Социальные практики адаптации: идентификационный дискурс
На правах рукописи
Довгалёва Ирина Валерьевна
СОЦИАЛЬНЫЕ ПРАКТИКИ АДАПТАЦИИ: ИДЕНТИФИКАЦИОННЫЙ ДИСКУРС
Специальность 09.00.11 - социальная философия
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
кандидата философских наук
Тверь 2010
Диссертация выполнена на кафедре психологии и философии
Тверского государственного технического университета
Научный руководитель доктор философских наук, профессор
Евстифеева Елена Александровна
Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор
Яблокова Наталья Игоревна
доктор философских наук, профессор
Томашов Валерий Васильевич
Ведущая организация: Тверской филиал Московского гуманитарно-экономического института (г. Тверь)
Защита состоится «25 » июня 2010 г. в 15.30 часов мин. на заседании диссертационного совета по философским наукам (ДМ 212.263.07) в Тверском государственном университете по адресу: 170000, Тверь, ул. Желябова, д. 33.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тверского государственного университета по адресу:
170000, Тверь, ул. Скорбященская, д.44а. (с авторефератом диссертации можно познакомиться на сайте ТвГУ://http university. tversu.ru/ aspirants/abstracts
Автореферат разослан « 20 » мая 2010 г.
Ученый секретарь диссертационного совета
кандидат философских наук, доцент С.П. Бельчевичен
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования.
К началу нового столетия в фокус исследовательских поисков по-прежнему попадает проблема идентичности и её новые конфигурации. Она актуализируется в контексте обсуждения таких проблем, как мультикультурализм, культура толерантности, развитие коммуникаций, глобализация, европейская интеграция, миграция, социальная мобильность, девиантность и др., которые становятся центральными для современной философии. По мнению автора книги «Достоинство различия. Как избежать столкновения цивилизаций» Дж. Сакса отличие XXI века от XX в том, что на смену веку политики идеологии приходит век политики идентичности. И это обстоятельство имеет свои причины. В контексте постнеклассической парадигмы научный и философский интерес к проблеме идентичности (личностной, гендерной, социальной, цивилизационной, культурной, этнической, телесной, интимной, виртуальной, мобильной, онлайн-идентичности и.т.д.) свидетельствует о необходимости переосмысления фундаментальных характеристик человека (индивида, субъекта, личности) с учетом глобальных трансформаций в современном мире. Согласно З. Бауману идентичность становиться призмой, через которую рассматриваются, оцениваются и изучаются многие важные черты современной жизни. Свободный индивид современности - это «протеический человек», то есть человек, который одновременно недо-социализирован и сверх-социализирован. Поэтому идентичность нужно постоянно обговаривать, приспосабливать, конструировать без всякой надежды на окончательность.
Сегодня многие исследователи феномена «идентичности» указывают на конструктивную роль кризиса идентичности как возможности и механизма развития и обретения новой идентичности. Конструирование новых форм идентичностей, в том числе этноконфессиональной, макрополитической, европейской, космополитической, а также воспроизводство локальных идентичностей не случайно, так как адаптация в социальных интеракциях с большим количеством социальных ролевых ожиданий предполагает формирование множественной идентичности.
Степень разработанности проблемы.
Проблема идентичности была предметом исследования в философии всегда. Обращение к ней диктовалось разными обстоятельствами. От Сократовского незнания - что есть человек? - до признания того обстоятельства, что сегодня человек находится в тупике идентичностей (К.А. Свасьян) – диапазон пространства темы идентичности. В современной философской риторике постоянно говорят о трансформациях идентичности. О поисках новых форм социальной идентичности пишут З. Бауман, У. Бек, В.И. Гараджа, В.А. Лекторский, Н.В. Мотрошилова, К.А. Свасьян, Е.О. Труфанова, Ф. Фукуяма, Ю. Хабермас, В. Хёсле и др.
Приемы такого влиятельного направления в современной философии как конструктивистский подход позволили исследовать особенности новых форм социальной идентичности в трансформирующемся социуме. Он представлен монографиями Бергер П., Лукман Т. «Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания»; «Конструктивистский подход в эпистемологии и науках о человеке. Отв. ред В.А. Лекторский», а также в работах Дж. Келли, Е.Н.Князевой, В.А.Лекторского, Г.Ленка, В.Ф.Петренко, Б.И. Пружинина, М.А.Розина, М.А. Розова, Н.М. Смирновой., В.С.Степина, Е.О.Труфановой, А.М.Улановского, Р.Харре, В.С. Швырева и др. В конструктивистском ключе обсуждается проблема кризиса идентичностей и формирования новых форм идентичностей у таких авторов как В. Воронков, Е.Н.Данилова, И. Оствальд, Э. Смит, Ю. Шабаев, В.А.Ядов и др. К числу работ, раскрывающих проблематику конструирования социальной идентичности относятся труды У. Бека, В.И. Гараджи, М.Н. Кузьмина, В.А. Лекторского, О.Ю. Малиновой, Н.В. Мотрошиловой, Т.А. Нестика, Г.У. Солдатовой, В.А. Соснина, Т.Г.Стефаненко, Дж. А. Тойнби, Ю. Хабермаса и др. О трансформации и конструировании виртуальной идентичности написаны работы А.Г. Асмолова, Г.А. Асмолова, А.Барда, Д.И. Дубровского, Я. Зодерквиста, В.Е. Лепского, М. Маклюэна, М. Постера, А.Г. Рапуто, С.С. Хоружева, Н.В. Чудовой и др.
В постмодернистскую эпоху артикулируется тема кризисной идентичности (З. Бауман, Ж. Бодрийяр, И.М. Быховская, Э. Гидденс, П.С. Гуревич, К.Х. Делокаров, И. Жеребкина, З.С.Карпенко, Ж. Лакан, Т. де Лауретис, Р. Дж. Лифтон, А. Лоуэн, В. Подорога, П.Д. Тищенко, М. Фуко, С. Хатингтон, А.М. Эткинд и др.) Принципиальными для осмысления трансформации идентичности стали такие работы как З. Бауман «Текущая современность», Ж. Бодрийяр «Прозрачность зла», Ж. Бодрийяр «Соблазн», Э. Гидденс «Трансформация интимности»; коллективные монографии «Проблема идентичности в трансформирующемся российском обществе и школа»/ Под ред. М.Н. Кузьмина, «Психология индивидуальности: Новые модели и концепции. Под ред. Е.Б. Старовойтенко, В.Д. Шадрикова.
Социологическая традиция в обсуждении персональной и коллективной идентичности связана с символическим интеракционизмом и разрабатывалась У. Джеймсом, И. Гоффманом, Дж. Мидом, Д. Рисманом и др. В психологическом дискурсе тема идентичности получила освещение в трудах А.Г. Асмолова, И.В. Антоновой, А.А. Налчаджяна, Г.У. Солдатовой. В работе использованы идеи З. Фрейда, Э. Эриксона, К. Хорни, К. Г. Юнга, К. Ясперса, У. Джемса, К. Роджерса.
Истоки понимания толерантности как идентификационной практики - в философском наследии М.М. Бахтина, М Бубера, Т. Гоббса, В. Дильтея, И. Канта, Спинозы, «развивающемуся» концепту толерантности посвящены работы А.Г. Асмолова, В.В. Глебкина, Г.У Солдатовой, Т.В. Шугурова и др., коллективная монография «На пути к толерантному сознанию», коллективная монография «Проблема идентичности в трансформирующемся обществе и школа».
Проблематика девиантности исследуется в рамках социологического дискурса Э. Дюркгеймом, М. Вебером, Э. Гидденсом, а также Я. И. Гилинским, Ф. Шереги, Ю. Ю. Комлевым, А. И. Ковалевой и др. В психологическом дискурсе феномен «девиантности» представлен работах З. Фрейда, К. Г. Юнга, А. Адлера, Э. Эриксона, Э. Фромма, Г. Олпорта, Р. Кеттела, Г. Айзенка, Б. Ф. Скиннера, А. Маслоу, К. Роджерса, К. Ясперса, Р. К. Мертона, Н. Дж. Смелзера, Ю. А. Клейберга, Е. В. Змановской, А. В. Петровского, С. Н. Ениколопова, И. М. Кондакова и др. Картину девиантности, потенцируемую философски, рисуют М. Фуко, Ж. Лакан, У. Бек, Ф. Фукуяма, Ж. Бодрийяр, Г. Маркузе и др.
Анализ литературы по теме социальной мобильности и миграционным процессам был связан с такими авторами как В.Н.Петров, Л.Л. Рыбаковский, Ю.В. Арутюнов, Л.И. Леденева, Е.В. Тюрюканова, Н.С. Петренко, Т. Становая, Е.В. Шереметьева, Т.Н. Юдина и др.
Мы принимали во внимание многообразие точек зрения при объяснении феномена идентичность, учитывали его сложность и многомерность. Дискуссионность, методологическая множественность, социально-практическая значимость проблемы трансформации идентичности в современных социальных реалиях обусловили выбор темы исследования, объектом которой являются социальные практики адаптации, а предметом – имплицитный им идентификационный дискурс.
Цель и задачи исследования. Цель исследования – анализ социально- адаптационных практик средствами современного идентификационного дискурса. Для достижения данной цели поставлены следующие взаимосвязанные задачи:
- раскрыть посредством философского и междисциплинарного знания семантические границы концепта «идентичность» в проекции «кризиса идентичности» и «трансформации идентичности»;
- осмыслить значимость конструирования социальной идентичности в современных социально-трансформационных реалиях;
- раскрыть ключевые положения постмодернистского идентификационного дискурса;
- дать интерпретацию толерантности как социальной практики адаптации, социального проекта и инструмента решения идентификационных проблем;
- дать описание девиантности как адаптационного способа сохранения идентичности;
- отрефлексировать роль социальной мобильности как адекватного современности способа идентификационной адаптации и поведенческого паттерна.
Методологической основой исследования стали социально-философские и общенаучные принципы познания, методологические установки конструктивизма, герменевтическая парадигма. В диссертационном исследовании автор обращается к феноменологии. Методология социального конструирования реальности послужила источником понимания трансформаций идентичности. В исследовании применяется междисциплинарный подход как методологический инструмент изучения современного развития общества, который обладает объяснительным потенциалом и применяется при изучении как общества в целом, так и составляющих его групп и личностей.
Эмпирическую базу диссертационного исследования составляют материалы из области социальной философии, социологических, психологических исследований и измерений, материалы по теме идентичности, опубликованные в последние годы в профессиональных журналах – «Вопросы философии», «Социс», «Психологический журнал», «Вопросы психологии», «Человек», «Полис». В ходе работы автор опирался на результаты, полученные крупнейшими представителями философской, социологической, психологической мысли, использовал труды как отечественных, так и зарубежных ученых.
Научная новизна исследования заключается в следующем:
- рассмотрены дискурсы, в которых реализуются современные исследования социальной идентичности – философский, социологический, психологический; показана направленность современного идентификационного дискурса на интерпретацию новых форм идентичности.
- через дискурсивные и междисциплинарные техники (знание) выявлено, что конструирование новых форм идентичности вызвано глобальными социальными трансформациями;
- показано, что постмодернистский дискурс обнаруживает «пластичность» границ идентичности, трактует идентичность как плюральную, поливариантную, «протеевскую»; манипуляция, игры с идентичностью порождают дезадаптивные и деструктивные практики;
- распознаются такие идентификационные практики адаптации как толерантность, девиантность, мобильность; установлено, что толерантность экспонирует идентификационную адаптацию;
- идентифицирована девиантность как кризисная идентичность и как техника адаптации;
- предложена интерпретация социальной мобильности как идентификационной стратегии адаптации.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту
1. Анализ понятия «идентичность» в современном дискурсе показывает ее имманентную многозначность и зависимость от теоретического контекста. Современные междисциплинарные исследования позволяют расширить представления о механизме идентификации и индикаторах человеческой идентичности. Как многогранный феномен идентичность наполняется различными смыслами проективно адаптационной практике. Под идентичностью понимается последовательность психической жизни человека, его самотождественность с определенным признанным образцом, возникающая в социальных интеракциях различная проявленность личности. «Идентичность» отражает не только осознаваемые, но и нерефлексивные, внерациональные механизмы самоопределения. Способность к изменению идентичности связана с адаптационной практикой, с использованием защитных стратегий. Идентичность – динамическая структура, она развивается через преодоление кризисов идентичности. В «кризисе идентичности» усматривается конструктивная роль возможности и механизма развития и обретения новой идентичности в ситуации социальной неопределенности. Человек находится в лабиринте идентичностей, непрерывном поиске своей идентичности (личностной, социальной, этнической, гендерной, национальной, культурной, гражданской, цивилизационнной, нарративной, европейской, профессиональной, виртуальной и т.д.). Идентификационный дискурс сегодня сопрягает идентичность с такими терминами как кризис идентичности, размытая, спутанная, деформированная, разрушенная, нестабильная идентичность, дефицитарность идентичности, протеевская (многообразная, изменчивая, разносторонняя, многогранная), распад идентичности.
2. В быстро меняющемся мире принципиально невозможна стабильная социальная идентичность. «Кризис идентичности», отмирание старых и становление новых идентичностей сопровождают трансформирующийся социум и предстают как нормальное состояние индивидов, принуждаемых изменять свои ориентации в пространстве «Я-Мы-Они». В современном обществе формирование множественной идентичности предопределено дифференциацией личностных приоритетов и приумножением социальных ролевых ожиданий. Идентификационный дискурс различает «протеевскую», сетевую, виртуальную, этноконфессиональную, макрополитическую, европейскую, космополитическую идентичности.
3. Условия современного общества провоцируют кризисную идентичность, она выражается в проблемности сохранения различных образов –Я, в неспособности к многопозиционированию, в нарушении связей между различными Я-образами. Конструирование виртуальной, сетевой идентичности интендируется формированием новых Я-образов, второстепенной идентификации, стремлением к эскапизму как имманентной характеристике современности. В постмодернистском дискурсе модифицируется семантика «тела» и «телесности» до «пакетного» конструкта. Постфеминистский дискурс трактует идентичность как плюральную, а опыт как противоречивый.
4. Толерантность является одной из оптимальных и конструктивных форм и социальных практик адаптации. Понятие толерантности содержит в себе несколько возможных интерпретаций. Семантика толерантности указывает на такие значения как допустимый вариант реагирования, готовность к принятию иного, (трансцендентного), устойчивость (к неопределенности, конфликту, социальным и психологическим отклонениям), терпимость как смысловой эквивалент умеренности, смирения, согласия, социально одобряемого, компромисса, ненасильственного, «принятие» единства человечества. Многомерность конструкта «толерантность» проверяется его связью с понятием «идентичность». Идентичность является основой толерантности. Практика и проблематика толерантности возникает применительно к любым различиям, которые могут служить основанием для личностной, социальной, этнической и других идентичностей. Социальный проект и практика толерантности основывается на позитивной идентичности и конструировании мира, включая формирование всеобщих ценностных ориентаций и установок, а также на сочетании ценностных установок с учетом разных социокультурных идентификаций, типов поведения и образов жизни. Социальная практика толерантности адекватна социальным трансформациям начала XXI века, реалиям глобализма, новым формам ассоциирования, соотносится с реальными психосоциальными ожиданиями и ценностно-смысловыми проекциями людей.
5. Современная социокультурная ситуация множественно влияет на поиск самоидентичности индивида и способствует возникновению кризисной идентичности, стремления к эскапизму, «отклоняющемуся поведению», соответствующих практик адаптации. В поисках идентичности современный человек оказался в ситуации онтологической и аксиологической неопределенности. Современные техники власти, как показал М. Фуко, провоцируют девиантность. Латентные техники, которые использует власть, неявные формы контроля и управления (через институт знания, здравоохранения, семьи и т.д.), наблюдение и цензурирование через потребление и обладание, вводят современного человека в состояние тотального напряжения, непрерывного контроля и самоконтроля как в социальной, так и в интимной жизни. Рассогласование и несоизмеримость в системе ценностей, «релятивность» социальных идеалов, моральный релятивизм, противоречивость смысловых интенций, шизоидизация сознания «размывают» границы идентичности и инициируют девиации как дезадаптивную практику. Современный идентификационный дискурс репрезентирует разнообразие моделей поведения, дисгармонию между личностной и социальной идентичностью, подталкивает на поиск новых форм идентичности.
6. Социальная трансформация переводит социальную мобильность в реальность «долженствования» и рассматривает её как готовность к адаптации на новом месте. Мобильность – социальная практика «здоровой» адаптации, обеспечивающая стабильность идентичности. Высокая социальная мобильность делает любую идентичность более изменчивой. Феномен социальной мобильности амбивалентен и противоречив.
Научно-практическая значимость выводов диссертации.
Результаты диссертационного исследования могут быть использованы для разработки проблематики идентичности в пространстве глобальной коммуникации; для философского и междисциплинарного дискурсов по теоретическим и прикладным вопросам социальных практик адаптации. Они дают возможность определить социальные проекции и практики, в которых происходят трансформации и становление новых форм идентичности. Диссертация является опытом использования новых подходов к исследованию проблемы идентичности в ракурсе выявления адаптационных и дезаптационных социальных практик. Данные представленного исследования могут быть использованы при подготовке лекционных курсов по проблемам социальной философии и философской антропологии, в преподавании курсов «философия», «психология», «социология», «культурология», а также использоваться специалистами по вопросам социального проектирования и управления.
Апробация результатов исследования.
Основные результаты диссертационного исследования нашли отражение в 11 публикациях, в том числе статьи в рецензируемых журналах ВАК.
Диссертационная работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы. Общий объем диссертации – 160 страниц.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, дается характеристика степени ее разработанности. Сформулированы цель и задачи исследования, определяются объект и предмет изучения, обозначается методологическая основа диссертации, раскрывается ее новизна и практическая значимость, изложены основные положения, выносимые на защиту.
Глава 1. «Современный дискурс об изменениях идентичности в социальном мире» посвящена истолкованию идентичности средствами социально-философского, социологического, психологического знания. Идентичность предстает как развивающееся понятие.
В параграфе 1.1. «Идентичность как предмет междисциплинарного дискурса и философской рефлексии» «дискурс» обозначается как методологическая междисциплинарная программа исследования идентичности. Согласуясь с типологией дискурсов, принятой в литературе (И.Т. Касавин и др.), дискурс различается по предмету и относительно контекста. Предметом нашего исследования стала идентичность. Место дискурса – сфера социальной практики.
Как показано в параграфе, современная социальная ситуация человека (онтологической, гносеологической аксиологической неопределенности, восхождения к новым рискам, глобализации и т.д.), еще больше обнаружила значимость констатации М. Шелера о том, что «никогда еще в истории человек не становился столь проблематичным для себя самого, как в настоящее время». Из мироустановки «познай самого себя», из стремления дать автохарактеристику «запускается» механизм идентизации(или идентификации)(П. Гуревич). Современный человек конструирует свою идентичность как многогранную. Она наполняется различными смыслами проективно социальному контексту, социальной ситуации. Идентификация, понятая как механизм защиты для психики(З. Фрейд), социализации индивида, психической его адаптации и превращения в личность(У. Джемс, Э. Эриксон и др.) и характеризующаяся амбивалентностью и противоречивостью(З. Фрейд, А.А. Налчаджян и др.) является процессом построения идентичности.
Философская рефлексия обращена к вопросу адекватности модели собственно человеческого в человеке. В ретроспективе она усматривает «сомнительные» идентификации человека. Человек – цельное существо в единстве телесного, когитального, социального, культурного, экзистенциального. Человек органично интегрированное существо, но в себе дифференцированное. «Я»-концепция включает персональную идентичность (самоопределенность) и групповую (коллективную) идентичность (социальная категоризация, квалификация, дискриминация). Человека человеком делает метафизическая мотивация, телеологизация (Ильин В.В., Панарин А.С., Бадовский Д.В.). Идентичность человека «декодируется» в «самости» как сознании собственной незаменимости, интуитивном соответствии себе. Самоидентичную самость пробуждают в человеке свобода и культура, воплощаясь в Эго. «Самоидентичность» порождается приобщением к социальной памяти, взятием на себя ответственности за выбор.
На уровне человека как лица, происходит идентификация «Я» с индивидуальной телесной, физиологической и чувствующей текстурой, телесно-психической организацией. В параграфе кратко представлена историко-философская ретроспектива на изменение телесной идентичности в проекции интеракций физического, материального, природного и душевного, духовного, культурного начал (Сократ, Платон, Аристотель, Эпикур, Плотин, Бл. Августин, Фома Аквинский, Р. Декарт, Б. Спиноза, В. Лейбниц, Ф. Бэкон, Т. Гоббс, Д. Локк, Ламетри, Гольбах, И. Кант, Ф. Шеллинг, Ф. Гегель, Л. Фейербах, К. Маркс и др.). С. Кьеркегор, Ф. Ницше М. Хайдеггер, Э. Гуссерль, Мерло-Понти, З. Фрейд коррелируют телесную идентичность с такими признаками как смерть, страх, боль, сексуальность, аффект, перверсия, и др. Современные философские интуиции модифицируют «телесную идентичность» до «пакетного» конструкта.
В философском дискурсе, как демонстрируется в параграфе, выделяется идентичность персональная (тождество личности). Философская интерпретация проблемы личностной идентичности восходит к субстанциалистскому варианту решения (Аристотель, христианство), когда основанием тождества личности является её Я как субстанция; к трансценденталистскому решению (Р. Декарт, И. Кант, Ф. Фихте), когда элиминируется субъективность в «чистом я». Персональную идентичность можно обнаружить посредством соединения с обществом и разделяемыми им установками и конвенциями. Так считали Д. Юм, Д. Локк. В ключе философии жизни, феноменологии, экзистенциальной герменевтики эту проблему видят Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, М. Мерло-Понти, В. Дильтей, связывающие её с несубстанциальной перманентной самоидентификацией. П. Рикер, развивая идеи Х. Аренд, формулирует понятие нарративной идентичности. Речь идет об обретении своей идентичности через понимание себя во времени, столкновение с текстами, созданными другими авторами и самим собой. Ю. Хабермас понимает личностную и социальную идентичность как два измерения, в которых реализуется балансирующая Я-идентичность. По Ю. Хабермасу Я-идентичность возникает в балансе между личностной и социальной идентичностью. Установление и поддержание этого баланса происходит с помощью языка. Во взаимодействии человек проясняет свою идентичность, стремясь соответствовать нормативным ожиданиям партнера, а также стремясь выразить свою неповторимость.
Как показано в диссертации, социологическая традиция в обсуждении персональной идентичности связана с символическим интеракционизмом, разрабатывалась У. Джеймсом, Дж. Мидом, И. Гоффманом, Д. Рисманом и др.
Интерпретация феномена идентичности показывает, что она имеет два аспекта – личностный и социальный. Способность к изменению идентичности связана с адаптационной практикой, с использованием защитных стратегий. Идентичность – динамическая структура, она развивается через преодоление кризисов идентичности. Среди причин кризиса идентичности В. Хёсле называет следующие: неспособность человека идентифицировать себя со своим телом; отказ признать временную природу самости; несоответствие своего поведения всеобщим нормам; убеждение в том, что не существует никаких моральных норм; дисгармония между «Я» и «социальным Я»; уменьшение идентификации индивида с коллективной реальностью, распад коллективной памяти, представленной традициями. В параграфе раскрывается значение проблемы «кризиса идентичности», указывается на конструктивную роль кризиса идентичности как возможности и механизма развития и обретения новой идентичности в ситуации социальной неопределенности. Таким образом, анализ понятия «идентичность» в современном дискурсе показывает ее имманентную многозначность и зависимость от теоретического контекста. Современные междисциплинарные исследования позволяют расширить представления о механизме идентификации и индикаторах человеческой идентичности. Так, биоэтический дискурс демонстрируют неоднозначность критерия рационального мышления как индикатора «человеческого».
В параграфе 1.2. «Конструирование социальной идентичности» показано, что в условиях множественности социальных интеракций, трансформации социальных отношений, наличных стратегий социально-психологической адаптации неизбежным оказывается конструирование новых форм социальной идентичности. Можно говорить о культурной, национальной, этнической, религиозной, гражданской, космополитической, гендерной, профессиональной идентичностях. Идентификационный дискурс выделяет такие новые разновидности социальной идентичности как этноконфессиональную, макрополитическую, европейскую, космополитическую. Под социальной идентичностью понимаются все надындивидуальные составляющие идентичности, формирующиеся на основании отождествления/самоотождествления индивида с группой (сообществом). Коллективная идентичность удовлетворяет базовую социальную потребность человека - потребность в принадлежности к группе. Как известно, теоретический конструкт Я-концепции считается одним из центральных для объяснения человеческого поведения. Теория социальной идентичности предлагает четыре концепта для анализа межгрупповых отношений: самоидентификацию(категоризацию), самооценку, личностно-индивидуальную идентичность, коллективную или групповую идентичность. Как показано в параграфе, существует дискуссия по вопросу приоритета личностной или коллективной идентичности в динамике межгрупповых отношений. Одни авторы считают, что при анализе людей с использованием теории Я-концепции акцент делается на её индивидуальных компонентах- личностной идентичности и самооценке. Другие авторы полагают, что для более глубокого понимания динамики межгрупповых отношений правильнее отдавать приоритет именно групповой, коллективной идентичности, поскольку личностная идентичность и самооценка – это производные составляющие Я-концепции.
Культурная (социокультурная) идентичность задает людям понимание ориентиров и способов организации своей жизни в соответствии с канонами и нормами общества, объясняет их историю, групповые цели, приемлемые способы их достижения и приемлемые формы поведения. Среди причин выделения этноконфессиональной идентичности, которая сконструирована из сплава этнической и конфессиональной принадлежности и которая складывается парадоксально, - называют кризис идентичности на постсоветском пространстве, толерантность/ксенофобия в этническом самосознании, появление новых политических границ, возросшую потребность в принадлежности к этнической группе и субъективную значимость этнической идентичности в изменившихся культурных, экономических, географических условиях. Этноконфессиональная идентичность – синдром постсоветского общества, она сконструирована из сплава этнической и конфессиональной принадлежности.
Причиной конструирования макрополитической идентичности в постсоветской России явился «кризис идентичности», комплекс социальных и ментальных сдвигов. Понятие «макрополитическая идентичность» указывает на идентификацию с более широким сообществом, которая предполагает наличие метасолидарности, связанной с политическими и идеологическими предпочтениями. Макрополитическая идентичность связывается с принадлежностью к нации, либо к наднациональному сообществу. Проблема конструирования макрополитической идентичности связана с определением оснований, границ и ценностно-смысловой
структуры макрополитической идентичности, стоящей за Российским государством. В настоящее время в политическом дискурсе сохраняется неопределенность в отношении «оснований» и «границ» макрополитической идентичности.
В параграфе показано, что в последние годы в поле философского дискурса попала проблематика «европейской идентичности», которая есть подлинно философская, аксиологическая проблема, считает философ Н.В. Мотрошилова. Противоречивое развертывание глобализационных тенденций современной цивилизации вызывает дискуссии вокруг проблем единства Европы и конструирования «европейской идентичности». Ю. Хабермас называет «общеевропейские ценности», среди которых: секуляризация общественной жизни, политики по отношению к религии; доверие к деятельности национальных государств; скептицизм в отношении саморегулирующихся рыночных механизмов; критическое отношение к «техницизму» и ко всем формам насилия; требование к соблюдению прав и свобод человека, нетерпимость к нарушению этого требования; ненависть к тоталитарным режимам, к геноциду народов, посягательству на жизнь человека; социальная справедливость и др. В поисках и конструировании «европейской идентичности» Ю. Хабермас предлагает двигаться медленнее, вдумчивее и осторожнее с учетом растущих рисков, противоречий, расколов, опасностей новых конфликтов. А также идти по пути формирования международного гражданского общества. Дискурс философа направлен на обсуждение и постоянное уточнение норм, ценностей, социально-исторических ориентиров.
По мнению Дж. А. Тойнби, потоки коммуникаций, возрастающая социальная мобильность людей, миграция, смешение языков, размывание национальных и становление множественных идентичностей, практика двойного гражданства, «наднациональность» культурных ценностей и благ, распространение международных организаций и институтов, появление транснациональных сообществ и наличие общемировых проблем и угроз – показательная социальная тенденция и социальная ситуация человека для становления, конструирования космополитической идентичности. У. Бек считает, что глобализация, возникновение космополитического опыта и ожидания приводят к становлению космополитизации как нелинейного диалектического процесса, в котором общее и частное, похожее и различное, глобальное и локальное должны осмысливаться не как культурные антиподы, а как неразрывно связанные между собой, взаимодополняющие и взаимопроникающие принципы. Критики космополитического проекта У. Бека, в том числе Ю. Хабермас, называют главным препятствием для космополитической идентичности трудности диалога с людьми другой рациональности и другой культуры.
В параграфе 1.3. «Постмодернистский дискурс об идентичности» показано, что эпоха постмодерна привносит в обсуждение проблематики идентичности новые акценты. Изменяется само представление о другом: другое – это уже не то, что располагается «на границах» европейских культур, а скорее то, что находится внутри, как бы «свое-другое». Речь идет о трансформации телесной идентичности. Дискурс о телесном ведется в призме наличных социальных практик и соответствующих им телесных практик. У М. Фуко идентифицируется дисциплинарное тело. Феномен телесности как неразличенности «внутреннего» и «внешнего» стал предметом рефлексии Ж. Делеза. Согласно Ж. Делезу, особенность семантики «телесности» - это интерпретация тела без образа. Постмодернистский дискурс идентизирует «тело без органов». Тело без органов может быть определено как «социус», «тело земли», «деспотическое тело капитала». (Ж. Делез, Ф. Гваттари). Тело без органов интерпретируется как ризоморфное. Оно противопоставляется организму как стабильной системе органов с устойчиво дифференцированными функциями. Тело без органов – это «бесформенное и бесструктурное», стерильное, непорожденное и непотребляемое. Тексты постмодернистов трансформируют представления о границах телесного как организменного, о теле, которое организуется через упорядоченность, единство, целостность организма.
В идентификационном дискурсе А. Лоуэна ведущей является тема репрессированного тела и «забвения тела». Согласно Лоуэну современное тело попадает в услужение образу. Однако, «ментальное здоровье» предполагает, что образ совпадает с реальностью. Человек теряет чувство тождественности, утрачивает ощущение Я, поскольку воспитан на представлениях об успешности, популярности, сексапильности, интеллектуальном и культурном снобизме, статусе и т.д. Человек видит других как такие образы, вместо того, чтобы видеть в них людей. Окруженный образами, он переживает фрустрацию, обманчивое эмоциональное удовлетворение, отчуждение.
Как демонстрируется в параграфе, о различных идентификационных оттенках телесности пишут такие отечественные авторы как В. Подорога, И.М. Быховская, П.С. Гуревич, П.Д. Тищенко, и др. Бинарные оппозиции телесного и духовного, идентичного и безликого по мнению П.С. Гуревича повлекли возрастающий фетишизм телесного в культуре, что обнаруживает на самом деле глубочайшее отрицание людьми своего тела. Тело утрачивает подлинность. Диктат и навязывание телу определенных жестких рамок противоестественен самой человеческой природе. Этот диктат и порождает репрессированное тело.
Идентификационный дискурс о телесном коренится в фундаментальной онтологической нестабильности и необеспеченности человека, и согласуется с изначальным философским вопросом «как реальность всегда уже здесь присутствующего вопрошающего живого существа, обычно называемого человеком, распадается на реалии, обозначаемые «душой» (психикой, сознанием, самостью, и т.д.) и «телом», полагает П.Д. Тищенко. По мнению Г.Л. Тульчинского, бытийность телесности, формы её существования становятся сегодня поливариатными, Манипуляции с телом, возможности генной инженерии, клонирование порождают неоднозначность и размытость границ телесной идентичности.
В параграфе показано, что гендерная проблема актуализировала проблематику идентичности в современной теории феминизма в связи с появлением феномена неосексуальности. Дается описание концепции queer-идентичности (Т. де Лауретис, Э. Гросс, И. К. Сэджвик, Д. Хэрэуэй, Дж. Батлер, Ж. Липовецки и др.) и понятия «queer», где элиминируются традиционные гендерные оппозиции мужского и женского. Показывается, что queer-субъективность - это конструкция маргинальной трансгрессивной сексуальности. Главным параметром в конструкции queer-субъективности является параметр нередуцируемости субъективности к застывшим идентификационным моделям как гетеросексуальным, так и гомосексуальным, как белым, так и цветным, как западным, так и незападным и т.п. Предлагается новое понимание женской идентичности как киборг-идентичности, где перемешаны биологическое и технологическое, органическое и машинное, текстуальное и мифическое, экономическое и политическое. Постфеминистский дискурс трактует идентичность как плюральную, а опыт как противоречивый.
В параграфе 1.4. «Горизонты трансформации идентичности» фиксируется внимание на необходимости переосмысления фундаментальных характеристик человека с учетом глобальных трансформаций в современном мире. Согласно З. Бауману идентичность становиться призмой, через которую рассматриваются, оцениваются и изучаются многие важные черты современной жизни. Социолог констатирует факт атомизации индивида, «размывания» индивидуальной идентичности в современном информационном, глобализирующемся обществе. Среди главных причин актуализации проблемы идентичности, ее кризиса и трансформации К.Х. Делокаров указывает на кризис функционирующих социальных концепций; на масштабность конструирования человека, расширении границ человека, связанных с развитием новых технологий, ускорением бытия человека, которое начинает угрожать его будущему.
Г.Л. Тульчинский вопросы трансформации идентичности связывает с феноменом самозванства. Как пишет философ, в прошлые эпохи доминировали социальные(родовые, классовые) идентификации личности, где предполагался образ идеального представителя данного рода, класса, страты. Имитация такого образа составляла суть самозванства. Самозванство претендует на некую исключительность, оно амбициозно и зависит от распределения в социуме статусов, соответствующих форм признания и привилегий. Людей – самозванцев роднит претензия на выделенность и исключительность, что дает право на занятие особого статуса в социуме. Философ выделяет две исторически переходные стадии самозванства, обусловленные соответствующими типами идентификации и квалификации личности как вменяемого социального субъекта. В современной социальной ситуации происходит переход от статусной идентификации личности к ролевой идентификации личности. Феномен самозванства – это ролевая революция или идентизация личности. Массовая культура, рыночная среда как способ жизни современной цивилизации трансформирует человека до персоны индивидуального потребителя. Происходит переход от «больших идентичностей» личности к идентичностям по брендам. Бренд, согласно Г.Л. Тульчинскому, миф индивидуализированный, а брендинг –технология тотального и глобального самозванства.
Современное время мобильности и манипулятивности порождают идентичность личности как странника. Ролевое понимание личности, практика и технологии ролевой мобильности, переключение ролей и манипулирование собственной идентичностью – таковы реалии. Таково новое содержание самозванства, его новая роль в обществе и понимании позиционирования личности. Д.А. Пригов предлагает понимание самозванства в современном контексте, как «само-себя-иденти-званство». Статус и роль личности становятся средством, а не целью реализации такого идентификационного проекта. Сегодня социальную практику самозванства возможно потенциировать как перспективу свободы и ответственности.
Современный идентификационнный дискурс обнаруживает корреляцию трансформации личностной идентичности и телесной. В XXI веке с помощью NBIC – технологий формируется «дисфигуративная» идентичность. Природа дисфигуративной идентичности –это природа протея.(П.Т. Тищенко).
О последствиях влияния биотехнологий на идентичность человека и причинах ее трансформации в эссе «Прозрачность зла» размышляет Ж. Бодрийяр. Он рассматривает клонирование как последнюю стадию истории моделирования тела, используя метафору «раковой клетки». Моделирование тела на ментальном уровне (посредством психотропных препаратов и наркотиков), согласно Бодрийяру, рисует картину о телах, которые не в состоянии иметь какое–либо представление ни о самих себе, ни о других, у них нет сущности и смысла, они бесконечно далеки от своего воскрешения. По сути, показывает современный французский философ, сегодня мы практикуем в широком толковании инцест. Ж. Бодрийяр «рисует» мрачную перспективу для происходящей трансформации «антропологической» идентичности. Философ возлагает вину « за подмену идентичности» на общество, которое через антисептические излияния средств коммуникации, путем интерактивных излияний, иллюзий обмена и контакта нацелено на то, чтобы нейтрализовать отличия, разрушить Другого как естественное явление.
В книге «Трансформация интимности. Сексуальность, любовь и эротизм в современных обществах» Э. Гидденс исследует проблемы современной сексуальной революции в спектре проблемы самоидентификации в быстро изменяющемся социальном пространстве. По мнению социолога, самоидентификация в жизни современного общества становится особо проблематичной. Фундаментальными чертами общества с высокой рефлексивностью являются «открытый» характер самоидентичности и рефлексивная природа тела. Смысл сексуальной революции состоит в трансформациях норм, правил, принципов социального взаимодействия, всей статусно-ролевой системы. Э. Гидденс указывает на такую причину трансформации сексуальности как отделение сексуальности от функции воспроизводства, что фиксируется в понятии «пластическая сексуальность» и через конструкт «любовь-слияние». Любовь-слияние – есть открывание себя другому, и в этом смысле она противостоит романтической любви с её проективной идентификацией. Проективная идентификация романтической любви предполагает, что партнеры становятся привлекательными друг для друга и затем привязываются друг к другу. Проекция создает ощущение полноты соединения с другим, усиливаемое установлением различий между маскулинностью и женственностью, каждая из которых определяется с позиций антитеза. Любовь-слияние конструирует самоидентичность как «особую личность» и личностную автономию. Автономия означает способность индивидов быть само-рефлексивными и само-детерминированными. По мнению Гидденса сексуальная революция сыграла чрезвычайно важную роль в сдвигах половой идентичности и морали. В книге «Трансформация интимности» убедительно показаны радикализирующие возможности трансформации интимности. Изменения, которые претерпевает интимность, подразумевают крупномасштабную демократизацию межличностной сферы таким способом, который вполне совместим с демократизацией публичной сферы.
Сравнивая главные тенденции динамики сексуального поведения в России и на западе, И.С. Кон приходит к выводу, они одни и те же – снижение возраста сексуального дебюта, эмансипация сексуальной мотивации от матримониальной, рост числа разводов, добрачных и внебрачных зачатий и рождений, повышение интереса к эротике, ресексуализация женщин. Отличие России от Запада заключается в его хронологических рамках и в степени общественной рефлексивности. Речь идет о том, что в демократических странах Запада сдвигам в сексуальном поведении обычно предшествовали сдвиги в социальных установках, которые обсуждались публично. В России на бытовом уровне дело обстоит так же, однако цензурные запреты и отсутствие профессионального дискурса препятствуют осознанию этих сдвигов, которые из-за этого кажутся неожиданными и катастрофическими. Среди отличий –противоречивое соотношение принципов сексуального либерализма и гендерного равенства. В России либерализация началась позже, приняла форму коммерциализации секса и часто сочетается с махровым сексизмом и традиционализмом, как только речь заходит о праве женщин на сексуальное самоопределение. Среди причин, сохраняющих «размытую» сексуальную идентичность, И.К. Кон называет отсутствие сексуального просвещения как политику, усилившуюся гомофобию, ксенофобию, и сопутствующие неблагоприятные причины -низкий уровень жизни, низкая рождаемость, высокая детская смертность, низкая культура здоровья, традиционная нечувствительность россиян к факторам социального и личного риска и угрозы смерти, социальный мазохизм, выученная беспомощность.
Как показано в параграфе, трансформация этнической идентичности –результат этнической нетерпимости, интолерантности. Кризис в России показал, что самой уязвимой сферой межчеловеческих отношений в трансформирующемся поликультурном обществе являются отношения между различными этническими группами. Исследования психологов показывают, что в основе интолерантного поведения, какое нередко демонстрируют молодежные группировки, подростки, лежит кризисная трансформация идентичности по типу гиперидентичности или гипоидентичности.
Глава 2. «Социальные практики адаптации: трансформация идентичности» предлагает прочтение темы трансформации идентичности через наличные социальные практики адаптации – толерантность, девиантность, мобильность.
В параграфе 2.1. «Трансформация идентичности в виртуальном мире» речь идет о возможной потери контакта с подлинной реальностью идентичности и утрате контроля над границами идентичности в связи с неконтролируемыми темпами разрастания виртуальной реальности, что превышает адаптационные и управляющие возможности человека. Как считает С.С. Хоружий гипертрофия «виртуалистского мировосприятия» влияет на процесс самоидентификации личности в том, что человек вырабатывает «виртуалистские» стереотипы поведения и деятельности, отчуждается от «обычной» реальности и замыкается в горизонте виртуальной реальности.
В диссертации анализируются и обобщаются результаты междисциплинарных и психологических исследований об особенностях и трансформациях идентичности в виртуальном бытии. М. Постер вводит понятие «мобильная идентичность», под которой понимается постоянно изменяющаяся идентичность. Согласно М. Постеру, уход из физического пространства полностью меняет правила политической игры, ибо понятие суверенитета принадлежит исключительно миру стабильного и телесного.
Психологи А.Г. Асмолов и Г.А. Асмолов заявляют о непризнании мобильных идентичностей в мире сетей, так как вместе с развитием нетократии, Интернет стал платформой для восстановления стабильности идентичности (переход от чатов к появлению блогов и социальных сетей), заявляют авторы. В виртуальном мире через виртуальный дневник(Интернет-дневник) происходит формирование онлайн-идентичности, что позволяет раскрыть себя, используя весь спектр «интимности» информации о себе: от публичного и известного всем до самого потаенного и сокровенного.
Согласно А. Висо, одной из первых исследовательниц трансформации личности в мире социальных сетей, что было названо термином «электронная идентичность», в виртуальном мире происходит трансформация нашей личности в целом. В виртуальном пространстве стирается граница между личностью и социальной средой, между человеком и окружающими его культурными артефактами. Виртуальный мир выводит процесс интериоризации – вращивания социального пространства в личностное пространство(Л.С. Выготский), проявления культуры в чертах человеческой личности – на другой уровень. Изменение поведения в социальном мире и эволюция методов потребления информации – это результат не только процесса формирования нашей виртуальной личности, но и трансформации нашей личности в целом. Это значит, что не только мы врываемся в виртуальный мир своей идентичностью, но и виртуальный мир врывается в нас, достраивая и расширяя пространство нашего Я.
Таким образом, происходит становление виртуальной идентичности. Киберпространство создает особое «виртуальное Я», которое отличается от реального Я. В киберпространстве размывается граница между реальным и нереальным, воображаемым. Теряется ясное представление о границе возможного и невозможного, которое всегда лежало в основе рационального планирования действий. Создатель виртуального «Я» может ценить его больше, чем реальное «Я». Виртуальная реальность влияет на проблему самоидентичности личности. Кризис самоидентичности заключается в разрушении условий возможности целостного восприятия субъектом себя как самотождественной личности. Это процесс сопровождается кризисом психологического переживания «судьбы» как образа единства жизненного пути, биопсихосоциальной дезориентацией. Усиливает это «экзистенциальное состояние» глобализация, которая, расширяя социокультурное пространство, многократно убыстряет время становления личности. В потоке становления личность часто не может дифференцировать существенные и второстепенные по своей значимости для нее события. Среди причин, влияющих и размывающих границы идентичности, называют способность современных информационных технологий манипулировать сознанием, притуплять критическую рефлексию человека, подавлять человеческую свободу.
Результаты проведенных психологических исследований показывают, что характерная особенность интернет-коммуникации - это анонимность. Граница личности здесь не включает ни телесное «Я» человека, ни его свойства как субъекта социальных отношений (свойства традиционной социальной идентичности). Кроме этого, в группе «жителей Интернета» «преобладают люди с нереалистическими и недифференцируемыми требованиями к себе, дискриминирующие собственную телесность, ощущающие некоторую дистанцию между собой и другими и пытающиеся компенсировать отсутствие близости и взаимопонимания преувеличенными представлениями о собственной независимости, а также отказом от следования общепринятых норм, что влечет девиантность.
В параграфе 2.2. «Толерантность как идентификационная практика адаптации» показано, что проблема соотношения толерантности и идентичности остается сегодня актуальной. Это вызвано ускорением темпов современной жизни, трансформацией социального бытия, наличием кризисов различных видов идентичностей, возрастающей социальной потребностью в формировании и развитии толерантного сознания и гражданских установок.
Многомерность конструкта «толерантность» проверяется и его связью с понятием «идентичность». Идентичность является основой толерантности, что показано многими социально-психологическими исследованиями. Проблематика толерантности возникает применительно к любым различиям, которые могут служить основанием для личностной, социальной, этнической и других идентичностей. Сложная корреляция и взаимная детерминация идентичности и толерантности определяются тем, что с одной стороны, толерантность как важнейший фактор, определяющий процесс самоидентификации индивида, влияет на становление идентичности как целостного образования. С другой стороны, характер идентичности определяет актуализацию толерантности (интолерантности) в процессе социального взаимодействия. Как показано в параграфе, в философских текстах по проблеме толерантности указывается на трудности дефиницирования понятия «толерантность», на его сложность и внутреннюю противоречивость. В соответствии с заданными кодами понимания толерантности социально практикуется толерантность как индифферентность, как уважение, как снисхождение к другому.
Среди характеристик, как показывают результаты психологических исследований, «толерантной» идентичности такие, как интегрированность, целостность, пластичность Индивиду с «толерантной» идентичностью присуща альтруистическая мотивация, гуманная, диалогическая направленность, достаточно значима групповая идентичность наряду с персональной самотождественностью. «Интолерантная» идентичность характеризуется как ригидная, жесткая, элементы которой функционируют автономно, снижая целостность и интегрированность самости. Такая идентичность имеет противоречивую природу. В ней преобладает эгоистическая, дегуманизированная и монологическая направленность.
Как показано в параграфе реалии социальной жизни часто взращивают интолерантные установки. Атрибутами личности с интолерантным сознанием становятся линейность мышления, ценностно-смысловых структур сознания, однозначность в восприятии мира («свой», «чужой», «друг», «враг»). Корни интолерантности – в недостатке доброй воли, в редукции ценностных установок, в жесткой локализации смыслов в пространстве и времени, в собственной ограниченности, «невротичности», ригидности, конфликтности, неготовности к принятию иных взглядов. Интолерантная личность характеризуется представлением о собственной исключительности, стремлением переносить ответственность на окружение, высокой тревожностью, потребностью в порядке, желанием сильной власти. Историческим опытом и практикой интолерантности, как демонстрируется в параграфе, является «охота на ведьм». Как социальную практику интолерантности и дезадаптации можно идентифицировать социально-психологические последствия террористического акта. Исследователи феномена терроризма С.Н. Ениколопов, А.А. Мкртычян и др. доказывают, что эти последствия представляют собой основание для формирования в обществе не только отрицательного, но и положительного отношения к террористам, что может проявляться как в пассивном одобрении или сочувствии, так и в осознанном желании индивида, группы присоединиться к уже существующей террористической организации или перенять её опыт для достижения своих собственных целей. Психологические последствия террористического акта – это появление информационной базы для людей, обладающих диспозицией для совершения насильственных действий, но не проявлявших свою активность по причине дефицита информации о себе подобных. Иллюстрацией последствий террористического акта отрицательного характера служит групповая сплоченность как появление таких отрицательных явлений, как национализм, ксенофобия и нетерпимость.
Как показано в параграфе, в литературе различаются такие формы толерантности как традиционная, институциализированная толерантность, так и маргинальная толерантность, порожденная постмодернистской эпохой. Культура постмодерна конструирует маргинальную толерантность. Как феномен и квинтэссенция человеческого со-существования маргинальная толерантность возникает из неопределенности постмодернистского сознания, его расплывчатости, бессвязности, открытости. Она неинституциональна, асимметрична, эксклюзивна, экземплярна, ориентирована на «касательное» со-существование. Поэтому ее трудно прагматически использовать и операционализировать.
В параграфе 2.3. «Девиантность как дезаптационная практика» показано как в призме социальной практики толерантности просматривается проблема «девиантности», высвечивается специфика «нормальности» и «ненормальности». Критерием наличия и степени толерантности общества является мера допустимой «инаковости», индивидуальных особенностей и отклонения от общего образца. Нормы классификации недопустимо «отклоняющегося» поведения различны в различных культурах, типах общества, социокультурной ситуации. Социальная дифференциация, плюралистичность взглядов ведут к сужению сферы, в которой требуется единообразное «нормативное» поведение. Сложившаяся социальная практика, характеризующаяся отсутствием четкой иерархией ценностей и смысловых интенций, многозначностью и противоречивостью социальных норм, не согласующихся веровательных символов, создает предпосылки к становлению и развитию различных девиаций, формированию кризисной идентичности.
В современной социологии феномен девиантности исследуется как поведение, которое противоречит правовым, а не социальным нормам. В рамках социологического подхода стратегии девиантного поведения и практики определяются по типу нарушаемой нормы: преступность, алкоголизм, бродяжничество, проституция, расизм, хулиганство, иждивенчество и т.д.
Психологи утверждают, что сама неопределенность ситуации, в которой оказался современный человек влекут его на путь «девиантности». Человек находится в непрерывном поиске своей идентичности. Этот поиск задается многими факторами. Основные психологические школы(психодинамическая, диспозициональная, научающе-бихевиоральная, когнитивная, гуманистическая) описывают и объясняют человека, его «нормальное» состояние, возможные отклонения и причины их возникновения различным образом. Так, теоретики диспозиционального подхода(Г. Олпорт, Р. Кеттел, Г. Айзенк), признавая доминантой поведения рациональность, сознательность, зрелость человека, толкуют поведение, обусловленное неосознаваемыми иррациональными установками, как девиантное. В бихевиоризме(Б.Ф. Скиннер и др.) девиации объясняются как следствие изменения окружения человека, когда его набор поведенческих реакций оказывается неадекватным для получения подкрепления в новой ситуации. Когнитивисты(Дж. Келли, А. Бандура, Д. Роттер и др.) причиной девиаций(как измененных состояний сознания) называют плохую адаптацию, когда личностные конструкты(Дж. Келли) оказываются непригодными для достижения целей и выполнения социальных функций.
Современные техники власти, как убедительно в своих работах показал М. Фуко, провоцируют девиантность. Латентные техники, которые использует власть, неявные формы контроля и управления (через институт знания, здравоохранения, семьи и т.д.), наблюдение и контроль через потребление и обладание, вводят современного человека в состояние тотального напряжения, непрерывного контроля и самоконтроля как в социальной, так и в интимной жизни.
Таким образом, современная социокультурная ситуация множественно влияет на поиск самоидентичности индивида и способствует возникновению кризисной идентичности, «отклоняющегося поведения», соответствующих практик. Рассогласование и несоизмеримость в системе ценностей, «релятивность» социальных идеалов, противоречивость смысловых интенций, шизоидизация сознания «размывают» границы идентичности и инициируют девиации как дезадаптивную практику.
В параграфе 2.4. «Идентификационные измерения социальной мобильности» рассматривается мобильность как социальная практика адаптации в условиях трансформационных изменений. Современная социальная ситуация переводит социальную мобильность в реальность «долженствования» и рассматривает её как готовность к адаптации на новом месте. Мобильность – социальная практика адаптации и важный показатель здоровья «социального организма». В кризисных ситуациях механизмы и практика социальной мобильности обеспечивают стабильность, прочность, и определяют возможности и ориентиры институциональной и структурной модернизации общества. П. Сорокин сравнивал каналы социальной мобильности с системой кровообращения, закупорка сосудов которой чревата самыми серьезными последствиями.
Высокая социальная мобильность делает любую идентичность более изменчивой. С одной стороны, это создает ситуацию ненадежности и неопределенности, но с другой - увеличивает степень индивидуальной свободы и связанной с нею ответственности. С одной стороны – это востребованность человека как уникальной личности, его фундированность в социальные сети, приемлемость его для членов сообщества, понимание им социального как внешнего на личностном уровне, своего рода предсказуемость, надежность, степень интеграции в местное сообщество. С другой стороны, это способность «догонять» наличное время, обучаемость, открытость опыта, умение перенести на другого заботы о семье и быте, поддержание здоровья как фактора конкурентоспособности, готовность встраиваться в новые профессиональные и культурные сообщества, гибкость в следовании нормам, незаниженный уровень притязаний.
В параграфе показано, что специалистами выделяются две интерпретации идентификационной мобильности человека. С одной стороны, мигрант рассматривается как активный, сильный, психологически пластичный, работоспособный человек. Другой подход - усматривает в нем маргинальность, недореализованность в наличных обстоятельствах. Принимающая сторона квалифицирует акт переезда и смены условий –двояко. С одной стороны, поддерживая идею о повышении качества жизни и стремление к личному процветанию как показатель «общечеловеческого» здравого смысла. В другом аспекте - мигрант ни при каких условиях не сможет стать или идентифицироваться как «свой», поскольку не сможет преодолеть культурных различий. Таким образом, феномен социальной мобильности амбивалентен, миграционной практике имманентна внутренняя противоречивость.
Любое социальное перемещение происходит по факту возникновения желания и путем преодоления базовых барьеров. Один из таких барьеров - процесс адаптации/дезадаптации. Так, переезд человека с одного места жительства на другое предполагает определенный период адаптации к новым условиям. Часто возникает проблема вхождения в новую субкультуру группы с более высоким статусом, а также связанная с этим проблема взаимодействий с представителями новой социальной среды. Для преодоления культурного барьера и барьера общения существует несколько способов, к которым прибегают социально мобильные индивиды. Во-первых, для усвоения нового статусного уровня ему необходимо принять новый материальный стандарт, соответствующий этому уровню. Другой составляющей процесса адаптации в ходе социальной мобильности является развитие типичного статусного поведения. Следующим компонентом адаптации является изменение социального окружения. Этот способ основан на налаживании контактов с индивидами, социальными группами, социальными кругами того статусного слоя, в который социализируется мобильный индивид. Идеальным условием адаптации в новый слой является положение, когда индивид полностью окружен представителями того слоя, куда он стремится попасть. В этом случае субкультура осваивается быстрее.
Стремительность изменения общества, как показывают социологические исследования, требует от современного человека значительного адаптационного ресурса, наличие которого обуславливает скорость социальной мобильности. В обществе с относительно открытыми границами между социальными слоями люди дифференцируются на тех, кто имеет высокую скорость социальной мобильности и может сделать карьеру, и тех, кто дезадаптируется, деморализуется (алкоголизируется, наркотизируется, криминализуется и т.д.)
В параграфе дается анализ литературы по теме социальной мобильности и миграционным процессам, понятых как трансформации идентичности. Процессы миграции в России в начале XXI века определяются влиянием двух противоречивых групп факторов – деструктивных и конструктивных. К деструктивным относятся взрыв национализма, вооруженные этнические конфликты, политическая нестабильность и экономический кризис. Эти факторы обусловили резкое падение мобильности населения и изменили природу миграций, придав им вынужденный характер, спровоцировав массовые потоки беженцев, репатриантов, процессы этнического размежевания, незаконную миграцию. Параллельно с деструктивными действуют новые конструктивные элементы, такие как переход к политике открытых дверей, включение России в систему международных миграций, трансформация ее экономики на рыночной основе. Они привели к развитию трудовых миграций и стали важнейшим амортизатором дестабилизирующего влияния деструктивных факторов.
Как демонстрируется в диссертации, последствия миграции проявляются в различных социальных сферах. Они имеют и позитивный, и негативный характер, становясь источником конфликтов. Частным случаем миграционной практики, как демонстрируется в диссертации, является мобильность в сфере образования. Идея «мобильности» студентов и преподавателей, провозглашенная Болонским соглашением, понимается так, что мобильность должна стать обязательной для каждого студента. В диссертации приводятся данные проведенного автором социологического исследования (2004-2009гг) с целью диагностики особенностей идентичности, мобильности, тенденции миграции молодежи Тверской области. Результаты проведенного социологического исследования подтверждают установленный ранее факт, что образование - важный фактор мобильности и практика поиска новых форм идентичности.
В «Заключении» подводятся теоретические итоги исследования, которые заключаются в экспликации социальных практик адаптации, репрезентирующих современный идентификационный дискурс. Путем общефилософского и междисциплинарного изучения социальной идентичности, показано, как она трансформируется и конструируется в социальной практике.
Основные положения диссертации получили отражения в следующих публикациях:
- Довгалёва, И. В. Идентификационный дискурс о социальной ситуации человека [Текст] / И.В. Довгалёва // Известия Российского Государственного педагогического университета им. А. И. Герцена №120: Общественные и гуманитарные науки «Философия, языкознание, литературоведение, культурология, искусствоведение, экономика, право, история, социология». – СПб.: Из-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2010. С. 148-152. (рек. ВАК)
- Довгалёва, И.В. Идентификационный дискурс о телесности [Текст] / И.В. Довгалёва // Вестник ВолГУ. Сер.7. Философия, социология и социальные технологии. – Волгоград, – 2010. - № 1(11). С. 109-112. (рек. ВАК)
- Довгалёва, И.В. Рейтинговая система как вариант адаптации студентов первокурсников [Текст] / И.В. Довгалёва // Проблемы адаптации студентов младших курсов к специфике учебной деятельности в вузе: Материалы IV межвузовской научно-методической конференции. - Тверь: ТГТУ, - 2004. - С. 11.
- Довгалёва, И.В. Роль куратора в процессе адаптации студентов первокурсников [Текст] / И.В. Довгалёва // Проблемы адаптации студентов младших курсов к специфике учебной деятельности в вузе: Материалы IV межвузовской научно-методической конференции. -Тверь: ТГТУ, - 2004. - С. 12.
- Довгалёва, И.В. Провинциальность как социально-психологический стереотип [Текст] / И.В. Довгалёва, В.В. Федоров, А.Ф. Шикун // Актуальные проблемы психологии труда. Коллективная монография.Том 1. - Тверь: Изд-во ТвГУ, - 2005. С. 74-78.
- Довгалёва, И.В. Особенности миграции молодежи Тверской области [Текст] / И.В. Довгалёва // Образование в XXI веке:Материалы Всероссийской научной заочной конференции. Выпуск 7. Тверь: ООО «Буквица», - 2006. С. 155-158.
- Довгалёва, И.В. Эмиграционные намерения иногородних студентов ТГТУ [Электронный ресурс]// III Всероссийский социологический конгресс: Москва, - 2008. CD-ROM.
- Довгалёва, И.В. Направления миграционной политики образовательной миграции [Текст] / И.В. Довгалёва // Образование в ХХI веке: Материалы Всероссийской научной заочной конференции. Выпуск 8. Тверь: ООО «Буковица», - 2007. С.141-143.
- Довгалёва, И.В. Процесс урбанизации, его социально-экологические последствия и отношение молодежи [Текст] / И.В. Довгалёва // Современные исследования социальных проблем: Сборник статей Общероссийской научно-практической конференции. Вып. 4. "Исследования по экологической социализации человека. Социально-лингвистические и филологические исследования". - Красноярск: "Научно-инновационный центр", – 2009. – С. 11-14.
- Довгалёва, И.В. Дауншифтинг как добровольная нисходящая социальная мобильность [Текст] / И.В. Довгалёва // Коммуникативные стратегии информационного общества. Труды 2-й Междунар. науч.-теор. конф. – СПб.: Изд-во Политех.ун-та, - 2009. С. 369-371.
- Довгалёва, И.В. Социальная мобильность и адаптационные барьеры [Текст] / И.В. Довгалёва // Особенности развития профессионального образования в современных условиях / Тезисы межвузовской научно-методической конференции. – Тверь: ТФ МГЭИ, - 2009. С. 31-33.
