Акторы региональных политических процессов в постсоветской россии: система взаимодействий
На правах рукописи
БАРАНОВ АНДРЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ
АКТОРЫ РЕГИОНАЛЬНЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ: СИСТЕМА ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ
Специальность 23.00.02 – Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора политических наук
Волгоград 2007
Диссертация выполнена на кафедре истории и теории политики Федерального государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Волгоградская академия государственной службы»
Официальные оппоненты: доктор политических наук, профессор
Попова Ольга Валентиновна
(Санкт-Петербургский государственный университет)
доктор политических наук, профессор
Грачёв Михаил Николаевич
(Российский университет дружбы народов)
доктор политических наук, профессор
Шестов Николай Игоревич
(Саратовский государственный университет)
Ведущая организация: ФГОУ ВПО «Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова»
Защита состоится «11» октября 2007 года в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 502.002.01 в ФГОУ ВПО «Волгоградская академия государственной службы» по адресу: 400131, г. Волгоград, ул. Гагарина, 8, ауд. 204 (конференц-зал).
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГОУ ВПО «Волгоградская академия государственной службы».
Автореферат разослан «____» сентября 2007 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета Д 502.002.01,
доктор исторических наук, профессор Е.Г. Олейникова
I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования. Крупные по территории и социокультурно неоднородные государства имеют долгосрочные «траектории» политических процессов, которые нельзя адекватно осмыслить только на общенациональном уровне. Политический процесс в пределах государства является равнодействующей многих разнонаправленных изменений: глобальных, субнациональных (региональных) и локальных. Политическая система России может быть осмыслена как совокупность разноуровневых политий, взаимодействующих между собой и имеющих различные системы акторов.
Региональные политические процессы проявляются на уровне сообществ, которые образуют «макроэлементы» государств, в отличие от «микроэлементов» местных сообществ (городов, сельских районов и т.п.). Данный уровень процессов достаточно масштабен, чтобы он существенно влиял на общероссийские политические процессы и институты. Исследование регионального уровня политических процессов в России приобретает особую актуальность ввиду альтернативности постсоветских трансформаций. В современной России региональные акторы элиты, органы государственной власти, партии, группы интересов достаточно весомы по статусу и ресурсам.
Анализ субъектности региональных политических процессов особенно важен для решения таких насущных российских проблем, как оптимизация баланса интересов государства и регионов, реформы федерализма и административно-территориального устройства, упрочение демократических практик взаимодействий акторов политики.
Исследование институтов, стратегий, ресурсов взаимодействий акторов политики позволит перейти от описания событий к их осмыслению, к системному анализу регионального политического процесса. Акцент в нашей работе сделан на системе взаимодействий и взаимовлияний участников политики регионального уровня, а не на формальных институтах.
Термин «актор политики» понимается в русле субъектно-деятельностного подхода как субъект политического процесса, действия которого «непосредственно вызывают или косвенно влекут за собой сдвиги в базовых институтах общества (независимо от осознания этого самими субъектами)»[1]. Политологи (В.Я. Гельман, С.И. Рыженков, М. Бри) уточняют, что акторы политики располагают для успешного выполнения своей роли весомыми ресурсами, способны формулировать свои интересы и строить на их основе стратегии политического действия[2].
Исследование акторов региональных политических процессов особенно актуально накануне электорального цикла 2007-2008 гг., в условиях наметившейся модернизации политического пространства России и реформ государственности.
Тема диссертации актуальна также вследствие ее малоизученности. Чаще всего исследователи обращаются к узким по содержанию и хронологии аспектам темы. Львиная доля публикаций выполнена в жанре краткосрочных эмпирических описаний на материалах отдельных регионов. Назрела острая необходимость создать концепцию взаимодействия акторов региональных процессов в масштабе всей России постсоветского периода.
Степень научной разработанности проблемы. Политическая регионалистика развивается в России недавно, с конца 1980-х гг. Базовые парадигмы и понятийный аппарат политической регионалистики – на стадии формирования. Научное сообщество политологов-регионоведов весьма сегментировано как по методологическим подходам, так и по тематике работ. На наш взгляд, в России сложились основные направления анализа акторов региональных политических процессов:
– теоретико-методологические исследования;
– анализ федерализма как типа политических отношений «центр-регионы»;
– исследования органов государственной власти и региональных политических режимов;
– региональная политическая элитология;
– анализ политических партий и групп интересов;
– исследования динамики региональных политических процессов;
– электоральные исследования.
Теоретико-методологический уровень политической регионалистики исследован явно недостаточно. По глубине и обоснованности выводов можно выделить работы В.А.Колосова, И.М.Бусыгиной, Р.Ф. Туровского, Н.П. Медведева, А.П. Овчинникова3
[3]. В них проявляется поиск самостоятельных концептуальных основ регионалистики в итоге синтеза исходных традиций политической географии, конституционно-правовых исследований федерализма, историко-культурного регионоведения. В начале 2000-х гг. состоялась первичная институционализация политической регионалистики как отрасли политической науки в России4
[4].
Теоретические основы анализа политического процесса созданы в рамках конкурирующих научных подходов5
[5] : институционализма (С. Хантингтон), бихевиорализма (Ч. Мерриам, Г. Лассуэлл), структурно-функционального подхода (Д. Аптер, Ш. Эйзенштадт), системного анализа (Т. Парсонс, Д. Истон, К.Дойч), теорий политических изменений (Д. Растоу). На наш взгляд, самым перспективным для анализа политического процесса является неоинституционализм. Он проявился в исследованиях постсоциалистических трансформаций, проделанных Г.О’Доннеллом, Ф. Шмиттером, Т. Карл6
[6]. Неоинституционализм позволяет преодолеть разрыв между формально-правовым нормативизмом и социокультурным подходом; сочетать статические и динамические модели политического процесса.
Анализ политических процессов в постсоветской России чаще всего основан на теориях демократического транзита. Структурный подход к демократизации создан в работах С. Липсета, Г. Алмонда и С. Вербы, Р. Ингхарта, Л.Пая7
[7]. Эти аналитики считают ключевым условием успеха демократии объективные структурные условия в обществе. Напротив, создатели процедурного подхода (Г.О.’Доннелл, Ф. Шмиттер, Х. Линц, А. Степан)8
[8] отводят главную роль в успехе демократии субъективным стратегиям акторов, алгоритму реформ. Ряд политологов (А.Ю. Мельвиль, О.Г. Харитонова) стремятся синтезировать структурный и процедурный подходы9
[9] на материале постсоветской России. Мы полагаем, что структурный подход в наибольшей мере отражает условия и динамику российской трансформации.
Региональный уровень политического процесса осмыслен в концепции «многосоставных обществ» А. Лейпхарта1
[10] 0, которая создала инструментарий анализа территориально расколотых систем. На материалах России типологию региональных процессов создали А.В. Дахин и Н.П. Распопов1
[11] 1, выделившие базовые и периферийные процессы и систему их акторов. В.Я. Гельман, С.И. Рыженков и М. Бри1
[12] 2 применили процедурный анализ трансформаций к регионам России 1990-х гг., обосновали структуру акторов политических процессов и их важнейшие параметры. Теоретические модели регионального политического процесса в России создали также Р.Ф. Туровский и Д.В. Доленко (в полититико-географическом аспекте)1
[13] 3, Н.И. Шестов и В.А. Ковалёв (с позиций «общей» политической науки1
[14] 4.
Децентрализация власти в России 1990-х гг. вызвала к жизни анализ региональных политических процессов вне их общефедерального контекста и взаимосвязей. С другой стороны, начатые с осени 1999 г. реформы консолидации государства потребовали дополнить анализ «case-study» рассмотрением вертикальных, центр-региональных взаимодействий, т.к. федеральные органы власти быстро превращались в ведущего контрагента региональных акторов. Контуры новой теоретической модели намечены в статье В.Я. Гельмана1
[15] 5, монографии Р.Ф. Туровского1
[16] 6, сборнике статей под редакцией К. Мацузато1
[17] 7.
Перейдём к степени научной изученности отдельных типов политических отношений и акторов региональных процессов. Прежде всего, следует отметить политологические исследования федерализма. Общая их черта, в отличие от государственно-правовых работ, акцент на неформальных практиках взаимодействий субъектов политики, на межполитических отношениях. Методологическую основу анализа дает школа сравнительного федерализма. Так, Д.Дж. Элазар трактовал федерализм как совокупность разнообразных видов территориального устройства политий1
[18] 8. Весьма важна идея континуитета форм государственного устройства по П. Кингу1
[19] 9, что разрушает схему «унитарное государство – федерация-конфедерация», облегчает анализ гибридных форм.
Российский федерализм как тип политических отношений «центр-регионы» анализируется методами сравнительной политологии (А.М. Салмин, Л.В. Сморгунов, И.М. Бусыгина, А.А. Захаров, И.Б. Гоптарева и др.)2
[20] 0, а также политической географии (Л.В. Смирнягин, Н.В. Петров, В.А. Колосов, Р.Ф. Туровский)2
[21] 1. Самостоятельную научную традицию имеет сравнительное государствоведение (В.Е. Чиркин, М.Х. Фарукшин, А.Н. Медушевский, А.В. Зиновьев, И.А. Умнова)2
[22] 2.
Концепции федеративных отношений в политической науке России противоречивы. Сложились традиции поддержки асимметричной этнической федерации (Р.Г. Абдулатипов, Л.М. Карапетян, Р.Я. Евзеров)2
[23] 3 и, напротив, симметричной территориальной модели (С.С. Митрохин, Н.М. Добрынин, В.Р. Филиппов)2
[24] 4. В 1990-х гг. преобладала поддержка договорного типа федерации (Л.Ф.Болтенкова, В.Н. Лысенко, Р.С. Хакимов, М.В. Столяров)2
[25] 5. Ныне популярна модель конституционной федерации (А.В. Зиновьев, Н.М. Добрынин, И.А. Умнова-Конюхова и др.)2
[26] 6. Высказываются противоречивые мнения о «путинских» реформах федерации: от радикальной поддержки (В.Иванов) и даже проектов унитаризации (А.Б. Зубов)2
[27] 7 до резкой критики рецентрализации (Н.В.Петров, А.Н. Медушевский и др.)2
[28] 8.
Следующий аспект проблемы – анализ региональных политий, т.е. субнациональных сообществ, имеющих черты системной взаимосвязи своих акторов и инфраструктур. Остается спорным концепт «региональная политическая система». Термин сначала применялся в анализе региональных культур США (С.Пэтерсон)2
[29] 9. На материале регионов России данный термин использовали А.Ю. Сунгуров и В.Д. Нечаев3
[30] 0. Иное понятие со сходным смыслом «политическую структуру региона» предложили С.И.Барзилов и А.Г. Чернышов3
[31] 1. Еще более узкий подход предлагает А.Д. Кириллов, считающий совокупность институтов в пределах региональных политических пространств «политической микросистемой»3
[32] 2.
На наш взгляд, перечисленные трактовки региональной политической системы односторонни, т.к. не включают в круг анализа политическую культуру и неформальные взаимодействия акторов. А ведь в России и её регионах именно неформальные политические практики определяют вектор развития формально-узаконенных институтов, как подмечает Ю.С. Пивоваров3
[33] 3.
Конструктивна позиция ряда исследователей, которые преодолевают государственно-правовой «фетишизм». Так, Е.В. Морозова трактует термин «региональная полития» как «всё многообразие властных структур, органов местного самоуправления, гражданских инициатив и других горизонтальных образований, а также отношений между ними, соответствующих норм и региональной политической культуры»3
[34] 4. Сходные формулировки предлагают П.В. Панов и Л.А. Фадеева, Н.В. Борисова3
[35] 5. Коллектив авторов нижегородского учебника (Н.П. Распопов, Е.И. Кильсеев, П.А. Розанов и др.) подчеркивает, что «региональное политическое пространство» связано воедино традициями политической жизни, т.е. историко-культурными факторами3
[36] 6. Что объединяет все компоненты региональной политии? Реализация политической власти в повседневных практиках отношений. Как справедливо отмечает А.В. Дахин, систему надо изучать как подвижный «континуум институтов и процессов, как формализованных, так и неформальных»3
[37] 7.
Неоинституционализм позволяет синтезировать достижения «классического» институционализма и политико-культурного подхода. Г.О'Доннелл и Ф. Шмиттер определяют политический режим как совокупность явных и скрытых структур общества, «которые определяют формы и каналы доступа к ведущим правительственным постам, а также характеристики деятелей, … используемые ими ресурсы и стратегии…»3
[38] 8. Применительно к регионам России наиболее действенно определение режима по В.Я. Гельману. Режим совокупность акторов политического процесса, институтов политической власти, ресурсов и стратегий борьбы за достижение и (или) удержание публичной власти3
[39] 9. Акторы режима основные субъекты социального действия, обладающие целями, ресурсами и стратегиями достижения политических целей4
[40] 0.
Региональные режимы постсоветской России по уровню демократичности практик и стратегий акторов можно назвать переходными (М. Бри, В.Я. Гельман)4
[41] 1. Т.е., в них есть доминирующий, но внутренне неоднородный актор. Преобладают неформальные институты. Сочетаются административные и политические, экономические ресурсы. Используются в основном компромиссные стратегии поведения акторов.
Многие исследователи уходят от обобщенных качественных оценок режимов как «авторитарных», «дефектных демократий». Они предпочитают изучать операциональный набор функций и методов властвования (работы А.С. Кузьмина, Н.Дж. Мелвина и В.Д. Нечаева4
[42] 2, а также А.Ю. Глубоцкого и А.В. Кынева4
[43] 3). На наш взгляд, использование многочисленных формально-институциональных индикаторов, дробность типов режимов (например, А.С.Кузьмин и его соавторы выделили 12 типов режимов для 31 региона) могут играть вспомогательную роль. Не удается избежать и ценностной характеристики режимов.
По суждению А.Н.Медушевского, для большинства российских регионов постсоветский выбор свёлся к дилемме «жесткий авторитаризм или ограниченная демократия»4
[44] 4. Можно различать регионы с авторитарными режимами и регионы «делегативной демократии», или же авторитарной ситуации. В.А.Ковалев полагает, что в первом варианте демократизация путём свободных выборов вряд ли возможна, т.к. слишком слаба оппозиция. При «делегативной» же демократии конверсия режима реальна законными средствами4
[45] 5.
Среди акторов регионального политического процесса наибольшими ресурсами обладают элиты, прежде всего властвующие. Самостоятельное направление исследований темы представляет собой политическая элитология. Первые исследования постсоветских региональных элит появились к середине 1990-х гг. (работы О.В. Крыштановской, А.В. Понеделкова, М.Н.Афанасьева, А.К. Магомедова)4
[46] 6. Они ставили проблему на уровне начальных гипотез и обобщений. Концептуальную основу этих работ составила модель преобразования номенклатуры в постсоветскую элиту, фиксировались также патерналистские традиции (на материале республик и аграрных областей).
К концу 1990-х гг. завершилась первичная рецепция теорий западной политической элитологии в России. Освоены социологические методы анализа элит: интервью, включенное наблюдение, анкетный (экспертный и массовый) опрос. Символическим итогом периода стала коллективная монография «Россия регионов» под редакцией В.Я.Гельмана, С.И.Рыженкова и М.Бри (2000 г.). Её авторы выработали модель исследования роли элит в региональном политическом процессе. Они сформулировали четыре сценария взаимодействия региональных элит: «война всех против всех», «борьба по правилам», «победитель получает всё» и «сообщество элит». Минимализм и логическая стройность схемы, её операциональность для количественного анализа сделали монографию наиболее цитируемой4
[47] 7.
Иной метод исследования применили Н.Ю. Лапина и А.Е. Чирикова. Они выявляли ресурсы влияния, политические ориентации и установки деятельности, стили лидерства региональных элит на основе глубинных интервью с членами элит4
[48] 8. Типология взаимодействий элит, полученная на основе социологических методик, сходна с выводами неоинституционального исследования В.Я. Гельмана, С.И. Рыженкова и М. Бри.
Формирование социального состава региональных политических элит, процессы их рекрутирования и ротации стали предметом изучения А.В.Понеделкова, А.М. Старостина, О.В. Гаман-Голутвиной, В.П. Мохова и многих других авторов4
[49] 9.
Сравнительно новое направление элитологии рассмотрение «символических капиталов» правящих групп в регионах. Так, А.К.Магомедов изучил идеологические представления элит на материале Поволжья5
[50] 0. Стратегии конструирования идентичностей элит, их политические ориентации выявлены в работах Н.Ю.Лапиной и А.Е.Чириковой5
[51] 1, В.Я.Гельмана5
[52] 2, Е.В. Друзяки5
[53] 3.
Тенденции эволюции и трансформации региональных элит наиболее часто становятся предметом изучения политологов. Однако качественный уровень данного комплекса работ невысок. Чаще всего авторы ограничиваются эмпирическим описанием отдельного регионального «случая» либо делают достаточно случайную выборку нескольких территорий. Обоснование репрезентативности и прогностических возможностей выводов обычно слабы. «Точки роста» в процессуальном анализе элит серия статей Р.Ф.Туровского на основе конфликтологического подхода5
[54] 4, работы А.В.Дахина5
[55] 5.
Значительный интерес представляют исследования институтов региональной власти. Модели их анализа в русле неоинституционализма предложили Ф. Шарпф, В. Меркель, А. Круассан5
[56] 6. Специфика региональной власти в России выявлена в работах С.В. Бирюкова, М.А. Сукиасяна, О.В. Логиновского5
[57] 7. Сложилась традиция анализа парламентаризма, методов согласования интересов в региональных легислатурах (работы А.Ю. Глубоцкого, А.В. Кынева, П.В. Панова, А.С. Ширикова и др.)5
[58] 8. Эволюция органов исполнительной власти и их полномочий в связи с централизацией 2000-х гг. истолкована в работах А.Е. Чириковой, А.А. Филиппова, Дж.П. Гуди5
[59] 9. Институт высших должностных лиц регионов оценивается в контексте неформальных ресурсов влияния, социальных сетей, взаимосвязей с федеральными органами государства и корпоративным бизнесом.
Политические партии в регионах России становились объектом анализа значительно реже элит и органов власти. Этот парадокс объясняется слабыми стимулами к строительству интегрированной партийной системы в 1990-х гг., что вело к образованию обособленных партийных конгломератов в регионах. Первые теоретические обобщения о региональном уровне партий сделаны в 1997-2000 г. (работы Б.И. Макаренко, Г.В. Голосова, М.Н. Афанасьева, Е.В. Морозовой)6
[60] 0. На материалах отдельных регионов (Юга России, Дона, Урала) выполнены работы А.А. Вартумяна, Р.Х. Усманова, А.К. Мамитова, В.Я. Гельмана, Г.В. Голосова6
[61] 1.
Реформы 2000-х гг. привели к интеграции региональных партий в общероссийские партийные «сети», создали стимулы для правящих элит заниматься партийным строительством. Феномен осмысливается на многих конференциях 2001-2007 гг., в монографиях Г. Хейла и С.А. Сергеева, в статьях А.В. Кынева, М.Ф. Батуевой6
[62] 2. Но, на наш взгляд, региональные отделения российских партий остаются слабоизученными в роли актора политики.
Среди групп интересов в региональной политике наиболее изучены корпорации, что объяснимо доминированием крупного бизнеса сравнительно с некоммерческими организациями. Выявлен патрон-клиентарный тип взаимоотношений власти с крупным бизнесом (работы М.Н. Афанасьева, С.П. Перегудова, Н.В. Зубаревич, Р.Ф. Туровского, В.Н. Лысенко)6
[63] 3. Вместе с тем путинские реформы изменили баланс ресурсов, увеличив роль федеральных и региональных органов власти. Корпоративные сети сохраняются, но они становятся государственно-зависимыми и вертикально-интегрированными, как отмечают С.Ю.Барсукова, Е.Н. Маслова, Н.Ю. Лапина6
[64] 4.
Некоммерческие организации регионов России в качестве актора политики изучены слабо, фрагментарно. Среди публикаций преобладают описания на уровне отдельных регионов (А.Ю. Сунгуров о НКО в Санкт-Петербурге, П.В. Романов – о Самарской области, Н.Ф. Туценко – о Краснодарском крае и др.)6
[65] 5. Теоретическую модель взаимодействия НКО с региональной властью создала Е.В. Белокурова6
[66] 6. Часто фрагментарные оценки НКО даются в контексте общих проблем становления гражданского общества, этнополитики в регионах.
Формы и методы взаимодействия акторов политики изучены крайне неравномерно. Львиная доля публикаций посвящена региональным электоральным процессам и, в т.ч. электоральному поведению в регионах России. Другие же формы взаимодействий – политический протест, гражданские инициативы и движения находятся на периферии зрения науки.
Основными теориями электоральных процессов можно счесть: социологическую (А. Зигфрид, С. Роккан, С. Липсет); социально-психологическую (Э. Кэмпбелл, Д. Батлер, Д. Стокс и др.); рационально-инструментальную (Э. Даунс, М. Хинич, М. Мангер, М. Фиорина)6
[67] 7. В нашей работе за основу принята социологическая теория голосований, прежде всего – модель социальных размежеваний С. Роккана и С. Липсета6
[68] 8, а также «воронка причинности» Э. Кэмпбелла6
[69] 9.
Анализ географии голосований: выявление ареалов поддержки партий и лидеров, территориальных сетей и эффектов голосований проведен в работах В.А. Колосова, Р.Ф. Туровского, К.Э. Аксенова и др.7
[70] 0. Следующий аспект проблемы – выяснение факторов голосования: политической идентичности (О.В. Попова, Г.П. Артёмов, В.В. Лапкин)7
[71] 1, региональной политической культуры (Е.В. Морозова, Д.Б. Орешкин)7
[72] 2, экономико-социальных индикаторов региона (А.Ю. Бузин, В.А. Ваньков)7
[73] 3. Специализированно изучаются избирательные системы и политические эффекты их применения (Г.В. Голосов, А.В. Кынев, А.Ю. Глубоцкий, А.В. Макаркин, П.В. Панов и др.)7
[74] 4. В итоге обобщений создаются пространственно-временные модели голосований в регионах (Н.В. Петров, А.С. Титков, А.С. Ахременко)7
[75] 5.
Сложился также обширный комплекс электоральных исследований на уровне отдельного региона либо вида избирательных кампаний. Сохраняет теоретическое значение серия докладов Московского Центра Карнеги о губернаторских выборах (2001-2002 гг.). На Юге России перспективные исследования проводятся в Избирательной комиссии Ростовской области (С.В. Юсов)7
[76] 6, Волгоградской академии государственной службы (серия сборников конференций и аналитических докладов)7
[77] 7, Кубанском государственном университете (Е.В. Морозова, А.В. Баранов)7
[78] 8. Опыт выборов в Астраханской области интерпретировали Э.А. Зелетдинова, Н.В. Гришин7
[79]
9. В Ставропольском крае и республиках Северного Кавказа электоральные исследования не столь развиты.
Итак, обзор степени изученности темы позволяет сделать выводы. Исследования акторов политического процесса быстро совершенствуются на прикладном уровне. Определены сущность, строение и функции региональных политических процессов. Апробированы методики анализа ресурсов и стратегий, основных акторов политики. Выявлены взаимосвязи политического поведения акторов с экономическими, социальными, этническими, политико-культурными и иными параметрами региональных сообществ.
Сложились «точки роста» будущие научные школы политической регионалистики как в столице, так и в крупных городах: Санкт-Петербурге, Перми, Самаре, Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону и т.д. Одновременно сохраняются «детские болезни» политической регионалистики: поспешность теоретических обобщений на узкой источниковой основе; незавершённость синтеза различных методик. Политологи часто ограничиваются описанием отдельных случаев в узких временных рамках. Назрела неотложная потребность в концептуальном осмыслении системы взаимодействий акторов политики в регионах России, а также саморефлексии регионоведческого научного сообщества.
Объект диссертационного исследования акторы региональных политических процессов. Предмет анализа система взаимодействий акторов региональных политических процессов в постсоветской России (1992-2007 гг.).
Хронологические рамки исследования: с 1992 по 2007 гг. Начальная дата определяется распадом СССР и коренной трансформацией социальной системы России. В начале 1990-х гг. зарождаются первичные формы акторов в конкурентной политической среде российских регионов, складываются политические практики и институты их взаимодействия. Рамки работы объемлют весь период развития современной политической системы России.
Географические рамки исследования включают в себя территорию Российской Федерации. Анализируя тенденции взаимодействия акторов политики, мы стремились выделить уровни политического процесса: макрорегиональные (в федеральных округах), региональные (в субъектах федерации), субрегиональные (в муниципальных образованиях). Акцент сделан на региональном уровне и межрегиональных сравнениях, а не на изучении отдельных региональных сообществ. По необходимости исследованы межполитические отношения «центр-регионы».
Цель диссертации – провести исследование основных акторов региональных политических процессов в аспекте системы их взаимодействий в постсоветской России.
Цель работы может быть достигнута благодаря решению следующих взаимосвязанных задач:
- дать авторскую трактовку базовых категорий политической регионалистики как отрасли политической науки;
- определить роль регионального уровня политических процессов в контексте центр-региональных взаимодействий;
- установить типы и формы взаимодействий акторов региональных политических процессов в России 1990-2000-х гг.;
- раскрыть институциональный и коммуникативный аспекты российского федерализма как системы взаимоотношений центра и регионов;
- определить влияние реформы территориального устройства России 2000-х гг. на центр-региональные отношения;
- выявить изменения роли органов государственной власти субъектов федерации в региональных политических процессах;
- установить параметры влияния региональных политических режимов на политические процессы в России;
- определить сущность, социальный состав и функции региональных политических элит России, модели их рекрутирования;
- выявить ресурсы влияния и политические ориентации региональных элит;
- установить тенденции развития партий как актора региональных политических процессов;
- дать трактовку изменений роли групп интересов в региональных политических процессах;
- выявить территориальные закономерности электорального поведения как вида взаимодействий акторов региональных процессов.
Теоретическая и методологическая основа исследования включает в себя три уровня: общенаучные принципы анализа, а также методологические подходы и методы политической науки. В ходе исследования применены общенаучные принципы системности, диалектики, объективности, историзма. Они позволили интерпретировать взаимодействия акторов региональных политических процессов как социально-детерминированный компонент трансформации политической системы.
На уровне методологий политической науки применен неоинституциональный подход (Д. Норт, Дж. Марч, Й. Ольсен)8
[80] 0, что позволило преодолеть односторонность структурно-функционального и бихевиорального анализа политики. Д. Растоу ввел категорию «динамическая модель» процесса, что позволило перейти от описания изменений к выявлению строения процесса и взаимосвязей его элементов. Доказано, что условия, вызвавшие переход к демократии, могут быть совершенно иными, чем условия, необходимые для её укрепления и стабильного развития8
[81] 1.
Неоинституциональный подход позволяет выявить реальные, а не только формально–правовые и декларативно-идеологические аспекты политических процессов. Именно неоинституционализм раскрывает роль исторической обусловленности трансформаций политических систем. Важная черта неоинституционализма – понимание институтов как «правил игры» в обществе. Институты задают структуру побудительных мотивов деятельности, – и в политике, и в экономике, и в социальной сфере (Д. Норт)8
[82] 2.
Институты политики, акторы, стратегии и ресурсы определяются в транзитологических работах как относительно постоянные структурные элементы политических режимов (Ф.Шмиттер, Г.О'Доннелл)8
[83] 3. Динамика политических режимов задается в основном влияниями внешней среды, а также взаимодействиями акторов политических сообществ по поводу власти. Неоинституционализм полезен для изучения «переходных» обществ тем, что позволяет органично соединить статические и динамические модели политического процесса, преемственность и изменения.
На уровне методов прикладного политологического исследования применен сравнительный анализ. Наибольшее внимание уделено бинарному (парному) сравнению регионов России по сходству и контрасту признаков, а также сравнению региональных акторов политики с федеральными. Использован также метод «case-study» применительно к отдельным регионам, характерным по своим политическим и социально-экономическим индикаторам для групп субъектов РФ. Проводилось как синхронное, так и кросс-темпоральное сравнение объектов анализа (обосновано в работах М. Доган и Д. Пеласси, Л. Уайтхеда, С.Уиарда)8
[84] 4.
Реализованы также методы анализа документов, вторичного анализа данных социологических исследований, процедуры количественной обработки данных (построение вариационных и динамических рядов) применительно к статистическим итогам выборов и Всероссийских переписей населения.
Примененная совокупность принципов, подходов и методов, на наш взгляд, позволила обеспечить валидность теоретико-методологических основ анализа проблемы.
Эмпирическая основа диссертации включает в себя виды источников, выделенных по критериям общности происхождения, содержания и назначения текста:
- законодательные акты органов государственной власти;
- нормативно-правовые акты органов исполнительной власти;
- документы политических партий и объединений федерального, а также регионального уровня;
- публичные выступления политических деятелей (речи, интервью, доклады);
- материалы периодической печати и публицистику (газетные статьи, предвыборные агитационные материалы);
- итоги социологических исследований;
- статистические данные;
- биографические справочники.
Часть источников изучалась в их Интернет-версиях, а не в текстовой форме. Особую ценность представляли сайты избирательных комиссий, а также Государственной службы РФ по статистике.
Среди законодательных актов особое внимание уделено Конституции Российской Федерации, ряду Федеральных законов: «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации», «О порядке формирования Совета Федерации, Федерального Собрания Российской Федерации» и др. Анализ законодательных актов важен для трактовок нормативной подсистемы политики, выяснения официального дискурса политических решений.
Нормативно-правовые акты органов исполнительной власти харатеризуют правоприменение законов, компетенцию и процедуры деятельности высших должностных лиц субъектов РФ и администраций. К данному виду документов примыкает группа нарративных источников: докладов глав администраций, аналитических записок и отчетов органов власти. Они доступны на сайтах органов власти, а также в изложении периодической печати.
Документы партий и общественно-политических объединений также делятся на нарративные (доклады на съездах и конференциях, выступления в прениях) и директивные (программы, уставы, резолюции съездов и конференций). С учетом обилия данных мы включили в выборку документы тех акторов, которые стабильно участвуют в политических процессах и обладают ныне достаточными ресурсами влияния. Таковы всероссийские политические партии: «Единая Россия», Коммунистическая партия Российской Федерации, Либерально-демократическая партия России, «Справедливая Россия», Союз правых сил, РДП «Яблоко». Внимание уделено их региональным отделениям, а также партиям и объединениям этнорегионалистского характера, имевшим право деятельности до лета 2003 г.
Среди публичных выступлений политиков можно выделить их тексты, отражающие позицию органов государственной власти (выступления Президента Российской Федерации, руководителей палат Федерального Собрания РФ, высших должностных лиц субъектов РФ, руководителей законодательных органов регионального уровня), а также тексты партийных деятелей, журналистов, участников некоммерческих организаций. Этот вид документов в наибольшей мере характеризует идеологемы российских политиков, стиль аргументации.
Материалы периодической печати изучены на интервале 1990-2007 гг., включая основные ориентации политического спектра России: либерализм, консерватизм, коммунизм, социал-демократизм. Особый интерес представляли публикации «Независимой газеты», «Российской газеты», «Новой газеты», «Советской России», информационного агентства «Регнум»; журналов: «Коммерсант-власть», «Итоги», «Лица», «Политического журнала» и др. Выборка изданий учитывала рейтинг популярности и частоту цитирований издания.
Материалы социологических исследований включили в себя анкетный опрос «Социологический портрет Краснодарского края и перспективы региональной политики» (февраль-апрель 2007г., n=1000), проведенный под руководством автора. Проведен вторичный анализ итогов анкетного опроса «Социальная стратификация современного российского общества» (2004-2005 гг., холдинг «Ромир-мониторинг»), а также анализ опубликованных опросов «exit-poll» и опросов о предвыборных ориентациях жителей регионов. Этот вид источников характеризует ориентации и установки массового сознания.
Статистические данные включают в себя материалы переписей населения 1989 и 2002 гг., ежегодные отчеты Государственной службы РФ по статистике об уровне социально-экономического развития регионов, а также итоги выборов (публикации избирательных комиссий). Определенность единиц анализа и методик сбора данных, их регулярный цикл публикаций позволил применить количественные методы. Статистика представляет особый интерес для типологии регионов России, что дало возможность составить выборку субъектов федерации для case-study.
Биографические справочники были важны для позиционного анализа политических элит, их рекрутирования и экскорпорации. Наиболее полезен ежегодник «Федеральная и региональная элита России», а также сайты органов власти.
Новизна диссертационного исследования заключается в следующем:
- дана авторская трактовка базовых категорий политической регионалистики;
- интерпретирована сущность регионального уровня политических процессов в контексте центр-периферийных взаимодействий;
- установлены типы и формы взаимодействий акторов региональных политических процессов в России 1990-2000-х гг.;
- раскрыты институциональный и коммуникативный аспекты российского федерализма как системы взаимоотношений центра и регионов;
- оценено влияние реформы территориального устройства России на центр-региональные отношения;
- выявлены изменения роли органов государственной власти субъектов РФ в региональных политических процессах;
- установлены параметры влияния региональных политических режимов на политические процессы в России;
- определены сущность, социальный состав и функции региональных политических элит России, модели их рекрутирования;
- интерпретированы ресурсы влияния и политические ориентации региональных элит;
- установлены тенденции развития партий как актора региональных политических процессов;
- дана трактовка изменений роли групп интересов в региональных политических процессах;
- выявлены территориальные закономерности электорального поведения как вида взаимодействий акторов региональных электоральных процессов.
В итоге исследования интерпретирована система взаимодействий акторов региональных политических процессов в РФ, аргументируются предложения по ее оптимизации.
Теоретическая значимость результатов диссертационного исследования состоит в совершенствовании понятийного аппарата и концепций политической регионалистики как отрасли научного знания, процедур сравнительного и неоинституционального анализа акторов региональных политических процессов в России.
Автор применяет модель рецидивирующей (циклической) модернизации на материалах политических процессов в регионах России, доказывает адекватность социокультурного подхода в объяснении электорального поведения. Соискатель предлагает трактовку понятий «политический регион», «территориальные политические процессы». Обоснован вариант структурно-логического строения политической регионалистики как отрасли научных знаний.
Прикладная значимость диссертационного исследования проявляется в рекомендациях для органов государственной власти и местного самоуправления, партий по оптимизации взаимодействий акторов региональных политических процессов, по усвоению акторами политики демократических ценностей и норм. Материалы диссертации применимы в учебном процессе высших учебных заведений при преподавании дисциплин «Политическая регионалистика», «Политическая социология», «Сравнительная политология». Положения и выводы диссертации представляют интерес для научного сообщества политологов, а также социологов, государственных и муниципальных служащих.
Положения, выносимые на защиту:
1. Системное исследование акторов региональных политических процессов эффективно может быть проведено в рамках политической регионалистики. Данная отрасль политической науки анализирует территориальные аспекты процессов и институтов на субнациональном уровне. Объект политической регионалистики – регион трактуется как политическое пространство, сложившееся исторически и располагающее достаточными ресурсами саморазвития. Регион – наиболее обширная подсистема внутри государств либо трансграничных ареалов. Регион складывается на основе и вследствие взаимодействия ряда факторов: географических условий, общности истории и культуры, демографических и социальных показателей; экономической, политической и правовой систем субнационального сообщества. Предмет политической регионалистики – закономерности политического воспроизводства, функционирования и развития регионов. Он включает в себя исследование взаимодействий государства и его регионов, а также региональных политических институтов и процессов, ментальных проявлений территориальности (региональных политических культур, идеологий и т.д.).
2. Региональный уровень политических процессов – это совокупность действий и взаимодействий акторов политики на субнациональном (внутригосударственном) уровне по поводу их значимых для общества интересов, ролей и функций. К основным акторам регионального политического процесса мы относим: 1) политические институты (систему органов государственной власти, отдельные органы власти, партии, иные политические организации); 2) сообщества людей (элиты, страты, этнические и конфессиональные группы и др.); 3) индивидов; 4) транснациональных и зарубежных акторов. Кроме акторов, в структуре регионального процесса следует выделить: факты и события политической жизни; типы взаимодействий субъектов; ресурсы акторов; факторы процесса; социокультурную среду (региональную политическую культуру).
Региональный политический процесс имеет две сферы действия: внешнюю (взаимоотношения с другими регионами, с государством, с акторами мировой политики), а также внутреннюю (развитие региона как политического территориального сообщества, отношения между акторами на уровне региона и субрегиональном (местном) уровне).
3. Типы взаимодействия акторов региональных политических процессов в России 1990-2000-х гг. можно классифицировать по степени конфликтности (консенсус, компромисс, конфликт), а также по направленности (межрегиональные взаимодействия координации и центр-регональные отношения субординации). В силу территориальной и политико-культурной неоднородности России эти взаимодействия испытывают ряд устойчивых «барьеров коммуникации»: противоречие между правовыми нормами и политическими практиками, слабую интегрированность общества «по горизонтали», авторитарные методы принятия решений. Формами взаимодействия акторов региональных процессов являются: электоральное поведение, федеративные отношения, патрон-клиентарные обмены ресурсами в рамках корпоративных сетей, массовое конвенциальное и неконвенциальное участие в политике. К началу 2000-х гг. вектор территориальных политических процессов меняется: от хаотической децентрализации к рецентрализации власти. В этом отражается упрочение государственно-корпоративной модели политических отношений, жизнеспособной на среднесрочной (5-15 лет) дистанции.
4. Федерализм является типом политико-территориальной организации общества, включает в себя множество форм политических систем. Федерализм обеспечивает демократическую саморегуляцию общества путем конституционно закрепленного распределения публичной власти. Современный федерализм -это не только институциональная структура государства, но и тип политических отношений сотрудничества между субъектами политического процесса, на основе политической культуры согласования интересов и компромисса.
Постсоветская модель федерализма в России имеет устойчивую специфику, вызванную сочетанием исторических и краткосрочных факторов. Эту систему можно считать институциональным гибридом. Формальные демократические институты, «импортированные» из стран Запада и неформальные авторитарные институты интегрировались в достаточно прочную систему. Под влиянием российской политической культуры и неформальных практик приоритетными стали задачи эффективного территориального управления, согласования политических интересов между центром и регионами.
Российский федерализм выражает следующие противоречия: между конституционным и договорным типом формирования государства, между симметрией и асимметрией статусов субъектов федерации, между административными и этнонациональными принципом субъектного состава, между предметами федерация и полномочиями уровней власти в Российской Федерации. Эти противоречия при слабости гражданского общества и ценностей демократии привели к закреплению региональных этнократических режимов в ряде республик и автономий, к опасной дезинтеграции государства.
5. Реформы федерализма в 1999 2007 гг. имеют цели: восстановить единую систему государственной власти и сформировать симметричную конституционную федерацию. Эти цели потребовали создать формы федерального контроля, реализовать механизмы федерального вмешательства, сформировать новый состав субъектов федерации и территориальных органов исполнительной власти. Вместе с тем, тактика компромиссов между федеральной и региональной элитами имеет пределы своей эффективности. Реформы федерализма в России (1999 - 2007 гг.) исправили наиболее грубые и неправовые формы этнократии. Но ради поддержания стабильности центральные органы власти шли на компромиссы с «этническими» регионами. Взаимодействие федеральной власти и региональных элит развивается по модели пакта, т.е. обе стороны сохраняют автономные стратегии и ресурсы влияния, их компромиссы носят тактический характер.
6. Преобразования состава субъектов Российской Федерации является одной из важнейших задач долгосрочных реформ федерализма. Причина тому чрезмерные диспропорции статусов и ресурсов 88 регионов России. Процесс изменения состава субъектов федерации должен быть демократичным. Автономные округа и автономная область могут получить новые статусы в соответствии с их ресурсным потенциалом. В целом же укрупнение регионов требует разработать и принять Концепцию развития федеративных отношений в РФ с юридической силой федерального конституционного закона.
Сравнение дискуссий по объединению ряда регионов России доказывает, что уровень политической конфликтности зависит от степени политизации этничности, от геополитических условий. Интеграционный процесс целесообразно вести постепенно, с предварительным созданием его экономических и социально-культурных мотиваций. Цели и методы реформ должны обеспечивать равенство прав граждан России, независимо от их социально значимых черт.
7. Региональная полития может быть определена как целостная совокупность субнациональных институтов, отношений, норм и политической культуры. Данная система обеспечивает реализацию властных отношений в повседневных политических практиках. Институциональная подсистема включает в себя не только органы государственной власти на уровне регионов, но и иные акторы политики: элиты, группы интересов, партии, общественные движения, лидеров и т.д. Весьма близки по смыслу понятия «региональная политическая система», «региональная полития» и «региональное политическое пространство». Они удачно интерпретируют строение политических сообществ на уровне региона. Применение понятия «региональная политическая система» даёт возможность компенсировать недостатки нормативно-этатистского подхода к теме. Региональные политии России рассматриваются в единстве их статичных (структурно-функциональных) и динамических (процессуальных) качеств. Они не самодостаточны, а являются необходимым элементом общероссийской политической системы многосоставной и территориально разнородной.
8. Органы государственной власти в постсоветской России первоначально строились многообразно. В силу многообразия социокультурных условий, а также слабости контроля федеральной власти сложился плюрализм институциональных моделей. Республики в составе РФ с согласия федеральных структур власти сохранили преемственность советской системы, лишь дополнив её институтом выборного президента (главы республики). Области, края, города федерального значения находились под качественно более жестким контролем общероссийской власти. В них сформировались «президенсиалистские» формы правления с назначаемым главой администрации, обретшим сильные властные полномочия. На выбор формы правления больше повлияли общероссийские процессы монополизации власти, чем персональные качества лидеров.
Качественные изменения институтов власти в субъектах РФ совершаются за 19992007 гг. вследствие реформ всей политической системы страны. Общий замысел реформ можно оценить как централизацию и рационализацию публичной власти, обеспечение единства и целостности Российского государства. Однако курс 19992007 гг. проводится путем «мелких шагов», сопровождается острыми конфликтами из-за согласования противоречивых групповых интересов. Идеологические и прагматические цели новой когорты правящей элиты выражены нечетко. Процесс выработки и принятия стратегических политических решений непубличен. Обрисованные качества власти влияют на динамику институционализации противоречиво. Юридически изживается пагубный сепаратизм и конфедерализм 1990-х гг. Но одновременно «усиление вертикальной власти» ведет к концентрации полномочий в руках исполнительной ветви и главы государства, что усиливает монополизм принятия решений.
9. Региональный политический режим – совокупность акторов политического процесса, институтов политической власти, ресурсов и стратегий борьбы за достижение и/или удержание власти. В контексте глобализации и затяжного кризиса российского общества региональные режимы долгосрочное явление, усиливающее диверсификацию политических практик и структур. Наличие регионального режима устанавливается по степени автономного влияния внутренних акторов субнационального сообщества. Россия после распада СССР яркий пример расколотого политического пространства, на котором складывались автономные режимы. Они развивались в качественно различных направлениях, принадлежали стадиально к разным эпохам.
Повседневные политические практики в России сводятся к дилемме: жесткий авторитаризм или ограниченная (делегативная) демократия. Подобные режимы характерны для полупериферии глобализации, воспроизводят политико-культурную зависимость своих регионов и модель «запаздывающей модернизации».
10. Региональная политическая элита представляет собой социальную страту, которая достигла наивысшего политического статуса, оказывает определяющее воздействие на процессы принятия стратегических политических решений в регионе. Элита обеспечивает согласование интересов субъектов политического процесса на уровне региона, а также интересов федеральной и региональной элит, элит различных регионов между собой. Элита также контролирует реализацию стратегических решений, влияет на ценностные ориентации общества. Она имеет наибольшее воздействие на цели, формы и направленность регионального политического процесса в сравнении с негосударственными субъектами политики: партиями, общественными движениями, профсоюзами.
Выявлено, что ядро региональной элиты составляет административно-властная элита во главе с губернатором. Специфика структуры региональной политической элиты России состоит в её высокой неустойчивости и сегментированности. Применительно к постсоветскому периоду (19912004 гг.) в масштабах России целесообразно применять термин «региональные политические элиты». В регионах сформировались элиты, своеобразные по ресурсам влияния, институциональному оформлению власти, политическим ориентациям, методам деятельности. Если в 1990-х гг. наблюдалась значительная степень автономии элит многих регионов от федеральной элиты, то реформы политической системы (19992007 гг.) ведут к вертикальной интеграции элит России.
11. Установлена зависимость механизмов и каналов рекрутирования региональных элит от преобладающих социокультурных традиций региона. Динамический фактор зависимости состоит в типе регионального политического режима, в особенностях распределения власти и влияния между субъектами политики. Преобладает гильдейский (номенклатурный) тип рекрутирования элит. Он означает отношения личной зависимости и преданности членов региональной властвующей группы своему лидеру, предполагает иерархическое соподчинение сегментов элиты на основе неформального обмена ресурсами влияния. Постепенно распространяется и противоположный тип рекрутирования элит конкурентный и гласный, прежде всего в регионах с высоким уровнем урбанизации и партисипаторным типом политической культуры. Он предполагает переход от принципа личной преданности к принципу «лояльного профессионализма», рост разнообразия источников рекрутирования элит.
12. Ресурсы влияния региональных политических элит – это все материальные и социокультурные факторы реальной власти высокостатусных групп: экономические, политические, административные и информационные. К политическим ресурсам относятся представительство элит в федеральных органах власти и способность влиять на курс государственной политики; контроль над принятием властных решений регионального уровня; обладание консолидированной политической поддержкой населения региона. Административными ресурсами являются: неформальные практики согласования интересов акторов политики; вытеснение оппозиции из легальных форм активности; финансовый контроль элит над политическими кампаниями; представительство лояльных элит политиков в органах власти и местного самоуправления; нарушение баланса полномочий в пользу исполнительной власти; контроль данной ветви власти над основными партиями, избирательными комиссиями, НКО. Информационные ресурсы элит включают в себя: контроль исполнительной власти над ведущими СМИ; создание региональных идеологем и мифологии; влияние на образовательную и научную сферы региона; использование авторитета конфессий. Система ресурсов влияния обеспечивает элитам доминирование в политическом процессе.
Стратегии региональных политических элит во взаимодействиях с иными акторами политики делятся на силовые и компромиссные. Они предполагают выбор методов политического действия, а также ориентации элит в системе акторов по критериям: «власть-оппозиция», политических идеологий, «центризм-регионализм». Для региональных элит России характерно преобладание стратегий «победитель получает всё» (моноцентрической власти) и «сообщества элит» (олигополической власти). Доминирование поддержки федеральной «партии власти» (в 2003-2007 гг.) для региональных элит прагматично и не исключает внутриэлитной острой конкуренции. Стратегии элит в отношении федерального центра: 1) лояльность «проводников влияния»; 2) прагматический пакт с центром и попытки формировать автономный курс; 3) прагматический конформизм; 4) оппозиция на основе конфликта интересов.
13. Политические партии играют в регионах постсоветской России противоречивую роль. С формально-правовой точки зрения, партии уже 15 лет являются полноценным участником электорального процесса и парламентаризма, призваны быть основным институтом согласования интересов между гражданским обществом и государством. Но в реальном политическом процессе сложилась автономия региональных «рынков» власти, т.е. в каждом субъекте РФ формировалась своя композиция протопартий, свои неформальные правила игры и ресурсные базы. Укрупнение и монополизация политических рынков в регионах, их встраивание в общероссийскую систему ведет к поглощению сугубо региональных партий федеральными. С 2000 г. выстраиваются вертикально интегрированные сети партий. Объективно партогенез в регионах РФ проходит начальные стадии, что ведет к незрелости создаваемых структур. Новейший тип партий картельный (рожденный в глобализируемых обществах Запада) своеобразно преломляется в условиях постсоветских регионов, многие из которых не прошли стадии зрелой политической модернизации. Постмодернистские технологии партийной активности могут усиливать неизжитый традиционализм в регионах, порождать эффекты «виртуализации» партий. Субъекты реальной верховной власти (исполнительная «ветвь» федерального и регионального уровней, корпоративные бизнес-группы) используют партии как рычаг внутриэлитной конкуренции. Вертикально интегрированные сети подобных партий поглощают «идеологических» конкурентов регионального и местного уровней. Процесс концентрации ресурсов влияния идёт неравномерно. Территории, имеющие патриархальный или подданнический типы культуры, легче воспринимают «виртуальную» партийность, чем немногие анклавы с партисипаторными традициями (крупнейшие города).
14. Модель взаимодействия групп интересов в регионах России адекватно может быть осмыслена с позиций неокорпоративизма. Это означает, что сетевые структуры и практики отношений встроены в прочную патрон-клиентарную систему. Доминирование государства в российском политическом процессе ведёт к периферийной роли групп защиты и поддержки профсоюзов; правозащитников; движений: женских, молодежных, религиозных и проч. Важнейшим партнером правящих элит и госаппарата стал корпоративный сектор бизнеса, т.е. интегрированные бизнес-группы, занимающие ведущие или монопольные позиции в своей отрасли. В основе сетевых структур власти личные отношения обмена ресурсами (экономическими, административными, политическими) между крупным бизнесом и правящей элитой. Представляются наиболее точными оценки подобных групп интересов как «корпоративного капитала» и «вертикально-интегрированных бизнес-групп». Установлены три стадии взаимодействия корпораций с региональной властью постсоветского времени: «закрытость» регионов для внешних влияний (1990-е гг.) «открывание» регионов путем экспансии крупного бизнеса (с 1999 г. по 2003 гг.), переход к государственному регулированию корпораций (с лета 2003 г. по настоящее время).
Регионы, где установилось сильное влияние корпораций, вовлекаются в общероссийский и международные рынки, становятся более модернизированными и открытыми для унификации политических режимов. Обратная сторона экспансии крупного капитала попытки установить новую монополию власти. Курс федеральных институтов власти на централизацию и усиление государственного контроля противоречит «олигархической» власти в регионах. Но конфликт интересов носит внутрисистемный, тактический характер.
15. Качественная разнородность электорального пространства и политических режимов регионов вызвали раздел России на зоны высокой и низкой электоральной управляемости. Их географические ареалы следуют из размежеваний «город село», «центр периферия», «русские – национальные территории». По идеологическим ориентациям электоральное поведение делится на консервативный, либеральный и коммунистический варианты. В зоне высокого административного контроля закрепились режимы с доминирующим актором. В зоне относительно конкурентного голосования сохраняются режимы, способные к демократической консолидации. Равновесие политических ресурсов федеральной власти и глав регионов, сложившееся в 2000 – 2002 гг., быстро меняется на доминирование федеральных органов власти в региональном пространстве. Уменьшается влияние на избирателей законодательной ветви власти, неправительственных организаций, оппозиционных партий. Происходит унификация избирательных систем регионов, политические эффекты этого процесса дают несоразмерные преимущества «партии власти» и инкумбентам. В этом же направлении действуют новеллы законодательства: косвенный порядок выборов глав регионов, повышение заградительного барьера, переход от мажоритарных к смешанной избирательной системе на выборах региональных собраний, отмена графы «против всех» и нижнего порога явки на выборы. Вместе с тем региональное многообразие электоральных ориентаций не исчезает, а получает с 2004 г. превращенные латентные формы.
Апробация диссертационного исследования проведена в течение 1993–2007 гг. Основные положения и выводы диссертации аргументируются автором в 76 научных публикациях общим объемом 113 п.л., в т.ч. в 2 монографиях и 9 статьях в ведущих рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Минобразования РФ для публикации результатов докторских диссертаций.
Материалы и положения диссертации апробированы в выступлениях автора: на III и IV Всероссийских конгрессах политологов (2003 и 2006 гг.,Москва); II Международном конгрессе конфликтологов (2004 г., Санкт-Петербург); международных научных конференциях «Легитимность власти в России: история и современные проблемы» (1994 г., Санкт-Петербург); «Расселение, этнокультурная мозаика, геополитика и безопасность горных стран» (2001, Ставрополь); «Северный Кавказ: геополитика, история, культура» (2001, Ставрополь); «Распад СССР: 10 лет спустя» (2002г., Москва); «Глобализация и мультикультурализм» (2003 г., Москва); «Методологические проблемы этноконфликтологического мониторинга» (2003 г., пос. Ольгинка); «Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения» (2003 г., Ростов - на -Дону); «Проблемы соответствия партийной системы интересам гражданского общества современной России» (2004 г., Ростов-на-Дону); «Мир на Северном Кавказе: через языки, образование, культуру» (2004 г., Пятигорск); «Новые политические процессы на постсоветском пространстве» (2006 г., Санкт-Петербург); «Великие реки и мировые цивилизации» (2006 г. Астрахань); «Конфликты и сотрудничество на Северном Кавказе: управление, экономика, общество» (2006 г., Ростов-на-Дону); «Политическая наука и политические процессы в Российской Федерации и новых независимых государствах постсоветской Евразии» (2007 г., Москва); «Россия и Восток: проблема толерантности в диалоге цивилизаций» (2007 г., Астрахань).
Автор также апробировал выводы исследования на Всероссийских научных конференциях: «Политические процессы в России: история и современность» (1993 г., Санкт-Петербург); «Теоретические и прикладные проблемы этнополитологии» (1995 г., Ростов-на-Дону); «Проблемы отечественной культуры и судьбы молодого поколения» (1997 г., Москва); «Российская государственность: уровень власти» (2001 г., Ижевск); «Пути формирования гражданского общества в политэтническом Южнороссийском регионе» (2001г., Ростов-на-Дону); «Новая Россия: национальные интересы в глобальном контексте» (2001 г., Москва); «Проблемы внутренней безопасности России в XXI веке» (2002 г., Москва); «Новая Россия: политика и культура в новом измерении» (2003 г., Москва); «Сорокинские чтения – 2004: Российское общество и вызовы глобализации» (2004 г., Москва); «Сравнительное изучение парламентов и опыт парламентаризма в России: выборы, голосование, репрезентативность» (2005 г., Санкт-Петербург); «Социокультурный портрет региона: типовая программа и методика» (2005 г., Москва); «Вызовы глобализации в начале XXI века» (2006 г., Санкт-Петербург); «Реформы в России и Россия в реформирующемся мире» (2006 г., Санкт-Петербург); «Власть и общество в России: опыт истории и современность, 1906-2006 гг.» (2006 г., Сочи); «Российские регионы в условиях трансформации современного общества» (2006 г., Волгоград); «Опыт апробации типовой методики «Социологический портрет региона « (2006 г., Тюмень); «Политический процесс в условиях подготовки к избирательным кампаниям 2007-2008 гг. в Российской Федерации» (2006 г., Казань); «Перспективы политического развития России» (2007 г., Саратов) и других научных форумах.
Материалы и выводы диссертации применены в учебном процессе факультета управления и психологии Кубанского государственного университета при преподавании дисциплин «Политическая регионалистика» и «Политическая социология» (1995-2007 гг.). Материалы исследования апробированы в авторском учебно-методическом пособии «Политическая регионалистика» (1-е место на конкурсе Российской ассоциации политической науки за 2002 г.) и в коллективном курсе лекций «Политическая регионалистика» (2-е место на конкурсе РАПН за 2005 г.).
Материалы исследования прошли апробацию в выполнении грантов: «Проект поддержки кафедры политологии Кубанского государственного университета в сотрудничестве с кафедрой теории политики МГИМО(У) МИД РФ» (грант Института «Открытое общество» НВА 932-и, 2000-2003 гг.); Российского гуманитарного научного фонда – «Этнические и региональные аспекты политического процесса на Северном Кавказе» (проект 01-01-39001 А/Ю); «Социологический портрет Краснодарского края и перспективы региональной политики» (проект 06-03-38302 А/Ю, 2006-2007 гг.); Фонда Дж. и К. Макартуров «Региональные выборы и проблемы гражданского общества на Юге России» (грант 01-67560-GSS, 2002 г.).
Соискатель применил материалы и выводы исследования в качестве эксперта законодательного Собрания Краснодарского края по теме «Конфликты на Северном Кавказе и пути их урегулирования» (2004 г.), эксперта отдела социально-политических проблем Кавказа Южного научного центра РАН по теме «Региональные конфликты в полиэтничном макрорегионе: методы анализа, прогнозирования и конструктивной деэскалации» (2006г.).
Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры истории и теории политики ФГОУ ВПО «Волгоградская академия государственной службы» при Президенте Российской Федерации.
Структура исследования определяется поставленными задачами. Диссертация построена по структурно-функциональному принципу. Она состоит из введения, шести глав, разделенных на параграфы, заключения, библиографического списка, приложения.
II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы; характеризуется степень её научной разработанности; определены объект и предмет, цель и задачи исследований; раскрыта его теоретическая и методологическая основа; аргументирована новизна, теоретическая и прикладная значимость работы; сформулированы положения, выносимые на защиту; оценивается апробация исследования и кратко характеризуется его структура.
Первая глава «Теоретико-методологические основы анализа акторов региональных политических процессов», состоящая из четырех параграфов, аргументирует концептуальный замысел диссертации.
В первом параграфе первой главы «Политическая регионалистика как концептуальная основа анализа акторов региональных политических процессов» определены объект и предмет данной субдисциплины политической науки, аргументирована авторская трактовка её важнейших категорий.
Системное исследование акторов региональных политических процессов наиболее эффективно может быть проведено в рамках политической регионалистики. Данная отрасль политической науки анализирует территориальные аспекты процессов и институтов на субнациональном уровне. Объект политической регионалистики – регион трактуется как политическое пространство, сложившееся исторически и располагающее достаточными ресурсами саморазвития. Регион – наиболее обширная подсистема внутри государств либо трансграничных ареалов. Регион складывается на основе и вследствие взаимодействия ряда факторов: географических условий, общности истории и культуры, демографических и социальных показателей; экономической, политической и правовой систем территориального сообщества.
Политическая регионалистика междисциплинарна, т.к. она исследует субнациональный (внутригосударственный) уровень политического пространства в его развитии и структурной организации, во взаимодействиях с иными уровнями пространства. На наш взгляд, объект политической регионалистики – регион как политическое территориальное сообщество на субнациональном уровне в единстве своих институциональных, поведенческих и ментальных аспектов. Регион в данном случае есть политическое пространство, сложившееся исторически на протяжении длительного времени. Вследствие своих свойств регион имеет способность к самовоспроизводству и саморазвитию.
Регионы являются наиболее обширными подсистемами внутри государств либо транснациональных ареалов. В свою очередь, регионы играют роль макросистемы для локальных (местных) сообществ: городов, сельских районов и т.п. Поэтому объект регионалистики неизбежно включает в себя взаимодействия уровней пространства: глобального, межгосударственного, национально-государственного, регионального и местного.
Границы между регионами складываются в итоге долгосрочных политических процессов самоорганизации. Важнейшим индикатором региональной принадлежности является территориальная идентичность населения как черта региональной политической культуры. Остальные индикаторы, как правило, носят подчиненный (в рамках политического анализа) характер.
Предмет политической регионалистики – закономерности политического воспроизводства, функционирования и развития регионов. Он включает в себя исследование взаимодействий государства и его регионов, а также региональных политических институтов и процессов, неинституциональных проявлений территориальности (региональных политических культур, идеологий.
Во втором параграфе первой главы «Региональный политический процесс в контексте центр-периферийных взаимодействий» определено, что региональный уровень политических процессов – это совокупность действий и взаимодействий акторов политики на субнациональном (внутригосударственном) уровне по поводу их значимых для общества интересов, ролей и функций. К основным акторам регионального политического процесса мы относим: 1) политические институты (систему органов государственной власти, отдельные органы власти, партии, иные политические организации); 2) сообщества людей (элиты, страты, этнические и конфессиональные группы и др.); 3) индивидов; 4) транснациональных и зарубежных акторов. Кроме акторов, в структуре регионального процесса следует выделить: факты и события политической жизни; типы взаимодействий субъектов; ресурсы акторов; факторы процесса; социокультурную среду (региональную политическую культуру).
Региональный политический процесс имеет две сферы действия: внешнюю (взаимоотношения с другими регионами, с государством, с акторами мировой политики), а также внутреннюю (развитие региона как политического территориального сообщества, отношения между акторами на уровне региона и субрегиональном (местном) уровне).
Центр и политические периферии (регионы) объективно взаимосвязаны, постоянно взаимодействуют в цикле принятия властных решений и распространения инноваций. Россия как многосоставное общество (plural society) имеет неоднородную территориально-политическую систему, в которой можно выделить «ядра», мантии ядер и периферии. Для России характерен долгосрочный цикл централизации / децентрализации, имеющий институциональный, социокультурный и коммуникативный аспект. Отношения «центр-периферии» строятся во взаимосвязанных измерениях: взаимодействие акторов политики внутри федерального центра по проблематике регионов; взаимодействия акторов «по вертикали» и межрегиональные взаимодействия акторов.
Региональные политические процессы в России имеют преобладающий харизматический тип (наряду с периферийными – идеократическим и технократическим), Эти процессы – переходные, модернизационные и вместе с тем рецидивирующие. В структуре регионального процесса базовым процессом является взаимодействие: 1) федеральных органов власти; 2) региональных органов власти; 3) политически организованного населения региона. В ряде полиэтничных и пограничных регионов России политический процесс весомо зависит от трансграничных геополитических процессов и этнополитической динамики сообществ.
Проводимая с 1999 г. рецентрализация политической системы России – ситуативный ответ на чрезмерную асимметрию социально-экономического и политико-культурного пространства страны. Рецентрализация 1999-2007 гг. сочетает консервативно-традиционалистские и модернизационные интересы элит. В целом она является способом приспособления национального государства к вызовам глобализации.
Третий параграф первой главы «Теории модернизации и посткоммунистического транзита в исследовании региональных политических процессов» посвящен анализу основных теорий, объясняющих постсоветские трансформации. Определяется степень применимости и методологические ограничения данных теорий на материале регионов России.
Политическая модернизация понимается как системный процесс упрочения конкурентной демократии, гражданского общества и правового государства, политической культуры партисипаторного типа. Политическая модернизация является подсистемой глобальных модернизационных процессов XVI-XX вв., взаимосвязана с иными подсистемами: экономической, социальной, социокультурной модернизацией. Россия относится в целом к странам вторичной, «навязанной» модернизации. Её регионы испытывают качественно разные стадии модернизации, имеют контрастные социетальные системы.
Первоначальные концепции модернизации 1950-60-х гг. были упрощенно западноцентристскими, что вызвало разработку более объективных концепций «модернизации в обход modermity», «контрмодернизации» (Ш. Эйзенштадт, А. Турен). К постсоветской России применимы черты «незападного политического процесса», определенные Л. Паем. Тем не менее, теории модернизации остаются малоприменимыми к постсоветским трансформациям из-за своего телеологизма, абстрактности многих положений.
Теории постсоциалистического транзита оценивают переходный период как стадию развития между исходным авторитаризмом и консолидированной демократией. В рамках этих теорий конкурируют структурный и процедурный подходы к стадиям и индикаторам демократизации. Мы считаем более подтвержденным практикой структурный подход, акцентирующий роль объективных предпосылок успеха демократии. В целом же теория транзита справедливо критикуется ввиду неопределенности смысла постсоветских трансформаций, упрочения авторитаризма во многих регионах России, несостоятельности ряда формализованных индикаторов. Полагаем, полезно создавать теории трансформаций на основе идей социокультурной специфики России, нелинейной траектории политических изменений, особого типа структурации и социокультурной динамики российского общества.
Четвертый параграф первой главы «Анализ взаимодействий акторов региональных политических процессов в России 1990-2000 гг.» содержит исследование коммуникативного аспекта темы.
Типы взаимодействия акторов региональных политических процессов в России 1990-2000-х гг. можно классифицировать по степени конфликтности (консенсус, компромисс, конфликт), а также по направленности (межрегиональные взаимодействия координации и центр-регональные отношения субординации), В силу территориальной и политико-культурной неоднородности России эти взаимодействия испытывают ряд устойчивых «барьеров коммуникации»: противоречие между правовыми нормами и политическими практиками, слабую интегрированность общества «по горизонтали», авторитарные методы принятия решений. Формами взаимодействия акторов региональных процессов являются: электоральное поведение, федеративные отношения, патрон-клиентарные обмены ресурсами в рамках корпоративных сетей, массовое конвенциальное и неконвенциальное участие в политике. К началу 2000-х гг. вектор территориальных политических процессов меняется: от хаотической децентрализации к рецентрализации власти. В этом отражается упрочение государственно-корпоративной модели политических отношений, жизнеспособной на среднесрочной (5-15 лет) дистанции.
Теоретические основы осмысления взаимодействий акторов региональных процессов таковы:
- альтернативность состояний и изменений общественной системы России, а также её региональных сообществ и отдельных акторов политики;
- вариативность процессов политической трансформации, а а также их институциональных итогов;
- эффективность модели «обусловленного пути» (path-dependence), позволяющей выявить причинно-следственные связи в диахронном анализе трансформаций;
- нарастающее влияние на субнациональные политические процессы в России процессов глобальных и трансграничных, что вызывает риски изоляционизма и сепаратизма;
- полезность применения модели «воронки причинности» и теории социально-политических размежеваний для анализа региональных процессов.
В рамках постсоветского периода (1992-2007 гг.) мы выделяем две последовательных модели региональных политических процессов. Первая из них (1990-х гг.) характеризуется индикаторами: децентрализация власти; асимметричный и договорной федерализм, плюрализм институционального и нормативного строения; автономный региональный авторитаризм; «пакт элит»; персонификация власти в руках высшего должностного лица региона; навязанный переход к формальной демократии.
Вторая модель (2000-е гг.) имеет индикаторы: централизацию власти; симметричный и конституционный федерализм; унификацию институционального и нормативного строения; вертикально интегрированные региональные режимы; «сообщество элит»; персонификацию власти; лояльность картельным правящим партиям.
При очевидных противоречиях эти модели преемственны друг другу, т.к. означают способ приспособления акторов политики к условиям политической коммуникации в логике «экономии издержек и максимизации прибыли».
Вторая глава «Российский федерализм в системе взаимоотношений акторов региональных политических процессов» выясняет вертикальное измерение центр-региональных взаимодействий.
В первом параграфе второй главы «Становление институциональной системы федерализма в России 1990-х гг.» определено, что федерализм является типом политико-территориальной организации общества, включает в себя множество форм политических систем. Федерализм обеспечивает демократическую саморегуляцию общества путем конституционно закрепленного распределения публичной власти. Современный федерализм -это не только институциональная структура государства, но и тип политических отношений сотрудничества между субъектами политического процесса, на основе политической культуры согласования интересов и компромисса.
Атрибутными признаками современного федерализма в политическом аспекте следует считать: двухуровневую территориальную структуру государственной власти, конституционное разграничение полномочий и предметов ведения «центра» и субъектов федерации при обеспечении государственного единства; верховенство федеральной конституции; автономию федерального и регионального уровней государственной власти в пределах их конституционной компетенции.
Постсоветская модель федерализма в России имеет устойчивую специфику, вызванную сочетанием исторических и краткосрочных факторов. Эту систему можно считать институциональным гибридом. Формальные демократические институты, «импортированные» из стран Запада и неформальные авторитарные институты интегрировались в достаточно прочную систему. Под влиянием российской политической культуры и неформальных практик приоритетными стали задачи эффективного территориального управления, согласования политических интересов между центром и регионами.
Российский федерализм выражает следующие противоречия: между конституционным и договорным типом формирования государства, между симметрией и асимметрией статусов субъектов федерации, между административными и этнонациональными принципом субъектного состава, между предметами федерация и полномочиями уровней власти в Российской Федерации. Эти противоречия при слабости гражданского общества и ценностей демократии привели к закреплению региональных этнократических режимов в ряде республик и автономий, к опасной дезинтеграции государства.
Второй параграф второй главы «Политические преобразования федерализма в России (1999-2007 гг.): итоги и перспективы» выявил, что реформы федерализма в 1999 2007 гг. имеют цели: восстановить единую систему государственной власти и сформировать симметричную конституционную федерацию. Эти цели потребовали создать формы федерального контроля, реализовать механизмы федерального вмешательства, сформировать новый состав субъектов федерации и территориальных органов исполнительной власти. Вместе с тем, тактика компромиссов между федеральной и региональной элитами имеет пределы своей эффективности. Реформы федерализма в России (1999 - 2007 гг.) исправили наиболее грубые и не правовые формы этнократии. Но ради поддержания стабильности центральные органы власти шли на компромиссы с «этническими» регионами. Взаимодействие федеральной власти и региональных элит развивается по модели пакта, т.е. обе стороны сохраняют автономные стратегии и ресурсы влияния, их компромиссы носят тактический характер.
Основные приоритеты преобразований федерализма таковы:
1) обеспечение полного и прямого действия Конституции Российской Федерации на всей территории страны в равной мере;
2) приведение конституций (уставов) и иных нормативно-правовых актов субъектов РФ в соответствие с Российской Конституцией;
3) создание единой систем исполнительной власти;
4) подавление очагов сепаратизма;
5) пересмотр модели разграничения полномочий и предметов ведения между РФ и её субъектами по централизованному типу;
6) централизация бюджетной и налоговой систем;
7) усиление института федерального вмешательства.
Вместе с тем основные противоречия российского федерализма, унаследованные от 1990-х гг., сохраняются. Новый вид федеративных отношений (модель «ограниченного федерализма») противоречит институциональной подсистеме, реформа которой доселе фрагментарна.
Перспективы российского федерализма – затяжная адаптация его конституционных норм и институтов к реальным политическим практикам. Реформы федерализма, вероятно, в краткосрочном будущем усилят его субсидиарность и симметричность, будут деполитизировать этничность. Возможна легитимация «двухуровневого» строения федерации, превращение федеральных округов в субъекты РФ первого (расширенного) уровня полномочий.
Третий параграф второй главы «Реформа территориального устройства России в контексте центр-региональных отношений» рассматривает проблему состава субъектов федерации.
Преобразования состава субъектов Российской Федерации является одной из важнейших задач долгосрочных реформ федерализма. Причина тому чрезмерные диспропорции статусов и ресурсов 88 регионов России. Процесс изменения состава субъектов федерации должен быть демократичным. Автономные округа и автономная область могут получить новые статусы в соответствии с их ресурсным потенциалом. В целом же укрупнение регионов требует разработать и принять Концепцию развития федеративных отношений в РФ с юридической силой федерального конституционного закона.
Сравнение дискуссий по объединению ряда регионов России доказывает, что уровень политической конфликтности зависит от степени политизации этничности, от геополитических условий. Интеграционный процесс целесообразно вести постепенно, с предварительным созданием его экономических и социально-культурных мотиваций. Цели и методы реформ должны обеспечивать равенство прав граждан России, независимо от их социально значимых черт.
Административно-территориальная реформа сама по себе не может решить проблем сепаратизма и региональной фрагментации. Реформа должна стать составной частью региональной стратегии государства, реализовывать принципы равенства исходных возможностей граждан, территориальной справедливости, соразмерности ресурсов субъектов федерации. Новый состав регионов России должен быть определен по итогам профессионального научного анализа и репрезентативных социологических опросов, с предварительным принятием конституционных законов. Число новых субъектов федераций, как и их границы, должны определяться вследствие референдумов с последующим утверждением органами федеральной власти. Надлежит также определить статус нынешних федеральных округов в конституционном законодательстве. Целесообразно разукрупнение федеральных округов с 7 до 12-15, пересмотр их рубежей «внахлест» с военными, экономическими, правоохранительными и другими территориальными структурами.
Третья глава «Региональные политии постсоветской России (институциональное и коммуникативное измерения)» реализует системный анализ политического пространства регионов.
В первом параграфе третьей главы «Региональные политии: проблемы определения, строения, функционирования» обосновывается оптимальность данного термина в сравнении с «региональной политической системой», «политической микросистемой», «политической структурой».
Региональная полития может быть определена как целостная совокупность субнациональных институтов, отношений, норм и политической культуры. Данная система обеспечивает реализацию властных отношений в повседневных политических практиках. Институциональная подсистема включает в себя не только органы государственной власти на уровне регионов, но и иные акторы политики: элиты, группы интересов, партии, общественные движения, лидеров и т.д. Весьма близки по смыслу понятия «региональная политическая система», «региональная полития» и «региональное политическое пространство». Они удачно интерпретируют строение политических сообществ на уровне региона. Применение понятия «региональная политическая система» даёт возможность компенсировать недостатки нормативно-этатистского подхода к теме. Региональные политии России рассматриваются в единстве их статичных (структурно-функциональных) и динамических (процессуальных) качеств. Они не самодостаточны, а являются необходимым элементом общероссийской политической системы многосоставной и территориально разнородной.
Региональная полития – термин, позволяющий поставить в центр внимания именно отношения между авторами регионального сообщества, устойчивые проявления региональной политической культуры. Автор реализовал методику анализа региональной политии в анкетном опросе «Социологический портрет Краснодарского края и перспективы региональной политики» (февраль-апрель 2007 г.).
Типология региональных политий России возможна по долгосрочным преобладающим ориентациям граждан, а также по институциональному строению данных систем, практикам взаимодействия их акторов.
Второй параграф третьей главы «Роль органов государственной власти субъектов федерации в региональных политических процессах» посвящен анализу институциональных эффектов разделения властей.
Органы государственной власти в постсоветской России первоначально строились многообразно. В силу многообразия социокультурных условий, а также слабости контроля федеральной власти сложился плюрализм институциональных моделей. Республики в составе РФ с согласия федеральных структур власти сохранили преемственность советской системы, лишь дополнив её институтом выборного президента (главы республики). Области, края, города федерального значения находились под качественно более жестким контролем общероссийской власти. В них сформировались «президенсиалистские» формы правления с назначаемым главой администрации, обретшим сильные властные полномочия. На выбор формы правления больше повлияли общероссийские процессы монополизации власти, чем персональные качества лидеров.
Качественные изменения институтов власти в субъектах РФ совершаются за 19992007 гг. вследствие реформ всей политической системы страны. Общий замысел реформ можно оценить как централизацию и рационализацию публичной власти, обеспечение единства и целостности Российского государства. Однако курс 19992007 гг. проводится путем «мелких шагов», сопровождается острыми конфликтами из-за согласования противоречивых групповых интересов. Идеологические и прагматические цели новой когорты правящей элиты выражены нечетко. Процесс выработки и принятия стратегических политических решений непубличен. Обрисованные качества власти влияют на динамику институционализации противоречиво. Юридически изживается пагубный сепаратизм и конфедерализм 1990-х гг. Но одновременно «усиление вертикали власти» ведет к концентрации полномочий в руках исполнительной ветви и главы государства, что усиливает монополизм центров принятия решений.
В третьем параграфе третьей главы «Региональные политические режимы России в системе коммуникаций «центр-периферия»» аргументируется сохранение данных режимов в РФ, дается их определение и содержательная характеристика.
Региональный политический режим – совокупность акторов политического процесса, институтов политической власти, ресурсов и стратегий борьбы за достижение и/или удержание власти. В контексте глобализации и затяжного кризиса российского общества региональные режимы долгосрочное явление, усиливающее диверсификацию политических практик и структур. Наличие регионального режима устанавливается по степени автономного влияния внутренних акторов субнационального сообщества. Россия после распада СССР яркий пример расколотого политического пространства, на котором складывались автономные режимы. Они развивались в качественно различных направлениях, принадлежали стадиально к разным эпохам.
Влияние региональных режимов на политический процесс наиболее адекватно постигается на основе моделей Т.КарлФ.Шмиттера и Дж.МункаК.Лефф, адаптированных к российскому материалу В.Я.Гельманом. Установлены такие модели постсоветских трансформаций политической системы, как: консервативная реформа, пакт, реформа «снизу», революция, навязанный переход. В большинстве регионов России преобладает последняя из моделей. Возможны сценарии выхода режимов из неопределенности: «война всех против всех», «победитель получает всё», «сообщество элит» и «борьба по правилам».
Теоретическая модель режимов, созданная в работе В.Я.Гельмана, М.Бри и их соавторов, логически непротиворечива и репрезентативна. Однако она использует слабо формализованные индикаторы. Однако она использует слабо формализованные индикаторы. Мала и выборка регионов для обобщений. Теории «среднего уровня» в осмыслении региональных режимов складываются в работе А.С. Кузьмина, Н.Дж. Мелвина и В.Д.Нечаева на основе «градуированного» подхода к демократии. Их методология позволила создать систему количественных индикаторов демократизации по критериям формального разделения властей, конкурентности выборов, уровня партийности регионального парламента.
Повседневные политические практики в России сводятся к дилемме: жесткий авторитаризм или ограниченная (делегативная) демократия. Подобные режимы характерны для полупериферии глобализации, воспроизводят политико-культурную зависимость своих регионов и модель «запаздывающей модернизации».
Четвертая глава «Региональные политические элиты как актор политических элит в России» состоит из трех параграфов.
Первый параграф четвертой главы «Сущность, социальный состав и функции региональных политических элит» определяет концептуальные основы анализа.
Региональная политическая элита представляет собой социальную страту, которая достигла наивысшего политического статуса, оказывает определяющее воздействие на процессы принятия стратегических политических решений в регионе. Элита обеспечивает согласование интересов субъектов политического процесса на уровне региона, а также интересов федеральной и региональной элит, элит различных регионов между собой. Элита также контролирует реализацию стратегических решений, влияет на ценностные ориентации общества. Она имеет наибольшее воздействие на цели, формы и направленность регионального политического процесса в сравнении с негосударственными субъектами политики: партиями, общественными движениями, профсоюзами.
Выявлено, что ядро региональной элиты составляет административно-властная элита во главе с губернатором. Специфика структуры региональной политической элиты России состоит в её высокой неустойчивости и сегментированности. Применительно к постсоветскому периоду (19912004 гг.) в масштабах России целесообразно применять термин «региональные политические элиты». В регионах сформировались элиты, своеобразные по ресурсам влияния, институциональному оформлению власти, политическим ориентациям, методам деятельности. Если в 1990-х гг. наблюдалась значительная степень автономии элит многих регионов от федеральной элиты, то реформы политической системы (19992007 гг.) ведут к вертикальной интеграции элит России.
Во втором параграфе четвертой главы «Модели рекрутирования региональных политических элит России» выявлены принципы и каналы обновления состава высокостатусных групп.
Установлена зависимость механизмов и каналов рекрутации региональных элит от преобладающих социокультурных традиций региона. Динамический фактор данной зависимости состоит в типе регионального политического режима, в особенностях распределения власти и влияния между субъектами политики. Преобладает гильдейский (номенклатурный) тип рекрутирования элит. Он означает отношения личной зависимости и преданности членов региональной властвующей группы своему лидеру, предполагает иерархическое соподчинение сегментов элиты на основе неформального обмена ресурсами влияния. Постепенно распространяется и противоположный тип рекрутирования элит конкурентный и гласный, прежде всего в регионах с высоким уровнем урбанизации и партисипаторным типом политической культуры. Он предполагает переход от принципа личной преданности к принципу «лояльного профессионализма», рост разнообразия источников рекрутирования элит.
Институциональная модель власти элиты оказывает весомое влияние на тип элитообразования, на каналы рекрутирования и формы политической деятельности элиты. Напротив, зависимость между институциональной моделью и политико-идеологическими ориентациями элит регионов крайне слаба. За 19901993 гг. сложился симбиоз советской системы с элементами конкурентной публичной демократии. В условиях идеологической и конституционно-правовой неопределенности регионального режима оформился полицентризм власти. Состоялась консолидация соперничавших сегментов элит вокруг Администрации региона и Советов народных депутатов. Но данная модель была шаткой и рухнула в итоге острых политических конфликтов между ветвями власти, а также центр-регионального противостояния. Напротив, для 19942007 гг. характерна институциональная модель, которая сочетает нормативно-правовое разделение властей с моноцентризмом реальной власти Администрации области (края). Модель предполагает неформальный консенсус ветвей власти под патронажем губернатора (президента) региона. Партии, общественные движения, негосударственные СМИ играют соподчиненную роль в системе политических институтов края. Можно прогнозировать нарастающую интеграцию региональных и федеральной элит вследствие реформ 19992007 гг.
Третий параграф четвертой главы «Ресурсы влияния и политические ориентации элит в российских регионах» выявляют стратегии активности региональных элит.
Ресурсы влияния региональных политических элит – это все материальные и социокультурные факторы реальной власти высокостатусных групп: экономические, политические, административные и информационные. К политическим ресурсам относятся представительство элит в федеральных органах власти и способность влиять на курс государственной политики; контроль над принятием властных решений регионального уровня; обладание консолидированной политической поддержкой населения региона. Административными ресурсами являются: неформальные практики согласования интересов акторов политики; вытеснение оппозиции из легальных форм активности; финансовый контроль элит над политическими кампаниями; представительство лояльных элит политиков в органах власти и местного самоуправления; нарушение баланса полномочий в пользу исполнительной власти; контроль данной ветви власти над основными партиями, избирательными комиссиями, НКО. Информационные ресурсы элит включают в себя: контроль исполнительной власти над ведущими СМИ; создание региональных идеологем и мифологии; влияние на образовательную и научную сферы региона; использование авторитета конфессий. Система ресурсов влияния обеспечивает элитам доминирование в политическом процессе.
Стратегии региональных политических элит во взаимодействиях с иными акторами политики делятся на силовые и компромиссные. Они предполагают выбор ориентаций элит в системе акторов по критериям: «власть-оппозиция», политических идеологий, «централизм-регионализм». Для региональных элит России характерно преобладание стратегий «победитель получает всё» (моноцентрической власти) и «сообщества элит» (олигополической власти). Доминирование поддержки федеральной «партии власти» (в 2003-2007 гг.) для региональных элит прагматично и не исключает внутриэлитной острой конкуренции. Стратегии элит в отношении федерального центра: 1) лояльность «проводников влияния»; 2) прагматический пакт с центром и попытки формировать автономный курс; 3) прагматический конформизм; 4) оппозиция на основе конфликта интересов.
Пятая глава «Институционализация партий и групп интересов в региональных политических процессах» посвящена анализу организационных, идеологических и коммуникативных аспектов феномена.
В первом параграфе пятой главы «Формирование политических партий в регионах России» установлены факторы, модели и специфика вариантов партогенеза 1990-х гг.
Политические партии играют в регионах постсоветской России противоречивую роль. С формально-правовой точки зрения, партии уже 15 лет являются полноценным участником электорального процесса и парламентаризма, призваны быть основным институтом согласования интересов между гражданским обществом и государством. Но в реальном политическом процессе сложилась автономия региональных «рынков» власти, т.е. в каждом субъекте РФ формировалась своя композиция протопартий, свои неформальные правила игры и ресурсные базы. Укрупнение и монополизация политических рынков в регионах, их встраивание в общероссийскую систему ведет к поглощению сугубо региональных партий федеральными. С 2000 г. выстраиваются вертикально интегрированные сети партий. Объективно партогенез в регионах РФ проходит начальные стадии, что ведет к незрелости создаваемых структур. Новейший тип партий картельный (рожденный в глобализируемых обществах Запада) своеобразно преломляется в условиях постсоветских регионов, многие из которых не прошли стадии зрелой политической модернизации. Постмодернистские технологии партийной активности могут усиливать неизжитый традиционализм в регионах, порождать эффекты «виртуализации» партий. Субъекты реальной верховной власти (исполнительная «ветвь» федерального и регионального уровней, корпоративные бизнес-группы) используют партии как рычаг внутриэлитной конкуренции. Вертикально интегрированные сети подобных партий поглощают «идеологических» конкурентов регионального и местного уровней. Процесс концентрации ресурсов влияния идёт неравномерно. Территории, имеющие патриархальный или подданнический типы культуры, легче воспринимают «виртуальную» партийность, чем немногие анклавы с партисипаторными традициями (крупнейшие города).
Теоретическая основа типологии партий в регионах России модель социокультурных размежеваний (расколов) по С. Липсету и С. Роккану. Конфликты постсоветской партийной системы многофакторны и нелинейны. Ю.Г. Коргунюк и К.Г. Холодковский выявили 5 измерений (осей) партийной фрагментации общества. Ввиду плюрализма институтов и систем власти в регионах РФ следует учитывать разнородность «траекторий и векторов» развития регионов.
Второй параграф «Тенденции и перспективы развития партий на региональном уровне» содержит анализ трансформаций партий в субъектах РФ на протяжении 2000-2007 гг. Выявлены политические последствия новелл в законодательстве о партиях: доминирование карательных партий, поглощение сетей региональных партий всероссийскими, виртуализация партийных коммуникаций, преобладание государственно-корпоративного типа партогенеза. В российских регионах преодолена автономия и плюральность партийных систем, сложилась вертикально интегрированная система с доминированием «партии власти» - «Единой России». В системе мотивов партийного структурирования обществ идеологические размежевания отходят на второй план, уступая главную роль прагматическому позиционированию в отношении правящих элит. С этими тенденциями связан кризис оппозиционных партий «первого поколения»: КПРФ, РДП «Яблоко», социал-демократических партий. Анализ общественного мнения по итогам анкетных опросов подтверэдает массовую поддержку центристского, либерально-консервативного тренда, а также национал-консервативных идеологем.
Перспективы развития партий России на уровне их региональных сетей зависят от влияния внешних, макрополитических факторов: социально-экономической динамики, степени консолидации элит, меры автономии СМИ. Преобладающим типом партий в регионах будет оставаться картельный в рамках модели «сообщества элит».
Третий параграф пятой главы «Взаимодействия групп интересов в региональных политических процессах» выявляет коммуникационный аспект субъектности корпоративных бизнес-объединений и неправительственных организаций.
Модель взаимодействия групп интересов в регионах России адекватно может быть осмыслена с позиций неокорпоративизма. Это означает, что сетевые структуры и практики отношений встроены в прочную патрон-клиентарную систему. Доминирование государства в российском политическом процессе ведёт к периферийной роли групп защиты и поддержки профсоюзов; правозащитников; движений: женских, молодежных, религиозных и проч. Важнейшим партнером правящих элит и госаппарата стал корпоративный сектор бизнеса, т.е. интегрированные бизнес-группы, занимающие ведущие или монопольные позиции в своей отрасли. В основе сетевых структур власти личные отношения обмена ресурсами (экономическими, административными, политическими) между крупным бизнесом и правящей элитой. Представляются наиболее точными оценки подобных групп интересов как «корпоративного капитала» и «вертикально-интегрированных бизнес-групп». Установлены три стадии взаимодействия корпораций с региональной властью постсоветского времени: «закрытость» регионов для внешних влияний (1990-е гг.) «открывание» регионов путем экспансии крупного бизнеса (с 1999 г. по 2003 гг.), переход к государственному регулированию корпоративного влияния (с лета 2003 г. по настоящее время).
Регионы, где установилось сильное влияние корпораций, вовлекаются в общероссийский и международные рынки, становятся более модернизированными и открытыми для унификации политических режимов. Обратная сторона экспансии крупного капитала попытки установить новую монополию власти. Курс федеральных институтов власти на централизацию и усиление государственного контроля противоречит «олигархической» власти в регионах. Но конфликт интересов носит внутрисистемный, тактический характер.
Неправительственные организации (НПО) трактуются нами в качестве всех добровольных объединений на основе автономного участия, защищающих общественно значимые интересы. НПО строятся по сетевому, координационному принципу и не имеют жестких организационных форм. В регионах России НПО чаще всего обладают слабыми автономными ресурсами; среди них преобладают группы интересов социальных и профессиональных групп. Преобладает государственно-корпоративная модель взаимодействия НПО с государственными органами и бизнесом. Вместе с тем сохраняются анклавы либеральной модели взаимодействия (Москва, Санкт-Петербург, города-«миллионники»).
Шестая глава «Электоральное поведение в регионах постсоветской России как способ взаимодействий акторов политических процессов» осмысливает закономерности сознания и активности избирателей, применяет теоретические модели анализа.
В первом параграфе шестой главы «Электоральное поведение избирателей в регионах России на федеральных выборах» выявлена специфика мотиваций и установок в ходе президентских и думских кампаний 1990-2000-х гг. за основу анализа принята многофакторная модель электорального поведения. Предпочтение в системе моделей отдано социологической модели (С. Роккан, С. Липсет,Г. Китчельт). Вместе с тем социально-политические размежевания (кливиджи) на уровне регионов России неустойчивы, отличаются от «классических», выявленных в странах Запада 1990-х гг. Наибольшее влияние на федеральных выборах имеют размежевания: «город-село», «консерватизм – либерализм», по уровню экономического и социального развития сообществ.
Установлены различия мотиваций и установок избирателей в сравнении «учредительных» и последующих выборов (тренд деидеологизации), а также в сравнении президентских и парламентских кампаний. Президентские выборы воспринимаются как важнейший фактор политического процесса в России. Мотивации голосования на них в большей мере объясняются социально-психологическими качествами электората, чем мотивации на думских выборах. Если в 1990-х гг. сегментация электората проходила, в первую очередь, по идеологическим основаниям, то в 1999-2007 гг. нарастает значение «проблемного» голосования по оси «инкумбент-претендент».
Анализ пространственных факторов голосований на всероссийских выборах предусматривал картографирование ареалов поддержки партий и лидеров, выявление «ядер» поддержки и электоральных лакун. Установлена многомерность электорального пространства. Важнейший раскол «город-село» интегрирует соподчиненные расколы: по уровню доходов и образования, по возрасту, профессиональной идентичности. В сравнении с расколом 1990-х гг. по линии «консервативный Юг – либеральный Север» возрастает в 2000-х гг. роль раскола «запад – восток». Растет удельный вес факторов пограничного расположения регионов и миграционной напряженности.
Во втором параграфе шестой главы «Выборы высших должностных лиц регионов: закономерности электорального поведения» изучена специфика губернаторских кампаний 1990-2005 гг. Отмечена роль постепенного введения выборов глав регионов в 1990-1996 гг., что усилило асимметрию статусов и ресурсов регионов. В первом электоральном цикле 1990-1994 гг. выборы оставались привилегией, даруемой по воле Президента РФ в основном республикам и столичным городам. Сложился плюрализм избирательных систем в регионах по губернаторским и парламентским кампаниям. Постепенно преобладание получила мажоритарная система относительного большинства, связанная с президенсиалистской моделью статуса глав регионов.
Второй и третий электоральный циклы (1995-2001 гг.) отмечены переходом от назначений к прямым альтернативным выборам глав регионов, что способствовало консолидации региональных режимов и повышало их легитимность. «Губернаторские» кампании данного периода отмечены жесткой поляризацией электората по оси «коммунизм-либерализм», хотя уровень формальной партийности глав регионов оставался низким (15-20 %). Типология губернаторских выборов может быть проведена по критериям: степени конкурентности, консолидированности региональных элит; эффективному числу кандидатов; удельному весу побед инкумбентов.
В третьем и четвертом циклах (1998-2005 гг.) главным конфликтом стала борьба корпоративных бизнес-групп, а раскол «коммунисты-либералы» отошел на второй план. С 2000г. возросла роль новых акторов избирательного процесса: полпредов Президента РФ по федеральным округам, правоохранительных и «силовых» органов власти. Электоральное поведение избирателей в данном цикле характеризуется ростом абсентеизма и голосования «против всех», преобладанием прагматических мотиваций. Одновременно шла консолидация региональных правящих элит на основе «пакта лояльности» В.В. Путину и новым федеральным элитам.
Отмена прямых выборов глав регионов (осень 2004 г.) вызвала коммуникативные эффекты отчуждения электората от политики, повысила статус выборов региональных парламентов и органов местного самоуправления. Косвенный порядок выборов соответствует модели государственного корпоративизма и обмену ресурсами власти в рамках «сообщества элит».
В третьем параграфе шестой главы «Тенденции электорального поведения на выборах органов законодательной власти в регионах» отмечается сравнительно низкая популярность региональных парламентских выборов. Причины тому – слабое полномочия региональных собраний, институциональная неразвитость партийных фракций и конкурентного законодательного процесса во многих парламентах. Плюрализм избирательных систем (до лета 2003 г.) облегчал административным элитам контроль над электоральными ориентациями. Наиболее распространена была мажоритарная система, препятствовавшая развитию партийных фракций в парламентах. Напротив, преимущества получали кандидаты от региональных «партий власти», коммунисты либо внепартийные бизнесмены. Слабы были политико-культурные мотивы закрепления партий в региональных собраниях. Вследствие патриархальной или подданнической политических культур граждане часто поддерживают харизматических лидеров либо участников политико-административных элит, а не представителей гражданского общества.
Переход с 2003 г. к смешанной избирательной системе на выборах региональных парламентов вызвал следующие эффекты:
-повышение интереса избирателей к региональным собраниям;
-оживление сети региональных отделений всероссийских пратий, рост их ресурсов и статуса;
-повышение компетентности и процедурной автономности законодательных собраний;
-рост конкуренции на парламентских выборах;
-устранение асимметрии избирательных систем, в т.ч. неравенства размеров округов, многомандатных и корпоративных округов, хаотичных ритмов кампаний:
-поглощение региональных и этнических политических объединений сетями общероссийских партий по модели «навязанного перехода».
Вместе с тем смешанная избирательная система сама по себе не обеспечивает консолидацию демократии, может использоваться в интересах доминирующих партий и элит. Итоги региональных парламентских и муниципальных выборов (2006-весна 2007 гг.) подтверждают, что электорат поддерживает оппозиционных кандидатов в регионах, где диверсифицирована экономическая структура, легитимирован плюрализм элит, укоренились элементы гражданской политической культуры.
В заключении диссертации формулируются ее выводы, подводятся итоги исследования.
Автор полагает, что система взаимодействий акторов региональных политических процессов находится на стадии динамичного становления. Эта система взаимодействий имеет вертикальное и горизонтальное, формализованное и неформальное измерения. Она соответствует государственно-корпоративной модели, предполагает неформальные обмены ресурсами между акторами политики. В дихотомии «элита-массы» система взаимодействий носит ярко выраженный элитистский характер. Наряду с этим цикличный тип региональных процессов в России оставляет альтернативные возможности либерализации и децентрализации системы взаимодействий в долгосрочном будущем.
Предлагаем ряд мер, создающих систему «сдержек и противовесов» на региональном уровне властвования:
- право законодательных собраний налагать вето на нормативно-правовые акты администраций и глав региона;
- право легислатур выносить вотум недоверия администрациям и проводить импичмент глав региона;
- взаимное право ветвей и институтов власти на запросы и представления об отмене правовых актов;
- разрешение конфликтов между «ветвями» власти в согласительных комиссиях и конституционных (уставных) судах регионов;
- право главы региона (президента республики, губернатора) на отлагательное вето по законам, принятым легислатурой;
- расширение численности депутатов законодательных собраний до 100180 чел. и введение постоянной оплачиваемой работы всего их состава;
- право Президента РФ досрочно прекратить полномочия любого главы региона на основании судебного решения о грубых нарушениях законодательства;
- право Президента РФ и главы региона досрочно прекратить полномочия законодательного органа региона на тех же основаниях.
По нашему мнению, в регионах России должна быть обеспечена симметрия институциональных систем «по горизонтали» (между краями, областями, республиками и т.д.). Следует нормативно и в повседневной практике властвования обеспечить модель смешанного правления, что приведет к эрозии моноцентризма влияния глав регионов.
Итак, предпринятое исследование позволило выявить институциональное и политико-культурное взаимодействия основных акторов региональных процессов. Сравнены основные концепции и гипотезы субъектности политических процессов, выявлены дискуссионные аспекты темы. Раскрыт преобладающий патрон-клиентарный тип отношений между акторами региональных процессов. Аргументируется предположение, по которому регионы России реагируют на вызов глобализации и запаздывающие реформы в русле мутаций традиционализма, цикла запаздывающих реформ.
III. ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ:
Монографии
1. Баранов, А.В. Акторы региональных политических процессов в постсоветской России. – Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2005. – 344 с. (19 п.л.)
2. Баранов А.В. Взаимодействие акторов региональных политических процессов в постсоветской России. - М.: Изд-во «Социально-политическая мысль», 2007.-191с. (12,0 п.л.).
Научные статьи в ведущих реферируемых журналах
3. Баранов А.В. Региональная политическая идентичность: методы исследования в Западной Европе // Социальная политика и социология. – М., 2006. – № 1 – С. 23–31 (0,5 п. л.).
4. Баранов А.В. Политические ориентации избирателей Кубани в постсоветский период: социокультурные факторы // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Приложение. – Ростов н/Д, 2006. – № 1. – С. 3–13 (0,6 п. л.).
5. Баранов А.В. Цивилизационный подход в политических исследованиях // Человек. Сообщество. Управление. – Краснодар, 2002. – № 1. – С.44–61 (1,0 п. л.).
6. Баранов А.В. Поиск концептуальных оснований политической регионалистики // Человек. Сообщество. Управление. – Краснодар, 2002. – № 1. – С.173–178 (0,4 п. л.).
7. Баранов А.В. Историческое сознание в контексте региональной идентичности Юга России // Человек. Сообщество. Управление. – Краснодар, 2003. – № 2–3. – С. 86–96 (0,5 п.л.).
8. Баранов А.В. Факторы современного геополитического положения на Кубани // Регионология. – Саранск, 2004. – № 4. – С. 78–89 (0,7 п. л.).
9. Баранов А.В. Сепаратизм в современном мире: политико-территориальный аспект // Человек. Сообщество. Управление. – Краснодар, 2005. – № 3. – С.124–140 (1,0 п. л.).
10. Баранов А.В. Рецензия: К.С. Гаджиев. Политическая наука. – М.: Сорос-Международные отношения, 1994. – 300 с. // Социологический журнал. – Москва, 1995. № 2. С.202–204. (0,2 п. л.).
11. Баранов А.В. Становление политической регионалистики в постсоветской России//Человек. Сообщество. Управление.- Краснодар, 2006.-№4.-С.94-104 (0,6 п.л.).
Учебники и учебные пособия
12. Баранов А.В. Политическая регионалистика: Курс лекций. В 5 вып. / А.В. Баранов, А.А. Вартумян. – М.: Изд-во МГСУ «Союз», 2003. – Вып. 1. – 172 с.; 2004. – Вып. 2. – 340 с.; 2004. – Вып. 3. – 332 с.; 2005. – Вып. 4. – 292 с.; Вып. 5. – 200 с. (81,9/50,0 п. л.).
Научные статьи и разделы монографий
13. Баранов А.В. Российская государственность и Северный Кавказ: критика идеологии «самостийности» // Кентавр. – М., 1993. № 6. С.34–41. (0,5 п. л.).
14. Баранов А.В. Формирование гражданского общества на Юге России // Глобализация и регионализм: Черноморский регион. Балканы. –М.:Изд-во Интердиалект+, 2001. – С.213–219 (0,5 п.л.).
15. Баранов А.В. Политические партии и объединения Кубани: география электоральной деятельности // Региональные выборы и проблемы гражданского общества на Юге России: Рабочие материалы. – М.: Моск. центр Карнеги, 2002. – № 8. – С.50–57 (0,6 п.л.).
16. Баранов А.В. Политические партии в электоральном пространстве Кубани // Россия: центр и регионы. – М.: Ин-т социально-полит. исслед. РАН, 2002. – Вып. 9. – С.185–198 (0,9 п. л.).
17. Баранов А.В. Реформа территориального строя России (20002002 гг.) в контексте эволюции политического пространства // Россия: центр и регионы. – М.: Ин-т социально-полит. исслед. РАН, 2003. – Вып.10. – С.4–12 (0,5 п. л.).
18. Баранов А.В. Политическая глобализация: цивилизационные последствия для России // Современная российская политология в контексте глобализации и диалога культур. – Сб. статей к XIX Всемирному конгрессу Междунар. ассоц. полит. науки. Дурбан (ЮАР), июнь 2003 г. – М.: Ин-т сравнит. политологии РАН, 2003. – С.29–37 (0,5 п. л.).
19. Баранов А.В. Electoral Field in Russian Regions (The Krasnodar Territory Study-Case) // Central Asia and the Caucasus. – Luleo (Sweden), 2003. № 4 (22). – Р.4248 (0,5 п. л.).
20. Баранов А.В. Императивы безопасности (геополитические факторы) // Россия: центр и регионы. (Статья). – М.: Ин-т социально-полит. исслед. РАН, 2003. – Вып. 11. – С.231–246 (1,0 п. л.).
21. Баранов А.В. Политические предпочтения кубанцев: влияние социокультурного раскола «село-город» //Российское село в XXI веке: проблемы и перспективы. – М.; Краснодар: Изд-во Кубан. гос. аграр. ун-та, 2004. – Вып. III. – C.101–119 (1,0 п. л.).
22. Баранов А.В. Региональные «партии власти» в России: сравнительный анализ советского и постсоветсткого опыта // Политические партии России: прошлое и настоящее. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та, 2005. – С.297–304 (0,5 п. л.).
23. Баранов А.В. Региональные властвующие элиты российских республик: политический облик / А.В. Баранов, А.В. Егупов // Социально-экономическая реальность и политическая власть. – М.; Ставрополь: Век книги, 2005. – Вып.1. – С.41–45 (0,5/0,3 п. л.).
24. Баранов А.В. Политическая регионалистика: дисциплинарная структура и основные направления исследований // Мировая политика: проблемы
теоретической идентификации и современного развития: Ежегодник РАПН 2005. – М.: РОССПЭН, 2006. – С. 363–380 (1,0 п.л.).
25. Баранов А.В. Электоральные предпочтения населения Краснодарского края: пространственно-временная модель // Социокультурный портрет региона: Типовая программа и методика. – М.: Ин-т философии РАН, 2006. – С. 272–280 (0,5 п. л.).
26. Баранов А.В. Политические институты федерализма как фактор этнической конфликтности (на материалах Косова и Чечни) // Федерализм и российские регионы: Сб. материалов. – М.: ИНИОН РАН, 2006. – С. 78 – 94 (1,0 п. л.).
27. Баранов А.В. Регионализация как политико-территориальный процесс: переосмысление базовых понятий // Вызовы глобализации в начале XXI века. – СПб.: Сев.-Зап. акад. гос. службы; Балт. гос. технич. ун-т, 2006. – Ч.1.–С. 196–204 (0,5 п. л.).
28. Баранов А.В. Противоречия российского федерализма и задачи его реформирования: политический аспект // Реформы в России и Россия в реформирующемся мире. – СПб.: Изд-во Балт. гос. технич. ун-та, 2006. – Ч. 1. – С.46–50 (0,4 п.л.).
29. Баранов А.В. Политические ориентации избирателей Краснодарского края в контексте политической культуры (по материалам парламентских выборов) // Политэкс: Политическая экспертиза. – СПб., 2006. – Т. 2. – № 2. – С. 25–35 (0,6 п.л.).
30. Баранов А.В. Государственная политика Российской Федерации на региональном уровне // Краснодарский клуб гражданского образования. Дневник, 1999. – Краснодар: Южная волна, 2000. С.25–27 (0,2 п. л.).
31. Баранов А.В. Электоральная география Краснодарского края // Человек. Сообщество. Управление. – Краснодар, 2000. – № 3–4. – С.35–44. (0,6 п. л.).
32. Баранов А.В. Консерватизм как обоснование самобытного пути России в XXI веке: исторические основы идеологического выбора // Консерватизм и традиционализм на Юге России: Сб. науч. ст. – Ростов н/Д: Изд-во Сев.-Кав. науч. центра высш. школы, 2002. – С.46–52 (0,4 п.л.).
33. Баранов А.В. Парадигмы эволюции геополитического пространства Юга России // Вестник Армавирского института социального образования (филиала МГСУ). – Армавир, 2003. № 1. № 1. – С.110119 (0,6 п. л.).
34. Баранов А.В. Теории социокультурной самобытности в контексте устойчивого развития // Ученые записки Северо-Кавказской академии государственной службы. Серия «Государственное и муниципальное управление». – Ростов н/Д, 2003. – № 3. – С.137–140 (0,3 п. л.).
35. Баранов А.В. Методы исследования истории контактных зон в политической географии // Новая локальная история: Пограничные реки и культура берегов. – Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2004. – С.45–51 (0,4 п. л.).
36. Баранов А.В. Региональная политическая идентичность: методы исследования // Социальная идентичность: способы концептуализации и измерения. – Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2004. – С.77–86 (0,5 п. л.).
37. Баранов АВ. «Консервативный пояс» на карте Кубани: факторы развития в условиях социальной трансформации // Человек и этносы в трансформирующемся обществе. – Ростов н/Д: Изд-во Сев.-Кав. науч. центра высш. школы, 2004. – С.31–46 (1,0 п. л.).
38. Баранов А.В. Становление гражданского общества в условиях социокультурного раскола (на примере Краснодарского края) // Вопросы политики. – Волгоград: Изд-во Ин-та сравнит. анализа восточноевроп. конфликтов, 2004. – Вып. IV. – С.54–59 (0,4 п. л.).
39. Баранов А.В. Краснодарский край в системе внутренней геополитики России: конфликтогенные факторы // Евразийский проект: кавказский вектор. – Ростов н/Д: ИППК Ростов. Гос. ун-та, 2005. – С.144–161 (1,0 п. л.).
40. Баранов А.В. Кубанские реалии и черноморская аномалия: результаты думских выборов 2003 года в контексте политической культуры // Политический альманах Прикамья. – Пермь: Пушка, 2005. – С. 105–116 (0,7 п. л.).
41. Баранов А.В. Социальный портрет Краснодарского края: основные параметры анализа / А.В. Баранов, И.В. Мирошниченко // Опыт апробации типовой методики «Социологический портрет региона». – Тюмень: Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2006. – С. 43–53 (0,7/0,4 п.л.).
42. Баранов А.В. Сравнительный анализ структур органов исполнительной власти на региональном уровне // Российские регионы в условиях трансформации современного общества. – Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2006. – С.33–39 (0,5 п. л.).
43. Баранов А.В. Факторы и уровни региональных этнополитических конфликтов на Северном Кавказе // Бюллетень Отдела социально-политических проблем Кавказа Южного научного центра РАН. – Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2006. – Вып. 2. – С. 127–129 (0,3 п. л.).
44. Баранов А.В. Геополитическая динамика российско-украинских отношений после «оранжевой революции» //Юг России и Украина в геополитическом контексте: Южнороссийское обозрение.-Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2007.-С.57-76 (1,0 п.л.).
Публикации в сборниках материалов научных конференций
45. Баранов А.В. Идеология «самостийности» Юга России: история и современность // Политические процессы в России: история и современность: Материалы докл. Всерос. науч.-практ. конф.- СПб.: Изд-во С.-Петерб.гос.ун-та, 1993.-С.85-86 (0,1 п.л.).
46. Баранов А.В. Легитимность власти в России и политическая культура крестьянства // Легитимность власти в России: история и современные проблемы: Материалы докл. Междунар. науч.-теретич.конф.- СПб.: Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та, 1994.-С.65-66 (0,1 п.л.).
47. Баранов А.В. Казачество и проблема национально-государственного устройства России (по материалам Северного Кавказа) // Теоретические и прикладные проблемы этнополитологии: Материалы докл. и сообщений науч. конф.- Ростов н/Д: Логос, 1995.-С.120-122 (0,2 п.л.).
48. Баранов А.В. Актуальные проблемы преподавания региональной истории и политики // Проблемы отечественной культуры и судьбы молодого поколения: Материалы междунар.науч.-практ.конф.-М.: Изд-во Моск.гос.ун-та культуры, 1997.-Ч.2.-С.30-32 (0,2 п.л.).
49. Баранов А.В. Создание федеральных округов в России и исторический опыт территориальных преобразований // Российская государственность: уровни власти. Теория и практика современного государственного строительства. Материалы Всерос. науч.-практ. конф.– Ижевск: Изд-во Удмурт. гос. ун-та, 2001. – С.19–26 (0,5 п.л.).
50. Баранов А.В. Русское население в автономиях Северного Кавказа: опыт обеспечения равноправия // Расселение, этнокультурная мозаика, геополитика и безопасность горных стран: Материалы Междунар. науч. конф. 11–16 сент. 2001 г. – М.; Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2001. – С.60–64 (0,3 п. л.).
51. Баранов А.В. Внешнеполитические факторы конфликта в Чечне // Северный Кавказ: геополитика, история, культура: Материалы Междунар. науч. конф. – М.; Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2001. – Ч. 1. – С.22–25.(0,3 п. л.).
52. Баранов А.В. Эволюция партий на Кубани в 1990–2001 гг. // Пути формирования гражданского общества в полиэтническом Южнороссийском регионе: Материалы Всерос. науч. конф. – Ростов н/Д: Изд-во Рост. гос. ун-та, 2001. – С.175–177 (0,2 п. л.).
53. Баранов А.В. Национальные интересы России на Северном Кавказе (геополитический аспект) // «Новая» Россия: национальные интересы в глобальном контексте. Материалы Росс. науч. конф. – М.: Изд-во Рос. гос. гуманитар. ун-та, 2001. – С.134–136 (0,2 п. л.).
54. Баранов А.В. Советская модель федерализма как фактор распада СССР (сущность и историческая динамика) // Распад СССР: 10 лет спустя: Докл. и выступл. на Междунар. науч. конф. – М.: Слово, 2002. – Т.1. – С.270–272 (0,3 п. л.).
55. Баранов А.В. Императивы безопасности в геополитике Краснодарского края // Проблемы внутренней безопасности России в XXI веке: Материалы II науч.-практ. конф. – М.: Изд-во Рос. акад. гос. службы, 2003. – С.6469 (0,4 п. л.).
56. Баранов А.В. Политическая субкультура микрорегиона России (на примере Черноморского побережья Кавказа) // «Новая» Россия: политика и культура в новом измерении: Материалы науч. конф. – М.: Изд-во Рос. гос. гуманит. ун-та, 2003. – С.6–14 (0,5 п. л.).
57. Баранов А.В. Политические традиции России в контексте современного диалога цивилизаций // Глобализация и мультикультурализм: Докл. и выступл. VII междунар. филос. конф. – М.: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 2003. – С.236–243 (0,5 п. л.).
58. Баранов А.В. Историческое сознание общества как объект этнической мобилизации (на материалах Юга России) // Методологические проблемы этноконфликтологического мониторинга: Материалы Междунар. летней школы. – Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2003. – С.59–62 (0,3 п. л.).
59. Баранов А.В. Геополитические трансформации Юга России как фактор региональных конфликтов (XVIIIXX вв.) // Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения: Сб. материалов междун. кругл. стола. – Ростов н/Д: Изд-во Сев.-Кав. акад. гос. службы, 2003. – С.79–87 (0,6 п. л.).
60. Баранов А.В. «Виртуальная партия» как реальность российской политики // Проблемы соответствия партийной системы интересам гражданского общества современной России: Материалы росс.-герман. науч.-практ. конф. – Ростов н/Д: Изд-во Сев.-Кав. акад. гос. службы, 2004. – Вып. 1. – С.78–81 (0,2 п. л.).
61. Баранов А.В. Региональная идентичность как фактор конфликтов (по данным анкетных опросов) // Современная конфликтология: пути и средства содействия развитию демократии, культуры мира и согласия: Докл. и выступл. на II Междунар. конгрессе конфликтологов. – СПб.: Наука; С.-Петерб. гос. ун-т, 2004. – Т.1. – С.379–381 (0,2 п. л.).
62. Баранов А.В. Государственная национальная политика на Юге России: приоритеты и направления реформ // IV Международный конгресс «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру». – М.: Изд. Гос. Думы Федерал. Собрания РФ, 2005. С.87-90 (0,3 п.л.).
63. Баранов А.В. Регион как объект исследования политической социологии: дискуссии о предметном поле // Сорокинские чтения – 2004: Российское общество и вызовы глобализации: Докл. I Всерос. науч. конф. – М.: Изд-во Моск. гос. ун-та; Альфа-М, 2005. – Т.2. – С. 73–76 (0,2 п. л.).
64. Баранов А.В. Взаимодействие субъектов политических процессов в регионах России: методика исследований // Социальное развитие России: состояние, проблемы, перспективы: Материалы Всерос. науч.-практ. конф. – Майкоп: ООО «Аякс», 2005. – С. 22–24 (0,2 п. л.).
65. Баранов А.В. «Виртуальные партии» на парламентских выборах как реальность российской политики // Сравнительное изучение парламентов и опыт парламентаризма в России: выборы, голосование, репрезентативность: Материалы Всерос. науч. конф. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та, 2005. – С. 211–214 (0,2 п. л.).
66. Баранов А.В. Политико-территориальные лакуны Юга России (сравнительный анализ) // IV Всероссийский конгресс политологов «Демократия, безопасность, эффективное управление: новые вызовы политической науке». Москва, 20- 22 окт. 2006. – М.: Росс ассоц. полит. науки, 2006. – С. 22–23 (0,2 п. л.).
67. Баранов А.В. Противоречия постсоветского федерализма как следствие неорганичного импорта институтов // Новые политические процессы на постсоветском пространстве: Междунар. конф. – СПб.: Росс. ассоц. полит. науки, 2006. – С. 46–47 (0,2 п. л.).
68. Баранов А.В. Урегулирование этнополитических конфликтов как задача национальной политики России в Южном федеральном округе // Конфликты и сотрудничество на Северном Кавказе: управление, экономика, общество: Сб. выступл. на междунар. науч.-практ. конф. – Ростов н/Д; Горячий Ключ: Изд-во Сев.-Кав. акад. гос. службы, 2006. – С.87–89 (0,2 п. л.).
69. Баранов А.В. Парламентаризм в дореволюционной и постсоветской России: Сравнительный анализ институтов и политических практик // Власть и общество в России: опыт истории и современность, 1906-2006 гг.: Материалы Всерос. науч.-практ. конф. – Краснодар: Традиция, 2006. – С.15–19 (0,2 п.л.).
70. Баранов А.В. Идеология этнонационализма в регионах России (критический анализ) // Лосевские чтения: Труды Междунар. ежегод. науч.-теоретич. конференции.- Новочеркасск: УПЦ «Набла» ЮРГТУ (НПИ), 2006.-С.96-99 (0,2 п.л.).
71. Баранов А.В. Проблемы типологии региональных политических режимов в контексте централизации российской власти // Перспективы политического развития России: Материалы Всерос.науч.конф. 19-20 апр.2007 г.-Саратов: Изд-во Саратовск.гос.соц.-экон.ун-та, 2007.-С.105-108 (0,3 п.л).
72. Баранов А.В. Геополитические проблемы Юга России и методы их решения // Россия и Восток: проблема толерантности в диалоге цивилизаций: Материалы IV Междунар.науч.конф. 3-5 мая 2007 г.- Астрахань : Изд. дом «Астрахан.ун-т», 2007.-Ч.2.-С.207-211 (0,3 п.л.).
73. Баранов А.В. Взаимодействие субъектов политических процессов в регионах России: методика исследований //Образование, просветительство и гражданское общество: Материалы Всерос.науч.-практ.конф. (г.Адлер, 25-29 мая 2007г.).-Краснодар: Традиция, 2007.-С.23-26 (0,2 п.л.).
74. Баранов А.В. Внутренняя геополитика России на Черноморско-Каспийском направлении //Актуальные проблемы безопасности в условиях конфликтогенной ситуации на Юге России: материалы Междунар.науч.-практ.конф. - Краснодар: Изд-во Кубан.гос.ун-та, 2007.-С.149-153 (0,2 п.л.).
75. Баранов А.В. Проблемы социального партнерства в документах современной социал-демократии // Демократия и управление: Информ.бюллетень исследовательского комитета РАПН по сравнительной политологии. - СПб., 2007.-№1(3).-С.5-7.
76. Баранов А.В. Голосование по партийным спискам в Краснодарском крае (по материалам федеральных выборов) // Политический процесс в условиях подготовки к избирательным кампаниям 2007-2008 гг. в Российской Федерации. - Казань: Слово, 2007.-С.222-228 (0,4 п.л.).
[1] Заславская Т.И. О субъектно-деятельностном аспекте трансформационного процесса // Кто и куда стремится вести Россию? М., 2001. С.6.
[2] Гельман В.Я. Россия регионов: трансформация политических режимов / В.Я. Гельман, С.И. Рыженков, М. Бри. М., 2000. С.19-20.
[3] Колосов В.А. Политическая география. – Л., 1988; Бусыгина И.М. Политическая регионалистика. – М., 2006; Туровский Р.Ф. Центр и регионы: проблемы политических отношений. – М., 2007; Медведев Н.П. Политическая регионалистика. – М., 2005; Овчинников А.П. Политическая регионалистика: три уровня власти в региональном измерении. – Самара, 2002.
[4] Туровский Р.Ф. Основы и перспективы региональных политических исследований // Полис. – 2001. – №1. – С.138-156.
[5] См.: Антология мировой политической мысли / Сост. Т.А. Алексеева. – М., 1997. – Т. II; Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. – М., 2004; Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование общества. – М., 1998; Парсонс Т. О структуре социального действия. – М., 2002; Растоу Д. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Полис. – 1996. – № 5. С.5-15.
[6] О’Доннелл Г. Делегативная демократия // Пределы власти. – 1994. – № 2-3. – С.52-69; Шмиттер Ф., Карл Т. Что такое демократия, а что – нет // Демократия: Теория и практика. – М., 1996. – С.44-63.
[7] Алмонд Г. Сравнительная политология сегодня / Г. Алмонд, Дж. Пауэлл, К. Стром, Р. Далтон. – М., 2002; Inglehart R. Modernization and Postmodernization. – Princeton, 1997; Пай Л. Незападный политический процесс // Полит. наука. – 2003. – № 2. – С.66-86.
[8] О’ Доннелл Г. Указ. соч.; Шмиттер Ф. Размышления о гражданском обществе и консолидации демократии // Полис. – 1996. – № 5. – С.16-27; Linz J. Problems of Democratic Transition and Consolidation: Southern Europe, South America, and Post-Communist Europe. – Baltimore, 1996.
[9] Мельвиль А.Ю. О траекториях посткоммунистических трансформаций // Полис. – 2004. № 2. – С.64-75; Харитонова О.Г. Генезис демократии // Полис. – 1996. – № 5. С.70-78.
[10] Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование. – М., 1997.
[11] Дахин А.В. Проблема региональной стратификации в современной России / А.В. Дахин, Н.П. Распопов // Полис. – 1998. - № 4. С.137-138.
[12] Гельман В.Я. Россия регионов: трансформация политических режимов. – М., 2000.
[13] Туровский Р.Ф. Политико-географический анализ политического процесса: теоретико-методологические аспекты. Автореф. дис. … канд. полит. наук. – М., 1995; Доленко Д.В. Политика и территория: Основы политического регионоведения. – Саранск, 2000.
[14] Шестов Н.И. Выбор дискурса исследования регионального политического процесса // Регион как субъект политики и общественных отношений. – М., 2000. – С.116-124; Ковалёв В.А. Политическая трансформация в регионе. – Сыктывкар, 2001.
[15] Гельман В.Я. Возвращение Левиафана? (Политика рецентрализации в современной России) // Полис. – 2006. – № 2. – С.90-109.
[16] Туровский Р.Ф. Центр и регионы: проблемы политических отношений. – М., 2006.
[17] Феномен Владимира Путина и российские регионы: победа неожиданная или закономерная? / Под ред. К. Мацузато. – М., 2004.
[18] Элейзер Д. Дж. Сравнительный федерализм // Полис. – 1995. – № 5. – С.106-115.
[19] Кинг П. Классифицирование федераций // Полис. – 2000. – № 5. – С.7-18.
[20] Салмин А.М. Российская Федерация и федерация в России // МЭиМО. – 2002. – № 2. – С.40-60; № 3. – С.22-35; Сморгунов Л.В. Современная сравнительная политология. – М., 2002; Бусыгина И.М. Федерализм и местное самоуправление в России / И.М. Бусыгина, А.А. Захаров. – М., 2003; Захаров А.А. E Pluribus Unum: Очерки современного федерализма. – М., 2003; Гоптарева И.Б. К вопросу о типах федеральных систем // Полит. наука. – 2003. № 3. – С.187-207.
[21] Смирнягин Л.В. Российский федерализм: парадоксы, противоречия, предрассудки. – М., 1998; Петров Н.В. Федерализм по-российски // Pro et contra. – 2000. № 1; Колосов В.А. Геополитика и политическая география / В.А. Колосов, Н.С. Мироненко. – 2-е изд. – М., 2005; Туровский Р.Ф. Центр и регионы… С.326-343.
[22] Чиркин В.Е. О сущности субъекта федерации: традиции и реалии // Гос-во и право. – 2003. – № 7. – С.5-9; Фарукшин М.Х. Федерализм: теоретические и прикладные аспекты. – М., 2004; Медушевский А.Н. Сравнительное конституциональное право и политические институты. – М., 2002; Зиновьев А.В. Концепция радикальной реформы федеративного устройства России // Изв. вузов. Правоведение. – СПб., 2002. – № 6. – С.57-68; Умнова И.А. Конституциональные основы современного российского федерализма. – М., 2000.
[23] Абдулатипов Р.Г. Федералогия. – М., 2004; Карапетян Л.М. Федеративное устройство Российского государства. – М., 2001; Евзеров Р.Я. О соучастии политологов в решении проблем федерализма в современной России // Проблемы федерализма: российский и мировой опыт. – М., 2003. – С.62-89.
[24] Митрохин С.С. Предпосылки и основные этапы децентрализации государственной власти в России // Центррегионы – местное самоуправление. – М.; СПб, 2001. – С.47-87; Добрынин Н.М. Новый федерализм. – Новосибирск, 2003; Филиппов В.Р. Критика этнического федерализма. – М., 2005.
[25] Болтенкова Л.Г. Развитие федерализма в России. – М., 2005; Лысенко В.Н. Современные тенденции и перспективы федеративных отношений в России // Политическая регионалистика: теория и практика. – М., 2003. – С.36-43; Хакимов Р.С. Асимметричность Российской Федерации: взгляд из Татарстана // Регионология. – 1997. № 2; Столяров М.В. Указ. соч.
[26] Зиновьев А.В. Указ. соч.; Добрынин Н.М. Указ. соч.; Конюхова И.А. Структура РФ: современное состояние и перспективы совершенствования // Гос-во и право. – 2007. – № 2. – С.37-45.
[27] Иванов В. Путин и регионы: централизация России. – М., 2006; Зубов А.Б. Унитаризм или федерализм // Полис. – 2000. № 5. – С.32-54.
[28] Федеральная реформа 2000-2003 / Под ред. Н.В. Петрова. – М., 2003. – Т.1; Медушевский А.Н. Указ. соч.; Гельман В.Я. Рецентрализация….; Саква Р. Российский федерализм на перепутье // Сравнительное конституционное обозрение. – 2005. – № 1. – С.173-182.
[29] Patterson S. Political Culture of American States // The Ecology of American Political Culture. N.Y., 1975. P.59.
[30] Политический процесс в регионах России (Заочный «круглый стол») // Полис. 1998. № 2. С.95; Нечаев В.Д. Региональные политические системы в постсоветской России // Pro et Contra. 2000. Т.5. № 1. Зима. С.8095.
[31] Барзилов С.И. Политическая структура современной российской провинции / С.И. Барзилов, А.Г. Чернышов. М., 1997. С.13.
[32] Политический процесс в регионах… С.105.
[33] Пивоваров Ю.С. О «нормативности фактического» в русской политике // Властные элиты современной России в процессе политической трансформации. Ростов н/Д, 2004. С.821; он же. Русская Власть и публичная политика // Полис. – 2006. – № 1. – С.12-32.
[34] Морозова Е.В. Региональная политическая культура. – Краснодар, 1998. – С.58.
[35] Панов П.В., Фадеева Л.А. Региональная полития: институционализация, трансформация, традиции // Мировая политика: проблемы теоретической идентификации и современного развития. – М., 2006. – С.321-348; Борисова Н.В. Институционализация региональных политических систем: теоретические аспекты // Политический альманах Прикамья. – Пермь, 2002. – Вып.2. – С.41-46.
[36] Распопов Н.П. Регионоведение: социально-политический аспект / Н.П. Распопов, Е.И. Кильсеев, П.А. Розанов и др. Нижний Новгород, 2000. С.45.
[37] Дахин А.В. Региональная стратификация политического пространства России: новые подходы и тенденции // Политическая наука. 2003. № 3. С.89-90.
[38] О'Donnell G. Transition from Authoritarian Rule: Tentative Conclucions about Uncertain Democracies / G.О'Donnell, Ph.C. Schmitter. Baltimore; L., 1991. P.73.
[39] Гельман В.Я. Трансформации и режимы: Неопределенность и её последствия // Россия регионов: трансформация политических режимов. М., 2000. С.1920.
[40] Там же. С.21.
[41] Гельман В.Я. Трансформации и режимы. … С.31.
[42] Кузьмин А.С. Региональные политические системы в постсоветской России: опыт типологизации / А.С. Кузьмин, Н.Дж. Мелвин, В.Д. Нечаев // Полис. 2002. № 3. С.142155.
[43] Глубоцкий А.Ю. Партийная составляющая Законодательных собраний российских регионов / А.Ю. Глубоцкий, А.В. Кынев // Полис. 2003. № 6. С.80.
[44] Медушевский А.Н. Сравнительное конституционное право и политические институты. М., 2002. С.326329.
[45] Ковалёв В.А. Поставторитарный синдром в регионе: Опыт Республики Коми в контексте «путинского федерализма» // Полис. 2002. № 6. С.97; он же. Политика, власть и бизнес в Республике Коми: современные проблемы. – Сыктывкар, 2005. – С.79-94.
[46] Крыштановская О.В. Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту // Обществ. науки и современность. 1995. № 1. С.5165; Понеделков А.В. Политическая элита: генезис и проблемы её становления в России. Ростов н/Д, 1995; Афанасьев М.Н. Изменения в механизме функционирования правящих региональных элит // Полис. 1994. № 6. С.5966; Магомедов А.К. Политические элиты российской провинции // МЭиМО. 1994. № 4. С.7279.
[47] Гельман В.Я. Россия регионов: трансформация политических режимов / Общ. ред. В.Гельман, С. Рыженков, М. Бри. М., 2000.
[48] Лапина Н.Ю. Региональные элиты в РФ: модели поведения и политические ориентации / Н.Ю. Лапина, А.Е. Чирикова. М., 1999; они же. Новые тенденции в развитии региональной власти // Элитизм в России: «за» и «против». Пермь, 2002. С.167182; Лапина Н.Ю. Черты к портрету российской региональной элиты // Властные элиты современной России… С.268279.
[49] Понеделков А.В. Политико-административные элиты России в середине 90-х гг. ХХ в. и 10 лет спустя. – Ростов н/Д, 2005; Понеделков А.В., Старостин А.М. Влияние административно-политических элит на российский партогенез // Власть и элиты в российской трансформации. – СПб., 2005. – С.135-145. Гаман-Голутвина О.В. Региональные элиты России: персональный состав и тенденции эволюции // Полис. 2004. № 2. С.619; № 3. С.2232; Мохов В.П. Институциональные и социальные факторы регионализации элит в России // Трансформация российских региональных элит в сравнительной перспективе. М., 1999. С.140151; Крыштановская О.В. Анатомия российской элиты. – М., 2004; Кинсбурский А.В. Трансформация структуры российской политической элиты в оценках экспертов // Социс. 2003. № 9. С.9194.
[50] Магомедов А.К. Мистерия регионализма: Региональные правящие элиты и региональные идеологии в современной России. М., 2000.
[51] Лапина Н.Ю. Региональная власть: парадоксы переходного общества / Н.Ю. Лапина, А.Е. Чирикова // Полития. 20002001. № 4(18). С.8498; Чирикова А.Е. Региональная власть: новые процессы и новые фигуры // Региональные процессы в современной России: экономика, политика, власть. М., 2003. С.89114.
[52] Гельман В.Я. Стратегии региональной идентичности и роль политических элит (на примере Новгородской области) // Региональные процессы в современной России… С.3050; Центр и региональные идентичности в России / Под ред. В. Гельмана и Т. Хопфа. СПб.; М., 2003.
[53] Друзяка Е.В. Влияние региональных правящих элит на массовое сознание // Вестник Моск. ун-та. Сер. 12. Политич. науки. 2001. № 4. С.4359.
[54] Туровский Р.Ф. Динамика регионального политического процесса в России // Политическая наука. 2003. № 3. С.6486; он же. Губернаторы и «олигархи»: история отношений // Политика в регионах: губернаторы и группы влияния. М., 2002.
[55] Дахин А.В. Проблема региональной стратификации в современной России / А.В. Дахин, Н.П. Распопов // Полис. 1998. № 4. С.132144; Дахин А.В. Региональная стратификация политического пространства России: новые подходы и тенденции // Полит. наука. 2003. № 3. С.87122.
[56] Scharpf F. Games Real Actors Play: Actor-Centred Institutionalism in Policy Studies Research. – Boulder, 1997; Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях // Полис. – 2002. № 1. – С.6-17, № 2. – С.20-30.
[57] Бирюков С.В. Региональная политическая власть: институты, структуры, механизмы. – Кемерово, 2006; Сукиасян М.А. Власть и управление в России. – М., 1996; Логиновский О.В. Региональные органы государственной власти России в условиях преобразования системы государственного управления. – Екатеринбург, 2003.
[58] Глубоцкий А.Ю., Кынев А.В. Партийная составляющая Законодательных собраний российских регионов // Полис. – 2003. – № 6. – С.80; Панов П.В., Пунина К.А. Конфликты и «порядок» в региональном парламенте // Полис. – 2003. – № 6. С.125-134; Шириков А.С. Полномочия как ставка в политической игре // Полис. – 2006. – № 5. – С.144-157.
[59] Чирикова А.Е. Исполнительная власть в регионах: правила игры формальные и неформальные // ОНС. – 2004. – № 3; Филиппов А.А. Механизмы функционирования власти на региональном уровне. – Саратов, 2003; Goode J.P. The Puzzle of Putin’s Gubernatorial Appointments // Europe-Asia Studies. – 2007. – Vol.59. – Issue 3.
[60] Макаренко Б.И. Губернаторские «партии власти» как новый общественный феномен // Полития. – 1998. – № 1. – С.50-58; Голосов Г.В. Губернаторы и партийная политика // Pro et contra. – 2000. – № 1. – С.96-108; Афанасьев М.Н. Политические партии в российских регионах // Pro et contra. – 2000. – № 4. – С.164-183; Морозова Е.В. Региональные политические партии // Человек. Сообщество. Управление. – Краснодар, 1999. – № 1. – С.104-110.
[61] Вартумян А.А. Новые политические партии на Северном Кавказе. – Армавир, 1998; Усманов Р.Х. Региональный партогенез в политическом процессе современной России (Южный федеральный округ в 1990-е годы). – М., 2002; Мамитов А.К. Региональный партогенез в современной России // Политические партии России в контексте её истории. – Ростов н/Д, 1998. – С.488-489; Гельман В.Я., Голосов Г.В. Политические партии в Свердловской области // МЭиМО. – 1998. № 5. – С.31.
[62] Пространственные факторы в формировании партийных систем: диалог американистов и постсоветологов / Под ред. К. Мацузато. – Саппоро; Екатеринбург, 2002; Проблемы соответствия партийной системы интересам гражданского общества современной России: В 2 вып. / Под ред. В.Г. Игнатова. Ростов н/Д, 2004; Перспективы политического развития России / Отв. ред. И.Н. Тарасов. – Саратов, 2007; Hale G. Why does not Political Parties in Russia? – Cambrige, 2006; Сергеев С.А. Политическая оппозиция в современной Российской Федерации. – Казань, 2004; Кынев А.В. Политические партии в российских регионах: взгляд через призму региональной избирательной реформы // Полис. – 2006. – № 6. – С.145-160; Батуева М.Ф. «Партия власти» в региональном политическом пространстве // Человек. Сообщество. Управление. – 2006. – Спецвып.1. – С.5-9.
[63] Афанасьев М.Н. Клиентелизм и российская государственность. – М., 1997; Перегудов С.П. Корпорации. Общество. Государство. – М., 2003; Зубаревич Н.В. Пришёл, увидел, победил? (Крупный бизнес и региональная власть) // Pro et contra. – 2002. – № 1. С.107-119; Политика в регионах: Губернаторы и группы влияния / Отв. ред. Р.Ф. Туровский. – М., 2002; Лысенко В.Н. Губернаторы и бизнес: брак по расчёту? // Россия и современный мир. – 2003. – № 2(39). – С.60-67.
[64] Барсукова С.Ю. Власть и бизнес: новые правила игры // Полис. – 2006. – № 6. – С.135-144; Маслова Е.Н. Финансово-промышленные группы как субъект региональных политических процессов в современной России. Автореф. дис. … канд. полит. наук. – М., 2005; Лапина Н.Ю. Бизнес и власть в российских регионах: новые параметры взаимодействия // Россия и современный мир. – 2004. – № 4. – С.56-67.
[65] Сунгуров А.Ю. Развитие неправительственных организаций в Санкт-Петербурге и России // Гражданское общество в поисках пути. – СПб., 1997. – С.90-103; Романов П.В. Негосударственные организации Самарской области // Граждане и власть: проблемы и подходы. – М.; СПб., 2003. – С.70-87; Туценко Н.Ф. Неправительственные организации в процессе формирования гражданского общества (На примере исследований в Кубанском регионе). 2-е изд. – Краснодар, 2000.
[66] Белокурова Е.В. «Третий сектор» и региональные власти // Политическая социология и современная российская политика. – СПб., 2000. – С.272-294.
[67] См.: Партии и выборы: Хрестоматия. В 2 ч. / Отв. ред. и сост. Н.В. Анохина, Е.Ю. Мелешкина. – М., 2004.
[68] Липсет С., Роккан С. Структуры размежеваний, партийные системы и предпочтения избирателей // Политическая наука. – 2004. – № 4. – С.204-234.
[69] Мельвиль А.Ю. Методология «воронки причинности» как промежуточный синтез «структуры и агента» в анализе демократических транзитов // Полис. – 2002. – № 5. – С.54-59.
[70] Колосов В.А., Туровский Р.Ф. Электоральная карта современной России: генезис, структура и эволюция // Полис. – 1996. – № 4. – С.33-46; Туровский Р.Ф. Политическая география. – М.; Смоленск, 1999. – С.287-380; Аксенов К.Э. Крупный город – регион-Россия: динамика электорального поведения на парламентских выборах // Полис. – 2005. – № 2. – С.41-52.
[71] Попова О.В. Политическая идентификация в условиях трансформации общества. – СПб., 2002; Артёмов Г.П. Петербургские избиратели: социокультурный портрет и партийная дифференциация // Политэкс. – СПб., 2005. – Вып.1. – С.59-67; Лапкин В.В. Трансформация политических ценностей российских избирателей // Полит. наука. – 2002. - № 2. – С.56-85.
[72] Морозова Е.В. Региональная политическая культура… С.181-346; Орешкин Д.Б. География электоральной культуры России / Д.Б. Орешкин, Д.Д. Орешкина // ОНС. – 2006. – № 5. – С.20-34.
[73] Бузин А.Ю. Влияние социально-экономического развития регионов России на итоги выборов в Государственную Думу РФ второго созыва // Полис. – 1996. – № 1. – С.103-118; Ваньков В.А. Поселенческая структура в электоральном поведении: по материалам парламентских выборов в России // Полис. – 2003. – № 6. – С.88-103.
[74] Голосов Г.В. Измерения российских региональных избирательных систем // Полис. – 2001. – № 4. – С.71-85; Глубоцкий А.Ю., Кынев А.В. Опыт смешанных выборов в российских регионах // Полис. – 2003. – № 2. – С.124-142; Кынев А.В. В ожидании нового электорального предложения // Полис. – 2005. – № 3. – С.116-130, Макаркин А.В. Смешанная система выборов в регионах России // Pro et contra. – 2006. – № 1. – С.104-113; Панов П.В. Реформа региональных избирательных систем и развитие политических партий в регионах России // Полис. – 2005. – № 5. – С.102-117.
[75] Петров Н.В., Титков А.С. Электоральный ландшафт // Регионализация в развитии России: Географические процессы и проблемы. – М., 2001. – С.214-255; Ахременко А.С. Пространственное моделирование электорального выбора // Полис. – 2007. -– № 1. – С.153-167; № 2. – С.165-179.
[76] Выборы и референдумы в Ростовской области: 1989-2004 / Под общ. ред. С.В. Юсова. – Ростов н/Д, 2004.
[77] Научный вестник ВАГС. – Волгоград, 2002. – В 2 вып.; Социокультурные исследования. – Волгоград, 2004-2005; Экспертиза: Информ.-аналитич. бюллетень ВАГС. – Волгоград, 2001-2002. В 3 вып.
[78] Морозова Е.В. Политическая коммуникация и политическая реклама на выборах губернатора Краснодарского края // Региональные выборы и проблемы гражданского общества на Юге России. М., 2002. – С.45-50; Баранов А.В. Политические ориентации избирателей Краснодарского края в контексте политической культуры // Политэкс. – СПб., 2006. № 2. – С.25-35.
[79] Зелетдинова Э.А. Астраханская область: анализ результатов парламентских и президентских выборов // Полис. – 2000. № 4. – С.123-129; Гришин Н.В. Устойчивость территориальных различий электоральных предпочтений населения (на примере Юга России) // Политэкс. – СПб., 2006. № 2. – С.36-42.
[80] Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. – М., 1997; March J.G., Olsen J.P. Rediscovering Institutions. – N.Y., 1989.
[81] Растоу Д. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Полис. – 1996. – № 5. – С.5–15.
[82] Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997. – С.17.
[83] Transitions from Authoritarian Rule: Prospects for Democracy / Ed. by: G.O'Donnell, Ph. Shmitter, L.Whitehead. Baltimore, London, 1986. P.73; Linz J.J. Problems of Democratic Transition and Consolidation: Southern Europe, South America, and Post–Communist Europe./ J.J. Linz, A.Stepan.- Baltimore; London,1996.
[84] Доган М. Сравнительная политическая социология /М. Доган, Д. Пеласси. М., 1994. С.176-183; Уайтхед Л. Сравнительная политология: исследования по демократизации // Политическая наука: новые направления. М.,1999. С.355-358; Уиарда С. Модели и парадигмы сравнительной политологии // Демократия и управление. СПб., 2007. №1 (3). С.61-62.
