ИНСТИТУТ СОЦИАЛЬНЫХ И ГУМАНИТАРНЫХ ЗНАНИЙ

УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ

ИНСТИТУТА СОЦИАЛЬНЫХ

И ГУМАНИТАРНЫХ ЗНАНИЙ

Выпуск 6

В четырёх томах

ТОМ 3

ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ

Казань

ЮНИВЕРСУМ

2007

УДК 72

ББК 030

У 91

ПЕЧАТАЕТСЯ ПО ПОСТАНОВЛЕНИЮ

УЧЕНОГО СОВЕТА ИНСТИТУТА СОЦИАЛЬНЫХ
И ГУМАНИТАРНЫХ ЗНАНИЙ

Научный редактор: К.Н. Пономарев

Редакционная коллегия: М.М. Галимов, М.Д. Щелкунов, М.Х. Фарукшин,

И.З. Шахнина, О.И. Алеев, В.И. Зуев,

С.Н. Астахов, М.Н. Александрова

У91 Ученые записки Института социальных и гуманитарных знаний: В 4 т. – Казань: Изд-во «Юниверсум», 2007. – (Вып. 6).

Т.3. – 2007. – 83 с.

ISBN 0-00000-000-8

Ученые записки Института социальных и гуманитарных знаний представляют собой сборник научных статей за 2006-2007 гг. в четырёх томах.

Третий том посвящен проблемам права и правоприменения.

Материалы сборника предназначены для студентов, аспирантов, преподавателей, научных работников, специалистов в данных областях.

УДК 72

ББК 030

ISBN 0-00000-000-8 (т.3)

© Александрова М.Н., Астахов С.Н., составление, 2007

© Оформление. Издательство «Юниверсум», 2007

М.М. Галимов

кандидат юридических наук, профессор ИСГЗ,

зав. кафедрой Гражданского права ИСГЗ

ВОСПИТАТЕЛЬНАЯ РОЛЬ НАКАЗАНИЯ

Многие юристы считают, что принуждение не выступает в качестве средства воспитания трудящихся, что оно является самостоятельным фактором, особым образом воздействующим на правовое сознание граждан. Однако в таком случае возникает вопрос: как же осуществляется воспитание в процессе правового наказания? Ответ на него может быть дан лишь после определения содержания и цели наказания как специфически юридического явления. Последнее же тесно связано с юридической ответственностью, с правовым принуждением. Поэтому первоначально необходимо выяснить соотношения между правовым принуждением, юридической ответственностью и наказанием.

Нужно сказать, что по этой проблеме в нашей правовой литературе высказаны различные мнения. Однако, несмотря на имеющиеся расхождения по отдельным вопросам, все они, как нам думается, в общем плане могут быть сведены к двум позициям. Согласно одной точке зрения, юридическая ответственность – это кара за невыполнение или ненадлежащее исполнение обязанности. Сторонники другой точки зрения полагают, что юридическую ответственность нужно понимать более широко. По их мнению, мерами юридической ответственности являются не только дополнительно обременяющие правонарушителя обязанности, но и государственное принуждение к исполнению неисполненной добровольной обязанности.

В этой связи следует, прежде всего, заметить, что, действительно, не всегда нормы права исполняются и соблюдаются добровольно, а правовые обязанности реализуются без вмешательства государственных и общественных органов. Поэтому нередко приходиться прибегать к принуждению. Однако, как мы считаем, было бы неверно рассматривать принуждение, применяемое в целях правового регулирования общественных отношений, как единое целое. Думается, что его следует различать, по крайней мере, в двух плоскостях. Прежде всего, принуждение выступает в качестве средства воздействия к исполнению обязанности. Если такая цель достигается, то соответствующие органы считают свою задачу выполненной. Например, с лица постоянно взыскиваются алименты; гражданин, самовольно занявший квартиру, выселяется и возвращается на прежнюю жилплощадь; ответчику приходится возвращать истцу нанесенный материальный ущерб; владелец машины принуждается к транспортировке пострадавших при автоаварии в больницу и т.п. – в подобных случаях принуждение выступает в своей наиболее «легкой» форме.

Однако часто при помощи такой формы принуждения все же не удается обеспечить желаемые последствия. Например, с лица в течение определенного времени взыскивались алименты, а затем он стал скрываться от судебных органов. В других случаях, при совершении преступлений и проступков, с одной стороны, налицо явный антиобщественный характер неисполнения обязанности, и, в то же время, нельзя вести речь о принуждении к исполнению обязанности, которая оказалась нарушенной. Поэтому при подобных фактах принуждение выступает в качестве наиболее репрессивной формы – как юридическая ответственность за неисполнение правовой обязанности, как наказание, как кара за содеянное. Причем нередко принуждение применяется одновременно в обеих формах.

Например, лицо отбывает уголовное наказание за злостное уклонение от уплаты алиментов. Здесь назначенная мера наказания выступает в качестве юридической ответственности, и одновременно с виновного в правонарушении взыскиваются алименты в пользу детей или родителей.

Таким образом, как мы полагаем, понятия «правовое принуждение» и «юридическая ответственность» не равнозначны. Юридическая ответственность – это только одно из конкретных проявлений принуждения.

Содержание юридической ответственности заключается в каре, в обеспечении дополнительных лишений. А значит, вопрос о соотношении правовой ответственности и наказания должен быть решен в пользу их полного отождествления. Это однопорядковые понятия. Любая ответственность и есть то или иное наказание, которое является лишь юридической формой ее выражения и проявления. Юридическая ответственность, как и другие правовые явления, обладает рядом признаков. Представляется целесообразным коротко остановиться на основных из них.

Прежде всего, как только что отмечалось, юридическая ответственность является разновидностью правового принуждения. Она заключается в наказании лица за виновное противоправное действие, выступает в качестве следствия совершенного правонарушения. В связи с этим необходимо подчеркнуть, что в некоторых отраслях права можно признать оправданным отождествление государственного принуждения с юридической ответственностью. Только в связи с правонарушениями государственно-принудительные меры применяются при совершении преступлений и к виновным в нарушении трудовой дисциплины. Однако это действует не всегда. В гражданском, и особенно в административном праве, имеется много норм, которые предусматривают возможность применения принуждений вне какой-либо связи с правонарушением.

Так, в настоящее время большинством авторов принята классификация мер административного принуждения на три группы: административные взыскания, меры административного пресечения и административно-принудительные меры. Каждая из этих групп составляет самостоятельный вид административного принуждения, отличающийся от других по содержанию, целям, основанию и порядку применения. При этом только административные взыскания являются наказанием за содеянное. Другие административно-принудительные меры некоторыми авторами относятся к мерам защиты, к мерам, носящим характер процессуального обеспечения. И действительно, взять, к примеру, такую меру административного предупреждения, как административный надзор органов милиции за особо опасными рецидивистами и определенной категорией лиц, поведение которых в местах лишения свободы свидетельствовало об упорном нежелании встать на путь исправления и приобщения к честной трудовой жизни. В отношении таких лиц административный надзор устанавливается сразу после их освобождения из заключения, даже если они и не проявляли себя антиобщественно. Подобный же характер имеют такие меры государственного принуждения, как уничтожение пожарными построек в целях локализации пожаров, принудительное лечение инфекционных больных, принудительное медицинское освидетельствование, карантин, таможенный досмотр и др. Сказанное в полной мере относится и к специфическому виду государственного принуждения – мерам административного пресечения.

Как нам думается, правомерно высказать суждение, что юридическая ответственность – это наказание, применяемое государственными и общественными органами и организациями в рамках установленного процессуального порядка за совершение правонарушения в целях обеспечения должной кары за содеянное, для охраны интересов граждан от антиобщественных посягательств.

Теперь, когда, с нашей точки зрения, выяснены содержание и назначение юридической ответственности, правового наказания, целесообразно рассмотреть вопрос о воспитательной роли этой стороны применения наказаний. Нужно сказать, что теоретические вопросы соотношения наказания и воспитания нашли известное отражение лишь в таких отраслях юридической науки, как криминология, уголовное и исправительно-трудовое право. Но и здесь понимание содержания и цели наказания уже длительное время является дискуссионным. Применительно к содержанию наказания учеными высказываются две точки зрения. Одни исчерпывают содержание наказания карой. Согласно другой точке зрения содержание наказания слагается из кары и воспитания.

По нашему мнению, сторонники обоих суждений высказали много важных соображений о понятии наказания и иных мерах воздействия на правонарушителей. И все же, как та, так и другая точка зрения нуждается в некотором уточнении. Дело в том, что большинство ученых, исследовавших соотношение наказания, кары и воспитания, склонно, как нам кажется, рассматривать наказание лишь в статике, а не в динамике. И это мешало в одних случаях правильно, а в других – максимально доказательно подойти к решению проблемы. В тоже время очевидно, что когда мы с позиции общеправовой теории рассматриваем наказание и воспитание, необходимо четко себе представить, что понятие «наказание» и «процесс наказания» далеко не тождественны по своему значению. Наказание – это юридическая категория, понятие, под которым подразумевается кара за содеянное. Карательное возмездие наказания проявляется в причинении определенных ограничений и страданий правонарушителю, исходя из характера и тяжести содеянного.

Карательный характер наказания обращен как в прошлое, так и в будущее. Обращение кары в прошлое проявляется в том, что наказание назначается за совершенное нарушение правопорядка. Но кара обращена и в будущее, так как она выступает средством индивидуальной и общей превенции, имеет ярко выраженный характер правовой угрозы для лиц, склонных к правонарушениям. И именно в этом своем качестве наказание выступает как средство формирования правосознания несознательной части населения, как фактор психологического принуждения, правовой угрозы.

В то же время воспитание, как идеологическая категория, не может быть содержанием правовой категории «наказание», то это совсем не исключает их тесного взаимодействия в процессе применения советского права. В условиях социалистического общественного строя меры принуждения не могут быть единственным средством воздействия на сознание трудящихся, даже при осуществлении наказания. Поэтому наряду с карательными мерами исполнение наказания дополняется, «насыщается» идеологическими, воспитательными мероприятиями. Процесс исполнения наказания складывается, таким образом, как бы из двух сторон. Одна из них является правовой, принудительно-карательной, а вторая – идеологической, в которой, при наличии элементов психологического принуждения, основное место занимают воспитательные меры убеждения. А значит, каждое из этих направлений воздействия на сознание объекта правоприменения преследует свою цель. По нашему мнению, за процессом наказания следует признать две цели. Первая из них носит правовой, принудительный характер и заключается в том, чтобы воздать ему должное за содеянное, чтобы он почувствовал наказание. Вторая состоит в том, чтобы обеспечить формирование правосознания правонарушителей и других граждан посредством преимущественно воспитательного воздействия. При этом воспитание в процессе наказания должно состоять, прежде всего, в устранении дефектов индивидуального правосознания нарушителей с тем, чтобы добиться их воспитанности.

Важную роль в надлежащем формировании сознания правонарушителей играет оперативное применение правовых мер в отношении тех, кто этого заслуживает, как можно менее значительный разрыв во времени между обнаружением правонарушения и наказанием. Практика показывает, что запоздалое, затянувшееся реагирование правоохранительных органов на преступление или проступок, потерявшие в глазах того или иного лица актуальность, часто усложняет контакт с правонарушением, затрудняет доведение до его сознания антиобщественной сущности противоправного поведения, разъяснение правильности действий должностных лиц. Исходя из этого, заслуживает дальнейшего распространения сокращение времени производства по делам о некоторых административных и уголовных правонарушениях.

Следует отметить, что в настоящее время имеются определенные трудности, отрицательно сказывающиеся на воспитательном воздействии процесса назначения наказания. Одна из них заключается в чрезмерной загруженности должностных лиц, на которых законом возложено определение степени виновности и избрание вида ответственности. Отсутствие необходимого времени часто исключает должное воспитательное воздействие правоприменительной процедуры, вынуждает форсировать, сворачивать процесс. Проведенные нами исследования показали, что руководители гор(рай)управлений внутренних дел зачастую помимо остальной работы рассматривают в день 20-50 административных материалов. И где уж тут до личной беседы со всеми нарушителями. Успеть бы только в срок назначить штраф!

С большими нагрузками работают административные комиссии в крупных городах, рассматривая порой на своих заседаниях до 50-70 административных дел. Да и суды чрезвычайно загружены работой и различными поручениями, что часто вынуждает их рассматривать административные дела без должной подготовки, в перерывах во время слушанья уголовных дел.

Необходимым условием успешного решения воспитательных задач в процессе применения права является высокий уровень правосознания и культуры юридических работников, их вооруженность способами и приемами идеологического воздействия на сознание трудящихся во время их правовой деятельности, умелое повышение авторитета государственной власти и законодательства во время осуществления своих служебных функций. Поэтому, когда речь идет о правосознании и юридической культуре судей, работников органов внутренних дел, прокуратуры и иных должностных лиц, на которых государством возложена задача обеспечения правопорядка, то следует воспитывать у них правосознание более высокого порядка. Но этого мало. Коль скоро в процессе применения наказания осуществляется воздействие на сознание людей двоякого рода – правовое и идеологическое, то и процесс обучения и переподготовки юристов должен это предусматривать. В частности, назрела необходимость разработки и преподавания юристам предмета теории правового воспитания или правовой педагогики. Кроме того, должно неукоснительно соблюдаться требование о том, чтобы на должностях, где надлежит иметь дело с правоохраной, работали лица, имеющие соответствующие юридическое образование.

М.М. Галимов

кандидат юридических наук, профессор ИСГЗ,

зав. кафедрой Гражданского права ИСГЗ

ВОСПИТАТЕЛЬНАЯ РОЛЬ СТАДИИ

ПРИМЕНЕНИЯ ЗАКОНА

Как бы четко не была отлажена система идеологического воздействия процесса правотворчества, основное воспитательное влияние закон оказывает все же в процессе применения. Дело в том, что правотворческая деятельность затрагивает далеко не всех граждан. Кроме того, воспитательное воздействие законодательства в целом, не зависимо от его связи с конкретным положением данного лица или организации, носит в основном общий характер. Другое дело – процесс применения права. С этой стороны деятельности государственных и общественных органов постоянно сталкиваются все граждане. Причем это столкновение носит не общий, а индивидуальный, конкретный, наиболее ощутимый характер. Именно здесь проявляется возможность оказывать на людей индивидуальное воспитательное влияние, что существенно дополняет воспитательное значение правотворчества и законодательства, если не определяет эффективность воспитательной роли в целом. Приведенное выше понимание воспитательной функции закона позволяет показать основные черты воспитательного воздействия права в процессе применения закона, а так же разграничить правовое регулирование и воспитание в процессе применения правовых норм.

Однако может возникнуть вопрос, почему нами рассматривается именно процесс применения права, а не все формы его реализации в целом? Ведь правовые нормы достигают своей цели при любой форме их реализации: путем соблюдения, заключения и исполнения сделок и договоров, использование прав гражданами и т.п. Весь процесс реализации права показывает во всем его объеме, в какой мере правотворчество, юридические нормы и институты фактически соответствуют социально-экономической жизни, насколько они эффективны и реалистично помогают решать стоящие перед обществом задачи. И это, несомненно, правильно, когда речь идет о праве как элементе юридической надстройки, как регуляторе общественных отношений. Несколько иной подход должен быть при оценке идеологического, воспитательного воздействия права на сознание людей. Различая основные формы реализации права (соблюдение норм права, их использование и исполнение, а так же применение юридические норм) следует отметить и различия в их воздействии на правосознание людей.

Соблюдение и исполнение норм права субъектами общественных отношений осуществляется без специальных властных предписаний, без угрозы принуждения к конкретному лицу со стороны определенных органов и должностных лиц. При этих формах реализации права люди по тем или иным мотивам добровольно осуществляют правовые требования посредством правового поведения или воздержания от совершения противоправных действий. И в этом смысле мы можем говорить о том, что какого-либо специального идеологического воздействия на конкретных граждан со стороны государства, общественности не оказывается.

Однако было бы неверно думать, что такое поведение не оказывает никакого воздействия на правосознание. Как раз наоборот. Именно личный правовой опыт в процессе соблюдения и исполнения права оказывает огромное влияние на формирование правосознания человека. Во-первых, в процессе систематического правомерного поведения у него вырабатывается устойчивая привычка к соблюдению и исполнению закона. Во-вторых, соблюдая и исполняя нормы права, используя свои личные права, каждый гражданин практически убеждается в целесообразности, в необходимости правомерного поведения, в правильности правовых требований. В-третьих, правильное отношение к правовым требованиям со стороны большинства людей является примером для подражания: оно объективно влияет на тех, кто сомневается в надобности строго соблюдения и исполнения норм права. То есть соблюдение и исполнение, как специфическая форма реализации, воздействует на правосознание только как одно из объективных условий его формирования, ибо их цель не заключается в воспитании.

Применение права в этом смысле более сложное юридическое явление. С одной стороны, как форма реализации правовых актов оно воздействует на формирование правового сознания трудящихся в качестве объективного условия. Вместе с тем в процессе применения норм права оказывается и специальное воспитательное воздействие. Попытаемся рассмотреть, как это происходит, какие стороны применения права оказывают целенаправленное воспитательное воздействие, а какие – формируют правосознание трудящихся в качестве объективного условия.

С точки зрения специфики правового регулирования применение норм права заключается в наделении конкретных лиц или организаций субъективными правами и возложение на них соответствующих юридических обязанностей.

По своему характеру применение норм права состоит в вынесении индивидуально-конкретных правовых предписаний, обращенных к персонально определенным лицам. Задача применения права заключается в том, чтобы любым дозволенным способом обеспечить реальное воплощение общих правовых предписаний в фактическом поведении людей посредством индивидуального регулирования на уровне правоотношений. Эта юридическая сторона правоприменения является важным объективным фактором формирования правосознания масс.

От того, насколько своевременно и правильно применяются нормы права должностными лицами, насколько активно государственные и общественные органы стоят на страже законных интересов граждан, в первую очередь зависит отношение людей к закону и государственным органам.

Таким образом, с точки зрения его юридических целей, применение права специально не направлено на воспитание граждан. Его цель заключается не во внесении правовой или иной идеологии в сознание трудящихся, а в том, чтобы реализовать правовые установления, добиться правомерного поведения. При этом оно объективно влияет на формирование сознания граждан и должностных лиц. Однако правоприменение не только объективно формирует правосознание, но и оказывает целенаправленное воспитательное воздействие. И в выводе о соединении этих двух сторон нет противоречивого суждения. Суть дела в том, что применение права происходит не мгновенно, а в течение более или менее длительного периода времени. И это дает возможность законодателю и правоприменительным органам «насыщать», дополнять процесс применения права мероприятиями, специально направленными на повышение уровня знаний граждан о праве, на их убеждение в необходимости правового регулирования, в социальной значимости правомерного поведения т.д.

Известно, что практическая деятельность органов по применению права складывается из ряда стадий, на протяжении которых осуществляется как правовое регулирование, так и воспитательное воздействие. О количестве и характере стадий правоприменения в юридической литературе высказываются различные суждения. Мы склонны разделить мнение тех авторов, которые выделяют три основные стадии правоприменительного процесса: а) установление и исследование фактических обстоятельств дела; б) выбор и анализ норм права; в) принятие решения по делу и его документальное оформление. Эту «триаду» целесообразно так же дополнить четвертой основной стадией. В этом свете мы полагаем, что процесс применения права не ограничивается изданием правоприменительного акта, а выделяем в качества стадии фактическое исполнение акта применения. В самом деле, раз применение права – форма его реализации, то оно не может ограничиваться принятием решений на бумаге. Оно должно находить свое завершение в фактическом исполнении юридического решения. Любое дело можно считать решенным только тогда, когда акт, закрепляющий решение по делу, будет реализован. Вряд ли можно считать норму права примененной, если оштрафованное лицо не уплатило штраф, или преступник, осужденный к лишению свободы, скрылся и уклоняется от отбывания наказания.

На стадии применения права, при выборе и анализе норм права, важную идеологическую роль в ряде случаев играет толкование правовых норм, которое имеет две стороны. Во-первых, само лицо, применяющее закон, должно правильно уяснить себе его смысл и значение. А во-вторых, необходимо разъяснить содержание закона гражданам и представителям организаций участвующих в деле. На практике к этой форме правового воспитания участников процесса приходиться прибегать довольно часто, а поэтому субъекты правоприменения всегда должны быть готовы к правильному и доступному для любого гражданина толкованию той или иной нормы права.

Чрезвычайно насыщена специальными воспитательными мерами стадия фактического исполнения акта применения права. Наряду с названными формами идеологического воздействия здесь могут использоваться информация, частные определения и представления руководителям предприятий и учреждений; обсуждение правонарушителей на собраниях коллективов трудящихся и в товарищеских судах, если это было решено правоприменительным органом по дисциплинарному, административному или уголовному делу; направление на предприятие специального извещения о характере правонарушения, допущенного работником, и наказание за содеянное; система форм правового воспитания, специфичных для исправительно-трудовых учреждений и т.д.

Следует отметить, что выделение стадий процесса применения права, как это неоднократно подчеркивалось в юридической литературе, носит, прежде всего, логический, теоретический характер. В практической деятельности правоприменительных органов соответствующие стадии настолько тесно переплетаются, взаимно обуславливая друг друга, что четко разграничить их по времени осуществления часто невозможно. Поэтому при освещении характера воспитательного воздействия процесса применения права целесообразно наряду с идеологической ролью отдельных стадий анализировать эффективность воспитательного воздействия данного вида применения права в целом.

Рассматривая правовоспитательное значение процесса применения права, нужно учитывать некоторые его особенности.

В частности, как уже отмечалось, процесс применения права связан с вынесением индивидуально-конкретных правовых предписаний, и это требует индивидуализации воспитательного воздействия. При воспитательном воздействии, осуществляемом в процессе правоприменительной деятельности, не может быть шаблона. Меры воспитания должны осуществляться с учетом разнообразия оценки и разрешения многочисленных фактов общественной жизни. А это означает, что работники, применяющие право, должны не только хорошо разбираться в законодательстве, но и уметь воспитывать граждан, должны быть вооружены методикой индивидуального правового воспитания, характерной для соответствующей формы правоприменительной деятельности.

Сложные задачи в этом смысле приходится решать суду при рассмотрении дел о правонарушениях. С одной стороны, процесс должен быть проведен так, чтобы он оказал воспитательное воздействие на правонарушителя. Но ведь кроме этого имеется судебная аудитория, которая чаще всего неоднородна по возрасту, культурному и образовательному уровню, по отношению к судебному процессу. Она может по-разному воспринимать и оценивать происходящее на суде. И стороны процесса, равно как и сам суд, призваны воздействовать на всех присутствующих.

Важной отличительной чертой правового воспитания в процессе применения права является то, что при этом используются такие воспитательные формы, большинство из которых в других условиях не применяются. К ним могут быть отнесены: воспитательное значение оглашения приговора, телевизионные информации о совершенных преступлениях или розыске преступников, уведомление граждан об отказе в возбуждении уголовного дела, речь государственного обвинителя или защитника по конкретному делу, обсуждение нарушителя правопорядка в трудовом коллективе и многое другое.

Итак, по нашему мнению, можно сказать, что воспитательное воздействие, осуществляемое в процессе применения норм советского права, имеет определенную специфику. Она позволяет сделать вывод о том, что воспитание правосознания в процессе правоприменительной деятельности является относительно самостоятельной составной частью системы средств правового воспитания трудящихся. И применение права происходит в двух главных формах: а) разрешения правомерных требований органов государства, граждан или организаций с целью возникновения новых прав личности и обязанностей; б) защиты интересов общества, личности, организаций трудящихся от противоправных посягательств.

В.С. Чершинцев

соискатель ВНИИ МВД России

КОРРУПЦИЯ: ПРОБЛЕМЫ ОПРЕДЕЛЕНИЯ

Несмотря на продолжающиеся экономические, социальные и политические реформы, система государственного управления сегодня все больше напоминает время застоя, что способствует расширению коррупционных связей между организованными преступными группами и чиновниками не только муниципального, но федерального уровня.

Отметим, что эффективность проводимых у нас в стране преобразований, происходящих практически во всех сферах жизни общества и государства, во многом зависит от того, как будет строиться деятельность органов государственной власти и органов местного самоуправления, муниципальных образований.

Анализируя историю развития коррупции, мы пришли к выводу, что в любые времена государство, независимо от формы правления и устройства, предъявляло, предъявляет и будет предъявлять к должностным лицам особые требования к исполнению своих служебных обязанностей. Наделяя определённые категории лиц специальными полномочиями, необходимыми для осуществления власти, государство правомочно установить и особые требования к ответственности этих лиц.

Коррупция и взяточничество существуют уже давно и возникли вместе с появлением государственности. В настоящее время коррупция является проблемой, которая существенно нарушает безопасность общества и личности, принципы демократии и государственного управления, равенства и социальной справедливости. Специфика российской коррупции в том, что она фактически институционализировалась в органах власти делая ее слабой и не эффективной.

Таким образом, подрывая доверие к власти, ее авторитету, коррупция, в конечном счете, препятствует реализации общественных интересов, свободе личности, причиняет ущерб социальной, экономической, правовой политике и т.д. То есть коррупция становится явлением, во многом определяющим политическое, экономическое и культурное развитие российского общества.

Термины «коррупция», «коррумпированный», «коррумпированность» не сходят сегодня со страниц средств массовой информации и научной литературы. Слово «коррупция», как правило, употребляется, когда речь идет о продажности должностных лиц и политических деятелей.

В словаре иностранных слов отмечается, что происхождение данного слова происходит от латинского corruptio и далее смысл его обозначается как подкуп – подкупность и продажность общественных и политических деятелей, а также государственных чиновников и должностных лиц.

За последнее десятилетие в России формировалось понятие правовой природы коррупции. Появилось достаточно много работ ученых (Г.Н. Борзенкова, С.В. Ванюшкина, Б.В. Волженкина, В.М. Гальперина, А.И. Гурова, А.И. Долговой, Н.Ф. Кузнецовой, В.В. Лунеева, С.В. Максимова, Г.К. Мишина, А.С Никифорова и др.), в которых это понятие было предметом самого пристального рассмотрения. Сложились различные подходы к пониманию коррупции, одни из которых характеризуют ее как уголовное преступление, другие – как криминологическое явление.

Так, А.И. Гуров рассматривает коррупцию через понятие «взяточничество». Б.В. Волженкин под коррупцией понимает явление, поразившее государственный и общественный аппараты управления, выражающееся в разложении власти, умышленном незаконном использовании должностным лицом своего служебного положения в корыстных целях для личного обогащения.

Н.Ф. Кузнецова рассматривает коррупцию как социальное негативное явление, выражающееся в подкупе одних лиц другими и проявляющееся через неконкретные уголовно-правовые нормы: взяточничество в органах власти и государственного управления и коммерческий подкуп в негосударственных структурах.

По мнению В.В. Астанина, коррупция – «социально-правовое явление такого разложения отношений в разных сферах управления, которое выражается в подкупе-продажности лиц, использующих служебное положение и связанные с ним возможности». Ю.М. Антонян считает, что «коррупцию в самом широком смысле можно определить как совершение неких действий лицом, обладающим в силу своего служебного положения необходимыми возможностями, в пользу того, кто незаконно оплатил такое действие. При этом сами действия могут быть вполне законными».

Ссылаясь на «традиционное значение» слова «коррупция», Н.А. Лопашенко настаивает на том, что коррупция – подкуп и ничто иное^[1].

Н.А. Егорова и В.В. Ганночка отождествляют понятие коррупции и злоупотребление должностными полномочиями^[2] (ст.285 УК РФ), подчеркивая, что эта норма играет двойную роль – определяет общее понятие должностного преступления и служит резервом в тех случаях, когда отсутствует специальная норма, предусматривающая ответственность за должностное преступление.^[3]

Другие ученые определяют коррупцию несколько иначе. Так, по мнению проф. Г.Н. Борзенкова, коррупция – это «разложение управленческого аппарата, основанное на использовании чиновниками своего служебного положения в корыстных целях». Проф. B.C. Комиссаров считает, что коррупция – это «использование субъектом управления своих властных полномочий вопреки интересам службы из личной заинтересованности. С.В. Максимов считает, что коррупция – это «использование государственными или иными публичными служащими (в том, числе депутатами и судьями), либо служащими коммерческих или иных организаций (в том числе, международных) своего статуса для незаконного получения имущества, прав на него, услуг или льгот (в том числе неимущественного характера), либо предоставление названным лицам такого имущества, прав на него, услуг или льгот (в том числе, неимущественного характера)». Проф. В.В. Лунеев подчеркивает, что коррупция – явление, более широкое, чем взяточничество: «Мы знаем, что коррупция не сводима к взяточничеству. Она охватывает любые злоупотребления должностных лиц, совершенные с корыстной целью».

Достаточно емкое определение понятия коррупции дают А.И. Долгова и СВ. Ванюшкин. Так, по их мнению, коррупция – это социальное явление, характеризующееся подкупом-продажностью государственных и иных служащих и на этой основе корыстным использованием ими в личных либо узкогрупповых, корпоративных интересах официальных служебных полномочий и связанных с ними авторитета и возможностей. Однако наряду с «подкупом-продажностью» могут иметь место и протекционизм, и покровительство. Далее авторы указывают на наличие «коррупционной связи» в данном социальном явлении, рассматривая ее как двухстороннюю сделку.^[4]

Таким образом, определяя коррупцию, российские криминологи трактуют ее как взяточничество, подкуп; другая группа ученых под коррупцией понимает служебные злоупотребления, совершенные из корыстной или личной заинтересованности. Полагаем, что более широкая трактовка определения коррупции является более правильной, так как это не что иное, как развал государственной системы. При формировании такого определения нельзя не учитывать и требования международных документов.

Определение, которое используется в Справочном документе ООН о международной борьбе с коррупцией, гласит: «Коррупция – это злоупотребление государственной властью для получения выгоды в личных целях». Из него видно, что коррупция выходит за пределы взяточничества.

Американский юридический словарь Генри Блэка так же понимает под коррупцией «деяние, совершаемое с намерением предоставить некоторое преимущество, несовместимое с официальными обязанностями должностного лица и правами других лиц», а также «деяние должностного лица, которое незаконно и неправомерно использует свое положение или статус для извлечения какого-либо преимущества для себя или другого лица в целях, противоположных обязанностям и правам других лиц».

Дж. Най полагает, что коррупция включает в себя взяточничество (дачу вознаграждения для совращения лица с позиций долга), непотизм (покровительство на основе личных связей) и незаконное присвоение публичных средств для частного использования.^[5]

Это подтверждается и определением междисциплинарной группы по коррупции Совета Европы: коррупция представляет собой взяточничество и любое другое поведение лиц, которым поручено выполнение определенных обязанностей в государственном или частном секторе и которое ведет к нарушению обязанностей, возложенных на них по статусу государственного лица, частного сотрудника, независимого агента или иного рода отношений, и имеет целью получение любых незаконных выгод для себя и других.

В заключении отметим, что, несмотря на многообразие подходов к определению коррупции, все исследователи убеждены в одном: коррупция предполагает использование власти и связанных с ней возможностей не в интересах всего общества, а в интересах отдельных лиц (прежде всего коррумпированных) или в интересах определенной группы лиц, что деформирует социальные связи, в результате чего происходит деградация государственной власти.

Как справедливо отметил Ю.В. Голик: «Коррупция, ни при каких условиях не может быть нормой. Это всегда патология. Вопрос только в формах и объемах существования этих патологических отклонений. Если патология претендует на норму, то коррупция просто убивает весь социальный организм, как раковая опухоль убивает биологический организм».^[6]

В.Н. Печников

профессор ИСГЗ

ПРОФЕССОР КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

НИКОЛАЙ СТЕПАНОВИЧ ЗАХАРОВ:

УЧЕНЫЙ, ВОИН, ЧЕЛОВЕК

Моя первая встреча с Николаем Степановичем состоялась в конце 60-х. В то время моя служебная карьера ограничивалась областью хозяйственной юридической практики: я занимал должность юрисконсульта в Казанском ЦУМе. Но неодолимо тянуло к научной жизни, об этом мечтал еще со студенческой скамьи. Особенно привлекала история отечественной государственности. Единственный научный центр в Казани – это, конечно, мой родной Университет, который я окончил в 1960 году.

Кто бы из преподавателей КГУ мог согласиться стать моим научным наставником? Об этом я стал интересоваться в кругу друзей. «Вышел» на одного из тех, с кем меня связывали давние отношения – Николая Пономарева, работавшего в то время референтом ректора Михаила Тихоновича Нужина. (Как известно, Николай Васильевич – основатель и ректор Института социальных и гуманитарных знаний). Помнится, он сказал мне тогда: «Давай, я познакомлю тебя с доцентом Захаровым. Он прекрасный специалист и замечательный человек, лучшего руководителя, чем Николай Степанович, тебе и не найти».

Первое знакомство с моим будущим наставником и другом состоялась в коридоре Главного здания университета, около Приемной ректора. Передо мной предстал плечистый, среднего роста человек. Его осанистая, спортивная фигура выдавала в нем военную выправку (позже я узнал, что Николай Степанович был боевым офицером, прошедшим горнило Великой Отечественной). В его рукопожатии ощущалась мощная физическая сила. Помню, меня поразило выражение умного, волевого и мужественного лица моего нового знакомого: его освещала улыбка, жизнерадостная и очень доброжелательная. Именно таким, улыбающимся и открытым, моя память хранит образ Николая Степановича и по сей день.

Потом мы встретились с Николаем Степановичем на его кафедре в Университете. И уже обстоятельно, во всех деталях, обговорили с ним план моих действий: сдача кандидатского минимума, определение темы диссертации. Я еще больше проникся уважением к моему собеседнику. Все его аргументы и рассуждения выглядели убедительными и логичными, когда же речь зашла о моих планах, то их выполнение увязывалось с конкретными сроками, что не оставляло мне никакого пути к отступлению. Так я ощутил крепкую, «захаровскую», хватку.

Вскоре пришлось побывать на учебных занятиях, которые вел Николай Степанович. То, что я увидел, было настоящим мастерством! Как только он входил, в аудитории воцарялась полная тишина. Даже самые неуемные студенты внимали лектору, определенно обладавшему харизматическим и артистическим дарами. Да, Николай Степанович умел «держать» аудиторию! Он говорил свободно, прекрасно поставленным голосом, умело вплетал яркие исторические факты, в нужный момент звучали и шутки. Его речь была образной, изысканной и, вместе с тем, очень доступной. По общей реакции студентов было видно: этого преподавателя все любят, уважают и чтят. Убежден, что педагогический дар Н.С. помог многим его питомцам не только постичь сложные постулаты историко-правовой науки, но и пронести через всю жизнь и сделать своими собственными многие личные принципы их наставника.

Под руководством Н.С. я начал писать кандидатскую диссертацию. Основная работа в ЦУМе отнимала уйму времени, научными исследованиями я мог заниматься только урывками. В результате процесс написания кандидатской растянулся почти на восемь лет. За это время Н.С. в полной мере раскрылся передо мной и как ученый, и как человек. Широта его научных познаний, его методологии, неординарность мышления, новаторское видение сложных проблем, прекрасное владение стилистикой меня поражали. Уже тогда мне подумалось (этого мнения не меняю и сейчас), что свой мощный научный потенциал Н.С. реализовал, наверное, не более чем на 1/3. Утверждая это, я имею в виду и успешную защиту им докторской диссертации по актуальной в то время проблеме становления Советов. Но заложенные в Н.С. природные данные могли быть раскрыты в гораздо больших масштабах; не буду здесь вдаваться в объяснение причин, думается, однако, одной из главных составляющих этого досадного факта является его перегруженность общественно-партийной работой (и в этой сфере Н.С., верный своему чувству долга, все делал по большому счету, уходя в дело «с головой»).

Два лета подряд, находясь в отпуске, я посвятил работе над архивными документами в государственных исторических архивах Ленинграда и Москвы, в рамках подготовки своей диссертации. Очень долго изучал материалы фондов Научной библиотеки КГУ. В результате был собран огромный и интереснейший фактический материал, нуждавшийся в соответствующей систематизации и обработке. И снова пригодился огромный методологический опыт Н.С.: он определил основные схемы и направления работы. И вот все фрагменты исследования наконец-то заняли свои ниши, обрели законченные очертания.

На завершающей стадии подготовки моей диссертации Н.С. стал ко мне особенно требовательным. Так, вводный раздел и автореферат диссертации я приносил своему научному руководителю, наверное, раз пять-шесть в течение месяца. Некоторым другим фрагментам были уготованы не менее суровые испытания. Я пытался роптать, но Н.С. всегда находил веские аргументы в защиту своей позиции. «Ты пойми, – говорил он, – если твои огрехи видит научный руководитель, то как отнесется к ним тот, кто будет читать диссертацию «с пристрастием», оппонент, например». Все же свои основные позиции мне удалось отстоять, иные же стали итогом компромисса. Результаты этой титанической для меня работы под руководством Н.С. стали для меня очевидными уже на стадии предварительной защиты диссертации, а потом и на самой защите. Тогда из уст известных в стране ученых – В.М. Курицына и М.И. Сизикова (моих научных оппонентов), И.Р. Тагирова, Ю.С. Решетова, И.А. Емельяновой и других прозвучала положительная оценка моего труда. Достижение такого позитивного результата – это, бесспорно, огромная заслуга Николая Степановича, вложившего столько сил и энергии на всех этапах моей работы над исследованием, и особенно на заключительной стадии. Помню, как нервничал Н.С. в день защиты диссертации (27 июня 1984 г.). Я никогда не видел его таким взволнованным. Будто это не я, а он должен стоять за кафедрой перед Ученым ареопагом. В этом был весь Н.С. Захаров, и такое сердечное отношение ко мне невозможно не оценить, а тем более забыть!

Вскоре Н.С. блестяще, насколько мне известно, защитил в Москве докторскую диссертацию, стал доктором юридическим наук, профессором. К сожалению, мое с ним дальнейшее творческое сотрудничество было весьма ограниченным. Совместно с Н.С. было издано несколько небольших учебно-методических пособий, написана рецензия в журнале «Государство и право» на учебник по Истории государства и права России под редакцией Ю.П. Титова, статья в Ученых записках КГУ. Кроме того, по предложению Н.С. я подготовил рецензию на Сборник документов по истории советского уголовного законодательства (1992 г.), созданный им в соавторстве с профессором В.П. Малковым. Следует честно признаться, что почти во всех указанных случаях инициатива, увы, исходила не от меня, постоянно поглощенного «текучкой», а от Н.С., который в благородстве своих намерений, я уверен, исходил из того, чтобы не оставлять своего питомца на обочине науки.

Николай Степанович стал для меня не только научным наставником, но и настоящим, старшим, другом. Часто бывая у него дома, я открывал для себя все новые и новые грани его личности. Поражала его железная, «захаровская», воля. Чтобы ни случилось накануне, при всей своей перегруженности работой, как учебной, так и научной и общественной, Н.С. умудрялся постоянно держать хорошую спортивную форму, никогда не позволяя себе расслабляться. Неизменно он поднимался ранним утром, не позже полшестого, работал с гантелями. Потом длительная, на несколько кварталов, пробежка, гимнастические упражнения, ледяные водные процедуры. Эту практику Н.С. прекратил лишь незадолго до своего ухода из жизни, когда некоторые проявления серьезной болезни отчетливо начали давать о себе знать. Результатами такого образа жизни Н.С. были его спортивная, подтянутая фигура, загорелое, пышущее здоровьем лицо, казалось не знавшее усталости.

Любимая работа на кафедре составляла главный смысл жизни Н.С., ей он отдавался полностью, без остатка, как, наверное, в огне Отечественной был верен своему воинскому долгу. Уже будучи тяжело больным, незадолго до своей кончины, он все рвался в Университет, переживал, что не может пойти на лекцию и что из-за него могут быть сорваны занятия со студентами.

Николаю Степановичу крепко повезло с семьей. У него дома всегда царила атмосфера любви, доброжелательства и взаимной поддержки. «Тыл» надежно обеспечивала супруга, Наталья Степановна. Находясь на ответственной работе заместителя главного врача крупного медицинского учреждения, загруженная по горло производственными проблемами, она творила атмосферу домашнего уюта и комфорта, держала детей в строгости и справедливости. Н.С. обожал свою жену, она была для него королевой, а он, как истинный рыцарь, нес на алтарь любви свои чувства. Мне пришлось быть свидетелем того, как Н.С. готовил подарки ко дню рождения супруги и дочери Светланы, ко дню 8 марта и другим праздникам.

Это делалось всегда задолго до наступления соответствующего события. В 70-е и 80-е годы, когда еще «правил» дефицит, нужно было совершать огромные усилия, чтобы добыть нужную вещь. Работая в ЦУМе, я имел возможность помочь Н.С. в приобретении даров для его любимых домочадцев.

Несмотря на огромную занятость Н.С. по работе, на нем лежала обязанность походов на базар за продуктами и в подвал за картошкой, обработка земли на садовом участке. Все это он делал как-то благожелательно и с присущим ему чувством ответственности.

В воспитание сына Володи и дочери Светланы Н.С., также как и его супруга, вкладывал свою душу, отдавая им все с трудом выкраиваемое свободное время. Опытный педагог, профессионал и бывший боевой офицер, он знал цену возможных ошибок на суровом фронте бытия. Всей своей жизнью, повседневным поведением Н.С. подавал детям примеры благородства, рыцарства, самопожертвования, искусства разумного компромисса в отношениях с окружающими.

Доброе семя дает добрые всходы. Прошли годы и десятилетия, и теперь мы видим, что семья Захаровых вырастила прекрасных наследников. Когда так внезапно ушел из жизни совсем еще молодой Володя, это стало шоком не только для его близких. К тому времени Владимир Николаевич Захаров занимал немаловажный пост в Главном управлении кадров МВД России в Москве. Не только слова выступавших на траурной панихиде руководителей Володи, сослуживцев и подчиненных, но и само поведение этих людей, искренних в своем горе, показали нам, как его все любили как человека и высоко чтили как специалиста.

По стопам Н.С. пошла и его любимая дочь. Светлана Николаевна после окончания юридического факультета КГУ довольно долго и успешно работала в Прокуратуре Вахитовского района Казани, а недавно заняла высокую должность члена Верховного Суда РТ. Маленькая Света, с которой, казалось, давно ли мы вместе с Н.С. ездили на дачу, сама стала мамой и растит сына Гошу, будущего чемпиона России по хоккею.

В затылок Светлане дышит внук Н.С., Коля Захаров, прекрасный парень, без пяти минут выпускник юридического факультета КГУ. Он сильно напоминает мне отца, но я и в Коле вижу многие черты Николая Степановича: такая же страсть к рыбалке, тяга к даче, к природе, да еще вдобавок к автомобилям и технике.

Возвращаясь к Н.С., вспоминаю, что его привязанности не ограничивались членами семьи. Когда Светлана еще училась, в семье появился щенок, небольшой, размером с таксу, но с коротким туловищем. Пес получил громкий титул «Бонифаций», а попросту Бонька, он стал общим любимцем. Н.С. брал его с собой на прогулки, на пробежки, на дачу, возил в ветлечебницу, когда пес прихварывал. Когда Боньки однажды не стало, Н.С. со слезами на глазах переживал это событие.

Мне жаль тех, кто не видел Н.С. в веселой компании. Во время застолья грани его разносторонней личности начинали светиться новыми красками. У Н.С. был хороший музыкальный слух, красивый баритональный голос, он прекрасно и тонко ощущал музыку. В отношении жанров он был универсалом: любил и оперу, и оперетту, и простые песни, но особенно прочувственно он любил слушать, и сам пел, песни военных лет.

Надо сказать, что дома у Н.С. подбиралась весьма разношерстная компания. За одним столом сидели и стар, и млад, и профессор, и шофер, и главный инженер крупного оборонного предприятия, и плотник, и прокурор. К каждому у хозяина находилось особое слово, и все чувствовали себя раскованно, весело и комфортно. Наталья Степановна «выдавала» роскошный стол, уставленный разнообразными яствами и напитками, – и пир начинался.

Когда гости достаточно разогревались, начиналась музыкальная часть. Сопровождение отнюдь не возлагалось на музыкальный центр: играл «живой» аккордеонист или пианист (последняя роль иногда выпадала и автору этих строк). Заводилой, душой компании был, конечно, сам Н.С. Все дружно подхватывали предложенный им мотив, и вот уже все гости становятся большим, дружным хором. Одной из любимых опереточных мелодий Н.С. был дуэт из «Подвязки Борджиа» («Родились Вы в стране иной»...), а из советских песен – «Летят перелетные птицы» и «Темная ночь». Танцор он был отменный, дамы, наверное, млели от восторга, когда Н.С., как истый кавалер, легко вел их в фокстроте, танго или вальсе. Не было видно ни одной скучающей физиономии, никто не жаждал покинуть веселую компанию.

Мне вспоминаются и наши совместные поездки на лоно природы с семьями, особенно весной, когда все живое пробуждалось. Ездили к Захаровым, сначала на Кордон, а затем на новую дачу на 774 км., и к нам, в Боровое Матюшино. Особенно запомнилась поездка к нам на дачу 9 мая 1975 г. вместе с семьей заместителя Прокурора Вахитовского района И.О. Сапожникова, одним из друзей Н.С. В саду буйно цвели яблони, вишни, сливы, благоухала сирень, мы хорошо отметили Великий Праздник Победы. Н.С. был в этот день в особенно приподнятом настроении, вспоминал своих боевых товарищей, рассказывал фронтовые истории. «Вот один из настоящих героев», – подумалось мне. Потом погуляли по лесу, поднялись по крутому косогору, поросшему вековыми соснами. Женщины собирали подснежники, в тот год их было море. Любовались видом на Волгу, который открывался с верхнего яруса. На природе выражение лица Н.С. становилось каким-то особенным, спокойным, он, мне кажется, прекрасно ощущал ее умиротворяющее воздействие.

К сожалению, я не смог помочь Н.С. в хлопотах, связанных со строительством его дачного дома и при земляных работах на участке. Он же проделал титаническую работу, один перебросал чуть ли не пять КАМАЗов с землей и песком. Думается, не переоценил ли он свою силу, что впоследствии привело к заболеванию остеохондрозом?

На новом месте было полное раздолье для рыбалки. Н.С. иногда часами не слезал со своего катера. «Прогрессу», оснащенному мотором «Вихрь», приходилось довольно туго. Особенно хорошо было на тихой утренней зорьке, когда шел самый жор! Я думаю, в такие моменты Н.С. просто становился нераздельным с матушкой-природой, а она щедро предоставляла ему свои дары.

Другой большой страстью Н.С. был спорт, особенно футбол и хоккей. У него был постоянный пропуск на стадионы, где он поименно знал всех именитых спортсменов, а они хорошо знали Н.С. и ценили его профессиональные познания.

Он искренне переживал за наши команды, и в самые острые ситуации на поле показывал образцы юношеского азарта. Статьи Н.С. с критическим разбором спортивных матчей, написанные пером профессионала, появлялись в «Советской Татарии» и других республиканских изданиях.

Спортивную эстафету Николая Степановича Захарова подхватил внук, Гоша. Жизнь не кончилась, жизнь продолжается!

М.В. Байтеева

кандидат юридических наук, доцент МГИУ

ФАКТОРЫ ОГРАНИЧЕНИЯ ПРАВ И СВОБОД

ЧЕЛОВЕКА В ОБЩЕСТВЕ

Возможность делать, что хочешь, ограничена в обществе дважды: реальностью, которая устанавливает, что можно делать фактически, и нормами, которые определяют, что делать разрешено.

Еще с античности естественной свободе, которая не имела никаких иных границ, кроме силы индивида, противополагалась гражданская свобода, ограниченная общей волей. Поэтому, к первой в римском праве относили владение, олицетворявшее проявление силы (например, захват вещи), а ко второй – собственность, которая базировалась на гарантированном частном праве. В начале XVIII века Ш. Монтескье писал: «Свобода – это право делать все, что законы позволяют. Если бы гражданин мог делать, что законы запрещают, то он не имел бы больше другого».^[7] Позже Г. Фихте определил задачи права так: «Объединив волю всех членов общества в общее понятие «воля», индивид делит совокупность возможной свободы равными долями, он идет на это, потому что все свободны друг от друга и свобода каждого ограничена свободой всех других».^[8]

Именно эту границу, где разграничивается воля всех, проводит право. И. Кант определил право как «ограничение свободы каждого на условии взаимного согласия». Эта мысль нашла свое отражение во французской Декларации прав человека 1789 года, где гарантировано исполнение естественных прав каждого человека. Но для того, чтобы принципы права регулировали свободу, не достаточно их просто определить. Формальный принцип Канта выступает здесь необходимым, но отнюдь не достаточным принципом для взаимного регулирования отношений людей. Проблематичность понятия справедливости находит отражение в вопросе: «Как можно измерить свободу одного индивида и ограничить ее свободой другого?». Здесь требуются не только формальные гарантии частной «автономии», но и «материальные» шансы самоопределения личности.

В XIX веке Г. Еллинек соотносил отдельные права человека с различными правовыми статусами – статусом negativus, статусом activus и статусом positivus.^[9] К первой группе он относил основные права и свободы человека. При этом, статус negativus обосновывал ограничения власти в пользу индивида, где государство обязано было не мешать осуществлению его прав и свобод. Вторая группа совпадала с гражданскими правами политического участия. Имея статус activus, они являлись гарантией активного вмешательства индивида в политические события. В третью группу входили социальные права, которые должны были оформляться статусом positivus, что позволило бы гражданам пользоваться возможностями государства.

Анализируя основные права и свободы, Т. Маршалл, акцентировал внимание на особенностях их временной актуализации в государстве: первая группа появилась в XVIII, вторая – в XIX, а третья – в XX веке.^[10] Он отмечал, что права первого поколения как элементарные требования свободы индивида подвергаются критики менее всего. Еще Ж.-Ж. Руссо подчеркивал, что наибольшую критику вызывает не индивидуальная свобода, а политическое самоопределение, поскольку обладатель власти склонен признавать права и свободы других, до тех пор, пока не встал вопрос о перераспределении сферы властных правомочий.

Относительно прав второго поколения, в частности прав политического участия, часто дискутируется проблема о том, кому и на каком основании нужно их давать:

• гражданам;
• лицам, проживающим на данной территории продолжительное время;
• лицам, временно пребывающим в государстве
• или вообще всем индивидам?

Наиболее спорными являются социальные права, которые отнесены к правам третьего поколения. Логично задаться вопросом, как следует их понимать: исходя из того, что государство поддерживает попавших в беду, но все же, самостоятельных индивидов или только тех из них, кто безоговорочно нуждается в помощи? Сегодня даже либеральные государства ставят перед собой задачу способствовать самоопределению граждан, но отнюдь не с целью страхования их от социальных и экономических неудач.

В современном обществе индивидуальные права и свободы постоянно находятся под крылом государственной власти и зависят от лимита помощи государства. Причем, время от времени, возможности использования этой свободы остро нуждаются в такой помощи. В ряду основных прав Р. Алекси выделяет сегодня следующие группы:

• право индивида на защиту государством;
• право на оборону;
• право политического участия;
• право социальных гарантий;
• процессуальные права, которые относятся к способу осуществления прав перечисленных выше.^[11]

При более точном рассмотрении оказывается, что речь идет не просто о правах и свободах человека, но о теоретико-правовых концептах, которые характеризуются свойствами универсальности и фундаментальности, а также приоритетом в отношении положительного права.

Следует отметить, что проблемным моментом нормативности прав человека является неоднозначность их формулировок в различных государствах. Еще хуже обстоит дело с их фактическим соблюдением. В этой ситуации идея права образует нормативную цель, которая требует бескомпромиссности и создания одинаково приемлемых условий жизни для человека. Это требование не должно зависеть от того, перешли ли соответствующие права в положительное право или нет. Права человека воспринимаются как идеалы, к которым политики обращаются лишь в речах предвыборных кампаний и, как ни парадоксально, зачастую становятся своего рода контрафактами. Чтобы понять механизм такой трансформации, нужно выяснить, какой смысл приобретает идея права вообще.

Для того чтобы кто-то имел право на что-то, в положительном смысле, необходимы минимум четыре условия:

• во-первых, должно быть ясно, кого следует считать носителем соответствующего права;
• во-вторых, необходимо знать, в чем заключается или состоит данное право;
• в-третьих, необходимо идентифицировать не только адресата, но и гаранта права;
• в-четвертых, должна быть установлена процедура обеспечения права.

Первое условие призвано разъяснить: кому именно принадлежат права человека. Основная проблема здесь состоит в уяснении смысла понятия «человек». Очевидно, что нельзя сводить понятие человека к биологической категории или соотносить его с неким групповым признаком. Индивид, это, прежде всего, личность со своей автономией, включающей разумные, языковые, практические способности и нравственные установки.

Вторым условием является содержание или смысл прав человека. При возникновении конфликтов возникает необходимость следовать ссылке на бесспорность негативных и активных прав, а в случае возникновения разногласий в вопросах о социальных правах разночтения должны временно игнорироваться. Здесь уместно привести доводы постмодернистов неоднократно подвергающих критике нормативную идею прав человека. Наиболее радикальная позиция здесь принадлежит Ж.Ф. Лиотару, который считает права человека односторонним выражением традиций, свойственных Западной Европе.^[12] Однако с мнением о том, что права человека имеют европейскую природу происхождения, трудно согласиться. Индивидуализированное право европейца на «самооборону» и защиту, прежде всего, от государства, исключает историческую коммунитарность культурных форм. Тем не менее, аналогичное право охраны человеческой жизни, уважения неприкосновенности и свободы индивида есть и в других неевропейских культурах. Очевидно, что категоричные формулировки прав человека Виргинского билля о правах и Декларации прав человека французской революции имеют идентичную основу. Права данного типа могут обеспечивать максимальную защиту интересов личности и поэтому нередко формулируются в формате одностороннего преимущества.

Здесь возникает ряд вопросов. Можно ли изменять содержание прав человека без учета культурного контекста отдельных народов? Следует ли устанавливать наряду с личными коллективные права человека, соотнося его с определенной группой (например, права меньшинств)? Что означает обладание первоначальными и неприкосновенными правами? Против каких конкурирующих требований, эти права могут иметь преимущества и кто должен предоставлять их?

Особой проблемой прав человека является их обеспечение. Человеку необходимо не только предоставить, но и обеспечить реализацию его прав. Имеющий право должен иметь возможность действий. Для подавляющего большинства индивидов, имеющих права, возникает необходимость обращаться для их защиты и реализации за помощью государства. Юрисдикция конституционных судов, призванная предотвращать нарушение или ограничение основных прав может не справляться со своими задачами под давлением власти. Этим оправдывается существование ряда наднациональных организаций, призванных выполнять важную задачу наблюдения и применения санкций против государств, нарушающих права человека. К числу таких организаций относятся Комиссия по правам человека ООН и ряд других организаций. Однако как показывает практика, не им, а общественности, выполняющей независимый контроль за деятельностью структур власти, принадлежит главная роль в защите прав человека. Передача функций контроля в руки общественности приводит к качественным изменениям самого правового регулирования. Еще в XIX веке известный русский юрист Н. Коркунов писал: «Личность естественно противопоставляет интересу власти свои особенные, индивидуальные интересы, отстаивая и оберегая их. Каково бы ни было государственное устройство, кем бы ни осуществлялись функции власти, человеческое сознание всегда стремится подчинить акты властвования юридическим нормам».^[13]

Обеспечение гарантий процесса реализации прав человека является проблемным полем любого государства. Здесь происходят основные разногласия в плоскости политических воззрений между различными либеральными концепциями. Одни считают принцип правового государства уже достаточной гарантией основных прав и свобод, другие настаивают на республиканских идеях демократии. Для многих юристов значительной проблемой является то, что права человека касаются неограниченного круга адресатов и безусловны в своем применении. Индивиды владеют не приобретаемыми и не отчуждаемыми правами, которые защищают честь и достоинство. Это ядро нормативной идеи политики, которое становится основным правовым принципом.

Практически во всех конституциях неприкосновенными благами являются честь и достоинство человека и государство обязано ориентироваться на уважение и содействие их реализации. Хотя употребление термина «достоинство» отличается универсальностью и неизменностью антропологического признака, тем не менее, еще стоики идентифицировали его неоднозначно. В греческом мышлении идеал гуманности базировался на сознании конечности жизни человека и необходимости уважении его при жизни. При Цицероне человеческая честь имела определенную форму, сопряженную с содержанием понятия «достоинство». Неограниченная жажда наслаждений считалась несовместимой с понятием достоинства человека.

В поздней античности и средневековье это представление связывалось с божественным происхождением человека. Так, Августин считал наличие духовных и умственных способностей человека доказательством его родства с Богом. Однако корни современного понятия человеческого достоинства лежат в моральном бытие –ens morale. Поэтому в XIII веке Великая хартия вольностей и позже П. Мирандолла связывали концепцию божественного происхождения человека с мыслью об автономии индивида, находя фундамент человеческого достоинства в свободе.^[14] С. Пуффендорф выводил тождественность понимания человеческого достоинства из качества разумности, что достигло кульминации развития в метафизике И. Канта, оформившего понятие достоинства человека из формулы человека как самоцели. Человек имеет как личность не только внешнюю ценность относительно других, но и внутреннюю, обозначенную Кантом как достоинство человека. Способность к практическому самоопределению, включая свободное использование разума, и качество дееспособной автономии каждого, является и сегодня абсолютной ценностью.

Следует отметить, что наряду с человеческой честью понятие свободы образует центральный вопрос политической морали вообще. Как уже отмечалось, свобода оформляет границы признания лица дееспособным, причем, регламентации и ограничения в политической жизни действуют не только в качестве сущности личной и политической автономии, но и самоопределения, выбора собственной позиции в жизни. Понятие свободы нередко связывается с независимостью и активным распоряжением своими возможностями. Б. Констан отличал античную свободу от современной состоянием ценностных установок в публичной и частной сферах. Как ни парадоксально современная свобода ассоциируется с личными правами индивида, а античная предполагает его независимость в общественной сфере. Однако самое важное различение проявляется между негативной и позитивной свободой, находясь в тесной связи с дихотомией публичной и частной автономии субъекта.

Акцент на таком различении сделан впервые И. Берлином, который понимал под негативной свободой отсутствие внешней необходимости или внешних вмешательств.^[15] Для лучшего понимания этой мысли, И. Берлин предлагал разграничить понятия свободы в двух вариантах – «свобода от» и «свобода для». Свобода в первом смысле предотвращает отрицательный вариант развития событий при оформлении рамок политических манипуляций по ее ограничению, а во втором – создает предпосылки для реализации действий индивида как активного члена общества.

Требования индивидуализма всегда стремятся к изменению состояний свободы в обществе, но гарантированная законом свобода приобретается лишь ценой взаимного ограничения. Жить в обществе и иметь право становится необходимостью, а не целью жизни. Только из своеобразия права как средства достижения целей могут быть оценены расширение или ограничение правового нормирования в обществе. Только так право приобретает легитимную меру и масштаб, создавая преимущества или ограничения прав и свобод человека, признается соответствующим своей идее – достижению справедливости в обществе.

А.В. Иванов

кандидат юридических наук, доцент, ИСГЗ

ПРОПАГАНДА ПРЕСТУПНОГО ОБРАЗА ЖИЗНИ

ДОЛЖНА БЫТЬ ЗАПРЕЩЕНА ЗАКОНОМ

Исследования ученых-криминологов показывают, что существенное влияние на уровень преступности, в первую очередь преступности несовершеннолетних, оказывают средства массовой информации, навязывающие в качестве примеров для подражания культ насилия, грубости, жестокости, наркотиков.^[16] Необычайный всплеск преступности в постсоветской России во многом объясняется тем, что преступный и аморальный образ жизни начал открыто пропагандироваться. Так, еще на заре перестройки были сняты «первые ласточки» бандитского кино: фильмы «Воры в законе» (впервые был представлен образ «благородного» бандита») и «Интердевочка» (в положительном свете была показана проститутка).

Сегодняшние телеканалы, кинотеатры, полки книжных магазинов буквально нашпигованы фильмами, сериалами и книгами, пропагандирующими бандитизм и безнравственность. Значительное число граждан России возмущено сложившимся положением и требует оградить российское общество от подобной продукции. Представители СМИ пытаются успокоить россиян, утверждая, что никакой связи между криминальными сериалами и ростом преступности не имеется, так как никто никого буквально не призывает к совершению преступлений. Однако это не так и объясняется следующим.

Человеческое восприятие устроено так, что большая часть информации – около 80% – усваивается через зрение. При этом оно на те же 80% подсознательно, то есть информация практически напрямую «впечатывается» в мозг, минуя всякие психологические условные запреты и табу.^[17] Эта программа предназначена для тех ситуаций, когда думать некогда, и идет из тех времен, когда думать было просто нечем. Язык, психологию и правила поведения придумали гораздо позже. Этот механизм работает сейчас таким же образом, и человек, получая впечатление при просмотре кинофильмов и телепередач, чтении книг, фактически оказывается под гипнозом. Слуховое восприятие подсознательно в гораздо меньшей степени: сообщения поступают в виде слов, мозг самостоятельно конструирует соответствующий образ, и уже тот воздействует на сознание слушателя. Поэтому к устному слову человек относится критически. К книге – записи слов – уже нет – начинается «зрительный гипноз», усугубленный психологической установкой на доверие печатному слову. Многие читатели, после прочтения книг уходят с головой в иллюзорный мир и уже не хотят его покидать. Сервантес, описывая приключения Дон-Кихота, предупреждал об этом еще четыреста лет назад. «Постепенно добрый идальго до того пристрастился к чтению, что читал от рассвета до сумерек и от сумерек до утра… Голова его была полна всяких нелепых историй, вычитанных в рыцарских книгах… Мало-помалу он совсем перестал отличать правду от выдумки и ему казалось, что на всем свете нет ничего достовернее этих историй».^[18] Несчастный идальго не являлся каким-то исключением из правил. Под влиянием беллетристики волнами проходили «эпидемии» моды на терроризм, самоубийство, кокаин, бродяжничество. Кто может быть опаснее книжного Дон-Кихота, боровшегося с ветряными мельницами и стадами овец? Современный юноша, подражающий героям боевиков и готовый умереть или сесть в тюрьму, лишь бы выглядеть «круто». С 90-х годов прошлого века в России книжные прилавки заполнились множеством книг, откровенно пропагандирующих преступный образ жизни («Бригада», «Я – вор» и т.д.). Результаты не замедлились сказаться. Так, в 2004 г. в одной из «криминальных» программ по телевидению был показан сюжет о группе студентов юридического (!) факультета одного из вузов г. Москвы, которые пытались вымогать деньги у продавца коммерческого киоска. При задержании в кармане одного из них была найдена книга «Бригада», которую незадачливый вымогатель использовал в качестве «учебного пособия». Известный российский кинорежиссер С. Говорухин в своей книге «Великая криминальная революция» приводит пример, когда при обыске квартиры у главаря преступной группировки была найдена книга М. Пьюзо «Крестный отец», в которой рассказывается о деятельности итальянской мафии в США. Некоторые места в книге были подчеркнуты, на полях имелись пометки – таким образом преступник учился бандитскому ремеслу.^[19]

Однако еще более мощным средством воздействия на психику человека, чем книга, является телевидение. «Роль телевидения, истинного властителя умов нашего времени, трудно переоценить. Нет другого более эффективного средства воздействия на сознание огромных масс людей».^[20] Когда человек смотрит телепередачу – он, как губка, впитывает информацию. Что ему предлагают с телеэкрана – то он обостренно и воспринимает. Телевидение является настоящим манипулятором сознания, с помощью которого большому количеству людей можно внушить практически все, что угодно. Это явление было замечательно описано в книге известного российского политолога С. Кара-Мурзы «Манипуляция сознанием».^[21] Примеры одурманивания наших граждан телевидением, приводящие к трансформации личности, мы видим на исписанных нецензурными словами стенах, на лицах напившихся пивом подростков, на примерах жестоких преступлений, совершаемых несовершеннолетними. Благодаря телевидению в повседневную речь граждан РФ вошел преступный жаргон, чего не было при Советской власти. Слова «беспредел», «стрелка» и т.д. звучат сплошь и рядом, в том числе из уст российских политиков самого высокого ранга. Современное телевидение по существу является настоящим наркотиком, позволяющим контролировать поведение человека.

Взаимосвязь между пропагандой телевидением преступного образа жизни и уровнем преступности невозможно отрицать. Так, в США еще в начале 80-х годов в тюрьмах был проведен опрос осужденных, подтвердивший зависимость человеческой психики от телевизионного воздействия. Свыше 60% осужденных заявили, что совершили преступления, подражая телевизионным героям, а 22% переняли из передачи телевидения способы и приемы совершения преступлений.^[22] Наименее защищенными от воздействия телевидения являются дети и подростки. Целая серия исследований (более 70), проведенная в США показала, что большинство детей и подростков оказываются неспособны различать спектакль и реальную жизнь. Это – эмоционально неустойчивые дети, отвечающие на сигналы ТВ как лунатики. ТВ прямо ведет их к насилию, к которому они вовсе не расположены ни душевно, ни социально. Но и вполне нормальные дети и подростки не могут устоять против программирующего воздействия телевидения. Вот примеры преступлений, совершенных несовершеннолетними под воздействием телевидения. В Барселоне трое подростков, посмотрев ТВ, воспроизвели восхитивший их трюк. Поздно вечером они натянули через улицу пластиковую ленту и наблюдали, как она перерезала горло мотоциклисту, который умер на месте. В Осло группа 5-6 летних детей насмерть забила 5 летную девочку, представлявшую в игре черепашку-ниндзя, которую били в одной серии мультфильма. В Нью-Йорке малолетние дети выкинули своего приятеля с 12 этажа, увидев подобную сцену в кинобоевике. Таких сообщений поступает все больше и больше. И во всех случаях идет речь о совершенно нормальных детях из среднего класса.

Не меньше вреда, чем пропаганда телевидением насилия, приносят циничные развлекательные шоу, которые ежедневно демонстрируются сегодня практически по всем телеканалам. «Дом» К. Собчак, «Пусть говорят» А. Малахова и прочие «реалити-шоу» пропагандируют самые низменные инстинкты, законы волчьей статьи, девиз «человек – человеку волк». Все это так же влияет на уровень преступности в России. «Как же не быть взлету преступности, когда с человека снимают все нравственные ограничения. Публичное поощрение эротики, разнузданность ряда СМИ, неудержимый рост преступности – все это звенья одной цепи» – считает российский академик Э.А. Поздняков.^[23] Аналогично высказываются и отечественные процессуалисты: «распространенность и легкодоступность порнографии во всех видах способствует распространению сексуальных преступлений».^[24] Психолог И.Я. Медведева приводит случай, когда 8-летняя девочка, прочитав статью о «свободном» сексе, опубликованную в молодежном журнале, вступила в сексуальную связь со своим 10-летним братом.^[25] Если мы хотим сбить уровень преступности в РФ, необходимо оградить российское общество от потока агрессии, сексуальной распущенности, пошлости, хлынувшего из средств массовой информации в последнее десятилетие. Поэтому, по нашему мнению, телешоу подобные «Дому», должны быть запрещены раз и навсегда.

Анализируя вышесказанное, мы считаем, что пропаганда преступного образа жизни в России должна быть прекращена законодательно. Еще А. Солженицын в своем произведении «Архипелаг Гулаг» предлагал отправлять писателей и журналистов, создающих образ «благородного преступника» в тюремную камеру, чтобы они на собственной шкуре почувствовали «благородство» преступного мира. Для этого мы предлагаем дополнить главу 25 Уголовного Кодекса РФ «Преступления против здоровья населения и общественной нравственности» следующей статьей.

Статья 239.1. Пропаганда преступного образа жизни.

Пропаганда преступного образа жизни, совершенная с использованием средств массовой информации, а равно создание кино- или видео видеоматериалов, либо печатной продукции, пропагандирующих преступный образ жизни – наказывается лишением свободы на срок до 3 лет.

Р.Р. Долотина

ст. преподаватель ИСГЗ

СТРАХОВОЙ ИНТЕРЕС – ОБЪЕКТ

ГРАЖДАНСКОГО ПРАВООТНОШЕНИЯ

В СФЕРЕ ОБЯЗАТЕЛЬНОГО СТРАХОВАНИЯ

ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

В юридической литературе существуют разные трактовки объекта правоотношения. Однако в ходе длительной дискуссии сложились в основном две концепции – монистическая и плюралистическая. Согласно первой из них объектом правового отношения могут выступать только действия субъектов, поскольку именно действия, поступки людей подвергаются регулированию юридическими нормами и лишь человеческое поведение способно реагировать на правовое воздействие. Отсюда у всех правоотношений единый, общий объект.

Согласно второй позиции, более реалистичной и разделяемой большинством ученых, объекты правоотношений столь же разнообразны, сколь многообразны регулируемые правом общественные отношения, т.е. сама жизнь.^[26]

Автор присоединяется к точке зрения тех ученых, которые считают, что объектом правоотношения выступает то, на что направлены субъективные права и юридические обязанности его участников, иными словами, – то, ради чего возникает само правоотношение.^[27]

Гражданский кодекс РФ и Закон «Об организации страхового дела в РФ» в качестве объекта страхования называют страховой интерес. Однако четкое определение самого понятия страховой интерес отсутствует. Кроме этого, между данными нормативными актами существуют определенные противоречия. В соответствии с Законом «Об организации страхового дела в РФ» выделяются три отрасли страхования: личное, имущественное и страхование ответственности. Однако Гражданский кодекс РФ относит страхование ответственности к имущественному страхованию в части покрытия имущественных ущербов и к личному страхованию – в части покрытия личных ущербов. По мнению автора, исходя из природы страхуемого интереса, более целесообразно выделение страхования ответственности в отдельную отрасль.