Уральский государственный университет им.А.М.Горького
На правах рукописи
Енина Лидия Владимировна Современные российские лозунги как сверхтекст
Специальность 10.02.01 — русский язык
Диссертация на соискание
ученой степени кандидата
филологических наук
Научный руководитель —
доктор филологических наук,
профессор Н.А.Купина
Екатеринбург
1999
Оглавление
Введение 4
Глава 1. Категориальная характеристика сверхтекста 21
1.1. Сверхтекст лозунгов как ризоматическая целостность 21
1.2. Субъектно-объектная организация сверхтекста лозунгов 42
1.3. Темпоральная и локальная характеристика сверхтекста лозунгов 59
Выводы 72
Глава 2. Интегративная функция модальности и речевая агрессия 75
2.1. Сверхтекст лозунгов как модальная целостность 75
2.2. Речевая агрессия как особая примета сверхтекста лозунгов 95
2.3. Первая степень речевой агрессии 103
2.4. Вторая степень речевой агрессии 108
2.5. Третья степень речевой агрессии 115
2.6. Катартический характер речевой агрессии и источники ее смягчения 122
Выводы 130
Заключение 133
Список литературы 134
Список использованных словарей и справочников
Список принятых в диссертации сокращений
Приложение 144
Введение
В новом научном направлении — лингвокультурологии — широко обсуждаются вопросы соотношения языка и культуры. Такой подход в отечественной филологической традиции был заложен еще в трудах Ф.И.Буслаева, А.А.Потебни, А.А.Шахматова, В.В.Виноградова, Г.О.Винокура, М.М.Бахтина, А.Ф.Лосева. Названная традиция достойно продолжается и развивается в современных филологических и культурологических исследованиях, среди которых в первую очередь следует назвать труды Д.С.Лихачева, Ю.М.Лотмана, Н.И.Толстого, В.Н.Топорова, Б.А.Успенского. В последние годы существенно расширился круг лингвистов, осуществляющих культуроцентрический подход к речевому объекту (Воробьев 1996; Гак 1998; Гольдин 1997; Гольдин и др. 1993; Земская 1996а; Китайгородская 1993; Караулов 1987, 1994; Колесов 1991, 1998; Костомаров 1994; Крысин 1996; Купина 1995, 1998; Матвеева 1995; Мурзин 1991, 1996; Сиротинина 1994; Сковородников 1993, 1997; Степанов 1985, Степанов и др. 1993; Стернин 1996, 1999 и многие другие; см. также: “Ключевые слова текущего момента” 1993, “Поэтика. Стилистика. Язык и культура” 1996, “Речевые и ментальные стереотипы в синхронии и диахронии” 1995, Русистика 1998, “Русский язык в контексте современной культуры” 1998, “Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995)” 1997, “Русская разговорная речь как явление городской культуры” 1996, “Текст как явление культуры” 1989, “Человек. Текст. Культура” 1994, “Язык и национальное сознание” 1998 и другие).
В лингвокультурологии, в частности, развивается идея выдвижения текста в качестве основной единицы анализа. Текстовый подход “позволяет преодолеть атомарность анализа, обеспечить его синкретический многоуровневый характер, расширить состав наблюдаемых речевых явлений” (Русская разговорная речь... 1996: 3). Выдвижение текста в качестве основной единицы анализа, а также культуроцентричность лингвистических исследований способствовали расширению классического понимания текста. В настоящий момент прослеживается тенденция к укрупнению объекта исследования. Укрупнение речевых единиц анализа требует нового понятийного аппарата. Мы используем, вслед за Н.А.Купиной, понятие сверхтекста, позволяющее рассматривать ряд так или иначе связанных друг с другом текстов как некоторое цельное речевое и культурное образование, которое дает основу для изучения межтекстовых связей внутри целого, объяснения отдельных речевых и жанровых закономерностей изучаемых текстов в сверхтексте лозунгов. “Сверхтекст — совокупность высказываний, текстов, ограниченная темпорально и локально, объединенная содержательно и ситуативно, характеризующаяся цельной модальной установкой, достаточно определенными позициями адресанта и адресата, с особыми критериями нормального/анормального” (Купина 1994: 215).
Лозунг является одним из актуальнейших жанров современного языкового существования. Диахроническое описание лозунгов в числе других агитационных политических текстов как “могущественного оперативного средства одновременного влияния на большие массы людей” дано в монографии В.Ученовой “Публицистика и политика” (Ученова 1979).
Лингвисты проявили интерес к лозунгам в связи с изучением феномена тоталитарного языка (Геллер 1994, Гловиньский 1996, Клемперер 1998, Купина 1995, Левин 1998, Серио 1993, и др.), который способствует формированию особого, идеологически заданного мышления. Известно, что именно язык выступает в качестве основного инструмента идеологии, с помощью которого осуществляется воздействие на массовое сознание. Лозунги несут на себе большую часть идеологической нагрузки пропаганды. По замечанию Ю.И.Левина, лозунговый универсум в СССР является “частью более широкого “идеологического универсума”, конституируемого всем множеством находящихся в обращении идеологических текстов... В этом контексте лозунги — как кратчайшие и обращенные к максимально широкой аудитории тексты — выражают предельно редуцированный и экзотерический вариант текущей идеологии” (Левин 1998: 552). Стандартизация лозунгового текста в унитарной политической системе превращает лозунг в речевой штамп — “языковое клише, которое потеряло свою информационную нагрузку вследствие излишне частотного повторения в речи” (Прохоров 1997: 94; о языковых клише см. также: Пермяков 1970, Рождественский 1970, Гудков 1999а и др.) — и тем самым лишает лозунг экспрессивной новизны. Именно по этой причине в советское время лозунг как агитационный жанр потерял свою злободневность. В настоящее время советские лозунги в их совокупности можно охарактеризовать как цельный сверхтекст, представляющий собой единую, относительно закрытую систему.
Со второй половины 80-х годов, когда начала стремительно меняться общественная и политическая жизнь, формируется новый сверхтекст лозунгов, отражающий тесную связь между изменениями в обществе и функционированием языка. В 1991 году распался Советский Союз. Характерной чертой нового периода стали пикеты, митинги и забастовки, которые неизменно сопровождались лозунгами, разнообразными и с точки зрения выдвигаемых идей, требований, и с точки зрения употребления в них языковых единиц, их речевой структуры. Языковой облик формирующегося в настоящее время сверхтекста лозунгов находится в непосредственной зависимости от тех изменений, которые происходят в русском языке конца ХХ века. К таким изменениям можно отнести деидеологизацию, детабуирование, культурное обновление, и одновременно вульгаризацию, “американизацию” русского языка (см.: Блохина 1997, Земская 1996а, Ермакова 1996, Караулов 1991, Костомаров 1994, Крысин 1989, Купина 1998, Мокиенко 1998, Нестерская 1998, Норман 1998 и др.). Все эти изменения позволяют говорить о том, что мы являемся свидетелями новейшей истории русского языка. Лозунг в наши дни возродился как живой жанр агитационной речи, как средство массовой агитации, способ выражения подготовленного и стихийного, группового и массового протеста.
К 1991 году сформировалась система новых демократических лозунгов, выплеснувшихся на улицы в августовские дни 1991 года. “Три наиболее часто повторявшиеся речевки тех дней: “Россия”, “Ельцин”, “Свобода” служили тогда прообразом синтеза внеимперского патриотизма, легализма и индивидуализма, который был заявлен как идеология новой российской государственности” (Зорин 1998: 49). Яркая победа демократических сил оценивалась тогда как окончательная. Тем не менее после августа 91-го лозунги демократической направленности не функционировали как единственная система, вытеснившая оппозиционные лозунги. Оппозиционные демократам политические объединения в силу своей разнородности (коммунисты, националисты, представители различных недемократических общественных объединений) также не выработали идеологически единой системы лозунгов. Сегодня лозунги самых разных политических и общественных движений сосуществуют в политическом пространстве России и играют важную роль в общественно-политической жизни страны, в становлении новой идеологии, в изменении общественного сознания. Языковое строительство — его тенденции и закономерности — отражаются в речевой ткани лозунгового текста.
Лозунг в широком понимании представляет собой письменный текст, сфера функционирования которого — городское пространство. Для конкретизации толкования остановимся на рабочем определении жанра лозунга.
Современная лингвистика уделяет достаточно много внимания жанрам речи, отталкиваясь от классического бахтинского разделения жанров на первичные и вторичные (Бахтин 1996а: 161). Особое место занимает вопрос о жанрах разговорной речи (Гольдин 1997, Дементьев 1997, Матвеева 1995, Салимовский 1998, Седов 1997, Федосюк 1997, Шмелева 1995, см.также: “Жанры речи” 1997 и др.). Рассматривая лозунг только как письменный текст, мы оставляем в стороне научную дискуссию о статусе речевых разговорных жанров и обращаемся к традиционно филологическому пониманию жанра.
В основе понимания жанра лежит ряд обобщенных представлений о характере авторского отношения к действительности в рамках типового замысла (содержательный компонент), о структурных признаках оформленного содержания (стилистический компонент) и об экстралингвистической типичности представления (ситуативный компонент). Приведем определение жанра, предложенное Л.М.Майдановой: “...форма, которая в известной степени обеспечивает способ передачи определенной информации в определенных условиях” (Майданова 1986:112). Глубокие исследования жанров разных функциональных стилей представлены в работах: Аверинцев 1989, Бахтин 1996; Вакуров и др. 1970, Васильева 1982, Вежбицка 1996; Китайгородская 1993, Кожин 1987, Кожина 1972, Майданова 1986; Матвеева 1995 и др.
Ю.И.Левин, анализируя советские лозунги, дает такое определение этого жанра: “Под лозунгом понимается краткий письменный текст (обычно — одно простое предложение), выражающий “руководящую идею, задачу, требование” (БСЭ, 3-е изд.), оформленный в достаточном для массового восприятия формате и расположенный в том или ином общественном месте (улица, площадь или шоссе, предприятие, клуб и т.д.)” (Левин 1998: 542). Хотя данное определение не может полностью наложиться на современные лозунги, поскольку изменились общие условия функционирования лозунгов, оно содержит ценную для нас интерпретацию жанра как типа текста.
Обратимся к экстралингвистическим аспектам проблемы современного российского лозунга. С.С.Аверинцев, говоря о формировании теории жанра в античности, использует понятие ситуация жанра: “Пока словесное искусство характеризуется неразличенностью с ситуацией функционирования, твердые критерии жанра задаются экстралингвистическими факторами: ясно, что он (жанр — Л.Е.) такое, потому что ясно, при каких обстоятельствах он является уместным” (Аверинцев 1989: 13). Ситуация жанра для современных лозунгов, по сравнению с советскими лозунгами, претерпела большие изменения. В настоящий момент мы констатируем наличие трех разновидностей жанра лозунга. Каждая из разновидностей характеризуется однотипным коммуникативным контекстом (Швейцер 1991: 37) и противопоставляется другой на основе прагматической функции.
Первая жанровая разновидность включает в себя лозунги, функционирующие на митингах, пикетах, забастовках и т.п. Эти лозунги выполняют знаковую функцию протеста (Ср., например, высказывание Даниэля Кон-Бендита по поводу студенческих выступлений во Франции в 60-ые годы: “Поймите, когда мы носились с портретами Сталина и Мао, мы вовсе не хотели, чтобы Франция произвела китайскую революцию или установила у себя советский режим. Это были чистые символы, знаки альтернативы (выделено мною — Л.Е.), указания на наше намерение реформировать французское общество, но, конечно же, не зазывать русские танки во Францию” (цит. по: Эко 1998). Тексты лозунгов, как правило, содержат требования, оценки, утверждение/опровержение идеи (лозунги типа Долой банду Ельцина! Нет гражданской конфронтации! Требуем снижения цен!). Акции протеста способны влиять на политический и/или экономический курс правительства, и лозунги в ситуации акции протеста имеют прагматическую цель: изменить действия, ценностные установки власти и ее представителей, а также продемонстировать ей недовольство, возмущение, несогласие или, наоборот, поддержку со стороны митингующих.
Внутри данной группы встречаются и лозунги-штампы советского политического дискурса (например, Коммунизм — наше знамя!), которые функционируют в современных условиях лишь как ретроспективно ориентированные прецедентные знаки и выполняют роль протестных лозунгов.
Лозунги на акции протеста служат средством языкового представления интенций участников митинга. Эти лозунги размещаются на плакатах из ватмана или ткани, и “жизнь” их длится столько, сколько длится акция протеста.
Вторая жанровая разновидность содержит лозунги, функционирующие во время избирательных кампаний. Прагматическая функция этих лозунгов — привлечение голосов избирателей на сторону кандидата. Такие лозунги чаще всего можно встретить в предвыборных листовках. В агитационном тексте они, как правило, выделяются графически, например, жирным шрифтом. Предвыборные лозунги функционально пересекаются с рекламными текстами. В городском пространстве они часто размещаются на тех же местах, что и уличная реклама. О жанровом сходстве предвыборных лозунгов и рекламных текстов говорит даже тот факт, что те и другие сопровождаются изображением товара: в агитационной листовке таким изображением является фотография кандидата. При этом “в фотографии выражаются не намерения кандидата, а его побуждения — все те семейные, психические, даже эротические обстоятельства, весь тот стиль жизни, продуктом и привлекательным примером которого он является” (Барт 1996: 202). (Например, тексты Я пришел дать вам волю! и фото Г.А.Явлинского; Выбирай сердцем! и фото Б.Н.Ельцина). Продолжительность функционирования лозунгов этой разновидности зависит от продолжительности избирательной кампании.
Лозунги третьей жанровой разновидности размещаются на основательных, деревянных или железных, уличных щитах. Их прагматическая функция состоит в декларировании культурных и социальных ценностей (например, Сделаем наш город городом высокой культуры! Низкий поклон вам, дорогие ветераны! Умножим трудовые традиции свердловчан!). Чаще всего это лозунги, оставшиеся от советских времен и сохраняемые в силу традиции и/или универсальности их содержания.
В диссертационной работе мы останавливаем свое внимание на первой жанровой разновидности современных лозунгов, которые функционируют в ситуации акций протеста. Мы пришли к следующему рабочему определению жанра, на которое будем опираться в ходе исследования: лозунг — это письменный текст идеологического или социально-политического содержания, сформулированный в виде короткого, чаще всего однофразового, императивного и/или оценочного высказывания, направленный от коллективного адресанта к коллективному или персонифицированному адресату с целью изменения поведения или ценностных установок данного адресата. Применительно к исследуемой разновидности лозунгов мы будем использовать следующее определение: лозунг — краткий письменный текст, функционирующий на акции протеста, выражающий установку конкретной социальной группы, оформленный в достаточном для массового восприятия формате.
Поскольку именно ситуация протеста позволяет выделить интересующую нас разновидность лозунгов, уделим данной ситуации необходимое внимание. Акция протеста сегодня, к сожалению, стала привычной в жизни современной России. Какое место она занимает в социально-политическом устройстве государства?
Государство призвано защищать своих граждан, но в то же время государство ограничивает гражданские права. Гражданские права заключаются в возможности участвовать в определении политики государства: “Быть гражданином — значит иметь возможность влиять на деятельность государства” (Бауман 1996: 174). Влияние на государство со стороны гражданиеа происходит через систему самостоятельных и независимых от государства общественных институтов. Как отмечает М.Мамардашвили, необходимо наличие “мускулов” общества, которые формализуют, структурируют и отношения внутри общества, и отношения общества и государства (Мамардашвили 1996: 317-334). Противостояние государства и гражданского общества присуще любому государству. Функции гражданского общества относятся к общей способности влиять на государственную политику и противостоять излишним амбициям государства, как только они возникают (см.: Бауман 1996: 169-186). Однако шансы воздействия гражданского общества на государство и государства на гражданское общество, естественно, неравны. Силой гражданского общества являются общественные структуры. Различаются “сложные формы социальной жизни, которые являются продуктами цивилизации и изобретения, и элементарные формы общественной жизни — заранее заданное идеологическое пространство, в котором мысль направляется по уже заданным силовым линиям” (Мамардашвили 1996: 321). Сложные формы, такие, как формализованное право, формализованные механизмы этики и др., срабатывают независимо от политического установления. Но при тоталитарной государственной власти сложные и искусственные формы социальной жизни редуцируются и начинают развиваться элементарные формы общественной жизни, примером этого могут служить Германия и Россия в 20-30-х годах нашего века. Граждане становятся носителями лозунгового мышления. Не случайно большая часть советских лозунгов свободно воспроизводится в языковом сознании в качестве готовых единиц. В советское время государство (партия и государство) декларировало лозунги, выступало в роли генератора и пропагандиста идей. В наше время государство выступает в качестве объекта протеста. Тоталитарное государство, как считает М.Мамардашвили, и мы разделяем его точку зрения, не приемлет сложные формальные институты демократического представительства, поскольку они предполагают свободу и ответственность каждого члена общества. Элементарные же формы гражданского общества ссылаются на “общее” мнение, которое никогда не проходит формализованных инстанций, что, естественно, гораздо проще и для членов общества, и для их властей (Мамардашвили 1996: 317-335, см. также: Одайник 1996, Рикер 1995). В этом же смысле о психологически легком пути, “бегстве от свободы”, о соблазне уйти от личной ответственности в “мнение большинства” говорит и Эрих Фромм, известный философ-гуманист ХХ века (Фромм 1990, см. также: Робер и др. 1988, Юнг 1994).
Отношения между государством и теми или иными социальными группами либо их формальными представителями (имеется в виду демократическое государство) зачастую бывают напряженными, поскольку государство не может удовлетворить потребности всех социальных групп. Напряжение возрастает, если увеличивается численность “притесняемой” социальной группы, и может перерасти в конфликт, который потребует политических, экономических или военных действий для его разрешения. Но ценность ненасильственных решений является неоспоримой, поэтому в ситуации напряженных отношений возникает необходимость легитимного воздействия на государство со стороны “притесняемых”. Дж.Шарп относит к группе притесняемых “широкие круги населения, которые испытывают отрицательное воздействие политического курса и действий группы, которая рассматривается в качестве оппонента” (Шарп 1992: 31). Любое государство обладает силой. При этом “термин “сила” используется для обозначения всей совокупности различных воздействий и давления (включая санкции), помогающих группе или обществу сохранить себя, реализовать свой политический курс” (Там же: 31). Ненасильственная борьба является техникой противостояния силе государства. Дж. Шарп описал три способа ненасильственного воздействия на государство.
1. Ненасильственный протест и убеждение являются символическими действиями в мирном противостояни или при попытке убеждения, осуществляемыми посредством кратковременных актов несотрудничества или ненасильственной интервенции. К этим действиям относятся демонстрация, пикетирование, расклеивание плакатов, митинги протеста.
2. Несотрудничество проявляется в социальных, экономических, политических бойкотах.
3. Ненасильственная интервенция призвана разрушить или изменить ситуацию. Это посты, сидячие забастовки, ненасильственные заграждения, продолжение работы без сотрудничества и др. вплоть до создания параллельного правительства.
Названные способы ненасильственной борьбы выработались в человеческом обществе в процессе завоевания гражданских прав, и в том виде, в котором их описывает Дж.Шарп, они являются следствием сложных, искусственных форм социальной жизни. В нашей стране использование этих способов не подкреплено развитой технологией социальной жизни, поэтому акция протеста как способ ненасильственного протеста, видимо, является одной из форм преодоления элементарных форм общественной жизни, о которых говорил М.Мамардашвили, и средством выработки формальных демократических представительств социальных групп.
Количество граждан, активно участвующих в ненасильственной борьбе, значительно меньше числа тех людей, которые их пассивно поддерживают или являются сочувствующими: “...группа, которая фактически участвует в ненасильственной борьбе, меньше “притесняемой” группы, хотя количество людей и различных социальных институтов, вовлеченных в эту борьбу, могут широко варьироваться” (Шарп 1992: 31). Нужно отметить, что с 1991 по 1998 годы формы ненасильственной борьбы в России ужесточились: в 1990-1991 годах это были, в основном, открытые митинги на городских площадях, и такие митинги представляли собой символические действия мирного противостояния. А позже, особенно в 1998 году стали частыми голодные забастовки или массовые заграждения. Например, шахтеры северного и южного угольных бассейнов летом 1998 года перекрыли железнодорожные магистрали, рассматривая свои действия как единственно возможный способ вернуть заработную плату за несколько месяцев, — это уже ненасильственная интервенция. Избранный способ протеста, действительно, повлиял не только на изменение ситуации в шахтерских поселках, но и на принятие новых экономических законов. Таким образом, формы ненасильственной борьбы влияют на политику государства и являются средством корректировки политического и/или экономического курса правительства. Современные лозунги — неотъемлемая часть акции протеста — представляют исследовательский интерес и для лингвиста, так как в речевой ткани лозунга отражаются изменения жанра (понимаемого как система однотипных текстов); и для социолога, так как в лозунгах отражаются проблемы социальных групп и общества в целом; и для культуролога: в них отражаются особенности не только языкового, но и культурного строительства, отбор и комбинация культурных ценностей, закрепленных в лингвокультуремах (Воробьев 1997: 45). Кроме того, функционирование лозунгов отражает характер современного русского политического дискурса (см., например: Базылев 1997, Гудков 1999а, Захаренко 1997, Жельвис 1999, Красных и др. 1997, Прохоров 1997, Сорокин 1997 и др.).
Цель диссертационной работы — выявление специфики лозунгов постсоветского времени. Объектом исследования в работе являются современные российские лозунги. Предмет исследования — современные лозунги, функционирующие как тексты протеста и складывающиеся в цельный сверхтекст.
Материал исследования — более 1150 лозунгов, собранных автором в период с 1990 по 1999 гг. (см. Приложение). Сбор материала производился методом включенного наблюдения в ситуациях митингов, пикетов, демонстраций. Материал извлекался также из газет (фотографии, цитирование), телепередач. При цитации лозунгов сохраняется орфография и пунктуация оригинала.
Анализ лозунгов осуществляется на базе понятия “сверхтекст” в рамках лингвокультурологии. Мы объединили совокупность российских лозунгов, зафиксированных на акциях протеста, в сверхтекст на основании единой ситуации функционирования: определенный промежуток времени (1990-1999гг); ограниченная территория (Российская Федерация). Характерным признаком сверхтекста современных лозунгов является его внутренняя жанровая однородность.
Л.Н.Мурзин, определяя границы лингвокультурологии, подчеркивает, что анализ объектов данной науки должен “основываться на социально и культурно значимых критериях” (Мурзин 1996: 10). Исследование сверхтекста как культурно-системного речевого образования выходит за рамки лингвистического анализа, так как лозунговый сверхтекст требует привлечения знаний из области культурологии, социопсихологии, социологии, политологии, а также знания конкретной политической ситуации в России наших дней. Прежде чем непосредственно обратиться к анализу сверхтекста, необходимо предварительно остановиться на некоторых теоретических положениях нелингвистического характера.
Для выявления специфики тематической целостности требуется представление о структуре социального пространства. Социологическая концепция Пьера Бурдье, на наш взгляд, наиболее адекватно отвечает задачам тематического анализа лозунгового сверхтекста. Французский социолог рассматривает социальный мир в виде многомерного пространства, построенного по принципам дифференциации и распределения составляющих полей. Социальное пространство включает в себя несколько полей. “Поле — в понимании П.Бурдье — это специфическая система объективных связей между различными позициями, находящимися в альянсе или в конфликте, в конкуренции или в кооперации, определяемыми социально и в большой степени не зависящими от физического существования индивидов, которые эти позиции занимают” (Бурдье 1993: 58, см. также: Качанов 1996, Рикер 1995). В социальном пространстве выделяются поле политики, поле экономики, поле культуры и др.
Центр политического поля составляет государство, власть и властные отношения. “Государство — это основная форма политической интеграции общества на строго ограниченной географической территории, подчиненной определенному виду политического господства. Оно является носителем власти, юрисдикция которой распространяется на всех членов общества и на всю территорию страны” (Гаджиев 1994: 99).
В современном философском словаре (далее — СФС) экономика понимается как поддерживаемая властными структурами “система мер по поддержанию государственного, общественного благосостояния” (СФС: 1028).
В отношении понятия культуры бытует несколько определений; не вдаваясь в детали, можно говорить о двух пониманиях культуры: культура — это духовное наследие нации, выраженное в философских и художественных текстах, произведениях искусства, и культура — это уклад жизни народа и видение этой жизни. Немецкий философ Петер Козловски дает следующее толкование культуры, понимаемой в широком смысле: ”Культура — это уклад жизни народа, проживающего на определенной территории, включая историю народа и данной территории, а также видение этой жизни... Культура общества охватывает такие формы его организации, как конституция, социальные институты, нравы и обычаи, а также языковые и символические формы толкования человека: от устных преданий до письменно зафиксированных законодательных документов и свободных искусств” (Козловски 1997: 17). Понятие “культура” в широком понимании используется также для обозначения “системы ценностей, обусловливающей выработку норм поведения, и рассматривается как органическая часть социальной системы, определяющая степень ее упорядоченности и управляемости” (Ельников 1994: 25). В этом смысле культура включает в себя идеологию как некоторую особо структурированную систему духовных ценностей, идей и взглядов.
“Идеологию можно определить как многокомпонентую содержательную сущность, представляющую собой совокупность политических, правовых, нравственных, религиозных, художественных и философских взглядов” (Купина 1995: 7). Важная сторона всякой идеологии — сознательное ее формирование: понятия общественных и духовных ценностей помещаются в определенный, сознательно задаваемый контекст. Говоря словами Ролана Барта, идеология — это “миф сегодня”, мифическое (символическое) построение, отвечающее тем или иным социальным интересам (Барт 1989а, 1989б, 1996). Действительность рассматривается через “идеологические очки”, и это видение не является адекватным, оно искажает действительность в соответствии с конкретными политическими потребностями тех или иных общественных групп. Следует подчеркнуть, что “политические идеологии представляют собой не циничную ложь,.. а естественную форму, в которой группы и классы осознают свое положение в социальной действительности” (Санистебан 1993: 43). “Идеология — это интеллектуальные орудия оправдания существования определенного социального порядка или его изменения” (Там же). Воздействие идеологии распространяется на все поля, составляющие социальное пространство.
Известно, что именно язык выступает основным средством внедрения идеологии в массовое сознание. В ходе исследований языка и идеологии в качестве единицы анализа выделяется идеологема. Идеологема — “языковая единица, семантика которой покрывает идеологический денотат или наслаивается на семантику, покрывающую денотат неидеологический” (Купина 1998: 2), “закрепленный в языковой форме идеологический смысл” (Купина 1996: 50). Идеологема базируется на национальных ценностях, хотя возможно помещение ценностных понятий в сознательно желаемый контекст.
Наряду с идеологемой используется и понятие “мифологема”, которая может пониматься как “квазиидеологема, имеющая свою драматургию” (Купина 1997: 134). Мифологема связана с вымышленным, не соответствующим реальности денотатом; содержит идеологически заданные коннотации. Мифологема “выдает желаемое за действительное”, ибо миф есть “форма рассуждения, выходящая за рамки рассуждения тем, что она хочет порождать ту истину, которую провозглашает” (Иванов 1984: 29).
В лингвистический терминологический ряд введено также понятие культурема (Воробьев 1997: 44, Гак 1998: 117). Вслед за Н.А.Купиной, в диссертации под культуремой понимается “языковая единица, семантика которой соотнесена с ценностным обозначением и лишена политических наращений и вкраплений” (Купина 1998: 3).
Идеологемы, мифологемы, культуремы являют собой стереотипные представления. “Ж.Пиррот считает, что стереотип общественного сознания всегда социально организован, функционирует на основе какого-то определенного социального заказа. Смена стереотипов, как и проблема стереотипизации общественного сознания, всегда связана со сменой коллективных убеждений, которые в свою очередь являются результатом коллективных действий, определяющих качественное изменение жизни целого социума” (цит.по: Прохоров 1997: 72). В наши дни тоталитарные идеологемы и мифологемы функционируют наряду с неупорядоченной системой новых культурем (Купина 1998). Предметом культурологии являются не только глобальные объекты, такие, например, как сферы человеческой деятельности (право, образование, медицина и др.), но и объекты более узкого характера, отражающие стереотипные представления о мире, такие, как идеологемы, мифологемы, культуремы.
Изучение текста как организованной внутри себя индивидуальной динамической системы, выявление сетки текстовых категорий, структурно-содержательной специфики каждой из универсальных категорий позволило лингвистам перейти к категориальному анализу сверхтекстовых образований. Как видно из определения, сверхтекст имеет категориальную природу. Проблема текстовых категорий подробно разработана в лингвистике текста (Гальперин 1981, Майданова 1987, Матвеева 1990, Москальская 1981, Тураева 1986, Чернухина 1977 и др.). Каждый сверхтекст обладает своим набором категорий, которые определяют его специфику. Задача первого этапа анализа — определить категориальный облик сверхтекста лозунгов.
Исследование категорий сверхтекста лозунгов обнаружило особую значимость сверхтекстовой модальности. Именно модальность цементирует данный сверхтекст, определяет его характер, прогнозирует тенденции развития. Содержательные параметры категории модальности вскрывают важную речевую особенность сверхтекста — вербализацию агрессии. Задача второго этапа анализа — выявление языковых форм выражения агрессии на фоне содержательной специфики сверхтекстовой модальности.
Композиция исследовательских глав диссертационной работы отражает постановку задач: в первой главе рассматриваются ведущие категории сверхтекста лозунгов (целостность, категории адресанта и адресата, темпоральность, локальность); во второй главе сверхтекст анализируется как модальная целостность; описываются формы языковой агрессии, устанавливаются формы и степени проявления последней.
В процессе исследования использовались методики категориально-текстового, компонентного, контекстуального, стилистического, социолингвистического анализа, а также прием социолингвистической диагностики.
Актуальность темы исследования. Изучение лозунгов наших дней расширяет лингвистические представления о языковых процессах, происходящих в русском языке конца ХХ столетия и в сознании носителей языка; содержательный категориальный анализ лозунгов как сверхтекстового объединения открывает новые возможности лингвистического анализа, связанные, в частности, с социальной диагностикой.
Научная новизна исследования: в научный оборот введен оригинальный текстовой материал; предложена интерпретация современных российских лозунгов как сверхтекста.
Теоретическая значимость исследования определяется возможностью использования результатов в теоретических трудах по лингвистике текста, лингвокультурологии, культуре речи, риторике.
Практическая значимость. Материалы и выводы, содержащиеся в диссертации, могут быть внедрены в учебный процесс: вузовские курсы современного русского языка, культуры речи, риторики; приложение, включающее тексты лозунгов (1990-1999), может быть использовано в работе социологов и политологов.
Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования изложены в пяти публикациях. По материалам исследования прочитаны доклады на научных конференциях в Екатеринбурге (1996, 1998 гг), в Москве (1996г.), в Пензе (1997г.). Результаты работы обсуждались на заседаниях кафедры риторики и стилистики русского языка Уральского государственного университета им.А.М.Горького.
Глава 1. Категориальная характеристика сверхтекста
1.1. Сверхтекст лозунгов как ризоматическая целостность
Целостность сверхтекста, как и целостность текста, — категория содержательная (Котюрова 1997, Лосева 1980, Майданова 1987, Мурзин 1991, Севбо 1969, Степанов 1988а и др.). Логично начать категориальный анализ с выявления тематической специфики лозунгов.
Тема, “тематическая цепочка” (Матвеева 1990: 21) входит в число значимых признаков текста и выступает определяющим фактором формирования структуры целого (Гак 1977, Матвеева 1990, Метс и др.1981). К категориям, в первую очередь обеспечивающим целостность текста, относят ситуативность и единство описываемого объекта (Мурзин, Штерн 1991: 15). Ситуативность сверхтекста лозунгов связана с ситуацией протеста: анализируемые лозунги были зафиксированы на различных акциях протеста. Тематическая определенность связывается с единством описываемого объекта. “Текст, соединяющий в себе целый ряд текстов, можно считать отдельным текстом (в нашей терминологии — сверхтекстом), если найдется соответствующий ему достаточно абстрактный общий объект” (Там же: 16). Абстрактным общим объектом сверхтекста лозунгов выступает единое социально-политическое пространство России. Однако социальное пространство не может быть однородным, и это свойство отражается в специфике тематической целостности сверхтекста.
Французские ученые Жиль Делез и Феликс Гваттари выдвинули теоретическое положение об особой модели целостности, образно назвав ее ризоматической (ризома — корневая система наподобие луковицы или клубня) (Deleuze, Guattari 1976). “В отличие от центрированных (даже полицентрированных) систем с иерархической коммуникацией и предустановленными связями, ризома — это ацентрированная система, не иерархическая и не означающая.” (Deleuze, Guattari 1976; см. также: Ильин 1996, Липовецкий 1998). Ризоматическая целостность включает в себя множества, каждое из которых соединено с другим не бинарными оппозициями, а линиями сегментарности. В этом смысле ризоматическая целостность подобна географической карте. Назовем принципиальные характеристики этой целостности.
Во-первых, гетерогенность и множественность, невозможность выделить системную доминанту. Гетерогенность тематики лозунгового сверхтекста обусловлена тем, что он соединяет в себе лозунги, продиктованные самыми разными актуальными социально-политическими событиями в России. Все эти события без исключения обладают социально значимым содержанием для населения и параллельно, одновременно оказывают влияние на человека. Например, акция протеста шахтеров возле Белого Дома в Москве в июле 1998 и акция протеста жителей Владивостока против проведения военных учений НАТО на российской территории, состоявшаяся в это же время, являются социально значимыми событиями, которые по-разному характеризуют современную российскую действительность, но происходят одновременно, то есть принадлежат одному лозунговому сверхтексту, одной целостности.
Во-вторых, фрагментарность, прерывистость. Фрагментарность тематики сверхтекста обусловлена спонтанностью событий, которые он отражает. Сверхтекст может “потерять” некоторые лозунги, не зафиксировать отдельные события, вследствие чего тематическая линия сверхтекста прервется. Но тема продолжится или восстановится благодаря лозунгам какой-либо другой акции протеста. Подобная прерывистость не повлияет на тематическую карту сверхтекста, которая задана тематической структурой самой социально-политической жизни.
Ризома лишена какой бы то ни было глубинной, временной или пространственной структуры — она вся здесь и теперь; отсюда незавершенность ризомы — у нее нет начала или конца в любом измерении, она всегда находится посередине своей динамики, всегда в становлении, основанном на взаимодействии гетерогенных элементов, обладающих единым пространственно-временным статусом. Единицы сверхтекста как ризоматической целостности также не организуются последовательно, а распределяются на составляющие, которые могут быть адаптированы к любому исследовательскому монтажу. В этом смысле единицы лозунгового сверхтекста напоминают детские кубики.
Учитывая вышесказанное, считаем, что для содержательного единства сверхтекста характерна именно ризоматическая модель целостности.
Опираясь на концепцию социального пространства П.Бурдье, мы распределяем лозунги по тематической принадлежности одному из социальных полей: политика, экономика, культура. Разумеется, граница между полями не может быть абсолютной, она относительна. Ввиду того что слово “поле” в лингвистике имеет строгое терминологическое значение, мы заменяем сочетание “социальное поле”, употребляемое П.Бурдье в качестве социологического термина, сочетанием “социальная сфера”. Социальная сфера координируется с тематической. Правомерность замены подтверждается результативным применением Г.Н.Скляревской понятия “семантическая сфера” по отношению к тематической принадлежности слова (Скляревская 1988: 40). Мы определяем принадлежность лозунга к той или иной сфере по формальному признаку — отнесенность ключевого слова (Новиков, Преображенский 1989) в лозунговом высказывании к тематической сфере политики, экономики, культуры. Таким образом, тематическая карта сверхтекста соответствует сферам социального пространства. Ни одна из тематических сфер не является доминирующей.
Тематика сверхтекста позволяет увидеть напряженные точки социального пространства, показывает те области жизни, которые претерпевают наиболее значительную трансформацию в период реформ, изменения как в предметном мире, так и на уровне восприятия. В первую очередь это события социально-политической жизни страны, которые вызывают сопротивление, протест определенной части общества.
Выдвигая одну из тематических сфер в качестве объединяющего “семантического инварианта” (Жолковский 1978: 291) в составе ризоматической сверхтекстовой целостности, мы предполагаем, что тематическая сфера может содержать частные тематические блоки. Это не противоречит “традиционному” пониманию целостности текста: “...тема текста имеет компонентный состав. В роли компонента выступает микротема. Взаимоотношение микротем, формирующих тему текста, представляет собой “ассоциативные сцепления” (Купина 1983: 109). При анализе тематической целостности мы распределяем лозунги на группы, относящиеся к разным сферам социального пространства, и внутри каждой сферы выделяем блоки, объединенные одной тематической линией, микротемой. Микротемы, принадлежащие одной сфере, связываются между собой ассоциативно.
политическая сфера
Под политикой мы понимаем сферу человеческой деятельности, осуществляющей управление обществом через структуры власти, создающей, поддерживающей или разрушающей эти структуры (СФС 1996: 367).
К политической сфере относим прежде всего лозунги, тематически связанные с проблемами государственного устройства России, структуры партийной жизни (например, лозунги, включающие имена политических деятелей).
Лозунги, относящиеся к политической сфере, часто повторяют ценностные ориентиры системы тоталитарных идеологем. В сверхтексте сохраняется универсальная для советской идеологии оппозиция социалистическое (коммунистическое) — капиталистическое. Правый член оппозиции в сверхтексте современных российских лозунгов дополняется лексемой демократия, нередко используемой в качестве синонима к слову капитализм, что, очевидно, свидетельствует о нерасчлененности этих понятий в массовом сознании. Понятие демократии как политической системы почти не функционирует самостоятельно, а только соотносится с существительным, обозначающим сторонников этого движения, — демократы. Отрицательная оценка правого члена оппозиции задана схемой тоталитарной идеологии.
Микротема социализма (тематические слова: социализм, социалистический): Ленин! Октябрь! Социализм! (ноябрь 1997, г.Москва); Никаких компромиссов в борьбе за социализм! (ноябрь 1997, г.Москва); Социализм или смерть! (ноябрь 1997, г.Москва); Да здравствует социалистическая революция! (ноябрь 1996, г.Санкт-Петербург).
Эта же микротема поддерживается в текстах собственными именами вождей социалистической революции — Ленин, Сталин: Ленин в сердце моем! (январь 1994, г.Москва); С Лениным победим! (январь 1994, г.Москва); Нас вырастил Сталин на верность Родине! (октябрь 1993, г.Москва); С нами Сталин! (декабрь 1996, г.Москва); Имя и дело Сталина — бессмертны! (май 1994, г.Москва); Дорогой товарищ Сталин, на кого ты нас оставил?! (март 1998, г.Москва). Последний лозунг относится к числу новых. Формула скорби по поводу утраты близкого человека (на кого ты нас покинул/оставил) акцентирует чувство утраты, одиночества, растерянности, привязанности к “отцу народов”. Вместе с тем данный лозунг свидетельствует об осознании фактического завершения эры сталинского социализма, ее безвозвратности.
Группа лозунгов этой микротемы включает цитаты из прецедентных текстов советского времени: Вставай, страна огромная! (июнь 1998, г.Москва); Союз нерушимый республик свободных! (ноябрь 1996, г.Москва). В них отражается представление о собственно социалистических ценностях и политических приоритетах.
Лозунги социалистической и близкой ей тематики еще раз демонстрируют, что идеологические догмы удивительно устойчивы и оказывают сопротивление появлению новых ценностей. Этот вывод находим и в исследованиях, посвященных современному языковому строительству: “К факторам, препятствующим формированию системы культурем, относим упрямство системы идеологем тоталитарного языка, проявляющееся в эксплуатации категорий тоталитарного мышления, в использовании привычных идеологических сценариев, в преднамеренной и непреднамеренной реализации идеологем при сохранении традиционной языковой формы” (Купина 1998: 4).
Микротема капитализма/демократии (тематические слова: демократия, демократический, капитализм): Демократию на убой! (апрель 1998, г.Екатеринбург); Призраки с демократическими масками идеологических мертвецов бродят по России! (сентябрь 1993, г.Екатеринбург); Капитализм — дерьмо! (ноябрь 1997, г.Москва); Долой капитализм! (май 1997, г.Москва); В это тяжелое время не склоним голову перед дерьмократами! Будем стоять до конца! (март 1998, г.Москва);
Обращает на себя внимание устойчивость ситуативной синонимии демократический — капиталистический, свидетельствующей об идеологическом сдвиге в общественном сознании. Сопоставляя терминосистемы разных идеологий, Т.Б.Крючкова пишет: “Возможны случаи, когда понятийный компонент слова в системах различных идеологий различается, а оценочный одинаков, в качестве наиболее показательных примеров можно привести слово “демократия”, в марксистско-ленинской и буржуазной идеологиях за ними стоят совершенно разные понятия, соответственно, и в слова вкладывается неодинаковое содержание, но оценочный компонент их значений в обоих случаях позитивный” (Крючкова 1989: 110). В соответствии с догмами советской идеологии демократия в социалистическом государстве была “подлинной”, а в буржуазном — “формальной”. В период социальных изменений слово демократия утратило идеологическое противопоставление понятийных и оценочных компонентов значения, сблизившись в общественном сознании с понятием капиталистическое государственное устройство и получив с последним пейоративный оценочный компонент.
Смещение политических акцентов, неясность политических позиций демократических деятелей отражаются в лексике. Символично в этой связи появление неологизма дерьмократы. Внутренняя форма данного слова отражает уничижительное отношение к политическим противникам. Само слово звучит как оскорбление.
В пределах этой же тематической линии мы рассматриваем блок лозунгов, включающих имена политиков, распространяющих демократические представления и мнения, которые оцениваются отрицательно: Долой Немцова, Ясина, Лившица, Уринсона, Дьяченко и всю компанию Ельцина! (май 1998, г.Иркутск); Чубайс и банкиры отнимут наши квартиры! (апрель 1998, г.Москва); Кириенко под пресс!(май 1998, г.Анжеро-Судженск); Егор Гайдар шагает в первых рядах губителей России! (июль 1994, г.Москва). Имя Е.Гайдара включается в деформированный контекст известной песни “Гайдар шагает впереди!”. На базе культурно-фоновых знаний (Верещагин, Костомаров 1980: 7-8) образуется динамическая оппозиция, развитие которой приводит к преувеличению роли Гайдара-младшего в политической жизни страны. Ряд знаковых имен постоянно пополняется. Так, новые имена Немцов, Кириенко появились в лозунгах лишь в 1998 году, а имя Примаков — в 1999г.
В связи с распространившимся в России отрицательным отношением к демократическим преобразованием уместно привести слова П.Бурдье: “Если политические идеологии не проникнут в массы, их влияние ограничится кружком интеллектуалов, которые в лучшем случае создадут маловлиятельную партию (в сегодняшней России такая судьба постигла партии “Яблоко” Г.Явлинского и “Демократический выбор России” Е.Гайдара — Л.Е.). Сила выдвигаемых идей измеряется не ценностью содержащейся в них истины, а коммуникативным результатом, который проявляется как мобилизующая социальные группы сила” (Бурдье 1993:208).
Имена и фамилии политических деятелей, встречающиеся в сверхтексте лозунгов, участвуют в формировании ряда микротем.
Ельцин:
а) Микротема единения президента и народа (тематические слова: Ельцин, президент, Россия, народ, мы): Ельцин — наша надежда! (январь 1991, г.Москва); Ельцин, Россия с тобой! (февраль 1991, г.Москва); Ельцину — всенародную поддержку! (февраль 1991, г.Москва); Ельцин — избранник народа! (март 1991, г.Москва); Ельцин! Россия! Москва! (февраль 1992, г.Москва); Ельцин — за нас, мы — за него! (март 1993, г.Екатеринбург); Президент! В вашей власти власть употребить: смуту, хаос и разруху вы должны остановить! (март 1993, г.Москва); Президент должен всегда побеждать! (август 1998, г.Москва).
б) Микротема предательства (тематические слова: Ельцин, предатель, предать, Иуда): Ельцин — предатель! (март 1993, г.Москва); Ельцин предал Россию! (январь 1991, г.Москва); Народ накажет своего Иуду-Ельцина! (ноябрь 1992, г.Екатеринбург); Ельцин предал честных трудящихся и изменил Родине и Конституции! (сентябрь 1993, г.Екатеринбург).
в) Микротема антинародного режима (тематические слова: Ельцин, президент, антинародный, народ, мы): Не будет счастья народу, пока Ельцин мутит воду! (апрель 1993, г.Москва); Политика президента Б.Ельцина — антинародна. Никакой ему и его банде поддержки! (сентябрь 1993, г.Екатеринбург); Нам не нужны такие президент и правительство! (сентябрь 1997, г.Арзамас-16); Армия! Защити свой народ от президента! (октябрь 1993, г.Москва); Протестуем против антинародной политики Ельцина! (март 1996, г.Москва).
г) Микротема сращения президентской власти с преступными группировками (тематические слова: Ельцин, президент, мафия, банда): Ельцин! Холуи твоего режима: торгаши, бандиты, предатели! (июль 1996, г.Екатеринбург); Мафия голосует за Ельцина! (июнь 1996, г.Москва); Спекулянты — опора Ельцина! (июль 1993, г.Санкт-Петербург); Нет аморализму правления Ельцина! (октябрь 1993, г.Екатеринбург); Долой банду Ельцина! ДС (июль 1995, г.Екатеринбург).
Расслоение тематической линии связано с поляризацией оценок президента Б.Н.Ельцина. В первой группе лозунгов прослеживается соединение идеологических смыслов “народ” и “президент”. С именем Ельцина связываются надежды на лучшее, на победу демократических сил. В другой группе лозунгов деятельность президента оценивается резко отрицательно, фиксируем отторжение смысла “президент” от идеологемы “народ”. Ср. также лозунги: Президент не наш и не для народа! (апрель 1998, г.Москва), Президенты — это нищета трудящихся! (сентябрь 1994, г.Екатеринбург).
Жириновский В.В.:
Микротема вождизма, мессианства (тематические слова: Жириновский, президент, Россия, спасение): Жириновский: нам нужна великая Россия! (март 1997, г.Екатеринбург); Жириновский: 1995 — подполковник, 1996 — президент! (март 1995, г.Москва); Владимир! Спаси Россию! (июль 1998, г.Кемерово). Лозунги утверждают руководящую партийную роль лидера ЛДПР, отражают точку зрения определенной социальной группы.
Зюганов Г.А.:
Микротема коммунистической солидарности (тематические слова: Зюганов): “Русский союз” за Зюганова! (июнь 1996, г.Екатеринбург); Зюганов, не бойся Бориса Первого! (сентябрь 1997, г.Москва); Ленин — Зюганов! (ноябрь 1997, г.Самара). Последний лозунг демонстрирует попытку продолжить, расширить ряд имен деятелей марксизма-ленинизма (Маркс — Энгельс — Ленин — Сталин). Утверждение особой роли Г.Зюганова в политической жизни страны отражает точку зрения коммунистов и движений патриотического толка.
Лебедь А.И.:
Микротема веры, надежды (тематические слова: Лебедь, надежда): Лебедь, ты наша надежда! (май 1998, г.Владивосток); Мы с тобой, Лебедь! (май 1998, г.Владивосток); Лебедь — надежда и будущее России! (март 1997, г.Екатеринбург); Мы верим только Лебедю! (апрель 1996, г.Екатеринбург). Во всех лозунгах прослеживается соединение идеологем народа и лидера (вождя).
Сверхтекст также фиксирует имена политических деятелей областного, регионального масштаба, которые благодаря средствам массовой информации становятся известными всей стране. С этими именами часто связана сквозная микротема протеста. Приведем соответствующие примеры.
Россель, ты живешь в городе нищих! (июль 1993, г.Екатеринбург); Россель! Вместо храмов и резиденций выплати зарплату! (апрель 1994, г.Екатеринбург). Э.Э.Россель — губернатор Свердловской области — настаивает на финансировании реставрации храмов в г.Верхотурье (Свердловская область). В 1998 году в Екатеринбурге был отреставрирован старинный особняк, в котором разместилась администрация губернатора. Лозунг отражает точку зрения бюджетников, не получающих заработную плату.
Истрепалась вся одежда, на тебя, Аман, надежда! (апрель 1998, г.Кемерово); Тулеев! Не уходи! (апрель 1998, г.Кемерово). А.Тулеев — губернатор Кемеровской области — известен прокоммунистическими взглядами. Провозглашает идеи социального равенства и справедливого распределения социальных благ. Лозунг отражает точку зрения социально обездоленных масс Кузбасса.
Лозунги с именами других политических деятелей носят единичный характер и не составляют единой тематической линии, поэтому в данный анализ не включаются.
В целом политическая сфера, как свидетельствует содержательное наполнение микротем, отражает оппозиционную линию: отторжение новых реалий политической жизни и политических деятелей, проводящих демократические преобразования; поддержка и позитивная оценка политиков, стоящих в оппозиции к государственной власти (Жириновский, Зюганов, Лебедь), кроме крайне правых, как, например, Е.Гайдар, Г.Явлинский. Возможно, что отсутствие имен последних политиков и названий их политических партий в сверхтексте лозунгов обусловлено тем, что их электорат не участвует в акциях протеста. Наблюдается частотность советских тоталитарных идеологем (не только не измененных содержательно, но и в привычных языковых “одеждах”). Лозунговые тексты, утверждающие демократические ценности, к 1999 году практически исчезли из оборота.
экономическая сфера
Под экономической сферой социального пространства понимается структура, организация хозяйственной жизни или какой-либо отрасли хозяйственной деятельности. Экономическая неопределенность, переход от одной системы государственного хозяйствования к другой сопровождается для большой части населения значительными материальными трудностями. Известно, что “в периоды экономических трудностей и неурядиц находящаяся у власти партия или коалиция теряет сторонников, и, наоборот, оппозиционные партии завоевывают поддержку более широких слоев населения и в случае выборов могут прийти к власти” (Гаджиев 1994: 40).
Хотя экономика в целом считается независимой от политического курса правительства, переход от одной экономической системы к другой в масштабах государства определяется государственными политиками. Экономическую сферу сверхтекста лозунгов составляют несколько тематических линий (микротем).
Тематическая линия экономических реформ и новых экономических реалий (тематические слова: реформа, курс, приватизация, земля): Реформы для народа! (апрель 1998, г.Ростов-на-Дону); Немедленная смена нынешнего курса! (апрель 1998, г.Владивосток); Требуем отмены антинародных реформ! (апрель 1998, г.Москва); Требуем изменения экономического курса! (апрель 1998, г.Барнаул); Долой приватизацию и приватизаторов! (апрель 1998, г.Москва); Нет купле-продаже земли! (октябрь 1997, г.Москва); Крестьяне Алтая против спекуляции землей в России! (октябрь 1997, г.Рубцовск). Лозунги содержат идею неприятия системных экономических изменений в целом, а также идею отторжения конкретных принципов рыночной экономики. Протест направлен против экономических преобразований, которые противоречат социалистическому устройству экономической сферы, в первую очередь он обращен против частной собственности: приватизация, продажа земли. Таким образом, оппозиция идеологем социалистическое — капиталистическое присутствует и в экономической сфере.
Другая микротема связана с обозначением и оценкой явлений, которые сопровождают переход к рыночной экономике. В их числе — урезание социальных гарантий, безработица, низкая заработная плата на нерентабельных предприятиях, повышение налогов, цен на товары народного потребления, увеличение стоимости коммунальных услуг и др. (тематические слова: работа, рабочие места, социальные гарантии, оплата труда, налоги, цены, безработица): Рабочие места! Социальные гарантии! (апрель 1998, г.Москва); Трудящимся высокую оплату труда! (февраль 1998, г.Екатеринбург); Работникам культуры достойную зарплату! (апрель 1998, г.Самара); Налоги пусть платят богатые! (декабрь 1997, г.Москва); Нет росту цен на жилье и коммунальные услуги! (март 1997, г.Екатеринбург); Нет росту безработицы! (апрель 1998, г.Екатеринбург); Безработица — позор для государства! (апрель 1998, г.Самара); Дайте работу! (май 1998, г.Иркутск). Ряд рабочие, трудящиеся в целом противопоставлен идеологеме богатые. Данная группа лозунгов отражает наличие в обществе объективных социальных противоречий.
Кроме названных тематических линий, присутствуют микротемы, связанные с отдельными экономическими отраслями.
а) угольная промышленность (тематические слова: шахта, шахтеры, угольная промышленность): Голодными в шахту не пойдем! Просим вашей поддержки! (май 1998, г.Воркута); Требуем национализации угольной промышленности! (июнь 1998, г.Донбасс); Закрытие шахт — гибель поселка! (апрель 1998, г.Прокопьевск); Реформы идут — шахтеры голодают! (май 1998, г.Анжеро-Судженск). В текстах содержится специфическая культурно-фоновая информация, связанная с процессом приватизации шахт, условиями работы под землей, экономической структурой горняцких поселков. В лозунге Шахтерам — зарплату, Ельцину — дачу в Воркуте! (июнь 1998, г.Москва) топоним Воркута вбирает в себя не только смысл “холодный”, но и смысл “место расположения лагерей”. Слово “дача” реализуется в жаргонном значении “тюрьма”, ср.: царева дача — тюрьма (Козловский 1983: 161, см. также: Попов 1983: 31).
Причины шахтерских забастовок в России сходны с причинами восстания румынских шахтеров в январе 1999 года. Лозунги российских и румынских шахтеров содержат требования выплаты и повышения заработной платы, национализации предприятий, возвращения госсобственности, а также смены курса реформ, что можно расценить как сопротивление экономическим реформам. “Всякий раз, когда власти готовились принять меры, чреватые увеличением безработицы, именно шахтеры в зародыше душили эту попытку. Шахтерский район Валя Жиулуй в глазах общественного мнения превратился в гнездо антиреформистских, консервативных и неокоммунистических сил” (ЛГ 1999. № 4). Сходство причин, вызывающих общественный протест в странах бывшего соцлагеря, показывает объективные трудности, сопровождающие переходный период.
Отрасль экономики может быть представлена и малой составляющей этой отрасли — отдельной шахтой, заводом. Соответственно в экономической сфере сверхтекста акцентируются темы отдельного предприятия и/или немногочисленной группы людей: в текстах лозунгов появляются названия конкретных предприятий, за которыми стоят люди, работающие на них: ЗИМ бастует! Все на митинг! (апрель 1998, г.Самара); Господин президент! Где обещанные деньги на строительство атомного ледокола “50 лет Победы”? (апрель 1998, г.Санкт-Петербург); АООТ завод “Лентеплоприбор” 17 месяцев без зарплаты! (апрель 1998, г.Санкт-Петербург); Жигунов! Отдай заработанное, не губи “Ростовуголь”! (май 1998, г.Ростов-на-Дону).
б) оборонная промышленность (тематические слова: оборонная промышленность, обронка, военные заводы): Вернуть долги оборонке Татарстана! (апрель 1998, г.Казань); Прекратить развал оборонной промышленности! (июнь 1994, г.Екатеринбург); Оборонной промышленности в России быть! (апрель 1998, г.Омск); Ельцин! Прекрати разрушать военные заводы! (апрель 1998, г.Екатеринбург).
в) сельское хозяйство (тематические слова: село, крестьянство): Правительство! Прекратите грабеж и развал села! (сентябрь 1992, г.Москва); Умрет село — умрет Россия! (апрель 1998, г.Самара); Остановить геноцид крестьянства! (октябрь 1997, г.Киров).
К экономической сфере мы относим и многочисленные лозунги, составляющие микротему невыплаты заработной платы (тематическая группа слов: долги, зарплата): Требуем погашения долгов по зарплате! (декабрь 1997, г.Москва); Минфин — в долговую яму! (октябрь 1996, г.Москва); Вернуть долги рабочим! (март 1997, г.Екатеринбург); Правительство, верни долги! (октябрь 1997, г.Н.Тагил); Зарплату в срок — рабочим, задержку зарплаты — правительству! (март 1997, г.Москва); Зарплату в срок! (март 1997, г.Екатеринбург); Без зарплаты нам “труба”! (ноябрь 1997, г.Самара); Зарплату или гробы! (январь 1998, г.Н.Новгород). Интересный пример: в роли лозунга выступает народный афоризм Долг платежом красен! (февраль 1996, г.Полевской). Ситуативная характеристика употребления пословицы: “Говорится тогда, когда в ответ на какое-либо действие или отношение поступают так же” (Фелицына и др. 1988: 49) снимается, и реализуется прямое значение слова долг — “то, что взято взаймы или отдано взаимообразно (преимущественно деньги)” (МАС, т.1: 422). Данная тематическая линия пересекается с другими микротемами экономической сферы.
Подчеркнем, что отличительным признаком содержательного наполнения микротем, составляющих экономическую сферу, является отторжение курса на экономические реформы рыночного типа хозяйствования и в целом сохранение идеологической оппозиции социалистическое — капиталистическое.
сфера культуры
Культура может быть интерпретирована как “форма деятельности по воспризведению и обновлению социального бытия, а также включаемые в эту деятельность ее продукты и результаты” (СФС 1998: 433). В сферу культуры, таким образом, входят как формы непроизводственной деятельности (образование, здравоохранение и право), так и система ценностей, обусловливающая выработку норм поведения членов социума (идеология). Идеология как некоторая особо структурированная система духовных ценностей является составной частью культуры.
В связи с лингвокультурологическими исследованиями в лингвистический терминологический ряд введено понятие культурной константы, называющее “ценности, находящиеся во владении каждого”, “концептуализированные области смысла, возникающие при слиянии языковых и культурных тем” (Степанов и др. 1993: 12-15). В посттоталитарную эпоху одновременно происходит трансформация системы тоталитарных идеологем и формирование новой системы ценностных ориентиров, культурем (см.: Купина 1998). Сверхтекст современных лозунгов фиксирует изменения, происходящие в общественном сознании, на уровне идеологических и культурных констант.
Категории тоталитарного сознания обладают высокой устойчивостью, как всякие категории мышления. По мнению К.С.Гаджиева, “тоталитарное сознание в нынешних условиях проявляется в том числе и в своеобразном всплеске садо-мазохистского комплекса — поиске врагов, заговорщическом комплексе, разоблачительстве и саморазоблачительстве” (Гаджиев 1994: 367). Мы уже отметили наличие некоторых тоталитарных идеологем в политической сфере анализируемого сверхтекста. В сфере культуры обнаруживается идеологема и соответствующая микротема врага (тематические слова: враг, буржуи, контра). Образ внутреннего врага создается при помощи приклеивания ярлыков для обозначения идеологически “чужих” как “однородного множества” (Пеньковский 1989: 60, см. также: Иссерс 1997). “Ярлык встроен в такую структуру массового сознания, которая имеет в центре своем не отношение к человека к человеку, а отношение к системе той или иной идеологии” (Дмитриева 1994: 90, 92). Противостояние идеологем социалистическое — капиталистическое вернуло к активному использованию такие ярлыки, как буржуи, контра.
Микротема врага в “костюмах” привычных ярлыков перекрещивается с микротемой уничтожения: Смерть буржуям! (май 1998, г.Москва); Буржуев — в газовые камеры! (июль 1998, г.Москва); Буржуев — в Освенцим! (июль 1998, г.Москва); Хорошая буржуазия — мертвая буржуазия! (апрель 1998, г.Москва); Смерть контре! (ноябрь 1997, г.Москва).
Встречаются поддерживающие микротему уничтожения прецедентные идеологические тексты В.В.Маяковского: День твой последний приходит, буржуй! (май 1998, г.Екатеринбург) или их трансормации: Ешь ананасы, рябчиков жуй, ты — депутат, а живешь как буржуй! (декабрь 1998, г.Ульяновск). Тематические слова, составляющие основу микротемы уничтожения: смерть, мертвый, последний день. Зафиксировано в сверхтексте обозначение врага, пришедшее из другой культурной системы: Убей янки! (октябрь 1998, г.Москва).
Тематическая линия врага развивает, кроме идеологического, образ этнического врага. Используются обозначения типа: инородцы, жиды и другие уничижительные наименования национальностей: Очистим наше Отечество от чужеродных элементов и инородцев, погубивших страну! (май 1990, г.Москва); Выявим национальность всех, кто работает в средствах массовой информации! (октябрь 1993, г.Москва); Инородцев вон из России! (октябрь 1993, г.Москва); Чернокожие, убирайтесь из Москвы! (октябрь 1993, г.Москва); Жиды — вон в Израиль! (октябрь 1990, г.Москва); Долой сионизм в эфире! (июль 1992, г.Москва); Сионистского быка — на российскую бойню! (октябрь 1992, г.Екатеринбург). Рост националистических настроений характерен для социально неблагоприятных периодов в жизни общества. С сожалением приходится констатировать отсутствие в сверхтексте собственно патриотических лозунгов, основывающихся на идее уважения к разным народам. Сегодня в России патриотическая тематика разрабатывается движениями националистистического толка. Это свидетельствует об отсутствии в стране продуманной государственной национальной политики. Возможности публичного употребления оскорбительных наименований рас и национальностей говорит и об отсутствии языковой политики в российском государстве.
Разрушение системы тоталитарных идеологем и утрата привычных социальных и культурных ориентиров обусловливают негативное восприятие новых реалий. В сверхтексте наблюдаем отторжение, неприятие протестующим субъектом заимствованных культурем (в понимании В.Г.Гака: “словесное обозначение реалии”, Гак 1998: 117): Поменьше казино — побольше школ! (июнь 1998, г.Санкт-Петербург); Оградим детей России от сексуальной рекламы! (январь 1998, г.Екатеринбург); Рубль — да, доллар — нет! (октябрь 1998, г.Москва).
Микротема детства (тематические слова: дети, детство) в текстах лозунгов перекликается с мифологемой “счастливое детство”, на фоне которой резко оппозиционно выделяется смысл “голодать”, “голод”: Верните детям право на счастливое детство! (ноябрь 1997, г.Москва); Обещали счастливое детство — оказались голодными дети! (февраль 1996, г.Полевской); Наши дети голодают! (декабрь 1997, г.Н.Тагил).
Микротема детства перекликается также с микротемой дурных влияний (тематические слова: дети, растление, разврат): Нет! — Растлению наших детей! (июнь 1998, г.Москва); Родина-мать зовет: встань на защиту детей от разврата и уничтожения! (июнь 1998, г.Москва). В последнем лозунге наблюдаем сращение с советским лозунгом.
Отдельные лозунги поддерживают мифологемы тоталитарной эпохи, но одновременно с этим в сверхтексте отражается и процесс деидеологизации, демифологизации, например, ироническая трансформация мифологемы: Все лишнее — детям! (май 1998, г.Волгоград).
Сверхтекст современных лозунгов отражает активные языковые процессы (Русский язык...1996 и др.) и одновременно фиксирует формирование новых культурно-ценностных стереотипов, идущих “снизу”. “Строительство участков системы культурем сопровождается разработкой, стандартизацией и тиражированием культурных сценариев. Например, на фоне новой идеологемы национальной маргинальности активно внедряется “сверху” группа культурем, объединенных семантикой “великие сыновья и дочери России” (Купина 1998: 10). Сознательный поиск новых культурем, их разработка и внедрение — дело специалистов по языковой политике, государственных идеологов.
Обратимся к различным формам культурной деятельности, отражающимся в лозунгах. Разрабатывается микротема права; она имеет определенные тематические линии.
Микротема коррумпированности работников правовой сферы (тематические слова: прокурор, прокуратура, беззаконие, суд, преступник): Прокуратура города на страже беззакония и произвола! (апрель 1993, г.Екатеринбург); Председатель Свердл. обл. суда Овчарук и прокурор Свердл. обл. Руйков — уголовные преступники! (июнь 1996, г.Екатеринбург).
Микротема соблюдения законов (тематические слова: закон, право, правовой, суд): Диктатуре — нет! Правовому, а не полицейскому государству — да! (сентябрь 1993, г.Екатеринбург); Права человека нарушаются не только в Чечне! (март 1995, г.Екатринбург); Оплату труда — по закону! (февраль 1996, г.Полевской); Пока не работают законы, заводы работать не будут! (май 1998, г.Полевской); Мы верим в то, что суд защитит наши права и свободу! (октябрь 1997, г.Ленинск-Кузнецкий); Требуем стипендию по закону! (апрель 1998, г.Санкт-Петербург).
Считаем нужным отметить частотность лозунгов, организованных по модели кого? + под суд! Например: Ельцина под суд! (февраль 1998, г.Владивосток); Ельцина - Чубайса в отставку и под суд! (май 1997, г.Москва); Банду Ельцина под суд! (март 1998, г.Москва); Чтоб проблемы все решить, нужно Ельцина судить! (март 1993, г.Москва). “Как известно, суд в советском обществе воспринимается “широкими народными массами” не как правовое пространство разрешения конфликта, а как место наказания” (Козлова 1996: 244). Частотность этой темы в лозунгах, на наш взгляд, объяснима не столько стремлением к законности, сколько восприятием суда именно как карательного органа.
Микротема смены законов (тематические слова: конституция, закон, право): Стране нужна новая конституция! (май 1998, г.Москва); Верните наше право на труд! (ноябрь 1997, г.Москва); Верните наше право на образование! (ноябрь 1997, г.Москва); Где закон о здравоохранении? (январь 1992, г.Екатеринбург). Тематические слова те же, что и в предыдущей тематической группе, однако для текстов характерна ретроспективная ориентация. Общий оппозиционный ряд: (законы) раньше — теперь.
Тематические линии права передают общий смысл: “в настоящее время законы нарушаются/не выполняются/отсутствуют”.
Тематические линии образования и здравоохранения в текстах лозунгов чаще всего встречаются вместе. Объединять их может микротема платных услуг (тематические слова: медицина, образование, учиться, (бес)платный): Медицина и образование должны быть бесплатными! (март 1997, г.Екатеринбург); Долой платную медицину и образование! (май 1998, г.Екатеринбург); Требуем бесплатного образования! (апрель 1998, г.Екатеринбург); Хотим учиться бесплатно! (апрель 1998, г.Екатеринбург). Несмотря на существование альтернативных платных и бесплатных услуг в сферах образования и здравоохранения сверхтекст фиксирует именно первые, что соответствует поддержке мифологемы достижений советской власти. Общий смысл лозунгов этой микротемы — “утрата приоритетов социальной политики советской власти, попрание прав граждан”.
Как видим, в сфере культуры активно функционирует идеологема врага. Формируются тематические линии идеологический враг (буржуи, контра) и этнический враг (жиды, чернокожие). Отторгаются новые культуремы (доллар, казино, реклама). Тематическая линия детства ретроспективно связывается с мифологемой “счастливое детство”, которая образует оппозицию со смыслами “голод”, “разврат” в презентивном плане. Микротема права достаточно разветвлена, при этом “семантическим инвариантом” выступает смысл “сегодня в России законы нарушаются/не выполняются/отсутствуют”. Микротема платных медицинских/образовательных услуг содержит смысл “утрата, попрание достижений Советской власти”.
Проведенный анализ ризоматической целостности сверхтекста отражает гетерогенность социального пространства России. Целостность сверхтекста представлена тремя тематическими сферами: политика, экономика, культура. Каждая из сфер состоит из набора микротем, тематических линий, связанных между собой ассоциативно.
Политическая сфера содержит микротемы социализма, капитализма/демократии и микротемы, связанные с политической деятельностью лидеров первого плана — Ельцина, Жириновского, Зюганова, Лебедя.
Экономическая сфера включает в свой состав блок микротем: экономические реформы и новые экономические реалии; явления, сопровождающие экономические реформы и связанные с ухудшением материального и социального положения субъекта (безработица, рост цен, налогов и др.); угольная промышленность; оборонная промышленность; сельское хозяйство; невыплата зарплаты. Отметим, что лозунги, относящиеся к сфере экономики, численно превосходят лозунги других тематических сфер.
В сфере культуры выделяются микротемы врага, детства, коррупции, а также микротемы соблюдения и смены законов, платных услуг в области медицины и образования.
На содержательном уровне во всех тематических сферах прослеживаются категории тоталитарного мышления, представленные общей оппозицией социалистический — капиталистический (с возможной синонимической заменой демократический); правый член оппозиции оценивается негативно. Позитивные оценки носят ретроспективный характер.
1.2. Субъектно-объектная организация сверхтекста лозунгов
При общем коммуникативно-прагматическом подходе к текстовому материалу мы рассматриваем категории адресанта и адресата в рамках коммуникативной ситуации протеста. “Под коммуникативной ситуацией будем понимать сложный комплекс внешних условий общения и внутренних состояний общающихся, представленных в речевом произведении — высказывании, дискурсе. Этот комплекс, с одной стороны, порождает речь, а с другой — отражается в речи в своих существенных компонентах” (Формановская 1998: 49). Конструктивные аспекты коммуникативной ситуации — адресант, адресат, их речевые действия, их социальные и психологические роли” (там же: 53).
Коммуникативная ситуация современной акции протеста тяготеет к конфликтному типу общения, при котором позиции участников общения находятся в противоречии (см. Седов 1996, Федосюк 1993, Формановская 1998 и др.). В ситуации акции протеста лозунг предназначен адресату-противнику, против которого и проводится публичная акция протеста. Акция защиты также направлена против чьих-либо действий, вызвавших психологическую, моральную, материальную неудовлетворенность адресанта. Коммуникативная роль определяется позицией участника общения. Адресант сверхтекста занимает доминирующую коммуникативную позицию. Поскольку лозунг относится к текстам массовой коммуникации, мены коммуникативных ролей не происходит. Адресант и адресат сверхтекста характеризуются устойчивыми коммуникативными ролями.
Акция протеста и функционирующие в связи с ней лозунги имеют цель обнародовать позицию, мнение участников данной акции относительно кого-либо или чего-либо, именно “обнародовать”, привлечь внимание как можно большего числа лиц, в том числе не только союзников, но и нейтральных адресатов, наблюдателей. Отсюда увеличение значимости роли так называемого молчащего наблюдателя (Бабаян 1998). Таким образом, лозунг распространяет свое воздействие не только на прямого адресата-противника (иногда — союзника), но и на всякого, кто оказался получателем лозунга. Иными словами, лозунг как публичный текст предполагает три компонента коммуникативной ситуации: автор, адресат и косвенный адресат (наблюдатель).
В зависимости от типа адресанта выделяются три разновидности сверхтекста: авторский, неавторский и сверхтекст с собирательным характеризованным образом автора (Купина, Битенская 1994: 217-218). Лозунговый сверхтекст относится к разновидности с собирательным характеризованным типом адресанта.
Лозунг принадлежит к типу текстов с характеризованным коллективным авторством, и применительно к сверхтексту возможно говорить о типичных характеристиках образа автора, коллективного автора (Осмысление образа автора в текстах разных функциональных стилей см.: Бахтин 1979, 1996а, Виноградов 1980, Купина 1983, Лапп 1988, Майданова 1987, Матвеева 1990, Шмелев 1977 и др.). Н.И.Формановская подчеркивает, что “каждая языковая личность в общении наделена коммуникативными, социальными и психологическими ролями, совокупность которых создает варианты речевого поведения, воплощающиеся в бесконечном разнообразии высказываний и текстов” (Формановская 1998: 82). Формы проявления автора в текстах разных функциональных стилей в первую очередь регламентируются его социальной ролью и статусом по отношению к адресату.
Сильная коммуникативная позиция автора лозунга в значительной мере формирует образ адресата, задает его социальную и психологическую позицию. Изучение образа адресата проводилось как в работах по поэтике художественной речи (Бахтин 1979, Винокур Г.О. 1990, Долинин 1985, Степанов 1988б и др.), так и в рамках лингвистической прагматики по отношению к текстам всех функциональных разновидностей (Шмелев 1977, Славгородская 1986, Новое в зарубежной лингвистике 1986, вып.17, Чудинов 1990 и др.). В массовой коммуникации образ адресата имеет принципиально иную природу, нежели в личностно ориентированном общении. “Суммарный образ адресата — это прежде всего общие для определенной аудитории социальные атрибуты. Коммуникатор обращается к каждому в отдельности, но воздействует не на некоторый ролевой набор личности, а на отдельные ролевые сегменты, общие для всех индивидов, составляющих конкретную аудиторию” (Тарасов и др. 1984: 53). Соглашаясь с Е.Ф.Тарасовым, добавим, что адресант воздействует на тот ролевой статус адресата, который часто определяется картиной мира адресанта, а не объективной действительностью. В содержании лозунга отражаются общие социально-ролевые характеристики субъекта речи и формируется суммарный образ внутрисверхтекстового адресата.
Формально субъект речи в лозунговом высказывании выражается при помощи местоименных и глагольных форм 1-го лица множественного числа, последние в некоторых случаях влекут за собой эллипсис местоимения, поскольку глагольная форма указывает на действующее лицо. Роль эллипсиса в лозунгах существенна: вся смысловая нагрузка переходит на глагол и акцентирует внимание получателей лозунга на требуемом действии.
Местоимение мы имеет несколько семантико-прагматических возможностей. В лозунгах, на наш взгляд, субъект речи употребляет местоимение мы со значением <я + все>. В этом случае происходит отождествление адресанта со всем социумом (или социальной группой), возникает ощущение и убеждение, что “я поступаю как все” (Формановская 1998: 140). Например: Отстоим свободу писателей России! (август 1991, г.Москва); Горбачев, мы с тобой! (февраль 1990, г.Москва); Спасем нашу Родину! (апрель 1998, г.Екатеринбург); Хотим жить! (март 1997, г.Екатеринбург).
