WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Когнитивно-дискурсивное исследование концептуальной метафоры в афроамериканской художественной картине мира

На правах рукописи

Шустрова Елизавета Владимировна

КОГНИТИВНО-ДИСКУРСИВНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ

КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ МЕТАФОРЫ

В АФРОАМЕРИКАНСКОЙ
ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КАРТИНЕ МИРА

Специальность 10.02.04 — германские языки

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Воронеж — 2008

Работа выполнена в Уральском государственном педагогическом университете

Научный консультант: заслуженный деятель науки РФ, доктор филологических наук, профессор Чудинов Анатолий Прокопьевич
Официальные оппоненты: член-корреспондент РАН, доктор филологических наук, профессор Виноградов Виктор Алексеевич
доктор филологических наук, профессор Кретов Алексей Александрович
доктор филологических наук, профессор Булынина Марина Михайловна
Ведущая организация: Волгоградский государственный педагогический университет

Защита состоится 30 июня 2008 г. в _____ часов на заседании диссертационного совета Д 212.038.16 при Воронежском государственном университете по адресу: 394006, г. Воронеж, пл. Ленина, 10, ауд. 49.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета

Автореферат разослан «____» _______________ 2008 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета Велла Т. М.

Общая характеристика работы

Реферируемое исследование посвящено изучению афроамериканской литературной концептуальной метафоры в рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы. Центральная проблема исследования связана с изучением моделей возможного переосмысления языковых и экстралингвистических реалий в условиях языкового контакта, который ложится в основу формирования как афроамериканского варианта английского языка, так и афроамериканского художественного дискурса. С одной стороны, это африканские языки и культура, в том числе и речевая, которые появились на территории США вместе с рабами. С другой стороны, это «белая» американская культура и «белое» речевое поведение. В исследовании рассматривается ряд вопросов, традиционно относимых к области контактной лингвистики, когнитологии и прагматики текста.

Актуальность исследования. В лингвистике последних десятилетий большое внимание уделяется изучению метафоры в рамках когнитивно-дискурсивного подхода и связанных с ним междисциплинарных исследований. Создан целый ряд ярких работ, в которых исследованы различные языковые картины мира, в том числе в сопоставительном и/или историко-типологическом аспекте [Белякова, 2005; Будаев, 2006, Виноградов, 2006; Гольдберг, 1984; Гудавичюс, 1984; Дзюба, 2001; Дударева, 2005; Карасик, 2004, 2007; Кононова, 1998; Лапшина, 1998; Лукин, 1993; Любимова, 1996; Никитина, 1999; Падучева, 2000; Плунгян, 1991; Прокопьева, 2006; Санцевич, 2003; Слышкин, 2000; Толочин, 1996; Яковлева, 1994 и др.].

В задачу таких исследований чаще всего входит выделение и описание фрагмента языковой картины мира. Несомненно, изучение отдельных концептов представляет большой интерес и способно дать новую информацию о системе ассоциаций, о лингвистических и экстралингвистических связях, присущих носителям определенной лингвокультуры. Вместе с тем следует признать, что любые языковые категории, в том числе и концепты, образуют систему, существуют во взаимосвязи.

Это определяет новые задачи когнитологии, в числе которых можно назвать изучение больших информационных полей, их структуры и способов конкретного языкового выражения различного рода фоновых знаний.

В то же время по-прежнему актуальным остается изучение языковых и понятийных изменений в условиях контакта двух лингвокультур. По справедливому замечанию В. А. Виноградова, в результате языковых контактов происходит разрушение концептуального содержания слова. Взаимодействие языка-источника и заимствующего языка нередко приводит к тому, что при семантическом переносе новые признаки появляются в качестве основного когнитивного содержания, т. е. в результате взаимодействия двух языков и двух культур происходит «сплав» когнитивного содержания, что ведет к появлению новых переносных значений, часто неожиданных для носителей языка-источника [Виноградов, 2006: 120].

На наш взгляд, этот процесс затрагивает не только уровень грамматических категорий или лексики и семантики отдельного слова, но и уровень концепта в целом, что проявляется в «сплаве» всего когнитивного содержания концепта, наложении одной (европейской) трактовки того или иного концепта на другую (в частности, африканскую) интерпретацию концепта.

Все это обусловило актуальность данного исследования, проведенного на материале афроамериканского художественного дискурса XVIII — XX вв. и позволившего описать в синхронии и диахронии всю систему концептуальных метафор, присущих афроамериканской литературе, которая появилась в результате слияния европейских и африканских речевых и литературных образцов.

Обратившись к проблемам изучения афроамериканской литературы, отметим, что описания афроамериканского дискурса, в том числе и художественного, представлены главным образом в зарубежных исследованиях [Aberjhani, 2003; Baker, 1974, 1987, 1991; Bassard, 1999; Benston, 1984; Blassingame, 1976; Bloom, 1994; Bone, 1988; Bouson, 2000; Bracks, 1998; Butler, 2003; Carby, 1987; Coles, 1999; Conner, 2000; Davis, 1994; De Weever, 1992; Fabre, 2001; Gallego, 2003; Gates, 1987, 1988; Gavin, 1999; Gershoni, 1997; Graham, 2001; Grewal, 1998; Gwin, 1985; Hamilton, 1995; Harris-Lopez, 2001; Holloway, 1992; Howard, 1993; Hull, 1987; Jackson, 1997; Levin, 2003; McDowell, 1995; Mackey, 1993; Middleton, 1997; Miles, 2003; Mishkin, 1996; Mitchell, 2002; Nelson, 2004; Page, 1995; Peterson, 1988; Prince, 2004; Redfern, 1989; Rigsby, 1975; Robinson, 1975; Rollins, 1970; Smith, 1994; Tracy, 1988; Twagilimana, 1997; Wilentz, 1992; Williams, 1997; Winter, 1992; Wintz, 1996 и др.].

Работы, посвященные этой проблеме, распадаются на две большие группы — это антологии с рядом комментариев или критические обзоры творчества отдельных писателей, реже того или иного литературного течения. Исследования часто базируются на идиостиле одного автора. Работы сопоставительного плана носят преимущественно синхронический характер. В таких публикациях анализируются речевые (как правило, морфологические и синтаксические) особенности, определяется значимость писателя в социальной и исторической парадигме, его отношение к диаспоре и расовым проблемам, дается жизнеописание, приводятся основные этапы творчества, перечисляются произведения. В ряде работ [Blassingame, 1976; Gates, 1987, 1988; Holloway, 1992 и др.] присутствуют попытки выделения «черного» и «белого» элементов.

Вместе с тем до настоящего времени ни в отечественной, ни в зарубежной лингвистике не проводилось системного описания афроамериканского художественного дискурса и метафорического моделирования не только с позиций когнитивного подхода, но и в рамках какого-либо иного научного направления вообще. На наш взгляд, необходимо установить когнитивные модели, характерные для афроамериканской литературы в целом и для каждого конкретного писателя в частности; описать языковые средства реализации определенной модели, присущие тому или иному афроамериканскому писателю. Особо интересные данные может дать системный анализ соотношения афроамериканской, американской и европейской литературы, особенностей ментальных моделей мировосприятия и мироописания.

В связи с этим представляется актуальным проведение фундаментального исследования такого рода на материале дискурса афроамериканских писателей — представителей разных литературных течений, жанров, временных периодов.

Объект исследования. Историческое развитие системы концептуальных метафор в афроамериканской художественной картине мира.

Предмет исследования. Влияние культурных факторов и языковых контактов на формирование и историческое развитие концептуальных метафор.

Цель исследования  изучить формирование и развитие системы концептуальных метафор в афроамериканском художественном дискурсе XVIII — XX вв.

Для достижения поставленной цели в ходе диссертационного исследования предполагается решить следующие задачи:

  • определить, как «белое» и «черное» литературное и культурное наследие влияет на афроамериканский дискурс разных эпох, показать, насколько взаимообусловлено употребление образных моделей и иных стилистических средств в дискурсе афроамериканских авторов, чье творчество относится к разным литературным направлениям и жанрам;
  • определить модели метафоризации, представленные как в рамках творчества отдельного писателя, так и в границах определенных литературных течений;
  • установить характер и вектор образной связи между сферами-источниками и соответствующей целью метафорического развертывания;
  • проанализировать особенности авторского выбора тех или иных лексем, рассмотреть семантику английского слова, реализованную благодаря индивидуальной авторской трактовке, с одной стороны, и наличию целого ряда дополнительных сем и самостоятельных дериватов у стандартных английских значений в афроамериканском варианте английского языка — с другой;
  • выявить и описать закономерности формирования когнитивных образных связей в афроамериканском художественном дискурсе.

Материал исследования был получен путем сплошной и репрезентативной выборки из литературных произведений афроамериканских авторов XVIII — XX вв. и составил более 10 000 контекстов. При проведении анализа использовались данные лексикографических источников, в частности словари афроамериканского варианта английского языка [Anderson, 1994; Brathwaite, 1992; Major, 1994; Smitherman, 1994, 2001 и др.].

Методы исследования. Методология сложилась на основе как историко-типологических исследований художественного текста [Аверинцев, 1991; Барт, 1994; Бахтин, 1986; Веселовский, 1989; Григорьев и др., 1994; Левин, 1965, 1969; Лотман, 1970, 1994, 1999; Мелетинский, 1986, 1990, 1995; Пропп, 2000; Теория литературы, 2004, Фрейденберг, 1978, 1997 и др.], так и когнитивно-дискурсивного направления, представленного в работах Ю. Д. Апресяна [2001],
Н. Д. Арутюновой [1988, 2000], А. Н. Баранова [1991, 2001],
Н. Н. Болдырева [2001], Л. И. Гришаевой [2004], В. З. Демьянкова [1994], В. И. Карасика [2004, 2007], Ю. Н. Караулова [2004],
Е. С. Кубряковой [1994, 1999], М. В. Никитина [1997, 2004],
В. Н. Телия [1986, 1988], Л. В. Цуриковой [2002], А. П. Чудинова [2001, 2005], А. Вежбицкой [1990, 1996], Г. Вольфа [Wolf, 1994],
Дж. Восса [Voss, 1992], Т. ван Дейка [Dijk, 1985], Р. Джэкендоффа [Jachendoff, 1983], П. Джонсона-Лэрда [Johnson-Laird, 1983],
Дж. Лакоффа [Lakoff, 1980], Р. Лангакера [Langacker, 1987—1991], Э. МакКормака [MacCormac, 1985], П. Розенблатта [Rosenblatt, 1994], Т. Рорера [Rohrer, 1995], М. Тернера [Turner, 1991], С. Уинтера [Winter, 1989, 1992], Ч. Филлмора [Fillmore, 1971] и многих других. Были учтены и результаты изучения метафор, представленные в работах А. А. Кретова [2003, 2006].

Из исследований по афроамериканской культуре, языку и литературе к числу наиболее значимых относятся работы Дж. Блассингейма [Blassingame, 1973, 1979], Г. Гейтса [Gates, 1987, 1988],
Ю. Дженовиза [Genovese, 1974], Ж. Смитерман [Smitherman, 1994, 1998, 2001], создавшие условия для более полного и глубокого понимания афроамериканской культурной и языковой специфики.

Проблематика исследования определяет круг основных методов и исследовательских приемов. В качестве общих методов в работе использованы индуктивный и дедуктивный методы, метод аппроксимации, предполагающий абстрагирование от характеристик, которые можно отнести к случайным, единичным и которые неизбежно встречаются в любом научном материале. К методам, применяемым во всех отраслях науки, мы относим анализ и синтез, которые позволили выделить ведущие параметры концептуальной метафоры в афроамериканском художественном дискурсе разных лет. Эти методы дополняет методика классификации моделей метафорического развертывания и их составляющих.

Конкретная научная сфера наших интересов связана с лингвистикой. Это определяет применение ряда лингвистических методов и приемов анализа. В качестве основного мы используем описательный метод, реализованный путем интерпретационной методики, частичного использования метода компонентного и контекстуального анализа. Признавая важность учета словарных дефиниций, дающих возможность выявить особенности семного набора, мы применяли метод словарной идентификации и лексический сравнительный и сопоставительный анализ, весьма продуктивный при разборе особенностей дефиниций, которые появились в разные временные периоды и на разных территориях США у лексем, имеющих одинаковую или похожую графическую оболочку в «черном» и «белом» вариантах английского языка.

С помощью привлечения сопоставительного и историко-этимологического анализа исследуются конкретные черты афроамериканской языковой картины мира. Из методик, применяемых в когнитивных исследованиях, мы используем когнитивно-дискурсивный анализ, предполагающий учет лингвокультурологических составляющих, что позволяет описать специфику образования и функционирования концептуальных метафорических моделей.

Такой комплекс методов и приемов дает возможность наиболее полно описать константы и переменные метафорического моделирования афроамериканского художественного дискурса на разных временных участках, выявить сходства и различия когнитивного, стилистического и языкового характера в художественной картине мира представителей разных эпох и литературных направлений.

На защиту выносятся следующие положения:

  1. В ранних афроамериканских литературных произведениях (1760—1890 гг.) отсутствует единая система концептов; стилистические приемы и концептуальные метафоры часто заимствуются из классической европейской литературы.
  2. На первом этапе развитие устной традиции, устной речи афроамериканской диаспоры идет обособленно от развития афроамериканской литературы этого периода.
  3. К числу ведущих сфер-источников метафоризации раннего афроамериканского художественного дискурса относятся следующие: корабль, Говорящая Книга (Библия), цепь, ворота (врата), песня, еда, дом.
  4. На втором (1890—1920 гг.) и третьем (1920—1940 гг.) этапах происходит утрата характерных черт первой волны и теряется ощущение притягательности «белого» английского и «белых» литературных форм. Происходит возврат к «черным» формам и канонам афроамериканской устной традиции, которые проникают в письменный язык; часто такие формы используются в упрощенном или искаженном виде.
  5. Основными сферами-источниками афроамериканского художественного дискурса второго и третьего этапов становятся: вода, ветер, огонь/пламя, небо/небесные светила, гора, растение, птица, животное, воин/оружие, голос, маска, цепь.
  6. Афроамериканский художественный дискурс четвертого (1940—1960 гг.), пятого (1960—1980 гг.) и шестого (1980—2000 гг.) этапов построен на слиянии «черных» и «белых» черт, речевых и литературных образцов.
  7. Концептуальные метафоры афроамериканского художественного дискурса середины и конца XX в. сводятся в триаду Бог — Природа — Человек. В афроамериканской литературе середины и конца XX в. формируется система концептов, присущая абсолютному большинству афроамериканских писателей этого периода.
  8. В афроамериканском художественном дискурсе середины и конца XX в. доминируют следующие сферы-источники метафоризации:

Бог: голос/звук/песня/слово; дорога/путник; властитель/бог;

Природа: пустыня/пространство; землетрясение/изверже­ние; небесные светила; пропасть; огонь/пламя/свет; гром/мол­ния; ветер/буря; вода/лед/снег/дождь; земля; золото/металл/драгоценности; природа/мир; время суток/года; жизнь/смерть; камень/скала; частица/песок; растение; насекомое; птица; змея/червь/чере­паха/кроко­дил/рыба/земно­вод­­ные; животное/зверь;

Человек: ребенок; женщина; оружие/воин/битва; символ власти; тюрьма/оковы; забор/калитка/ворота; тень/пок­ров/мас­ка/стена; предмет одежды/ткань; кукла/предмет игры; еда/пища; часть тела; предмет быта; дом; состояние (эмоциональное/физическое); город/социальный институт.

  1. В афроамериканском художественном дискурсе сохраняются и намеренно используются специфичные формы построения текста, проявляющиеся в параллельном использовании целого ряда концептуальных метафор божественной, природной и антропоморфной групп.

Научная новизна работы заключается в следующем:

Впервые афроамериканский художественный дискурс рассматривается как система с позиций исторического подхода и когнитивно-дискурсивной теории. На различных этапах своего развития эта система может сближаться с европейским и североамериканским «белым» дискурсом или, напротив, отдаляться от него через введение «черных» черт, в частности элементов традиционных афроамериканских богослужений и музыкальных жанров; развернутых аллюзий, основанных на афроамериканском фольклоре и произведениях других афроамериканских авторов; афроамериканской трактовки семантики слов. Этот процесс в афроамериканском художественном дискурсе напоминает процессы декреолизации (т. е. возвращения к нормам европейского языка-источника) и рекреолизации (т. е. стремления к чертам исходных африканских языков), которые присущи афроамериканскому варианту английского языка и сопровождают все его развитие.

Определено влияние культурных факторов и языковых контактов афроамериканской диаспоры на формирование афроамериканского художественного дискурса на различных исторических этапах.

Впервые установлены доминантные модели концептуального развертывания афроамериканского художественного дискурса XVIII — XX вв.

Впервые выделена система концептов, являющаяся отличительной чертой афроамериканской литературы второй половины XX в. Эта система проявляется в параллельном привлечении множества сфер-источников на уровне как макро-, так и микроконтекста. Вся система сфер-источников может быть сведена к триаде Бог — Природа — Человек. Безусловно, отдельные составляющие присутствуют и в «белом» художественном дискурсе, но в отличие от него в афроамериканской литературе они формируют более жесткую систему, включающую 38 сфер-источников, выступают в единстве, входят в абсолютное большинство произведений афроамериканских авторов середины и конца XX в.

В ходе исследования:

  • показана взаимосвязь каждого концепта с другими составляющими системы концептов, продемонстрировано переплетение концептуальных метафор, их взаимозависимость в афроамериканской литературе;
  • в диахроническом аспекте определена роль каждой из сфер-источников и сфер-мишеней при развертывании образной модели;
  • представлены способы конкретной языковой реализации концептуальных метафор в дискурсе афроамериканских писателей XVIII — XX вв.;
  • описаны интертекстуальные связи между дискурсами афроамериканских писателей — представителей разных эпох и литературных течений.

Теоретическая значимость исследования. Изучение концептуальной метафоры в афроамериканском художественном дискурсе вводит в научный оборот новые факты, свидетельствующие о развитии и функционировании английского языка и его варианта в рамках афроамериканской лингвокультуры, дает интересные сведения о системе ассоциаций, национальной специфике восприятия мира, вносит вклад в изучение стилистических и семантических преобразований в условиях языкового и культурного контакта. Разработанная в рамках диссертации методика может применяться при изучении других дискурсов и языковых картин мира.

В данном исследовании установлена текстовая и языковая специфика системы концептуальных метафор в афроамериканском художественном дискурсе XVIII — XX вв., выявлены конкретные способы ее применения в сопоставлении с американской и европейской традицией организации художественного текста.

Практическая ценность исследования. Материалы и выводы диссертационного исследования могут использоваться в процессе преподавания социолингвистики, этнолингвистики, межкультурной коммуникации и зарубежной литературы на филологических факультетах вузов. Они могут стать основой для учебного пособия по отдельным разделам дисциплин «Общее языкознание», «Интерпретация текста».

Апробация диссертации. Основные положения диссертационного исследования были представлены на Международном конгрессе по когнитивной лингвистике (Тамбов, 2006); международной научной конференции «Язык и мышление: психологический и лингвистический аспекты» (Москва; Ульяновск, 2007); международной лингвистической конференции «Язык и культура» (Екатеринбург, 2006); международной конференции «Иностранные языки и литература в международном образовательном пространстве» (Екатеринбург, 2007); международной конференции «Язык и межкультурная коммуникация» (Астрахань, 2007); международной научной конференции «Филология и культура» (Тамбов, 2007); международной научной конференции Ефремовские чтения «Концепция современного мировоззрения» (Санкт-Петербург, 2007); всероссийской научной конференции «Проблемы лингвистической прогностики» (Воронеж, 2006); на научных конференциях разного ранга в г. Екатеринбурге (2002, 2003, 2004, 2005, 2006, 2007), г. Шадринске (2002), г. Перми (2002, 2007). По теме диссертации опубликовано свыше 40 научных работ, среди них 2 монографии и статьи (в том числе 10 в рецензируемых научных изданиях, включенных в реестр ВАК
МОиН РФ). Их общий объем составляет около 80 печатных листов.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения, библиографического списка и приложения. Библиографический список насчитывает 977 наименований, из которых 150 — афроамериканские текстовые источники, 80 — антологии афроамериканской, американской и британской литературы.

Основное содержание работы

Во введении обоснована актуальность исследования, его научная новизна, теоретическая и практическая значимость, определены цель и задачи, указаны методы, описаны материал и источники исследования, сформулированы положения, выносимые на защиту, представлена апробация работы.

Предмет нашего исследования тесно связан не только с языком, но и с историей и культурой определенного народа, поэтому первая глава «Дискурсивные основы исследования афроамериканской художественной картины мира» посвящена рассмотрению ряда предпосылок исторического, культурного, религиозного и социального плана, оказавших непосредственное влияние на формирование афроамериканского художественного дискурса.

Как отмечает Г. Гейтс, африканцы, будучи силой оторванными от своих цивилизаций, пережили все ужасы переселения в Америку. Но они привезли с собой частицы своих культур, которые для них были полны смысла. Эти кусочки культуры не были подвластны времени, поскольку их обладатели не желали потерять свою музыку, мифы, представления об устройстве мира, ритуалы. В то же время африканец волею судеб стал путешественником. Его путь пролегал через иное, новое для него пространство и время. И как любой путешественник, негр перевел реалии нового непознанного окружения на язык своей культуры, трансформировал их согласно своей системе понятий, верований и ценностей [Gates, 1988: 3—4].

Без понимания определенных экстралингвистических причин абстрактное описание художественного дискурса было бы далеко от истины. Поэтому в содержании данной главы рассмотрены наиболее значимые аспекты жизни и истории афроамериканской диаспоры.

Дан краткий обзор исторических и социологических работ [Alt, 2002; Applebome, 1996; Bassett, 1925; Berlin, 1975, 1997; Borus, 1992; Brinkley, 1997; Browns, 1992; Cashman, 1984; Catton, 1987; Chafe, 1991; Current, 1988; Davis, 1963; Dinnerstein, 1990, 1996; Estes, 2005; Franklin, 2000; Glaude, 2000; Governar, 2000; Hartmann, 2003; Henderson, 2003; Holt, 2000; Jackson, 1931; Johnson, 2005; Kenan, 1999; Lanker, 1989; Lerner, 1987; Liberson, 1980; Lowery, 2003; McLoyd, 2005; Miller, 1971; Olmsted, 1970; Radcliff-Brown, 1950; Roberts, 1995; Rubin, 1991; Sniderman, 2002; Talty, 2003; Theoharis, 2005; Thompson, 2004; Wallace, 2000; Willis, 2005; Woodward, 1971; Wright, 2001 и др.]. Представлено социальное деление американского общества в целом и афроамериканской диаспоры в частности в период рабовладения; описана система взаимоотношений, взаимных обязательств и условий труда, которая связывала вольных и невольных жителей США.

Проанализирован такой важный аспект, как отличия в системе религиозных верований, которые появились в результате слияния языческих африканских культов и заповедей и обрядов протестантства, баптизма, католичества, реже ислама. В частности, рассматриваются образы змеи как носителя и воплощения Слова Божьего, рыбы, крокодила, птицы, быка, кошки, обезьяны, различных насекомых и дерева. Особое внимание уделено образу Бога-посредника Езу (Езу-Элегбара), чьей задачей было истолкование воли богов, и его трансформированному двойнику Обезьяне-Оракулу, позднее Насмешнице (Signifyin’ Monkey). Описано формирование и некоторые особенности христианских обрядов в Традиционной негритянской церкви.

Исследованы особенности афроамериканской устной традиции, основанной на культе слова, особенностях метафорики, сакральном смысле речи, традиции кодирования, вопросно-ответном типе коммуникации, широком использовании невербальных средств передачи информации. Отдельно рассмотрено искусство signifyin’ (signifying) — определенное традицией речевое поведение, имеющее целью передачу скрытого смысла, которое оказало немалое влияние на афроамериканский литературный текст. Завершается глава обзором причин, приведших к заимствованию определенных черт европейской культуры, в том числе и речевой, и созданию афроамериканской литературы.

Лингвистический характер нашего исследования предполагает использование специальной терминологической базы, определение узкого собственно лингвистического направления, экскурс в историю изучения метафоры. Данные аспекты освещаются во второй главе «Методология и методика когнитивно-дискурсивного исследования метафоры в художественной картине мира».

В рамках этой главы представлены ведущие течения и базовые подходы, в русле которых выполнялись и выполняются исследования тропов, в частности метафоры, начиная с работ античных философов, ученых эпохи Возрождения, Нового Времени, психологического направления в языкознании XIX в. и заканчивая теорией аномалий, интеракциональным, субституциональным подходами, структурно-семантической теорией метафоры, интеграционным и когнитивным направлениями.

Когнитивный подход стал одним из основных при выполнении данного исследования, поэтому мы анализируем наиболее важные положения когнитивной науки как междисциплинарного, так и собственно лингвистического направления. В частности, подробно разбираются возможные подходы к трактовке терминов «концепт», «картина мира», «языковая картина мира».

Анализ работ по когнитивной лингвистике (А. Вежбицка, Р. Водак, Т. ван Дейк, Т. Гивон, Р. Джэкендофф, М. Джонсон, Э. МакКормак, Дж. Лакофф, Р. Лангакер, К. де Ландтшер, А. Мусолфф,
Л. Талми, М. Тернер, Ч. Филлмор, Ж. Фоконье, Н. Фэйрклау,
Дж. Хейман, Й. Цинкен, У. Чейф, Дж. Юл, Н. Д. Арутюнова,
А. Н. Баранов, Н. Н. Болдырев, В. А. Виноградов, С. Г. Воркачев,
В. З. Демьянков, В. И. Карасик, Ю. Н. Караулов, Е. С. Кубрякова,
В. А. Маслова, Г. Г. Слышкин, И. А. Стернин, А. П. Чудинов и др.) позволяет утверждать, что в соответствии с наиболее распространенным подходом основной целью данного научного направления является установление и описание моделей концептуализации объективной реальности в зависимости от особенностей мироощущения и мировосприятия как отдельного индивида (что представлено в исследованиях дискурсов писателей, политиков и т. д.), так и культурного сообщества в целом. В отличие от предыдущих подходов применение идей когнитивизма в лингвистике предполагает отказ от строгого вычленения границ отдельных значений полисемантичной лексики и противопоставления различных стилистических средств по сходству, смежности и другим традиционным параметрам. Вместо этого вводится понятие концептуальной метафоры — единого тропа, который включает в себя традиционные метафору, метонимию, эпитет, олицетворение, гиперболу, парафразу и другие виды семантических и логических изменений (Т. ван Дейк, М. Джонсон, Э. МакКормак, Дж. Лакофф, Л. Талми, Ж. Фоконье, Н. Ф. Алефиренко, Н. Д. Арутюнова, А. П. Бабушкин, А. Н. Баранов, Н. Н. Болдырев, В. А. Виноградов, С. Г. Воркачев, В. З. Демьянков, В. И. Карасик, Ю. Н. Караулов, Е. С. Кубрякова, В. А. Маслова, Г. Г. Слышкин, И. А. Стернин, А. П. Чудинов и др.).

Однако не стоит забывать, что большинство исследований до 70-х гг. XX в. строилось преимущественно в рамках структурно-семантической теории значения. Поэтому в современной лингвистике считается предпочтительным использование комбинации двух подходов и к анализу семантики слова, и к анализу текста. Это дает возможность получить более детальное и упорядоченное описание языкового материала, «выявить структуру мысли, скрытую за внешней формой языка» [Вежбицка, 2001: 57].

Изучив способы применения определенных методов и приемов анализа в исследованиях по дискурсу, мы предлагаем следующую их комбинацию.

На первом этапе проводится полная выборка из максимально возможного числа произведений, относящихся к разным временным периодам. Это позволяет определить ведущие концепты, способы их языкового и стилистического наполнения. Впоследствии данные полной выборки могут быть проверены и подтверждены путем репрезентативной выборки из произведений, появившихся в последние годы, или малоизвестных работ. Как правило, если предварительный анализ был проведен точно, выделенные направления концептуального развертывания подтверждаются.

Далее для каждого временного этапа проводится разбор и описание выделенных концептуальных моделей для определения исходной понятийной области и области метафорической экспансии, вектора метафорического развертывания. Мы предлагаем не отказываться от терминов традиционного стилистического анализа и параллельно с применением терминов когнитивной лингвистики (концепт, концептуальная метафора и др.) проводим описание и в рамках традиционных групп художественных средств: метафорической, метонимической и аллегорической.

Затем полученные результаты анализируются в диахронии, и мы получаем четкую схему того, как изменялся тот или иной концепт, его стилистические и языковые средства выражения на протяжении всего существования художественного дискурса, в нашем случае афроамериканского. Без сомнения, языковые данные должны соотноситься с историческими, социальными и культурными составляющими как в синхронии, так и в эволюции.

При анализе моделей и их языкового наполнения мы предлагаем применить комбинацию описания как стилистических элементов, так и компонентов семантической структуры лексем, которые используются в той или иной модели и влияют на общий метафорический смысл и отдельного высказывания, и текста в целом, поскольку «языковые метафоры теснейшим образом связаны с внутренней формой слова и позволяют выявить общечеловеческое и национальное во взглядах людей на окружающий мир» [Кретов, 1987: 61]. С одной стороны, применение традиционных методов сравнительного и сопоставительного анализа позволяет добиться точного и подробного описания модели и ее трансформации. С другой стороны, методики концептуального анализа дают возможность соединить все эти важные детали в одно целое и описать афроамериканский художественный дискурс как единую систему, включающую языковые и когнитивные элементы и способы их языкового оформления.

В третьей главе «Афроамериканская художественная картина мира» описан ряд характерных черт «белой» и «черной» картин мира, которые появляются как результат исторического и культурного развития. К их числу можно отнести разное понимание роли писателя, творца; разное предназначение искусства; разную трактовку образа Бога; разное восприятие ритуала.

Приводится обзор и анализ работ, посвященных афроамериканскому дискурсу. Говоря об истории изучения афроамериканской литературы, следует признать, что как афроамериканский вариант английского языка, так и афроамериканский дискурс до середины
1970-х гг. не привлекал серьезного внимания исследователей. В немалой степени это последствия внутренней политики США, проявившиеся в стойком убеждении, что негр не может обладать иными талантами, кроме владения определенными музыкальными жанрами и искусством танца. Эта политика приводит к тому, что афроамериканская литература не считается серьезной темой для исследования.

Начиная с 1980-х гг. настроения меняются — афроамериканский вариант английского языка и афроамериканский дискурс, в том числе и художественный, начинают выступать в качестве объекта исследования. Тем не менее число работ по этой теме не так велико. Что касается афроамериканского художественного дискурса, то, по нашим подсчетам, количество публикаций колеблется в пределах 350—400 наименований, включая антологии, небольшие обзоры и описания американской литературы в целом с небольшими комментариями ее афроамериканской части. Подавляющее большинство исследований такого плана было выпущено в США в период 1980—2007 гг. [Aberjhani, 2003; Abrahams, 1980; Allen, 1998; Anderson, 1981; Andrews, 1994; Bernard, 2001; Cooper, 1987; Davis, 1994; Fabre, 2001; Gallego, 2003; Gates, 1987, 1988; Harris, 1982; Howard, 1993; Huggins, 1971; Hull, 1987; Hutchinson, 1995; Kaplan, 2002; Locke, 1997; Miles, 2003; Perry, 1982; Price, 1997; Rollins, 1970; Schoener, 1995; Tracy, 1988; Winter, 1992; Wintz, 1996 и др.].

Изучив работы, посвященные анализу афроамериканской литературы, считаем возможным предложить свою периодизацию материала. С нашей точки зрения, афроамериканский художественный дискурс может быть представлен как единое целое, если за основу будет принята преемственность системы концептов. Таким образом, анализ афроамериканского художественного дискурса с позиций когнитивной теории метафоры позволяет определить повторяемость и общность определенных черт, их значимость в афроамериканской литературе в целом, специфику «черного» литературного текста. В этом случае периодизация будет зависеть не столько от временных характеристик и смены литературных течений, сколько от изменений концептуальных метафор. Несколько разных литературных направлений могут объединяться на основе единства концептуальных моделей. Напротив, иные способы реализации системы концептуальных метафор могут разбивать один временной период, одно направление, устанавливать новые рамки.

Исходя из смены стилистических и концептуальных составляющих, общих для писателей того или иного периода, считаем, что афроамериканское литературное наследие и изменения в системе метафор в афроамериканских литературных произведениях могут быть представлены как ряд этапов, среди которых наиболее отчетливо выделяются следующие:

  1. метафоры в текстах 1760—1890 гг. (дискурсы бывших рабов,
    Ф. Уитли и Ф. Дугласа);
  2. метафоры в текстах 1890—1920 гг. (дискурс П. Данбара и др.);
  3. метафоры в текстах 1920—1940 гг. (дискурс течений «пересмешников» и Гарлемского ренессанса);
  4. метафоры в текстах 1940—1960 гг. (дискурс течений реализма, натурализма, модернизма);
  5. метафоры в текстах 1960—1980 гг. (дискурс течения «Черное искусство»);
  6. метафоры в текстах 1980—2000 гг. (современный афроамериканский художественный дискурс).

Все это стало предметом анализа в следующих трех главах, образующих вторую часть исследования, в которой анализируются закономерности формирования и развития системы образной организации афроамериканского текста, детально рассматриваются традиции и новаторство при использовании концептуальных метафор в афроамериканской литературе с ее постоянными языковыми и культурными контактами.

В работе использован как диахронический, так и синхронический подход. Сопоставление проводится как в рамках каждого отдельно взятого периода, так и между отдельными временными этапами развития системы концептуальных метафор в афроамериканской литературе. При проведении анализа дискурса конкретных авторов мы ставили следующие задачи:

  • определить базовые концепты художественной картины мира отдельного автора или литературного течения;
  • выделить и описать модели метафорического развертывания;
  • установить особенности (в том числе и языковые) национальной специфики организации дискурса.

В четвертой главе «Концептуальная метафора в афроамериканской художественной картине мира XVIII — XIX вв.» представлен сопоставительный и сравнительный анализ системы концептуальных метафор первого этапа развития афроамериканской литературы. Анализ проводится на материале следующих дискурсов:

  • дискурс ранних афроамериканских автобиографий;
  • дискурс Ф. Уитли;
  • дискурс Ф. Дугласа.

Первый этап развития афроамериканской литературы
(17601890 гг.)

На первом этапе в афроамериканском художественном дискурсе отмечаются следующие закономерности:

  • отсутствие метафорических моделей, построенных на использовании концептов божественной группы; образ Бога встречается только в прямых обращениях к нему, молитвах, включенных в текст литературного произведения;
  • наличие стершихся метафор зооморфной направленности; придание им отрицательной эмоциональной маркированности; преобладание моделей с использованием следующих зооморфизмов: овца, олень, лошадь, мул, свинья, собака; сфера-мишень метафорического развертывания — афроамериканец, его состояние безнадежности, затравленности; использование концепта пресмыкающееся (змея или змий) с опорой на библейскую легенду; использование концепта птица (а именно совы), воплощающего грусть, тоску, несвободу (причем Америки от Британии, а не отдельной личности);
  • из других концептов природной группы присутствуют сферы-источники вода и огонь; они связаны с выражением чувств, разного рода эмоций, утешением, восхищением даром слова европейского языка и желанием овладеть этим сокровищем, бессмертием, временем, светом;
  • присутствие следующих основных сфер-источников артефактного характера: корабль, Говорящая Книга (Библия), цепь, ворота (врата), песня, еда, дом;
  • исключительно положительная эмоциональная маркированность первых трех концептов в дискурсе ранних афроамериканских автобиографий; для сферы-источника корабль сферой-мишенью выступает начало новой жизни в ее внешних проявлениях; Говорящая Книга — это обретение новых возможностей, новой духовной жизни, иного внутреннего начала; цепь — это, с одной стороны, Африка, жизненный уклад до приезда в Европу и США, с другой стороны, это европейская цивилизация, т. е. уклад чужой жизни, к которому нужно привыкнуть;
  • в более позднем дискурсе (Ф. Уитли, Ф. Дугласс) концепт корабль сохраняет первоначальную трактовку «начало новой жизни», но на первый план выходит акцент на ожидание свободы; при использовании концепта Говорящая Книга акцент смещается с Библии на учебники, грамматику, прописи; концепт цепь меняет положительный коннотативный компонент на полностью противоположный, теперь он символизирует власть и уже никак не связан с прошлым Африки; он превращается в «стальные оковы» — iron chain (s), которые мучают и черного раба, и американские колонии; в последнем случае — это явное влияние «белого» американского дискурса того времени; тем не менее преобладает сфера-мишень «положение черного раба и власть над ним»;
  • концепты песня и словосложение понимаются как возвышенное эмоциональное состояние единения с музами и христианским Богом, с одной стороны, и проявление тоски, бессилия, отчуждения — с другой; ворота (врата) передают физическую расправу, страдания, вызванные системой рабства; эта сфера-источник не имеет ничего общего с образом райских ворот и Христом; это муки плоти, не ведущие к очищению;
  • концепты дом и еда связаны с выражением чувств, разного рода эмоций, утешением, отчуждением, бесприютностью, неприкаянностью; они могут обозначать и физическое состояние, связанное с последствиями рабства;
  • нечастотны, но тем не менее присутствуют в данном дискурсе модели, связанные с концептуальными метафорами неба и небесных светил (солнца, луны, звезд); сфера-мишень вполне европейская; как правило, это выдающийся человек (белый, реже черный), талант, который постигла безвременная кончина, и его окружение;
  • авторы пользуются средствами исключительно стандартного, очень правильного английского языка; лексемы употребляются преимущественно в своем прямом значении; образные связи строятся на переносных значениях слов, типичных для стандартного английского; присутствует много библеизмов.

В пятой главе «Концептуальная метафора в афроамериканской художественной картине мира первой половины XX в.» представлен анализ системы концептуальных метафор следующих двух этапов афроамериканской литературы.

Второй этап развития афроамериканской литературы
(18901920 гг.):

  • произведения в стиле «шоу менестрелей»;
  • дискурс П. Данбара.

Третий этап развития афроамериканской литературы
(19201940 гг.):

  • дискурс течений «пересмешников» и Гарлемского ренессанса;
  • дискурс Л. Хьюза;
  • дискурс С. Брауна;
  • дискурс Дж. Тумера;
  • дискурс З. Херстон.

На втором этапе в афроамериканском художественном дискурсе отмечаются следующие закономерности:

  • основными сферами-источниками метафорического развертывания становятся: вода, ветер, огонь/пламя, солнце, гора, птица, воин/оружие, голос, маска, цепь;
  • основных сфер-мишеней три: афроамериканец (главным образом духовный лидер), эмоциональное и физическое состояние (рабство, свобода, надежда, страдание, смерть);
  • вода передает успокоение, отрешение, знание, в чем проявляется не только европейская трактовка, но и влияние африканской традиции и афроамериканского фольклора;
  • ветер и туман — это вестники беды и смерти, в то же время ветер ассоциируется со свободой и надеждой; эта же сфера-мишень наиболее частотна для солнца, птицы и небольшого числа фитоморфизмов;
  • милитарная метафора используется для описания духовного лидера, его жизни; для этой же сферы-мишени используются концепты огонь/пламя и гора; для описания поверженного состояния, проигрыша начинает применяться концепт пыль/прах/частица/песок;
  • голос используется как синекдоха поэта; звуки трубы и шагающих ног связаны с приходом Мессии; слезы и вздохи ассоциируются с жизнью диаспоры;
  • концепт маска используется для описания жизни афроамериканской диаспоры; к этой трактовке может примыкать и орнитологическая метафора;
  • концепт цепь укрепляется как метафора рабства;
  • божественные образы присутствуют только в качестве библейских аллегорий; их число немного увеличивается;
  • в литературных произведениях начинает широко использоваться афроамериканский вариант английского языка, часто искаженный, искусственный; упор делается на графическую передачу фонетических особенностей негритянской речи, особенности морфологии и синтаксиса афроамериканского варианта английского; не уделяется должного внимания переносному значению слов, «обыгрыванию» лексического значения слова, которое характерно для афроамериканской устной речевой культуры.

На третьем этапе в афроамериканском художественном дискурсе отмечаются следующие закономерности:

  • присутствуют первые попытки использования единой системы концептов, реализованной тремя группами: Бог, Природа, Человек, которые взаимосвязаны;
  • божественная группа становится более значимой; более четко оформляются природная и антропоморфная группы;
  • особенностью этого этапа становится двойственность трактовки любого из концептов; в одних контекстах они несут положительную, в других — отрицательную маркированность;
  • концепт голос/звук/песня может ассоциироваться с обращением к Богу, любовью, продолжением жизни после смерти, с одной стороны, с другой — в ряде контекстов он может приобретать значение «разгул страстей, хулиганство, убийство»;
  • концепт вода, по-прежнему ассоциируясь с успокоением и чистотой, впервые приобретает черты безвременья, смерти;
  • концепт корабль утрачивает свою значимость и становится частью концепта вода/водные стихии; передаваемое ранее при помощи этого концепта эмоциональное состояние надежды на новую жизнь и обретение свободы становится сферой-мишенью концептов огонь, время суток/года, растение;
  • концепт огонь передает эмоциональное состояние радости, любви, надежды, единения с Богом, знаменует собой конец мук; в то же время это тяжелые воспоминания, гибель, линчевания;
  • концепт Говорящая Книга полностью пропадает, замещаясь концептом голос/песня; это обусловлено двумя причинами: попытками возврата к устной традиции и соответственно большей значимостью слова, устной речи и тем, что концепт голос/песня начинает передавать возможность обращения к Богу, сближается с понятием Слова Божьего и, таким образом, занимает нишу концепта Говорящая Книга;
  • концепт цепь, имевший ранее значение «уклад, образ жизни», преобразуется в воспоминания о прошлом, переданные концептом огонь/пламя, а трактовка цепи как власти замещается отрицательно маркированным развитием концепта огонь/пламя как пламени линчеваний, возможности уничтожить, физически расправиться; это касается и концепта ворота в его трактовке «страдание, физическая расправа», который вливается в описания сожжений негров с параллельным развитием концепта огонь/пламя; в качестве концептуальной метафоры власти появляется хлыст;
  • концепты еда и дом, ранее передававшие эмоциональное состояние, практически исчезают, носят неразвернутую или стандартную европейскую трактовку (исключение составляет дискурс Дж. Тумера, в котором концепт дом обычно используется в качестве аллегории или метафорического олицетворения, призванного усилить тему женщины); эмоциональные состояния теперь передаются через концепты огонь, вода, песня, фито- и зооморфизмы, все из которых имеют как положительное, так и отрицательное звучание в конкретных контекстах;
  • концепт птица не отличается большой частотностью и продолжает развивать отрицательные черты, связь с несвободой, пленением, зависимостью (здесь часто используется концептуальная метафора пересмешник), предчувствием смерти; часто это птица, несущая или сопровождающая гибель (стервятник); впервые отрицательные черты этого концепта начинают переноситься на белого американца;
  • зооморфные концепты неожиданно приобретают «белые» черты, переносятся на белого американца, чего раньше никогда не наблюдалось; вводится небольшое число новых зооморфизмов (например, вол), которые вместе с прежними концептуальными метафорами отражают уже устоявшуюся стереотипную модель «животное — афроамериканец или его эмоциональное состояние»;
  • набирает частотность концепт небо/небесные светила, который имеет как положительную, так и отрицательную эмоциональную маркированность; в ряде случаев он передает стремление к высшему началу, в других контекстах это предзнаменование несчастья, кончины, потустороннего мира; при реализации концептуальных метафор солнца и луны происходит слияние африканской трактовки луны и ночи как друга, а солнца как жестокого, палящего, иссушающего убийцы и европейской трактовки темного времени суток как времени беды и солнца как защитника, вестника добра; в ряде случаев концепт небо/небесные светила сливается с концептом огонь/пламя; частично сюда входит концепт время суток/года, но в ограниченном числе контекстов;
  • появляется большая развернутая группа фитоморфизмов, которые характеризуют самого человека (белого и черного; мужчину и женщину), его эмоциональное состояние, в частности любовь, тоску, надежду; фитоморфизмы в своем большинстве носят положительный или нейтральный эмоциональный маркер, связываются с переживанием положительных эмоций (любви, супружества), в отличие от отдельной группы фитометафор, включающих следующие: изюм, кукуруза, сосна, тростник, которые несут положительную и отрицательную коннотацию; их задача — передать помимо положительных эмоций состояние обреченности, неизбежности судьбы, увядания, смерти (в том числе насильственной, неожиданной);
  • в ряде контекстов присутствуют концепты ребенок, дорога и путник, насекомое (пчела), ветер, золото, песчинка, камень/скала, кукла; пока они носят неразвернутый характер и ассоциируются главным образом с физическим состоянием человека; коннотация в большинстве случаев нейтральная;
  • вновь появляется стандартный английский язык параллельно с афроамериканским вариантом; в афроамериканских литературных произведениях начинают применяться три варианта английского языка: просторечный афроамериканский английский; афроамериканский вариант, приближенный к норме, но отличающийся необычным словоупотреблением и рядом синтаксических моделей; нормативный американский вариант английского языка.

В шестой главе «Концептуальная метафора в афроамериканской художественной картине мира второй половины XX в.» представлено описание следующих этапов развития афроамериканского художественного дискурса.

Четвертый этап развития афроамериканской литературы
(19401960 гг.):

  • концептуальная метафора в дискурсах Р. Райта, Р. Эллисона, Дж. Болдуина, Л. Хансберри, Г. Брукс, Р. Дункана, Р. Хейдена — представителей реализма, натурализма, модернизма.

Пятый этап развития афроамериканской литературы
(19601980 гг.):

  • концептуальная метафора в дискурсах М. Кинга, А. Бараки, С. Санчез, Н. Джиованни, Э. Найт, относимых к движению «Черное искусство».

Шестой этап развития афроамериканской литературы
(19802000 гг.):

  • концептуальная метафора в дискурсе Т. Моррисон — автора новой волны. В приложении также приводится анализ дискурса другого современного автора — М. Анджело.

На четвертом этапе в афроамериканском художественном дискурсе отмечаются следующие закономерности:

  • формируется система концептов, единых для абсолютного большинства афроамериканских писателей; новую систему можно легко разложить на три группы Бог, Природа, Человек, которые не существуют изолированно, а получают параллельное развитие как в макро-, так и в микроконтексте; это приводит к тесной взаимосвязи всей системы концептов как в дискурсе отдельных авторов, так и во всем афроамериканском дискурсе середины и конца XX в.;
  • система сфер-источников насчитывает 38 концептов;
  • усложняется система сфер-мишеней; по-прежнему высоко частотны полюсы «человек, преимущественно афроамериканец (его физические черты, поведение, характер)», «эмоциональное и физическое состояние», «приход человека к Богу»; начинают привлекаться сферы-мишени: «Бог, вера», «афроамериканское наследие (или его потеря)», «афроамериканская диаспора, религиозная община», «город, улицы большого города, ночные клубы, реалии жизни гетто и богемы», «грех», «спасение, избавление», «время», «музыка, речь, предположения, слухи», «вода», «небо», «воздух», «свет», «время суток», «дом», «место защиты, укрытие», «подземелье, шахта», «мир как единое целое (часто враждебный афроамериканцу)», «оружие», «предрассудки», «жизненный уклад», «жизненные и природные циклы», «внешние обстоятельства», «животное»;
  • все сферы-источники могут нести как положительный, так и отрицательный эмоциональный маркер;
  • сфера-источник голос/звук сохраняет положительное направление и расширяет отрицательный аспект, в который вплетаются новые смыслы: грусть, печаль, напряженность, предчувствие недоброго, проклятие, угроза; происходит разделение сфер-источников песня и слово; песня и музыка передают эмоциональное состояние; слово и голос сохраняют прежнюю линию обращения к Богу, прощения, любви, примирения; появляется новая подгруппа перевод, которая передает возможность понимания автора, протагониста другим человеком; молчание, отсутствие собственного голоса и дара слова закрепляется как невозможность выразить себя, обратиться к Богу, беспомощность перед судьбой, жестокость и безжалостность окружения;
  • концепт дорога/путник символизирует жизненный путь человека и в большинстве случаев имеет оттенок страданий; это классическое направление, связанное с библейскими легендами, в частности с исходом евреев из Египта, и классической европейской трактовкой пути; впервые в качестве основы для метафоры выступает образ Бога, который связывается с надеждой на будущее, верой, лучшим исходом или, напротив, страхом, карой, знаком обреченности, неизбежности наказания;
  • происходит развитие концепта огонь/пламя и расширение возможных направлений метафорического развертывания этого концепта, он приобретает сложную структуру; огонь получает четкое разделение на природный и искусственный; огонь — это грех, сексуальная распущенность, незаконные влечения разного рода, аллегория душевных мук; пламя отражает чувства безысходности, ужаса, беспокойства, гнева, иных эмоций; в то же время огонь и пламя — это часть счастья, ожидание надежды, очищение небесным огнем, внутренние изменения, принятие христианства; следует отметить, что огонь теперь обретает голосовые и звуковые характеристики: он поет, шепчет и усиливает этим беспокойные опасные состояния, предвещает разрушение, гибель, душевные муки; свет в полном расхождении с европейской традицией усиливает отрицательное направление метафорического развития; это, как правило, знак ложного пути, ухода от истины, обмана, беспокойства, это аллегория греха, страсти, прелюбодеяния, нанесения обид на расовой почве; параллельно при развитии положительного или нейтрального эмоционального направления свет — это надежда, терпимость, очищение, молитва, любовь;
  • небо и небесные светила выделяются в отдельный концепт; продолжается линия луны как друга, защитника, аллегории культуры предков, особого уклада жизни афроамериканской диаспоры, воспоминаний о жизни на Юге; солнце сохраняет прежнее значение жестокости, но в то же время в соответствии с европейской традицией может выступать аллегорией Бога, частью спасения, обретения утешения, а также может трактоваться как жертва, существо, приносимое в жертву или жертвующее собой; одновременно солнце и его свет — это свобода, будущее, женщина (молодая, желанная, жестокая, опасная, несущая гибель), воин или враг; небо может быть враждебно, выражать недовольство, равнодушие окружающих, неприязнь, жестокость, череду бед; одновременно присутствует трактовка неба как существа, готового внимать голосу молящегося, в полном соответствии с классическим европейским пониманием неба;
  • концепт ветер расширяет свои границы и преобразуется в более крупный концепт воздух, который объединяет концептуальные метафоры ветра, бури, воздуха, воздушных потоков; ветер и воздух — это мужское начало; при этом ветер несет положительный эмоциональный заряд и имеет возрастные характеристики (молодость); воздух, напротив, приобретает отрицательный эмоциональный маркер и связывается со старшим по возрасту, разрушительным, греховным началом, агрессией и жестокостью; воздушный поток трактуется как удар судьбы, вихрь противоречий, часто сопровождается снежной бурей; вплетается традиционная европейская трактовка бури как страстей, перемен;
  • концепт вода продолжает раскрываться в описаниях эмоциональных состояний, ощущений, страха, стыда, ненависти, боли, внутренних колебаний, изображении человека (и черного, и белого), тонущего в иллюзиях, непонимании, сомнениях; вода — это также любовь, влечение, половые отношения; проявляется классическое прочтение воды как забвения, жизненных циклов, течения времени, воспоминаний; впервые в афроамериканском художественном дискурсе вода начинает сопоставляться с фактами, реальностью, которые вступают в противоречие с ожиданиями героя; они ошарашивают, потрясают, как волны, их осознание внезапно разливается, как поток, смывает, сбивает героя с ног; вода впервые предстает в различных агрегатных состояниях: это дождь, туман, снег, лед, застоявшиеся воды болота; снег ассоциируется с недругом, неприятностями, болью, стыдом, потоком времени; со льдом связаны холодность, равнодушие, безучастность, что вполне соответствует общей европейской традиции; туман — это блуждание в сомнениях, трудности, беды, болезни, неверие; к этому присоединяются антропоморфные черты тумана и дождя, благодаря которым они становятся частью враждебного начала, жестокими недругами; дождь и туман в ряде контекстов тесно связаны с воздухом — также частью жестокого начала; впервые вода обретает цвет и звук: это либо воды, окрашенные кровью или глиной, либо темные воды отчаяния; с водой сравнивается музыка в ее различных проявлениях: музыка, вызывающая воспоминания, бурная музыка, падающая, как водопад, музыка, напоминающая шум прилива; характеристики воды может иметь слово, речь, таким образом, вода приобретает черты божественной группы, что возвращает ее к исходному значению «символ знания», присутствовавшему в афроамериканской устной традиции; прослеживается аллегорическая оппозиция water, sea — river — mist — spring, fountain, соединяющая отрицательное и положительное направления; сфера-источник корабль, ранее представлявшая отдельный концепт, теряет частотность и еще теснее сближается с концептом вода; корабль, плывущий по воде, приобретает линию традиционного сравнения с духовным лидером, вождем, капитаном, но в соответствии с афроамериканским пониманием этот человек ведет к свободе или обращается с проповедью, плывет по ее волнам и морю религиозного накала общины; корабль передает взаимоотношения мужчины и женщины, при этом корабль, в отличие от британской и «белой» американской традиции, несет мужское начало (и белое, и черное), а море, река (особенно африканская, бурная, с непрозрачными водами) отождествляется с женщиной (только афроамериканкой), ее непознаваемостью и опасностью; в ряде контекстов корабль и его якорь — это чувство вины или погони, в отличие от развития этой сферы-источника на предыдущих этапах;
  • фитоморфная метафора, помимо характеристики самого человека, его физического и эмоционального состояния, начинает переноситься на речь, предположения, слухи, образ жизни, законы выживания и городские реалии; продолжается линия негативной эмоциональной маркированности концептуальных метафор кукурузы и винограда (на предыдущем этапе изюма); эти концептуальные метафоры передают обман, циничное отношение к людям и Богу; в случае с виноградом наблюдается резкий отход от европейской трактовки винограда как символа терпеливого ожидания, его связи с духовной жизнью, Богом, Христом; большое число связей построено на физическом сходстве объектов (стройности, силе, возрастных характеристиках, красоте, плодородии и т. д.), присутствии или отсутствии связей с остальной природой и миром людей; впервые расширяется ряд фитоморфизмов, связанных с природой южных штатов и укладом жизни диаспоры;
  • концепт птица расширяет число названий птиц, входящих в его состав и увеличивает свою частотность; авторы начинают активно использовать существительные, обозначающие птиц, которые имеют ряд переносных значений в афроамериканском варианте английского (bird, biddy, bantam, chick(en), pigeon, rooster, etc.); по-прежнему применяется концептуальная метафора пересмешника с традиционной сферой-мишенью «афроамериканская диаспора», в то же время эта концептуальная метафора начинает обозначать использование афроамериканского культурного наследия в корыстных целях и таким образом усиливает свою отрицательную коннотацию; продолжается линия применения орнитологических метафор по отношению как к черному, так и к белому человеку;
  • зооморфизмы также расширяют свой круг; вводятся концептуальные метафоры гиены, зебры, (дикой) кошки, обезьяны, лошади, медведя, кролика, крота, мыши, осла; в ряде случаев используется намек на расовый компонент (например, чередование светлых и темных полос на шкуре животного и двойное происхождение афроамериканца); впервые начинает использоваться компонент сексуальности животного и его силы; сохраняется уже устоявшаяся модель «животное (больное, раненое, в агонии, изможденное, плененное) — афроамериканец»; привлекается потенциальная семантика зооморфизмов, закрепившаяся в афроамериканском варианте английского; появляется новая сфера-мишень «мир как целое»;
  • милитарная метафора становится более частотной и сложной; сферами-мишенями выступают «человек (черный и белый, необязательно лидер, в отличие от предыдущих этапов)», «негроидная раса, афроамериканская диаспора и их история», «чувства», «слово, звук», «объекты живой и неживой природы»; вводятся названия новых современных видов вооружений и ведения военных операций; впервые в афроамериканском дискурсе милитарная метафора начинает применяться не только для обозначения отношений между афроаме­ри­канцами и белым населением США, но и для описания отношений между мужчиной и женщиной, однако в отличие от европейской литературы упор делается на реалии жизни в гетто и усугубление половых противоречий расовыми; впервые милитарная метафора применяется для описания внутренней борьбы, душевных мук;
  • концепт цепь, который начал складываться еще в ранних афроамериканских автобиографиях, не прекращает своего развития; он продолжает линию второго этапа, однако теперь это не только рабство и прошлое диаспоры, но и жизнь в гетто, невозможность вырваться из цепи неудач и нищеты, отсутствие любви и заботы; к концептуальной метафоре цепи присоединяются концептуальные метафоры тюрьмы, ловушки, темницы, кандалов, клетки, расширяя таким образом состав концепта;
  • концепт забор/калитка/ворота продолжает линию физической расправы, ожидания беды; к этому добавляется связь с тяготами жизни, отсутствием равных возможностей; в то же время включается и европейская линия трактовки ворот как возвышения, духовного преодоления, прихода к Богу;
  • эпизодически начинают использоваться образы сказочных персонажей (Bre’r Rabbit, Robin Redbreast) с упором на характеристики неудачника;
  • авторы продолжают применять два варианта: стандартный американский вариант и афроамериканский вариант, приближенный к норме; усиливается тенденция использования переносных значений, которые стандартные английские слова получают в афроамериканском варианте английского, в частности привлекается целый ряд фитоморфизмов, связанных с природой южных штатов и имеющих ряд переносных значений в афроамериканском варианте английского, знакомых всей диаспоре; практически пропадает использование фонетических и грамматических особенностей афроамериканского варианта английского.

На пятом этапе в афроамериканском художественном дискурсе отмечаются следующие закономерности:

  • временный отход от уже сложившейся системы концептов;
  • почти полное отсутствие христианских божественных образов, которые пытаются подменить языческими божествами;
  • упрощение системы сфер-источников; неиспользование концептов божественной группы, сведение воедино концептов предмет одежды, ткань, еда, предмет быта, дом, город/социальный институт; неразвернутая, примитивная трактовка других концептов (например, фито- и зооморфизмов, пространства, милитарной метафоры и т. д.);
  • упрощение системы сфер-мишеней, которые сводятся к следующим: «человек», «физическое состояние (с преобладанием гибели, болезни, хрупкости, ранения)», «жизнь вопреки всему», «борьба в любой ее форме (обычно агрессивной), необходимость борьбы», «физическая расправа, погромы», «воспоминания (причем в очень упрощенной форме, призывы помнить о трагическом прошлом афроамериканской диаспоры)», «страна (только Африка и США, часто в оппозиции друг к другу)», «политические меры (главным образом расовый компонент), дискриминация», «обретение равенства, новый век, начало новой жизни, надежды на лучшее, которое добыто кровавым путем»; сферу-мишень «эмоциональное состояние», передающую в очень упрощенном виде любовь, грусть и потерянную мечту, можно отнести к окказиционализмам;
  • утрата двойной трактовки концептов; преобладание отрицательной эмоциональной маркированности, если только концепт не соотносится с Африкой и борьбой за свои права;
  • как парадокс, преобладание «белых» традиционных, часто стершихся моделей метафорического развертывания;
  • неумелое использование «черных» языковых средств, преимущественно на уровне фонетики и грамматики; семантические переносы утрачивают свою значимость; продолжается параллельное использование стандартного английского.

На шестом этапе в афроамериканском художественном дискурсе отмечаются следующие закономерности:

  • возобновляется использование единой системы концептов во взаимосвязи трех групп Бог, Природа, Человек; вновь вводится двойная трактовка любого из концептов;
  • система сфер-мишеней вновь включает полюсы: «человек, преимущественно афроамериканка или афроамериканец (их физические черты, поведение, характер)», «эмоциональное и физическое состояние», «приход человека к Богу», «Бог, вера», «афроамериканское наследие (или его потеря)», «афроамериканская диаспора, религиозная община», «город, улицы большого города, ночные клубы, реалии жизни гетто», «время», «музыка, речь (с добавлением тишины и стандартного английского языка, произношения)», «вода», «небо», «воздух», «свет», «время суток», «дом», «мир как единое целое», который уже не воспринимается как враждебный афроамериканцу, «предрассудки», «жизненный уклад», «жизненные и природные циклы», «внешние обстоятельства», «животное»; к ним добавляются сферы-мишени: «социальное положение», «материальное положение, деньги», «достижения, профессиональный успех, приводящий к достатку», «знание, новости, информация», «ум, рассудок», «анонимность, неузнанность», «предмет обихода (часто домашнего), одежда, другие артефакты», «пространство», «страна, континент (преимущественно Африка или Юг США)», «литературное произведение»; при развитии образа человека на первый план выходит описание женщины (преимущественно афроамериканки), уверенной в себе, не имеющей права на воспоминания, и черного мужчины, в большинстве случаев это линия возлюбленного; при описании истории и жизни афроамериканской диаспоры на первый план выходят новые обычаи, смена жизненного уклада, нередко это отказ от жизни вдали от больших городов, появляются воспоминания о богатстве, роскоши, былом величии Юга США, подчеркивается присутствие божественной искры у диаспоры, набирают частотность сферы-мишени «непрекращающиеся заботы и хлопоты» и «ритуальные церемонии», вводится противопоставление «пора семейного счастья — время бед из-за утраты взаимопонимания, близких и т. д.»; у сферы-мишени «внешние обстоятельства» появляется новая составляющая, а именно отсутствие согласия, раздробленность, последствия непродуманной политики, европеизация новых африканских государств, надежды на возрождение, обновление африканской и афроамериканской культур, обретение исторической родины; усложняется линия Африки, ее красоты, истории и дикой природы, но теперь это уже не хрупкий баланс, а законы джунглей, где выживает сильнейший и смерть так же прекрасна, как новое рождение; утрачивают частотность или трансформируются сферы-мишени «реалии жизни богемы», «грех», «спасение, избавление», «предположения, слухи», «место защиты, укрытие», «оружие», «подземелье, шахта»;
  • возобновляется прямое обращение к Богу, характерное для раннего афроамериканского художественного дискурса, а также для текстов спиричуэлс и госпел; параллельно с этим Бог может выступать в качестве сферы-источника и сферы-мишени метафорического развертывания; продолжается использование библейских аллюзий; в метафорических моделях Бог становится метафорой и аллегорией спасения и примирения; набирают частотность концептуальные метафоры властителя, короля, фараона и дьявола;
  • концепт голос/звук сохраняет двойную эмоциональную маркированность и разделение на песню, мелодию и слово, речь; сохраняется линия связи с Богом, примирением и эмоциональными состояниями, которые уже не имеют такой остро выраженной угрозы и напряженности, скорее это печаль, воспоминания, лебединая песня, грустное прощание; впервые в афроамериканском дискурсе музыка и пение афроамериканских богослужений уподобляются политическим действиям, митингам и пикетам, которые подаются как хорошо известная мелодия, требующая так же хорошо знакомого ритуала импровизации; теряют частотность резкие, напряженные звуковые образы, несущие опасность и смерть; на первый план выходят слово, смех и музыка; при описании музыкальных звуков параллельно со звуками афроамериканских мелодий появляются звуки классической музыки, в частности скрипичных концертов, которые связываются с образами белых персонажей и картинами грустных размышлений и тревог; вводится противопоставление мужских и женских голосов; важную роль выполняют звуки женского голоса и телодвижений, которые символизируют начало новой жизни, возрождение мужчины, приход любви и обретение веры в себя; впервые абсолютным правом голосового обращения к Богу наделяются женщина (афроамериканка) и ребенок (девочка, афроамериканка); вводятся описания звуков, издаваемых змеей при сбрасывании кожи, линьке, символизирующие, во-первых, процесс собственного возрождения, перевоплощения, начало нового цикла; во-вторых, это самопознание, мнимое омоложение через смену кожи, плодотворное мужское начало; в третьих, это связь красоты женщины с легендой о Еве и Змии Искусителе; наконец, это аллюзия, основанная на африканской легенде, напоминающей библейскую притчу об изгнании из Рая, которая стала известна в афроамериканской диаспоре в результате поездок на историческую родину; согласно этой легенде, Адам и Ева — это африканцы, которые были изгнаны из рая Африки из-за неправильной пигментации кожи, ее слишком светлого оттенка, воспринимавшегося как недобрый знак; будучи изгнаны, они дали начало белой расе; афроамериканцы в этой легенде играют роль Змия, которого постоянно распинают за его вмешательство в дела белых;
  • при развертывании концепта дорога/путник продолжается линия жизненного пути человека с оттенком страданий; вводится концептуальная метафора путешественника, надоедливого попутчика, иностранца и иммигранта; впервые эта модель переносится на взаимоотношения родителей и детей, сохраняя описания межрасовых и половых отношений; сфера-мишень «подземелье/шахта», которая была частотна на четвертом этапе и связывалась с разными сферами-источниками, трансформируется в «туннель, спуск по лестнице» и закрепляется за концептом дорога/путник;
  • при развитии концепта огонь/пламя/свет, с одной стороны, сохраняется линия мук, страдания, обреченности, зависимости человека от условий существования, тягот преодоления себя и предрассудков, сложившихся в результате расового барьера, с другой — передается хрупкость, незащищенность человека, примирение со своей судьбой, последствия напряжения, социального давления, житейских невзгод; продолжается разделение огня на искусственный и природный, противопоставление огня и света; трактовка света в отличие от предыдущих этапов все больше приближается к европейской, и свет становится частью образа Бога, надежды, начала новой жизни, передает обожание, восхищение, минуты счастья; в то же время в ряде случаев свет несовершенен, он искажает действительность, уродует жизнь и судьбу; огонь наделяется мужскими чертами, вводится концептуальная метафора красивого и жадного пламени, оставляющего после себя пепелище душ, которые вначале были согреты теплом костра отеческой и супружеской любви; впервые огонь наделяется скоростными характеристиками;
  • небо и небесные светила описываются как с позиций традиционных африканских понятий, связывающих солнечный свет и дневное небо с напастями разного рода, а ночь с утешением, успокоением, молитвой, так и с точки зрения противоположной европейской трактовки;
  • концепт ветер теряет свои исключительно мужские гендерные характеристики и противопоставление «воздух — ветер»; на первый план выходит линия любовных переживаний и угрозы насилия со стороны «белой» Америки;
  • концепт вода сохраняет многополюсную направленность, частотность и сложную структуру; вода вновь приобретает агрегатные состояния, цвет и звуковые характеристики; сохраняется трактовка корабля как аллегории мужского начала и надежды, развиваемого во всей афроамериканской литературе, которая контрастирует с традиционной для британской и американской лингвокультур связью корабля с женщиной; параллельно появляется и традиционная связь корабля с женщиной, которая в афроамериканской литературе этого времени появляется ночью, несет спасение, избавление, надежду, что возвращает нас к афроамериканской трактовке ночи и дает сочетание «белой» и «черной» линий; сохраняется линия половых отношений при описании корабля, пловца и воды; при наделении воды женскими чертами могут появляться возрастные характеристики (пожилой возраст, старость), которых на предыдущих этапах не наблюдалось; чтобы передать расовую принадлежность, красоту негроидных черт, используются названия и описания африканских рек (the Nile, the Congo), которые в отличие от пятого этапа не несут политического подтекста;
  • значительно расширяется ряд фитоморфизмов, связанных с природой южных штатов и тропиками; при развитии модели «растение — человек» преобладают афроамериканские черты, мужские и женские; группа фитоморизмов (кукуруза, тростник, виноград), которые имели отрицательную эмоциональную маркированность на предыдущих этапах, в ряде случаев приобретает нейтральную и положительную трактовки, сливаясь таким образом с остальными концептуальными метафорами этой группы; вводится противопоставление диких и культурных растений, живых и искусственных цветов; дикие растения связаны с образом афроамериканской диаспоры и африканца, садовые растения имеют исключительно отрицательную эмоциональную маркированность и призваны создать определенное отношение к белым персонажам и афроамериканцам, отошедшим от диаспоры; впервые символическое значение придается цвету, окраске растения;
  • концепт птица, сохраняясь в ряде негативных описаний белых людей, в большинстве случаев закрепляется за афроамериканцем; продолжается использование концептуальной метафоры птицы в клетке, к ней добавляется концептуальная метафора птицы с подрезанными крыльями, птицы, сложившей крылья, призванная передать утрату и отсутствие надежд; вводятся концептуальные метафоры сильной черной птицы, певчей птицы, птицы с ярким оперением, которые в равной степени связаны с надеждами, обещаниями, мечтой и угрозой, гибелью, воспоминаниями о прошлом, отказом от любви, потерей дома, горечью перенесенных утрат; впервые черты хищной птицы переносятся на афроамериканок — мать, готовую защищать своих детей, и жительниц больших городов Севера США; впервые появляется связь между полетом, песней и познанием своего афроамериканского начала, отречением от «белых» ценностей и материальной стороны, единением с Богом в его природных проявлениях; продолжается использование лексем с двойным значением;
  • группа зооморфизмов вновь расширяет свои границы; вводится концептуальная метафора домашних питомцев, ручных животных; при использовании концептуальной метафоры лошади на первый план выходит резвый конь, скакун; связь с тяжелым трудом в данном случае не представлена, эта роль закрепляется за метафорой мул; продолжается линия использования сексуальных повадок животного, особенно (дикой) кошки (кота); при использовании концептуальной метафоры обезьяны вводятся аллюзии, основанные на легендах о Signifyin’ Monkey, персонаже афроамериканского фольклора с долгой историей развития;
  • в милитарной метафоре на первый план выходит линия взаимоотношений между представителями разных поколений, мужчиной и женщиной; впервые при развитии оппозиции «черный — белый» афроамериканцы изображаются как сильная, организованная, движущаяся армия; одновременно продолжается линия изначального ожидания проигрыша для афроамериканцев, неуверенности в своих силах; образ белого врага начинает замещаться образами официального учреждения и городской жизни; для европейского дискурса существует закономерность, в соответствии с которой милитарная метафора, теряя свое значение и частотность, замещается метафорой спортивной, активной игры; в данном случае эта закономерность нарушается; милитарная метафора уже не играет такой роли, какая была присуща ей в афроамериканском художественном дискурсе начала и середины XX в., но это не приводит к усилению роли метафоры игры, скорее на смену приходят зооморфные и фитоморфные метафоры.
  • концепт цепь сохраняет линию связи с рабством и прошлым диаспоры, а также с несправедливостью, невозможностью преодолеть негласные законы сегрегации; одновременно к этому впервые добавляется связь с любовью, влечением; помимо любовных мук частотным становится ощущение своей вины, неполноценности, безутешности, которое предстает как цепи рабства, звено длинной цепи разочарований, привычные оковы;
  • при трактовке концепта забор/калитка/ворота линии физической расправы и единения с Богом теряют свою значимость; на первый план выходит линия социального неравенства и половых отношений, в результате афроамериканец предстает как нелюбимое, отвергнутое или отвергающее любовь создание; одной из главных жизненных задач американского негра становится преодоление этого неприятия, обретение внутренней и внешней свободы, раскованности, родины;
  • усиливается роль контейнерной и пространственной метафор (земля, пространство, дом и т. д.), которые передают тему раздумий, попыток обрести себя, страха перед будущим, осознания своей уязвимости; получает большое разнообразие концепт еда; вводится описание ярких красок излюбленных лакомств, экзотической пищи и напитков, вкусов и запахов традиционных афроамериканских блюд; используются семантические связи, существующие между понятиями еды и слова в афроамериканском английском;
  • происходит отказ от избитых клише, в частности от образа матери-Африки, некоторых орнитологических метафор (пересмешник, стервятник и т. д.);
  • используются образы сказочных и литературных персонажей; намеренно вводятся концептуальные метафоры, ставшие яркой чертой дискурса других афроамериканских авторов: луна ((blood-burning) moon), зарево пожара и горящие щепки (burst of fire, flames, bright wood chip), ярко-пурпурный цвет (purple), тень и покров (shadow, the veil), драгоценный камень (precious (stone)), непроходимый тропический лес и джунгли (the jungle), сосна и ее хвоя (pine, pine needles), изюм и виноград (raisin, grapes), кукуруза и кукурузное поле (corn, corn field), самка термита (или муравья) (a lone army ant, soldier ants, the wingless queen amidst a horde of army ants), Смоляное Чучелко (Tar Baby), лестница и ее ступени (stairs, staircase, steps), часы (the clock);
  • вновь наблюдается сочетание афроамериканской устной традиции, предполагающей кодирование смысла на уровне семантики, с одной стороны, и стандартного английского — с другой; большое значение уделяется семантике слова; наряду с авторской трактовкой присутствуют метафорические переносы, которые устойчивы в афроамериканском английском, зафиксированы словарно; зафиксировано увеличение случаев метонимической антономасии, когда авторы упоминают имена известных афроамериканцев в качестве символа всей диаспоры.

В заключении подведены итоги исследования, сделаны выводы в соответствии с поставленными в работе целью и задачами и определены перспективы дальнейшей разработки проблемы.

В приложении представлены максимально полные результаты выборки и анализа контекстов, иллюстрирующие становление системы концептуальных метафор в афроамериканской литературе.

Основные положения диссертации отражены
в следующих публикациях:

Монографии

  1. Шустрова Е. В. Изменения семантики слова в афроамериканском английском / Е. В. Шустрова ; Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2005. — 216 с.
  2. Шустрова Е. В. Афроамериканский английский : лексика и текст / Е. В. Шустрова. — М. : Флинта : Наука, 2007. — 640 с.

Статьи в рецензируемых научных журналах,
включенных в реестр ВАК МОиН РФ

  1. Шустрова Е. В. Использование концептуальной метафоры в художественной картине мира Дж. Тумера / Е. В. Шустрова // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Сер. Лингвистика. — Вып. 2. — Челябинск, 2005. — № 11 (51). — С. 98—104.
  2. Шустрова Е. В. Метафорическое моделирование афроамериканской художественной картины мира (на примере прозы Дж. Болдуина) / Е. В. Шустрова // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Сер. Лингвистика. — Вып. 3. — Челябинск, 2006. — № 6 (61). — С. 90—94.
  3. Шустрова Е. В. Диахроническая трансформация концепта «цепь» в афроамериканской литературе / Е. В. Шустрова // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. — Челябинск, 2006. — № 6. 2. — С. 226—244.
  4. Шустрова Е. В. Когнитивные основы исследования метафоры в афроамериканском литературном дискурсе / Е. В. Шустрова // Вестник Воронежского государственного университета. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. — Воронеж, 2006. — № 2. — С. 22—31.
  5. Чудинов А. П. Фундаментальное исследование проблем лингвистической прогностики / А. П. Чудинов, Е. В. Шустрова // Вестник Воронежского государственного университета. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. — Воронеж, 2006. — № 2. — С. 170—174.
  6. Шустрова Е. В. Концептосфера «Бог» в художественной картине мира афроамериканских писателей / Е. В. Шустрова // Вестник Тюменского государственного университета. Сер. Лингвистика. — Тюмень, 2006. — № 2. — С. 107—113.
  7. Шустрова Е. В. Гарлемский ренессанс и поэты-«пересмешники» / Е. В. Шустрова // Вестник Уральского государственного технического университета—УПИ. Сер. Язык и культура. — Екатеринбург, 2006. — № 3 (74). — Ч. 1. — С. 282—296.
  8. Шустрова Е. В. Анализ фитоморфной и зооморфной концептуальной метафоры на материале романов Дж. Болдуина /
    Е. В. Шустрова // Вестник Уральского государственного технического университета—УПИ. Сер. Язык и культура. — Екатеринбург, 2006. — № 3 (74). — Ч. 1. — С. 297—307.
  9. Шустрова Е. В. Концепт «ветер» в афроамериканском литературном наследии / Е. В. Шустрова // Вестник Оренбургского государственного университета. — Оренбург, 2006. — № 11 (61). — С. 190—196.
  10. Шустрова Е. В. Развитие концепта «маска» в афроамериканском литературном дискурсе / Е. В. Шустрова // Известия Уральского государственного университета им. А. М. Горького. Сер. 1. Проблемы образования, науки и культуры. — Екатеринбург, 2006. — № 45. — С. 254—263.

Основные публикации в других изданиях

  1. Шустрова Е. В. Метафорическое олицетворение в романах Дж. Болдуина / Е. В. Шустрова // Проблемы стилистики текста и самостоятельной учебной деятельности по овладению иностранным языком / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2003. — С. 156—162.
  2. Шустрова Е. В. Тропеическая организация афроамериканских автобиографий конца XVII—начала XIX в. / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2004. — Т. 14. — С. 198—212.
  3. Шустрова Е. В. Идиостиль Ф. Уитли / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2004. — Т. 15. — С. 223—228.
  4. Шустрова Е. В. Идиостиль Ф. Дугласса / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2005. — Т. 16. — С. 241—246.
  5. Шустрова Е. В. Тропеическое развертывание концепта «вода» в романе Р. Райта «Native Son» / Е. В. Шустрова // Сопоставительная лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т ; Ин-т иностранных языков. — Екатеринбург, 2005. — Т. 5. — С. 180—185.
  6. Шустрова Е. В. Тропеическое моделирование концептосферы «Бог» в романах Дж. Болдуина / Е. В. Шустрова // Язык. Система. Личность / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2005. — С. 223—232.
  7. Шустрова Е. В. Истоки языковой игры в афроамериканской устной традиции / Е. В. Шустрова // Психолингвистические аспекты изучения речевой деятельности / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2005. — Вып. 3. — С. 101—109.
  8. Шустрова Е. В. Развертывание концептосферы «неживая природа» в идиостиле Р. Эллисона / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2005. — Т. 17. — С. 214—227.
  9. Шустрова Е. В. Особенности тропеической организации афроамериканского литературного текста середины и конца XX в. /
    Е. В. Шустрова // Актуальные проблемы лингвистики : материалы ежегодной региональной научной конференции, Екатеринбург, 1—2 февр. 2005 г. / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2005. — С. 131—132.
  10. Шустрова Е. В. Контрасты метафорического моделирования в афроамериканской литературе 1940—1960 гг. / Е. В. Шустрова // Риторика и лингвокультурология : материалы межвузовской научной конференции, посвященной юбилею УрГПУ, Екатеринбург, 25—26 нояб. 2005 г. / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2005. — С. 121—122.
  11. Шустрова Е. В. Метафорическая организация афроамериканской художественной картины мира / Е. В. Шустрова // Международный конгресс по когнитивной лингвистике : сб. материалов, Тамбов, 26—28 сент. 2006 г. / Тамбовск. гос. ун-т. — Тамбов, 2006. — С. 141—143.
  12. Шустрова Е. В. Семантическая деривация в афроамериканском английском : ретро- и футуропрогноз / Е. В. Шустрова // Проблемы лингвистической прогностики-2006 : материалы всероссийской научной конференции / Воронежский гос. ун-т. — Воронеж, 2006. — С. 74—85.
  13. Шустрова Е. В. Фитоморфная и зооморфная концептуальная метафора в творчестве Р. Эллисона / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2006. — Т. 18. — С. 221—229.
  14. Шустрова Е. В. Сфера-источник «Человек» в идиостиле
    Р. Эллисона / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2006. — Т. 19. — С. 289—302.
  15. Шустрова Е. В. Зооморфные концептуальные модели в афроамериканской поэзии и драме 1940—1960 гг. / Е. В. Шустрова // Сопоставительная лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т ; Ин-т иностранных языков. — Екатеринбург, 2006. — Т. 7. — С. 194—201.
  16. Шустрова Е. В. Концептуальная метафора в оппозициях
    З. Н. Херстон / Е. В. Шустрова // Лики слова : слово в языке, словаре и тексте / Урал. гос. ун-т им. А. М. Горького. — Екатеринбург, 2006. — С. 187—198.
  17. Шустрова Е. В. Зооморфная концептуальная метафора в афроамериканском литературном дискурсе / Е. В. Шустрова // Лингвистические чтения-2006. Цикл 2 : материалы конференции, Пермь, 3 нояб. 2006 г. — Пермь, 2006. — С. 87—100.
  18. Шустрова Е. В. Метафорическое олицетворение понятия чувства и состояния в афроамериканском литературном дискурсе /
    Е. В. Шустрова // Политическая лингвистика / Урал. гос. пед.
    ун-т. — Екатеринбург, 2006. — Т. 20. — С. 253—262.
  19. Шустрова Е. В. Отзвуки политики в афроамериканском литературном жанре / Е. В. Шустрова // Политическая лингвистика / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2007. — Т. 21 (1). — С. 61—64.
  20. Шустрова Е. В. Развитие фитоморфной концептуальной метафоры в афроамериканской литературе / Е. В. Шустрова // Вопросы теории индоевропейских языков : межрегиональный сборник научных трудов / Пермск. соц. ин-т. — Пермь, 2007. — С. 108—118.
  21. Шустрова Е. В. Представление о небесной концептосфере в афроамериканской художественной картине мира / Е. В. Шустрова // Лингвокультурология / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2007. — Вып. 1. — С. 163—184.
  22. Шустрова Е. В. Особенности реализации афроамериканской картины мира в литературном дискурсе / Е. В. Шустрова // Язык и межкультурная коммуникация : сборник статей I международной конференции / Астраханск. гос. ун-т. — Астрахань, 2007. — С. 212—215.
  23. Шустрова Е. В. Метафорическое моделирование концепта «вода» в дискурсе М. Анджело / Е. В. Шустрова // Иностранные языки и литература в современном международном образовательном пространстве : материалы II международной научной конференции : в 2 т. / Урал. гос. тех. ун-т—УПИ. — Екатеринбург, 2007. — Т. 2. — С. 278—284.
  24. Шустрова Е. В. Модели метафорического развертывания концепта «время» в прозе Дж. Болдуина / Е. В. Шустрова // Концепция современного мировоззрения : материалы X международной научной конференции Ефремовские чтения, Санкт-Петербург, 21—22 апр. 2007 г. — СПб. : ЛЕМА, 2007. — С. 73—76.
  25. Шустрова Е. В. Особенности структурирования концепта «звук» в дискурсе М. Анджело / Е. В. Шустрова // В. А. Богородицкий : научное наследие и современное языковедение : труды и материалы междунар. науч. конф., Казань, 4—7 мая 2007 г. : в 2 т. / Казанск. гос. ун-т им. В. И. Ульянова-Ленина. — Казань, 2007. — Т. 1. — С. 278—280.
  26. Шустрова Е. В. Структура концепта «вода» в художественной картине мира Дж. Болдуина / Е. В. Шустрова // Текст и комментарий-5. — М. : МАКС Пресс, 2007. — С. 153—156.
  27. Шустрова Е. В. Образ воды в афроамериканской литературе XVIII––XX вв. / Е. В. Шустрова // Сопоставительная лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т ; Ин-т иностранных языков. — Екатеринбург, 2007. — Т. 8. — С. 144—159.
  28. Шустрова Е. В. Образ воды в афроамериканской литературе XX в. / Е. В. Шустрова // Сопоставительная лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед.
    ун-т ; Ин-т иностранных языков. — Екатеринбург, 2007. — Т. 8. — С. 160—172.
  29. Шустрова Е. В. Сопоставительный анализ «черного» и «белого» литературного дискурса / Е. В. Шустрова // Язык и мышление : психологические и лингвистические аспекты : материалы VII международной научной конференции, Ульяновск, 16—19 мая 2007 г. / Ин-т языкознания РАН ; Ульяновский гос. ун-т. — Москва ; Ульяновск, 2007. — С. 41—42.
  30. Шустрова Е. В. Развитие темпоральной концептуальной метафоры в прозе М. Анджело / Е. В. Шустрова // Основные проблемы лингвистики и лингводидактики : сборник статей I международной конференции, посвященной 75-летию Астраханского гос. ун-та, Астрахань, 15 окт. 2007 г. / Астраханск. гос. ун-т. — Астрахань, 2007. — С. 72—74.
  31. Шустрова Е. В. Специфика организации концепта «путь» в дискурсе Т. Моррисон / Е. В. Шустрова // Филология и культура : материалы VI международной научной конференции, Тамбов, 17—19 окт. 2007 г. / Тамбовский гос. ун-т. — Тамбов, 2007. — С. 498—501.

Работы № 3, № 4, № 5, № 6, № 7, № 8, № 9, № 10, № 11, № 12 опубликованы в изданиях, соответствующих списку ВАК МОиН РФ.



 




<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.