Академик С.Ю.Глазьев

Проблемы реализации интеллектуального потенциала общества в условиях перехода на инновационный путь развития

Современное социально-экономического развитие характеризуется ведущей ролью научно-технического прогресса (НТП) в обеспечении экономического роста. По разным оценкам на долю НТП приходится от 70 до 95% прироста ВВП развитых стран. Хотя, как правило, эти оценки отражают общий эффект повышения эффективности использования факторов производства, нет сомнений, что НТП стал основным двигателем современного экономического роста.

Ключевую роль в формировании научно-технического потенциала играют: интеллектуальный потенциал общества, институты поддержания инновационной активности, государственная научно-техническая и инновационная политика. В настоящем разделе анализируются эти составляющие социально-экономического развития России в контексте изменений глобальной экономики.

1. Отражение НТП в экономической теории.

Роль НТП в современном экономическом развитии является, пожалуй, самой сложной проблемой для экономической науки. Упорно игнорируемый большинством теоретиков, живущих в виртуальных моделях рыночного равновесия, НТП является главным предметом заботы хозяйственных практиков, работающих в условиях реальной экономической среды.

С середины прошлого столетия экономической наукой отмечается растущее значение НТП как существенного фактора экономического роста. Начиная с работ Р. Солоу и Э. Денисона, которые оценивали вклад НТП в экономический рост в 75-85%, фактор новых знаний, так или иначе, присутствует во всех заслуживающих внимания исследованиях экономического развития. Однако, несмотря на очевидные доказательства ведущего значения НТП в обеспечении современного экономического роста, в экономической науке до сих пор доминируют неоклассические представления о факторах производства, к числу которых принято относить труд, капитал и, в ряде моделей, природные ресурсы. Роль новых знаний сводится к некоторым более или менее существенным дополняющим влияниям. Хотя это влияние «весит» до 90% всех факторов экономического роста, в неоклассической теории оно рассматривается как привходящее, нарушающее стройную модель экономического равновесия.

Характерная для неоклассического подхода интерпретация экономического роста как изменения равновесного состояния экономики во времени под влиянием реакции фирм на увеличение предложения производственных ресурсов в рамках заданного множества технологических возможностей мало способствовала пониманию механизмов современного экономического развития. Происходило накопление фактов, не вписывавшихся в неоклассическую теорию экономического роста. Наиболее крупными аномальными фактами стали длительный экономический кризис и депрессия середины 70-х годов. Как и переживаемый сегодня глобальный финансовый кризис и рецессия, они не только не были предсказаны на основе неоклассических моделей экономического роста, но и не могли найти содержательного объяснения в рамках теории экономического равновесия, также как неравномерность экономического роста и неопределенность технологических изменений.

Три десятилетия назад структурный кризис и сопровождавшая его длительная депрессия стимулировали активизацию исследований макроэкономической динамики, поиск новых подходов к ее объяснению. В центре внимания оказалась забытая идея Й. Шумпетера о неравномерном характере экономического роста и нововведениях как факторе этой неравномерности. Согласно этой теории, нововведение нарушает экономическое равновесие, которое затем восстанавливается на новом уровне под воздействием процессов экономической конкуренции. При переходе экономической системы к новому состоянию равновесия предприниматель, первым внедривший нововведение, получает избыточную прибыль, величина которой уменьшается по мере применения данного нововведения другими фирмами. Внедрение нововведения и последующий процесс восстановления экономического равновесия на новом уровне выражается в неравномерности экономического роста^[1].

Новую жизнь обрела теория длинных или «кондратьевских» волн по имени Н.Д. Кондратьева, который впервые сформулировал гипотезу об их существовании. В 80-е годы прошлого столетия были получены новые доказательства их существования и взаимосвязи с закономерностями глобального технико-экономического развития. В частности была показана связь формирования длинной волны с всплеском инновационной активности, становлением нового технологического уклада, структурными сдвигами в энергетической и транспортной инфраструктуре2

^[2].

В результате тогдашних исследований научно-технического прогресса как на микро-, так и на макроуровне были обнаружены факты, несовместимые с традиционными представлениями экономической теории. Одновременно с критикой неоклассической теории были получены новые знания о содержании процессов экономического развития, стимулировавшие разработку новой экономической парадигмы.

К сожалению, эта констатация ограниченности неоклассической теории, которая упрощенно отражает экономическую действительность, игнорирует ряд важных свойств реальной конкурентной борьбы разнообразных фирм в условиях неопределенной рыночной конъюнктуры, не была должным образом воспринята научным сообществом. Вскоре после преодоления структурного кризиса и выхода экономики на новую волну экономического роста под влиянием идеологически ангажированных научных школ, привлекавшихся к обоснованию политики либеральной глобализации, эти выводы были преданы забвению.

В интересах крупного международного капитала в ведущих университетах и исследовательских центрах США возобладал догматический подход апологетики механизмов свободного рынка и отрицания ведущей роли государственных и общественных институтов в обеспечении долгосрочного развития экономики. Щедро финансировавшийся «mainstream» (основной поток экономических исследований, основанных на интерпретациях неоклассических постулатов) породил огромное количество схоластических работ, не имеющих ничего общего с реальной экономикой. В итоге в общественном сознании стали доминировать утопические представления о механизмах рыночной самоорганизации, что сыграло существенную роль в политической поддержке курса либеральной глобализации, настойчиво проводившейся руководством США, ЕС и международных финансовых организаций. По аналогии с религиозными доктринами, основанными на вере, эти представления стали характеризоваться как рыночный фундаментализм, основанный на догме «невидимой руки» рынка как универсального механизма оптимизации экономических и даже социальных процессов управления.

Квинт-эссенцией неоклассической утопии рыночного фундаментализма стала доктрина Вашингтонского консенсуса, провозглашенная МВФ в качестве руководства к действиям по демонтажу государственных институтов стратегического планирования и развития как в развивающихся, так и развитых странах. И для тех, и для других последствия политики либеральной глобализации оказались катастрофическими. Если на первых порах сверхприбыли международного капитала, получаемые в результате дестабилизации экономики подвергнувшихся этой политике развивающихся и постсоциалистических стран давали странам «семерки» немалые доходы, то порожденный ею же глобальный финансовый кризис бумерангом ударил по мировым капиталистическим центрам.

Неготовность ведущих стран мира к нынешнему беспрецедентному со времен Великой депрессии по глубине кризису во многом стала результатом забалтывания апологетами «свободного рынка» и схоластами неоклассической догматики результатов серьезных научных исследований процессов экономического развития, успешно проводившихся в течение последних трех десятилетий в разных странах мира. Увлеченные глобализацией политики и госчиновники не заметили заблаговременных предупреждений о надвигающемся финансовом и структурном кризисе мировой экономики, которые прогнозировались, Л.Ларушем и М.Тененбаумом в США, Ш.Перес в Латинской Америке, Г.Меншем в Германии, Д.Доси в Италии, а также М.Ершовым, А.Кобяковым, Д.Митяевым, М.Хазиным и автором этих строк в России.

Основополагающими для теории экономического развития, раскрывающими характерные для него свойства неравновесности, неравномерности и цикличности, являются научные школы, развивающие работы Н.Д.Кондратьева и Й.Шумпетера. В последних десятилетиях на их основе формируется новая парадигма экономической науки, представители которой объединились в международную исследовательскую сеть ГЛОБЭЛИКС. В России интенсивные исследования в рамках данной научной парадигмы ведутся в Государственном университете управления (ведущая научная школа «Теория эффективности социально-экономического развития в динамике взаимодействия технологических укладов и общественных институтов»), в Санкт-Петербургском государственном университете, в Центральном экономико-математическом институте РАН, Институте экономики РАН, Национальном институте развития, Институте экономических стратегий, Академии государственной службы.

Отличительной особенностью данной научной парадигмы является эволюционный подход к исследованию процессов экономического развития в реальной системе опосредующих их технологических, производственных, финансовых, торговых, социальных взаимосвязей и взаимозависимостей, предполагающий проникновение в их внутреннюю логику, ритм и механизмы взаимодействия движущих факторов. В результате многочисленных исследований, проводившихся в рамках этой научной парадигмы, можно считать установленными следующие закономерности долгосрочного экономического развития:

- неравномерность, выражающаяся в чередовании длинных волн экономической конъюнктуры;

- обусловленность периодически возникающих структурных кризисов мировой экономики глубокими технологическими сдвигами, кардинально изменяющими ее структуру, состав и соотношение факторов экономического роста;

- неравновесность процессов технико-экономического развития, жизненный цикл каждого из которых имеет внутреннюю логику и объективные ограничения;

- нелинейность траекторий развития, распространения и замещения технологий;

- неопределенность и альтернативность технологических траекторий в начале жизненного цикла соответствующих направлений технико-экономического развития, с последующим снижением конкуренции и формированием глобальных монополий;

- наличие разрывов между фазами жизненного цикла эволюции технологий, возможности преодоления которых зависят от состояния институтов инновационной и инвестиционной системы.

Изучение этих и других закономерностей технико-экономического развития позволило разработать ряд практических приложений в части экономической политики, направленных на стимулирование инновационной активности на макро- и микро- уровнях, управление нововведениями, проведение государственной структурной и научно-технической политики, создание соответствующих институтов обеспечения НТП. Многие из разработанных в рамках данной научной парадигмы рекомендаций применяются в практике управления на уровне государства и фирм в ЕС, США, Японии, Китае, Бразилии, Корее, ЮАР, других успешно развивающихся странах1

^[3]. К сожалению, рекомендации, разработанные специально для России, не были востребованы органами федеральной власти, хотя успешно реализуются в некоторых регионах страны2

^[4].

2. Экономика знаний в теории и практике управления.

Современная экономическая наука выделяет «экономику знаний» в качестве самостоятельного объекта исследований. Связано это с качественными изменениями, произошедшими в накоплении знаний с научно-технической революцией. Согласно экспертным оценкам специалистов в области информатики, середины прошлого века объем знаний, которым располагает человечество, удваивается каждые 20 лет. По данным Е.В. Попова и М.В. Власова3

^[5], «из всего объема знаний, измеренных в физических величинах, которыми располагает человечество, 90% получены в последние 30 лет, так же как, 90% от общего числа ученых и инженеров, подготовленных за всю историю цивилизации, - наши современники. Это наиболее явные признаки перехода от экономики, базирующейся на использовании каптала и природных ресурсов, к экономике, основанной на знаниях. Если развивать эту мысль и дальше, то можно сказать, что человеческое общество переходит в состояние общества исследователей, живущих в эпоху знаний и новых технологий4

^[6]

».

По данным Элиассона, уже в 1980г. в США 45,8% всего рабочего времени тратилось на знаниеемкую деятельность, в то время как в 1950г. только 30,7%. Исследования Махлупа показали, что вклад в ВВП сектора, занимающегося сбором и обработкой информации в США вырос с 29% в 1958г. до 34% в 1980г. В странах ОЭСР вклад этих отраслей в ВВП достиг в середине 1980-х годов уровня 50% (Foray, 2004: p. 25). Вклад секторов знания (к числу которых относят все высокотехнологичные сектора промышленности, а также сектор ИКТ, финансовые, страховые и консультационные услуги) обеспечивал 35% добавленной стоимости в среднем по странам ОЭСР1

^[7]. По оценкам ОЭСР, с 1995г. по 2005г. инвестиции в ИКТ давали прироста ВВП развитых стран, а инвестиции в интеллектуальные активы – 7,5-11%2

^[8].

Как отмечает академик РАН В.Л. Макаров3

^[9], «экономика знаний имеет три принципиальные особенности. Первая – дискретность знания как продукта. Конкретное знание либо создано, либо нет. … Вторая особенность состоит в том, что знания, подобно другим общественным благам, доступны всем без исключения. Третья особенность знания: по своей природе это информационный продукт, а информация после того, как ее потребили, не исчезает, как обычный материальный продукт». Справедливости ради следует уточнить, что вторая особенность существует лишь в теории. На практике общедоступность знания ограничена множеством барьеров – от образовательного уровня до коммерческой тайны.

С учетом подобных уточняющих оговорок к основным свойствам знаний как специфического ресурса исследователи отнесли следующие4

^[10] :

- знания являются общим достоянием;

- знаниями можно только пользоваться, они не расходуются;

- насколько бы знания ни использовались, они не перестают быть полезными;

- поскольку запас знаний не убывает, каждый может ими воспользоваться без опасения, что ему не хватит;

- знания не имеют проблемы товарного дефицита – продавец знаний при их продаже не лишается последних, он остается их владельцем и может многократно продавать их (в отличие от материальных вещей);

- «себестоимость» получения знаний не зависит от их «тиражирования» и числа пользователей;

- знания не ограничены пространством;

- некоторые виды знаний чувствительны ко времени – они устаревают, иногда мгновенно;

- устаревая, знания не исчезают без следа;

- знания как экономическая категория приобретают ценность только в контексте конкретной стратегии их применений;

- замедление, тем более прекращение процесса получения знаний, консервация таким образом запаса знаний, ведут к их обесценению;

- чем больше знаний, тем они, как правило, дороже и качественнее (в мире вещей наоборот: чем их меньше, тем они дороже и лучше по качеству);

- объем знаний непрерывно увеличивается (в отличие от невосполнимых материальных ресурсов);

- при каждой передаче знаний количество их обладателей увеличивается (к прежнему обладателю добавляется новый);

- любая экономическая деятельность порождает больший объем знаний (информации), чем потребляет;

- процесс воспроизводства новых знаний непредсказуем – результаты исследований не всегда зависит от вложенных в их получение средств;

- доведение знаний до потребителя может осуществляться мгновенно, в реальном времени;

- накладные расходы по воспроизводству знаний незначительны по сравнению с полной стоимостью затрат на получение знаний, где эта стоимость и концентрируется (в противоположность миру вещей, где процесс тиражирования и доведения до потребителя стоит дороже процесса создания);

- знаний при их тиражировании демонстрируют возрастающую доходность в отличие от материальных продуктов;

- знания можно представить, хранить, передавать, а некоторые даже использовать в унифицированном, единообразном виде – в цифровых кодах.

Таким образом, основными характерными и специфическими особенностями нового экономического ресурса – знаний и информации – являются его глобальность, неисчерпаемость, нематериальность, изменчивость, универсальность представления, инвариантность к способам применения и др. На этих свойствах строится экономика знаний.

Важно также отметить, что в практическом применении знание зачастую является неотделимым от своего носителя – индивида или научного, конструкторского коллектива. В этом смысле большое значение приобретает обоснованное управление знаниями в локальных системах экономических агентов1

^[11]. Согласно исследованиям изменений в структуре занятости, произошедших за последнее столетие, «если в 1890г. среди трудящегося населения было 60% сельских рабочих, неквалифицированных рабочих и операторов, то в 2000г. их число упало до 20% в общем составе занятых. С другой стороны значительно увеличилось число профессионально квалифицированных наемных работников – рабочих, техников, управленцев и др. Их труд основан на знаниях, и именно такой труд характеризует новейшую эпоху. (Helmstedter E. / Ed., 2003: p.3)»2

^[12]. При этом особое значение приобретают гуманитарные, этические составляющие этого процесса. Как отмечает Г.Б. Клейнер, «цивилизация знаний» не похожа на «цивилизацию роботов». Процессы создания, распространения и использования личностного знания не возможны без этической компоненты, без создания доверительной атмосферы в отношениях между людьми. Это означает, что корпорация будущего должна строиться на совершенно иных основах, чем современные предприятия.1

^[13] »2

^[14].

Вместе с тем, как отмечается рядом исследователей, «если в начале XX века превращение биосферы в ноосферу (сферу разума) выглядело как необратимая тенденция, связанная с усложняющейся социальной деятельностью человечества и ростом научной мысли3

^[15], то в конце XX и начале XXI веков она превратилась в основную закономерность выживания и дальнейшего развития человечества. Под влиянием двух революций – научно-технической и информационной – возникла принципиально другая экономика, в создании которой решающую роль стали играть не материальные факторы, а знания, информация, инновационный тип мышления и поведения творческого человека, создающего «ноу-хау»4

^[16].

Как отмечается в «Теории и практике экономики и социологии знания», «анализ феномена общества знания позволяет сделать вывод о том, что в современных социально-исторических условиях знание следует понимать прежде всего как способность к действию. Знание, таким образом, становится конститутивным принципом не только экономики, но и общества в целом. … В операциях со сложными, человекоразмерными системами возникает новый тип интеграции истины и нравственности, целерационального и ценностно-рационального действия. Научное познание и технологическая деятельность с такими системами предполагает учет целого спектра возможных траекторий развития системы. Реальное воздействие на нее с целью познания или технологического изменения всегда сталкивается с проблемой выбора определенного сценария развития из множества возможных сценариев. И ориентирами в этом выборе служат не только знания, но и нравственные принципы, налагающие запреты на опасные для человека способы экспериментирования с системой и ее преобразования. Социальная экспертиза, включающая этические компоненты, соответствует новым идеалам рационального действия, видоизменяющим прежние представления о связи истины и нравственности. … Целью политики в области знания (knowledge politics) является установление контроля над новым научным и техническим знанием, т.е. создание правил его производства и распространения и установление санкций за их нарушение, закрепление за знанием особых атрибутов (вроде ограничений в праве интеллектуальной собственности) и в отдельных случаях ограничение на применение нового знания и технических артефактов».

Приведенные выше результаты анализа свидетельствуют о критической роли генерирования и накопления новых знаний в обеспечении современного экономического роста. Вместе с тем рост количественных показателей экономики знания (объема расходов на НИОКР и образование, количества ученых и студентов и т.п.), хотя и отражает важные составляющие накопления интеллектуального потенциала, но не гарантирует его эффективного использования. Для последнего важно наличие институтов, обеспечивающих материализацию знаний в новых технологиях, а также социально-экономической среды, благоприятствующей инновационной активности.

В силу объективной неопределенности результатов нововведений, нелинейности связанных с их внедрением экономических эффектов, значительная часть которых является экстернальными, механизмы рыночной конкуренции не обеспечивают оптимизации использования имеющихся ресурсов. Это предопределяет критическую зависимость процессов накопления и реализации интеллектуального потенциала от общей культуры хозяйственной деятельности, политики государства, на которое приходится большая часть расходов на науку и образование, финансирование долгосрочных инвестиций в развитие инфраструктуры, а также поддержание благоприятного инновационного климата.

Последние десятилетия во всех странах мира, кроме постсоветских, последовательно увеличивается роль государства в финансировании НИОКР и стимулировании инновационной активности. «Как свидетельствуют данные ОЭСР, в странах-участницах этой организации, начиная с 1960-х годов, постоянно росли (в среднем на 3% в год) ежегодные объемы инвестиций в знание (науку, образование, общественное и частное обучение и программное обеспечение). Так, между 1985 и 1992 гг. страны ОЭСР тратили на связанные со знанием инвестиции в среднем от 8 до 11% своего ВВП. В 1998г. их общие инвестиции в знание достигли 8,8% ВВП (Foray, 2004: p. 24)»1

^[17].

Современное государство финансирует около трети расходов на НИОКР, при этом половина этих средств осваивается в негосударственных структурах. «В США только государственные расходы на науку и опытно-конструкторские разработки за последние 5 лет выросли более чем в 1,5 раза (с 83 769 млн. долл. в 2000г. до 132 193 млн. долл. в 2005г.). Рост расходов на науку за это время характерен и для других экономически развитых стран – ФРГ, Япония, Франция. Расходы на НИОКР в США составляют 2,7% ВВП, ФРГ – 2,5% ВВП, Японии – 3,4% ВВП. К сожалению, после распада СССР финансирование НИОКР в России резко снизилось. В 2000г. оно составило 1,05% от ВВП, в 2003г. – 1,28%, при значительно меньшем объеме ВВП по сравнению с другими экономически развитыми странами»2

^[18].

По оценкам экспертов ОЭСР, рост государственных ассигнований на НИОКР на 1% на 0,85% повышает вероятность успешности нововведений и на 0,7% увеличивает долю новых продуктов в товарообороте. При этом влияние нововведений на экономический рост выше в тех странах, где больше интенсивность НИОКР. Таким образом, достигается эффект нарастающей отдачи от ассигнований на НИОКР, который влечет наращивание конкурентных преимуществ стран-лидеров, позволяя им последовательно повышать эффективность инновационной деятельности. Исследования в 16 государствах ОЭСР доказали положительный и значительный эффект от увеличения их расходов на НИОКР на рост эффективности экономики.

Наряду с ростом ассигнований на поддержку инновационной активности усложняется процесс управления и возрастает роль государства в координации этой деятельности. При этом особое значение приобретают методы косвенного стимулирования инновационной активности – налоговые льготы, госзакупки, формирование инновационной инфраструктуры1

^[19].

Эксперты следующим образом характеризуют свойства и элементы инновационной экономики:

• отличительные признаки: сетевая, глобальная;
• сырье: информация (не исчезает, не отчуждается);
• закономерности: закон повышающейся отдачи (Q = kN, где N – число участников) вместо закона убывающей отдачи, короткие инновационные и жизненные циклы продукции и услуг;
• инфраструктура: Интернет;
• финансовые институты: венчурные фонды, рынки ценных бумаг компаний высоких технологий;
• кредитные источники: пенсионные фонды, корпорации, индивидуальные инвесторы, домашние хозяйства;
• институты: интеллектуальная собственность, динамичная конкуренция, низкие барьеры входа на рынки»2
• ^[20].

По убеждению специалистов в области инновационной экономики, «новые реалии жизни привели к коренным качественным переменам в самом государственном управлении, которое из послушного исполнителя требований рынка превратилось в интеллектуально-информационный центр его регулирования, прогнозно-стратегического ориентирования, социального оздоровления, без чего рыночное хозяйство уже давно исчезло бы. Именно с помощью интеллектуального государства возник и утвердился принципиально новый тип управления, отличного от оперативного – программно-целевой.

Коренное изменение регулирующей роли государства в современном мире, обретение им нового качества – информационно-аналитического, прогнозирующе-стратегического, а потому – социального и демократического стало важнейшим итогом постиндустриальной революции. Именно на это требование времени, прежде всего, не ответило российское государство, которое, оказавшись в кризисном состоянии, ввергло в него все российское общество, не смогло осуществить свою главную функцию – обеспечения национальной безопасности»1

^[21].

Следует пояснить, что формирование интеллектуального государства – процесс далеко не завершенный. Даже в самых развитых и преуспевающих странах государственный аппарат отягощен бюрократизмом и коррупцией, а чиновники склонны плыть по течению, принимая близорукие и ошибочные решения. С крахом СССР и мировой системы социализма неолиберальной волной смыло и системы стратегического планирования, действовавшие во многих развитых странах, а также на международном уровне. Нынешний финансовый кризис продемонстрировал неспособность систем государственного регулирования экономики ведущих стран мира к своевременному принятию решений, идущих в разрез с текущими интересами наиболее влиятельных корпораций. Особенно близоруким оказалось руководство стран, следовавших курсу МВФ и демонтировавших национальные системы обеспечения экономической безопасности. Так игнорирование объективных закономерностей и следование ложным догмам Вашингтонского консенсуса в осуществлении политики перехода к рынку в постсоциалистических странах стало важнейшей причиной разрушения их интеллектуального потенциала. Пренебрежение фактором НТП является одной из причин стратегических ошибок, допущенных в ходе реформирования российской экономики.

3. Состояние научно-технологического потенциала России.

Одной из основных причин краха советской экономики стало ее нарастающее технологическое отставание от мировых лидеров, обусловленное бюрократизацией процессов централизованного планирования и загниванием ведомственных монополий. Ожидалось, что с переходом к рыночной экономике под влиянием процессов конкуренции будут созданы условия для полной реализации накопленного в обществе интеллектуального потенциала, по уровню развития которого СССР по праву считался второй державой планеты.

За полтора десятилетия радикального реформирования российская экономика лишилась большей части своего научно-технического потенциала. Расходы на НИОКР в постоянных ценах упали в несколько раз. Их доля в ВВП остается на недопустимо для передовых стран низком уровне 1,1% ВВП1

^[22] (в 1990 г. - 2,03%). Если в 1990 г. по величине данного показателя Россия находилась на уровне, сопоставимом с ведущими странами ОЭСР, то в настоящее время она ближе к группе стран с низким научным потенциалом. Сегодня величина затрат в расчете на одного занятого исследованиями и разработками (с учетом профессорско-преподавательского состава вузов) в России в 8 раз меньше, чем в Южной Корее и в 12 раз меньше, чем в Германии2

^[23].

В последние годы происходит определенное изменение отношения государства к науке. Однако, «хотя с 1999г. по 2002г. расходы на науку возросли на 48,6%, этот рост, по сравнению с многократным спадом в период 1992-1998гг., пока еще недостаточен. В настоящее время объем расходов на НИОКР в России примерно в 3,5 раза ниже уровня 1990-1991 гг. Не соблюдается даже рекомендация Международного академического совета (InterAcademy Council) для развивающихся стран относительно необходимости повышения финансирования НИОКР до 1,5% ВВП1

^[24].

Численность персонала, занятого исследованиями и разработками, за период 1990-2007 гг. снизилась более чем вдвое (с 1943,4 тыс. человек до 801 тыс. человек). При этом наибольшему сокращению подверглись непосредственные участники научного процесса – исследователи (на 59,6% за 1990-2004 гг.) и техники (на 70,2%)2

^[25]. Наблюдается резкое падение престижа профессии ученого. По данным социологических опросов, профессия ученого является престижной в оценках только 9% жителей страны. В то же время в США в 2002 г. профессия ученого была самой престижной - 51% населения назвали эту профессию в высшей степени престижной, 25% - весьма престижной и 20% - престижной. Не удивительно, что вследствие утечки умов из российских научных организаций в другие страны и другие виды деятельности произошло вымывание наиболее продуктивных возрастных когорт: «средний возраст ученого в России составляет 48 лет, кандидата наук – 52 года, а доктора наук – 60 лет. Такая возрастная структура создает угрозу для преемственности знаний в российской науке и в конечном счете ведет к замедлению перехода к новой экономике»3

^[26].

По экспертным оценкам, с 1989 по 2002 гг. Россию покинуло более 20 тыс. ученых и около 30 тыс. работают за границей по временным контрактам. Хотя это составляет около 5-6% кадровой численности научного потенциала страны, уехавшие являются, как правило, наиболее конкурентоспособными учеными, находящимися в самом продуктивном возрасте. Главной причиной для подавляющего большинства (90 %) уехавших жить и работать за границу является низкая оплата труда ученых на родине. Хотя к настоящему времени она существенно возросла, она остается недостаточной для обеспечения притока молодежи в масштабах, необходимых для восполнения образовавшегося разрыва поколений.

Снижение научно-технического потенциала сопровождалось не менее резким падением уровня производственно-технического состояния российской экономики. В отсутствие сколько-нибудь выраженной инвестиционной и структурной политики государства технологические сдвиги в российской экономике приобрели явно регрессивный характер и выразились в быстрой деградации ее технологической структуры. При этом наиболее серьезный регресс охватил самые современные производства и, на фоне продолжающегося в мире НТП, выразился в отставании России на 15-20 лет по уровню развития ключевых технологий современного технологического уклада.

По оценкам специалистов, доля современного технологического уклада в структуре производства машиностроительной продукции сократилась с 33% в 1992г. до 21% в 1998г.1

^[27], а в экономике в целом в первой половине 90-х годов его доля снизилась с 6% до 2%2

^[28]. Начавшийся после дефолта 1998г. подъем практически не затронул производства современного технологического уклада. За исключением экспортно-ориентированной части ВПК и информационных технологий, они продолжали деградировать. На мировых рынках высокотехнологичной продукции Россия занимает менее 0,3% - это более чем на 2 порядка меньше, чем США, на порядок меньше, чем Мексика, втрое меньше, чем Филиппины3

^[29]. Суммарный объем торговли российскими технологиями на мировом рынке не достигает млрд. долл., по сравнению с 49,7 млрд. долл. в США и 3,5 млрд. долл. в Швейцарии1

^[30]. При этом, в структуре экспорта преобладают неохраноспособные виды интеллектуальной собственности, менее ценные с коммерческой точки зрения.

По оценкам экспертов, производства высокотехнологической бытовой электроники, приборостроение и станкостроение оказались в зоне «некомпенсируемого технологического отставания»2

^[31]. Стремительное разрушение ядра современного технологического уклада означает разрушение технологической основы устойчивого экономического роста, закрепление отсталости российской экономики.

Из теории экономического развития известно, что структурный кризис, в котором сегодня оказалась мировая экономика, преодолевается внедрением новых технологий, открывающих новые производственные возможности, обеспечивающие прорыв в повышении эффективности экономики и переход к новому этапу ее роста. При нормальном течении кризиса сокращение экономической активности не затрагивает перспективных производств нового технологического уклада, имеющих потенциал роста и способных стать «локомотивами» будущего экономического развития. Наоборот, в это время на фоне общего спада наблюдаются рост производства принципиально новых товаров, подъем инвестиционной и инновационной активности в перспективных направлениях. Инвестиции в новые технологии оказываются более привлекательны, чем в теряющие рентабельность сложившиеся воспроизводственные структуры. Происходит «созидательное разрушение» технологической структуры, ее модернизация на основе расширения нового технологического уклада, что создает новые возможности для экономического роста. При этом происходит переток капитала из устаревших производств в новые, так как продолжение инвестиций в сложившихся направлениях оказывается более рискованным, чем инвестиции в нововведения1

^[32].

Экономический кризис в России кардинально отличается от классического механизма обновления технологической структуры экономики и носит патологический характер. Спад производства в высокотехнологичных отраслях оказался намного больше среднего по промышленности. При этом спад производства и инвестиционной активности тем больше, чем выше технический уровень отрасли. Резко снизилась инновационная активность предприятий. Если в конце 80-х годов доля промышленных предприятий, ведущих разработку и внедрение нововведений в СССР, составляла около 2/3, то к настоящему времени она снизилась ниже 10% (в развитых странах эта доля превышает 70%)2

^[33]. Интенсивность инновационной деятельности в обрабатывающей промышленности упала до 1%, а уровень инновационности продукции снизился до 10%3

^[34].

«Как свидетельствуют данные Госкомстата, к тому, что за 1992-1998гг. удельный вес предприятий и организаций, осуществляющих разработку и использование нововведений, сократился примерно в 3,4 раза. При этом по данным Российского экономического барометра, доля предприятий, у которых капитальных вложений не было в предшествующие шесть месяцев и не ожидалось в последующем полугодии, возросла с 15% в 1993г. до 47% в 1998г. (Российский экономический барометр, 1999). В последующем доля таких предприятий снизилась до 23-24% в 2001-2003гг., но, тем не менее, оставалась в 2 раза больше, чем в 1992г.»4

^[35].

Как было показано выше, самые серьезные разрушения произошли в научно-техническом потенциале страны, который является главным источником современного экономического роста. Это повлекло резкое снижение конкурентоспособности национальной экономики и утрату значительной части потенциала экономического роста. При этом наибольшему разрушению подверглась прикладная наука, ставшая жертвой приватизации, уничтожившей большую часть отраслевых НИИ и КБ.

В результате принудительной приватизации были разорваны научно-производственные связи – почти во всех отраслях промышленности входившие в научно-производственные объединения предприятия приватизировались раздельно. Вследствие такого формально-бюрократического подхода предприятия остались без научной поддержки, а прикладные НИИ и КБ – без заказов. Первые пошли по пути примитивизации продукции, а вторые просто деградировали, многократно сократившись по численности и величине интеллектуального потенциала. В итоге, при наличии больших заделов в прикладных НИОКР, сегодняшний корпоративный сектор остался без науки. В развитых странах корпоративными промышленными структурами выполняются 2/3 НИОКР, в то время, как в России всего 6%1

^[36]. «Удельный вес инновационно активных предприятий в России в последние три года находится на уровне 9%2

^[37], что значительно ниже, чем не только в странах ОЭСР (там этот показатель составляет около 60%), но и в странах Восточной Европы (Румыния – 28%, Словения – 32%, Польша – 38%3

^[38] ). …

Обследования показывают, что … на большинстве промышленных предприятий отсутствуют какие-либо систематизированные и упорядоченные маркетинговые процедуры по выбору и постановке на производство новой продукции, поэтому 85-90% вновь осваиваемых продуктов не имеют желаемого объема сбыта. На 85% российских предприятий инвестиционные процессы не являются рационально управляемыми и осуществляются либо по очевидной необходимости, либо случайно1

^[39]. … Пока корпорации предпочитают финансировать прикладные краткосрочные проекты, которые могут окупиться за 2-3 года. А в среднем 65% российских организаций расходуют на исследования и разработки менее 1% своего оборота»2

^[40]. При этом в структуре затрат на технологические инновации в промышленности доминируют маркетинговые исследования и производственное проектирование (50%), в то время как затраты на НИОКР составляют лишь 10% (в развитых странах соотношение обратное)3

^[41] - освоение новой техники приобретает явно имитационный характер. В то же время мировая практика свидетельствует о том, что расходы крупных корпораций на НИОКР достаточно высоки и составляют 3-20% их бюджетов при среднем показателе 8-10%4

^[42].

Приведенные данные характеризуют неспособность сложившейся в России хозяйственной среды к использованию изобретений и новых технологий. Само же их генерирование со стороны научно-технического потенциала продолжается: «по показателю изобретательской активности, измеряемому как число отечественных патентных заявок (в том числе и поданных за рубежом) в расчете на 10 000 населения, Россия остается на среднем уровне (2,62), опережая страны Центральной и Восточной Европы – Чехию, Польшу, Венгрию (0,6-0,7), но, отставая от государств-лидеров, где соответствующие значения достигают 4,5-5,5. Доля России в общем количестве патентных заявок, подаваемых за год иностранными заявителями в государствах ОЭСР, не превышает 0,5%, однако в динамике число российских патентных заявок, поданных за рубежом, растет»5

^[43].

В обзоре состояния коммерциализации НИОКР приводятся данные о сравнительно высокой востребованности разработок российских ученых за рубежом. Об этом, в частности, свидетельствует постоянный рост финансирования со стороны зарубежных партнеров Международного научно-технического центра в Москве, которое увеличивалось с 1,1 млн. долл. в 1997г. до 47 млн. долл. в 2003г.1

^[44] Как и данные об эмиграции ученых это доказывает, что главной причиной фактического уничтожения отраслевой науки стала не неконкурентоспособность советских НИИ и КБ, а прекращение спроса на отраслевые НИОКР вследствие разрушения крупных научно-производственных объединений в ходе приватизации промышленности. Лучшие российские ученые и инженеры, лишившись заказов на проведение НИОКР от российских предприятий авиационной, ракетно-космической, судостроительной, электронной и других отраслей наукоемкой промышленности были востребованы Боингом, Аэробусом, Майкрософтом и другими иностранными корпорациями, которым весьма пригодились достижения советской прикладной науки в конкурентной борьбе по уничтожению потенциальных российских соперников.

В современных условиях деградация научно-технического потенциала страны ведет к необратимой утрате возможностей будущего социально-экономического развития. Дальнейшее снижение конкурентоспособности российской экономики предопределяется профилем ее инновационной системы – по всем показателям инновационной активности она существенно отстает от развитых стран2

^[45]. При этом деградация научного потенциала страны продолжается, о чем свидетельствует снижение стоимости основных средств исследований и разработок, и ухудшение их результативности. По сравнению с 1997г. число созданных в 2003г. новых производственных технологий, в России, сократилось в 1,4 раза, а производство принципиально новых по мировым стандартам технологий – в 1,6 раза3

^[46]. В 2006 году количество первых возросло на 15%, но сокращение числа создаваемых принципиально новых технологий снизилось на 13%1

^[47].

Для преодоления деградации инновационного потенциала страны необходимо резкое увеличение инвестиций в науку и образования. Однако усилия государства не выходят за рамки поддержания остаточного научно-технического потенциала, общий уровень которого продолжает падать по отношению к передовым странам. По данным В.Л.Макарова, инвестиции в сектор знаний в среднем для всех стран ОЭСР составляли к началу 21 века около 4,7% ВВП, по сравнению с 1,6% ВВП в России2

^[48]. По вкладу наукоемких отраслей в ВВП российская экономика более чем вдвое отстает от среднего уровня ОЭСР3

^[49], а по их доле в экспорте – в 20 раз по сравнению со среднеевропейским уровнем4

^[50].

С разрушением собственного научно-технического потенциала российская экономика переориентируется на импортную технологическую базу – еще одна характерная черта стран сырьевой периферии. По данным межотраслевого баланса Росстата, в 2002 году г. удельный вест импорта во внутреннем потреблении продукции машиностроения составил 43,7%5

^[51]. По расчетам специалистов Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, при сохранении сложившихся тенденций, до 60% необходимых для модернизации российской экономики технологий потребуется приобретать за границей6

^[52].

Стремительная деградация научно-производственного потенциала страны предопределяет сползание российской экономики на периферию мировой экономической системы. Сырьевая специализация, крайне низкая оплата труда, ничтожное финансирование научных исследований, бегство капитала и утечка умов, вымывание национального дохода через обслуживание внешнего долга, – все эти характерные черты периферийной страны сегодня в полной мере присущи российской экономике. По показателям средней продолжительности жизни, доли оплаты труда в используемом ВВП, индексу развития человеческого капитала, доли вывозимого капитала в фонде накопления Россия опустилась до уровня отсталых стран. Резко (с 45%-го превышения до 25%-го отставания от среднемирового уровня) за годы реформ снизился относительный уровень производительности труда1

^[53].

Измерения изменения технологической структуры показали патологическую технологическую многоукладность российской экономики, которая, в отличие от успешно развивающихся стран не преодолевается за счет относительно более высоких темпов развития передовых технологических укладов (темп роста пятого технологического уклада в новых индустриальных странах, Китае Индии, Бразилии более чем пятикратно превышает общие темпы экономического роста), а наоборот, усугубляется вследствие разрушения высокотехнологических производств. Эта деградация технологической структуры и ее замораживание на отсталом уровне происходит под воздействием втягивания российской экономики в типичный для колониально зависимых стран порочный круг неэквивалентного внешнеэкономического обмена сырья на готовую продукцию.

С середины 90-х годов сложился и воспроизводится сырьевой перекос российской экономики - на долю ресурсных отраслей (нефтегазовой, металлургической, лесохимической промышленности) приходится около 5% занятых, 10% фонда заработной платы, трети добавленной стоимости и свыше половины экспорта отраслей российской экономики1

^[54]. Последняя, становится все более примитивной, беря на себя функции сырьевого придатка Евросоюза и Китая и лишаясь механизмов самостоятельного воспроизводства. Это наглядно видно по национальному профилю российской промышленности (рис. 1).

Рисунок 1

Источник: О государственной промышленной политике России. Торгово-промышленная палата Российской Федерации, 2003.

Примитивизация экономики стала следствием процессов перераспределения национального богатства через приватизацию, финансовые пирамиды, экспорт природных ресурсов. Интенсивность этого перераспределения была чрезвычайно высокой, ежегодно составляя до половины всего фонда накопления страны, присваивавшегося олигархическими кланами и вывозимого из страны. В свою очередь, взвинчивание цен на топливные и сырьевые товары повлекло вымывание капитала из обрабатывающей промышленности, сельского хозяйства и строительства. Эти отрасли лишились оборотного капитала, «ушедшего» через «ножницы цен» и завышенные процентные ставки по привлекаемым кредитам. В результате только предприятия сырьевого экспортно-ориентированного сектора имели доступ к ресурсам финансового рынка (рис. 2). При этом сверхприбыли от экспорта энергоносителей и сырьевых товаров не трансформировались в прирост инвестиций и оставались, в основном, за рубежом.

Рисунок 2

Источник: Россия в цифрах – 2006г. Краткий Статистический сборник. – Росстат, М., 2006г.; Об итогах экономического развития Российской Федерации за 2006г. М.: МЭРТ РФ, 2007г.

4. Активизация интеллектуального потенциала как условие преодоления кризиса мировой экономики.

Основными причинами глобального кризиса являются: саморазрушение финансовой пирамиды долговых обязательств США; виртуализация финансовых операций (деривативы), повлекшая недооценку финансовых рисков и отрыв финансового рынка от реального сектора экономики; обесценение значительной части капитала в условиях исчерпания возможностей экономического роста на основе доминирующего технологического уклада и связанного с этим структурного кризиса экономики ведущих стран.

В отсутствие реальных мер по устранению причин кризиса мировой экономики как на мировом, так и на национальном уровнях его очевидными последствиями будут: обесценение значительной части финансового капитала; девальвация доллара и утрата им положения единственной мировой резервной валюты, региональная фрагментация мировой валютно-финансовой системы. Кризис закончится с перетоком оставшегося после коллапса долларовой финансовой пирамиды и других финансовых пузырей капитала в производства нового технологического уклада. После структурной перестройки мировой экономики на основе нового технологического уклада, которая продлится еще 3 - 5 лет и будет сопровождаться изменением состава ведущих компаний, стран и управленческих практик, мировая экономика возобновит подъем на новой длинной волне экономической конъюнктуры. При этом выход из депрессии на новую длинную волну экономического роста будет сопровождаться резким всплеском инновационной активности и «штормом нововведений» в развитие перспективных производств нового технологического уклада.

Уже видны ключевые направления его развития: биотехнологии, основанные на достижениях молекулярной биологии и генной инженерии, нанотехнологии, системы искусственного интеллекта, глобальные информационные сети и интегрированные высокоскоростные транспортные системы. Дальнейшее развитие получат гибкая автоматизация производства, космические технологии, производство конструкционных материалов с заранее заданными свойствами, атомная промышленность, авиаперевозки. Рост атомной энергетики будет дополнен расширением сферы использования солнечных батарей и водорода, существенно расширится применение возобновляемых источников энергии. Произойдет еще большая интеллектуализация производства, переход к непрерывному инновационному процессу в большинстве отраслей и непрерывному образованию в большинстве профессий. Произойдет переход от «общества потребления» к «интеллектуальному обществу», в котором важнейшее значение приобретут требования к качеству жизни и комфортности среды обитания. В производственной сфере станут доминировать экологически чистые и безотходные технологии. В структуре потребления доминирующее значение займут информационные, образовательные, медицинские услуги. Прогресс в технологиях переработки информации, системах телекоммуникаций, финансовых технологиях повлечет за собой дальнейшую глобализацию экономики при замене неолиберальной идеологии на доктрину устойчивого развития.

Наряду с отраслями ядра нового технологического уклада, быстро растущими сферами применения нанотехнологий станут его несущие отрасли. В их числе останутся несущие отрасли предшествующего (пятого) технологического уклада: электротехническая, авиационная, ракетно-космическая, атомная отрасли промышленности, приборостроение, станкостроение, образование, связь. Наряду с ними связанная с распространением нанотехнологий революция охватывает здравоохранение (эффективность которого многократно возрастает с применением клеточных технологий и методов диагностики генетически обусловленных болезней) и сельское хозяйство (благодаря применению достижений молекулярной биологии и генной инженерии), а также создание новых материалов с заранее заданными свойствами. Благодаря появлению наноматериалов, в число несущих отраслей нового технологического уклада также войдут: химико-металлургический комплекс, строительство, судо- и автомобилестроение.

Существенные изменения претерпит культура управления. Дальнейшее развитие получат системы автоматизированного проектирования, которые вместе с технологиями маркетинга и технологического прогнозирования позволяют перейти к автоматизированному правлению всем жизненным циклом продукции, на основе так называемых CALS-технологий, которые становятся доминирующей культурой управления развитием производства1

^[55].

Как уже указывалось выше, в ходе предыдущего структурного кризиса мировой экономики в середине 70-х — начале 80-х годов в результате анализа его причин была установлена связь периодически происходящих великих депрессий и длинных волн экономической конъюнктуры, открытых Н. Д. Кондратьевым, с глубокими сдвигами в технологической структуре экономики. Тогда Г. Меншем в книге "Технологический пат: инновации преодолевают депрессию"1

^[56] была выведена формула антикризисной политики: нововведения преодолевают депрессию. Это не просто красивая фраза — она подтверждена анализом статистики инновационной активности за последние 150 лет. Меншем, а затем и другими исследователями было убедительно показано, что выход из депрессий, обусловленных структурными кризисами мировой экономики, всегда сопровождался резким повышением инновационной активности. Не вызывает сомнений, что выход и из нынешнего экономического кризиса будет сопряжен с резким подъемом инновационной активности и становлением нового технологического уклада. Из этого следует, что самой эффективной антикризисной мерой было бы кардинальное увеличение финансирования НИОКР и всемерное стимулирование инновационной активности.

После шока от обрушения финансового рынка, под влиянием которого антикризисные меры были ограничены финансовым сектором, в ведущих странах мира растет понимание глубинных причин и структурных составляющих переживаемой рецессии. В США активизация инновационной активности объявлена ключевым приоритетом антикризисной политики. В недавнем выступлении американского президента Б. Обамы на ежегодном собрании Национальной академии наук было объявлено о крупнейших вложениях в научные исследования и инновации в американской истории – выделении на эти цели более 3% ВВП2

^[57].

В соответствии с рекомендациями Комитета по процветанию в условиях глобализации экономики1

^[58], государственные инвестиции США в долгосрочные фундаментальные исследования должны расти на 10% в год, при этом 8% от всех расходов на науку направляются на финансирование высокорисковых проектов. Также планируется расширение кредитования, увеличение расходов на НИОКР и образование, выделение 25 тыс. грантов для аспирантов и 10 тыс. грантов для переподготовки 250 тыс. учителей.

Еще более масштабные усилия по стимулированию инновационной активности предпринимается в Китае, где расходы на НИОКР увеличиваются на 10-15% в год, а количество выпускников ВУЗов растет на 20% в год2

^[59].

5. Возможности опережающего развития России в условиях структурного кризиса мировой экономики.

При правильной политике Россия в результате кризиса могла бы существенно улучшить свое положение в мировой экономике, добившись опережающего становления нового технологического уклада и подъема экономики на длинной волне его роста. Чтобы достичь указанного выше тройного эффекта антикризисной программы, необходимо предусмотреть механизмы целевого направления кредитных ресурсов, выделяемых государством, на финансирование модернизации экономики на основе нового технологического уклада. Для этого меры по преодолению финансового кризиса должны быть направлены на формирование отечественной инвестиционной системы и резкий подъем инновационной активности.

Необходимо соединить антикризисные меры со стратегией долгосрочного социально-экономического развития, на реализацию которой у государства никогда не хватало денег. Будет непростительной халатностью допустить разбазаривание эмитируемых сегодня для борьбы с кризисом триллионов рублей.

Несмотря на глубокое разрушение научно-производственного потенциала российская культурная матрица содержит благоприятные предпосылки для подъема инновационной активности и совершения технологического скачка на новую длинную волну экономического роста. Свойственные ей ценности хорошо сочетаются с управленческой парадигмой XXI века. Об этом свидетельствует научное и духовное наследие русской философской мысли.

В противовес западному рационализму в конце XIX – начале XX века в трудах российских ученых (В. Вернадского, Н. Федорова, Л. Чижевского и др.), была заложена идея о ноосферном развитии мира, которую сегодня эксперты расценивают как ключ к разработке стратегии будущего социально-экономического развития человечества. Согласно выводам А.С. Панарина, «человечеству необходима, наряду с системой инструментального знания, корректирующая и направляющая система нормообразующего знания, назначение которой – удерживать от деструктивных видов активности или предотвращать превращение продуктивного активизма в разрушительный»1

^[60]. Этот вывод перекликается с мыслями уже цитировавшихся выше исследований данного вопроса: «Будущая цивилизация мира – гуманитарно-техническая с вектором развития в сторону духовности и гуманизма. На наших глазах в муках рождается новая парадигма общественного развития, где цель человеческого существования – творческое развитие каждой личности, полная самореализация ее сущностных сил. Именно на этом пути лежат новые источники общественного прогресса, развития как мирового сообщества в целом, так и каждого государства, избравшего для своего развития не концепцию потребления, а концепцию духовности, знаний….»2

^[61].

Только опережающее, до крупномасштабной структурной перестройки мировой экономики, освоение Россией производств ядра нового технологического уклада позволит обеспечить высокие и устойчивые темпы экономического роста в долгосрочной перспективе. Среди предпосылок, имеющихся в России для реализации этой стратегии, следует отметить:

• высокий уровень образования населения;
• развитый научно-производственный потенциал;
• наличие зрелых производственно-технологических структур по ряду направлений современного и новейшего технологических укладов, наличие собственных научных школ и уникальных передовых технологий;
• богатые природные ресурсы, обеспечивающие большую часть внутренних потребностей в сырье и энергоносителях, а также устойчивый приток валютных поступлений;
• огромная территория и емкий внутренний рынок, обеспечивающие широкое разнообразие жизнедеятельности и потребностей населения;
• существование научных кадров, способных перейти в коммерческий сектор для эксплуатации фундаментальных открытий;
• участие российских ученых в международном научно-техническом сотрудничестве, повышающее доступность для них результатов передовых исследований;
• появление компаний со значительным финансовым потенциалом, заинтересованных в диверсификации своей деятельности и завоевании монополии на глобальных рынках новых товаров и услуг;
• наличие устойчивых коллективов, имеющих систематический опыт разработки инженерно сложных изделий и доведения их до необходимого уровня качества.

Реализацию этих предпосылок определяет активная научно-техническая, институциональная, финансовая, информационная и структурная политика государства. Научно-техническая политика включает выбор приоритетов, разработку и реализацию целевых программ их достижения. Институциональная политика заключается в создании необходимых правовых, организационных и ценностных структур, поддерживающих инновационную активность и обеспечивающих благоприятную среду для широкомасштабных нововведений.

Организация российского научно-производственного потенциала в конкурентоспособные структуры предполагает активную политику государства по выращиванию успешных высокотехнологических хозяйствующих субъектов. Необходимо восстановление длинных технологических цепочек разработки и производства наукоемкой продукции. Для этого следует, с одной стороны, провести воссоединение разорванных приватизацией технологически сопряженных производств, а, с другой стороны, стимулировать развитие новых наукоемких компаний, доказавших свою конкурентоспособность. Для решения первой задачи государство может использовать дооценку активов, в том числе за счет неучтенных при приватизации имущественных прав на интеллектуальную и земельную собственность. Решение второй задачи достигается путем использования разнообразных инструментов промышленной политики: льготных кредитов, государственных закупок, субсидирования научно-исследовательских работ и т.п.

Финансовые условия активизации научно-производственного потенциала включают: создание институтов долгосрочного кредитования развития производства и механизмов проектного финансирования перспективных, но рискованных научно-технических разработок, освобождение инновационной деятельности от налогообложения, активное государственное стимулирование прорывных направлений НТП, включая финансирование фундаментальных исследований, софинансирование прикладных разработок, венчурное финансирование перспективных нововведений посредством широкой сети разнообразных финансовых институтов.

Информационный аспект политики активизации научно-производственного и интеллектуального потенциала заключается в формировании открытой и удобной для потребителей информационной инфраструктуры, обеспечивающей доступ к современным научным знаниям и техническим достижениям, а также в функционировании системы оценки и выбора приоритетных направлений НТП. Эта система должна помогать как государству, так и частным организациям и гражданам правильно определять перспективные направления развития в целях максимально эффективного использования имеющихся ресурсов.

Структурный аспект политики развития включает формирование стратегии развития и распространения нового технологического уклада в российской экономике, которая должна сочетать: стратегию лидерства в тех направлениях, где российский научно-промышленный комплекс имеет технологическое превосходство, стратегию догоняющего развития в направлениях со значительным отставанием и стратегию опережающей коммерциализации в остальных направлениях.

Важным фактором ускоренного развития нового технологического уклада должен стать механизм целевого предоставления кредитов, выделяемых государством для поддержки долгосрочных инвестиций. Меры по преодолению финансового кризиса должны быть увязаны со стратегическими целями долгосрочного социально-экономического развития страны, предусматривающие широкое применение ключевых технологий нового технологического уклада.

В последние годы произошли существенные изменения в целеполагании экономической политики российского государства. Вместо либерализации экономики и бессмысленного ее реформирования в качестве целей государственной политики провозглашены переход на инновационный путь развития, подъем благосостояния народа, построение высокоэффективной социально ориентированной экономики. В Концепции долгосрочного развития России до 2020 года правильно констатируется тупиковость инерционного энергосырьевого сценария развития, низводящего Россию до роли сырьевого придатка мировой экономики. И, в соответствии с рекомендациями науки, определяются приоритеты государственной политики: инвестиции в человеческий капитал, подъем образования, науки, здравоохранения, построение национальной инновационной системы, модернизация экономики, развитие новых конкурентоспособных секторов в высокотехнологических сферах экономики знаний, реконструкция и расширение производственной, социальной и финансовой инфраструктуры1

^[62].

В Концепции и Прогнозе долгосрочного социально-экономического развития страны до 2020 года говорится о переходе российской экономики от экспортно-сырьевого к инновационному типу развития2

^[63]. Для этого предполагается на порядок повысить показатели инновационной активности, в 2-3 раза поднять эффективность экономики, в десятки раз увеличить долю российских высокотехнологических продуктов на мировом рынке. Это позволит, согласно данной концепции, более чем втрое повысить заработную плату и вывести Россию в число высокоразвитых стран по уровню социально-экономического развития, захватив лидирующие позиции в ряде ключевых направлений роста глобальной экономики. Ставятся задачи достижения мировых стандартов финансирования науки, образования и здравоохранения, увеличения нормы накопления до уровня наиболее быстро развивающихся стран.

Однако правильная констатация задач и определение параметров – необходимое, но не достаточное условие достижения поставленных целей. Не менее важно правильно спланировать меры экономической политики, своевременно сконцентрировать ресурсы на перспективных направлениях, добиться их эффективного использования. К сожалению, столкнувшись с последствиями глобального кризиса, российские денежные власти бросились печатать и раздавать деньги банкам, забыв о только что утвержденной Концепции долгосрочного развития.

Антикризисные меры не были ориентированы на опережающее технологическое развитие экономики, с которым связаны перспективы выхода из кризиса и не смогли остановить падение промышленного производства, превысившее 15%, в том числе обвальный спад машиностроения, а также резкий рост безработицы. Вследствие неверной стратегии антикризисные меры обернулись обогащением приближенных к печатному станку коммерческих банков при разорении производственных предприятий.

В сравнении с другими странами антикризисная политика в России оказалась самой дорогостоящей (в совокупности расходы на проведение антикризисных мер тянут на 15% ВВП), а кризис – самым глубоким (падение ВВП -….). Это следствие как принципиально ущербной докризисной макроэкономической политики, так и ошибок в выборе приоритетов антикризисных мер.

В отличие от российских денежных властей, направивших подавляющую часть специально эмитированных антикризисных денег на поддержку коммерческих банков без каких-либо обязательств с их стороны, в большинстве развитых стран первоочередное внимание было уделено целевому расходованию антикризисных денег на поддержку модернизации экономики и инновационной активности. Так доля расходов на развитие передовых «чистых» технологий в целях модернизации энергетической, транспортной и жилищно-коммунальной инфраструктуры в антикризисной программе Кореи составила 80,5%, ЕС – 58,7%, Китае – 37,8%, в то время как в России – не более 1,5% при 15,6% по миру в целом1

^[64].

В фазе структурного кризиса, обусловленного замещением технологических укладов, ключевое значение для успешного долгосрочного развития экономики имеет опережающее освоение ключевых производств ядра нового технологического уклада, дальнейшее расширение которых позволит получать интеллектуальную ренту в глобальном масштабе. Вместе с тем незавершенность его воспроизводственных контуров и высокая неопределенность будущей технологической траектории обуславливают высокие инвестиционные риски и трудности долгосрочного прогнозирования. Для их преодоления важно правильно определить структуру нового технологического уклада, развитие которого будет определять рост глобальной и национальной экономики на перспективу до середины столетия.

Исходя из изложенного меры по преодолению финансового кризиса должны быть направлены на опережающее развитие нового технологического уклада и формирование отечественной инвестиционной системы. Их следовало бы увязать с целями долгосрочного развития, в том числе установленными Концепцией социально-экономического развития России до 2020 года. В последней правильно определены ключевые факторы нового технологического уклада – нано-, био- и информационные технологии - а также поставлены задачи опережающего формирования его ядра и несущих отраслей. По некоторым из них (авиакосмическая, атомная, электротехническая и некоторые другие высокотехнологические отрасли промышленности) сохранен немалый производственный потенциал. Имеются хорошие научно-технологические заделы в электронном приборостроении, молекулярной биологии и генной инженерии, нанофотонике и лазерных технологиях, изготовлении наноматериалов и электронных силовых микроскопов. Россия сохраняет ведущие позиции в математике и программировании.

Вместе с тем, несмотря на передовые позиции отечественной науки в области фундаментальных исследований в базовых направлениях становления нового технологического уклада, в сфере его практической реализации наблюдается нарастающее отставание. К примеру, доля России на рынке нанотехнологий составляет менее одной десятой процента. Согласно прогнозу распространения нанотехнологий: к 2015 г. ожидается рост масштабов их применения более чем в сто раз. Это потребует удвоения вложений финансовых средств и производства нанопродукции каждые 2-3 года. При этом, несмотря на заметное отставание России от ряда ведущих стран по многим показателям развития нанотехнологий, отечественные достижения в этой области могут стать мощным инструментом интеграции технологического комплекса России в международный рынок высоких технологий.

Для того чтобы реализовать имеющийся научно-технический и производственный потенциал должны заработать созданные институты развития, инвестиционные, инновационные, венчурные и научно-технические фонды, инновационно-технологические центры, технопарки и госкорпорации, многие из которых до сих пор пребывают в летаргическом состоянии, разместив полученные от государства деньги на депозитах. Их малочисленность и маломощность, на порядок уступающая стандартам передовых стран, усиливается низким качеством менеджмента, о чем свидетельствует как неспособность освоить выделяемые государством деньги, так и проверки контрольных органов в отношении их использования на нецелевые нужды. Многие из недавно созданных инновационных институтов скорее имитируют, чем ведут реальную работу по продвижению нововведений. Едва ли десятая их часть соответствует международным стандартам1

^[65].

Основной причиной низкой инновационной активности российских организаций является острый недостаток источников финансирования. Об этом говорят результаты опросов, в которых более 2\3 респондентов указывают на эту проблему как на основную. После резкого слома системы централизованного планирования, обеспечивавшей необходимые для развития экономики НИОКР, рыночные институты их финансирования до сих пор не сложились. При этом государство самоустранилось от компенсации отсутствующих рыночных институтов, оказавшись неспособным к проведению активной политики поддержки инновационной активности. Уровень государственной поддержки науки, образования и стимулирования социально-экономического развития снизился ниже среднеафриканского.

Согласно введенному С. М. Роговым1

^[66], разделению функций государства на традиционные (оборона и правопорядок) и современные (развитие интеллектуально-человеческого потенциала - расходы на образование, здравоохранение, науку и экономическое развитие), можно видеть, что сегодня в мире через государственные бюджеты тратится, в среднем, на современные функции 17,8% ВВП, а на традиционные – только 5,3%. Соотношение между этими статьями расходов – 3,4:1. В развитых странах эти показатели составляют 25,0% и 3,9% (соотношение – 6,4:1), в странах с переходной экономикой – 22,1 % и 3,8% (соотношение – 5,8:1).

В противовес мировой закономерности увеличения государственных расходов на выполнение современных функций государства, в России большая часть государственных расходов идет на выполнение традиционных функций. Расходы на эти цели из федерального бюджета превышают 7% ВВП, что почти на 25% превышает среднемировой показатель. При этом наше государство тратит на современные функции в три раза меньше (4,7% ВВП). То есть у нас соотношение расходов на традиционные и современные функции составляет 2:1, подобно государству образца XVIII—XIX веков.

Как следует из вышеизложенного, уровень расходов государства на социально-экономическое развитие в России является одним из самых низких в мире, он не соответствует ни требованиям социального государства, ни потребностям развития человеческого потенциала. Чтобы достичь среднемирового уровня социальных расходов, российскому государству их надо увеличить на 4,9% ВВП. Эта величина соответствует профициту в федеральном бюджете в годы благополучной внешнеэкономической конъюнктуры. Если бы сверхприбыли от экспорта углеводородов не вывозились государством за рубеж, диспропорции российской бюджетной системы могли бы быть легко исправлены путем приведения структуры бюджетных расходов в соответствие с общепринятыми в мире стандартами и целями социально-экономического развития страны. Это потребовало бы удвоения расходов на образование и здравоохранение, и утроения расходов на науку и стимулирование НТП. Темп экономического развития был бы почти вдвое выше, а уязвимость российской экономики по отношению к мировому кризису существенно ниже, если бы правительство не замораживало пятую часть бюджетных доходов в Стабилизационном фонде, размещаемом за рубежом.

При правильной политике в результате кризиса Россия могла бы добиться:

1. признания рубля в качестве одной из мировых валют,
2. многократного повышения мощности отечественной банковско-инвестиционной системы,
3. опережающего становления нового технологического уклада и подъема экономики на длинной волне его роста.

Необходимым условием проведения этой политики является создание системы стратегического планирования, включая принятие федерального закона «О стратегическом планировании», в котором предусмотреть нормы планирования и контроля работы институтов развития, госкорпораций, а также требования к федеральным целевым программам исходя из приоритетности опережающего развития нового технологического уклада.

Этим же приоритетам должно соответствовать распределение финансирования антикризисных мероприятий. При этом нельзя прибегать к секвестированию расходов федерального бюджета на науку и образование, а также на стимулирование инвестиций и финансирование целевых программ, ориентированных на развитие нового технологического уклада. Напротив, необходимо увеличить расходы на эти цели, а также на импорт новейших технологий и защиту прав интеллектуальной собственности российских лиц за рубежом. Следует привести долю расходов на науку и образование в российском государственном бюджете в соответствии нормами передовых стран, увеличив их не менее, чем в полтора раза.

Целесообразно также законодательно стимулировать освоение отечественной энергосберегающей и экологически чистой техники (светодиодов, солнечных батарей, нанопорошков, электромобилей, систем автоматизированного контроля за теплопотреблением в ЖКХ и пр.), введя как нормы по запрету эксплуатации энергорасточительных и экологически грязных технологий, так и льготы потребителям передовой техники.

Кроме создания благоприятных организационно-финансовых условий научно-производственного развития, для активизации интеллектуального потенциала страны требуется формирование соответствующего нравственного климата. В частности, без восстановления справедливости в распределении национального богатства и дохода, преодоления коррупции государственной власти, очищения экономики от организованной преступности перейти на инновационный путь развития невозможно.

6. Основные направления антикризисной стратегии.

Ключевая идея формирования антикризисной стратегии заключается в опережающем становлении базисных производств нового технологического уклада и скорейшем выводе российской экономики на связанную с ним новую длинную волну роста. Для этого необходима концентрация ресурсов в развитии составляющих новый ТУ перспективных производственно-технологических комплексов, что невозможно без системы целенаправленного управления финансовыми потоками. Создание такой системы, включающей механизмы денежно-кредитной, налогово-бюджетной и валютной политики, ориентированные на становление ядра нового технологического уклада, должно стать стержнем антикризисной стратегии. Необходимым условием ее успеха является достижение синергетического эффекта, что предполагает комплексность формирования сопряженных кластеров производств нового ТУ и согласованность макроэкономической политики с приоритетами долгосрочного технико-экономического развития.

Для этого формирование антикризисной стратегии должно предусматривать:

- создание системы стратегического планирования, способной выявлять перспективные направления экономического роста, а также направлять деятельность государственных институтов развития на их реализацию;

- формирование каналов финансирования проектов создания и развития производственно-технологических комплексов нового технологического уклада и сфер потребления их продукции;

- настройку макроэкономической политики на обеспечение благоприятных условий инновационной деятельности.

Система стратегического планирования должна включать: выбор приоритетов технико-экономического развития; инструменты и механизмы их реализации; институты организации соответствующей деятельности и методы контроля за достижением необходимых результатов1

^[67]. За последние годы созданы некоторые элементы этой системы – принята Концепция долгосрочного развития России до 2020 года2

^[68], установившая приоритеты развития, соответствующие перспективным направлениям становления нового ТУ, действуют федеральные целевые программы реализации некоторых из них, образованы институты развития. Однако в целом система не работает должным образом и допускает стратегические ошибки, вследствие чего Россия упускает возможности опережающего развития отечественных нано-, био-, атомных, авиа-, ракетно-космических, лазерных, клеточных и других технологий, входящих в ядро нового ТУ и обладающих хорошей конкурентоспособностью в масштабах мирового рынка.

Для достройки системы стратегического планирования необходимо ввести нормы ответственности за достижение планируемых результатов и связать с ней инструменты макроэкономической политики. Решение первой задачи требует установления правовых норм экономической ответственности организаций и административной ответственности руководителей за выполнение устанавливаемых Правительством целевых показателей развития. Для этого необходимо принятие федерального закона О стратегическом планировании1

^[69] и придание упоминавшейся Концепции долгосрочного развития статуса планового документа, который необходимо учитывать при планировании бюджета, денежной политики и принятии других управленческих решений, включая программу антикризисных мер.

Решение второй задачи предполагается формирование регулируемых государством контуров управления налогово-бюджетной, денежно-кредитной и налоговой политики.