Идеологические дискурсы терроризма в обществах индустриального и радикального модерна
На правах рукописи
Долгий Владислав Иванович
ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ДИСКУРСЫ ТЕРРОРИЗМА В ОБЩЕСТВАХ ИНДУСТРИАЛЬНОГО И РАДИКАЛЬНОГО МОДЕРНА
Специальность 22.00.05. – политическая социология
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание учёной степени
кандидата социологических наук
Москва - 2013
Работа выполнена на кафедре социологии Московского государственного института международных отношений (Университета) МИД России
| Научный руководитель: | доктор философских наук, профессор Кравченко Сергей Александрович |
| Официальные оппоненты: | доктор философских наук, профессор Судас Лариса Григорьевна |
| кандидат политических наук Андреенкова Анна Владимировна | |
| Ведущая организация: | ФНБУ Российский институт стратегических исследований |
Защита состоится «21» ноября 2013 года в 17.00 часов на заседании диссертационного совета Д.209.002.04 по социологическим наукам в Московском государственном институте международных отношений (Университете) МИД России по адресу: Москва, проспект Вернадского, 76, аудитория 442.
Автореферат размещён на официальном сайте МГИМО (У) МИД РФ по адресу www.mgimo.ru и на сайте ВАК по адресу vak.ed.gov.ru «21» октября 2013 года.
С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале библиотеки МГИМО (У) МИД РФ по адресу: Москва, проспект Вернадского, 76.
Автореферат разослан «21» октября 2013 года
| Учёный секретарь Диссертационного света доктор социологических наук |  | |
| А.В. Носкова | ||
I. Общая характеристика работы
Актуальность исследования обусловлена тем, что междисциплинарное изучение терроризма пока мало связано с социологическими исследованиями, нацеленными на раскрытие значения характерных для него идеологических дискурсов. Предметом научного интереса преимущественно являются террористические организации, которые рассматриваются как закрытые общности. При этом основными вопросами для специалистов часто становятся их общие характеристики: численность, идеологическая платформа, методы конспирации боевиков и вербовки новобранцев, имеющиеся средства поражения и каналы финансирования и т.п.
Результаты таких исследований имеют несомненную практическую ценность, в том числе для принятия правовых актов, ориентированных на противодействие экстремистской деятельности. Они также необходимы для построения валидных подходов к анализу терроризма как политически мотивированного насилия.
Однако научное осмысление этой проблемы не всегда релевантно современным социальным реалиям. В 2008 году в ходе 8-ой конференции Европейской социологической ассоциации была убедительно обозначена взаимосвязь между проявлениями политически мотивированного насилия и ускоряющейся социокультурной динамикой, вызванной наступлением радикального модерна. Тогда было отмечено возникновение принципиально новых разновидностей социального протеста, которые осуществляются за счёт конвергенции разных типов социальных акторов, а также нового вида насилия на почве борьбы за символические ресурсы идентификации[1].
Ввиду этого открытым остаётся вопрос о том, являлся ли терроризм в эру индустриального модерна тем же, чем он является в эру модерна радикального и насколько правомерно говорить о терроризме в его современном понимании применительно к обществам традиционного типа. Нет пока также и исчерпывающего понимания места различных практик террора в борьбе за достижение политического господства.
В связи с этим необходимо разобраться с двумя взаимодополняющими препятствиями, в которые постоянно упирается процесс изучения терроризма. С одной стороны, - когда исследователи-практики умаляют значимость идеологических дискурсов терроризма, а с другой, – когда социологи и политологи проявляют своего рода нерешительность в применении имеющегося у них теоретико-методологического инструментария, показавшего свою эффективность для анализа дискурсивных практик (А. Шютц, К. Мангейм, М. Фуко).
С тем, чтобы преодолеть такое положение дел, необходимо проанализировать идеологические дискурсы терроризма в рамках временных контекстов, сделать акцент на том, как и почему в современном обществе формируются определённые типы знаний о терроризме, какие существуют идеологические дискурсы об этом явлении, каково их отношение к дискурсам власти.
Решение этой научной задачи имеет вполне осязаемую практическую сторону: пока под влиянием тех или иных идеологий существует уверенность в том, что с помощью терроризма можно изменить мир и общество, методы вооруженного экстремизма будут и далее находить своих сторонников.
Степень научной разработанности проблемы
Терроризм стал объектом самостоятельных исследований относительно недавно. До 70-х годов прошлого столетия в социальной теории этой проблеме практически не уделялось сколько-нибудь значимого внимания. Исключение, пожалуй, может составить довольно фрагментарное освещение этой тематики в работах идеологов революционных движений ХХ века. Среди них наиболее заметное внимание ей уделяли Л. Троцкий[2], П. Кропоткин[3], рассматривавшие дискурсы террора в контексте «справедливости» классовой борьбы. Несколько позднее школой психоаналитической социологии (В. Райх[4], Г. Маркузе[5], Э. Фромм[6] ) разработан вполне валидный категориальный аппарат, позволяющий выявлять социальные и некоторые иные предпосылки появления политически мотивированного насилия.
Начиная же с 70-х годов прошлого столетия, терроризм становится предметом углубленного и разностороннего анализа. Руководители и сотрудники исследовательских центров, специализирующихся на изучении острых политических проблем, П. Уилкинсон[7], Б. Крозье[8], Н. Ливингстон[9], У. Лакер[10], Н. Хомский[11], Дж. Белл[12], А. Шмидт[13] были сосредоточены в большей степени на выработке «универсального» определения терроризма как политически мотивированного насилия. Ими также рассматривались вопросы, касающиеся способности террористических группировок воздействовать на общественное сознание и формировать тем самым каналы оказания давления на институты власти.
К 80-м годам появляется отдельное направление исследователей, предметом изучения которых становятся крупные террористические организации, такие как Ирландская республиканская армия (ИРА), басконская ЭТА, палестинское сопротивление. Акцент делался не столько на методах подпольного сопротивления, сколько на попытках проанализировать терроризм в контексте исторической преемственности, как этап борьбы отдельных этносов за политические и экономические права. Такова общая направленность работ британских исследователей (Дж. Бойс[14], А. О’Дэй, М. Хартигана[15] ), сосредоточенных на роли фактора этнического фундаментализма в деятельности ИРА. Французским исследователем О. Карре[16] был обобщён значительный объём материалов, касающихся формирования и самоорганизации палестинского сопротивления. В 90-х годах тематика баскской ЭТА анализировалась в монографиях российских ученых А.М. Коновалова и А.И. Ландабасо Ангуло[17], С.М. Хенкина и Е.С. Самоскиной[18].
В начале 2000-х годов французский эксперт Ж. Кепель[19] провёл достаточно детальный анализ процесса политизации ислама. Им дано подробное описание конвертации саудовского ваххабизма в дискурсы джихадизма. Предпосылки роста террористической активности на Ближнем Востоке получили освещение в работах И.Д. Звягильской[20].
Среди советских и российских исследователей проблему терроризма разрабатывали В.Ф. Антипенко[21], Ю.М. Антонян[22], Т.С. Бояр-Созонович[23], С.А. Эфиров[24], Е.Г. Ляхов[25], Е.П. Кожушко[26], А.И. Гушер[27], Н.Б. Крылов и Ю.А. Решетов[28], А.В. Дмитриев и И.Ю. Запысин[29]. Нами учтены концепции проблем безопасности, разработанные В.Н. Кузнецовым[30], Р.Г. Яновским[31], В.Л. Шульцем и В.В. Цагановым[32], С.А. Кравченко.[33]
Анализ разработанности проблемы свидетельствует, что социологическое изучение терроризма в условиях социокультурной динамики радикального модерна нуждается в новых теоретико-методологических подходах, каким является изучение идеологических дискурсов терроризма.
Объект исследования – феномен терроризма в научных и политических дискурсах.
Предметом исследования являются социальные теории и подходы, позволяющие через интерпретацию идеологического дискурса терроризма показать его эволюцию.
Цель исследования – используя методологию дискурсивного анализа, выявить трансформации в семантике идеологических дискурсов терроризма, которые произошли в результате смены систем осуществления власти при переходе от общества индустриального модерна к обществу радикального модерна.
Задачи исследования
- Определить характер глобальных и локальных тенденций, которыми обусловлены различия между террористическими организациями индустриального и радикального модернов, в том числе космополитизации.
- Провести критический анализ изучения терроризма в рамках объективистского подхода, выявить его исследовательские возможности и теоретико-методологические ограничения.
- Обосновать научные перспективы применения дискурсивного подхода к анализу практик политического террора. Проследить взаимосвязь дискурсов социальных утопий и политических идеологий, используемых террористическими акторами.
- Выявить взаимосвязь социокультурных реалий в обществах первого модерна с тем типом идеологического дискура терроризма, который преобладает в этот период и характеризуется как «революционный» или «национально-освободительный». Определить основные черты и характеристики этого типа дискурса. Проанализировать, каким образом произошло проникновение социальной утопии в дискурсы власти.
- Определить основные изменения, которые претерпевает система осуществления власти в эру радикального модерна, в особенности по мере ускорения процессов глобализации и космополитизации, то есть по мере становления сложного общества.
- Раскрыть основные характеристики идеологических дискурсов террора, присущих сложному обществу. Выявить, как исчерпанность идеологий, ориентированных на модель государства всеобщего благосостояния, приводит к изменению терроризма, его обращению к утопии консервативно-мистического исламизма и последующему созданию джихадистских группировок.
Гипотеза исследования – изменение форм, методов и стратегических целей терроризма обусловлено трансформацией идеологических дискурсов в сфере властных отношений при переходе традиционного общества в фазу индустриального, а затем радикального модерна.
Теоретико-методологической основой диссертационного исследования является теория дискурсивных отношений и механизмов осуществления власти Мишеля Фуко[34], позволяющая сделать акцент на раскрытии значения речевых практик как одной из форм артикуляции общественного сознания, которая обуславливает действия, направленные на изменение существующей системы распределения власти и на появление новых форм политически мотивированного насилия.
Значение дискурсивных практик в деятельности террористических организаций проанализировано через призму положений социологии знания Карла Мангейма[35]. Речь идёт, прежде всего, о той её части, где определена роль утопических дискурсов эры модерна в формировании идеологий, подстрекающих к насилию и экстремизму.
Методология миро-системного анализа И. Валлерстайна[36], в частности, его тезисы, касающиеся параметров выстраивания современного мирового порядка, позволила исследовать присутствующие в этом порядке противоречия, обуславливающие обращение к методам террора. В рамках анализа дискурсов наднационального терроризма задействованы также разработанные Зигмундом Бауманом принципы распределения власти в глобализированых обществах радикального модерна[37].
Теория космополитизации в мировом обществе риска У. Бека[38] позволила систематизировать факторы неопределённости, способствующие непредсказуемому появлению религиозных и этнических конфликтов в различных регионах планеты. На основе этого материала определены роль и значение мультикультурной среды в процессе радикализации сознания и формирования идеологических дискурсов терроризма.
Важнейшим подспорьем при написании диссертации стала методология анализа сложного социума, которому соответствует нелинейное турбулентное развитие. (Д. Урри[39], В.С. Стенин[40], Е.Н. Князева[41], С.А. Кравченко[42] ).
Информационная база исследования
При подготовке диссертации были учтены данные, опубликованные в открытых источниках МИД России[43], документы ООН[44], официальные доклады госдепартамента и конгресса США[45]. Использованы материалы, размещённые в докладах британского Королевского института объединённых оборонных исследований[46], американского Центра стратегических и международных исследований[47], южноафриканского Института изучения проблем безопасности[48].
Научно-практическая значимость
Работа вносит вклад в осмысление проблемы и практик политического террора. Предложен теоретико-методологический инструментарий анализа предпосылок формирования вооруженных экстремистских группировок в современном мире, а также подход, нацеленный на поиск адекватных современным реалиям методов профилактики и борьбы с террористической активностью.
Материалы исследования, его результаты и выводы могут быть использованы для подготовки и преподавания учебных курсов «Социология безопасности», «Политическая социология», «Социология политических рисков».
Научная новизна исследования заключается в следующем.
- В диссертационном исследовании показана связь между тенденциями, определяющими состояние современного мирового порядка и новым типом наднационального терроризма. Проанализировано значение фактора космополитизации современных обществ в формировании идеологических дискурсов движения всемирного джихада.
- Раскрыт эвристический потенциал дискурсивного подхода к исследованию терроризма как форме политически мотивированного насилия.
- Применение заявленного теоретико-методологического подхода к изучению террористической проблематики позволило конкретизировать социальную сущность идеологических дискурсов, которые определяют конечные цели и средства вооружённых экстремистских организаций.
- Раскрыта роль феномена социальной утопии в формировании идеологических дискурсов терроризма, проанализированы их параметры и семантика.
- Выявлена зависимость подобного рода дискурсов от такой функции применения власти как осуществление процедур нормализации и контроля.
- Установлена взаимосвязь между ростом новых форм и методов деятельности террористических организаций и ускорением социокультурной динамики. Зафиксировано усиление этой взаимосвязи по мере нарастания процессов глобо-локализаци и космополитизации.
Положения, выносимые на защиту
- С наступлением эры радикального модерна сформировался новый тип терроризма – наднациональный. Его глобальная экспансия совпала с формированием идеологических дискурсов всемирного джихада и одновременно с угасанием террористических организаций «революционного» и «национально-освободительного» типа. Фактором, определяющим характер современного терроризма, является деление современной миро-системы на страны периферии, полупериферии и центра.
- Значительное влияние на трансформацию идеологических дискурсов терроризма оказывает комплекс процессов, связанных с глобализацией и космополитизацией современного мира, умаляющий локальные ценности. Происходящие перемены в ценностях и, соответственно, в идеологических дискурсах, кардинально меняют конечные цели, формы и методы террористических организаций, наделяют их деятельность принципиально иным социально-политическим смыслом.
- В настоящее время в социологическом знании преобладает объективистский структурно-функциональный подход к концептуализации терроризма, опирающийся на построение жестких статичных понятийных конструкций. Для анализа динамики идеологических дискурсов, направляющих ход террористической активности данного теоретико-методологического инструментария недостаточно. Учитывать и объективировать практики политического террора необходимо посредством применения анализа дискурсивных отношений.
- Идеологические дискурсы являются обязательным условием появления и воспроизводства известных на сегодняшний день практик политического терроризма. Они, по сути, представляют собой основной критерий, который выводит политический террор за узкие рамки криминальной деятельности, наделяет его собственным идейным смыслом и задаёт различия между теми или иными видами терроризма. Такого рода идеологические дискурсы появляются в эру индустриального модерна как одно из непредвиденных последствий особого способа отправления властных отношений. Этот тип идеологического дискурса непосредственно связан с появлением утопических проектов государства всеобщего благосостояния, а также сопутствующих им утопических дискурсов социального равенства и справедливости. Радикальные версии этих дискурсов были обращены террористическими группировками эры индустриального модерна против действующей политической системы как попытка радикального преодоления характерных для неё противоречий. Вследствие этого типа дискурса терроризм в индустриальных обществах сложился как революционный и национально-освободительный.
- Исчерпанность идеологических дискурсов революционного терроризма эры индустриального модерна и последовавшая за этим глобальная экспансия исламистского экстремизма в период радикального модерна обусловлены заменой дисциплинарных техник отправления власти, практиковавшихся для построения общества благосостояния в границах отдельно взятых национальных государств, на идеологические дискурсы, обосновывающие значимость доступа к ресурсам, которые обеспечивают повышенную мобильность людей и капиталов.
- Дискурсы мистическо-консервативной утопии, обличённые в форму исламского экстремизма, становятся востребованными наиболее активными террористическими организациями и служат основой формирования глобальной сети всемирного джихада.
Апробация работы
Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры социологии МГИМО (У) МИД РФ.
Основные положения диссертации были представлены на научных конференциях, а также в статьях в журналах, рецензируемых ВАК, общий объём составляет 3,5 печатных листа.
Структура работы
Работа состоит из введения, двух глав, включающих по два параграфа, заключения, а также библиографии.
II. Основное содержание работы
Во Введении сформулирована актуальность избранной темы исследования, дана характеристика степени её разработанности, определены объект и предмет исследования, цель и задачи работы, теоретико-методологические основания диссертации и её практическая значимость, апробация работы, её научная новизна и положения, выносимые на защиту.
Глава 1. «Обоснование дискурсивного подхода к социологическому изучению практик политического террора» посвящена анализу трансформаций, которые претерпевает практика терроризма в современном мире, а также выстраиванию научных критериев, которым должен отвечать теоретико-методологический инструментарий, необходимый для их валидного анализа. Определены те исследовательские подходы к проблеме терроризма, которые преобладают в настоящее время в социологическом знании, проведена инвентаризация их познавательных возможностей и характерных для них теоретико-методологических ограничений.
В первом параграфе «Наднациональный характер терроризма радикального модерна» определены основные черты современных вооруженных экстремистских группировок, замкнутых на движение всемирного джихада и проанализированы идеологические дискурсы, отличающие их от террористических организаций индустриального модерна. Выявлены значительные трансформации в том, что касается их организационной структуры, стратегических целей, тактических средств, а также отношений с институтами власти.
В диссертации раскрываются отличительные параметры террористических организаций эры индустриального модерна и современных вооруженных экстремистских группировок. Первые в большинстве своём действовали локально – в какой-либо отдельно взятой стране, а их противниками были политические режимы бывших метрополий, либо соседние государства, в отношениях с которыми присутствовала давняя и, как казалось, непримиримая вражда.
Идеологические дискурсы этих организаций неоднородны – от троцкизма до религиозного консерватизма. В практическом плане конечная цель большинства из них состояла в отстаивании интересов своей нации, в укреплении её суверенитета или расширении культурной автономии. Другая черта организаций этого типа дискурса – претензия на легитимность. В большинстве своём они не только настаивали на том, что их требования законны, но и действуют как бы в том же правом поле, что и их оппоненты.
С середины 90-х годов, когда набирают силу тенденции радикального модерна, ситуация начинает ускоренно и неуклонно меняться. К концу первой декады 2000-х годов на пике террористической активности находятся организации уже иного – наднационального типа. Инициативу перехватывают сетевые объединения исламистского толка, авангардом которых является Аль-Каида. Уже на этапе своего становления это движение не замыкается в границах отдельных государств, а складывается как космополитическая организация. Формируется соответствующий идеологический дискурс: конечная цель видится не в склонении на свою сторону отдельных политических режимов, но в воссоздании объединённого халифата от юга Испании (Андалузия) до Индонезии. В результате стремительных трансформаций Аль-Каида приобретает гибкую и довольно мобильную структуру, отличную от иерархий армейского типа. В сфере идеологии национализм, как и национально ориентированный социализм, вытесняются космополитической версией ислама. Легитимность, венчающая историческую справедливость, не является больше конечной целью террористов. Столкновение Мира Ислама и Мира Порока исключает юридические компромиссы. Вопрос в сложившейся ситуации ставится не о предоставлении суверенных прав, привилегий, территориальных уступок, а о пересмотре критериев выстраивания в мире социального порядка.
Показана взаимосвязь между динамикой этих изменений и характером тенденций, определяющих всемирный социально-политический порядок в эру радикального модерна. Значительная роль отводится таким факторам как необратимость процессов глобализации и устоявшееся, согласно И. Валлерстайну, деление современного мира на зоны периферии, полупериферии и центра. Движение транснациональных капиталов и движение исламистского экстремизма происходят в противоположных направлениях. Первое берёт начало от относительно благополучных регионов полупериферии и состоит в перемещении накопленного богатства в центральную часть миро-системы, укрепляя экономическую мощь и политическое влияние сложившегося там полюса власти.
Второе, циркулируя по наиболее проблемным участкам полупериферии, устойчиво клонится к беднейшим странам, на глубокую периферию, где ещё остаются резервы для внедрения в сознание бедствующих масс идей исламизма и вовлечения их в вооружённую борьбу. Его успешности во многом способствует фактор исчерпанности идеологического дискурса антисистемых или национально-освободительных движений эры индустриального модерна.
Принципиально новым вызовом являются труднопредсказуемые последствия космополитизации обществ, появление неизвестных ранее очагов межкультурной и межэтнической напряжённости, обусловленных особенностями мультикультурной среды, распространение западных ценностей и норм.
Тем самым обосновано, что анализируя терроризм как явление в целом и его социальные предпосылки в частности необходимо учитывать динамику предмета изучения – идеологического дискурса терроризма, его способность менять свои характеристики и свойства. Таковые на сегодняшний день детерминированы рядом динамичных процессов, диктуемых глобализацией и космополитизацией и определяются переходом общества из фазы индустриального модерна в состояние радикального модерна. Соответственно при выборе адекватного методологического подхода в данном случае требуется учитывать, что развёртывание активности террористических организаций всё в большей степени продиктовано переходом к качественно иному идеологическому дискурсу.
Во втором параграфе «Критический анализ объективистского подхода к изучению терроризма: использование дискурсивного метода» отражено противоречие между динамичными изменениями, которые претерпевают практики политического террора, и тем статичным теоретико-методологическим подходом к их изучению, который преобладал в прошлом столетии в социологии.
Объективистский подход к изучению терроризма сформировался в 70-е годы прошлого века, и акцент в нём делается на нахождение некоей материальной, экономической, структурной основы «универсального» толка. При таком рассмотрении терроризм заведомо представляется чем-то статичным и единообразным, неизменным для всех культур, стран и эпох, а различия в его формах и методах считаются не более, чем внешними проявлениями некоей единой сути. Данный подход акцентирован на поиске единого и исчерпывающего определения терроризма либо заменяющей его типологии.
Сформировалась убеждённость в том, что можно и даже необходимо составить упорядоченные определения или классификации, которые выстроят в логически связанные цепочки и захваты заложников на авиарейсах, и покушения на глав государств, и вывод из строя компьютерных сетей, и военные преступления прошлого, и банальное телефонное хулиганство. Все эти отличные друг от друга деструктивные практики, воспроизводимые людьми из разных культур, часто по несхожим мотивам, должны были, согласно объективистскому подходу, составить единое целое, наделённое общим смыслом «терроризм».
Основная предпосылка появления такой исследовательской позиции состояла в том, что в эру индустриального модерна в социологии доминировала позитивистская метапарадигма (структурный функционализм, марксизм), опиравшаяся на принципы эволюционной линейности и «объективные» закономерности.
Такое положение дел породило весьма сложную проблему теоретико-методологического плана: обнаружилась принципиальная невозможность выработать всеохватывающее определение терроризма. Вслед за терактами, до мелочей проанализированными экспертными сообществами, получившими политическую оценку, пошедшими юридическую кодификацию, возникали и продолжают возникать неизвестные ранее проявления вооружённого экстремизма. Неся в себе как уже известные, так и новые черты террористической деятельности, они при этом проявляют себя совершенно в ином социальном, политическом и культурном контексте (социальные сети, компьютерные технологии).
Валидное объяснение социальной сути терроризма возможно с учётом специфики дискурсов, которые повествуют о нём, дают ему оценку, помещая его тем самым в определённый социокультурный контекст. Теракт всегда является прямым, последовательным и логичным продолжением тех дискурсивных практик, которые регулируют жизнь людей, вставших на путь полного и бескомпромиссного несогласия с существующим социальным порядком. Их действия в этом случае являются ритуалом отрицания официальной власти и одновременно напоминанием о той альтернативной нормативности, о том понимании мира, которые они считают приемлемым и единственно правильным. В этих дискурсах терроризм находит своё оправдание и обретает в собственных глазах неподсудность.
Поэтому для того, чтобы выявить корни различий между терроризмами в различных обществах, в разные эпохи, будь то индустриальный модерн, традиционное общество или модерн радикальный, представляется необходимым анализировать не столько внешний облик тергруппировок и особенности их тактики, сколько те изменения, которые претерпевают их идеологические дискурсы в конкретное историческое время. Это то, что остаётся незаметным и недоступным для объективистского подхода, который принимает во внимание лишь оторванные от социального контекста события и действия.
Объективистско-линейный подход в силу своей специфики не позволяет достичь ту цель, которая изначально им же и ставится – определить природу терроризма через понятие или типологию. Из-за присущей ему статичности, неспособности охватить реалии нелинейной социокультурной динамики, он не даёт возможности сформулировать, в чём состоят различия между терроризмом индустриального и радикального модерна, а также составить полное представление о том, что представляют собой подобного рода угрозы в обществах традиционного типа. Для решения проблемы необходимо применить рефлексивный подход, предполагающий учёт специфики тех дискурсов, которые определяют отношения власти в обществах, столкнувшихся с проблемой терроризма.
Глава 2. «Изменение дискурсов терроризма: обусловленность техниками власти» содержит сравнительный анализ идеологических дискурсов, направляющих деятельность террористических организаций в эру индустриального, а затем радикального модерна. Приведена типология социальных утопий, на основе которых сформировались эти дискурсы, выявлена их зависимость от техник осуществления власти, характерных для индустриальных и национально ориентированных обществ, с одной стороны, и глобализированных сложных социумов, подвергшихся воздействию процесса космополитизации, с другой.
В первом параграфе «Особенности дискурсов терроризма в обществах индустриального модерна как следствие появления дисциплинарной власти» раскрыта основополагающая роль феномена социальной утопии в появлении дискурсов политического террора «национально-освободительного» и «социально справедливого» типа. Выявлена их взаимосвязь с механизмами осуществления власти, характерными для обществ индустриального модерна и основанных на сочетании дисциплинарной нормативности и тотального контроля.
Появление терроризма в этот период связано с формированием знания о том, что должно представлять собой политическое управление. На смену принципу обладания территорией и подчинения населяющих её подданных путём применения силы, приходит принцип заботы о всеобщем благосостоянии. Следствием такого смещения акцентов стало формирование дискурсов социальной утопии, центрированных на проектах государства всеобщего благоденствия и справедливости.
Результаты проведённого анализа показывают, что идеологические дискурсы, характерные для того или иного типа терроризма обусловлены особыми механизмами осуществления власти, которые заключаются в применении тактик нормализации поведения и мышления людей, установления тем самым над ними контроля. Применением этих тактик определяются формы и виды политической, этической и научно-мировоззренческой вердикции, которые преобладают в той или иной общественно-политической формации и задают параметры дискурсивных отношений при распределении властных полномочий. Соответственно революционные идеологии эры индустриального модерна имеют в качестве необходимого условия для воспроизводства в общественном сознании применение техник дисциплинарной власти.
Параграф второй «Терроризм в условиях сложного общества» посвящён специфике идеологических дискурсов политического террора в эру радикального модерна. Выявлены социально-политические предпосылки, обеспечивающие преобладание среди вооружённых экстремистских группировок идеологии всемирного джихада. Проанализированы изменения, происходящие в механизмах отправления власти, которые задают параметры утопического сознания, ориентированного на религиозный фундаментализм и способствуют воспроизводству исламистских дискурсов.
Появление джихадистского террора связано со становлением в современном мире качественно иного типа общества – сложного. Это означает наступление эпохи неопределённости, в которой преобладают тенденции спонтанной самоорганизации, нелинейности и альтернативности развития. Нормой становятся состояния бифуркации и прогрессирующий рост культурно гибридных компонентов. В этих условиях функции власти во всей своей полноте уже не могут быть сосредоточены ни в полномочиях статичных политических институтов, ни в скрытых в теле обществах техниках регламентации и надзора, поскольку растёт число как отдельных людей, так и социальных общностей, которые существуют в своих автономных темпомирах, в режиме самоопределения.
Отличие техник власти в сложных обществах от механизмов нормализации и контроля в эру индустриального модерна состоит в следующем. Во-первых, современная космополитизирующаяся власть (означает плюрализацию политических и экономических акторов на мировой арене, включая власть политических террористических акторов)[49]
экстерриториальна и мобильна, её позиция сводится к игнорированию жизненных планов тех, кем она управляет. В то время как в мире дисциплинарности власть привязана к конкретному месту и не только вынуждена считаться с волеизъявлением подчиненного большинства, но стремиться направлять и корректировать это волеизъявление.
Во-вторых, если дисциплинарная власть делает акцент на применении методов надзора и контроля, призванных постоянно улучшать существующий порядок, то космополитизирующаяся власть активно манипулирует с состояниями неравновесия, вызывая перепады социально-политической нестабильности, нередко переходящие в хаос.
В-третьих, стержнем и оправданием дисциплинарной власти первого модерна была идея построения государства всеобщего благосостояния, выраженная в дискурсах либеральных и социалистических-коммунистических идеологий. Поэтому идентичность индивида в этот период формировалась как некий сплав ментальности и практических навыков, необходимых для построения такого государства.
Космополитизирующаяся власть радикального модерна более не признаёт безраздельной неприкасаемости национальных суверенитетов, а потому государства, если и нужны ей, то не для того, чтобы объединять людей для лучшей жизни. Их задача – в выполнении функций контроля над природными и людскими ресурсами. Механизмы принуждения этого типа власти состоят в склонении человека к индивидуализации, предполагающей бесконечное количество жизненных альтернатив, а потому вызывающее чувство потерянности, рассеянности и беспомощности. В сложных обществах по-другому стали функционировать дискурсы власти, насаждаемая ими нормативность распространяется по иным каналам, нежели то было в индустриальных обществах.
Утопический дискурс всемирного джихада в значительной степени отражает мировоззрение, характерное одновременно и для консервативного и для религиозно-мистического сознания. Заброшенность на периферии развитого мира, невозможность разобраться в происходящем, сделать выбор в пользу того или иного типа рациональности в динамично меняющейся ситуации, заставляет людей обращаться к интуитивным предпочтениям, которые в значительной степени отражают их подавленные переживания, и практически не согласуются с окружающими реалиями. Трансформации, которые претерпевают дискурсы терроризма в сложных обществах радикального модерна, есть следствие динамики перераспределения власти, появления новых механизмов её отправления.
В Заключении изложены итоги выполненного исследования, рекомендации, перспективы дальнейшей разработки темы.
Список публикаций по теме диссертации
1. Долгий В.И. Антитеррористический дискурс: обусловленность характером общества // Вестник МГИМО-Университета, 2011. № 6. С. 196-203.
2. Долгий В.И. Особенности рефлексивного подхода к интерпретации проблемы терроризма // Социальная политика и социология, 2008. № 2. С. 244-252.
3. Долгий В.И. Сравнительный анализ социологических подходов к изучению терроризма // Вестник МГИМО-Университета, 2011. № 2. С. 209-215.
4. Долгий В.И. Становление терроризма с наднациональным характером: фактор космополитизации // Вестник МГИМО-Университета, 2013. № 2. С. 192-196.
5. Долгий В.И. Теракты и общественное мнение // Обозреватель, 2007. № 2. С. 100-107.
[1] См.: Кравченко С.А. К итогам VIII конференции европейской социологической ассоциации. // Социологические исследования, 2008. № 2 (286). С. 5.
[2] См.: Троцкий Л. Перманентная революция. М.: АСТ, 2005.
[3] См.: Кропоткин П. Хлеб и воля. М.: Правда, 1990.
[4] См.: Райх В. Фашизм и психология масс. М.: АСТ, 2004.
[5] См.: Маркузе Г. Одномерный человек. М.: Riefl-Book, 1994.
[6] См.: Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: АСТ, 2007.
[7] См.: Wilkison, P. Terrorism and Liberal State. London: McMillan, 1986.
[8] См.: Crozier, B. Terrorism Activity: International Terrorism - Washington D.C.: United States Senate, 1975.
[9] См.: Livingstone, N.C., Amond, T.E. Fighting Back. Lexington, MA: D.C. Heath, 1986.
[10] См.: Laqueur, W. The Age of Terrorism. Boston: Little, Brown, 1987.
[11] См.: Chomsky, N. International Terrorism: Image and Reality, in A George, Western State and Terrorism. Routlege, New York, 1991.
[12] См.: Bell, J.B. Transitional Terror. Washington, D.C.: American Enterprise Institute, 1975.
[13] См.: Schmid, A. Political Terrorism: A Research Guid to Concept, Theories, Data Bases and Literatures, North-Holland, Amsterdam and New Brunswick, U.S.A., 1984.
[14] Cм.: Boyce, D.J. A Gallous Story and Dirty Deed: Political Martyrdom in Ireland since 1867// Ireland’s Terrorist Dilemma. Oxford, 1986.
[15] См.: Hartigan, M. O’Day, A. Irish Terrorism in Britain: A Comparison between the Activities of the Fenians in the 1890-s and those of Republican Groups since 1972 // Ireland’s Terrorist Dilemma. Oxford, 1986.
[16] См.: Carre, Olivier. Proche Orient Entre Guerre et la Paix. EPI Editeur, Paris, 1974.
[17] См.: Ландабасо Ангуло А.И., Коновалов А.М. Терроризм и этнополитические конфликты. М.: Огни, 2004.
[18] См.: Хенкин С.М., Самоскина Е.С. Баскский конфликт: истоки, характер, метаморфозы. М.: МГИМО-Университет, 2011.
[19] См.: Кепель Ж. Джихад. М.: Ладомир, 2004.
[20] Звягильская И.Д. Этно-политические конфликты в современном мире // Этносы и конфликты на Востоке: конфликты и взаимодействие. М.: МГИМО-Университет, 2005.
[21] См.: Антипенко В.Ф. Борьба с международным терроризмом: международно-правовые подходы. Киев: Юнона-М, 2005.
[22] См.: Антонян Ю.М.Терроризм. Криминологическое и уголовно-правовое исследование. М.: Щит-М, 1998.
[23] См.: Бояр-Созонович Т.С. Международный терроризм: политико-правовые аспекты. Киев: Лыбедь, 1991.
[24] См.: Эфиров С.А. Терроризм: психологические формы и правовые оценки // Государство и право, 1995, № 4.
[25] См.: Ляхов Е.Г. Терроризм и межгосударственные отношения. М.: Международные отношения, 1991.
[26] См.: Кожушко Е.П. Современный терроризм: анализ основных направлений. Мн.: Харвест, 2000.
[27] См.: Гушер А.И. Терроризм – общая угроза в XXI веке. // Вестник аналитики. М., 2001 № 2.
[28] См.: Крылов Н.Б., Решетов Ю.А. Государственный терроризм – угроза международной безопасности // Советское государство и право, 1987, № 2.
[29] См.: Дмитриев А.В., Запысин И.Ю. Религиозный терроризм: сущность, истоки, разновидности // Религия в самосознании народа (религиозный фактор в идентификационных процессах). М.: Институт социологии РАН, 2008.
[30] См.: Кузнецов В.Н. Безопасность через развитие. М.: Интел. Тех., 2000.
[31] См.: Яновский Р.Г. Социальная динамика гуманитарных перемен: социология Шанса для России на достойную и безопасную жизнь её народа. М.: Книга и бизнес, 2001.
[32] См.: Шульц В.Л., Цыганов В.В. Модернизация системы национальной безопасности: модели и механизма федеральной, региональной, муниципальной и корпоративной безопасности. М.: Наука, 2010.
[33] См.: Кравченко С.А. Риски в нелинейном развивающемся социуме // М.: Анкил, 2009.
[34] См.: Фуко М. Археология знания. Киев: Ника-центр, 1996.
[35] См.: Мангейм К. Идеология и утопия // Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1995.
[36] Cм.: Wallerstein, I. World-system Analyses: an Introduction. Durhem: University Press, 2004.
[37] См.: Bauman, Z. Globalization: The Human Consequences. New York: Columbia University Press, 1998.
[38] См.: Beck, U. World in Risk. Cambridge: Polity Press,2009.
[39] См.: Urry, J. Global Complexity. Cambridge: Polity Press, 2003.
[40] См.: Стенин В.С. От классической к постклассической науке (изменение оснований и ценностных ориентаций) // Ценностные аспекты развития науки. М.: Наука, 1990.
[41] См.: Князева Е.Н. Синергетически конструируемый мир // Синергетика: Будущее мира и России. М.: Издательство ЛКИ,
[42] См.: Кравченко С.А. Становление сложного общества: к обоснованию гуманистической теории сложности. М.: МГИМО (У) МИД РФ, 2012.
[43] См.: Внешняя политика России: Сборник документов. М.: Научная книга, 2004.
[44] См.: Организация Объединённых Наций и борьба с международным терроризмом. Сборник документов. Издание Совета Федерации РФ, 2006.
[45] См.: Country Reporton Terrorism 2012. US Department of State // http://www.state.gov/j/ct/rls/crt/2012/ index.htm
[46] См.: www.rusi.org/analisis
[47] См.: Zarate, J. C. Al Qa’ida in 2010: How Should The U.S. Respond? // Center for Strategic and International Studies, 2010, January 27, Statement before the House Armed Services Committee //: http://www.gpo.gov/fdsys/pkg/CHRG-111hhrg58293/pdf/CHRG-111hhrg58293.pdf
[48] См.: www.iss.org/publications.
[49] См. Beck, U. World at Risk. Cambridge: Polity Press, 2009.
