Этнокультурное своеобразие концептов пространство и время в поэзии л.д. тапхаева
На правах рукописи
ШОБОЕВА Оюна Александровна
ЭТНОКУЛЬТУРНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ
КОНЦЕПТОВ «ПРОСТРАНСТВО» И «ВРЕМЯ»
В ПОЭЗИИ Л.Д. ТАПХАЕВА
Специальность 10.01.02 – литература народов
Российской Федерации (сибирские литературы: алтайская,
бурятская, тувинская, хакасская, якутская)
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Улан-Удэ – 2007
Работа выполнена на кафедре бурятской литературы Бурятского государственного университета
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор
Балданов Саян Жимбеевич
Официальные оппоненты: доктор филологических наук
Дугаров Баир Сономович
кандидат филологических наук, доцент
Сангадиева Эржен Гэндэновна
Ведущая организация – Иркутский государственный университет
Защита состоится «_13_» ноября 2007 г. в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.022.04 при Бурятском государственном университете (670000, г. Улан-Удэ, ул. Ранжурова, 6, ГОУ ВПО БГУ, ауд. №2201).
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Бурятского государственного университета (670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24а, ГОУ ВПО БГУ).
Fax (301-2) 21-05-88
E-mail: [email protected]
Автореферат разослан 5 октября 2007 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета Бадмаев Б.Б.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования. Современное литературоведение характеризуется активными поисками новых подходов к анализу художественного творчества, которое рассматривается в широком культурологическом контексте. Необходимость комплексного анализа художественных произведений обусловлена широтой задач, выдвигаемых на современном этапе развития гуманитарной мысли. Так, при изучении литератур народов России одной из актуальнейших проблем становится проблема определения национальной специфики художественного слова. В процессе исследования этой многогранной проблемы невозможно обойтись без анализа мировоззренческой основы литературы.
В данной работе исследуется проблема художественного воссоздания национально-культурной модели мира в творчестве Лопсона Дунзыновича Тапхаева, бурятского поэта второй половины XX в., в самобытной поэтической системе которого ярко проявляется своеобразие национальной эстетики и поэтики. Анализ его творческого пути плодотворен для раскрытия особенностей развития бурятской поэзии этого периода, бурятской литературы и культуры в целом.
Изучение лирики основывается на глубоком постижении своеобразия национальной языковой модели мира. В диссертации проводится анализ и языкового материала, и образной системы с привлечением понятия концепт, которое, как известно, формируется первоначально в лингвистике (см., напр., работы Д.С. Лихачева, Ю.С. Степанова, Н.Ф. Алефиренко, З.Д. Поповой, И.А. Стернина, Е.С. Кубряковой, Н.Д. Арутюновой, А. Вежбицкой, С.Г. Воркачева и др.), но уже широко применяется в ряде литературоведческих работ последних лет (исследования Л.А. Новиковой, Т.М. Медведевой, С.Р. Габдуллиной, И.А. Широковой, Л.Г. Пановой, Т.А. Бычковой, О.В. Ланской и др.). В самом широком смысле концепт включает в себя понятия, представления, образы и ассоциации, значения которых составляют содержание национального языкового сознания и формируют картину мира носителей языка. Систематизация концептов в поэзии Л. Тапхаева выводит к определению категорий пространства и времени, которые являются структурообразующими в любой модели мира. Исследование пространственно-временной организации художественного произведения, этой особой системы координат, позволяет представить целостную картину творчества Л. Тапхаева в единстве содержательно-формальных элементов.
В диссертации последовательно выявляется эволюция творческой мысли поэта, определяются закономерности его художественных исканий, динамика его творчества. Этим обусловлена структура работы, в основе которой этапы постижения и открытия поэтом мира: первоначальным представляется осознание своего «я», формирование личностного сознания (так, в первой главе рассматривается биографическое время и пространство дома / родины), затем приобщение к социуму (исследуется культурно-исторический хронотоп), на основе этого понимания формируется особая художественная философия поэта (исследовано природное и космическое время-пространство). Анализ концептосферы поэта выстраивается в соответствии с выделенной последовательностью в этнокультурном контексте.
Научная новизна работы заключается в том, что она представляет собой первый опыт диссертационного исследования поэзии Л. Тапхаева. Новым представляется рассмотрение этнокультурного своеобразия концептов пространства и времени в модели мира на поэтическом материале, на примере поэзии Л. Тапхаева. Исследование художественных особенностей его творчества позволяет более шире и глубже раскрыть своеобразие национальной модели мира в ее поэтическом воплощении, выявить наиболее общие закономерности творческого процесса.
Объектом исследования является творчество бурятского поэта второй половины ХХ века Л. Тапхаева.
Предмет исследования – этнокультурное своеобразие концептов «пространство» и «время» в поэзии Л. Тапхаева.
Материалом диссертации послужили лирические произведения Л. Тапхаева, написанные в период с 1960 г. по 2000-е гг., поэмы «Ёохор» («Ехор») и «Угай тхэ» («История рода»), а также стихотворения, опубликованные в периодической печати, и рукописи последних лет.
Целью работы является определение особенностей пространственно-временной организации изображения предметов и явлений действительности в творчестве Л. Тапхаева, национального своеобразия модели мира в его поэзии.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
- определить параметры временной модели человеческой жизни в поэзии Л. Тапхаева;
- выявить особенности концептов пространства и пространственных ориентиров лирического героя в поэтическом мире Л. Тапхаева;
- проследить эволюцию в поэтическом освоении категорий времени и пространства в поэзии Л. Тапхаева, выявить своеобразие культурно-исторического хронотопа в его поэзии;
- исследовать ментальные основы поэтического восприятия мира природы и космоса;
- раскрыть авторскую интерпретацию пространственно-временных универсалий в поэзии Л. Тапхаева.
Методологическую базу настоящей работы составляют исследования А.Я. Гуревича, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, П.А. Флоренского, Д.С. Лихачева и др., основные положения трудов по стиховедению В.Е. Холшевникова, Б.В. Томашевского, В.М. Жирмунского, Е.Г. Эткинда и др., по бурятскому стихосложению Г.О. Туденова. Работы по изучению национальной картины мира, модели мира написаны С.В. Лурье, Л.Н. Гумилевым, Г.Д. Гачевым и др., своеобразие модели мира в бурятской культуре определяется в исследованиях Л.В. Санжеевой, М.И. Гомбоевой и др. В работе нашли отражение исследования по этнологии А.А. Елаева, А.С. Серебрякова, Ю.А. Серебряковой, Д.Д. Амоголоновой, Т.Д. Скрынниковой и др. В работе также использованы основные положения трудов исследователей бурятской литературы В.Ц. Найдакова, Г.О. Туденова, С.Ж. Балданова, С.И. Гармаевой, С.С. Имихеловой и др., а также исследований по бурятской поэзии Т.Н. Очировой, М.К. Шобоевой, Л.С. Дампиловой, Д.Р. Дымбрыловой, Е.Е. Балданмаксаровой и др.
Теоретическая значимость работы в том, что в ней выявлены базовые концепты в поэзии Л. Тапхаева, раскрыто их этнокультурное своеобразие.
Практическая значимость диссертации состоит в том, что материалы и результаты диссертации могут быть использованы при исследовании поэтического творчества национальных поэтов, при разработке лекционных курсов по современной бурятской поэзии, спецкурсов по бурятской литературе II пол. XX в.
Апробация результатов исследования осуществлялась на кафедре бурятской литературы Бурятского государственного университета в практике чтения спецкурса «Современная бурятская поэзия», в практике школьного преподавания элективного курса по бурятской литературе для 9-11 классов «Поэтика Л. Тапхаева», а также на научных конференциях преподавателей, сотрудников и аспирантов БГУ (Улан-Удэ, 2002), «Сибирь – единое фольклорно-литературное пространство» (Улан-Удэ, 2006), «Актуальные проблемы монголоведения. Санжеевские чтения - 6» (Улан-Удэ, 2006), «Бурятская литература в условиях современного социокультурного контекста» (Улан-Удэ, 2006).
Основные положения, выносимые на защиту:
- Биографическое (личное) время, протекающее в пространстве реального географического локуса, вписано во время природной жизни, что имеет в своей основе мифопоэтическую и буддийскую идею цикличности мира. В творчестве Л. Тапхаева циклическая модель времени является исходной.
- Формирование линейной модели времени связано с постижением истории рода и народа, в которой личное «я» рассматривается только в цепи поколений.
- Время личной жизни индивида связано с освоением пространства по горизонтали, время же коллективной, народной жизни выстраивается поэтом по вертикали. Национальное своеобразие данной модели в доминировании общего над индивидуальным: время индивида всегда вписывается в большое время жизни нации, для пространственного восприятия характерно преобладание вертикали.
- Поэзия Л. Тапхаева имеет в своей основе философскую идею единства мира и человека, неразрывную связь времени-пространства человеческой жизни и природного, космического времени-пространства.
- Своеобразие восприятия времени и пространства в поэзии Л. Тапхаева в том, что каждому периоду жизни лирического героя соответствует определенный хронотоп с ярко выраженной психологической доминантой. Соотношение периодов жизни, пространства и основных концептов выстраивается в логическую схему: детство – дом – родители – уважение к старшим; юность – родина – природа – любовь; зрелость – мир – семья, друзья – чувство единения; старость – космос – род, народ – счастье, которая отражает концепцию мировидения поэта.
Структура и содержание работы определяются логикой раскрытия проблемы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении определяются цель и задачи исследования, теоретико-методологическая база, обосновываются актуальность и научная новизна, формулируются положения, выносимые на защиту, отмечается теоретическая и практическая значимость работы, указываются формы её апробации.
Первая глава исследования – «Авторская концепция пространства и времени в поэзии Л. Тапхаева» – посвящена анализу основных принципов организации пространства и времени в творчестве поэта. Координаты пространства, времени в этнокультурной модели мира в поэзии Л. Тапхаева являются структурообразующими, на эту «сетку координат» органично «нанизываются» все основные мировоззренческие понятия и концепты.
В разделе 1.1 – «Понятие концепта» – представлен краткий обзор понятий, используемых разными авторами для интерпретации фактов языка в контексте культуры. Поскольку пространство и время рассматриваются нами в виде базовых фундаментальных концептов в поэзии Л. Тапхаева, в данном разделе дается теория этой проблемы. Поэтическая система Л. Тапхаева характеризуется единством художественного стиля, концептуальная картина проясняет глубокое национальное, народное миропонимание в его поэзии. Анализ стихотворных произведений Л. Тапхаева по содержательному принципу позволил выявить сложное диалектическое единство мировоззренчески значимых понятий, их соположение и динамику последовательного формирования в авторском пространственно-временном континууме.
Раздел 1.2 – «Биографическое время в лирике поэта» – посвящен анализу циклов жизнеописания, в которых прослеживается путь лирического героя от детства к старости. Анализ биографического времени позволяет сделать вывод о том, что в поэтическом сознании Л. Тапхаева сформировалась определенная система обобщенных временных представлений, являющаяся своеобразной авторской концепцией времени. В названии всех циклов книги «Угай бэшэг» («Летопись рода») содержится указание на время: «Бага наhан» («Детство»), «Золто хабар» («Счастливая весна»), «Хорёодтойдоо» («В двадцать лет»), «Наhанай тэн» («Полдень жизни»), «Дшэн юhэнд» («В сорок девять лет»). Рассмотрение циклов жизнеописания выявило неоднократное употребление приема ретроспекции. Взгляд на прошлое – это философский взгляд, основанный на опыте пережитого. В ситуациях, которые он описывает как воспоминание, моментами воскресают непосредственно все чувства и эмоции лирического героя, переживаемые как бы в настоящем времени, в их непосредственном течении. Таким образом, время памяти включает в себя психологическое время, «вспышка» которого, как правило, сменяется элегической, эпической интонацией воспоминания о пережитом.
Исследование биографического времени в лирике Л. Тапхаева позволило выявить различную смысловую наполненность временных срезов. Поэт, раскрывая свое понимание таких этапов человеческой жизни, как зрелость и старость, приходит к объективным основам человеческого бытия, при этом описание всех этапов жизни последовательно выдерживает принцип соответствия биографического времени циклам природного мира, что доказывает первоначальное восприятие времени как циклического. Личное время и календарное время в сознании поэта всегда совмещены, так как совпадение ритмов человеческой жизни и космических ритмов находится в основе гармонии, которую и раскрывает поэзия Л. Тапхаева. Необходимо отметить, что это сопоставление не лишено порой драматизма. Если поэт чаще всего со смирением и по-философски осознает необратимость времени человеческой жизни, то в связи с самыми глубокими воспоминаниями – переживаниями своего детства, автор выражает желание повернуть время вспять, исправить свои ошибки: «Энээхэн наhанай сахаригые / эрьюулжэ гэдэргэнь болохо юм hаа, / хгшэрhэн эжынгээ залуу наhые / ххижэ абахынь бусааха hэм даа» (Если б можно было вспять повернуть, / круговерть этой жизни вселенской, / старой матери вернул бы я своей / молодость и радость прошлых дней)[1] [6: 141]. Этот личный, авторский взгляд возникает только при осознании детства, при размышлении о других этапах жизни всегда есть согласие с кармическими законами бытия. В воссоздании образов детства авторское отношение к отцу и матери, выражающее особенности национального мировосприятия изначального чувство уважения к родителям, старшим по возрасту, связано с ощущением неоплатного долга.
Исследуя цикл «Золто хабар» («Счастливая весна»), приходим к выводу о том, что поэтические произведения о поре юности характеризуются воспоминаниями о прошедшей любви и возникающим вместе с этим чувством невосполнимой утраты, чувством сожаления о быстротечности жизни. Ретроспекция в любовной лирике поэта, прием, постоянно употребляемый автором, философски углубляет представление о любви и юности.
Анализ стихотворений зрелого периода творчества Л. Тапхаева показал, что особо значимыми для лирического героя в этот период становятся вопросы нравственности, во многом его лирика становится дидактической, нравоучительной. Этот период характеризуется появлением стихотворений с притчевым характером: «Дрбэн сэсэг» («Четыре цветка») [3: 14], «Тангариг» («Клятва») [4: 49], «Наhанай найр» («Праздник жизни») [4: 70] и др. Важным в миропонимании лирического героя становятся понятия «гэр блэ» («семья») и «нхэд» («друзья»). В стихотворениях Л. Тапхаева, посвященных поре зрелости, уже другая временная ситуация – появляется время бытийное – время настоящего, что выражается и в употреблении глагольных форм. Сравнение жизни с течением реки раскрывается в этнокультурном ключе: «Дунда наhан – дундаржа захалhан шунал… / hэн сайхадаа, сэсэнэй тэмдэг орогшол. / Хадын горхон тэгшэ талада гарабал, / Харьяа багатай, гнзэгы уhатай бологшол» (Середина жизни – начинают слабнуть страсти, / когда появляется седина в волосах – так появляется знак мудрости, / горная река, вытекая на равнину, / становится спокойнее, но глубже) [6: 111]. У поэта в этом цикле выстраивается проекция уже относительно будущего – будущей старости, угасания сил, которые он по-философски смиренно принимает. Философское осознание концепта «счастье» связано с постепенным переходом от художественного осознания поры зрелости к старости.
В разделе 1.3 – «Дом / Родина как концепты пространства в поэзии Л. Тапхаева» – анализируется специфика авторского восприятия пространства. Вслед за Ю.М. Лотманом мы понимаем под локусом любое включенное в художественный текст автором намеренно или подсознательно пространство, имеющее границы, находящееся между точкой и бесконечностью. Во всей художественной литературе можно выделить локусы национальные и интеркультурные. Так, общечеловеческий концепт Дом в восточном мышлении неотделим от понятия Родина. В бурятской литературе «Дом» предстает как hэеы гэр (юрта), хотон айл (усадьба), зуhалан (летник). Этот концепт представляет собой в творчестве Л. Тапхаева одну из центральных «семантических сфер» и включает в себя несколько смысловых уровней: дом – локус семьи; ограда – локус переживания интимных чувств; малая родина – эмоционально-положительное отношение к своим родителям, к родным местам, кровно-родственным «корням», к близким людям, к обычаям и традициям предков, к родному языку. Анализ взаимодействия этих смысловых планов воссоздает цельность поэтической картины мира Л. Тапхаева, его пространственных представлений.
Образ Дома в стихотворениях Л. Тапхаева создается не только через прямую номинацию, но и через перечисление таких понятий, которые являются внутренними или внешними его составляющими: гал гуламта (очаг); гэшхр (крыльцо); шагаабар (окно) ; хорёо, хашаа (ограда). Ограда (хорёо) для лирического героя Л. Тапхаева – локус переживания интимных чувств, умозрительное пространство внутреннего мира лирического героя, сконцетрированное в рамках границ деревенской ограды. Ограда из жердей является своеобразным переходным пространством между родным домом и простором малой родины, таким образом, можно увидеть архетипическое стремление кочевников к простору, широте и всеохватности. В бытовой жизни бурят наряду с плотным ограждением есть такое ограждение как hургааг хреэ (ограда из жердей), о котором пишет поэт. Оно не закрывает пространства полностью плотной стеной, сквозь него «просвечивает» простор. В сооружении таких заборов из жердей, возможно, воплотилось ощущение единства человека и природы. В быту прослеживается, таким образом, изначальное стремление осевшего кочевника к пространственной широте. Об этом также свидетельствует лексема «hугалаг», в диалектной речи западных бурят обладающая значением «выдвигаемая жердь», эта деталь подчеркивает отсутствие крепких замков и запоров от внешнего мира.
Традиционная культура бурят предполагала смену зимнего и летнего жилища. Так, понятие Дом включало понятие и «зуhалан» (летник): «Жэнхэни буряадайм hуудал hануулхаар / Жэргэмэл хонхотой зуhалан тээшэ, <…> Тлиhэн галаа унтараажа болохогй / Тнхэн гэжэ гуламта тээшэ / Трэлэй шуhаар татуулаад юм бэзэ, / Тэглжэл байгаашам мэдээжэ». (К летнику, украшенному пением птиц, / к символу настоящей (подлинной, традиционной) жизни бурят, / К очагу под названьем Тунка, / где нельзя погасить разожженный огонь, / По родственной крови тянет меня) [5: 50]. При формировании различных концептов в творчестве Л. Тапхаева биографические истоки играют определяющую роль. У поэта образ тоонто – малой родины наделяется устойчивыми локальными характеристиками. Этот образ формируется с детских лет, соприкасаясь с индивидуальной «геобиографией» поэта. Так, стихотворения о родном крае в поэзии Л. Тапхаева изобилуют топонимами этих мест. Перечисляются как название самого района (Тнхэн), так и тункинские реалии: Тнхэн – «Хотогор сагаан Тнхэн нютагым зэhэн гт?» (Вы бывали в горной моей Тунке?) [1: 6], Саяан – «Зн Саяан, Зн Саяан / Мундаргануудай hубаряан») (Восточные Саяны, Восточные Саяны, гряда гольцов) [3: 18], Хэнгэргэ – «Дуунтнай – Хэнгэргэ мэтэ самаряан <байг лэ>» (Как Кынгырга пусть песня будет звонкой) [1: 17], Эрх – «Аажамхан Эрхгэй урда эрьеэр / аалихан гансаараа ябахадам» (Когда я тихо бродил в одиночестве / по берегу спокойного Иркута) [2: 19], Хэрэн – «Хл доронь хнхинэдэг юм Хэрэнэй талмай» (Под их ногами гремит, звенит площадь Кырена) [1: 9]. Отношение к Тунке как к малой родине – это отношение обладания, о чем свидетельствует частота употребления притяжательной частицы (-мни): «Тнхэн – лгымни. / Тхэреэн ехэ лгымни. / Трэлхидэйм, бгэ эсэгэнэрэйм лгы» (Тунка – ты колыбель моя, / Круглая, великая, / Родных моих, дедов, отцов моих ты колыбель) [1: 3]. Образ Дома для Л. Тапхаева становится емким социально-историческим и нравственно-философским символом. Поэт воспринимает дом как пространство нравственно-этическое, в котором осуществляется (в духе народных традиций и обычаев) формирование человека: «Нютаг изагуураа hуралсаха зан хаанашье бии. / Хаанашье ябахадам хаанахибта гэhэн асуудал / Хашараанагй намай, харюусажа эсэнэгйб. / Эшэнэгйб «Тнхэнэйхиб» гэхэдээ би.» (Родину предков спрашивать обычай есть везде. / Где б ни ходил я, вопрос «Откуда ты?» / не утомляет меня, не устаю отвечать, / не стесняюсь говорить «я из Тунки») [1: 3]. В этих строках наиболее ярко выражена идея сопричастности человека к этнотерриториальным истокам родства. В стихотворении «Тнхэн тухай минии гэ» («Мое слово о Тунке»), опубликованном в первом сборнике стихов «Мундаргын сэсэгд» («Цветы гольцов») понятие Дома расширено до границ малой родины поэта: «Танилсуулхам таанадаа / таряан долгитой, / Ххэ шулуун хбтэй / таляан хотогор / ндэр хадалиг Тнхэнтэеэ / …дээ нээжэ, гэртээ танаа урихаб, / зрх нээжэ, / гуниг баяраа барихаб» (Познакомить хочу я Вас / с волною травы, колосьев, / Высокой горной Тункою, / Окаймленной синей грядою. / Двери открыв, приглашаю я в гости вас, / сердце открыв, поделюсь печалью и радостью) [1: 3]. Символическое сопоставление двери в тункинский край и двери в сердце раскрывает недифференцированность границ понятий Дом / малая Родина поэта. Л. Тапхаев, продолжая в духе традиций воспевания родной земли первых поэтов Тунки – Мунко-Саридака (Будажапа Цыреновича Найдакова), чье имя впоследствии стало носить литературное объединение, Цыретора Зарбуева, глубже раскрыл суть понимания связи человека и родной земли. Своеобразие авторского раскрытия темы родины в том, что пространство малой родины становится личным, родным, «одомашнивается» поэтом. Именно поэтому в описании Тунки поэт использует лексику домашнего быта, элементы утвари: лгы (колыбель), тогоон (котел), аяга (пиала). В разделе доказывается, что у лирического героя произведений Л. Тапхаева нет противопоставленного Дому «чужого» пространства. Вместе с тем нужно отметить, что поэт нисколько не ограничивает мир границами родной земли: ««Тнхэнэйхиб» – гэхэдээ, би / Тхэреэлhэн хадануудаар / Тби дэлхэйгээ уйтаруулжа хаана бэшэб.» (Говоря о себе «я – тункинский», / Этот мир не уменьшаю я / Окруженьем гор) [12: 93]. Анализ выделенных нами локусов Дома, ограды, малой Родины поэта свидетельствует о «сращенности» этих понятий, где пространство Тунки осмысливается как родное, личное, открытое пространство Дома.
В разделе 1.4 – «Концепт Род / Народ в культурно-историческом хронотопе» – на примере двух поэм Л. Тапхаева исследуется соотношение различных моделей пространства и времени. В лиро-эпической поэме «Ёохор» (Ехор) выражается традиционное восприятие времени и пространства как кругового и циклического; автор подводит читателя к мысли о вечности и надвременности существования духовных ценностей. По мнению Л. Тапхаева, ехор – это «сокровищница» времени, наиболее жизнеспособная ценность бурят. Идею циклического времени наглядно подтверждают строки: «Мянган жэлэй сууряае / Миндаhан дээрэ бэшээ бол, / Миралзажа ерэхэдээ, / Ёохойн аялгаар зэдэлхэл. / Тмэн жэлэй абяае / тжэ илган шагнаа бол, / Тхэреэлхэдэжэ ерэхэдээ, / Ёохой болоод тэхэрихэл» (Если записать на магнитную ленту / отзвуки столетий, / то они, переливаясь, заблестят, / ехора мелодией. / Если, отбирая, будем слушать, / звуки тысячелетий, / то они ехором к нам возвратятся) [5: 46]. Буддийская идея возвращения (Сансарын хурдэ – колесо Сансары) связывается со звуковым восприятием мира.
Концепт Род / Народ занимает ведущее место в проблематике поэм «Ёохор» («Ехор») и «Угай тхэ» («История рода»). Чувство слитности с другими, схожести выступает структурной доминантой философско-художественной категории гармонии как буддийского понимания счастья. Основы такого восприятия, на наш взгляд, коренятся в восточном сознании и миропонимании, где человек существует не как отдельная личность, индивид оказывается прочно включенным в систему родоплеменных связей: «сн тоото арад соо ринь боложо трлби. / Хуби золынь, аяга сайень хубаалдахаяа длби». (Я родился сыном немногочисленного народа. / Рос, чтобы разделить его судьбу и чашку чая) [2: 3]. Со временем лирический герой осознает, что его рождение не случайно, и он лишь кирпичик в каком- то большом строении под названием «народ»: «Газар руу багса hуушаhан / Багсаашагй ргэн hууритай / Гарбалай ндэр субаргын / шобхо оройнь хэбэртэйб. / ндэр тэрэ субаргадам / л нэгэшье хирпиисэгй. / Харин дээрэhээ ндэhэеэ / хардаггймнай хлисэшэгй». (Огромной своей основой, / В землю крепко вошедшей, / Высокой субурги родословной / Чувствую себя вершиной. / И в этой субурге моей высокой / нет лишнего кирпичика совсем. / Не оправдать лишь только то, что с высоты / не видим корни мы свои) [6: 9]. Именно поэтому возникает идея возродить в сознании, памяти каждый кирпичик родословной – «субурги». Образно-художественные поиски Л. Тапхаева обращены к национальным корням и обусловлены его стремлением восстановить историческое прошлое бурят. В поэме «Угай тхэ» («История рода») вводится историческая модель времени, знаменующая в творчестве Л. Тапхаева «распрямленное», качественное время, время через призму истории, исторических событий. Как поэма историческая, она становится важнейшим этапом в постижении меняющегося мира, в постижении динамики времени, динамики культурно-исторического опыта и наследия. Будущее в настоящем, связанное с прошлым – в такой диалектике скрепляется Л. Тапхаевым поэтическая связь времен, такой видится ему перспектива исторического развития. В этом произведении поэтически воссозданная история рода хонгодоров со времен исчезнувших племен хунну, сяньби, жужань учитывает различные взгляды ученых на так называемый тюрко-монгольский (начальный) этап этногенеза бурят. Сопоставительный анализ двух поэм Л. Тапхаева показал, что если в поэме «Ёохор» («Ехор») пространство и время мыслятся по аналогии с кругом (вокруг костра), то в поэме «Угай тхэ» («История рода») хронотоп структурируется в соответствии с принципом концентрического сужения субурги – горы.
В начале 90-х гг. XX в. Л. Тапхаев вместе с А. Ангархаевым, Б. Дугаровым, В. Бильтагуровым стали инициаторами движения хонгодоров «Уулын уладай уулзалга» («Встреча горцев»). В постсоветский период начались активные движения в области этнической самоидентификации бурят: как одно из направлений развивается организация землячеств по административно-территориальному признаку. Движение хонгодоров, носящее экстратерриториальный характер имело целью объединение бурят именно по родо-племенной общности. И то, что Л. Тапхаев явился одним из основоположников этой особой формы корпоративности по родоплеменному признаку, подчеркивает, что поэт не только воспринимал время и себя в этом потоке, как пассивная созерцательная личность, но и влиял на время.
В первой главе данного исследования проанализированы основные компоненты времени и пространства в лирике Л. Тапхаева. Авторская концепция времени отражает психологические закономерности, обусловленные реальным использованием времени жизни отдельным человеком. Этот биографический масштаб ограничен хронологическими границами индивидуального существования человека и его представлениями о вероятной продолжительности своей жизни. Ведущим пространственным концептом является Дом / Родина. Исследование соотношений данных понятий позволяет сделать вывод о том, что малая родина понимается поэтом как личное пространство родного дома.
Анализ стихотворений поэта, объединенных не только по хронологическому, но и по содержательному принципу, по той поре человеческой жизни, которой они посвящены, наиболее полно раскрывает авторское понимание времени (и личного, и исторического). В главе доказывается, что временная концепция вбирает и циклическое (традиционное) восприятие времени – пространства и линейную направленность, связанную с осознанием личной судьбы в судьбе Рода / Народа в целостном культурно-историческом пространстве. Время и пространство, соединяясь, выводят к пониманию времени вечного в космическом пространстве. Эволюция авторского сознания от «я в пространстве Дома – я в пространстве малой Родины» далее выводит к вопросу о всеобщем, вечном, надвременном и масштабном.
Вторая глава исследования – «Национальная модель природного мира в поэзии Л. Тапхаева» – посвящена анализу национально-культурных истоков мотивов и образов пространства-времени в индивидуально-художественном стиле поэта. И если время рассматривается в первой главе как переход от внутреннего, психологического времени к внешнему, то во второй главе рассматривается переход от внешнего времени к единому времени.
В разделе 2.1 – «Нравственно-этические и философские мотивы в поэзии Л. Тапхаева» – рассматриваются базовые основополагающие поэтического мышления Л. Тапхаева. В основе мировоззрения поэта лежат глубинные представления о всеединстве, о целостном и едином образе мироустройства.
В разделе анализируется авторское восприятие ощущения себя частицей великой Природы, неразрывной связи с каждой растущей на земле травинкой: «Эрьеын ганга, модон бхэн / Эндэ намда баран дтэ. / Энээхэн зэргэлээ hгд сооhоо / Урган бодошоhон мэтэб» (Каждое дерево, цветок у реки / здесь все мне очень близки. / Я словно вырос из этих дымчатых, / покрытых маревом кустов) [3: 54]. В этом отношении Л. Тапхаев близок Ф. Тютчеву, у которого человек - «мыслящий тростник». В развитии мотива тишины Л. Тапхаев близок поэту-современнику Н. Рубцову. Глубокая семантика тишины как типа звучания представлена как основополагающая в «негромкой», «тихой» лирике Л. Тапхаева: «Элихэнээр эрбээхэй ниидэхэ энэ амгаланда» (И в тишине здесь слышно даже как пролетает бабочка) [3: 23], «Аалин жэгдэ шэбэнээ хгжэм байгаалим зохёожо» (Тихую спокойную мелодию нашептала, сочинив, природа) [3: 54] и др.
Философское осмысление жизни человека реализуется через описание природного мира. Лирический герой задается вопросом: «– Юунбиб дэлхэйдэ? / – Юрын нэгэ шоргоолзон. / – Юу хэхэ аабиб? / – Yбhэ хулhа тэбэреэд, / Yнгэрхэб даа жороолжол» (– Что я в мире этом? / – Простой один муравей / –Что я сделаю? / – Взяв соломинку, / Пройду по жизни этой) [4: 63]. Взгляд автора ориентирован, прежде всего, на восприятие бытия природы, через которую он воспринимает мир в целом. И такая жизненная заповедь: «Мртэ юумэн мрр, / замта юумэ замаараа» («На земле имеющий свой след / пусть идет себе своей дорогой») [2: 15], как отражение религиозных воззрений бурят, полнее раскрывает понимание лирическим героем единства мира человека и мира природы во вселенском макрокосмосе. Обращение поэта к религиозно-философским вопросам самосогласованного существования всего сущего на земле объясняется и общей тенденцией развития конфессиональных мотивов в бурятской поэзии 60-80-х гг. XX в. в лирике Д. Улзытуева, Г. Раднаевой, М. Чойбонова, Н. Нимбуева, Б. Дугарова, Ж. Юбухаева и др.
В разделе характеризуется сложный комплекс традиционного мировоззрения, связанный с сакральным миром Тункинской долины. Обилие мест почитания хозяев местности в Тунке: это Бурхан баабай (хаан Шаргай ноён), Тамхи баряаша, Хэрэнэй тэбхэр, Бухын хэбтэшэ, а также родовые обоо – говорят об особом отношении к миру природы, как к сакрализованному, одухотворенному началу. Л. Тапхаев об этом пишет так: «Буха ноён баабаймнай, / Шаргай ноён хайрхамнай – / Хангай дайдаяа эзэлээшэд, / Хада ууладаа залараашад, / Хаан уула, Бурин хаан / Харалсажа манаа ябаха бэзэ» (Отец Буха - нойон, Шаргай-нойон, / Духи – хозяева тайги, гор, / Царь-гора Бурин хаан, / оберегайте нас) (2004, неопубл.). Употребление обращения к духам местности с просьбой о защите связано с традиционным стилем шаманских песнопений. Характер поэтического ритма: синтаксические конструкции, свободный стих с внутренней музыкальной рифмой – свидетельствуют о бессознательной причастности поэзии Л. Тапхаева к мифомышлению.
Таким образом, в основе постижения природного мира у Л. Тапхаева лежит сложный комплекс древних верований, где главным мыслится нерушимая взаимосвязь человека и природы. Поиски прадуховности дают возможность поэту вернуться к некой начальной точке, к идеальному прошлому, позволяющему проникнуть в сущность вещей. В тяге к стихийным архаическим формам в художественном мышлении проявилось желание автора постичь тайны мироздания. Авторское мировосприятие формируется на основе развития мифопоэтических, религиозных воззрений бурятского народа. Национальная ментальность является основой философской картины мира поэта.
В разделе 2.2 – «Концепты Вода, Земля, Воздух, Огонь как мифопоэтические основы лирики Л. Тапхаева» – последовательно рассматриваются интерпретации универсалий вселенского, природного и человеческого бытия в лирике поэта. В стремлении к масштабности, всеединству Л. Тапхаев усваивает и творчески перерабатывает опыт русской литературы. Анализ семантических полей четырех стихий в поэзии Л. Тапхаева выявляет и глубокую национальную специфичность. Как известно, в религиозном буддийском летоисчислении выделяется соотношение первостихий, закономерно сменяющих друг друга. Их бытование может быть раскрыто как в категориях пространства, так и времени. Применение данной концепции позволяет вычленить первоосновы, находящиеся между собой в сложной связи многомерного бытия. Пространство и время мыслятся как ось координат, относительно которых выстраивается соположение первоэлементов. Так, в буддийском календаре после периода воды наступает период земли, затем дерева, потом огня, также выделяется пятый элемент – железо. Именно такая последовательность имеет много значений и смыслов в религиозно-философской системе буддизма, нас же интересовала, в первую очередь, художественная логика свободной авторской интерпретации, соотношение материального бытия (материальных субстанций) и его духовного смысла (нематериальных субстанций) в поэтическом понимании.
Так, водная стихия, воспринимаемая Л. Тапхаевым как явление исключительное, проанализирована в двух антиномических ипостасях: как горная река и озеро, как соотношение движения и спокойствия. Иногда озеро и река, противопоставленные в одном стихотворении, выражают полярные явления жизни и человеческих чувств: «Тогтомол нуурай булангиртай / Уйдхар минии адли. / Тргэн горхоной тунгалагтай / Баяр минии адли» (Моя печаль похожа / на ил стоячего озера. / Моя радость похожа / на прозрачность быстрого ручейка) [6: 124]. В этом особом умении автора сближать быт и бытие раскрывается философско-поэтический взгляд на окружающий мир.
Вода – первостихия, к которой восходят истоки жизни в целом. Поэта поражает мудрость народа, давшего названием озеру слово Начало («Эхин нуур»), в поэтическом переводе «Озеро Начальное», раскрывающее глубокие философские вопросы об истоках: «Эхинэй саана ш эхин бии гэжэ, / Эгээн ехэ Эхиеэ, зрхэн мэтэ, тэдхэжэ, / эрмэг бхэнh hабирна булаг шорьёсо. / Эхи захагйл юртэмсын эрьесэ» (Так за началом следует начало, / Самое большое Начало оберегая, как сердце, / с каждого гребня горы с шумом источники бьют. / Нет начала и конца в круговороте вселенной) [3: 23]. Само название содержит указание и на время, и на пространство: начало во времени, начало в пространстве равнозначны как точка отсчета.
Анализ стихотворения «Гзээн нуур» [4: 20] раскрывает философскую проблематику в поэзии Л. Тапхаева, связанную с восприятием водной стихии, которая во все времена заставляла задумываться о глубинных связях человека и природы. Само название первоначально кажется немотивированным, оно обозначает внутренности, приблизительный перевод может звучать как озеро Сычуг (рубец). Проводник же говорит о глубинной связи (хйhр холбоотой) в природном мире: «Хрэхэд тэрэш хн шэнгеэр еолодог…/ Хбсэгэл далай баhа тиигэдэг юм шуу. / Хйhр доогуур холбоотой юм гэжэ тоолодог / бгэдэй зугаа ндэhэтэй байгаа бэшэ г?» (Когда замерзает (озеро), стонет, как человек, / Говорят, что море Хубсугул тоже так стонет. / Мнение, что под толщей земли связаны они пуповиной, / в разговорах стариков имело ль основанье?). Автор говорит о глубинной (пуповинной), почти мистической связи озер под толщей земли, как о глубокой, порой не осознаваемой, пуповинной связи человека с окружающим миром.
С первостихией воды связана у Л. Тапхаева категория зеркальности, один из механизмов организации художественного универсума. «Юрын байдалай юрьеэн соо / Бэеэшье таниха слгй, / Бурьялма хр долгидоор / Бутаран, нугаран урдалсабашье, / Арадайнгаа сэдьхэл толи соо / Амгалан мнхэ гнзэгыдэ / томоор, сэбэр, сэхээр / толотон лэх эрмэлзэел». (Течем в круговороте жизни, / Не успев распознать себя, / Разбиваясь, меняясь с волнами, / но все же, / В зеркале души народа, / давайте будем отражаться, / в его вечной спокойной глубине / Великим и чистым светиться) [6: 110]. Суть стихотворения – размышления о бытии, о сути жизни, о человеке. Озеро – это символ души, истории, культуры народа; река, как символ движения, олицетворяет ход времени, быстротечность жизни. Стержневым моментом являются здесь категории времени и вечности. В стихотворении проявилась одна из ведущих особенностей тапхаевского художественного метода – способность приобщать читателя к сложным вопросам бытия, при этом не разрешая их окончательно.
У поэта Л. Тапхаева чаще возникает в восприятии водной стихии слуховой образ. Поэтому так разнообразны звукообразы журчания реки, которые должны передать движение и в пространстве и во времени. Звучание реки Кынгырги – это очень многогранный, глубокий тапхаевский звукообраз, пронизывающий всю его лирику. Именно он является главным составляющим духовного образа Родины. Автор признается: «Здэндэ жэнгирhэн хонхо мэтэ блбэнр, / Зрхэнэйм hудалтай ниилэhэн нэгэ абяан бии. / Тэрэ абяан дахажа ябагшал намай холуур, / Тэрэ абяан нютагhаам мншье табинагй» (Во сне звенящие бубенцы как колокольчики, / как связь с моим сердечным руслом – звук, / тот звук всегда со мной вдали / тот звук до сих пор не отпускает меня с родины) [4: 7]. При воссоздании звукообразов реки поэт использует: лексику с семантикой звучания (хонхо, блбэнр, хбшэргэй, дуун); звуковые повторы и парные звучания (тгдэр-тгдэр, хрэ-юурэ, хен-хааян, шаяан).
Стихия земли представлена в тематическом контексте «Дом / Родина». Как известно, для бурят важной является связь с землей, уходящая своими корнями глубоко в архаическое сознание, мифопоэтику. Если в национальном мировосприятии небо – это отец, а земля – это мать, то у Л. Тапхаева это понятие трансформируется в следующее: «Хангай Саяан баабаймни, / Хатан эжы Тнхэмни» (Отец мой – таежный Саян, мать моя – Тунка), и в качестве родительского начала воспринимается стихия земли (долина и горы). Причем частотность упоминания гор больше, чем упоминание о долине. Земля предстает в виде камней, утесов, вершин Саянских гор: (напр., «Хсэлэй дабаан» («Гора мечтаний») [4: 24], «Хабсагайн эрмэгтэ» («У обрыва скалы») [4: 34], «Дн» («Итог») [4: 55], «Байсын нарhан» («Сосна на утесе») [4: 57], «Хадын зураг» («Горная картина») [4: 56], «Зн Саяан» («Восточные Саяны») [4: 7], «Саяан дээрэ» («На Саянах») [3: 20], «Мундаргануудни» («Гольцы мои») [5: 57], «Ехэ хада» («Большая гора») [5: 65], «Хабсагайн ээм» («Плечо скалы») [5: 66] и др.). Все это обусловлено индивидуальной «геобиографией» поэта: «Хадада дб. / Хл нюсэгр шулуунhаа / торожо ядан, тогтожо ядан ябааб» (Я вырос в горах. / Спотыкаясь о камни босыми ногами, / еле держась на ногах, стал я ходить) [1: 3]. Хотя у Л. Тапхаева и есть прямое номинативное упоминание о земле, но чаще она предстает в виде гор. И если в стихотворениях других поэтов тункинского литературного объединения имени Мунко-Саридака образ гор чаще зрительный, то для Л. Тапхаева он связан со звуковым восприятием, возникает звуковой образ гор.
Первостихия воздуха – небо, также восходящая к национальной традиции почитания Вечного Синего неба, проанализирована в соотношении земля – небо, воспринимаемом лирическим героем поэзии Л. Тапхаева тождественно. «Арбан е урда тээ минии элинсэг / Ара Халхын хаанааhаашьеб гараад сэхэ. / Урда хадымнай дабаан дээрээhээ hарабшалан, / Удаан, удаан шэртэн зогсоо юм гэхэ. / Альганай мэтэ тала доронь байгаа. / Али тогоонтой жэшээ г тэдэнэр зосоогоо… » (За десять поколений мои предки / вышли из Ара Халхи, / С высокой вершины южной горы посмотрев, / Долго застывши стояли. / Под ними, как ладонь, земля лежала, / поэтому с котлом её сравнили) [1: 6]. Тункинскую долину поэт сравнивает с котловиной, а небо над головой с котлом: «Баян Буряадайм барагар hни / Барюулгй тогоогоо хнтэрлбэ» (Богатой Бурятии хмурая ночь / Опрокинула котел) [3: 47]. Котел снизу и котел сверху (аналогично шару) очерчивают микромир лирического героя во вселенском макрокосмосе.
В поэтическом космосе Л. Тапхаева наиболее важное место занимает первостихия огня. Лексико-семантическое проявление культурного концепта огня в лирике поэта представлено следующим образом: огонь стихийный, огонь – звезды, огонь – любовь, огонь – очаг (дом), огонь – творчество. В стихотворении «Хабарай hниин галнууд» («Огни весенней ночи») [3: 6] довольно прозрачная символика: огнями весенней ночи стали и звезды, и свечи, и огонь, выжигающий старую траву, а также огонь души, руки любимой (их тепло сравнивается с теплом огня) и первая любовь. Национально-культурный концепт огня здесь представлен в виде стихийной силы, существующей как вне человека (свечи, огонь, выжигающий старую траву, очаг), так и внутри него (огонь души и сердца и первая любовь, пылающая как огонь). При этом лирический герой не властен над своими чувствами, вспыхнувшими у него в груди, так же, как не властен и над огнем, выжигающим траву.
Эстетически трансформированные автором стихии Воды, Земли, Воздуха, Огня в лирике Л. Тапхаева непринужденно и широко запечатлевают пространственно-временные представления, связывают бытийный мир человека с миром природы, макрокосмоса, раскрывая при этом идею вселенской, космической гармонии.
В разделе 2.3 – «Пространство и время как универсальные концепты в поэтической системе Л. Тапхаева» – выявляется определяющее значение концептов времени и пространства в философской картине мира поэта. При анализе биографического времени поэта была проведена параллель с расширением пространства по горизонтали: мир детства – это локус Дома, затем происходит открытие пространства своей малой родины, а затем и мира в целом. Человеческая жизнь, жизнь индивида представляет собой как бы «горизонтальный» срез в бесконечной цепи поколений. Когда лирический герой осознает себя частью рода-племени, народа, он мыслит себя как бы в «вертикальном» времени истории. Вертикаль, по которой происходит в рамках религиозного сознания освоение универсальных, вечных начал жизни, внеличностных категорий, выводит постепенно к пространству космоса, ко времени вечности, к постижению философских основ бытия. И здесь происходит включение времени человеческой жизни, мыслимой по календарному кругу природы, в вертикаль, возносящей ко всеобъемлющему космосу. В космосе же пространство бесконечности совпадает со временем Вечности.
В пространстве вертикальной плоскости нами выделены такие образы-медиаторы, как модон (дерево), гол (река), утаан (дым), байса (гора), субарга (субурга). Образы-медиаторы, олицетворяя связь по вертикали, являются связующим звеном земного и сакрального пространства, времени, вечности. Во многих стихотворениях поэта эта идея получает наглядное воплощение. Эти образы служат в поэтическом «показе» целостности времени и пространства. Медиаторные образы дерева, реки, дороги (как восхождения), гор, а также субурги в поэме «Угай тхэ» («История рода») олицетворяют собой модель вертикального времени и пространства. Так, хронотоп в этой поэме структурируется в соответствии с принципом концентрического сужения субурги – горы. Пространственная точка зрения с высоты горы – субурги выявляет способность поэта воспринимать и видеть действительность с определенной «высоты».
Необходимо отметить такую особенность, характерную для Л. Тапхаева, как звуковой образ времени, для поэта время – это скорее удаляющийся звук: «Сайбалзаад, сайбалзаад харагдахаа болёошо / Сахали шубуунай ганганаан мэтэ / Саг жэлнд яаралтай хайшаа / Сараашье орхингй hубарин арилааб?» («Куда же время торопливое уходит, / Не оставив и следа. / Словно гомон улетающих чаек, / Что серебрясь исчезают вдали») [2: 29] или: «Хл дороhоом ргэhэн торхирууд мэтэ / Хн наhанайм дэрнд дэгдэнэ» («Словно испугавшиеся белые куропатки / Дни мои взлетают ввысь») [6: 113]; или «Жэлндни тиигэжэ ргэhэн адуундал дошхоноор / Жэрэлзэжэ арилаад, аяар холоhоо рhэнэл» (Года мои так резво, как испуганные кони, / скрылись вдали и оттуда подают мне звук) [4: 70]. Звуковой ряд художественного сознания Л. Тапхаева, насыщенность звуковыми художественными образами, обладающими высокой эмоциональной содержательностью, говорят о «космизме» мышления автора, о создании им особой поэтической, «звучащей» модели мироздания.
Своеобразие мироощущения лирического «я» создается тем, что время масштабно: человек и природа рассмотрены в неразрывном единстве во времени вечности: «Мшэдэй зурхай тааhан элинсэг / Мэндэхэ, тргэдэхы мэдээгй гэлсэдэг. / Юртэмсын мнхэ хубинь шахуу / Юрэд хайшаа яараха юм бэ?» (Предок, что по звездам предугадывал судьбу, / не знал, что значит торопиться. / Вселенной этой вечности частица, / действительно, куда он будет торопиться?) [4: 46]. Размеренная ритмика, плавная мелодичность, интонация раздумья придают лирическую тональность стихотворению и отвечают содержанию строк.
Основные репрезентации концепта Время в индивидуальном стиле Л. Тапхаева можно сформулировать так: время предстает и водной стихией и стихией огня; время плавно перетекает в пространство (образы-медиаторы субурги, реки, дерева); время представляется живым существом, имеющим власть, властелином (Саг – мнхэ засаг), нойоном (Саг-ноён), охотником (Саг-ангуушан), гостем (айлшан саг). Такая персонификация абстрактного понятия утверждает идею о реальности существования времени.
Художественное пространство Дома / Родины представлено двумя пересекающимися плоскостями. Первое измерение пространства – вертикаль, причем чаще встречаем взгляд сверху вниз (с вершины Саянских гор или с вершины субурги).
Горизонтальный уровень характеризует все расширяющееся поле зрения: дом (гэр), ограда (хреэ), широкая пространственная перспектива «малой родины» поэта (тоонто), пространство земли (дайда), космическое пространство (юртэмсэ). В основе пространственной горизонтали лежит мифологическая идея круга, семантику кругового построения подчеркивает образный ряд: тогоон (котел), аяга (пиала), альган (ладонь), лексема тхэреэн (круглый) (Тнхэн – лгымни. / Тхэреэн ехэ лгымни» (Тунка – ты колыбель моя, / Круглая, великая ты колыбель) [1: 3].
В целом, художественное пространство лирики Л. Тапхаева характеризуется отсутствием границ между домом и космосом. Одно из ранних стихотворений поэта «Хабарай hниин галнууд» («Огни весенней ночи») начинается со сложного семантического рисунка. Колеблющиеся смыслы (звезды – свечи или свечи – звезды?): «Хабарай hни газартаа мшэд ойртожо, / Ханын дэнгдли, ялагар гээшэнь! / Дэлхэйгээ харанхы hни гэрэлтлхэ гэжэ / Дэнгд али дэгдэшэhэн юм г дээшээ?» («Весенней ночью приблизившись звезды к земле, / Светят ярко как свечки со стен. / Чтоб в темноте осветить эту землю, / Может свечи наверх воспарили?) [3: 6]. В этих строках образ Дома переходит границы «личного» пространства лирического героя и преобразуется в единый образ мироздания. Причина такой трансформации «домашней» образности сопряжена с особой ролью локуса природы в поэзии Л. Тапхаева. Семантическое расширение локуса Дома связано с тем, что дом, как «малый мир» поэта, его духовный микрокосм оказывается внутренне тождественным природе – вселенной – макрокосмосу.
В разделе делается вывод о своеобразии поэтического мироощущения Л. Тапхаева, состоящего в том, что он «одомашнивает» космос, который даже после смерти станет нам «родным» домом: «Одо мшэд – олон сонхотой манай ерээдйн тосхон» (Звезды – это наше будущее село с множеством окон) [3: 58].
В заключении формулируются выводы по теме диссертации, намечаются перспективы дальнейшего изучения.
Анализ времени и пространства, центральных мировоззренческих понятий в поэтической системе Л. Тапхаева, имеющих конкретный облик (время – это пора человеческой жизни, исторических событий в жизни народа, а пространство – это пространство родного дома, малой родины, природы, космоса), позволяет сделать вывод о том, что содержание концептов «Время» и «Пространство» наполнено глубинными общечеловеческими и этнокультурными смыслами.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
- Шобоева, О.А. Традиционные образы песенной поэзии бурят [Текст] / О.А. Шобоева // Материалы научно-практической конференции преподавателей, сотрудников и аспирантов БГУ. – Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2002. – С. 65-68.
- Шобоева, О.А. Лирический герой поэзии Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Сибирь – единое фольклорно-литературное пространство. Ч.II.: материалы регион. науч. конф. (16 января 2006 г.). – Улан-Удэ: Изд-во ГУП ИД «Буряад нэн», 2006. – Вып.1. – С. 115-120.
- Шобоева, О.А. Мотив памяти в поэзии Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Нийгмийн шинжлэх ухааны залуу эрдэмтдийн «Хрэлтогоот - 2006» эрдэм шэнжэлгээний бага хурал (Илтгэлндийн эмхэтгэл). – Улаанбаатар, 2006. – Н. 85-86.
- Шобоева, О.А. Этнопоэтические традиции в лирике Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Буряты в контексте современных этнокультурных и этносоциальных процессов. Традиционная культура, народное искусство и национальные виды спорта бурят в условиях полиэтничности: Сб.ст.: в 3 т. – Улан-Удэ: ИПК ФГОУ ВПО ВСГАКИ, 2006. – Т.1. – С. 548-552.
- Шобоева, О.А. Философское осмысление времени в лирике Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Актуальные проблемы монголоведения. Санжеевские чтения – 6: Сб. ст. – Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2006. – С. 172-173.
- Шобоева, О.А. Концепт огня в лирике Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Бурятская литература в условиях современного социокультурного контекста: материалы регион. науч. конф. (27-28 ноября 2006г). – Ч.I. – Улан-Удэ: Изд-во ГУП ИД «Буряад нэн», 2006. - С. 143-148.
- Шобоева, О.А. Лирический герой поэзии Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Вершины. – № 4. – Улан-Удэ: Изд-во ГУП ИД «Буряад нэн» 2006. – С. 214-221.
- Шобоева, О.А. Мотив памяти в поэзии Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Вершины. – №3. – Улан-Удэ: Изд-во ГУП ИД «Буряад нэн», 2007. – С. 114-116.
- Шобоева, О.А. Народно-поэтическое начало в лирике Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Вершины. – №1. – Улан-Удэ: Изд-во ГУП ИД «Буряад нэн», 2007. – С. 171-183.
- Шобоева, О.А. Модели времени и пространства в поэтическом космосе Лопсона Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Вестник Бурятского университета. Серия: Филология. – Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2007. – Вып. 7. – С. 49-54.
Примечания
- Тапхаев, Л.Д. Мундаргын сэсэгд: Шлэгд. [Текст] / Л.Д. Тапхаев. – Улаан-дэ: Буряад. ном. хэбл.,1966. – 32 н.
- Тапхаев, Л.Д. Зангилаа: Шлэгд. [Текст] / Л.Д. Тапхаев. – Улаан-дэ: Буряад. ном. хэбл., 1973. – 56 н.
- Тапхаев, Л.Д. Хэнгэргэ: Шлэгд. [Текст] / Л.Д. Тапхаев. – Улаан-дэ: Буряад. ном. хэбл., 1976. – 71 н.
- Тапхаев, Л.Д. Алтан ндэhэн: Шлэгд. [Текст] / Л.Д. Тапхаев.– Улаан -дэ: Буряад. ном. хэбл., 1981. – 80 н.
- Тапхаев, Л.Д. Гол харгы: Поэмэ, шлэгд. [Текст] / Л.Д. Тапхаев. – Улаан-дэ: Буряад. ном. хэбл., 1984. – 76 н.
- Тапхаев, Л.Д. Угай бэшэг: Поэмэ, шлэгд. [Текст] / Л.Д. Тапхаев. – Улаан-дэ: Буряад. ном. хэбл., 1988. – 144 н.
Подписано в печать 03.10.07. Формат 60 х 84 1/16.
Усл. печ. л. 1,4. Тираж 100. Заказ 2195.
Издательство Бурятского госуниверситета
670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24а
[1] Здесь и далее перевод наш.
