WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Русский менталитет: опыт социально-философского анал и за

На правах рукописи

Полежаев Дмитрий Владимирович

русский менталитет: опыт

социально-философского анализа

09.00.11 – социальная философия

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора философских наук

Волгоград – 2009

Работа выполнена в государственном образовательном учреждении

дополнительного профессионального образования (повышения

квалификации) специалистов «Волгоградская государственная

академия повышения квалификации и переподготовки

работников образования»

Научный консультант – доктор философских наук, профессор

Никонов Константин Михайлович

Официальные оппоненты – доктор философских наук, профессор

Резник Юрий Михайлович

доктор философских наук, профессор

Табатадзе Георгий Саввич

доктор философских наук, профессор

Кибасова Галина Петровна

Ведущая организация – Саратовский государственный

университет им. Н.Г. Чернышевского

Защита состоится «15» декабря 2009  г. в 11.00 часов на заседании диссертационного совета Д  212.029.03 по присуждению ученой степени доктора философских наук при Волгоградском государственном университете (400062, г. Волгоград, пр. Университетский, 100, ауд. 4-13 А)

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Волгоградского государственного университета.

Автореферат разослан «____» _________________ 2009  г.

Ученый секретарь

диссертационного совета В. Н. Гуляихин

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. В современном обществе возрастает значение исторических традиций, ценностей, установок русского народа. Актуальность исследования проблемы русского менталитета обусловлена совокупностью причин, важней­шей среди которых является потребность понять специфику истории русского народа, особенности современного российского общества, перспективы его динамики. Сложные социальные, этнополити­ческие процессы, происходящие сегодня в России, приковывают об­щественное внимание и внимание ученых к сложным проблемам, связанным с самосознанием русского народа. Поэтому проблема единства и многообразия человеческого в человеке вызывает как теоретический, так и практический интерес.

Социально-философское осмысление комплекса проблем совре­мен­ного российского общества (социально-экономических и политических достижений, неудач и перспектив развития) предполагает глубокое исследование проблемы менталитета русского народа. Необходимость этого определяется и потребностями самой философии. Деятельность людей детерминируется социально-эконо­ми­чески­ми и культурными связями, особенностями психического склада и другими факторами, в основе которых лежат ментальные феномены.

Без четкого знания структуры и особенностей русского ментали­тета направленная модернизация общества и государства не представляется возможной, поскольку кардинальные реформы – это всегда фундаментальные изменения основ жизни народа, связанные с его ценностными ориентациями, сложившимися убеждениями и стереотипами. Ментальные особенности, проявляясь в индивидуальной психике и поведении людей как некие «константы», формируют базу идентичности человека в условиях определенного исторического времени.

Процессы интеграции и глобализации затрагивают сегодня все сферы жизнедеятельности общества. Человечество вступает в качественно новое состояние со сложными многообразными противоречиями, связанными с интенсивным развитием экономических, политических, духовных взаимодействий. Знание природы менталитета – на­сущная потребность и условие успеха в адаптационных усилиях общества.

Проблема русского менталитета привлекает внимание исследователей различных областей науки: психологов, политологов, социологов, культурологов, педагогов – и на чисто эмпирическом, и на теоретическом уровне. Проблема менталитета оказывается и в центре внимания философского дискурса: необходимо отделение закономерного и сущностного от случайного и «урезанного» понимания феномена. В методологическом отношении социально-философский подход имеет принципиальное значение, ибо он позволяет вычленить базисные основания и особенности менталитета и тем самым придать дефинициям и возможным пояснениям соответствующую теоретическую нагрузку.

Слово «менталитет» до сего дня звучит в русской речи как иност­ранный термин, а количество опытов эмпирического, феноменального описания менталитета весьма обширно. Актуализация исследований мен­тальных феноменов заслуживает положительной оценки; но подчас совершенно размывается внутреннее содержание понятия и, таким образом, отодвигается искомое – сущностные основания, структурные составляющие и законы «жизнедеятельности». Бесконечное «про­изводство» определений менталитета, то есть чисто суммативное собирание некоторых характеристик, не объединенное общей ментальной теорией, и возникающие при этом разноуровневые содержательные дихотомии создают иллюзию разнообразия и богатства толкования проблемы, которая, на наш взгляд, сдерживает действительно философское исследование.

Менталитет народа формируется под воздействием особенных факторов, прежде всего исторических. Русский менталитет не является исключением. Он имеет свои отличительные особенности, которые становятся наиболее заметными в соотношении с ментальными установками других народов. Исследование особенных черт русской нации актуализируется в свете происходящего в последние годы разноуровневого социально-культурного сближения России с объединенным европейским сообществом.



Анализ состояния научной разработанности проблемы требует обращения к истокам ее, к истории вопроса.

Проблемы менталитета тех или иных этнокультурных общностей были поставлены на повестку дня исследователями уже в XIX веке. Считается, что своим зарождением это научное направление во многом обязано трудам Х. Штейн­та­ля и В. Вундта, в основу которых были положены идеи Г. В. Ф. Гегеля об «объективном духе», а также распространенным в Германии ХIХ в. понятиям о «сверхиндивидуальной психике» и обусловленности социальной истории духовным складом народа. Известны и другие мнения по поводу «научного рождения» менталитета – как научной категории и понятия. Называются имена Р. Эммерсона (1856), А. де Токвиля (1897), М. Мосса (1906), Н. И. Кареева (1919) и ряд других.

Диссертационная работа опирается на труды Г. В. Ф. Гегеля, И. Кан­та, М. Хайдеггера, А. Шопенгауэра, О. Шпенг­ле­ра, которые затрагивают некоторые аспекты проблемы менталитета. Особое место занимают материалы исследований французской Школы «Анналов» (М. Блок, Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф, Л. Февр и др.). Выдающаяся роль в разработке проблемы менталитета принадлежит глубинной психологии К. Г. Юн­га, психоанализу З. Фрей­да, Э. Фромма, а также А. Адлеру, Р. Арону, М. Вебе­ру, Т. Пар­сонсу, давшим определенное обоснование исторической устойчивости и повторяемости мировоззренческих и поведенческих стереотипов различных народов.

Специальные исследования в изучении ментальных феноменов осуществлены: Ф. Арьесом, Ж. Дюби, Г. Лебоном, Л. Леви-Брюлем, К. Ле­ви-Строссом, Г. Тар­дом и др. Использовались труды, посвященные интеграции разнообразных научных фактов и подходов с единых общенаучных позиций (К. Бюлер, В. фон Гумбольдт, А. Веж­бицкая, М. Ко­ул, Ж. Делёз, В. А. Лефевр, Н. М. Чер­ны­шова и др.).

Об особенностях русского национального характера и их истоках упоминалось в трудах таких отечественных мыслителей как М. А. Ба­куни­н, Н. А. Бердяев, Б. П. Вышеславцев, С. Н. Булга­ков, С. И. Гес­сен, Н. Я. Да­ни­лев­ский, В. В. Зень­ковский, И. А. Ильи­н, К. Д. Ка­велин, П. А. Кропоткин, Н. О. Лос­ский, Н. И. На­деж­дин, В. С. Со­ловьёв, П. А. Со­рокин, П. А. Фло­ренский, Г. В. Флоровс­кий, С. Л. Фран­к, А. С. Хомяков, Н. Г. Чер­ны­шев­ский и др. Л. П. Кар­савин вводит понятие «средний человек эпохи», который как бы заключен в каждом представителе своей группы, и утверждает, что некоторые стереотипы национального поведения неосознанно воспроизводятся в каждом новом поколении.

В последние годы глубокому анализу подвергается русская религиозно-философская традиция в контексте изучения устойчивых ценностей и ориентиров российского общества. Основным в этом поиске является более точное определение содержательной нагрузки понятия «менталитет», задающего смысловое поле проблемной напряженности. Исследование менталитета как устойчивой в длительном историческом протяжении системы внутренних глубинно-психичес­ких социально-культурных установок общества может быть естественно вплетено в общий проблемный узел современной философии.

Значительную роль в постижении особенностей функционирования менталитета общества сыграла разработка проблем сознания и бессознательного, позволившая обнаружить латентные пласты внутреннего мира социума (К. А. Абульханова-Славская, А. В. Бру­ш­лин­ский, В. П. Зин­ченко, А. Н. Леон­тьев, М. К. Ма­мар­дашвили, Э. Ной­манн, С. Л. Рубин­штейн, В. А. Ядов и др.). Проблема ментали­тета с позиций социально-психологической детерминации представлена в трудах Б. В. Поршнева и А. Н. Леон­тьева. Психологические аспекты проблемы менталитета общества и ментальности личности убедительно представлены также Б. А. Душковым, Р. М. Гра­новской, С. В. Лу­рье, Т. В. Се­мё­новой, С. В. Конд­ратьевым, И. С. Ко­ном, Ш. На­дирашвили, А. В. Петров­ским, М. Г. Яро­шев­ским. Разработки Д. Н. Уз­надзе теории установки входят в число трудов, составляющих философско-методологическую основу диссертации.

Э. Г. Алек­сандриков, Л. М. Дробижева, О. С. Новикова, З. В. Син­кевич, А. Г. Спир­кин касались вопросов адаптации самосознания и культуры этносов в рамках социально-философского анализа. Представление о менталитете развивали Е. А. Ануф­ри­ев, В. В. Ванчугов, Ф. И. Ги­ре­нок, Р. А. До­донов, С. П. Ива­ненков, К. Кась­янова, С. Э. Кра­пивенский, В. И. Ку­ра­шов, А. Ж. Кус­жанова, А. В. Лес­ная, К. Х. Мом­джян, И. В. Мо­с­то­вая, Л. Н. Пуш­карёв, В. Сел­лин, А. П. Ско­рик, Г. Тел­ленбах, Д. Филд, Р. Хин­гли, Б. П. Шу­лындин, Г. Шульц и др. Видится необходимым комплексное исследование проблемы менталитета в рамках социальной философии.

Глубокое исследование истории менталитета / ментальности как научного понятия и социального феномена наблюдается в трудах А. Я. Гу­ре­вича, Б. В. Маркова, И. Г. Дубова и др. Б. С. Гершунский рассматривает менталитет с точки зрения возможности «исторически ретроспективного предсказания поведения, поступков индивидуального или коллективного субъекта в определенных видах деятельности и жизненных ситуациях».

Значительное теоретико-мето­дологические влияние на разработку проблемы оказали работы В. С. Ба­рулина, Ю. В. Бром­лея, А. С. Па­нарина, Б. Ф. Порш­нева. Гуманитарная культурология, пред­ставленная в работах М. М. Бах­тина, В. С. Биб­лера, Д. С. Ли­хачёва, А. Ф. Лосева, А. И. Пи­га­лева и др., продемонстрировала аксио­ло­ги­ческий подход к исследованию духовной культуры, национальной и исторической психологии народа.

Гражданско-правовые аспекты русского менталитета рассматривались А. С. Барабашем, В. Н. Гуляихиным, А. А. Давлето­вым, К. М. Ни­коновым, И. П. Но­совым, Ю. М. Резником. Социально-поли­тические, философско-обра­зо­вательные вопросы ментального плана разбираются в работах Н. Ф. Калины, И. М. Клям­кина, Т. И. Кутковца, В. В. Лапкина, А. М. Но­викова, В. И. Панти­на, В. И. Са­довничего, Г. К. Се­левко, А. Л. Стризое, Е. В. Чёрного, А. Д. Шоркина.

Проблемы национально-исторического измерения социальных процессов подробно проанализированы такими отечественными и зарубежными исследователями как А. С. Ахие­зер, М. А. Барг, М. П. Буз­ский, В. К. Кан­тор, Р. Ле­мелин, О. Мёльден, Х. Ортега-и-Гассет, А. С. Пана­рин, И. А. Пет­рова, Н. Н. Се­дова, К. Хюбнер, В. А. Шку­ра­тов, К. Ясперс и рядом других. Важные для осмысления русского менталитета вопросы духовности и нравственности – как философских категорий и социально-индивиду­аль­ных феноменов – убедительно развернуты Н. К. Бороди­ной, В. Е. Давидо­вичем, В. И. Ксе­но­фон­то­вым, В. С. Малаховым, Н. С. Южалиной и др.

Диссертационные работы, затрагивающие в той или иной степени вопросы русского менталитета / ментальности, могут составить отдельный раздел историографии по теме нашего диссертационного исследования: М. Г. Горбу­нова, В. В. Ковалёв, А. Ю. Куз­не­цов, А. Ю. Мор­довцев, Т. В. Се­мёнова, М. Ю. Ше­вяков и др.

В качестве основы социально-философского дискурса диссертант рассматривает исторический период, характеризующийся бурным раз­витием отечественной философии, относительно очерченный границами конца XIX – начала XX вв.; он признается сегодня как своего рода «золотой век» русской философии. Осмысление глубочайших и широких пластов русской истории и русского сознания, духовного склада и образа мышления русского народа стало важным направлением развития отечественной философской мысли.

Объект исследования – нравственно-психологические и интеллектуальные устои жизнедеятельности русского народа.

Предмет исследования – русский менталитет, его специфика и основные конституэнты.

Цели и задачи исследования. Основная цель диссертационной работы – дать социально-философский анализ феномена русского менталитета как социокультурного образования в целостном процессе жизнедеятельности человека и общества.

Настоящее исследование можно рассматривать как определенный этап в формировании целостной философской теории менталитета. Важно выделение функциональной составляющей менталитета наряду с его пространственно-ценност­ным измерением. В соответствии с указанной целью в диссертации ставятся следующие основные задачи:

— уточнить смысловое и функциональное содержание понятия «менталитет»;

— обосновать условия и предпосылки принципиально открытого и незавершенного характера ментальных установок и ценностей, исторической значимости данной особенности;

— выделить основные черты русского национального характера и соответствующие им ментальные основания;

— эксплицировать существенные национально-русские ментальные черты, способствующие сохранению и дальнейшему историческому развитию русского народа;

— аргументировать основные возможности реализации потенциала русского менталитета в развитии современной России.

Методологической основой логики диссертационного исследования является системный подход, в соответствии с которым рассматриваемый предмет определяется как целостный феномен с соответствующими уровнями организации и динамикой. При социально-философском исследовании феномена русского мен­талитета используются также методы сравнительно-историчес­кого, структурно-функционального анализа и принципы диалектического мышления. Теоретическими основаниями и источниками исследования являются труды отечественных и зарубежных философов, рассматривающих различные аспекты проб­лем социального менталитета.

Научная новизна диссертации заключается в следующем:

— на основании сложившихся в философии идей менталитета впервые выделены и обоснованы исторические предпосылки и условия формирования русского менталитета, его специфики, связи действительного и возможного в содержании и динамике;

— установлено, что исторически сложившиеся ментальные традиции и ценности жизни, отражающие глубинные «пласты» психологии и сознания, тем не менее, носят открытый и незавершенный характер в связи с изменениями культуры и социальной действительности;

— аргументированы периоды развития понятия «менталитет» в мировом и отечественном социально-гуманитарном знании;

— соборный, космический характер русского национального менталитета, с ярко выраженным нравственно-психологическим измерением, рассматривается как желание и способность русского народа к глобальному охвату и ответственному осмыслению проблем общества и человека;

— выявлено, что в современной России возможна реализация трех основных стратегий развития социально-государственных процессов, связанных с возможностями исторической динамики русского менталитета: негативный, «агрессивный», реформистский.

В результате исследования сформулирован ряд выводов, выносимых на защиту в качестве основных положений:

— под менталитетом мы понимаем устойчивую во «времени бо­ль­шой длительности» систему внутренних глубинно-психических со­циокультурных установок, формирующуюся и изменяющуюся как под влия­нием внешних воздействий, так и путем внутренне обусловленного саморазвития, и функционирующую на уровне внесознательного;

— теоретико-методологический анализ категории «менталитет», рассматриваемого как глубинное основание социальных процессов, являет собой принципиально незавершенный, открытый характер по той причине, что он обусловлен не только изменениями культуры, но представляет собой ту доминанту, которая укореняет человека в стихиях бытия;

— русский национальный характер как деятельностное проявление феномена русского менталитета может быть артикулирован через «спонтанность» и «обыденность», «державность» и «смирение» и ряд других социальных черт. Внутренняя противоречивость, разнонаправленность ценностных ориентаций и установок русского менталитета объясняется нравственно-психологической и интеллектуальной развернутостью духовных основ жизнедеятельности русского народа;

— к числу характерно русских внешних черт, имеющих глубинную внутреннюю, ментальную протяженность, относятся фено­мены, определяемые понятиями «национальное», «соборное» и «кос­мичес­кое» и содержательно объединенные в устоях жизни;

— понимание русского менталитета как системы установок позволяет отслеживать и анализировать состояние и динамику отдельных ментальных установок у представителей разных народов, социальных групп, принадлежащих одному народу.

Теоретическая и практическая значимость работы заключается в том, что ее основные положения и выводы дают новую концептуальную основу для культурологических, социально-фило­соф­ских и социально-психоло­ги­чес­ких исследований проблемы русского менталитета, его аспектных и прикладных исследований. Представленная диссертация является одним из первых исследований русского менталитета, в котором в диалектическом единстве рассматриваются социально-философские, исторические, социально-психо­ло­ги­ческие и философско-образовательные аспекты дан­ной проблемы.

Результаты исследования применимы для дальнейшего развития отечественного социально-гуманитарного зна­ния. Теоретические обоб­щения и выводы могут использоваться для разработки учебных и специальных курсов по социальной философии и философии образования, теории и истории культуры, социологии и социальной психологии.

В настоящем исследовании в качестве опыта рассматриваются три направления общей проблемы менталитета: выделение смыслового и функционального в определении понятия «менталитет» и предположительных признаков ментального; анализ различных «ситуаций» менталитета, его проявлений в историческом пространстве русской цивилизации; осмысление ментальных механизмов социальной ди­намики как возможного средства преодоления системного кризиса современного российского общества. На стыке этих направлений могут возникнуть новые интересные идеи и открытия.

Апробация диссертационного исследования. Основные положения и выводы диссертации излагались автором на ряде научных конференций, симпозиумах и конгрессах. В частности, на I Меж­дународном научном конгрессе «Искусство, образование, нау­ка в преддверии III тысячелетия» (Волгоград, 1998); II Рос­сийском философском конгрессе «ХХI век: будущее России в философском измерении» (Екатеринбург, 1999); Международной научной конференции «Феномен российской интеллигенции. История и психология» (Санкт-Петер­бург, 2000); XV Международном философском конгрессе «Die geistige Einheit Europas in ihrer Kulturellen Vielfalt» (Бонн, 2000); XIV и XV научно-прак­ти­ческих конференциях ИФ РАН «Философское осмысление судеб цивилизации» (Москва, 2001, 2002); Международной научной конференции «Русская история и русский характер» (Санкт-Петербург, 2002); XXI Между­народном философском конгрессе «Philosophy facing world Problems» (Стам­бул, 2003); III и IV Международных научных конференциях «Человек в современных философских концепциях» (Волгоград, 2004, 2007); IV Рос­сийском фило­софском конгрессе «Философия и будущее цивилизации» (Москва, 2005); Международной научной конференции «Историческая память и социальная стратификация. Социокультурный аспект» (Санкт-Петербург, 2005); Международной научной конференции «Актуальные вопросы российской и европейс­кой систем образования» (Бад-Мер­гент­хайм, Германия, 2007); Международной научной конференции «Этнодемографические факторы национальной безопасности России» (Санкт-Петер­бург, 2008); Международной научно-практической конференции «Формирование толерантного сознания в российской школе» (Волгоград, 2008); Международной научной конференции «Город в античности и сред­невековье: общеевропейский контекст» (Ярославль, 2009) и др.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав (по четыре параграфа в каждой), заключения и списка литературы из 417 наименований. Объем диссертации – 330 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность темы исследования, рассмотрена степень ее научной разработанности, определены объект и предмет, цели и задачи, методологические основания, раскрыта научная новизна исследования, представлены основные положения, выносимые на защиту, показаны теоретическая и практическая значимость диссертационной работы, приведены данные об апробации, описана структура диссертации.

В первой главе «Смысловое и функциональное в определении понятия “менталитет”» рассматривается история понятия «мен­талитет», обозначаются его содержательные оттенки. Вычленение существенных признаков ментально­го позволяет представить авторское видение менталитета, особенностей его функционирования на границе сознания и бессознательного. Пониманию этого способствует подразделение менталитета на два вектора установок – глубинно-психических и социокультурных.

В первом параграфе «Особенности смыслового наполнения понятия «менталитет» в социально-гуманитарном знании» диссертант выделяет периоды развития понятия «менталитет» в мировом и отечественном социально-гумани­тар­ном знании. Подчеркиваются особенности звучания рассматриваемого понятия, обозначаются его содержательные особенности и релевантные научные категории.

Первый период – «допонятийный», продолжавшийся до конца XIX – начала XX вв. Слово «менталитет» использовалось в обиходе, в повседневной речи людей и имело именно то значение, которое сегодня можно найти в латыни или в словарях европейских языков. Путем перевода идут многие исследователи ментальных феноменов на начальных этапах работы. Указанный уровень осмысления феномена менталитета является недостаточным, поскольку повседневное, обыденное толкование (или простой перевод с иного языка) не может раскрыть сложной, многоуровневой структуры менталитета, его известной полифоничности в категориально-поня­тий­ном семантичес­ком пространстве.

Второй период – «менталитет как научное понятие европей­ской мысли» – начинается, по различным оценкам, в конце XIX – начале XX в. с повышением внимания к феномену менталитета в различных научных школах Европы. Наиболее полное звучание термин «менталитет» (mentalit) приобрел во французской социологической школе «Анналов». Здесь очевидны некоторые этапы становления понятия, связанные с исследовательским интересом к нему и собственно развертыванием исследований. Это, во-первых, поиск смыслов, своеобразное «притягивание» значений понятия и определение его места в научном категориально-понятийном аппарате; во-вторых, синтез с другими причинными элементами исторического развития – экономикой (материальный фактор) и повседневными изменениями (объективного и субъективного характера); в-третьих, перенаполнение значений менталитета, размывание единой сущности понятия.

Неоднозначность определения менталитета выражается во множестве понятий: «общие категории представлений», «видение мира», «глубинные и архаические слои психики», «неосознанное», «повседневная сторона сознания», «поведение», «психологическая оснастка людей», «дух времени», «общественное сознание», «коллективная психология», «смысловые глубины» или «потаенные пласты глубинной социальной структуры», «образ мышления», «умонастроение» и др.





Изучение философского наследия отечественных мыслителей конца XIX – начала XX вв. дало возможность обозначить ряд понятий, характеризующих проявления или сущностные элементы русского менталитета: «тип», «склад», «образ», «сознание», «дух» и «душа», «большая глубина», «бессознательное» («инстинктуальное») и др. Сравнение их с толкованиями менталитета в за­падной философии позволяет говорить о часто полной их идентичности.

Представляются интересными размышления Н. А. Бердяева об «умопостигае­мом образе русского народа», «русском сознании», «моральном сознании» или «характере русского народа». Убедительно в плане определения менталитета выглядит выражение «более глубокий слой, не нашедший себе выражения в сознании». В. В. Зеньковский рассматривал «сознание русских людей», «русское сознание» или «национальное сознание», используя понятие «глубина» в отношении массового сознания. П. А. Фло­ренский, раскрывая особенности русского социального мироустройства, использует понятия «народное сознание», «смысл, раскрываю­щийся в сознании», «духов­ный склад народа», «национальный дух», «энергия духа» и др. Внешним проявлением национального духа философ называет «национальный характер». Это важно для понимания поведенческого элемента менталитета.

Л. Ладюри подчеркивал, что для характеристики менталитета необходимо исследовать важные составляющие социальной жизни: быт и повседневные заботы, хозяйство, природное и социальное окружение, семейную жизнь и отношение к детям, религиозные верования, мифы и идеи о душе, смерти, спасении и потустороннем мире, восприятие времени, пространства, истории и социальное поведение. Эти сферы суть социально-культурные установки менталитета.

Третий период изучения феномена менталитета – с позиции российского исследователя – период «смыслового наполнения понятия в российской науке». Здесь можно выделить подпериоды иссле­дования. Во-первых, с 60-х гг. до конца 80-х гг. ХХ в. – период освоения термина, приложения отечественных феноменов к преимущественно европейским исследованиям. А во-вторых – с начала 90х гг. ХХ в. – это продолжающееся широкое обсуждение феноменов ментального плана, категориально-понятий­ный поиск в пространстве ментальных феноменов отечественной истории и современности.

Во втором параграфе «Менталитет и ментальность. Модусы интеракции» анализируются структурные компоненты менталитета, выделяются его основные признаки, которые в единстве могут рассматриваться как существенные. Предлагается авторское определение менталитета как устойчивой во «времени большой длительности» (Ф. Бро­дель) системы внутренних глубинно-психичес­ких социокультурных ус­та­новок общества, фор­мирующейся и изменяющейся как под влиянием внешних воздействий, так и путем внутренне обусловленного саморазвития, и функционирующей на уровне внесознательного.

В основу работы «ментальных механизмов» положены три основные функциональные установки: восприятия (представляющая собой когнитивный элемент), оценки (аффект) и поведения (деятельностный компонент), которые представляют собой своеобразную глубинно-психическую «вертикаль». Феномен менталитета выходит за пределы общественного сознания, но, вместе с тем, не отождествляется с коллективным бессознательным – в контексте теоретических построений З. Фрейда, А. Адлера и К. Юнга.

Для развернутой характеристики феномена менталитета необходимо выделение существенных, точнее – сущностных признаков ментального, позволяющих говорить о наличном их бытие, вне зависимости от того, какой уровень – социальный, групповой или индивидуальный – выходит на передний план осмысления.

Устойчивость принимается диссертантом в качестве одного из важнейших признаков, характеризующих феномен менталитета. Постоянство внутренних глубинно-психических характеристик менталитета означает пре­бывание их в определенном состоянии в конкретную историческую эпо­ху. Устойчивость ментальных феноменов не означает абсолютной неизменности системы установок. Мента­литет есть живой в историческом смысле феномен; устойчивость рассматривается как способность ментальных установок противостоять внешнему воздействию, нацеленному на его разрушение.

Большая глубина функционирования менталитета может быть выделена в качестве существенного его признака. Данный аспект подчеркивается многими исследователями ментальных феноменов, как в европейской, так и в отечественной философии. Устойчивость как признак ментального может быть убедительно реализована именно в большой глубине, то есть при условии некоторой сокрытости от повседневного его освещения или направленного воздействия.

Важным ментальным признаком является мышление или склад ума. Некоторые словари именно так толкуют понятие менталитета / ментальности. Это «доповеденческий» признак менталитета, в определенном смысле детерминирующий установку поведения. Применяемое в философии понятие «познающее мышление» в содержательном отношении приближается к обозначенной нами ментальной установке восприятия, в том числе социального. А «эмоциональное мышление» без всяких смысловых натяжек идентифицируется с установкой оценки.

Известны утверждения о национально-психологических особен­ностях мышления наций, народов и этносов, которые определяют специфику их интеллектуально-позна­вательной активности. Диссертант рассматривает известные представления о русском уме, обозначенные в свое время И. П. Павловым: русские не склонны к сосредоточенности, небеспристрастны даже в науке – эмоцио­нальный компонент часто выступает ведущим. Стремление «жать до предела», до края, а затем и за край, – представляется характерно русской чертой, проявляющейся во многих сферах социального бытия, что подчеркивал и Д. С. Лиха­чёв.

Методологически важно замечание М. К. Мамарда­швили о том, что для убедительного анализа народного сознания недостаточно самопредставления народа. В поиске содержания сознания нужно, «не веря самим носителям “сознания”, иметь методологически контролируемую возможность отвлекаться от того, что они говорят или думают о себе и о своих состояниях».

Общественное сознание как существенный признак ментального имеет право на существование применительно к рассматриваемому феномену в форме «сознание / бессознательное», поскольку менталь­ные феномены функционируют на этой границе. Действительно, сложно игнорировать понятийный «зазор» между «коллективным бессознательным и «формами общественного сознания», выделяющий ядро, которое философы считают своеобразной точкой отсчета, а точнее – центром исследуемого понятия. Диссертант отошел в авторском определении от традиционных в исследовательском обиходе понятий, приняв за основу понятие «внесознательное» – из творчес­кого наследия отечественного философа и психолога Д. Н. Уз­надзе.

Ментальность представляет собой упрощенную форму менталитета, которая не означает «недоразвитости» феномена, неполноценности его в плане сложенности и функционирования. Автор предлагает содержательное разделение западного термина mentalit на «менталитет» и «ментальность», соотносящиеся между собой как «целое» и часть», что позволит говорить о менталитете общества (или национальном менталитете) и ментальности личности (индивидуальной ментальности). Разнопорядковые феномены, таким образом, имеют вполне определенную общую основу для функционирования, самоосуществления на глубинно-психическом уровне и проявления «вовне».

В третьем параграфе «Функциональный аспект менталитета. Менталитет как система установок» рассматривается феномен установки как системообразующий элемент менталитета. Сис­тема установок в пространстве менталитета структурируется на социокультурные (аксиологические) и глубинно-психические (функциональные). Социокультурные установки образуют ценностный ряд, глу­бинно-психические детерминируют деятельностный аспект менталитета.

Установка восприятия относится к числу наиболее общих социально-психо­логических механизмов, незначительно изменяющихся даже при мощном идеологическом воздействии (например, в условиях тоталитаризма). Несколько сложнее обстоит дело с установкой оценки, которая влияет на процесс отбора («фильтрации») внешней информации. Она тесно связана с господст­вующими в обществе ценностями, ориентациями, нормами и принципами социально приемлемого поведения. Установка поведения (деятельностный аспект социальной установки) зависит от результатов формирования установки оценки. На этом этапе различия в менталитетах оказываются наиболее заметными и существенными.

Социальная установка рассматривается диссертантом как неосознанное состояние готовности человека определенным образом воспринимать, оценивать и действовать по отношению к окружающим его людям или объектам. Она функционирует наряду с интересом, целью, потребностью. Согласно Ш. А. На­дира­швили установка «формируется на основе единства определенных внутренних и внешних факторов и, в свою очередь, кладется в основу конкретного социального поведения». Для полноценного социального поведения человека требуется взаимосвязь его индивидуальных психических особенностей со сложившимися нормами жизнедеятельности социальных групп.

Развернутая характеристика установки не может быть понята вне осмысления ее основных свойств. Иррадиация связана с распространением, переносом значений установки внутри целостной социальной системы, в том числе в историческом протяжении. Согласно свойству генерализации фиксированная установка сохраняет свою силу и «срабатывает» и по от­ношению к ряду других предметов и явлений. Таким образом происходит стереотипизация восприятия, оценки и поведения в рамках общества.

Установка, оставаясь вне пределов сознания, сохраняет способность оказывать на него решительное влияние. Д. Н. Узнадзе обозначает это состояние как «внесознательное», выводя его из бессознательной сферы: «наши состояния сознания… могут определяться и такими процессами, которые не имеют определенного места в сознании и, значит, не являются сознательными психическими фактами». Внесознательное «осуществление» установок характеризуется автоматизмами, навыками, стереотипами, социальными аттитюдами и др.

Усвоение социальных установок может быть представлено не только как процесс «перехода» из сферы сознания (или бессознательного) во внесознательное, то есть в «пограничное» состояние; возможна передача и «готовых» установок, представленных в более или менее систематизированном и устойчивом виде. Извне, минуя процесс осознания, утверждает Д. Н. Узнадзе, установки «перешли в достояние людей в виде готовых формул, не требующих более непосредственного участия процессов объективации. Опыт и образование являются источниками такого рода формул».

Установки-ценности представляют собой систему норм, детер­минирующих духовную реализацию человека в социальном бытие. Они обретают свое конкретное воплощение, образуя своеобразное «ментальное поле», в единстве с глубинно-психи­ческими установками. Действие данной системы рассматривается как ментальная «работа», которую не следует рассматривать механистически, уподобляя его, по выражению В. А. Ле­февра, «бездушию автомата», включающего механизм жесткого поведенческого алгоритма. Автоматизмы поведения в пространстве «ментального поля» могут быть охарактеризованы как «думающее поведение».

«Общее» (менталитет общества) необходимо сопрягается с «еди­ничным», с конкретными условиями жизни каждого человека, моделями его поведения. Универсальная закономерность взаимодействия личности и социума проявляется в целом спектре специфических законов формирования личности. Некоторые исследователи справедливо, на наш взгляд, выделяют два уровня при анализе духовного потенциала личности: относительно-феномено­логичес­кий и категориально-аналитический. На первом уровне ментальность характеризуется набором нравственно-психологических чувств. На втором – выступает как социально-рас­судоч­ный феномен, базирующийся на соответствующих чувствах и настроении. Единство, взаимосвязь чувственного и рационального и определяет, помимо всего прочего, динамику системы установок общества и личности, выступает своеобразным истоком социальной направленности деятельности.

В четвертом параграфе «Феномены сознания и бессознательного в менталитете» рассматривается пространство функционирования ментальных феноменов, понимаемое как поле осуществления ментальных актов. Осмысление менталитета как «глубинного» феномена позволяет подчеркнуть его функционирование на уровне жизни, пограничном между сознанием и бессознательным.

Менталитет народа, нации, общества (например, русский менталитет) или ментальность малой социальной группы и отдельной личности не являет собой некоей данности, окончательной и неизменной. В работах ряда авторов речь идет о признании менталитета принадлежащим исключительно к сфере, выходящей за пределы сознания. Другие исследователи допускают «работу» сознания в рамках функционирования ментальных феноменов. Эта точка зрения видится предпочтительной, поскольку наполняемый ценностными установками в пространстве куль­туры менталитет не может не иметь истоков сознания в процессе своего генезиса.

Диссертант, относя феномен менталитета к сфере внесознательного, обращает внимание на содержательную направленность основных функций сознания. Именно «отражательная, порождающая (креативная), регулятивно-оце­ноч­ная и рефлексивная функции» являются важными для осмысления особенностей осуществления менталитета. Сознание человека есть и продукт социализации, оно развивается в условиях общественного бытия, в условиях социального менталитета.

Менталитет не возникает и не функционирует лишь на бессознательном уровне, а зарождается и прирастает набором в собственную внутреннюю систему установок смыслов, целей и ценностей осознанно, хотя и под влиянием внешней среды. Социальное бессознательное, свойства которого позволяют человеку идентифицировать себя с определенной социальной совокупностью, по мне­нию Э. Фромма, есть «вытесненные сферы… Содержанием этих элементов является то, что общество не может позволить своим членам довести до осознания, если оно собирается и дальше успешно функционировать на основе собственных противоречий».

С. В. Кон­дратьев выделяет в сфере «предсознания» усвоенные субъектом социальные нормы, регулирующая функция которых переживается как «голос совести», «зов сердца», «веление долга», интериоризация которых придает им императивность. Согласно К. Юн­гу, коллективное бессознательное содержит в качестве структурных элементов «архетипы» – общечеловеческие первообразы всех психических процессов и переживаний, определяющие готовность реагировать определенным образом. Закрепляющиеся в психике исторически, они передаются из поколения в поколение и актуализируются в подходящих условиях (эта черта, объединяет архетип и социальную установку). Р. М. Грановская замечает, что содержание архетипов всегда «личностно и исторически обусловлено».

Диссертант рассматривает менталитет общества как сложную систему, включающую в себя, по меньшей мере, два уровня: внешний, витальный, в значительной степени подвижный, связанный напрямую с изменяющимися жизненными обстоятельствами, в том числе природными, социальными, политико-идеологическими и др., и внутренний – инертный, более устойчивый, представляющий собой в определенном смысле «ядро», которое и корректирует ментальные установки, «восстанавливая» их, приводя к единому знаменателю, насколько это возможно, индивидуальные ментальности. «Ментальный акт, – замечает В. Хёс­ле, – может продлить свое существование лишь в другом ментальном акте… Оставшаяся в прошлом история сознания формирует круг коннотаций, которые особым образом воздействуют на ментальный акт».

Здесь важен феномен общественного или национального самосознания, о котором, по мнению С. Л. Рубинштейна, можно говорить, когда народ а) осоз­нает самое себя как нечто особенное в большом социальном мире, б) понимает свои поступки как свое собственное «производное» и в) готов нести ответственность за них. Задача национального самосознания – не просто осмыслить жизнь в «большом» плане и распознать то, что в ней подлинно значимо, находить верные средства для решения открывшихся задач, но определять самые задачи и общую жизненную цель. Здесь важны не только отрефлексированные, продуманные мысли, но и вся совокупность неясных представлений и установок, детерминирующих поведение людей.

Активность самосознания означает стремление понять, оценить, преобразовать себя в соответствии с выработанным идеалом, а инертность проявляется в желании сохранить status quo, способствуя со­хранению отличительных особенностей нации. Интересно мнение И. С. Кона о том, что национальное самосознание пред­по­лагает фактическое единство, преемственность и последовательность установок и ценностных ориентаций, осоз­наваемых как личные интересы и склонности. Они могут либо быть продуманными в рамках разработанной программы, либо действовать стихийно, быть невыражаемыми в логических понятиях. Самосознание, таким образом, имеет ментальные основания, выступая как феномен витальной проявленности менталитета.

Во второй главе «Менталитетные “ситуации”: интерпрета­ция в русской философской мысли» диссертант выделяет характерные особенности русского менталитета, отличающие его от дру­гих национальных ментальных образований. Религиозная, правовая, государственная и другие установки выступают как особые феномены, которые находят свое воплощение в русском национальном характере.

В первом параграфе «Русский менталитет: сущность и понимание» рассматриваются различные аспекты единства русской культуры. Подчеркивается противоречивость как свойство менталитета русского народа, разнонаправленность поведения, мышления, социального восприятия. Феномен менталитета может быть рассмотрен как яркая характеристика народа, нации, общества. Переведенная во внеш­ний план исследования, она определяется как характеристика «отличия» и связана с выделением сферы отдельного носителя менталитета – из «общего».

Ментальные отличия проявляются в тех случаях, когда отдельные сферы культуры попадают в поле зрения философа, художника, историка. Возникающий в ходе исследования содержательно-смыс­ло­вой диссонанс и характеризует ту или иную «ситуацию отличия», которая возникает между прошлым и настоящим, между «своим» и «иным». В таком ключе небезынтересно обращение к идее Г. Ге­геля о соотношении «субъек­тивного утверждения культуры своего времени» и «чисто объективной верности в передаче прошлого» исследователем. «Чисто субъективный способ изображения, – пишет он, – доходит в своей крайней односторонности до того, что совершенно уничтожает объективный образ прошлого и на его место ставит современность в ее внешнем проявлении», то есть события прошлого описываются с точки зре­ния наличных ментальных установок. Г. Гегель связывает это с «незнанием прошлого» и «наивностью» – когда исследователь не осознает противоречия между предметом исследования и способом его освоения; или – с изменениями смысла событий и их значений в истории.

Рассматривая оппозицию «прагматизм / антипрагматизм» применительно к современному российскому обществу, К. Х. Момджян замечает, что прагматизм представляет собой предпочтение одних жизненных целей другим – говоря конкретнее, выбор в пользу «материальных благ» существования, противопоставляемых его «духовным, идеальным» ценностям. Еще С. Л. Франк писал, что «боль­шинство русских людей имели привычку жить мечтами о будущем. Это настроение мечтательности и его отражение на нравственной воле, эта нравственная несерьезность, презрение и равнодушие к настоящему и внутренне лживая, неосновательная идеализация будущего – это духовное состояние и есть … последний корень той нравственной болезни, … которая загубила русскую жизнь».

Характерной для феномена русского менталитета выступает и ситуация противопоставления в рамках ценностной экстремы «тоталитаризм / демократия». В этом контексте часто поднимается вопрос об «исторической памяти» русского народа, его «потребности» в тоталитарном регулировании. Здесь важно понимание того, что сознание человека невозможно изменить за короткий срок под влиянием идеологии и иных общественных воздействий в необходимую обществу сторону. Но поведение человека может быть наверное изменено и отрегулировано, как могут быть отрегулированы любые проявления физической активности живого организма.

Возможности тоталитарной системы ограничиваются фактором саморегулирования поведения личности, ее определенной автоном­ностью и независимостью. «Внешнее» отражается на характере, но эти изменения не затрагивают глубинных ментальных установок. При положительных для личности преобразованиях социальных условий инертный блок менталитета может оказать формирующее влияние на витальную (подвижную) часть ментальной памяти с последующим восстановлением системы. К содержанию менталитета относятся те элементы культуры, которые укоренены в общественном сознании и способны функционировать независимо от внешних, идеологических полюсов общественного сознания.

Попытки представить русскую культуру в виде целостного, исторически непрерывно развивающегося явления, обладающего своей логикой и выраженным национальным своеобразием, наталкиваются на ряд сложностей и противоречий. На любом этапе своего становления русская культура как бы двоится, являя одновременно два отличных друг от друга лица. «Европейское» и «азиатское», «оседлое» и «кочевое», «христианское» и «языческое», «светское» и «духовное», «официальное» и «оппозиционное» – эти и им подобные «пары противоположностей» свойственны русской культуре с давних времен и сохраняются до настоящего времени. Стабильная противоречивость (дуализм) русской культуры, порождающая, с одной стороны, повышенный динамизм ее саморазвития, с другой – периодически обостряющуюся конфликтность, внутренне присущую самой культуре, составляет ее органическое своеобразие.

Ментальная основа русской культуры представляет собой, по выражению Г. П. Федотова, «в разрезе» как бы эллипс с двумя разнозаряженными «ядрами», между которыми развертывается постоянная борьба-сотрудничест­во, процесс, сочетающий в себе сильное при­тя­жение и столь же сильное отталкивание смысловых полюсов, порождая перманентную нестабильность русской истории. Русская культура сочетает центростремительность, тенденцию к обретению самоидентичности, с центробежностью, то есть с тенденцией преодоления своей однозначной самотождественности.

Во втором параграфе «Ментальные феномены в русской философии» диссертант останавливается на ряде актуализированных отечественной философской мыслью социально-культурных установок русского менталитета, имеющих особенное воплощение в пространстве русской культуры. Установки менталитета, «работающие» как глубинно-психи­ческий механизм, не имеют ярких национально выраженных характеристик. Особенности проявляются в слиянии с установками социально-культур­ными, которые могут быть представлены в виде ценностного ряда – прирастающего с развитием человеческой цивилизации эшелона культурных сфер. К ним диссертант относит: религиозную, правовую, государственную, нравственную, природную, эстетическую, трудовую, языковую, семейную, национальную и другие установки.

«Внешнее» в характере народа обусловлено внутренним содержанием и потому кажущиеся утраченными национальные черты через какое-то время могут вновь актуализироваться, заявиться в качестве определяющих в связи с изменяющимися условиями. Витальные (подвижные или жизненные) черты народа, таким образом, объясняются как ментальными смысложизненными установками «изнутри», так и «внешним» установочным воздействием со стороны социума.

Многие русские национальные черты имеют корни в религиозном видении мира, которое является одним из форм жизненного опыта, более значительных, по утверждению Н. О. Лос­ско­го, чем опыт чувственный. Мистическое постижение мира вообще привычно для русского народа; зачастую оно связано не с православным мирочувствием, а с инославными и даже языческими ценностными ориентациями, императивами и запретами. Известна мысль Н. А. Бер­дяева о двойственном характере религиозного чувства русских. «Два противоположных начала, – пишет он, – легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически-монашеское православие».

Правосознание И. А. Ильин считает высшим итогом национального развития, которого не может достигнуть «народ, не выносивший зрелого правосознания, не создавший сильной и духовно-верной государственности». Таким образом, увязывается воедино правосознание и государственное сознание народа.

Представления русских о государстве и их отношение к существующему государственному устройству отличны от западного «культа государства» в сознании граждан. Русская, большей частью идеальная, утопическая идея государства заключается в целостном понимании народной жизни, органических отношениях между верховной властью, народом и человеком. «Жизнь свободного народа, – писал И. А. Ильин, – на поверхности своей подвержена уклонениям, блужданиям, “ограниченности” и слепоте, … конкретное единство народа скрывается в бессознательной и немой субстанции всех, в водах забвения»…

Природа в определенной степени влияет на формирование социально-психи­ческих установок восприятия и оценки определенных фак­тов, событий, явлений, а также выстраивание соответствующего установкам социального поведения в рамках менталитета. Известна мысль о влиянии пространств России на русскую государственность, общественное устройство и сознание человека, о том, что русская душа «ушиблена ширью». Несомненно, «замедление времени» в России в какой-то степени определяется огромными расстояниями страны, а также недостаточно развитой инфраструктурой и слабой внутренней связью. Исходя из этого, можно говорить о природной обусловленности общего психического типа россиян. Но не следует упускать из виду того, что сформированный в определенных условиях менталитет в дальнейшем выстраивает свою собственную систему становления индивида и общества, социальных традиций, норм и правил.

Значимость ментальных феноменов представляется, по меньшей мере, в следующем. Во-первых, это передача исторически существенной информации на своего рода «социально-генетическом» уро­вне. Во-вто­рых, это коррекция передающейся информации в соответствии с изменяющимися социальными, природными и другими условиями. К этому же уровню исторической значимости мы относим процесс вычленения неизменных, важных в этнопсихологическом пла­не основ социума. Функциональная значимость феномена менталитета проявляется также в наращивании и поддержании социальных автоматизмов.

В третьем параграфе «Менталитет и русский национальный характер» проводится сопоставление понятий «менталитет» и «национальный характер». Концептуально значимым является по­нима­ние национального характера как деятельностного проявления менталитета, как поведенческого компонента системы установок, которые в единстве составляют своеобразное «ментальное поле». Национальный характер рассматривается диссертантом как внешний слой менталитета.

Национальный характер есть «исторически сло­жившаяся совокуп­ность устойчивых психологических черт нации, определяющих привычную манеру поведения и типичный образ жизни людей, их отношение к труду, к другим народам, к своей культуре». В нем проявляются элементы сознания, идео­логии, нравственной культуры, поведения и общественной психики. Результат процесса смыслообразования у носителей различных менталитетов широко варьируется; этим и объясняется неоднозначность поведенческих реакций у носителей одинакового набора национальных ментальных установок.

Русский национальный характер ярко проявляется в бытовых особенностях, в повседневном стиле жизни: «существование под одной крышей разных поколений, приверженность к праздникам, семейным, религиозным, государственным, отношения родителей к детям, которые так и не становятся самостоятельными в глазах родителей до седых волос, – все кажется странным»… Особенно заметны национальные черты в ходе ментального диалога.

Важную для русского национального характера тему народности, самобытности затрагивает Н. И. Надеж­дин, удивляясь тому, что «русские стыдятся быть русскими». «Должно начать тем, – пишет он, – чтобы выучиться уважать себя, дорожить своей народной личностью сколько-нибудь, хотя не с таким смешным хвастовством, как француз, не с такой чванной спесью, как англичанин, не с таким глупым самодовольством, как немец....В ны­нешней Европе... всякий народ хочет быть собой, живет своей, самобытной жизнью». Стремление к самобытности важно развивать и культивировать в характере русского народа, «заимствуя» из Запада это стремление к самопознанию и самоуважению.

Русские философы, изучая русский характер, отмечают его дуалистичность, противоречивость. Г. В. Флоров­ский указывал на несоединимое единство русской души: «Нетрудно различить в русском быте разнородные слои – варяжский, византийский, славянский, татарский, финский, польский, московский, «санкт-питербург­ский» и прочая». Основным заблуждением при этом является признание данной проблемы как уникальной в истории, как исключительно русской. Ф. Ницше, например, писал: «Как народ, происшедший от чудовищного смешения и скрещивания рас, как “народ середины” во всех смыслах, немцы являются по натуре более непостижимыми, более широкими, более противоречивыми, менее известными, труднее поддающимися оценке, более поражающими, даже более ужасными, нежели другие народы в своих собственных глазах». А. Шопен­гауэр замечал, что индивидуальность важнее национальности: «Национальному характеру, по справедливости, никогда нельзя приписать много хорошего. Напротив, человеческая ограниченность, извращенность и дрянность проявляются в каждой стране, только в другой форме, и это называется национальным характером».

Видится важным для ментального осмысления отличий в характерах русских и европейцев следующее замечание В. Ф. Одо­ев­ского: «Недаром в прежние века могучее славянское племя враждовало с племенем западным; эта вражда имеет основание в самобытных, но противоположных стихиях того и другого племени, противоположных до такой степени, что от одной причины происходили в обоих племенах различные действия, и наоборот, – одно и то же явление проистекало из оснований вполне противоположных».

В литературе наиболее часто подчеркиваются такие черты русского народного характера, как спонтанность, обыденность, державность, коммунитарность, иррациональность, церковность, соборность. В понимании Н. А. Бердяе­ва русский народ можно характеризовать лишь противоречиями: преклонение перед интересами государства и анархическое свободолюбие; национальное самомнение и универсальность духа, всечеловечность; жестокость и болезненная сострадательность; удивительная терпеливость и «склонность доходить во всем до крайностей, до пределов возможного, причем в кратчайшие сроки»; непредсказуемость поведения и приверженность «традициям старины»; послушание перед властью и стремление к ее ниспровержению… Можно согласиться с Л. Н. Гуми­лёвым в том, что русский человек ХV–ХVI вв. не похож на русского человека ХIХ–ХХ вв., но особенности его психологического склада остаются неизменными.

Попытки определения русского характера через выделение неких культурно-специфических черт не представляются успешными, поскольку, когда удается вычленить из хаоса российской души какую-либо черту, удержать и проследить ее, зафиксировать и описать, то эта черта оказывается... не вполне русской. В этом ключе примечательна мысль И. С. Кона о том, что существование национальной культуры еще не определяет обязательное наличие специфи­ческих национальных черт у отдельной личности; национально-специфи­чес­кой является вся совокупность определенных психических черт, которые в отдельности могут встречаться и у других. Уникальны не национальные черты и не их «сумма», а сложным образом детерминированная культурой и опытом исторического развития структура ментального мира представителей данного народа.

В четвертом параграфе «Национальное, соборное и космическое в русском менталитете» предпринимается попытка выделения некоторых характерно русских внешних черт, имеющих свою внутреннюю, глубинную, ментальную протяженность.

Функционируя во «времени большой длительности», феномен менталитета выходит за пределы возможностей отдельного человека относительно точно отследить и зафиксировать в сознании особенности его динамики. Г. В. Фло­ров­ский заметил: «Совершенно упускается из виду, что сознательные планы человеческие суть всегда только один из факторов: люди действуют не в пустоте, а в некоторой среде, обладающей упругостью и трением, и среде не пассивной, а имеющей свой ритм развития и свои законы». Эти «законы социальной среды» имеют, по мнению диссертанта, ментальную природу. Каждый человеческий поступок вплетается в сложную систему стихийных тяготений, действий и противодействий, и в итоге могут возникать «новые качества», новые явления, непредусмотренные и невыводимые из предварительного намерения.

Для современного этапа развития мирового сообщества характерны процессы самоидентификации народов и отдельных людей в социально-поли­ти­чес­ком, экономическом, культурном и иных измерениях. В этом «формате» исследования является актуальной проблема поиска национального идеала, национально-этни­ческой и культурно-истори­ческой самоидентичности. В социальной философии известны два основных направления в понимании национальной проблемы. В первом проблема национального всецело разрешается в совокупности фактов, так или иначе связанных с национальной жизнью. Такой подход чрезвычайно распространен в исследовательской среде: любые внешние черты и проявления национального рассматриваются как достаточный для социально-фило­соф­ского анализа материал. Сторонники второго подхода полагают, что нация есть не только совокупность феноменологических своих обнаружений, но, прежде всего, некое субстанциальное начало, творчески производящее свои обнаружения.

Глубинный аспект феномена нации выражается в понимании национальности как чувства или ощущения. Здесь возможны как ощущение нации в себе, то есть включение коллективного «Мы» в индивидуальное «Я», так и ощу­щение себя в нации, предполагающее включение индивидуально-личност­ного «Я» в коллективное «Мы». Особенностью личности является то, что сама по себе она противостоит среде, ее окружающей, так как по сути своей личность автономна, самостоятельна в занятиях и свободна в решениях. Но в то же время личность принадлежит среде, так как делает свой выбор, принимает решения и действует в рамках социума. Она строит свое поведение по стандартам, которые установлены в данном обществе, она также ограничена со стороны других личностей, находящихся в плоскости одного с ней социального пространства, совместно вырабатывая свое отношение ко всем общественным явлениям, в том числе и национальным. Это придает национальному сознанию активный характер, хотя направленность этой активности у разных групп и индивидов разная.

Важной чертой русского характера (и установкой менталитета) является его «космичность», означающая желание и способ­ность глобального охвата и отвественного осмысления всех проблем общества и человека. «Космический» характер русского национального сознания, мышления и мироощущения находит постоянное подтверждение на эмпирическом уровне в ходе социального развития человечества, в том числе русской цивилизации. Это не имеет ничего общего с тенденцией к глобализации, актуальной сегодня. Русская «кос­мич­ность» не означает социального упорядочения мира, это – попыт­ка духовного освоения и принятия его в душе народа и индивида.

В одном из направлений русского космизма («космоэкзистенциализм»), космос рассматривается одновременно и как внешний мир, и как внутреннее сознание индивида. Термины «вселенский», «всечеловеческий» означают здесь «соборный», то есть общий, единый для всего Мироздания и каждого отдельного человека. В контексте социально-философ­ского осмысления феномена русского менталитета важен вопрос о соборном характере русской духовной традиции, о соборности как одном из сущностных духовных составляющих русского народа.

Не следует упускать из виду того, что у человека, а значит – человеческого сообщества, есть нравственная компонента, и попытки построения государственности исходя из принципов, не учитывающих соображения этики и высшей нравственной идеи, всегда приводят к трагедиям. В. И. Большаков указывает, что «именно в кризисные моменты развития государственности, нравственная компонента может иг­рать решающую роль в поведенческих реакциях человека и приводить к качественным изменениям всей социально-поли­тической системы, обеспечивая выход ее из системного кризиса или, напротив, к краху государственности». Продолжающийся сегодня поиск путей преодоления системного кризиса необходимо дополняется требованиями соответствия традициям российской государственности и правосознания, народному религиозно-нравст­вен­ному идеалу, русскому менталитету в целом.

В третьей главе «Менталитет и внутренние механизмы динамики социальной направленности» диссертант рассматривает пространство и время функционирования ментальных феноменов, особенности ментальной динамики в периоды реформ и кризисов, роль образования в национальном возрождении России и особенности отражения национальных ожиданий в русской идее.

В первом параграфе «“Время менталитета” и проблема динамики ментальных феноменов в истории» проводится анализ феномена менталитета с точки зрения временнй протяженности. Важно, что пространственно-времен­не взаимодействие детерминирует ментальную динамику как на индивидуально-лич­ност­ном, так и на социальном уровне.

Для анализа процессов, происходящих в обществе, актуальна концепция Ф. Броделя, выделившего три типа исторического времени: время большой длительности, время средней протяженности и краткий срок. Менталитет как устойчивая и малоподвижная структура, функционирующая на границе сознания и бессознательного, включается не только во «время большей длительности», но и в «историю большого пространства». Р. М. Гра­новская пишет: «Обычно человек думает в масштабе лет, а бессознательное живет в масштабе тысячелетий. То, что человек воспринимает как неслыханно новое, – для него [бессознательного] давнишняя история, но выраженная новыми исторически определенными способами». Еще Ж. Ле Гофф отмечал, что инерция является исторической силой исключительного значения.

Если идеология в целом развивается поступательно, то в рамках менталитета представления изменяются в форме колебаний различной амплитуды и вращений вокруг некоего «ядра», инертного блока менталитета. Наличная система установок не может быть осознана индивидом или социальной группой в исторически короткий срок, зачастую может даже не возникнуть потребности в «ментальной самоидентификации». Это зависит от условий жизни человека и общества, от набора наличных установок, общих для той или иной эпохи.

Исследование менталитета сопровождается рядом исторически обусловленных объективных трудностей, связанных с тем, что многие установки были ориентированы в прошлом иным образом, нежели в современности. «Историческое содержание существует, но существует в прошлом, – замечал Г. Ге­гель, – и если оно потеряло всякую связь с настоящим, с нашей жизнью, то, как бы точно и хорошо мы его ни знали, оно не наше. …Простой принадлежности прошлого одной и той же стране, одному и тому же народу – еще недостаточно». Этим подчеркивается объективность существования феномена «ментального разрыва», проявления которого известны и в российской истории.

«Ментальные разрывы» могут наблюдаться как во временнм («вертикаль» истории), так и в пространственном (социально-культур­ные отличия) аспектах. Речь идет чаще всего о социальной мобильности, динамичности социальных представлений, установок, стереотипов, однако видится необходимым учет и их психического протяжения.

Менталитет необходимо рассматривается в ракурсе возможностей человека воспринимать и осваивать мир в тех пространственно-временных пределах, которые даны ему его культурой и эпохой, возможностей «мыслительного инструментария». Этот «инструментарий» исторически обусловлен, поскольку унаследован от предшествовавшего времени и вместе с тем неприметно изменяется в процессе социально-исторической практики индивида.

Представление диссертанта коренится в понимании менталитета как феномена, который отражает некоторый уровень общественного сознания, где мысль не отчленена от эмоций, от латентных привычек и приемов сознания. Но именно «глубинные ментальные социально-пси­хологи­ческие перемены, которые кроются за появлением новых вещей, за изменением внешних манер и навыков бытового поведения», ищут социальные исследователи в историческом протяжении.

В личностных ментальностях и менталитете общества фокусируются основные «силовые линии» (суть аспекты различных социально-лич­ност­ных отношений), пронизывающие общество. К ним относятся производственные, семейные, правовые, эстетические и другие отношения, выстроенные в систему глубинно-психичес­ких социально-культурных установок, определяющих историческую индивидуальность общества. А. Я. Гуревич выделял в наборе ментальных составляющих такие элементы как время, пространство и природа, смерть и потусторонний мир, возраст, право, труд, собственность, богатство и бедность и др., что позволяет максимально точно ориентироваться на ценностные установки в их системе.

Известно, что в менталитете содержится нечто традиционное, составляющее ядро, а к нему со временем приживается новое, которое может позже превратиться в традицию. Имея инновационные намерения, важно оценить ментальные опоры модернизации социальной жизни: какие инновации будут иметь успех, а какие – транс­фор­ми­роваться ввиду объективного наличия устойчивых мен­тальных конструкций.

Во втором параграфе «Ментальный аспект социокультурной реформации» процессы реформ представляются диссертантом как видоизменение одной из составляющих менталитета – его витального блока при сохранении устойчивого инертного ядра; представляются сценарии развития России с точки зрения ментальной динамики.

Рассматривая структуру менталитета в двух своеобразных уровневых «ипостасях», справедливо говорить о «внешнем» и «внутреннем» в его осуществлении. Ядро менталитета общества – инертный, малоизменчивый блок, выполняет роль образующую, охранительную и восстановительную. Это глубинный слой менталитета, «подвижки» в котором теоретически возможны на исторически весьма протяженных временных промежутках. «Внешнее», «оболочка» менталитета представляется в виде витального блока, подвижного и реагирующего на воздействия извне.

Ряд исследователей утверждают, «что коренные реформы так же вредны обществу, как и воздействие на любой живой организм того, что не заложено в нем от природы». Менталитет рассматривается как генетический «код» культуры, менять который опасно для жизни: каждый народ наделяет особым смыслом свои начинания, свою культуру, «преграждая» дорогу элементам, которые не соответствуют его глубинной органичной структуре.

Б. П. Шулындин представляет возможное развитие событий в России в виде следующих основных «сценариев». Первый связан с преобразованием русского менталитета и практически полным исчезновением в нем черт, обеспечивавших геополитическое выживание русского народа и России. Вместе с потерей самостоятельности России происходит гибель русского и других российских этносов. Необходимые черты нового менталитета будут сформированы путем «перементализации» других народов.

Второй вариант предполагает нарастающее противодействие русского менталитета курсу общественных преобразований, приводящее к социальному взры­ву. В результате действия «эффекта маятника» и полной дискредитации реформ страна возвращается к административно-командной системе управления и хозяйствования.

По третьму варианту предполагается корректировка экономического курса, осуществленная конституционным путем, подкрепляемая некоторыми изменениями в массовом сознании, и постепенная гармонизация общественных преобразований. В менталитете происходят изменения, соответствующие объективным общественным потребностям, но не противоречащие его сущностным чертам.

Социальный кризис оказывает на менталитет разрушающее воздействие. «Кризисный менталитет» отличается мо­заич­ностью, дезинтегрированностью, ситуативностью, внутренней противоречивостью. Русский менталитет дважды в ХХ веке подвергался кардинальной насильственной ломке. Первый раз связан с эпохой коммунистических преобразований и формированием «нового советского человека». Второй берет начало в конце 1980х гг., когда сознание советского человека противоестественно ускоренно трансформировалось в соответствии с либеральной моделью ценностей. Однако трансформация базовых ценностей – процесс не только длительный, но и чрезвычайно болезненный, что обусловлено психологическим сложностями адаптации к изменяющемуся окру­жающему миру.

Диссертантом выделяются некоторые стратегические идеологемы образа «новой России», декларируемые властью: рыночная экономика и овладение передовыми технологиями; последовательные демократические преобразования и принятие общечеловеческих ценностей; миролюбивая внешняя политика и конструктивное решение международных споров и конфликтов; готовность и способность отстаивать национальные интересы; полноценное членство в международном сообществе; сохранение богатого исторического наследия, национальных и культурных традиций России. Это – ценностные ориентиры и возможные направления «выхода» из социокультурного кризиса.

В третьем параграфе «Ментальные опоры национального возрождения: философско-образовательный аспект» рассматривается ряд социальных феноменов, в которых находят свое воплощение ментальные регуляторы социальной действительности. К их числу могут быть отнесены феномен русской идеи (продолжающийся поиск идеологии современной России), феномен гражданского общества с его идеями и принципами, нацеленными на укоренение в России гражданского менталитета; и это феномен образования, транслирующий установки, характерные для менталитета русского народа.

Россия традиционно принадлежит к странам, более ориентированным на государство, чем на общество. Глубокое убеждение в необходимости сильного государства нередко уравнивалось с самоволием власти. Общество же по традиции недостаточно автономно и независимо. Скепсис в отношении перспектив построения в России гражданского общества усугубляется тем, что само общество отнюдь не уверено в целесообразности дополнения своей структуры этим компонентом.

Необходимо и новое правосознание граждан, базирующееся на принципах самоуважения и защиты собственного достоинства, добровольного соблюдения законов и лояльной борьбы за лучшие законы. Это необходимая основа правового обеспечения гражданского общества с присущими ему ценностями независимости от государства, активности, самоуправления, равноправия и др.

Важным в контексте осмысления вопроса о возможных направлениях развития российского общества стало обращение к проблеме взаимодействия менталитета и образования. По мнению В. В. Зень­ков­ского, образование и воспитание должно соответствовать действительности. Основной задачей воспитания является развитие социальной активности, способности подыматься над «эгоистическим замыслами», способствование формированию системы внутренних установок и переводу их в план внешнего, то есть работа по социализации индивида. Именно в сфере образования заложены определенные социальные направленности дальнейшего развития общества, предваряющие его ментальные установки. Ментальное противостояние различных социумов может быть преодолено (или развернуто) в образовательной сфере.

Важнейшим условием утверждения примата национального в общественной и личной жизни является реализация национального подхода в образовании. Модернизации, реформы и «проекты» современного российского образования направлены, в первую очередь, на сближение уровня и качества образования с европейскими и американскими системами. Не следует абсолютизировать этот подход как единственно возможный. Занимать видное место в мире – означает не только учитывать мировую конъюнктуру, подчинять свои собственные интересы, потребности и характерные особенности сложившимся в мире, но несвойственным для русского характера, национальным стереотипам.

В. А. Садовничий говорит о необходимости поиска таких путей для развития российского образования, «чтобы, продолжая развитие в рамках европейского и глобального образовательного процесса, сохранить свое высокое положение в мире, … не растерять его национальных корней, традиций, ценностей, лежащих в фундаменте российской культуры»... Опыт привития на российскую социальную почву за­падных норм, принципов деятельности и социально-психологи­чес­ких ориентаций оказался, по мнению многих, не вполне успешным, чему не последней причиной стали своеобразные глубинно-психичес­кие защитные механизмы российского общества.

Можно вычленить в рамках проблемы национального принципа образования следующие подходы. В рамках национально-государ­ст­вен­ного подхода понятие «нация» рассматривается как единство всех граждан, вне зависимости от их исторического происхождения, культурных, языковых и иных особенностей. Ведущими здесь являются понятия «нация», «гражданственность», «патриотизм», «государственное сознание» и др. Второй подход связан с национально-этническим пониманием образования. В его рамках основными выступают понятия «национальность», «национализм» и др., а национальный принцип образования может рассматриваться в контексте русского национального образования. Важно обозначение и национально-регио­наль­ного подхода, связанного с необходимостью учитывать местную специфику социальной жизни русского народа.

Ментальные основания образования и воспитания человека, формирование его смысложизненных установок, предполагают направленное его становление с детского возраста. И. А. Ильин выделяет некоторые элементы становления человека в контексте русской национальной традиции. Язык, стихотворный ритм, песня помогают становлению русского строя чувств и духовных переживаний; сказки и былины, Жития святых и героев наполняют душу «национальным мифом», в котором народ представляет самого себя, свои задачи и свою судьбу. Осознание истории своего народа означает понимание ее как личной истории, или «жизни личности в историческом протяжении».

В четвертом параграфе «“Русская идея” или сверхзадача современной России» раскрывается понятие «национальной идеи» в российском ее понимании. Ментальные основы национальной идеологии не вызывают сомнений: именно изучение русского менталитета позволит понять и, возможно, найти русскую национальную идею как основу единства российского общества и государства. Смысл и способы реализации общенациональной объединительной идеи России не могут быть безразличными и для мирового сообщества, поскольку она рассматривается как феномен мирового, вселенского масштаба. Русская идея, как великая национальная цель, мечта, идеал, зависит от родовых, глубинно-психи­ческих основ и черт национального характера, специфики исторического развития, религиозной веры народа и др.

Появление национальной идеи, понятной большинству людей и разделяемой ими, свидетельствует о мощном национальном самосознании народов, составляющих нацию. Тема «русской идеи» как особого вселенского предназначения России звучала в русской мысли, начиная с Ф. М. Достоевского и Вл. Соло­вьёва. Очередное рождение этой темы происходит в настоящее время. Разрушение привычных ниш социального бытия в результате «перестроек» и «реформ», «модернизаций» и «проектов» повлекло за собой не только массовый «культурный шок» и переоценку культурных ценностей, но и потерю устойчивой идентичности многих людей на постсоветском пространстве.

Интерес к национальным корням, традициям, идеям связан и с общемировыми процессами пробуждения национального сознания. Это явление, получившее в литературе название «этнического парадокса», затронуло население многих стран и приняло самые разные формы – от неуклюжих или успешных попыток реанимировать старинные обы­чаи до насильственного утверждения этнического превосходства. Эти процессы происходят на фоне нарастающей унификации духовной и материальной культуры в условиях техногенной цивилизации.

Для русского народа задача самопознания, понимания своей самобытности перед лицом других культур и народов была всегда значимой. Известные строки Ф. И. Тютчева о том, что «умом Россию не понять, аршином общим не измерить» – иллюстрация типичной для отечественной мысли позиции уникаль­ности исторического и духовного опыта России, его несравнимости с опытом других народов и стран. В подобной позиции немало национального романтизма: каждый народ имеет в своей истории события-символы, формирующие устойчивое национальное самосознание.

История показывает, что «великие» национальные идеи возникают в эпохи кризисов, являясь средством консолидации нации и попыткой поиска путей выхода из кризиса. Возрождение общего интереса к русской идее вызвано поисками объединяющей национальной идеи России, которая смогла бы занять место государственной идеологии. Правда, почти все ее трактовки оперируют не «сущим», а «должным». Изучение менталитета может способствовать поиску «сущего» в современной российской действительности.

Объединение народа, движение к возрождению должно идти не «сверху», не извне, а изнутри, от самосознания народа, актуализированного национальным унижением или национальным успехом и порождаемого им чувством национальной гордости. А. Шопенгауэр называл национальную гордость «са­мым дешевым сортом гордости», поскольку «одержимый ею страдает отсутствием индивидуальных качеств, которыми он мог бы гордиться». Неслиянное единство индивидуально-личностного и коллективного – основная задача развертывания духовного потенциала русской идеи. Она заключается, в первую очередь, в гармоничном единстве социальных задач народа со свободой и человеческим достоинством индивида.

Следуя традиционному философскому представлению о народной или национальной идее как выражении исторической миссии народа, можно понимать под национальной идеей некоторый комплекс взглядов, положений, выражающих определенные представления о месте и роли данной нации, народа, этноса или суперэтноса в истории, о его исторической миссии и задачах. Менталитет рассматривается диссертантом как своего рода набор ключевых характеристик, которые могут входить в виде установок в общероссийскую национальную идею: духовность; государственность (силь­ное и независимое российское государство); патриотизм, народность (учет интересов народа в единстве прошлых, нынешнего и будущих поколений); социальная справедливость (адекватная оценка обществом труда и деятельности человека); соборность (коллективизм и свободное развитие личности); «всечеловечность» (отрицание национальной исключительности при убедительной национальной самодетерминированности).

Русская идея являет собой своего рода социальный, но не узконациональный, идеал, возведенный в абсолют. Ее невозможно «создать» на основе только лишь опыта прошлых поколений, но опора на этот опыт необходима. Преломленная через современное мышление, восприятие, наличную систему ценностей, с опорой на устойчивую систему ментальных установок, русская национальная идея прошлого может заиграть новыми гранями понимания.

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования, формулируются основные теоретические и практические выводы.

Основные положения диссертации отражены в следующих научных публикациях:

  1. Полежаев, Д. В. Идея менталитета в русской философии «золотого века»: монография / Д. В. Полежаев. – Волгоград: Издво ВолГУ, 2003. – 360 с. (21,0 п. л.)
  2. Полежаев, Д. В. Русский менталитет: социально-философское осмыс­ление: монография / Д. В. Полежаев. – Волгоград: Издво ВолГУ, 2007. – 370 с. (21,5 п. л.)
  3. Полежаев, Д. В. Русский менталитет и демократизация общества: проб­ле­мы ценностного взаимодействия / Д. В. Полежаев // Личность. Куль­тура. Общест­во. – М., 2004. – Т. VI. – Вып. 4 (24). С. 276287. (0,85 п. л.)
  4. Полежаев, Д. В. Менталитет: к вопросу о социальной детерминации фено­мена / Д. В. Полежаев // Научная мысль Кавказа. – Ростов-н/Д: Издво СКНЦ ВШ, 2004. – № 6 (60). С. 1015. (0,4 п. л.)
  5. Полежаев, Д. В. Психология русского народа: социальный аспект само­иден­ти­фи­кации (из творчества И. А. Бунина) / Д. В. Полежа­ев // Философия хозяйст­ва. – М.: Издво МГУ, 2004. – № 4 (34). С. 7881. (0,55 п. л.).
  6. Полежаев, Д. В. Феномены права и свободы в русском менталитете / Д. В. Поле­жаев // Научная мысль Кавказа. – Ростов-н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2004. – № 7 (61). С. 1722. (0,4 п. л.)
  7. Полежаев, Д. В. Менталитет и национальный характер образования / Д. В. Поле­жаев // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. – 2009. –№ 4 (38). С. 1216. (0,5 п. л.)
  8. Полежаев, Д. В. Феномены сознания и бессознательного в пространстве менталитета / Д. В. Полежаев // Научные проблемы гуманитарных исследований. – Пятигорск, 2009. – Вып. 3. С. 113–117. (0,51 п. л.)
  9. Полежаев, Д. В. Феномен менталитета в социально-гуманитарном зна­нии: историографические заметки / Д. В. Полежаев // Личность. Куль­ту­ра. Общест­во. – М., 2009. – Т. XI. – Вып. 2 (4849). С. 496501. (0,65 п. л.)
  10. Полежаев, Д. В. Менталитет и язык: особенности феноменологичес­ко­го взаимодействия / Д. В. Полежаев // Известия Волгоградского государст­вен­ного педагогического университета. – 2009. – № 5 (39). С. 5762. (0,45 п. л.)
  11. Полежаев, Д. В. Социальная информация и проблема динамики социальной направленности деятельности (ментальный аспект) / Д. В. Поле­жаев // Труд и социальные отношения. – М., 2009. – № 6. С. 5459. (0,4 п. л.)
  12. Полежаев, Д. В. Менталитет как система установок: функциональное и ценностное измерения / Д. В. Полежаев // Научные проблемы гуманитарных исследований. – Пятигорск, 2009. – Вып. 4 (1). С. 123128. (0,5 п. л.)
  13. Полежаев, Д. В. Ментальные проекты в образовании: к постановке проб­лемы / Д. В. Полежаев // Известия Волгоградского государст­вен­ного педагогического университета. – 2009. – № 6 (40). С. 8084. (0,45 п. л.)
  14. Полежаев, Д. В. Проблема формирования картины мира личности / Д. В. Поле­жаев // Известия Волгоградского государст­вен­ного педагогического университета. – 2009. – № 8 (42). С. 5055. (0,6 п. л.)
  15. Полежаев, Д. В. Безработица и русский менталитет / Д. В. По­ле­жаев // Чело­веческие ресурсы. – Саратов, 1998. – № 3. С. 1619. (0,65 п. л.)
  16. Полежаев, Д. В. Ментальность и менталитет как часть и целое / Д. В. По­ле­жаев // Психология Петербурга и петербуржцев за три столетия: матер. рос. науч. конф. – СПб.: Нестор, 1999. С. 138141. (0,29 п. л.)
  17. Полежаев, Д. В. К вопросу о концепции русского менталитета / Д. В. По­ле­жаев // ХХI век: будущее России в философском измерении: матер. Второго рос. филос. конгр. (711 июня 1999 г.): В 4 т. Т. 4: Философия духовности, образования, религии. Ч. 1. – Екатеринбург: Издво Урал. ун-та, 1999. С. 125126. (0,1 п. л.)
  18. Полежаев, Д. В. Становление ментальности личности (образователь­ный ас­пект) / Д. В. Полежаев // Культура, искус­ство, образование: матер. межд. науч.-практ. конф. (1516 дек. 1999 г.). – Смоленск: Издво СГИИ, 1999. С. 814. (0,43 п. л.)
  19. Полежаев, Д. В. Характер русского народа: ментальное и витальное / Д. В. По­ле­жаев // Мир в III тысяче­летии. Диалог мировоззрений: матер. V всерос. науч.-бого­слов. симп. – Н. Новгород: Издво ВВАГС, 1999. С. 213214. (0,2 п. л.)
  20. Полежаев, Д. В. Диалектическая триада в философии имени А. Ф. Ло­се­ва (к концепции русского менталитета) / Д. В. Поле­жаев // Актуальные вопро­сы диа­лектики (историко-философские аспекты): тез. ХIIIй ежегодной науч.-практ. конф. Каф. философии РАН. – М.: Издво ИФ РАН, 2000. С. 232234. (0,15 п. л.)
  21. Полежаев, Д. В. Некоторые аспекты парадигмы исследования пробле­мы духовности / Д. В. Полежаев, Н. К. Бородина // Вестник Рос­сийского фи­лософс­кого общества РАН. – М., 2000. – № 1 (13). С. 5559. (авт. – 0,2 п. л.)
  22. Полежаев, Д. В. Ментальность личности и внутренние механизмы динами­ки социальной направленности / Д. В. Полежаев // Cre­do. Теоретичес­кий журнал. – Оренбург, 2000. – № 2 (20). С. 6067. (0,58 п. л.)
  23. Полежаев, Д. В. Русский менталитет в отечественной философии «Золото­го века» / Д. В. По­лежаев // Дух и время: философско-культуро­логи­чес­кий альманах. Вып. 3. – Белгород: Кресть­янское дело, 2000. С. 515. (0,74 п. л.)
  24. Полежаев, Д. В. Космическое сознание русского народа и русская на­цио­нальная идея / Д. В. Полежаев // Русская идея, славянский космизм и стан­ция «Мир»: сб. науч. ст. – М.: Издво АКИРН, 2000. С. 150154. (0,38 п. л.)
  25. Полежаев, Д. В. Ментальность личности и русский менталитет: категори­ально-феноменологическое соотношение / Д. В. Поле­жаев // Экология че­ловека: сб. науч. ст. – М.: Издво МИМ, 2000. С. 99108. (0,74 п. л.)
  26. Полежаев, Д. В.  Вл. Соловьёв о необыденном понимании смысла рус­ского существования / Д. В. Полежаев // Идейное наследие Вл. Соло­вьёва и проблемы наступающего века: матер. всерос. науч. конф. (56 окт. 2000 г.): В 2 ч. – Омск: Издво ОмГУ, 2000. Ч. 2. С. 4858. (0,57 п. л.)
  27. Полежаев, Д. В. Ментальные опоры устойчивого развития российского об­щества / Д. В. Полежаев // Открытое общество и устойчивое развитие. – Вып. VI. – М.: Издво МИДА, 2000. С. 8691. (0,38 п. л.)
  28. Полежаев, Д. В. Понимание женственности в русской философии конца XIX – начала XX вв. / Д. В. Полежаев, Е. В. Ануфриева // Философский альма­нах. – № 5. – Иваново: Издво ИГАСА, 2000. С. 168176. (авт. – 0,4 п. л.)
  29. Полежаев, Д. В.  К вопросу о логике социального развития / Д. В. Поле­жаев // Современная логика: проблемы те­о­рии, истории и применения в науке: матер. VI межд. науч. конф. – СПб: Издво СПбГУ, 2000. С. 98103. (0,33 п. л.)
  30. Полежаев, Д. В. Философские основания образования: сущность и реали­за­ция / Д. В. Полежаев // М. Н. Скаткин и современное образование: матер. науч.-практ. конф. – М.: ИТОП РАО, 2000. С. 220224. (0,33 п. л.)
  31. Полежаев, Д. В. Истоки и сущность религиозной установки русского мен­талитета / Д. В. Полежа­ев // VER­BUM. Альманах центра изучения средневековой культуры СПбГУ. Вып. 3. – СПб.: Издво СПбГУ, 2000. С. 382389. (0,56 п. л.)
  32. Полежаев, Д. В.  К вопросу о преобладании религиозного в средневековом менталитете / Д. В. Полежаев // VERBUM. Альманах центра изучения средневековой культуры СПбГУ. Вып. 4. – СПб.: Издво СПбГУ, 2000. С. 122129. (0,5 п. л.)
  33. Полежаев, Д. В. Новый культурно-религиозный ренессанс и проблема рус­ского менталитета / Д. В. Полежаев // Философское осмысление судеб ци­вилиза­ции: тез. ХIVй ежегодной науч.-практ. конф. Каф. философии РАН (2930 янв. 2001 г.). Ч. II. – М.: Издво ИФ РАН, 2001. С. 100105. (0,23 п. л.)
  34. Полежаев, Д. В. Философия образования и смысл профессиональ­ного твор­чества учителя (ментальный аспект) / Д. В. Полежаев // Открытое об­щество и устойчивое развитие. – Вып. VII. – М.: Издво МИДА, 2001. С. 99104. (0,38 п. л.)
  35. Полежаев, Д. В. Ментальность и система ценностных ориентаций лич­нос­ти / Д. В. По­лежаев, Н. К. Бородина // Актуальные проблемы социогума­ни­тарного знания: сб. науч. тр. каф. философии МПГУ. Вып. IX. – М.: Прометей, 2001. С. 4957. (авт. – 0,4 п. л.)
  36. Полежаев, Д. В. Философия образования: в контексте проблемы русского менталитета / Д. В. Полежаев // Учебный год. Журнал волгоградских учителей. – Волгоград, 2001. – № 1. С. 2537. (0,78 п. л.)
  37. Полежаев, Д. В. Социальное отчуждение и ментальные механизмы защиты личности / Д. В. Полежаев // Бренное и вечное: Экология человека в совре­менном мире: матер. всерос. науч. конф. (2324 окт. 2001 г.). / Вып. 4. – Великий Новгород: Издво НовГУ, 2001. С. 116123. (0,5 п. л.)
  38. Полежаев, Д. В. Ментальность личности и «военный синдром» / Д. В. По­ле­жаев // Клио. – СПб., 2001. – № 1 (13). С. 162168. (1,12 п. л.)
  39. Полежаев, Д. В. Психотронное влияние цивилизации на личность (Мен­таль­ный аспект) / Д. В. Полежаев // Становление информационного общес­тва в Рос­сии: философские и социокультурные проблемы: докл. науч. конф. (1516 нояб. 2001 г.). – М.: Издво МГИРЭАТУ, 2001. С. 113115. (0,44 п. л.)
  40. Полежаев, Д. В. К вопросу о природном детерминизме в функциони­рова­нии социального менталитета / Д. В. Полежаев // История взаимодействия приро­ды и общества: матер. науч. конф. Ч. III. (Приложение к Вестнику РФО РАН). – М.: Издво ИИЕТ РАН, 2001. С. 1418. (0,42 п. л.)
  41. Полежаев, Д. В. Язык и менталитет: особенности взаимодействия / Д. В. По­лежаев // Центр – провинция: историко-психологичес­кие проблемы: матер. всерос. науч. конф. – СПб.: Нестор, 2001. С. 207212. (0,42 п. л.)
  42. Полежаев, Д. В. Ментальный подход в изучении социальных проблем / Д. В. Полежаев // Философское осмыс­ление судеб цивилизации: тез. XVй ежегодной науч.практ. конф. Каф. фи­лосо­фии РАН (2930 янв. 2002 г.). Ч. III. – М.: Издво ИФ РАН, 2002. С. 106114. (0,33 п. л.)
  43. Полежаев, Д. В. Ментальность личности как система социокультур­ных глу­бинно-психологических установок / Д. В. Полежаев // Психология как сис­тема на­правлений: ежегодник Российского психологического общества РАН. Т. 9. Вып. 2. – М.: Издво МГУ, 2002. С. 4447. (0,29 п. л.)
  44. Полежаев, Д. В. Национальный образ народа в философии Н. Бер­дяе­ва и Ф. Ницше / Д. В. По­ле­жаев // Открытое общество и устойчивое развитие: местные проблемы и решения: Вып. XI. – М.: Издво МГИДА, 2002. С. 99108. (0,63 п. л.)
  45. Полежаев, Д. В. Гражданско-правовое образование: философские ос­нова­ния, содержание и функции (ментальный аспект феномена) / Д. В. По­ле­жа­ев // Проблемы правового образования: матер. всерос. науч.-практ. конф. (2224 мая 2002 г.). – М.: Изд. дом «Новый учебник», 2002. С. 6574. (0,7 п. л.)
  46. Полежаев, Д. В. Русский дуализм как социальный феномен / Д. В. По­ле­жаев // Я и Мы: история, психология, пер­спективы: матер. межд. науч. конф. (3031 мая 2002 г.) – СПб.: Нестор, 2002. С. 6774. (0,7 п. л.)
  47. Полежаев, Д. В. Ментальность личности в системе духовных ценнос­тей общества / Д. В. Полежаев, Н. К. Бородина // Духовная жизнь человека и общест­ва: матер. XI всерос. науч.-практ. конф. – Ульяновск: Издво ИПКПРО, 2003. С. 412. (авт. – 0,5 п. л.)
  48. Полежаев, Д. В. Менталитет и окружающая среда / Д. В. Полежаев // Русская история и русский характер: матер. межд. конф.: В 3х тт. – Т. 3. – СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. С. 7182. (0,8 п. л.)
  49. Полежаев, Д. В. Историческое предназначение народа и его отражение в национальном менталитете / Д. В. Полежаев // Наука, искусство, образова­ние в культуре III тысячелетия: матер. межд. науч. конф. (1011 апр. 2002 г.) / редкол.: Д. В. Поле­жаев (отв. ред.) и др. – Волгоград: Издво ВолГУ, 2003. С. 3546. (0,7 п. л.)
  50. Полежаев, Д. В. Менталитет как коллективный интеллект / Д. В. По­лежа­ев // Современная философия науки: состояние и перспективы разви­тия: тез. ХVIй ежегодной науч.-практ. конф. Каф. философии РАН (2728 янв. 2003 г.). – М.: Издво ИФ РАН, 2003. С. 3643. (0,44 п. л.)
  51. Полежаев, Д. В. Менталитет и национальный характер / Д. В. Поле­жа­ев // Историческая психо­ло­гия, психоистория, социальная психология: матер. XV межд. науч. конф. (1112 мая 2004 г.). – СПб.: Нестор, 2004. С. 8490. (0,46 п. л.)
  52. Полежаев, Д. В. Феномен менталитета: научное определение, структу­ра и значение / Д. В. Полежаев // «Философский пароход»: матер. ХХI всемир. филос. конгр. «Философия лицом к мировым проблемам»; докл. рос. участников. – М.-Краснодар: КГУКИ, 2004. С. 257264. (0,55 п. л.)
  53. Полежаев, Д. В. Ментальность личности: ценностное осмысление / Д. В. По­ле­жаев // Человек в современных философских концепциях: матер. Третьей межд. науч. конф. (1417 сент. 2004 г.): В 2х тт. Т. 2. – Волгоград: Принт, 2004. С. 336341. (0,36 п. л.)
  54. Полежаев, Д. В. Менталитет и образование: философско-методо­ло­ги­чес­кий аспект / Д. В. Полежаев // Педагогiка вищо та середньо школи: зб. наук. праць. – Кривий Рiг: КДПУ, 2004. – Вип. 9. С. 615. (0,57 п. л.)
  55. Полежаев, Д. В. Государственно-правовая установка русского менталите­та / Д. В. Полежаев // Научные тру­ды аспи­рантов и докто­рантов. – М.: Издво МосГУ, 2004. Вып. 11 (34). С. 109118. (0,71 п. л.)
  56. Полежаев, Д. В. Нация, национальность и русский менталитет (Из филосо­фии С. Н. Булгакова) / Д. В. Полежаев // Научные труды аспирантов и докторан­тов. – М.: Издво МосГУ, 2004. Вып. 12 (35). С. 6477. (1 п.л.)
  57. Полежаев, Д. В. Русский менталитет и проблема динамики социальных установок современного общества / Д. В. Полежаев // Воспитание лич­ности в пространстве социальных ценностей: матер. обл. науч.-практ. конф. (26 апр. 2005 г.) / Под общ. ред. Л. И. Грицен­ко, Д. В. Полежаева. – Вып. III. – Волгоград: Издво ВГИПК РО, 2005. С. 1324. (0,8 п. л.)
  58. Полежаев, Д. В. Социальная память и тоталитаризм: ментальный аспект проблемы / Д. В. Полежаев // Историческая память и социальная стратификация. Социокультурный аспект: матер. XVII межд. науч. конф. (1617 мая 2005 г.): В 2х ч. – Ч. 2. – СПб.: Нестор, 2005. С. 119125. (0,43 п. л.)
  59. Полежаев, Д. В. Русский менталитет: социально-философский аспект ис­следо­вания / Д. В. Полежаев // Философия и будущее цивилизации: тез. докл. и выступлений IV рос. филос. конгр. (2428 мая 2005 г.): В 5 тт. Т. 3. – М.: Совре­менные тетради, 2005. С. 118. (0,15 п. л.)
  60. Полежаев, Д. В. Социально-философское осмысление феномена русского менталитета: концептуальные основания / Д. В. Полежа­ев // Res paeda­go­gica. – Волгоград, 2006. – № 1 (1). С. 3757. (1,25 п. л.)
  61. Полежаев, Д. В. Русский менталитет: исторический опыт толерантнос­ти / Д. В. Полежаев // Общественные отношения и права человека на юге Рос­сии: исто­рия, современность и перспективы: матер. межд. науч.-практ. конф. – Волго­град: Волгогр. науч. издво, 2006. С. 304322. (1,3 п. л.)
  62. Полежаев, Д. В. Русский менталитет и проблема национальной иден­тичности / Д. В. Полежаев // Гражданское образование: ценности и приоритеты: матер. всерос. науч.-практ. конф. (Брянск, 2528 окт. 2006 г.). – М.-Брянск: Кур­сив, 2006. С. 99102. (0,6 п. л.)
  63. Полежаев, Д. В. Русский национальный характер как проявление менталитета русского народа / Д. В. Полежаев // Человек в современных философ­ских кон­цепциях: матер. Четвертой межд. конф. (2831 мая 2007 г.) / В 4 т. – Т. 2 / ВолГУ; редкол.: Н. В. Омельченко (отв. ред.) и др. – Волгоград: Издво ВолГУ, 2007. С. 301-306. (0,4 п. л.)
  64. Полежаев, Д. В. Об одной концепции менталитета / Д. В. По­ле­жаев // Вест­ник Российского философского общества РАН. – М., 2007. – № 2 (42). С. 125129. (0,4 п. л.)
  65. Полежаев, Д. В. Государство и право в системе установок русского мен­талитета: социально-философский и философско-истори­ческий аспекты / Д. В. Поле­жаев // Вестник Волгоградс­кого инс­ти­тута бизнеса. – Волгоград: ПринТерра, 2007. – Вып. 4. С. 7892. (1,3 п. л.)
  66. Полежаев, Д. В. Ментальные проекты: опыт философской детерминации (образовательный аспект) / Д. В. Полежаев // Имидж сучасного педагога. – Полтава, 2008. – № 78 (86-87). С. 36. (0,55 п. л.)
  67. Полежаев, Д. В. Неидеологизированная история или ментальный подход к изучению общества и человека / Д. В. Полежаев // Человек, общество, история: методологические инновации и региональный контекст: матер. всерос. науч. конф. (1617 апр. 2008 г.); редкол.: А. Л. Стризое (отв. ред.) и др. – Волгоград: Издво ВолГУ, 2008. С. 210222. (0,7 п. л.)
  68. Poleshaew, D. W. Russische und Europaische Mentalitat / Dmitri W. Polesha­ew // Bulletin Europa Forum Philosophie de l’Association Inter­nationale des Profes­seurs de Philosophie, octobre n° 43. – Minden, 2000. S. 2428. (0,44 п. л.)
  69. Poleshaew, D. W. Die Philosophie der Bildung im russischen Sys­tem: Stei­ge­rung der Qualifikation der Padagogen / Dmitri W. Poleshaew // Bul­le­tin Europa Forum Philo­sophie de l’Association Internationale des Pro­fesseurs de Philosophie, avril n° 46. – Minden, 2002. S. 4448. (0,45 п. л.)
  70. Polezhayev, D. V. Spirituality: The Essence and Bases / Dmitry V. Pole­zha­yev, Na­talia K. Borodina // Bulletin Europa Forum Philosophie de l’Association Inter­nationale des Professeurs de Philosophie, octobre n°47. – Minden, 2002. S. 69. (0,32 п. л.)
  71. Polezhayev, D. V. The phenomenon of mentality: scientific definition, struc­ture and importance / Dmitry V. Polezhayev // XXIst World Congress of Philo­so­phy «Philo­sophy Facing World Problems»: Abstracts (August 1017, 2003) / Istanbul Convention and Exhibition Center Turkey. – Ankara, 2003. C. 314. (0,05 п. л.)

Научное издание

ПОЛЕЖАЕВ Дмитрий Владимирович

РУССКИЙ МЕНТАЛИТЕТ:

ОПЫТ СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКОГО АНАЛИЗА

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора философских наук

Лицензия ИД № 05329 от 09.07.2001 г.

Подписано в печать 00.00.09 г. Формат 60х84/16.

Печать трафаретная. Бумага офсетная. Гарнитура «Таймс».

Усл. печ. л. 2,5. Уч.-изд. л. 2,4. Тираж 200 экз. Заказ _____.

Отпечатано: ВГОУПП «Ленинская типография»

404620, г. Ленинск Волгоградской обл., ул. Уварова, 3.



 





<


 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.