Культурные интересы современной российской региональной элиты: реальность, субстанциональность, транзитивность
На правах рукописи
ГЕРТНЕР Светлана Леонидовна
КУЛЬТУРНЫЕ ИНТЕРЕСЫ
СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ РЕГИОНАЛЬНОЙ ЭЛИТЫ: РЕАЛЬНОСТЬ, СУБСТАНЦИОНАЛЬНОСТЬ, ТРАНЗИТИВНОСТЬ
24.00.01 – Теория и история культуры
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора философских наук
Москва -2010
Диссертация выполнена на кафедре культурологии и антропологии Московского государственного университета культуры и искусств
Научный консультант - Китов Юрий Валентинович,
доктор философских наук, профессор
Официальные оппоненты: Добрынина Валентина Ивановна,
доктор философских наук, профессор
Ксенофонтов Владимир Николаевич,
доктор философских наук, профессор
Ремизов Вячеслав Александрович,
доктор культурологии, профессор
Ведущая организация: Краснодарский государственный
университет культуры и искусств
Защита состоится «____» ___________ 2010 г. в ____ часов на заседании диссертационного совета Д 210.010.04 при Московском государственном университету культуры и искусств по адресу: 141406 Московская обл., г. Химки-6, ул. Библиотечная, д. 7, кор.2 зал защиты диссертаций (218 ауд.)
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Московского государственного университета культуры и искусств, а с авторефератом на сайте ВАК
Автореферат размещен на сайте ВАК «__» ______________ 2010 г., а разослан – «___» _____________ 2010 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
доктор философских наук,
профессор Т.Н. Суминова
I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования. Проблема региональной элиты как самостоятельная исследовательская проблема формировалась сообразно тому, какое место занимала региональная элита в общей структуре власти в той или иной стране. Так, в российской науке видимый эффект от изучения региональной элиты стал ощущаться во время ельцинских реформ, переложивших на регионы решение сложнейших проблем, связанных с вхождением страны в рыночную экономику, дефицитом управляемости общественными процессами, сменой ориентиров общественного развития, изменением геополитического положения страны. Условия, в которых оказалась региональная элита, требовали от нее максимального напряжения, вызванного поиском путей сохранения вначале целостного, а затем, хотя бы социально-экономического потенциала региона. Самоустранение центральной власти от участия в решении возникающих в регионах проблем, было вынужденной мерой, позволяющей ей выйти из под непосредственной критики за тяжесть складывающейся в регионах ситуации и сосредоточиться на принятии стратегических решений. Однако данное обстоятельство на уровне регионального сознания способствовало созданию образа центра, чуждого людскому горю, на фоне которого любые попытки решения проблем региональной властью расценивались как несомненное благо. В таких условиях укрепление региональной власти и становление региональных элит было только вопросом времени.
Если подойти к культурным интересам элиты, по аналогии с другими, преследуемыми ею, например, экономическим или политическим, то вполне можно констатировать, что в случае наличия таких интересов, действия по их реализации элитой обязательно предпринимаются или будут предприняты. А значит, и могут быть проанализированы. Однако задача по их изучению ни в коей мере не выступит простым занятием уже по причине того, что в них (и интересах, и действиях по их реализации) необходимо отличать элементы, действительно соответствующие культуре элиты от усилий по ее имиджированию, т.е. по созданию образа элитарной культуры для внешнего потребления, т.е. для потребления ведомой элитой массы.
Если культура элиты частично изучалась в науке о культуре как общетеоретическая проблема, то этого нельзя сказать о культурных интересах современной российской элиты, тем более региональной, по следующим причинам. Во-первых, современная российская элита сформировалась как причина и как следствие капиталистического реформирования страны, которое относится к явлениям новейшей истории. Во-вторых, сама проблема культурных интересов в российской науке - явление достаточно новое, изучению которого в рамках философского подхода к культуре только положено начало. В-третьих, региональная элита как властный элемент, использующий в противостоянии с Центром не только экономический и политический, но и культурный потенциал региона – является феноменом не только новым, но и неожиданным, являющимся следствием вовлечения в прошлом принципа «несимметричного федерализма» в региональную политику, которую нынешняя центральная элита пытается скорректировать. Это означает, что регион становится местом пересечения разнообразных интересов различных сегментов элиты.
Философский характер диссертации обеспечивается предметом изучения культурными интересами российской региональной элиты, а также методом - применением философского анализа к изучению явлений культуры.
Культурные интересы элиты отличаются от ее экономических, политических, социальных своим целостным характером, который выражает представителя элиты как целостного человека, не частичного. Частичным представитель элиты выступает в преследовании интересов обогащения или интереса к власти. В культурных интересах, представитель элиты выступает в единстве всех своих человеческих качеств – т.е. как родовое существо. Однако в то же время существо, отличное от других. Эти отличия обеспечиваются его принадлежностью к элите. Отсюда вытекает специфика исследования – изучение проявления качеств «родового существа» у лиц, принадлежащих к элите. Способом проникновения в эту группу избираются культурные интересы.
Философский метод выражается в подходе к культурным интересам, как к явлениям, в которых в конкретной форме находят выражение общие закономерности культурной жизни и деятельности региональной элиты. Культурные интересы региональной элиты выступают реальностью, от которой она не свободна, так как основываются на культурных потребностях элиты. В этом плане они выступают формой проявления самосознания элиты, когда запускается механизм поиска предмета культуры, снимающего, возникающее при давлении культурной потребности, напряжение. Сущность культурных интересов как одной из форм самосознания элиты в дальнейшем выражается в переходе от действий, основанных на необходимости к свободному, обусловленному культурным идеалом, стремлению к предметам, способным удовлетворить культурную потребность наилучшим образом.
Культурные интересы современной российской региональной элиты выступают не понятиями, при помощи которых она пытается рационально определить и проанализировать полезность предмета, подлежащего потреблению, а элементами ее сознания и деятельности, при помощи которых она осваивает предмет как здесь и сейчас необходимую для своего культурного существования реальность.
Степень научной разработанности проблемы. За время своего существования в качестве научной проблемы элита смогла привлечь к себе значительный исследовательский интерес. Обоснованию и изучению элиты посвятили свои труды Р.Арон, А.А. Аронов, Дж.Бернхем, Р.Михельс, Г.Моска, В.Парето, Д.Рисман, Й.Шумпетер и др. Свою лепту в осмысление проблемы элиты внесли работы современных российских ученых и политиков Р.Г. Абдулатипова, В.В.Жириновского, Г.А.Зюганова, А.Б. Чубайса. Несмотря на то, что каждый из упомянутых ученых признает структурную модель организации общества по принципу: «элита – не элита», по вопросу о функциях элиты в обществе ими высказываются различные суждения. Г.Моска считал элиту необходимой для манипулирования обществом в его же собственных интересах. Р.Михельс рассматривал элиту в качестве следствия организации общества, в котором правление избранных является «железным законом олигархии». Предложив ассоциировать элиту с властью, Г.Моска и Р.Михельс положили начало рассмотрению правящего слоя сквозь призму теории элит, которому в дальнейшем последовал целый ряд ученых, придавая исследуемому предмету новый ракурс, но не отступая от основной посылки – «элита есть власть». Среди последователей родоначальников элитарной теории следует отметить Дж. Голбрейса, обосновавшего теорию «баланса элит», В. Парето, изучавшего «циркуляцию элит», Д. Рисмана, внесшего в науку понятие множественности элит, Р. Миллса, известного как автора учения о «властвующей элите» и др.
Впервые введенное в научный оборот в связи с понятием власти, понятие элиты в дальнейшем используется в психологическом (М. Гинсберг, Дж.Джиттлер), технологическом (Т. Веблен) и даже биологическом (С. Дарлингтон, Р. Уильямс) значениях. В попытках абстрагирования от властных функций элиты некоторые ученые стремятся закрепить за ней другие значения, например, «быть лучшим» (Н.С. Пряжников). Ссылаясь на лингвистическое употребление слова «элита», Н.С. Пряжников выделяет, по его мнению, важнейшее свойство элиты – элитарность, под которой он понимает «возможный идеал для самоопределяющегося человека». В попытках найти аналогию элитарности в психологических исследованиях, ученый обращается к понятиям самоактуализации (А. Маслоу), акмеологии (А.А. Бодалев, А.П. Ситников), уровня притязаний (Е.А. Климов). Ограниченность применения предлагаемого Н.С. Пряжниковым понятия элитарности для анализа элиты становится видимой, когда становление человека элитарного типа им определяется через ориентацию на общепринятые в данном обществе ценности. На наш взгляд, ориентация на общепринятое как раз менее всего характеризует реальные стремления элиты, которая по определению, противостоит массе, впрочем, как и элитарное массовому.
Не все ученые согласны с существованием элит в регионах. Ряд исследователей с осторожностью относится к самому определению «региональная элита», предпочитая говорить не об элитах, а о лидерстве. Так, А.Е. Чирикова отрицает тезис о наличии в России бизнес-элиты, В.А. Ачкасова считает преждевременным суждение о политической элите. Более того, некоторые ученые разговор об элитах считают не просто преждевременным, а невозможным. С.П. Перегудов, Н.Ю. Лапина, И.С. Семененко выражают уверенность в том, что в плане принятия решений следует выделять не элиту, а группы интересов, поскольку теория «групп интересов» более приемлема для анализа демократических сообществ, отвечает тезису о плюралистическом подходе к анализу власти, к тому же успешно практикуется на Западе (Р. Даль). Там же, где разговор о региональной элите все-таки ведется, ученые отмечают экономические, политические, административные условия ее объединения и игнорируют культурные. Культура как условие объединения людей, обладающих властью, рассматривается только в качестве культурной политики (И.С. Горлова, В.С. Жидков, Г.А. Смирнов, В.А. Ремизов, К.Б. Соколов и др.). Однако среди субъектов осуществления культурной политики элита не только не изучается, но и не предполагается. Считается, что только государство может быть властным субъектом формирования и реализации культурной политики. Вместе с тем, если принять во внимание предпринятый О. Шпенглером анализ распределения власти в массовом обществе, приведший ученого к выводу о том, что все решается небольшим количеством людей выдающегося ума, чьи имена, может быть, даже и не принадлежат к наиболее известным, то придется признать, что не только государственные чиновники, и не только федерального уровня, имена которых хорошо известны, принимают решения в области культуры, в которых, безусловно, находят отражения их интересы.
Ряд исследователей рассматривают преимущественно политические элиты регионов с точки зрения особенностей формирования властных отношений, взаимодействия с бизнес-элитами (Д.В. Бадовский, С.И. Барзилов, В.Я. Гельман, А.В. Дука, Э.Б. Куприянычева, И.В. Куколев, Н.Ю. Лапина, А.К. Магомедов, И.Г. Тарусина, А.М. Тулеев, М.Х. Фарукшин, А.Г. Чернышов, А.И. Щербинин и др.), их ценностные ориентации (М.Н. Афанасьев, Л.В. Бабаева, О.В. Гаман-Голутвина, К.Н. Микульский, В.И. Радаев, А.Е. Чирикова и др.). А.В. Понеделков рассматривает политические элиты через анализ культурно-мировоззренческих матриц, Е.В. Охотский – в плане изменения профессиональных и личностных качеств лиц ее составляющих.
Объект диссертационного исследования: культурные интересы российской региональной элиты
Предмет исследования: бытие, причинность и транзитивность культурных интересов современной российской региональной элиты
Цель исследования: раскрыть сущность культурных интересов как выражения культуры современной российской региональной элиты, проанализировать их проявления в различных аспектах ее деятельности
Задачи исследования:
- изучить современную элиту как явление и, проанализировав имеющиеся в науке ее определения, предложить и обосновать собственное понимание термина «элита»;
- на основе проведенного исследования выработать термин «региональная элита», адекватно раскрывающий изучаемый феномен;
- исходя из знания, задаваемого изучаемым предметом (культурными интересами региональной элиты) и знанием, накопленным в науках о культуре, использующим философские методы ее анализа, предложить собственное понимание термина «культура»;
- рассмотреть современную российскую региональную элиту как социокультурную реальность;
- выявить структурные особенности современной российской региональной элиты в связи с ее интересами;
- обосновать интересы элиты как культурный феномен и научную проблему, разработать и ввести в научный оборот теории культуры понятия «культурные потребности и интересы элиты», «культурные потребности и интересы региональной элиты»;
- определить специфику культурных интересов современной этнической региональной элиты в управлении поликультурным сообществом;
- проанализировать культурные интересы современной российской региональной элиты в контексте ее институционализации;
- раскрыть региональную мифологию как формирование и удовлетворение культурных потребностей массы в интересах элиты;
- исследовать культурные интересы современной российской региональной элиты в связи с процессами устойчивости, ротации и рекрутирования элит;
- вскрыть обусловленность культурными интересами российской региональной элиты современных тенденций элитообразования;
- изучить процессы артикуляции современной российской региональной элитой своих интересов через региональную культурную политику.
Гипотеза исследования базируется на предположении о том, что культурные интересы современной российской региональной элиты определяют использование ею культуры не только в целях удовлетворения своих культурных потребностей, но и в целях формирования, сохранения ее социально-групповой идентичности и устойчивости.
Теоретико-методологические основы исследования. В понимании сущности человеческой деятельности, проявляющейся в социальной обусловленности ее происхождения и осуществления, автор опиралась на работы Г.С. Батищева, Л.С. Выготского, В.П. Иванова, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна, Э.Г. Юдина и др. При выработке используемого в диссертации понятия культуры были привлечены труды, как классических (Э. Дюркгейм, М. Вебер и др.), так и современных теоретиков культуры (Ю.В. Китова, В.М. Межуева, Э.А. Орловой, А.Я. Флиера и др.). В изучении влияния интересов на формирование культуры личности задействованы изыскания отечественных философов и психологов культуры (Э.В. Соколова, Л.С. Выготского), зарубежных (американских) антропологов (Р.Бенедикт, Б. Малиновского и др.). В анализе специфики формирования культуры социальных групп методология работы базируется на идеях классических и современных антропологов- теоретиков (П. Бродвина, В. Вошеба, К. Гиртца, М. Мид и др.). В формировании понятий культурного интереса и потребности методологическую основу составили концепциии М. Н. Афасижева, М.С. Кагана, А.Маслоу. В понимании значения культуры в ее влиянии на формирование социокультурного капитала автор ориентировалась на теоретическое наследие П. Бурдье, П. Фриере. Анализ национальных и этнических культурных форм в их воздействии на детерминационную сферу деятельности человека основывался на положениях трудов Э. Хобсбаума, Б. Андерсона, Г. Сарафутдиновой. Методология изучения культурно-религиозных характеристик власти формировалась под влиянием концепции М. Вебера, этических оснований принятия решений в современном мире с привлечением учения Й. Йонаса. Методологию в понимании элиты составили работы Л. Бодлена, Э.Куинна Дж. Мэнорома, Х. Ортега-и-Гассета, В. Парето, Э. Райс, Ж.Т. Тощенко, П. Щедровицкого, А. Этциони и др., региональной элиты - В.А.Ачкасовой, А.С. Быстровой, А. Б. Даугавет, А.В. Дуки, А.В. Корниенко, А.В.Понеделкова, О.В. Крыштановской, А.М Старостина и др.
В диссертации также использованы:
- методологический потенциал деятельностного подхода при определении основополагающей роли интересов и потребностей в детерминации человеческой деятельности, а культурных интересов и потребностей - в детерминации культурной деятельности;
- диалектика субъективного и объективного нашла отражение в изучении сознательных и независимых от человеческого сознания условий возникновения и генезиса культурных интересов;
- методологические положения диалектики общего, особенного и единичного применены: 1) при изучении региональной элиты как социокультурного феномена (определение сущности современной российской элиты в целом; особенностей, свойственных представителям элиты данного региона; черт, составляющих систему характеристик конкретного представителя элиты); 2) при изучении представленности в культурных интересах элиты общечеловеческих, национальных и индивидуально значимых культурных норм и ценностей.
Методы исследования. В диссертационной работе привлекается широкий спектр методов научного исследования.
Методы стратификационного и социально-классового анализа задействованы при анализе социальной структуры современного российского общества и определения места и функций в нем элиты.
Метод изучения явлений на основе сходства и различия использован при анализе переходности признаков и свойств культурных интересов элиты и лидерства, устанавливая сходство видовых (властных) свойств и отличие индивидуальных (степени социально-групповой сплоченности - большей у элиты и минимальной у лидерства).
Структурно-функциональный и сравнительно-сопоставительный методы применены соответственно для определения места культурных интересов в общей структуре интересов региональной элиты и для анализа культурных интересов представителей элит различных регионов.
Метод восхождения от абстрактного к конкретному привлечен при формировании понятий элиты, культурного интереса, региональности в целях устранения несоответствий между их реальным значением и его теоретическим воссозданием, а, следовательно, в целях движения от менее содержательного знания к более содержательному.
Использованная в ходе выполнения исследования методика конкретно-социологического анализа: анкетный опрос, интервью, беседы с представителями региональной элиты предоставляет возможность выявления конкретных предметов их культурных предпочтений, что позволяет не только дополнить качественный анализ интересов количественным, но и базировать теоретическое суждение о культурных интересах элиты на эмпирическом материале
Научная новизна исследования состоит в следующем:
- выработан и применен при исследовании современной российской региональной элиты теоретико-культурный подход к ее изучению не только как феномена власти и обладателя собственности, но и как носителя культуры, которая, проявляясь в культурных интересах, оказывает влияние на все формы жизнедеятельности элиты. В научный оборот введено адекватное явлению понятие современной российской элиты;
- на основе изучения современной российской региональной элиты выработан термин «региональная элита», адекватно отражающий ее сущность как явления современной российской социокультурной реальности, обладающего субстанциональностью в праве на принятие решений в рамках темпорально-территориального образования и средствами для их реализации;
- исходя из знания, задаваемого изучаемым предметом (культурными интересами российской региональной элиты) и знанием, накопленным в науках о культуре, использующим философские методы ее анализа, выработано оригинальное понимание термина «культура», в основе которого лежит взгляд на себя с позиции другого, требование соответствия культурным потребностям социального образования;
- российская региональная элита изучена как социокультурная реальность. Ее культурные интересы выступают не только как стремление к предметам удовлетворения ее культурных потребностей, но и к возврату в виде поддержки населением ее решений;
- проанализирована зависимость между структурой региональной элиты и ее интересами, изучена динамика структурных трансформаций региональной элиты как условие и результат проявления ею своих культурных интересов;
- интересы элиты изучены в качестве научной проблемы. Установлена специфика культурных потребностей и интересов региональной элиты состоящая в их использовании не только в качестве инструмента удовлетворения своих культурных потребностей, но и как механизма достижения более высокого положения в элитной иерархии (в случае их совпадения с интересами вышестоящего представителя элиты), а также отличительного признака своей социально-групповой уникальности (по отношению к «массе»), показателя своего ценностного отличия (обладания региональными культурными ценностями) от лишенной региональной «культурной почвы» элиты федерального центра;
- специфика культурных интересов современной российской этнической элиты в регионе выявлена, как в стремлении к явлениям культуры, сохраняющим ее этническую идентификацию, так и в использовании традиционной культуры в сохранении своего элитного места;
- культурные интересы современной российской региональной элиты, оказывающие влияние на ее институционализацию направлены на использование культурных практик упорядочивающих региональные отношения и сообщающие элите чувство определенности;
- культурные интересы региональной элиты в связи с региональной мифологией определены в стремлении к мифологизации времени, холистичности и веры в кумира;
- через анализ культурных интересов осуществлено проникновение в механизмы институционализации региональной элиты, а также в процессы ее устойчивости, ротации и рекрутирования новых членов в региональное элитное сообщество;
- культурные интересы российской региональной элиты, принимающие участие в новых тенденциях элитообразования преимущественно светского характера. По своей структуре они ситуативны, поверхностны и зависимы;
- предпринятый в диссертации анализ региональной культурной политики с позиции воздействия на ее формирование культурных интересов региональной элиты позволил прийти к выводу о том, что региональная культурная политика является способом артикуляции элитой своих интересов.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что его результаты открывают новое направление в изучении культурных интересов как причин устойчивости и динамики культурных ценностей российской региональной элиты, позволяя одновременно ответить на вопрос о причинах многообразия определений культуры, носителем которой она выступает. А также в том, что культурные интересы российской региональной элиты впервые изучены в единстве реального, субстанциального и транзитивного, базирующегося на диалектике реального и идеального, субстанциального и зависимого, устойчивого и транзитивного.
Региональная элита изучается как социокультурная реальность. В научный оборот теории культуры вводятся понятия культурных интересов элиты и культурных интересов региональной элиты, уточнены и расширены понятия «культура элиты», «региональная культура».
Используемое для анализа элит понятие интереса, как формы каналирования властных приоритетов (частично покрываемое в понятии «группы интересов»), дополняется понятием интереса как маркера социальной идентификации (частично покрываемое термином «элитные предпочтения»), что позволяет предложить фундамент для научной дискуссии не только по понятию культурного интереса, но и интереса в целом.
Предложено, обосновано и применено понятие «двойственность предмета культурных интересов элиты», отражающего на примере культуры двойственность стремления элит, как к удовлетворению своих культурных потребностей, так и к обозначению и сохранению своей социально-групповой принадлежности.
Установлено, что эмоциональность, сообщающая устойчивые формы культурным интересам региональной элиты, является прямо пропорциональной более содержательным видам художественной и эстетической деятельности элиты и обратно пропорциональной ее внутригрупповой социально-иерархической устойчивости.
Практическая значимость исследования. Поскольку действия элиты направлены на обеспечение своих интересов, то знание культурных интересов элиты раскрывает технологии прогнозирования ее действия в области культуры.
Определение конкретного содержания культурных интересов региональной элиты может способствовать формированию представления об общей ее культуре, что даст возможность прогнозирования ее действий в других областях деятельности, в которые она вовлечена.
Выявление места, которое занимают культурные интересы в общей структуре интересов элиты, способствует определению места культуры в структуре жизнедеятельности элиты.
Исследование культурных интересов региональной элиты создает возможность уточнить понятие «культура элиты», «региональная культура», что расширит базу анализа культурного содержания современных региональных символов и мифов, с точки зрения того, что в них действительно отвечает культурным потребностям населения региона, а что предназначено для псевдокультурного потребления в целях использования культуры в процессах искусственного обеспечения легитимности региональной власти.
Изучение культурных интересов элиты может способствовать процессу осознания верховной властью (народом) смысла истинных культурных интересов и может содействовать созданию механизмов использования культуры как активного средства контроля за бюрократией, в борьбе с коррупцией, корыстным использованием власти.
Материалы и результаты исследования могут быть использованы в учебно-педагогической деятельности при разработке и чтении лекционных курсов по философии, культурологии, культурной антропологии, этнографии, истории мировой культуры и искусства, культуре и искусству современного мегаполиса - для студентов и аспирантов гуманитарных специальностей.
Соответствие диссертационного исследования паспорту специальности. Диссертационное исследование соответствует п. 2 «Культура как ценность и как понятие. Причины бесконечного многообразия определений культуры» паспорта специальности 24.00.01 – Теория и история культуры (философские науки).
Основные положения, выносимые на защиту:
- Существующие на сегодняшний день в науке подходы к изучению элиты «схватывают» либо отдельные стороны данного явления: (политологическая, экономическая трактовка); ее позицию в социальной иерархии (структурно-функциональный подход); наиболее часто встречающиеся у представителей элиты психологические черты (психологическая трактовка); более высокие ценности, нежели те, которыми располагает масса (ценностный подход); сегмент элиты, чья деятельность осуществляется в отрасли культуры (культурологический подход) и др. Отталкиваясь от знания, нацеленного на постижение сущности элиты, накопленного в каждом из проанализированных подходов и, в то же время, избегая заключающихся в них крайностей, объясняемых спецификой взгляда на изучаемый феномен, мы понимаем под элитой социальную группу, способную принимать решения в рамках определенной темпорально-территориальной реальности и обладающей ресурсами для их осуществления. Элита с точки зрения теоретико-культурного подхода выступает не только как феномен власти и обладатель собственности, но и носитель культуры, появляющейся в культурных интересах.
- Под региональной элитой мы понимаем группу людей, наделенных такими властными полномочиями, которые обеспечивают способность принимать и реализовывать решения, а также добиваться от других их реализации, а следовательно имеющих возможность изменить и законсервировать в лучшую или в худшую сторону ситуации в регионе. Под властными полномочиями мы понимаем систему формализованной институциональной власти, проявляющейся в том, что субъект занимает верхние уровни в политической, экономической или силовой иерархии, а также является обладателем, создателем или транслятором культурных кодов, имеющих влияние или разделяемых различными социальными группами населения, входящих в структуру ценностных ориентаций, интересов, стабильных структур менталитета населения региона.
- Современные концепции культуры, достаточно полно отражающие ее феномен, не всегда обладают соответствующим понятийным потенциалом для характеристики культурных интересов элиты как динамично развивающегося явления. Так понятийная сфера современной теории культуры не обладает терминологией, которую можно успешно использовать в описании вновь возникших предметов культурного интереса, социальная значимость которых еще не очевидна. По тому основанию, что они сегодня удовлетворяют культурные потребности, сложно судить об их социальной значимости, а значит и о том, будут ли они переданы будущим поколениям. Поэтому, опираясь на наиболее известные и доказавшие свою состоятельность концепции культуры (М.С. Кагана, Ю. В. Китова, В. М. Межуева, А. Я. Флиера, и др.), нам все же приходится предложить свое собственное определение, задаваемое предметом данного исследования – культурными интересами региональной элиты. В этом понимании культура будет определяться взглядом на себя с позиции другого, осознанием значимости данной «перемены мест», которая в виде социально значимого «остатка», возникающего в ходе содержащейся в нем возможности удовлетворения культурных потребностей социального образования (поколения, социальной группы и т.д.) подлежит передаче последующим поколениям. При этом установление ее сущности будет заключаться в выявлении человеческого содержания предметов и явлений путем задействования эвристического конструкта, сочетающего в себе качества идеи и понятия.
- Одной из характеристик интересов элиты, обусловливающей поддержку ею проектов, рассчитанных на принесение возврата в форме культурных ценностей, является иррациональная культура генерирования мотивации, предполагающая ответственность в виде риска, не поддающегося калькуляции. До последнего времени общей характеристикой проявления данной тенденции являлось то обстоятельство, что в российских условиях переход к каждой новой фазе в эволюции капитализма характеризовался не иррациональной мотивацией элитных субъектов, принимающих решения, а мотивацией массы, согласной рисковать всякий раз в надежде, что новая инициатива элит наконец-то принесет ей видимые улучшения. Социокультурный анализ российского капитализма свидетельствует о том, что новый этап достижения успеха российской элитой оплачивается рискованным статусным положением большинства российского населения. В России элиты, пускаясь в деловое предприятие, рискуют не своим капиталом, а экономическим положением масс, и даже в тех случаях, когда их инициатива оказывается в итоге безрезультатной, а может быть и разрушительной (отрицательной), то плата за ее осуществление всегда ложится на неэлитные плечи большинства населения.
- Эмоциональность, сообщаемая устойчивым культурным интересом к художественно и эстетически содержательным видам деятельности, в отличие от менее усложненных способов реализации своих неделовых интересов заведомо ставила субъекта в ущемленное положение. Многие члены элитного сообщества и его претенденты не смогли удержаться среди идущих вверх по социальной лестнице новых соискателей элитных мест по причине слабого согласования "требований времени" их нравственным ценностям. В целом значимость эмоциональной сферы культурных интересов элиты показательна для характеристики нового российского капитализма. В хаотичности социально-экономической ситуации, последовавшей сразу же после начала реформ, именно социально-культурная позиция новых соискателей успеха и места в элите нередко оказывалась решающей. Существует немало свидетельств, достаточных для выделения общей тенденции, заключающейся в том, что обладатели более высокой, по сравнению с их конкурентами культуры, попадали в заведомо ущемленное положение там, где условием достижения успеха являлся уход от социальных ценностей в сторону со знаком минус.
- Интересы как структуры сознания и деятельности, сформированные в связи с тем, что человеку необходимо для нормального функционирования и развития, являются прошедшими обработку в сознании нуждами человека, которые по отношению к социальному порядку выступают уже в качестве культурных или культурных интересов. Это вытекает из того, что порядок как стремление общества к гармонизации отношений является не только социальным, но и культурным феноменом. Культурное содержание социального порядка вытекает из его человеческого содержания. Порядок накладывает на человека социальную и культурную ответственность лишь в том случае, когда он оценен и востребован самим человеком. Человек, оценивая определенность и стабильность, соотносит их в первую очередь со своими интересами и потребностями, а в случае соответствия культурной сущности таковым, выносит суждение или просто формирует представление о наличии или отсутствии порядка. Таким образом, интересы и потребности конкретного субъекта оценки социального порядка являются его (порядка) не только личностным, но и культурным критерием.
- Современную российскую региональную этническую элиту составляют лидеры региональных этнических групп по тому основанию, что они принимают решения, определяющие судьбу этнической группы, и в этом отношении вполне отвечают определению элиты, в части "людей, принимающих решения". Определенных людей можно отнести к этнической региональной элите на основании того, что они принимают решения, которые задевают интересы этнических групп, проживающих в регионе, лидерами которых они являются. Вместе с тем, в зависимости от той роли, которую играет определенная этническая группа в судьбе региона, решения ее лидеров обусловливают и жизнедеятельность других групп. Если представить стремление к определению элитного статуса как стремление к обретению определенного рода независимости, позволяющей принимать самостоятельные решения, не представляющиеся возможными в случае принадлежности «массе», даже в ее же благо, то чувство независимости по определению присуще этнической элите. Ощущение принадлежности определенной группе, а не обществу в целом является существенной характеристикой этничности. Культурные интересы современной российской региональной элиты соединяют ее с большинством представителей этнической группы, так и обеспечивают ей ее элитный статус. Среди культурных форм, позволяющих определить культурные интересы современной российской региональной элиты выступают традиции, обряды, памятники.
- Институты включают в себя субъектов, осуществляющих деятельность по институционализации, а затем обеспечивающих функционирование институтов. Наибольшим значением в функционировании институтов обладают субъекты, чья структурирующая, упорядочивающая, делающая устойчивой деятельность роль обеспечивается их контролем над ресурсами, возможностью противостояния внешнему неблагоприятному окружению, способностью влиять на деятельность других субъектов, направляя их действия в рамки установленных правил. Отсюда, наиболее значимыми субъектами институционализации являются представители элиты. Поскольку институционализация осуществляется не в качестве самоцели, а как условие оптимального удовлетворения потребностей определенной структуры, то можно сказать, что для удовлетворения потребностей институтов ключевое значение имеют интересы элиты. Культурные интересы современной российской региональной элиты, оказывающие влияние на ее институционализацию направлены на использование культурных практик упорядочивающих региональные отношения и сообщающие региональной элите чувство определенности.
- Устойчивой культурной тенденцией в интересах элиты было использование выработанных еще при "тоталитарном" и "развитом" социализме социокультурных стереотипов неподотчетности власти основному ее источнику – народу, что предоставляло ей возможность независимо от уровня ее базирования – федерального или регионального, обеспечивать движение в сторону архаического капитализма. Вместе с тем в социокультурном плане обеспечения данного движения региональная элита все же отличалась от федеральной. Так в интересах региональных лидеров осуществлялось создание мифа о своей непричастности к "ошибкам" федеральной власти и позиционирование себя в качестве буфера, смягчающего неблагоприятные последствия реформ, при столкновении последних с «границами» региона, где региональная элита принимала решения. Интерес к мифологизации времени осуществляется в виде стремления к культурным практикам, способным лишить время линейного характера, что помогает элите представить существующий в регионе порядок вещей не как временный этап движения к лучшему будущему, а как вневременную данность, которая может изменяться в проявлениях, но не в сущности. Интерес к холистичности проявляется в мифологизации выборов, на которые элита выходит единой и неделимой, не оставляющей возможности рационального выбора, но лишь эмоционального принятия «единого» кандидата. С холистичностью тесно связана вера в кумира и интерес к культурным практикам, способствующим его созданию в регионе.
- Культурные интересы обусловливают процессы рекрутирования и ротации современной российской региональной элиты. Рекрутирование предполагает поиск и вовлечение в элитное сообщество новых членов. При этом решения о принятии в элиту находятся не у потенциального ее соискателя, а в руках актуальной элиты. В этих условиях критическим выступает социальный капитал потенциального соискателя элитного места, его связь с актуально действующей в регионе элитой. Культурные интересы в этом процессе носят не определяющий, а дополнительный характер. В процессе ротации элит, когда вхождение в элиту нового представителя не опирается на социальный капитал, а обусловлено его личностными качествами, совпадение его культурных интересов с действующими в элитном сообществе в состоянии оказать решающую роль на процесс принятия решений о его вхождении в элиту.
- Культурные интересы современной российской региональной элиты вовлечены в процесс элитообразования, так как содержат в себя возможность сообщения элите ответственности за все региональное сообщество. Однако, они ситуативны. Их ситуативность обусловлена тем, что возможность ответственности за свои действия перед всем населением региона переходит в действительность только в определенных, ограниченных временными рамками случаях, как правило, связанных с возможностью потери контроля над механизмом принятия решений и желанием сохранить его. Это проявляется, например, в ситуациях выборных кампаний, когда судьба региональной элиты решается более широким сообществом, нежели то, к которому она принадлежит, либо, с приездом в регион высокого должностного лица или представителя федеральной элиты, чьи решения могут оказаться критичными для представителя региональной элиты. Однако и выборы, и приезд представителей федеральной элиты не осуществляются на постоянной основе, а ситуативны, что определяет и ситуативность интересов региональной элиты. Проявляющиеся в современных тенденциях элитообразования культурные интересы современной российской региональной элиты поверхностны, так как решения во имя всех жителей региона принимаются элитой только тогда, когда они не могут негативно сказаться на положении элиты во власти или ее экономическом благополучии. Культурные интересы региональной элиты зависимы. Поскольку региональные лидеры опасаются влияния иных идеологических систем на свое лидерство в принятии решений в регионе, то предметами их культурных интересов выступают культурные практики светского, а не религиозного характера. В этом проявляется зависимость их культурных интересов от их положения в структуре регионального сообщества.
- Анализ культурных интересов включенных российской региональной элитой в формирование и реализацию региональной культурной политики опровергает имеющиеся в современной науке о культуре представления о культуре элиты как потребляемой и создаваемой одними и теми же субъектами. В выработке и осуществлении своей культурной политики современная региональная элита, хотя и ставит себя на место другого, но не удовлетворяет при этом свои культурные потребности, а испытывает недовольство существующей реальностью. В основе культурной политики, осуществляемой современной российской региональной элитой, лежат интересы ее выживания, напрямую связанные с существующим общественным строем. Продуцируя культурную политику, региональные элиты опираются на традиционные для России и региона культурные ценности, при этом, в ряде случаев, искренне веря, что существующее положение вещей также отвечает интересам большинства регионального населения, для которого просто пока еще не пришло время пользоваться плодами капитализма. Однако региональная культурная политика играет по отношению к своему создателю - региональной элите злую шутку, предотвращая последнюю от возможности солидарности с представителями управляющих классов других стран для защиты общих интересов. Этому мешают традиционные российские и региональные ценности, закладываемые ею в свою же собственную культурную политику. Российская региональная элита, являясь творцом культурной политики, призванной защитить ее властные и экономические интересы, превращается в ее реципиента через реализацию в ней своих культурных интересов, попадая, таким образом, под ее влияние. Поэтому из современных российских субъектов богатства и власти она является образцом социального образования наименее способного к глобализации.
Апробация результатов исследования.
- Основное содержание диссертации опубликовано в 43 авторских работах общим объемом более 60 п.л., 38 из которых по теме диссертации, в том числе в двух монографиях и статьях, вышедших в различных изданиях в 1999 -2010 гг., из них в 10 статьях – в журналах, входящих в перечень изданий ВАК Минобрнауки РФ. Результаты работы нашли отражение в лекциях и учебно-методических комплексах по культурологии, культурной антропологии, этнической психологии, этнической истории России, учебном пособии: «Культурология. Современные культурные процессы и проблемы: (Красноярск, 2003).
- Основные положения, выносимые на защиту, неоднократно являлись предметом обсуждения в научных и преподавательских коллективах и были положительно оценены как на кафедре, где работает диссертант, так и в преподавательской деятельности автора диссертации.
- Материалы и результаты диссертационной работы неоднократно были представлены автором в форме докладов и сообщений на "круглых столах" и научных конференциях. В их числе:
- на международных научных конференциях: «Науки о культуре: современный статус» (Москва, МГУКИ, 2006), «Преображенские чтения» (Москва, МГУКИ, 2006), «Науки о культуре: современные концепции и традиции» (Москва, МГУКИ, 2007), «Преображенские чтения» (Москва, МГУКИ, 2007), «Культура в контексте гуманитарного знания» (Москва, МГУКИ, 2007), «Актуальные проблемы воспитания молодежи на современном этапе» (Москва, МГУКИ, 2007), «Вторые Преображенские чтения» (Москва, МГУКИ, 2008), «Культурная политика в условиях модернизации российского общества (Москва, МГУКИ, 2008), «Новые пути наук о культуре (Москва, МГУКИ, 2009); «Leadership and Collaboration in shaping the Future» (Whitewater (USA), UWW, 2010).
- на "круглых столах": «Воспитание в системе формирования ценностных ориентаций молодежи» (Москва, МГУКИ, 2007).
Результаты исследования внедрены в учебный процесс Московского государственного университета культуры и искусств в рамках лекционных курсов по культурологии, культурной антропологии, истории мировой культуры и искусства, культуре и искусству современной мегаполиса, этнографии, этнической психологии.
- Основные положения диссертационного исследования отражены в содержании лекционно-учебных курсов Московского государственного университета культуры и искусств, Тамбовского государственного университета и университета Штата Висконсин-Милуоки (США).
- Основные результаты диссертации использованы в качестве теоретической основы проведения полевых исследований культурных интересов региональной элиты в ряде российских регионов.
- Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры культурологи и антропологии Московского государственного университета культуры и искусств 09 апреля 2010 г. (протокол № 9).
Структура диссертации включает введение, три главы, заключение, список использованной литературы.
II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во введении формулируется проблема исследования, обосновываются актуальность ее решения и возможности диссертационного исследования в ее решении. Во введении наличествуют степень научной разработанности проблемы, формулируется гипотеза исследования, определяются его цели и задачи, обозначаются объект и предмет исследования, вырабатывается методология и методы исследования, характеризуются научная новизна и практическая значимость, обосновываются положения, выносимые на защиту диссертации, даются апробация и внедрение результатов диссертационной работы.
В первой главе диссертации "ЭЛИТА И ЕЕ ИНТЕРЕСЫ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН" дается понятие элиты и анализируются многообразные подходы к ее изучению, среди которых не просто соблюдается паритет российских и зарубежных, но выявляются сильные и слабые стороны каждого из них, их логико-эпистемологические возможности в детальном анализе проблемы. Здесь же обосновывается реальность российской региональной элиты, ее субстанциальность в процессах принятия решений во всех областях региональной жизни, специальное внимание уделяется бытию в и продуцировании социокультурной реальности. В данной главе ставится проблема интереса как объективно-субъективного явления социокультурной реальности, анализируются результаты социально-философского, историко-культурологического и теоретико-культурного дискурса об интересе, в рамках теоретико-культурного изучения интереса формулируется новое направление в его исследовании.
Первый параграф первой главы диссертации "Понятие элиты и научные подходы к ее изучению" посвящен изучению сущности элиты, генезису научных представлений о ней. Рассматриваются точки пересечения, абстрагирования и продуктивного снятия знания об элите в рамках социологии, философии, лингвистики, теории и истории культуры. В параграфе отмечается, что среди большого многообразия сформулированных учеными определений элиты, следует отметить следующие: «высший господствующий класс», по Г. Лассуэллу, лица, занимающие позиции власти (А. Этциони); люди, обладающие наибольшей властью, богатством, престижем, статусом; наделенные высшим чувством ответственности, у Х. Ортега-и-Гассета; обладающие институциональной властью, определяющие социальную жизнь (Т. Дай); меньшинство, определяющее важнейшие направления в общественной жизнедеятельности, имеющее наибольшее влияние, согласно С. Келлеру; «боговдохновленные» личности, действующие по «высшему призыву», открывшие в себе потенциал лидерства, по Л. Фройнду; харизматические личности, у М. Вебера. Теоретики элитного плюрализма (прежде всего. В. Гэттсмен) выделяют группы, представители которых занимают ведущее положение в политической, экономической, культурной жизни общества – то есть политическую, экономическую, культурную элиты. Представители школы технологического детерминизма под элитой понимают высококвалифицированных специалистов из научной и технической интеллигенции, менеджеров высшего звена в системе бюрократического управления, или, по Л Санистебану, представителей государственной власти, принимающих важнейшие решения и контролирующих их реализацию посредством бюрократического аппарата. Они также относят к элите руководящий слой в социальных группах, будь то профессиональные, этнические, локальные, местные или другие. Обращает на себя внимание еще одна дефиниция элиты, сформулированная современными социологами А. Сванном, Дж. Мэнором, Э.Куинн, Э Райс: элита - это люди, контролирующие основную часть материальных, символических и политических ресурсов общества, занимающие высшие посты в иерархии статуса и власти, полученные ими аскриптивно (по предписанному статусу) или ресептивно (благодаря собственным заслугам). Элиту составляют лица, занимающие высшие властные позиции, контролирующие наибольшую часть собственности и имеющие наивысший престиж.
В параграфе делается вывод о необходимости классификации существующих дефиниций в рамках научных подходов в изучении элиты. Отмечается, что в основе ценностного подхода лежит обоснование элит по признаку интеллектуального и морального превосходства над массой. То есть люди, обладающие более высокими ценностными качествами, способностями, объединяются в группу, которая помогает всему обществу в его движении к лучшей жизни. Как видим, греческий термин "лучший" имеет прямое отношение к данному подходу. Ценностный подход хорош тем, что позволяет характеризовать элиту вне исторических и социально-классовых предпосылок и при желании может "работать" для характеристики элит любого общества. Так, феодальная, капиталистическая и даже бывшая социалистическая элиты оказываются равными между собой, так как являются обладателями лучших для своих обществ качеств.
Вопрос механизма прихода к власти данных людей (путем ли наследования власти или демократических выборов) не является определяющим и остается за "скобками" ценностного подхода. Споры в данном случае могут вестись только относительно качества ценностей. Так, Л. Бодлен настаивает на интеллектуальном и нравственном превосходстве, в то время как В. Парето говорит, что неважно, какими хорошими или другими качествами должен обладать субъект в незаурядной степени, главное, чтобы они обеспечивали ему власть. Разделяет подобную точку зрения и А.Я. Флиер, считая существование асоциальной элиты и гениев социальной фрустрации не просто возможным, но и достойным изучения. Т. Корбет считает, что элита состоит из людей большого ума и сильного характера. Далее анализируются структурно-функциональная, психологическая и цивилизационная трактовки элиты, оформленные в рамках соответствующих подходов к ее изучению.
Так отмечается, что структурно-функциональный подход базируется, с одной стороны, на теории социальной иерархии, с другой – на объективно существующей в обществе потребности в управлении, которая выступает в качестве функции управления, осуществляемой особой социальной группой. Социальная иерархия предполагает определенные слои общества, расположенные по альтиметрическому критерию. Верхний слой составляют люди, наделенные не столько исключительными качествами, которые им помогают понять интересы всех социальных страт, сколько исключительной властью и собственностью. Именно поэтому они и могут управлять всей социальной структурой. Проблема заключается лишь в том, кто должен быть отнесен к этому высшему слою, которому общество передает функцию управления собой. Среди ученых-элитаристов нет единого мнения на этот счет, вернее, отнесение к элите той или иной группы людей имеет как логическое, так и историческое объяснение. Логический критерий наиболее ярко прослеживается у К. Дюпре, считающего элитой людей с высоким социальным положением, М. Нарта, относящего к элите исполнительную власть – политическую часть правящего класса, О. Гаман-Голутвиной, считающей элитой тех, кто обладает властью вне зависимости от происхождения, заслуг и так далее.
Исторический критерий можно проследить у Т. Веблена, считающего элитой инженерно-техническую интеллигенцию, Дж. Бернхэма, наделяющего элитными функциями крупных менеджеров, Р. Миллза, закрепляющего функции управления за управленцами больших корпораций и их собственниками. Дж. Гэлбрейта, понимающего под элитой ученых, инженеров, экспертов и бюрократов высшего уровня, Д. Белла, считающего элитой научных работников: экономистов, социологов, математиков в противовес собственникам. Как видим, исторический критерий к определению элит состоит не в применении исторической проблематики к характеристике элит, а в позиционировании тех или иных социальных групп в качестве элит в определенных исторических условиях. Например, вебленовский критерий отнесения к элите инженерно-технической интеллигенции свидетельствует об индустриальной, критерий Д. Белла – о постиндустриальной эпохе как исторической ситуации своего применения. В рамках психологического подхода к определению элит изучаются эвристические возможности исторических и современных форм инстинктивизма, фрейдизма и бихевиоризма, а также философский срез методов современной зарубежной и отечественной психологии.
Поскольку объективность научного исследования требует не только анализа сильных сторон используемых подходов, но и указания на их слабости, в параграфе дается анализ их слабых сторон. В связи с этим обстоятельством в диссертации говорится, что каждый из подходов к выявлению и объяснению элит имеет право на существование, так как затрагивает ту или иную существенную сторону, качество или функцию элиты. Вместе с тем, необходимо видеть и слабости каждого из подходов в случае, если его представители претендуют на единственно верное объяснение элит. Так, недостатки ценностного подхода содержатся в его сильных сторонах. Признание того, что элита обладает более высокими ценностями и качествами по сравнению с массой, обязывает изучающего априори предполагать, что каждый представитель элиты лучше каждого представителя массы. В реальности ситуация не всегда такова. В противном случае, как объяснить систему мероприятий, предпринимаемых российской исполнительной властью по отношению к олигархической элите с целью формирования в ней качеств нравственного ведения дел и социально-ориентированного бизнеса, а, выражаясь повседневным языком - формирования навыка элементарной уплаты налогов?
Французский элитист Алле говорит об элите А и массе В. Однако генетически наиболее способные люди встречаются и в той, и в другой группе. Причем нередко наиболее способные люди из группы В превосходят тех, кто составляет реально действующую элиту, то есть группу А, в которой есть и способные, и неспособные люди. Самой неспособной группой является группа В 2, и от нее не может исходить угроза, так как это малоспособные люди массы. Самая опасная группа В 1, состоящая из наиболее способных людей массы. Задача состоит в том, чтобы воспрепятствовать приходу к власти людей из данной группы, используя периодическое вливание наиболее способных людей из элиты (потенциальной) (то есть группы А 1) в реально действующую элиту де-факто (то есть группу А 2). Таким образом, Алле предлагает закрыть доступ массы в элиту по определению. А вместе с этим обнаруживает слабости ценностного подхода, так как тем, кто по определению обладает исключительными качествами, не только не следует бояться способных людей массы, но всемерно стремиться к их привлечению в свои ряды.
К недостаткам ценностного подхода ученые (например, Ашин Г.К., Охотский) относят следующие: если занять позицию ценностного подхода к элите, то понадобится различать "элиту в себе", потенциальную элиту, состоящую действительно из "лучших", высокоморальных, обладающих чувством величайшей ответственности перед своим народом, наивысшим интеллектом, наиболее способных к управленческой и, прежде всего, к инновационной деятельности людей, и элиту де-факто, реальную элиту, члены которой получили властные позиции и финансовые ресурсы зачастую благодаря своей ловкости, цинизму, приспособленчеству, демагогии, хитрости, коварству – качествам, выразительно представленным Макиавелли.
Слабости ценностного подхода раскрываются не в момент характеристики интересов и ценностей элиты, выделяющих ее из массы, а в момент их сопоставления с ценностями и интересами народа. Так, если принять во внимание утверждение о том, что элита является частью господствующего класса, причем частью наиболее активной, наиболее полно понимающей интересы господствующего класса и имеющей в своем распоряжении государственный аппарат, политическую партию, то остается непонятным, как она, выражая интересы господствующего класса, может при этом отражать интересы народа, а значит и приниматься им неантагонистически.
Не прибавляет уверенности в непротиворечивости ценностного подхода и сопоставление ценностей элиты и массы. Так, Ашин и Охотский утверждают, что как только ценности и приоритеты элиты приходят в непримиримое противоречие с ценностями и приоритетами общества, начинают проявляться признаки невосприимчивости к новому, исчезает внутриэлитная атмосфера ответственности и взаимного доверия, происходит ее авторитарная модернизация и бюрократическое перерождение.
Однако, согласно ценностному подходу, элита – это люди, чьи ценности, качества – выше, чем массы, поэтому они не могут быть такими же, как у общества по определению. Очевидно, процесс взаимодействия между элитой и массой носит диалектический характер. Элита стремится поднять массу до уровня своих ценностей, масса не дает оторваться элите от своих.
Структурно-функциональный подход позволяет избежать слабостей ценностного в той части, что для управления обществом совершенно не обязательно обладать исключительными качествами и высокими ценностями – достаточно обладать властью, которую человеку дает, например, собственность или занимаемая высокая должность. Однако в силе структурно-функционального подхода кроется и его слабость. Действительно, собственность и должность способны вынести человека "наверх" социальной иерархии, то есть туда, где, по определению структурных функционалистов, и находится элита. Однако это заставляет нас признать, что отличительными особенностями тех, кто принадлежит к элите, является власть, собственность и должность, а, следовательно, и признать, что тех, у кого нет перечисленных качеств, к элите отнести нельзя. Здесь-то и содержится проблема: что происходит с элитой, когда она теряет власть и собственность. Если предположить, что она перестает быть элитой, то элитарными следует считать не личные качества людей, а занимаемые ими должности и имеющиеся у них финансовые средства и собственность.
Недостаток психологического подхода состоит в выведении признаков элиты и элитных качеств за пределы социального. Ведь если предположить, что стремление к лидерству, власти над другими – качества, определяемые генетически, тогда выходит, что они в наилучшей степени представлены у тех, кто уже сейчас находится в рядах элиты, а дети представителей элиты по определению будут следующим элитным поколением. Тогда остается непонятным, почему даже после обучения в элитных учебных заведениях «элитные» дети попадают в действующую элиту не сами по себе, а вследствие связей, и почему элита всегда боится конкуренции со стороны массы до такой степени, что это даже рождает теории, подобные Алле. К тому же довольно сложно с позиции этого подхода объяснить наличие интеллектуальной и культурной элиты, для которых не столько генетические качества лидерства и желание власти над людьми, сколько способности к интеллектуальной деятельности и конкретно-чувственному восприятию и отражению мира являются критическими.
Интерес к анализу возможностей феноменологического подхода в исследовании элиты связан с ее субстанциальностью как основного актора новых социально-экономических отношений, феномен которого в условиях российской действительности только подлежит изучению. В диссертации отмечается, что поскольку феноменологический метод является способом движения к сущности вещи, то представленность элиты в качестве таковой, даст возможность определения ее субстанциональности. Вместе с тем, как и в случае с другими подходами, отмечаются не только сильные, но и слабые стороны феноменологического подхода к элите. Речь идет об излишнем внимании к анализу языковых выражений, что не всегда оказывается достаточно репрезентативным применительно к изучению элиты. Ведь если установление сущности вещи свести к редукции языкового выражения о ней, то трудно избежать ситуации энтропии знания, задаваемой субъектов высказывания.
Так, анализируя языковые выражения, предметом которых является элита, можно определить ее истинную сущность, если отделить «зерна от плевел». Вопрос, однако, в том, как это сделать, а также кого спрашивать? Иными словами, в языке какого субъекта знание об элите будет истинным, а какого - нет? Гуссерль не оставил метода выявления такого субъекта, более того - он считал, что априорные условия мыслимости предметов и чистые структуры сознания существуют независимо от сфер их приложения. Это означает, что истинное понимание того, чем на самом деле является элита, может содержаться у кого угодно, и не обязательно у президента, или вообще представителя элиты, а у простого рабочего, бомжа и даже у автора этой диссертации. Кому же отдать предпочтение в характеристике элиты, чье представление о ней будет феноменальным? Президент будет смотреть на элиту, как на слой людей, способных возглавить отдельные участки, наиболее сенситивные для экономики, политики, и вывести управляемую им страну на новый уровень развития; современный российский рабочий, например, вполне может видеть в элите тех, кто, обладая властью, наконец-то вернет стране ее производственную составляющую, разрушенную приватизацией. Бомж, может быть, будет вспоминать, как в свое время был выброшен на улицу из своей квартиры, по причине ее важности для создания капитала, который сегодня является одним из условий вхождения в бизнес-элиту. Наконец, автор данной диссертации будет стремиться найти ответ на вопрос: какому из вышеприведенных представлений об элите и почему следует отдать предпочтение. Опросить всех, кто имеет хоть какое-то отношение к элите о том, чем она для них является – идеальная мечта исследователя. Идеальная, поскольку слабо выполнимая. Поэтому эмпирически добываемые знания об элите должны быть дополнены теоретическими, для составления адекватного представления о ней. Вместе с тем недооценка эмпирики может оторвать исследование от реальности, поэтому задача баланса теоретического и эмпирического знания в изучении элиты в связи с рынком решается изучением мнения наиболее сильных и инновативных его участников.
Поскольку для нас областью изучения является деятельность элиты, то именно ее рефлексия в состоянии оказать нам феноменологическую услугу в определении того, чем же она сама является на самом деле. Характерно, что экономисты, также прибегают к углубленному изучению мнения «сильных» и «инновативных» участников рынка в поисках ответа о его сущности, несмотря на то, что предметом их исследования элита явно не является. Вместе с тем ученые (в частности, В.В. Радаев) полагают, что в условиях рынка ведется постоянная борьба за навязывание «определенных концепций контроля» и что в этой борьбе побеждают ведущие участники рынка, то есть его самые крупные и (или) наиболее инновативные игроки. Основная же масса участников рынка подстраивается под лидеров, действия которых играют основную роль, становятся объектами подражания и исходной точкой для интерпретации происходящего.
В стремлении элиты к пространственному обособлению и окружению себя только представителями элиты проявляется важность для нее социальной микросреды. Здесь, без сомнения проявляется важность социального окружения на принятие решений, а также желание обезопасить себя от утечки информации о принятии решений, которое может случиться, если в элиту удастся проникнуть чужому. «Черный список» включает помимо людей, интересы, с которыми элита не хотела бы ассоциироваться или не хотела бы учитывать при принятии решений, но присутствие субъектов их носителей в непосредственной близости будет оказывать давление на нее. Даже при наличии у субъекта – соискателя элитного места всех необходимых признаков: капитала, достаточного ресурса для принятия решений, затрагивающих многих субъектов, но есть проблема прошлого опыта игнорирования общего интереса, или элитного. Например, следование криминальным интересам в прошлом, либо предательство интересов избранных, либо недостаточные перспективы для будущего роста – достаточное основание для запрета на вход в элитное сообщество.
Каждый из использованных в диссертации подходов дает приращение знания об элите, однако даже культурологический не в состоянии снять всех вопросов об элите и ее интересах. Культурологи обычно применяют термин "элита" к выдающимся деятелям культуры, иногда он выступает как синоним "аристократии духа". Действие культурологического подхода можно обнаружить в рамках ценностного и цивилизационного подходов. Уже то, что, культурологический подход применяется к определению выдающихся деятелей культуры, что для представителей этого подхода определяющими являются качества элиты. При этом, если в рамках ценностного подхода возникает опасность приписывания выдающихся качеств людям, которые этими качествами не обладают, то при использовании культурологического подхода такая опасность, на первый взгляд, минимизируется. Определение "выдающийся деятель культуры" предлагает знакомство публики с его трудами и деятельностью для вынесения подобной оценки, а, следовательно, вынесение соответствующего оценочного суждения в отношении творчества деятеля культуры, признания его качества. Однако здесь возникает опасность другого рода: качество произведения не всегда отражает качества его автора. Еще М.М. Бахтин говорил о внеположенности автора герою, поэтому положительные качества героя, выведенного в произведении искусства, ставшем культурной ценностью, не обязательно совпадут с такими же качествами автора.
Далее обосновывается необходимость философско-культурологического подхода, со стороны которого в дальнейшем анализируются культурные интересы российской региональной элиты.
Во втором параграфе первой главы диссертации "Российская региональная элита: социокультурная реальность" отмечается, что современная российская элита, в том числе региональная, стала формироваться в результате социально-экономических преобразований, произошедших в России в 90-е годы прошлого столетия. Однако ее возникновение не только стало следствием реформ, но и их причиной. Эти причинно-следственные связи с социально-экономическими изменениями роднят современную элиту, с одной стороны, с элитой ушедшего в прошлое социализма, с другой, с современной западной элитой. С западной современную российскую роднит не только капитализм, во главе которого обе элиты лидируют по обе стороны океана, но и то обстоятельство, что и современная западная, и современная российская элиты явились уже не только строителями, но и строениями капитализма. Вместе с тем, связь с «социалистической» - у современной российской элиты является более показательной и прослеживается уже в том, что многие представители «руководящей и направляющией» силы - компартии СССР смогли войти в современную российскую элиту.
Однако, что является еще более важным так это то, что современная элита, подобно первым коммунистам стояла у истоков рождения нового строя, сознательно избирая его в качестве «наиболее оптимального» для будущего ведомой ею страны. Иными словами, современная российская элита сознательно выбрала капитализм как наиболее приемлемую модель для развития России в конце XX века и стала той социально-культурной силой, которая обеспечила переход к этой общественно-экономической формации, когда большинство населения находилось в неведении куда его ведут. Поэтому ответить на вопрос о социокультурной сущности современной российской элиты можно только в связи с процессом формирования современного капитализма в России, благодаря которому она смогла либо состояться, либо удержаться в качестве социальной группы, имеющей монополию на принятие решений.
Доказательством того, что второй российский капитализм был продуктом элитарного происхождения (в том смысле, что был избран элитой в качестве наиболее адекватной формы, отвечающей ее целям сохранения в качестве привилегированного класса) явился позиционируемый элитой его образ как развитого, зрелого, равного западному типу капитализма. Так, в начале поворота к капитализму социокультурная позиция его адептов находила выражение в риторике возвращения в русло «естественно-исторического» процесса, создания «нормальной» экономики и «цивилизованных» социальных отношений. Если попытаться на основании предложенной риторики определить культурный смысл реформ, то он сводился к концепту выхода к цивилизации из состояния варварства. Образ капитализма в итоге приобретал характер «светлого будущего» и, разумеется, постиндустриального, даже не могло быть и речи, что переход к капитализму мог быть шагом назад в принципе и тем более к его архаическому типу.
Сознательный выбор и построение капитализма в России имеет много общего в методике с построением коммунизма – те же элиты ведут массы к «светлому будущему», дорога к которому требует лишений и жертв (хотя элиты и не любят употреблять этот термин). Точно также массы в начале пути противятся «собственному счастью» и элиты берут на себя функцию локомотива «исторического прогресса» и втягивают в «светлое» капиталистическое будущее «темные массы» трудящихся. Различия между двумя «строительными инициативами» коммунизма и капитализма, однако, имеются и выражаются в таком важном аспекте культурной поддержки элитных инициатив как идеологическая обработка населения. Идея коммунизма, хотя и получила достаточные теоретические, не имела под собой необходимых исторических оснований и могла гипотетически обрести реальность лишь в поддерживаемом элитой гигантском образовательном проекте по доведению ее сущности до как можно более широких масс. Поэтому первые коммунисты стремились к «просвещению» «темных масс» путем инвестирования в создание разнообразных институтов по доведению идеи коммунизма от жителей столицы до мальчика в самой отдаленной грузинской деревне учителем родного грузинского языка. Иными словами, коммунистическая элита хотела создать то, о чем она имела только теоретическое представление, не зная ничего о том, к чему это приведет на практике, что, безусловно, не освобождает ее от ответственности, а усилия современной коммунистической элиты в России ее стремления к своей цели и вовсе делает циничными.
Элитные строители капитализма хорошо осведомлены не только о сущности, но и тонкостях своего проекта, более того, они снабжены достаточными практическими примерами. Другими словами, они знают то, чего хотят. Их внимание не могло игнорировать тот факт, что капитализм, давая серьезный толчок к экономическому развитию, не является ни то, что абсолютным, но даже относительным средством преодоления эксплуатации человека, поэтому доведение его гуманистической сущности до широких масс трудящихся не содержит для создаваемой элиты ничего хорошего. Более того, формируемая в ходе строительства капитализма элита не смогла не заметить, что современные тенденции к глобализации ставят большинство населения не только национальных образований, но и в мире в целом в еще большую зависимость от капитала и имеют следствием создание класса сверхбогатых при одновременном увеличении числа бедных. В глобализации прослеживается тенденция размывания среднего класса, который в принципе являлся основным завоеванием капитализма. Поэтому открытый разговор о теоретических перспективах общества, базирующегося на капиталистических общественных отношениях, будет явно не в пользу тех, кто становится его элитой и получает максимальные преференции от его осуществления. Следовательно, одной из отличительных социокультурных черт современной российской элиты является устойчивая тенденция к минимизации усилий в доведении до большинства целей и перспектив капиталистического будущего, в противном случае стоимость «светлого капиталистического будущего» непомерно возрастет и оно, в качестве конечного продукта капиталистического идеологического производства, станет непомерно дорогим, чтобы быть принятым населением России.
Получается, что усиление тенденций к ослаблению образования большей части населения России – «нормальный» процесс минимизации производства стоимости продукта «капиталистического светлого будущего», к тому же сокрытие от конкурентов технологии его производства дает возможность выведения его на рынок идеологических продуктов как чего-то нового, до сих пор неизвестного и очень привлекательного «нечто», что, будучи приобретенным, обеспечит лучшую жизнь, прогресс, а в итоге реализацию вечного стремления человека к более светлому будущему, по сравнению с настоящим, в котором он живет. Единственный принцип, открыто используемый элитой в продвижении «капиталистического светлого будущего» на рынок интеллектуальных услуг, который обладает известной долей эффективности, является сравнительный. Именно в сравнении с тяжелым социалистическим прошлым современная элита стремится показать желательность капиталистического будущего. Следует отметить, что и социалистическая элита пользовалась сравнительным принципом. Например, в экономике в качестве базовой точки сравнения избирался 1913 год. Капиталистическая элита также не стремится сопоставлять всю капиталистическую историю с социалистической, а избирает наиболее работающие на положительный опыт капитализма социалистические сложности.
Социокультурная роль элиты при формировании современного российского капитализма проявляется в искусственном его построении посредством заимствования его черт из исторически различных стадий его развития. Как уже отмечалось, второй российский капитализм возник не вследствие поэтапного его развития от ранней производительной (имеется в виду производство и доставка на рынок товаров, удовлетворяющих в основном витальные потребности) формы к более поздней постиндустриальной (имеются в виду формы впрямую не связанные с производством товаров, но приобретающие рыночную стоимость, превосходящую стоимость товаров для удовлетворения витальных потребностей, например, информации). Известные исследователи капитализма, например, Зомбарт, считают рекламу и переманивание клиентов не сущностными для характеристики этого строя, а явленческими, характеризующими его более поздние, мутирующие стадии. Следовательно, появившиеся в российском капитализме прямо на его старте реклама и переманивание клиентов - явления заимствованные из его более поздней формы, о специфической «пользе» которых обычному «массовому» предпринимателю еще не было известно. У В. Зомбарта есть еще более выразительные характеристики отличия раннего от высокого капитализма, когда...живой человек с его счастьем и горем, с его потребностями и требованиями вытеснен из центра круга интересов, и место его заняли две абстракции: нажива и дело.
Человек, следовательно, перестал быть тем, чем он оставался до конца раннекапиталистической эпохи, - мерой всех вещей. Отсюда можно сделать вывод, что не только знание и использование более изощренных средств достижения прибыли отличают более успешных от менее успешных, а значит и не способных самостоятельно принимать решения российских буржуа, а различия в отношении к миру и деятельности, т.е. ценностные, социокультурные различия. Те, кто скорее избавляется от «предрассудков» раннего капитализма оказывается выше в социально-экономической иерархии, но те, в социокультурной позиции которых не было этих предрассудков по определению, оказываются на самом верху. Такое умение «перескакивать» через стадии развития не является отличительной чертой только капитализма и его элиты. Так, в недавнем межкапиталистическом (социалистическом) российском прошлом прежние элитные идеологи выдвигали и воплощали на практике теории избегания стадий в социально-экономическом развитии целых стран в их движении к коммунистическому будущему.
Правда, при этом осуществлялась апеллирование к необходимости наличия и поддержки через формационные «скачки» со стороны развитых в социалистическом отношении стран в сочетании с наличием субъективного фактора в виде мощной, принимающей решения силы. В случае со скачками к социализму такой силой была компартия. В случае с капитализмом такой силой является не столько общественная организация, сколько сама элита. При этом изменения не всегда поддерживаются массой, участвующей в «скачке» страны, но обязательно ее элитой и только в том случае, если он экономически или политически выгоден ей. При капитализме скачок осуществляется только внутри существующей формации и инициатива должна исходить только со стороны элиты. Всякие скачки, ставящие под угрозу существующий общественный строй, а по умолчанию и власть элиты, оказываются невозможными. При этом, план «скачка» является социально-культурной конструкцией элиты, его теория неизвестна, а практика не отражается ни в каких юридических документах. Например, в начале реформ россиянам была предложена идея перехода населения из рабочих и крестьян в класс собственников. Один из пропагандистов этой идеи, мэр Москвы Г. Попов считал, что только в таком «скачке» лежит возможность светлого будущего. Несмотря на то, что во время скачка почему-то потерялась большая часть населения России, элита осталась довольна «упражнением». А в дальнейшем, после осуществления поддерживающей скачок приватизации, уже А.Чубайс объяснял, что не бывает такого в принципе, чтобы все стали собственниками, что это совершенно нормально, когда большинство населения становятся наемными рабочими.
Современная российская действительность в ее элитной части изобилует примерами, когда только преодоление скромности и аскетизма служили пропуском в ее ряды. И если раньше, для того, чтобы быть принятым в элиту, некоторые представители среднего класса покупали дорогие машины за счет возможного улучшения своего жилищного положения, например, ездили на «Мерседесе», проживая в однокомнатной квартире, то сегодня этот этап сменился новым. Один из молодых журналистов, получивших задание от редакции написать статью об элите чуть не опростоволосился, задав своей собеседнице из новой российской элиты, собиравшейся на отдых в одну из зарубежных стран, вопрос о том, будет ли она лететь первым или эконом-классом, чтобы сэкономить. Собеседница искренне удивилась и сообщила, что люди ее уровня летают частными самолетами. Затем, желая помочь журналисту с устранением возможных последующих «ляпов» сказала: "Если Вы хотите быть принятым в круг, ходите в Армани." Со временем поднаторевший в элитных вопросах журналист поместил в свой репортах фотографию Ельцина-младшего, фоном которому выступили красивые и смеющиеся молодые девушки в соответствующих пропуску в элиту платьях (вероятно от армани), снабдив ее надписью: "Борис Ельцин-младший: благодаря своим загулам и безумным тратам дедушкиных денег стал символом золотой молодёжи". А приведенные им суммы оплаты отпрысками олигархов и высокопоставленных чиновников вечеринок на Сардинии равные 10 тысячам долларов за коктейли и фейерверк также не могут быть приняты в качестве подтверждения аскетизма новой российской элиты.
Отсутствие аскетизма среди культурных черт современных российских капиталистов уже стало общим местом и отмечается почти всеми исследователями, прибегающими к их социокультурному анализу. А между тем, те социальные слои, которые положили начало формированию капитализма на Западе, становились элитой не в связи, а в избегании участия в увеселительных мероприятиях, чему в немалой степени способствовал протестантизм: Как справедливо отметил М. Вебер, капиталистическую этику создала – отнюдь не преднамеренно – мирская аскеза протестантизма, которая указала путь в деловую жизнь наиболее благочестивым и ригористичным людям и способствовала тому, что успех в делах они стали рассматривать как плод рационального образа жизни. Протестанты отрицательно относились к чувственно-эмоциональным формам культуры по двум основаниям. Во-первых, они (чувственно-эмоциональные формы) могли ввести в нежелательные расходы. Во-вторых, привести к всплеску страстей, излишней эмоциональности, способной разрушить методичную аскезу, т.е. нанести вред базовым ценностям и духовной культуре буржуа, а значит воспрепятствовать его движению вверх по лестнице социальной иерархии. Вебер обнаружил, что протестантами к области излишне эмоциональных, а потому нежелательных областей деятельности относились музыка, театр и спорт. Отношение к музыке, театру и спорту у российских строителей капитализма прямо противоположное. Современные носители «духа капитализма» рассматривают эмоциональную сферу культуры не как потенциальную область потери накоплений, а как область вложений капитала, приносящую прибыль, а искусство такой же сферой производства, как и всякая иная. Эмоциональная составляющая культуры не только не рассматривается в качестве сферы продуцирующей нежелательные страсти, а как сфера воздействия на эмоции потребителей подготавливающая субъекта к отчуждению его средств, а иногда даже единственно возможная сфера воздействия, обеспечивающая процесс расставания потребителя с частью своего капитала. При этом нельзя сказать, что элита сама избегает вовлечения себя самой в эмоциональную сферу культуры.
Характеризуя российский капитализм в веберовских терминах эмоциональности можно увидеть его распространение в горизонтальные и вертикальные социальные ниши, до этого не охваченные капитализацией. Горизонтальной нишей является распространение капиталистических отношений на области, ранее рынком не охваченные, капитализация которых произошла в результате реформы 90-х и включила собственников этих сфер в ряды элиты почти автоматически. Обращаясь к такому источнику, как периодика, точнее, к отечественным СМИ, можно констатировать, что российская элита это – чиновники и депутаты высшего ранга, олигархи и иже с ними («акулы» бизнеса чуть «помельче»), представители шоу-бизнеса, реже писатели, режиссеры, артисты. Они и есть то лучшее, во всех смыслах, избранное, что есть у нас. Они – правофланговые, олимпийцы, на которых нам следует равняться и им подражать. Эмоциональная сфера культуры как раз и стала той, ранее неохваченной капитализмом нишей, в которой люди ранее находили убежище от рационализма социально-экономической реальности, а значит, в веберовском понимании, уходили за пределы капиталистических отношений.
Веберовские протестанты пытались всеми силами остановиться на пороге эмоциональной сферы, дабы сохранить капитал. Современные капиталисты входят в эмоциональную сферу, дабы его приумножить, таким образом, распространяя капитализм вширь по горизонтали. Однако капитализация эмоциональной сферы имеет и вертикальное, социально-иерархическое, измерение. Суть его не в том, что олигархи с чиновниками и депутатами плюс «акулы» бизнеса составляют современную российскую элиту, а в том, что в сфере эмоционального воздействия элитные позиции сегодня писатели, артисты и режиссеры уступают представителям шоу-бизнеса. Выходит, что аскетизм сегодня не только не является условием накопления капитала, но и в принципе препятствует ему, и тем реальнее шансы новых капиталистов для вхождения в элиту, чем неусложненнее в содержательном плане и оргиистичнее является создаваемый ими продукт для эмоционального потребления, при этом имеющий объектом не только массу, но и саму элиту. Ведь одно дело заработать капитал на шоу, другое расставаться с ним, участвуя в шоу и третье – быть причисленным к элите, как раз по основанию участия в шоу.
Иными словами, использование в своих целях эмоциональной составляющей культуры, а не игнорирование или отрицание ее, является свидетельством «элитарного» капитализма, т.е. элитой продуцируемого, продвигаемого, защищаемого, в его отличие от «массового», т.е. возникающего вследствие использования, продуцирования и защиты капиталистических отношений массовым человеком. Строя капитализм для себя и в результате собственных усилий массовый человек, по определению, должен рационализировать весь образ своей жизни. Экономить и избегать ситуаций, в которых эмоциональная составляющая культуры в состоянии приводить его к потере части капитала. Человек элиты строит один капитализм для себя, другой – для других. Для него жизненно необходимым является вовлечение других в эмоциональное состояние, не только в целях получения прибыли, возникающей в результате вовлечения других в эмоциональные формы культуры, но и в качестве отвлечения от вопросов о себе и даже легитимации элитарной формы власти, т.е. своей легитимации. Таким образом, социокультурная реальность новой российской капиталистической элиты, проявляющаяся на уровне нравственной ее культуры, весьма специфична и отличает ее от нравственной культуры первых западных капиталистов, с которыми ее роднит только тип социально-экономического устройства общества, в котором она зарабатывает (если так можно охарактеризовать способ получения ею средств) свой капитал.
В третьем параграфе первой главы диссертационного исследования "Проблема интереса в науке о культуре" повествуется о том, что современная теория культуры предлагает ряд возможностей реализации очерченных выше условий рефлексии над культурыми интересами, однако уровень всеобщности суждения о культурных интересах, как и уровень их адекватности представлению о них, по крайней мере, на сегодняшний день раскрывается наиболее полно в бинарной диалектике взгляда на себя и свое глазами другого. Следует отметить, что культурфилософская сущность данного «взгляда» имеет в качестве своей предтечи направление, связанное с диалогом культур и в культуре, которым мы обязаны таким ученым как М. Бахтин и В. Библер. Поскольку именно М. Бахтин и В. Библер впервые показали как бинарность, диалог способствуют достижению всеобщности, то двигаясь в сторону раскрытия сущности интереса как культурного феномена, мы будем использовать выдвинутые ими теории как в качестве одного из методологических оснований, так и в качестве материала, позволяющего оттенить предлагаемое нами направление исследования.
Для того, чтобы какое-либо взаимодействие приобрело статус культурного необходимым условием его осуществления должен выступить диалог. В свою очередь, чтобы диалог выступил предметом культурфилософского анализа необходимо, анализировать не его частные проявления, а всеобщность в нем.
Всеобщность достигается через включенность личности, произведения в диалог через текст с другими личностями и произведениями других времен. Смысл, значение, которое приобретает личность через связь с другими, распространяется в пространстве и во времени, т.е. становится всеобщим. Необходимость наличия диалога оказывалась безусловным требованием, императивом обретения смысла, однако почему человек вступал в диалог - оказывалось непроясненным. На наш взгляд, ответ на данный вопрос заключается в интересе к диалогу, в необходимости в нем, которая возникает в ситуациях абстрагирования не от природной реальности, в целях обретения контроля над ней (например, запоминания природных циклов для успешного земледелия или повадок животных в целях удачной охоты), дающей возможность своего витального существования или только своего существования вообще, но в поисках смысла своего и других людей существования, ответ, на который в одиночку оказывается невозможным. Данный смысл уже другого порядка, нежели просто передача знаний о добывании пищи, приручении животных и способах манипулирования и контроля над другими людьми. Обретение такого смысла возможно только в условиях свободного выражения другим своего мнения и уважительного отношения к нему. Другими словами, успешное обеспечение другому выражения его мнения требует не только готовности услышать известное, или приятное о себе, но и другое, желание которого и стремление к нему будут условиями для его выражения. В дальнейшем не просто готовность к другому мнению, а невозможность обретения смысла полноценного существования без него будут условием взгляда на себя со стороны другого, особенно тогда, когда никого другого рядом нет.
Таким образом, вопрос, почему так происходит, или почему человек стремится к диалогу, связан со стремлением человека к формам обретения смысла удовлетворяющего потребности человека не в витальном, а культурном существовании, а значит с культурными интересами. Именно интерес включает в себя больше, чем только необходимость (или только то, что отражается в потребности) и больше, чем познание (интерес несводим только к одной из своих форм – познавательному интересу). Он предполагает изначально заложенное в человеке стремление к обретению смысла, которое оказывается неполным, неудовлетворительным, невозможным в одиночку, т.е. в форме индивидуального интереса, но социального, культурного интереса. Интерес становится культурным не в тексте, как индивидуальном предложении своего начала к диалогу, а в произведении, когда диалог начался, осуществляется, т.е. когда в процесс обретения смысла включается все человечество. Текст, по Библеру В.С., перестает быть текстом, выходит за свои пределы… и становится основанием уже не понятия «текст», но – понятия «культура». Вместе с диалог не сущность, а механизм достижения культурного отношения. Следовательно, культурный интерес к вещи, предмету – это не желание видеть в нем человеческое содержание, как таковое, а его культурную составляющую.
К культуре всякий раз следует относить и творца предмета культуры и его получателя для того, чтобы не лишить его полноты личностной формы и избежать абстрактности труда, приблизится к его всеобщей конкретности. Следовательно, для полноты культурного отношения необходим не только производитель, но и тот, для кого производится предмет. Для того чтобы культурное содержание производимого предмета не осталось в качестве абстрактного дополнения к его практической полезности, необходимо принять во внимание не просто личность, а личность испытывающую интерес к этому культурному содержанию, т.е. обладающую культурным интересом. Она, эта потребляющая личность, и есть тот другой, в отношения с кем вступает производитель, делая общественные отношения, заключенные в предмете культурными отношениями. Отсюда «культурный интерес» выступает в качестве понятия, характеризующего, как субъекта производства, так и потребления предмета культуры, который содержится в продукте общественной деятельности. Следовательно, на таком продукте всегда лежит не только печать создавшей его личности или коллективное лицо народа и нации, но и личности, народа и нации его потребляющей, что замыкает, возникающие по поводу продукта общественные отношения, делая их культурными. Замыкание отношений потребителем придает им необходимую конкретность, так как их предмет оказывается обращенным не в никуда, а к человеку, народу, нации и т.д. Именно культурные интересы последних выступают завершающим этапом сообщения культурному предмету необходимой целостности.
Итак, учет интересов «другого» является основополагающим требованием, предъявляемым к производству общественных отношений для перевода их в культурные. Именно интересы другого, вступающего в общественные отношения с творцом, производителем текста, мэсседжа, обращения, заключенного в продукте, определяет «культурность», меру культуры произведенного продукта. В противном случае «мэсседж», заключенный в продукте может оказаться «письмом в никуда». «Некультурность», содержащаяся в игнорировании получателя, выступила в качестве особой «темы для разговора», как в искусстве, так и в науке. К этим формам общественных отношений обращаются философы культуры в качестве образца культурной деятельности на том основании, что в них представлена свобода, творчество и «непосредственная общественность» продукта. Важность интересов «другого» предстала в качестве одной из философских проблем, поднимаемых А. Пушкиным в «Египетских ночах». Великий писатель обрекает любовь на смерть изымая из нее не взаимность, которой может и не быть в любви, а содержащуюся в ней нравственность, когда А, следуя совету Б, покупает ночь с возлюбленной ценою жизни. Однако не физическая смерть составляет философский смысл трагедии, а потеря одним из персонажей нравственной культуры, содержащаяся в игнорировании чувств «другого» (другой), до которых ему уже нет дела: «Я люблю и хочу физической близости и мне нет никакого дела до того, что ты меня не любишь». Примером важности «другого» в науке является известное обращение А. Эйнштейна к физикам, работающим над созданием атомной бомбы, когда ученый призвал не доводить проект до завершения, дабы он не попал в руки нацистов. Ни у кого не вызывает сомнений, что окажись бомба в руках Гитлера, она была бы использована не в культурных целях. В данном случае «некультурность» получателя продукта научного открытия была установлена до того, как сам продукт прошел процесс опредмечивания. Цепь общественных отношений не замкнулась, по причине отсутствия звена человечности на стороне получателя.
Еще одним примером важности другого при характеристике культуры можно представить известные события начала ХХ века, когда большевистские лидеры, занимающиеся вопросами идеологической «правильности» культуры, посчитали возможным расправиться с группой художников-модернистов, самонадеянно уверовав в то, что их культурные интересы как лидеров пролетариата по определению вбирают в себя культурные интересы ведомых, поэтому пролетариат можно вполне использовать в качестве средства для отказа художникам в праве на творчество, а в итоге и в праве на жизнь. Однако организованная большевиками, исключительно в целях критики, выставка произведений модернистов была неожиданно положительно воспринята рабочими, что не только усложнило задачу расправы с художниками, но и показало, что не всегда те, кто принимает решения в интересах других, обладают знанием этих интересов.
В плане возможности культурной обусловленности интересов элиты, т.е. тех, кто принимает решения, проблема учета народа, т.е. тех, на кого решения элиты в состоянии повлиять кардинальным образом, предложенное В. М. Межуевым понимание культуры как идеи, является методологическим условием. Только в принятии во внимание народа, который, по велению времени, попал под абсолютную зависимость от решений элиты, только в действиях элиты, нацеленных на благополучие всех других, которые не являются ее представителями, способна нынешняя российская элита реализовать свою функцию, продуцирующего общественные отношения как культурные. И если таланты, способности элиты в этом процессе находят отражение в ее свободном выборе именно такой деятельности, не только по необходимости, но под влиянием заключенной в ее интересах свободы, то в качестве таковых могут выступать только культурные интересы.
Однако реальность не всегда совпадает с идеей о ней, и, тем более, с ее идеалом. Отсюда, интересы элиты всякий раз должны быть изучаемы на предмет соответствия интересам народа. А мерой культурности интересов элиты будет полнота их соответствия интересам народа, реализация которых представляет содержание повседневной, упорной работы элиты. Естественно, что забота о народных интересах варьируется от личностного состава элиты, ее временного и пространственного положения. Поэтому специфика культурных интересов элиты будет определяться не столько культурой отдельного ее представителя, сколько общественно-экономической формацией, страной и регионом, в которых взаимодействие элиты со своим народом выступает предметом изучения.
Культурный интерес характеризует не только процесс потребления предмета культуры, но и процесс его создания и в этом смысле можно говорить, что он творит культуру. Этот культуросозидательный процесс, основанный на интересе, имеет ряд направлений для своего развертывания, задаваемых носителем интереса: личностью субъекта творца культурной ценности, социальной или этнической группой, классом и даже обществом в целом. Именно носитель культурного интереса задает направление обретения каким-либо предметом статуса предмета культуры. Так, направление обретения предметом культурного качества посредством творческой личности происходит через реализацию ею культурных интересов в своем творчестве, что приводит к созданию, например, произведения искусства. Направление обретения предметом культурного статуса посредством коллективного субъекта - носителя культурных интересов имеет иной механизм. Социальная группа не обладает культурными интересами в том смысле, в котором ими обладает отдельная личность, поэтому культуросозидательный потенциал социальной группы реализуется не через создание ее членами коллективного полотна или романа, а путем реализации субъектами, из которых она состоит, своих культурных интересов по отношению к предмету, наиболее для них предпочтительному, среди множества предлагаемых для этого личностными субъектами - их создателями.
Именно поэтому культурный интерес сообщает предмету культуры его «общий характер». Любой предмет для того, чтобы стать предметом культуры должен обрести «общий характер», т.е. быть принятым, удовлетворять культурные потребности как можно более широкого общественного образования, в идеале – всего общества. Как видим, общее заключено в предмете культуры не в виде абстрактного, не конкретизированного содержания, обращенного в никуда, а в виде конкретного, отвечающего культурным интересам, как можно большего числа членов общества, и, в этом смысле, получающего свой общий характер, общее содержание. Отсюда предметы культуры, отвечающие интересам всего общества, или только интересам элиты, будут различаться уровнем всеобщности. Поэтому «элитность» предмета и его «культурная ценность», понимаемая как обладание им «общим характером», не равнозначные понятия. Хотя они также могут совпадать в ряде случаев, например, когда всеобщий характер ценности предмета культуры определяется тем, что он вызывает к себе интерес представителей всех слоев общества.
Вторая глава диссертации "КУЛЬТУРНЫЕ ИНТЕРЕСЫ В СТРУКТУРЕ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ РЕГИОНАЛЬНОЙ ЭЛИТЫ" начинается с параграфа "Структура региональной элиты и интересы". Состав и конфигурация российской элиты варьируется от региона к региону, что связано с местом расположения региона, характером его экономики, национально-этническим составом населения и даже личными связями региональных лидеров с центральной элитой. Вместе с тем можно выделить некоторый общий набор ключевых позиций в тех или иных региональных структурах, занятие места в которых вводит человека в региональную элиту, а также некоторые общие принципы взаимодействия между людьми, занимающими эти позиции. Поэтому, если под структурой понимать совокупность элементов той или иной системы и способов связей между ними, то можно предположить, что знание о ключевых позициях и отношениях между занимающими их людьми способно сообщить представление о структуре региональной элиты.
Структура современной элиты начала формироваться в конце 80-х - начале 90-х годов прошлого века, когда под воздействием горбачевской перестройки, и затем ельцинских реформ началась не просто замена ее отдельных компонентов, а произошли ее системные изменения, когда старые каналы рекрутации были разрушены, законы формирования советской номенклатуры не соблюдались, и государство с трудом контролировало воспроизводство управленцев. В течение примерно десяти лет путь в элиту оставался открытым, и туда устремились представители самых разных поколений. Долгие годы кадрового застоя сменились периодом бурных перемен на политической арене страны. Однако поскольку горбачевский и ельцинский периоды изменений имели в своем основании различные цели, то это не могло не предъявлять определенных требований к интересам тех, кто стремился занять место в структуре новой региональной элиты.
Поскольку целью М. Горбачева было сделать эффективной существующую социально-экономическую систему, то для успешного продвижения в региональную элиту соискатель должен был обладать интересом к адаптации центральных идей к региональной почве. В терминах структуры это означало замену одних элементов системы на другие, более эффективные, при сохранении и усилении связей между ними. Если система оставалась той же, то функцию ее эффективизации, интенсификации, перестройки и т.д. наилучшим образом могли выполнить те, кто уже был знаком с ней, поэтому процесс смены элит при М. Горбачеве носил номенклатурный характер и был связан с подчинением региональных интересов центральным. Не имея основания для обретения сущностного отличия от своих предшественников, горбачевская элита отличалась от них возрастом: вхождение "новичков" в высшее руководство страны сопровождалось и его омоложением.
При Б. Ельцине ситуация с заменой элиты коренным образом меняется, детерминируемая целью замены существующей системы другой, поэтому союзника в лице центральной власти могли обрести только те соискатели элитных мест в структуре региональной элиты, в чьих интересах было не сохранение, а разрушение системы. Поскольку разрушение чего-то не обязательно предполагает знание о нем, то возраст, предшествующий опыт работы в органах власти или управления, партийные предпочтения, даже сепаратистские или державнические наклонности не имели такого значения, как умение разрушать. Даже известный ельцинский лозунг относительно суверенитета был привлечен из-за его разрушительного потенциала в борьбе с М. Горбачевым, но затем отброшен, а процесс координации региональных и центральных интересов уступил место субординации первых вторым, равно как поддержка федеральной исполнительной власти обеспечивалась тому представителю региональной элиты, кто наилучшим образом подчинял интересы региона центру. Нетрудно заметить, что структура элиты при Ельцине претерпела системные изменения, однако центральная элита, по традиции, продолжала ожидать выполнения региональной элитой своих типичных функций подчинения. Вместе с тем изменения в структуре региональной элиты имели следствием не только ее новый «элементный» образ, но и новый характер связи между элементами, характеризующийся усилением их внутренних связей. В то время, как увлеченность центра ролью лидера разрушения стала дистанцировать от него региональную элиту, превращая ее в структуру со слабыми внешними связями. С этого момента не центр, а регионы превращаются в доминирующего субъекта федеральных отношений и, в условиях коррупции центральной власти, экономического и финансового кризиса, возрастающей социальной напряженности, начинают диктовать свою волю центру. Таким образом, сформированная в ельцинский период структура региональной элиты стала задавать такую систему отношений с центром, которая получила название асимметричной федерации.
Три элемента структуры российской региональной элиты были задействованы в отношениях с центром, их оформление было связано с функциями, которые они выполняли в реализации региональных интересов.
Первый элемент заполнялся субъектом, выполняющим функцию лоббирования региональных интересов через знаковые фигуры в российской политике. Он же являлся и самым значительным, поскольку приносил наиболее весомые результаты. Роль второго элемента в структуре региональной элиты выполнял субъект, ответственный за лоббирование региональных интересов через официальные каналы в законодательной и исполнительной власти. Однако, поскольку этот путь приносил меньшие результаты, то соответственно снижалась и значимость этого субъекта в структуре региональной элиты. Третьим по эффективности лоббирования выступал путь через землячество и ассоциации, и несмотря на его скромные по сравнению с первыми двумя результаты, субъект его осуществления прочно входил в структуру региональной элиты.
Как видим, слабость внешних связей была одновременно и показателем, и результатом обретенной регионами независимости, восприятия центра как необходимого зла, нежели доброго помощника, соответственно чему строилась и структура региональной элиты, в которой не было места для других устойчивых элементов взаимодействия с центром по реализации своих интересов, кроме лоббирования.
Переходя к характеристике структуры региональной элиты со стороны анализа ее элементов, ответственных за внутренние связи, следует отметить, что к ним, по идее, должны были бы относиться элементы, ответственные не столько за консолидацию и воспроизводство элиты, сколько за ее связь с внутрирегиональными проблемами. По крайней мере, логично было бы предположить, что элита обеспечивает собственную устойчивость через своевременное выявление и адресацию важнейших региональных проблем, а ее структура подвижна, так как зависит от наиболее оптимального структурного ответа на возникающие проблемы. К сожалению, такое предположение относится к области идеального, в реальности не региональное пространство структурирует элиту, а элита структурирует пространство. То есть возникает ситуация, по которой элита раcчленяет регион на секторы, в которых происходит не поиск и разрешение проблем, а их подавление. Отсюда количество элементов в структуре элиты, отвечающих за «внутренние связи», задается количеством секторов регионального пространства, требующих элитного «внимания». Положение ресурсного недостатка, в котором сейчас находится Россия, применительно к региональной элите находит выражение в том, что последняя стремится к минимизации количества своих внутренних элементов до уровня необходимого для успешного функционирования механизма подавления. Следует отметить, что ситуация не всегда была такой.
В самом начале реформ российская региональная элита была многочисленной, что являлось отражением не столько количества региональных проблем, сколько участия довольно широких групп населения в их решении. Естественно, что значительное количество лиц, принимающих важнейшие решения – специфически российский показатель положительности. Общества развитой демократии смогли выработать адекватные механизмы представительства своих интересов, не требующие существенного количества субъектов для их адресации. В этих обществах количественная пропорциональность между интересами большинства населения и субъектами, призванными к их реализации, уступает место качественной пропорциональности, в которой наиболее активная и результативная деятельность того или иного субъекта по реализации интересов возможно большего числа населения получает более мощную народную поддержку. В связи с тем, что Россия в своем движении к демократии пока не достигла подобного качественного уровня, количество лиц, допущенных к принятию решений на региональном уровне, является показателем демократичности процессов.
Российские ученые множественность субъектов - социальных акторов, задействованных в выработке и принятии политических решений на государственном уровне, в принципе считают важнейшим достижением российских реформ, подлежащим сохранению. Согласно этому критерию, конец 80-х и начало 90-х годов ХХ века были отмечены большей демократичностью процессов принятия решений. Особенно критическим оказался количественный показатель в период первых демократических выборов в регионах, когда единоличные претензии компартии на выражение интересов всего народа были оспорены вновь возникшими другими политическими партиями и движениями. Неспособность коммунистической партии контролировать политическое пространство региона запустила механизм "открытия" элит, т.е. вход в число представителей элиты был выведен из-под номенклатурного контроля, что вывело на сцену принятия решений в регионах новых игроков. Принцип формирования элит в этот период носил идеологический характер. Тоталитарная и демократическая идеологические платформы четко обозначились в борьбе местных элит. Как правило, "демократы" солидаризировались с "бизнесменами", в то время как коммунисты находили поддержку среди аграрных партий. "Идеологический" период в жизни региональной элиты не был долгим по двум причинам. Первая. На его скорое окончание повлияли центральные события – кризис парламентской и исполнительной власти, закончившийся, казавшимся в то время временным поражением демократического парламентаризма в России, так как даже явно демократические лидеры, такие, как Г.Явлинский, выразили свою солидарность с президентом. Вторая причина состояла в том, что российский крупный региональный бизнес более не нуждался в "демократическом" прикрытии своих экономических интересов и стал самостоятельным игроком на региональном пространстве, навязывая всем остальным субъектам свои интересы. Этот период можно еще назвать постидеологическим в том смысле, в котором политика в регионах начинает приобретать свою "классическую" форму "концентрированной экономики", зависимой от экономических интересов, нежели форму выражения различных идей, а значит и внеэкономических интересов.
Интересы элиты, детерминировавшие ее структурообразование на региональном уровне, продолжают оказывать структурирующее воздействие на региональное пространство, максимально приспосабливая его для своей реализации, что находит выражение в процессе неустойчивости состава элит и ее «закрытия».
Влияние интересов на неустойчивость региональной элиты базируется как на неспособности ее верхушки к выражению интересов всего элитного сообщества, что активизирует борьбу последнего за осуществление своих интересов, так и на предпочтении неформальных договоренностей формальным, а также на расхождении региональной и центральной власти во взглядах на дальнейшее развитие федерализма. Неустойчивость как следствие игнорирования части элитного сообщества проистекает из того, что в регионах, вследствие социально экономических изменений, появляются новые социальные акторы, чьи интересы не вписываются в выработанные верхушкой региональной элиты механизмы управления. Новые акторы, следуя своим интересам, вступают в конфликт с элитными группами, препятствуя, в свою очередь, реализации интересов последних.
Поскольку интересы актуальной (находящейся у власти) элиты и потенциальной (новых социальных акторов) редко совпадают с интересами большинства населения регионов, ни та, ни другая сторона не заинтересованы в огласке конфликта, что в свою очередь предопределяет предпочтение неформального способа его разрешения. Вместе с тем неформальные соглашения хотя и ведут к компромиссу, но не устраняют полностью внутриэлитных противоречий и, в случае обретения какой-либо стороной дополнительных ресурсных, силовых или административных аргументов, возвращают конфликт в активное состояние. Даже заключение нового неформального соглашения не придает региональной элите желаемой устойчивости, поскольку в ходе компромисса какая-либо из сторон ограничивается в реализации своих интересов и обязательно будет искать удобного случая, чтобы изменить ситуацию в свою пользу. То, что элитные соглашения ведут к сохранению узким кругом акторов своих позиций, к перераспределению ресурсов в интересах немногих, и к устранению «неугодных» акторов из региональной элиты, примечательно показано и на исследовательском материале Тарусиной И.Г. При заключении соглашений, жертвуя частью своих полномочий, участник подвергается риску возможности выиграть в следующий раз. Отсутствие формальных правил взаимодействия лишает акторов гарантий всех условий заключаемого «соглашения», что придает консенсусу неустойчивый характер. К сожалению, у региональных элит неформальные договоренности являются не промежуточным средством на пути к формальным, а самоцелью, предельным основанием согласования ее интересов, поскольку в условиях резкого расхождения последних с интересами большинства населения региона, формальные договоренности между различными сегментами элиты, например, в виде законов, постановлений, распоряжений, сделают публичным то, чего современная элита более всего опасается: коренное расхождение ее интересов с интересами народа.
Следующим серьезным препятствием на пути к устойчивости, которое современная российская региональная элита пока не в состоянии преодолеть, является противоречие ее интересов интересам центральной элиты в вопросах развития федерализма. Интересы, лежащие в основе расхождения представлений региональной и центральной элит о будущем федерального устройства, обязаны своим формированием ельцинской региональной политике, когда федеральная власть переложила на регионы всю тяжесть социально-экономических реформ, передав в их распоряжение политические и административные ресурсы. Окрепшая впоследствии региональная элита выработала целый ряд механизмов защиты своих интересов и способна в случае ограничения ее полномочий даже на открытые формы противостояния. Однако даже в случае гипотетического предположения о победе губернатора над президентом, последующее его положение будет трудно назвать устойчивым. Устойчивость региональных элит заключается не в различных способах лоббирования своих интересов через фигуры центральной элиты, а в приведении их в соответствие с интересами населения региона, к чему современная элита пока не готова.
Обеспечение элитой реализации своих интересов требует от нее приложения усилий в области устранения конкурентов, сужения круга претендентов на элитные места, придания легитимности принятым за закрытыми дверями решениям, что означает, что интересы элиты требуют от нее ее «закрытия». Субъектам, обеспечивающим данные процессы, элита также выделяет место в своей структуре, хотя верхушка элиты, как правило, дистанцируется от них. Деятельность субъектов, ответственных за создание неконкурентной среды, хотя и сопровождает повседневное функционирование элиты, но оказывается особенно востребованной в период выборов. Проводится так называемая расчистка территории, что означает торг с влиятельными претендентами на власть, а также использование силового давления по отношению к аутсайдерам и «бунтарям». Несмотря на свою «закрытость» структура региональной элиты - подвижное явление. В нее вводятся новые элементы, заполняемые новыми субъектами, чья деятельность оказывается критической для реализации элитой своих интересов. Равным образом из элитной структуры исключаются не отвечающие ее интересам субъекты. Исключенные из элиты не обязательно теряют право вхождения в нее, если они не нарушают негласные «элитные» правила – ни при каких обстоятельствах не обращаться за поддержкой к населению, так как в этой ситуации получают огласку внутриэлитные противоречия. Данное правило почти не нарушается, и если кто-либо все же прибегает к нему, то в борьбу с «изгоем» автоматически включается вся элитная структура, забывающая на время о своих внутренних противоречиях.
Вследствие значительного расхождения интересов элиты с интересами большинства населения, соискание публичной легитимности принимаемых решений чревато серьезными последствиями для власти элиты, поэтому процесс принятия наиболее важных решений также имеет закрытый характер, легитимность которому придается постфактум. Однако не только население оказывается «за дверьми», где принимаются решения, но и влиятельные, однако не входящие в элитную структуру региональные субъекты, а иногда и неэлитные инициаторы выгодных интересам элиты «мероприятий». Основными региональными политическими акторами не принимались во внимание альтернативные мнения и даже, в целом, мнения не вовлеченных ими непосредственно в процесс заключения соглашения сторон. Наоборот, они скорее стремились избежать озвучивания реакции со стороны акторов, способных затронуть последствия таких соглашений, а также политических оппонентов.
Но наиболее сильным фактором, способным сообщить элите ее неустойчивость, как, впрочем, и разрушить ее закрытость, всегда выступают народные массы, контроль над которыми является и основной задачей, и головной болью региональной элиты.
В параграфе " Культурные интересы региональной этнической элиты" речь идет о том, что лидеры региональных этнических групп представляют часть региональной элиты по тому основанию, что они принимают решения, определяющие судьбу этнической группы, и в этом отношении вполне отвечают определению элиты, в части "людей, принимающих решения". Определенных людей можно отнести к этнической региональной элите на основании того, что они принимают решения, которые задевают интересы этнических групп, проживающих в регионе, лидерами которых они являются. Вместе с тем, в зависимости от той роли, которую играет определенная этническая группа в судьбе региона, решения ее лидеров обусловливают и жизнедеятельность других групп. Если представить стремление к определению элитного статуса как стремление к обретению определенного рода независимости, позволяющей принимать самостоятельные решения, не представляющиеся возможными в случае принадлежности «массе», даже в ее же благо, то чувство независимости по определению присуще этнической элите. Ощущение принадлежности определенной группе, а не обществу в целом является существенной характеристикой этничности.
Отличие представителя этнического меньшинства от большинства членов общества потенциально содержит в себе характеристики, не только затрудняющие движение в элиту, но и способствующие ему. Качество независимости, в случае с этнической группой, вначале культурной, вполне может быть перенесено не столько в политическую плоскость, где оно становится заметным и, как правило, пресекаться доминирующим большинством как сепаратистские отклонения, сколько в экономическую сферу. Представителю этнического меньшинства проще найти для своих теневых экономических действий нравственное оправдание, нежели представителю титульного этноса. Неуплата налогов, или экологически небезупречная производственная деятельность находит оправдание в том, что совершается на «чужой» территории и в условиях «чужой» культуры.
Региональная этническая элита обладает рядом культурных интересов, которые как соединяют ее с большинством представителей этнической группы, так и обеспечивают ей ее элитный статус. Однако изучение этих интересов – необыкновенно сложная задача ввиду отсутствия теоретического фундамента их анализа. Современные российские теории, ориентированные на немарксистские методологии, только разрабатываются (в их числе работы Бортниковой Т.Г., Китова Ю.В, Лурье С.В.), а зарубежные оказываются плохо применимыми к российской действительности. Остановимся вкратце на характеристике зарубежных теорий, к которым относятся теория «плавильного котла» и самоактуализации, а также на практике использования качественного и количественного анализа явлений российской действительности некоторыми зарубежными учеными.
Так, невозможность описания явления в рамках теории «плавильного котла» становится очевидной ввиду либо временного характера пребывания экономических мигрантов на чужой территории, либо, в случаях длительного или постоянного перемещения, предпочтения там, где это возможно, анклавного характера проживания и работы. Примеров временной миграции на территории современной России становится уже столько, что она более не рассматривается только как экономическая проблема. Вследствие экстраполяции мигрантами временного характера пребывания на все уровни своей жизнедеятельности - работу, жилье, семью - проблема приобретает социально-политическое и социально-нравственное звучание.
Примером анклавного проживания и работы является появившаяся в разговорной речи тамбовчан характеристика места проживания недавно переехавших в регион курдов, как «совсем другой территории». Иными словами, в обыденном сознании титульного этноса уже произошла фиксация факта территориального «самоопределения» вновь перемещенных, причем инициатива в этом принадлежала не титульному этносу. Теория «плавильного котла», если так можно выразиться, - «национальная теория», так как она снабжает исследователя методами изучения того, как и почему различные этнические группы теряют этническую специфику в ходе взаимодействия между собой в целях формирования единой нации. Отсюда ее «этнический потенциал», т.е. ее использование в качестве объяснения причин, почему этнические характеристики остаются неизменными и определяющими для перемещенных, минимален.
Достаточно проблематичным выглядит и потенциал теории самоактуализации А. Маслоу, которая предполагает появление культурных потребностей только на базе и только вследствие удовлетворения материальных (в нашей терминологии экономических) потребностей. Ее проблематичность становится заметной при попытках объяснения в ее терминах состояния эмигранта, приводящего его к «культурному шоку», еще до того, как его материальные потребности проходят стадию удовлетворения.
Не менее нестабильными выглядят и перспективы теории «рационального выбора», так как плохо объясняют не только иррациональное предпочтение перемещенным комфорта работы в близком этническом окружении большей зарплате, но и чувство воображаемого родства, составляющего одну их важных сторон этнического, не доказываемого в рамках рациональной терминологии.
Современные теории "социальных сетей" также довольно уязвимы при анализе культурных интересов региональной элиты, что не раз было доказано на практике. Так, американский ученый Эндрю Бак, пытающийся изучать российские региональные элиты, используя для этого достаточно прочно утвердившееся в Америке представление об элите как о людях, принимающих решения в области экономики, политики, образования и медицины. Так, беседуя с главврачом одной из региональных больниц, являющимся членом областного департамента здравоохранения, ученый и доктор долго смотрели друг на друга в недоумении после вопроса о том, какое из многих принятых медиком решений, изменивших судьбу региона за последний год, ему в большей степени запомнилось. В затянувшуюся после вопроса паузу каждый вкладывал свое содержание: ученый считал, что главврач перебирает в памяти сотни решений, пытаясь выбрать из них наиболее показательное, а врач, до этого серьезно относившийся к вопросам американца, ожидал, когда же тот все-таки рассмеется и скажет, что сейчас-то он просто пошутил.
Сложность изучения региональной этнической элиты связана с тем, что к ней не всегда применимы разработанные в науке критерии определения этнического, например, территориальный. Перемещенная этническая элита, проживающая на территории России, имеет специфическое толкование территории. С ней ее связывает не прошлое, а настоящее и будущее. Территория ее современного проживания не входит в структуру этнической памяти элиты, согласно которой принадлежность месту порождает ощущение этнической идентичности, зато дает ощущение социально-экономического комфорта. Вместе с тем прошлое, которое сообщает перемещенному члену этнической группы чувство принадлежности к территории, с которой связана надежда на лучшее будущее, не выполняет такой функции для этнической элиты, для которой ее территориальное настоящее обеспечивает ей лучшее будущее. Настоящее для этнической элиты также выглядит другим, нежели для простого представителя этноса. Будущее и вовсе делает роль этнической элиты на территории другого государства затруднительной, если она стремится преследовать какие-либо другие интересы, кроме культурных. Закономерное стремление обычного представителя этнической группы, переместившегося на постоянное место жительства в места базирования другого этноса – частичная или полная ассимиляция. «Быть своим» - нормальное желание человека, сознательно решившего стать жителем России. Это не означает непременно быть русским, однако уважать и следовать законам, образу жизни, культуре и традициям принимающего государства. Поэтому напоминание украинцам, литовцам, азербайджанцам и т.д. этнической элитой об их этнической принадлежности может осуществляться только в культурной форме. Поскольку интерес к этническому языку занимает важное место в структуре культурных интересов этнической элиты, позволяя ей реализовывать потребность доступа к этническому: традициям, обрядам, памятникам этнической культуры, облачать свою потребность в лидерстве в этническую форму, использовать интерес к этническому своих «неэлитных» соотечественников в своих экономических целях.
Элита умело использует коммуникативные свойства языка, включая в сообщение (message), даваемое в психологически благоприятной форме (форме этнического языка), элемент приоритета этнического работодателя над работодателем титульной нации. В качестве приоритета задействуется чувство комфортности, предоставляемое возможностью работы в своей языковой группе, которая преподносится выше возможного материального вознаграждения. Иными словами, можно получать больше, но не находиться при этом в культурно благоприятной среде. Вернее, в культурно понятной, близкой. Однако этнический язык дает не только чувство комфортности, но воспроизводит структуру этнической родины в новых условиях, что вновь может использоваться элитой в своих интересах, в случае занятия в этой структуре элитой приоритетного места. При этом функционирование этнической модели деловой деятельности в условиях другого этнического окружения позволяет списывать издержки на воздействия другой культуры.
Отсюда можно заключить, что культурные интересы играют важную роль в деятельности этнических меньшинств на другой территории, однако применительно к элите они выступают объектом, санкционированным экономическими интересами. Наличие культурных интересов у приезжающих представителей этнических меньшинств облегчает путь использования их труда в экономических интересах постоянно проживающей на территории другой страны этнической элиты.
Третья глава диссертации "КУЛЬТУРНЫЕ ИНТЕРЕСЫ ВО ВЗАИМОДЕЙСТВИИ ЭЛИТ С ВНЕШНИМ ОКРУЖЕНИЕМ" посвящена роли интересов элиты в процессах ее институционализации, устойчивости, ротации, рекрутирования, культурной политике как способу артикуляции элитой своих интересов, а также роли культурных интересов региональной элиты в формировании новых тенденций взаимоотношений центра и региона, региона- донора и реципиента и др.
Первый параграф третьей главы диссертации "Институционализация региональной элиты и интересы" начинается с объяснения стремления региональных элит к своей институционализации. Как правило, некая деятельность оформляется в институт вследствие реакции на неопределенность, неустойчивость, зависимость и т.д. Оформившись, она (деятельность) начинает не только реагировать на неопределенность, неустойчивость и т.д., как на внешние процессы, но пытается вступать во взаимодействие с другими институтами в противостоянии неблагополучным для себя процессам. Естественно, институты включают в себя субъектов, осуществляющих деятельность по институционализации, а затем обеспечивающих функционирование институтов. Наибольшим «весом» в функционировании институтов обладают субъекты, чья структурирующая, упорядочивающая, делающая устойчивой деятельность роль обеспечивается их контролем над ресурсами, возможностью противостояния внешнему неблагоприятному окружению, способностью влиять на деятельность других субъектов, направляя их действия в рамки установленных правил. Отсюда, наиболее значимыми субъектами институционализации являются представители элиты. Поскольку институционализация осуществляется не в качестве самоцели, а как условие оптимального удовлетворения потребностей определенной структуры, то можно сказать, что для удовлетворения потребностей институтов ключевое значение имеют интересы элиты. Институт применительно к элите делает деятельность по реализации ее интересов предсказуемой. Предсказуемость вытекает из сущности институционализации элиты, стремящейся упорядочить, структурировать свою деятельность, а значит, делает элиту понятной не только самой себе, но и народу. Особенностью элиты является то, что она обладает наибольшими возможностями к институционализации в силу обладания ими значимых позиций во властных институтах и контроля над стратегическими общественными ресурсами.
Институционализация нужна элите для защиты от хаоса, преодоление которого и обретаемая в итоге определенность позволяют ей удовлетворять свои потребности. Проблема, однако, возникает с определением хаоса и критериев защиты от него, т.е. критериев институционализации. Одно дело, когда элита не может реализовывать свои интересы в условиях давления на нее со стороны криминальных структур и, основываясь на свойственной институционализации предсказуемости, открыто сообщает о своей антикриминальной сущности. Другое, - когда элита пытается отгородиться от народа, вырабатывая такие правила осуществления своей деятельности, в которые не вписываются интересы большинства населения. В последнем случае предсказуемость сообщает элите «дурную славу», в том смысле, что большинство населения, по определению, может быть уверено, что его интересы не находятся в числе приоритетов его элиты. Такая ситуация хотя и неприятна, но исправима, скажем, через механизмы влияния на элиту вследствие выборов. Институционализированность элиты, т.е. снова, ее структурированность, определенность и т.д. дают возможность ее оценки и позволяют быстро разобраться и выделить тех, кто играет ключевую роль в выводе интересов народа за пределы деятельности элиты. Более опасным феноменом является неинституционализация элит, и в этом плане глобализация российской элиты может обернуться пугающей тенденцией. Подчеркнем, что опасность представляет не сам процесс глобализации, а возможный результат неинституционализации российской элиты как его следствие. Если представить проблему в терминах интересов, то ее сущность можно выразить вопросом: какие интересы в глобализирующемся мире способна удовлетворить российская элита в обмен на удовлетворение ее интереса к власти и собственности и признание ее в качестве таковой (элиты) доминирующими субъектами глобализации? Сразу же следует отметить, что среди интересов доминирующих субъектов глобализации по отношению к России довольно сложно определить культурные, зато экономические и политические интересы лежат на поверхности.
Во втором параграфе третьей главы диссертации " Региональная мифология и культурные интересы в процессах устойчивости, ротации и рекрутирования элит" говорится о том, что в реализации контроля за массой региональные элиты прибегают к многообразным средствам, среди которых значительное внимание отводится культурным. Из внимания к культурным средствам следует вывод не о необыкновенной развитости культурных интересов региональной элиты, а о том, что реализация элитой своих экономических интересов изымает из регионального обращения экономические ресурсы, которые могли бы быть использованы для улучшения экономического благосостояния населения, а значит обеспечить устойчивость и поддержку элиты населением. Разумеется, данный вывод не может быть распространен на все региональные технологии власти, но значительная их часть страдает именно этим недостатком. Если к мифологии относить нелинейность времени, холистичность и синкретизм сознания, веру в кумиров, мистику, смешение реальности и вымысла, то черты элит вполне можно различить среди набора «культурных средств», используемых элитой в воздействии на население.
Мифологизация времени осуществляется региональной элитой в наборе мероприятий, призванных лишить время линейного характера, что помогает элите представить существующий в регионе порядок вещей не как временный этап в движении к лучшему будущему, а как вневременную данность, которая может изменяться в проявлениях, но не в сущности. В сознании нелинейности времени элите помогает произошедшая дискредитация самого понятия «лучшее будущее», которое современной пропагандистской машиной соотносится со «светлым будущим», широко использованным коммунистической идеологией, а потому подлежащим анафеме по определению. Логика этого структурного компонента региональной мифологии сообщает населению онтологичность самой элиты: если реальность дана, то вместе с нею дана и элита, которая может изменяться в проявлениях (персоналиях), но не в сущности (управление регионом не может осуществляться никаким иным субъектом, кроме элиты).
Мифологическая холистичность проявляется в технологиях мифологизации выборов. Открытые выборы с большим количеством участников, при нескольких равнозначных претендентах на должность порождают не только противоречия между кандидатами, но и вносят элемент разобщения в избирательную среду, которая уже не просто эмоционально поддерживает своего кандидата, но и логически пытается понять - почему он лучше других. Такая ситуация ставит под угрозу мистичность элиты, так как вносит персонифицированность в платформы ее кандидатов. Более того, она предполагает элемент оценки, а значит и определенной степени предсказуемости результата – победить должен тот, у кого программа больше соответствует интересам большинства населения. Чтобы победить в такой ситуации, элита должна идти на фальсификацию выборов, что само по себе не только неприятно, но и опасно. Поэтому, избегая открытой конкуренции, расчищая политическое пространство путем закулисных договоренностей и обещаний, элита выходит на выборы неделимой, не дающей возможности рационального выбора, но лишь эмоционального принятия «единого» кандидата. В этой части принцип мифологизации заимствуется современной «демократической» элитой у своей «тоталитарной» родственницы – советской элиты, которая хорошо понимала важность предварительной «проработки вопроса».
С холистичностью тесно связана и другая составляющая региональной мифологии – вера в кумира. В качестве кумира региональная элита преподносит населению своего лидера, как правило, губернатора, оставляя «за сценой» все возможные претензии и недовольства им, которые имеют отдельные представители элиты. Более того, начиная с конца 90-х гг. ХХ века региональная элита, осознав опасность своей фрагментированности вследствие следования принципу разделения власти, не допускает противоречий между законодательной и исполнительной властью. Мифологизация первого лица региона включает в себя целый ряд действий.
Во-первых, пропагандирование роли губернатора во всех мероприятиях, результат которых имел явное положительное воздействие на развитие региона. Во-вторых, личное участие губернатора, в крайнем случае, его представителя во всех важнейших событиях в регионе, т.е. создание образа присутствия кумира всегда и везде. В-третьих, придание образу кумира патерналистского начала, когда роль «отца-защитника» каждого жителя региона результируется в поездках губернатора в столицу, где он убеждает «высоких начальников» помочь в решении тех или иных вопросов. В-четвертых, в структуре региональной мифологии важным оказывается образ «справедливости» губернатора, когда он лично награждает отличившихся и порицает провинившихся региональных начальников, его необыкновенные личные качества: транслируемый через местные СМИ рабочий день губернатора, когда он показан первым приезжающим на работу и последним покидающим ее, встречи губернатора с известными людьми в России и за рубежом, которые уважительно отзываются о нем, а также откровения жителей региона, которым губернатор «помог лично», демонстрирующие его необыкновенную порядочность и человечность. В-пятых, полноту образу кумира сообщает его таинственность, т.е. когда московские начальники и зарубежные значительные фигуры выполняют просьбы губернатора не в обмен на определенные блага или уступки, «просто так», мистическим образом подчиняясь его воле, обаянию и чему-то там еще, для «простого смертного» непонятному. Наконец, в-шестых, одним из важнейших способов создания кумира является выведение губернатора за пределы любой критики и дистанцирование от всех неудач и трудностей, постигших регион в период его «правления». Это оставляет окно для каналирования недовольства, когда к «не знающему» о беспорядках губернатору обращаются люди с жалобами на произвол местных начальников с просьбами помочь.
Сильная сторона, как и сама возможность существования региональной мифологии, заключается в том, что она заполняет нишу в сознании населения, образовавшуюся вследствие деструктивной стороны реформ, т.е. нишу отсутствия единения, общей цели, защиты со стороны центральной власти. Региональная элита, прибегая к мифологии, удачно эксплуатирует в своих интересах чувство расстройства и обиды населения, выводя образ «виновного» во всех несчастьях за пределы региона.
Термин "рекрутирование элит" предполагает поиск и вовлечение элитой новых членов изнутри и не отражает стремление "внешних" к элите людей стать ее частью, т.е. тех, кто прокладывает, «пробивают» себе дорогу в ее ряды, причем даже вопреки желанию самой элиты. Поэтому процесс пополнения, не говоря уже о смене элит носит диалектический характер. Точка принятия решения о вхождении в элиту или выходе из нее не строго зафиксирована – она подвижна и может в каждый данный момент смещаться, мигрировать между сферами элиты и неэлиты. Диалектика рекрутирования (инициатива о принятии в элиту, исходящая от элиты) и «пробивания» (инициатива, исходящая от неэлиты) составляют механизм ротации элит. "Рекрутирование" раскрывается через значение "может и не соответствует требованиям, но свой", "пробивание" предполагает значение "может и соответствует требованиям, но не наш", вот он и бьется, пробивается. В обычных условиях наблюдается баланс между рекрутированием и пробиванием. Рекрутирование элитой тождественно пробиванию элиты. Когда же точка принятия решения о вхождении в элиту смещается в массу и процессы пробивания превосходят по своим масштабам рекрутирование, начинается процесс смены элит.
В третьем параграфе третьей главы диссертации " Культурные интересы региональной элиты в свете современных тенденций регионообразования" говорится о том, что в своей повседневной жизни элита сталкивается с разнообразными интересами всех субъектов региональной жизни, включая ее элитные слои. Элита применяет различные способы работы с этими интересами от согласования, подчинения, до выборочной реализации отдельных интересов или интересов отдельных региональных групп. Вместе с тем, элита, работая с «серьезными» интересами: экономическими, политическими, не всегда осознает, что в подходе к ним она несвободна от своих культурных интересов. Эти, казалось бы, «незначительные» интересы способны оказать заметное влияние на принятие решений, касающихся «серьезных» интересов и внести гармонию или напряженность в региональное сообщество. Выявление всей серьезности «несерьезных» интересов оказывается возможным при взгляде на регион как культурный феномен. Культурный ракурс дает возможность понимания разности культурных потребностей, обусловленной различным положением регионального субъекта в социальной иерархии, а значит и понимания, что стремление к реализации этих потребностей приводит к формированию соответствующих культурных интересов. Поэтому принятие культуры капитализации элитным слоем регионального сообщества и наличие культуры коммунизации у его остальной части, вызвано не столько посещением разных театральных спектаклей, просмотром разных телепередач и даже не посещением различных школ, а социально-стратификационными признаками.
Проблема связи социально-экономического положения и культурных предпочтений не является новой ни для экономической, ни для социологической науки. Однако она была мало исследована в науке о культуре, особенно в отечественной, поскольку социально-экономическая сущность российского общества на протяжении почти вековой истории не сообщала существенных различий в культурное развитие граждан, базирующееся на их имущественном положении. Элитой в советской России, в случае обращения к ней теоретика культуры считалась культурная элита. В современной России различие в имущественном положении оказывает серьезное влияние на культурные предпочтения. Однако различие становится определяющим, когда к материальным благам присоединяется власть, что объективируется в слое лиц, способных принимать решения. Элиты на сегодняшний день являются локомотивами движения российского общества, экономики и политики. Они принимают решения о направлении, темпах и цене движения. Однако на принятие ими решений оказывают влияние разнообразные обстоятельства, в которых находятся элиты, в том числе и регионального характера. Региональные обстоятельства варьируются от региона к региону, составляя многообразие единичных фактов, значение которых на принятие решений неравнозначно. Эмпирическое описание этих единичных фактов хотя и является важным для установления многообразия конкретных причин в деятельности региональной элиты, однако будет характеризовать эту деятельность на уровне единичного, а значит, принесет в жертву общие тенденции. На сегодняшний день среди общих тенденций, требующих включенности региональных элит в их изучение и решение являются ниже приведенные.
Этнокультурная тенденция. Проявляется в том, что либерализация экономики и демократизация общественной жизни вызывает к жизни тенденции, когда в некоторых регионах в связи с исторической, культурной, ментальной спецификой создаются условия доминирования в идентификационных процессах этнической составляющей над национально-государственной. Региональная элита для того, чтобы удержаться у власти, должна в процессе принятия решений ориентироваться на эту тенденцию как доминирующую при выборе из возможных других. Поэтому в культурных интересах региональной элиты, по умолчанию, будет присутствовать эта тенденция. От того, какие пути работы с данной тенденцией изберет региональная элита, во много будет зависеть не только благополучие региона, но и судьба страны в целом.
Тенденция лабильности взаимоотношений центра региона. Несмотря на то, что эта тенденция характеризует все без исключения регионы в их взаимодействии с центром, в некоторых регионах она приобретает характер критической тогда, когда увеличение расстояния до центра становится обратно пропорциональным частоте контактов проживающего в регионе и центре населения. В этой ситуации население региона в своих внешних (внерегиональных) контактах начинает преимущественно ориентироваться на расположенные ближе регионы других стран. В основном эти контакты характеризуют экономическую сферу и сферу свободного времени, однако их длительность начинает оказывать влияние на сферу культуры. Региональные элиты также обязаны принимать во внимание эту тенденцию, принимая адекватные этим процессам решения. Запретительными мерами элиты могут только подорвать свое положение российского регионального лидера.
Тенденция лабильности региона между состоянием донора и получателя. Позиция экономически лидирующего региона, часть средств которого перераспределяется центром в другие регионы для обеспечения равномерного социоэкономического развития страны в целом, является одной из идентификационных причин жителей региона между собой и отличительной при определении различий с жителями других регионов. При этом, несмотря на то, что экономические блага в ходе перераспределения изымаются центром, их передача в другой регион является критической. Поэтому она не воспринимается как проблема «центра и региона», а как дисбаланс в системе межрегиональных отношений. Тенденция, сказываясь на идентификации, является интегрирующим элементом региональной жизни и обязана учитываться элитой в принятии решений. Данные тенденции среди других продуцируются культурными интересами российской региональной элиты, которые ограничены кругом тех, в положение которых, элита в состоянии поставить самих себя, а также за кого, она (элита) добровольно принимает на себя функции несения ответственности.
Культурные интересы элиты содержат в себя возможность сообщения элите ответственности за все региональное сообщество, однако, они ситуативны. Их ситуативность обусловлена тем, что возможность ответственности за свои действия перед всем населением региона переходит в действительность только в определенных, ограниченных временными рамками случаях, как правило, связанных с возможностью потери контроля над механизмом принятия решений и желанием сохранить его. Это проявляется, например, в ситуациях выборных кампаний, когда судьба региональной элиты решается более широким сообществом, нежели то, к которому она принадлежит, либо, с приездом в регион высокого должностного лица или представителя федеральной элиты, чьи решения могут оказаться критичными для представителя региональной элиты. Однако и выборы, и приезд представителей федеральной элиты не осуществляются на постоянной основе, а ситуативны, что определяет и ситуативность интересов региональной элиты.
Культурные интересы российской региональной элиты не глубоки по своему качеству, так как решения во имя всех жителей региона принимаются элитой только тогда, когда они не могут негативно сказаться на положении элиты во власти или ее экономическом благополучии. Культурные интересы региональной элиты – региональные, т.е. каждый раз при принятии решений устанавливается приоритет региона над центром, или более широкого общественного образования над другим. Культурные интересы региональной элиты – светские, так как региональные лидеры опасаются влияния иных идеологических систем на свое лидерство в принятии решений в регионе.
В четвертом параграфе третьей главы «Культурная политика как способ артикуляции элитой ее интересов» показано, что изучение культурных интересов современной российской региональной элиты, в части обусловленности ими предметов культуры потребляемых элитой, заставляет по-новому взглянуть на само понятие элитарной культуры, разрабатываемое в современной теории культуры, когда считается, что потребители элитарной культуры одновременно являются и ее творцами.
Об относительности такого утверждения свидетельствует предпринятый в данной диссертации анализ современной культурной политики, осуществляемой региональными элитами.
В ее выработке и осуществлении элита ставит себя на место другого – в данном случае большинства жителей региона, и, испытывая при этом недовольство существующей реальностью, принимается за создание виртуальной. Это связано с тем, что в основе культурной политики, осуществляемой региональными элитами, лежат интересы ее выживания впрямую связанные с существующим общественным строем. Продуцируя культурную политику, региональные элиты опираются на традиционные для России и региона культурные ценности, при этом, в ряде случаев, искренне веря, что существующее положение вещей также отвечает интересам большинства регионального населения, для которого просто пока еще не пришло время пользоваться плодами капитализма. Однако региональная культурная политика играет по отношению к своему создателю - региональной элите злую шутку, предотвращая последнюю от возможности солидарности с представителями управляющих классов других стран для защиты общих интересов. Этому мешают традиционные российские и региональные ценности, закладываемые ею в свою же собственную культурную политику. Российская региональная элита, являясь творцом культурной политики, призванной защитить ее властные и экономические интересы, превращается в ее реципиента через реализацию в ней своих культурных интересов, попадая, таким образом, под ее влияние. Поэтому из современных российских субъектов богатства и власти она является образцом социального образования наименее способного к глобализации.
В Заключении диссертации подведены краткие итоги исследования автора в рамках задачи исследования и его первоначальной гипотезы. Здесь также формулируются основные выводы и намечаются дальнейшие перспективы исследования данной проблематики.
Основные выводы и положения диссертации опубликованы в 43 авторских работах общим объемом свыше 60 п.л., 38 из которых по теме диссертации, в том числе в двух монографиях и статьях, вышедших в различных изданиях в 1999 -2010 гг., из них в 10 статьях – в журналах, входящих в перечень изданий ВАК Минобрнауки РФ.
Сокращенный перечень публикаций включает:
Монографии:
- Гертнер С.Л. Культура российской региональной элиты через ее интересы. - М.:МГУКИ, 2009. - 222 с.
- Гертнер С.Л. Элита и интересы. - М.:МГУКИ, 2004. - 166 с. - (В соавторстве с Китовым Ю.В.; авторство не разделено).
Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ:
- Гертнер С.Л. Институционализация элиты и ее культурные интересы // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. - 2009. - № 5. – С.38-44.
- Гертнер С.Л. Региональная элита как субъект мифологизации // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. – 2008. - №4. - С.15-20.
- Гертнер С.Л. Профессиональная деятельность российской региональной элиты как объект научного исследования // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. – 2008. - №6. - С.20-25.
- Гертнер С.Л. Культурные интересы в процессах рекрутирования, ротации и устойчивости элиты // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. – 2008. - №3 - С.12-17.
- Гертнер С.Л. Региональная культурная политика как способ артикуляции интересов элиты // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. – 2008. - №2. – С.53-58.
- Гертнер С.Л. Смысловое пространство понятия «интерес региональной элиты» // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. - 2008. - №1. - С.39-44.
- Гертнер С.Л. К проблеме региональной идентичности современной российской элиты // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. – 2007. - №2. - С.11-14.
- Гертнер С.Л. Российская региональная элита как социокультурная реальность // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. – 2007. - №1. - С.11-14.
- Гертнер С.Л. Региональный интерес и элита // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. – 2006. - №4. - С.20-22.
- Гертнер С.Л. Национальная безопасность как проблема культуры // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. - М., 2003. - № 2. - С.12-22. (В соавторстве с Китовым Ю.В.).
Статьи в научных сборниках:
- Гертнер С.Л. Особенности проявления культурных интересов региональной элиты на бытовом уровне//Вузы культуры и искусств в мировом образовательном пространстве: новые пути наук о культуре: Материалы международной научно-практической конференции (Москва, 28-29 мая 2009 года): Сборник статей. Ч.1 / НИИ МГУКИ. – М.:МГУКИ, 2009. – С.109-117.
- Гертнер С.Л. Объективное и субъективное в культурной политике и ценностные ориентации российских элит // Воспитание в системе формирования ценностных ориентаций молодежи.- М.: МУКИ, 2008. – С.12-15.
- Гертнер С.Л. К рефлексии о структуре культурных интересов элиты. Новые пути наук о культуре. - М.: МГУКИ, 2008., С.97-104.
- Гертнер С.Л. Профессиональная деятельность элиты как фактор культуры управления: парадигмы исследования // Культурная политика в условиях модернизации российского общества. - М., 2008. - С.15-23.
- Гертнер С.Л. Профессиональная деятельность российской региональной элиты как объект научного исследования//Вестник МГУКИ. – 2008. - №6.- С.20-25.
- Гертнер С.Л. Региональная экономическая элита и ее интересы. Созидательная миссия культуры. Сб.науч.ст. - М.: МГУКИ, 2008.- С.44-49.
- Гертнер С.Л. Социокультурные реалии российских регионов как отражение процессов реформирования в сфере культуры//Реформа в сфере культуры: региональный опыт. Сб.науч.статей по мат. Науч-практ.конф. (24 апр.2008 г.). – М.: МГУКИ, 2008. –С.217-223.
- Гертнер С.Л. К обоснованию мировоззренческих проблем в контексте социокультурных процессов в современном обществе // Актуальные проблемы воспитания на современном этапе. - М.: МГУКИ, 2007. - С.41-43.
- Гертнер С.Л. К проблеме реального и виртуального в культурных интересах региональной этнической элиты// Преображенские чтения. - М., 2007. - С.62-67.
- Гертнер С.Л. К проблеме современного управления поликультурным сообществом в условиях российского мегаполиса (на примере Москвы) // Народная дипломатия Москвы: история, современность, перспективы URL://http://www.forum-ndm.ru/index.php?option=com_content@ task.
- Гертнер С.Л. Культура региональной элиты как важный фактор регионального управления в контексте глобальных, национальных и локальных социокультурных процессов // Ученые записки. – Вып.29. – М.: МГУКИ, 2007. - С.154-161.
- Гертнер С.Л. Культура российской региональной этнической элиты: институциональное и ценностное измерение//Преображенские чтения. - М., 2007.- С.104-109.
- Гертнер С.Л. Некоторые аспекты актуализации в деятельности элит проблем образования и/или воспитания // Актуальные проблемы воспитания на современном этапе. - М.: МГУКИ, 2007. - С.52-53.
- Гертнер С.Л. Региональная мифология как константа в процессе ротации и рекрутирования элит // Созидательная миссия культуры. - М.: МГУКИ, 2007. - С.68-74.
- Гертнер С.Л. Региональное управление в поликультурном контексте: мировоззрение элиты и ее технологические модели//Культура в контексте гуманитарного знания./Т.1. Философия и теория культуры. Материалы межд. научной конференции к 40-летию каф. Теории культуры, этики и эстетики МГУКИ. - М., 2007. - С.84-93.
- Гертнер С.Л. Социокультурные функции региональной элиты // Созидательная миссия культуры: современные поиски. Ч.1. – М.: МГУКИ, 2007. - С.26-30.
- Гертнер С.Л. Согласование интересов как культурный маркер устойчивости, ротации и рекрутирования элит // Многообразие культур – путь к единству мира: Сб.ст.молод. ученых. - М.: МГУКИ, 2007. – С.63-70.
- Гертнер С.Л. Социокультурные функции региональной элиты// Науки о культуре: современный статус.– Ч.I. - М.: МУКИ, 2007. - С.26-30.
- Гертнер С.Л. Структура российской региональной элиты: генезис и современные тенденции // Прошлое и будущее России в опыте социально-философской мысли. - М.: МГУКИ, 2007. – С. 10-21.
- Гертнер С.Л. Управление региональным поликультурным сообществом: мировоззрение или технологические модели элиты // Культура в контексте современного гуманитарного образования. - М.: МГУКИ, 2007. – 35-49.
- Гертнер С.Л. К вопросу о культурной обусловленности гендерных интересов // Культура: философско-исторические аспекты изучения и развития. Вып. 3. Мир человека и конфигуративность культуры. - М.:МГУКИ, 2005. - С.101-113. - (В соавторстве с Китовым Ю.В.).
- Гертнер С.Л. Гендерные интересы глазами культуролога // Литературознавство.Фольклористика. Культурология. Черкассы, 2004. – Вып.3. – С.114-124.
- Гертнер С.Л. К вопросу о роли культурных интересов в жизнедеятельности современной российской региональной элиты// Созидательная миссия культуры. - М.: МУКИ, 2002.- С. 28-33.
- Гертнер С.Л. К вопросу о специфике культурно-исторического сознания в России//Человек в мире духовной культуры. Тезисы межвуз. науч.-практ.конф. – М., 1999. - С.5-7.
- Гертнер С.Л. Историческое сознание как проблема современной науки о культуре // Научные проекты молодых ученых МГУК: поиски и эксперименты. Сб. статей.- М., 1998. – С.19-23.
Учебно-методические публикации:
- Гертнер С.Л. Культурология. Учебно-методический комплекс. - М.: МГУКИ, 2010. – 52 с. - (В соавторстве с Китовым Ю.В., авторство не разделено).
- Гертнер С.Л. Этническая история России. Народное художественное творчество. Программа специальных дисциплин. - М.: МГУКИ, 2005. – С.17-24.
- Гертнер С.Л. Этнопсихология. Народное художественное творчество. Программа специальных дисциплин. - М.: МГУКИ, 2005. – С.36-47.
- Гертнер С.Л. Культурология. Современные культурные процессы и проблемы: Учебное пособие.- Красноярск, 2003. 172 с. - (В соавторстве с Китовым Ю.В.; авторство не разделено).
- Гертнер С.Л. Этническая история народов Урала и Волго-Камья: общее и особенное: Лекция. –М.: МГУКИ, 2002. – 25 с.
- Гертнер С.Л. Функции культуры: Лекция. - М.: МГУКИ, 2002 –
28 с.
