Инновационная динамика в этнокультурной среде
На правах рукописи
Мазаева Тамара Адамовна
ИННОВАЦИОННАЯ ДИНАМИКА
В ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ СРЕДЕ
24.00.01 –теория и история культуры
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
доктора философских наук
Ростов-на-Дону
2007
Работа выполнена на кафедре теории культуры, этики и эстетики факультета философии и культурологии Южного Федерального университета
Научный консультант - заслуженный деятель науки РФ,
доктор философских наук,
профессор Драч
Геннадий Владимирович
Официальные оппоненты: доктор искусствоведения
профессор Мосолова
Любовь Михайловна
доктор философских наук,
профессор Тхагапсоев
Хажисмель Гисович
доктор философских наук,
профессор Штомпель
Людмила Александровна
Ведущая организация - Российский университет дружбы народов
Защита состоится 1 ноября 2007 года в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.208.11 по философским наукам при Южном Федеральном университете по адресу: 344038, г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина, 13, ЮФУ, ауд. 434.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ЮФУ (г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 148).
Автореферат разослан «___» ____________ 2007 года.
Ученый секретарь
диссертационного совета М.В. Заковоротная
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования. Понятия «инновационное общество», «инновационный бум», «инновационный хаос» и т.п. характеризуют существенные черты социокультурного процесса возникновения, распространения, диффузии нововведений в обществе и культуре. Однако специфика сциентистски ориентированного мышления, направленного на сугубо положительное коннотативное восприятие новации в качестве безусловной ценности прогрессивистской модели культуры, заключается в том, что кризисно-негативные черты в процессе инновизации социума связываются, в первую очередь, с косностью мышления, отсталостью культуры, стагнацией социума, этнокультурной ограниченностью и т.д. При этом упускается весьма важный аспект в изучении данной темы – речь идет о количественной перегруженности новациями социума, находящегося в ситуации качественного изменения.
Доминанта новоевропейской культуры состояла в признании безусловно позитивной значимости рационально обоснованной новации, причем человек в технократической цивилизации воспринимался в качестве объекта, который следовало бы изменить в рамках определённой, целерациональной технологии. При это индивид оказывался объектом воздействия более «неподатливым», чем природный объект, поскольку мог находиться под властью предрассудков, устаревших традиций, подсознательных импульсов и т.д. Сама идея прогресса основывалась на принятии новации как основного способа развития, совершенствования человеческого социума. Традиция с этой точки зрения есть косная сила, которая неуклонно вытесняется новыми, основанными на разуме технологиями. Однако ситуация уже в ХХ веке складывалась далеко не однозначным образом – фетишизация инноваций привела к возникновению вполне зримых глобальных проблем. Безудержный технический, научный, экономический прогресс в условиях глобализации несет угрозу самому существованию человечества.
Для радикального либерализма и постмодернизма само представление о некоем поле ценностей, ядре культуры выглядит архаичным. Однако «конец истории», так поспешно заявленный Фукуямой, отнюдь не означает абсолютной конечной победы идеи либерализма. Само представление о том, что общество есть лишь сумма суверенных индивидов, преследующих свои личные цели, сводит на нет идею культуры как единства не только индивидуальных, но и общественных ценностей. Поведение людей реально оказывается далёким от сугубо рационалистической калькуляции, взвешивания соотношения оценок издержек и приобретений. Готовность человека жертвовать собой во имя идеалов не является сугубо ирреальным стремлением. Ещё Макс Вебер показал, что такой вид поведения является более организованным по сравнению с утилитаристским и относится к «рациональности по ценности».
Любое изменение в социальной среде всегда связано с качественным преобразованием повседневных практик, заменой или упразднением моделей поведения и институциональных форм, регулирующих поведение, что провоцирует неизбежное столкновение старого и нового. Последнее порождает особое культурное состояние, которое с одной стороны определяется как столкновение культур, а с другой стороны как столкновение разных подсистем общества, но всегда сопутствует динамике общества - культурный шок, разрыв ткани повседневности.
Наиболее устойчивым элементом «ядра» культуры, границы, ограждающей общество от хаоса-развала, является этническая культура. Какие механизмы обновления действуют здесь, каково соотношение новации и этнической традиции? Следует ли относиться к традиции как к редуцируемому, архаическому элементу современной культуры, противостоящему инновационной динамике общества XXI века? Изучение процессов инновизации традиционных культур этносов, в том числе Кавказского региона, позволяет сделать ряд выводов, носящих как социально и политически значимый, так и общеметодологический для культурологии характер.
Качественные и резкие изменения, произошедшие в нашей стране в постсоветское время, в ходе перехода к рыночной экономике, демократической модели развития, требуют от человека большей индивидуальной инициативы, принятия на себя ответственности за собственную судьбу, что встречает значительное сопротивление в сложившихся «традиционалистских» культурных моделях поведения и самоидентификации. Отсюда следует настоятельная необходимость в культурологическом анализе, определении готовности человека к восприятию социальных изменений и нахождении возможных границ его поведения в рамках реализации нововведения. Мало того, жизненно необходимым оказывается нахождение и научное обоснование модели поведения индивида, где его этнокультурное начало релевантным образом оптимизирует процессы органической модернизации и обновления.
Итак, теоретико-методологическая актуальность диссертационной работы состоит и в необходимости совершенствования гносеологических основ и научно-исследовательского аппарата культурологии для изучения современных новационных преобразований глобального характера.
Анализ инновации, превратившейся в важнейший социокультурный регулятив развития во всех сферах общественного организма, находящегося в непрерывном состоянии изменения, перехода, «гонки за новизной», только средствами и методами, сформированными для изучения стабильного социума с отдельными элементами обновления, оказывается явно недостаточным. С нашей точки зрения, данное обстоятельство полностью относится к этнической культуре, которая, как правило, рассматривается метафизическим образом как неизменная и «раз и навсегда данная». Между тем этнические константы также подвержены изменениям и культурно-антропологический тип современного человека в значительной степени меняется под воздействием «волн» урбанизации, модернизации и глобализации.
В XXI в. наглядно проявляет себя глубокий кризис техногенной цивилизации, и общество, заведённое в тупик «инновационного транса», ищет выход во внетехнической, внеэкономической сферах. Этнокультурная детерминанта (как всегда это бывает в «смутное время») становится той силой, которая придаёт стабильность обществу на путях выхода из кризиса. Отсюда важнейшее значение приобретает экспликация этнокультурной составляющей инновационного процесса как конституирующей части общественного прогресса.
Степень разработанности проблемы. В данной работе мы исходим из социокультурного представления о содержании понятия «динамика». Данный термин употреблялся еще Аристотелем, но в современный научный оборот был введен О.Контом. В его концепции соотношение категорий «социальная статика» и «социальная динамика» отражает момент изменчивости и момент стабильности в социальной практике, помогая достичь диалектической глубины в рассмотрении общественных изменений. Исследовательская стратегия в изучении развития в этнокультурной среде конкретизируется на основе идей П.Сорокина, который показал, что, хотя социальная и культурная динамика общества онтологически неразделима, но гносеологически дифференцируема[1]
.
Одним из видов социокультурной динамики является культурогенез, сущность которого «заключается в процессе постоянного самообновления культуры не только методом трансформации уже существующих форм и систем, но и путем возникновения новых феноменов, не существовавших в культуре ранее»[2]. Культурогенез представлен в концепции А.Я.Флиера не в виде одноразового акта возникновении «человека разумного», а в качестве сущностного свойства культуры, ее творческого начала, непрерывно порождающего новые культурные формы и феномены, их интеграцию в уже существующие социокультурные системы. О творческой, новационной сущности культуры писали такие известные отечественные философы и культурологи, как Н.А.Бердяев, В.С.Библер, Г.А.Давыдов, Э.В.Ильенков, Т.Ф.Кузнецова, М.К.Мамардашвили, Л.М.Мосолова и др.[3]
В культурологии, культурантропологии и этнографии термин «инновация» используется при исследовании процессов изменений в культуре, выступая как антоним термину "традиция". Особое внимание уделялось диффузии культурных новообразований в соответствующей среде, включая их перенос в иные культуры. В результате понятие инновации оказалось включено в контекст концепции диффузионизма, именно он пришел на смену эволюционизму XIX в. в трактовке изменений культуры. Эти инновационные изменения определялись в качестве «смешанных» культурных феноменов – технологий, ритуалов, обычаев, языка и речи и т.п., - возникших в результате межкультурных взаимодействий. Однако в первой половине XX в. под влиянием функционализма процессы изменений оказались на периферии внимания гуманитарных наук на Западе. Инновации стали рассматривать как проявления неравновесий, напряжений в системе или же как отклонение от нормы, служащее источником новых напряжений. Поэтому Б.Малиновский, отмечая трудности изучения культурных новаций в африканских странах в постколониальную эпоху, писал: «Культурные изменения – это процесс, который сложно взять под надзор и контроль в аспекте как теории, так и метода»[4]
.
В культурантропологии понятие инновации исследовалось прежде всего с методологических позиций эволюционной и неоэволюционной школы. По мнению Л. Уайта, эволюция культуры как процесс основывается на новациях технологического порядка, более того, она представляет собой функцию технологической эволюции[5]. Л.Уайт и его последователи трактовали культуру прежде всего как адаптационный механизм, при помощи которого происходит приспособление общества к изменениям в окружающей среде. Она содержит в себе такие модели поведения, которые дают возможность удовлетворить базовые человеческие потребности. По мнению известного культуролога Э.С.Маркаряна, именно адаптация способствует сохранению и развитию общества, ибо «работает» по принципу «обратной связи». Отсюда процесс инновизации определялся в качестве «культурных мутаций», возникающих в ответ на «вызовы» окружающей среды. «Если инновации принимаются социальной системой, то они в той или иной форме стереотипизируются и закрепляются культурной традицией, подобно тому как прошедшие естественный отбор мутации и их рекомбинации закрепляются в генетических программах биологических популяций»[6].
Таким образом, в культурологии и культурантропологии инновационный процесс рассматривался как сложный, полиструктурный междисциплинарный феномен. Его активное изучение связано, с нашей точки зрения, с активизацией межкультурных контактов и процессами «европеизации» мировой культуры в XIX-начале ХХ в. Нововведения становятся объектом серьезного научного анализа и со стороны других гуманитарных дисциплин. Например, в социологии Г.Тард показал, что индикатором общественного прогресса выступают изобретения и нововведения, которые различаются тем, что изобретение - это нечто принципиально новое, а нововведение - это процесс освоения изобретения как социокультурной нормы. При этом подчеркивается, что нововведение не ограничивается приспособлением к изменяющимся условиям. Сущность нововведения составляет не только удовлетворение потребностей, но и производство новых, направленных на изменение человеком общества.
В ХХ в. процесс инновизации проникает во все поры общественного организма. Проблема инноваций становится одной из центральных для экономистов, специалистов по менеджменту и управлению. Н.Д.Кондратьев ещё в 20-х годах прошлого века выдвинул идею «больших циклов» или «длинных волн», которые образуются в сфере экономики и производства в результате введения базового технического новшества и внедрения последующего множества вторичных нововведений. В дальнейшем австрийский экономист И. Шумпетер утверждал, что, используя такого рода циклы или волны, можно преодолеть очередной экономический спад через активизацию радикальных технико-экономических новаций. Он же писал об особом механизме нововведения, который отличается наличием особой связи между теоретическим исследованием и производством в цепочке "наука - исследование - разработка - производство - потребление". На этой основе выделяются пять типов инноваций и формируется образ нового предпринимателя с описанием необходимых качеств человека как субъекта инновационных изменений.
В инновационном процессе специалисты по менеджменту видят выход из кризисных ситуаций, что наглядно проявилось во время широкомасштабного кризиса в США, получившего название «великая депрессия». В это время теоретически и практически обосновывается понятие «инновационная политика фирмы». В работах А. Адамса, А. Маслоу, Ф. Тейлора, Г. Эмерсона и др. исследовались изобретения и внедрение новых форм стимулирования и мотивации трудовой деятельности, разделение труда, организация управления, способы преодоления психологического сопротивления новациям. Отсюда инновационную динамику предстояло понять синтетическим образом, при котором социальная и духовная жизнь объединились бы в целостном видении. Подобный подход к новациям – «тотальный», «глобальный» - продемонстрировали историки знаменитой Школы Анналов.
Во второй половине ХХ в. социокультурные и психологические факторы инновационного процесса стали исследоваться в различных областях жизнедеятельности социума (например, в образовании). Инновация стала рассматриваться в качестве механизма общего социального процесса изменения, в ней выделяют четыре основных элемента: "новшество", "новаторы", "агенты диффузии", "эксперты".
В 90-е гг. ХХ в. стало очевидным, что социум втягивается в новую фазу развития, одной из характеристик которой становится всеобщая инновизация, отсюда и возникновение в теоретическом дискурсе нового термина – «инновационное общество». Уже в 1991 г. английские исследователи А.Амин и К.Робинс зафиксировали, что современная индустриальная система, основывающаяся на инновациях, является «новым выражением локальной и глобальной динамики»[7]. Следует отметить, что становление новой области междисциплинарных исследований – инноватики – явилось продолжением прогрессистской концепции исторического процесса.
Один из первых исследователей социальной инноватики А.И.Пригожин считал, что инновация является формой управляемого развития. В ходе его реализации происходит целенаправленное изменение, оно вносит в изменяемую среду новые, относительно стабильные элементы, которые являются материальными или социальными. Каждый из них есть новшество, или предмет нововведения, последнее же представляет собой процесс, т.е. переход определенной системы из одного состояния в иное[8].
В соответствии с международными стандартами «инновацию» часто определяют как конечный результат инновационной деятельности, получивший воплощение в виде нового или усовершенствованного продукта, внедренного на рынке, нового или усовершенствованного технологического процесса, используемого в практической деятельности, либо в новом подходе к социальным услугам. По признаку содержания выделяют инновации социальные, технические, экономические, организационные, управленческие и пр. Выделяются такие признаки инноваций, как их масштаб (глобальные и локальные); параметры жизненного цикла, закономерности процесса внедрения и т.п.
В дальнейшем понятие «инновация» приобретает междисциплинарный статус, ибо нововведение есть «комплексный процесс создания, распространения и использования нового практического средства (новшества) для новой или более лучшего удовлетворения уже известной потребности людей»[9]. Они порождают значимые изменения в социальной, культурной, правовой, управленческой, социально-психологической и др. сферах общества.
В культурологии до недавнего времени считалось, что инновации могут быть двух типов — экзогенными (заимствованными из других культур) и эндогенными (возникшими в данной среде без влияния извне). Более удачное деление предложил С.А. Арутюнов, считающий, что культурная трансформация, осуществляемая через введение инноваций, может происходить тремя способами: 1) спонтанно; 2) стимулированно; 3) путем заимствования.
Культурное новшество «определяется» в обществе не физическими свойствами явления, а тем тезаурусом культуры, на основе которого возможно различение нового и старого, нахождение степени новизны. Новацией может считаться только то, что реально освоено в культуре, приводит к изменению составляющих элементов человеческой деятельности. «Новое», освоенное как «старое», не является новацией. А.С.Ахиезер, рассматривая социокультурную инноватику, выделяет экстраполяцию как способность в первую очередь догосударственных культур «видеть» новое как старое, неизвестное как уже известное. Об этом говорил ещё ветхозаветный Екклезиаст: «Бывает нечто, о чём говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас». Подобное отношение к новизне характерно для традиционных культур, развитие которых носит циклический характер и ориентировано на повторение уже существующих норм и способов поведения.
В отличие от организационно-ориентированного подхода к инновационному процессу, где новизна измеряется не по отношению к социокультурной целостности, а к преобразуемой организации, в индивидуально-ориентированном подходе описывается процесс, посредством которого некий социокультурный объект (новшество) становится частью набора образцов поведения индивидов и одной из составляющих их когнитивной сферы. Согласно А.Мешкову, эволюционный процесс имеет социокультурный аспект, где агент изменений обеспечивает инновационный процесс постепенными нововведениями в области культурных норм - ценностей, ожиданий, установок, разделяемых членами организации. Данный вывод видится нам важным для нашего исследования.
Российские ученые в свое время высказали важную идею о том, что способность к нововведениям является одним из индикаторов культуры общества[10]. Степень успешности развития (как людей и организаций, так и общества) связывалась ими со способностью к продуцированию и восприятию разного рода нововведений.
Эта ситуация ставит перед специалистами задачу произвести такие социальные инновации, которые бы опережали технологические и давали шанс на целостность и общий рациональный подход, лежащий поверх всего многообразия. Такой проект предложен известным социологом Э. Гидденсом, и он стал основой политического курса Т. Блэра, Г. Шредера, Л. Жоспена как нового варианта модернизации Запада, а значит и нового «проекта рационализации»[11]
.
Однако в инноватике, связанной, в первую очередь, с внедренческой практикой различного рода технических и технологических новшеств в западных фирмах и организациях, заложена идея конструируемости социальности на основе определенных рационально осознанных принципов – «сверху» - «вниз».
С этим во многом связаны идеи конструктивизма в понимании этнической идентичности, которые базируются на постмодернистских установках, где свободной творческой игре личности противостоит косная масса, представляющая собой лишь некую «возможность». Подобный подход, реализуемый в практике этнокультурных инноваций, модернизации национальной культуры, может иметь, однако, разрушительный характер, ибо практически игнорирует в инновационном процессе устойчивую составляющую социума, ядро культуры.
Когда мы говорим об этносе, то имеем ввиду прежде всего нацию, чьи характеристики связаны в первую очередь не с политическими, экономическими, социальными и т.д. условиями ее бытия, а с менталитетом, духовным складом, традициями, мироощущением данного народа – тем, что обобщающим образом можно назвать этнической культурой.
В современных условиях процессы глобализации (в другом дискурсивном варианте – глокализации) с неизбежностью обостряют теоретические и практические проблемы развития этносов.
Взаимоотношение традиционного и инновационного пластов развития культуры становится мэйнстримом обществоведческой мысли. В связи с этим необходимо эксплицировать сущность социокультурной инновации как фундаментального механизма социальной и культурной динамики цивилизационного и этнического развития, что дает возможность осветить круг вопросов, связанных с социокультурным статусом, динамикой культурного развития Кавказа в глобальных и модернизационных процессах современности. При этом мы исходим из идеи прямой каузальной зависимости между цивилизационными процессами органической модернизации и развитием этнокультурной сферы, где социокультурные механизмы традиции и новации находятся в отношениях дополнительности и паритетности. Данная проблематика значима как на общеметодологическом, так и на конкретно-историческом и праксеологическом уровнях.
Таким образом, современная теория и практика нововведений показывают, что инновации в настоящее время носят всеобщий характер, механизмы их возникновения и реализации не могут найти исчерпывающего объяснения в рамках тех или иных специализированных форм знаний. Возникает настоятельная необходимость преодолеть ограниченность позиционного анализа и исследовать социокультурную сущность нововведения как сложного общественного феномена, осуществляемого в этнокультурной среде.
Объект настоящего исследования составляет культурогенез (обновление культуры) как вид социокультурной динамики.
Предметом исследования является диалектика традиций и новаций в этнокультурной среде.
Цель данного исследования состоит в определении новационного потенциала и механизмов обновления этнокультурных традиций.
В соответствии с целью исследования потребовалось решить следующие задачи:
- обосновать необходимость рассмотрения инноватики как сферы культурологических и междисциплинарных исследований;
- зафиксировать социокультурную сущность инновационной динамики;
- проследить диалектику взаимосвязи этнокультурных традиций и нововведений;
- определить характер инновационного кризиса в этнокультурной среде ;
- показать латентность этнокультурных новаций;
- выявить связь нововведения с этнокультурным типом комплементарной рациональности;
- определить на примере Кавказского региона этнокультурные каналы трансляции новых культурных смыслов.
Теоретико-методологические основания исследован составляют идеи и труды отечественных и зарубежных специалистов в области культурной антропологии, социологии, философии, инноватики, экономической теории, заложивших основы современного понимания инновации, а также работы этнологов, культурологов, историков, посвященные этническим процессам.
Изучение этнокультурных процессов основывается сегодня не только на методах этнографического и исторического анализа, но также на применении социокультурного. деятельностного, кросс-культурного, семиотического, структурно-функционального, феноменологического подходов.
Теория и история культуры, формирующаяся в проблемном поле культурологии, является генерализирующей дисциплиной, концептуально отражающей такое сложное, многомерное, полиструктурное явление, как инновация, ибо в рамках теории культуры вырабатывается адекватный методологический аппарат, позволяющий исследовать континуум социокультурной ткани общества, выявлять этнокультурные основания инновационных процессов, протекающих в различных сферах жизни общества.
Теоретическая конструкция диссертации строилась также с использованием диалектического метода выявления противоречий в социокультурных явлениях, сравнительно-исторического метода. В ходе исследования использовался ряд теоретических концептов, сформировавшихся в современной философии культуры.
Научная новизна исследования заключается в следующем:
- определена ограниченность подхода к инновациям, в основе которого лежит представление об «экономическом человеке», действующем в рациональной логике приобретений и потерь;
- инновационность представлена в качестве интегративного показателя жизнеспособности современных этносов, включающего в себя особенности этнокультуры, традиций, исторического развития;
- зафиксировано, что в глобализирующемся обществе соотношение между традицией и инновацией как двумя базовыми механизмами статики и динамики культуры изменяются, что дает возможность определить меру инновизации в этнокультурной среде;
- исходя из постклассической методологии, принципа дополнительности и идеи комплементарности, определено понятие «потенциал этнокультурной инновационности» как исторически сложившейся в данном этническом сообществе системы различных «типов рациональности», определяющих потенциал инновационной активности индивида;
- в культурологический оборот введен термин «этнокультурный тип рациональности», определяющий этническую специфику целерациональных действий человека;
- определено, что взаимодополнительность различных типов рациональности (в том числе этнокультурной) в инновационном процессе обладает компенсаторным, кумулятивным эффектом, их же противостояние ведет к дезинтеграции и инновационному хаосу;
- показана эвристическая значимость для выявления каналов трансляции новых культурных смыслов метода сравнительного анализа в изучении кавказских этносов;
- показана особая роль визуальной культуры в обновлении этнокультурных традиций кавказских народов.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Культурогенез, понимаемый как постоянный процесс порождения новых культурных форм и феноменов, является одним из видов динамики культуры. Социокультурные инновации играют огромную роль в историко-культурном процессе, особенно в современном социуме - обществе, где превалирующим социокультурным механизмом развития становится не традиция, а инновация. В инновационном и глобализирующемся обществе в значительной степени происходит изменение взаимоотношения традиций (в том числе и этнокультурных) и новаций, проявляющееся, в том числе, в кризисных формах «инновационного хаоса», демодернизации, «столкновении цивилизаций».
2.Превалирующая в настоящее время парадигма исследования инновационных процессов сформировалась в сфере междисциплинарных исследований, связанных с определением внедренческой политики фирм, организационной перестройки различных систем управления и производства на основе принципов инновационного менеджмента, позиционного анализа нововведений и т.д. Эта технократически ориентированная инноватика исходит из классического для новоевропейской культуры представления о человеке как субъекте принятия решения на основе рационального подсчета приобретений и потерь. В инноватике, вышедшей из экономических прикладных исследований о конкурентной стратегии фирм в условиях «гонки за новизной» (товара, услуги, потребности и т.д.), незримой тенью присутствует предприниматель, активный и абстрактный, лишенный этнических черт, субъект рыночного хозяйствования со своей специфической системой ценностей и целерационального действия. Однако «максимизация полезности» оказывается побуждающим мотивом для инновизации весьма ограниченной сферы человеческой жизнедеятельности.
С этой точки зрения сама проблема инновации должна решаться в рамках социокультурной методологии, нацеленной на соединение личностного, историко-культурного и теоретически-обществоведческого материала. Динамику эффективного формирования – или торможения – инновационного процесса в культуре, как особой форме реальности, следует конкретизировать на эмпирическом уровне и рассматривать как деятельность реального социокультурного и этнического субъекта.
3. Инновационная динамика, осуществляемая спонтанно или стимулированным образом (в том числе путем заимствования) ограничена тем, что все нововведения проходят своеобразный отбор с точки зрения их согласованности или несогласованности с ментальными установками и традиционными ценностями и принимаются или отторгаются в зависимости от того, насколько высок инновационный потенциал этнической культуры.
Проблема заключается в том, что в разных культурах существуют различные способы актуализации и противодействия нововведениям, их диффузии, рутинизации и т.д. Общество может существовать, преодолевая угрожающую ему дезорганизацию, при условии воспроизведения своих институтов, этнокультурных, устойчивых социальных связей, базовых ценностей и т.д. Эффективность данного процесса во многом зависит от исторически сложившейся в каждой этнокультуре меры инновизации как того предела, за границами которого количественно накапливаемые в ходе культурогенеза социальные, технические, культурные и т.д. нововведения разрушительным образом воздействуют на «ядро этнокультуры» личности и общества, что приводит к разрушительным последствиям.
4. Новшество, рассмотренное с технократических позиций, как рационализированная система, воспринимаемая индивидом с точки зрения её «разумности», часто оказывается дестабилизирующим фактором, поскольку не возбуждает тот необходимый уровень энергетийности, который является источником реального исторического действия. Для внедрения новшества необходима не только новая информация, но и новая социальная энергия, источник которой лежит в сфере ценностных мотиваций и связан, в том числе, с этнической идентичностью человека.
Разрушительный характер процессов неорганической модернизации явно указывает на то, что традиция – это не только «запретительный», ограничивающий, стабилизирующий элемент культуры, но и основа, «катализирующий» момент процессов обновления социума. Именно мир норм, идей и символов, а не простая «материальность» социального бытия человека, определяет и коррелирует меру инновизации общества.
5.Диалектика взаимодействия традиции и новации как двух базовых механизмов социокультурного развития в современном глобализирующемся обществе в значительной степени меняется, ибо стабильно-прогрессивное развитие социума возможно только при использовании инновационного потенциала этнокультурных традиций (что продемонстрировала, например, Япония).
Можно говорить о двух важнейших функциях инновации, во многом благодаря которым она усваивается традиционной культурой: утилитарной и престижно-знаковой.
В умении принимать и усваивать инновации и состоит жизнеспособность традиции, и эта способность является одним из индикаторов жизнеспособности этноса. С этой точки зрения, например, этния (культура народа-мигранта) должна обладать большим инновационным потенциалом, чем культура замкнутых локализованных этнических сообществ, иначе деградация оказывается неизбежной. При этом «культурная травма», связанная с сохранением и воспроизводством в этническом сознании установок на консервацию традиций, на традиционализм как механизм преодоления катастрофических событий, оказывается мощным анти-новационным фактором.
6. Преимущественно латентный и стохастический характер социокультурного обновления в этнокультурной среде ставит под вопрос устоявшуюся схему инновационного процесса с его конструктивистско-проектной методологией действия. Явление трансфера в этнической сфере, подробно исследованное современными этнологами, когда реальные результаты и последствия нововведений на почве этнических констант оказываются весьма далекими от первоначального замысла, говорит о весьма своеобразном типе рациональности, действующем в данном случае.
7. Исходя из идей «понимающей социологии» и аналитической культурологии, можно конкретизировать понятие «потенциал этнокультурной инновационности». Оно включает в себя гармоническое и взаимообусловливающее сочетание у представителей данного этноса различных «типов рациональности» (термин принадлежит М.Веберу), в том числе экономическую, культурную, религиозную и т.д. с их специфическими ценностными приоритетами и установками. Релевантность инновации данному сочетанию или отдельным его сегментам дает возможность использовать потенциал традиций для успешного нововведения. Сочетание различных типов рациональности в инновационном процессе можно понять, исходя из современной постклассической методологической парадигмы, где идея дополнительности, комплементарности пронизывает собой всю сферу естественнонаучного и гуманитарного знания. Выделение бинарных оппозиций, антиномичное разведение понятий, логик рассуждения и доказательств имеет исторически ограниченный характер.
8. Отсюда весьма плодотворным с теоретической и методологической точки зрения является введение в культурологический оборот понятия «этнокультурный тип рациональности» как существенной обобщающей характеристики менталитета и этнической культуры человека, принимающего решения и действующего соответствующим образом в инновационных процессах. Таким образом, этнокультурная инноватика как область междисциплинарных исследований, где генерализирующую роль играют дисциплины культурологического цикла, не отказываясь от сознательной, внедренческой установки в процессах обновления социума, расширяет представление о типах рациональности, «участвующих» в формировании поведения субъектов инновации.
9.Культурное заимствование в традиционных культурах кавказских народов осуществлялось как в ходе направленной и насильственной ассимиляции (под влиянием доминирующей в военном или политическом отношении силы), так и в процессе свободного взаимодействия между контактирующими культурами, взаимообмена новационными элементами. Метод сравнительного анализа оказался весьма эвристически полезным для анализа кавказских этносов, которые изначально имели сходные природные и социокультурные условия своего существования и столкнулись, хотя и в разные исторические периоды, со схожими ситуациями межкультурных контактов. Понятие «Кавказская цивилизация» отражает содержательную реконструкцию особой «эпохи-ареала», представленную, в том числе, и в формах обновления. Для народов Кавказа характерны следующие формы обновления традиции в ходе процессов аккультурации: насильственная или естественно-историческая миграция, активизирующая инновационный процесс в ходе интенсификации межкультурных контактов; трансляция новых культурных смыслов, кодов деятельности в процессах смены религиозных представлений, их синтеза и взаимовлияния (в первую очередь речь идет о сломе кода языческих культур, их трансформации в результате воздействия не только христианства и ислама – в различные исторические периоды для каждого народа, – но и глубокого воздействия цивилизаций олимпийского типа и древнегреческой мифологии; «естественный отбор» и трансляция обновленных паттернов поведения и ответов на «вызовы» окружающей среды у автохтонных народов Кавказа, живущих в сходных природно-ландшафтных, климатических и исторических условиях бытия (что вполне соответствует некоторым базовым принципам теории «культурных кругов»).
10.Анализ этнокультурных каналов трансляции новых культурных смыслов на примере народов Кавказского региона показывает особую роль художественно-эстетической сферы в социальном, когнитивном и ценностном статуировании инноваций, ибо именно эстетически развитое чувственное познание мира является исходным в творческом переосмыслении действительности. Особое значение для обновления традиций приобретает визуальная культура, ибо символические образы, представленные в изображениях как основном способе межэтнической коммуникации, инкорпорируются в социокультурное пространство и переструктурируют его вследствие символической «размытости» визуальных символов и образов. Эстетически развитое восприятие горских народов, что связано с ареалом их обитания, является основой для изменения смысловых границ феноменов визуальной культуры, не связанных жестким образом с этническими константами.
Практическая значимость исследования определяется тем, что ряд теоретических положений и выводов диссертации вносят вклад в разработку теории культуры и могут быть использованы при дальнейшем исследовании инновационной динамики этнокультурных процессов. Концептуальные выводы диссертации могут найти применение в стратегическом регулировании этнонациональных отношений на государственном уровне.
Основные положения диссертации, а также библиография могут быть использованы при разработке учебных курсов и спецкурсов по культурологии, социальной философии, этнологии, регионалистике.
Апробация работы. Концептуальные идеи диссертации докладывались и обсуждались на 7 международных и 3 Всероссийских конференциях, внедрены в практику обучения Северо-Кавказского государственного института искусств и Адыгейского государственного университета. Основные положения диссертационного исследования опубликованы в 25 работах общим объемом 47п.л., в том числе в 4 монографиях.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав (включающих 8 параграфов), заключения, приложения, списка используемой литературы.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы диссертационного исследования, показывается степень ее научной разработанности, определяются цель, задачи и теоретико-методологические основы исследования, излагаются основные положения, выносимые на защиту, характеризуется научная новизна и практическая значимость диссертационного исследования.
Первая глава – «Динамика обновления культуры» - посвящена определению основных понятий и методологических основ предпринятого исследования.
В первом параграфе – «Методологические подходы в изучении инноваций в междисциплинарных и культурологических исследованиях» содержится обоснование необходимости смены методологической парадигмы в анализе новационных процессов.
Автор исходит из идеи об онтологической неразделенности социальной и культурной динамики (П.Сорокин) и культурогенезе как одной из ее форм, представляющей собой «процесс постоянного самообновления культуры» (А.Флиер). Современная культурология исходит из посылки (явно или неявно принимаемой) о том, что человек есть существо творческое и онтологическое свойство и предназначение культуры состоит в преобразовании, обновлении, совершенствовании мира природы и мира социума. Недаром идея творческой сущности культуры неоднократно подчеркивалась в выступлениях участников Первого Российского культурологического конгресса (Санкт-Петербург, 2006 г.)[12]
.
В культурологии и философии проблема инновации в культуре изучалась с разных методологических позиций – неоэволюционизма (Л.Уайт), функционализма (Б.Малиновский), «теории культурных кругов» (Ф.Гребнер, В.Шмидт), аккультурации (Ф.Боас, М.Мид) и др. Термин «аккультурация» стал использоваться американскими культурантропологами Ф.Боасом, У.Холмсом и др. в ходе изучения процессов культурного изменения у североамериканских индейцев в ходе их столкновения с «белой цивилизацией».Как правило, данная ситуация рассматривалась как ассимиляция – добровольная или вынужденная. В дальнейшем понятие аккультурации стало методологическим инструментом в полевых исследованиях М.Мид, М.Херсковица, Р.Линтона, Б.Малиновского. Этот термин стал пониматься прежде всего в качестве совокупности тех изменений, которые происходят в ходе взаимодействия различных культур. Р.Рэдфилд, Р.Линтон и М.Херсковиц провели аналитическое различие между тремя основными типами реакции группы-реципиента на ситуацию культурного контакта: принятие (полное замещение старого культурного паттерна новым, почерпнутым у «донорской группы»); адаптацию (частичное изменение традиционного паттерна под влиянием культуры «донорской группы»); реакцию (полное отторжение культурных паттернов «донорской группы» и усиленные попытки сохранить традиционные паттерны в неизменном виде). Эти идеи использовались в эмпирических исследованиях и получили свое дальнейшее теоретическое обоснование. Глава американской культурантропологической школы обращал особое внимание на процессы синкретизма, комбинаторики различных культурных элементов, т.е. того нового, что возникает в ходе культурных межэтнических контактов (на примере негритянских религиозных культов Нового Света).
В ХХ в. формируется инноватика как особая область междисциплинарного знания, связанная в первую очередь с внедренческой практикой различного рода технических и технологических новшеств в фирмах и организациях. В инноватике во многом проявилась новоевропейская идея конструируемости социальности на основе определенных рационально осознанных принципов – «сверху» - «вниз». Здесь господствует так называемый позиционный анализ, где в качестве теоретической основы используется идея разделения труда, причем такого, какое сложилось в монополистической экономике – здесь каждый из участников производства получает свою, достаточно жестко определенную роль. Но в рамках этой роли она может занять разные по своей активности и заинтересованности позиции: инициативы, содействия, бездействия, противодействия. В результате нововведение выступает в виде взаимодействия различных профессионально-организованных групп – организаторов, разработчиков, проектировщиков, изготовителей и пользователей. Наиболее активной и значимой социальной группой выступают здесь разработчики, применительно к социокультурной сфере – имиджмейкеры, политтехнологи, специалисты по рекламе, политики, использующие всю мощь идеологического влияния при помощи средств массовой информации и т.д.
Акцент на информационной составляющей как основе инновационного процесса ведёт к забвению другой стороны социального творчества – ценностно-ориентационной, возбуждающей социальную энергию и активность человека. Оказывается, что одной только информации о новшестве для её реализации совершенно недостаточно. Для того, чтобы данную информационную составляющую новации реализовать в социальной действительности, необходим иной уровень мотивации для субъектов данного процесса. Речь идёт о факторах прежде всего этнокультурного и духовного плана, связанных с устойчивой идентичностью человека.
Одна из главнейших проблем в осмыслении социокультурной инновации, понимаемой прежде всего как процесс, имеющий определённые этапы и стадии, заключается в том, что именно культурное, ценностное измерение оказывалось на втором плане. Это связано с тем, что в новоевропейской культуре с ее культом разума позитивно оценивалась любая рационально обоснованной новация. Традиция с этой точки зрения есть демодернизационная сила, которая должна вытесняться новациями. Однако в ХХ веке вера в инновационный прогресс оказалась подорванной.
Второй параграф «Социокультурная сущность инновационной динамики» посвящен рассмотрению культурной составляющей нововведения как базовой, качественно и количественно определяющей возможность новационных изменений.
Главным определяющим противоречием социокультурной динамики является противоречие между «старым» и «новым», а отношение к этому противоречию, по утверждению Н.Ф. Фёдорова, высказанному почти сто лет назад, по существу есть отношение к самому прогрессу со всеми вытекающими отсюда философскими, политическими, моральными, экономическими и иными последствиями. Новое в социокультурной динамике не может быть ничем иным, как синтезом, сплавом нововведения и традиции. Именно мир норм, идей и символов, а не простая «материальность» социального бытия человека, определяет и коррелирует жизнь индивида и общества.
Идентичность как общества, так и индивида, представляющая собой устойчивую систему значений, определяющих социокультурную «самость» субъектов исторического развития, позволяет переводить информацию из дескриптивного в прескриптивный характер. Иначе говоря, новшество, рассмотренное с технократических, сугубо информационных и организационных позиций, как рационализированная система, воспринимаемая индивидом с точки зрения её разумности, часто оказывается дестабилизирующим фактором, поскольку не возбуждает тот необходимый уровень энергетийности, который является источником реального исторического действия. Для внедрения новшества необходима не только новая информация, но и новая социальная энергия, источник которой лежит в сфере ценностных мотиваций и связан, в том числе, с этнической идентичностью человека.
Культурная инновация представляет собой специфический механизм формирования и внедрения новых идей, ценностей, идеалов, моделей поведения, которые становятся факторами обновления общества и культуры. В инновации человеческая способность к творчеству реализуется наиболее полным образом. Сами процессы социокультурных изменений, связанные с распространением, модификацией, принятием или отрицанием новых способов поведения и действия, по своей сути являются инновационными процессами.
Основные функции культурной инновации заключаются, во-первых, в порождении новых культурных и социальных форм и их интеграции в существующие или обновляющиеся социумы, а во-вторых, в развитии человеческой личности. Сущность социокультурной инновации заключается не только в трансформации уже существующих систем, но и в возникновении новых культурных и социальных феноменов, становящихся аттракторами в ходе кризисно-порогового изменения общества.
В современной культурологии выделяются различные виды инноваций: спонтанная и стимулированная трансформации, заимствование, селекция, воспроизведение и модификация инокультурного образца, его структурная интеграция.
В любом случае мы исходим из того, что изобретение, научное открытие, новая идея – факт не только промышленный, научный или технический. Это – феномены культуры и, прежде всего, культура задает параметры, границы и возможности инновационного процесса, причем определяющую роль здесь играют ценности «ядра» культуры, в том числе этнические.
Культурная инновация может быть успешной, а может и не быть таковой. Под «успешной инновацией» понимается установление качественно нового соответствия между объективными социокультурными требованиями и субъективной реальностью личности, отвечающей им.
Социокультурная инновация может быть связана с осознанием желательности обновления. «Добровольная» инновация осуществляется в случаях, когда те новые требования, которые выдвигает перед личностью общество, не противоречат системе ценностных ориентаций данного общества и самого индивида. «Вынужденная» инновация происходит тогда, когда содержание, направленность и методы экономических, социальных, политических или духовных преобразований не соответствуют ценностным ориентациям человека, но последний не в состоянии противостоять этим преобразованиям, а вынужден подчиняться им. В результате возникает явление социокультурной мимикрии – под видом «нового» возрождается «старое».
Социокультурные инновации могут разделяться также по результату: промежуточному или конечному (для данного инновационного процесса). Можно говорить и о двух важнейших функциях инновации, во многом благодаря которым она усваивается культурой: утилитарной и престижно-знаковой.
Вторая глава – «Диалектика взаимосвязи традиционного и инновационного развития культуры этноса» - содержит анализ противоречивой взаимообусловленности нововведений и этнокультурных традиций.
В первом параграфе «Новационный потенциал этнокультурных традиций» обосновывается позиция, согласно которой инновация и традиция являются двумя сторонами единого процесса культурогенеза и показываются формы и способы их взаимодействия.
Традиционное и инновационное принято считать двумя сторонами одной «медали» - культуры. Именно в традициях (этнических, религиозных, научных, художественных, политических, бытовых и других) многообразные элементы культурного наследия – всевозможные ценности, нормы, обычаи, идеи, мифы, обряды, фольклор и т.д. - сохраняются и передаются от одного поколения к другому. Одним из первых в новоевропейской философии о диалектике взаимоотношений между традицией и новацией в культуре писал И.Кант. В «Критике способности суждения»[13] он искал устойчивые образцы вкуса в латинском языке. При этом устойчивость традиции в словесности и грамматике для И.Канта предполагала не только противостояние нововведениям, но и определяла сам способ изменения оценки суждений вкуса. Культура вкуса сконцентрировалась в традиции, где время «свернулось» в определенную целостность. Устойчивость предполагает возможность адекватного введения нового в тезаурус культуры. Известные российские культурологи С.С.Неретина и А.П.Огурцов, оценивая взгляды великого немецкого философа, писали: «Традиция, следование древним образцам предстает как образец вкуса, как способ оценки нового в настоящем времени, как способ постижения культурных инноваций и как форма саморефлексии культуры»[14].
Этническая культура включает в себя прежде всего духовные ценности, идеалы, способы ориентации в социокультурном пространстве, которые закреплены как в предметах материального бытия, так и в менталитете, когнитивном строе представителей данного этноса. Отсюда проводится философско-культурологический анализ понятия традиции как универсальной формы фиксации, закрепления и передачи «по наследству» тех или иных элементов культурного наследия, всеобщего социокультурного механизма, обеспечивающего преемственность в культуре (С.ААрутюнов, А.Гофман, Б.С.Ерасов, В.А.Алексеева и др.). В современной гуманитаристике (Ортега-и-Гассет, Г.Померанц) все более утверждается мысль, что традиции – это не только устойчивый «каркас» этноса, но и основа его обновления. Современная глобализация обостряет проблему взаимосвязи традиционной и этнической культуры и процессов инновизации общества. Опыт «неорганической» модернизации в различных регионах мира, в том числе и на Кавказе, актуализирует данные вопросы.
С этой точки зрения нами исследуется этнокультурный фактор в политических, идеологических, образовательных и социальных процессах на Северном Кавказе. Современная концепция цивилизационного поворота как перехода от цивилизаций локального типа к глобальной цивилизации выдвигает идеал единого планетарного социо-природного комплекса, основанного именно на этнокультурном многообразии и полицентризме. В рамках этого конструктивный диалог и плодотворное взаимовлияние неповторимо уникальных этно-национальных традиций, фиксируется как основа не только цивилизационной стабильности человечества, но и его эволюционного культурного потенциала.
В последнее время теорию ассимиляции как финальной фазы в развитии этносов и их культур сменила новая паралигма, а именно теория «этнокультурного плюрализма». Стереотип о преходящем чувстве этносоциальной принадлежности заменен сегодня на прямо противоположный лозунг о все возрастающей роли этнической идентичности в условиях глобализации. Этнонациональная культура рассматривается сегодня не как переламываемый эволюцией побочный фон, а как важнейший источник творческой энергии людей.
Таким образом, статуирование новой области культурологических исследований – этнокультурной инноватики – со своей методологией, системой понятий и базовых теорий дает возможность найти пути решения актуально-практических проблем Северного Кавказа, таких как:
- возможность вхождения различных этносов Северного Кавказа в модернизационное демократическое пространство по общим этнокультурным характеристикам;
- степень их толерантности и адаптационных возможностей;
- пределы конвертируемости традиционных (автохтонных) и либерально-демократических технологий;
- аффективность восприятия модернизационных процессов на уровне этнопсихологии;
- возможность и пределы трансформации этнических ментальностей в рамках либерально-демократического вектора.
С этих позиций оказываются весьма продуктивными теории, разрабатываемые в рамках современной культурологии: открытости культуры, культурных «заимствований», различных форм ассимиляции, «закон подражания» и «закон противопоставления» в инновационном развитии, «ответов на вызовы окружающей среды», социокультурной диффузии и др. Инновационный потенциал этноса во многом определяет саму возможность развития культуры.
В этнокультуре для закрепления нововведения необходим длительный период времени, причем инновационный потенциал этноса определяется следующими социокультурными индикаторами: в наиболее устойчивых к инокультурному влиянию этносах инновационный процесс осуществляется преимущественно адаптационным образом, кода «новое» мимикрирует под «старое», инкорпорируется в традицию в качестве ее подчиненного элемента; в динамических этносах происходит более радикальное отрицание предыдущего опыта, причем может актуализироваться «невостребованное» в настоящее время культурное наследие в сочетании с новационными элементами. В последнем случае происходит более интенсивное и радикальное обновление этнокультурных традиций. Ценность и статус новизны в современных динамических этносах во многом поддерживается открытостью мирового информационного пространства, массовыми процессами миграции, действием индустрии моды. В традиционных же обществах, напротив, “победившей инновации” требуется статус “освященности стариной”, который изыскивается в сакральных текстах. Для мифологического типа мышления, например, характерно, как показал это М.К.Петров, введение нового в текст старого мифа или «порождение» нового мифологического героя от уже существующей пары.
Диалектика взаимодействия в этнокультуре традиционного и новационного носит противоречивый характер и осуществляется несколькими путями: через механизм подражания, в результате «мирного» или «насильственного» проникновения элементов одной культуры в другую, через синтез или использование заимствований в соответствии с традиционными нормами. В одних случаях традиционные элементы культурного феномена сохраняются в неприкосновенности, заимствованные же служат дополнением к ним. Следует отметить, что архаические элементы традиции не исчезают бесследно, они переструктурируются, редуцируются и вполне могут возродиться в кризисные периоды развития общества. (Й.Хейзинга назвал этот процесс «варваризацией» культуры).
Итак, диалектическое противоречие этнокультурной традиции и новации проявляется в их взаимосвязи и взаимообусловленности. Их трудно дифференцировать, поскольку инновация зачастую дает начало традиции, а ни одна традиция не является традицией изначально, она возникает новационным образом.
Второй параграф «Инновационный кризис в этнокультурной среде» содержит исследование меры соотношения этнокультурных традиций и новаций, нарушение которой ведет к кризису.
В современной инноватике, как правило, упускается вопрос о границах допустимой меры инновизации: до каких пор можно «инновизировать» социальную среду, где границы возможных её изменений? Парадокс инновации с точки зрения социокультурного подхода заключается в том, что само новшество, даже если оно и является рациональным с точки зрения технологии социального, образовательного или технического процесса, может в действительности дестабилизировать, хаотизировать ситуацию в связи с культурной и психологической неподготовленностью индивидов – субъектов данного процесса. Однако соблюдение границ «шага новизны», меры инновизации может оградить общество от инновационного хаоса. Подчеркнем, что границы эти определяются, прежде всего, устойчивыми элементами «срединного ядра» культуры, в том числе и этнической, причем диалектичность ситуации заключается в том, что некоторая доля «хаотизации» необходима для успешного процесса социокультурного нововведения, для втягивания индивида в инновационный процесс. Наиболее устойчивым элементом «ядра» культуры, границы, ограждающей общество от хаоса-развала, является этническая культура.
В умении принимать и усваивать инновации и состоит жизнеспособность традиции, и эта способность является одним из индикаторов жизнеспособности этноса. С этой точки зрения, например, этния (культура народа-мигранта) должна обладать большим инновационным потенциалом, чем культура замкнутых локализованных этнических сообществ, иначе их деградация оказывается неизбежной. При этом «культурная травма», связанная с сохранением и воспроизводством в этническом сознании установок на консервацию традиций, на традиционализм как механизм преодоления катастрофических событий, оказывается мощным анти-новационным фактором.
Инновационная динамика, осуществляемая спонтанно или стимулированным образом (в том числе путем заимствования) ограничена тем, что все нововведения проходят своеобразный отбор с точки зрения их согласованности или несогласованности с ментальными установками и традиционными ценностями и принимаются или отторгаются в зависимости от того, насколько высок инновационный потенциал этнической культуры.
Взаимоотношение традиции и новации как двух базовых механизмов социокультурного развития в современном глобализирующемся обществе «быстрых перемен» в значительной мере трансформируется. Разрушительный характер процессов неорганической модернизации явно указывает на то, что традиция – это не только «запретительный», ограничивающий, стабилизирующий элемент культуры, но и основа, «катализирующий» момент процессов обновления социума. Особое значение здесь приобретают этнокультурные традиции.
Попытки проведения в России широкомасштабных реформ в экономической, политической, образовательной и т.д. сферах во многом зависят от качества и массовости позитивных инноваций. Проблема заключается в том, что в разных культурах существуют различные способы актуализации и противодействия нововведениям, их диффузии, рутинизации и т.д. Общество может существовать, преодолевая угрожающую ему дезорганизацию, при условии воспроизведения своих институтов, этнокультурных, устойчивых социальных связей, базовых ценностей и т.д. Эффективность данного процесса во многом зависит от исторически сложившейся в каждой этнокультуре меры инновизации как того предела, за границами которого нововведения начинают разрушительным образом воздействовать на «ядро этнокультуры» личности и общества, что приводит к необратимым последствиям.
Аккультурация в одном из значений данного понятия означает, что в ходе столкновения, взаимодействия двух культур одна из них теряет свою идентичность, традиционные основания и при этом не усваивает новые нормы, ценности, паттерны поведения. Такого рода ситуация складывается в ходе модернизационных процессов, особенно когда доминирующая культура внедряется «силовым» образом. Подобная аккультурация приводит целые группы населения в промежуточное, маргинальное состояние. Эта маргинальность полностью негативна, потому не содержит перспектив выхода из кризиса этнической идентичности, в ней нет творческого начала, дающего возможность инициировать обновление. В ходе модернизации целые группы и страты населения теряют основополагающие черты своего этноса, однако не приобретают устойчивых свойств сообществ. Маргиналы рекрутируются в первую очередь за счет малоквалифицированных, сезонных работников преимущественно физического труда. Здесь появляются истоки возникновения национальной напряженности. Особенно подвержены маргинализации мигранты, которые не имеют возможности для реализации своих этнокультурных потребностей. Это касается прежде всего системы образовании, сферы общения, доступа к средствам массовой информации, религиозного выбора. В результате разрушаются этнокультурные традиции, что ведет к стрессовым ситуациям, возникновению у мигрантов фрустрации на индивидуальном и групповом уровнях.
Эти процессы служат основой возрастания напряжения между процессами унификации, глобализации и модернизации, с одной стороны, и этнопсихологическим стремлением сохранить традиционные ценности в ходе межнационального взаимодействия, с другой. Следует еще раз подчеркнуть, что процессы маргинализации в ходе неадекватного внедрения новаций в социокультурную жизнь возникают не только в ходе пространственного перемещения людей из ареала распространения одной культуры в другую. Так называемые оседлые группы населения могут оказаться в транзитивной целостности, характеризующейся прежде всего противоречием между устоявшимися традициями и новым образом жизни. Причем такого рода целостность может образовываться как за счет большого притока «внешних» мигрантов, несущих свою, доминирующую субкультуру, так и в ходе внедрения и диффузии социально значимых или технологических нововведений, разрушения старых устоев жизни. Исследователь кризисных этносов В.Г.Бабаков подчеркивал, что маргинализация традиционных этнических и межэтнических сообществ является господствующей тенденцией в кризисных обществах. Она проходит в процессе формирования субкультуры транзитивности с особыми моделями поведения, интересами и ценностями. Социологический индикатор маргинальности – это наличие теневого поведения. Оно явно не вписывается в традиционные представления о стереотипном поведении этнофоров того или иного народа. Этнокультурные традиции для маргиналов уже не являются регулятором их поведения. В результате разрушаются традиционные этнические ценности, получают распространение новые поведенческие коды. Все это противоречит этнической этике, традиционным обычаям, впрочем, позитивные ценности современной цивилизации также не принимаются. Таким образом оказывается, что регулятивом поведения «внешних» и «внутренних» мигрантов являются негативные стандарты поведения индустриального социума. Отсюда получают распространение немирные формы межэтнических отношений, межэтнические и религиозные столкновения, общесистемные и локальные кризисы, протекающие в форме асоциальных и антисоциальных действий по отношению к нормальным состояниям.
Таким образом, инновационный общественный прогресс несёт в себе и новые источники разрушения устойчивой человеческой идентичности. Для успешной реализации инноваций в массовом масштабе необходимо освобождение человека в политическом и экономическом смыслах, установка на автономность развития, творческую свободу. Однако за всем этим таится опасность фрагментации человеческого сообщества, дезинтеграции социального поведения и целостности духовного развития.
Любое изменение в социокультурной среде всегда связано с качественным преобразованием повседневных практик, заменой или упразднением моделей поведения и институциональных форм, регулирующих поведение, что провоцирует неизбежное столкновение старого и нового. Последнее порождает особое культурное состояние, которое, с одной стороны, определяется как столкновение культур, а, с другой стороны, как столкновение разных подсистем общества, но что всегда сопутствует кризисной динамике общества - культурный шок, разрыв ткани повседневности. Правда, следует обозначить, что без некоторой доли аномии, хаоса, «культурного шока» развитие общества было бы невозможным. Недаром в западной философии создалось устойчивое мнение о том, что состояние структурных нарушений – плодотворное поле для творчества, являющегося сущностью процесса самореализации личности.
В третьей главе – «Специфика этнокультурной инновационности» - изучаются базовые механизмы новационных процессов в этнокультурной среде.
В первом параграфе «Латентность этнокультурного обновления» определяются особенности протекания нововведений в сфере этнической культуры.
Между вполне отчетливо рефлексируемыми идеалами, ценностями национальной культуры и индивидуальными и жизненными практиками людей существует особая зона, которая и определяет сущность «этнического». Чистые формы бытия культуры и жизненный, неупорядоченный мир бытия человека связаны определенными образованиями, обладающими весьма специфическими свойствами – это то, что Э. Гуссерль называл территорией принципиально неотчетливых, неясных понятий, Этничность, по мнению этнологов, предстает весьма странным феноменом, часто не поддающимся никаким привычным объяснениям в пределах теорий интеллектуальной сущности человека, культурных интерпретаций и т.п.
История ХХ в. наглядно демонстрирует, что множество рациональных стратегий поведения не срабатывают, ибо они не обладают притягательностью для широких масс населения. Однако алогичные этнические ориентационные комплексы, наоборот, активно трансформируют жизненное поведение индивидов. Как показывает С.В.Лурье, для того, чтобы получить хотя бы ориентировочное представление о событиях и процессах, которые мы пока только условно кодируем как этнические, следует ввести в аналитику именно те феноменальные ряды, которые позволяют увидеть способы, модусы и формы сцепления различного рода трансиндивидуальных структурностей и институций с жизненными мирами людей. Поэтому и тема этнической идентичности артикулируется как проблема стиля, модусов связанности Я с различными структурностями социальной жизни, с социальной трансиндивидуальной действительностью. В результате специфику этничности современные ученые находят в такой феноменальности, которая во многом складывается по ту сторону сознания, самосознания и т.п.
Однако «скрытость», «зашифрованность» этнокультурных процессов не означает, что они полностью субъективизированы. С этой точки зрения следует определить этнокультурные процессы обновления именно в качестве латентных. Как известно, в современной гуманитаристике проблема латентности была поставлена Р. Мертоном. Именно он вводит разграничение между явными и латентными функциями для того, чтобы исключить смешивание сознательной мотивации социального поведения с его объективными последствиями[15]
. Отсюда объективность и латентность — вещи разные, ведь объективность может быть и не латентной, а латентность не обязательно выражается в объективной форме. Можно было бы в данном случае говорить о "дальних" социокультурных последствиях в результате "близких" новационных социальных действий. Действия и их многообразные результаты действительно разнесены в пространстве и во времени, при этом следствия могут быть настолько многообразны по социокультурному характеру, что проследить всю их систему бывает достаточно сложно.
Специалисты в данной области говорят о естественной латентности обновленческих социокультурных процессов, то есть их соответствии нормам, образцам и ценностям определенной культуры. Естественная латентность протекания этнокультурных процессов обусловлена природой социального явления и пропадает, если мы нарушаем ее качественные границы. Естественная латентность присуща прежде всего «партикулярным» областям жизни общества и личности, которые имеют закрытый от огласки и вмешательства публичных институтов способ существования. Превращенная латентность представляет собой «оборачивание» новаций в развитии культуры, когда феномены обновления объективно существуют в одной форме, а субъективно репрезентируются в форме совершенно другой.
Подчеркнем, что этнокультурное обновление носит преимущественно латентный характер, причем именно латентность в культуре обладает доминирующим по отношению к другим формам латентности характером. Она интегрирует все формы и позволяет рассмотреть общество в целостном виде. Именно на существование ментальной латентности обращает внимание В.Ю.Колмаков.
К специфическим чертам этнокультурной инновационности относится ее длительный и стохастический характер. Недаром В.Гюго говорил, что для изменения человека нужно начинать с его бабушки. Обновления в этнокультурной сфере носят стохастический, прерывно-непрерывный характер, поэтому их обнаружение возможно далеко не всегда. "Обнаружение коннотативных смыслов носит статистический характер, т.е. они могут актуализироваться или не актуализироваться в восприятии. Это их свойство называют латентностью"[16]
. Все означенные виды латентности характерны для этнокультурных процессов обновления, что придает им зашифрованный, скрытый от внешнего наблюдения, характер.
Во втором параграфе «Этнокультурный тип комплементарной рациональности» определяются пути и механизмы инновационного процесса в этнокультурной среде.
Преимущественно латентный характер социокультурного обновления в этнокультуре ставит под вопрос устоявшуюся схему инновационного процесса с его конструктивистско-проектной методологией рационального действия. Явление трансфера в этнической сфере, подробно исследованное современными этнологами, когда реальные результаты и последствия нововведений на почве этнических констант оказываются весьма далекими от первоначального замысла, говорит о весьма своеобразном типе рациональности, действующем в данном случае. С нашей точки зрения, технократически ориентированная инноватика исходит из классического для новоевропейской культуры представления о человеке как субъекте принятия решения на основе рационального подсчета приобретений и потерь. В инноватике, вышедшей из экономических прикладных исследований о конкурентной стратегии фирм в условиях «гонки за новизной» (товара, услуги, потребности и т.д.), незримой тенью присутствует предприниматель, активный субъект рыночного хозяйствования со своей специфической системой ценностей и целерационального действия. Однако «максимизация полезности» оказывается побуждающим мотивом для весьма ограниченной сферы человеческой жизнедеятельности.
В данном случае эффективным методом анализа становится «понимающая социология» М.Вебера, сосредоточивающая свое внимание на субъективно-ценностном уровне изучения социокультурной динамики. Именно его теория социального действия стала фундаментом современной аналитической культурологии и открывает серьезные перспективы в изучении этнокультурной инновационности.
Следуя методологии понимающей социологии. выделим два основных момента: 1) принцип отнесения к ценности; 2)принцип теоретического конструирования идеальных типов как определенных «образцов», содержащих типичные мотивы социальных действий в конкретной сфере человеческой деятельности.
С точки зрения М.Вебера, каждый вид человеческой деятельности – экономика, политика, наука, религия и т.д. – имеет свои особые ценности, а это означает, что в реальности никакой «чистой» рациональности не существует, но всегда есть рациональность «для чего-то», всегда есть выделенная цель-ценность и выделенные (допустимые) средства ее достижения. Поэтому, к примеру, невозможно содержательное сравнение рациональности феодала и капиталиста, ученого и священника. Эти типы рациональности и типы социального действия можно выделить как определенный «идеальный тип» и с его помощью объяснять реальное поведение.
М.Вебер, в отличие от Ю.Хабермаса, не строит эволюционистских схем в прогрессистском духе – высшее, ибо рационально, низшее, ибо неразумно. Для Вебера, как подчеркивает Ю.Н.Давыдов, "неразумное" поведение Лютера, как и поведение Иисуса Христа, вполне разумно с точки зрения исповедуемой ими этики убеждения.
Отсюда нам кажется плодотворным и эвристически важным ввести понятие «этнокультурный тип рациональности», поскольку оно способно отразить характерные, преобладающие для данного этнического сообщества мотивы поведения, т.е. представления о наиболее значимых целях и способах их достижения (как на осознанном, так и на неосознанном уровнях). Понятие «этнокультурный тип рациональности» позволяет уточнить несколько «расплывшееся» в теоретическом дискурсе понятие «менталитет».
Таким образом, рациональность действия этнического субъекта инновации во многом определяется существующим в рамках данной культуры образцом, эталоном, системой этнокультурных констант и концептов. Отсюда можно говорить о рациональности или нерациональности действия индивидов.
Предпринимательская рациональность западного человека – рационального максимизатора полезности – благодаря глобальной экспансии рыночной экономики во все регионы мира универсализирует принципы менеджерской инноватики и некритически переносят их на национальную почву, что и приводит к хаотизации социокультурной жизни, разрушению традиции и возрождению архаики. Исходя из классических работ В.Зомбарта, мы можем зафиксировать основные черты «рациональности предпринимателя», инновизирующего социум (недаром Й.Шумпетер определял сущность предпринимательского поведения через понятие «хозяйственное творчество»). Она представляют собой достаточно сложную систему целевых ориентаций и соответствующих им средств, обеспечивающих успешное функционирование капиталистического предприятия, в конечном счете, получения максимальной прибыли. Важно выделить то, что для этой цели (получения максимальной прибыли) предприниматель использует различные средства, в том числе и знания профессионалов – ученых, инженеров, управленцев, бухгалтеров и т.д. Инновационно-предпринимательская рациональность – это рациональность предпринимателя, получающего прибыль экономическими методами, т.е. используя механизмы рынка. Существовали и существуют общества, в которых предприниматель не являлся основным образцом, а в качестве эталона в культуре утверждался другой образец, например, свободного гражданина, как это было в греческом полисе, или «благородного мужа» в конфуцианском Китае. В этом случае инновационно-предпринимательская рациональность не является основным типом рациональности, а присутствует в культуре как маргинальный тип. Экономический «империализм» как стремление объяснить любое поведение с помощью экономической рациональности стал возможен только потому, что в современном обществе рынок действительно распространяет свои правила поведения на все сферы социума, в том числе такие, которые ранее регулировались с помощью иных норм.
Таким образом, теория этнокультурной инновационности ни в коем случае не может базироваться на идеях абстрактной «рациональной» целесообразности, которая представляет собой скрытую форму экономической целесообразности, являющейся только одним из типов рациональности, рациональности предпринимателя. Подобная универсализация создает иллюзию одномерности индивида и общества на всех уровнях ментальности, в то время как мир человека состоит из множества «миров» со своими (в том числе и этнокультурными) типами рациональности.
С этой точки зрения успешное нововведение в этнокультурной среде предполагает гармоничное сочетание различных типов рациональности – экономической, профессиональной, религиозной, этнокультурной и т.д.
Однако возникает вопрос: не является ли ошибкой с методологической точки зрения идея сочетания различных типов рациональности, не будет ли подобная точка зрения банальной эклектикой?
Ответить на этот вопрос можно, обратившись к современной постклассической методологической парадигме, где идея дополнительности, комплементарности пронизывает собой всю сферу естественнонаучного и гуманитарного знания. Выделение бинарных оппозиций, антиномичное разведение понятий, логик рассуждения и доказательств имеет исторически ограниченный характер.
Современная технократически ориентированная иноватика действительно «не замечает» дополнительности духовной жизни человека, работает с абстрактной моделью «экономического человека», лишенного этнокультурной специфики. Подобная позиция неизбежно ведет к жесткой бинарной оппозиции «или – или»: или традиция, или обновление и модернизация. Исходя из логики дополнительности и комплементарности, этеокультурный тип рациональности, сохраняющийся в традиционалистских формах поведения, общения, искусства, морали и т.д. оказывается основанием для инновизации общества – важно найти баланс комплементарности между различными типами рациональности – допустим, между религиозной или этнокультурной и экономической или политической.
Возможно ли это, может ли традиция стать не «ограничителем», а исходной основой, важнейшим фактором, мобилизующим инновационную активность людей? Весьма интересным в этом плане является опыт инновизации Японии, рассмотренный под этим углом зрения в данном параграфе.
В четвертой главе - «Этнокультурные каналы трансляции новых культурных смыслов» - рассматривается обновление традиционных культур некоторых кавказских этносов, что даёт возможность, во-первых, осуществить операцию сравнительного анализа процессов аккультурации в их исторической динамике и, во-вторых, определить роль визуализации художественно-образной системы в традиционном обществе для процессов возникновения, диффузии и репродукции новаций.
Первый параграф «Историческая динамика обновления культуры народа нохчи» содержит экспозицию базовых историко-культурных процессов инновизации (на примере народа нохчи).
История народа нохчи (языковая, религиозная, художественная, социальная и т.д.) подтверждает, что в традиционных культурах, ориентированных на повтор, репродукцию, где главное событие истории уже произошло в начале времен (фиксируется единый общий предок, от которого все произошли и чем он древнее, тем статус данного народа выше), наиболее ценным оказывается то, что пришло издревле, а новое должно быть согласовано со старым. Если подобного единства не возникало, то нововведение не приживалось.
На протяжении исторического развития традиционных культур кавказских этносов обновление осуществлялось как в результате автохтонного развития, так и благодаря межрегиональным и межцивилизационным «заимствованиям», переносам культурных новаций в результате пространственной миграции народов, военных действий, торговли, взаимоотношений в науке и религиозной сфере. Представленный в данном параграфе конкретный материал демонстрирует особую роль художественно-эстетической сферы в социальном и когнитивном статуировании инновационных процессов, ибо именно чувственное познание мира оказывается исходным для изменения парадигм рассудочной деятельности. В данном контексте идеи Э.В.Ильенкова об эстетической природе творческой фантазии дают ключ для понимания глубинных психо-социальных процессов, лежащих в основе социо-культурных новаций.
Таким образом, изучение процессов инновизации традиционных культур некоторых этносов Кавказского региона позволяет сделать ряд выводов, носящих общеметодологический для культурологии характер.
Отмеченные нами механизмы обновления традиционной культуры чеченского народа можно рассмотреть и на примере исторической динамики грузинской культуры. Особенно интересно рассмотреть межрегиональные связи, связи межцивилизационного характера, благодаря которым можно определить каналы инновационной трансляции. Недаром Ю.А.Жданов назвал Кавказ «солнечным сплетением Евразии». Речь, прежде всего, идет об искусстве и религии как наиболее значимых институтах обновления традиции.
Второй параграф «Обновление в процессах аккультурации: Кавказский регион» содержит обобщающие выводы, характеризующие выявленные в ходе кросс-культурного анализа каналы обновления традиционных культур народов Кавказа.
Метод сравнительного анализа, столь популярный в свое время среди британских антропологов (Ричардс, Хантер) и американских культурантропологов (Рэдфилд, Белз) при изучении аккультурационной динамики, наиболее плодотворно выглядит в отношении тех этнических групп, которые изначально имели схожие природные и социокультурные условия бытия. Это обстоятельство делает возможным говорить о Кавказской цивилизации как целостном феномене, возникающем, однако, в зоне активных межцивилизационных контактов и столкновений. Кавказские этносы столкнулись, хотя и в разное время, с похожими ситуациями межкультурных контактов, создающих новые паттерны поведения, культурные смыслы и ценности. Речь в данном случае идет о базисной реконструкции «эпохи-ареала», которая дает возможность определить как формы, так и типологию обновления.
Можно выделить два базовых типа условий, при которых осуществляется культурное заимствование в традиционных культурах: во-первых, направленная и насильственная ассимиляция, когда доминирующая в военном или политическом отношении сила оказывает определяющее влияние на обновление традиции (в истории Кавказских войн, например, большую роль сыграла Турция и, позднее, Россия), во-вторых, свободное заимствование контактирующими культурами (Линтон) новационных элементов, происходящее на паритетной, взаимной основе.
Для кавказских народов характерна активная визуализация новаций через использование символов различного рода, в том числе искусства. Последнее обстоятельство подтверждает мысль И.Н.Полонской о том, что «доминирующее влияние визуальной культуры и изображения как основного способа коммуникации приводит к переструктурированию культурного пространства и размыванию культурной памяти в силу лабильности и зыбкости визуально транслируемых значений. Нестабильность смысловых границ образа, его определяемость контекстом формируют поливариантность понимания, виртуальность и пластичность образа переориентируют имагинативную деятельность субъекта на потребление, а не на сотворчество. Визуальная культура лишает имагинацию привязки к пространственно-временным константам культурной памяти, способствует разрыву ее преемственности, индивидуализации и фрагментации культурного опыта»[17]
.
Здесь перед нами возникает проблема, поставленная еще Херсковицем в 1948 г. в книге «Человек и его работа» - проблема целостного изучения культуры(в нашем случае – обновления культурной традиции). До сих пор в работах этнокультурологов господствует метод расчленения этнокультур на составные части без их дальнейшего синтеза. Данный подход вполне плодотворен, что продемонстрировал в свое время Т.Парсонс, однако необходимо следовать и далее по проложенному еще Гегелем пути восхождения от абстрактного и конкретному. Иногда обобщающий взгляд на культуру осуществляется через выделение наиболее крупных ее фрагментов, что, собственно, предпринял Б.Малиновский, определивший культуру через ее «институты».
Для современной культурологии точкой отсчета является прежде всего индивид, личность, а не безличные структуры, взаимодействующие в процессах социальной динамики. Имманентное качество культуры на любом этапе ее развития - это творчество и помимо человека, вступающего в межкультурный контакт, результаты аккультурации (принятие, синкретизм, реакция отторжения) возникнуть не могут. Отсюда столь важна роль агентов аккультурации и создателей новых духовных ценностей, о которых говорилось выше. Масштаб и скорость изменения структуры личности, актуализации потенциального «Я» в условиях межкультурного контакта напрямую связан с системой этнических констант, о которых пишут этнологи и, в первую очередь, с базовой ментальной установкой «Мы – они», «свои- чужие». Личностное принятие или отторжение новации в традиционной этнокультуре народов Кавказского региона во многом оказалось связанным с тем исторически сложившимся единством в многообразии этих этносов, которые обладают единой парадигмой культурного развития (что, например, фиксируется в принципах горской этики) и самобытностью, богатством дифференциации. Если первое обстоятельство облегчает трансляцию и принятие нововведений, то второе – вариативное богатство их возможного выбора. Итак, если исходить из личностно-ориентированного подхода, то искусство – в его различных формах – оказывается наиболее адекватным каналом обновления культурных и экзистенциальных смыслов, ибо художественный образ всегда символичен, несет информацию неявную, неотрефлексированную, обладающую многозначностью, полисемантичностью и дающую широкую возможность индивидуальной интерпретации и переинтерпретации.
Отсюда следует важность формирования у народов Кавказа эстетического критерия оценки принятия или непринятия современных нововведений. Ведь сложный мир искусства является важнейшей частью культуры человечества[18].
В «Заключении» подводятся итоги исследования, делаются краткие выводы, а также определяются пути дальнейшей исследовательской работы.
В «Приложении» - «Опыт культурологической реконструкции биографии художника П.Захарова (Чеченца)» - проблемы ассимиляции и обновления культуры рассматриваются на примере конкретного анализа судьбы незаслуженно забытого портретиста XIX в. П.Захарова, чеченца по национальности.
Основное содержание диссертационного исследования отражено в следующих публикациях автора:
МОНОГРАФИИ
- Мазаева Т.А. Этнокультурная инновационность: традиции и новаторство. Нальчик : Издательство М.и В. Котляровых, 2007. (6,72 п.л.)
- Мазаева Т.А. Инновация в этнокультурной среде. Нальчик: Издательство М.и В. Котляровых, 2007. (9,7 п.л.)
- Мазаева Т.А. Академик живописи из Дади-юрта Чеченец Пётр Захаров. Каталог выставки. Грозный: Типография им. И.Н. Заболотного, 1979. (3,25 п.л.)
- Мазаева Т.А. Художественные музеи Закавказья. Тбилиси – Ереван – Баку: Сабчота Сакартвело, 1987. (7,0. п.л.).
НАУЧНЫЕ СТАТЬИ В ЖУРНАЛАХ, РЕКОМЕНДОВАННЫХ ВАК
- Мазаева Т.А. Инновации в этнокультурной среде//Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. № 3. 2006. (0,4 п.л.).
- Мазаева Т.А. Культурные основания инновационного развития// Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Специальный выпуск. 2007. (0,5 п.л.).
- Мазаева Т.А. Этнокультурная традиция и нововведения. Проблема взаимоотношений// Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Специальный выпуск. 2007. (0,5 п.л.).
8. Мазаева Т.А. Нововведения и этнокультурный тип рациональности// Культурная жизнь Юга России. № 5. 2007. (0,8 п.л.).
НАУЧНЫЕ СТАТЬИ И МАТЕРИАЛЫ НАУЧНЫХ КОНФЕРЕНЦИЙ
9.Мазаева Т.А. Некоторые проблемы изучения истории и культуры чеченского народа// Материалы международной конференции “ABDOS – Tagung 26. Prag. 5 bis 8 Mai, 1997». Berlin, 1977. (0,55 п.л.).
10.Мазаева Т.А. Национальная культура в системе современного гуманитарного образования// Материалы V международной научно-практической конференции «Реальность этноса. Этнонациональные аспекты модернизации образования. Санкт-Петербург, 18-21 марта 2003 г». Санкт-Петербург : Астерон, 2003. (0,7 п.л.)
11.Мазаева Т.А. К вопросу об этнической специфике искусства// Материалы Всероссийской научной конференции. «Кустодиев и русская художественная культура». Астрахань: Издательство АГУ, 2003. (0,3 п.л.).
12.Мазаева Т.А. Этнонациональные культуры в реалиях современного мира// Материалы Первой международной научно-практической конференции «Кавказ сквозь призму тысячелетий. Парадигмы культуры». Нальчик: «Полиграфсервис и Т», 2004. (0,3 п.л.).
13.Мазаева Т.А. Культура и этнос в XXI веке// Материалы научно-образовательного семинара по сетевому и межрегиональному проекту «Культура региона в меняющемся мире: локальное и глобальное измерение». МоскваРостов на Дону, 2004. (в соавт.). (0,3 п.л.).
14. Мазаева Т.А. Образование: системный кризис и проблемы развития//Международные Лихачевские научные чтения «Культура и глобальные вызовы мирового развития». 19-20 мая 2005г. Санкт-Петербург, 2005. ( 0,1 п.л.).
15.Мазаева Т.А. Национальные культуры и современный мир// Материалы международной научной конференции «Археология, этнология и фольклористика Кавказа. Баку 2005 г.». Баку, 2005. (0,3 п.л.).
16.Мазаева Т.А. Проблемы и перспективы существования этнонациональных культур в современном мире// Вопросы истории и теории культуры. Тбилиси, 2005. (0,4 п.л.).
17.Мазаева Т.А. К проблеме кадрового обеспечения качества образования в гуманитарном ВУЗе// Материалы 10 юбилейной международной научно-методической конференции «Проблемы управления качеством образования в гуманитарном вузе». 26-27 октября 2005. Санкт-Петербург, 2006. ( 0,3 п.л.).
18.Мазаева Т.А. Проблема ценностных ориентиров в модернизации современного образования// Материалы Всероссийской научно-практической конференции (14-16 мая 2007) «Социокультурные проблемы кавказского региона в контексте глобализации». Нальчик, 2007. ( 0,4 п.л.).
19.Мазаева Т.А. Инновационная культура преподавателя в обеспечении качества современного образования// МатериалыXII Международной научно-методической конференции «Проблемы управления качеством образования в гуманитарном вузе» Санкт-Петербург, 2007. (0,3п.л.).
20. Мазаева Т.А. Инновационная динамика и этнокультурная традиция.//Известия КБНЦ РАН № 3(19), 2007. (0,7 п.л).
УЧЕБНЫЕ ПОСОБИЯ
21. Мазаева Т.А. Теория и история пластических искусств (Древний Восток. Античность. Средние века.). Нальчик: «Полиграф. сервис и Т», 2003. (4,2 п.л.).
22. Мазаева Т.А. Теория и история пластических искусств (Эпоха Возрождения. Западная Европа и Россия в XVII-XVIII вв.). Нальчик: «Полиграф. сервис и Т», 2004. (3,78 п.л).
23. Мазаева Т.А. Этническая аксиология народов Северного Кавказа. Нальчик: СКГИИ, 2004. (1,0 п.л.).
24. Мазаева Т.А. Западноевропейское искусство ХХ века. Нальчик: СКГИИ, 2005. (2,5 п.л.).
25. Мазаева Т.А. История костюма. Нальчик: СКГИИ, 2007. (2,0 п.л.).
[1] См.: Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика. М., 2006.
[2] Флиер А.Я. Культурология для культурологов. М., 2000. С.264.
[3] См. также: Рабинович В.Л. Культура как творчество // Первый Российский культурологический конгресс. Тезисы докладов. СПб., 2006.
[4] Б.Малиновский. Динамика культурных изменений //Малиновский Б. Избранное: Динамика культуры. М., 2004. С.27.
[5] Л.Уайт. Теория эволюции и культурной антропологии //Уайт Л. Избранное: Эволюция культуры. М., 2004. С.597.
[6] Маркарян Э.С. Культурная традиция и задача дифференциации её общих и локальных проявлений//Методологические проблемы этнических культур. Материалы симпозиума. Ереван, 1978. С.86.
[7] А.Amin and K.Robins. These are not Marshallian times//Innovation Networks: Spatial Perspectives. London, 1991. P.105.
[8] См.: Пригожин А.И. Нововведения: стимулы и препятствия (Социальные проблемы инноватики). М., 1989. С.28.
[9] См.: Лапин Н.И. Актуальные проблемы исследования нововведений // Социальные факторы нововведений в организационных системах. М., 1980. С. 6.
[10] См.: Н.И.Лапин, А.И.Пригожин, Б.В.Сазонов, В.С.Толстой. Нововведения в организациях//Структура инновационного процесса. М., 1981.
[11] Федотова В.Г. Социальная рациональность //Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия. Материалы III РоссийскогоФилософского конгресса. В 3-х тт. Т.2. Ростов-на-Дону, 2002. С.411.
[12] См.: Первый Российский культурологический конгресс. Тезисы докладов. СПб., 2006.
[13] См.: Кант И. Критика способности суждения//И.Кант. Соч. Т.5. М., 1966. С.236.
[14] С.С.Неретина и А.П.Огурцов. Язык и речь – векторы определения пространства культуры//Теоретическая культурология. М.- Екатеринбург, 2005. С.240.
[15] См.: Мертон Р.К. Явные и латентные функции//Американская социологическая мысль: Тексты. М., 1994. С. 425.
[16] Пигров К.С. Социальная философия //www.uic.ssu.samara.ru/~cclub/pigrov1.htm
[17] И.Н.Полонская. Социокультурная традиция: онтология и динамика. Автореферат дисс. на иоскание уч. степени доктора филос. наук. Ростов н/Дону, 2006. С.25.
[18] См.: Л.М.Мосолова. Основы теории художественной культуры. СПб., 2002.
