Творческий путь юрия кузнецова
На правах рукописи
Шевченко Оксана Владимировна
Творческий путь Юрия Кузнецова
Специальность 10.01.01. – «Русская литература»
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Москва – 2010
Работа выполнена на кафедре Новейшей русской литературы Литературного института им. А.М. Горького.
Научный руководитель – кандидат филологических наук, профессор Смирнов Владимир Павлович.
Официальные оппоненты:
Солнцева Наталья Михайловна, доктор филологических наук
Дмитренко Сергей Федорович, кандидат филологических наук
Ведущая организация – Московский педагогический государственный университет
Защита состоится «27» октября 2010 г. в 15:00 на заседании диссертационного совета при Литературном институте им. А.М. Горького по адресу: 123104, г. Москва, Тверской бул., д. 25, ауд.23
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Литературного института им. А.М. Горького.
Автореферат разослан …….. 2010 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета Стояновский М.Ю.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Диссертационное исследование посвящено творчеству поэта Юрия Поликарповича Кузнецова (1941 – 2003 гг.), одного из самых ярких и противоречивых авторов советского и постсоветского времени.
Степень изученности проблемы.
Несмотря на очевидный интерес к поэзии Юрия Кузнецова, в литературоведении его творческий путь еще ни разу не становился предметом специального исследования, тогда как необходимость в этом назревала уже давно. Как и следовало предполагать, первые исследователи поэзии Юрия Кузнецова начали осмысление его творческого своеобразия с постижения отдельных аспектов его стиха. В некоторых статьях выявлялись основные темы, «осевые» образы его поэтики, подвергались анализу приемы, наиболее часто используемые стихотворные размеры, а также эстетические пристрастия и взгляды поэта. Особое внимание в критике уделялось образу героя поэзии Юрия Кузнецова, который отличался принципиальной новизной, в нем усматривался «коллективный человек», воплотивший в себе образ всего народа. Вадим Кожинов в 1981 году в статье «О поэтическом мире Юрия Кузнецова», говоря о стихотворении «Посох», заметил, что лирический герой Кузнецова – личность героическая, чье бытие совершается в мире тысячелетней русской и всечеловеческой истории и в безграничности космоса. Кузнецов творчески сопрягает все времена в одно большое историческое время. Метод этого сопряжения – «внедрение в словесно-образную ткань поэзии прошедших через века образов, символов, эмблем народного сознания»[1]. Символ – важнейшая категория поэзии Юрия Кузнецова, которая также не раз становилась предметом обсуждения критиков. Например, Юрий Селезнев увидел в мире Юрия Кузнецова своеобразный символический образ Хаоса, когда «встает природа» и вызывает «раздвоенность», «расшатанность»[2] его мира.
Попытки проанализировать творчество Юрия Кузнецова в развитии, проследить эволюцию его лирического героя, выявить закономерности, повторяющиеся темы и мотивы его поэзии, в целом, малочисленны. Такую попытку предприняли Кирилл Анкудинов и Виктор Бараков в книге «Юрий Кузнецов: очерк творчества». Во многом положения этой монографии базируются на диссертации В.Н. Баракова (на соискание степени доктора филологических наук) «Почвенное» направление в русской поэзии второй половины ХХ века: типология и эволюция», которая содержит раздел «Художественный мифологизм лирики Кузнецова»[3].
Собственно диссертаций, в которых полностью рассматривается творческий путь Юрия Кузнецова, до сих пор нет, хотя анализ его поэзии встречается в общих работах, посвященных либо определенному периоду в литературе, либо проблемам жанра, героя и др. Например, диссертация Косаревой Л.А. «Великая Отечественная война в поэтическом сознании послевоенного поколения» содержит главу «Историческая память и современный мир. «Тихие» лирики, Ю. Кузнецов». С точки зрения осмысления символической природы образа в поэзии Юрия Кузнецова несомненный интерес представляет диссертация Аль Джиради «Формотворчество в русской поэзии 1970-1980-х годов ХХ века». В ней автор рассмотрел символ в поэзии Юрия Кузнецова как формообразующий элемент, а не только как характерную черту поэтического видения Кузнецова.
В диссертации М.В. Жигачевой «Эволюция жанра баллады в русской поэзии 60-80-х годов ХХ века» есть глава, посвященная эволюции литературной баллады в 1970-е годы, в которой Жигачева называет стихотворения Кузнецова примером наследования народно-балладной традиции. В диссертации В.А. Редькина «Русская поэма 1950-1980-х гг.: жанр, поэтика, традиции» есть глава «Эпический мир поэмы Юрия Кузнецова», в которой основным выступает положение о том, что его поэма всегда полифонична. Глава о поэтах, детство которых пришлось на войну, есть и в диссертации Л.В. Андреевой «Тема памяти в русской советской поэзии (1965 – 1985 гг.)». В ней особое внимание уделено балладе Юрия Кузнецова «Четыреста» и его поэме «Дом».
Н.И. Онуфриева в диссертации «Герой и время в русской современной поэзии 2-ой половины 1960-х – 1980-х гг. (Н. Рубцов, А. Жигулин, Ю. Кузнецов, О. Чухонцев)» отмечает, что первостепенную важность для выявления цельности человеческой личности в поэзии Кузнецова представляет связь человека с «домом», образ которого наполнен символическим значением. Между тем, герой поэзии Кузнецова бездомен, свободен от бытовых рамок, и потому остро чувствует свою бесприютность. Но преодолеть ее не может, так как она является его судьбой, «судьбой родившегося в горящем доме»[4].
В диссертации Д.О. Ступникова «Традиционная и авторская символика в современной поэзии: Ю. Кузнецов и московские рок-поэты» исследуется проблема привлечения рок-музыкантами стихотворений современных «профессиональных поэтов» в качестве текстов рок-композиций. Наиболее востребованной в среде московских рок-музыкантов, по наблюдениям Ступникова, оказывается поэзия Юрия Кузнецова.
Приведенные примеры свидетельствуют о несомненном интересе современного литературоведения к поэтическому миру Юрия Кузнецова, а также о том, что в критике и научных трудах никто не рассматривал его творческий путь как единое целое с учетом эволюции основных категорий его поэтики, в частности, символа. Этот очевидный пробел мы и попытаемся восполнить своим исследованием, актуальность которого определяется широким охватом всего творческого пути поэта с оглядкой на частные особенности его поэтики.
Целью нашей работы является анализ творчества Юрия Кузнецова в его внутреннем единстве. В связи с этой целью, в диссертации решатся следующие задачи:
1). Изучение биографии поэта Юрия Кузнецова и включение в научный оборот биографических данных, которые сами по себе отличаются научной новизной, поскольку в научной литературе они еще не приводились.
2). Периодизация творчества Юрия Кузнецова на основе полученных сведений биографического характера, сопоставления тематики, мотивов, жанрового разнообразия, образно-стилевых рядов его книг, а также последовательный анализ критических работ о его творчестве.
3). Определение научно-теоретической базы для изучения основных категорий поэтики Юрия Кузнецова – главным образом, символа и мифа.
4). Выявление фольклорных элементов в поэзии Юрия Кузнецова на уровне жанра – принципы построения волшебных сказок, баллад, былин.
5). Рассмотрение ритмики и метрики поэзии Юрия Кузнецова в контексте литературного периода второй половины ХХ века. Выявление наиболее часто встречающихся размеров стихов Кузнецова и сопоставление «формального» выбора поэта с идейно-тематической направленностью поэзии.
6). Выявление влияния символической структуры образа на выбор рифмы и создание ритмического рисунка стиха.
Научная новизна работы состоит в том, что впервые творчество Юрия Кузнецова становится предметом специального исследования, что одним из основных аспектов исследования становится символо-мифологическая основа поэзии Кузнецова в целом, и символ рассматривается как важнейший идейно-тематический, поэтический образ и более глубоко (по сравнению с предшествующими научными исследованиями) анализируется как «формальный» элемент творчества Кузнецова.
Объектом исследования в диссертации являются поэтические книги Юрия Кузнецова, изданные с 1961 по 2007 гг. Предметом исследования в диссертации являются, с одной стороны, отдельные аспекты поэзии Юрия Кузнецова, а с другой, их взаимосвязь на протяжении всего творческого пути поэта.
Методика и методология исследования. В своей работе мы опираемся на исследования отечественного и западного литературоведения в области истории и теории литературы, отраженные в трудах Ф. Шеллинга, С.С. Аверинцева, А.Ф. Лосева, П.А. Флоренского, А.Н. Веселовского, Ю.М. Лотмана, В.Я. Голосовкера. Теоретические и практические открытия, представленные в работах М.М. Бахтина, А.Н. Афанасьева, В.Я. Проппа, В.В. Кожинова, М.Л. Гаспарова, Б.В. Томашевского, В.Е. Холшевникова, А.А. Потебни. Культурно-исторический, системно-типологический и структурно-семантический методы позволят нам провести анализ художественных текстов и включить объект изучения в общекультурное пространство.
Теоретическая значимость диссертации. Результаты нашего исследования позволят представить творчество, биографию, ключевые особенности поэтики Юрия Кузнецова, а также критические материалы и исследования, посвященные поэзии Кузнецова, в единой системе. Особенно важным открытием будет являться анализ характера «кузнецовского» символа. Включение наших исследований в основной корпус трудов о русской поэзии ХХ века представляется особенно насущным, поскольку открывает новые возможности для ее более полного и всестороннего изучения.
Практическая значимость работы. Материалы диссертационного исследования позволяют впервые сформировать законченное представление о творчестве Юрия Кузнецова. Основные положения и наблюдения могут быть использованы при изучении особенностей развития русской литературы ХХ и XXI веков; при чтении курса лекций, спецкурсов, при разработке спецсеминаров для студентов, учебников и методических пособий по русской литературе ХХ века для вузов и общеобразовательных школ, а также при написании курсовых и дипломных работ.
Апробация работы. Основные выводы и положения исследования отражены в 5 публикациях, а также докладывались на ежегодных конференциях, посвященных творчеству Юрия Кузнецова (Литературный институт им. А.М. Горького (2005), ИМЛИ (2006 – 2009 гг.), «Первые кузнецовские чтения» (г. Краснодар, 2006 г.).
Объем работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Библиографии, Приложения. Общий объем работы 141 страница, не включая Библиографию и Приложение.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
В первой главе диссертации («Творческая биография Юрия Кузнецова в критике») последовательно рассматриваются основные этапы творческого пути поэта в их тесной взаимосвязи с биографией Юрия Кузнецова и кратким освещением каждого этапа в критике и литературоведении.
В судьбе поэта Юрия Кузнецова были такие «узловые» события, которые он считал неслучайными и даже символическими, поскольку они влияли на его мировоззрение, на его отношение к человеку, творчеству, поэзии. Его жизненный путь складывался таким образом, что он всегда находился «на гребне поколенья». Многие ключевые исторические события ХХ века, выпавшие на годы его жизни, так или иначе коснулись поэта, сделались не просто тематическим массивом его творчества, но и «знаками времени» в его поэзии. К таким событиям можно отнести, в первую очередь, гибель на поле боя Великой Отечественной войны его отца – офицера полковой разведки Поликарпа Кузнецова. Вне этого события не родились бы пронзительные стихи ранней лирики Юрия Кузнецова, с которой, собственно, и начался творческий путь крупного поэта своего времени – «Возвращение», «Отец в сорок четвертом», «Картинка 1945 года». Еще одним не менее значимым событием юности Юрия Кузнецова, оказавшим влияние на становление его мировоззрения и характера, стал Карибский кризис, который застал поэта солдатом в эпицентре политических событий – на острове Куба. Поступление в Литературный институт им. А.М. Горького и учеба в семинаре поэта-фронтовика и профессора Сергея Сергеевича Наровчатова стали для Юрия Кузнецова тоже знаковым явлением. Именно в институте он познакомился с трудами фольклориста, теоретика и историка литературы Александра Николаевича Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу», которые во многом определили творческое развитие поэта, поспособствовали формированию его собственной системы символов. А эта система, в свою очередь, предшествовала развитию сложного и вместе с тем осевого явления мифа в поэзии Юрия Кузнецова.
Показательно также, что ни один из поэтов поколения Юрия Кузнецова не был наделен таким постоянным, последовательным и пристрастным вниманием критики, как он сам. Открывающаяся сегодня панорама сделанного критикой в освоении творческого пути Юрия Поликарповича Кузнецова позволяет как бы со стороны, глазами исследователя проследить эволюцию художественного постижения мира. Рецензии, статьи, заметки о поэзии мастера составляют своеобразную кардиограмму его духовного вызревания. Выявляя частности его поэтики, критики последовательно приближались к этому обобщению, какое сделал Евгений Рейн в эссе «Явление Кузнецова». Говоря об этом уникальном «явлении» в русской поэзии Е. Рейн подчеркивал: «Нам явлен поэт огромной трагической силы, с поразительной способностью к формулировке, к концепции… Он – поэт конца, он – поэт трагического занавеса, который опустился над нашей историей. Только так и следует его понимать… Он говорит темные символические слова, которые найдут свою расшифровку, но не сегодня и не завтра. Именно поэтому ему дано громадное трагическое дарование»[5]
.
Далее в диссертации прослеживается хронология выхода поэтических сборников Юрия Кузнецова и реакция критики на каждую новую книгу поэта, начиная с «Грозы» (Краснодар, в 1966 год) и до поздних поэм трилогии «Путь Христа». Основываясь на биографических фактах, знаках внутренней эволюции поэта и критических материалах, мы намечаем этапы творческого развития Юрия Кузнецова, периодизируя его творческий путь на несколько основных отрезков.
Мы показываем, что первый, «юношеский» этап творческого пути поэта заканчивается с выходом второго сборника Кузнецова «Во мне и рядом – даль» (1974), который вызвал множество откликов, критических оценок и разночтений и, по словам поэта, «наделал много шуму». Сегодня очевидно, что этому способствовало то обстоятельство, что в его поэзию ворвалась метафизическая, «космическая» проблематика, которая потребовала новых средств художественного выражения обновленного содержания.
Второй этап творческой биографии поэта был еще более плодотворным, тем не менее, отзывы, сопутствующие книгам Юрия Кузнецова, были очень разными. Однако, несмотря на негативные оценки, после публикации стихотворения «Отцу» и других стихотворений военной тематики, в которых обостренно-пронзительно звучит тема сиротства и связанной с ним безысходности, незащищенности ребенка, безотцовщины, в критике началось серьезное осмысление всего того, что несло собою творчество Юрия Кузнецова.
В 1981 году литературовед Вадим Кожинов написал статью «О поэтическом мире Юрия Кузнецова», в которой доказательно определил основные темы и мотивы его творчества. В частности, на примере анализа стихотворения «Посох», критик показал, что лирический герой Кузнецова не просто личность, а личность героическая, наследующая основные черты пращуров, выработанные тысячелетней русской и всечеловеческой историей. Он показывает, как Кузнецов творчески сопрягает все времена в одно большое историческое время. Метод этого сопряжения, считает В. Кожинов, «внедрение в словесно-образную ткань поэзии прошедших через века образов, символов, эмблем народного сознания»[6]. Это замечание по существу является едва ли не основополагающим суждением о природе творчества Юрия Кузнецова.
Начиная с книги «Отпущу свою душу на волю» (1981), в критике стали предприниматься попытки взглянуть на творчество Юрия Кузнецова в его развитии, стало очевиднее желание проследить эволюцию его лирического героя, обозначить повторяющиеся темы и мотивы его стихов, наконец, систематизировать критические замечания в адрес поэта. Именно такую попытку одной из первых предприняла Лариса Косарева в статье «Через дом прошла разрыв-дорога».
Начало третьего этапа творчества Юрия Кузнецова мы обозначаем выходом его сборника «Отпущу свою душу на волю» (1981). С этого момента в его творчестве усиливаются социальные и религиозные мотивы, на первый план выдвигается гражданская и философская лирика, в которой символ приобретает характер то мифологического, то религиозного. В статье «Русский узел» Геннадий Муриков, характеризуя новую книгу Юрия Кузнецова с таким же названием, замечает: «Слово зрелого творчества Кузнецова (речь о поэзии конца 70-х – начала 80-х годов) отличается особой емкостью и многомерностью. Отныне оно несет в себе «богатейший заряд реминисценций, литературных и исторических параллелей, ассоциаций»[7].
Любопытна статья Геннадия Круглякова «Испытание временем», посвященная двум сборникам Кузнецова «До свиданья! Встретимся в тюрьме» и «Русский зигзаг». В ней утверждается: «Безбожие оказалось тем вековым злом, которое в сложившийся исторический период определило нынешние наши беды. Мы утратили прежние (пусть лживые!) идеалы и не обрели новую нравственную силу духа»[8]. Отражение именно этого процесса видит Кругляков в стихах Кузнецова «Забор», «Саламандра». В стихотворении «Икона Божьей Матери» («Кто на веру из нас не тяжел…») Кругляков видит беду, постигшую все поколение Юрия Кузнецова: врожденный атеизм, передаваемый из поколения в поколение, безнадежно перекосил сознание большинства советских людей.
Взгляд Ильи Фаликова на книгу Кузнецова «До свиданья! Встретимся в тюрьме», судя по его статье «Он идет ледоколом в собственном льду», схож с точкой зрения Круглякова. В позднем творчестве, считает И. Фаликов, поэт обращается именно к религиозной тематике: «С годами выяснилось, что сила поэтического характера отнюдь не в том, чтобы играть мускулами былинного молодца, не в том, чтобы рвать и метать на любовной сцене, – она в другом, эта сила: «Когда я смолк, душа открылась Богу…»[9]
. Отныне религиозность и социальность становятся двумя составляющими поздней лирики Юрия Кузнецова и его поэм. И если изначально они проступали отдельно одна от другой, то теперь соединились в нерасторжимое целое.
Опираясь на поздние стихи Юрия Кузнецова, мы конкретизируем наблюдение касательно того, что в поздний период творчества социальные мотивы Кузнецова стали органично сплавляться с его религиозными размышлениями, личный духовный опыт поэта дал ему возможность по-новому оценить события современной истории. Завершает главу анализ ситуации, возникшей в критике после публикации поэм Кузнецова «Путь Христа», «Сошествие во ад» и «Рай» (незаконченная поэма).
Во второй главе «Символ в поэтическом мире Юрия Кузнецова» мы анализируем символ как одну из основных категорий поэтики Кузнецова (в сопряжении с категорией мифа). Для понимания символической природы творчества Юрия Кузнецова представляется принципиально важным его выступление на Четвертом съезде писателей РСФСР в 1975 году. В качестве основной особенности литературы того времени Юрий Кузнецов отметил увлеченность поэтов изображением внешних примет быта – без проникновения вглубь жизненных явлений. Эта склонность неизбежно приводила к бессодержательности поэзии. Разумеется, изображение быта в стихах – не исключает поэтического. Быт необходим поэзии в той мере, в какой ей необходима конкретика. Однако назначение поэта, как нередко говорил сам Кузнецов, в том и состоит, чтобы «за поверхностным слоем быта узреть само бытие». Получается, что свой поэтический дар являет только автор, создающий образы, сквозь внешнюю оболочку которых просвечивает глубинный, метафизический смысл, который Юрий Кузнецов связывал в своем выступлении с символом.
Вторая глава включает подглавку «Теоретическое осмысление категории символа», в которой мы обращаемся к трудам С.С. Аверинцева, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, П.А. Флоренского. Из них мы черпаем научное представление о категории символа и его назначении в искусстве. По мнению исследователей, категория символа указывает на выход символа за собственные пределы, на присутствие некоего смысла, нераздельно слитого с образом, но не тождественного ему. Предметный образ и глубинный смысл выступают в структуре символа как два полюса, немыслимые один без другого. Переходя в символ, образ становится «прозрачным», значение просвечивает сквозь него, как смысловая перспектива, глубина.
Следующая подглавка «Мифологический символ как важная составляющая поэтики Юрия Кузнецова» основана на утверждении, что в большинстве случаев символы Юрия Кузнецова наполнены мифологическим содержанием. Очевидно, что наполнение символа не может быть однородным, «профильным», обращенным только к одному пласту мифологии – народной, или рождать только окказиональные, новые символы, не может углубляться только в греческие и римские мифы или философские поиски Нового времени. Символ Кузнецова не может быть однородным, как не может быть однородным и абсолютно целостным сознание человека постсоветской эпохи. Оно слишком содержательно, чтоб отдаться полностью одной единственной идее. С одной стороны, ощущение себя частью своего народа, любовь к народной поэзии, изучение фольклорных образов и сюжетов дало Юрию Кузнецову возможность актуализировать в своем творчестве архаичные символы, в основе которых лежат народные мифы. А с другой, собственное мифологизирование повседневной жизни дало литературе целую галерею индивидуальных символов в поэзии Юрия Кузнецова.
Далее мы опровергаем выдвинутое в критике утверждение о том, что кузнецовской поэтике свойственна беспорядочность причинно-следственных связей. На самом деле, символическое осмысление реальности – повседневной и поэтической – всегда основано на логике. Доказывая это утверждение, мы опираемся на труд Я.Э. Голосовкера «Логика античного мифа». И в частности, на один из его постулатов: «Разумная творческая сила – а имя ей Воображение, Имагинация, – которая создавала миф, действует в нас и посейчас, постоянно, особенно у поэта и философа, но в более прикрытом виде. Пока не угасло воображение, до тех пор есть, есть и есть логика чудесного»[10].
Вслед за этим выделяем подглавку «Архаичные символы Юрия Кузнецова», в которой проводим условную границу между двумя типами символов Юрия Кузнецова – архаичными и окказиональными. Традиционные, архаичные символы поэт актуализировал в своем творчестве с помощью изобразительно-выразительных средств языка. К таковым, например, можно причислить образы русалок из стихотворений «Ловля русалки», «Бледная русалка», «Морская русалка», «Лесная русалка», «Русалка». В данном случае, говоря о мифологическом наполнении символа, мы имеем в виду не буквальное существование мифических образов, вера в которые была свойственна человечеству в начале своего развития, а тот художественный миф, широко использовавшийся и в различных направлениях литературы, включая реализм, романтизм и символизм. По верному замечанию А.Ф. Лосева, поэт начинает создавать собственную художественную мифологию только тогда, когда «либо верит, либо изображает себя верящим в существование соответствующих образов»[11]. Интонация, образный строй, яркие детали кузнецовского повествования о детской встрече с лесной русалкой сразу же отметают всевозможные предположения о том, что автор произведения занимается рассудочным конструированием фантастической истории. И если бы сам Кузнецов понимал эти события только художественно – образ лесной русалки остался бы для него простой поэтической метафорой, мертвой конструкцией, тогда как в мифе есть настоящая жизнь. Кузнецов занял позицию человека, верящего в буквальное существование происходящего, и эта авторская позиция определила настрой и образную систему всего произведения.
Еще одним традиционным символом Юрия Кузнецова стал образ Москвы. Ему посвящена отдельная подглавка «Символика образа Москвы в поэзии Юрия Кузнецова». Этот образ занимает в творчестве Юрия Кузнецова одно из центральных мест, является глубоким, многоплановым символом, сочетающим в себе различные смысловые контексты. С одной стороны, Москва Юрия Кузнецова наполнена символами разрушения – огнем, дырами, слезами, пустотами, на нее покушаются «легионы бесов», столица осмысляется как чужбина, не верящая сыновним сетованиям. Но с другой стороны, Москва Кузнецова находится под надежным покровительством своего основателя – русского богатыря Юрия Долгорукого, распростершего над ней свою широкую ладонь, и под защитой святого Георгия Победоносца. Важно, что Юрий Кузнецов не отделяет судьбу Москвы от судьбы всей России, она по-прежнему остается у него сердцем родины, святым местом, несмотря на те «безобразия», которые в ней скопились. Также поэт дает грозную отповедь всем «врагам надежд» и освещает сиянием храма все пространство «миров» и собственную поэзию.
В подглавке «Окказиональные символы в поэзии Юрия Кузнецова: лирика о Великой Отечественной войне и мотив сна» мы утверждаем, что именно в стихах о Великой Отечественной войне поэт впервые проявил особенность своего символического видения. Она связана с тем, что гибель родителя Юрия Кузнецова в сражении за родину приобщила сына к народному горю целой страны, а его потеря стала частью общей потери всего народа. Переход от личного к общему, в данном случае, и есть переход от метафорического видения мира к символическому прозрению метафизической реальности в обыденных вещах, явлениях и предметах.
Среди образов-символов лирики Кузнецова о Великой Отечественной войне есть и традиционные для классической русской литературы. Это и пустые железнодорожные пути как знак ожидания, и салют как символ победы и великой радости, и змея, выползающая из трубы заброшенного дома, и наконец, волки, собравшиеся на пепелище, выражающие символы запустения, опасности, необжитости, которые всегда сопровождают войну. Но у поэта есть и свои специфичные «военные» символы, среди которых, скажем, бессмертник, выросший между рельсов, символизирующий вечную память не вернувшимся солдатам, или горелые ромашки как след недавнего боя, за которыми угадываются искалеченные жизни. Травы и цветы, покрывшие поле, спустя несколько лет после сражения, осмысляются поэтом как символы забвения и жизненной силы. Гимнастерка погибшего солдата, которую выслали его вдове, пропитанная его запахом и дымом последнего боя, тоже трагический и глубокий символ военного времени.
Тем самым Кузнецов решает одну из главных задач в своем творчестве: использует художественный образ для того, чтобы вернуть, восстановить некогда пережитое чувство, победить контроль времени.
Также мы обращаем внимание на то, что в ранней лирике Юрия Кузнецова о Великой Отечественной войне, а затем и в зрелых стихотворениях и поэмах той же тематики часто появляется образ сна, который сопровождает символическое осмысление поэтом реальности. При этом образ сна в поэзии Юрия Кузнецова выполняет не просто «связующую» функцию между двумя «берегами» – повседневностью и мифологическим пространством, он сам является глубоким, многозначным символом.
Вторую главу завершает подглавка «Система отношений символических образов в поэзии Юрия Кузнецова и религиозный символ». В ней уделяется внимание иерархии символов в поэтическом мире Юрия Кузнецова, а также религиозному символу, свойственному его поздней лирике.
Третья глава «Ритм, метр, рифма и жанр как важные «формальные» признаки поэзии Юрия Кузнецова» посвящена анализу так называемых «формальных» аспектов лирики Кузнецова, соотношению различных метрических размеров в разные периоды его творчества, характеру ритма, особенностям рифмовки, которая связана с символическими основами поэтики Кузнецова, а также взаимосвязи жанров в поэзии Кузнецова. Как отдельный жанр выделяем и рассматриваем символическую балладу Юрия Кузнецова.
Учитывая, что мысль писателя реализуется в определенной художественной структуре и неотделима от нее, мы заключаем: невозможно постичь идею художественного произведения, оторванную от авторской системы моделирования мира, то есть от самой структуры произведения. Именно поэтому мы анализируем ритмику, метрику, рифму и жанр поэзии Юрия Кузнецова как важные формальные составляющие его творчества. Анализ проводится с оглядкой на общее положение поэзии в советскую эпоху и на формальные закономерности, свойственные литературному процессу 2-ой половины ХХ века (подглавка «Ритмика и метрика поэзии Юрия Кузнецова в контексте литературы 2-ой половины ХХ века»).
Большинство стихотворений Юрия Кузнецова написаны анапестами и амфибрахиями, в том числе и те, которые со временем стали его «визитными карточками» и в которых глубже всего выразилось мировоззрение поэта в различные периоды его жизни. Нам кажется, что выбор в пользу трехсложника был сделан им неслучайно и не сразу (в раннем творчестве Кузнецова было заметно тяготение к более простым, двустопным размерам) – на этом выборе также сказались особенности развития поэта Юрия Кузнецова. Ведь хорошо известно, что «обратно ударяемые» стопы анапеста с характерным динамичным ритмом и смысловым акцентом на последнем слове поэтической строки отличаются от других метров особой напористостью. Интонации анапестов варьируются от высоко торжественных, «беспокойных», смятенных – до «раздумчивых» и неспешных. Анапесту всегда свойственен внутренний эмоциональный накал, сопряженный с сюжетными коллизиями стихотворения. Именно поэтому многие «мифические» стихотворения Кузнецова написаны анапестом.
Внимание к символической структуре образа не могло не сказаться и на такой важной формальной-смысловой составляющей стихов Юрия Кузнецова как рифма (подглавка «Формальные и смысловые функции рифмы в поэзии Юрия Кузнецова»). Тем более что поэт сам утверждал мысль о том, что по рифмующимся словам можно понять суть стихотворения: «Рифма – это созвучие, эхо, соприкосновение. Смысловая нагрузка рифм укрупняет поэтический слог. Например, у Пушкина: «Я помню чудное мгновенье, / Передо мной явилась ты. / Как мимолетное виденье, / Как гений чистой красоты». Если выписать рифмы – получится сокровенный смысл стихотворения: мгновенье, ты, виденье, красоты»[12]. Итак, смысловые акценты стихотворения наиболее четко расставлены в рифмующихся словах. Символ – одна из основных категорий поэтики Юрия Кузнецова – выделяется в его стихах не только семантически, но и формально. Акцентируя слово-символ, поэт нередко ставит его в наиболее сильную позицию – в конец стихотворной строки. Например, в стихотворении «Грибы» Кузнецов рифмует ключевое слово-символ дважды: «Когда встает природа на дыбы, / Что цифры и железо человека? / Ломают грозно сонные грибы / Асфальт непроницаемого века. // А ты спешишь, навеки невозможный / Для мирной осмотрительной судьбы. / Остановись – и сквозь твои подошвы / Начнут буграми рвать тебя грибы». В общем и целом, рифмы в поэзии Юрия Кузнецова – богатые, точные, приблизительные – не нагружены формальной оригинальностью. Он вообще чуждался всяческих экспериментов в этой области, по максимуму исключал составные, омонимичные, тавтологические, оригинальные, каламбурные рифмы. Происходило это потому, что Кузнецов ставил себе другие, более важные эстетические задачи, связанные с работой на семантическом и символическом уровнях текста, а не просто с формальными ухищрениями.
Символо-мифологические основы поэтики Юрия Кузнецова влияли не только на тематическую сторону его произведений, они затрагивали и структуру самого художественного образа, его внешнее строение, композицию литературного произведения. Выбор жанра тоже не был для поэта случайным явлением, внимание к народным первоосновам литературы и поэзии подталкивало его к освоению различных жанровых структур, бытующих именно в фольклоре, – былины, песни (лирической, военной, исторической), баллады, заклинания, притчи, сказки (подглавка «Жанровые особенности поэзии Юрия Кузнецова: синтез литературных и народно-поэтических традиций, «символическая» баллада как оригинальный жанр Юрия Кузнецова, элементы волшебной сказки в балладе «Четыреста»). Среди баллад Кузнецова различного характера самый интересный тип – символический. Выделить эти баллады в отдельный тип нас побудило то, что ряд стихотворений Юрия Кузнецова обладает важными жанровыми признаками, по которым можно сформировать целую жанровую группу – собственно символическую балладу.
В заключении приводятся основные итоги работы. Анализ творческого наследия Юрия Поликарповича Кузнецова позволяет сделать основополагающий вывод о том, что его творчество наиболее полно в поэзии второй половины ХХ века выявляет как коренные проблемы национального бытия, так и неповторимые особенности характера русского человека. Это обстоятельство и выдвигает его в ряд классиков отечественной поэзии, что признано многими исследователями его художественного мира.
В Приложении к диссертации даются конспекты лекций Юрия Кузнецова, прочитанных им на поэтическом семинаре в Литературном институте им. А.М. Горького в 1999-2003 годах. Эти материалы являются важнейшей частью наследия Юрия Кузнецова. К сожалению, в архиве поэта не сохранилось записей, по которым он строил свои занятия. Однако мы располагаем записями лекций, которые делались «с голоса» Юрия Кузнецова. Материалы лекций – незаменимое «пособие» для каждого молодого поэта, потому что они помогают приобщающимся к тайнам слова глубже взглянуть на поэзию самого Юрия Кузнецова, выяснить его эстетические взгляды, вкусы, пристрастия.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
1. Шевченко О.В. Мифологический символ в лирике Юрия Кузнецова о Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.// Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. – 2009. – №1. – С. 138 - 142, 0,5 печ. л.
2. Шевченко О.В. Образ Москвы в поэзии Юрия Кузнецова. // «Литература в школе». – 2008. – №11. – С. 16 – 20, 0,5 печ. л.
3. Шевченко О.В. Мотив сна в поэзии Юрия Кузнецова о Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. // Литературный институт им. А. М. Горького. – 2008. – №1. – С. 145 – 155, 0,5 печ. л.
4. Шевченко О.В. Святость любви. // Литературный институт им. А.М. Горького. – 2006. –№2. – С. 137 – 142, 0,5 печ. л.
5. Шевченко О.В. Символ в поэзии Юрия Кузнецова // Материалы и исследования // По итогам Первых литературных кузнецовских чтений. / Краснодар: Издательство «Кубанькино». – 2006. – С. 103 – 109, 0,5 печ.л.
[1] Кожинов В. Отпущу свою душу на волю. О поэтическом мире Юрия Кузнецова. – «Литературная учеба», 1982, № 2, с.262
[2] Селезнев Ю. Но путь далек. – «Литературная газета», 1976, 17 ноября, с.7
[3] Бараков В.Н. «Почвенное» направление в русской поэзии второй половины ХХ века: типология и эволюция». – Дисс. на соискание ученой степени д.ф.н. – Вологда, 1996, с.67
[4] Онуфриева Н.И. Герой и время в русской советской поэзии второй половины 60-х – 80-х годов: Н. Рубцов, А. Жигулин, Ю. Кузнецов, О. Чухонцев. – Дисс. на соиск. учен. степ. канд. филолог. наук. – М., 1988, с.64
[5] Рейн Е. Явление Кузнецова. – «День литературы», 2001, №3, с.4
[6] Кожинов В. Статьи о современной литературе. - М.: Современник, 1982, с.262
[7] Муриков Г. Русский узел. – Север, 1987, № 11, с.116
[8] Кругляков Г. Испытание временем. – «Литературная Россия», 1999, № 34, 3 сент., с.4
[9] Фаликов И. Он идет ледоколом в собственном льду. – «Литературная газета», 1997, № 20, 21 мая, с.11
[10] Голосовкер Я.Э. Логика мифа. – М., 1987, с.15
[11] Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. - М.: Искусство, 1976, с.205
[12] Гах М.В. Творческие семинары Юрия Кузнецова. – М.: изд-во Литературного института им. А.М. Горького, 2006, с.38
