Семантический анализ информационной войны (на примере осетино-ингушского конфликта)
На правах рукописи
Кучумов Дмитрий Олегович
Семантический анализ информационной войны (на примере осетино-ингушского конфликта)
Специальность: 23.00.02 -
политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата политических наук
Ростов-на-Дону
2007
Кандидатская диссертация выполнена на кафедре политических институтов и процессов факультета социологии и политологии Южного федерального университета.
Научный руководитель доктор философских наук, профессор
Шпак Виктор Юрьевич
Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор
Золотухин Валерий Ефимович
кандидат политических наук, доцент
Черноус Виктор Владимирович
Ведущая организация Ростовский юридический институт МВД
России
Защита состоится 8 ноября 2007 г. в 13-00 часов на заседании диссертационного совета К.212.208.01 по политическим наукам при Южном федеральном университете по адресу: 344038, г. Ростов–на-Дону, проспект Нагибина, 13, ауд. 302
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Южного федерального университета (г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 148).
Автореферат разослан 4 октября 2007 года.
Ученый секретарь
диссертационного совета
кандидат философских наук, доцент С.П. Поцелуев.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования.
Явление информационной войны прочно вошло в систему современных отношений между участниками политической коммуникации. Подобную значимость информационная война приобрела благодаря распространению демократических институтов и, как следствие, возросшей зависимости политических решений от общественного мнения. Теперь для принятия решения, актору политической жизни недостаточно проработки вопроса узким кругом профессионалов, необходимо также одобрение со стороны целевой аудитории. В качестве таковой может выступать как население государства, так и жители его территориальной части, профессиональное сообщество.
В современном мире непрерывно ведется огромное количество локальных межгосударственных конфликтов. Наиболее характерен пример Соединенных штатов Америки, которые борются за экономические ресурсы стран третьего мира, расширяют рынки сбыта путем вооруженного вторжения, введения разного рода экономических и политических санкций и других силовых методов. Для обоснования подобной практики им необходимо непрерывно доказывать мировому общественному мнению превосходство своей формы государственного устройства и политического режима. Чем полнее мировое сообщество принимает аргументы этой сверхдержавы, тем шире полномочия США для вторжения во внутренние интересы того или иного государства. Поэтому самая важная для США война ведется не на полях сражений при помощи военной техники, а в когнитивном пространстве населения планеты с помощью информационных сообщений. Выигрывая войну информационную, США получают право вести вооружен- ные конфликты и, таким образом, наращивать свою экономическую и политическую мощь.
В России, после распада СССР, вследствие экономической, социальной и политической нестабильности на территории Северного Кавказа актуализировалось большое количество межэтнических конфликтов. Иногда эти конфликты приводят к прямым вооруженным столкновениям (Чеченская Республика и федеральный центр, Северная Осетия и Ингушетия, Чеченская Республика и Дагестан и пр.). Но одно из основных и внешне безопасных полей для выяснения межэтнических противоречий – информационная среда.
В осетино-ингушском конфликте существует ряд объективных противоречий: проблема территориального сосуществования, ряд вооруженных столкновений, религиозные различия. Но значительную роль в эскалации данного конфликта играет информационная составляющая. СМИ обеих республик активно формируют «образ врага». Ингуши и осетины ежедневно получают новые аргументы для ненависти друг к другу. И подобная ситуация, безусловно, может стать детонатором для очередного этапа вооруженного конфликта. Изучение технологий, которые применяются в процессе информационного противоборства, позволит выработать эффективные контрмеры для снижения градуса межэтнической напряженности. В данном диссертационном исследовании технологии информационной войны исследуются с одной стороны, сквозь призму семантики (научные наработки в этой области добавляют эффективности технологиям информационных войн), с другой стороны показывается, как применяются описанные технологии на конкретном примере – осетино-ингушском конфликте.
Важность и актуальность разработки данной темы диктуется тем, что с одной стороны роль информационной войны в современной политической практике приобретает все большую значи- мость, с другой – технологии, используемые при ведении подобного рода войн, в массе своей основаны на интуитивных соображениях или «здравом смысле».
Очевидно, что политическая наука призвана охарактеризовать информационную войну в политике как научную категорию и детально изучить ее политическую природу и содержание, понять сущность и структуру данного явления и разработать технологии как по эффективному ведению информационных войн, так и по технологиям противостояния информационного воздействия.
Степень научной разработанности проблемы.
Следует отметить, что в последние годы теоретические проблемы информационных войн являются объектом пристального внимания политологов, социологов, конфликтологов, философов, а также представителей других научных дисциплин.
Среди классических исследований проблемы информационных войн можно выделить, в первую очередь, труды социологов Г. Лассуэла и П. Лазерсфельда, которые впервые систематизировали и описали влияние СМИ на общественное мнение.
Смежная проблема — феномен «психологической войны» — отражена в работах Д. Волкогонова и Н. Живейнова. Среди концептуальных теоретических работ, затрагивающих проблемы философского осмысления сущности информационной войны, как одного из видов «нового оружия», необходимо отметить труды П. Вирильо и А. Зиновьева. Большое значение имеют работы И. Дзялошинского, А. Каптерева, А. Манойло и Д. Фролова о международном информационном обмене и аудиовизуального ландшафта — пространства «информационных войн».
Большой вклад в оценку положения, роли и места России в глобальном информационном пространстве внесли С. Кара-Мурза и А. Панарин. В конце XX века проблематика информационных войн вызывает более пристально внимание со стороны отечественных ученых, таких как Н. Волковский, В. Лисичкин, А. Мухин, В. Прокофьев, Л. Шелепини др. Создается базис для разработки концепций, описывающих данный феномен.
В настоящее время вырабатываются концепции и подходы к пониманию природы процессов, происходящих в ходе информационного противоборства. Стоит отметить работы И. Михальченко, Я. Мальцевой, И. Панарина, Г. Почепцова, С. Расторгуева и др..
Наиболее значимый вклад в исследование природы информационных войн внес Г. Почепцов. Будучи профессиональным лингвистом и филологом, в своих работах он уделяет значительное внимание семантическому аспекту проблемы.
Средства языка как инструмент политической власти разрабатывались в западной науке Р. Блакаром, Р. Румметвейтом и др. В отечественной науке эта проблема получила освещение в работах М.Ильина, С. Золяна, Г. Кульжановой, Г. Орловой и т.д. Но, справедливости ради, стоит отметить тот факт, что эти исследователи языка политики опирались, а порой и просто заимствовали подходы, гипотезы и теории, разработанные в рамках отечественной (М. Бахтин, Р. Якобсон, А. Лурия, А. Леонтьев.) и зарубежной (Э. Сепир, Б. Уорф, Ч. Пирс, Н.Хомский) лингвистики, психолингвистики и семиотики, выделяя суггестивный аспект языковых средств и закладывая его в основу языка политики.
Вместе с тем, следует подчеркнуть, что проблема политической информационной войны в ее семантическом аспекте еще не стало предметом актуализированного рассмотрения.
Объектом диссертационного исследования является феномен информационной войны в политике во всем его многообразии.
Предметом диссертационного исследования является семантический анализ информационной войны в политике на примере осетино-ингушского конфликта.
Исходя из этого, целью данной работы является анализ технологий ведения информационных войн в политике на примере осетино-ингушского конфликта.
Данная цель осуществляется путём решения следующих задач:
- определение сущностных свойств рассматриваемого явления и выработка понятия «информационная война в политике».
- рассмотрение особенности концепций информационной войны, изложенные зарубежными и отечественными авторами, определение логики развития концепций.
- семантический анализ информационных войн в политике.
- исследование основных технологий ведения информационных войн.
- выявление основных причин информационного аспекта осетино-ингушского конфликта.
- осмысление используемых технологий информационной войны в СМИ республик Северная Осетия-Алания и Ингушетия.
- выявление постоянно присутствующих и ситуативных информационных поводов в осетино-ингушском информационном конфликте.
Научная новизна диссертационного исследования определяется его целью и задачами и состоит в следующем:
- выделены принципиальные особенности рассмотрения информационной войны у китайских, американских и российских ученых;
- проанализированы особенности концепций информационной войны в зависимости от методов и понятийного аппарата их исследования;
- выделен и рассмотрен семантический аспект информационных войн в политике;
- выделены наиболее эффективные и часто применяемые методы информационной войны в осетино-ингушском конфликте;
- выявлены основные параметры осетино-ингушского информационного конфликта, определены его состояние и динамика;
- изучены основные технологии информационной войны в СМИ республик Северная Осетия-Алания и Ингушетия;
- проанализированы постоянно присутствующие и ситуативные информационные поводы в осетино-ингушском информационном конфликте, раскрыты причины этой конфликтности;
На защиту выносятся следующие положения:
- Американские авторы, считающие себя основоположниками современной концепции ведения информационной войны, изначально исходили из доминанты ведения информационных операций в ходе вооруженных столкновений и в этом они сузили для себя диапазон применения собственного информационного оружия. Китайские исследователи исходят из применения технологий информационной войны на государственном уровне и автономно от других способов противоборства. Российские исследователи информационных войн рассматривают данный феномен в широком контексте. Основа отечественных теорий заключается не в захвате информационного пространства, а в балансе сил и сдерживании манипуляционных натисков в информационном пространстве.
- На основе исторического измерения информационной войны в политике можно сделать вывод, что сложились два основных подхода к ее анализу. Сторонники одного подхода описывают явление информационной войны через ее влияние на массовое сознание, манипулятивный потенциал и психологическое воздействие информационных сообщений. Сторонники другого подхода описывают явление информационной войны как автономной системы в современном обществе при помощи технического, математического понятийного аппарата. Синтез исследований, описывающих информационную войну на основании различного категориального аппарата, позволит учесть всю полноту и многоаспектность этого явления.
- Семантический аспект информационных войн в политике заключается в том, что актор информационной войны использует многообразные средства языка для кодирования информационных сообщений. Подобный подход позволяет придать информационным сообщениям мощный суггестивный, манипулятивный потенциал.
- Основными технологиями ведения информационных войн в осетино-ингушском конфликте являются: «Приклеивание или навешивание ярлыков», «Перенос», «Ссылка на авторитеты», «Общий вагон», «Продвижение информации через медиаторов». Применение подобного многообразия технологий информационных войн позволяет средствам массовой информации контролировать убеждения своих сограждан и их отношение к соседней республике, а также – эффективно противостоять информационным атакам противоположной стороны в осетино-ингушском конфликте.
- Осетино-ингушский информационный конфликт является затяжным в силу отсроченности его разрешения и характеризуется чередованием в одной и той же структурной ситуации соглашений и информационного противоборства. Данная характеристика раскрывает нелинейную динамику осетино-ингушского информационного конфликта. Такого рода информационный конфликт длится не один год и не может быть разрешен, пока у федерального центра отсутствует комплексная программа по его урегулированию.
- Несмотря на значительный перевес в информационных ресурсах, Республика Северная Осетия-Алания гораздо более одно-образна в применении технологий информационной войны по сравнению с Республикой Ингушетия. Ингушская сторона, помимо применения классических СМИ – газеты, журналы, радио и телевидение – эффективно использует Интернет. В настоящее время, что признают даже осетинские авторы, Республика Ингушетия выигрывает информационную войну.
- В СМИ обеих республик постоянно присутствуют следующие информационные поводы: проблема Пригородного района, религиозные противоречия, интерпретация конфликта 1992 года и, в описываемый период, очень мощный ситуативный повод – теракт в г. Беслан. Главная причина информационной войны между РСО-А и РИ состоит в заинтересованности правящих элит республик в продолжении данного конфликта и культивировании «образа врага», чтобы переключить внимание своих сограждан с проблем коррупции, кланово-клиентельного принципа формирования политической элиты и экономического кризиса.
Теоретико-методологической основой диссертационной работы служит системный подход, позволяющий комплексно описать явление информационной войны в политике, в единстве и многообразии всех ее проявлений, указав на генезис и природу рассматриваемого явления.
Широко используется в исследовании исторический подход, позволяющий проследить генезис явления с учетом изменений, происходящих в структуре средств массовой информации и иных средств ведения информационных войн (компьютерные сети, Интернет и пр.).
Также в работе уделено внимание структурно-функциональному, технологическому, компаративистскому, семантическому и психолингвистическому и другим методам.
Применение в диссертационном исследовании комплексных методов позволяет провести технологический анализ информаци- онных войн в политике и придать совершенно новую значимость теоретическому обобщению собранного фактического материала по исследуемой проблеме.
Научно-теоретическая и практическая значимость работы. Результаты и выводы диссертационного исследования могут найти применения в комплексном исследовании информационных войн в политике, анализе их семантического аспекта.
Идеи и выводы исследования расширяют проблемное поле целого ряда политических дисциплин. В первую очередь, таких как политология, прикладная политология, государственное управление, теория политических коммуникаций, этнополитология, политическая конфликтология и других.
Апробация результатов исследования.
Основные положения диссертационной работы докладывались на пяти международных и региональных научно-практических конференциях.
Результаты данного научного исследования были апробированы при анализе информационной войны между республиками Северная Осетия-Алания и Ингушетия в 2004-2006 годах и закреплены в ряде аналитических записок и комплексном аналитическом обзоре по итогам 2005 года в рамках работы в Федеральной службе Росохранкультуры по ЮФО.
По теме диссертационного исследования опубликовано 9 публикаций общим объемом 2,7 п.л.
Структура диссертации обусловлена целью и задачами исследования, а также избранной автором логикой их раскрытия и включает в себя введение, две главы, состоящие из четырех параграфов, заключение и список литературы.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, раскрывается степень ее научной разработанности, определяются объект, предмет, цель и задачи, теоретико-методологическая основа исследования, характеризуется научная новизна, формулируются положения, выносимые на защиту, отмечается теоретическая и практическая значимость работы, приводятся сведения об апробации ее результатов.
В первой главе - «Теоретико-методологические основы анализа информационной войны в политике» - анализируется понятие, свойства и классификации информационной войны. Выделяется семантический аспект информационной войны и проводится анализ семантических методов ведения информационной войны.
Для выяснения понятия, свойств и классификации информационной войны в первом параграфе – «Информационная война: понятие, свойства и классификации» - большое внимание уделяется истории данного понятия. Историческое измерение анализа позволяет проследить становление категории информационной войны в научной традиции США, России, Китая, выявить принципиальные технологические различия в анализе понятия информационная война.
В работе указывается, что в настоящее время в теории политологии еще не выработано единое универсальное понятие информационной войны. Одним из первых теоретиков информационной войны признан Мартин Либики. В его работе «Что такое информационная война?», впервые опубликованной Национальным институтом обороны США, в 1995 г., само понятие не определено. Вместо этого Либики описывает формы информацион- ной войны, среди которых семь основных и двадцать дополнительных. Вся система «Information Warfare» описывается схемой, из которой и следует понятие «информационная война»[1].
Министерство обороны США ввело в действие «Объединенную доктрину информационных операций» в октябре 1998 года. Первоначально эта публикация называлась «Объединенная доктрина информационной войны». Позже она была переименована в «Объединенную доктрину информационных операций». Причина изменения состояла в том, чтобы разъяснить отношения понятий информационных операций и информационной войны.
Американский военный аналитик Ричард Шафрански рассматривает информационную войну в контексте вооруженного столкновения («warfare») как вооруженные действия, направленные против любой части системы знаний или предположений врага. «Противник» — это любой, чьи действия противоречат целям лидера. Вне государства это может быть «образ врага» или «не мы». Внутри врагом может быть предатель или путешественник, любой, кто противостоит или недостаточно поддерживает лидера, который управляет средствами информационной войны. Если члены группы не поддерживают цели лидера в ходе боевых действий, внутренняя информационная война (включая такие вещи, как пропаганда, ложь, террористические акты и слухи) могут быть использованы в попытке заставить их быть более лояльными к целям лидеров[2].
Китайский военный аналитик Ван Пуфэн[3], широко известный как основатель китайской информационной войны, дает ее все-
объемлющее рабочее определение. Информационная война является продуктом эпохи информации, который в сражении в большой степени использует информационную технологию и информационное оружие. Он составляет «се-тевизацию» (wangluohua) поля боя и является новой моделью для окончательной борьбы времени и пространства. В центре его — борьба за контроль над информационным полем боя, с тем, чтобы оказать воздействие или принять решение о победе или поражении.
Основываясь на большом количестве китайских первоисточников, Майкл Пилсбури доказывает, что «целью информационной войны по китайской литературе является информационное господство»[4]. Подобно американскому понятию «информационного превосходства» в информационной войне китайцы будут стремиться разрушить у противника процесс принятия решения, оказывая воздействие на способность противника получать, обрабатывать, передавать и использовать информацию.
Одним из первых отечественных ученых, кто создал целостную концепцию информационных войн, является С.П. Расторгуев. Для построения умозаключений С.П. Расторгуев искусно использует точно выверенный понятийный аппарат. Базовое понятие, применяемое им, — «информационная система». Из всего многообразия систем автор теории наиболее часто обращается к функционированию информационных самообучающихся систем (ИСС) — тех, которые претерпевают изменения при информационном воздействии.Человек, народ, государство представляют классические ИСС. Анализируя существующее положение вещей, он говорит о том, что наряду с защитой информации от внешних деструктивных угроз в современный период развития высоких коммуникационных и технологий и методик психологического развития в обществе возникает проблема защиты информационной системы от избыточного объема «некачественной» информации. Это связано с тем, что при получении информации информационная система перерабатывает ее по собственному алгоритму, при этом изменяя себя. Если на вход такой системы подать информацию, приводящую к ущербу для системы, то в результате можно добиться полного или частичного ее уничтожения[5].
Иной, более «прикладной» подход к пониманию и законам информационной войны можно наблюдать у Г. Г. Почепцова. Почепцов рассматривает информационные войны с точки зрения паблик-рилейшнз (ПР). В качестве субъекта информационной войны в его представлении выступают общности людей — нации, государства, коллективы компаний и др. Объектом же всегда является массовое сознание. В своей книге «Информационные войны» он описывает приемы и способы влияния на поведение социальных групп, подробно рассматривает различные аспекты, влияющие на эффективность информационного воздействия[6].
Одним из основополагающих тезисов данной концепции является утверждение о наличии двух автономных полей: пространства информации и пространства действия. С появлением возможности контролировать информационную реальность возникли варианты использования ее в качестве оружия.
Рассмотрев указанные концепции информационных войн, делаются следующие выводы. Основополагающим свойством информационных войн является их асимметрия, то есть латентность и направленность на наиболее уязвимые места в информационной обороне противника. Кроме того, в настоящее время их последст-вия могут быть сравнимы с применением кинетического оружия, когда расходы на проведение могут быть меньше в тысячи раз. Лидерами в разработке теории информационных войн являются исследователи из США, России и Китая.
Во втором параграфе – «Семантический аспект ведения информационных войн в политике» - проводится анализ семантических методик для создания наиболее эффективных, обладающих мощным суггестивным потенциалом сообщений, которые используются в информационной войне.
В диссертационном исследовании подчеркивается, что основа информационной войны – манипулятивное воздействие на аудиторию. Технологии подобного воздействия многообразны, но главное средство универсально – это информационное сообщение, переданное по каналам коммуникации. И от того, насколько эффективно сконструировано сообщение зависит его манипулятивный потенциал, степень воздействия на аудиторию. Поэтому, одной из важнейших задач для субъекта информационной войны является умение кодировать сообщения, распространяемые в период информационной войны. Под «семантическим аспектом» подразумевается использование разработок в области психолингвистики, лингвистики и, собственно, семиотики для конструирования эффективного сообщения.
Далее подчеркивается, что кодировка информации может служить цели речевого воздействия, а, следовательно, выступать мощным инструментом информационной войны, в силу того, что грамотно закодированная информация вызывает контролируемые эмоции и побуждает к заранее запланированным инициатором акта коммуникации действиям. Важность этого акта иллюстрирует- ся следующее высказывание Р. Блакара[7]. “Сложность взаимоотношений между языком и действительностью - одна из причин того, что выбор, осуществляемый отправителем в процессе кодирования, играет столь существенную роль в структурировании средствами языка”. И эффективное использование этой власти зависит от следующих компонентов: выбор/конструирование слов и выражений; создание новых слов и выражений; выбор грамматической формы; выбор последовательности; использование суперсегментных признаков; логические операции; номинализация; фоносемантические, аллитерационные и ритмические особенности звуковой формы; супраграфемика и топографемика; выбор макроструктур; когнитивные операции; и другие.
Выбор/конструирование слов и выражений. Наиболее распространенным и лучше всего освоенным языковым инструментом, который используется для целей речевого воздействия, конечно, является выбор слов и эквивалентных им сочетаний, в частности фразеологизмов. В силу разнообразия лексической семантики выбор слов оказывается универсальным инструментом, с помощью которого осуществляются самые разные виды воздействия.
Создание новых слов и выражений. Как писал Г.Маркузе[8], те, в чьих руках находится власть в обществе использует язык для того, чтобы установить и скрыть «реальную ситуацию». Например, в современной России фактическое отчуждение власти от народа препятствует возникновению гражданского общества в смысле саморегулируемой, независимой от властных органов силы, принимающей политические решения. Но и сам факт отчуждения власти (с соответствующим лексическим оформлением это- го явления) и «отсутствие гражданского общества» в лексике властных заявлений не представлено.
Выбор грамматической основы. Здесь имеется в виду, прежде всего, ударение: логическое и фразовое. Например, есть большая разница в том, как при помощи логического ударения закодировать следующую фразу.
Выбор последовательности при передаче информации влияет на запоминание. Основываясь на исследования в области психологии, можно кодировать сообщение таким образом, чтобы оно запоминалось с большой долей вероятности.
Использование суперсегментных признаков. Таковыми могут считаться - эмфаза (Термин «эмфаза» используется некоторыми авторами в качестве родового для фразы как выражения сильных чувств и контраста, как выделения одного элемента из ряда подобных), тон голоса и т.п. Используются подобные суперсегментные признаки в вербальной коммуникации. Восприятие информации будет лавировать существенным образом в зависимости от тона голоса на отдельном слове или эмоциональном ударении.
Логические операции: неоднозначность и имплицитная информация. Выражения естественного языка очень часто бывают неоднозначными, причем причины этого разнообразны – наличие у слов многих значений, неоднозначность синтаксических конструкций, неясность того, к чему относятся слова или местоимения. Все эти источники неоднозначности могут использоваться для «приглашения» слушающего ко вполне определенному, выгодному для говорящего пониманию, ответственность за которое говорящий в случае чего мо- жет отрицать.
Номинализация обозначает перевод словосочетания с глаголом в отглагольное существительное (захвачены заложники, захват заложников): при использовании пассивного залога информация о реальном производителе действия может не упоминаться без того, чтобы возникало ощущение неполноты сказанного; на первый план выходит само событие, а ответственность за него вроде бы никто и не несет.
Фоносемантические, аллитерационные и ритмические особенности звуковой формы. Из практики поэзии хорошо известен воздействующий потенциал отдельных звуков человеческой речи – так называемая фоносемантика, образуемая ассоциативной составляющей звуков и передающих их букв. Эти непосредственные связи между звуком и смыслом весьма смутны, с трудом поддаются прояснению и могут опровергаться множеством примеров, но они ощущаются, передаются и по крайней мере отчасти обладают общезначимостью – таковы звукоизобразительные ассоциации
Супраграфемика и топографемика (выбор шрифтовых гарнитур, средств шрифтового выделения – курсив, подчеркивание, разрядка, использование заглавных букв, варьирование насыщенности и размера шрифта) и топографемика (способы размещения печатного текста на плоскости).
Выбор макроструктур. Макроструктуры (относительно новый, но быстро ставший общеупотребительным термин нидерландского лингвиста Т.А. ван Дейка[9] ) – это такие средства организации языковых текстов, которые выходят за пределы предложения. Существуют макроструктуры, имеющие четко выраженные соответствия в поверхностной форме текста, и такие макроструктуры, которые организуют его содержательную сторону, притом, что форма их выражения может быть весьма разнообразной. К числу первых относятся диалогические макроструктуры, некоторые из «фигур речи», традиционно изучаемых в риторике, например параллелизм, а также некоторые другие макроструктуры – например списки. Ко вторым относятся так называемые нарративные структуры, в соответствии с которыми строятся рассказы о каких-то событиях.
Когнитивные операции. Составными частями модели мира являются метафоры, примеры и аналогии. Все они участвуют в осуществлении когнитивных операций, предполагающих соотнесение различных понятийных сфер и различных миров. Речевое воздействие инициирует эти когнитивные операции, и они часто рассматриваются (не совсем корректно) как принадлежность текста, а не модели мира, и как средство речевого воздействия. Точнее следует говорить о речевых средствах запуска когнитивных операций метафорического переноса, экземплификации и построения аналогии. Помимо метафор, примеров и аналогий, опирающихся на некоторый «запас» знаний, важную роль в общении играют также операции несколько иного типа – метонимический перенос.
Во второй главе – «Технологический анализ информационной войны в политике (на примере осетино-ингушского конфликта)» - проводится анализ технологий информационных войн, наиболее часто применяемых в ходе информационного аспекта осетино-ингушского конфликта.
В первом параграфе – «Технологии ведения информационных войн в политике» выделяется определенную часть технологий информационных войн, их вариантов и видоизменений, которая составляет «ядро» технологических элементов системы манипулятивного воздействия. Для этого используется комплексный критерий, который основывается на учете сочетания трех основных па-раметров: частоты использования технологий в различных информационных войнах; широты их применения в процессе информационных войн; степени действенности, связанной с повышением эффекта манипулятивного воздействия на человека.
С учетом данного комплексного критерия можно выделить группы манипулятивных приемов, имеющих наиболее универсальный характер, с высокой частотой встречаемости в различных технологиях информационных войн, имеющих сферу применения в таких информационно-коммуникативных ситуациях, как публичные дискуссии и групповые обсуждения, выступления на митингах и демонстрациях, в средствах массовой коммуникации, в межгрупповых и межличностных конфликтах, характеризующиеся достаточно высокой действенностью и влиянием на психику человека. Данные приемы характеризуются высокой степенью выраженности по всем трем параметрам выделенного комплексного критерия.
С точки зрения истории справедливо отметить, что одной из первых попыток систематизации приемов информационно-психологического воздействия на массовое сознание с помощью пропаганды, явилось описание в ряде зарубежных и отечественных источников технологии стереотипизации и «большой лжи», а также выделение следующих семи основных приемов информационно-психологического воздействия, достаточно широко известных специалистам как « азбука пропаганды»[10]
:«Приклеивание или навешивание ярлыков» (name calling); «Сияющие обобщения» или «блистательная неопределенность» (glittering generality}; «Перенос» или «трансфер» (transfer); «Ссылка на авторитеты», «по рекомендации», «свидетельства» или «свидетельствование» (testimonial); «Свои ребята» или «игра в простонародность» (plain folks); «Пе- ретасовка» или «подтасовка карт» (card stacking); «Общий вагон», «общая платформа» или «фургон с оркестром» (band wagon).
Эти семь основных приемов в систематизированном виде были сформулированы в США в конце 30-х годов в Институте анализа пропаганды. Известно, что основой для анализа этих приемов во многом послужила практика обработки массового сознания в фашистской Германии. Они нашли широкое применение в рекламно-пропагандистских акциях и в настоящее время активно используются российскими средствами массовой коммуникации.
Далее, дается оценка СМИ, связанная с внутриполитическими отношениями. Контент-анализ сообщений СМИ республик Ингушетия и Северная Осетия-Алания, с учетом их принадлежности к определенным политическим группам, помогает выявить направленность и конкретные цели воздействия на массовое сознание. В политической сфере это можно использовать для фильтрации входящих сообщений с целью оградить население республик от психологического манипулирования. Такая фильтрация не должна осуществляться путем введения тотальной цензуры, так как, во-первых, информационное пространство с каждым годом нивелирует значение географических границ, из чего следует вывод о невозможности полного блокирования неблагоприятного влияния. Во-вторых, существуют более простые в техническом плане и вместе с тем эффективные способы обеспечения информационной безопасности. И все же главным преимуществом и основой фильтрации негативного воздействия в данной сфере необходимо признать адекватную общественную, государственную и личную самооценку, а также осознание субъектами инфовзаимодействия вовлеченности в этот процесс, что позволит выявить изначально скрытые попытки манипулирования.
Во втором параграфе – «Осетино-ингушский информационный конфликт» - дается детальный анализ информационного конфликта между республиками Северная Осетия-Алания и Ингушетия. Ин- формационный конфликт между республики анализируется на основании постоянно присутствующих и ситуативных информационных поводов.
Кроме того, проводится качественный и количественный анализ информационного поля республик.
Отмечается, что одним из самых неспокойных регионов с точки зрения протекающих там политических и межэтнических процессов является в современной России Северный Кавказ. Регион, в котором печатное слово или статья в региональном издании способна спровоцировать серьезный конфликт. На Кавказе существует огромное количество находящихся в разной стадии эскалации межнациональных и межэтнических конфликтов. И порой достаточно одного конфликта-повода, который при помощи СМИ получает необходимую эмоциональную и оценочную окраску, для того чтобы застарелые конфликты переросли в вооруженное столкновение.
Согласно «Доктрине информационной безопасности», собственно информационная безопасность определяется как «состояние защищенности ее (РФ) национальных интересов в информационной сфере, определяющихся совокупностью сбалансированных интересов личности, общества и государства». При этом основным регулятором деятельности средств массовой информации является «Закон о СМИ», точнее ст. 4 этого Закона «Недопустимость злоупотребления средствами массовой информации». Основа этой статьи выражена в первом абзаце «Не допускается использование средств массовой информации в целях совершения уголовно наказуемых деяний, для разглашения сведений, составляющих государственную или иную специально охраняемую законом тайну, для призыва к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя и целостности государства, разжигания национальной, классовой, социальной, религиозной нетерпимости или розни, для пропаганды войны, а также для распространения передач, пропагандирующих порнографию, культ насилия и жестокости»[11].
Но ст. 4 – всего лишь законодательное основание для рассмотрения материала. Для того чтобы привлечь СМИ к ответственности необходимо провести лингвистическую экспертизу, дать заключение, квалифицировать материал, как нарушающий ст.4, вынести предупреждение редакции. Достаточно 2 предупреждений в течение года для ликвидации СМИ. Редакция имеет право подать апелляцию и существенно затянуть процесс наказания. И даже если у СМИ будет отозвано свидетельство о регистрации, регистрация нового издания занимает меньше месяца. В итоге мы получаем практически неконтролируемые СМИ, способные распространять любую информацию и получать за это минимальные взыскания.
Единственным серьезным ограничителем для региональных изданий служит региональная же власть. Не секрет, что около 80 процентов общественно-политических СМИ регионов РФ дотируются из бюджета. Поэтому, содержательный анализ региональных СМИ дает нам не только и не столько понимание редакционной политики того или иного издания, но, что более важно, - понимание информационной политики региональных элит.
Анализ осетино-ингушской информационной войны проводится на основе постоянно присутствующих и ситуативных информационных поводов. Темпоральную основу анализа составляет конец 2004 – середина 2005 года, как наиболее концентрированный период межнациональных противоречий в информационном поле.
Постоянно присутствующие информационные поводы, касающиеся осетино-ингушских отношений: миграционные процессы, связанные с притоком беженцев из Республики Ингушетия; проблема Пригородного района РСО-А; самоидентификация осетинского и ингушского этносоциальных сообществ; религиозные противоречия (православие VS ислам) ; интерпретация конфликта 1992 года.
Ситуативный информационный повод: террористический акт в г. Беслан.
Далее, делается вывод относительно главной причины информационного противоборства двух республик. Как это ни парадоксально, информационная война между двумя республиками нужна, прежде всего, не рядовым гражданам РСО-А и РИ, и, конечно, не федеральному центру, а правительствам Осетии и Ингушетии. Экономическая и социальная сферы обеих республик находятся в жесточайшем кризисном состоянии. Причина подобного положения – коррупция, порожденная кланово-клиентельным способом формирования политических и бизнес элит. И, создав образ врага, обвинив во всех бедах республики своего соседа, элиты продолжают узурпировать власть и объяснять кризисное положение дел в своей республике затянувшимся конфликтом с соседом.
В Заключении подводятся итоги диссертационного исследования и намечаются перспективы дальнейшей разработки данной проблематики.
По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:
1. Кучумов Д.О. Информационное поле республики Северная Осетия-Алания (по материалам СМИ РСО-Алания за 2005 год)// Кавказ: история, культура, традиции. Ростов-на-Дону. ЮРГИ 2006. – С.222 -224. - 0,2 п.л.
2. Кучумов Д.О. Информационное поле республики Ингушетия (по материалам СМИ Республики Ингушетия за 2005 год)//Кавказ: история, культура, традиции. Ростов-на-Дону. ЮРГИ 2006. – С.171-173. -0,3 п.л.
3. Кучумов Д.О. Два фронта информационной войны в республике Северная Осетия-Алания (По материалам СМИ РСО-А за 2005 год) //Ученые записки НОУ ВПО РИЗП. Выпуск Х. Ростов-на-Дону. 2006 – С.67-70. -0,3 п.л.
4. Кучумов Д.О. Осетино-ингушская информационная война: проблема пригородного района (Анализ СМИ РОСО-А за 2005 год) // Труды аспирантов и соискателей Ростовского государственного университета. Том ХII. Ростов-на-Дону. 2006. – С.321-329. - 0,3 п.л
5. Кучумов Д.О. Мониторинг СМИ Республик Ингушетия и Северная Осетия-Алания 2005-2006 гг.: теракт в Беслане // Кавказ: современные политические процессы. РРО МО РАПН. Ростов-на-Дону. 2007 – С.170-171. -0,2 п.л.
Статьи, опубликованные в изданиях Перечня ВАК Минобрнауки России:
- Кучумов Д.О. Проблема региональной информационной безопасности (на примере освещения в региональных СМИ террористического акта в г. Беслан) // Безопасность Евразии. – Москва, 2007, № 4. – С.53-56. - 0,5 п.л..
Подписано в печать 17.09.2007.
Формат 60х84 1/16. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,5.
Тираж 100 экз. Заказ № 22.
Издательство ГОУ ДПО «Ростовский областной институт повышения квалификации и переподготовки работников образования»
344011, Ростов-на-Дону, пер. Гвардейский, 2/51 пер. Доломановский.
[1] Libicki М. С. What is Information Warfare? — Washingon, 1995.
[2] Szafranski, R. Theory of Information Warfare: Preparing For 2020. Washington, 1995.
[3] Arquilla J., Karmel S. Welcome to the Revolution in Chinese Military Affairs // Defense Analysis.
1997. — № 3, December. — p. 259.
[4] Pillsbury M. China's Military Faces the Future. — Washington DC, 1999. — P. 69.
[5] Расторгуев С. П. Информационная война. — М., 1998
[6] Почепцов Г. Г. Информационные войны. — М., 2001.
[7] Блакар Р. Язык как инструмент социальной власти// Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987.
[8] Маркузе Г. Одномерный человек. Исследование идеологии развитого индустриального общества. Пер. с англ. М.: REFL-book, 1994
[9] Дейк Т. А. ван. Вопросы прагматики текста.// Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 8. Лингвистика текста. - М., 1978.
[10] Jowett G. S., O'Donnel V. Propaganda and Persuasion. — Newbury Park, 1992.
[11] Баконин А.Д. Закон и СМИ. Сборник законодательных и нормативных актов — Спб, 2004.
