Влияние модернизационных процессов на повседневную жизнь казачьего населения юга россии во второй половине xix - начале xx вв.

На правах рукописи

Акоева Наталья Борисовна

ВЛИЯНИЕ МОДЕРНИЗАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ

НА ПОВСЕДНЕВНУЮ ЖИЗНЬ

КАЗАЧЬЕГО НАСЕЛЕНИЯ ЮГА РОССИИ

ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ XX ВВ.

Специальность 07.00.02 – Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Майкоп

2012

Работа выполнена на кафедре гуманитарных, социальных и естественных дисциплин АНОО ВПО «Северо-Кубанский гуманитарно-технологический институт»

Научный консультант доктор исторических наук, профессор

Стецура Юрий Анатольевич

Официальные оппоненты: Трехбратов Борис Алексеевич – доктор

исторических наук, профессор, ФГБОУ ВПО

«Краснодарский государственный университет

культуры и искусств», профессор кафедры

истории и музееведения

Мекулов Джебраил Хаджибирамович –

доктор исторических наук, профессор, ГБУ

Республики Адыгея «Адыгейский

республиканский институт гуманитарных

исследований им. Т.М. Керашева», главный

научный сотрудник отдела истории

Семенов Александр Альбертович – доктор

исторических наук, профессор, Армавирский

механико-технологический институт (филиал)

ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный

технологический университет», профессор

кафедры гуманитарных дисциплин

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Ставропольский государственный университет»

Защита состоится 30 марта 2012 г. в 12 00 часов на заседании Диссертационного совета ДМ 212.001.08 по историческим наукам при ФГБОУ ВПО «Адыгейский государственный университет» по адресу: 385000, Республика Адыгея, г. Майкоп, ул. Первомайская, 208, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Адыгейского государственного университета

Автореферат разослан «……» февраля 2012 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат исторических наук,

доцент В.Н. Мальцев

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования проблемы. В контексте современных научных исследований особый интерес представляет последовательное применение модернизационной парадигмы к анализу региональной, локальной истории. История пореформенной России тесно связана с модернизационными процессами. Россия XIX в. находилась на этапе постреформенных преобразований в становлении нового индустриального общества. Модернизация несла с собой коренные изменения во всех сферах общественной жизни, дала новые импульсы к экономическому, политическому, культурному развитию. Однако модернизационные процессы влияли и на традиционную повседневность: перестраивалось сельскохозяйственное производство, рушились привычные ценности и жизненные устои, менялись ментальные установки, образ жизни, поведение людей в быту и на военной службе.

Научная актуальность исследования состоит в изучении и обобщении исторического опыта модернизационных процессов и его влияния на повседневную жизнь такой консервативной части населения как казачество Юга России.

На современном этапе развития исторической науки при изучении феномена казачества наряду с традиционными теоретико-методологическими основами научных исследований важное значение приобретают новые парадигмальные подходы, позволяющие глубже понять особенности социокультурной жизни населения казачьих регионов. Актуализация проблем повседневности обусловлена необходимостью изучение влияния постреформенных преобразований на военную, хозяйственную, трудовую повседневность, образ жизни, быт, поведение казачьего населении Юга России.

В диссертационной работе впервые рассматривается повседневная жизнь казачьего населения Юга России во второй половине XIX – начале XX вв., выявляются общие характерные черты, присущие донскому, кубанскому, терскому казачеству в их каждодневной действительности, взаимодействии с другими этносами казачьих регионов, государственными структурами в связи с социально-экономическими и культурными переменами в стране.

Проведенное исследование имеет также историографическую ценность. В прежней историографической традиции концепция повседневной жизни зачастую была заслонена «большими историческими событиями»: политической борьбой, войнами, революциями, а человек, его повседневная жизнь практически не рассматривался. В настоящее время, когда взят курс на построение социального государства и человек становится главным объектом исторического процесса, изучение опыта прошлого является актуальной научной проблемой.

Актуальность темы определяется необходимостью исследования влияния модернизации на повседневную жизнь различных слоев населения России, основу которого на Юге страны составляло казачество, выполнявшее функцию защиты рубежей государства. Постоянное несение военной службы, географические условия, геополитическое своеобразие региона, многонациональный и поликонфессиональный состав населения оказали существенное влияние на повседневную жизнь населения казачьих областей. Исследование модернизации и её влияния на повседневную жизнь казачьего населения Юга страны на региональном уровне обусловлено локальной неоднородностью. Не существует одинаковых повседневных практик, поэтому необходимо изучение истории повседневности с микроисторией. Рассмотрение общероссийских процессов в постреформенной действительности, повлиявших на развитие населения казачьих регионов, позволяет выявить многообразие исторического процесса, обогатить историческую науку новыми фактами и событиями.

Диссертационное исследование имеет и практическое значение. Проблема повседневности актуализируется на фоне серьезных перемен, вызванных развернувшейся модернизацией современного российского общества, в ходе которой меняются не только экономический и политический строй, но и повседневная жизнь. Современная России ищет пути преобразования, рассматривает разные тенденции развития общества. Процессы, происходящие в стране в целом и на Юге, в частности, объективно ставят вопросы изучения первоначального исторического опыта российской и советской модернизаций, чтобы выявить влияние реформ на все стороны повседневной жизни, найти пути решения сложных социальных проблем в современный период обновления российского общества.

Исходя из вышеизложенного, автор данного исследования определяет повседневную жизнь как привычную социокультурную реальность, соединяющую сферы общественного и частного, непосредственного производства и потребления, удовлетворения материальных и духовных потребностей и связанные с ними формы поведения, систему ценностных ориентаций.

Проблема изучения повседневной жизни казачьего населения Юга России во второй половине XIX – начале XX вв. является одной из актуальных проблем на современном этапе и представляет научный, историографический и практический интерес.

Степень изученности темы. Важность и значимость проблемы повседневной жизни казачьего населения Юга России требует специального исследования вопросов историографии темы, поэтому подробный обзор представлен в первой главе диссертации (1.2). Во введении необходимо отметить, что российская наука накопила определенный опыт изучения концепта «повседневность», исследований о повседневной жизни различных слоев населения в разные эпохи.

В диссертации отмечено, что повседневная жизнь казачества Юга России во второй половине XIX – начале XX вв. не стала предметом специального изучения, хотя отдельные ее аспекты рассматривались в работах историков, этнографов, культурологов Дона, Кубани, Терека в дореволюционный период, в советской и постсоветской историографии. Однако, фрагментарность исследований не позволила составить картину повседневной жизни казаков в обозначенный период. В целом информативность и объем исследований, изданных к сегодняшнему дню, позволяют говорить о недостаточно полном раскрытии проблемы, что требует преодоления сложившегося положения.

Объектом диссертационного исследования является влияние раннеиндустриальной модернизации России на повседневную жизнь казачьего населения Юга России.

Предметом исследования выступает анализ повседневных социальных практик Донского, Кубанского и Терского казачества под воздействием постреформенных преобразований во второй половине XIX – начале XX вв.

Цель работы состоит в рассмотрении влияния всеобъемлющих модернизационных процессов на повседневную жизнь казачьего социума Юга России, раскрытие особенностей повседневной жизни служилого сословия и ее трансформации во второй половине XIX – начале XX вв.

Для реализации данной цели ставились следующие задачи:

• определить основные теоретические и методологические подходы к исследованию влияния модернизационных процессов на повседневную жизнь казачьего населения Юга России во второй половине XIX – начале XX вв. на основе новой парадигмы;
• выявить перемены в ежедневной хозяйственной, трудовой деятельности казачьего населения Юга России, проходившие под влиянием модернизационных процессов в российском обществе во второй половине XIX – начале XX вв.;
• рассмотреть характер воздействия социально-экономических преобразований в постреформенный период на изменения жизненного уклада, военной службы, повседневной бытовой, семейной жизни казачества;
• обозначить трансформации в образе жизни и поведении, системе ценностей казачьего населения Юга России;
• исследовать общественную и экономическую среду, в которой происходило становление нового социокультурного типа казака;
• проследить изменения в духовно-культурной повседневной жизни населения Юга России во второй половине XIX – начале XX вв., показав роль интеллигенции в формировании модернизационного слоя казачьего населения региона.

Источниковую базу исследования составили опубликованные материалы и неопубликованные письменные документы, выявленные автором в центральных и региональных архивах. Они различаются своим происхождением, информативностью, степенью достоверности представленного материала. Нами выделены шесть видовых групп источников, проанализированных в отдельном параграфе (1.3).

Изученный автором корпус источников является адекватным исследуемой проблеме. Его объем и содержание позволяют рассмотреть различные сторон повседневной жизни казачьего населения Юга России во второй половине XIX – начале XX вв., причины и степень их трансформации, что способствовало решению научных задач исследования.

Хронологические рамки исследования охватывают период раннеиндустриальной модернизации второй половины XIX – начала XX вв. Выбор нижних хронологических рамок обусловлен тем, что во второй половине XIX в. в результате проведения реформ Александра II начались активные модернизационные процессы в России, повлиявшие на изменение повседневной жизни всего населения империи в целом и казачьего населения Юга России, в частности.

Массовая крестьянская колонизация, сопровождавшаяся дальнейшим освоением южно-российских областей империи, изменила социально-демографический состав населения Юга России, что способствовало трансформации условий повседневного труда и быта казачества, внутрисемейных отношений, образа жизни.

Верхняя граница хронологических рамок исследования объясняется тем, что Первая мировая война, революционные события 1917 г. привели к изменениям в разных сферах повседневности, повлекли за собой переоценку ценностей, смену психологических установок Донского, Кубанского и Терского казачества. В октябре 1917 г. начнется новый этап постреволюционной модернизации в развитии страны и казачества Юга России в том числе.

Территориальные границы исследования определяются территорией казачьих областей Юга России. Пограничные регионы проживания, главная задача существования – защита рубежей, способствовали формированию тесных исторических, культурных и хозяйственных связей Донского, Кубанского и Терского казачества. Это дает возможность выявления общих черт в повседневной жизни во второй половине XIX – начале XX в. В работе делается акцент на социальных и экономических факторах, которые влияли на различные аспекты повседневности, формировали социокультурное пространство южно-российского казачества.

Научная новизна исследования состоит в самой постановке проблемы, которая с учетом обозначенных методологических, хронологических и территориальных рамок ранее не рассматривалась в исторической науке.

В научный оборот впервые введены новые, ранее не опубликованные архивные документы и материалы, осуществлен синтез разнохарактерных источников для наиболее полного и всестороннего рассмотрения разных аспектов повседневной жизни казачества Юга России во второй половине XIX – начале XX вв.

Изученный в комплексе вклад российских и местных научных обществ, ученых в исследование истории донского, кубанского, терского казачества и его трансформации под воздействием постреформенных преобразований позволил представить авторские концептуальные подходы к повседневной жизни казачьего населения.

В диссертационном исследовании впервые изучены каждодневные хозяйственные, трудовые будни казачьего населения Дона, Кубани, Терека и их изменение в период раннеиндустриальной модернизации во второй половине XIX – начале XX вв.

Впервые на основе междисциплинарных связей, исторической антропологии поставлена задача исследования образа жизни казачества как представителей военно-служилого сословия, с одной стороны, и сельских жителей, с другой, и выявления причин его трансформации в новых постреформенных социально-экономических условиях.

В исследовании на материалах региональной, локальной исторической модернизации проанализированы формы повседневного традиционного поведения казаков в обществе, на службе, в семье, впервые показаны трансформации гендерных установок, различные формы девиаций в казачьей среде, рост секуляризационных настроений, вызванные модернизационными процессами, революционными событиями, Первой мировой войной.

Новизна работы проявилась в исследовании сосуществования позитивных (правовое регулирование семейных отношений, экономическая независимость женщины, защита детей в семье) и аномальных явлений (кризис семейных ценностей, пьянство, проституция, уклонение от служебных обязанностей) в повседневной жизни казачества Дона, Кубани, Терека в модернизационный период.

В диссертации впервые раскрывается роль казачьей интеллигенции, деятельность которой способствовала распространению грамотности, секуляризации образования, приобщению широких масс населения к достижениям культуры, распространению ценностей индивидуализма, рационализации сознания.

Методологические основы исследования. Диссертация выполнена на основе культурцентристского подхода, признающего в «повседневности» неустранимую реальность, неспособную быть упраздненной никаким культурно-познавательным строительством, и в этом смысле являющейся точкой отсчета любого исторического явления.

Смена парадигм, произошедшая на рубеже 1980-х – 1999-х гг. с отказом от моноидеологии, выдвинула сочетание цивилизационного и модернизационного подходов в качестве наиболее признанных инструментов социального познания. Модернизационная парадигма соответствует современным задачам российской исторической науки, т.к. модернизация – комплексный процесс. Она охватывает различные сферы – экономическую, социальную, политико-правовую, духовно-культурную и др. Концепция модернизации, представленная как в российской, так и в зарубежной историографии^[1]

, носит междисциплинарный характер, что позволяет комплексно исследовать вопросы повседневности.

Ввиду того, что определенная широта темы предполагает обращение не только к историческому, но и к культурологическому, социологическому, политическому и психологическому материалу, в ходе исследования применялись и сочетались такие методы, как компаративистский и парадигматический, использовались принципы историзма, актуализации, комплексности и интегральности.

В диссертационной работе применялись следующие концепции, подходы и процедуры: системно-исторический подход (К. Маркс); исторический подход французской школы Анналов, позволивший синтезировать разные стороны жизни казачества; феноменологический подход (А. Шютц) к интерпретации социально - психологического содержания бытовой повседневности казачества, особенно в ее морально-нравственном аспекте; концептуальный подход к структурам повседневности (А. Людтке, В. Лелеко); концепция многофакторной детерминации социального явления, изменения быта и поведения казачества в частности; широко использовались такие методологические процедуры, как экстраполяция, историческая аналогия и реконструкция.

Применение в диссертации идеографического метода (В. Виндельбанд, Г. Риккерт) в истории позволило индивидуализировать особенности казачества как социально-исторического факта. А интерпретация метода понимания в социологии (М. Вебер, В. Дильтей), основанного на теории деятельности, позволила учесть не только цели и результаты деятельности людей (казаков), но и ее ценности, мотивы и смысловое содержание.

Социологи определяют поле своего исследования рамками общества, его структуры, функций и процессов, состоянием конкретных социальных групп населения. Использование концепций социальной роли и социальной функции в нашем исследовании повседневной жизни дает инструмент анализа индивидуального поведения и мотивации казаков Юга России в сложных социальных ситуациях. Кроме того, историк предпочитает иметь дело с девиантными ролями, которые вызывают исторические изменения, а не с паттернами поведения, выражающими социальную норму. Однако девиантные роли не могут быть адекватно поняты без изучения социальной нормы, от которой девиация имела место. Модернизационные изменения в российской действительности привели к тому, что традиционные нормы поведения в казачьей среде в обыденной жизни стали нарушаться, девиации проявлялись в нравственных устоях жителей станиц, в поведении казаков, находящихся на военной службе.

Возможность интеграции усилий социологов и историков, по мнению О. С. Поршневой, предоставляет изучение перехода от традиционного к индустриальному обществу. Историки наполняют содержанием изучаемые социологами теоретические аспекты отношений в семье, условия детства, социальные роли и социализацию, развивая концепции социальной дезорганизации (упадка влияния социальных норм, регулирующих поведение членов групп); социальной нестабильности, вызываемой эрозией общепринятых норм и ценностей в городской среде, и др.^[2] Исследователь считает, что изучение человека в истории с присущими ему формами сознания и поведения, включенного в определенные социальные группы и сообщества невозможно (или не столь эффективно) без использования методов социальной и исторической психологии, философии, социологии, семиотики, культурной и социальной антропологии, квантитативной истории. ^[3]

Результаты этнографических исследований помогают объёмнее увидеть повседневность, проявляющуюся в устройстве домов у донцов, кубанцев, терцев, их внутреннем убранстве, особенностях одежды, украшениях, орнаментах, показать взаимовлияние культур соседних народов.

Исследования культурологов покажут материальную (например, предметы быта) и духовную составляющие культуры (уровень образования населения, состояние просвещения, нравственные нормы поведения казаков в обществе). Понять повседневную жизнь конкретного казака в определенную эпоху невозможно без учета культурного состояния общества, которое есть показатель проявления национального характера в конкретных исторических условиях.

В диссертационном исследовании использовано фундаментальное обоснование понятие «жизненного мира» (Э. Гуссерль, А. Шютц, П. Бергер, Т. Лукман).

Работа базируется на использовании принципа историзма, то есть рассмотрения исторических явлений согласно внутренним законам определенного исторического периода, с учетом взаимной причинной обусловленности и функциональной связи событий. Принцип научности позволил на основе детального анализа самых разнообразных исторических источников и исследовательских работ показать процесс изменения повседневности южно-российского казачества под влиянием модернизации российского общества.

Аксиологическое отношение казачества ко всему нормативно представленному многообразию предметных воплощений человеческой жизнедеятельности позволяет исследовать непростой процесс формирования «нового» мировоззрения целой социальной группы населения Юга России.

Автором использовались как общенаучные, так и специальные исторические методы исследования: исторического описания, системный, сравнительно-исторический. Так, системный метод позволил выявить закономерные связи между аспектами повседневности, например, экономическим положением казачьих хозяйств, уровнем доходов и взаимоотношениями в семье. Сравнительно-исторический метод использовался при характеристике трудовой деятельности, жизненного уклада и уровня жизни казаков, а также для выявления основных стилей жизни южно-российского казачества. Он позволил выявить общие черты в управлении, развитии хозяйства, культуре на основе сопоставления аналогичных аспектов повседневной жизни, протекавших на территориях проживания казачьих войск Юга России, провести сравнительное изучение начавшихся под влиянием модернизации социокультурных изменений, повлиявших на повседневную жизнь казачества. Историко-генетический метод помог раскрыть психологическое состояние казаков, являвшихся активными участниками исторических событий, выявить характерные особенности поведения, присущие казакам Юга России, мотивацию тех или иных поступков.

Компаративная часть исследования позволила установить факторы, которые повлияли на темпы социокультурных процессов, выявить соотношение региональных и общероссийских явлений в повседневной жизни разных социальных групп казачества.

В современной гуманитаристике сложилось обилие трактовок и методов конструирования исторической реальности в рамках изучения повседневности. Это приводит к определенной ограниченности любого типа исторического объяснения, вызывает значительную трудность в определении единой методологии, требуя синтеза методологических принципов целого ряда наук, применения основанных на них междисциплинарных методов.

Практическая значимость исследования состоит в том, что полученные результаты и научные выводы помогут в изучении повседневной деятельности и образа жизни человека в условиях масштабных социально-экономических преобразований.

Материалы диссертации могут представлять интерес для авторов, исследующих новейший период в истории России, использоваться для подготовки научных и учебно-методических трудов, привлекаться в процессе преподавания в учебных заведениях истории России в целом и Юга страны в частности.

Основные положения, выносимые на защиту:

• История России второй половины XIX – начала XX вв. тесно связана с модернизационными процессами. Реформы Александра II сформулировали модель имперской либерально-консервативной модернизации, которая в совокупности своих противоречий меняла повседневную жизнь населения России в целом и казачества Юга.
• Исследование модернизации и её влияния на повседневную жизнь казачьего населения Юга страны на региональном уровне обусловлено значимостью пространственных измерений модернизации, территориальной неоднородностью модернизационных процессов, ментальными установками населения, особенностью трансформационных процессов, проходивших в регионе.
• Модернизационная парадигма нацелена на системный анализ социальных страт, институтов, коммуникаций, а также создающих эти структуры и действующих в рамках этих коммуникаций людей, так как их выборы и стратегии способствуют формированию новых социальных практик, обусловливая своеобразие рисунка повседневной жизни нового возникающего модернизационного общества.
• Определяя вторую половину XIX – начало XX вв. как раннеиндустриальный период российской модернизации необходимо констатировать, что под воздействием пореформенных преобразований объективно менялись условия жизни населения Юга России, а развитие рыночно-капиталистических отношений способствовало трансформации хозяйственной, трудовой, производственной повседневной деятельности населения Юга России. Казачий социум вступил в новый этап своего исторического развития, который характеризовался началом изменений традиционных основ его существования.
• Пореформенная модернизация привела к конфликту индивидуального и коллективного начал, консервативного мира, исторического прошлого, традиционных ценностей, образа жизни и новых модернизационных тенденций, нарождающейся системы ценностей. Это способствовало изменению жизненного уклада казачьего населения, поведения казачества, как на военной службе, так и в быту.
• Изменившиеся исторические условия, вызванные реформами Александра II, возросшая роль интеллигенции активизировали процесс культурной модернизации, которая повлияла на духовно-культурную жизнь казачьего населения Юга России. В регионе происходило распространение грамотности, секуляризация образования, приобщение широких масс населения к достижениям культуры, утверждение ценностей индивидуализма, рационализация сознания с отказом от традиционного поведения. Это был сложный, противоречивый процесс модернизационных преобразований в повседневной жизни казачьего социума.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации изложены в двух монографиях, 11 научных статьях, опубликованных в журналах, включенных ВАК Министерства образования и науки РФ в «Перечень ведущих рецензируемых научных журналов» и других научных публикациях, общим объемом 39,5 печатных листов. О результатах исследования автор докладывал на кафедре гуманитарных, социальных и естественных дисциплин Северо-Кубанского гуманитарно-технологического института.

Выводы и основные положения обсуждались научной общественностью на ряде международных, всероссийских, региональных научных конференциях и семинарах.

Структура диссертации. Исследование состоит из введения, пяти глав, заключения, списка источников и литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении автором обосновывается актуальность, степень научной изученности проблемы, определяются цели и задачи, объект и предмет, хронологические и географические рамки исследования, дается характеристика источников, методологические основы исследования, выявляется научная новизна диссертации, ее практическая значимость, формулируются положения, выносимые на защиту, приводятся сведения об апробации работы.

В первой главе «Теоретические основы исследования, историография, источники проблемы» рассмотрены важнейшие научные подходы к изучению темы, осуществлен анализ историографии и источниковой базы исследования.

В первом параграфе «Теоретические подходы к проблеме» отмечается, что как направление научного знания история повседневности начала формироваться в XIX веке. Предвозвестником подхода стал Э. Гуссерль, который первым проанализировал феномен человеческого сознания и его взаимосвязь с окружающими человека событиями и явлениями.^[4] Базовые характеристики истории повседневности как «науки о людях» впервые сформулировали представители французской школы «Анналов» во главе с М. Блоком и Л. Февром.^[5] С именем Ф. Броделя связывается непосредственное изучение проблемы повседневности в историческом познании. Это вполне закономерно, ведь первая книга его знаменитого труда «Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV–XVIII вв.» называется «Структуры повседневности: возможное и невозможное». Бродель предлагал способы познания повседневности: «Материальная жизнь – это люди и вещи, вещи и люди. Изучить вещи – пищу, жилища, одежду, предметы роскоши, орудия, денежные средства, планы деревень и городов – словом все, что служит человеку – не единственный способ ощутить его повседневное существование. Численность тех, между кем делятся богатства земли, тоже имеет при этом свое значение». ^[6] Поэтому условия повседневного существования, культурно-исторический контекст, на фоне которого разворачивается жизнь человека, его история, оказывают определяющее влияние на поступки и поведение людей.

Важное место в формировании теоретической и методологической основы истории повседневности заняли работы социологов А. Шютца, П. Бергера и Т. Лукмана.^[7] Одно из направлений изучения истории повседневности сформировалось в Германии. Доктор Института истории в Геттингене А. Людтке включает в понятие «повседневного» работу, труд, игру, учёбу,^[8] детальное историческое описание устроенных и обездоленных, одетых и нагих, сытых и голодных, раздора и сотрудничества между людьми, а также их душевных переживаний, воспоминаний, любви и ненависти, тревог и надежд на будущее.^[9] М. М. Кромм указывает на генетическую близость историографических направлений, выступающих сейчас под разными названиями, в некоем «поле» историко-антропологических исследований, на котором рядом расположены (и часто пересекаются) такие направления, как история ментальностей, историческая антропология, микроистория, история повседневности, новая культурная история.^[10]

В диссертации отмечается, что в российской историографической традиции также идет осмысление концепта повседневности. Еще В. И. Даль определял «повседневный» как каждодневный, бывающий день за день, ежедённо.^[11] Этимологически это относится не к качеству, а к продолжительности того или иного действия. В «Словаре русского языка» С. И. Ожегова под повседневностью понимается не только то, что осуществляется изо дня в день, всегда, обычно, но и быт, бытовая сторона жизни.^[12] Таким образом, к временной категории добавляется новое этимологическое значение, имеющее качественное определение.

Само понятие «повседневность» в исторических исследованиях в России употребляется с 1980-х годов. Независимо от западных исследователей появление истории повседневности предвосхитил Ю. Лотман.^[13] Медиевисты во главе с Ю. Л. Бессмертным и А. Я. Гуревичем первыми в нашей стране стали исследовать повседневность. А. Я. Гуревич указывал на необходимость изучения того социально-культурного, событийного контекста, в котором проходит повседневная жизнь человеческой личности, реконструируя социокультурные параметры и смыслы определенной исторической эпохи, ее систему ценностей, традиций, обычаев, нравов, этическую и моральную сторону жизни, специфику ее технического развития и уровень религиозности и т. д.^[14]

История повседневности – отрасль исторического знания, предметом изучения которой является сфера человеческой обыденности в ее историко-культурных, политических и конфессиональных контекстах.^[15] Основной приметой современной историографической ситуации становится расширение проблемного поля исследований, развитие таких многообещающих направлений, как социальная история и родственные с нею гендерные исследования, биографическая история, история семьи и детства, микроистория, история эмоций, повседневная история.

В диссертационном исследовании подчеркивается, что мир повседневности – это реальный человеческий мир с его ежесекундными заботами, с «суетой сует», это быт, который втягивает в орбиту повторяемости смыслы человеческого бытия. Повседневное – это привычное, упорядоченное, близкое.^[16] Современные российские исследователи по-разному осмысливают повседневность. Н. Н. Козлова считает, что повседневность – это форма протекания человеческой жизни, как целостный социокультурный жизненный мир человека.^[17] По мнению Т. П. Хлыниной пространство повседневности сопрягается с ежедневным, привычным ритмом жизнедеятельности огромного количества людей.^[18] Свое видение повседневности на материалах советской истории 1920–1940-х гг. предлагает историк Е. Ф. Кринко, рассматривая ее как совокупность жизненных укладов, привычных социальных взаимодействий.^[19] По мнению Т. А. Булыгиной понятие «повседневность» включает в себя сферу многократно повторяющейся социальной практики отдельной личности, семьи и другого локального микросообщества, стереотипы каждодневного поведения и мышления.^[20]

Попытку осмыслить повседневность сделал В. Лелеко: «То, что в жизни человека и окружающем его мире природы и культуры происходит ежедневно, должно быть определенным образом воспринято, пережито, оценено. Для того чтобы стать повседневным, обыденным, то, что повторяется каждый день, должно стать ожидаемым, неизбежным, обязательным, привычным, само собой разумеющимся, понятным, должно быть пережито и оценено как тривиальное, серое, скучное».^[21]

В диссертационном исследовании подчеркивается, что категория повседневности имеет выраженную динамику: развиваясь в пространстве и во времени, она отражает жизнь народов, концентрируя и явственно проявляя как временные, так и национальные изменения, охватывая не только ныне живущих людей, но и все прошлые и будущие поколения, т.е. всю историю человечества и непрерывно развивающуюся.^[22] Категория пространства активно воздействует на общественную жизнь, показывает динамику социальных изменений в казачьем социуме, воспроизводит свойственный казакам образ жизни^[23]. Категория времени является внутренним стержнем повседневной жизни, включая значимые для данного человека события. Однако, надо помнить, что человек руководствуется в своей повседневной практике накопленным опытом предшествующих поколений, воспроизводит действия и поступки, выступающие в форме общественных традиций, что требует от историка внимательного изучения прошлого.

В этой связи особую значимость приобретают теоретические проблемы региональной истории, которые позволят глубже исследовать, увидеть особенности повседневной жизни казаков Юга России в русле общеисторического процесса. Совершенно справедливо утверждение Э. А. Шеуджен о том, «что без научного осмысления сложной истории народов региона, происходит не только «размывание» исторической памяти, деформация исторического сознания, что, разумеется, опасно и трагично, но и утрачивается ощущение перспектив развития России как многонационального государства».^[24]

Важной составляющей исследования явилась теория модернизации, сформировавшаяся в середине XX в. под влиянием процесса распада колониальных империй.^[25] Существуют различные интерпретации понятия модернизации, рассматривающейся как сложный процесс, имеющий множество проекций и составляющих, в том числе социокультурную.^[26] В отечественной историографии проблема модернизации российского общества, активно происходившей во второй половине XIX — начале XX вв., всегда была актуальной темой. Исследователей интересовали оптимальные концепции обновления российского общества, наилучшие формы государственного устройства, наиболее рациональные и действенные методы преобразований.^[27] Использование теории модернизации в качестве методологической парадигмы в исторической науке позволило, вслед за Э. Гуссерлем, отойти от упрощенного представления об историческом движении от одного типа формации к другому на основе эволюции развития средств производства, включив в исторический анализ исследование особенностей менталитета, политической культуры и социокультурных традиций, что вполне применимо к истории Донского, Кубанского и Терского казачьих войск.

Названные теоретические положения и принципы позволили реконструировать повседневность казачества Юга России во второй половине XIX – начале XX вв. и на основе новых подходов показать особенности его повседневной жизни, процессы трансформации различных ее аспектов под влиянием модернизационных изменений.

Во втором параграфе «Степень научной изученности темы» осуществленный анализ историографии проблемы повседневной жизни южно-российского казачества позволяет выделить три основных периода в ее развитии: дореволюционный, советский и постсоветский. Первый период относится к рубежу XIX – XX столетий. Второй относится к 1917 – второй половине 1980-х гг. Третий охватывает 1990-е гг. и начало нынешнего столетия.

В работах российских историков Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, А. Терещенко, Н. Костомарова, И. Забелина были представлены описания быта, досуга, обычаев различных слоев населения страны, в том числе и казаков.^[28] Среди плеяды дореволюционных исследователей выделяются ученые, непосредственно занимавшиеся историей казачества. Донские историки М. Н. Харузин, Х. И. Попов, А. А. Карасев, С. Ф. Номикосов, А. М. Греков,^[29] кубанские И. Д. Попко, Е. Д. Фелицын, П. П. Короленко, Ф. А. Щербина,^[30] историк терского казачества – Е. Д. Максимов^[31] и др. интересовались проблемами традиционного жизненного уклада. Их исследования представляют материалы по военной истории казачества, героическому прошлому, преобразованиях в казачьих войсках, заселению станиц и хуторов, бытовые подробности жизни казаков и иногородних, позволившие проанализировать их взаимоотношения в обыденной жизни, понять истоки неприязни. В работах региональных историков Дона, Кубани, Терека рассматривалась консолидирующая роль казачества в истории края в процессе формирования его этноконфессиональной общности, общей этнокультурной картины южно-российских областей, являющейся важной частью повседневной жизни региона. Историками изучались и проблемы развития культуры, народного образования, что позволило выявить характер и уровень грамотности и образованности казачьего населения Дона, Кубани и Терека, увидеть негативное отношение многих казаков к новациям, возникавшим в сфере материального производства.^[32]

В дореволюционный период был собран значительный фактический историко-этнографический материал по казачьим станицам и казачьим войскам, в основном о военных подвигах и службе, многое из которого не утратило своей ценности и сейчас, однако детализация в описании событий и акцентирование внимания на военной доблести казаков не позволили авторам показать как политическая, экономическая ситуации в стране и регионе влияли на повседневную жизнь казачьего населения.

Применительно ко второму, советскому, периоду в историографии проблемы, в частности, отметим, что уже в условиях первых десятилетий после свершения Октябрьской революции возник определенный интерес к истории южно-российского казачества. Однако, в условиях утверждения моноидеологии предметом изучения на долгие годы стала история революционного движения, поэтому значительная часть работ посвящена участию казачества в подавлении народных выступлений. В тоже время историки И. Гольдентул, И. Кулиш, П. Горюнов, Г. Ладоха, Н. Лола, Н. Лихницкий изучали вопросы земельных отношений в казачьей среде, особенности организации трудовой деятельности казаков,^[33] однако не показали изменение его повседневной жизни. Л. И. Футорянский,^[34] А. И. Козлов,^[35] Н. П. Гриценко^[36] изучали проблемы социально-экономического развития казачества.

В период оттепели и последующие годы расширилась тематика исследований. Стали выходить работы, посвященные вопросам традиционной культуры казачества, подчеркивались просветительские задачи народного образования, его роль в казачьей среде.^[37]

С середины 1980 до начала 1990-х гг. начался период возрождения казачества, его самосознания, обострился интерес к своему прошлому. В ряде городов прошли конференции, положившие начало системному изучению казачьего феномена.^[38] Наибольшее распространение получили коллективные работы, монографии обобщающего характера по истории казачьих регионов.^[39] Активные исследования проводили историки терского казачества С. А. Козлов,.^[40] И. Л. Омельченко,^[41] донского – И. П. Хлыстов, Н. В. Самарина,^[42] кубанского – В. Н. Ратушняк,^[43] В. Н. Мальцев,^[44] показав на основе большого фактического материала особенности развития хозяйства и быта казаков, условия службы, поземельные отношения в казачьей и крестьянской общинах. Интерес для нашего исследования представляет монография И. Я. Куценко о кубанском казачестве. Автор отмечает, что казачество являлось созданным царской властью служилым сословием российского общества, которому приходилось не только защищать отечество, но и выполнять полицейские функции. В работе рассматриваются вопросы землевладения, дифференциации в казачьей среде, противоречия казачьего и иногороднего населения станицы. И. Я. Куценко один из первых исследователей, который раскрыл всю сложность и противоречивость функционирования казачества юга России на рубеже веков.^[45] История и судьбы кубанского казачества рассматриваются и в последней монографии автора.^[46]

В целом в работах советских исследователей нашел отражение целый комплекс проблем социально-экономической и политической жизни южно-российского казачества, однако ученые оставляли без внимания повседневную жизнь разных групп казачества.

В постсоветской историографии с начала 1990-х гг. до настоящего времени отмечается пересмотр основных положений, определяющих теоретико-методологические характеристики проблемы, расширяется сфера применения антропологического подхода, «… в нее все больше включается история повседневности, будней и праздников, история частной жизни, семьи, детства».^[47]

Проблемы повседневности в общетеоретическом подходе нашли отражение в работах Н. Л. Пушкаревой, в которых она акцентирует внимание на гендерной оставляющей повседневной жизни,^[48] не рассматривая историю казачества. Сегодня можно говорить о формировании отдельных направлений в изучении повседневной жизни сословий России. Исследуется повседневная жизнь дворян,^[49] российского крестьянства,^[50] рабочих,^[51] купечества,^[52] горожан.^[53] Особую группу составляют исследования, посвященные материальной культуре и, в частности, жилищу, мебели, одежде. По мнению Г. Кнабе, социология материальной культуры должна понять процессы развития общества через повседневную жизнь его членов, а вещь должна выступать как источник познания повседневности и социально-исторических процессов.^[54] Поэтому изучение материальной и духовной культуры казачьего населения Юга России требует глубокого, нового осмысления, ведь долгое время в советской историографии эти вопросы рассматривались с позиций этнических особенностей.

У историков казачества в эти годы особую популярность получило исследование социокультурных характеристик казачьего общества Юга России^[55], его образа жизни, нравов,^[56] культуры.^[57]

Новые концепции к подходу в исследовании жизни казаков Дона, Кубани и Терека во второй половине XIX – начале XX вв. были отражены в работах М. А. Рыбловой, Т. Ю. Власкиной, Н. В. Рыжковой, О. В. Матвеева, Б. Е. Фролова, Н. Н. Великой, С. А. Головановой и других ученых.^[58] Используя письменные источники, ученые реконструируют традиционную одежду, устройство поселений, вооружение, общественный быт, этнический облик казака, религиозную повседневность. В контексте избранной нами темы заслуживают внимания диссертационные исследования С. А. Головановой, С. А. Книевского, М. Ф. Титоренко, Н. А. Тернавского^[59] и др. авторов, исследующих культурно-исторические особенности становления сословия, самоуправление казачьих общин, трудности просвещения, воспитания, процессы модернизации региона.

Необходимо констатировать, что исследователи конца XX – начала XXI вв. внесли существенный вклад в раскрытие теоретических, методологических аспектов избранной нами проблемы. Однако, несмотря на наличие работ по теории повседневности, выявить исследования об особенностях повседневной жизни казачества Юга России во второй половине XIX – начале XX вв. нам не удалось, т.к. эта тема не стала предметом пристального изучения историков.

В третьем параграфе «Источниковая база исследования» отмечено, что источниковая база исследования формировалась на основе анализа неопубликованных и опубликованных архивных документов и материалов.

В работе использовались документы Российского государственного исторического архива (РГИА), Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), Государственного архива Ростовской области (ГАРО), Государственного архива Ставропольского края (ГАСК), Государственного архива Республики Северная Осетия – Алания (ГА РСО-А).

В РГИА изучены фонды 1276 «Совет министров», 1268 «Дела канцелярии Кавказского комитета», 1284 «Департамент общих дел МВД» и другие, давшие сведения о хозяйственном освоении региона, развитии сельского хозяйства, торговли, промышленности, о земельных спорах между казаками и помещиками, сохранилось много документов о противоправной деятельности населения южно-российского региона: грабежах, разбое, изнасилованиях, т.е. об отклоняющихся формах поведения, которые явились реакцией на ухудшающиеся бытовые условия в казачьих станицах.

Из материалов РГВИА были привлечены фонды 4 «Главное управление иррегулярных войск», 330 «Главное управление казачьих войск», 2003 «Полевое управление при Верховном Главнокомандующем (ставке)», 13454 «Штаб войск Кавказской линии в Черномории расположенных» и другие, которые показали трудовую жизнь казаков: данные о посевах, о росте товарооборота ярмарок, как проявлении новых рыночных отношений, явившихся следствием процессов модернизации, помогли выявить повседневные практики, связанные с несением воинской службы, характером военизированного быта, религиозными предпочтениями донцов, кубанцев, терцев.

Важным с точки зрения проведенного исторического исследования в ГАКК были фонды 249 «Канцелярия атамана Кубанского казачьего войска (1783 – 1870 гг.)», 396 «Войсковой штаб Кубанского казачьего войска», 437 «Штаб 4-й Кавказской кавалерийской дивизии», 449 «Кубанское областное правление», 454 «Канцелярия начальника Кубанской области и наказного атамана», Р – 6с «Канцелярия Совета Кубанского краевого правительства», Р – 1259 «Кубанский областной Временный исполнительный комитет» и другие.

Документы, отражающие мирную и военную деятельность казаков Донского казачьего войска, отложились в фондах 46 «Атаманская канцелярия», 107 «Денисов Василий Ильич, предводитель дворянства области войска Донского», 178 «Ростовское-на-Дону отделение Московского народного банка» и других в ГАРО.

В ГАСК, в фондах 101 и 444 «Канцелярия гражданского губернатора», 71 «Общее управление Ставропольского округа», 249 «Главный пристав магометанских народов, кочующих в Ставропольской губернии» и других, были выявлены документы, позволившие проследить основные факты из повседневной хозяйственной деятельности казачества, решение ими различных бытовых проблем, реакцию на изменение общественно-политической ситуации, показавшие начавшиеся под влиянием модернизации изменения не только в поведении, но и в сознании казаков.

В исследовании были использованы документы из фондов ГА РСО-А. Фонды 2 «Управление наказного атамана», 12 «Канцелярия начальника Терской области», 13 «Войсковое правление Терского казачьего войска», 113 «Владикавказский окружной суд 1872-1919 гг.» и другие содержат доклады командиров полков, решения станичных сборов, отчеты атамана о состоянии земледелия у казаков, о появлении и росте ярмарок, о семейных взаимоотношениях.

Анализ этих фондов дал возможность рассмотреть и конструировать влияние хозяйственной, политической, культурной сфер деятельности государства и войсковых властей на различные стороны повседневной жизни населения в казачьих областях Юга России в рассматриваемый период.

Среди документов выделяются шесть видовых групп источников: 1) законодательные акты, в которых раскрываются вопросы юридического оформления жизнедеятельности казачьего социума; 2) делопроизводственная документация Донского, Кубанского, Терского войск, созданная в процессе деятельности аппаратов управления и представленная рапортами, отчетами, следственными делами и т.п.; большая часть этих материалов содержится в архивах; 3) статистические материалы, характеризующие количественные закономерности повседневной жизни казачества Дона, Кубани и Терека; 4) справочные материалы по истории казачьих войск и войсковых областей; 5) документы личного происхождения, среди которых по критерию адресности нами использовались воспоминания рядовых казаков И.Я. Приймы, С.В. Полушкина, генерала от кавалерии С.А. Венеровского, офицеров А.Г. Шкуро, Н.М. Свидина, Ф.И. Елисеева и др.; 6) периодическая печать, которая представляла информацию о происходящих событиях, предназначенную для современников и выражала интересы различных групп общества.

В первую очередь использовались разнообразные законодательные акты, а также материалы деятельности высших органов государственной власти, которые регламентировали статус казачества, его положение и деятельность, его место в социальной структуре империи.^[60]

Второй блок образовали делопроизводственные документы, отражающие деятельность различных государственных и областных органов в период проведения либеральных реформ.^[61] Изучение источников показало всю сложность и противоречивость взаимоотношений государственных и местных казачьих органов управления, населения и власти, определивших повседневное поведение в войсках и в станице.^[62]

Следующий вид источников органично связанных с делопроизводственной документацией, составляют статистические материалы, предоставляющие в распоряжение исследователя массовые данные. Документы сборников отражают уровень социально-экономического развития регионов, содержат разнообразные данные в различных областях хозяйственной и общественной жизни казачества Юга России. Особую ценность среди опубликованных документов по избранной теме местного значения имеют ежегодные отчеты начальников казачьих областей.^[63]

Важным видом источников из опубликованных материалов о состоянии дел в казачьих областях являются многочисленные ежегодные справочные издания.^[64]

Круг источников для изучения повседневности весьма разнообразен, большую роль играют источники личного происхождения, которые фиксируют личные впечатления современников, очевидцев и участников общественно и культурно значимых событий и, прежде всего мемуары. Большие потенциальные возможности мемуаристки показала в своем исследовании С. С. Минц.^[65]

Необходимые сведения о повседневной жизни казачества дают мемуары генерала от кавалерии С. А. Венеровского, полковника М. И. Недбаевского, И. Г. Свидина.^[66] Героические и трагические стороны военной повседневности предстают в мемуарах офицеров А. Г. Шкуро, Н. М. Свидина, Ф. И. Елисеева.^[67] Дневники донского казака С. П. Полушкина, кубанца И. Я. Приймы особенно точно передают настроения, ощущения и детали эпохи.^[68]

Следующую группу источников составили материалы периодической печати, центральных и местных изданий. Уникальность периодической печати состоит в том, что она позволяет анализировать многоаспектный комплекс источников, сформировавшихся в процессе жизнедеятельности общества, в рамках определенной политической, идеологической или ведомственной направленности и включаться в повседневную жизнь определенной местности, организации, группы людей.^[69] В периодике богато представлены законодательные и иные нормативно-правовые акты, делопроизводственные документы, повествовательные источники, информационно-новостные сводки, обзоры, сообщения, объявления, заметки, хроники и иные материалы, подготовленные специально для публикации государственным аппаратом, местными органами власти или редакцией.^[70]

Публиковавшиеся в рассматриваемый исторический период материалы и статьи по различным вопросам жизнедеятельности казачьего социума не только отражали реальную атмосферу того времени, но и показывали стереотипы массового сознания, влиявшие в той или иной степени на поведение казаков.

В каждой из представленных групп источников, взятых в комплексе, раскрыты основные характеристики повседневной жизни казачьего населения Юга России во второй половине XIX – начале XX вв.

Проведённый историографический анализ свидетельствует о сложившемся исследовательском интересе к проблеме повседневности. Однако её изучение на протяжении многих десятилетий носит разрозненный, фрагментарный характер и не даёт обобщённого представления о взаимодействии основных элементов, составляющих повседневную жизнь человека.

В качестве самостоятельных, наиболее исследованных направлений можно выделить семейно-брачные отношения, календарную обрядность, праздничную культуру. В тоже время, такие базовые составляющие повседневной жизни, как культура хозяйствования, отклоняющиеся формы поведения, неизбежно возникающие в период крупных социальных преобразований, исследованы гораздо в меньшей степени.

Признавая сегодня наличие солидной источниковой базы для дальнейших исследований, нужно констатировать, что серьезная работа по переосмыслению и обобщению истории донского, кубанского, терского казачества с новых методологических позиций только начинает разворачиваться. Работ, специально посвященных жизни казачества во второй половине XIX – начале XX вв. до сих пор не появилось. Поэтому эта тема актуальна и является важнейшей научно-исследовательской задачей.

Во второй главе «Влияние модернизационных процессов на трансформацию хозяйственной повседневной жизни казачества Юга России во второй половине XIX – начале XX вв.» рассматриваются характерные особенности трудовой деятельности казачества и изменения хозяйственной повседневной жизни в условиях модернизации.

В первом параграфе «Трудовые будни казачьего населения Юга России» отмечается, что до первой половины 60-х гг. XIX в. Дон, Кубань, Терек были территориями по преимуществу скотоводческими. На свободных землях выпасались табуны лошадей, гурты крупного рогатого скота мясо-молочных пород и отары овец. Но, по мере освоения земель, прибытия в регион иногородних со своими земледельческими традициями, главным занятием становится земледелие, наложившее отпечаток на весь повседневный уклад. В мирное время казаки жили однообразной трудовой жизнью. Та или иная работа зависела от времени года, но работа была всегда, поэтому трудились, не покладая рук. В казачьем сообществе издавна сложилась своя система разделения труда. С самого раннего детства казака приучали выполнять различного рода хозяйственные работы. Относительное материальное благополучие казака было результатом упорного каждодневного труда.

В исследовании отмечается, что, несмотря на происходящие в пореформенной России социально-экономические перемены, вызвавшие определенные стремления в казачьей среде по-новому вести свое хозяйство, преобладающим мотивом трудовой деятельности в казачьей общине было желание сохранить знакомые, устоявшиеся формы трудовой деятельности, что нередко проявлялось в отторжении всего нового как в социальной организации, так и в способах ведения казачьего хозяйства. Можно сказать, что главное место в трудовой деятельности рядового представителя казачьего сообщества занимал не вопрос интенсификации земледельческого труда и получения как можно большего количества сельскохозяйственной продукции, а вопрос сохранения всего того, что он уже имеет, что предполагало земледельческий труд в рамках традиционных, устоявшихся форм трудовой деятельности. В период действия чрезвычайных факторов казак оставлял свои традиционные обязанности, связанные с земледельческим трудом и становился воином, служилым лицом, состоящим на государевой службе. Нередко он терял интерес, как к своему традиционному труду, так и к возможной реализации его результатов. Земледелие требовало правильной агротехники, орудий труда и пахотного скота, присутствия хозяина – а значительная часть казачества была занята военной службой, нередко за пределами своего региона, в других частях Российской империи, а также за ее границами.

В работе подчеркивается, что часть казаков была не способна продуктивно заниматься земледелием в силу объективных причин – недостатка времени, рабочего скота и значительных расходов на службу, которые в свою очередь приводили к невозможности накопления необходимых материальных ресурсов. Создавался своего рода замкнутый круг – при значительном количестве земли казаки не могли воспользоваться ее возможностями, поскольку тратили значительные средства на снаряжение и не имели времени на обработку земли. При этом возможностей для занятия скотоводством у казаков не было, поскольку все большая часть земель использовалась для распашки.

Во втором параграфе «Влияние модернизационных процессов на трудовую и хозяйственную повседневность казачества» отмечается, что во второй половине XIX – начале XX вв. повседневная жизнь казаков Дона, Кубани и Терека все больше определялась изменяющимися реалиями окружающей жизни. Модернизационные процессы носили всеобъемлющий характер и охватывали экономическую, социальную, политическую, правовую, духовную сферы.

В исследовании указывается, что общим следствием хозяйственной деятельности стала возросшая материальная заинтересованность населения Юга России в реализации продуктов своего труда, усиление индивидуалистических тенденций в трудовой деятельности, стремление через экономическую конкуренцию утвердить и повысить свой социальный статус. На протяжении второй половины XIX – начала XX вв. на основе технических новшеств в сельскохозяйственном производстве, совершенствования агрокультуры значительно возросла производительность труда, увеличился товарообмен. Медленно стали проникать в хозяйственную повседневность новые подходы к организации труда. Начинали зарождаться, развиваться производственная, потребительская кооперация, артели, всё это меняло представления казачества о формах труда. Проведенный анализ позволяет говорить, что активная часть казаков являлась носителями модернизационных процессов, их повседневный труд все более приобретал рыночный характер, непосредственно определяемый развивающимися модернизационными процессами. Значительно сужалась сфера патриархального коллективного труда казачьего сообщества. Однако, на общем фоне традиционного сельскохозяйственного производства среди казачества Юга России, новые технологии только зарождались и не могли активно влиять на хозяйственную повседневность. Традиционный сельскохозяйственный труд основной массы казаков был не слишком эффективен и в большинстве случаев носил на себе печать архаичности с использованием традиционных, примитивных форм организации труда.

Постреформенная модернизация способствовала тому, что на Юг России устремилось большое количество неказачьего населения, что привело к сокращению наделов рядового казачества, и, как следствие, снижению уровня жизни значительной части сообщества. В повседневной жизни наблюдается дифференциация, наряду с носителями модернизационных процессов, появляется беднейшее казачество, которое, утратив экономические стимулы к индивидуальному труду, нанималось на работу к своим станичникам или уходило на заработки в город. В хозяйственной обыденности казачества стала проявляться тенденция сдачи земельных участков в аренду иногороднему населению, чей труд был более эффективен. Это стало источником прибыли для прогрессивной части казачества и способствовало выживанию беднейших представителей этого сословия. Данные процессы свидетельствовали о том, что казачество Юга России, как и все население страны, постепенно встраивалось в систему рыночных отношений, особенностью которых были противоречия между модернизационным слоем казачества и патриархальным, традиционным началом определенной части казаков.

В будничной жизни второй половины XIX – начала XX вв. все больше наблюдаются процессы активного взаимодействия казачьего и горского автохтонного населения. Постепенно складывается система взаимоотношений между ними, основанная на деловых, рыночных началах. С течением времени сглаживаются культурные, конфессиональные противоречия.

Можно констатировать, что модернизационные процессы способствовали становлению новой хозяйственной повседневности, которая проявлялась, с одной стороны, в развитии товарно-денежных отношений, а с другой – в постепенном обнищании беднейшего казачества и стремлении его к сохранению традиционного коллективного общинного труда. Эти две тенденции в обыденной хозяйственной жизни определяли характер трудовой деятельности казачьего сообщества на протяжении конца XIX – начала XX вв. и способствовали социально-экономическим противоречиям, которые особенно проявились в годы революции и гражданской войны.

В третьей главе «Особенности изменения жизненного уклада казачьего населения в период постреформенных преобразований» рассматриваются перемены, произошедшие в казачьем быту во второй половине XIX – начале XX вв., выявлено, что бытовая сфера повседневной жизни обретает новые черты и социокультурные характеристики.

В первом параграфе «Влияние военной службы на повседневность казачества Юга России» отмечается, что современный уровень изучения проблемы позволяет констатировать наличие типичной для казачества в целом модели повседневности, состоящей из двух «миров» – военного и гражданского, при большей ценностной значимость первого. Характеристики казачьего социума сложились под влиянием специфических региональных особенностей. В диссертации обращается внимание на то, что идея расширения и усиления Российского государства являлась одним из базисных идейно-политических конструктов, на основе которых в процессе исторического развития формировалось мировоззрение и картина мира казачьего населения российского Юга. В своей повседневной деятельности казаки руководствовались представлениями о том, что смысл их пребывания в регионе не только в его обустройстве и заселении, но и в защите пограничных рубежей, которые необходимо постоянно расширять и следить за их священной неприкосновенностью^[71]. Основной казачьей организацией являлось войско как сложный социальный, экономический, политический и этнокультурный организм. Его составляло взрослое мужское население. Наличие разных возрастных групп отличавшихся по функциям и уровню ответственности обеспечивало преемственность традиций.^[72] Казачество выработало систему управления, имело опыт участия в военных действиях, символику, свои войсковые праздники и ритуалы.

Проведенное исследование показывает, что во второй половине XIX – начале XX вв. действия государственных органов все чаще не соответствовали устоявшемуся в сознании казачества образу верховной правительственной власти. В целом в стране изменилась военно-политическая ситуация, что не могло не сказаться на функциональном предназначении казачества. В новой обстановке имперское правительство начало привлекать казачьи части для несения внутренней, полицейской службы, для разгона демонстраций, митингов и забастовок, в карательных акциях в годы первой русской революции 1905-1907 гг. Однако отдельные казачьи части стремились отказаться от выполнения такой «службы», требуя от правительства использовать их по назначению. Они хотели выполнять чисто военные обязанности в соответствии со сложившимися традициями.^[73] Такое несовпадение представлений казачьего населения региона с новой общественно-политической реальностью влекло за собой в обыденной действительности активные антигосударственные действия казачества, проходившие под лозунгом возвращения к прежним, попранным ценностям и идеалам, восстановление «законного порядка», ранее существовавших форм и характера присутствия государственной власти в регионе. Но и в этих случаях конечной целью казаков было лишь восстановление попранной справедливости, а не покушение на государственные устои.

В целом же, в рассматриваемый период в каждодневном поведении казачьего населения Юга России, доминировали представления о достойной и верной службе царю и Отечеству. Самыми тяжелыми правонарушениями в казачьей среде считались преступления, направленные против государственной власти, уклонение от служения казачьей общине и российскому государству.

В диссертации отмечается, что, несмотря на некоторое сокращение сроков службы, условия их отбывания становились историческим анахронизмом. Очень обременительны для значительной части казачества были расходы на приобретение и содержание строевого коня и формы. В тоже время в казачьих войсках сформировалась группа казаков - зажиточных хозяев, которые стали тяготиться службой. Они представляли собой возможный источник формирования предпринимателей фермерского типа.

Во втором параграфе «Гражданский «мир» донского, кубанского, терского казачества» отмечается, что именно он решал задачи экономического и физического воспроизводства гражданской и военной общины, социализации. Среди основных ценностей повседневной жизни были коллективизм, взаимопомощь, строгий контроль над нравственностью, трудолюбие казаков и одновременно присущая им непривязанность к мирским благам. Во второй половине XIX в. меняются приоритеты в сторону значимости мира гражданского.

Модернизационные процессы сказались на повседневной жизни консервативного казачества, которое не могло принять перемены в экономике, что способствовало углублению социального раскола, трансформации устоявшихся общественных связей, постепенно разрушая привычный уклад жизни южно-российского казачества.

Изучение социокультурного пространства южно-российского казачества позволяет считать, что каждое новое поколение использует материальные и духовные богатства, накопленные предшествующими поколениями, повторяя их опыт, воспроизводя действия и поступки, которые в ежедневной практике запечатлены в традициях. Эти традиционные ценности впоследствии рационально осознаются и реализуются, определяя повседневный образ жизни и поведение людей. Одним из феноменов, в котором протекает будничность людей, происходит социализации детей, отражается состояние общества в определенной культурно-исторической ситуации, является семья. Она играла роль и хозяйственной ячейки, обеспечивая экономическую стабильность ежедневного существования. Немаловажным фактором сохранения семьи были традиции и религиозные нормы, давившие на сознание казака и требовавшие беспрекословного повиновения младших членов семьи старшим, особенно главе семьи. С детства ребенку прививали необходимость почитания Бога и старшего в семье. В мировоззрении были сильны религиозные христианские доминанты, поэтому дети, еще не умея говорить, уже умели креститься. С максимально возможного раннего возраста их приучали читать молитвы и регулярно посещать церковные богослужения.^[74]

Однако, эти нормы поведения в обыденной жизни являются подвижными историческими категориями, зависящими от развития общества. В целом нарастающие в стране модернизационные процессы во второй половине XIX – начале XX вв. оказывали сильное воздействие на изменение ценностных ориентиров, нравственных, этических норм. В будничной жизни наблюдается постепенное разрушение традиционной крепкой и спаянной казачьей семьи как особой социальной общности. Связи внутри больших казачьих патриархальных семей и родов становятся все менее крепкими, и хотя в рассматриваемый исторический период этот процесс был еще далек от своего завершения, его итогом стало существенное видоизменение родственных семейных отношений в казачьем социуме. Имущественные претензии негативным образом сказывались на взаимоотношениях родственников в больших казачьих семьях. Источники свидетельствует, что молодые казаки все чаще сами выбирали себе невесту, требовали отделения от отцовского хозяйства, на смену большой семье приходит малая. Протоколы станичных сходов и судебных заседаний дают многочисленные примеры семейных споров из-за имущества, нежелания казаков исполнять свой сыновний долг, разбираются ссоры между супругами, случаи измены, что свидетельствует о кризисе семейных ценностей в повседневной жизни, ведь такие поступки были не свойственны традиционному поведению казачества, его представлениям о роли и назначении семьи.

Исследование показало, что в будничной жизни на рубеже веков у некоторой части казачьего населения российского Юга появляются представления, в которых мораль и нравственность воспринимаются как отвлеченные, абстрактные понятия, не имеющие реального отношения к повседневной жизни. Отсюда, неуважение к старикам, пьянство, ссоры в семьях, рост количества измен, случаи суицида. Массовое производство ремесленных изделий, экспансия городской культуры и культуры соседних этносов ускорили процесс трансформации бытовых традиций станичного казачества. Поэтому в повседневной жизни постепенно возникала и становилась все более острой проблема сохранения традиционного уклада южно-российского казачества, его культурной и этнической идентичности в меняющихся социально-экономических условиях.

В четвертой главе «Изменение поведения казачества Юга России во второй половине XIX – начале XX вв. под воздействием модернизационных процессов» рассматривается постепенная метаморфоза образа жизни, поведения, традиционных нравственных ценностей южно-российского казачества во второй половине XIX – начале XX вв.

В первом параграфе «Перемены в поведении казачества в период прохождения службы во второй половине XIX – начале XX вв.» выявляются причины и проявления девиаций в казачьей среде. Отмечено, что в повседневной жизни южно-российского казачества постепенно меняется отношение к исполнению воинских обязанностей, выразившееся в увеличении количества случаев дисциплинарных нарушений, неуважительном отношении казаков к командному составу, офицерам, нередким стал отказ от прохождения воинской службы. В годы Первой Мировой войны в казачьем сообществе наблюдаются не слыханные поступки, не возможные ранее ни при каких обстоятельствах. Ярким проявлением этого служило стремление части казаков продать своих строевых коней,^[75] свое оружие.^[76] Появляется дезертирство казаков с фронта,^[77] случаи самострелов.^[78]

Во втором параграфе «Эволюция традиционного поведения казаков-станичников» отмечается, что под воздействием модернизационных процессов произошел масштабный демографический всплеск и рост населения южного региона империи, повлиявший на повседневную жизнь, т.к. приезжие привносили свою культуру, традиции, вынуждая казачий социум адаптироваться к этой культуре, принимать ее или отрицать, что соответственно меняло образ жизни, поведение казаков. Существующая оппозиция «мы» – «они», «свои» – «чужие» формировала неприятие другой культуры, чувство «особости» у донского, кубанского, терского казачества.

Демографические процессы несли с собой и отрицательные моменты в привычную жизнь, увеличивая маргинальную прослойку населения казачьих регионов, следствием чего стали возросшая преступность, общий правовой нигилизм. В казачьей среде распространялось девиантное поведение, проявлявшееся в насилии, воровстве, нанесении телесных повреждений. В период масштабных социально-экономических изменений человек шаг за шагом терял привычные устои существования в повседневной жизни. Факторы материального обогащения, социального расслоения и преобладания частной собственности кардинальным образом меняли внутренние основы казачьей жизни. Теперь вместо помощи со стороны более зажиточных членов казачьего сообщества беднейшим казакам предлагался наемный труд с оговоренной заранее его оплатой. Однако это плохо согласовывалось с традиционной психологией и системой ценностей казака, который по-прежнему продолжал считать себя равным в социальном плане своим более зажиточных соседям. Попадая в категорию батраков – работников по найму, казак испытывал психологический, ментальный разлад с собственными ценностными установками, ведь он всегда считал себя частью общины ничуть не меньшей, чем более удачливые его односельчане. Такие перемены разрушительно действовали на сознание личности. Поэтому безнравственные с точки зрения традиционного сознания поступки стали вполне приемлемыми в новую историческую эпоху, не вызывали у современников особого удивления и воспринимались скорее как норма. Многие противоправные действия также не осуждались в казачьем обществе. В каждодневной жизни казачьего населения наблюдались изменения в ментальных установках, что проявлялось в восприятие значительной частью молодого казачьего сословия девиантного поведения как вполне закономерного и социально оправданного.

В исследовании обращается внимание, что нарастающие модернизационные процессы способствовали снижению роли религии и православной церкви в жизни казаков. Эти тенденции имели под собой ряд как объективных, так и субъективных причин. В самой РПЦ наблюдался организационный, кадровый кризис. Церковь теряла свое влияние на население страны. Особенно это наблюдалось на Юге России, в казачьих станицах, где не хватало квалифицированных кадров православных священнослужителей, способных объяснить своей пастве социальные, нравственные изменения, происходящие в казачьем социуме и помочь разрешить различного рода трудности, проблемы, конфликты, возникающие в будничной жизни. Некоторая часть казаков, разочаровавшись в официальном православии, начала искать альтернативные духовные ценности. Модернизационные процессы способствовали развитию предпринимательства, индивидуализма, а русская православная церковь, основанная на идее соборности, не поощряла развитие и реализацию индивидуальных успехов, что также сказывалось на падении авторитета РПЦ среди части казачества. Поэтому, в конце XIX – начале XX вв. происходит широкое распространение различного рода сектантских вероучений, началась новая религиозная реанимация старообрядчества и раскольничества в казачьей среде. Однако, основная масса казачества Юга России оставалась верна традициям Русской Православной церкви.

Анализ образа жизни и поведения казачества позволяет сделать вывод о том, что традиционная стабильность и гомогенность повседневной жизни казачьего мира разрушалась, и он все больше втягивался в полосу противоречий и конфликтов. В южно-российском казачьем социуме возникают экономические, политические, нравственные проблемы, не существовавшие ранее. Исследование различных форм проявления девиаций в среде служилого и станичного казачества показали вариативность повседневного существования казачьего социума Юга России в модернизационный период.

В пятой главе «Духовная культура в повседневной жизни казачества Юга России во второй половине XIX – начале XX вв.» исследуются характер и специфические особенности изменений в системе образования, культуре казачьего сообщества и роль в этом процессе казачьей интеллигенции.

В первом параграфе «Развитие народного образования в будничной жизни казачества» отмечается, что для понимания процессов, происходящих в обыденной жизни казачьего населения, особое значение имеет обращение к проблемам состояние просвещения, уровня образования населения.

Казаки призывного возраста должны быть элементарно грамотными, но так было не всегда. Поэтому войсковое начальство казачьих областей в конце XIX в. стало открывать в крупных станицах воскресные школы для идущих на службу молодых казаков и для взрослых казаков.^[79] В 90-х годах XIX в. в станицах создаются школы для казаков приготовительного разряда,^[80] в процессе прохождения воинской службы в полках их обучали чтению, письму и арифметике.

Во второй половине XIX в. в целом население Донской, Кубанской и Терской областей по уровню образования мало отличалось от населения центральной России. Дети обучались в церковно-приходских школах, начальных училищах, гимназиях. В школьном образовании имелся ряд существенных проблем: не было средств для приобретения необходимых учебных материалов, содержания учителям; никто не проверял методику преподавания. Должности учителей часто занимали люди, не имевшие других средств к существованию, как-то отставные юнкера, дети бедных родителей духовного звания, согласные довольствоваться любым даже самым скудным содержанием. Серьезной проблемой для образовательных учреждений того времени стали прогулы учениками занятий без уважительной причины и поступление их на учебу в школы в разном возрасте. Эти недостатки были обусловлены бедностью жителей, вынужденных использовать детский труд в своем хозяйстве до окончания осенних полевых работ.^[81] В 60 – 70 –е гг. XIX века в казачьих регионах получило развитие женское образование.

Необходимо отметить, что подъем образования и культуры населения способствовал более эффективному освоению и внедрению новой техники и технологии сельскохозяйственного и промышленного производства. В условиях развития экономики, различных ее отраслей все больше требовалось гражданских специалистов, а также квалифицированных работников сельского хозяйства, промышленности, транспорта и связи. Поэтому в казачьих регионах, стали уделять внимание профессионально-техническому образованию молодежи. На рубеже XIX – XX вв. быстрый рост сети учебных заведений в казачьих областях продолжался. На Дону и Северном Кавказе работало четыре средних медицинских учебных заведения (в Новочеркасске и Екатеринодаре – военно-фельдшерские школы, Ростове-на-Дону и Ставрополе – фельдшерские), что позволило приблизить медицинскую помощь к населению, обеспечить снижение заболеваемости и смертности.

В диссертации указано, что высшие учебные заведения в казачьих областях возникли не сразу. Немногочисленные желающие получали образование за казенный счет в Петербурге, Москве и других городах в технологическом, горном, лесном, межевом, сельскохозяйственном, медицинском вузах, Московской и Петербургской консерваториях, Московском училище живописи. Стоимость обучения в середине XIX в. составляла в среднем 250 руб., в начале XX в. – 420 руб.^[82] Только в 1907 г. был открыт Донской политехнический институт в Новочеркасске, в 1911 г. – учительский. К началу XX в. в Донской области имелось 5 высших учебных заведений.^[83] В Кубанской и Терской областях высшие учебные заведения появятся лишь после 1917 г.

В результате модернизационных преобразований и в этой сфере повседневной жизни отмечались определенные успехи. Количество грамотных людей среди южно-российских казаков к началу XX столетия превышало средний российский уровень, а в ряде случаев было выше, чем процент грамотных казаков в других казачьих войсках России. Формы народного просвещения включали в себя воскресные школы, церковно-приходские училища, гимназии, прогимназии. Особое внимание уделялось патриотическому, нравственному, физическому воспитанию.

Во втором параграфе «Деятельность казачьей интеллигенции и её влияние на повседневную социокультурную жизнь казачьего населения Юга России во второй половине XIX – начале XX вв.» рассматриваются некоторые аспекты деятельности интеллигенции в казачьих регионах.

Степень усвоения социальных и культурных инноваций во многом определялась образовательным уровнем всего казачьего общества Юга России и наличием в нем интеллигенции,^[84] состоящей из учителей, преподавателей вузов, священнослужителей, казачьих офицеров, музыкантов, артистов и т.п. Они несли с собой свои культурные стереотипы, безусловно влиявшие на донскую, кубанскую, терскую субкультуру. Делом первостепенной важности местная интеллигенция считала распространение образования среди казаков, способствующего созданию новой модернизационной культуры. По свидетельству современников население плохо разбиралось в искусстве, имея о нем смутные представления. Профессиональное изобразительное искусство на Дону, Кубани появляется со второй половины XIX в. Безусловно, этот факт связан с длительной и целенаправленной политикой войсковой администрации в области народного просвещения. Следует отметить важную роль театральной интеллигенции в деле просвещения казачества.

Многие представители интеллигенции были выходцами из среды казачества. В диссертации отмечается, что появление своей казачьей интеллигенции в XIX в. дало толчок к глубокому и всестороннему изучению родного края, и, прежде всего, казачества. В это время предпринимаются попытки систематически изложить историю донских, кубанских, терских казаков. Появляются работы А. Г. Попова, В. Д. Сухорукова, С. Ф. Номикосова, Д. А. Арцыбашева, Я. Г. Кухаренко, А. М. Туренко, В. Ф. Золотаренко и других исследователей. В Екатеринодаре в 1877 г. создается войсковой этнографический и естественно-исторический музей, который сейчас носит имя своего основателя Е. Д. Фелицына.^[85] В 1898 г. в Новочеркасске создан Донской музей, основателем и первым директором которого стал Х. И. Попов.

Анализ деятельности войсковых библиотек, хотя и немногочисленных, показал их положительную роль в просвещении масс. В библиотеках были книги по военному делу, сочинения Пушкина, Жуковского, газеты, журналы.^[86] В основном за счет пожертвований открывались народные библиотеки. Однако следует заметить, что массового размаха чтение книг в повседневной практике не приобрело, т.к. во многих станицах библиотек не было вовсе, что снижало уровень обыденного сознания и культуры казаков. Но местная интеллигенция продолжала работу по организации народных, частных библиотек, которые могли посещать все желающие и брать книги на дом. Это в значительной мере способствовало просвещению казачества, меняло его взгляды на многие бытовые и семейные устои. Исследование показало, что в повседневной жизни казачьего общества постепенно менялась сама социально-психологическая атмосфера по отношению к «книжному знанию». Практически во всех слоях населения люди осознали не только необходимость получения, как минимум, начального образования, но и стремились расширить свой кругозор, выйдя за рамки удовлетворявшего ранее общения на станичном майдане. Чувствуя общественные настроения, войсковое начальство разрешило организовывать «просветительские клубы и собрания всех сословий с целью распространения полезных научных сведений».

Таким образом, во второй половине XIX – начале XX в. сложился значительный отряд передовой интеллигенции в области науки и художественного творчества, который в большой степени был просветителем народа.

В диссертации рассматривается большая благотворительная социальная работа, проводимая интеллигенцией Донской, Кубанской, Терской областей. Создавались благотворительные общества, добровольные союзы для оказания помощи искалеченным защитникам Отечества, вдовам, сиротам. Социальной опекой занимались войсковые, городские и частные благотворительные учреждения. Многие состоятельные казаки и казачки стремились обустроить каждодневную жизнь и быт казачьих областей. Они создавали сады, парки, которые затем становились достоянием общества. Особое значение придавалось постройке новых храмов, поскольку религиозные ценности были в рассматриваемый период достаточно сильны в сознании казачества. Многочисленные благотворительные общества и заведения, частная благотворительность, система казачьего общинного попечительства в определённой мере компенсировали слабость социальной политики царской и местной войсковой власти и сглаживали трудности повседневной жизни малоимущих слоев населения.

В исследовании отмечается, что вторая половина XIX – начало XX вв. стали временем динамичного развития казачьей культуры, вбиравшей в себя духовные ценности других этнических и социальных групп, проживавших на территории войск. Организованная интеллигенция Донской, Кубанской и Терской областей смогла существенно дополнить действия правительства и органов местного самоуправления через проведение разноплановой культурно-просветительной, попечительно-образовательной работы, через организацию социальной помощи нуждающемуся в ней населению. Однако процессы изменения в традиционной культуре в казачьем социуме были менее радикальными, чем в материальной сфере повседневной жизни.

В заключении диссертации отмечается, что в ходе проведенного исследования были проанализированы различные аспекты влияния модернизационных процессов на повседневную жизнь казачьего населения Юга России.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

Монографии

1. Акоева, Н.Б. Повседневная жизнь кубанского казачества на рубеже веков (конец XIX – начало XX в.). Монография / Н.Б. Акоева. – Славянск – на – Кубани, 2006. 10,8 п.л.

2. Акоева, Н.Б. Повседневная жизнь казачьего населения Юга России во второй половине XIX – начале XX вв. Монография / Н.Б. Акоева. – Славянск – на – Кубани, 2011. 15,25 п.л.

Статьи, опубликованные в реферируемых изданиях ВАК

1. Акоева, Н.Б. Повседневная жизнь кубанского казачества на примере станицы Новодонецкой / Н.Б. Акоева // Вестник Тамбовского университета. Гуманитарные науки. – Тамбов. – 2008. – № 8. С. 190-195 (0,5 п.л.).

2. Акоева, Н.Б. К проблеме социально-семейного положения кубанских женщин-казачек в конце XVIII - начале XIX века / Н.Б. Акоева // Вестник Челябинского государственного университета. История. Выпуск 27. 2008. С. 20-25 (0,3 п.л.).

3. Акоева, Н.Б. Разрушение традиционного образа жизни кубанской станицы в годы Первой мировой войны и Февральской революции / Н.Б. Акоева // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». – 2008. – № 14. С. 6-11 (0,4 п.л.).

4. Акоева, Н.Б. Эволюция политического сознания кубанских казаков в годы русско-японской войны и революции 1905 - 1907 годов / Н.Б. Акоева // Известия Алтайского государственного университета. Серия «История. Политология». – 2008. – № 4-5. С.7-10 (0,5 п.л.).

5. Акоева, Н.Б. Изменение условий казачьего труда в XIX – начале XX вв. / Н.Б. Акоева // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «История и политические науки». – 2009. – № 2. С.27-33 (0,5 п.л.).

6. Акоева, Н.Б. Труд и быт казачьего населения Юга России во второй половине XIX – начале XX вв. / Н.Б. Акоева // Научные проблемы гуманитарных исследований. Вып. 10. – Пятигорск, 2009. С. 4-12 (0,7 п.л.).

7. Акоева, Н.Б. Трансформация традиционной культуры кубанского и терского казачества в середине XIX – начале XX вв. / Н.Б. Акоева // Научные проблемы гуманитарных исследований. Вып. 11. – Пятигорск, 2009. С. 4-10 (0,6 п.л.).

8. Акоева, Н.Б. Фронтовая повседневность казаков-кубанцев в годы Первой мировой войны / Н.Б. Акоева // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия История. Политология. Экономика. Информатика. – 2009. – № 9. С. 163-169 (0,5 п.л.).

9. Акоева, Н.Б. Изменение коллективного сознания кубанских казаков во второй половине XIX – начале XX века / Н.Б. Акоева // Научные проблемы гуманитарных исследований. Вып. 1. – Пятигорск. 2010. С. 11-17 (0,5 п.л.).

10. Акоева, Н.Б. Перемены в образовании и культуре южно-российского казачества во второй половине XIX – начале XX веков / Н.Б. Акоева // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». – 2010. – № 9. С. 5-13 (0,5 п.л.).

11. Акоева, Н.Б. Влияние модернизационных процессов на трудовую и хозяйственную повседневность казачества // Историческая и социально-образовательная мысль. – 2011. – № 4. С. 11-14. (0,3 п.л.).

Статьи в других научных изданиях

1. Акоева, Н.Б. Казаки Таманского отдела на фронтах Первой мировой войны // Северный Кавказ: геополитика, история, культура. Материалы всероссийской научной конференции / Н.Б. Акоева. – М., Ставрополь, 2001. С. 295-298 (0,2 п.л.).

2. Акоева, Н.Б. Смена нравственных ориентиров казачества в годы Первой мировой войны // Россия в войнах XX века. Материалы всероссийской конференции / Н.Б. Акоева. – Краснодар-Адлер, 2001. С. 35-39 (0,3 п.л.).

3. Акоева, Н.Б. Участие кубанцев в боевых действиях в годы Первой мировой войны / Н.Б. Акоева // Наука и образование. Известия Южного отделения Российской академии образования и Ростовского педагогического университета. – Ростов-на-Дону, 2002. С. 104-109 (0,3 п.л.).

4. Акоева, Н.Б. Гендерный аспект истории Кубанского казачества // Проблемы и перспективы подготовки учителя в современных условиях. Материалы I Всероссийской научно-практической конференции / Н.Б. Акоева. – Славянск – на - Кубани, 2003. С. 3-6 (0,2 п.л.).

5. Акоева, Н.Б. Фронтовая повседневность казаков-кубанцев в годы Первой мировой войны // Россия в войнах XX века. Материалы всероссийской научно-практической конференции / Н.Б. Акоева. – Краснодар, 2003. С 19-21 (0,2 п.л.).

6. Акоева, Н.Б. Из истории 1-го Кавказского полка Кубанского казачьего войска // Голос минувшего. Кубанский исторический журнал / Н.Б. Акоева. – Краснодар, 2004. № 3-4. С. 39-43 (0,5 п.л.).

7. Акоева, Н.Б. К вопросу о заселении казачьих станиц (на примере станицы Новодонецкой) // 10 лет СГПИ. Юбилейный сборник научных трудов / Н.Б. Акоева. – Славянск-на-Кубани. 2004. С. 167-170 (0,4 п.л.).

8. Акоева, Н.Б. К вопросу о переоценке роли кубанских казаков на фронтах Первой мировой войны // Двадцать лет перестройке. Международный научно-образовательный форум / Н.Б. Акоева. – М., 2005. С. 55-60 (0,6 п.л.).

9. Акоева, Н.Б. Эпизоды из повседневной жизни Российской армии // Проблемы становления гражданского общества на Юге России. Материалы Всероссийской научно-практической конференции / Н.Б. Акоева. – Армавир, 2006. С. 8-10 (0,3 п.л.).

10. Акоева, Н.Б. Поведение кубанских казаков в годы русско-японской войны и по ее окончании / Н.Б. Акоева // Вестник Армавирского института социального образования. – 2006. – № 4. С. 148-151 (0,4 п.л.).

11. Акоева, Н.Б. Повседневная жизнь станицы Новодонецкой / Н.Б. Акоева // Вестник Адыгейского государственного университета. – 2006. – № 1. С. 20-25 (0,4 п.л.).

12. Акоева, Н.Б. Кубанская церковь в 40-е годы XX века // Наука и культура России. Материалы III международной научно-практической конференции / Н.Б. Акоева. – Самара, 2006. С. 33-35 (0,2 п.л.).

13. Акоева, Н.Б. Кубанское приходское духовенство в годы Первой мировой войны // Религиозные организации в социально-государственной системе современной России. Научно-практическая Интернет конференция / Н.Б. Акоева. – Волгоград, 2006. С. 68-73 (0,3 п.л.).

14. Акоева Н.Б. Будни казаков 1-го Кавказского полка // Российское казачество: проблемы истории и современность. Всероссийская научно-практическая конференция / Н.Б. Акоева. – Краснодар, 2006. С. 14-17 (0,2 п.л.).

15. Акоева, Н.Б. Роль православия в жизни казаков // Наука и культура России. Материалы IV международной научно-практической конференции / Н.Б. Акоева. – Самара, 2007. С. 9-11 (0,4 п.л.).

16. Акоева, Н.Б. Организация церковной жизни на Кубани в конце XVIII-XIX веках // Государство, общество, церковь в истории России XX века. Материалы VII Международной научной конференции / Н.Б. Акоева. – Иваново, 2008. С. 28-34 (0,4 п.л.).

17. Акоева, Н.Б. Кубанские священнослужители в годы Великой Отечественной войны // Традиционная культура славянских народов в современном социокультурном пространстве. Материалы V Международной научно-практической конференции / Н.Б. Акоева. – Славянск – на – Кубани, 2008. С. 45-49 (0,2 п.л.).

18. Акоева, Н.Б. Из истории монастыря Святой равноапостольной Марии Магдалины // Традиционная культура славянских народов в современном социокультурном пространстве. Материалы VI Международной научно-практической конференции / Н.Б. Акоева. – Славянск – на – Кубани, 2008. С. 45-49 (0,2 п.л.).

19. Акоева, Н.Б. Влияние пространственно-временного фактора на повседневную жизнь казачьего населения Юга России // Государство, общество, церковь в истории России XX века. Материалы VIII международной научной конференции / Н.Б. Акоева. – Иваново, 2009. Часть 2. С. 183-188 (0,3 п.л.).

20. Акоева, Н.Б. Изменение характера земледельческого труда казачества Юга России // Государство, общество, церковь в истории России XX века. Материалы IX Международной научной конференции / Н.Б. Акоева. – Иваново, 2010. Часть 2. С. 269-276 (0,5 п.л.).

21. Акоева, Н.Б. Милитаризация сознания казачества Юга России в конце XIX – начале XX вв. // Актуальные проблемы регионоведения. Материалы Всероссийской научно-практической конференции / Н.Б. Акоева. – Славянск – на – Кубани, 2010. С.3-7 (0,5 п.л.).

22. Акоева, Н.Б. Религиозное сознание казачества Юга России в конце XIX – начале XX веков // Россия и славянский мир в контексте многополярности. Материалы VII Международной научной конференции. Часть 1 / Н.Б. Акоева. – Славянск – на – Кубани, 2010. С. 28-37 (0,4 п.л.).

23. Акоева, Н.Б. Трансформация социокультурной среды южно-российского казачества // Государство, общество, церковь в истории России XX века. Материалы X Международной научной конференции / Н.Б. Акоева. – Иваново, 2011. Часть 2. С. 280-285 (0,3 п.л.).

24. Акоева, Н.Б. К определению концепта «повседневность» // Актуальные проблемы регионоведения. Материалы Международной научно-практической конференции. Ч. 1/ Н.Б. Акоева. – Славянск – на – Кубани, 2011. С. 7-15 (0,4 п.л.).

---

^[1] Российская модернизация XIX - XX вв. Институциональные, социальные, экономические перемены. Уфа 1997; Опыт российских модернизаций. XVIII - XX века. М., 2000; Сенявский А. С. Концепция модернизации и её исследовательский потенциал в изучении российской истории ХХ века (теоретико-методологический и инструментальный аспект) // Actiko nova. 2000. М., 2000. С. 213-244; Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. В 2-х т. СПб., 2003; Цивилизационное своеобразии российских модернизаций: региональное измерение: Материалы Всероссийской научной конференции, 2 - 3 июля 2009 г. / отв. редактор И. В. Побережников. Екатеринбург, 2009 и др.

^[2] Поршнева О.С. Концепции и методы социологии в историческом исследовании // Вестник РУДН. – 2006. – № 2. С. 34.

^[3] Там же. С. 15.

^[4] Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб., 1998. С.12.

^[5] Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1986. С. 18.

^[6] Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV–XVIII вв. Т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. Т. 1. М., 2011. С. 1.

^[7] Шютц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988. – № 2. С. 127. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995. С. 38.

^[8] Людтке А. «История повседневности» в Германии после 1989 года // Казус. 1999. М., 1999. С. 121.

^[9] Людтке А. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы в Германии // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. М., 1999. С. 77 и др.

^[10] Кром М.М. История России в антропологической перспективе: история ментальностей, историческая антропология, микроистория, история повседневности. Режим доступа: http://el-history.ru/node/432

^[11] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.3. М., 1995. С.147.

^[12] Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1990. С. 528.

^[13] Лотман Ю. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века // Лотман Ю. Избранные статьи. Таллинн, 1992. Т. 1.С. 249.

^[14] Гуревич А. Я. Исторический синтез и школа «Анналов». М., 1993. С. 23.

^[15] Пушкарева Н. Л. Предмет и методы изучения истории повседневности // Этнографическое обозрение. 2004. – № 1.

^[16] Вальденфельс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности // Социо-Логос. М.: Прогресс, 1991. С. 42.

^[17] Там же. С. 56

^[18] Хлынина Т. П. Страницы социальной истории советской Адыгеи: повседневная жизнь населения области в 1920-е гг. Майкоп, 2005. С.4.

^[19] Кринко Е. Ф. Повседневность как научная категория и ее возможности в осмыслении советской истории // Труды ЮНЦ РАН. Т. V. Социальные и гуманитарные науки. Ростов – на – Дону, 2009. С. 204.

^[20] Булыгина Т. А. История повседневности и «новая локальная история»: исследовательское поле и исследовательский инструмент // Новая локальная история: социальные практики и повседневная жизнь горожан и сельских жителей. Интернет-конференция. 2010 // http://www.newlocalhistory.com/content/bulygina-ta-stavropol-istoriya-povsednevnosti-i-novaya-lokalnaya-istoriya-issledovatelskoe.

^[21] Лелеко В. Пространство повседневности в европейской культуре. СПб., 2002. С. 103.

^[22] Абрегова, Ж.О. Повседневная жизнь сельского населения Кубани (конец ХIХ – первая треть ХХ вв.) / Науч. ред. Э.А. Шеуджен. 2010. С. 17.

^[23] Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время. В поисках утраченного. М., 1997. С. 128.

^[24] Шеуджен Э.А. Адыги (черкесы) в пространстве исторической памяти. Москва-Майкоп, 2010. С. 120.

^[25] Балан А.В. Теория модернизации в методологии исторической науки. Режим доступа http://mmj.ru/history_theory.html?&article=118&cHash=c6d386eeaa; Кулаков В.В., Каширина Е.И. Методологические подходы к исследованию исторических процессов. Режим доступа http://klio.3dn.ru/publ/3-1-0-190

^[26] Витвицкая Н.М. Модернизация империя, государственный и периферийный национализм в славянских землях Российской и Австро-венгерской империй в XIXв. // Наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательство; право и управление. 2011. № 3.

^[27] Красильщиков В. А. Модернизация на пороге XXI века // Вопросы философии. – 1993. – № 7; Опыт Российских модернизаций XVIII – XX века. М., 2000; Гросул В.Я., Итенберг Б.С., Твардовская В. А., Шацилло К. Ф., Эймонтова Р. Г. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. М., 2000; Беленький И. Л. Консерватизм в России XVIII - начала XX вв. (Библиографический обзор отечественных исследований и публикаций второй половины XX в.) // Россия и современный мир. 2001. № – 4, 2002. № – 1-3; Шелохаев В. В. Состояние современного историографического поля российского либерализма и консерватизма. http://www.conservatism.narod.ru/shelohaevlShelokhaev2.dok. 5.10.2003; Шелохаев В. В. Российские реформы как теоретико-методологическая проблема // Реформы и революция. Т. I. M., 2002; Шелохаев В. В. Тип модернизации, тип интеллигенции // Россия в условиях трансформаций. Историко-политологический семинар. Выпуск 18-19. М., 2002 и др.

^[28] Карамзин Н. М. История государства Российского: В 12 т. М., 1998. T. I, VII, X; Соловьев С. М. Соч.: В 18 кн. М., 1998; Ключевский В. О. Соч.: В 9 т. М., 1989. T.VI; Терещенко А. В. История культуры русского народа. М., 2006; Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 2006; Забелин И. Е. Домашняя жизнь русских цариц. М., 2005 и др.

^[29] Харузин М. Н. Сведения о казацких общинах на Дону / Материалы для обычного права. Вып. 3. М., 1885. Режим доступа http://www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m2/4/art.aspx?art_id=847

Попов Х. И. Мысли казака о казачестве, по поводу современных слухов // Донские войсковые ведомости. 1863. – № 20; Карасев А. А., Попов Х. И. Краткое историческое и статистическое описание Войска Донского. Новочеркасск, 1887; Номикосов С. Ф. Статистическое описание Области войска Донского. Новочеркасск, 1884. Гл. 12 // Дон. 1993. – № 5-6. С. 237-245; Номикосов С. Ф. Народный казачий быт // Дон. 1992. – № 1-2. С. 102; Греков А. М. Очерки экономического и хозяйственного быта населения Донской области. Таганрог. 1905.

^[30] Попко И. Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту. СПб., 1858. Краснодар, 1998; Попко И. Д. Терские казаки с стародавних времен. Вып.1. Гребенское войско. СПб., 1880.

Бойчук С. Г. Вклад Е. Д. Фелицына в изучение кубанского казачества //Казачество России: история и современность. Краснодар, 2002. С. 18-21; Фелицын Е. Д. Кошевые, войсковые и наказные атаманы бывшего Черноморского, Линейного и Кубанского казачьих войск. Екатеринодар, 1888; Короленко П. П. Переселение казаков на Кубань в 1861 г. // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1911. Т. 16; Короленко П. П. Материалы по истории Кубанского казачьего войска // Кубанский сборник. Екатеринодар. 1908. Т. 13; Щербина Ф. А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1910. Т. 1; 1913, Т. 2.

^[31] Максимов Е. Терское казачье войско. Историко-статистический очерк. Терский сборник. Вып. 1. Владикавказ, 1890; Максимов Е. Д. Очерки казачьей старины // Терские ведомости. 1909. – № 124,125,133.

^[32] Романченко И. Итоги народного образования в г. Ростове – на – Дону. Ростов – на – Дону, 1898; Филонов А. Очерки Дона. СПб., 1859 и др.

^[33] Кулиш И. Расслоение кубанского казачества в конце XIX – начале XX вв. // Труды Кубанского пединститута. Краснодар, 1930. Т. 1; Лола М. О кубанском казачестве. Ростов-н/Д.; Краснодар, 1926; Лихницкий Н. Классовая борьба и казачество на Кубани. Ростов-н/Д., 1931; Ладоха Г. Очерки гражданской борьбы на Кубани. Краснодар, 1923; Пономарев А. А. К характеристике расслоения северо-кавказской деревни. Ростов-н/Д., 1925 и др.

^[34] Футорянский Л. И. Казачество в период буржуазно-демократической революции в России: дис. … д-ра ист. наук. М., 1974.

^[35] Козлов А. И. На историческом повороте. Ростов-н/Д., 1977.

^[36] Гриценко Н. П. Из истории экономических связей и дружбы чечено-ингушского народа с великим русским народом. Грозный, 1965; Он же. Истоки дружбы. Грозный, 1975; Он же. Быт и нравы горцев и терских казаков. Их взаимное влияние друг на друга // Археолого-этнографический сборник. Грозный, 1969. Т. 3; Он же. Горский аул и казачья станица Терека накануне Великой Октябрьской социалистической революции. Грозный. 1972.

^[37] Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани. М., 1967; Заседателева Л. Б. Терские казаки (середина XVI - начало XX вв.): Историко-этнографические очерки. М., 1974; Фрадкина Н. Г., Новак Л. А. Старинный донской казачий костюм XVII – XIX веков // Донской народный костюм. Ростов-н/Д., 1986. С. 32–49; Новак Л., Фрадкина Н. Как у нас-то было на Тихом Дону. Историко-этнографический очерк. Ростов-на-Дону, 1985; Лазарев А. Г. Традиционное народное жилище донских казаков. Казачий курень. Ростов-н/Д., 1998; Юркин Н. Ф. Первая средняя школа на Кубани // Советская Кубань. 1980. – 14 октября; Макаев В. В. Жизнь и педагогическая деятельность Семенова Д.Д. Тбилиси, 1956; Миронов Б. Н. Грамотность в России. 1797-1917 // История СССР. 1985. – № 4; Коломиец В. Г. Очерки истории и культуры терского казачества. Нальчик, 1994 и др.

^[38] Казачество в Октябрьской революции и гражданской войне. Черкесск, 1984; Казачество в Октябрьской революции и гражданской войне. Черкесск, 1988; Проблемы развития казачьей культуры. Майкоп, 1977.

^[39] История народов Северного Кавказа. Конец XVIII – 1917 год. М., 1988; Крестьянство Северного Кавказа и Дона в период капитализма. Ростов-н/Д., 1990 и др.

^[40] Козлов С. А. О появлении русского казачества на Тереке // Вестник Ленинградского университета. Серия 2. История, языкознание, литература. Вып. 3. Л., 1988; Он же. Кавказ в судьбах казачества. СПб., 1996 и др.

^[41] Омельченко И. Л. Терское казачество. Владикавказ, 1991.

^[42] Хлыстов И. П. Дон в эпоху капитализма. 60-е – середина 90-х годов XIX века. Очерки из истории юга России. Ростов-на-Дону, 1962; Самарина Н.В. Донская буржуазия в период империализма (1900-1914). / Отв. ред. д.и.н. Демешина Е. И. Ростов-на-Дону, 1992; Самарина Н. В. Предпринимательство донских казаков в конце XIX - начале XX веков // Казаки России. Проблемы истории казачества. Вып. 4. М., 1994; Самарина Н.В. Реформы 60-70 годов XIX в. на Дону и казачество // Юго-восток России в XIX - начале XX в. Ростов-на-Дону, 1994.

^[43] Ратушняк В. Н. Сельскохозяйственное производство Северного Кавказа в конце XIX – начале XX веков. Ростов-н/Д., 1989.

^[44] Мальцев В. Н. Социально-экономическое положение Кубанской области в годы первой мировой войны 1914-1917 гг. : дис … канд. ист. наук. Краснодар, 1993.

^[45] Куценко И.Я. Кубанское казачество. Краснодар, 1993.

^[46] Куценко И.Я. Победители и побежденные. Кубанское казачество: история и судьбы. Имперский этнос. Краснодар, 2010.

^[47] Кром М. М. Повседневность как предмет исторического исследования (вместо предисловия) / М. М. Кром // История повседневности. Сб. науч. работ. СПб. : Изд. Европейского университета в СПб, 2003. С. 7.

^[48] Пушкарева Н. Л. Женщины Древней Руси. М., 1989; Пушкарева Н. Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница. М., 1997.

^[49] Муравьева О. С. Как воспитывали русского дворянина. М. 1999; Яковкина Н. И. Русское дворянство первой половины XIX в. Быт и традиции. СПб., 2002; Дворянские гнезда России: история, культура, архитектура: очерки / под ред. М. В. Нащокиной. М., 2000; Жукова Л. А. Социокультурные особенности российского дворянства (XVIII — нач. XX в.) // Преподавание истории в школе. 2007. – № 9. С. 39—46; Лаврентьева Е. В. Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет. М., 2005; Охлябинин С. Д. Повседневная жизнь русской усадьбы XIX в. М., 2006 и др.

^[50] Громыко М. Честь и достоинство // Родина. 1995. – № 1. С. 106—110; Потапова Н. Гори, свечей огарочек … // Родина. 2000. – № 3. С. 119—121; Шангина И. И. Русские девушки. СПб. : Азбука — классика, 2007; Шангина И. И. Русский традиционный быт: энциклопедический словарь. СПб., 2003 и др.

^[51] Белова В. Повседневная жизнь русского рабочего. Минск, 2003; Герасимов В. Г. Жизнь русского рабочего. М., 1999; Иллеш Б. Московский рабочий. М., 2001; Филимонов А. П. Рабочий класс. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем. М., 2004 и др.

^[52] Полилов Г. Т. Быт петербургского купечества. Петербургское купечество в XIX в. СПб., 2003; Мушкина Е. Девиц в семье было пятеро // Родина. 2005. – № 9. С. 87—90 и др.

^[53] Кошман Л. В. Город и городская жизнь в России XIX столетия. Социальные и культурные аспекты. М., 2008; Гончаров Ю. М. Городская семья Сибири второй половины XIX — нач. XX в. Барнаул. 2002 и др.

^[54] Кнабе Г. С. Вещь как феномен культуры // Музеи мира. М., 1991. С. 111-141; Салтыков А. Опыт социологического изучения посуды // Декоративное искусство СССР. 1973. – № 3; Голофаст В.Б. Люди и вещи // Социологический журнал. 2000. – № 1/2; Анохина Л. А., Крупянская Ю. К., Шмелева М. Н. Быт и его преобразование в период развитого социализма // Советская этнография. 1965. – № 4; Ушаков С. А. Количественный стиль: потребление в условиях символического дефицита // Социологические исследования. 1999. – № 3/4 и др.

^[55] Бондарь А. И. К вопросу о традиционной системе ценностей кубанского казачества // Из культурного наследия славянского населения Кубани. Краснодар, 1997; Семенюк Е. Ю. Ценности, поведения и образ жизни людей: проблема взаимодействия в повседневности // Проблемы повседневности в истории: образ жизни, сознания и методология изучения. Ставрополь, 2001; Матвеев О. В. Кубанское казачество в сословной структуре Российской империи и тенденции его развития в 60-80-е гг. XIX в. // Проблемы истории казачества. Волгоград, 1995 и др.

^[56] Бегунова А. Н. Сабли остры, кони быстры… М., 1992; Волобуев П., Булдаков В. Октябрьская революция: новые подходы к изучению // Вопросы истории. 1996. – № 5 – 6; Воскобойников Г.Л. Казачество в первой мировой войне. М., 1994; Казачьи войска. Хроника. М., 1992; Казачество в истории России. Краснодар, 1993; Прошлое и настоящее Кубани. Краснодар, 1994; Яковенко И. Подвижен, отчаян и храбр // Родина. 1995. – № 10; Чурсина В. И. Семейный уклад кубанского казачества: трансформация и проблемы возрождения // Российское казачество: проблемы истории и современность (к 310-й годовщине Кубанского казачьего войска). Краснодар, 2006; Она же. Добрые дела в контексте традиционной этики славян Кубани // Традиционная культура славянских народов в современном социокультурном пространстве: материалы V международной научно-практической конференции. Славянск – на – Кубани. 2008;

^[57] Коломиец В. Г. Очерки истории и культуры терского казачества. Нальчик, 1994; Недвига Н. Г. Кубанское казачество: религия, образ жизни и культура. Краснодар, 1997; Она же. Из истории взаимоотношений кубанского казачьего войска и православного духовенства // Первые кубанские литературно-исторические чтения. Краснодар, 1999.

^[58] Королев В. Н. Брак и семья у донских казаков // Астаховы и другие. М., 2001. С. 73–104; Рыблова М. А. Традиционные поселения и жилища донских казаков. Волгоград, 2002; Рыжкова Н. В. К вопросу о казачьей культуре // Исторические этюды. Вып. 5. Ростов – на – Дону. 2002. С.154-156; Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. Армавир, 2000; Матвеев О. В. Категория пространства в устной истории кубанского казачества // Дикаревские чтения. Краснодар, 2001; Матвеев О. В. Офицерский корпус в исторических представлениях кубанских казаков // Дворяне в истории и культуре Кубани. Краснодар, 2001; Он же. Историческая картина мира кубанского казачества (конец XVIII – начало XX в.). Краснодар, 2005; Матвеев О. В., Фролов Б. Е. Очерки истории форменной одежды кубанских казаков (конец XVIII – 1917). Краснодар, 2000; Проблемы повседневности в истории: образ жизни, сознание и методология изучения. Ставрополь, 2001; Жадан В. А. Войсковой певческий хор и его роль в становлении церковного пения в Черномории и Кубанской области (XIX – начало XX вв.) // Вторые Кубанские литературно-исторические чтения. Краснодар, 2000; Власкина Т. Ю. Источники изучения частной жизни донских казаков во второй половине XIX – начале XX вв. // Исторические этюды. Вып. 4. Ростов – на – Дону, 2000; Она же. Родильно-крестильный обрядовый комплекс казаков Дона: структура и содержательные характеристики // Исторические этюды. Вып. 5. Ростов – на – Дону, 2000; Виноградов В. Б., Нарожный Е. И. На Терекских берегах. Армавир, 1997; Край наш Ставрополье. Очерки истории. Ставрополь, 1999; Великая Н. Н. Особенности старообрядчества у гребенских казаков // Православие, традиционная культура, просвещение (К 2000-летию христианства). Краснодар, 2000; Она же. О развитии аренды казачьих земель Терской области в конце XIX – начале XX в. // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. Краснодар – Армавир, 2004; Она же. Роль православной церкви в жизни терских станиц в конце ХIХ - начале ХХ в. // Русская общественная мысль и православная церковь на Северном Кавказе. Кисловодск, 2004; Она же. Церковные приходы на Тереке в дореволюционный период // Вопросы казачьей истории и культуры. Вып. 5. Майкоп, 2010.

^[59] Федосов П. С. Линейное казачество в освоении степного Предкавказья в к. XVIII – нач. XX вв.: дис.... канд. ист. наук. Ставрополь, 2003; Гусев В. В. История казачьих станиц Центрального Предкавказья в конце XVIII – начале XX вв.: дис.... канд. ист. наук. Пятигорск, 2005; Лебедев Г. Ю. Индустриально-аграрное развитие Северного Кавказа в процессе модернизации российской экономики в 90-е годы XIX в. – начало XX в. (на материалах Ставрополья и Кубани): дис.... канд. ист. наук. Пятигорск, 2005; Моисеева О. В. Развитие кооперативных отношений на селе во второй половине XIX – начале XX вв. (на материалах Дона, Кубани и Ставрополья): дис.... канд. ист. наук. Новочеркасск, 2007; Карпенко А. Н. Донское казачество в ходе осуществления реформ второй половины XIX века: дис.... канд. ист. наук. М., 2008; Солонин Э. Казачество Северо-Восточного Кавказа в XVI – XIX вв.: дис.... канд. ист. наук. Пятигорск, 2008; Тернавский Н. А. Культура Кубанского казачества в конце XVIII – начале XX вв.: дис.... докт. ист. наук. Краснодар, 2004; Титоренко М. Ф. Социальная организация казачества Верхнего Прикубанья. 1790 – 1917 гг.: дис. … д-ра ист. наук. М., 2005; Книевский С. А. Самоуправление Терского казачества в XVI в. – 1917 г.: исторические корни и эволюция: дис. … канд. ист. наук. Ставрополь, 2005; Манузин Е. В. Образование и воспитание Кубанского казачества в XIX – начале XX века. Славянск – на – Кубани, 2007; Емельянов Ю. Н. Просвещение и воспитание в Кубанском казачьем войске. Славянск – на – Кубани. 2004; Голованова С. А. Казачество Терека и Кубани: этнополитические и культурно-исторические особенности становления и эволюции. Вторая половина XVI – конец XIX вв.: дис. … докт. ист. наук. Армавир. 2005.

^[60] Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). Собр. 3. СПб., 1881 – 1913. Т.1. № 353; Т.18. Ч. 1. № 15095, 15917, 15977; Т. 22. Ч. 1. № 21907 и др. Режим доступа http://www.nlr.ru/e-res/law_r/coll.php?part=1423

^[61] Сборник правительственных распоряжений по казачьим войскам. СПб., 1870-1917. Том V за 1869 год. СПБ., 1871. С. 9-13, 15-19; Том XXVIII за 1892 год. СПб, 1893. С.222-226; Том XXXXIII за 1907 год. СПб., 1908. С.169 и др.

^[62] Положение об общественном управлении станиц казачьих войск. - СПб., 1891; Законы о поземельном устройстве казачьих станиц. СПб., 1911.

^[63] Отчеты начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска за 1896, 1903 годы. Екатеринодар, 1897, 1904; Отчет начальника Терской области и наказного атамана Терского казачьего войска за 1905 год. Владикавказ, 1906; Статистические материалы для изучения станичного быта Терского казачьего войска / Сост. Благовещенский, Линтварев, Маркграф. Тифлис, 1878; Статистические таблицы населенных мест Терской области. Владикавказ, Т. 1. 1890; Маркграф О. и др. Статистические монографии по исследованию станичного быта Терского казачьего войска / Под ред. Н. Благовещенского. Владикавказ, 1881 и др.

^[64] Сборник сведений о Терской области. Вып. 1. / Под ред. Н. Благовещенского. Владикавказ, 1878; Ржевусский А. Терцы. Сборник исторических, бытовых и географическо-статистических сведений о Терском казачьем войске. Владикавказ, 1888; Краткое историческое описание и статистическое описание Войска донского / Под ред. Карасева А. А. и Попова Х. И. Новочеркасск, 1887; Краткий исторический очерк виноградарства на Дону. Материалы к истории Дона, сообщенные Ив. П. Поповым // Памятные книжки Области Войска Донского на 1898. Новочеркасск. 1897; Акты, характеризующие отношения войска Донского и духовенства // Памятные книжки Области Войска Донского на 1904. Новочеркасск, 1903 и др.

^[65] Минц С. С. Мемуары и российское дворянство. Источниковедческий аспект историко-психологического исследования. СПб., 1998.

^[66] Недбаевский М. И. Поведаю вам о старовыне…// Родная Кубань. – 1998. – № 4; Венеровский С. А. Воспоминания // Родная Кубань. – 1999. – № 4; Свидин И. Г. Спасибо за службу // Родная Кубань. 2005. № 3; Рой Н. Л. Мои подневольные скитания // Родная Кубань. – 2008. – № 2; Стратонов В. В. Раннее детство // Родная Кубань. – 2005. – № 4 и др.

^[67] Шкуро А. Г. Записки белого партизана // Трагедия казачества: В 2 т. Т. 1; Свидин Н. Тайна казачьего офицера. Краснодар, 2002; Елисеев Ф. И. Казаки на Кавказском фронте. 1914-1917: Записки полковника Кубанского казачьего войска в тринадцати брошюрах-тетрадях. М., 2001; Корсакова Н. А. Материалы по истории и культуре кубанского казачества в архиве историка казачьего зарубежья Ф. И. Елисеева // Казачество России: история и современность. Краснодар, 2002. С. 81-83 и др.

^[68] Прийма И. Мои воспоминания // Родная Кубань. – 1999. – № 1; Дневник донского казака С. П. Полушкина. 1877-1878. СПб., 1880.

^[69] Рынков В. Периодическая печать: место в системе исторических источников // Отечественные архивы. – 2010. – № 3.

^[70] Донские войсковые ведомости. – 1862. – № 30-32, 39, 40; 1864. № 1-2; Донские областные ведомости. – 1875. – № 87; – 1882. – № 9, 10; Кубанские областные ведомости. – 1876 г. – 26 августа, 30 сентября; Терские ведомости. – 1899. – № 19-22, 1917, январь; Донской вестник. – 1866. № 1; – 1867. – № 29; – 1869. – № 2-4 и др.

^[71] Голованова С.А. Отдельные аспекты менталитета кубанского и терского казачества (XVIII—XIX вв.) // Социально-экономические, политические и исторические аспекты развития Кубани. Материалы межрегиональной научно-практической конференции. ХП Адлерские чтения. Краснодар, 2007. С. 69.

^[72] Бондарь Н. Воины и хлеборобы (некоторые аспекты мужской субкультуры кубанского казачества) // Православие, традиционная культура, просвещение. Краснодар, 2000. С. 92–95.

^[73] Золотов В. А., Демешина Е. И. Дон в первой русской революции. Исторический очерк. Ростов н/Д., 1981. С. 151-164, 184-205.

^[74] Урусов С. М. Станица Екатериноградская, Терской области Моздокского отдела // СМОМПК. Вып. 33. Тифлис, 1904. С. 11.

^[75] РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 808. Л. 23, 23 об.

^[76] Куценко И. Кубанское казачество. Краснодар, 1993. С. 256.

^[77] Кубанские областные ведомости. – 1917. – 4 июля. С. 3.

^[78] РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 808. Л. 23, 23 об.

^[79] Заседателева Л.Б. Специфика культурно-бытового уклада северокавказского казачества конца XIX – начала XX века // Археолого-этнографические исследования Северного Кавказа. Краснодар, 1984. С. 301.

^[80] РГВИА. Ф. 330. Оп. 61. Д. 325. Л. 10.

^[81] Романченко И. Итоги народного образования в г. Ростове – на – Дону. Ростов – на – Дону, 1898. С. 158, 159.

^[82] См. Манузин Е.В. Образование и воспитание кубанского казачества в XIX – начале XX века. Славянск – на – Кубани, 2007. С. 99.

^[83] Карпенко А.Н. Донское казачество в ходе осуществления реформ второй половины XIX века: дис.... канд. ист. наук. М., 2008. С. 175.

^[84] Гутиева Э. Ш. Осетинская интеллигенция в эпоху пореформенной модернизации (вторая пол. ХIХ – начало ХХ вв.): автореф. дис… канд. ист. наук. Владикавказ, 2009. С. 3.

^[85] Энциклопедия кубанского казачества / под общ. ред. В. Н. Ратушняка. Краснодар, 2011. С. 442.

^[86] ГАКК. Ф. Р-6с. Оп. 1. Д. 2. Л. 213.