Репрезентация масонской символики в языке русской художественной литературы xviii - начала xxi веков
На правах рукописи
Шунейко Александр Альфредович
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ МАСОНСКОЙ СИМВОЛИКИ В ЯЗЫКЕ РУССКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XVIII - НАЧАЛА XXI ВЕКОВ
специальность 10.02.01 – Русский язык
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора филологических наук
Владивосток 2007
Работа выполнена на кафедре общепрофессиональных лингвистических дисциплин и немецкой филологии Комсомольского-на-Амуре государственного технического университета.
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Крапивник Людмила Федоровна
доктор филологических наук, профессор
Юрина Елена Андреевна
доктор филологических наук, профессор
Радбиль Тимур Беньюминович
Ведущая организация: Дальневосточный государственный
гуманитарный университет
Защита состоится 6 ноября 2007 г. в 11 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.056.04 при Дальневосточном государственном университете по адресу: 690600, г. Владивосток, ул. Алеутская, 56, ауд. 422.
С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Дальневосточного государственного университета по адресу: г. Владивосток, ул. Мордовцева, 12.
Автореферат разослан 2007 г.
Учёный секретарь диссертационного совета
кандидат филологических наук, доцент Е.А. Первушина
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы данного исследования определяется рядом взаимосвязанных положений собственно лингвистического и общекультурного (а также теоретического и прикладного) характера, которые до настоящего времени в рамках языкознания не получили целостного разрешения и последовательной интерпретации.
1. Вопрос о факторах, лежащих в основе формирования литературного языка и языка русской художественной литературы (далее – ЯРХЛ) приобрел в современной лингвистике первостепенную значимость. Круг рассматриваемых в связи с этим проблем включает в себя и исследование различных символических систем. ЯРХЛ в своей целостности содержит одновременно несколько символических систем (античную, египетскую, христианскую и др.), существенно определяющих специфику его бытования и воздействия на языковой коллектив. Выявление характера их эстетически направленного, коммуникативно и художественно ориентированного функционирования представляет собой теоретическую проблему, решение которой позволит дополнить совокупность общих закономерностей развития ЯРХЛ. В рамках этой проблемы хронологически локализованная, достаточно консервативная и относительно замкнутая масонская символика (далее в различных грамматических формах – МС) является системой, результат исследования которой может способствовать выработке общей модели существования локальных семантико-стилистических групп в рамках ЯРХЛ в диахронии.
2. На протяжении двух с половиной веков МС устойчиво и достаточно частотно включается в ЯРХЛ. Она содержится в текстах (А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого и др.), которые, в силу того, что контакт с ними предопределен системой лингвистического образования, представляют собой обязательный компонент тезауруса большинства носителей русского языка, и в произведениях (М. А. Волошина, А. Белого и др.), которые, не являясь таковыми, демонстрируют очень высокую степень проявления образцовых эстетических и языковых характеристик и востребованности. Такое использование не может не оказывать прямого воздействия на уровень и характер языковой компетентности, на различные формы речевого поведения, включая продуцирование новых текстов, и на мировоззрение представителей языкового коллектива. Между тем описания этих многочисленных, в художественном и коммуникативном отношении весомых и значимых случаев носят эпизодический, избирательный и разрозненный характер, не позволяющий дать адекватную оценку реальной функциональной нагрузки и роли МС в ЯРХЛ.
3. Идиостили ряда авторов, использовавших МС, издательская деятельность Н. И. Новикова и его соратников, проводившаяся в рамках регулярного масонства, оказали влияние на развитие русского литературного языка. В частности, содействовали проникновению в него абстрактной философской, эзотерической и герменевтической терминологии. Поэтому рассмотрение обозначенной проблемы будет способствовать выявлению особенностей этого влияния.
4. Наличие внутриязыковой омонимии и развитой полисемии, оказывающих существенное влияние на степень адекватности восприятия и интерпретации того или иного текста приёмником информации, выдвигает теоретическую проблему идентификации языковой единицы (выявления механизмов ее верного прочтения). Например: в строчках из известного романса «Белой акации гроздья душистые // Ночь напролет нас сводили с ума» и в строчках Черубины де Габриак «Тубала медную печать // Или акацию Хирама?» слово акация имеет существенно различные значения: в первом случае – ‘дерево, напоминающее о безвозвратно ушедшей юности’, во втором – ‘центральный масонский символ, фиксирующий содержание одной из главных масонских легенд’. Эта проблема нуждается в дополнительном исследовании.
5. МС в исторической ретроспективе является лексико-семантическим комплексом, заимствованным (привнесенным) в ЯРХЛ во второй половине XVIII века масонами, практикующими художественное творчество и ориентированными на эстетическое мировосприятие. По этой причине ее анализ будет способствовать решению актуальной проблемы, связанной со способами и путями адаптации заимствованных единиц в ЯРХЛ под влиянием свойственных ему закономерностей.
6. Исследования внутриязыковой лакунарности актуализируют необходимость описания единиц, представленных в различных функциональных разновидностях языка или ограниченных в своем употреблении именно ими. Например: в рамках русского литературного языка на месте масонских терминов грубый камень, обработанный камень, уйти на восток вечный и др. наличествуют лакуны. Необходимость анализа таких единиц диктуется потребностью целостного описания лексики русского языка с учетом всего многообразия лексико-семантических вариантов.
7. Текстологические и герменевтические проблемы, связанные с потребностями академического и школьного комментирования художественных текстов, включающих МС, среди которых значителен удельный вес классики, входящей в обязательный общекультурный фонд носителей русского языка. Например: «Пророк» А. С. Пушкина.
8. Собственно идеологические проблемы, связанные с оценкой масонства как социокультурного явления, которые остаются актуальными и не могут быть решены без семантически достоверного описания того инструментария, которым пользовались сами масоны. Так, до сих пор часто оценка масонства носителями языка в различных сферах (от бытовой до научной) соответствует известной пушкинской формуле: «У нас журналисты бранятся именем романтик, как старушки бранят повес франмасонами и вольтерьянцами – не имея понятия ни о Вольтере, ни о франмасонстве». Между тем по возможности строгое описание МС, то есть базовых для масонов понятийных категорий, может способствовать замещению такой оценки более адекватной.
9. Актуальность лингвопоэтики в качестве инструментария лингвистического анализа художественного текста. Существенные достижения лингвопоэтики в последние десятилетия вовсе не отменяют того, что некоторые ее аспекты, в частности связанные с анализом и интерпретацией текста как относительно замкнутого целого, а также выявлением внутренних и внешних функций составляющих его компонентов, нуждаются в последующем уточнении и развитии.
10. Не относится к числу решенных и вопрос об особенностях и статусе символов, фиксируемых средствами естественного языка. Способы его решения, кроме непреодолённых до сего времени терминологических разночтений, характеризуются широким спектром точек зрения на природу символа, подчас отождествляющих его с иными преобразованиями в рамках ЯРХЛ или, напротив, уравнивающих со словом в традиционном понимании.
11. Требует развития и детализации актуальное для лингвистики второй половины XX и начала XXI веков осмысление языковых форм через призму их восприятия носителями языка.
Актуальность, отчетливая дискуссионность и недостаточная мера разработанности перечисленных выше вопросов позволили избрать объектом исследования язык русской художественной литературы как динамическую систему, отражающую (в том числе и) специфику языкового сознания масонов в качестве особой коммуникативной группы. Предметом же исследования считать вербальные репрезентации масонских символов в языке русской художественной литературы. К их числу относятся, например, агапа, агент, Адам, адамова голова, Адонаи, Адонирам, акация, алтарь, архей, Архитектон вселенной, астральный план, Астрея, балдахин, безмолвие, белый, брат, братство, дети вдовы, дождь идет и мн. др.
При этом предметом исследования являются не только прямые номинации этих символов, но и иные различные (и разнообразные) способы их репрезентации. Например: в строчках из стихотворения С. К. Маковского «Посвящение» «Три раза странствую. И тьма грозна, // И огненную прохожу стихию» символ путешествие назван посредством описательной конструкции с синонимической заменой, символ тьма назван прямо, а символ испытание огнем назван посредством перифрастической замены. Таким образом, предметом исследования являются все способы репрезентации МС, от словесных до текстовых, от прямых до опосредованных, от буквально сохраняющих исходную масонскую семантику до трансформирующих ее в том или ином плане.
Сам предмет рассматривается, в первую очередь, с семантической и функциональной точек зрения, но также освещается в аспектах синтагматики и прагматики. Учет всех этих аспектов позволяет достигнуть полного, достоверного, содержательно адекватного и информативного описания.
Цель и задачи исследования. Цель диссертационного исследования –выявление, комплексное и целостное описание и содержательная интерпретация характера репрезентации и функционирования МС в ЯРХЛ, которые проводятся в диахроническом аспекте посредством последовательной экспликации особенностей использования МС на различных синхронных срезах и сопоставления их между собой.
Исходя из поставленной цели, в рамках исследования решаются следующие задачи:
1. Реконструкция и описание системы языковых единиц, взаимосвязанная и взаимообусловленная совокупность которых является для масонов базовой моделью (или базовым кодом) их восприятия окружающего и внутреннего мира во всем многообразии его проявлений.
2. Выявление семантических особенностей масонского символа и тех функций, которыми его наделяют масоны в практике своих орденских работ и с которыми они, вследствие этого, соизмеряют использование символа в продуцируемых ими самими текстах.
3. Формулировка и реализация критериев, которые позволяют отграничивать МС от омонимичных единиц и тем самым создают базу для адекватного восприятия единицы в рамках того или иного текста.
4. Выявление различных способов формальной реализации МС в текстах.
5. Анализ способов содержательной репрезентации МС в художественных текстах масонов XVIII века, то есть на начальном этапе их функционирования в ЯРХЛ, проводимый с учетом контекстных связей, приоритетности употребления, характера оценки, функций и взаимодействия с художественными преобразованиями.
6. Обнаружение и экспликация специфических черт масонских текстов в качестве единиц коммуникативного пространства, характеризующих специфику восприятия их авторами масонских доктрин.
7. Формулировка и реализация механизма текстового анализа, позволяющего последовательно оценить и выявить функции символа в рамках конкретного художественного текста.
8. Аналогичный анализ на базе корпуса текстов ЯРХЛ XIX – начала XXI века, проводимый с учетом ретроспективного сопоставления с предшествующей традицией.
9. Выявление общих закономерностей развития и направления характера изменения и трансформации системы МС в ЯРХЛ.
Материал, который был проанализирован автором, и используемые процедуры анализа, помимо перечисленных основных задач, позволяют решить ряд дополнительных, которые, оставаясь в рамках строго понимаемой лингвистики, одновременно имеют семиотический статус:
1. Выявить аксеологическую модель, которую используют масоны применительно к атрибуции тех или иных единиц.
2. Установить функцию системы МС в целом для масонов в качестве когнитивной модели.
3. Подразделить символы на оценочные и внеоценочные и охарактеризовать специфику тех и других.
4. Выявить локальные, фиксируемые языковыми формами противоречия между общей концепцией масонского мировосприятия и характером масонских работ.
5. Эксплицировать оценку восприятия масонства тем или иным автором.
Методы исследования. Осуществление цели и задач работы достигается при помощи использования ряда собственно лингвистических и семиотических методов, применение которых обусловлено тем, какой именно сегмент материала и в каком аспекте на том или ином этапе исследования оказывается в сфере анализа.
Метод концептуального анализа состоит в комплексном описании различных способов репрезентации символа и позволяет выявить наличествующие в текстах актуальные для локального художественного пространства и для всего ЯРХЛ в целом ценностно значимые понятия и охарактеризовать их с содержательной стороны.
Оппозитивный и дистрибутивный методы предполагают установление характера противопоставления и типов распределения (взаимной координации) символов в тексте и позволяют выявить степень и особенности системного взаимодействия МС между собой в границах микро- и макроконтекстов. Комплексное использование указанных методов дает возможность осуществить целостный анализ текстов и получить адекватные выводы относительно текстовой специфики, с одной стороны, и особенностей использования МС на том или ином этапе развития ЯРХЛ, с другой.
Контент-анализ состоит в выявлении степени актуальности конкретного символа для текста и позволяет оценить значимость того или иного понятия для совокупности текстов.
Функциональный анализ предполагает определение роли единицы для той системы, в которую она включена, и позволяет выявить функцию конкретной единицы в составе единицы более высокого уровня и более сложной организации.
Метод выявления оценочного статуса языковой единицы заключается в вычленении оценочного значения, сопровождающего единицу в представлении (или по желанию) автора текста и дает возможность определить, какой оценке подвергается символ или их совокупность.
Частотный анализ состоит в подсчете количества употреблений единицы в заданных границах и позволяет выявить количественные характеристики словоупотреблений.
Семантический анализ заключается в экспликации лексического значения единицы и позволяет истолковать значение символа в его контекстном употреблении и инвариантной представленности.
Механизм контекстной идентификации символа позволяет отграничить символ от омонимичных языковых единиц.
Текстовый анализ заключается в сегментации текста на самостоятельные в содержательном отношении фрагменты и позволяет эксплицировать семантику текста или его отдельного сегмента.
Используются также экстралингвистические комментарии.
Все эти методы находятся в отношениях взаимной дополнительности, а выдвижение на первый план какого-либо из них обуславливается тем, насколько рассматриваемые тексты были для исследователя изначально понятными (прозрачными и проницаемыми). Применение перечисленных методов не отменяет использования традиционных способов лексикографического толкования слов, которые по своей природе часто представляют собой неформализованные применения выработанных в рамках этих методик приемов.
Степень разработанности затрагиваемых в исследовании вопросов неравнозначна. Объект и предмет исследования находятся на пересечении нескольких областей: истории литературного языка, лингвопоэтики, истории масонства, теории символа, истории масонской литературы. Каждая из этих областей в отдельности представлена большой совокупностью работ разного достоинства и глубины, но все эти работы могут восприниматься, в первую очередь, как исходная фактическая и/или методологическая база для исследования. Различные этапы истории русского литературного языка в интересующем нас аспекте рассматривали В. В. Веселитский, В. В. Виноградов, Г. О. Винокур, В. М. Живов, В. Д. Левин, Б. А. Успенский и др. Лингвопоэтика как научная дисциплина получила обоснование в трудах В. П. Григорьева, Н. А. Кожевниковой, А. Б. Пеньковского и др. История масонства, включающая описание его обрядовой стороны, персоналий, этапов развития, особенностей того или иного периода или стороны деятельности, представлена значительным количеством исследований историков, среди которых актуальными для настоящей работы являются труды С. В. Аржанухина, Г. В. Вернадского, Н. П. Киселева, М. Н. Лонгинова, Д. Д. Лотаревой, А. Н. Пыпина, Д. Д. Робинсона, А. И. Серкова, Т. О. Соколовской, О. Ф. Соловьева, В. И. Старцева, А. Э. Уайта, М. П. Холла и др. В области теории символа целенаправленно работали, в первую очередь, философы, семиотики и лингвисты: Н. В. Иванов, Л. Ф. Крапивник, А. Ф. Лосев, Ц. Тодоров, Л. Ф. Чертов, Е. В. Шелестюк и др. К описанию масонской литературы предметно обращались литературоведы: И. Ю. Виницкий, О. М. Гончарова, Г. А. Гуковский, Г. А. Давыдов, Н. Д. Кочеткова, А. Н. Левицкий, Л. Дж. Лейтон, Ю. М. Лотман, А. А. Морозов, Н. И. Николаев, В. И. Новиков, Н. К. Пиксанов, А. В. Поздеев, М. Л. Ровнер, В. И. Сахаров, А. С. Янушкевич и др. Работы этих и других исследователей, представляя несомненный интерес для тех областей, в рамках которых они осуществлялись, проблематику настоящего исследования затрагивают только фрагментарно. Соответственно, учет полученных ими результатов осуществляется в приложении к области проводимого лингвистического анализа.
Новизна исследования состоит в том, что впервые с использованием строгих методов был последовательно и детально проанализирован большой корпус единых в семантическом отношении МС, имеющих различное языковое воплощение и оказывающих существенное влияние на развитие ЯРХЛ и на носителей языка. Выявлена специфика включения этих фактов в ЯРХЛ, их роль, продуцируемые ими смыслы, место в системе изобразительных средств, их взаимодействие и развитие. Показано многообразие способов включения МС в тексты. Продемонстрированы функции МС от частных текстовых до общих, свойственных всей совокупности единиц в языковом пространстве и в сознании носителей языка.
Теоретическая значимость работы определяется рядом положений, сформулированных, апробированных и доказанных в ходе исследования. Представлена общая система масонской символики как структурно организованной совокупности сложных единиц оценочного и внеоценочного планов. Определена специфика восприятия лингвистической категории слово в прагматическом аспекте группой лиц, объединенных единством мировоззрения. Сформулирован оптимальный механизм идентификации символов, который может быть использован применительно к любой символической системе, включающей в себя омонимичные компоненты. Разработан механизм семантического анализа, позволяющий установить характер функционирования единицы в рамках целостного художественного текста во взаимодействии с его иными составляющими. Продемонстрированы особенности языковой картины мира масонов. Представлена специфика использования символической системы в роли когнитивной и эстетической моделей. Выявлен закон функционирования символической системы в рамках национального языка, отражающий характер диахронических изменений в восприятии и использовании символов, трансформирующий их бытование в языковом пространстве. Эти теоретические положения вместе с материалами конкретных наблюдений представляются существенно важными и для разработки общей теории существования символических систем.
Практическая значимость работы определяется особенностями современного коммуникативного пространства, которое характеризуется тем, что роль и степень значимости межкультурной коммуникации в нем постоянно возрастает как в межличностном, так и в межгрупповом планах. В этом отношении языковой опыт масонов, основы их языковой системы могут оказаться очень полезными, так как они изначально ориентировались на возможность такого понимания между говорящими, которое преодолевало бы конфессиональные, национальные и социальные языковые преграды. Масоны стремились выстроить систему коммуникации так, чтобы она работала в минимальной зависимости от стратификации языковых форм, связанных с образовательным уровнем, культурным статусом, социальным положением, национальной отнесенностью и конфессиональной вовлеченностью массы индивидуумов. Поскольку опыт развития масонства показывает, что эта система оказалась эффективной, действенной и выдержала испытание временем, ее элементы, описанные в работе, могут быть взяты на вооружение специалистами по межкультурной коммуникации или интерпретированы ими в аспектах практического использования. Несомненно полезными они являются и для специалистов в области пропаганды, тем более что в этом направлении приемы, апробированные масонством, используются постоянно.
Перспективным для анализа широкого контекста бытования различных языковых форм представляется учет прагматического аспекта функционирования символа и тот факт, что именно на него в своих языковых воззрениях в первую очередь обращали внимание масоны, именно ему отводили ведущую роль в самых различных ситуациях трансляции информации: дружеской беседе, ритуале, воспитании, пропаганде, магических действиях. Универсальность достигаемых посредством использования символа прагматических эффектов позволяет в когнитивном плане экстраполировать их на различные области использования языковых форм и в теории, и на практике.
Ещё один аспект практической значимости определяется задачами комментирования и интерпретации художественных текстов. Материалы исследования могут быть использованы в курсах вузовского преподавания, в издательской практике и в научных исследованиях, посвященных анализу конкретных идиостилей, ЯРХЛ и смежным вопросам. Раскрывая особенности функционирования языковых единиц, они одновременно указывают на их по-разному понимаемую функциональность и обозначают перспективы интерпретации эксплицируемых ими фактов в аспектах идеологии и культуры. Взаимосвязь аксеологического плана и характера словоупотреблений предстает как целостный комплекс инвариантных языковых единиц.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. В ЯРХЛ XVIII – начала XXI веков значителен в количественном и разнообразен в качественном (функциональном и ценностном) отношениях удельный вес МС. Наряду с иными символическими системами она устойчиво и повсеместно включается в художественные тексты, определяет их семантику, задает характер бытования и интерпретации. Устойчивость проявляется в непрерывной трансляции МС.
2. Функционирование МС в ЯРХЛ находится в контексте общих законов развития литературного языка. Но при этом можно говорить о существовании имманентной закономерности, определяющей в диахронии характер бытования символической системы в естественном языке, проявляющейся в том, что с течением времени функционирование символов существенно изменяется, а сами эти изменения могут быть интерпретированы как последовательная смена специфических типов включения символов в тексты. Символическая система, не теряя органической связи с языком, в который она включена, одновременно демонстрирует относительную самостоятельность.
3. Актуальная или суммирующая идеологические константы для представителей определенной группы в языковом коллективе символическая система входит в их языковую картину мира и становится для них когнитивной или эстетической моделями, которые оказывают существенное влияние на порождаемые ими тексты. В определенном смысле можно говорить, что такое влияние очень существенно, поскольку текстовые репрезентации часто подчиняются конституирующей роли символов.
4. В семантическом отношении МС являют собой совокупность единиц, значения которых, по преимуществу, не имеют полных (исчерпывающих) истолкований, что отражается на специфике их функционирования. Семантическая неполнота истолкований, объективно присутствующая внутри системы, задействует у приёмников информации, контактирующих с системой, познавательные импульсы, прочно связывающие их языковое существование с эксплицированными в ней константами.
5. В прагматическом отношении МС демонстрируют набор единиц, которые необходимо воспринимать в качестве эффективного способа коммуникативного воздействия на приёмника информации в самых различных сферах его присутствия. Равно как и коммуникативная практика масонов в целом заслуживает осмысленного, последовательного и в то же время критичного продолжения, что осуществляется средствами современной массовой информации и пропаганды, часто без учета параметра «критичного» и должной меры корректности.
6. Существенной в аксеологическом отношении чертой системы МС является наличие доминирующего комплекса внеоценочной символики. Сам факт ее присутствия обнародует зафиксированный в языке и продуцируемый его носителям подход к неоднозначному и адогматическому восприятию реальности.
7. Генезис степени вариативности плана выражения и плана содержания конкретных языковых единиц в диахронии по преимущественным употреблениям в контексте языка находится во взаимообратимых отношениях: большей вариативности выражения соответствует относительная стабильность содержания, а относительной стабильности выражения – большая вариативность содержания.
Апробация результатов исследования была проведена на ряде конференций различного уровня: международный симпозиум, посвященный 200-летию со дня рождения В. И. Даля – Владивосток, 2002; международная научная конференция «Литература и философия: постижение человека» – Комсомольск-на-Амуре, 2002; V – IX международные научно-методические конференции «Проблемы славянской культуры и цивилизации» – Уссурийск, 2003 – 2007; международная научная конференция «Лингвистика и межкультурная коммуникация: история, современность, перспективы» – Хабаровск, 2003; международная научная конференция «Дальний Восток: наука, образование, XXI век» – Комсомольск-на-Амуре, 2004; II международная научно-практическая конференция «Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты» – Бийск, 2004; I международная научно-практическая конференция «Актуальные проблемы образования и культуры в контексте XXI века» – Владивосток, 2005; международная научная конференция «Языковая политика и языковое образование в условиях межкультурного общения» – Хабаровск, 2006; региональная научно-практическая конференция «Наука о человеке, обществе и культуре: история, современность, перспективы – Комсомольск-на-Амуре, 2004; региональная научно-практическая конференция «Человек, общество и культура: проблемы исторического развития» – Комсомольск-на-Амуре, 2005; региональная научно-практическая конференция «Дальний Восток: проблемы межкультурной коммуникации» – Комсомольск-на-Амуре, 2006 и др., на расширенном заседании кафедры «Общепрофессиональных лингвистических дисциплин и немецкой филологии». По теме исследования опубликовано 27 статей и две монографии.
Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, четырех глав: «Исходные инвариантные характеристики масонской символики и контекст ее использования», «Вербальное усвоение масонской символики в языке русской художественной литературы XVIII – начала XIX веков», «Вербальное осмысление масонской символики в языке русской художественной литературы XIX века», «Вербальное переосмысление масонской символики в языке русской художественной литературы XX – начала XXI веков», Заключения и Списка использованной литературы.
СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Первая глава «Исходные инвариантные характеристики масонской символики и контекст ее использования» включает в себя шесть параграфов: «Лингвистические особенности масонского текста», «Модель языковой картины мира масонов», «Коммуникативные и языковые особенности масонской клятвы», «Коммуникация и слово в восприятии масонов», «Определение и функции масонского символа», «Проблема идентификации символа».
В первом параграфе «Лингвистические особенности масонского текста» речь идет о лингвистическом содержании термина масонский текст, использующегося для номинации всей совокупности текстового наследия масонов: дипломов и аттестатов, дневников и воспоминаний, оригинальных и переводных книг и статей, официальной и неофициальной переписки, официальных отчетов, обрядников или актов, регулирующих работу масонских лож, патентов и конституций различных масонских лож, протоколов заседаний лож, речей и лекций, списков членов лож, уставов и законов различных иерархических структур масонства, стихотворных текстов масонов. При этом само неоднородное, с точки зрения отнесенности к различным речевым жанрам, текстовое наследие масонов воспринимается в качестве репрезентатора мистического дискурса.
Выявлены особенности этого текста в семантическом, прагматическом и аксеологическом отношениях, в соответствии с которыми формируется инвариантное определение, включающее в себя такие характеристики, как самостоятельный текст (или сегмент большего по объему текста), содержание которого сознательно ориентировано автором на систему ценностей (идеологическую концепцию) масонства, не подвергающуюся при этом внутри текста преимущественно негативной оценке. В языковом плане эта ориентация проявляется в том, что текст приобретает устойчивые черты неэгоцентрического текста, то есть его содержание оказывается нелокализованным в личностном, временном и пространственном отношениях. В качестве основных проявлений неэгоцентричности воспринимается то, что организующие любой текст категории временной, пространственной и личностной отнесенности приобретают в масонском тексте специфическое воплощение. Традиционные эгоцентрические слова я, здесь, сейчас в пространстве масонского текста замещаются категориями всякий, везде, всегда.
Если в традиционно понимаемом эгоцентрическом тексте словесно выраженное содержание оказывается так или иначе, с той или иной степенью последовательности, полноты и четкости координировано с определенными сегментами пространства и времени и с определенными лицом или лицами, то в масонском тексте такая координация отсутствует. Он оказывается соотнесенным с неопределенным временем, неопределенным лицом и неопределенным пространством. Достигается это за счет того, что вся совокупность маркеров, позволяющих установить координацию с пространственными, личностными и временными ориентирами, обретает специфический вид. Их текстовое воплощение продуцирует восприятие заключенной в тексте информации, как не связанной с конкретными временем, пространством и лицом. Осуществляется это посредством использования различных речевых форм, главным образом, благодаря исключению из текста конкретных координат, замене их абстрактными и замене одной системы координат для данного текстового отрезка симультанно присутствующей совокупностью нескольких равноправных.
С точки зрения указанных характеристик все многообразие масонских текстов подразделяется на центр и периферию, различающихся между собой степенью полноты и достоверности реализации масонской картины мира, а также концентрацией внимания непосредственно на ней или не только на ней, но и на иных объектах, с ней связанных. Центр характеризуется акцентированным вниманием только на картину мира и ее по возможности полное воспроизведение. Периферия же предполагает иные объекты внимания и фрагментарное воспроизведение картины мира. Семантическое наполнение и коммуникативные установки этих текстов существенно различаются. Например, обрядник непосредственно реализует картину мира и только ее (центр), список членов ложи может на нее только опосредованно указывать, если в нем учтены должности братьев, и имеет иную целевую установку (периферия), а конкретный эпистолярный документ, в зависимости от преимущественной темы повествования, будет занимать промежуточное положение между тем и другим.
Здесь же рассматривается особая семантика категорий времени, лица и пространства, организующих этот текст и способы внутритекстового взаимодействия единиц, благодаря которым эта семантика создается, координация текста и МС, взаимодействие центра и периферии. Коммуникативный контакт с центром масонского текста продуцирует у приёмника информации особый эффект восприятия – создает впечатление, что он общается с высшей силой, продуцирующей универсальную информацию.
Во втором параграфе «Модель языковой картины мира масонов» выявлены и подвергнуты разностороннему анализу номинации и предикаты, формирующие основу языковой картины мира масонов: свет, тьма, человек, Великий архитектор мира, семь добродетелей, семь пороков, лестница, степень, камень, храм. Тесное синтагматическое, прагматическое и содержательное взаимодействие между этими единицами воспринимается как закономерное следствие того, что они, находясь в отношениях семантического совмещения и наложения (значения этих единиц всегда в большей или меньшей степени дублируют друг друга), создают единый смысловой комплекс с четкими ориентирами, который оказывает существенное влияние на языковое сознание, контактирующего с ним лица. МС свет и тьма, доминантные и конституирующие для языковой картины масонов, внутри общей единой системы обнаруживают три универсальные функции, которые, будучи свойственны им наиболее последовательно и полно, также проявляются в бытовании иных номинаций и предикатов: 1. Они именуют субстанции предельно абстрактной природы. 2. Они называют качественные состояния любого сегмента мира (макро- и микрокосма). 3. Они выступают как универсальные точки координат, по отношению к которым распределяются все сущие объекты, то есть они используются для номинации объектов, оценки различных объектов и обозначения координации между ними.
Главным предикатом масонской картины мира оказывается эволюционное движение или восхождение человека от тьмы к свету, включающееся в метафору пути, на котором необходимо следовать семи добродетелям, который отмечен степенью познания масонской науки и в результате может привести к храму (добродетели, идеальный, невиданный, новый, просвещенного человечества, Соломонов, счастья), фиксирующему представление о гармоническом состоянии мира.
Заданная с помощью совокупности номинаций и предикатов модель оказывается замкнутой (МС змея) и состоящей из множества элементов, которые, воплощая конкретные сегменты семантики базовых категорий, в аксеологическом плане на уровне языковой системы репрезентируются как внеоценочные или безоценочные. Такие МС (например, орудия масонского строительства: долото, кирка, лопаточка, масштаб (линейка), молоток, наугольник (угольник), нивелир, ножницы, отвес, резец, рычаг-рукоятка, топор (оскорд), угломер, уровень, циркуль, чертежная доска, шаблон, шпакель) обретают конкретные оценки (положительные или отрицательные) только в рамках определенных контекстов. А устойчивая противоположность этих оценок в конкретных текстах на уровне языковой картины мира продуцирует то, что единая оценка у них отсутствует. Таким образом проявляется четкая дифференциация между речевым употреблением и языковым бытованием единиц, актуальная для масонов и во многих других случаях.
Полученное представление о доминантных чертах языковой картины мира масонов расширяется за счет сопоставления с иными картинами мира, что производится на базе восприятия языковыми коллективами категории времени и реконструкций этой категории лингвистами. Лингвистические взгляды на категорию времени в исследовательской традиции суммируются в понятиях мифологическое время (время, реализованное в мифе), летописное время (время, реализованное в летописи), панхрония; архаичное время, современное время, российское время (время, реализованное в русской языковой картине мира) и западноевропейское время (время, реализованное в западноевропейской языковой картине мира). Сопоставление с дифференциальными признаками этих категорий позволяет утверждать, что время картины мира масонов обнаруживает черты всех перечисленных типов времен и не может быть однозначно отнесено к какому-либо из них, что продуцирует представление об универсальном и многомерном восприятии времени.
Обнаруживаются отчетливые параллели (не отменяющие существенных различий) с русской языковой картиной мира, которые проявляются через ряд характеристик, в частности: 1. Сходное восприятие категории времени, которое демонстрируется через семантику и функционирование МС полдень и полночь, предполагающих возможность воздействовать на астрономическое время волей человека. 2. Противопоставление низкого и высокого, пронизывающее все сферы актуальных номинаций и задающее оценочные ориентиры во всех сегментах мира и видах деятельности. 3. При этом масонская картина мира при поверхностном восприятии в гораздо большей степени детерминистична, чем русская, а при глубинном осмыслении обнаруживает аналогичную ей зависимость от действий неподконтрольных человеку высших сил, руководящих различными проявлениями мира.
Совмещающая в себе антропоцентризм и теоцентризм картина мира масонов с различной степенью полноты и в своих различных сегментах реализуется во всех масонских текстах, примером ее относительно полной и в то же время компрессивной реализации может служить масонская клятва.
В третьем параграфе «Коммуникативные и языковые особенности масонской клятвы» подвергнуты сопоставительному анализу несколько текстов клятв, обнаруживающих четкое структурное и семантическое подобие. Традиционная масонская клятва в структурном отношении состоит из шести последовательно расположенных, не варьирующих своих позиций реквизитов, имеющих сходное, а подчас и тождественное языковое воплощение, характер которого предопределяется жанром текста, его коммуникативным предназначением и орденскими идеологическими установлениями.
К числу этих последовательно расположенных реквизитов относятся: 1. Автономинация лица, приносящего клятву, и именование производимого им действия, имеющее перформативную функцию: Я NN клянусь. В функции перформативов используются возвратные глаголы в собственно-возвратном значении (клянусь, обещаюсь), которые обозначают, что действия субъекта направлены на себя самого, производятся над собой, то есть обещания и клятва даются, в первую очередь, себе, а не окружающим, названным во втором реквизите. Грамматические формы глаголов в данном случае являются маркерами особой коммуникативной ситуации, сбалансированной между внутренним и внешними приёмниками информации, ориентированной на говорящего и на окружающих.
2. Номинация свидетелей, гарантов, поручителей, тех, чье присутствие и существование придает клятве законную силу: перед Всемогущим строителем вселенной и перед сим высоким собранием. В качестве гарантов во всех случаях выступают неперсонифицированные, но наделенные активной волей объекты. Адресация ответственности за принимаемые обязательства характеризует степень авторитетности объектов окружающего мира. Первый и второй реквизиты в своей совокупности отвечают на вопрос «кому клянется говорящий?»: себе, верховному существу и так или иначе поименованной совокупности масонов, то есть сакрализованное обещание дается различными способами названному коллективу.
3. Перечисление обязательств, которые масон налагает на себя в качестве необходимых к постоянному исполнению. Информационный вес этого реквизита в пространстве текста свидетельствует о его первостепенной важности. Содержательно он состоит в том, что масон называет с краткими характеристиками те добродетели или должности, которые он обязуется неукоснительно соблюдать (исполнять). В Клятве названы: Повиновение – всеми моими силами стремиться к тому, чтобы сохранить себя в неколебимой верности к Богу, закону, правительству, отечеству и к сему высокопочтеннейшему братству. Любовь к человечеству – чтобы любить их всем сердцем. Щедротолюбие – и помогать ближним моим всеми силами. Мудрость – я обещаю, чтобы по всем силам моим стараться быть во всех моих деяниях предусмотрительну и мудру. Скромность, сохранение тайны ордена – в действиях моих осторожну, в словах моих умеренну. Добронравие – в должностях моих праведну, в предприятиях моих честну, в моем суждении честну. Любовь к человечеству – в образе моего обхождения человеколюбиву, благородну, добросердечну и преисполненну любви ко всем человекам, а наипаче к моим братьям. Повиновение – я обещаю быть послушну начальникам моим во всем том, что мне для блага и преуспения Ордена, которому я обязан во всю жизнь сохранять верность, повелено будет. Скромность, сохранение тайны ордена – я обещаю быть осторожну и скрытну; умалчивать обо всем том, что мне поверено будет, и ничего такого не делать и не предпринимать, которое могло бы открыть оное.
Синтаксический параллелизм в данном случае подчеркивает неразрывное единство и взаимодействие всех обязательств. Семантика обязательств и использование в первом реквизите возвратных глаголов знаменуют деятельность, по своему характеру обращенную первоначально на говорящего. Общая коммуникативная установка, реализуемая в клятве, может быть охарактеризована как ‘я обязуюсь произвести над собой определенную работу и выстроить свой внутренний мир в соответствии с требованиями ордена’.
4. Перечисление тех наказаний, которыми масон считает необходимым подвергнуть себя в случае нарушения клятвы: в случае же малейшего нарушения сего обязательства моего подвергаю себя, чтобы голова была мне отсечена, сердце, язык и внутренная вырваны и брошены в бездну морскую; тело мое сожжено и прах его развеян по воздуху. В синхронном восприятии человека XVIII века или человека XXI века, основанном на языковом и общекультурном опыте, эти слова являются гиперболой. В семантическом отношении гипербола интересна тем, что ее содержание в ином орудийном ключе дублирует именования испытаний стихиями, которым подвергается неофит во время инициации.
5. Обращение к существу, на которое автор возлагает свои упования относительно помощи в выполнении принятых обязательств: В чем да поможет мне Господь Бог и его милосердие. Номинации верховного существа, заключающие клятву в композиционную рамку, сигнализирующие о ее содержательных границах, отличаются от второго реквизита.
6. Заключающий клятву перформатив, который является знаком ее завершения и вступления в силу: Аминь – ‘да будет так’.
Каждый реквизит подвергается отдельному рассмотрению, а вся клятва в целом оценивается с точки зрения ее функций в коммуникативной практике масонов. Особенности существования текста клятвы в коммуникативном пространстве масонства определялись тем, что он одновременно существовал в двух измерениях: измерении личностных переживаний масона и измерении общих масонских теоретических работ. Взаимодействие первого и второго поднимало степень его актуальности для масонов. Проявлением актуализации текста становилась, в частности, языковая рефлексия масонов по поводу клятвы, фиксируемая в иных текстах, в первую очередь, в речах и письмах. Эта рефлексия запечатлевается тремя типами отсылок. 1. Размышления над самим фактом существования и принятия клятвы, ее роли в жизни масона и необходимости наличия; в данных случаях клятва оценивается в целом. 2. Непосредственная адресация к конкретным аспектам содержания клятвы с анализом их семантики, ценностной значимости и функциональной роли; в данном случае оцениваются отдельные компоненты клятвы. 3. Использование риторических фигур, содержащихся в клятве, с аналогичным содержательным наполнением. Данные случаи демонстрируют воздействие образного строя клятвы на говорящего.
Для ревностного масона клятва становилась текстом, постоянно присутствующим в его языковом сознании в совокупности своих содержательных и формальных особенностей, а следовательно, существенно воздействующим на это сознание, что важно не только своей содержательной догматичностью, законополагающей функцией, но и своим языковым строем. Это обусловило то, что она послужила одной из основ таких безусловных шедевров отечественной поэзии, как «Памятник» А.С. Пушкина и «Заблудившийся трамвай» Н.С. Гумилева и многих других текстов.
В четвертом параграфе «Коммуникация и слово в восприятии масонов» дана развернутая характеристика коммуникативного поведения масонов как системы определенного круга действий, связанных с восприятием и продуцированием языковых форм. Оно рассмотрено с точки зрения его предпосылок, используемых в нем тактик и приемов речевого поведения и реализуемой в нем коммуникативной модели. Общими предпосылками коммуникативного поведения масонов являются мировоззренческие положения, входящие в их языковую картину мира. Консервативность обряда и символического языка определяет особенности коммуникации, задает специфические черты той информации, которая циркулирует в коммуникативном пространстве масонства. Масонство реализует три основные тактики трансляции знаний. 1. Различные посвятительные и иные обряды, в драматической форме транслирующие, главным образом, легенды. 2. Масонские речи и поэзию, которые проецируют конкретные сегменты легенды и документов. 3. Частные беседы и переписку (им придается очень большое значение), в процессе которых обсуждаются положения, представленные в речах, орденской литературе и документах. Все они в XVIII в. восходят к единым источникам.
Эффективность использования этих трех тактик, кроме реализуемых в них приемов, обеспечивается, в частности, еще и тем, что все они осуществляются в рамках замкнутого коммуникативного пространства, то есть такого, в котором ограниченное, заданное и определенное количество семантических комплексов или тем разрабатывается различными речевыми жанрами в разных коммуникативных ситуациях. Во внутренних работах масонов происходит постоянная циркуляция одних и тех же тем, связанных с базовыми символами, что целенаправленно поддерживается несколькими способами, в частности, единством рекомендуемого для прочтения списка книг, единством информационного наполнения речей, консерватизмом циркулирующих речевых форм, заданной тематикой бесед, молитвами. В силу многократного переключения жанровых и функциональных особенностей текстов и ситуаций, в которые помещаются одни и те же единицы осуществляется их эффективное внедрение в языковое сознание и контроль над ним.
К числу наиболее частотных приемов коммуникативного воздействия относятся: 1. Постоянное использование императивных конструкций, сопровождаемых, в зависимости от конкретного семантического наполнения, высоко положительными (превозносящими) или глубоко отрицательными (низводящими) мотивациями. 2. Частое использование прямых лексикализованных обращений. 3. Постоянно эксплицируется ценностная шкала или система ориентиров, в рамках которой пристало существовать масону. 4. Преимущественно перспективная направленность большинства утверждений, обращенных к личности, создающая установку на позитивные преобразования и трансформацию в лучшую сторону. 5. Постоянное прямое указание на присутствие высшей силы, наличие верховного существа или прозрачное имплицитное подразумевание этого присутствия. 6. Постоянное подчеркивание высоких и, безусловно, положительных черт и характеристик масонства. 7. Осуществляемое различными способами подчеркивание авторитета источника информации. 8. Включение в текст прямых оценок приёмника информации, которые, совместно со 2-ым приемом, формируют его образ в его же сознании. 9. Наличие дефиниций, которые не воспроизводят общеязыковое значение слова, а устанавливают ценностные ориентиры, показывают константы картины мира масонов. 10. Общий модальный и оценочный план конструкций, формирующих тексты, проявляющийся в отношении к ним неизвестного автора, может быть описан следующей формулой: ‘это так и не может быть оспорено никем и никогда’. 11. Преобладание позитивных примеров и ориентиров над негативными. Все эти приемы создают специфические коммуникативные эффекты и активно используются современной рекламой.
Обращается внимание на то, что проблемы коммуникации в их различном воплощении находятся в центре внимания идеологии масонства, выработавшего особую модель коммуникативного поведения, осуществляемого в замкнутом коммуникативном пространстве и включающего определенный набор приемов и регламентаций, вплоть до регламентаций специфики речевого поведения внутри и вне ложи, представляющейся как совокупность жестких норм и позволяющей говорить о масонском речевом этикете. Реализация этих приемов и строгая регламентация речевого поведения приводят к существованию специфического алгоритма коммуникативного взаимодействия. Масоны оказываются в своеобразном тематически замкнутом круге языковых форм, выход из которого возможен не во внешнюю сферу, а только в глубину, к поиску новых смыслов и их оттенков.
В качестве полноправного репрезентатора такого коммуникативного пространства рассматривается понятие слово, которое устойчиво используется в инвариантном значении ‘целостная коммуникативная единица, высказывание, текст’. Реализации этого значения, если следовать за приоритетными словоупотреблениями, представлены следующими типами слов: божественное слово – ‘слово, исходящее от божества’, потерянное слово – ‘квинтэссенция всех знаний о мире’ (мифологические объекты), поэтическое слово – ‘слово в художественном тексте’, ритуальное слово – ‘слово, используемое в ритуале’, царское слово – ‘слово монарха’, бытовое слово – ‘слово, используемое в повседневной жизни’ (объекты реальные). Все эти объекты воспринимаются как обладающие магической, в первую очередь, созидательной силой. Представлен анализ каждого из типов слов в семантическом и прагматическом аспектах.
Характеристики бытования слова в среде масонов в своей совокупности конструировали такое особое культурное и языковое пространство, в рамках которого любой конкретный индивидуум не мог ощущать себя его полноценно ассоциированным элементом или сочленом в том случае, если не обращался в своей так или иначе реализованной творческой практике к слову. Само обращение проявляло факт принадлежности к этому пространству, являлось необходимым, но недостаточным условием включенности в эту среду. Слово в восприятии масонов становилось идеалом, объектом и инструментом. При этом реализация инструментальной функции, то есть собственная практика в рамках реального мира, предполагала мистическое стремление к идеалу, то есть божественному слову, и рациональное и мистическое одновременно познание объекта, то есть потерянного слова.
Слово в восприятии масонов – это ‘реальный (познанный или нет) объект, по своей внешней форме аналогичный традиционно понимаемому вербализованному тексту, включенному в конкретную коммуникативную ситуацию, всегда обладающий реализованной или потенциальной преобразовательной силой, распространяющейся на высший и зримый миры, творческой энергией, эстетической значимостью и мистической компонентой’. В этом восприятии представляются существенными, важными и показательными для характеристики лингвистических воззрений или демонстрации языковых приоритетов, на которых строится восприятие языковых единиц, три идентифицирующих параметра. 1. Под словом всегда понимается коммуникативная единица: текст, ритуальная формула или слово в функции текста (например, в приказе); в формуле единым словом единым значит ‘только, исключительно, лишь, без помощи чего-либо иного’. 2. Из трех основных функций языковой единицы у нее актуализируется не номинативная и оценочная, а именно предикативная. Она воспринимается, в первую очередь, как организующее начало и оценивается с точки зрения того, как, с каким качеством и результатом эту консолидирующую по отношению к миру и человеку деятельность производит. 3. Из трех аспектов восприятия слова преимущественное внимание уделяется не семантике и синтактике, а именно прагматике – координации между коммуникативной единицей и ее пользователем в различных проявлениях. Восприятие слова в коммуникативной практике проецируется на восприятие символа.
В пятом параграфе «Определение и функции масонского символа» дан обзор представлений о символе в гуманитарной традиции, сформулировано определение символа, констатирована принадлежность масонского взгляда на объект к определенной научной парадигме и выявлены основные функции МС. Предельно высокая функциональная значимость категории символ в картине мира, идеологии, обрядности масонов, в общей и индивидуальной практике их внешних и внутренних работ определяется двумя факторами: 1. Запретом на прямую трансляцию информации, скрытым характером масонских знаний, особенностями содержащей их информации и спецификой масонской деятельности. 2. Коммуникативными задачами, стоящими перед распространителями масонских идей.
Представление о символе выступает в качестве своего рода квинтэссенции, которая в концентрированном виде суммирует характер или особенности масонского знания, фиксирует специфику духовной работы и раскрывает горизонты познания. Одновременно это инструмент или орудие работ. В несколько схематизированном виде картина работ масона состоит в том, что он занимается познанием символов, постижением их семантики и использует полученные знания в оперативной деятельности. При этом сама деятельность может быть направлена на извлечение новых знаний из тех же или иных символов. Совокупность символов была единым расширяющимся каналом трансляции знаний, в котором конкретный символ выполнял специфическую оперативную роль: становился константой или формальным стержнем, который обеспечивал преемственность и группировку для получаемых новых знаний. Именно благодаря символам орденская наука приобретала единую структурированную форму. В общей системе трансляции знаний масонов символы в своей совокупности являлись гипертекстом, который обеспечивал целостность этих знаний, ранжировал их по степени важности и актуальности, обозначал аспекты приобщения к этим знаниям и давал направление для их использования.
Лексическая единица символ, с точки зрения характера своей включенности в пространство естественных и искусственных языков, представляет собой довольно сложное образование: она является одновременно общеупотребительным словом, термином, который активно используется в рамках искусствоведения, культурологии, лингвистики, литературоведения, логики, семиотики, философии и других наук, квазитермином, который постоянно используется эстетической критикой, и квазитермином, к которому устойчиво обращается эзотерическая сфера. Очевидно, что при таком многообразии употреблений говорить об инвариантном значении проблематично. В современной науке термин используется для номинации трех различных единиц и соответственно в трех основных значениях: 1) ‘единица языка математики, цифра или знак математических преобразований’ – математический символ; 2) ‘единица естественного языка, слово’ – языковой символ; 3) ‘тип знака в рамках общей классификации знаков безотносительно к тому, в какой семиотической системе он функционирует’ – семиотический символ.
В настоящей работе символ воспринимается в качестве языковой единицы, которая характеризуется тремя основными и обязательными чертами: 1) конвенциональным типом связи между означающим и означаемым; 2) тем, что для его адекватной интерпретации приёмнику необходим более чем один код; 3) предельной семантикой, то есть тем, что семантика конкретного символа не может быть сведена к семантике какого-либо знака иного типа, в то время как совокупности семантик знаков иных типов при определенных условиях могут быть сведены к символу. Масонское представление о символе однозначно коррелирует с таким подходом, не формализуя его, что видно из анализа широкой практики словоупотреблений термина в различных текстах. Например: Легчайшее движение воздуха шевелит вырезной лист акации, посаженной и выращенной вольным каменщиком. В наступившем молчании Егор Егорович откатывается мыслями в недавнее, когда другой человек, тоже старик, но по-иному ученый, толковал ему тайный смысл зеленеющей ветки на могиле мастера Хирама: // – Эта ветка, дорогой брат, есть символ преемственности жизненной энергии, которую и сама смерть уничтожить не может (М. А. Осоргин «Вольный каменщик»).
Говоря о функциональности МС, необходимо строго различать и последовательно разграничивать три взаимосвязанные и частично пересекающиеся группы функций. 1. Функции, приписываемые масонами символам внутри братства и знаменующие собой то, каким образом масоны воспринимают символ в практике своих работ. 2. Функции, возникающие у символов как значимых компонентов эстетического целого в различных художественных текстах, или эстетические внутритекстовые функции. 3. Функции, которые принимают на себя символы в познавательной и просветительской деятельности масонов, или когнитивные и пропагандистские функции. К числу функций, входящих в первую группу, относятся: функция фиксации, хранения и передачи некоторого тайного знания, функция фиксации этапа посвящения, орудийная функция, объединяющая функция, идентифицирующая или характеризующая функция, конспирологическая функция, охранительная или оберегающая функция.
МС характеризует в той или иной мере свойственную компонентам различных символических систем семантическую неопределенность, то есть отсутствие исчерпывающих, четких и ограниченных в своем наборе характеристик сигнификата у единицы. Высокая степень функциональной значимости и семантической неопределенности оказываются взаимосвязанными. Символ используется там, где слово в традиционном понимании бессильно или неэффективно для передачи сложного по своей структуре и насыщенности объема информации. В общем плане при восприятии символа превалирует прагматический аспект.
В шестом параграфе «Проблема идентификации символа» содержится обоснование и формулировка механизма идентификации символов, который является обязательным первоначальным этапом анализа любого символа в составе текста. Необходимость формализации и использования такого механизма определяется рядом особенностей функционирования языковых единиц, среди которых: многозначность, исчислимость сюжетов (и шире – содержательно-композиционных элементов текстов), вероятность случайных соответствий, широкая омонимия и тавтологичность языковых форм, зависимость от ситуации употребления, особенности художественного текста (малая мера избыточности информации). Все эти факторы в силу своего постоянного присутствия в естественных языках существенно повышают возможность неадекватных прочтений и интерпретаций текстов и выводят на первый план задачу последовательной дешифровки, обостряющуюся в тех случаях, когда приёмник информации сталкивается с единицами, семантика которых находится вне его активного тезауруса, а внешняя форма включена в него.
Если применительно к общеупотребительным единицам проблема верного восприятия частично снимается в силу существования основных значений, идентифицирующих контекстов и автоматизма восприятия речи, то применительно к символам она, наоборот, обостряется, так как 1) в рамках развитых национальных языков одновременно функционирует несколько символических систем, различающихся между собой; 2) семантика символов в большинстве своем представляет собой результат исторического развития, в процессе которого различные символические системы между собой взаимодействуют.
Весь этот круг проблем заставляет говорить о том, что наличие масонской (равно как и иной) символики или ориентация текста на масонскую традицию всегда нуждаются в специальном доказательстве, требуют контекстного подтверждения, включающего учет экстралингвистических и собственно лингвистических сигналов, призванного преодолеть информационные помехи, создаваемые перечисленными причинами, и тем самым избежать произвольных, то есть не соответствующих действительному содержанию текста, комментариев.
Механизм идентификации символов включает в себя ряд взаимосвязанных процедур, позволяющих идентифицировать символ в качестве принадлежащего к символической системе масонов: 1. Выявление экстралингвистической информации об авторе текста, характеризующей его языковые знания, в частности, знакомство с данной системой. 2. Установление формального соответствия анализируемой единицы с МС. 3. Обнаружение в тексте фактов, которые могут быть восприняты аналогичным образом. 4. Выявление системного взаимодействия между этими фактами. В частности, последовательный перебор логически и содержательно допустимых или недопустимых контекстных (синтагматических) связей и продуцируемых ими значений представляет собой исчисление возможных взаимодействий между смыслами и вычленение из их числа тех, которые абсурдны, допустимы и истинны. 5. Семантическая и функциональная интерпретация этих фактов. В своей целостности эта совокупность процедур позволяет констатировать отнесенность анализируемой единицы к данной символической системе. Работа механизма показана на примере анализа МС в стихотворении А. С. Пушкина «Генералу Пущину» («В дыму, в крови, сквозь тучи стрел...»).
Механизм контекстного подтверждения представляет собой процедуру перевода единиц из слабой семантической позиции в сильную. Благодаря ему возможная совокупность прочтений текста сужается до его адекватного восприятия. Он оказывается структурированным, целенаправленным движением от аморфного, неопределенного восприятия текста к конкретному. При этом следует подчеркнуть, что поиск и обнаружение конкретного восприятия вовсе не обозначает констатацию однозначного восприятия, так как и при конкретном восприятии текст может быть неоднозначным, иметь несколько планов и обладать семантикой, одновременно соотносимой с масонством и выходящей за его рамки.
Произведенный в I главе анализ материала позволяет сделать следующие выводы. Система МС – сложно организованное пространство языковых единиц, которые по отдельности и в своем структурном взаимодействии выполняют различные функции внутри текстов и на уровне интертекстуальных связей. Сама система существует в языковом сознании ее носителей, а конкретные единицы репрезентируются в текстах. Специфика функций системы МС продуцируется особенностями самих единиц и типом их бытования в языке.
МС характеризуются полифункциональной направленностью, которая проявляется в симультанной реализации у конкретной единицы нескольких функций. С одной стороны, эти функции стратифицированы по различным языковым и коммуникативным подсистемам. С другой стороны, эти функции и в рамках одной подсистемы способны суммироваться во взаимосвязанный набор особых, специализированных ролей. Одновременная реализация нескольких функций может восприниматься и как результат анализа, и как имманентное свойство единицы. Важно при этом, что метаязыковое осмысление МС входит в постоянный арсенал речевой рефлексии их пользователей, а последняя раскрывает внутреннюю природу символов и эксплицирует особенности взаимодействия между носителем языка и языковой формой.
Метаязыковые проявления устойчиво сопровождают масонскую деятельность, изначально ориентированную на работу именно с языковыми единицами, и получают различные воплощения, совокупность которых может быть интерпретирована как неформализованная лингвистическая концепция. В рамках этой концепции основное внимание уделяется прагматике бытования языковых форм, в качестве основной единицы воспринимается разными способами воплощенный текст, а в качестве главной характеристики этой единицы называется ее творческая, преобразующая сила, то есть способность оказывать различные воздействия на окружающий мир. Условно эту совокупность воззрений, имеющую самые различные воплощения, можно назвать прагматической коммуникативной семантикой. Одним из верифицируемых результатов прагматической коммуникативной семантики можно считать положение о том, что текст способен оказывать существенное воздействие на приёмника информации, а коммуникативная среда формирует включенное в нее лицо.
МС состоят из совокупности разнообразных номинаций актуальных понятий, которые в аксеологическом плане неоднородны и подразделяются на две группы: группу оценочных МС – единиц, употребление которых строго совмещено с определенной положительной и отрицательной оценкой, и группу внеоценочных МС – единиц, которые в речевом употреблении получают диаметрально противоположные оценки. Вторая группа наиболее интересна в языковом плане, так как, во-первых, демонстрирует сложную природу оценочного значения, в частности, взаимодействие инвариантных языковых форм с конкретными словоупотреблениями, а во-вторых, – показывает основания и реальные воплощения сложных сфер взаимодействия между носителем языка, языком и идеологией.
МС изначально находятся в особом типе текстов – неэгоцентрических, которые характеризуются тем, что в них снята координация с реальным планом или контекстом земной жизни: язык этих текстов организован так, что в нем практически отсутствуют или нивелируются указания на эгоцентрические категории. В силу этого сам текст репрезентируется как совокупность речевой информации, приложимой к максимально широким кругам лиц, времен и пространств. При взаимодействии с таким текстом у приёмника информации создается впечатление, что он контактирует с воплощенной истиной. Поскольку трансляция масонских знаний осуществлялась через такой тип текстов, они оказывали существенное влияние на масонов.
Впоследствии это влияние поддерживалось особыми коммуникативными механизмами, используемыми в масонской практике, которые следует воспринимать как апробированную систему коммуникативных действий, позволяющую осуществить эффективное влияние на носителя языка в идеологическом, мировоззренческом, ценностном планах.
МС в своей совокупности задают и формируют языковую картину мира масонов, которая оказывает определяющее влияние на характер их языкового поведения, направляет их формы деятельности и продуцирует вторичные тексты. Последние могут восприниматься как продукт творческой деятельности, локализованной на идеологических догматах, и тем самым выступают в качестве новых компонентов единого коммуникативного пространства, поддерживающего изначальную языковую картину мира.
При анализе текстовых воплощений МС необходимо использовать и учитывать механизм контекстного подтверждения. В противном случае есть опасность смешивания омонимичных форм.
Вторая глава «Вербальное усвоение масонской символики в языке русской художественной литературы XVIII – начала XIX веков» включает в себя два параграфа: «Репрезентации масонских символов в стихотворных текстах» и «Репрезентации масонских символов в прозаических текстах».
В первом параграфе «Репрезентации масонских символов в стихотворных текстах» произведен лингвистический анализ стихотворных произведений различных жанров (гимнов, од, повести в стихах, стихотворений, трагедии, эпической поэмы) И. Ф. Богдановича, П. И. Голенищева-Кутузова, И. И. Дмитриева, Н. М. Карамзина, Ф. П. Ключарева, Я. Б. Княжнина, В. И. Майкова, Н. Ф. Остолопова, В. Л. Пушкина, А. Н. Радищева, А. А. Ржевского, А. П. Сумарокова, М. М. Хераскова. Рассмотрение осуществлено посредством инструментария семантического анализа, который предполагает: 1. Выявление количества, границ и содержания семантических комплексов (то есть относительно самостоятельных повествовательных частей, содержание которых отличается от содержания иных частей в этом же произведении), из которых состоит текст. 2. Выявление используемых в тексте символов и их семантики, которая фиксируется в форме, близкой к традиционным словарным толкованиям. 3. Выявление характера координации между символами (то есть дистрибутивных и оппозитивных отношений, в которых они находятся) и их функций в тексте. 4. Указание на значимые интертекстуальные связи, проявляющиеся на уровне символов в рамках художественных текстов, в первую очередь, в синхронном аспекте. 5. Выявление доминантной семантики текста (или ответ на вопрос: что является основным объектом повествования). 6. Экспликацию различных выводов, которые могут быть сделаны на основании перечисленных выше процедур. Подробно механизм и характер анализа показаны на примере «Оды» Ф. П. Ключарева.
В результате этого анализа сформулированы различные языковые особенности стихотворных текстов масонов, в частности, выявлен набор наиболее употребительных МС – Бог, дружба, любовь, свет, храм, которые реализуются посредством лексических номинаций (прямых или через синонимическую замену), перифрастических номинаций и описательных толкований и совместно с другими МС организуют гипертекст. Охарактеризовано единое ассоциативно-оценочное пространство этих текстов, проявляющееся через различные языковые показатели, единство атрибутивных и предикативных связей, которые выражаются в сходных и частично дублирующихся типах сочетаемости единиц локализованных тематических полей. Отмечены особенности реализуемых в текстах коммуникативных установок, фиксируемые, в частности, в специфическом вовлечении приёмника информации в содержательную проблематику текста и создании у него впечатления, что он включен в круг людей, которым этот текст непосредственно адресован.
В масонских стихотворных текстах контактные (межсловные) семантические связи наличествуют только между единицами, которые обнаруживают в данных контекстах и в оценочном плане существенную семантическую общность (тексты чужды нетривиальной, смелой метафорики и оксюморонных образований). Единицы же, отчетливо противопоставленные друг другу, располагаются дистантно. Это приводит, с одной стороны, к эстетически оправданному дублированию актуальной семантики, а с другой – к четкости выявления и экспликации оппозитивных связей. Использование изобразительных средств соответствует задаваемым этим связям отношениям и строится в ключе традиционного арсенала приемов высокой поэзии.
Масонские стихотворные тексты не следует относить к числу зашифрованных произведений словесного творчества. Поскольку символика использовалась в них в прямом значении, авторы не прибегали к сложным метафорическим заменам, применяли общекультурные образы и подчас помещали прямые толкования того или иного понятия в тексте, можно говорить о том, что они стремились не к зашифрованности, а к семантической прозрачности и буквальной точности текстов. Свидетельством реализации этого стремления являются многочисленные оценки речи, а иллюзию зашифрованности создают различные уровни языковой компетентности, характеризующие современного читателя и просвещенного читателя XVIII века.
Во втором параграфе «Репрезентации масонских символов в прозаических текстах» подвергнуты детальному рассмотрению следующие типы текстов: 1. Акты или уставы. 2. Речи масонов. 3. Духовные сочинения. 4. Автобиографические записки масонов и/или их дневники. 5. Эпистолярное наследие. 6. Собственно художественные тексты. Различная жанровая природа этих текстов, продуцирующая вариативность использования МС, не отменяет того, что во всех реализуется единый набор способов формальной экспликации МС: ретроспективные комментарии, фиксация иерархического статуса символа, указание на объект денотации, экспликация причины наличия определенной характеристики, указание на роль и предназначение символа, описательные воспроизведения семантики и сопутствующие комментарии.
В своих текстовых реализациях эти способы получают сходные воплощения, подчиненные единым принципам речевого оформления похожих между собой семантических комплексов, вербализуемых в клишированных формах, восходящих к нормативным документам масонов. Например, ретроспективные комментарии реализуются посредством указаний на происхождение символа в диахронии, которые осуществляются через отсылку к его реальному или реконструируемому в рамках определенной системы воззрений источнику, аналогу, образцу или объекту уподобления. Эти указания двух типов – через отсылку к мифологической традиции, через отсылку к общим представлениям о характере мироустройства в его глобальных или локальных проявлениях. Формулируются они, главным образом, посредством сложных предложений с семантикой уподобления, отождествления и причинно-следственных отношений (см. соответствующие служебные средства: как – так, тако, поелику), которые должны подчеркнуть неслучайность символа, его глубокую историческую укорененность, преемственность, контекст восприятия и значительность. Сам факт наличия сходнооформленных способов демонстрирует присутствие единой концепции оценки и единой модели восприятия и подхода к описанию символов. Комплексное использование способов позволяет дать многоаспектное толкование МС, которое, вне зависимости от его широты, никогда не является исчерпывающим.
Набор языковых средств в текстах и преимущественные способы толкования символов отчетливо говорят о том, что авторы стремятся не просто к номинациям и семантизациям символов, а именно к мотивированным номинациям и семантизациям. Они не ограничиваются указаниями «X есть Y», а устойчиво используют указания «X есть Y, потому что (ибо)…», заполняя позицию мотивировки различной актуальной (в первую очередь, исторической или квазиисторической) информацией. Такие мотивированные номинации повышают доказательность текста за счет введения его в рамки строгой логической структуры и свидетельствуют о том, что в символах, как основных объектах описания, реализуются воспитательные и познавательные (когнитивные) функции. Очень показательными в этом отношении являются лекции И. Г. Шварца, на примере которых показано использование МС в функции когнитивной модели, то есть применение в качестве предпочтительного инструментария познания и осмысления мира. Это находит формальное выражение в преимущественно представленных в текстах функционально терминологических и квазитерминологических номинациях.
Коммуникативные различия между типами текстов определяются спецификой реализуемых при их создании коммуникативных установок, которые находят воплощение в преимущественном использовании того или иного типа экспликации МС. Очень показательно в этом отношении «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева, где специфика взаимодействия МС с контекстом произведения представляет собой основу будущего расширения сферы функционирования МС.
Произведенный во II главе анализ материала позволяет сделать следующие выводы. В рамках рассматриваемой проблемы масонские прозаические и стихотворные тексты не обнаруживают существенных различий. Проза и поэзия выступают как единый корпус, дифференциация компонентов которого связана с общеязыковыми характеристиками форм воплощения сходных сегментов информации. Единство определяется последовательной реализацией частей языковой картины мира и практически тождественным набором семантических комплексов.
Последовательное воплощение сегментов языковой картины мира проявляется в устойчивом использовании связанных с ней номинаций и предикатов в их исходных инвариантных значениях. Оно отражает наличие слабо индивидуализированных повествователей и то, что авторы выступают в качестве буквальных трансляторов идеологически и эстетически ориентированных языковых форм, набор и характер которых определен картиной мира. Авторы часто выполняют функции популяризаторов, проводников или пропагандистов актуального для них набора языковых единиц. Отсюда доминирующее в повествовательной установке стремление распространить их средствами художественного слова или актуализировать их для возможно большего круга людей. Последнее осуществляется за счет использования коммуникативных приемов вовлечения адресата и привлечения его к актуальной семантике текста. Выработка этих приемов неразрывно связана с МС и прямо проецируется на характере их использования.
Комплексный характер воздействия картины мира на языковое сознание пишущего проявляется в том, что употребления МС в текстах устойчиво оказываются неединичными, то есть они представлены целыми взаимосвязанными группами, с помощью которых авторами решаются коммуникативные и эстетические задачи. Такая особенность употребления демонстрирует, по крайней мере, три специфические черты семантической природы символов. 1. Смыслы, фиксируемые конкретными МС, в своих непосредственных семантических составляющих оказываются в отношениях постоянного совмещения, пересечения и наложения с иными МС. 2. Система МС в языковом сознании является структурно организованной совокупностью. 3. Каждый отдельно взятый МС предстает в качестве единицы, не обладающей для приёмника информации достаточной семантической полнотой. Важно, что интерпретации этих характеристик способны объяснить языковую природу символа, системы и особенности восприятия. Все МС реализуются в составе локальных семантических комплексов. Доминирующим способом реализации являются прямые компактные или развернутые номинации, характер которых определяется коммуникативным предназначением текста, то есть решаемыми им задачами.
Семантические комплексы воплощают единый набор МС, репрезентируя их в качестве единиц, способных совмещаться практически с любыми контекстами употребления в рамках ЯРХЛ. Такая контекстная широта употреблений служит базой для последующей трансляции МС в специализированные языковые сферы и для их дальнейшей трансформации. Она же может восприниматься в качестве показателя того, что МС органически входят в ЯРХЛ, исходно не являются чуждыми для него или отторгаемыми единицами. Это позволяет говорить об универсальной природе МС, в равной мере ориентированных на решение идеологических, коммуникативных, эстетических и когнитивных задач. Для текстов анализируемого периода коммуникативные и когнитивные задачи оказываются главенствующими. Наиболее употребительные МС демонстрируют самые актуальные для масонов понятия.
В коммуникативном плане тексты, реализующие МС, часто являются коммуникативными ловушками: языковой материал в их составе организуется так, что характер сообщенной информации побуждает приёмника к поискам новой информации по затронутым вопросам в рамках иных или того же самого текста. Вовлеченный в семантическую проблематику текста приёмник информации оказывается внутренне побуждаемым продолжать свои языковые поиски вглубь или вширь, он стимулируется к работе с языковыми формами за счет того, что устойчиво сталкивается с совокупностью не до конца проявленных смыслов и чередой неполных определений. Такое последовательное программирование языкового поведения адресата представляется чрезвычайно интересным в прагматическом аспекте и, учитывая историю масонства, демонстрирует наглядный пример эффективного сценария языкового воздействия на личность и коллектив.
Одним из проявлений силы этого воздействия становится то, что система МС является для языкового сознания ее носителей когнитивной моделью, то есть определяет и структурирует направление и характер их коллективной и индивидуальной познавательной деятельности. Последняя осуществляется и воплощается в рамках инструментария МС, подчинена системе МС и в своей результирующей компоненте направлена на МС. Исследовательские познавательные интенции масонов проявляются через апробации и проверки объяснительной силы МС, прилагаемых к различным сегментам мира, который, в свою очередь, предстает перед ними в качестве организованной посредством МС совокупности единиц, имеющих то или иное воплощение. Существенно, что подобный взгляд, устойчиво проявляющийся через масонские тексты, может восприниматься и как замкнутый когнитивный круг, и как открытое стремление вглубь смыслов.
Не совсем корректной представляется аттестация масонских текстов в качестве зашифрованных: мера их доступности и понятности связана не со специальным использованием кодировок, а с уровнем метаинформации приёмника, потенциальное пополнение которой на практике не ограничено никакими стереотипными представлениями о тайных знаниях.
При существенной роли коммуникативной и когнитивной сферы, посредством МС решаются и эстетические задачи, в первую очередь, связанные с формированием в ЯРХЛ новых способов непрямой фиксации абстрактных понятий, выработкой различных приемов синонимических замен и преодолением внутритекстовых контактных повторов. Показательно в этом отношении то, что МС выступают не только в качестве нового испытательного материала (испытательной площадки для писателей), но и дают им новые языковые ориентиры, указывают на новые семантические сферы, расширяя тем самым содержательный арсенал ЯРХЛ.
Многие авторы, обращавшиеся к МС, своими идиостилями оказали значительное влияние на последующее развитие ЯРХЛ.
Третья глава «Вербальное осмысление масонской символики в языке русской художественной литературы XIX века» включает в себя пять параграфов: «Изменение типов репрезентации и полисемии масонских символов», «Расширение спектра коннотативных значений масонских символов в языке В.Ф. Одоевского», «Масонская символика как инструмент создания многозначности текстов в языке А.С. Пушкина», «Функции масонских символов в языке А.Ф. Писемского», «Репликации масонских символов в языке Л.Н. Толстого».
В первом параграфе «Изменение типов репрезентации и полисемии масонских символов» показано, что в использовании МС наблюдается строгая преемственность, определенная единством языковой традиции и речевой среды. Анализ неединичности употреблений МС (случаи, когда появление в тексте одного МС обязательно предопределяет использование другого или еще нескольких) в рамках конкретного текста, замены прямых номинаций описательными и повышение интерпретативной свободы в использовании МС в языке Ап. А. Григорьева производится в сопоставлении с текстами предшествующей традиции и с поэмой Ф. Н. Глинки «Таинственная капля».
При относительном многообразии номинаций (представленном и в поэзии XVIII века) наличествует одна принципиальная особенность: если ранее не встречались такие перифрастические номинации символов, которые не были бы обязательно продублированы прямыми номинациями, то в текстах Ап. А. Григорьева такие описательные номинации, не дублируемые прямыми, представлены. Они присутствуют в каждом из проанализированных текстов. В этом проявляется одна из общих тенденций трансформации способов репрезентации МС в художественном тексте. Экспликация означающего символа уступает место описательной конструкции, на смену прямой номинации приходит подразумевание, символ перемещается в подтекст, его означающее и семантика рассредоточиваются, становятся присутствующими неявно. Существенная роль при их экспликации принадлежит насыщенному МС контексту.
Экспликация семантики не названных прямо символов осуществляется за счет двух факторов. 1. Используемые для их именования замены обнаруживают существенную семантическую близость с исходными или основными способами их номинации, фиксируют их существенные характеристики. 2. Общий контекст стихотворения предопределяет или задает именно то прочтение, которое не противоречило бы ему и включалось в его состав в качестве органического компонента; выполняет ориентирующую или подсказывающую роль. За счет реализации этой роли функциональная нагрузка символов, прямо названных в тексте, повышается. К их функции добавляется то, что они, кроме организаторов семантического пространства, становятся еще и одним из идентификаторов прямо не названных символов, указателей на их адекватное прочтение. Это изменяет синтагматическую структуру текста, усложняет ее и объективно продуцирует возможность большего количества интерпретаций.
В классическом варианте масонского стихотворного текста XVIII века все функционирующие в его рамках символы, вне зависимости от того, дублируются они перифразами, синонимами или описаниями, названы прямо (исключения единичны), и такие прямые номинации составляют синтагматическую модель, моделируют текстовое пространство, как заглавные слова в словаре. В стихотворном же тексте XIX века частично сохраняется названная синтагматическая модель и наличествует новая. Она структурируется посредством того, что в ней прямые номинации одних символов чередуются с непрямыми номинациями других. Например, в стихотворении Ап. А. Григорьева «Песня художников», обнаруживающем перспективные связи с «Молитвой мастеров» Н. С. Гумилева, эта синтагматическая модель имеет следующее воплощение (курсивом отмечены непрямые номинации): храм, братья, масонство, храм, братья, братство, любовь, масонство, свобода, восток, мудрость, путь, путь, мудрость, братья, братья, храм.
Развитие полисемии МС показано на примере поэмы Ф. Н. Глинки «Таинственная капля», в которой расширение круга значений осуществляется за счет уподобления символа капля иным символам (пламенеющей звезде, росе, свету, слезе, масонству), производимого посредством двух приемов. 1. Перифрастические описания, семантика которых одновременно характеризует этот символ и отсылает к другому, устанавливает между ними тесную связь или реализует представление о подобии. 2. Контактное употребление номинаций двух различных символов, связанных единством атрибутивных отношений, проявляющихся через фиксацию того или иного способа зависимости одного символа от другого.
Во втором параграфе «Расширение спектра коннотативных значений масонских символов в языке В.Ф. Одоевского» продемонстрировано расширение оценочной сферы использования МС, связанное со спецификой идиостиля и выразившееся, в частности, в том, что МС включаются в иронические контексты. При этом отмечено внимание автора к прагматическому качеству информации и то, что он, продолжая традиции масонских текстов, задает четыре новых приема использования МС: 1. Непрямой семантический повтор за счет рассредоточенности и вариативности использования компонентов единого семантического комплекса. 2. Возможность энантиосемического прочтения одной единицы. 3. Вербализация ассоциативного поля единицы. 4. Возможность симультанного восприятия нескольких оценочных планов применительно к одной текстовой реализации. Эти приемы продуцируют многоплановость, расширение денотативного и аксеологического полей МС и активно используются в современной прозе.
Само использование МС в иронических контекстах может быть объяснено тремя факторами. 1. Стремлением подчеркнуть разницу между миром посвященных и профанным миром, осознание которой является, в частности, одной из причин сохранения масонами в тайне своих работ. Автор предлагает читателю две совмещенные точки зрения с негласной рекомендацией выбрать одну из них в соответствии со своим уровнем знаний и мироощущением. В зависимости от того, какую точку зрения читатель выберет, его улыбку будут вызывать противоположные вещи. 2. Ирония является одним из универсальных средств маскировки или камуфляжа; ее использование в перспективе способно свести на нет или существенно уменьшить возможность насмешливого отношения со стороны приёмника информации в силу действия принципа «глупо смеяться над автором, который сам смеется над собой». Этот фактор связан с сохранением тайны, но уже по иной, прямо указываемой масонами причине – стремлением оградить ее от насмешек. 3. Иронией удобно мотивировать неполноту повествования в любом случае, а особенно в том, если она вызвана сложностью объекта.
Использование приемов, предполагающих различную степень глубины прочтения текста, было известно и масонской литературе XVIII века, но в ней оно было связано с восприятием единиц в качестве нейтральных или высоких, соответственно, в общеязыковом или в символическом значениях и не вторгалось в область иронии. В. Ф. Одоевский в этом смысле расширяет сферу использования единиц, помещая их в новую оценочную область, в которой прежде они оказывались только в антимасонских сочинениях. Способы включения В. Ф. Одоевским в свои тексты отсылок к масонской традиции можно воспринимать в качестве универсальных приемов, обеспечивающих реализацию сразу нескольких коммуникативных задач, среди которых прямая номинация масонских реалий является лишь единственной, остальные же лежат в эстетических сферах. В этом смысле язык писателя готовит почву для тех процессов, которые активно разовьются в XX веке, в частности, использование МС в качестве эстетической модели.
В третьем параграфе «Масонская символика как инструмент создания многозначности текстов в языке А. С. Пушкина» рассмотрено функционирование МС в текстах «Гробовщик», «Евгений Онегин», «Андрей Шенье», «Пророк», «Послание Дельвигу», «Брожу ли я вдоль улиц шумных…», «Странник», «Медный всадник», «Барышня-крестьянка», «К Н. Я. Плюсковой». Отмечено, что устойчивое обращение к МС у автора всегда конструирует только один из нескольких семантических планов повествования, выявляет его различные функциональные ориентиры и наполняет его набором смыслов, взаимодействующих с иными планами и наряду с ними продуцирующих единое художественное целое, направленность которого не ограничивается каким-то одним семантическим полем, а вырастает из их гармонического соединения.
Например: «Пророк» содержит, по крайней мере, три взаимосвязанных, одновременно представленных и реализованных семантических (содержательных) плана: 1. Фиксирует гражданскую, идеологическую и эстетическую позицию автора. 2. Напрямую связан с библейской традицией (6-я глава книги пророка Исайи). 3. Воспроизводит важные для масонства понятия – описательные структуры текста поэтапно воссоздают обряд посвящения в масоны. «Медный всадник» включает в себя такие планы: 1. Нравственный или личностный бунт, противопоставление индивидуума и имперской власти. 2. Осознание героизма. 3. Глубоко скрытые автобиографические мотивы. 4. Неоднозначное противостояние статуи и человека. 5. Отталкивание от Петербурга как знака победы цивилизации над природой. 6. Формулировку масонского положения о недопустимости нарушения орденского закона, выразившегося в нарушение сразу двух заповедей (добродетелей) масонов: безоговорочного подчинения (в мыслях и делах) вышестоящему в масонской иерархии брату и любви к смерти.
Во всех этих случаях собственно символическое и иные типы значений конституирующих тексты единиц сосуществуют, создавая целостные объекты, предполагающие множество интерпретаций. Тому, что МС используются в качестве одного из инструментов создания многозначности текстов, существенно способствует полифункциональность их включения в произведения. Символ может быть использован для создания эффекта комического, для отсылки к скрытому плану повествования и для последовательного воспроизведения собственно масонских реалий. Воспроизведение символа может быть самозначимым, а может являться только одной из сторон многоуровневого повествования. Подобная многофункциональность, переходящая в энантиосемичность, использования тематически однородного языкового материала может считаться одной из особенностей языка Пушкина и отчетливо коррелирует с использованием иных групп лексики.
В четвертом параграфе «Функции масонских символов в языке А.Ф. Писемского» проанализированы репрезентации МС в романе «Масоны», язык которого в его различных проявлениях взаимодействует с МС и часто строится на их базе. Особенно интересными в этом отношении представляются способы включения сегментов семантического поля «масонство» в текст романа: комментирование и повтор, задающие характер читательского восприятия и структурирующие пространство языка произведения в различных проявлениях на уровне авторской и персонажной речи, наименований персонажей, композиции и семантических комплексов.
В повествовании неоднократно упоминаются полные и сокращенные наименования масонских лож; знаки, слова и прикосновения, которые масоны используют для опознания друг друга, находясь в среде непосвященных; духовные существа религий мира, представления о которых включены в рамки масонской концепции; масонские символы; наименования различных конфессиональных культур и их атрибутов, с которыми связано масонство; реалии собственно масонской мифологии; различные термины, связанные с ритуалом и характером работы масонских лож; наименования духовных понятий и качеств, так или иначе актуальных для характеристики масонов; наименования различных типов и проявлений духовной работы, которую проводят масоны; имена символических личностей, чья деятельность существенно повлияла на масонство; названия предметов, используемых в масонском ритуале; названия нравственных категорий, которые входят у масонов в сферу активного осмысления; термины масонской иерархии; обозначения типов координации масонов с окружающим миром; наименования, отражающие масонские представления о человеческой жизни; масонские псевдонимы.
Такое широкое вовлечение в текст компонентов семантического поля «масонство» позволяет автору создать многомерную картину описываемого явления, охарактеризовать его одновременно генетически и синхронно, концептуально и иерархически. При этом принципиально важным представляется то, что элементы семантического поля в рамках художественного целого выполняют не только информативную, но и собственно эстетическую функцию. Носителями последней оказываются в первую очередь символы, которые вступают в тесное взаимодействие с образным, персонажным и событийным планами романа.
А. Ф. Писемский избирает манеру репрезентации, которая позволяет заполнить информационные лакуны потенциального приёмника информации. Достигается это посредством трех способов: 1. Большинство используемых в тексте МС и терминов снабжаются сжатым или развернутым комментариями, значение же остальных становится понятным из контекста, который выстроен так, чтобы снять существующую неоднозначность семантики того или иного слова. 2. В роман включаются непосредственно масонские тексты (например, масонская песня «Отец духов, творец вселенной <…>»). 3. Благодаря повторам целых сегментов семантического поля «масонство».
В пятом параграфе «Репликации масонских символов в языке Л.Н. Толстого» описано взаимодействие МС с языком романа «Война и мир», содержащим множество упоминаний 82-х различных единиц. Использование МС не ограничивается задачами создания фактографической точности, достоверности и адекватности описания реальности; МС служат базой и для реализации собственно эстетических задач, они принимают участие в создании художественных преобразований, являются компонентами сложных описательных контекстов, способных оказывать непрямое воздействие на читателя. Особенно интересно в этом отношении использование различных репликаций (адамова голова, свет), которые вместе с самостоятельными прямыми номинациями демонстрируют две взаимосвязанные, но существенно различные тенденции функционирования МС.
Взаимодействие ряда МС с контекстом романа основано на репликации и формально выражено с ее помощью. Репликация – повтор символа иными языковыми средствами. Как и простой повтор, она предполагает двустороннюю, то есть авторскую и читательскую, концентрацию внимания, но в отличие от него всегда продуцирует приращение нового смысла, дает (сообщает) новую информацию в фактической и/или эстетической области. От перифразы она отличается тем, что первая не обязательно предполагает повтор в рамках данного текста и при большей точности знаменует собой большую широту экспликации понятийных сфер, которыми характеризуется называемая единица. Упоминание символа оказывается в кольце резонирующей с ним в содержательном плане семантики.
Например, при помощи репликаций МС адамова голова автор создает многоуровневую описательную структуру, которая одновременно может быть прочитана и как три описания визуально сходных объектов, и как три описания, находящихся в едином коннотативном поле, и как три имплицитных указания на скрытый смысл, фиксирующий некоторую масонскую максиму. Важно, что центральное место и центральную позицию в этой структуре занимает как в синтагматическом плане (он расположен между двумя другими), так и в семантическом плане МС. Его значение суммирует и переводит в область абстрактных категорий содержание всех трех описаний.
Символ адамова голова в своих различных воплощениях сопровождает все контексты, связанные с масонским путем Пьера. В тексте романа он фиксируется различными способами: через прямые номинации, демонстрирующие особенность его внешней формы, через семантически сходное описание иных объектов (Баздеева и его слуги), через упоминание элементов ритуального убранства, прямо с ним связанных (гроб, кости, череп), через воспроизведение семантики фиксируемой этим символом константы картины мира (комментарий, персонажная рефлексия и устойчивое выражение). То есть среди этих способов представлены и репрезентации означающего, и репрезентации сигнификата, взаимодействующие между собой. Это разнообразие и устойчивость неоднократных воплощений имеет ряд объяснений. Во-первых, оно реально отображает высокую частотность использования символа в масонстве. Во-вторых, оно позволяет автору создать устойчивый семантический мотив или рефрен. В-третьих, оно дает возможность автору включить различные каналы восприятия читателя.
Самостоятельные прямые номинации (в составе повторов или вне их) и репликации (также предполагающие номинации) демонстрируют две взаимосвязанные, но существенно различные тенденции функционирования МС: тенденцию к сохранению тематической сферы использования и семантики МС и тенденцию расширения сферы их использования, влекущую за собой трансформации семантики.
Осуществленный в III главе анализ материала позволяет сделать следующие выводы. Использование МС в ЯРХЛ XIX века характеризуется большей свободой и вариативностью в различных сферах применения единиц. При фиксации единиц появляются непрямые номинации, что может восприниматься и как характеристика того, что МС вошли в арсенал общеупотребительных средств, и как то, что семантика их употребления становится менее конкретно ориентированной на исходные образцы. Расширяется совокупность вариантов воплощения единиц. В трансляции МС, по сравнению с предшествующим периодом, наблюдается более значительная роль эстетической сферы, то есть подчинение их собственно художественным, а не когнитивным, идеологическим или коммуникативным задачам, которые, сохраняясь, теряют свое главенствующее положение при совокупном использовании символики. Обозначается тенденция к преобразованию единиц за счет расширения или сужения их смысла.
Как специализированные средства, МС закрепляются в поэзии за семантическими комплексами с общим значением ‘высокие абстрактные размышления о духовных ценностях и приоритетах существования конкретной личности и ее роли в мире’, а в прозе – за изображением сегментов реальности, непосредственно связанных с масонством как историческим и эзотерическим явлением, осмыслением его роли в коллективе. Такая специализация, не отменяющая того, что проза также включает в себя комплексы первого типа, совмещается с тем, что вместе с преимущественно высокими контекстами употребления наблюдаются нейтральные и иронические. Смена и разнообразие модальных планов влияют на приобретение МС большей универсальности и мобильности, что снимает последние преграды для проникновения их в общеупотребительный фонд национального языка.
В ряде случаев намечается отрыв от предшествующей традиции и использование МС как базы для художественных конструкций, в своей целостности выходящих за рамки собственно масонства.
МС приобретают функции не особенного художественного средства, а средства, равноправного с другими или используемого наряду с другими и подчиненного при этом определенным задачам повествователя. Именно задачи индивидуализированного повествователя выходят на первый план и влияют на характер репрезентации МС. Отсюда расширение языковых способов включения МС в контекст и появление специфических преобразований. Это ведет к размыванию границ между МС и иными символическими системами, их комплексному использованию и взаимодействию на различных уровнях.
Всё это выводит МС на новый уровень интертекстуального взаимодействия и совместно с их включением в тексты, которые со временем становятся неотъемлемым компонентом языковой компетенции квалифицированного носителя языка, способствует тому, что они закрепляются в языковом сознании не только локального коллектива масонов, но и широкой совокупности носителей русского языка. Одновременно насыщенная интертекстуальность (репрезентация в различных типах известных текстов) продуцирует возникновение в рамках ЯРХЛ масонского гипертекста, объединяющего и концентрирующего в себе отсылки к масонству в различных произведениях.
Гипертекст занимает функциональное место (или выступает) в языковом сознании вместе с исходной системой МС. Получается, что последующие употребления МС в ЯРХЛ в своей совокупности продуцируются не одним, как это было в XVIII веке, а уже двумя языковыми объектами: исходной системой МС и масонским гипертекстом в ЯРХЛ. При этом конкретное словоупотребление, в зависимости от компетенции автора, может быть ориентировано как на оба объекта, так и на один из них, при том, что ориентация на второй объективно способствует все большему и большему размыванию семантики и отрыву единиц от их первоначально заданной семантики и аксиоматики. Это положение важно подчеркнуть, так как для дальнейшего развития системы МС оно предстает в качестве решающего, формально и содержательно определяющего динамику ее дальнейшего существования.
Способы трансляции МС оказываются во взаимодействии с большим количеством разнообразных факторов: интенциями писателя и языкового коллектива, идеологическим контекстом социума, особенностями развития ЯРХЛ. Из числа этих факторов главенствующую роль продолжают играть внутриязыковые; экстралингвистические факторы, связанные с идеологическими запретами на масонство, не оказывают видимого воздействия на распространение и укрепление системы МС в ЯРХЛ, не приводят к ее редукции или резкой смене аксиоматики. Отсутствие зависимости от экстралингвистической сферы при наличии изменений в трансляции само по себе указывает на приоритетность внутриязыковой.
Имманентные законы развития системы МС выступают в качестве определяющих и диктуют такое взаимодействие с ЯРХЛ, при котором совокупность единиц через текстовые репрезентации подвергается детальному осмыслению коллективом, испытанию на семантическую глубину, функциональные возможности, прочность и долговечность. Аналитические и художественные устремления конкретных авторов в своей совокупности приводят к тому, что система МС теряет изначально присущие ей черты ограниченного в идеологическом, конфессиональном и тематическом смысле лексикона, становится полиупотребительной, в чем можно усмотреть связь с ее исходной полифункциональностью. На это важно обратить внимание, так как констатируемые особенности, связанные с изменениями, расширениями сферы, функций, способов воплощения МС непосредственно соотносятся с присущими ей изначально чертами и существенно ими определяются, поскольку эти черты задают начальный импульс динамике последующего развития.
Четвертая глава «Вербальное переосмысление масонской символики в языке русской художественной литературы XX – начала XXI веков» включает в себя пять параграфов: «Конституирующая роль масонских символов в языке М. Волошина», «Масонская символика в функции эстетической модели в языке А. Белого», «Полифункциональное включение масонских символов в тексты Н. Гумилева», «Репрезентации масонских символов в иронических контекстах С. Черного», «Масонская символика в художественных текстах конца XX – начала XXI веков».
В первом параграфе «Конституирующая роль масонских символов в языке М. Волошина» раскрыта специфика семантических трансформаций МС в языке поэта и их конституирующая роль. Показано, что языковое наследие поэта может восприниматься как пространство, в рамках которого совмещены все возможные способы вербализации МС, то есть такой сегмент ЯРХЛ, где конкретные словоупотребления и развернутые текстовые репрезентации в своей совокупности демонстрируют общий набор инвариантных приемов использования единиц.
В этом смысле языковое наследие с учетом его ретроспективных, синхронных и перспективных связей можно считать представительным и полным типом эстетически значимых реализаций МС. Среди них особый интерес в рамках рассматриваемой проблемы представляют такие, в которых текстовая семантика МС существенно отличается от канонического или исходного значения. Наблюдающиеся в данных случаях содержательные сдвиги означающего наглядно демонстрируют то, что исходная единица подверглась переосмыслению. Например, в строчках Ни наш экстаз безвыходной тюрьмы // Не отдадим за все забвенья Леты! // Грааль скорбей несём по миру мы, – // Изгнанники, скитальцы и поэты! фиксируется далекая от канонической семантика символа Грааль.
Трансформации исходной семантики символа осуществляются за счет помещения его в рамки специфических контекстных связей, репрезентирующих наличие особого (индивидуально авторского) понимания или восприятия единицы, присутствие определенных изменений или семантических сдвигов непосредственно в ее номинативном значении. Контекстные связи деформируют исходную семантику МС, добавляя новые компоненты значений.
Репрезентации некоторых символов рассредоточены по множеству текстов. Так, устойчивое употребление метафор с семантикой, отсылающей к термической обработке металлов и демонстрирующей особенности самосознания автора, может быть интерпретировано как фиксация единого символического содержания, связанного с именем Тубалкаин. Такие рассредоточенные фиксации знаменуют собой конституирующую функцию МС по отношению к идиостилю и демонстрируют усложнения форм их непосредственного включения в тексты, за которыми стоят не только трансформации семантики, но и ее индивидуальная специализация. Семантика становится выразительницей индивидуальной картины мира и ее доминирующих черт. Наметившееся в поэтическом языке Ап. А. Григорьева использование описательных репрезентаций, не дублирующихся прямыми, стало преобладающим.
Еще одной специфической особенностью становятся тексты, в которых прямые номинации МС полностью отсутствуют и тем не менее их общая семантика, возникающая из совокупности синтагматических связей единиц, указывает на связь с масонством. Таково стихотворение «Обманите меня…» – изображение масонской инициации, выполненное на таком уровне абстрактности, который, с одной стороны, снимает практически всю конкретику (прямые номинации актуальных для масонства объектов), а с другой – в синтагматическом аспекте оставляет все необходимые ориентиры, исключающие доказательную возможность иных прочтений.
Отдельный интерес представляет сопоставление характера воплощения единого семантического комплекса, связанного с обрядом посвящения, в ряде текстов: «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева, «Пророк» А. С. Пушкина, «Импровизатор» В. Ф. Одоевского, «Масоны» А. Ф. Писемского, «Война и мир» Л. Н. Толстого, «Обманите меня…» М. Волошина, «Заблудившийся трамвай» Н. Гумилева, «Посвящение» С. К. Маковского, «Вольный каменщик» М. А. Осоргина, «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова.
Во втором параграфе «Масонская символика в функции эстетической модели в языке А. Белого» проанализировано сложное взаимодействие различных оценочных планов при воплощении МС и трансформация их общей оценки в языке автора, сопровождаемая изменением способов их экспликации. Что продемонстрировано через сопоставление функционирования МС в повести «Котик Летаев» и романе-трилогии «Москва», при котором учитывалась дифференциация по следующим параметрам: 1. Характер адресации символа. 2. Авторская оценка используемого символа. 3. Специфика лексического контекста, который окружает символ. 4. Семантическое наполнение символа. 5. Тематическая отнесенность символа. 6. Функции символа. Сама по себе совокупность этих параметров может восприниматься как достаточный для выявлений оценочного плана инструментарий.
Показаны случаи симультанной реализации полисемии. Например, при реализации МС череп в едином контексте локализованного сегмента повести «Котик Летаев» актуализируются следующие значения: 1. ‘Череп как знак смерти, необходимой для возрождения’. 2. ‘Человеческий череп как физический (анатомический) объект’. 3. ‘Череп как знак микрокосма, вместилище характеристик личности’. 4. ‘Череп как знак макрокосма’. 5. ‘Череп как место проникновения божественного света’. 6. ‘Череп как внутренний храм’. 7. ‘Череп как внешний храм’. Все они оказываются связаны между собой компонентами масонской семантики.
Отдельно проанализирована определяющая роль МС для языкового пространства романа «Петербург». Здесь в репрезентации МС возрастает роль фонетики и сложно реализованных итертекстуальных связей. На смену связи «канонический масонский текст – художественный текст» приходит связь «канонический масонский текст – художественный текст-посредник – художественный текст». Трансформация связи в новое качество приводит и к тому, что масонская семантика, четко сохраняясь, при восприятии приёмником, условно говоря, становится менее различима и очевидна. Изначально связанные с масонством семантические комплексы утверждаются в характере своего самостоятельного бытования. Они становятся в чем-то самодостаточными изобразительными единицами, сохраняя свою диахроническую связь с масонством, но, базируя свою эстетическую и ценностную значимость уже, в первую очередь, на важности тех текстов, в которых они дублируются.
Например: Тройственная атрибуция формулы Слетела повязка со всех ощущений показывает, как и из чего складывается ее совокупная семантика: общеязыковой компонент базируется на наличии метафорического переноса и синонимичных общеупотребительных формул, эстетический – на перекличке с Пушкиным и мере оригинальности выбранного сочетания, а эзотерический – на связи с инициацией. В данном случае МС переходит в некое новое качество в том смысле, что перед приёмником не просто развернутое или перифрастическое описание некоего МС, который хорошо известен языковой традиции, но по сути новый, изначально не представленный в масонской традиции в качестве самостоятельной единицы МС, фиксируемый сочетанием слов и получающий в то же время существенную часть своей семантики за счет связи с традицией.
Важным представляется, что соединение попыток аналитического осмысления природы символов с их художественными трансформациями приводит к тому, что эстетическая модель использования МС становится главенствующей и продуцирует языковое пространство, в котором само присутствие МС становится далеко не так очевидно, как это было в канонических текстах.
В третьем параграфе «Полифункциональное включение масонских символов в тексты Н. Гумилева» воспроизведен анализ текстов «Пророки», «Заблудившийся трамвай», «Молитва мастеров», «Слово», «Два Адама», «Душа и тело», «Средневековье». Показано, что МС в этих и других текстах организуют один из семантических планов повествования, стимулируя тем самым его многозначность, и выступают как один из маркеров, учет которого позволяет полнее воспринять сложное текстовое содержание.
Например, в стихотворении «Заблудившийся трамвай» одновременно присутствуют, по крайней мере, три семантических плана: 1. Реально-бытовой. 2. Мифолого-поэтический (литературный). 3. Масонско-аллегорический, выражающийся в передаче ритуала масонской инициации. В организации третьего плана принимают участие семантические компоненты (семы) общеупотребительных единиц, отдельные лексемы и интертекстуальные свзяи с предшествующей традицией.
Высокая степень насыщенности одного из текстовых планов масонской символикой проявляется не только в количестве символов, но, что не менее важно, в том, что языковые единицы называют разные по объему сегменты действительности: отдельные символы с предельно абстрактной семантикой (свет, свобода), одновременно символ и символическое действие (земля, огонь, вода, воздух и испытания ими, свет и дарование света), совокупно символ, его материальное воплощение и связанное с ним символическое действие (череп, ковер, связанная с ними символическая смерть). Этому разнообразию фиксируемых объектов соответствует многообразие способов включения символов в текст: от семантических компонентов слов и отдельных лексем до высказывания. А в совокупности то и другое продуцирует сложную семантику текста, противопоставленную его внешней (кажущейся) простоте; и этот языковой контраст между формой и содержанием способствует повышению эстетического потенциала текста.
Тексты, в которых репрезентированы МС, подразделяются по степени детализации и полноты их воплощений, в ряде случаев реализации МС становятся базой для воплощения собственных взглядов на координацию объектов с учетом актуальных для него атрибутов. Но в большинстве случаев представлены непрямые номинации с семантическими сдвигами, предполагающимися как самим фактом отсутствия канонического означающего, так и тем, что семантика МС может быть рассредоточена в текстовых сегментах.
В четвертом параграфе «Репрезентации масонских символов в иронических контекстах С. Черного» показано использование МС в текстах: «Песнь песней», «Базар в Аuteuil», «Колбасный оккультизм», «Пушкин в Париже», «Узаконенное любительство», «Новейший самоучитель рекламы». Весь корпус рассмотренных фактов демонстрирует, что С. Черный, употребляя масонскую терминологию в ироническом контексте, продолжает линию стилистических преобразований, начатую В. Ф. Одоевским. При этом, в отличие от своего старшего предшественника, он концентрирует внимание на одном оценочном плане.
Избирая в качестве доминирующего оценочного плана иронию, автор конструирует контексты, в которых МС и сам факт их употребления наряду с другими изобразительными средствами используются как база для создания эффекта комического. В аналогичной функции МС пентаграмма используется в романе Б. Пильняка «Голый год». Как правило, сам эффект продуцируется за счет контактного совмещения единиц двух диаметрально противоположных семантических планов: приземленно бытового и возвышенно таинственного. Контраст между единицами, репрезентирующими планы, становится более показательным и ярким благодаря тому, что они представлены компонентами, фиксирующими их центр. В этом смысле МС оказываются очень эффективным материалом.
Присутствуют в текстах и элементы игры, в основе которой двойственное восприятие МС и актуализация семантики, связанная с их использованием в разговорной речи. При этом, авторская ирония, как правило, имеет два вектора направленности. С одной стороны, ей прямо подвергаются непосредственные объекты номинаций. С другой – в ее поле оказываются те, кто в языковом коллективе продуцирует неверное представление об этих объектах. Воспроизведение стереотипной оценки в определенном контексте само становится оценкой тех, кто эту оценку продуцирует применительно к определенному объекту. Такое сложное непрямое использование оценочного плана становится возможным только в языке художественной литературы: осведомленный автор фиксирует восприятие взгляда через упоминание о нем применительно к постороннему объекту.
В своей совокупности словоупотребления приводят к тому, что в начале XX века у слова масонство в его нетерминологическом или речевом употреблении понятийное поле размывается и расширяется, его начинают составлять часто повторяющиеся в тех или иных сферах атрибуты, и оно приобретает вид ‘могущественная тайная сила, своими почти неограниченными возможностями воздействующая на социум с той или иной целью’. В семантическом плане с этим словом происходит то же, что со словами франкмасон или фармазон в начале XIX века.
В ЯРХЛ компоненты семантического поля «масонство» используются по-разному: нейтрально, сопровождаясь положительной оценкой, отрицательной оценкой, или иронически. Эти оценочные планы применительно к конкретным единицам могут быть реализованы самостоятельно, а также совмещаться: нейтральный + иронический, положительный + иронический, отрицательный + иронический – и дополняться конкретизирующими их показателями отношения говорящего к объекту: отрицательный + иронический + оттенок страха, положительный + иронический + оттенок изумления и т. д. В этом многообразии оценок место словоупотреблений С. Черного определяется достаточно четко. Связанные с масонством понятия он употребляет в оценочном ключе нейтральный + иронический. Писатель использует единицы в иронических контекстах, реализуя при этом один из способов их употребления в разговорной речи.
В пятом параграфе «Масонская символика в художественных текстах конца XX – начала XXI веков» рассмотрены тексты Б. Акунина, О. Арефьевой, А. Наймана, О. Николаевой, В. Пелевина, Ю. Полякова, В. Сорокина и других авторов. Все они проанализированы с точки зрения реализации с помощью МС трех различных коммуникативных установок: воспроизведение стереотипов массового сознания, воспроизведение исторических реалий, воспроизведение личностной авторской рефлексии.
При воплощении этих установок, имеющих различные разновидности, но тесно связанных между собой, на первый план в коммуникативном и текстовом отношениях выходят различные эгоцентрические категории в несходном семантическом наполнении. Именно они определяют специфику реализации установок и наделяют их специфическими чертами. В первом и втором случаях личностный план семантики упоминаемой единицы определяется категорией мы, то есть ‘языковой коллектив или его часть’ и реализует установку ‘коллектив так считает’, в третьем случае – категорией я, то есть ‘конкретный представитель языкового коллектива, автор’ и реализует установку ‘я так считаю’. В первом и третьем случаях временной план, как правило, локализуется настоящим временем, во втором случае – прошедшим временем.
Но во всех этих случаях МС оказываются в текстовой среде, принципиально отличной от характера среды их первоначальной репрезентации – они попадают в строго эгоцентрические тексты, что становится одним из базовых условий их переосмысления. Доминирование различных способов воплощения эгоцентрических категорий и их актуализация порождают особые контексты, отчетливо группирующиеся в большие совокупности типологически сходных способов использования языкового материала. Эти способы в своей совокупности репрезентируют основные черты восприятия языковым коллективом тематически сходных единиц, а сам факт их наличия и представленности у различных авторов свидетельствует о том, что эти единицы приобрели статус межстилевой лексики.
Воспроизведение стереотипов массового сознания осуществляется за счет того, что единицы воспроизводятся в общеупотребительном значении, в том значении, в котором они встречаются в обиходной массовой разговорной речи и в определенной части публицистики. Такое использование может быть двух типов, существенно разнящихся в модальном плане: прямая номинация вне контекста, прямо репрезентирующего авторское отношение, и прямая номинация в контексте, демонстрирующем авторское отношение. Особенно интересны в этих случаях различные типы идентификации посредством упоминания МС.
Функции упоминаний, связанные с воспроизведением исторических реалий, достаточно четко локализованы задачами создания исторического колорита повествования или исторически достоверного фона излагаемых событий. Исходя из этого и осуществляется отбор тех или иных единиц. Он подчинен задачам воспроизведения тех реалий, которые представляются автору актуальными для художественного воссоздания описываемого сегмента реальности. Номинации масонских реалий (и масонства вообще) стали не просто маркерами определенного ассоциативного плана, они приобрели статус единиц, конституирующих этот план.
Воспроизведение личностной авторской рефлексии предполагает, что исходная семантика МС подвергается автором осмыслению или переосмыслению. Реализуется в текстах различного объема, продуцирующих несходные меры воплощения единых семантических процессов. Сама авторская рефлексия, основное содержание которой – переосмысление символа или конструирование нового символа, может быть оформлена и как собственно авторская, и как персонажная речь, и как речь автора-рассказчика. Основным содержанием такой речи, которое не зависит от того, кто непосредственно говорит в тексте, становится не воспроизведение бытующих стереотипов и не буквальное указание на символы (как это происходит в случаях с первыми двумя установками), а формулировка индивидуальных воззрений, которые так или иначе отталкиваются от МС.
Показано, в частности, что из всего арсенала МС предпочтительными для репрезентации стали именно те, которые связаны не с внутренними доктринами, а с внешними формами масонства. Это перемещение в сфере номинаций очень показательно в плане изменения фокуса внимания языкового коллектива. При этом само использование продолжается часто без учета исходного денотативного значения МС, что приводит к формированию на их базе содержательно иных единиц, самостоятельно существующих в ЯРХЛ.
Воспроизведенный в IV главе анализ материала позволяет сделать следующие выводы. Из четырех общих сфер трансляции МС, связанных с исходными стимулами их использования в текстах и целевыми установками авторов – идеологической, коммуникативной, эстетической и когнитивной, – для ЯРХЛ XX – начала XXI веков наиболее актуальной становится эстетическая область. Она занимает главенствующую позицию и подчиняет себе все остальные сферы, реализации которых либо сопутствуют ей в качестве частных и дополнительных, либо включаются в нее в качестве вспомогательных или базовых компонентов для ее конструирования и экспликации в художественной ткани текста. Использование МС подчиняется, в первую очередь, художественным задачам и целям индивидуальной языковой самореализации авторов, ориентированной не на диахронические характеристики, познавательную силу, коммуникативные возможности и собственно идеологическую отнесенность используемого им языкового материала, а на его предполагаемые и реальные изобразительные потенции, которые становятся основным мерилом и стимулом его использования в тексте, воспринимаются в качестве основного ориентира и стимулятора авторской работы с материалом. Применительно к МС это проявляется в реализации эстетической модели при их репрезентации.
Эстетическая модель предполагает, что при создании или воссоздании языковыми средствами воображаемого мира художественного текста исходными импульсами или основой для компонентов этой работы становятся МС. На их базе конструируются основные ориентиры или константы текста, с их помощью реализуется структура, объединяющая различные уровни текста, дающая ему целостность и выразительную силу. При этом часто с внешней точки зрения для приёмника информации наличие такой модели неочевидно, поскольку отдельно она может не эксплицироваться и проявляться через сложную систему рассредоточенных в тексте ориентиров. Эстетическая модель, базирующаяся на МС, ложится в основу порождения многих текстов, давая на выходе образцы сложных и многомерных текстовых образований.
Главенствующее положение эстетической модели в языковом сознании авторов вместе с развитием и упрочением тех тенденций, которые были отмечены в III главе, приводят к существенным изменениям в восприятии и использовании МС. Их исходная семантика начинает в разной степени переосмысливаться: от частных деформаций значения до энантиосемии. Переосмысление семантики МС происходит под воздействием самых различных и в то же время тесно связанных между собой контекстных преобразований. В их числе необходимо назвать отсутствие четких указаний на использование МС в тексте и репрезентацию их посредством описательных конструкций, не сопровождаемых обязательной прямой номинацией; прямые новые характеристики МС и использование при их употреблении нехарактерной для них атрибутики; возникновение новых контекстных семантических связей (широкая сочетаемость); имплицитно приписываемые им значения; декларируемые ряды соположений с иными единицами; различные параллели, внутритекстовые уподобления с иными единицами; контрастность по способу и фактуре с предшествующим типом употребления; симультанные наделения одной единицы отнесенностью к различным тематическим сферам; размывание предметной семантики текста или его намеренная ориентация на сферу, не связанную с МС; обнародование новых аксеологических характеристик. Вместе эти преобразования в одном тексте, как правило, не представлены и могут соседствовать с традиционными словоупотреблениями.
В своей совокупности эти различные преобразования приводят к тому, что языковая ткань текстов, отражая и воплощая художественный мир, определяющим образом влияет на значение МС, деформируя его под своим воздействием. Сама же деформация или переосмысление семантики выражается в том, что возникает, по сути, единица с новым значением: на смену каноническому МС в ряде случаев приходит образно-художественный МС, который оторван от своего прототипа или демонстрирует тенденцию к такому отрыву по различным показателям, не может восприниматься в качестве единицы исходной символической системы.
Доминирующее воздействие на использование МС оказывает индивидуализированное авторское начало, совмещенное со стремлением к языковому мифотворчеству. И как результат этого наблюдается любопытный языковой феномен. Система МС первоначально находилась в воображаемой сфере масонских догматов, обслуживала и выражала ее; в ЯРХЛ XVIII и XIX веков она часто просто фиксировала именно ее, перенося в контекст литературных произведений. В XX – начале XXI веков актуальные для языкового авторского сознания категории воображаемых миров подчиняют себе языковой материал – МС, который с самого начала находился в воображаемой сфере. Это не повышает меру воображаемости, но, поскольку сам материал оказывается очень продуктивным в этом смысле, способствует умножению этих воображаемых миров. МС, включаясь в конструирование воображаемых реальностей, оказываются в привычной для себя языковой и категориальной среде, органически взаимодействуют, семантически резонируют с ней и способствуют двунаправленному взаимному обогащению в приращении новых смысловых потенциалов языка.
МС принимают участие в формировании особого семантического плана, воздействие которого на адресата зависит уже в большей части от меры его художественной достоверности, а не от внешне декларируемых характеристик. В рамках ЯРХЛ репрезентируется набор самостоятельных единиц, связанных со своими прототипами в системе МС только внешней формой. Происходит такое слияние эстетических и эзотерических компонентов содержания, при котором реальная денотативная сфера оказывается деактуализирована. При этом содержание символов и фиксация их наличия часто настолько последовательно и полно уходят в подтекст произведения, что во внешней форме языкового выражения остаются только косвенные указания на них, заведомо предполагающие несколько интерпретаций одновременно. Отсюда устойчивое симультанное совмещение плана МС с иными планами и совместное решение ими нескольких задач.
Возникающие при этом семантические взаимодействия потенциально продуцируют еще большее рассредоточение семантики исходных единиц и их дальнейшую специализацию. Можно предположить, что функционирование МС демонстрирует общие закономерности существования символических систем в ЯРХЛ.
При всей сложности охарактеризованных выше семантических и прагматических процессов, коренящихся в языковом сознании и продуцируемых имманентными законами существования системы МС, приводящих к переосмыслению семантики МС, в ЯРХЛ XX – начала XXI веков сохраняются все типы использования, выработанные языковой традицией XVIII – XIX веков.
Заключение диссертационного исследования содержит наиболее значительные выводы из тех, которые были получены в ходе анализа языкового материала и затрагивают общие закономерности функционирования языковых форм в художественных текстах различной временной отнесенности, оказывающихся объединенными сходными типами репрезентации единиц и их диахронического и синхронного варьирования.
Разноаспектный и предельно широкий по охвату материала, основанный на различных методах анализ функционирования МС в пространстве русского языка позволяет сделать несколько основных выводов, репрезентирующих как особенности бытования локальной символической системы в естественном языке, так и специфику идеологической доктрины, которую эта символическая система последовательно и точно демонстрирует. Необходимо подчеркнуть двунаправленность этих выводов, которые, раскрывая языковые особенности и показывая специфику существования и развития языковых форм, одновременно (или – и тем самым) прямо указывают на экстралингвистические особенности порождающего эту систему объекта.
Языковая картина мира масонов, базирующаяся на семиотическом представлении о символе характеризуется тем, что она состоит из символов и конституируется ими. В аксеологическом плане эти символы подразделяются на две группы: символы, за которыми всегда закреплена одна положительная или отрицательная оценка (оценочные символы), и символы, оценка которых зависит от контекста использования (внеоценочные символы). Символов второго типа большинство. Получая широкое распространение в языке, они способствуют формированию дуалистического представления о мире у носителей языка.
Используясь в текстах различных типов, эти символы выполняют различные функции, восприятие которых зависит от ракурса их рассмотрения. Творческая практика масонов показывает, что при работе с языковым материалом первостепенно значимым для них был прагматический аспект, рассматриваемый в плане воздействия слова на носителя языка. Именно с опорой на этот аспект формировался и развивался стереотип языковых представлений, в соответствии с которым творчество – один из способов поиска, воплощения и реализации магической функции слова, а использование слова (символа, текста) – один из способов воздействия на окружающий мир с целью его трансформации, основанной на определенных мировоззренческих принципах.
Этот языковой стереотип получал реализацию в сфере мистических поисков, в сфере индивидуальных работ и в области пропаганды, то есть внутренних и внешних работ. Во всех этих сферах МС становились отправными точками, инструментами и способами трансляции индивидуальной и групповой деятельности, которая часто, но не всегда замыкалась в собственно языковых формах, структурировалась непосредственно ими, направлялась с их помощью, осуществлялась через них. Разнообразную языковую деятельность масонов, предопределяющуюся организационными формами, можно считать одной из основ развития эффективных средств современной пропаганды и одной из причин существующего в современном обществе стереотипа восприятия писателя.
При наличии достаточно четких представлений о символе (слове) языковая картина мира масонов включает в себя несколько вербализуемых в различном виде масонами XVIII века противоречий. В ряде случаев примат внеконфессиональных и внерелигиозных ценностей, предельная веротерпимость противоречат акцентированному вниманию к христианству. Декларируемый безусловный примат сверхчувственного познания противоречит предрасположенности к рационализму, реализуемой при создании текстов логичности, стремлению к четкости и точности. Постулат о непостижимости Бога противоречит предписанию его постигать. Отрицание роли и значения романа как жанра противоречит собственной творческой практике. Приоритет, отдаваемый русскому языку как лучшему средству для реализации творческих потенций, вступает в противоречие с общей космополитичностью, которая вопрос о предпочтительности того или иного национального языка снимает.
Интерпретация этих внутриязыковых противоречий представляет самостоятельный интерес. Каждое из них имеет конкретные исторические объяснения, коренящиеся в формах политической реальности. Но у всех них есть общее – они, демонстрируя противоречия между абстрактным и конкретным, показывая (проявляя) адаптацию системы к конкретному национальному языковому материалу, одновременно являются прямым свидетельством того, что языковая картина масонства не мертвая схема, а живое явление, где личностная рефлексия испытывает на степень прочности догмат. Думается, что именно эти противоречия, с одной стороны, послужили одним из стимулов возникновения и существования диаметрально противоположных оценок масонства, а с другой – являются одной из основ активизации в языковом сознании идей относительности, допустимости симультанного существования различных взглядов на объект.
Обладающая сформулированными выше особенностями и предопределяемая ими, система МС вошла в ЯРХЛ и проделала в нем путь, специфику которого можно воспринимать в качестве экспликации закономерностей функционирования символической системы в языке. Этот путь подчиняется закону функционирования символической системы.
В соответствии с этим законом в процессе своего бытования в языке символы последовательно проходят три этапа: усвоение (включение в язык) – осмысление (анализ посредством языковых форм) – переосмысление (деформация посредством языковых форм). Эти этапы выявляются через однородность способов и особенностей включения символов в тексты на каждом из них, то есть через специфику использования единиц и типы их координации с текстом и носителем языка. Механизмы, определяющие существование этих этапов происходят (осуществляются) на уровне сознания языкового коллектива. При формализации характеристик этапов важен не столько удельный вес того или иного типа словоупотреблений, сколько факт полного отсутствия в предшествующем этапе таких словоупотреблений, которые определяют специфику последующего.
Этап усвоения предполагает, что единицы включаются в тексты в своем исходном каноническом значении, представленном в системе-источнике, которое определяет их использование в новой среде. Они буквально и последовательно реализуют ту картину мира, репрезентаторами которой являются. Автор исполняет роль транслятора единиц из одной функциональной сферы в другую, реализуя установку на буквальный перенос, подчиняясь исходной семантике. Включение символов в текст становится переменой места их фиксации, но не переменой их содержательных и формальных особенностей. Оценочные планы использования едины и четко поляризованы между строго положительной и строго отрицательной оценками.
Этап осмысления предполагает, что наряду с единицами в исходном каноническом значении появляются словоупотребления, которые демонстрируют различного рода интерпретации этого исходного значения, остающиеся по своей суммарной семантике в рамках строгого канона и демонстрирующие способы анализа или адаптации семантики к конкретным текстовым ситуациям. Автор в ряде случаев становится не простым транслятором, а интерпретатором, с различными целями апробирующим актуальный для него символический материал, исследующим его на содержательную глубину. Наблюдаются незначительные содержательные изменения символов. Оценочные планы теряют единство и четкую поляризацию, становятся более разнообразными.
Этап переосмысления предполагает, что наряду с единицами в исходном значении и единицами интерпретативно частично преобразованными появляются единицы, у которых исходное значение деформировано до такой степени, что оно уже не соответствует первоначальному канону, а является новообразованием. Автор становится создателем новых символов. По своему содержанию новые символы связаны с исходными только означающим и закрепленной за ним традицией употребления. Оценочные планы смешиваются. Символы по характеру суммарного функционирования приобретают черты общеупотребительных единиц.
Для анализируемого материала эти переходящие друг в друга этапы имеют следующие хронологические границы: 1-ый – XVIII – начало XIX века, 2-ой – XIX век, 3-ий – XX – начало XXI века. Границы между этапами размыты, поскольку значительных перерывов в трансляции МС не было, предшествующая литературная традиция всегда существует наряду с настоящей и процесс бытования МС совмещен с непрерывными процессами развития ЯРХЛ и национального языкового сознания. Сопоставление с единицами иных символических систем показывает, что вслед за этими этапами, если МС сохранят актуальность для языкового коллектива, продолжится их функционирование, одновременно характерное для всех этапов и типов восприятия. С учетом того, что до сих пор наблюдается неизменный интерес языкового коллектива к МС, на который не оказывают существенного влияния внешние условия, этот прогноз можно считать достаточно достоверным.
На эти этапы накладываются, с ними содержательно совмещаются иные механизмы, являющиеся одновременно и их отражением, и их преломлением применительно к тем или иным особенностям бытования МС. Среди таких механизмов можно назвать:
– увеличение количества единиц, симультанно реализующих несколько значений;
– увеличение вариативности в реализации конкретных единиц, связанное с усилением личностного начала при их использовании;
– потерю символом части своих функций, связанную с тем, что он покидает пределы локальной системы и выходит в широкое языковое пространство;
– замену преимущественно обязательного неединичного употребления распространенным обособленным (единичным) употреблением, демонстрирующую большую самостоятельность единиц;
– изменение коммуникативной установки пользователя: от преимущественной прямой трансляции, которая сохраняется всегда, к преобразованию и трансформации;
– изменение типа трансляции или проникновения в новый текст: от канонический текст – художественный текст к канонический текст – художественный текст (посредник) – художественный текст;
– усложнение конституирующей роли в рамках художественного текста: 1. Организация одного семантического плана. 2. Организация нескольких изначально взаимосвязанных планов. 3. Организация нескольких изначально разнородных планов.
В своей совокупности символическая система на первоначальных этапах своего проникновения в языковой коллектив для языкового сознания играет роль когнитивной модели, а затем к ней прибавляется функция эстетической модели, которая с течением времени для большой части языкового коллектива становится господствующей. Преимущественное использование для познания окружающего мира заменяется главенствующим использованием для его эстетического осмысления.
Следует подчеркнуть, что при реализации всех этих механизмов появление нового качества не уничтожает (не отменяет) исходного: новое добавляется к уже существующему и воплощается в языке вместе с ним, а оба они в своей совокупности демонстрируют диахронически расширяющуюся сферу бытования единиц в различных аспектах. Увеличение количества этих соположенных в языковом пространстве реализаций, используя масонскую символику, можно сравнить с источником света, луч от которого с течением времени рассредоточивается по пространству, захватывает большее количество новых областей, но не теряет при этом своей силы и не уступает тени уже освещенных ранее мест.
Основное содержание работы отражено в следующих публикациях:
Публикации в ведущих научных журналах и изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией:
1. Шунейко А. А. Фармазон // Русская речь. – 1992. – № 3. – С. 109 – 113.
2. Шунейко А. А. Пройти огонь, воду и медные трубы // Русская речь. – 1995. – № 5. – С. 108 – 112.
3. Шунейко А. А. Научная конференция «Масонство и русская литература XVIII – начала XIX веков» // Филологические науки. – 1995 – № 5-6. – C. 120 – 122.
4. Шунейко А. А. «Мне было сказано: …ты будешь подмастерьем…» (Масонская символика в творчестве М. Волошина) // Русская речь. – 1997. – №№ 2 – 3. – С 18 – 24; 13 – 21.
Монографии:
5. Шунейко А. А. Символы и термины масонов: Словарь. – Хабаровск: Изд-во ДВГГУ, 2006. – 396 с.
6. Шунейко А. А. Масонская символика в языке русской художественной литературы XVIII – начала XXI веков. – Хабаровск: Изд-во ДВГГУ, 2006. – 400 с.
Публикации в других изданиях:
7. Шунейко А. А. Масонская символика в языке русской художественной литературы XVIII – XX веков (к постановке проблемы) // Язык как творчество. Сборник статей к 70-летию В. П. Григорьева. – М.: ИРЯ РАН, 1996. – С. 325 – 330.
8. Шунейко А. А. Масонская символика в творчестве А. С. Пушкина // Пушкин и поэтический язык XX века: Сборник статей, посвященный 200-летию со дня рождения А. С. Пушкина. – М.: Наука, 1999. – С. 116 – 130.
9. Шунейко А. А. «Масонство» в творчестве Ф. М. Достоевского // Слово Достоевского.– М.: Азбуковник, 2001. – С. 384 – 400.
10. Шунейко А. А. Лексикографическая репрезентация масонской символики и терминологии // От словаря В. И. Даля к лексикографии XXI века. – Владивосток: Изд-во ДВГУ, 2002. – С. 377 – 382.
11. Шунейко А. А. Масонская символика и терминология в языке художественных текстов Андрея Белого // Литература и философия: постижение человека. – Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КнАГТУ, 2003. – С. 110 – 118.
12. Шунейко А. А. Масонская символика в поэтическом языке Н. Гумилева // Проблемы славянской культуры и цивилизации: Материалы V международной научно-методической конференции. – Уссурийск: Изд-во УГПИ, 2003. – С. 120 – 124.
13. Шунейко А. А. К проблеме элиминирования лакун в художественной литературе (на материале масонской символики и терминологии) // Лакуны в языке и речи. – Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2003. – С. 231 – 242.
14. Шунейко А. А. Модель картины мира масонов // Язык, культура, этнос: опыт диалога. – Хабаровск: Изд-во ХГПУ, 2004. – С. 38 – 46.
15. Шунейко А. А. Семантическое поле «масонство» в творчестве Саши Черного // Дальний восток: наука, образование. XXI век. – Том 2. – Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КГПУ, 2004. – С. 380 – 385.
16. Шунейко А. А. Масонский текст (проблемы идентификации) // Языковая картина мира: лингвистические и культурологические аспекты. – Том 2. – Бийск: Изд-во НИЦ БПГУ, 2004. – С. 202 – 207.
17. Шунейко А. А. Языковые и коммуникативные особенности масонской клятвы // Наука о человеке, обществе и культуре: история, современность, перспективы. – Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КнАГТУ, 2004. – С. 184 – 192.
18. Шунейко А. А. Масонская семантика оды Ф. П. Ключарева // Проблемы славянской культуры и цивилизации: Материалы VI международной научно-методической конференции. – Уссурийск: Изд-во УГПИ, 2004. – С. 129 – 133.
19. Шунейко А. А. Старообрядчество и масонство // Старообрядчество Сибири и Дальнего Востока. История и современность. Местные традиции. Русские и зарубежные связи. – Владивосток: Краски, 2004. – С. 12 – 15.
20. Шунейко А. А. Повесть В. Ф. Одоевского «Импровизатор» в контексте масонских идей // Художественный текст: варианты интерпретации. – Ч. 2. – Бийск: Изд-во РИО БПГУ, 2005. – С. 220 – 228.
21. Шунейко А. А. Книга как компонент текста II // Наука о человеке, обществе и культуре: история, современность, перспективы. – Часть II. – Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КНАГТУ, 2005. – С. 94 – 97.
22. Шунейко А. А. Символ в картине мира масонов // Картина мира: язык, литература, культура. – Бийск: Изд-во РИО БПГУ, 2005. – С. 241 – 247.
23. Шунейко А. А. Слово и поэзия в восприятии российских масонов // Культура тихоокеанского побережья. – Владивосток: Изд-во ДГТУ, 2005. – С. 242 – 247.
24. Шунейко А. А. Масонские символы в стихотворных текстах А. А. Григорьева // Проблемы славянской культуры и цивилизации: Материалы VII международной научно-методической конференции. – Уссурийск: Изд-во УГПИ, 2005. – С. 227 – 231.
25. Шунейко А. А. Языковые особенности российской масонской поэзии XVIII – начала XIX веков // Гуманитарные науки в контексте международного сотрудничества. – Владивосток: Изд-во ДВГТУ, 2005. – С. 233 – 242.
26. Шунейко А. А. Коммуникация в практике масонских работ // Дальний Восток: проблемы межкультурной коммуникации. – Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КнАГТУ, 2006. – С. 155 – 159.
27. Шунейко А. А. Коммуникативные приемы в трансляции масонских знаний // Проблемы языка и коммуникации в традиционной и современной культуре. – Хабаровск: Изд-во ДВГГУ, 2006. – С. 55 – 63.
28. Шунейко А. А. Картина мира масонов в сопоставлении с иными картинами мира // Картина мира: язык, литература, культура. – Вып. 2. – Бийск: РИО БПГУ, 2006. – С. 268 – 273.
29. Шунейко А. А. Символ в восприятии Андрея Белого (характеристика и пример речевой тактики неопределенности) // Культура: традиции и современность. – Хабаровск: Изд-во ДВГГУ, 2006. – С. 46 – 54.
30. Шунейко А. А. Масонские символы в романе А. Д. Скалдина // Наука о человеке, обществе и культуре: история, современность, перспективы. – Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КнАГТУ, 2006. – С. 181 – 184.
31. Шунейко А. А. Лакуны во внутрисистемных отношениях лексики // Лакуны в языке и речи. – Вып. 3. – Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2006. – С.231 – 242.
32. Шунейко А. А. Масонские символы в больших жанрах стихотворных текстов XVIII века // Проблемы славянской культуры и цивилизации: Материалы VIII международной научно-методической конференции. – Уссурийск: Изд-во УГПИ, 2006. – C. 157 – 161.
33. Шунейко А. А. Обезвелволпала А. М. Ремизова и масонство // Проблемы славянской культуры и цивилизации: Материалы IX международной научно-методической конференции. – Уссурийск: Изд-во УГПИ, 2007. – С. 166 – 170.
