работе. Я невольно посмотрел на Н.Ф. Герасюту и обратил внимание, что мой руководитель стал сразу как-то предельно подтянут, лицо покраснело, как у школьника, испытывающего трепет перед старшим. Доклад был строгим, корректным, но чувствовалось - удается он с огромным внутренним напряжением. Все это сильно поразило. Надо заметить, что я, как молодой инженер, Главного не боялся. В сознании такое представление: ну, мужик, как мужик. И какого хрена, думаю, меня в кабинет потащили? Только намного позднее, сам став во главе коллектива исполнителей, до глубины души прочувствовал всю меру ответственности, которую брал на себя Николай Федорович Герасюта и автоматически тем самым перекладывал ее на Главного. Ведь речь-то шла о настоящих ядерных взрывах! Вот это и хотел внедрить в наше сознание
Главный, будучи предельно официален. Между тем, выслушав, не перебивая, доклад, Михаил Кузьмич стал задавать вопросы, на которые получал обстоятельные четкие ответы. И вдруг совершенно неожиданно последовала жесткая реакция:

Ну, смотри, если что произойдет, я тебя...

Н.Ф. Герасюта на это еще раз твердо заверил:

Не беспокойтесь, Михаил Кузьмич, все будет в порядке, энергетики хватит, запасы топлива в норме.

Ну, тогда я подписываю, Николай Федорович.

И с этими словами Главный взял у меня полетное задание и расписался в положенном месте.

А где второй экземпляр, - обращаясь ко мне, спросил он.

Я схватился было бежать за ним, так как второпях второй экземпляр оставил на рабочем столе. Но Михаил Кузьмич, как-то так просто, остановил:

Не торопись, я подожду.

Когда был подписан принесенный экземпляр, он спокойно и дружелюбно сказал:

А теперь отправляйте.

И мы покинули кабинет...

Операции К-1 и К-2 были проведены в июле 1962 года. Поставленные задачи были полностью выполнены.

Невольным свидетелем одной из этих операций оказался Ю.А. Сметанин. Вот как передает впечатление он высотного взрыва атомной бомбы.

"Я был тогда в Капустином Яру, мы знали, что будет взрыв, но официально меня, конечно же, никто не приглашал... Была ракета и два беспилотных самолета, которые находились в зоне поражения...Я видел взрыв. Это поразительная вещь! И как мальчишка попался на том, что забыл о несовершенстве техники. Надев черные очки, смотрел в ту точку неба, где должен был произойти взрыв. Проходит минут двадцать, но все спокойно... Я снял очки, поднимаю голову - вспышка! Глаза заполнились белой пеленой, и ничего не видно. Пришло тепло, оно ударило по телу... А ведь до точки взрыва семьдесят километров!... Потом в воздухе наливается свирепый пузырь, облака перемешиваются, и все это расширяется, а ты стоишь разинув рот от удивления... И тут пришла ударная волна, и она довольно сильно хлестнула по лицу... Впечатление, конечно же, очень сильное. Оба самолета были сбиты. Но более всего удивило, что в эти дни прием телевизионного сигнала из Чехословакии был без всяких там устройств, так как образовались ионизационные каналы в атмосфере..."

При подготовке к старту первой ракеты Р-36 вышла из строя система опорожнения баков. Об этом и было доложено на заседании Государственной комиссии. И вдруг совершенно неожиданно Михаил Кузьмич обратился к представлявшему интересы баллистиков молодому специалисту А.Д. Шептуну с вопросом: что думает он о возможности допуска машины к пуску. Получив утвердительный ответ, Главный резюмировал:

Я с тобой согласен.

Этот мимолетный эпизод, на который никто из присутствующих членов Государственной комиссии не обратил внимания, очень показателен с психологической точки зрения. Конечно, для Главного не было вопроса - пускать или не пускать? Первый старт всегда на минимальную дальность, а поэтому компонентов топлива наверняка хватит.

Окруженный молодыми специалистами, зачастую делающими первые шаги в такой сложной и ответственной технике, он ни на минуту не переставал быть воспитателем, наблюдая не только за тем, как набирается опыта молодежь, но и за становлением волевых и моральных качеств, способностью принять самостоятельное решение каждого исполнителя. Ведь, несмотря на огромную дистанцию в служебном положении: начинающий инженер - Главный конструктор, они, как бы, на какое-то мгновение оказывались в одинаковых условиях: необходимо высказать свое мнение, не подвергаясь чьему-либо давлению со стороны. В этот момент для М.К. Янгеля прежде всего важно было другое - как проявит себя инженер, оказавшись в подобной ответственной ситуации, его способность не только иметь собственное мнение, но и принимать решение. Это был своего рода невольно состоявшийся экзамен. И как оценка в зачетной книжке студента, в "архивах" памяти руководителя откладывалось впечатление о зрелости каждого отдельного сотрудника коллектива, с обязательно вытекающими выводами - какую работу можно поручить в дальнейшем, на каких должностях можно использовать.

Участвуя в совещаниях на самых высоких, в том числе и государствен-
ном, уровнях, Главный всегда стремился брать с собой кого-то. Причем этим кем-то был, как правило, непосредственный исполнитель по обсуждаемому вопросу вне зависимости от занимаемой должности. В то же время при любой возможности Михаил Кузьмич не упускал случая и посылал в высшие инстанции сотрудников конструкторского бюро. Уступая свое место на заседаниях, стремился к тому, чтобы они из первых уст воспринимали задачи, стоящие перед коллективом, приобретали опыт поведения в любых ситуациях, набирались того, что называется административной мудростью, привыкали брать ответственность за принимаемые решения.

На столе у заместителя Главного по двигателям И.И. Иванова звонит аппарат прямой связи:

Иван Иванович, звонил Д.Ф. Устинов и просил меня лично прибыть в

Кремль на совещание по лунному проекту. Поскольку в корабле посещения Луны главным является двигатель, то я считаю, что именно Вам, как его разработчику, надо ехать вместо меня.

И вот высокое заседание в ЦК КПСС. После того, как выступил головной разработчик лунной ракеты и главные конструкторы ряда систем, слово предоставили И.И. Иванову.

Обрисовав общее состояние работ и отметив, что важнейшей задачей истекшего периода для конструкторского бюро был вопрос сдачи на вооружение ракеты Р-36, у которой на двигателе второй ступени не хватало удельной тяги, вследствие чего дальность снижалась на 470 километров, докладчик остановился на трудностях, возникших при отработке двигателя для корабля посещения Луны. Со свойственной ему прямотой, без обиняков выступление закончил словами:

Для отработки двигателя нужен специальный стенд, которого у нас пока нет.

А у нас нет производственной базы, - подлил масла в огонь присутствовавший на совещании А.М. Исаев, являвшийся Главным конструктором двигателя на другом блоке лунной ракеты.

Атмосфера сразу резко накалилась. По всему чувствовалось, что докладчик явно "переборщил" для совещаний такого уровня. Но было уже поздно. В действие вступила "артиллерия большого калибра". Д.Ф. Устинов устроил "разгон" Министру А.С. Афанасьеву и его заместителям. Основной довод, трафаретный для тех времен:

Вы не забыли о том, что у Вас в карманах партбилеты?

Когда после совещания его участники вышли из ворот Спасской башни Кремля, то, в свою очередь, С.А. Афанасьев обрушился на И.И. Иванова. Имея в виду выступившего в том же духе, что и И.И. Иванов, другого Главного конструктора двигателей А.М. Исаева, для которого принципиальность и справедливость были превыше всего, он "обобщил" свой гнев словами:

Ну его-то мы знаем, а ты-то чего добился?

В разговор вмешался заместитель Министра Г.М. Табаков, выступив в под-держку своего руководителя:

Я его предупредил, чтобы, выступая, говорил помягче.

В довершение к взбучке, полученной от Министра, на следующий день Главный конструктор ракеты Н-1, как назывался лунный проект, В.П. Мишин не преминул связаться с Днепропетровском и высказал М.К. Янгелю свое возмущение неправильным, якобы, поведением И.И. Иванова.

Когда последний вернулся домой в конструкторское бюро, ему позвонил Михаил Кузьмич и в привычной своей манере спросил:

Если Вы можете, зайдите ко мне!

Внимательно выслушав рассказ о том, как все происходило, Главный только и сказал:

Я бы выступил точно так же.

Трудно переоценить воспитательную роль возникавших таких ситуаций, характеризовавших отношение Главного к членам своей команды.

В более сложном положении, чем И.И. Иванов, правда не на таком высочайшем уровне, оказался начальник отдела конструкторского бюро
В.А. Шапошников, занимавшийся вопросами обеспечения гарантии и надежности эксплуатации ракет.

В связи с длительным нахождением ракеты в заправленном состоянии на боевом дежурстве по инициативе ведущего Научно-исследовательского института Министерства обороны Заказчик поднял вопрос о так называемой
агрегации взвешенных примесей в компонентах топлива.

Перед заправкой и горючее, и окислитель очищались с помощью специальных фильтров, не пропускавших посторонние примеси размером в
двадцать микрон и выше. Более же мелкие частицы, которые могли преодолевать зазоры в форсунках и клапанах, не могли вызывать никаких неприятностей.

Возражения военных были двоякого рода. Во-первых, они исходили из предположения, что взвешенные частицы при диаметре в двадцать микрон могут иметь удлиненную форму, а потому свободно проскакивая через фильтры, располагаться в критических сечениях и тем самым влиять на подачу компонентов топлива на турбину.

Кроме того, при длительном нахождении компонентов в баках проникшие через фильтры даже меньшие частицы могут иметь склонность к оседанию и накоплению на различных внутренних элементах конструкции бака - стрингерах, шпангоутах, оболочках. В невозмущенном состоянии не исключалась и тенденция к агрегированию (отсюда и название явления), то есть срастанию частиц и к возникновению структур более плотной массы наподобие накипи, которая образуется в обыкновенных кухонных чайниках при нагревании воды. Оторвавшись от поверхности бака, такие образования могут попасть в зазоры редуктора и, уменьшив проходное сечение, вызывать самые негативные последствия при работе жидкостного реактивного двигателя.

Возникшая ситуация усложнялась еще и тем, что военные стали списывать на "разрекламированное" явление все сомнительные аварийные пуски, поскольку были случаи, когда нарушалась регулировка работы клапанов. И хотя причины не были установлены однозначно, тем не менее появилась возможность искать "крайнего".

Проблема приобретала масштабность, поскольку в результате развернутой компании могли быть поставлены под сомнение все ракеты, находившиеся на боевом дежурстве. И поэтому перед Главным конструктором ракеты
М.К. Янгелем, а также Главным конструктором двигателей В.П. Глушко, Государственным институтом прикладной химии, как разработчиком топлива, была поставлена задача: или экспериментальным путем доказать, что процесс агрегации при длительном хранении не возникает, или, в противном случае, обосновать допустимость этого явления.

Для обсуждения вопроса на заседании секции Научно-технического совета Министерства была создана специальная бригада, которую и возглавил
В.А. Шапошников. Несмотря на то, что днепропетровцев доставили в Москву специальным самолетом, оказалось, что они сильно опоздали. К этому времени представители Заказчика, воспользовавшись соглашательской позицией некоторых сотрудников Министерства общего машиностроения, внушили председательствовавшему заместителю Министра Г.М. Табакову, что эксперименты по выяснению возможности агрегации необходимо провести обязательно, а головным по обеспечению и проведению всех работ должно быть конструкторское бюро "Южное".

Никакие доводы янгелевских представителей и доказательства необоснованности выдвинутой позиции не принимались во внимание. Более того, они вызвали негативную реакцию председателя совещания, раздраженного независимым поведением делегации, председателя совещания. Посыпались упреки в нежелании решать неотложные важнейшие проблемы, пренебрежении интересов Заказчика. В общем, разговор получился очень тяжелым, а занятая днепропетровцами позиция была оценена как близорукая.

В конце заседание приняло предельно жесткий оборот. Было предложено подписать заранее подготовленное решение, которым предусматривалось проведение в достаточно сжатые сроки большого объема весьма сложных работ по исследованию возможности агрегации и влиянию ее на работоспособность систем. С принятием такого решения автоматически ставилась под сомнение способность всех разработанных конструкторским бюро и находившихся на вооружении ракет выполнять свое назначение.

Представители М.К. Янгеля, естественно, наотрез отказались подписать такой документ. Сославшись на их позицию, не поставили свои подписи и представители конструкторского бюро В.П. Глушко и ГИПХа. Председательствовавший попытался оказать силовое давление, но получил решительный
отпор.

Возмущенный строптивостью непокорных, Г.М. Табаков снял трубку ВЧ аппарата спецсвязи. В присутствии всего совещания связался с Михаилом Кузьмичом и в самых нелестных выражениях охарактеризовал позицию, занятую представителями конструкторского бюро "Южное" и лично В.А. Шапошниковым, как руководителем группы. В адрес последнего он произнес гневную
тираду:

Прислал какого-то мальчишку, который сорвал важное совещание, готовившееся нами неделю. Чтобы я его никогда больше не видел в ракетной технике. Это не наш человек. Доложи о принятых мерах.

После чего последний был выдворен из кабинета с напутствием по приезде в Днепропетровск зайти к М.К. Янгелю и напомнить ему о наложении наказания.

Не буду скрывать, - вспоминал впоследствии "провинившийся", - настроение было препакостное. Поехал за увольнением в родное конструкторское бюро. Нелегко мне было явиться "на ковер" к Михаилу Кузьмичу.
Мысленно подбирал поубедительнее аргументы. Опасался, что он, постоянно занятый самыми сложными проблемами, не найдет времени для детального рассмотрения сути вопроса, а посему и не сможет разделить нашего упрямства. В этой мысли меня убеждало и то, что некоторые наши единомышленники после того, как проблема агрегации приобрела такой неожиданный оборот, высказывались в том смысле, что плетью обуха не перешибешь, и если сам заместитель Министра настаивает, то чего нам сопротивляться - сверху виднее!

Но разговор у Михаила Кузьмича неожиданно развивался совсем по другому сценарию, чем я предполагал, когда обдумывал сложившуюся ситуацию. Он внимательно, не прерывая, выслушал мое сообщение о том, как и в какой обстановке проходил Научно-технический совет, а в ответ на попытку аргументировать занятую нашей делегацией позицию коротко резюмировал:

Вы специалисты, вам виднее.

И с этими словами отпустил меня. Еще более я был удивлен, когда наша бригада, в том числе и я, была премирована за работы по проблеме агрегации. Сам же вопрос, как надуманный, вскоре был снят при энергичном участии
В.П. Глушко и Академии наук СССР. Думаю, что Михаил Кузьмич сумел и заместителя Министра убедить в неправоте, так как вскоре пришлось быть на очередном совещании в Министерстве, и наша встреча с Г.М. Табаковым была вполне доброжелательной. А он-то уж меня хорошо помнил!...

Пытаясь проанализировать и квалифицировать побудительные мотивы, руководившие Главным в описанном эпизоде, В.А. Шапошников подчеркивает не только умение быстро разобраться в любой ситуации, умение спросить, но и готовность защитить своих подчиненных от нападений, а главное, большое доверие к людям, с которыми работал.

Просто подмывает, - заключает автор этих наблюдений, - приписать Михаилу Кузьмичу слова, некогда высказанные вице-президентом США Стивенсоном: "Сделать человека достойным доверия можно, лишь доверяя ему". - И подкрепляет эту мысль не менее интересной и показательной другой историей, в которой волею судьбы сам оказался главным действующим лицом...

Учитывая большое значение для обороны страны ракеты Р-36, она была поставлена на боевое дежурство в середине 1965 года еще в ходе летных испытаний, которые были закончены в конце мая.

Несмотря на это, ракетный комплекс официально не был принят Заказчиком в эксплуатацию. То есть ракета стояла на боевом дежурстве и в любой момент должна была выполнить поставленную задачу, а официально на вооружении не числилась.

Причина для этого была достаточно серьезная.

В процессе нахождения ракеты в заправленном состоянии, в местах разъемных соединений, а их на одной машине насчитывалось до ста пятидесяти, были обнаружены течи. И хотя характер течей - компоненты сочились в местах соединений и натекание во времени было незначительным - не вызывал особых опасений, тем не менее сам факт был очень неприятен и военные ставили законные вопросы о степени возможности возникновения аварийных ситуаций. Для решения возникшей проблемы в декабре 1966 года создали специальную комиссию. Председателем был назначен М.К. Янгель. Комиссии предстояло выработать совместное с Заказчиком решение, дающее возможность принять ракету на вооружение.

Конечно, кардинальное решение вопроса - ампулизация ракет, связанная с переходом на полностью герметичные неразъемные соединения. Но это сложная техническая проблема, которая требовала длительного времени и будет реализована в дальнейшем. А что делать с теми ракетами, которые уже потекли, - сливать компоненты, нейтрализовать и ремонтировать, или ограничиться предлагаемыми конструкторами мерами, в частности, обматывать потекшие соединения специальными поглощающими лентами, получившими название "портянок", которые позволят снизить загазованность до допустимых размеров и для надежности ввести строгий контроль с помощью гелиевых
течеискателей?

Все эти вопросы поставил в своем вступительном слове Председатель комиссии. Обращаясь к военным, он особенно подчеркнул несуразность возникшей ситуации:

Ракета полтора года находится на боевом дежурстве, Вы ее эксплуатируете все это время, а фактически не несете никакой ответственности. Ситуация неопределенная, машина как бы ваша и в то же время - не ваша. При таком положении любые ошибки могут быть списаны на конструкторское бюро. И тому есть уже примеры. Естественно, возникает вопрос о передаче тогда промышленности воинских частей, эксплуатирующих ракет. Ведь для того, чтобы отвечать, надо знать, с кого спрашивать и кого контролировать.

Работа комиссии в напряженной обстановке продолжалась в течение почти двух недель с утра и до позднего вечера. Михаил Кузьмич, как всегда, был загружен одновременно многими вопросами, а посему не мог постоянно участвовать в заседаниях, в которых представители конструкторского бюро с трудом сдерживали напор оппонентов, торпедировавших все предложения, в большом числе "уточняющих моментов".

Во время одного из таких заседаний и произошел случай, который надолго остался в памяти всех его очевидцев.

"Комиссия работала, - вспоминает В.А. Шапошников, - в кабинете одного из заместителей Министра. Место председателя находилось во главе длинного стола. Слева и справа от него размещались члены рабочих групп и их консультанты. По быстро сложившемуся правилу я сидел четвертым слева от председателя. В это утро в ожидании прихода Михаила Кузьмича обсуждались частные вопросы. Предстояло уточнить некоторые моменты с представителем Заказчика, сидевшим справа от председательского кресла, на которое я и присел во время беседы. Увлеченный разговором, не заметил, как вошел Михаил Кузьмич и сел на мой свободный стул. Признаюсь, очень смутился, увидев нелепость ситуации, и стал поспешно собирать документы, чтобы освободить место. Но Михаил Кузьмич жестом приказал мне оставаться на месте, подкрепив его неожиданно словами:

Так что, Владислав Анатольевич, может начнем?

Не знаю, было ли заметно по мне, но при этих словах растерялся окончательно. Поняв это, Михаил Кузьмич пришел ко мне на помощь, разрядив весьма дипломатично создавшееся положение:

Владислав Анатольевич, разрешите мне высказать некоторые соображения?

Я понял - Главный своим авторитетом поддерживает своих представителей, делегируя как бы нам, постоянно присутствующим на этой нелегкой комиссии, свои полномочия председателя и лидера. Конечно же, слово Михаилу Кузьмичу я дал. Потом у меня попросился выступить кто-то из руководителей группы Заказчика. Я и сам не заметил, как до перерыва настолько освоился с ролью председателя, что не только предоставлял слово делающим высказать свою точку зрения, но и позволял себе на правах ведущего совещание вступать в полемику с выступавшими, и самому брать слово, когда это казалось необходимым.

В течение всего утреннего заседания Михаил Кузьмич своим примером призывал присутствующих относиться ко мне как к председателю. В результате протокол совещания перешел в наши руки. В перерыве, прощаясь с нами, Главный напутствовал:

Не упускайте инициативу! Нельзя, чтобы из-за неясных опасений какого-то перестраховщика были приняты неправильные решения. Но и не увлекайтесь!

Я не могу судить о том, в какой мере этот случай повлиял на дальнейший ход событий. В сложной системе взаимосвязанных проблем он может вообще показаться незначительным. Но комиссия приняла правильные объективные решения, которые в известной мере были созвучны с заключительным правительственным документом. В моем представлении этот эпизод свидетельствовал о том, что Михаил Кузьмич был прекрасным психологом и отменным
тактиком".

КОЗЫРНАЯ КАРТА

Начало шестидесятых годов в истории развития ракетной техники отмечено мощным противостоянием ведущих конструкторских бюро в борьбе за заказы на разработку стратегических межконтинентальных баллистических ракет. Однако, к сожалению, на конкурс выносились не только технические достоинства рассматривавшихся предложений. Налицо был и очевидный "теневой" конкурс. Разработка проектов ракет нового поколения пришлась на время, вошедшее в историю советского государства как период "оттепели". В эту пору, несмотря на наметившуюся демократизацию общественного строя, мало что изменилось в обычаях и нравах высшего эшелона власти. Даже в важнейших вопросах государственной политики, определявших оборону страны, предпочтение могло отдаваться розыгрышу "семейных карт". Заполучить дитя какого-нибудь государственного деятеля для работы в модной отрасли промышленности было сокровенной мечтой многих главных конструкторов, ибо ставка в битве за наследника была куда выше, чем соревнование за конкурсный проект. Ведь в случае "выигрыша" малозаметное конструкторское бюро мгновенно становилось ведущей организацией, "тузом", и заказы начинали сыпаться, как из рога изобилия.

С этих позиций одной из наиболее "козырных карт" в начале шестидесятых годов оказалась фигура обычного выпускника вуза. Кроме одной решающей детали - это был сын первого человека в государстве, объединившем в своей персоне два самых главных поста в стране - Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР - Н.С. Хрущева. Вот какой полуанекдотический эпизод, связанный с отпрыском всемогущего руководителя, приводит в своих воспоминаниях Главный конструктор системы противоракетной обороны Г.В. Кисунько:

"Министр распорядился перевести в наше специальное конструкторское бюро (СКБ-30) группу выпускников вузов 1957 года, ранее направленных в научно-исследовательские институты и конструкторские бюро авиационной промышленности. Для отбора молодых специалистов я направил в госкомитет одного из своих замов - Елизаренкова, который просмотрел представленный ему список и сделал пометки против отобранных фамилий. Заместитель Министра по кадрам спросил у него:

А почему вы обошли вот эту строчку в списке?

В указанной им строчке значилось: "Хрущев Сергей Никитович"

У нас уже был один Сергей (Елизаренков имел в виду Сергея Лаврентиевича Берия, сына Л.П. Берии, работавшего до ареста отца Главным конструктором по системам противоракетной обороны. - Авт.). Был, да сплыл, - не задумываясь, выпалил Елизаренков.

Только много лет спустя узнал я об этой самодеятельности и пришел в неописуемую ярость.

Вы дурак или провокатор? - спрашивал я Елизаренкова. - Неужели Вы не понимаете, что Ваша выходка стала известной Никите Сергеевичу, как исходящая не от Вас лично, а от меня как Главного конструктора? Понимаете ли Вы, что предложение заместителя Министра не могло быть сделано без согласия Хрущева-старшего? Наконец, понимаете ли Вы, что все катаклизмы, переживаемые нашим коллективом, являются прямым отголоском Вашей дурацкой выходки?".

Даже по прошествии многих лет автор воспоминаний не может равнодушно воспроизводить эту сцену. Слишком уж чувствуется эмоциональный накал беседы. Так непроизвольно "по вине" своего заместителя Главный конструктор системы ПРО упустил предоставившуюся возможность обеспечить своему конструкторскому бюро прочное положение, и очень скоро ощутимо прочувствовал промахи незадачливого помощника.

Описанный эпизод с "Сергеем", как уже было сказано, произошел в 1957 году. Выпуски в высших учебных заведениях, как известно, бывают весной. А в августе 1958 года опытное конструкторское бюро - ОКБ-23, располагавшееся в московских Филях, посетил Н.С. Хрущев. Его сопровождал Министр обороны маршал
Р.Я. Малиновский. Уровень по всем нормам самый высочайший, что, казалось, должно было бы свидетельствовать об особом значении, придаваемом руководством страны работам, проводившимся в конструкторском бюро.

Действительно, в ОКБ-23, возглавлявшемся талантливым авиационным конструктором В.М. Мясищевым, работало много высококвалифицированных специалистов. За короткий срок - семь лет существования со дня основания в 1951 году - создано несколько проектов совершенных тяжелых стратегических дальних бомбардировщиков. Кстати, на базе одного из этих самолетов уже в наши дни была создана модификация - транспортный вариант ВМ-Т, который на "своей спине" перевозил баки водородного блока "Энергии", сыграв тем самым важную роль в победе идеи самолетной доставки крупномасштабных конструкций системы "Энергия-Буран".

Почетных гостей провели в цех окончательной сборки самолетов, где им было продемонстрировано находившееся в стадии изготовления новое детище Главного конструктора - сверхзвуковой стратегический дальний бомбардировщик большой грузоподъемности М-50. Пройдет всего три года и этот самолет на традиционном авиационном празднике в Тушино в июле 1961 года произведет фурор. Собравшиеся на смотровом поле и вся страна услышат торжественный голос ведущего диктора радиовещания:

К нам приближается новейший сверхзвуковой самолет-ракетоносец в сопровождении двух сверхзвуковых истребителей.

Показ произвел большое впечатление на всех, увидевших, несомненно, выдающееся достижение авиационной конструкторской мысли. Иностранные корреспонденты единодушны в оценках:

"Парад убедил Запад, что не все свои военные усилия Россия отдает ракетной технике - отнюдь нет" - писала Лондонская "Дейли мейл".

Ей вторила парижская "Пари пресс Энтрансижан":

"В Тушине русские доказали, что они способны посвящать свои силы одновременно завоеванию космоса и созданию самолетов, которые показали вчера. Во Франции не думали, что они могут иметь такую технику".

К сожалению, давая высокую оценку достижениям советской авиационной техники (это была первая не только в отечественной, но и, пожалуй, мировой практике попытка создания самолета такого типа, опередившая на десятилетие развитие авиации), западные эксперты оказались в полном неведении о действительном положении вещей. Конструкторское бюро, продемонстрировавшее на авиационном параде свой сенсационный самолет, на тот момент уже не существовало. Решение о его ликвидации было принято ни кем-нибудь, а лично Никитой Сергеевичем Хрущевым. И никто из принимавших участие в этом решении не задумался и не возразил, что тем самым наносится непоправимый вред развитию авиационной техники.

Но вернемся в ОКБ-23 в август 1958 года.

После посещения Н.С. Хрущевым сборочного цеха состоялось совещание. Ход этого, ставшего "судьбоносным" для ОКБ-23 совещания, описан в книге П.Я. Козлова "Конструктор".

"Заметно волнуясь, но не теряя своих качеств великолепного докладчика, В.М. Мясищев рассказал об основных работах в области создания сверхзвуковых тяжелых самолетов. Его увлекательный, богато иллюстрированный доклад вызвал значительный интерес у слушателей. Н.С. Хрущев и Р.Я. Малиновский задали ряд вопросов, на которые Мясищев дал исчерпывающие ответы.

... В.М. Мясищев сделал попытку рассказать о некоторых проработках по ракетно-космической тематике, выполненных в ОКБ, но Н.С. Хрущев остановил Мясищева, сказав примерно следующее:

Владимир Михайлович, Вы занимаетесь крупными темами в области авиации. Это - Ваша область. А вопросы ракетной тематики у нас есть кому решать и обеспечивать.

Странное - иначе не назовешь - впечатление осталось у Мясищева и его помощников от этого посещения ОКБ правительственной делегацией. Хотя ни сам Н.С. Хрущев, ни кто-либо из сопровождавших его лиц ничего отрицательного о делах мясищевского коллектива не сказали, но и ожидавшегося одобрения успехов, достигнутых ОКБ, тоже не было".

Жизнь в конструкторском бюро после посещения его Н.С. Хрущевым шла своим чередом, работа продолжалась в высоком темпе. Военная авиация с нетерпением ждала новую машину. Поздней осенью 1958 года "пятидесятка" на специальной барже по Москве-реке была благополучно переправлена на летно-испытательную базу ОКБ-23 и начался период наземных, а затем и летных испытаний.

А в "верхах" жизнь, определенная состоявшимся посещением, также шла своим чередом. Там время приведения в действие принятого решения было уже запрограммировано и ждали только сигнала на его реализацию. Команда прозвучала осенью 1960 года, и ОКБ-23 в одночасье перестало существовать как ведущее авиационное конструкторское бюро, получив статус филиала подмосковной организации, возглавлявшейся В.Н. Челомеем. До 1960 года мало кто знал о существовании в Реутово рядового конструкторского бюро, не имевшего ни заслуг, ни почестей, ни громких перспективных проектов: конструкторское бюро занималось созданием морских зенитных управляемых ракет. И вдруг необыкновенный взлет.

О том, что предшествовало метаморфозе авиационного конструкторского бюро в ракетное для непосвященных в придворные кремлевские тайны стало известно из "устных сообщений", невольно просочившихся негласно на информационную поверхность.

События, согласно этим рассказам, развивались так. Несмотря на то, что "жертва" практически была определена, В.Н. Челомей получил свыше более широкую, беспрецедентную привилегию - "добро" - подмять под себя любое авиационное конструкторское бюро. На раздумье дали сутки. На следующий день новоиспеченный фаворит должен был объявить свой выбор.

Такое решение руководителя страны поставило в очень щекотливое положение председателя Государственного комитета по авиационной технике
П.В. Дементьева. А что, если аппетиты превзойдут все возможные пределы и в качестве жертвы будет назван признанный корифей авиационной техники
А.Н. Туполев? Зная крутой характер последнего, решить поставленную задачу было бы очень трудно, не говоря уже о прочих моральных издержках. Под прессом этих проблем прошла ночь у председателя Комитета. И когда на следующий день В.Н. Челомей назвал фамилию Главного, судьба которого после этого автоматически решалась, руководитель авиационной промышленности облегченно вздохнул. Как говорится, пронесло.

А дальше все уже было намного проще. П.В. Дементьев приехал в Фили, в ОКБ-23, усадил ставшего бывшим главного конструктора в свой правительственный лимузин и, проделав путь Москва-Жуковский Московской области, представил коллективу прославленного Центрального аэрогидро-динамического института нового директора - В.М. Мясищева. Несомненно, в создавшейся ситуации В.Н. Челомей повел себя очень "мудро". Он выбрал оптимальный вариант, позволивший не только избежать сложных коллизий, но и заполучить одно из лучших, а по достигнутым на тот момент успехам наиболее перспективное ОКБ.

Но почему же столь "крутые" перемены произошли в судьбе Главного конструктора В.Н. Челомея? Почему именно он получил такую огромную беспрецедентную прерогативу? Ведь когда принимали решение о ликвидации монополии в ракетной технике конструкторского бюро С.П. Королева, то приняли всем понятное и единственно правильное решение о становлении новой организации на "пустом" месте и не в перенасыщенной научно-исследо-вательскими институтами и конструкторскими бюро столице, а на периферии, в непосредственном соседстве с мощной производственной базой. Так поступали и раньше, создав КБ в Миассе, так поступали и позднее, организуя проектные центры в Красноярске, Омске и других городах. В зависимости от необходимости и успехов возникали и расформировывались многие организации. Но подобного не знала история ни самолетостроения, ни, в равной степени, ракетостроения. Чтобы ведущее конструкторское бюро, спроектировавшее в кратчайшие сроки первоклассные самолеты, соответствующие мировому уровню развития авиации, подпадало под власть ничем не примечательного конструкторского бюро? Нонсенс? Нет!

За всем этим отчетливо просматривается фигура молодого инженера, который в дальнейшем очень быстро сделал карьеру, вскоре удостоившись высших правительственных наград. Это тот самый Сергей Никитович Хрущев, сын "самого" Н.С. Хрущева, которым пренебрег принципиальный заместитель Главного конструктора системы противоракетной обороны Г.В. Кисунько, а Главный конструктор В.Н. Челомей свой шанс не упустил, а использовал на все сто процентов.

О том, как сказались промахи незадачливого заместителя, Г.В. Кисунько вскоре почувствовал ощутимо. В цитировавшихся воспоминаниях читаем:

"Я понимал, что в техническом замысле оппонентов заложен принципиальный изъян, делавший их радиолокационную систему непригодной ни для
противоракетной обороны, ни для действия против спутников". Но разработчики "альтернативной новинки" стремились поскорее пристроить свой плохонький товарец под крылышком фирмы Челомея, семейно родственной с самим
Хрущевым".

Характеризуя сложившуюся обстановку тех лет, Б.Е. Черток вспоминает:

"Мы за эти годы научились оценивать политическую обстановку и по различным репликам на многочисленных заседаниях с участием самых высоких чиновников чувствовали, "кто есть кто".

Далее он пишет, что во время одного из разговоров Председатель Государственного комитета по оборонной технике прямо сказал, что "Хрущев поддерживает предложения Челомея...

Какие возможности у Челомея, - продолжает Б.Е. Черток, - сказать было трудно, а Днепропетровский завод и КБ Янгеля... - это очень большая сила".

От системы никуда не уйдешь, как бы несгибаем и независим ни был твой характер. Постоянная конкуренция с конструкторским бюро В.Н. Челомея по новым, но, увы, параллельным проектам, привела на предел человеческих возможностей и мешала работе настолько, что проектанты с согласия, конечно, Главного, воспользовавшись возникшими впоследствии разногласиями между В.Н. Челомеем и сыном главы государства (во время посещения конструкторского бюро М.К. Янгеля в 1961 году С.Н. Хрущев сопровождал
Н.С. Хрущева), пытались начать сепаратные переговоры с последним о переходе его к М.К. Янгелю заместителем. Такова, увы, суровая действительность, диктовавшаяся интересами дела. Но любви с С.Н. Хрущевым не получилось.

Подобную попытку по свидетельству Я.К. Голованова пытался лично предпринять и С.П. Королев в личной беседе с сыном главы государства. Замаячила, правда, у М.К. Янгеля перспектива вытянуть козырную карту в своем коллективе - тесть одного из инженеров вошел в элиту лидеров государства. Но - не судьба. В мгновение ока зять оказывается в конструкторском бюро
С.П. Королева. Тут, что ни говори, а Москва-столица.

Однако и для В.Н. Челомея наступают не лучшие времена. Кремлевский дворцовый переворот в октябре 1964, отец отстранен от власти. Это мгновенно отражается на сыне. Для начала Сергею Хрущеву запрещают въезд на собственном автомобиле на территорию закрытого конструкторского бюро - привилегия, которой он пользовался как само собой разумеющееся. А вскоре, под благовидным предлогом большой популярности у иностранцев, вдруг ставшей несовместимой с работой на режимном предприятии, сына бывшего Главы государства перевели на преподавательскую работу в высшее учебное заведение.

Но, прежде чем все это произойдет, В.Н. Челомей сумеет сполна воспользоваться своей "козырной картой". Захватив "наследство", честолюбивый Владимир Николаевич Челомей заявляет о своих далеко идущих амбициях.
В его планах провозглашались как универсальные ракеты - УР-100, УР-200 и УР-500. Предложенная аббревиатура, так и расшифровывавшаяся как "Универсальная ракета", дала повод в конструкторских кругах, не без доли ехидства называть их "тремя" урками.

Стремление В.Н. Челомея подмять под себя всю боевую и космическую ракетную технику рушило перспективные планы деятельности многих главных конструкторов, в той или иной степени имевших к ней отношение. Характерный эпизод, как реакцию на создавшуюся обстановку, приводит в своих воспоминаниях Г.В. Кисунько:

"31июля 1961 года мне позвонил по кремлевке Сергей Павлович и предложил встретиться. Место встречи - в переулке у "устиновского" входа в Миноборонпром. К нему почти одновременно причалили Королев на ЗИС-110, я - на ЗИМе. Сергей Павлович выпроводил своего водителя к моему, - мол у вас и у нас найдется о чем поговорить. Потом поднял стеклянную перегородку, отде-

лявшую пассажирский салон ЗИСа от водителя, в лоб поставил мне вопрос:

Григорий Васильевич, до каких пор мы будем терпеть этого бандита -
Челомея?

А что мы можем сделать? Он не один и действует через подручных и всевозможных подлипал.

Давайте напишем вместе письмо в ЦК.

Но оно все равно попадет к Хрущеву.

Хрущев - это еще не ЦК, - сказал Сергей Павлович.

Сергей Павлович вел разговор твердо и решительно, и я понял, насколько его допекала проводимая с одобрением Хрущева "всеобщая челомеизация" ракетно-космической техники. Ставка делалась на то, чтобы прибрать к рукам Челомея вспаханную и засеянную Королевым и Янгелем ракетно-космическую целину".

Провозглашенная программа, по сути, являлась прямым вызовом в первую очередь М.К. Янгелю, ракеты которого к этому моменту не только стали основными в Ракетных войсках, но и "готовились" к первым космическим стартам.

И в этой ситуации, вступив в открытое соревнование с М.К. Янгелем, имея в своих руках не нажитый собственным трудом высокопрогрессивный "инженерный багаж", В.Н. Челомей, пользуясь все той же высокой привилегией, совершает следующий акт: новоиспеченный Главный конструктор ракетно-космических систем претендует на проектно-конструкторскую документацию на ракеты, созданные ни где-нибудь, а в конструкторском бюро самого
М.К. Янгеля, под которого он роет яму.

С подачи В.Н. Челомея Н.С. Хрущев санкционирует беспрецедентный в инженерной практике акт: ознакомить со всей разработанной теоретико-расчетной, проектно-конструкторской и экспериментально-испытательной документацией. Брошенное, как бы между прочим, указание категорично: "Показать все!"

Поступившая сверху директива прозвучала подобно грому среди ясного неба. С позиций общепринятой господствовавшей социалистической морали как будто все выдержано в рамках приличия: достигнутые знания в любой области в виде состоявшихся решений должны служить всеобщему благу. Но это оправдано при честных открытых взаимоотношениях. Заслуги не только должны быть признаны, но и по достоинству вознаграждены: принцип от каждого по способностям - каждому по труду был официально положен в основу государственного устройства.

Обмен информацией между конструкторскими бюро всегда в той или иной степени существовал. Многое зависело от взаимоотношений руководителей организаций и личных контактов на уровне исполнителей, если "передача знаний" не наносила ущерба "дающей" стороне. Примеров можно привести предостаточно и весьма весомых. Идеи и документация конструкторского бюро М.К. Янгеля, как общепризнанно, позволили развить собственную тематику таким широко известным ныне конструкторским бюро в Миассе и Красноярске.

В 1961 году, когда в конструкторском бюро "Южное" стали активно заниматься твердотопливной тематикой, С.П. Королев, сосредоточив все силы на космической программе, разрешил днепропетровским специалистам ознакомиться со всей проектно-конструкторской документацией на 98-ю ракету, разрабатывавшуюся под руководством И.Н. Садовского и не пошедшую в серию.

И, тем не менее, секреты мастерства, рецептов и решений даже в древнейшие времена являлись предметом строгой тайны и охранной грамотой служила передача их по наследству из поколения в поколение. Они существовали и будут существовать. Для защиты привилегий лиц или коллективов на интеллектуальное богатство (а сохранить тайну не только очень трудно, но и, порой, практически невозможно, недаром возникло такое явление, как технический шпионаж) современная цивилизация придумала правовую юридиче-

скую систему патентов, охраняющую авторские права.

Сложившаяся ситуация для янгелевского конструкторского бюро оказалась с двойным дном. Как уже было сказано, после присоединения к своему малоизвестному конструкторскому бюро коллектива высококвалифицированных авиационных специалистов, В.Н. Челомею недоставало только одного - опыта и знаний в ракетной технике. Имея же сверхвлиятельную поддержку в лице главы государства, он заявлял претензии на тематику, над которой успешно работал коллектив М.К. Янгеля. Прочувствовав нравы руководства страны на примере судьбы конструкторского бюро В.М. Мясищева, М.К. Янгель и его помощники понимают, какая угроза нависла над организацией.

Приемы, которыми пользовался В.Н. Челомей, и финал истории с передачей документации янгелевского конструкторского бюро описаны Г.В. Кисунько:

"Мне довелось присутствовать на ряде совещаний, проводившихся
Никитой Сергеевичем в присутствии в качестве статистов Л.И. Брежнева и Ф.Р. Козлова. На этих совещаниях Челомей выступал со своими прожектами "универсальных" ракетно-космических систем с иллюстрацией на плакатно-ватманской живописи. Причем это все, как правило, сопровождалось указаниями о подключении к ОКБ Челомея работавших с Королевым или Янгелем конструкторских организаций по двигателям, системам управления, без которых разработки Королева и соответственно Янгеля повисали в воздухе... Вспомнил я случай, когда Челомей жаловался Хрущеву на Янгеля за то, что тот не разрешает переслать записи, сделанные сотрудниками Челомея при ознакомлении с изделиями Главного конструктора Янгеля. Михаил Кузьмич с ехидцей ответил, что это материалы особой важности, которые вывозить с предприятия не разрешено по режиму, но Хрущев его резко оборвал:

Товарищ Янгель, это секреты советского государства, а не вашей частной лавочки. Немедленно вышлите их товарищу Челомею.

Таким образом, не только разрушались сложившиеся у Королева и Янгеля кооперации соисполнителей, но и в открытую воровался научно-техно-логический задел этих прославленных конструкторов".

А о том, под каким высоким покровительством проходило создание ракет в конструкторском бюро В.Н. Челомея, свидетельствует все тот же цитиро-вавшийся выше Г.В. Кисунько:

"На совещания по "уркам", проводившиеся Н.С. Хрущевым прямо на фирме В.Н. Челомея, приглашали, кроме "баллистических" конструкторов, и меня. Слово "совещания" я беру в кавычки, ибо на самом деле это были доклады Челомея и его диалоги с Хрущевым в присутствии безмолвствовавших
Л.И. Брежнева и Ф.Р. Козлова, а также приглашенных Министров и Главных конструкторов, которым, порой, давал распоряжения Н.С. Хрущев.

Однажды случилось так, что я из-за несвоевременного оповещения прибыл
на очередное такое совещание с небольшим опозданием. Меня встретили и
проводили в зал заседаний, где были развешены выполненные на ватмане иллюстрации к докладу Челомея, но, к удивлению, в зале кроме меня оказался только один человек, рассматривавший эту плакатную живопись, - Михаил Кузьмич Янгель. Здороваясь, он с иронией спросил, указывая на один из плакатов:

Это твоя система?

На плакате была изображена предельно примитивная схема перехвата баллистической ракеты другой ракетой. Почти детская картинка. Указывая на ракету-перехватчик, я ответил Янгелю в тон его шутке:



Pages:     | 1 |   ...   | 3 | 4 || 6 | 7 |   ...   | 23 |
 





<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.