Военное зодчество xvi – xvii вв. и его роль в становлении российской государственности
На правах рукописи
НОСОВ Константин Сергеевич
ВОЕННОЕ ЗОДЧЕСТВО XVI–XVII вв. И ЕГО РОЛЬ В СТАНОВЛЕНИИ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
Специальность 07.00.02 — Отечественная история
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Москва — 2009
Работа выполнена на кафедре истории российской государственности Российской академии государственной службы
при Президенте Российской Федерации
Научный консультант:
доктор исторический наук, профессор Пихоя Рудольф Германович
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, доцент Бондаренко Анна Фёдоровна
доктор исторических наук, профессор Изонов Виктор Владимирович
доктор исторических наук, профессор Мазуров Алексей Борисович
Ведущая организация:
Московский педагогический государственный университет
Защита состоится «____»________________2009 г. в ________часов на заседании диссертационного совета Д 502.006.04 при Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации по адресу: 119606, г. Москва, пр-т Вернадского, 84, ауд. ______________
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации.
Автореферат разослан «____»________________2009 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
доктор исторических наук, профессор О. Г. Малышева
I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования.
Крепостное строительство играло огромную роль на протяжении всей истории Русского государства. Даже само слово «город» в древнерусском языке означало именно укрепленное поселение, в отличие от неукрепленной деревни (в широком смысле). Все, что было окружено оборонительной стеной, называлось «городом». Более того, вплоть до конца XVII века слово «город» обозначало не только укрепленный населенный пункт, но и оборонительную стену или укрепления в целом. Укрепленных поселений и длинных оборонительных стен было так много, что скандинавы называли Русь Гардарики, что можно перевести как «страна городов» или «страна оград».
Проблематика крепостного строительства XVI–XVII вв. приобретает особую актуальность в свете отсутствия специальных исследований, посвященных оборонительному зодчеству этого периода. На настоящий момент исследованы лишь некоторые частные моменты. По контрасту с историей военного зодчества X–XV вв., изученной относительно неплохо, многие аспекты оборонительного зодчества XVI–XVII в. изучены явно недостаточно или не изучены вообще. Парадоксальность ситуации заключается в том, что именно от этого времени дошло значительное число памятников в хорошей степени сохранности, а XVII в. является первым веком истории России, обеспеченным массовыми документальными источниками. Между тем, появление многочисленных научно-популярных книг и путеводителей, на настоящий момент подменяющих научное исследование, свидетельствует об интересе к данной тематике и востребованности ее в обществе.
История Российской государственности неразрывно связана с историей оборонительных сооружений. На протяжении всего средневековья крепости были узлами обороны государства от вражеского нашествия и одновременно служили плацдармом для наступления собственных войск. Фортификации сыграли огромную роль в становлении, укреплении и расширении границ Русского государства в первые века независимости. Анализу крепостного строительства в этот сложный период и роли военного зодчества в становлении Российской государственности и посвящено настоящее исследование.
Объектом исследования является деятельность русского государства в области оборонительного строительства в XVI–XVII вв.
Предметом исследования служат памятники военного зодчества (крепости, остроги, пограничные укрепленные линии большой протяженности, фортификации городов, в том числе кремли), а также роль военного зодчества в становлении Российской государственности.
Хронологические рамки исследования охватывают два столетия — XVI–XVII вв. Исходный рубеж — это становление централизованного (или, по мнению других исследователей, единого) Русского государства, приходящийся на конец XV – начало XVI в. В это время Московское государство присоединяет последние остававшиеся независимыми республики (Новгород, 1478 г.; Псков, 1510 г.) и княжества (Тверское, 1485 г.; Смоленское, 1514 г.; Рязанское, 1521 г.). В результате полностью меняется военная политика — на смену стратегии обороны отдельных княжеств и республик приходит стратегия обороны страны в целом. Приглашение Иваном III ведущих итальянских мастеров положило начало новому стилю военного зодчества.
Верхняя граница исследования — последние годы XVII — первые годы XVIII в., т.е. до реформ Пётра I. Познакомившись с особенностями военного дела европейских государств, Пётр I реорганизует всю систему вооруженных сил. Полностью меняется и военно-инженерное искусство: крепости с этого времени строятся по западноевропейскому образцу. Помимо конструктивных изменений происходят значительные изменения и в военной лексике. Старая военно-инженерная терминология уходит в прошлое, многие термины меняют свое значение, активно заимствуются западноевропейские слова. С начала XVIII в. меняется и состав государственных учреждений.
Территориальные границы исследования охватывают всю территорию Русского государства. Они изменяются вместе с изменениями границ государства, вызванными войнами с Ливонией, Речью Посполитой, Швецией, покорением Казанского и других ханств, освоением территории Сибири, южной «украйны» и т.д.
Степень научной разработанности темы и источниковая база исследования освещается в первой главе диссертации. Анализ научной литературы показывает явно недостаточную изученность военного зодчества XVI–XVII вв. В историографии отсутствуют всесторонние исследования этой темы. Единственной общей работой, в которой затрагивается ряд аспектов оборонительного зодчества рассматриваемого периода, остается труд Ф. Ф. Ласковского, увидевший свет более 150 лет назад[1]. Ряд положений этой работы к настоящему времени устарел и требует пересмотра. Исследователи XX в. значительно преуспели в изучении отдельных памятников крепостного зодчества XVI–XVII вв., но комплексного исследования русской фортификации этого периода так и не появилось. Многие аспекты оборонительного зодчества XVI–XVII вв. остались вне поля зрения исследователей. В частности, историографический анализ отдельных аспектов военного зодчества показывает отсутствие специальных исследований и крайне слабую изученность вопросов, которым посвящена настоящая работа.
В то же время, XVI и особенно XVII в. достаточно обеспечены источниками, позволяющими раскрыть многие аспекты военного зодчества: конструкцию и терминологию отдельных элементов, материальные и трудозатраты на возведение крепостей, топографию государственных учреждений, распределение людей и артиллерии по крепостям и отдельным фортификационным элементам.
Привлечение многочисленных письменных (как опубликованных, так и архивных), изобразительных и картографических источников, в совокупности с изучением материальных памятников (сохранившихся крепостей, образцов строительного раствора) позволило соискателю провести комплексное исследование оборонительных сооружений XVI–XVII вв. Применение естественно-научных методов дало возможность существенно расширить источниковый потенциал исследования.
Цель исследования состоит в комплексном изучении особенностей русского военного зодчества XVI–XVII вв. и анализе взаимосвязи оборонительного строительства с Российской государственностью. Для достижения поставленной цели необходимо было решить следующие задачи:
1. Определить значения фортификационных терминов. Без понимания смысла терминов невозможно правильное понимание уровня развития военного зодчества. Многие военно-инженерные термины раньше имели совсем иной смысл, чем сегодня. Для понимания их значения в XVI–XVII вв. нужно было проследить историю наименования оборонительных сооружений на Руси, начиная со значительно более раннего периода, а именно с XI в., от которого до нас дошли списки древнейших письменных памятников, где хоть в малой степени уделяется внимание терминам оборонительного зодчества.
2. Детально проанализировать государственную политику в отношении оборонительного строительства. При этом нужно было проследить стратегию обороны страны по каждой границе в хронологическом порядке в зависимости от политической обстановки и выявить сильные и слабые стороны политики каждого царя.
3. Изучить особенности конструкции крепостей рассматриваемого периода, определить общие тенденции и оценить итальянское влияние, сказавшееся на формах крепостей конца XV–XVII вв.
4. Проанализировать строительные растворы ряда сохранившихся памятников крепостного зодчества с целью выявить компонентный состав, датирующие признаки и прочностные характеристики. Сравнить характеристики строительных растворов русских крепостей рассматриваемого времени со строительными растворами древнерусских и западноевропейских крепостей.
5. Произвести расчет трудозатрат и стоимости возведения укреплений, чтобы понять насколько возведение крепостей было трудоемким и рентабельным для государства и какими соображениями могло руководствоваться правительство в вопросах военного зодчества.
6. Исследовать топографию государственных учреждений в древнерусских городах. Выявить особенности распределения государственных учреждений в городах XVI–XVII вв., сравнить их топографию с городами более раннего времени, установить место кремлей в системе государственного и местного управления.
7. Изучить обеспечение крепостей людьми и артиллерией. Выявить состав гарнизонов и артиллерийское обеспечение крепостей в разных регионах, в пограничных крепостях и в тыловых городах. Исследовать закономерности распределения людей и артиллерии по отдельным фортификационным элементам внутри крепости (воротам, башням, пряслам и т.д.).
Методологическую основу исследования составляют принципы историзма, научной объективности, системности и всесторонности. Главенствующей признается роль изучения источников при критическом анализе фактического материала.
При изучении истории фортификации невозможно не учитывать геополитический и цивилизационный аспекты. Действительно, исследуя военное зодчество XVI–XVII вв. можно говорить о его существовании в определенной географической и политической ситуации (в условиях становления централизованного Русского государства) и присущем ему национальном своеобразии и самобытных чертах.
Объект исследования рассматривается как структура, состоящая из органически связанных частей, представляющих собой единое функционирующее целое. Мы не можем рассматривать государственную политику в области обороны страны в отрыве от крепостного зодчества, составляющего ее органическую часть, а крепостное зодчество в отрыве от его компонентов — строительных материалов, экономики строительства, архитектурных решений, терминологии.
Таким образом, системно-исторический метод составляет важнейшую базу настоящего исследования. Он помогает изучить особенности русского военного зодчества, раскрыть закономерности его развития на протяжении рассматриваемого нами исторического периода во взаимосвязи со становлением Российской государственности. В рамках системного подхода различные аспекты проблемы, изучаемой в диссертации, дают комплексное представление о военном зодчестве в России XVI–XVII вв.
Большое значение в исследовании имел сравнительно-исторический (компаративный) метод. В ходе исследования русского военного зодчества были выявлены как черты итальянского влияния, так и самобытные черты русских крепостей. При расчете трудозатрат и себестоимости фортификаций компаративный анализ позволил установить высочайшую трудоемкость и стоимость каменных оборонительных сооружений. Сравнение данных о топографии государственных учреждений в южном, северо-западном и северо-восточном регионе страны показало своеобразие систем управления в зависимости от региона и их неоднозначную взаимосвязь с укрепленным центром города.
По целям и задачам исследование является историческим, но методы исследования не ограничивались исключительно историческими. Наряду с последними, использовались и естественно-научные методы (математический аппарат, петрографический и химический методы анализа). Использование математического аппарата позволило рассчитать трудозатраты и себестоимость возведения различных типов укреплений. Совокупное применение петрографического и химического методов анализа дало возможность установить точный состав строительных растворов ряда крепостей. Применение приемов точных наук обеспечило необходимый уровень доказательности при исследовании технологии строительства памятников оборонительного зодчества.
Таким образом, настоящее исследование с методологической точки зрения является междисциплинарным, так как для решения исторических задач в нем привлекаются не только исторические, но и современные естественно-научные методы исследования. Широкий спектр методов исследования способствовал достижению поставленной цели — комплексному исследованию русской фортификации XVI–XVII вв.
Научная новизна работы заключается в том, что благодаря исследованию многих аспектов военного зодчества XVI–XVII вв., а также применению современных естественно-научных методов для решения ряда поставленных задач, впервые дана комплексная оценка истории русской фортификации рассматриваемого периода.
Впервые проведено полное изучение значения терминов крепостного зодчества XI–XVII вв., рассчитаны трудозатраты и стоимость возведения укреплений, выполнен анализ строительных растворов ряда крепостей, оценена роль крепостей в политике государства, исследована топография государственных учреждений в городе и выявлены особенности распределения людей и артиллерии по крепостям разных регионов и отдельным видам укреплений внутри крепости. Благодаря комплексному подходу, теперь четко обрисовывается вся структура военного зодчества XVI–XVII вв.: конструкция и терминология отдельных элементов, строительные приемы и материалы, деятельность государства по возведению и обеспечению крепостей людьми и артиллерией, а также место кремлей в системе государственного управления.
Выявлен ные в процессе работы в архивах документы, позволившие по-новому взглянуть на ряд важных аспектов русского военного зодчества XVI–XVII вв., публикуются в приложении к диссертации и впервые вводятся автором в научный оборот.
Соискателем поставлена и решена значительная научная проблема — выявлены особенности русского военного зодчества XVI–XVII вв. и установлена его роль в становлении Российской государственности.
Научно-практическая значимость исследования состоит в том, что отдельные положения диссертации могут быть положены в основу новых исследований как по истории военного зодчества, так и по истории государственного управления. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы при написании общих трудов по истории оборонительного зодчества, военной политике государства, топографии государственных учреждений и истории государственного управления в России. Положения диссертации могут быть использованы в преподавании спецкурсов по отечественной истории и истории военного дела на Руси.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Русское военное зодчество XVI–XVII вв. существенно отличалось от оборонительного зодчества как предшествующей эпохи, так и последующего времени. Комплексное исследование крепостей рассматриваемого периода выявило целый ряд отличий в терминологии, конструкции, строительных материалах и приемах. Несомненно итальянское влияние на русскую каменно-кирпичную фортификацию рассматриваемого периода, но при этом русские крепости сохраняли и свои самобытные черты.
2. Государственная политика в области оборонительного строительства в XVI–XVII вв. отличается высокой активностью. Однако государи по-разному оценивали стратегическую значимость разных регионов страны, вследствие чего их политика в отношении крепостного строительства заметно отличалась, а защищенность отдельных границ крепостями иногда оказывалась недостаточной и возникала необходимость принятия срочных мер.
3. Возведение каменных и каменно-кирпичных крепостей было очень трудоемким и дорогостоящим мероприятием. Несмотря на это, государство часто отдавало предпочтение именно таким фортификациям, а не более простым и дешевым деревянным. Каменные и каменно-кирпичные крепости были особенно необходимы в европейской части страны, где потенциальный противник был оснащен мощной осадной артиллерией. В южном и восточном регионах страны вполне оправданным оказывалось возведение более простых и дешевых деревянных укреплений. Однако и здесь, как показал расчет и анализ документов, правительство в первую очередь руководствовалось долгосрочными интересами государства и требованиями обороноспособности и уже потом экономическими соображениями: стратегически важные крепости имели более трудоемкие и дорогие роскаты, башни и рубленные стены, а не простой тын.
4. Состав и численность гарнизонов крепостей разных регионов страны и разного стратегического значения сильно отличались. Чем ближе к границе находилась крепость и чем большее стратегическое значение она имела, тем больший процент в составе ее гарнизона составляли служилые люди. Некоторые крупные тыловые города-крепости порой имели весьма многочисленные гарнизоны, но большую часть этих гарнизонов составляло гражданское население. Крепости были крайне неравномерно оснащены артиллерией — как по общему числу, так и по типам орудий. Лучше других были обеспечены артиллерией Москва и крупные города на западе и северо-западе страны (Смоленск, Псков, Новгород). В южных же, даже пограничных, крепостях число орудий было намного меньше. Наибольшее внимание в обороне каждой крепости придавалось воротным башням. Именно им приписывалось наибольшее число людей, как правило, профессиональных военных, а также наибольшее число орудий. Следующим по значимости оборонительным элементом считались башни, а последним — прясла.
Апробация результатов. Основные положения и выводы диссертации отражены в 22 публикациях автора общим объемом более 50 печатных листов. Они представлены в 5 монографиях, 16 статьях в журналах и сборниках (в том числе в 8 статьях в журналах, рекомендованных ВАК), докладывались на международной научной конференции (Ростов-на-Дону, 2008). Материал диссертации обсуждался и был одобрен на кафедре истории российской государственности Российской академии государственной службы при Президенте РФ.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, семи глав, заключения, библиографического списка, списка сокращений и 8 приложений. Материал работы изложен на 761 странице машинописного текста, содержит 21 таблицу и 87 фотографий (шлифов строительного раствора и мест отбора проб).
II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, определяется объект и предмет исследования, хронологические рамки и территориальные границы исследования, состояние научной разработанности темы, формулируются цель и задачи работы, раскрывается методологическая основа исследования, оценивается научная новизна и научно-практическая значимость работы.
В первой главе «Историография и источниковая база исследования» представлен историографический анализ и показана источниковая база исследования.
Первый параграф («Общие работы по истории русского средневекового военного зодчества») посвящен истории становления науки о военном зодчестве и исследованиям как общего плана, так и отдельных памятников. Несмотря на внушительный объем проведенных исследований, единственной значительной обобщающей работой по истории русской фортификации XVI–XVII вв. остается труд Ф. Ф. Ласковского, написанный более 150 лет назад[2]. Многие его положения требуют пересмотра и дополнения в свете новых опубликованных источников и многочисленных исследований отдельных памятников.
Во втором параграфе первой главы («Историография по отдельным аспектам исследования») освещается степень научной разработанности каждого аспекта настоящего исследования. Ниже кратко рассмотрены основные положения этого раздела.
Древнерусским терминам военного зодчества уделялось непростительно мало внимания. Хотя еще в XIX в. появились словари древнерусского языка, самым известным из которых стал словарь И. И. Срезневского[3], а в последней четверти XX в. началось издание двух многотомных словарей древнерусского языка[4], исследовательский процесс в этой области еще далек от завершения — к настоящему времени издание словарей еще не закончено, но уже печатаются дополнения и исправления. Термины военного зодчества вошли в указанные словари, но изучены явно недостаточно. Весьма кратко термины XI–XVII вв. рассматривались также в работах Ф. Ф. Ласковского, М. А. Фриде, П. А. Раппопорта, В. Б. Силиной и Ю. Ю. Моргунова[5]. Основным предметом исследования М. Г. Каменных[6] была военная лексика периода Отечественной войны 1812 г. Более старых терминов автор почти не касается. До сих пор значение некоторых терминов остается неясным, другие термины требуют уточнения, а порой и пересмотра значения. Первое упоминание фортификационных терминов, эволюция их значений во времени и территориальные границы их использования обычно оставались вне поля зрения как названных исследователей, так и составителей словарей древнерусского языка.
Стратегия крепостного строительства до начала XVI в. достаточно подробно освещается в работах П. А. Раппопорта[7] и В. В. Косточкина[8]. Рассматриваемый период — XVI–XVII вв. — в целом остался малоисследованным. Хотя Ф. Ф. Ласковский приводит даты возведения отдельных крепостей, соотнося их с четырьмя границами (северной, восточной, западной и южной)[9], но он не ставил целью проследить крепостное строительство в хронологическом порядке, выявить его общие закономерности для каждого периода и определить сильные и слабые стороны политики оборонительного строительства каждого государя. Более того, в свете новых данных многие датировки возведения крепостей нуждаются в пересмотре. В. М. Казаринов[10] определил задачи обороны Московского государства и распределение укреплений по границам, но основное внимание уделил истории отдельных крепостей, а не стратегии обороны страны в целом. В. В. Косточкин предваряет исследование деятельности Федора Коня кратким описанием стратегии крепостного строительства, но только в самом конце XVI в.[11]
Из историографического обзора (глава 1.1) следует, что конструкция крепостей XVI–XVII вв. изучена недостаточно. Внимание уделялось либо отдельным крепостям, либо отдельным аспектам оборонительного зодчества этого периода. Единственная работа, в которой рассматривается конструкция крепостей XVI–XVII вв. в общем, работа Ф. Ф. Ласковского, вышла в свет более 150 лет назад и сегодня ряд ее положений требует пересмотра.
Судьбы и деятельность крупнейших «фряжских мастеров» были предметом исследований И. А. Бондаренко[12], Ю. Кивимяэ[13], В. Н. Лазарева[14], В. М. Неделина[15], С. С. Подъяпольского[16] и Б. Н. Флоря[17]. Привлекала внимание ученых и тема «итальянизмов» в русском зодчестве, однако большинство исследователей фокусировали свое внимание на культовых сооружениях, почти не касаясь оборонительного зодчества[18]. Для Ивангородской крепости итальянское влияние было изучено М. И. Мильчиком[19], а для Беклемишевской башни Московского Кремля — А. В. Воробьевым и С. С. Подъяпольским[20]. Итальянское влияние на русское оборонительное зодчество в целом пока остается малоизученным. Оно стало предметом исследования лишь небольшой статьи М. И. Мильчика[21]. В ней ученый составил хронологию деятельности итальянских мастеров в России и определил проблемы дальнейшего изучения итальянского влияния на русские кремли. Однако конкретные конструктивные элементы, появившиеся в русской фортификации под итальянским влиянием, были лишь намечены исследователем. Они, несомненно, требуют дальнейшего изучения и раскрытия, попытка чего и предпринята нами в настоящей работе. Не рассматривал М. И. Мильчик и черты самобытности русских кремлей конца XV – первой трети XVI в.
Исследователей строительных растворов древнерусских памятников в основном привлекали культовые сооружения, как правило, домонгольского периода. На сегодня изучено около 140 строительных растворов для примерно 100 древнерусских памятников. Из них около 80 памятников датируются XI–XIII вв., 8 — XIV–XV вв. и 13 — XVI–XVII вв. На долю сооружений оборонительного зодчества приходится только 7 памятников: один датируется XI в., 2 — XV в., 3 — XVI в. и один — XVII в. Если памятники зодчества Древней Руси изучены относительно неплохо, то этого никак нельзя сказать о памятниках XIV в. и позднее.
Положение осложняется тем, что разные исследователи проводили анализы по различным методикам, что зачастую не позволяет сравнивать результаты анализов. Даже методы анализа разнятся: в одних случаях это исключительно петрографический метод анализа[22], в других — только химический[23], в третьих — лишь гранулометрический[24], в четвертых —сочетание гранулометрического и химического методов[25], в пятых —петрографического и гранулометрического[26], в шестых —петрографического и химического[27], в седьмых — механического, петрографического и химического[28], в восьмых — гранулометрического, петрографического и микроспектровидеофотометрического методов анализа[29]. Выбор метода в большинстве случаев не обосновывался. Не наблюдается и совершенствования методов анализа. Казалось бы, наилучшие результаты должен дать комплексный подход с использованием трех методов анализа. Однако такие анализы проводились только в 1978 и 2004 г. В большинстве исследований прибегали только к одному из этих методов. Несомненно, настало время выработать оптимальный метод анализа строительных растворов и проводить анализ по одинаковым методикам.
Процесс строительства крепостей и трудозатраты на него исследованы мало. Выполнено лишь несколько расчетов трудозатрат для памятников XII–XV вв., причем в основном для культовых сооружений. В. В. Косточкин и Я. Н. Трофимов провели расчеты трудозатрат на строительство Московского кремля 1366–1367 гг.[30]. Подобный расчет был произведен и для церкви Покрова на Нерли[31]. С. В. Заграевский показал, что храм из белого камня должен был обходиться дороже такого же кирпичного в 10,1 раза[32]. С. А. Шаров-Делоне рассчитал трудозатраты для ряда культовых и гражданских сооружений XII в.[33] Из оборонительных сооружений он рассчитал трудозатраты на возведение Золотых и Серебряных ворот во Владимире и каменных стен в Боголюбове, не ставя, однако, цель определить трудозатраты на возведение всех оборонительных сооружений крепости. П. А. Раппопорт подсчитал трудозатраты и примерную численность бригады строителей для возведения дерево-земляных укреплений в трех крепостях XII–XV вв.[34]. А. В. Коробейников собрал воедино данные по производительности труда и расчетам трудозатрат на разработку грунтов и создание древних земляных сооружений в разных регионах России и за рубежом, выявил достоинства и недостатки различных нормативов на земляные работы и определил качества идеального норматива, рассчитал трудоемкость отсыпки и дернования погонного метра абстрактного земляного вала[35]. Таким образом, расчет трудоемкости возведения крепостей XVI–XVII вв. до сих пор оставался вне поля зрения исследователей.
Расчет себестоимости разных типов укреплений и сравнительный анализ трудозатрат по их возведению до сих пор не производился. Только В. М. Важинский в документах XVII в. выявил средний расход материалов на строительство деревянной башни, ослонку сажени вала и устройство надолбов, обнаружил указания на оплату работы наемных рабочих по устройству сажени земляного вала[36]. Однако исследователь не касался других типов укреплений, не производил полный расчет стоимости возведения укреплений (с учетом материалов и работы) и не сравнивал себестоимость и трудозатраты для укреплений различных типов.
История развития древнерусских городов давно привлекала внимание как историков, так и архитекторов. Историков интересовал вопрос о том, какие поселения можно причислять к городам, и общие закономерности градообразования и градостроительства, прежде всего причины и движущие силы возникновения городов, состав населения, формы землевладения в городе. Хороший обзор историографии этих вопросов представлен в недавней работе Я. Е. Водарского[37]. Архитекторы рассматривали проблемы планировочной структуры, объемно-пространственной композиции, образы отдельных городов и архитектурные доминанты их ансамблей[38]. В некоторых работах изучалась топография отдельных городов[39], но общие тенденции изменения социальной топографии и их региональная специфика не рассматривались. Особенно это касается топографии государственных учреждений. По-разному оценивается и роль кремлей в структуре города. Для большинства отдельно взятых городов предназначение и социальная застройка кремлей сегодня вырисовывается достаточно ясно, но общие выводы о роли кремлей остаются ещё дискуссионными.
Состав и численность гарнизонов и артиллерийское оснащение русских крепостей до сих пор остаются недостаточно изученными аспектами. Для Сибирских крепостей и острогов эти темы получили освещение в работах О. В. Внуковой[40], А. О. Кауфмана[41], П. П. Лизогуба[42], А. Ю. Огурцова[43], В. Д. Пузанова[44] и Д. О. Скульмовского[45]. Гарнизоны и вооружение русских крепостей европейской части страны изучены значительно меньше — определенное внимание было уделено только гарнизонам Арзамаса[46], Пензы[47] и Пустозерска[48], а также заставам XVII в. на границе со Швецией[49]. В ряде других работ отмечалась численность служилых людей в гарнизонах[50], но при этом не учитывалось гражданское население, принимавшее самое деятельное участие в обороне и в то время всегда включавшееся в состав гарнизонов всех крепостей, кроме пограничных военных, где гражданское население отсутствовало. Особенности распределения людей и орудий по укреплениям (стенам, башням и воротам) никогда ранее не изучались.
Таким образом, историографический анализ отдельных аспектов военного зодчества показывает слабую изученность вопросов, которым посвящена данная работа.
Третий параграф («Источниковая база исследования») посвящен использовавшимся в работе источникам. Настоящее исследование основано на привлечении различных источников — письменных, изобразительных, картографических и вещественных. К письменным источникам относятся летописи, актовый материал, воинские книги и повести, мемуары очевидцев, записки иностранцев о Московии, публицистика. В диссертации использовались как опубликованные источники, так и неопубликованные материалы, обнаруженные в архивах. Изобразительные источники представлены зарисовками памятников очевидцами, картографические — планами городов, крепостей и острогов. Группа вещественных источников представлена сохранившимися памятниками оборонительного зодчества, образцами строительных материалов. Рассмотрим подробнее каждый вид источника.
Вплоть до конца XVI в. основу для изучения терминологии военного зодчества составляют летописные своды. Для исследования терминов до XIV в. наиболее интересны Лаврентьевская и Ипатьевская летописи[51]. Термины Московского княжества до конца XV в. наиболее полно представлены в Московском летописном своде конца XV в.[52] Для изучения терминологии в Тверском княжестве важное значение имеют Рогожский летописец и Тверской сборник[53]. Термины Новгородской и Псковской республик изучались по Новгородским и Псковским летописям[54]. На основе московских сводов возникли общерусские летописи. Наиболее репрезентативны Воскресенская[55] и Никоновская[56] летописи. Для исследования привлекались также и другие летописи: Летопись Авраамки, Типографская летопись, Львовская летопись, История о Казанском царстве, Новый летописец[57].
C XVI в. значительно увеличивается объем сохранившегося актового материала. XVII в. уже обеспечен массовыми документальными источниками. Основной источник по XVII в. — материалы официального делопроизводства. Терминология изучалась прежде всего по указам о возведении «городов» и острогов и отпискам воевод и стрелецких голов об исполнении указов, досмотре укреплений и пр. Расчет трудозатрат и стоимости укреплений основывался на описи укреплений и сметных росписях их ремонта, топография городов изучалась по писцовым и переписным книгам. Значительная часть этого актового материала опубликована в сборниках документов[58]. По документам Сибири важное значение имеют работы Н. Н. Оглоблина[59] и Г. Ф. Миллера[60].
Однако далеко не все источники XVII в. введены в научный оборот. Поэтому для исследования использовались материалы, хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) и в отделе рукописей Российской государственной библиотеки (РГБ ОР). В РГАДА изучались фонды 210 (Разрядный приказ)[61] и 396 (Архив Оружейной палаты)[62], в РГБ ОР — фонд 303 (Архив Троице-Сергиевой Лавры)[63].
Важнейшее значение для настоящего исследования имели три документа из фонда 210 (РГАДА): осадные списки Тулы (1629 г.)[64] и Белгорода (1633 и 1634 гг.)[65] и осадная роспись Крапивны (1629 г.). Осадная роспись Крапивны была обнаружена среди листов другого документа — осадного списка Тулы (листы 66–68, 71–75), в столбцы которого она попала, видимо, случайно. При анализе всех трех документов было обнаружено, что листы документов перепутаны. Исследование позволило установить правильную очередность листов и именно в таком варианте эти документы впервые вводятся в научный оборот и публикуются в приложениях к настоящей диссертации.
Большой интерес для исследования имеют записки русского путешественника XV в. Афанасия Никитина[66], мемуары А. М. Курбского[67] — крупного государственного деятеля XVI в., принимавшего самое активное участие в военных кампаниях того времени, и «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки»[68], составленный в начале XVII в. Анисимом Михайловым Радишевским. Ценную группу источников представляют собой записки иностранцев, посетивших Московию в XVI–XVII вв. Они интересны с разных точек зрения, в первую очередь как кладезь информации по вопросам терминологии, конструкции оборонительных сооружений того времени и стратегии обороны страны. Для настоящей работы привлекались записки Адама Олеария[69], Сигизмунда Герберштейна[70], Джерома Горсея[71] и Генриха Штадена[72].
Важную группу источников составляют изобразительные и картографические материалы. В первую очередь это Лицевой летописный свод и гравюры иностранцев, посетивших Россию в XVI–XVII вв., — С. Герберштейна, В. Гондиуса, А. Олеария и др. Ретроспективно привлекались и гравюры очевидцев, созданные в XVIII–XIX вв. и дореволюционные фотографии, особенно в тех случаях, когда на них изображены не дошедшие до наших дней фрагменты памятников оборонительного зодчества. Картографические материалы представлены картами XVI–XVII вв. и ретроспективно привлекаемыми планами XVIII в. — это карты из работ А. Олеария, С. Герберштейна, карты Москвы (так называемые «Кремленаград», «Петров чертеж», «Сигизмундов план», «Несвижский план») и др. Немаловажными для настоящего исследования были зарисовки и чертежи городов и укреплений, созданные Семеном Ремезовым в последние годы XVII – первые годы XVIII в.[73]
Большую и ведущую группу источников образуют вещественные. В первую очередь это дошедшие до нас или выявленные археологически памятники оборонительного зодчества. В ходе работы над диссертацией автор лично исследовал почти все сохранившиеся каменно-кирпичные крепости (в Вязьме, Гдове, Зарайске, Ивангороде, Изборске, Казани, Коломне, Копорье, Старой Ладоге, Москве, Нижнем Новгороде, Новгороде Великом, Острове, Порхове, Пскове, Ростове, Серпухове, Смоленске, Туле), фрагменты деревянных оборонительных сооружений Сумского и Братского острогов, а также ряд монастырей и земляных укреплений XVI–XVII вв. и более раннего времени. Проведенные натурные обследования позволили уточнить ряд конструктивных параметров и решить некоторые спорные вопросы обороноспособности.
Вторая группа вещественных источников представлена строительными растворами крепостей. Известковый кладочный раствор — это единственный строительный материал, полностью меняющий структуру в ходе строительства. В разные времена кладочные растворы имели различный компонентный состав, что позволяет предпринимать определенные шаги в направлении датирования памятников по строительным растворам.
Использование источников разных видов в их совокупности позволило выполнить цели и задачи, поставленные в исследовании.
Вторая глава «Терминология оборонительного зодчества» посвящена изучению терминологии военного зодчества на базе широкого привлечения письменных источников. Для терминов устанавливалось не только значение, но, по возможности, также территориальные границы использования и дата первого употребления. В первом параграфе анализируются общие понятия, такие как город, детинец, кремль и др. Во втором параграфе рассмотрены термины, связанные с деревянными укреплениями. Третий параграф посвящен терминам земляной фортификации. В четвертом параграфе исследуются термины, применявшиеся в каменном или кирпичном военном зодчестве.
Установлено, что термин кремль впервые встречается под 1315 г., а не под 1331 г., как считалось ранее[74]. Первые упоминания относятся к Твери. Обнаружено, что слово крепость в значении укрепления, фортификации, впервые встречается не в XVI в., а значительно раньше: под 1097 г., затем под 1216 г. Однако вплоть до конца XVII в. оно чаще имело значение частного укрепления (рва, вала и т.п.). Крепости использовались не только осажденными, но и осаждающими. Доказано, что самым древним термином для обозначения башни является столп, а не вежа. Позднее их сменили термины костер и стрельница. В середине XVI в. появилось слово башня, но оно не сразу вытеснило термин стрельница. Некоторое время оба термина сосуществовали. Установлено, что термины стена и город как оборонительная ограда не имели принципиальных различий, как считалось ранее[75]. Установлено, что слово заборола не было синонимом слов стена или город, а означало только боевую площадку наверху стены. В XVII в. термин облам заменил более старый термин заборола. Последний не исчез, а, по-видимому, изменил значение и продолжал иногда применяться для обозначения ограды в целом. Обламом следует называть боевую площадку с бруствером и кровлей, обычно располагавшуюся в верхней части стены. Использование этого термина по отношению только к выступу верхней части стены следует признать ошибочным. Исследование источников позволило установить, что термины гребля и гробля были синонимами и означали ров. Доказано, что эти термины никогда не означали плотину или вал, как думали некоторые исследователи[76].
Анализ ряда источников позволил уточнить значение терминов бык и роскат (раскат) и доказать, что они не были синонимами. Более того, ни один из них нельзя рассматривать исключительно как синоним слова «бастион». Каждый из этих терминов на протяжении XVII в. имел три значения, имеющих отношение к фортификации. Быком называли: 1) контрфорсы или укрепляющие пристройки к башням, реже стенам; 2) дерево-земляные укрепления, выведенные в сторону противника; 3) приземистые деревянные башнеподобные сооружения. Термин роскат означал: 1) пристройку к стене, реже башне; 2) башнеподобную постройку, деревянную или каменную; 3) земляной бастион. Установлено отличие роскатов от башен, показано, что роскаты использовались не только в обороне, но и в осаде.
Глава третья «Государственная политика в отношении крепостного строительства» посвящена изучению стратегии возведения оборонительных сооружений. В первом параграфе изучается оборонительное строительство в XVI в., во втором параграфе — оборонительное строительство в XVII в.
В первой трети XVI в. строительство ряда каменно-кирпичных крепостей к югу и востоку от Москвы позволило относительно обезопасить эти направления. В середине столетия было ликвидировано Казанское ханство, и активное строительство крепостей позволило закрепиться на этой территории. На юге и востоке было возведено множество городов-крепостей и созданы укрепленные линии. Укрепление побережья Белого моря ликвидировало угрозу вторжения с севера. Присоединение Астрахани дало выход в Каспийское море. На северо-западе оборона строилась на линии старых пограничных крепостей. В конце XVI в. в нижнем течении Волги были возведены крепости Самара, Царицын и Саратов. В Западной Сибири закрепились острогами на Оби и Иртыше. Западное направление было усилено двумя крепостями — Смоленском и Борисовом-городком, на северо-западном рубеже была дополнительно укреплена крепость Ладога, на юго-западной границе была построена каменная крепость Путивль. Наконец полноценные оборонительные сооружения получили посады Москвы (Белый город и Деревянный город).
К концу XVII в. южные и юго-восточные рубежи надежно защитили укрепленными линиями и крепостями. На севере укрепили не только побережье Белого моря, но и основные водные магистрали. Русское правительство уделяло недостаточно внимания укреплению северо-западной границы. Потеря Смоленска и ряда важных крепостей (Ивангород, Ям, Копорье, Орешек, Корела) по Столбовскому миру 1617 г. сильно снизило обороноспособность этой границы. И если на западных подступах к Москве спешно возвели крепости Можайск и Вязьму, то северо-западный регион оставался сильно ослаблен.
В главе четвертой «Конструкция крепостей конца XV–XVII вв.» исследуется конструкция крепостей — общие тенденции, отдельные фортификационные элементы и итальянские формы в русском оборонительном зодчестве.
В первом параграфе («Общие тенденции») определены главные направления и черты развития военного зодчества. Показано, что эволюция фортификации в рассматриваемый период происходила под влиянием огнестрельной артиллерии. Башни начинают равномерно распределять по периметру крепости. Появляются крепости правильной в плане геометрической формы. В XVI–XVII вв. широкое распространение получает метод сборного строительства крепостей, позволявший возводить крепости в кратчайшие сроки. Особую популярность в XVI в. приобретает создание чертежей и моделей укреплений.
Во втором параграфе («Конструктивные особенности») рассматриваются параметры и конструкции характерных элементов крепостей: рвов, стен, башен, ворот, тайников. Определены типичные размеры рвов, показано, что рвы часто «ослоняли» бревнами, но почти никогда в России не применяли каменные одежды. Изучены основные характеристики как каменно-кирпичных, деревянных рубленых и тыновых стен, так и варианты комбинированных укреплений. Определены размеры облама. Показано, что облам мог сочетаться не только с рубленой, но и с тыновой стеной, и даже находиться поверх земляного вала. Выделено несколько типов воротных проездов. Изучены различные конструкции тайников.
В третьем параграфе («Итальянское влияние») изучено итальянское влияние на русскую фортификацию. Благодаря итальянским мастерам в русской фортификации появились не только новые декоративные элементы (зубцы в форме ласточкиного хвоста, белокаменный поясок), но и важные для обороны технологии и конструкции (широкое использование кирпича, расширяющийся книзу цоколь, машикули, арки с внутренней стороны стены, бойницы подошвенного боя в стенах, предвратные отводные стрельницы, подъемные мосты). Вместе с тем, русские крепости не стали слепой копией итальянских, а сохранили элементы самобытности, сказавшиеся в форме бойниц, декоре, покрытии стен и башен, позднее в побелке.
В четвертом параграфе («Анализ строительных растворов») посредством петрографического и химического методов анализа изучен состав 12 кладочных растворов 7 русских крепостей XVI–XVII вв.: Нижний Новгород (1500–1517 гг.), Коломна (1525–1531 гг.), Зарайск (1528–1531 гг.), Серпухов (конец 1550-х гг.), Борисов-городок (1598 г.), Смоленск (1596–1602 гг.), Вязьма (1631–1634 гг.). Кроме того, для сравнения проанализированы: строительный раствор XIX в. (башня Волкова в Смоленске, снесена в 1833/1836 г., отстроена в 1877 г.) и современный раствор реставраторов из Смоленска, 3 раствора из средневековых укреплений Англии и Уэльса — Чепстоу (Chepstow, 1189–1219 гг.), Конуи (Conwy, 1280-е гг.), Кембер (Camber, 1539 г.) — и 4 раствора из римских фортов в Британии — Бердосуолд (Birdoswald, II в. н.э.), Колчестер (Colchester, I–III вв. н.э.), Рикалвер (Reculver, начало III в. н.э.), и Ричборо (Richborough, конец III в. н.э.).
На основании данных анализов для всех изученных растворов рассчитан известково-магнезиальный модуль, гидравлический (основной) модуль, частная глиноземистость, соотношение вяжущего и заполнителя.
Вяжущая масса в исследованных растворах известковая, редко известково-глинистая. Заполнителем в основном является кварцевый песок (SiO2), часто с примесью обломков пород (известняка и др.). Иногда явно присутствует недожженный известняк. Количество карбонатов не превышает 10% всего заполнителя, а, как правило, находится в пределах до 5%. Процентное соотношение вяжущего и заполнителя в исследованных растворах колеблется значительно: от 14% вяжущего на 85% заполнителя до 87% вяжущего на 10% заполнителя. Большинство растворов (10 из 12) относятся к жирным, один к тощим и только один — к нормальным. При этом подавляющее большинство жирных растворов являются чрезвычайно жирными с соотношением компонентов от 1:0,1 до 1:0,7. Состав изученных растворов порой значительно колеблется даже в пределах одного памятника, что свидетельствует о крайней неустойчивости рецептуры изготовления растворов. Большинство растворов маломагнезиальны, хотя встречаются также магнезиальный и доломитизированный растворы.
Раствор, примененный для возведения башни Волкова в 1877 г., доломитовый, тощий, по составу принципиально отличный от растворов XVI–XVII вв. Современный раствор реставраторов из Смоленска магнезиальный, жирный, близок по составу древнерусским растворам, но отличается крайне плохой перемешанностью. Исследованные растворы средневековых укреплений Англии и Уэльса также очень близки по составу растворам русских крепостей XVI–XVII вв. Они маломагнезиальны, два из них чрезвычайно жирные, один тощий. Все растворы известково-песчаные, с примесью карбонатов и очень низким содержанием цемянки (доли процента). Изученные римские растворы маломагнезиальны, по соотношению компонентов нормальные, лишь в Колчестере применен слабожирный раствор. Все римские растворы содержат обломки кирпича или кирпичную муку, хотя количество цемянки обычно незначительно и лишь в Ричборо достигает 10%.
Таким образом, все строительные растворы русских крепостей XVI–XVII вв. являются известково-песчаными, резко отличаясь от в основном известково-цемяночных растворов Древней Руси (XI–XIII вв.). Строительные технологии в XVI–XVII вв. принципиально отличались от принятых в домонгольский период, но близки растворам средневековых западноевропейских фортификаций.
В главе пятой «Оценка трудозатрат и стоимости возведения укреплений» выполнен расчет трудозатрат на строительство отдельных видов укреплений и крепостей в целом, а также определена стоимость различных по конструкции фортификаций.
В первом параграфе оценены трудозатраты на строительство крепости в целом. В качестве объекта исследования выбрана Смоленская крепость — важнейшая крепость на западной границе, построенная в 1596–1602 гг. Расчет основан на смете на постройку участка стены длиной «62 сажени с полусаженью и с четью аршина», составленной в 1692 г. Гурием Вахрамеевым.
Расчет позволил установить, что основные затраты труда шли на обтесывание камня (51% всех трудозатрат). Следующим по трудоемкости было изготовление кирпича (22%). Процесс кладки и забутовки стен требовал лишь незначительной работы (7%), примерно равной ломке камня в каменоломнях. Еще менее трудоемкими были создание фундамента (6%), приготовление строительного раствора (3%) и обжиг известняка (2%). Остальные работы потребовали менее 1% от общих трудозатрат. Расчет трудозатрат на строительство Московского кремля 1366–67 гг.[77] демонстрирует схожее распределение трудозатрат, что подтверждает правильность произведенных нами расчетов.
Суммарные трудозатраты (4010084 человеко-дней) на возведение Смоленской крепости 1596–1602 гг. превышают трудозатраты на строительство Московского кремля 1366–1367 гг. без учета транспортной составляющей в 8,4 раза. Это, однако, не должно удивлять, так как периметр Смоленской крепости был примерно в 3 раза больше, стены в 2,5 раза толще и в 1,2 раза выше, а число башен более чем в 4 раза превышало число башен Московского Кремля. Поэтому, даже без учета разницы в числе башен, трудозатраты на возведение Смоленской крепости должны быть в 9 раз больше.
Подсчитано, что ежегодно в течение 7 строительных сезонов (сезон принят равным 175 дням ввиду экстренности строительства) на стройке работало не менее 3274 человек, а всего к строительству крепости предположительно привлекалось около 7000 человек ежегодно.
Нами введены новые параметры, которые могут оказаться интересными при сравнении с данными других расчетов: трудозатраты на условный участок крепости, трудозатраты на погонный метр стены и трудозатраты на кубический метр кладки. За один участок крепости в нашем расчете принято прясло с одной прилегающей башней — именно на такие участки была разделена Смоленская крепостная стена, при строительстве насчитывавшая 38 участков. Этот параметр получается делением суммарных трудозатрат на число башен крепости. Второй параметр — трудозатраты на погонный метр стены — получается делением суммарных трудозатрат на общую протяженность стен. Наконец, трудозатраты на кубический метр кладки образуются делением суммарных трудозатрат на общий объем кладки.
Без учета транспортной составляющей получаем следующие результаты. Первый параметр для Смоленской крепости равен 105529 человеко-дням и всего в 2 раза (не в 9, как можно было бы ожидать, исходя из трудозатрат) больше, чем для Московского Кремля. Это отражает тенденцию к увеличению числа башен и их более частому расположению в крепостях XVI–XVII вв. по сравнению с крепостями XIV в.
Второй параметр (611 чел.-дней/м) отражает трудоемкость возведения единицы крепости. Как и следует из расчета, он больше для Смоленской крепости, так как ее стены толще и выше стен Московского кремля 1366–1367 гг. Однако он больше всего в 2,5 раза, а не в 9 раз, как можно было ожидать. Сказывается удешевление строительства крепостей при использовании кирпича по сравнению со строительством полностью из камня. Трудозатраты на погонный метр укреплений для каменно-кирпичной стены Смоленска примерно в 20 раз больше, чем для вала со срубной стеной наверху (Юрьев-Польский, Мстиславль) и в 136 раз больше по сравнению с валом с частоколом наверху (Хабаров городок)[78].
Третий параметр — трудозатраты на кубический метр кладки — для Смоленской крепости (8,0 чел.-дней/м3) лишь немногим меньше, чем для Московского Кремля (8,8 чел.-дней/м3). Это вполне объяснимо: стены Смоленска сложены из более дешевого (с точки зрения трудозатрат) кирпича; кроме того, стены крепостей имеют разную толщину, а значит и разное соотношение облицовочного материала и забутовки. При сравнении крепостей, сложенных из одинакового материала или имеющих равную толщину стен, этот параметр может дать более интересные результаты.
Накопление базы данных с подобного рода расчетами позволит выявить важные закономерности в строительстве крепостей из разных материалов и в разные исторические периоды. Расчеты, однако, должны проводиться по единой методике с тождественными исходными данными по трудозатратам на каждый вид работ.
Второй параграф посвящен расчету трудозатрат и себестоимости различных типов укреплений. В основу расчетов легли сметы и росписи материалов и расходов на ремонт оборонительных сооружений Новгорода в середине XVII в. Определен расход материала, стоимость материала и работ, общая себестоимость и трудозатраты на строительство деревянных рубленных стен (в расчете на 1 тарас, 1 саж. и 1 пог. м.), башен, быков и роската. Для сравнения были привлечены данные источников о стоимости укреплений других конструкций (каменных и каменно-кирпичных фортификаций, тыновой стены).
Себестоимость стен возрастала в ряду: тын — тарасы — каменная стена. Причем, если тыновая конструкция была не намного дешевле стены тарасами, то каменная стена была дороже стены тарасами более чем в 30 раз. Примерно в такой же зависимости изменялись и трудозатраты на возведение этих типов укреплений. Башни были более чем в 3 раза дороже тарасов стены и сложнее по конструкции (на что указывают примерно в 3 раза большие трудозатраты). Каменные башни были дороже деревянных в среднем в 30 раз, то есть настолько же, насколько каменные стены были дороже рубленных деревянных. Самыми дорогими и трудоемкими из башен (по крайней мере, деревянных) были проезжие – в 2–3 раза дороже глухих. Шестиугольные («круглые») башни были лишь ненамного дороже четырехугольных. Для рубленных стен стоимость работы была примерно равна стоимости материалов, но для башен большую часть стоимости составляли расходы на материалы (стоимость материалов превышала стоимость работы в 2–6 раз). Из деревянных укреплений самыми дорогими были роскаты – примерно в 3 раза дороже башен.
Себестоимость возведения каменной башни «с нуля» в середине XVII в. составляла от 500 до 1000 рублей (в зависимости от размеров, толщины стен, этажности и сложности конструкции — глухая, проезжая и т.д.), т. е. она обходилась в 20–40 раз дороже аналогичной деревянной. Каменные укрепления стоили целые состояния, о чем говорит сравнение с пошлинами, платившимися отдельными городами (Тверь — 700 рублей, Торжок — 800 рублей по данным на конец XVI в.), и стоимостью вотчин в XVI–XVII вв. (от 20 до 1000 руб., в среднем около 300 руб., крайне редко выше 500 руб.). На пошлину с некоторых городов можно было построить около 50 деревянных башен или всего одну каменную. Многие вотчины стоили дешевле одной каменной башни.
В главе шестой «Кремли в системе государственного и местного управления. Топография государственных учреждений в средневековых русских городах» исследована топографии государственных учреждений в крупных городах трех регионов Европейской части страны: юга (первый параграф), северо-запада (второй параграф) и северо-востока (третий параграф). Изучение местоположения государственных учреждений в городах, изменения их топографии во времени и территориальных предпочтений в распределении государственных учреждений в городах разных регионов позволяет сделать ряд выводов: Во-первых, социальная топография кремлей в XI–XVII вв. была неодинаковой и варьировалась от региона к региону. В целом, представление о дружинно-аристократическом детинце неверно, как неверна и точка зрения тех, кто видит в кремле только культовый или вечевой центр. Эти тезисы верны лишь для определенных регионов и определенных хронологических рамок. Во-вторых, по-разному складывалось взаимоотношение светской и духовной властей. Иногда они соседствовали в кремлях, иногда стремились разделиться. В-третьих, в особо крупных городах образовывались укрепленные предградья, куда выносились многие государственные учреждения. В-четвертых, городской собор и двор владыки в подавляющем большинстве случаев находились в кремле, поэтому кремль можно считать главным религиозным центром города. В-пятых, социальная топография кремлей в XVI–XVII вв. по сравнению с ранним временем становится более единообразной. За редкими исключениями она включает двор представителя светской власти, главный городской собор, двор владыки, основные государственные учреждения, осадные дворы.
Глава седьмая «Обеспечение крепостей людьми и артиллерией» посвящена изучению распределения гарнизонов и артиллерийского вооружения по крепостям разного стратегического значения (на примере 33 городов-крепостей) и особенностям распределения людей и орудий по отдельным видам укреплений (на примере Тулы, Крапивны и Белгорода).
Первый параграф («Гарнизоны») посвящен вопросам обеспечения крепостей людскими ресурсами. Установлено, что численность и состав гарнизонов сильно варьировались в зависимости от стратегического положения города-крепости. В глубоком тылу гарнизоны были довольно внушительные (около 1000 человек и более), но состояли большей частью из гражданского населения. Число служилых людей здесь обычно не превышало 5% от общей численности гарнизона. В крупных пограничных городах на западе и северо-западе страны держали более многочисленные гарнизоны (несколько тысяч человек), более чем наполовину состоявшие из служилых людей. В пограничных с «польской украйной» крепостях военные гарнизоны насчитывали от чуть более сотни до более тысячи человек. В крепостях между Белгородской и Засечной чертами в 1678 г. еще были сильные военные гарнизоны, в основном из служилых людей, гражданских здесь было очень мало. В южных городах, прикрытых двумя оборонительными линиями, гарнизоны были слабее и значительную часть в них составляло гражданское ополчение.
При распределении людей по укреплениям приоритет отдавался башням, в первую очередь воротным. Так, в Тульском кремле в 1629 г. к воротным башням было приписано от 10 до 15 человек и «голова», а к глухим — 5–6 человек (не считая пушкарей). На каждые 4–6 саж. прясла Тульского кремля приходился один защитник. На стенах острога концентрация защитников была выше: один защитник на участок стены от 1,2 до 1,6 саж. Защитники на башнях были вооружены исключительно ручными пищалями, в то время как на пряслах половина защитников могла быть вооружена пищалями, а половина рогатинами. Цитадель («город» или кремль) в основном поручали защищать наиболее надежным и хорошо подготовленным воинам — стрельцам. Им помогали их же родственники, дворники, реже посадские и крестьяне. Оборона же внешних укреплений (острога) чаще ложилась на плечи казаков, черкасов, иноземцев, вожей, ездоков, сторожей и гражданских.
Второй параграф («Вооружение крепостей») посвящен оснащению крепостей артиллерией. Показано, что оно было весьма неравномерным. Если число орудий в Москве и крупных городах на западе и северо-западе исчислялось несколькими сотнями, то в южных, даже пограничных, крепостях орудий было меньше — от нескольких единиц до нескольких десятков (исключение составляет только Белгород – 115 орудий в 1678 г.).
Распределение по типам орудий отличалось нерегулярностью: в одних городах больше половины орудий составляли затинные пищали, в других затинных пищалей не было вообще, зато присутствовали тюфяки, многоствольные и скорострельные орудия. Установлено, что каждую пушку, пищаль и тюфяк обычно обслуживали два пушкаря, затинную пищаль — один затинщик.
Неодинаковым было распределение артиллерийского вооружения по стенам и башням крепостей. В Туле орудия размещали только на башнях и воротах, причем даже не все башни имели хотя бы одно орудие. В Крапивне орудия были на каждой башне и на каждом прясле (по одной затинной пищали на прясло). В Белгороде орудия размещались в основном в башнях и воротах, но некоторые башни имели три орудия, зато другие не имели их вовсе. Редким примером равномерного распределения орудий по стенам и башням был Свияжск, где в 1565/66–1567/68 гг. почти на каждой башне и прясле находилось по одному орудию, к которому полагалось всего по два ядра и по два пороховых заряда. Видимо, каждый воевода или осадный голова решал вопрос распределения вооружения по-своему. Вооружение многих крепостей было явно недостаточным — зачастую его не хватило бы даже на то, чтобы разместить по одной пушке в каждой башне.
В Заключении сформулированы основные выводы исследования:
1. Установлено значение 60 терминов русской фортификации XI–XVII вв. Выделено три этапа развития военно-инженерной терминологии: XI–XIII вв., XIV–XV вв. и XVI–XVII вв. Для первого этапа характерна более или менее унифицированная терминология, для второго — появление региональных особенностей, для третьего — снова унификация терминологии. Эти явления напрямую связаны с политической обстановкой в стране и изменениями в русской государственности.
2. Проведен анализ государственной политики в области военно-инженерного строительства, что позволило установить стратегические приоритеты, степень защищенности каждой из границ государства, выявить сильные и слабые стороны политики отдельных государей. Показано, что на протяжении XVI–XVII вв. правительство энергично предпринимало меры по усилению обороноспособности страны: крепости строились на границах, на важных водных и сухопутных путях сообщения, для закрепления на вновь завоеванных землях, была сильно укреплена и Москва — главный «командный пункт» государства. Выявлено, что западная и северо-западная границы периодически оказывались недостаточно защищены крепостями, что вызывало необходимость принятия срочных мер.
3. Исследование конструкции крепостей конца XV–XVII вв. выявило общие тенденции и конструктивные особенности, а также характер и степень итальянского влияния на русскую фортификацию. Среди общих тенденций отмечено сильное влияние огнестрельной артиллерии; стремление к равномерному распределению башен, к правильной, «регулярной», плановой структуре; широкое использование в этот период метода сборного строительства, а также чертежей и моделей укреплений. Определены параметры и конструкции характерных элементов крепостей рассматриваемого периода: рвов, стен, башен, ворот, тайников. Установлен целый ряд фортификационных элементов, появившихся в русских крепостях под итальянским влиянием. Вместе с тем, доказано, что русские крепости не стали слепой копией итальянских и сохранили элементы самобытности. Показано, что итальянское влияние на русскую фортификацию было прогрессивным, но не новаторским.
4. Проведено исследование строительных растворов ряда крепостей XVI–XVII вв., выявлены особенности состава этого важнейшего строительного материала. Это позволяет воссоздавать строительный раствор для реставрационных работ и может помочь в датировке сохранившихся памятников. Установлено, что строительные растворы русских крепостей XVI–XVII вв. разительно отличаются по качественному и количественному составу от древнерусских, но близки строительным растворам средневековых западноевропейских фортификаций. Положено начало сравнению строительно-технических приемов военного и культового зодчества. Разработана методика анализа подобных памятников, которая позволит сравнивать результаты анализов.
5. Впервые произведен расчет трудозатрат и стоимости возведения различных типов укреплений, а также расчет трудозатрат на возведение крепости в целом (Смоленск, 1596–1602 гг.). Расчеты позволили оценить трудоемкость и рентабельность для государства крепостного строительства. Установлено, что: 1. Возведение таких мощных крепостей, как Смоленская 1596–1602 гг., было крайне трудоемким и требовало напряжения всех сил государства. 2. Для каменной и каменно-кирпичной фортификации наиболее трудоемким было обтесывание камня и его транспортировка, а также изготовление кирпича. Возведение крепостных стен было в несколько раз менее трудоемким. 3. Каменно-кирпичные оборонительные сооружения (с кирпичной облицовкой и заполнением бутовым камнем) при тех же размерах требовали меньших трудозатрат по сравнению с полностью каменными. Поэтому переход в конце XV в. на кирпич стал революцией в строительном деле в целом и в крепостном строительстве в частности. 4. Возводить каменные (и каменно-кирпичные) укрепления было намного дороже и сложнее, чем деревянные. Самыми дорогостоящими из деревянных укреплений были роскаты, далее шли башни, затем стены рубленой и тыновой конструкций. Тем не менее, предпочтение часто отдавалось каменным фортификациям и роскатам вместо башен. Следовательно, государство руководствовалось долгосрочными стратегическими целями, а не сиюминутными задачами, и политика государства в отношении военного зодчества определялась прежде всего требованиями обороноспособности и уже потом экономическими соображениями.
6. Исследована топография государственных учреждений в русских древнерусских городах. Установлено, что социальная топография кремлей на протяжении этого периода была неодинаковой и варьировалась от региона к региону. Определены хронологические и территориальные особенности топографии государственных учреждений и их распределение по укрепленным и неукрепленным площадкам городов.
7. Установлен состав и численность гарнизонов крепостей разного стратегического значения для разных регионов страны. Показано, что чем ближе к границе находилась крепость, тем выше процент в составе ее гарнизона служилых людей. Многочисленные гарнизоны крупных тыловых городов-крепостей большей частью состояли из гражданского населения, а не служилых людей. Анализ артиллерийского парка крепостей выявил крайне неравномерное оснащение их артиллерией как по общему числу, так и по типам орудий. Впервые исследован вопрос распределения людей и артиллерии по укреплениям внутри крепости. Выявлен следующий порядок значимости отдельных фортификационных элементов: воротная башня — глухая башня — прясло (в порядке уменьшения численности приписанных людей и орудий).
8. Впервые вводятся в научный оборот и публикуются три документа XVII в., хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА): осадные списки и росписи Тулы (1629 г.), Крапивны (1629 г.) и Белгорода (1633 и 1634 гг.). Для этих документов установлена правильная последовательность листов, что позволило выявить точные данные о распределении людей и орудий по укреплениям внутри крепостей.
Проведенное исследование позволило значительно пополнить знания о терминологии и конструктивных особенностях русского военного зодчества XVI–XVII вв., государственной политике в области оборонительного строительства, материальных аспектах обеспечения фортификационных сооружений, роли кремлей в системе управления; удалось закрыть многие «белые пятна». Конечно, тему русских крепостей и их роли в истории России ни в коей мере нельзя считать исчерпанной и закрытой. Однако выразим надежду, что данное исследование послужит одной из ступеней к более глубокому пониманию этой сложной, многогранной и очень интересной темы.
Публикации автора
Монографии:
- Носов К. С. Русские крепости и осадная техника VIII–XVII вв. / К. С. Носов. – СПб., 2003. – 176 с. (9,2 п.л.).
- Nossov K. Russian Fortresses 1480–1682 / K. Nossov. – Oxford, 2006. – 64 с. (3,2 п.л.).
- Nossov K. Russian Fortresses 862–1480 / K. Nossov. – Oxford, 2007. – 64 с. (3,2 п.л.).
- Носов К. С. Терминология оборонительного зодчества на Руси в XI–XVII вв. / К. С. Носов. – М., 2009. – 90 с. (5,6 п.л.)
- Носов К. С. Русские крепости конца XV–XVII вв. / К. С. Носов. – СПб., 2009. – 254 с. (20,6 п.л.)
Статьи, опубликованные в рекомендованных ВАК научных журналах:
- Носов К. С. Государственная политика в отношении крепостного строительства в период правления Ивана Грозного / К. С. Носов // Вестник РУДН. Серия: История России. – 2008 – № 5. – C. 124–128. (0,4 п.л.).
- Носов К. С. Стоимость деревянных оборонительных сооружений по новгородским росписям середины XVII в. / К. С. Носов // Российская история (бывший журнал «Отечественная история»). – 2009. – № 1. – С. 122–132. (0,7 п.л.)
- Носов К. С. Строительные растворы русских крепостей XVI–XVII вв. / К. С. Носов // Российская археология. – 2009. – № 1. – С. 152–161. (0,9 п.л.)
- Носов К. С. Военно-оборонительное строительство в России в XVII в. / К. С. Носов // Вопросы истории. – 2009. – № 3. – С. 114–124. (1,2 п.л.)
- Носов К. С. Русские крепости конца XV–XVII вв.: конструктивные особенности / К. С. Носов // Военно-исторический журнал. – 2009. – № 4. – С. 49–55. (1,2 п.л.)
- Носов К. С. Экономические соображения или военные требования?: Сравнительная себестоимость оборонительных сооружений в России середины XVII в. / К. С. Носов // Вестник РУДН. Серия: История России. – 2009. – № 2. – C. 76–84. (0,7 п.л.)
- Носов К. С. Топография светских и духовных учреждений в русских городах XI–XVII вв. / К. С. Носов // Вопросы истории. – 2009. – № 8. – С. 70–81. (1,0 п.л.)
- Носов К. С. Итальянское влияние на русское оборонительное зодчество / К. С. Носов // Военно-исторический журнал. – 2009. – № 5. – С. 46–51. (1,4 п.л.)
Другие научные публикации по теме диссертации:
- Носов К. С. О значении фортификационных терминов на Руси в XI–XVII вв.: Общие понятия и термины деревянного зодчества / К. С. Носов // Российская государственность: история и современность. – М., 2007. – С. 199–230. (1,2 п.л.).
- Носов К. С. Опыт расчета трудозатрат на строительство Смоленской крепости 1596–1602 гг. / К. С. Носов // Проблемы отечественной истории. – М., 2008. – С. 74–100. (1,1 п.л.).
- Носов К. С. Особенности русского оборонного зодчества XVII в.: бык и роскат / К. С. Носов // Альманах центра общественных экспертиз. – 2008. – Вып. 1. – С. 161–176. (0,8 п.л.).
- Носов К. С. О значении фортификационных терминов на Руси в XI–XVII вв.: Земляные и каменные укрепления / К. С. Носов // Ученые записки РАГС. – Вып. 2 (VIII). – М., 2008. – С. 149–175. (1,0 п.л.)
- Носов К. С., Зарощинская Н. О. Артиллерийское вооружение русских крепостей XVI–XVII вв. / К. С. Носов, Н. О. Зарощинская // Альманах центра общественных экспертиз. – 2008. – Вып. 2. – С. 174–196. (1,0 п.л.).
- Носов К. С. Стратегия оборонительного строительства в России в XVI в. / К. С. Носов // Ученые записки РАГС. – Вып. 1 (IX). – М., 2009. – С. 146–168. (1,2 п.л.).
- Лобзова Р. В., Носов К. С. Петрографическая характеристика строительных растворов русских крепостей XVI–XVII вв. / Р. В. Лобзова, К. С. Носов // Вестник РУДН. Серия: Инженерные исследования. – 2009. – № 1. – C. 91–98. (0,6 п.л.).
- Носов К. С. Гарнизоны русских крепостей XVI–XVII вв. / К. С. Носов // Проблемы отечественной истории. – Вып. 11. – М., 2009. – С. 5–32. (1,0 п.л.).
- Носов К. С. Итальянизмы в русском военном зодчестве конца XV–XVII вв. / К. С. Носов // Архитектура. Искусство. Археология: Проблемы изучения и сохранения культурного наследия: Материалы I международной научно-практической конференции. – Ростов-на-Дону, 2008. – С. 96–99. (0,1 п.л.).
Автореферат диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
НОСОВ Константин Сергеевич
Тема диссертационного исследования
«Военное зодчество XVI–XVII вв. и его роль в становлении Российской государственности»
Научный консультант
доктор исторических наук, профессор
Пихоя Рудольф Германович
Изготовление оригинал-макета
Носов К. С.
Подписано в печать _____________. Тираж 100 экз.
Усл. п.л. 2,1
Российская академия государственной службы
при Президенте Российской Федерации
Отпечатано ОПМТ РАГС. Заказ № ХХХ
119606 Москва, пр-т Вернадского, 84
[1] Ласковский Ф. Ф. Материалы для истории инженерного искусства в России. Ч. 1–3. – СПб., 1858–1865. Часть 1, посвященная истории русской фортификации с древнейших времен до Петра I, вышла в 1858 г.
[2] Ласковский Ф. Ф. Указ. соч. Ч. 1.
[3] Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. В 3 т. – СПб., 1893–1903.
[4] Словарь русского языка XI–XVII вв. – М., 1975 – по настоящее время; Словарь древнерусского языка XI–XIV вв. – М., 1988 – по настоящее время.
[5] Ласковский Ф. Ф. Указ. соч. Ч. 1.; Фриде М. А. Русские деревянные укрепления по древним литературным источникам // РАИМК. Т. 3. – Л., 1924. – С. 113–143; Раппопорт П. А. Очерки по истории русского военного зодчества X–XIII вв. // МИА. – Вып. 52. – М.–Л., 1956; Он же. Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточной и Северо-Западной Руси X–XV вв. // МИА. – Вып. 105. – М.–Л., 1961. Силина В. Б. Названия древнерусских крепостных сооружений // Кремли России. – М., 2003. – С. 53–64. Моргунов Ю. Ю. Фортификация Южной Руси X–XIII вв.: Автореферат дисс. … докт. ист. наук. М., 2007. С. 12, 16–17, 34.
[6] Каменных М. Г. К истории наименований фортификационных сооружений в русском языке. – Тбилиси, 1985.
[7] Раппопорт П. А. К вопросу о системе обороны Киевской земли: По материалам разведочно-маршрутного отряда экспедиции «Большой Киев» // КСИА АН УССР. – Вып. 3. – Киев, 1954. – С. 21–26. Он же. Очерки … X–XIII вв. – С. 166–176. Он же. Очерки … X–XV вв. – С. 183–203 и др.
[8] Косточкин В. В. Русское оборонное зодчество конца XIII – начала XVI вв. – М., 1962. – С. 23–77.
[9] Ласковский Ф. Указ. соч. Ч. 1. – С. 21–64.
[10] Казаринов В. М. Крепости Древней Руси. – М., 2002. – С. 147–386.
[11] Косточкин В. В. Государев мастер Федор Конь. – М., 1964. – С. 15–21.
[12] Бондаренко И.А. К вопросу о личности Антона Фрязина // Кремли России. М., 2003. С. 40–43.
[13] Кивимяэ Ю. Петр Фрязин или Петр Ганнибал? Итальянский архитектор в позднесредневековой Руси и Ливонии // Крепость Ивангород: Новые открытия. – СПб., 1997. – С. 236–245.
[14] См. обобщающую работу и библиографию в ней: Лазарев В. Н. Искусство средневековой Руси и Запад (XI–XV в.) // Византийское и древнерусское искусство. – М., 1978. – С. 227–296.
[15] Неделин В. М. Петрок Малой Фрязин — архитектор крепости Пронск. 1535 год // АН. Вып. 47. М., 2007. С. 57–67.
[16] Подъяпольский С. С. Архитектор Петрок Малой // Памятники русской архитектуры и монументального искусства: Стиль, атрибуции, датировки. – М., 1983. – С. 34–50. Он же. Деятельность итальянских мастеров на Руси и в других странах Европы в конце XV — начале XVI в. // Советское искусствознание. – №20. – М., 1986. – С. 62–91. Он же. Итальянские строительные мастера в России в конце XV — начале XVI века по данным письменных источников: опыт составления словаря // Реставрация и архитектурная археология: Новые материалы и исследования. – Вып. 1. – М., 1991. – С. 218–233.
[17] Флоря Б. Н. Русские посольства в Италию и начало строительства Московского Кремля // Государственные музеи Московского Кремля: Материалы и исследования. – Вып. 3. – М., 1980. – С. 12–18.
[18] Булкин В. А. Итальянизмы в древнерусском зодчестве конца XV–XVI вв. // Вестник ЛГУ. – 1973. – № 20. – С. 59–66; Он же. Итальянизмы в древнерусском зодчестве XVI в.: Дисс. … канд. искусствоведения. – Л., 1975; Баталов А. Л. Особенности «итальянизмов» в московском каменном зодчестве рубежа XVI–XVII вв. // АН. – Вып. 34. – М., 1986. – С. 238–245; Он же. Судьбы ренессансной традиции в средневековой культуре: итальянские формы в русской архитектуре XVI в. // Искусство христианского мира. – Вып. 5. – М., 2001. – С. 135–142.
[19] Мильчик М. И. История Ивангорода в конце XV–XVI вв. и крепостное строительство на Руси с участием итальянских мастеров // Крепость Ивангород: Новые открытия. – СПб., 1997. – С. 13–63. Он же. Итальянские мастера — строители Ивангородской крепости // Новгородский исторический сборник. – Вып. 5 (15). – СПб., 1995. – С. 185–190.
[20] Воробьев А. В., Подъяпольский С. С. Беклемишевская башня Московского Кремля по данным реставрационных наблюдений // Реставрация и исследования памятников культуры. – Вып. 3. – М., 1990. – С. 80–85.
[21] Мильчик М. И. Кремли России, построенные итальянцами, и проблема их дальнейшего изучения // Кремли России. М., 2003. С. 509–517.
[22] Селиванова Н. Б. Опыт петрографического изучения строительных растворов построек Новогрудского детинца // КСИА. – Вып. 172. – М., 1982. – С. 83–89.
[23] Швецов Б. С., Суровцов В. В. Древние строительные растворы // Труды Института строительных материалов. – Вып. 32. – М., 1930. – С. 3–32.
[24] Медникова Е. Ю., Раппопорт П. А. Строительные растворы древнего Новгорода // СА. – 1991. – № 4. – С. 102–107.
[25] Медникова Е. Ю. К вопросу о качестве извести в древнерусских строительных растворах // КСИА. – Вып. 172. – М., 1982. – С. 89–91.
[26] Медникова Е. Ю., Раппопорт П. А., Селиванова Н. Б. Древнерусские строительные растворы // СА. – 1983. – № 2. – С. 152–161.
[27] Юнг В. Н. О древнерусских строительных растворах // Сборник научных работ по вяжущим материалам. – М., 1949. – С. 226–257. Он же. Основы технологии вяжущих веществ. – М., 1951. – С. 16–37. Белик Я. Г., Папкова Л. П. Некоторые исследования строительных материалов киевских Золотых ворот // Известия АН СССР. Сер. геологическая. – 1953. – № 5. – С. 124–131.
[28] Медникова Е. Ю., Раппопорт П. А., Селиванова Н. Б. Изучение древнесмоленских строительных растворов // КСИА. – Вып. 155. – М.,1978. – С. 44–56.
[29] Медникова Е. Ю., Липатов А. А., Куликов В. Е. О строительных растворах трех новгородских памятников конца XII века: Новые методы и результаты // Реликвия. – 2004. – № 2. – С. 16–23.
[30] Воронин Н.Н. Московский кремль (1156–1367 гг.) // МИА. – Вып. 77. – М., 1958. – С. 62–65.
[31] Воронин Н.Н. Памятники Владимиро-Суздальского зодчества XI–XIII вв. – М., 1945. – С. 49.
[32] Заграевский С.В. Юрий Долгорукий и древнерусское белокаменное зодчество. – М., 2002. – С. 141–143.
[33] Шаров-Делоне С. А. Люди и камни Северо-Восточной Руси. XII век: Комментарии к двум книгам Н. Н. Воронина об архитектуре Северо-Восточной Руси. – М., 2007. – С. 435, 452–454, 493.
[34] Раппопорт П. А. Очерки … X–XV вв. // МИА. – Вып. 105. – С. 214.
[35] Коробейников А. В. Историческая реконструкция по данным археологии. Ижевск, 2005. С. 114–132 (гл. «О расчете трудоемкости древних оборонительных сооружений»).
[36] Важинский В.М. Городовое дело в России в XVII веке (по материалам южных уездов) // Вехи минувшего: Учёные записки исторического факультета. – Вып. 3. – Липецк, 2003. – С. 25, 32.
[37] Водарский Я. Е. Исследования по истории русского города (факты, обобщения, аспекты). – М., 2006. – С. 5–49.
[38] Например: Алферова Г. В. Русские города XVI–XVII веков. – М., 1989. Большинство статей в издании: Древнерусское градостроительство X–XV веков. – М., 1993.
[39] Например, Рыбаков Б. А. Древности Чернигова // МИА. – Вып. 11. – М., 1949. – С. 60–93; Сахаров А. М. Города Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. – М. 1959; Толочко П. П. Древний Киев. – Киев, 1983; для городов Владимирской земли — Мазур Л. Д. Русский город XI–XVIII вв. Владимирская земля. – М., 2006.
[40] Внукова О. В. Формирование первых сибирских гарнизонов в конце XVI – начале XVII веков // Россия и страны Запада: Проблемы истории и филологии. – Нижневартовск, 2002. – Ч. 1. – С. 74–86. Ее же. О служилых обязанностях ратных людей Западной Сибири // Западная Сибирь: История и современность: краеведческие записки. – Вып. 5. – Тюмень, 2003. – С. 28–36.
[41] Кауфман А. О. Артиллерия Кузнецка XVII — первой половины XVIII вв. // Кузнецкая старина. – Вып. 5. – Новокузнецк, 2003. – С. 5–11. Он же. История артиллерийского гарнизона Кузнецкой крепости // Кузнецкая старина. – Вып. 5. – Новокузнецк, 2003. – С. 156–166. Он же. Кузнецкая крепость и история ее пушек // Новое в развитии исторического краеведения и регионального музееведения. – Новокузнецк, 2003. – С. 69–75.
[42] Лизогуб П. П. О начале формирования кузнецкого гарнизона // Кузнецкая старина. – Вып. 6. – Новокузнецк, 2004. – С. 113–118.
[43] Огурцов А. В. Кузнецкий гарнизон // Кузнецкая крепость. – 2004. – № 1 (8). – С. 4–11.
[44] Пузанов В. Д. Военная служба годовальщиков в Сибири в XVII веке // Северный регион: наука, образование, культура. – 2005. – № 1. – С. 97–112; Он же. Годовальщики Сургута и Березова // Югра. 2005. № 12. С. 54–58; Он же. К вопросу о службе годовальщиков // Наука и инновации XXI века. – Сургут, 2006. – С. 283–284; Он же. Гарнизон Верхотурского уезда в XVII веке: формирование и службы // Вестник Челябинского государственного университета. Серия 1. История. – 2009. – Вып. 30. – № 6 (144). – С. 16–22; Он же. Годовальщики в Сибири в XVII в. // ВИ. – 2009. – № 2. – С. 132–142.
[45] Скульмовский Д. О. Функции казаков сибирских городов и острогов на рубеже XVI–XVII вв. // Проблемы истории Сибири XVI–XX вв. – Вып. 2. – Нижневартовск, 2006. – С. 57–65. Он же. К истории формирования гарнизона Тары в конце XVI века // Научные труды аспирантов и соискателей Нижневартовского ГПИ. – Вып. 3. – Нижневартовск, 2006. – С. 65–71. Он же. «Годовая служба» в сибирских городах и острогах на рубеже XVI–XVII вв. // Научные труды аспирантов и соискателей Нижневартовского ГПИ. – Вып. 4. – Нижневартовск, 2007. – С. 63–69. Он же. К истории формирования сибирских гарнизонов (конец XVI – начало XVII в.) // Западная Сибирь: История и современность. – Вып. 9. – Тюмень, 2007. – С. 39–48. Он же. К истории формирования Тобольского гарнизона на рубеже XVI–XVII веков // Вестник Челябинского государственного университета. Серия 1. История. – 2007. – Вып. 21. – № 18. – С. 156–160.
[46] Суханов М. С. Организация гарнизонной службы в Арзамасе XVII века // Вопросы архивоведения и источниковедения в высшей школе. – Вып. 3. – Арзамас, 2007. – С. 45–50.
[47] Еремин Г. В., Еремина Л. Г. Из истории Пензенского военного гарнизона // Пензенский временник любителей старины. – Вып. 9. – Пенза, 2003. – С. 31–46.
[48] Окладников Н. А. Пустозерский воинский гарнизон (XVII–XVIII вв.) // Защитники Отечества. – Архангельск, 2000. – С. 118–124.
[49] Шмелев К. В. Заставы и гарнизоны «Свейского рубежа» XVII века // Новый часовой: Русский военно-исторический журнал. – 2004. – № 15–16. – С. 7–22.
[50] Например: Беляев И. Д. О сторожевой станичной и полевой службе на польской Украйне Московского государства до царя Алексея Михайловича. – М., 1846; Ласковский Ф. Ф. Указ. соч. С. 214–221, 227–232; Загоровский В. П. Белгородская черта. С. 141, 171 и далее; Епифанов П. П. Войско и военная организация. С. 336–380. Мальцева С. М. Власть и общество в Среднем Поволжье в XVII веке: Строительство нового оборонительного рубежа и правительственные мероприятия по формированию военных гарнизонов Симбирской линии в середине XVII века // Государственное и муниципальное управление в России: история и современность. Самара, 2004. С. 22–45.
[51] ПСРЛ. Т. I и II соответственно.
[52] ПСРЛ. Т. XXV.
[53] Оба в ПСРЛ. Т. XV.
[54] ПСРЛ. Т. IV и V. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов по изданию: Русские летописи. Т. X.
[55] ПСРЛ. Т. VII и VIII.
[56] ПСРЛ. Т. IX–XIV.
[57] ПСРЛ. Т. XVI, XXIV, XX, XIX и XIV соответственно.
[58] Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. В 5 т. – СПб., 1841–1842; Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археографической комиссией. В 12 т. – СПб., 1846–1875; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией императорской Академии наук. В 4 т. – СПб., 1836–1838; Акты Московского государства, изданные императорской Академией наук. В 3 т. – СПб., 1890–1901; Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. В 3 т. – М., 1952–1964. и др. Разрядная книга 1475-1598 гг. – М. 1966. Новгород Великий в XVII в. Документы по истории градостроительства. – М., 1986. Переписные книги города Москвы // Московская городская дума. В 8 т. – М., 1881–1893. Писцовые и переписные книги Нижнего Новгорода XVII века. – СПб, 1895. Переписи московских дворов XVII столетия. – М., 1896. Города России XVI века: материалы писцовых описаний / Сост. Е. Б. Французова. – М., 2002 и др. Указатель по писцовым и переписным книгам, хранящимся в РГАДА: Описание городов Европейской части России XVI–XVII вв. – М., 2005.
[59] Оглоблин Н. Н. Обозрение историко-географических материалов XVII и начала XVIII вв., заключающихся в книгах Разрядного Приказа. – М., 1884. Он же. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592–1768 гг.). – М., 1895–1900.
[60] Миллер Г. Ф. История Сибири. – М.–Л., 1941.
[61] РГАДА. Ф. 210. Оп. 5. Д. 53; Оп. 14. Д. 84; Белгородский стол. Д. 50 (Ч. 1 и 2).
[62] РГАДА. Ф. 396. Оп. 1. Ч. 36. Д. 53273; Оп. 1. Ч. 36. Д. 53178.
[63] РГБ ОР. Ф. 303.I. Д. 377, 378, 379, 382, 384, 385, 386, 387, 396, 402, 405, 407, 408, 411, 416, 420, 421, 422, 435, 436, 444, 456, 490, 493.
[64] РГАДА. Ф. 210. Оп.14. Д. 84.
[65] РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол, Д. 50.
[66] Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466–1472 гг. / Под ред. акад. Б. Д. Грекова. – М.–Л. 1948.
[67] В настоящем исследовании использовалась работа: Курбский А. М. История о великом князе Московском. – М., 2001.
[68] Радишевский А. М. Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки. – СПб, 1777–1781.
[69] Олеарий А. Описание путешествия в Московию. – Смоленск, 2003.
[70] Герберштейн С. Записки о московитских делах. – СПб, 1908.
[71] Горсей Д. Записки о Московии XVI в. – СПб, 1909.
[72] Штаден Г. Записки немца-опричника. – М., 2002.
[73] Чертежная книга Сибири, составленная тобольским сыном боярским Семеном Ремезовым в 1701 году. – СПб., 1882.
[74] Силина В. Б. Указ. соч. С. 60.
[75] Раппопорт П. А. Очерки … X–XV вв. // МИА. – Вып. 105. – С. 134.
[76] Ласковский Ф. Указ. соч. Ч. 1. – С. 126 и 130–131. Раппопорт П. А. Очерки … X–XIII вв. // МИА. – Вып. 52. – С. 114.
[77] Воронин Н.Н. Московский Кремль… С. 62–65.
[78] Расчет трудозатрат для дерево-земляных укреплений см.: Раппопорт П. А. Очерки … X–XV вв. // МИА. – Вып. 105. – С. 214.
