Политические механизмы и технологии российско-белорусской интеграции
На правах рукописи
Бахлова Ольга Владимировна
ПОЛИТИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ И ТЕХНОЛОГИИ
РОССИЙСКО-БЕЛОРУССКОЙ ИНТЕГРАЦИИ
Специальность 23.00.02 – политические институты,
этнополитическая конфликтология, национальные и
политические процессы и технологии
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора политических наук
Москва 2007
Работа выполнена на кафедре политического анализа факультета государственного управления Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова
Научный консультант: доктор политических наук, профессор
Доленко Дмитрий Владимирович
Официальные оппоненты: доктор политических наук, профессор
Василенко Ирина Алексеевна
доктор философских наук, профессор
Краснов Борис Иванович
доктор политических наук, профессор
Морозова Елена Георгиевна
Ведущая организация: Московский государственный институт
международных отношений (Университет)
МИД РФ
Защита состоится 29 мая 2007 года в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д 501.001.27 при Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова по адресу: 119992, Москва, ГСП-2, Ленинские горы, МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов, аудитория 459
С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале научной библиотеки МГУ имени М. В. Ломоносова (1-й корпус гуманитарных факультетов).
Автореферат разослан «____» ___________ 2007 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
д. полит. н., доцент Г. В. Пушкарева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования. Интеграция является одной из определяющих тенденций развития современного мира, порождающей серьезные качественные изменения. Трансформируется его пространственная организация: выделяются т. н. институированные регионы, взаимодействие в которых приобретает разные формы, вплоть до внедрения элементов наднациональности. Включенность в формирующуюся систему приобретает стратегический характер для государств, имеющих соответствующий потенциал играть важную роль в мировой политике и эффективно решать вопросы внутреннего развития в свете обострения глобальных проблем, стирания грани между внутренней и внешней политикой как следствия глобализации.
Однако изначально сдерживающим политическим условием для государств является необходимость поступиться частью суверенных прав и полномочий, т. е. фактически уменьшить свою власть в пользу общих органов, причем оно значимо как для давно существующих государств-наций, так и для новых независимых государств, воспринимающих вопросы ограничения суверенитета особенно болезненно. Это базовое условие действует в нескольких проблемных измерениях: 1) идентичности и лояльности населения интегрирующихся государств, связанных с обеспечением эффективности интеграционных объединений и легитимности наднациональной власти; 2) внутриполитическом, где идея интеграции нередко используется различными акторами как инструмент реализации собственных интересов.
Участие в интеграционных процессах и выявленные компоненты, несомненно, важны и для России, как заметного игрока в мире и на постсоветском пространстве, где сохраняется сочетание фрагментации и попыток интеграции. Непосредственно для России на данном направлении решаются вопросы ее статуса, идентификации как европейской / евразийской державы, формы политико-территориального устройства. Эффективная интеграционная политика может способствовать и созданию благоприятного внешнего окружения, необходимого для стабильной внутриполитической ситуации. При этом Россия, как федеративное государство, располагающее огромным историческим опытом межцивилизационного сосуществования, обладает хорошими возможностями в плане интеграционного взаимодействия как инструмента политического и культурного диалога, оформления целостного пространства, создания жизнеспособных сложных образований. Вместе с тем, переплетение политических, экономических и иных объективных и субъективных элементов прошлого и настоящего в ее политике, как и других постсоветских государств, образующихся под влиянием внутренних и внешних процессов, приводит к появлению противоречий, цикличности, неоднородности и даже конфликтности отношений.
Российско-белорусские отношения в данном смысле предстают своеобразной экспериментальной моделью для пространства СНГ. Проблема, однако, заключается в том, что полностью устранить имеющиеся препятствия, учитывая особенности социально-экономической и политической систем, территориальной организации обоих государств, невозможно. Следовательно, первостепенное значение в российско-белорусской интеграции в политической плоскости имеет нахождение максимально возможного для обеих стран предела сближения, без разрушительного воздействия на их внутреннее устройство, легитимного в представлении политических элит и населения РФ и РБ. В связи с этим интеграция России и Белоруссии носит прогнозно-поисковый характер, требуя надлежащего теоретического обоснования и выработки опирающейся на него оптимальной сбалансированной модели.
Степень научной разработанности проблемы. Сущность интеграции и различные аспекты интеграционных процессов изучаются с точки зрения цивилизационного, геополитического, геоэкономического, правового и иных подходов. Как правило, они рассматриваются в тесной связи с процессом глобализации, через призму ее негативных и положительных последствий. В центре внимания авторов – вопросы роли национального государства, «размывание» его суверенитета, проблемы идентичности. В рамках коммунитаризма и социологического институционализма предполагается необходимость «многослойного управления» и «всемирного сообщества сообществ», непременным элементом которых должны быть региональные наднациональные (политические) союзы, базирующиеся на принципе субсидиарности (А. Мартинелли, А. Этциони и др.). Однако в процессе их создания отвергаются модели строительства нации и «плавильного котла». Предпочтительный геокультурный проект для таких союзов – это «мультикультурная единица с ядром общих ценностей», а главная цель-принцип – «единство в многообразии». Региональные объединения интерпретируются также как наиболее продуктивная форма современной социальной солидарности этнокультурных сообществ[1]. Включенность в универсальные и региональные объединения, несмотря на обострение проблемы идентичности и самосознания населения (З. Бауман, В. Ковальский, Дж. Б. Нойманн)[2], признается содействующей увеличению регулирующего потенциала национального государства.
В геополитических и геоэкономических концепциях внимание акцентируется на пространственных аспектах интеграционных процессов. Для представителей концепции «нового регионализма» типична констатация образования дуалистической конструкции мироустройства, включающей национальные государства и разнообразные «сообщества-интегрии»[3]. Н. А. Косолапов, во многом продолжая концепцию «стратегической нестабильности» А. С. Панарина, поднимает проблему легитимации западной системы пространств как глобальной и создания Россией «альтернативной» пространственной системы[4].
Особое значение имеют работы, в которых освещаются общетеоретические вопросы региональной интеграции и подводятся итоги ее концептуального анализа. Первостепенную важность имеют труды таких известных теоретиков интеграции, как Й. Галтунг, Э. Моравчик, Э. Хаас, Ф. Шмиттер, А. Этциони и др., а с точки зрения их интерпретации – исследования Н. Б. Шеленковой, В. Г. Шемятенкова, Р. Купера[5]. При этом роль Европейских сообществ как «пионера интеграции» во многом стимулировала развитие интеграции и способствовала превращению концепций европейской интеграции в базовый компонент всех теоретических изысканий. Несмотря на идеологизированность, существенную информацию в области концептуального анализа интеграции предоставляют работы советского периода – Ю. А. Борко, Ю. В. Шишкова и др. Особо отметим вклад в изучение политических аспектов интеграции В. Г. Барановского[6]. Соответствующие условия определили и складывание теории социалистической интеграции (М. М. Максимова и пр.), в которой подчеркивались прогрессивность нового типа интеграции, не ущемляющей интересы государств, первичность экономической интеграции как основной формы выражения интернационализации производства[7].
Выделение «третьего мира» обусловило формирование нового направления исследований – теории интеграции развивающихся государств, разрабатываемой как в СССР и на Западе, так и в самих развивающихся странах (В. В. Шмелев, Дж. Най, В. Уркиди и др.)[8]. Особое внимание в ней уделялось социально-политическим факторам, а интеграция трактовалась как средство для объединения усилий по преодолению отставания, отпора политике неоколониализма и т. п. Специфические условия развития стран «третьего мира» побуждали многих авторов констатировать прохождение ими только «прединтеграционной» стадии и создавать новые концепции – «периферийной экономики», «опоры на собственный силы», «структурной адаптации», «агрегированной мощи», «региональной сопротивляемости» и т. д.
Политико-правовые аспекты интеграционных процессов в различных регионах мира анализируются с позиций теории интеграции, общей теории права, постмодернистских, неореалистического и неолиберального подходов, концепций модернизации. В этой обширной группе выделяется несколько узловых направлений исследований.
1. Анализ трансатлантических отношений, роли Европы и других регионов в современном мире с учетом долговременных тенденций и стратегических вызовов, внешнего влияния на процессы интеграции. Активно разрабатываются темы «отчужденного партнерства» США и Европы (Ф. Кэмерон, Д. Нелсон, М. А. Троицкий), «креативности» Европы как «интеграционного гуру», ее идеологической модели – «европейской мечты», основанной на стремлении построить политическую систему без жесткого применения силы, путем «мягкого лидерства» и т. п. (Р. Кейган, Р. Купер, Дж. Рифкин, В. Иноземцев)[9]. Часто фиксируется стратегический характер интеграции – в Латинской Америке, АТР, Африке (И. А. Александров, А. Бисвас, А. П. Мозиас, Е. С. Мелкумян, З. И. Романова, Г. И. Чуфрин, А. Харрел и др.)[10].
2. Изучение структуры и функционирования интеграционных объединений, т. е. проблемы их внутренней управляемости и эффективности. В данном случае затрагиваются вопросы взаимоотношений участников, их статусных ролей, интеграционных механизмов, расширения и углубления интеграции. Уделяется большое внимание проблемам демократии и легитимности, создания политического союза, определения характера и формы объединения (Б. Колер-Кох, М.-В. Викториа, Г. Виландт, С. Джордж, К. Коукер, Л. Зидентоп, Р. Хрбек)[11].
Анализ интеграционной политики России и Белоруссии осуществляется с позиций теории элит, теории федерализма, концепций демократического транзита, во многом – через призму интересов России и во взаимосвязи с внутренней и внешней политикой. Весь комплекс многоплановых исследований на этом направлении можно разделить на несколько подгрупп.
1. Работы общего характера: как монографии, так и отдельные аналитические статьи отечественных и зарубежных авторов, в которых раскрываются концепции «державности» (А. Д. Богатуров), «хозяина» (Д. Е. Фурман), «нового прагматизма» (Т. Валовая, Я. Мухина, Н. Федулова и др.)[12]. Особо выделим монографии Ю. Ф. Година и Н. Б. Пастуховой[13]. Однако в них либо недостаточно освещаются важнейшие концептуальные и технологические вопросы в плоскости интеграционного строительства, либо делается упор на социально-экономическую сферу. Отметим, что для белорусских исследователей более характерны указания на парадоксальность, политизацию, виртуальность российско-белорусской интеграции (В. Карбалевич, Л. Заико и др.)[14]. В зарубежных или совместных работах прослеживается также связь политики России и Белоруссии с попытками «имперского реванша», установления авторитаризма и пр. (О. Лухтерхандт, Х. Тиммерман и др.)[15].
2. Исследования, центральными для авторов которых являются политические вопросы. Большой интерес вызывают работы Е. И. Дмитриева и М. Н. Хурса, К. Коктыша, Т. А. Шаклеиной[16]. Заслуживает внимания попытка проследить взаимодействие внутриполитических процессов и развития интеграции, использование политическими акторами в обоих государствах идеи интеграции, т. е. обращение к проблеме политического сообщества в процессе интеграции.
Нередко авторами указывается на консервативность действий правящих политических элит стран СНГ, вызов сложившемуся «политическому пакту» со стороны «демократических революций» (К. Затулин, Б. Майсснер, А. Мошес, Д. М. Фельдман и др.)[17]. Ставится проблема глобального «интеграционного» выбора как для России – между Западом, Европой и Евразией, причем в качестве наиболее востребованного варианта интеграционной идеологии для нее рассматривается «неоевразийство» (В. Бабак, К. Пурсинен, Р. Хауг и др.)[18], так и для Белоруссии, в представлении многих авторов – «прифронтового государства», режим которого испытывает внутреннее и внешнее давление (В. Зайончковский, В. Конобеев, М. Штаак и др.)[19].
3. Исследуются отдельные сферы и направления интеграционного взаимодействия в разных форматах, вопросы политико-правовой природы, формы СНГ и субрегиональных объединений, в том числе Союза и Союзного государства Беларуси и России, которые чаще всего признаются сложными образованиями с тенденцией к федерализации (С. А. Авакьян, В. Г. Вишняков, Н. А. Михалева и др.)[20].
В целом высказываются различные мнения по вопросам российско-белорусского союза, интеграционной политики России – от пессимистичных (М. Делягин, Т. Гомар и др.)[21] до умеренно оптимистичных (Н. Федулова, Н. Зиядуллаев, Р. Евзеров)[22]. Примечательным можно считать то обстоятельство, что большинство авторов не склонны к односторонним оценкам, поискам «виновников» неудач и «торможения» в области интеграции, т. е. «демоническому» подходу, а пытаются найти истоки «болевых точек» в разных сферах политики и взаимоотношений государств.
Следует отметить также значительное число конференций, семинаров, круглых столов, материалы которых содержат интересную информацию для исследования проблемы[23].
Рассмотрев степень изученности проблемы, можно выявить: 1) заметное увлечение авторов нормативным анализом, попытку «уйти» в аксиологическое измерение, содержание которого трактуется по-разному: признается приоритетность либо социокультурных параметров (общей «исторической памяти», сходных языка, традиций и пр.), либо демократических ценностей, что обусловливает чрезмерную артикуляцию некоторых интегрирующих факторов или «ограничителей» взаимодействия (например, политического режима РБ); 2) сохранение крена, несмотря на обилие разноплановых работ по теоретическим и практическим аспектам интеграции, в сторону определенных подходов и моделей (федералистского, «идеально-типической» модели Евросоюза), что не позволяет в должной степени учесть специфику ситуации в Союзе Беларуси и России; 3) достаточно подробное, но нередко «одномерное» исследование политических факторов российско-белорусской интеграции, т. е. либо «изнутри», с точки зрения правящих элит, либо «извне», через влияние внешних сил (ЕС, США и пр.); 4) преобладание изучения социально-экономических и правовых вопросов российско-белорусской интеграции с акцентом на выявление количественных показателей (объема товарооборота, миграционных потоков и т. п.) и определение сущности и формы российско-белорусского союза с позиций общей теории права, но не политической науки. В значительной степени вне поля зрения исследователей остаются коммуникативные механизмы, технологии, применяемые политическими акторами в процессе (квази)интеграционного взаимодействия, вопросы легитимности союзных органов, управления интеграцией, взаимосвязи трансформации политической системы и задач интеграционной политики.
Объект исследования – процесс становления и эволюции российско-белорусского союза как сложноорганизованной политической системы.
Предмет исследования – политические механизмы, технологии, цели и средства политических акторов в процессе российско-белорусской интеграции.
Цель и задачи исследования. Целью данной работы является исследование политических механизмов и технологий российско-белорусской интеграции с учетом формирования интеграционной политики России и реализации ее национальных интересов. В соответствии с данной целью в работе были поставлены следующие задачи:
1) проанализировать базовые теоретико-концептуальные вопросы в области изучения интеграции, подходы к интерпретации сущности, содержания, основных параметров, механизмов интеграционного строительства, интеграционного объединения как политической системы;
2) определить характер и динамику процессов региональной интеграции с выявлением возможностей развития политической интеграции, ее институциональных и функциональных аспектов;
3) изучить содержание и назначение концепций интеграции России и Белоруссии, с выделением основных этапов их эволюции;
4) охарактеризовать сферы российско-белорусской интеграции и политико-правовое устройство Союза и Союзного государства Беларуси и России, что позволяет определить основные параметры модели российско-белорусской интеграции, элементы интеграции и квазиинтеграции, влияющие на характер предполагаемой системы;
5) исследовать политические условия развития российско-белорусского интеграционного взаимодействия – внутриполитическую ситуацию, действия и позиции ведущих политических акторов на внутригосударственном, межгосударственном и наднациональном уровнях, применяемые ими технологии;
6) разработать варианты развития российско-белорусской интеграции с учетом факторов внутренней и внешней среды, в том числе корреспондирующих связей с интеграционными процессами в рамках Содружества Независимых Государств, политики и интересов России и Белоруссии.
Теоретико-методологические основы исследования. Для повышения эффективности «осмысления» проблемы использовались несколько методологических подходов. В первую очередь, это системный и структурно-функциональный анализ, позволяющий представить объект исследования как находящуюся в процессе становления сложноорганизованную политическую систему. При этом применялись модели и подходы, разработанные в рамках общей теории систем (Д. Истон, Т. Парсонс, К. Дойч, Н. Луман), теории интеграции (П. Солдатос, Ф. Шмиттер, С. Шейнгольд), структурного реализма (Р. Гилпин). С их помощью интеграционное объединение интерпретируется либо как система «черного ящика», либо как система «автопоэзиса», самодостаточная и автономная, либо как система согласия политических акторов, либо как система, находящаяся в состоянии гомеостатического равновесия, в которой особое значение имеют эволюция власти и совокупность структурных ограничений. Центральный компонент интеграционного объединения как политической системы – политическое сообщество. Оно трактуется в духе М. Вебера и Д. Истона как структура, обладающая некой идентичностью, способностью к мобилизации людей и их ресурсов во имя политических целей, той или иной степенью институционализации и иерархичности, как форма и способ самоорганизации индивидов, объединяющихся для достижения общих целей и строящих свои взаимоотношения на основе согласия, в пространстве социальных общностей и политико-правовых систем[24].
В рамках институционального анализа привлекались следующие подходы: экономический, основанный на изучении «логики обмена»; социологический (культурологический), базирующийся на «логике соответствия», акцентировании ситуационного характера поведения и предпочтений политических акторов, выстраивающих разные сценарии поведения; исторический, учитывающий влияние прошлого опыта и традиций на действия акторов[25].
Изучение акционалистских и субъективных аспектов интеграционных процессов, их политических механизмов возможно с позиций теории групп – как плюралистической теории (функционализма), отдающей предпочтение прагматичным ожиданиям населения, так и теории элит, признающей ключевую роль социально-политических элит, реализующих свои интересы с помощью властных полномочий (наиболее применимым можно признать позиционный подход), а инструментальных и функциональных проблем становления и развития интеграционных систем – в рамках «технологического» и других подходов в политическом маркетинге[26].
Для исследования ограничительных условий интеграции необходимо также привлечение традиционных, модернистских и постмодернистских концепций национализма, поясняющих сущность национализма как особого социального и политического организма, как «извечной данности», поднимающих проблему фрагментации идентичности («политический» и «культурный» примордиализм и переннеализм и др. – П. Ван дер Берге, Э. Шилз, Д. Армстронг)[27].
Наконец, требуется учитывать специфику периода становления и развития интеграционных процессов на постсоветском пространстве, то обстоятельство, что в роли их субъектов выступали переходные государства. В частности, концепция «неформальной институционализации» В. Я. Гельмана способствует выявлению соотношения первоначальной деинституционализации и неформальных правил интерпретации рамочных норм, условий формирования социальных сетей, компенсирующих несовершенство формальных институтов; существенно замечание о том, что исходная гомогенность культурного и социального пространства может порождать одинаковые когнитивные модели, что признается интегрирующим фактором[28].
В работе использованы специальные методы научного исследования: институциональный, с помощью которого проанализированы организационные аспекты российско-белорусского союза как интеграционной системы, формально-юридический и метод изучения документов – при анализе его политико-правового устройства, историко-генетический, позволяющий рассмотреть проблему в ее последовательном временном развитии, сравнительный – при сопоставлении теории и практики региональной интеграции, метод когнитивного картирования, направленный на выявление специфики восприятия проблемы представителями российского и белорусского политического сообщества и «союзной бюрократии», контент- и ивент-анализ материалов периодической печати.
Основные научные результаты, полученные лично автором, и их научная новизна: научная новизна работы заключается в системном исследовании политических механизмов и технологий российско-белорусской интеграции на основе анализа интеграционного взаимодействия и интеграционной политики России и Белоруссии, формирующихся под воздействием поликомпонентных внутренних и внешних политических факторов, а также в определении перспектив формирования политического союза РФ и РБ, располагающего соответствующим ресурсным и инструментальным потенциалом. Наиболее существенные результаты исследования можно сформулировать следующим образом.
1. Разработана когнитивная модель, раскрывающая особенности становления российско-белорусского объединения как сложноорганизованной политической системы, динамика которой обусловлена качественным изменением ее ведущих компонентов, прежде всего политического сообщества.
2. Сформулирован методологический инструментарий исследования процесса российско-белорусской интеграции путем синтеза геополитического, цивилизационного, коммунитарного подходов, с опорой на теорию интеграции, теорию групп, структурный реализм, концепции политического маркетинга. Показаны ограниченные возможности научной верификации проблемы с позиций позитивистского, одномерного ее объяснения.
3. Исследован процесс становления интеграционной системы российско-белорусского союза как нелинейный, стадийный, отличающийся большой амплитудой колебаний, от «интеграционных прорывов», виртуально приближающих к наднациональной модели, до «замораживания» политических отношений. Важнейшие его политические механизмы классифицируются как: 1) нормативные: институционализация и конституционализация (создание общих органов и принятие учредительных и дополнительных договоров и соглашений, определивших режим и устройство российско-белорусского союза); 2) коммуникативные: взаимодействие правящих и оппозиционных политических элит, межрегиональные связи; 3) инструментальные (ресурсообразующие): апелляция к историческому прошлому, естественным чувствам общности и пр., т. е использование «ностальгии» по прошлому, «торг» на межгосударственном и внутригосударственным уровне, с применением шантажа, провокаций, ультиматумов и т. п., разработка правящими элитами общей стратегической идеи (противодействие «экспорту демократии»); 4) электоральные: «интеграционная конкуренция» политических акторов в период выборов в высшие органы государственной власти РБ и РФ, позиционирование в качестве «собирателей земель», «главных интеграторов» и пр., выдвижение контринициатив и пр.; 5) геополитические: создание «групп по интересам» и межблоковое соперничество с участием третьих государств и других субъектов, формирование альтернативного «центра притяжения», консолидация геополитических и геоэкономических интересов.
4. Показана уязвимость политических технологий российско-белорусской интеграции в стратегическом смысле ввиду фактического отсутствия в политическом сообществе обоих государств не только общего видения интеграционных целей и задач, необходимых средств и методов их реализации, но и понимания необходимости «интеграционного маркетинга». Показана невозможность интерпретации «союзной бюрократии» как ключевого звена управления процессом интеграции, поскольку она сохраняет тесную связь с тем или иным уровнем власти в РФ и РБ. Выявлена корреляция эволюции востребованности определенных политических технологий в плоскости интеграционного взаимодействия и трансформации внутригосударственных политических систем. Наименее разработанными признаны информационные, кризисные и переговорные технологии, а также технологии в области формирования интеграционной политики.
5. Раскрыто соотношение позиций политических акторов в РФ и РБ на разных уровнях и в разных сферах взаимодействия, в том числе по выработке интеграционного проекта – базовых интеграционных положений, разделяемых ими, выявлены проблемы и ограничительные условия двусторонней интеграции. Обнаружена ориентация субъектов интеграционного взаимодействия на институционный метод, на принятие неадаптированных решений, с преобладанием попыток применения классических схем экономической интеграции и федералистского подхода. Выявлена неприемлемость для них радикального решения проблемы политико-правового устройства и формы объединения путем перехода к вертикальной унитарной модели.
6. Определены структура и характер российско-белорусской интеграционной системы как асимметричной и авторитарной, отмечена возможность внедрения эгалитарной концепции интеграции и построения относительно симметричных систем интеграционного взаимодействия России и Белоруссии только в социокультурной и военно-политической сферах.
7. Обоснованы перспективы и возможные направления эволюции российско-белорусской интеграции выделением нескольких вероятных сценариев: 1) углубление интеграции и создание Союзного государства, но только либо в отдаленной перспективе, либо под воздействием ужесточения вызовов политическим режимам и национальным интересам России и Белоруссии, на основе политического решения; в этом случае речь может идти или о двусубъектной федерации или о «поглощении» Белоруссии Россией; 2) сохранение конфедеративного характера российско-белорусского объединения, т. е. продолжение существования Союза Беларуси и России с некоторыми организационными и концептуальными элементами Союзного государства, по сути, статус-кво, что вероятно в ситуации внутри- и внешнеполитической стабилизации; 3) утрата «креативности» идеи и практики российско-белорусской интеграции в результате чрезвычайного обострения межгосударственных отношений либо достижения поразительных успехов в рамках других интеграционных форматов, в первую очередь ЕврАзЭС / ОДКБ; при благоприятном стечении обстоятельств Белоруссия сохранит статус участника «интеграционного ядра»; 4) переориентация Белоруссии на другой интеграционный центр, ее подключение к ассоциативным или иным отношениям с ЕС, «уход» из сферы влияния России, что может быть следствием очередной «демократической» революции, смены режима и внешней политики страны. Относительно целесообразным признан второй вариант, позволяющий реализовать стратегические интересы обоих государств без радикальных политических и социально-экономических потрясений с аксиологическим компонентом как важным, но не первостепенным фактором ввиду уменьшения «спроса на интеграцию» и изменения ожиданий населения, однако допускающий определенное «торможение» или консервацию принципиальных политических, правовых, экономических и других вопросов и, следовательно, обусловливающий проблематичность наднациональности и «реальной» интеграции.
Научно-практическая значимость работы. Сформулированные теоретические и методологические положения работы имеют значение для политологического изучения интеграционных процессов. Выводы, полученные в ходе исследования, в частности, в отношении современного состояния российско-белорусского объединения, возможностей его теоретического анализа, могут быть применены во внешнеполитической практике РФ, электоральных процессах, в системе коммуникаций федеративного государства.
Результаты исследования использовались при разработке учебных курсов «Политическая регионалистика», «Сравнительная политология», «Международные интеграционные процессы» и др. Материалы диссертационной работы могут стать основой учебных пособий для преподавателей и студентов, обучающихся по специальностям «Политология», «Регионоведение».
Апробация. По результатам исследования было опубликовано 29 работ, в том числе 3 монографии. Разные аспекты диссертационного исследования нашли отражение в выступлениях на Международной научно-практической конференции «Проблемы развития регионального социума» (г. Саранск, 2006 г.), Всероссийской научно-практической конференции «Историко-культурные аспекты развития полиэтничных регионов России» (г. Саранск, 2006 г.), межрегиональной научно-практической конференции «Органы юстиции и становление гражданского общества» (г. Саранск, 2002 г.), ежегодных Огаревских, Сафаргалиевских, Меркушкинских научных чтениях (МГУ им. Н. П. Огарева, г. Саранск). Диссертация обсуждалась на кафедре политического анализа факультета государственного управления МГУ им. М. В. Ломоносова.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка. Общий объем диссертации – 350 машинописных страниц.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность исследования, анализируется степень научной разработанности проблемы, формулируются цель и задачи работы, ее теоретико-методологические основы, дается характеристика научной новизны и практической значимости проведенного исследования.
Первая глава «Теоретико-методологические проблемы исследования региональной интеграции» состоит из трех параграфов: «Политические теории интеграции», «Содержание и основные параметры региональной интеграции», «Механизмы и основные модели региональной интеграции».
В первом параграфе анализируются подходы к определению интеграции, сложившиеся в отечественной и зарубежной науке, и дается их типология с учетом различных критериев: 1) хронологического: классический и новый федерализм, классический и новый функционализм – традиционные теории; постнеофункционализм; современные теории – теория многоуровневого управления, новый институционализм; 2) по степени общности: общие – федерализм, функционализм, теория коммуникаций и частные – «политической унификации» А. Этциони, анализа интеграционного объединения как политической системы П. Солдатоса, «континентальной интеграции» А. Маршаля, «политических сетей» Дж. Петерсона, «структурная теория интеграции» Й. Галтунга, теория многоуровневого управления, межправительственный подход (В. Уоллес, Э. Моравчик); 3) по содержанию: политические и экономические; 4) с точки зрения понимания сущности и движущих сил процесса интеграции: «коммерческая», «функционалистская» и «структуралистская» концепции; 5) по эмпирической основе: «функционалистские» теории и теории сотрудничества; 6) по отношению к интеграции: «протагонистические» и «ограничительные» (межправительственный подход).
Политические аспекты интеграции наиболее тщательно исследуются в рамках (нео)федерализма, постнеофункционализма, теорий многоуровневого управления и «политических сетей». При этом в т. н. традиционных теориях поднимаются общие вопросы, их авторы предлагают обширные концепции интеграции как состояния или процесса, выделяя ее движущие силы и механизмы. В современных теориях, рассматриваемых как модифицированные версии предыдущих, чаще анализируются проблемы прикладного характера или более низкого уровня, с точки зрения поведения политических акторов, участвующих в интеграционном процессе, их «игры» на внутриполитическом рынке. Соответственно, можно считать, что первая группа подходов ориентирована на формулирование фундаментальных гипотетических конструкций или гипотез, с привлечением эмпирического материала, а вторая – на изучение интеграционных объединений как сложноорганизованных политических систем, совокупности политических коммуникаций в них. Их компоненты и динамика рассматриваются на основе изучения тех или иных объединений.
Главной теоретико-методологической установкой разработанных на данный момент подходов, теорий и концепций в исследовании интеграции следует признать их ориентированность на концепцию «государств-наций». Из нее вытекают два доминирующих утверждения: 1) в субъектной сфере: признание главными субъектами интеграционного процесса национальных государств, создающих новый союз путем добровольного ограничения своего суверенитета; 2) нормативного характера: убежденность в необходимости и возможности организации интеграционного объединения по образцу национального государства. Данные утверждения, на наш взгляд, позволяют обоснованно распространять полученные их авторами выводы и предложения на сложившиеся (давно существующие) государства-нации, но нивелируют различия в их политико-территориальном устройстве, в том числе предшествующего периода, отчасти – их традиционной иерархии с политической точки зрения (великая держава, гегемон, метрополия, протекторат, доминион и пр.), а также особенности их совместного существования и распределения ролей в рамках созданных интеграционных группировок. Это обусловливает целесообразность как минимум корректировки указанных положений применительно к новым независимым государствам, в условиях постимперского и переходного периода, т. е. делает возможным постановку вопроса о разработке теории реинтеграции.
Во втором параграфе рассматриваются содержание и основные параметры региональной интеграции с учетом поликомпонентных факторов (специфики геополитического положения, внутриполитических условий и т. п.). Интеграция понимается как процесс слияния двух или более независимых (суверенных) единиц, систем (национальных государств, национальных хозяйств) в широкую общность, обладающую межгосударственными и надгосударственными органами, которым передается часть суверенных прав и полномочий. В интеграционном объединении проявляются следующие черты: 1) наличие институциональной системы, базирующейся на добровольном ограничении суверенитета государств-членов; 2) складывание единых норм и принципов, регулирующих отношения между членами интеграционного объединения; 3) введение института гражданства интеграционного объединения; 4) формирование единого экономического пространства; 5) становление единого культурного, социального, гуманитарного пространства, важнейшим критерием которого становится новая, прагматичная по отношению к надгосударственным институтам, лояльность.
Процесс оформления интеграционного объединения, его основных измерений отражается в понятиях «интеграционная система» и «интеграционный комплекс». Интеграционная система образуется совокупностью институтов и норм, общих для всех базовых единиц объединения (это политико-институциональный аспект интеграции); в понятии «интеграционный комплекс» акцентируются пространственно-территориальные масштабы и границы интеграции, пределы действия общих норм и полномочий общих институтов. Важнейшие принципы и методы функционирования интеграционных систем можно систематизировать следующим образом: 1) коммунитарный метод диалога общих органов и национальных акторов; 2) принцип правового равенства государств-членов; 3) принцип координации – согласования действий и позиций государств-членов и наднациональных структур; для более высокой ступени характерен принцип субординации, предполагающий обязательства субъектов приводить свое поведение в соответствие с установленным ранее порядком; 4) принцип разграничения предметов ведения и полномочий между наднациональными и национальными властями; 5) принцип политизации целей базовых единиц, основывающийся на передаче власти наднациональным структурам через практику компромиссов; 6) принцип взаимовыгодности как основы принятия решений; 7) принцип гармонизации правовых норм и отношений интегрирующихся единиц.
Развернутое определение политической интеграции подразумевает выявление ее основных характеристик. Это устранение политического партикуляризма на уровне отношений между государствами и внутри них, формирование новой модели политического поведения, требующей осознания приоритетности общих интересов и их принятия в качестве безусловного императива каждым участником, новой идентичности и лояльности, а самое главное – наднациональности. «Наднациональность» трактуется как юридически закрепленное или утвердившееся на практике ограничение «свободы рук» суверенного государства (при условии его добровольного согласия, полученного мирным путем), создающее «особую дисциплину солидарности». Качественное и количественное изменение государственного суверенитета и его объема определяются также терминами «супранациональность» (Р. Шуман), когда интеграционное объединение не обладает признаками государства, но его институты имеют некоторые суверенные полномочия власти, а также «вненациональность» (Дж. Пиндер), предполагающим создание таких институтов интеграционного сообщества, которые действуют параллельно с наднациональными механизмами, не подавляя их.
Институциональный и функциональный аспекты региональной интеграции проанализированы с учетом деятельности основных интеграционных объединений и группировок, заявляющих о стремлении развиваться по пути интеграции. Следует отметить, что благодаря достигнутым успехам и вследствие этого «добровольной имитации» другими сформировался достаточно явно выраженный европоцентризм, когда в качестве идеально-типической модели нередко воспринимается Европейский Союз. Но его политико-правовая сущность определяется неоднозначно: 1) как профедеративное образование («федеративное государство наций»); 2) как полития «в своем собственном роде», с тенденцией к утверждению сетевого типа управления; 3) как «наднациональная демократия»; 4) как «постмодернистская система», опирающаяся на сотрудничество, «кантовское видение» мира и готовность ограничивать государственный суверенитет в пользу наднационального управления; 5) как «неоимперская» европейская система. Завершение формирования политического союза в расширенном ЕС представляется достаточно затруднительным или вообще невозможным в результате «конституционного кризиса», отсутствия консенсуса между политическими акторами наднационального, национального и внутригосударственного уровня, недостаточности доверия к «евробюрократии», ввиду сложностей в складывании «европейской идентичности».
В других регионах благоприятные перспективы политической интеграции в средне- и даже в долгосрочной перспективе выражены очень слабо. Идея федеративных Соединенных Штатов Африки неосуществима вследствие «микронационализма» государств, их внутриполитической нестабильности. Оживление интеграционных настроений в Азии и АТР относится преимущественно к экономической области и лишь частично затрагивает политические аспекты (борьбу с терроризмом, оборонное сотрудничество и т. д.), но в контексте межгосударственного сотрудничества. Некоторые элементы политической интеграции в форме вовлечения в интеграционное взаимодействие элементов национальных политических систем и обращение, как и в Европе, к идее общей внешней политики можно диагностировать в латиноамериканских объединениях (АСН, Меркосур). Однако вряд ли, с учетом негативного иракского опыта, отсутствия культуры политического компромисса в межамериканской системе стратегический характер приобретет концепция строительства «сообщества демократий» Западного полушария.
В целом преобладает внимание к макрополитическим связям, не ведущим к образованию наднациональных или транснациональных политических союзов. Они трактуются преимущественно в геополитическом смысле: интеграционные проекты превращаются в инструмент политики баланса сил (ЕС), реализации интересов великих держав (ФТАА), стабилизации ситуации в регионе (ССАРК), «развертывания национального пространства» и противостояния гегемонистским амбициям (ЮАСН), улучшения положения в региональной и глобальной системах (Африканский Союз). В области внутриполитических отношений доминируют конъюнктурные внутригрупповые интересы и тактические приемы торга.
В третьем параграфе дается характеристика политических механизмов и основных моделей региональной интеграции. Механизм региональной интеграции можно определить как совокупность экономических рычагов и политико-правовых инструментов и методов, посредством которых реализуется процесс сближения. Политический механизм составляют формальные и неформальные правила и процедуры, институциональные структуры и организации наднационального и национального уровней, способы их взаимоотношений, обеспечивающие управление интеграционным объединением и интеграционное развитие. Представляется, что его главными составляющими являются межэлитные коммуникации, институционализация, политизация процесса принятия решений, создание политических объединений, выступающих за интеграцию, предвыборная «интеграционная конкуренция». Они имеют прежде всего инструментальный характер. Политические технологии интеграции формируются акторами, заинтересованными в регулировании процесса, его подконтрольности, введении в определенные рамки с целью достижения соответствующих результатов. Это может быть управление ситуацией, предполагающее ее стабилизацию, закрепление достигнутых результатов, например, элементов связанности в определенных сферах интеграции, либо ее коррекцию для улучшения переговорных или статусных позиций в политической деятельности, придания ей необходимой динамики. В современных условиях потенциально большое значение приобретают информационные технологии, особенно агитационно-пропагандистского и маркетингового типа. Однако и традиционные технологии – избирательные, формирования государственной политики (прогнозирование, планирование, кризисные технологии, принятия решений) и управления конфликтами – недостаточно востребованы внутри интеграционных объединений на разных уровнях – как общих, так и внутригосударственных институтов. Стратегическое назначение политических технологий интеграции можно усматривать в создании позитивного образа интеграционных институтов и интеграционного объединения и в содействии тем самым их легитимации, а также выработке четких алгоритмов поведения, распределения ролей и преодоления конфликтных и кризисных ситуаций внутри интеграционной системы. В реальной действительности доминируют их тактические интерпретации, в связи с чем целесообразно говорить о применении, как правило, технологических приемов, что не позволяет точно определять сценарии и перспективы развития интеграции. К тому же, все больше проявляется тенденция к внедрению контртехнологий или «антииинтеграционных» технологий, свидетельствами чему служат, в частности, «электоральная революция» в ходе обсуждения Конституции ЕС в 2005 г., акцентирование проблемы «бремени интеграции».
В реальной практике интеграционных объединений сложились следующие механизмы: 1) сочетающие межгосударственный и наднациональный характер: сбалансированная институциональная структура; равномерное распределение преимуществ объединения между единицами системы; приоритетность средств функционального и идентификационного характера (создание транснациональных объединений на уровне социальных групп и политических партий и др.); распределение компетенции между уровнями управления на основе принципов субсидиарности и пропорциональности; дифференцированная интеграция как инструмент правовой политики; открытый метод координации как новая форма политического управления в русле внедрения «мягких механизмов»; преобразование процесса принятия решений на основе перехода к принципу квалифицированного большинства; «технократический метод» – недемократическая, но «рациональная» модификация коммунитарного метода (ЕС); 2) с преобладанием межгосударственных политических механизмов: государственные властные структуры; принципы консенсуса и кворума; с тенденцией к наднациональности в институциональной и формально-юридической сферах (механизм разрешения споров, представительная система) (Меркосур, АСН); 3) с доминированием межгосударственных консультативных механизмов, ведущей ролью корпораций и рыночных сил; политикой инкрементализма («малых шагов»), многоуровневыми переговорными механизмами, многоканальным взаимодействием – сочетанием межгосударственных контактов и неофициальных связей, режимом транспарентности (НАФТА, ФТАА, АСЕАН, АТЭС).
Модель интеграции можно представить как совокупность сущностных черт, характеризующих теоретико-концептуальное и идеологическое обоснование и развитие процесса интеграции на практике с точки зрения применяемых механизмов, путей, темпов, этапов, возможных результатов. Выделим модели региональной интеграции по следующим основаниям:
1) соотношению динамических и статических компонентов, элементов «креативности» и «имитации»: динамичную, характеризующуюся экономической основой интеграции, предварительным преодолением конфликтности, постепенностью и поэтапностью развития интеграции, определенной степенью культурной, социальной гомогенности, «елочным» механизмом вхождения базовых единиц в интеграционное объединение, расширением сфер интеграционной деятельности и соответствующими институциональными изменениями – усилением элементов наднациональности (ЕС; более мягкие варианты – Меркосур, АСН, ЮАСН, НАФТА); статичную, осложненную объективными и субъективными обстоятельствами (модель квазиинтеграции); ее отличают политическая основа интеграции, политизация интересов и действий базовых единиц, форсирование процесса объединения, неадаптированность документов, принимаемых членами объединения, различия в уровне их развития, приверженность институционному методу (попытки развития интеграции в Африке, на постсоветском пространстве);
2) структурным характеристикам формирующихся в результате деятельности интеграционных объединений региональных и субрегиональных систем и подсистем: в Западном полушарии происходит становление нескольких интеграционных полюсов, среди которых доминируют НАФТА и блок Меркосур – АСН (ЮАСН), что способствует дальнейшей трансформации прежней системы в направлении асимметричной многополярности или биполярности; в Европе в плоскости интеграционных процессов складывается ситуация плюралистической однополярности (ЕС как главный актор и национальные государства); ее искаженная проекция проявляется в Африке, хотя Африканский Союз ввиду его очевидной слабости и отсутствия легитимности как руководящего властного центра и интеграционного полюса не может успешно подражать ЕС; в других регионах мира – АТР, Южной Азии и др. – системы, базирующиеся на существовании интеграционных группировок, скорее, имеют полицентричный или многополярный характер.
Фактически, несмотря на многообразие форм, механизмов и направлений интеграционных процессов, можно говорить о существовании европейской модели интеграции – т. н. идеально-типической и интеграции развивающихся государств. Их разграничение можно провести по таким политическим критериям, как роль национального государства, статусные позиции в международной иерархии, специфика субъектности в процессе модернизации. В большинстве регионов выявляется двойственная роль «государственного национализма», с одной стороны, стимулирующего «региональный национализм», с другой – сдерживающего размывание государственных границ. Характерными являются постепенный отказ от административных методов достижения единства «сверху» и утверждение концепции поэтапного решения интеграционных задач путем создания региональных ассоциаций с концентрацией усилий в экономической области, в итоге – предпочтение «мягкого регионализма», основанного на многосторонней кооперации и многоуровневом диалоге.
Вторая глава «Модель и политические технологии российско-белорусской интеграции» включает два параграфа: «Формирование и эволюция интеграционного проекта» и «Сферы и уровни интеграции России и Белоруссии».
В первом параграфе анализируются идея и концепции российско-белорусской интеграции через призму переплетения интересов участников разного уровня и различных политических ориентаций. Этот процесс рассматривается как неоднородный, развивающийся поэтапно.
1. На подготовительном этапе (1990 – 1994 гг.) было выражено намерение сторон к сближению, но с преимущественной ориентацией на межгосударственный принцип; российско-белорусские отношения не имели привилегированного характера, существенно уступая востребованной в политическом дискурсе идее «славянского треугольника». Движущим фактором их трансформации стала потребность российской и белорусской правящей элиты в легитимации и внешней поддержке. Одновременно приобрели доминирующее значение избирательные технологии, институционный метод, свойственный федералистской теории.
2. На поисковом этапе (1995 – 1999 гг.) главной задачей обоих государств стало нахождение формулы интеграции; на высшем политическом уровне эта задача была достигнута посредством «интеграционных прорывов», приуроченных во многом к колебаниям электоральных циклов, выразившихся в серии двусторонних договоров и соглашений. Договоры 1996 – 1999 гг. определили содержание российско-белорусского интеграционного проекта: 1) в основу идеи интеграции были положены ссылки на «исторически сложившуюся общность судеб» народов, их волю к дальнейшему сближению, демократические процедуры осуществления сближения (через референдум); 2) назначение интеграции усматривалось в подъеме экономики, создании равных условий повышения уровня жизни народов и духовного развития личности); по сферам интегрирования приоритет также отдавался социально-экономическим вопросам (созданию единого экономического пространства, внедрению единых стандартов социальной защиты и т. п.); 3) базовыми признавались принципы суверенитета и равенства сторон, демократии и уважения прав человека, общепринятые принципы и нормы международного права; 4) с другой стороны, были обозначены перспективы путем последовательного продвижения к добровольному объединению государств-участников на основе свободного волеизъявления их народов (Договор 1997 г.) и наступления нового этапа в «процессе единения народов двух стран в демократическое правовое государство» (Договор 1999 г.); 5) соответственно, были закреплены принцип разграничения предметов ведения и полномочий между Союзным государством и государствами-участниками, основы Союзного государства, указания на добровольно переданные Союзному государству полномочия и на возможность единого членства в международных объединениях, территория Союзного государства, атрибуты государственности и пр. Договор 1999 г. придавал интеграционному проекту РФ и РБ, с одной стороны, ориентацию на будущее, фиксируя признание долговременного, стратегического характера отношений и четко обозначенные приоритеты (в Программе действий), с другой – делал его более политизированным и трудно осуществимым на практике. Разрушение «политического пакта» правящих элит и отсутствие наднационального политического сообщества затруднили выработку технологий в области формирования интеграционной политики, необходимых для прогнозирования возможностей и перспектив интеграции и предупреждения или преодоления «системных стрессов».
3. Этап имплементации достигнутых договоренностей (с начала 2000-х гг.) оказался насыщенным разногласиями между участниками интеграционного процесса. Важным фактором этого явилось «торможение» «интеграции сверху», продвигаемой ранее лидерами РФ и РБ. В свою очередь, в основе ее замедления находились как конкретные, но принципиальные спорные вопросы, возникшие в разных сферах интегрирования двух государств, так и глобальная по своим масштабам проблема окончательного выбора путей и модели интеграции. Было сформулировано несколько сценариев российско-белорусской интеграции: 1) наиболее жесткий, радикальный – внедрение «унитарной» модели, или модели «вертикальной интеграции»; 2) развитие по модели Европейского Союза – модели «горизонтальной интеграции»; 3) объединение на основе положений Договора о создании Союзного государства.
В основные константы превратились: 1) сохранение «скачкообразности» (чередование периодов «оттепели» и «похолодания», с тенденцией к усилению напряженности); пик «прагматичного оптимизма» – начало 2006 г.; 2) стремление России добиться определения четкой перспективы двусторонних отношений, перевести их на прагматичную рыночную основу; 3) отказ от достижения быстрых «интеграционных прорывов» и поиска взаимных компромиссов по важнейшим стратегическим направлениям, с использованием обеими сторонами шантажа и давления; 4) окончательный переход на концепцию «торга» и принцип «максимизации выигрыша»; 5) образование Белоруссией т. н. «ситуативных альянсов» (Минск – Киев, Минск – Ашхабад и др.), должных противостоять усилившемуся российскому давлению. Они означали инертность двустороннего взаимодействия, усиление его квазиинтеграционного характера и отсутствие подвижек в развитии интеграционного проекта. В результате переговорная активность сторон выполняет главным образом маскировочную функцию, а переговорное пространство ими фактически утрачено. Социально-политическая основа российско-белорусской интеграции оказалась существенно подорванной ослаблением взаимной заинтересованности в использовании идеи интеграции как средства укрепления внутренних позиций. Особенно наглядно это для российской правящей элиты, позиционирующей себя уже не столько как «собирателя земель» на пространстве бывшего Советского Союза, а внутри страны (курс на укрепление российской государственности) и гаранта ее социально-экономического развития (удвоение ВВП, национальные проекты и т. п.), получившей в итоге новый ресурс легитимности в глазах избирателей. Для российского руководства доминантой новой стратегии выступала нейтрализация оппозиции, устранившая необходимость жесткой «интеграционной конкуренции» внутри страны. Итоги – усиление экономической составляющей интеграционного проекта, но одновременно – ее политизация, расширение круга участников переговорного процесса и агентов интеграционного взаимодействия за счет экономических субъектов, диверсификация тактики и стратегии основных акторов и формирование прообраза модели «вертикальной интеграции» на пространстве СНГ с Россией в качестве главной направляющей силы или модели асимметричной многополярности ввиду активизации внутренних и внешних субъектов и сил, прежде всего – «антироссийских ситуативных альянсов» и ЕС как нового «центра притяжения» за пределами Содружества.
Концепция интеграции, разделяемая белорусской стороной, предполагает четкое обозначение ее необходимых условий: 1) соблюдение равноправия; 2) решение вопросов создания Союзного государства с упором на экономическую интеграцию; 3) перенесение процесса союзного строительства от диалога президентов и правительств на «более широкий круг людей», «подключение» к нему парламентариев и общественности. Теоретически она приближается к неофедералистским трактовкам и теории политических сетей. В российской концепции преобладали положения неофункционализма. Восприятие Белоруссии становится все более нейтральным, ориентированным на «рыночный» подход. Кроме того, снижение значения фактора выборов в краткосрочной перспективе, актуализация глобальных проблем (терроризма, энергобезопасности), попытка РФ позиционировать себя в качестве глобального игрока выполняют роль ингибитора процесса интеграционного взаимодействия, отвлекая его субъектов и побуждая откладывать решение принципиальных вопросов.
Итак, на настоящий момент российско-белорусский интеграционный проект сохраняет незавершенный характер, достаточно размытые структурные и содержательные характеристики, представляя собой сложное в плане теоретико-концептуального осмысления образование, сочетая элементы (нео)федералистской, (нео)функционалистской и других теорий. Мало востребованы в дискуссии на разных уровнях новейшие концепции, разработанные применительно к процессу европейской теории – многоуровневого управления и пр. В то же время, с начала 2000-х гг. в интеграционном проекте неотъемлемым компонентом становится вопрос о природе российско-белорусского объединения и окончательной интеграционной модели, с сопоставлением ее с опытом и характером Европейского Союза.
Во втором параграфе рассматриваются практическое воплощение поставленных РФ и РБ целей и задач, основные мероприятия по конкретным сферам союзного строительства с учетом приоритетов и намерений сторон.
1. Экономическая сфера. Исходные условия, сформировавшиеся еще в советский период, и новые реалии (потребность в использовании белорусской транспортной и внешнеторговой инфраструктуры, увеличении емкости внутреннего рынка и пр.) обусловили взаимную заинтересованность России и Белоруссии. При этом в условиях асимметричной зависимости (в сфере ТЭК и пр.) ими была сделана попытка перейти к горизонтальной интеграции и, что не менее парадоксально, при асинхронности проводимых реформ, применить рыночно-институциональную (с усилившимися позже элементами дирижизма) концепцию. Она предполагала вариацию функционального метода европейской интеграции, когда приоритетны социально-экономические задачи. Установление Договором 1999 г. предметов ведения Союзного государства с определением исключительного ведения Союзного государства и совместного ведения Союзного государства и государств-участников закладывало основы внедрения коммунитарного метода, характерного для ЕС.
Достижение «реальной» экономической интеграции РФ и РБ чрезвычайно осложнено отсутствием подвижек по ключевым вопросам – валютному, энергетическому и пр. Россия в новой ситуации ищет и политические выгоды, утверждая себя как главного актора, диктующего условия и побуждающего Белоруссию к ограничению суверенитета в экономической сфере, для которой согласие с российским сценарием интеграции было во многом формальным, поскольку сочеталось с выдвижением определенных условий и «торможением» реализации достигнутых соглашений. Была выработана концепция, утверждавшая, что единый рубль должен стать «венцом интеграции» экономик обоих государств. Проявившаяся было тема «качественных перемен» в энергетическом сегменте Союзного государства (подписание топливно-энергетического баланса Союзного государства на период до 2020 г. и др.) серьезно ослаблена возобновлением с 2006 г. разногласий по вопросам ценообразования, создания единых газотранспортных сетей, транзитной и таможенной политики. Представляется, что предпочтение сторонами отдается механизмам «реальной» политики, осуществляемой посредством осознанного давления на партнера. Во многом такая политика провоцируется Белоруссией, применяющей тактику «ухода» от обсуждения спорных моментов.
В рассмотренных вопросах наиболее задействованным остается межгосударственный уровень взаимодействия – уровень правящих элит, повышающий масштабы политизации. Однако на практике наиболее ощутимые результаты приносит развитие отношений на союзном и региональном уровнях. К настоящему времени разработано около 50 (часть уже успешно завершена, часть продолжает находиться в стадии согласования) совместных программ Союзного государства Беларуси и России в сфере транспорта, машиностроения, агропромышленного комплекса и др. Приоритет при этом отдается развитию наукоемких технологий. Важный вклад в развитие российско-белорусских отношений в позитивном русле вносят регионы обоих государств, участие которых в разных сферах интеграционного процесса может способствовать реализации модели горизонтальной интеграции. Взаимодействие регионов весьма актуально и в плане создания необходимой материальной и коммуникативной базы, «новой лояльности» и позитивного взаимного восприятия. В настоящее время 70 субъектов РФ имеют постоянные торговые связи с Белоруссией, а в кооперационные связи с белорусскими предприятиями вовлечены предприятия из 80 регионов РФ. «Тремя китами» межрегионального взаимодействия традиционно были промышленность, строительство и сельское хозяйство. Разветвленными являются институциональная база и формы межрегионального сотрудничества (от создания торговых домов и представительств до организации совместных предприятий). Все же в целом практика показывает, что потенциал «соприсутствия» регионов наряду с национальными государствами в процессе интеграции реализуется явно недостаточно. Регионы воспринимаются как участники не вертикальных (управление), а только горизонтальных коммуникаций (сотрудничество). С политической точки зрения идеальной для регионов является неофедералистская модель, элементы которой частично реализуются в Европе и вполне могли бы быть применены РФ и РБ в союзном строительстве.
2. Согласованная социальная политика предполагает прежде всего унификацию нормативно-правовых актов РФ и РБ в сфере политики доходов, уровня жизни, социальной защиты наиболее нуждающихся слоев населения, охраны и условий труда и т. д. На этом направлении затрагивается и такая актуальная проблема, как обеспечение на практике института союзного гражданства. Урегулирование основных социальных аспектов оказалось очень сложным и заняло значительный период времени – от подписания рамочного Договора о равных правах граждан в 1998 г. до принятия пакета соглашений в социальной сфере в январе 2006 г. Действует Концепция социального развития Союзного государства до 2005 г. (продлена до 2010 г.), введены миграционные карты единого образца, начата работа над программой совместной деятельности по дальнейшему сближению законодательства в социально-трудовой сфере и уровней социальных гарантий граждан Белоруссии и России на 2006 – 2009 годы и пр. Все рассмотренные меры важны не только для конкретных лиц с точки зрения их социально-психологического действия, но и для обеспечения общего рынка труда Союзного государства, его общего социального пространства, необходимых в конечном итоге для формирования общего экономического пространства и «пространства солидарности».
В целом проблема «издержек» и «бремени» российско-белорусской интеграции в социально-экономической сфере остается весьма актуальной. Она сочетает недовольство и опасения политических элит (по поводу ограничения властных полномочий) и населения (в связи с возможными ускоренными рыночными преобразованиями в Белоруссии, утраты стабильности в России). Осложняют ситуацию широко растиражированный стереотип «иждивенчества» Белоруссии, утверждение приоритетности конъюнктурных интересов («Газпрома», белорусского руководства и пр.), «приватизации» двустороннего взаимодействия.
3. В области обеспечения безопасности и внешней политики присутствуют стратегические интересы РФ и РБ. Для России ключевое значение имеет геополитическое положение Белоруссии, которое предоставляет благоприятные возможности не только в экономическом (коммуникации, транзит), но и в военно-политическом смысле: 1) для противодействия формированию системы стран «Сообщества демократического выбора»; 2) для создания форпоста обороны как России, так и ОДКБ на западном направлении, учитывая размещение на белорусской территории первого эшелона противоракетной обороны и вступление приграничных с РФ и РБ стран в НАТО. Для Белоруссии, на наш взгляд, более важна внешнеполитическая поддержка России, особенно в условиях фактической международной изоляции. К важнейшим направлениям военно-политической интеграции РФ и РБ можно отнести: 1) концептуальное обоснование и нормативно-правовое закрепление основных принципов создания единого оборонного пространства; 2) создание российско-белорусской группировки и согласование основных вопросов ее функционирования; 3) подготовку к образованию Единой региональной системы ПВО; 4) проведение совместных учений («Щит Союза – 2006» и др.), где речь идет уже о едином оперативном управлении; 5) кооперацию белорусских предприятий с оборонно-промышленным комплексом России (межгосударственная российско-белорусская ФПГ «Оборонительные системы» и др.).
Разумеется, осуществление стратегических задач невозможно без координации действий России и Белоруссии в сфере внешней политики. Внешнеполитические приоритеты РФ и РБ определяются в Программе согласованных внешнеполитических действий, на заседаниях совместной коллегии МИДов РФ и РБ, в ходе межмидовских консультаций. Главными направлениями признаны развитие сотрудничества в рамках СНГ (обеспечение мира и стабильности), ЕврАзЭС, ЕЭП и линия на развитие и укрепление ОДКБ. Предусматривается координация действий в области международной безопасности. В то же время, ввиду отмеченных сложностей, вероятнее всего сочетание попыток диверсификации внешней политики обоими государствами.
4. Поддержку интеграционным усилиям России и Белоруссии могут оказать факторы нематериального, социокультурного характера, потенциально влияющие на изменение лояльности населения в сторону интеграционного объединения, практически лишенные конъюнктурности и субъективизма и являющиеся константой взаимоотношений на протяжении столетий. Один из приоритетов – это формирование единого научно-образовательного пространства (создание «союзных» высших учебных заведений, стандартизация программ и процесса обучения и др.). Думается, на этом направлении недостаточно востребован потенциал научного сообщества, способного не только сформулировать концепцию «интеграционного маркетинга», но и разработать эффективные технологии формирования интеграционной политики, предназначенные для стратегического управления процессом интеграции, преодоления доминирования «ограничительных» технологий, применяемых политическими акторами РФ и РБ. Другой ориентир – это единое культурное пространство России и Белоруссии, фактически реальность сегодняшнего дня. Большое внимание уделяется проведению фестивалей под эгидой союзных органов («Славянский базар в Витебске», «Молодежь за Союзное государство» и др.), мероприятий, посвященных Дню единства народов. С точки зрения «нового институционализма», важная роль в процессе интеграции отводится социальным акторам. В рассматриваемой плоскости таковыми можно признать общественные объединения и организации, представляющие русскую и белорусскую диаспоры в РБ и РФ соответственно. Однако настораживающим моментом, серьезно обедняющим ресурсообразующие интеграционные механизмы, является ослабление «спроса на интеграцию».
Более сложно, несмотря на большее, по сравнению с образовательной и культурной сферами, финансирование проходит работа по формированию единого информационного пространства. С одной стороны, к достижениям на этом направлении можно отнести выпуск союзных газет («Союзное вече», «Союз. Беларусь – Россия»), журналов «Союзное государство» и «Единение». С другой, серьезные проблемы сохраняются в сфере телерадиовещания Союзного государства, фиксируются явно недостаточные усилия СМИ в данной области и зачастую – предвзятое освещение событий, отсутствие рекламы преимуществ интеграции. Следовательно, информационные технологии в сфере союзного строительства являются либо слабо востребованными, либо корреспондирующимися с приверженностью сторон к «черному пиару».
Подводя итоги, можно утверждать, что наиболее динамичной и сложной в плане равноправного взаимодействия России и Белоруссии является экономическая сфера. Причем речь идет не только и не столько, к сожалению, о положительной динамике – качественных сдвигах в области совершенствования экономической политики, но и отрицательной – конъюнктурных колебаниях, обусловленных субъективным фактором – «негативным дирижизмом», выраженным в действиях представителей разных элитных групп и самих интегрирующихся государств. Концептуально в сфере российско-белорусской экономической интеграции привлекаются в большей степени аргументы и положения рыночно-институциональной школы, а также неофункционализма и частично – неофедерализма. Напротив, в сфере «высокой» политики, в которой присутствуют интересы, связанные с обеспечением власти, влияния, престижа, суверенитета и безопасности, Россией и Белоруссией были опровергнуты многие аргументы в защиту ее максимальной проблематичности для интегрирующихся государств. Военно-политическая интеграция России и Белоруссии, на наш взгляд, – это наиболее устойчивый и относительно непротиворечивый компонент союзного строительства, что определяется общностью геостратегических интересов двух стран. Акцентированием данной сферы российско-белорусская интеграция существенно отличается от модели Евросоюза и других (квази)интеграционных группировок. Однако, в отличие от ЕС, здесь пока не выработана концепция общей внешней политики, т. е. речь идет не об интеграции, а о сотрудничестве, координации позиций и действий. В любом случае эффективное поступательное развитие российско-белорусской интеграции в самых разных сферах непосредственно зависит от решения политико-правовых вопросов.
Третья глава «Политические механизмы становления интеграционной системы России и Белоруссии» включает три параграфа: «Режим и устройство Союза и Союзного государства Беларуси и России», «Политическое сообщество Союза и Союзного государства Беларуси и России», «Внешние факторы интеграционной политики России и Белоруссии».
В первом параграфе анализируются нормативные параметры российско-белорусского объединения, определение которых позволяет прояснить его сущность и форму. Рассмотреть их можно на основе следующих подходов: 1) «юридического», базирующегося на общеправовых положениях; 2) «политико-идеологического», опирающегося на взгляды и позиции политических субъектов, вовлеченных в процесс российско-белорусской интеграции, и интерпретацию ее политического смысла и значения; 3) «интеграционистского», оперирующего аргументами различных направлений и школ в теории интеграции.
1. С юридической точки зрения Союз и Союзное государство Беларуси и России трактуются как особые объединения, в учредительных договорах которых отразилось смешение международно-правового и конституционно-правового начал: 1) как самостоятельный вид объединений государств: уже не международно-правовое объединение и еще не единое государство; 2) как конфедерация с тенденцией к федерализации.
2. В рамках второго подхода характер, природа, сущность российско-белорусского объединения анализируются через призму структуры силы и интересов его участников. Ключевыми здесь являются: 1) асимметричность двусторонней модели интеграции России и Белоруссии; 2) политическая детерминированность проблемы формы объединения; среди главных факторов выделяются недостаток политической воли у руководства обеих стран, отсутствие единого понимания сущности и конечных целей интеграции, противоречия между и внутри политических элит обеих стран.
3. Исследование вопросов устройства Союза и Союзного государства Беларуси и России с позиций «интеграционистского подхода» предполагает, во-первых, выявление движущих сил с точки зрения теории интеграции, во-вторых, анализ политического режима российско-белорусского объединения; в-третьих, определение возможной модели его организации и функционирования и сопоставление с практикой региональной интеграции.
В первую очередь можно говорить о кажущейся очевидности развития российско-белорусской интеграции по федералистской схеме: играют большую, если не определяющую, роль политические факторы и субъекты, прежде всего правящие элиты, предпочтение отдается институционному методу, делается попытка утвердить принцип разграничения полномочий и предметов ведения. Но, как показали события, «конституционная революция», выводимая из принятия решения об интеграции на высшем уровне, явно не получилась. Отсутствие готовности государств к ограничению суверенных прав и полномочий также не позволяет сформироваться новому интеграционному качеству – позитивному суверенитету, который можно рассматривать как функционально-ролевой признак, способствующий достижению нового уровня интеграции через расширение политических возможностей и средств как государств, так и всего Союза.
В российско-белорусской интеграции можно выявить также некоторые элементы нео- и постнеофункционализма, теории коммуникаций, межправительственного подхода. Постнеофункционализм может быть достаточно эффективным при объяснении ситуации в военно-политической и экономической сферах. Вместе с тем, не срабатывает механизм «перелива» интеграции. С одной стороны, была сделана попытка распространить интеграционный процесс на новые сектора и сферы. С другой – очевидно, что лояльность населения обоих государств сохраняет выраженную двойственность и даже, о чем свидетельствуют социологические данные, меняется вектор ее размывания на обратный, практически заморожен правотворческий процесс на уровне Союза. Достаточно удобной с политической точки зрения, технологических приемов может быть неофункционалистская модель организации власти в интеграционном объединении, а именно практика компромиссов, коллективный процесс принятия решений, принцип взаимовыгодности. Однако во взаимодействии РФ и РБ наблюдается обратная политизация процесса принятия решений, когда не повышается, а понижается уровень общих интересов. По форме и смысловым характеристикам на союзном и межгосударственном уровнях российско-белорусское объединение приближается отчасти к асимметричной региональной надстройке Э. Хааса, а на межрегиональном – к «функциональному региону» Р. Кайзера благодаря экономической взаимозависимости. Значительным эвристическим потенциалом в анализе российско-белорусской интеграции обладает постнеофункционалистская модель Линдберга – Шейнгольда, позволяющая преодолеть излишнюю материализацию и практицизм и, напротив, учесть существенное влияние социально-психологических факторов, аксиологического компонента. В этом плане можно использовать и некоторые положения теории коммуникаций, например, о «чувстве сообщества» и «мирных ожиданиях», а методика, предложенная авторами ее классической и модифицированной версии, вполне применима при исследовании уровня интегрированности РФ и РБ (возрастание объема трансакций, ценностных ориентаций политических акторов и пр.).
Осуществляя сравнение формирующейся модели Союзного государства Беларуси и России с моделью Европейского Союза, подчеркнем, что ее апологетики, особенно с белорусской стороны, не наблюдается. Внимание обращается главным образом на экономическую составляющую и опыт интеграции, а также предлагается учитывать уроки политико-правовой интеграции для совершенствования союзной модели. Даже на высшем уровне модель ЕС трактуется как одна из нескольких возможных. В пользу относительной схожести моделей говорят, например, попытки интегрирования в социально-экономической сфере, хотя и при существовании разных экономических систем. Как и в Европейском Союзе, в Союзе Беларуси и России присутствует явная асимметрия силы и статуса (в этом отношении он ближе к НАФТА). В то же время, в военно-политической сфере по обозначенным причинам степень российско-белорусской интеграции выше, чем в ЕС, в котором, в отличие от российско-белорусского Союза, действуют относительно эффективные механизмы, как традиционные, так и сравнительно новые (коммунитарный метод, метод открытой координации и др.), обеспечивающие, по крайней мере, коммуникативные связи между уровнями власти.
Политический режим Союза и гипотетического Союзного государства Беларуси и России как интеграционного объединения можно более полно определить через анализ всех его уровней в политико-правовом измерении. Наиболее актуальными здесь остаются взаимосвязанные вопросы о форме Союзного государства и принятии его Конституционного Акта. Однако проект, подготовленный российско-белорусской комиссией, только конкретизирует и дополняет Договор о создании Союзного государства, не выходя за его рамки, предусматривая сохранение суверенитета и независимости РФ и РБ, систем органов государственной власти, правовых систем, атрибутов государственности, право сецессии, институт коллективного руководства. Отметим, что в альтернативных проектах (С. Бабурин, П. Бородин и др.) намечается иная модель организации высшей власти, основанная на институте единоличного президента. Остаются принципиальными расхождения по ряду вопросов (полномочий Совета Министров, формирования союзного парламента, разграничения функций союзных и национальных органов).
В структурно-функциональном срезе проблемы нынешняя система власти и управления Союза Беларуси и России страдает существенными недостатками. Это невнятность всей системы с точки зрения формы и режима, переплетение органов настоящего (Парламентское Собрание Союза Беларуси и России) и будущего (Высшего Государственного Совета, Совета Министров, Постоянного Комитета Союзного государства Беларуси и России), нередко признаваемых нелегитимными, проблема «номенклатурной демократии» и союзной бюрократии.
Многие спорные позиции в союзном строительстве связаны со сферой большой политики. Ее колебания могут повлиять на состояние рассмотренных вопросов самым неожиданным образом: либо способствовать их взаимоприемлемому разрешению, либо утвердить доминирование одной стороны во властных структурах, либо заморозить сложившуюся ситуацию «консервативной стабилизации». Катализаторами процесса, если следовать прежней логике российско-белорусских отношений, могут быть внутриполитические события – «игра» на российском политическом рынке в преддверии парламентских 2007 г. и президентских 2008 г. выборов. Думается, что выборы в Государственную Думу Федерального Собрания РФ менее значимы для получения искомых результатов интеграционного процесса, имея в виду характер формирующейся в стране партийной системы. Напротив, выборы президента РФ потенциально превращаются не только в доминанту внутренней политики, но и интеграционного взаимодействия, влияющего на выбор сценария на среднесрочную перспективу.
Несмотря на действительно большую проделанную работу на разных уровнях российско-белорусских отношений, многие характеристики и параметры интеграционной модели весьма расплывчаты, и их трудно втиснуть в строгие рамки одной теории. Стоит признать российско-белорусское объединение на современном этапе (Союз Беларуси и России, поскольку Союзного государства в реальности не существует) конфедерацией. Думается, что, даже, несмотря на усиление элементов федерализма, имеющихся в учредительных документах, реализация федералистского проекта в ближайшее время невозможна в силу социально-экономических и политических факторов. По нашему мнению, рассматривать виртуально предпочтительнее концепцию договорной, но не кооперативной федерации. Однако ее осуществление, как и другой наднациональной (государственно-политической) концепции или модели, осложняют участие в объединительном процессе всего двух субъектов, многие атрибутивные показатели и характеристики которых существенно расходятся, а также отсутствие эффективного контроля над всем комплексом средств унификации.
Во втором параграфе исследуются функциональные аспекты формирующейся интеграционной системы России и Белоруссии. Политическое сообщество российско-белорусского объединения следует рассматривать на нескольких уровнях: 1) локальном (внутригосударственном); 2) межгосударственном; 3) союзном (надгосударственном). Политические акторы всех этих уровней в своей деятельности являются тесно связанными интересами населения обеих стран, формирующим соответствующие ожидания и поддержку, передающиеся им. Кроме того, в конечном итоге решения, принимаемые на разных уровнях политического сообщества, оказывают непосредственное воздействие на положение населения и, как следствие, определяют степень легитимности властных органов, лояльность населения по отношению к ним.
На внутриполитическую ситуацию в Белоруссии серьезно повлияли факторы, уходящие своими корнями в прошлое. Они обусловили в целом политический выбор элит и массовый запрос населения. Конфигурация политических сил в РБ сложилась и развивается под воздействием следующих вызовов и условий: 1) отсутствия массовых националистических настроений в силу «невыраженной национальной идентичности»; 2) специфики социально-экономической структуры, предопределившей заинтересованность в выборе внешнего партнера; 3) «антиреформизма» правящей элиты как в поздний советский период, так и в постсоветское время, «аполитичности» значительной части населения республики и слабости автономных общественных сил.
Наиболее влиятельные политические партии и общественные объединения Белоруссии достаточно отчетливо делятся на две группы: 1) т. н. антилукашенковская оппозиция (Объединенная гражданская партия, Белорусский народный фронт, Белорусская социал-демократическая партия «Народная Грамада», «Белорусская социал-демократическая Грамада», Либерально-демократическая партия, Партия коммунистов Беларуси, движение «Молодой фронт» и др.); 2) лояльные режиму (Белорусское патриотическое движение, Федерация профсоюзов Белоруссии, Коммунистическая партия Белоруссии, Белорусский республиканский союз молодежи и пр.). Но белорусская оппозиция является неоднородной, основные течения в ней – национальное, либеральное, коммунистическое. Показательна актуализация исторических и политических аспектов спорных вопросов, однако более востребована «антилукашенковская», а не «антироссийская» тема. Существенно повлияли на ситуацию обострение российско-белорусских отношений и укрепление президентского режима, сместив акценты в сторону социально-экономических аспектов и вопроса суверенитета страны. Представители оппозиции выделяют несколько проблемных моментов для белорусского руководства: 1) сплочение «объединенных демократических сил»; стоит, тем не менее, указать на отсутствие у них массовой социальной поддержки (наиболее ангажированной группой выступает студенчество) и сохранение тактических разногласий («хождение в народ», «мирная улица», «демократическая революция»); 2) повышение Россией цен на газ, что отрицательно отражается на авторитете власти; 3) невозможность каких-либо акций в плоскости интеграции с Россией, требующих всенародного одобрения, когда в Белоруссии нет «свободного волеизъявления народа, независимой прессы, радио и телевидения»; 4) вероятность «аншлюсной модели» объединения, к которой подталкивается Белоруссия.
Итак, деятельность белорусской оппозиции тесно связана с проблемой, важной с точки зрения национальных интересов России, а именно – т. н. экспортом демократии, а зачастую – и с реализацией внешнеполитического выбора. В целом можно говорить о чрезвычайной актуальности решения задачи интернализации процесса объединения, имея в виду установление контроля – как внутреннего, так и внешнего. Идеологическое обоснование «экспорта демократии» в Белоруссию серьезно подкрепляется практически, в чем принимают участие самые разные субъекты – от некоммерческих организаций до государств и международных организаций. Несмотря на давление, белорусское руководство продолжает прежнюю политику и апеллирует к идее «суверенной демократии», разделяемой и Россией. В этой связи для него намного важнее, чем для российской элиты, технологии управления внутриполитическими и интеграционными рисками, определения их возможного соотношения. Таким образом, в сфере внутренней и внешней политики Белоруссии присутствуют как непосредственные, так и косвенные интересы России. Однако сходство макрополитических интересов не означает автоматического единства действий России и Белоруссии, учитывая в том числе их неодинаковые возможности противостоять внешнему и внутреннему давлению.
В России идея интеграции постсоветского пространства вообще и с Белоруссией в частности превратилась в существенный инструмент политических партий и правящей политической элиты. Для первых, особенно радикальных, ее поддержка была средством не только заявить о себе, привлечь дополнительные голоса «ностальгирующих» по прошлому избирателей, но и позиционирования перед властью в целях повышения своих статусных позиций. Властная элита, в свою очередь, пыталась нейтрализовать действия оппозиции путем, например, перехвата интеграционных инициатив, трансформированных с учетом собственных потребностей, и усилить тем самым ресурс легитимности. Особенно характерным это было для периода 2-й половины 1990-х гг., когда была даже спровоцирована «интеграционная конкуренция» политических акторов, обострявшаяся в ходе парламентских и президентских предвыборных кампаний. Дополнительную актуальность в игре на политическом рынке идея российско-белорусской интеграции приобрела в свете сложной социально-экономической ситуации в стране и обнаружившихся проблем в отношениях со странами СНГ и Западом. В ее обосновании в целом преобладали социально-психологические и социокультурные компоненты. По мере изменения политической системы РФ острота вопроса и заинтересованность соответствующих субъектов в нем снизились, но все же продолжают занимать особую нишу в их политике. Сложились различные трактовки и подходы к идее российско-белорусской интеграции.
1. «Реставраторский» или «империалистический» подход, в основе которого – концепция «поглощения» Белоруссии Россией (С. Глазьев), базируется на предположении, что самая простая и понятная форма воссоединения России и Белоруссии – включение Белоруссии как сложносоставного субъекта в состав РФ путем подписания соответствующего международного договора, ратифицированного национальными парламентами. Этот подход долгое время был маргинальным, однако в начале 2000-х гг. он был достаточно неожиданно реанимирован российским руководством. Другая версия «реставрации» – «федералистская концепция» (С. Бабурин), исходящая из готовности России и Белоруссии к глубокой интеграции – созданию единого государства с общими союзными органами власти и конституцией. В данном случае наиболее значимыми признаются конституционно-правовые, а не политические механизмы, переговорные технологии в процессе принятия интеграционного решения.
2. Геополитический подход (ЛДПР), в рамках которого упор делается на «объединение славянства». С начала 2000-х гг. наблюдается усиление внимания к экономическим аспектам применительно к СНГ и российско-белорусскому Союзу, но с отрицанием «рецептов евроинтеграции» Предполагается необходимость последовательной и планомерной работы по совершенствованию правовых основ объединения России и Белоруссии. Соответственно, можно считать, что здесь проявляется хотя бы осознание важности технологических вопросов союзного строительства.
3. Историко-геополитический подход (НПСР) является наиболее институционализированным (проведение I (2003 г., Минск) и II (2005 г., Москва) съездов народов Союзного государства Беларуси и России). Но российско-белорусское объединение рассматривается через призму «славянской идеи», с позиций «возрождения страны, восстановления исторической справедливости, создания достойных условий жизни всех граждан», как «вопрос на выживание перед лицом нарастающих внешних угроз». Для КПРФ характерно развернутое обоснование взимовыгодного российско-белорусского объединения. Одновременно указывается, что на пути интеграции создаются «искусственные препоны»; подобно Коммунистической партии Белоруссии, но более резко, ввиду оппозиционности по отношению к власти, КПРФ оценивает деятельность российского руководства. Приоритет здесь отдается избирательным, пропагандистским и мобилизационным технологиям, ориентированным на электорат.
4. «Взвешенный подход», основанный на концепции экономической интеграции (В. Лукин). Экономическая интеграция России и Белоруссии воспринимается как первая ступень в процессе сближения двух государств, обусловленного объективной взаимной заинтересованностью. Отмечается, что она может развиваться без создания союза двух государств, т. е. интеграции политической. Таким образом, эта концепция, по сути, противостоит государственно-политическому подходу, разновидности которого были проанализированы выше, и не учитывает корреспондирующих связей политических механизмов, технологий и процесса интеграции.
К «антиинтеграционистам» в России – противникам интеграции с Белоруссией (до изменения, как утверждается, политического режима) можно с полным правом отнести Союз правых сил, общая установка которого в отношении СНГ предполагает «обязанность» России распространять идеалы политической и экономической свободы в странах Содружества. Подобная позиция почти тождественна позиции белорусской оппозиции; характерной для нее следует признать ориентацию на приемы «черного пиара», антирекламу преимуществ интеграции, создание соответствующих образов.
Контакты между политическими акторами, вовлеченными в процесс российско-белорусской интеграции, осуществляются и по другим каналам: в рамках Союза коммунистических партий – КПСС, Парламентского Собрания Союза Беларуси и России и др. Нередко выражается консолидированная позиция национальных или союзных парламентариев, хотя с угасанием «интеграционной конкуренции» активность на этом направлении заметно упала. «Интеграционные инициативы» были свойственны периодам крупных «интеграционных прорывов» (меморандум «О судьбе Союза России и Белоруссии» 2000 г.). В дальнейшем «интеграционная активность» российских парламентариев свелась по преимуществу к констатации достижений и значения Союза Беларуси и России, а также к оптимистичным высказываниям в отношении перспектив Союзного государства, поддержке действий руководства РФ. Симптоматичным является отсутствие интеграционных положений в программе ведущей политической партии – «Единой России».
На межгосударственном уровне политического сообщества Союза Беларуси и России базовыми признаются принципы суверенитета и равноправия. К ним чаще всего обращается белорусский президент, что продиктовано в первую очередь внутриполитическими соображениями. Параллельно белорусская сторона поднимает проблему взаимного уважения, справедливо, на наш взгляд, критикуя российские СМИ. Экономические и социальные интересы рассматриваются как основные в процессе интеграции, социокультурная однородность – как условие и стимул успешной интеграции, указывается на объективность и необратимость российско-белорусской интеграции. Неоднозначным остается политико-идеологический компонент идеи российско-белорусской интеграции. Можно констатировать, что белорусская правящая элита опирается на «идеологизированно-ностальгическую» ее интерпретацию, а российское руководство – на «рационально-прагматическую» версию. Как следствие, усиливается непонимание на уровне глав государств, макрополитических связей, акцентируется внимание на «недружественности», альтернативности выбора партнеров и с той, и другой стороны.
На союзном уровне в роли главных субъектов выступают члены союзных органов – главы государств и правительств, Госсекретарь, его заместители, депутаты национальных парламентов из депутаций в Парламентском Собрании Союза и др. Они (в меньшей степени это относится к Госсекретарю Союзного государства и Постоянному Комитету) сохраняют двойственный статус, выступая как выразителями национальных интересов своих государств, так и интеграционного объединения. Во-первых, более артикулированным для парламентариев является обращение к трудностям в процессе российско-белорусской интеграции, как общим, так и частным. Во-вторых, заметно настороженное и даже критичное отношение парламентариев к союзной и национальной бюрократии, не признаваемой рационально действующей. В-третьих, с их стороны указывается на необходимость действительно дружественных отношений между двумя странами на различных уровнях, без взаимных угроз и обвинений, т. е. предлагается перейти фактически, а не виртуально к концепции диалога, партнерства. Вместе с тем, депутатов Парламентского Собрания Союза Беларуси и России последних созывов можно в целом отнести к «оптимистам». Подчеркнем также, что точка зрения белорусской депутации в Парламентском Собрании практически совпадает с позицией белорусского руководства, тогда как российские парламентарии являются большими оптимистами, чем российское руководство, и более ориентированными на «романтическое» восприятие действительности. Вероятно, такой оптимизм союзных парламентариев объясняется спецификой их статуса как непосредственных представителей и выразителей интересов своих народов, а также характером полномочий Парламентского Собрания как совещательного органа, что позволяет выступать им с громкими заявлениями без опасения услышать обвинения в свой адрес о невыполнении обещаний. Т. н. союзную бюрократию с большой долей уверенности можно причислить к группе «оптимистов». Развернутая концепция союзного строительства при этом формулируется Госсекретарем Союзного государства Беларуси и России П. Бородиным. Госсекретарь придерживается его федеративного устройства и предлагает не забывать о политико-правовой стороне интеграции. Другие представители союзных органов также рассуждают о сложности, «нелинейности» процесса интеграции и отмечают его объективность и необходимость поиска компромиссов.
Пока, на наш взгляд, невозможно говорить о полноценном политическом российско-белорусском политическом сообществе как неотъемлемом компоненте интеграционной системы. Сохраняется диверсификация статусов и ролей политических акторов, действующих в ней. Эта неоднозначность во многом порождается преобладанием межгосударственного начала в российско-белорусских отношениях: действия национальных политических акторов под влиянием внутригосударственных условий, по существу, задают вектор взаимодействия и на союзном уровне.
Еще более сложным и противоречивым в процессе российско-белорусской интеграции выступает «демократический» фактор. С одной стороны, различия политических режимов обеих стран являются ее ограничителем, если учитывать требования «интеграционной зрелости» в политической сфере и интересы государств в области внешней политики. Последнее справедливо главным образом по отношению к России, т. к. именно она долгое время активно пыталась создать образ «демократического государства» и получить таким путем симпатии ведущих игроков на международной арене. Но отказ интегрироваться с «недемократической» Белоруссией или, тем более, содействие белорусской оппозиции ввиду синдрома «цветных революций», которые следует интерпретировать как «антиинтеграционные» технологии, «антимаркетинг», могут привести к отрыву Белоруссии от России и, как следствие, сокращению сферы ее влияния на постсоветском пространстве.
Наконец, выделим еще одно противоречие в политическом измерении российско-белорусской интеграции – между характером интеграционной системы (асимметричной ввиду объективных различий) и декларируемым режимом российско-белорусского объединения. Формально это должен быть демократический режим в силу юридического равноправия сторон, но фактически постоянно возникает тенденция к утверждению авторитарного режима, элитарности, имея в виду неравномерное распределение возможностей интегрирующихся государств. Возможно, обеим сторонам стоит сконцентрироваться не на расходящихся, а на совпадающих интересах, что способствовало бы достижению компромисса. Осмысление российско-белорусского и европейского опыта в этом ракурсе заставляет по-новому взглянуть на проблему легитимности. Вообще развитие российско-белорусского интеграционного взаимодействия можно анализировать с позиций теории «эволюции власти», согласно которой акторы системы, осознающие свою мощь, стремятся изменить ее структурные ограничения, что приводит к трансформации всей системы. Собственно, именно это попыталась сделать Россия, не пожелавшая мириться с ролью фактически «младшего» партнера Белоруссии в области интеграционной политики в условиях явного неравенства сил. Но хотелось бы надеяться, что стороны не забудут и о законах равновесия, разумно сопоставляя возможные выгоды, могущие быть кратковременными, и издержки, и, не превысив максимальный предел изменений, не допустят краха системы. Сбалансировать развитие системы, скорректировать ее структурные характеристики, вероятно, могли бы успехи на других уровнях интеграционных процессов, прежде всего в ближайшем окружении.
В третьем параграфе исследуются перспективы Союза и Союзного государства Беларуси и России в контексте интеграционных процессов на постсоветском пространстве с выявлением позиций и приоритетов сторон.
При изучении интеграционной политики России и Белоруссии, по нашему мнению, следует учитывать: 1) специфику ситуации после распада СССР – переходность, неопределенность, неустойчивость; 2) статус России и Белоруссии на постсоветском пространстве и на международной арене в целом; 3) «имперский» фактор – стремление избежать диктата нового центра, возможно, в лице России; 4) внешнеполитические ориентации постсоветских государств и роль «третьих государств»; 5) «неформальное лидерство» России в экономике и сильную зависимость ряда государств СНГ, в том числе Белоруссии, от сырьевых и топливных ресурсов, рынка сбыта, кредитов России; 6) противоречие между легальным статусом России как государства-продолжателя СССР и легитимностью ее претензий на лидерство в интеграции постсоветского пространства, порожденное ее политическим лидерством в распаде Советского Союза. Фактически данные обстоятельства обусловили ориентацию постсоветских государств на «избирательную», «вынужденную» и «сепаратную» интеграцию, хотя декларировалась поддержка гибкого «разноскоростного» подхода к формам организации и функционирования Содружества. Заметно совпадение в приоритетах политики на пространстве СНГ в официальных документах РФ и РБ, за вполне понятным исключением претензий Белоруссии на роль лидера, ведущей силы в регионе. Что касается России, то можно говорить о ее переходе от «либерально-демократической» трактовки собственной роли и интеграционных процессов на постсоветском пространстве фактически к концепции «хозяина», в духе «реальной политики».
На практике после провала планов сохранения единого военно-стратегического пространства упор Россией был сделан на экономической сфере. С 1995 г. приоритетом России, как и Белоруссии, становится Таможенный союз стран СНГ / Евразийское экономическое сообщество. Уже на первом этапе (1995 – 1996 гг.) выявились лидеры будущего союза – Белоруссия, Казахстан, Россия. На этапе «интеграционной эйфории» (1997 – 1998 гг.) Белоруссией особо отмечалась необходимость «работы на объединение», в первую очередь – для создания общего внутреннего рынка товаров, восстановления общего научного и культурного пространства. После образования ЕврАзЭС (2000 г.) наиболее сложными вопросами для Сообщества и его участников остаются: 1) поэтапное формирование единого экономического пространства; главной задачей признано оформление договорно-правовой базы для Таможенного союза и обсуждение единых таможенных тарифов, но готовность к ее выполнению демонстрируют только три лидера; 2) координация действий при вступлении в ВТО; при этом Белоруссия выступает за формирование Таможенного союза до вступления в ВТО; 3) расхождения в приоритетах экономической политики государств-участников, причем Россия более заинтересована в создании Евроазиатского газового альянса, Белоруссия – в обеспечении равных прав хозяйствующих субъектов, выработке транзитной политики. Для белорусской стороны в ЕврАзЭС уязвимыми можно считать отсутствие статусной позиции «главного интегратора», угрозу «растворения» среди других участников, более лояльных России.
Россия пытается утвердить себя также центром евразийской системы безопасности. В данном случае опорой ее политики выступает Организация Договора о коллективной безопасности. Практически же полное совпадение состава ОДКБ с ЕврАзЭС, особенно после присоединения Узбекистана в 2006 г., способствует их взаимодополняемости и позволяет предполагать их слияние в одну интеграционную структуру. Главное внимание здесь сосредоточено на Центральноазиатском регионе, как наиболее нестабильном. Реализация других региональных приоритетов, западного и южного, осуществляется скорее по линии двустороннего взаимодействия Россия – Белоруссия и Россия – Армения. В совершенствовании нуждаются и механизмы координации ОДКБ и Союза Беларуси и России.
В формирующейся интеграционной системе ЕврАзЭС / ОДКБ количественно преобладает центральноазиатский компонент. Безусловным лидером здесь выступает Казахстан, с «интеграционной» активностью лидера которого – «межконтинентального демиурга» Н. Назарбаева – на постсоветском пространстве может сравниться разве что белорусский президент, правда, акцентирующий внимание не на евразийской, а на славянской идее. Указанные особенности могут быть использованы Россией для давления на Белоруссию; «евразийская» идеология интеграции является технологически более приемлемой в условиях дискредитации идеи «славянского братства» и доминирования ценностно-нейтрального «рыночного подхода». В этом же ракурсе находится вопрос о подключении к «интеграционному ядру» Украины (проект формирования Единого экономического пространства). Но «реальная, институционально закрепленная экономическая интеграция» в таком формате в сложившихся политических условиях видится труднодостижимой, хотя энергетическая зависимость от России и отсутствие социальной поддержки западного вектора подталкивают стороны к «маятниковой» модели.
Дополнительную сложность для интеграционной политики РФ и, напротив, возможности для более гибкой тактики РБ представляет существование «антироссийской оппозиции» на пространстве СНГ в лице блока ГУАМ, хотя его создание, отражавшее развитие тенденции к фрагментации СНГ «по интересам», можно рассматривать как ответ на сближение России и Белоруссии. Существование и предполагаемые действия ГУАМ являются деструктивными для России сразу в нескольких плоскостях: ее общей политики на постсоветском пространстве, отдельных направлений ее политики в рамках Содружества и как самостоятельного актора (в сфере энергетической политики, в частности), наконец, в ее отношениях с определенными государствами. Активизация с 2006 г. отношений Белоруссии с Азербайджаном, Молдовой и Украиной, как и ее попытки интенсифицировать образование трубопроводного «транзитного» альянса, безусловно, эту деструктивность усиливают. С другой стороны, частичная нормализация российско-молдавских и российско-украинских отношений наряду с сохраняющимися разногласиями с Азербайджаном и Грузией, увеличивает вариативность ситуации, не позволяя прийти к однозначным выводам. Однако, по всей видимости, стратегически ГУАМ не может стать для Белоруссии главным партнером.
Назревшие проблемы, как в рамках всего Содружества Независимых Государств, так и на субрегиональном и локальном уровнях, Россия попыталась решить, опираясь на концепцию прагматизма. Нерезультативность политики России на пространстве СНГ на официальном уровне была признана еще до «оранжевой революции» в Украине. В дальнейшем фактически утвердилось отрицание возможности интеграции в рамках всего Содружества, и за СНГ окончательно закрепилась его трактовка как «формы цивилизованного развода» (В. Путин). Белорусский президент еще раньше придерживался радикальной точки зрения, считая, что если у государств СНГ нет действительного желания интегрироваться, «то не надо мучить самих себя и друг друга», т. е. продлять бесполезное существование Содружества. Характерными для официальной российской позиции по СНГ становятся ссылки на «морально устаревшие формы и методы работы» как препятствие для реализации современных целей. Что касается двусторонних отношений с государствами СНГ, то главной тенденцией здесь является фиксация перехода на «рыночное ценообразование». Все же думается, что предлагаемый «рыночный» подход не стоит слишком активно применять к ближайшим союзникам России, особенно Белоруссии, иначе исчезнут любые различия между «антироссийской осью» и «интеграционным ядром» СНГ.
Итак, политически и экономически лидерами интеграции постсоветского пространства выступают Россия, Белоруссия и Казахстан. Украина, в лучшем случае, в обозримой перспективе может придерживаться концепции «избирательного сотрудничества». В этой связи потеряли смысл «националистические» концепции интеграции. Первостепенное значение сейчас имеет не вопрос расширения Союза Беларуси и России за счет Казахстана, Армении и др., всегда имевший лишь частичную политическую поддержку, но не официального руководства, а также за счет «непризнанных республик», а его сохранения, перевода квазиинтеграционного взаимодействия в интеграционное. Создаваемая РФ и РБ система в условиях геополитического плюрализма постсоветского пространства, особенностей внутриполитической обстановки должна быть прежде всего гибкой, многоуровневой, дифференцированной, допускающей вариативность форм и методов сближения в разных сферах, сочетание межгосударственного и наднационального характера, иметь не нормативный, а функциональный характер. Многое в этой ситуации зависит от главных субъектов процесса, их отказа от использования идеи интеграции в конъюнктурных целях, только как политического проекта, расширения публичности ее обсуждения, а не просто доведения определенных фактов через СМИ, разработки ими приемов проведения эффективной рекламы интеграции, антикризисных и переговорных технологий. Таким образом, можно будет добиться главного – установления контроля над интегрирующими факторами изнутри, с привлечением социально-политических институтов. Однако неразрешенной остается проблема симметричности интеграционной системы в плане равноправного взаимодействия России и Белоруссии, связанная в том числе с трудностями формирования плюралистичной демократии.
На данный момент следует констатировать отсутствие внешней поддержки идеи и процесса российско-белорусской интеграции. Это касается как субрегиональных объединений, которые, скорее, рассматриваются участниками с точки зрения обретения тактических преимуществ, так и СНГ – исключительно координационной межгосударственной структуры – и третьих сторон (ЕС, зарубежных государств и др.), не заинтересованных в устранении фрагментации постсоветского пространства. Пока, к сожалению, самым главным качественным, но не позитивным признаком совершившейся эволюции политики РФ в плане перспектив интеграции с Белоруссией является утрата «особости» их взаимодействия; «эксклюзивной» остается пока идея политической интеграции, но ее осуществление зависит от большого комплекса структурных переменных, где далеко не последнюю роль играют внутриполитические условия. Лишь после выполнения указанных условий Союз Беларуси и России, получивший политическую систему с наднациональным, транснациональным и внутригосударственным измерениями, может стать примером «реальной интеграции». Но в любом случае процесс его эволюции сохранит сложный, многомерный, нелинейный характер.
В заключении диссертации изложены наиболее важные теоретические выводы и обобщения по исследуемой проблеме.
Основные положения диссертационного исследования
изложены в следующих публикациях автора:
Монографии
1. Бахлова О. В. Россия и Белоруссия: теоретические основы и политические механизмы интеграции. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2006. – 320 с. (20 п. л.).
2. Бахлова О. В. Теория и практика региональной интеграции: политико-правовые аспекты. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2006. – 208 с. (13 п. л.).
3. Бахлова О. В., Бахлов И. В., Еферина Т. В. Политическая элита современной России: региональный подход. – Саранск: «Красный Октябрь», 2002. – 180 с. (10,46 п. л. / 4 п. л.).
Публикации в периодических научных изданиях, рекомендуемых ВАК
4. Бахлова О. В., Бахлов И. В. Реформы российского федерализма в начале XXI века // Регионология. – 2003. – № 3. – С. 95-105 (0,69 п. л. / 0,35 п. л.).
5. Бахлова О. В., Бахлов И. В. Федеративная идея в концепции интеграции постсоветского пространства // Регионология. – 2005. – № 1. – С. 45-56 (0,75 п. л. / 0,38 п. л.).
6. Бахлова О. В. Дифференциация и целостность в изучении международных отношений: уровни анализа // Интеграция образования. – 2005. – № 3. – С. 66-71 (0,38 п. л.).
7. Бахлова О. В., Бахлов И. В. Идея интеграции в отечественных федералистских проектах // Регионология. – 2005. – № 4. – С. 29-39 (0,69 п. л. / 0,38 п. л.).
8. Бахлова О. В. Политико-правовые механизмы региональной интеграции: вопросы теории и практики // Традиция и модернизация в развитии регионов: философия, политика, социология, история (Прил. № 7 к журналу «Регионология»). – Саранск: НИИ регионологии, 2006. – С. 36-51 (1 п. л.).
9. Бахлова О. В. Региональная интеграция: федералистские теории и концепции // Регионология. – 2006. – № 4. – С. 6-13 (0,44 п. л.).
10. Бахлова О. В. Специфика современной системы международных отношений в контексте изучения интеграционных процессов эпохи Постмодерна // Интеграция образования. – 2006. – № 4. – С. 65-70 (0,38 п. л.).
Статьи
11. Бахлова О. В. Региональная наука: отечественный и зарубежный опыт // Гуманитарные науки и образование: проблемы и перспективы. Материалы I Сафаргалиевских научных чтений. – Саранск: «Красный Октябрь», 1997. – С. 185-189 (0,31 п. л.).
12. Бахлова О. В. Региональные элиты как объект политологического исследования // Обновляющаяся Россия: формирование нового гуманитарного пространства. Материалы Меркушкинских научных чтений. – Саранск: «Красный Октябрь», 1997. – С. 73-75 (0,19 п.л.).
13. Бахлова О. В. Региональные политические элиты в федеративном государстве: особенности статуса и роли // Российская провинция: история, культура, наука. Материалы II Сафаргалиевских научных чтений. – Саранск: «Красный Октябрь», 1998. – С. 444-446 (0,19 п. л.).
14. Бахлова О. В. Вопросы теории и методологии изучения региональных элит // Исторические и политические науки в контексте современной культурной традиции. Материалы IV Сафаргалиевских научных чтений. – Саранск: «Красный Октябрь», 1999. – С. 256-261 (0,38 п. л.).
15. Бахлова О. В. Трансформация региональных политических элит в постсоветской России // Мордовия в период реформ. Материалы II Меркушкинских научных чтений. – Саранск: «Красный Октябрь», 2001. – С. 103-114 (0,75 п. л.).
16. Бахлова О. В. Процессы интеграции и глобализации: теория, практика и политика России // Гуманитарий: Альманах. – Саранск: «Красный Октябрь», 2001. – № 2. – С. 51-56 (0,38 п. л.).
17. Бахлова О. В. Региональные политические элиты в федеративном государстве // Политология: Учебник с грифом Минобразования РФ. – М.: Дело, 2002. – С. 222-224 (0,19 п. л.).
18. Бахлова О. В. Международные интеграционные процессы. – Саранск: «Красный Октябрь», 2002. – 28 с. (1,75 п. л.).
19. Бахлова О. В. Региональные политические элиты в федеративном государстве // Политология: Учебник с грифом Минобразования РФ. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Дело, 2003. – С. 222-224 (0,19 п. л.).
20. Бахлова О. В., Бахлов И. В. Реформирование федеративных отношений в современной России: федеральный и региональные проекты // Органы юстиции и становление гражданского общества. Материалы межвуз. науч.-практ. конф. – Саранск: «Рузаев. печатник», 2003. – С. 55-59 (0,31 п. л. / 0,19 п.л.).
21. Бахлова О. В., Бахлов И. В., Еферина Т. В. «Самые влиятельные люди России – 2003» в Республике Мордовия // Самые влиятельные люди России – 2003 г. / Ин-т ситуационного анализа и новых технологий. – М.: ИСАНТ, 2004. – С. 134-149 (1 п. л. / 0,34 п. л.).
22. Бахлова О. В., Бахлов И. В. Территориальная система российского государства: этапы и факторы модернизации // Россия в процессе политической модернизации: сб. науч. тр. / под ред. Д.В. Доленко. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2005. – С. 102-109 (0,5 п. л. / 0,25 п. л.).
23. Бахлова О. В. Внешняя политика постсоветской и современной России: парадоксы модернизации // Россия в процессе политической модернизации: сб. науч. тр. / под ред. Д.В. Доленко. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2005. – С. 159-165 (0,44 п. л.).
24. Бахлова О. В., Бахлов И. В. Интеграция постсоветского пространства: внутренние и внешние оценки политики России // Гуманитарий: Альманах. – Саранск: «Красный Октябрь», 2005. – № 5. – С. 88-98 (0,75 п. л. / 0,38 п. л.).
25. Бахлова О. В. Россия и Европейский Союз: эволюция стратегии взаимодействия и возможности развития общеевропейского процесса // Гуманитарий: Альманах. – Саранск: «Красный Октябрь», 2005. – № 5. – С. 88-98 (0,69 п. л.).
26. Бахлова О. В. Системный подход в изучении международных интеграционных процессов // XXXIV Огаревские чтения: Материалы науч. конф.: в 2 ч. Ч. 1. Гуманитарные науки. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2006. – С. 21-25 (0,31 п. л.).
27. Бахлова О. В. Региональные структуры безопасности: факторы и тенденции трансформации // Историко-культурные аспекты развития полиэтничных регионов России. Материалы Всерос. науч.-практ. конф. – Саранск: «Крас. Окт.», 2006. – С. 559-568 (0,63 п. л.).
28. Бахлова О. В., Бахлов И. В. Кризис Советского Союза: внешнеполитическое измерение // Историко-культурные аспекты развития полиэтничных регионов России. Материалы Всерос. науч.-практ. конф. – Саранск: «Крас. Окт.», 2006. – С. 568-577 (0,63 п. л. / 0,32 п.л.).
29. Бахлова О. В. Российская территориальная система и концепция «плюралистического политического порядка» // Проблемы развития регионального социума. Материалы Межд. науч.-практ. конф. Ч. II. – Саранск: НИИ регионологии, 2006. – С. 223-225 (0,19 п. л.).
[1] Мартинелли А. Рынки, пространства и глобальное управление (Доклад XV Конгрессу) // Социологические исследования. 2003. № 1. С. 20 – 21; Межуев Б. В. Постколониальный период и «транснационализация» гражданства // Политические исследования. 2004. № 5. С. 26; Симонян Р. Проблемы перехода от национально-государственных образований к региональным // Власть. 2004. № 5. С. 70 – 71.
[2] Bauman Z. Europe. An Unfinished Adventure. Cambridge, 2004; Die Europisierung nationaler Geselschaften / hrsgn. von M. Bach. Wiesbaden, 2000; Freudenstein R. Nachdenken ber den Europa-Begriff: Integrationsmotivation einst und jetzt // Intern. Politik. Bonn, 1997. J. 52. № 11.
[3] Глобальное сообщество: Новая система координат (подходы к проблеме) / отв. ред. А. И. Неклесса. СПб., 2000; Лабин Д. К. Международно-правовое обеспечение экономического регионализма // Государство и право. 2005. № 4; Mansfield E. D., Milner H. V. The New Wage of Regionalism // Intern. Organization. Summer 1999. Vol. 53. № 3; Regionalism and global economic integration: Europe, Asia a. the Americas / ed. by W. D. Coleman, G. R. D. Underhill. L.; N. Y., 1998.
[4] Косолапов Н. Россия: территория в пространствах глобализирующегося мира // Мировая экономика и международные отношения. 2005. № 7; Панарин А. С. Стратегическая нестабильность в XXI веке. М., 2004.
[5] Современные буржуазные теории международных отношений: Критический анализ / отв. ред. В. И. Гантман. М., 1976; Шеленкова Н. Б. Европейская интеграция: политика и право. М., 2003; Шемятенков В. Г. Европейская интеграция. М., 2003; Этциони А. От империи к сообществу: новый подход к международным отношениям. М., 2004; Cooper R. Integration and disintegration: The post-cold war world // J. of democracy. Wach., 1999. Vol. 10. № 1; Etzioni A. Political Unification Revisited: On Building Supranational Communities. Lancham, 2001; Moravcsik A. The Choise for Europe: Social Purpose and State Power from Messina to Maastricht. Ithaca; L., 1998.
[6] Барановский В. Г. Политическая интеграция в Западной Европе: Некоторые вопросы теории и практики. М., 1983; Его же. Западная Европа: военно-политическая интеграция. М., 1988; Борко Ю. А. Западная Европа: социальные последствия капиталистической интеграции. М., 1975; Его же. Экономическая интеграция и социальное развитие в условиях капитализма: буржуазные теории и опыт Европейского сообщества. М., 1984; Шишков Ю. В. Теории региональной капиталистической интеграции. М., 1978; Его же. Формирование интеграционного комплекса в Западной Европе: тенденции и противоречия. М., 1979.
[7] Интеграция и совершенствование сотрудничества стран-членов СЭВ / отв. ред. А. И. Рокитко. Киев, 1985; Максимова М. М. Основные проблемы империалистической интеграции: экономический аспект. М., 1971; Фомин В. В. Социалистическая экономическая интеграция и государственный суверенитет // Советское государство и право. 1986. № 11.
[8] Журавская Е. Г. Региональная интеграция в развивающемся мире: немарксистские теории и реальность (на примере АСЕАН). М., 1990; Шмелев В. В. Развивающиеся страны: тенденции и противоречия экономической интеграции. М., 1979; Nye J. Comporative Regional Integration: Concept and Measurement // International Organization. 1968. Vol. 22. № 4.
[9] Иноземцев В., Кузнецова Е. Возвращение Европы. В поисках идентичности: европейская социокультурная парадигма // Мировая экономика и международные отношения. 2002. № 6; Кейган Р. О рае и силе: Америка и Европа в новом мировом порядке. М., 2004; Кузнецова Е. The Breaking of Nations. Размышления над книгой Роберта Купера // Международная жизнь. 2004. № 2; Кэмерон Ф. Европейский Союз и Соединенные Штаты: друзья или соперники? // Свободная мысль – XXI. 2004. № 11; Нелсон Д. Европа versus Америка // США*Канада: Экономика. Политика. Культура. 2002. № 9; Троицкий М. А. Трансатлантический союз 1991 – 2004. Модернизация системы американо-европейского партнерства после распада биполярности. М., 2004.
[10] Александров И. А. Монархии Персидского залива: Этап модернизации. М., 2000; Мелкумян Е. С. ССАГПЗ в глобальных и региональных процессах. М., 1999; Мозиас П. Интеграционные процессы в АТР: навстречу вызовам глобализации // Восток. 2002. № 6; Романова З. И. США и Латинская Америка: взаимодействие или противодействие? // Латинская Америка. 2006. № 3; Сударев В. П. «Борьба маршрутов» // Латинская Америка. 2006. № 5; Hurell A. Regionalism in Americas // Regionalism in world politics: Regional organization a. intern. order. Oxford, 1995.
[11] Викториа М. А. Теоретические основы интеграции для аграрного права сообщества Меркосур // Право и политика. 2004. № 1; Виландт Г. Латинская Америка: сегодняшний день и перспективы // Мировая экономика и международные отношения. 2005. № 2; Зидентоп Л. Демократия в Европе. М., 2004; Колер-Кох Б. Эволюция и преобразование европейского управления // Мировая экономика и международные отношения. 2001. № 7; Коукер К. Сумерки Запада. М., 2000; Лавут А. А. ЮАСН – новый экономико-политический блок // Латинская Америка. 2006. № 1;>
[12] Богатуров А., Кожокин М., Плешаков К. После империи: демократизм и державность во внешней политике России. М., 1992; Богатуров А. Д. Национальное и наднациональное в российской политике // Международная жизнь. 1995. № 8; Валовая Т. Постсоветское пространство в эпоху прагматизма // Россия в глобальной политике. 2005 Т. 3. № 2; Головнин М., Либман М. Постсоветская интеграция: итоги и перспективы // Свободная мысль – XXI. 2006. № 1; Мухина Я. Россия и ее интересы на постсоветском пространстве // Власть. 2005. № 8; Федулова Н. Россия – СНГ: время собирать камни // Мировая экономика и международные отношения. 2006. № 1; Фурман Д. Е. О будущем «постсоветского пространства» // Свободная мысль – XXI. 1996. № 6; Его же. Дивергенция политических систем на постсоветском пространстве // Свободная мысль – XXI. 2004. № 10.
[13] Годин Ю. Ф. Россия и Белоруссия на пути к единению: Проблемы экономической безопасности Союзного государства. М., 2001; Пастухова Н. Б. Союз России и Белоруссии. История, настоящее, перспективы. М., 2000.
[14] Заико Л. От желаемого к действительному // Россия в глобальной политике. 2006. Т. 4. № 1; Карбалевич В. И. Парадоксы российско-белорусской интеграции // Современная Европа. 2002. № 2.
[15] Тиммерман Х. Процессы дезинтеграции и реорганизации СНГ // Мировая экономика и международные отношения. 1998. № 12; Его же. Особый случай Белоруссии // Россия в глобальной политике. 2006. Т. 4. № 2; Luchterhandt O. Das institutionelle und rechtliche Profil der Gemeinschaft Unabhngiger Staaten (GUS) // Aus Politik u. Zeitgeschichte. Bonn, 1992. № 52 – 53.
[16] Дмитриев Е. И., Хурс М. Н. Беларусь: итоги и уроки президентских выборов. Минск, 2002; Коктыш К. Постсоветская трансформация Белоруссии // Мировая экономика и международные отношения. 2004. № 1. С. 37 – 50; № 2; Шаклеина Т. А. Белоруссия во внешнеполитической стратегии Российской Федерации: Дискуссии о союзе России и Белоруссии в российском политико-академическом сообществе: геополитический аспект. М., 2000.
[17] Затулин К. Борьба за Украину: что дальше? // Россия в глобальной политике. 2005. Т. 3. № 1; Мошес А. Л. Славянский треугольник. Украина и Белоруссия в российской внешней политике 90-х годов // Pro et Contra. 2001. Т. 6. № 1 – 2; Его же. Украина: и все-таки она движется! // Россия в глобальной политике. 2006. Т. 4. № 2; Фельдман Д. М. Политическое взаимодействие элит стран СНГ // Политические исследования. 2005. № 4; Meissner B. Das politische Paktsystem innerhalb der GUS // Osteuropa Recht. Stuttgart, 1994. Jg. 40. H. 3.
[18] Babak V. The concept of Eurasian Union: Roots, essence, and prospects. Jerusalem, 1996; Haug R. Putins Welt. Ruland auf dem Weg nach Western. Baden-Baden, 2003; Pursiainen Ch. Eurasianism and neo-Eurasianism: the past, present a. postmodernity of a. Russian integration ideology. Helsinki, 1998.
[19] Зайончковский В. Восточная Европа в польской дипломатии // Pro et Contra. 1998. Т. 3. № 2; Конобеев В. ЕС – Россия – Беларусь // Мировая экономика и международные отношения. 2003. № 5; Staack M. Weiter in die Isolierung: Weirussland nach der Prsidentschaftwahl // Intern. Politik. Bonn, 2001. J. 56. № 10.
[20] Авакьян С. А. Договор между Республикой Беларусь и Российской Федерацией о создании Союзного государства: конституционно-правовой аспект // Вестник Моск. ун-та. Серия 11. Право. 2001. № 1; Вишняков В. Г. О соотношении норм международного и конституционного права (на примере Белоруссии и России) // Журнал российского права. 2002. № 9; Михалева Н. А. Правовые проблемы создания Союзного государства России и Беларуси // Государство и право. 2002. № 6.
[21] Гомар Т. Парадокс непостоянства // Россия в глобальной политике. 2006. Т. 4. № 3; Делягин М. После СНГ: одиночество России // Россия в глобальной политике. 2005. Т. 3. № 4.
[22] Евзеров Р. Мировые процессы и СНГ // Свободная мысль – XXI. 2002. № 11; Зиядуллаев Н. СНГ: опыт и итоги десятилетия // Свободная мысль – XXI. 2002. № 4; Его же. СНГ в глобальной экономике: стратегия развития и национальная безопасность // Мировая экономика и международные отношения. 2005. № 4.
[23] Арбатова Н. К., Титаренко М. Л., Торкунов А. В. и др. Вхождение в новую геополитику: Гостиный двор // Международная жизнь. 2005. № 1; Батыгин А., Медведев А. Куда идет Союз? // Союз. Беларусь – Россия. 2005. 31 марта. № 12; Бойченко А. В., Савченко Г. И. Перспективы вхождения России в «Большую Европу»: материалы «круглого стола» // Вестник Моск. ун-та. Серия 6. Экономика. 2004. № 1; Европейское измерение России и глобальные вызовы: научная конференция // Международная жизнь. 2002. № 7; Интеграция или имитация? «Круглый стол» // Российская Федерация сегодня. 2005. № 2 и др.
[24] Кот В. С. Политическое сообщество: генезис и эволюция. Теоретико-методологические проблемы. М., 2004. С. 11; Его же. Концептуализация политического сообщества // Политические исследования. 2006. № 1. С. 109; Луман Н. Общество как социальная система. М., 2004; Его же. Дифференциация. М., 2006; Парсонс Т. О социальных системах. М., 2002.
[25] Алексеева Т. А. Современные политические теории. М., 2001; Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. М., 2005; Политическая наука: новые направления / под ред. Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна. М., 1999.
[26] Бурдье П. Социология политики. М., 1993; Морозова Е. Г. Политический рынок и политический маркетинг: концепции, модели, технологии. М., 1998; Пушкарева Г. В. Политический менеджмент. М., 2002; Соловьев А. И. Политология: Политическая теория, политические технологии. М., 2004 и др.
[27] Ауров О. Национализм в истории и концепциях // Свободная мысль – XXI. 2004. № 11. С. 161; Смит Э. Д. Национализм и модернизм: Критический обзор современных теорий наций и национализма. М., 2004. С. 362 – 400.
[28] Гельман В. Я. Институциональное строительство и неформальные институты в современной российской политике // Политические исследования. 2003. № 4. С. 6; Ткачев Д. Ш. Особенности функционирования институтов и социальных сетей на постсоветском пространстве // Политические исследования. 2006. № 1. С. 85.
