WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Псковская агиография xiv-xvii вв.

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

Институт русской литературы (Пушкинский Дом)

На правах рукописи

ОХОТНИКОВА ВАЛЕНТИНА ИЛЬИНИЧНА

ПСКОВСКАЯ АГИОГРАФИЯ XIV-XVII вв.

Специальность 10.01.01.-10 - русская литература

Автореферат

диссертации в форме монографии

на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Санкт-Петербург

2009

Работа выполнена в Отделе древнерусской литературы

Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор А. А. Алексеев

доктор филологических наук, профессор А. Н. Власов

доктор филологических наук, профессор В. В. Калугин

Ведущая организация:

Сыктывкарский государственный университет

Защита состоится 29 июня 2009 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 002.208.01 по присуждению ученой степени доктора филологических наук при Институте русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии Наук по адресу: 199034, Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4.

С диссертацией можно ознакомиться

в библиотеке ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН.

Автореферат разослан « » 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Кандидат филологических наук С. А. Семячко

Представления о развитии агиографии в древнем Пскове во многом основывались на работах В. О. Ключевского («Древнерусские жития святых как исторический источник». М., 1871) и Н. И. Серебрянского («Очерки по истории монастырской жизни в Псковской земле». СПб., 1908; «Древнерусские княжеские жития: Обзор редакций и тексты». М., 1914), в которых большое место уделялось истории текстов житий псковских святых. В 1985 г. была издана наша монография «Повесть о Довмонте: Исследование и тексты». Иных исследований, в которых бы монографически рассматривалась литературная история житий псковских святых, не появилось, что и определяет актуальность выбранной для исследования темы.

Представляемая к защите монография «Псковская агиография XIV-XVII вв.: Исследование и тексты» возникла под влиянием исследований Л. А. Дмитриева, посвященных новгородским и северно-русским агиографическим сочинениям. Монография ученого "Житийные повести русского севера как памятники литературы XIII-XVII вв." (Л., 1973) заложила основы современных исследований древнерусских житий, созданных в одном книжном и культурном центре русского средневековья, обосновала целесообразность комплексного изучения агиографических сочинений определенного края. В своих исследованиях Л. А. Дмитриев убедительно доказывает, что особенности политической, хозяйственной и культурной жизни региона существенным образом влияют на развитие его агиографии, обусловливают появление в литературе русского Севера определенных типов житийных повестей. В работах по агиографии последнего времени продолжаются исследования житийных произведений, объединенных по территориальному принципу, то есть изучаются агиографические памятники Суздаля, Мурома, Устюга, Ярославля, Вологды. Объединенные, как может показаться, формально, на региональной основе, и изученные вместе, они обнаруживают некое художественное единство. Изучение агиографических памятников одного историко-культурного региона открывает как общее, так и особенное в их художественной структуре и литературной истории текстов.

Предметом исследования в монографии «Псковская агиография XIV-XVII вв.» является литературная история житий пяти наиболее почитаемых псковских святых - Всеволода-Гавриила, Довмонта, Евфросина Псковского, Саввы Крыпецкого, Никандра Псковского. Выбор именно этих памятников псковской агиографии обусловлен тем значением, которое они имели в развитии духовной и литературной жизни русского человека в различные исторические периоды.

Во время работы над монографией в рукописных отделах БАН, РНБ, РГБ, ГИМ, РГАДА, Псковского древлехранилища были выявлены многочисленные списки Житий и служб, посвященных Всеволоду-Гавриилу, Довмонту, Евфросину Псковскому, Савве Крыпецкому, Никандру Псковскому, которые и стали основным материалом для изучения. Привлечение к исследованию неизвестного ранее рукописного материала и его комплексный анализ привели к открытию большого числа новых редакций псковских житий, что существенным образом изменило представление о развитии псковской агиографии.

При изучении литературной истории каждого из перечисленных житийных произведений ставились следующие задачи: 1) выявить, по возможности наиболее исчерпывающим образом, списки житий псковских святых; 2) изучить их, дать археографическое описание доступных для работы рукописей[1] ; 3) установить редакции житий, читающихся во вновь выявленных списках; 4) определить время составления как вновь выявленных, так и уже известных житийных редакций, рассмотреть их взаимоотношения; 5) установить литературные и исторические источники житийных памятников, рассмотреть вопросы их атрибуции; 6) исследовать жития как памятники литературы в структурном, стилевом и мировоззренческом аспектах; 6) на основе выводов, полученных в результате исследования литературной истории каждого из пяти псковских житий, рассмотреть проблему своеобразия и периодизации псковской агиографии XIV-XVII вв.

Поставленная в монографии задача комплексного исследования памятников псковской агиографии достигается системным подходом в их изучении. Исследовательская работа базировалась на разработанном школой Д. С. Лихачева методе изучения памятников древнерусской литературы, сочетающем археографический, текстологический, историко-литературный, культурологический аспекты.

Научная новизна исследования. В монографии «Псковская агиография XIV-XVII вв.» впервые проведено целостное филологическое исследование наиболее значимых в истории древнерусской литературы житийных памятников, посвященных псковским святым Всеволоду-Гавриилу, Довмонту, Евфросину Псковскому, Савве Крыпецкому, Никандру Псковскому.

Введено в научный оборот более 300 новых списков памятников псковской агиографии и гимнографии, выявлены новые редакции житий, определено время их создания, установлены их литературные и исторические источники, рассмотрены вопросы авторства.

Впервые жития псковских святых изучались в комплексе с гимнографическими произведениями в честь святых, что позволило решить целый ряд вопросов в истории текстов как гимнографических, так и житийных памятников.

Дополнены и воссозданы творческие биографии древнерусских писателей (Василия-Варлаама, Макария, Григория).

На основе изученного материала впервые поставлена проблема своеобразия и периодизации псковской агиографии.

Изданы тексты основных редакций псковских житий.

Теоретическая и практическая значимость монографии. Выводы и теоретические разработки, представленные в монографии, научное издание текстов основных редакций памятников псковской агиографии могут быть использованы

  • филологами при исследовании как региональной псковской, так и русской агиографии в целом;
  • историками, занимающимися изучением жизни средневекового Пскова;
  • богословами и историками при исследовании полемических сочинений XV-XVII вв.;
  • искусствоведами при описании произведений иконописи и монументальной живописи, иконография которых складывалась под воздействием псковских житийных текстов;
  • преподавателями вузов при разработке программных и специальных курсов по истории русской литературы;
  • при написании учебников и учебно-методических пособий для высшей школы.

Реализация и внедрение результатов исследования. Результаты исследования были реализованы автором при разработке курса древнерусской литературы на факультете русского языка и литературы Псковского педагогического университета, филологическом факультете и факультете журналистики Новгородского университета, а также при подготовке спецкурсов "Литература Древнего Пскова" и "Псковская агиография", читаемых на факультете русского языка и литературы и историческом факультете Псковского педагогического университета. Материалы исследования использовались при проведении семинаров и лекций на курсах повышения квалификации учителей в Псковском Институте повышения квалификации учителей, а также при разработке программы факультативного курса в школах Псковской области "Литература Древнего Пскова". Итоги исследования нашли отражение в научных статьях, энциклопедиях и библиографических справочниках. Исследование литературной истории псковских житий стало основой для публикации текстов, переводов и комментариев в проектах «Памятники литературы Древней Руси», «Библиотека литературы Древней Руси» и других изданиях (см. Список опубликованных работ).

Апробация исследования. Основные положения и выводы исследования докладывались и обсуждались на заседаниях Отдела древнерусской литературы Института Русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, ежегодных научных конференциях преподавателей Псковского университета, а также на всероссийских и международных конференциях, в том числе: на Международной конференции "Христианство и древнерусская литература. Первые Лихачевские чтения" (Санкт-Петербург, 2000), на Международной конференции "Летописание и историческое повествование Древней Руси. Вторые Лихачевские чтения" (Санкт-Петербург, 2003), на Международной конференции «Культурное наследие Древней Руси. Третьи Лихачевские чтения" (Санкт-Петербург, 2006), на международной конференции "Псков в российской и европейской истории" (Псков, 2003); Международной конференции "Соловецкая книжность" (Соловки, 2005), Международной конференции, посвященной 200-летию первого издания "Слова о полку Игореве" (Ярославль, 2000), чтениях, посвященных памяти Л. А. Дмитриева (ИРЛИ РАН, 2005 г.) и др. По теме исследования опубликовано более 40 работ, в том числе две монографии: «Повесть о Довмонте» и «Псковская агиография XIV-XVII вв.».

Структура и объем монографии. Монография состоит из двух томов. В Томе I представлены исследования житий святых князей Всеволода-Гавриила и Тимофея-Довмонта, в Томе II - житий преподобных Евфросина Псковского, Саввы Крыпецкого, Никандра Псковского. У каждого из житий своя литературная история, разными были причины и обстоятельства их появления, литературные образцы и источники, и потому каждому жизнеописанию святого в монографии посвящена отдельная часть. Структура каждой части определена основными задачами исследования: выявление и изучение, по возможности, всех дошедших до нас списков каждого произведения, сравнение их текстов и разделение на редакции; определение литературных и исторических источников. После изложения результатов изучения определенной редакции жития или службы дается археографический обзор списков и публикуется текст данной редакции по наиболее значимым ее спискам. Общий объем монографии 92 п.л.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ МОНОГРАФИИ

Том I. Жития князей Всеволода-Гавриила и Тимофея-Довмонта.

Во Введении рассматривается вопрос о правомерности и значимости изучения региональной литературы в жанровом аспекте.

ЧАСТЬ I. Агиографические и гимнографические произведения,

посвященные князю Всеволоду-Гавриилу.

Библиография работ, посвященных литературной истории этого памятника, исчерпывается трудами В. О. Ключевского и Н. И. Серебрянского, в которых были установлены основные редакции Жития Всеволода (Василия-Варлаама, Проложная, Григория) и дано их краткое описание. В монографии на основе более чем 80 выявленных списков исследуется рукописная традиция житийных произведений о Всеволоде, выделяются новые редакции, проводится источниковедческий и филологический анализ их текстов.

В Главе 1 рассматривается литературная история цикла произведений, посвященных князю Всеволоду-Гавриилу (далее – ЖВГ), в который входят написанные в начале 50-х гг. XVI в. псковским агиографом Василием-Варлаамом Житие, Слово о обретении мощей и Описание чудес. В результате изучения рукописной традиции ЖВГ в редакции Василия было выделено несколько групп списков в зависимости от того, сколько рассказов включает Описание чудес и какой вид имеют Слово о обретении мощей и рассказ о 21-м чуде. Выделяются Первоначальный и Усеченный виды ЖВГ, в списках Усеченного вида по сравнению с Первоначальным сокращены авторские отступления. Так, в Слове о обретении мощей может не читаться авторское послесловие; в описании 21-го чуда сокращаются или исключаются 1) предисловие, в котором Василий, убеждая в необходимости почитания святых, приводит в пример восхваление эллинских героев Гомером и Овидием (заимствование из Жития Михаила Клопского в редакции Василия Тучкова); 2) послесловие с датировкой чуда, сообщением о случившемся в это же время пожаре, поучением и молением автора. Таким образом, основным направлением в последующей переработке текста ЖВГ в редакции Василия стало исключение (или сокращение) авторских предисловий и послесловий.

Источники и принципы их обработки Василием - наименее изученные аспекты в литературной истории ЖВГ. Обычно Василий в своих сочинениях указывает источники, которыми он воспользовался. При написании ЖВГ Василий, по его словам, «мало нечто изобретох» из рассказов клирика Ивана, духовных бесед и сказаний «неложных свидетелей», а также из «некоего малого писания».

В рукописях встречаются два кратких текста ЖВГ, которым мы дали название Проложная редакция (в 1642 г. эта редакция вошла в состав печатного Пролога, ее текст встречается и в рукописных сборниках XVII в.) и Сокращенная Проложная редакция, ее текст дошел до нас в двух сборниках середины-конца XVI в.: РГБ, собр. Румянцева, № 397 (далее - Рум. 397); РНБ, собр. Титова, № 1220. Текст обеих редакций имеет явное сходство с редакцией Василия, в них нет ни одного нового эпизода, о котором не упоминалось бы в редакции Василия. Н. И. Серебрянский, касаясь вопроса о взаимоотношениях редакции Василия с Житием и Словом о обретении, читающимися в рукописи Рум. 397, высказал предположение, что Житие является сокращением редакции Василия, а Слово о обретении мощей – тем самым «малым писанием», которое могло быть источником для Василия. Текстологический анализ трех редакций (Проложной, Сокращенной Проложной и Василия), а также кодикологическое исследование рукописи Рум. 397 убеждают в том, что в середине XVI в. существовала не дошедшая до нас редакция ЖВГ - Проложная 1 редакция, вариантами которой являются две дошедшие до нас Проложные редакции. Проложной 1 редакцией, по нашему мнению, воспользовался Василий во время работы над ЖВГ, именно поэтому в тексте Василия есть совпадения как с Проложной, так и Сокращенной Проложной редакциями, которые по-разному сократили текст их общего протографа – Проложной 1 редакции.

Работая над житиями, Василий, как правило, не проводил серьезных разысканий, ограничиваясь одним или двумя источниками, его житийные сочинения не отличаются полнотой и исторической точностью. И при составлении Жития Всеволода Василий вряд ли изучал летописи и сопоставлял разные версии изображения одного и того же события. Сравнение с летописными текстами показало, что Василий обращался к летописи, текст которой был близок П1Л (именно с этой летописью обнаруживает сходство редакция Василия в рассказах о строительстве церкви Рождества Богородицы, походе на Суздаль, встрече Всеволода с Васильком Полоцким), но в то же время, вероятно, был полнее ныне известного нам текста П1Л.

О вторичности редакции Василия свидетельствует, на наш взгляд, структура рассказов о перенесении мощей Всеволода в Троицкий собор (1192 г.) и об обретении и перенесении мощей в Благовещенскую церковь (1362-1368 гг.). В отличие от кратких и логически ясных рассказов Проложных редакций, повествование об этих событиях в редакции Василия нарушается вставками о двух явлениях князя, строительстве новых ворот, славословием и косвенной датировкой события. Вероятно, некоторые из дополнений в рассказах о событиях 1192 г., 1362-1368 гг. Василий сделал на основе устных преданий, о которых узнал от клирика Ивана и других «неложных свидетелей».

Большое внимание в монографии уделяется выяснению авторской стратегии при редактировании источников. Особенности видения и изображения событий Василием, определяющие сделанные им изменения в тексте используемых источников, состоят в том, что Василий дает событиям и поступкам князя не историческое, в большей степени присущее летописям и Проложным редакциям ЖВГ (что, кстати, также доказывает их первичность по отношению к редакции Василия), а теологическое объяснение, во всем видя волю Бога или происки дьявола. В изображении Василия Всеволод предстает как идеальный князь, воплощающий в своей деятельности христианские заповеди, противостоящий тем, кто «наущаем дьяволом». Более всего интерпретация событий Василием отличается от летописных известий и Проложных редакций в описаниях изгнания Всеволода из Переяславля, похода на Суздаль и его ухода/изгнания из Новгорода. Бегство из Переяславля и поражение в битве с суздальцами объясняются Василием нежеланием Всеволода проливать кровь, уход из Новгорода – кротостью князя, со смирением принимающего несправедливое к себе отношение. Василий создает совершено определенный идеал святого - это праведник, который, «всегда заповеди Христа своего подражая во всем», достойно переносит мучения и гонения от людей, сердца которых «диавол ожесточи».

Касаясь вопроса о литературных источниках ЖВГ, Н. И. Серебрянский заметил, что характеристика личности святого и описание его погребения составлены под прямым влиянием Житий Феодора Ярославского и Александра Невского, не приводя конкретных примеров и не уточняя, каким редакциям этих житий следовал Василий. Сравнение ЖВГ с разными редакциями Житий Феодора и Александра Невского показало, что небольшие совпадения с ними наблюдаются на уровне мотивов и формул, но вряд ли можно говорить о прямых заимствованиях из этих житий. Вероятнее всего, Василий составлял собственный текст по аналогии, сплетая его из мотивов, приличествующих определенной ситуации. К этому же выводу приводит и использование Василием формулы уподобления святого другим прославленным святым «Хвалит бо Римская земля…»: текст Василия – свободная вариация распространенного в агиографической похвале мотива.[2] Дословные совпадения с другими памятниками встречаются в ЖВГ, как правило, не в описаниях событий, а в авторских вступлениях, послесловиях, комментариях. Во вступлении к 21-му чуду псковский агиограф переписывает из Жития Михаила Клопского в редакции Василия Тучкова фрагмент с упоминанием о Гомере и Овидии (что уже было отмечено учеными); окончание Слова о обретении мощей (со слов «Мы же, о богоблаженне…») также почти дословно повторяет окончание Жития Михаила Клопского той же редакции. Вступление к Житию Всеволода обнаруживает сходство со Словом на перенесение мощей митрополита Петра в редакции Пахомия Логофета и Жития митрополита Петра в редакции Киприана. Большие фрагменты текста как в Житии, так и в Слове о обретении мощей совпадают со Службой на преставление Всеволода, составленной Никодимом, и Службой на обретение мощей, составленной Филофеем.

В Главе 2 рассматривается жизнеописание Всеволода, читающееся в составе Степенной книги (Степень 5, Глава 9). Анализ текста ЖВГ в Степенной книге с использованием выводов и наблюдений А. В. Сиренова, полученных при палеографическом изучении Волковского списка, архетипа дошедших до нас списков Степенной книги[3], приводит к выводу о многоступенчатом редактировании Жития и Слова о обретении мощей Всеволода в составе Степенной книги. Первоначально ЖВГ в составе Степенной книги представляло собой соединение несколько отредактированного текста редакции Василия с известиями Никоновской летописи о походе Всеволода на Суздаль и Ростов, его изгнании из Новгорода. Затем ЖВГ в Волковском списке было отредактировано: в двух местах листы рукописи были вырваны и вставлены новые. Именно на этих вставных листах текст Василия более всего подвергся редакторским изменениям.

Одним редактором (почерк 5) был заменен лист в середине Жития (л. 295-295 об.). Текст на вставном листе (он начинается с известия о том, что Мстислав стал киевским князем, и кончается сообщениями о строительстве церквей во время княжения Всеволода в Новгороде) представляет странное соединение известий, относящихся к разным векам и разным князьям с именами Мстислав и Всеволод: рассказы о событиях 6636-6641 гг. переплетаются с известиями о событиях 6720-6724 гг. Все известия, читающиеся в этой вставке (как начала XII, так и начала XIII в.), обнаруживают сходство с летописью, близкой Воскресенской.

Другим редактором (почерк 1) вставлены листы 302 -306 об., на которых читается конец Жития и полностью весь текст Слова о обретении мощей. Повествование о последних годах жизни Всеволода (призвание в Псков, смерть и погребение, посольство новгородцев) почти полностью повторяет редакцию Василия. Читающееся ныне в Волковском списке и в других списках Степенной книги Слово о обретении мощей является обработкой редакции Василия без привлечения каких-либо других источников. Редактор (почерк 1) более логично разделил текст Василия на Житие и Слово о обретении мощей: Житие заканчивается описанием погребения князя и краткой характеристикой его чудес, а описание событий 1192 г. (явление князя, прорубание новых ворот, перенесение мощей Всеволода в Троицкий собор) читается уже в Слове о обретении мощей. Рассказ о обретении мощей князя и их перенесении в 1363-1368 гг. (явление Всеволода, падение церковного свода, отсечение части его мощей) редактор выделил заголовком «Явление святого понамарю и чюдо, како отразися часть мощей его». По сравнению с редакцией Василия описание этих событий значительно сокращено (опущены сообщение об источниках, описание перенесения раки Всеволода в Благовещенский придел, похвала святому и молитвенное к нему обращение автора). Сокращения и композиционные перестановки привели к ошибкам, которые возникли в результате неудачной контаминации разных фрагментов.

Анализ ЖВГ в составе Степенной книги важен при рассмотрении вопроса о ее авторе-составителе. Детально эта проблема рассматривалась Е. В. Неберекутиной в предпринятом коллективом ученых под руководством Л. В. Милова исследовании. В результате проведенного с помощью ЭВМ сопоставления отдельных фрагментов из ЖВГ в Степенной книге с фрагментами текстов тех авторов, которые признавались составителями Степенной книги (Сильвестр, Афанасий, Василий), Е. В. Неберекутина пришла к выводу, что именно Василий-Варлаам был причастен к составлению Степенной книги и редактированию ЖВГ. Кроме того, "Похвала Василию" (16-я грань, 24-я глава), "Сказание о Даниле Переяславском" (16-я грань, 26-я глава) и "Чудеса" (рассказы о чудесах, входящих в описание взятия Казани – 17-я грань, 10-я глава, № 24, 25, 26, 27), считает Е. В. Неберекутина, также были написаны Василием.[4]

Проделанное нами сравнение текстов ЖВГ в редакции Василия и в составе Степенной книги убеждает, что Василий не был редактором ни Степенной книги, ни написанного им жизнеописания Всеволода. Если бы Василий участвовал в составлении и редактировании Степенной книги, то вряд ли допустил столь кардинальную переработку ЖВГ, в результате которой появились недопустимые для Василия как автора фактические ошибки.

На основе редакции Василия в 1602 г. по благословению псковского архиепископа Геннадия «печерянином» Григорием была составлена новая редакция ЖВГ, история текста которой рассматривается в Главе 3. В научный оборот редакция Григория была введена в начале ХХ в. Н. И. Серебрянским (исследователю были известны два ее списка), он установил имя автора, в краткой характеристике памятника высказал мнение, что ни в литературном, ни в историческом отношении новая биография князя не представляет никакого интереса, поскольку Григорий просто переписывает текст Василия.

Сопоставление двух редакций привело нас к выводу, что Григорий не принимает истолкование и изображение Василием событий из жизни Всеволода. Григо­рий, по его собственным словам, создает жизнеописание князя на основе новгородских лето­писей. Действительно, почти все известия новгородских летописей были включены им в жизнеописание князя. Несмотря на то что Григорий переписывал летописные известия почти дословно, установить непосредственный ле­тописный источник (или источники), к которым он обращался, нам не удалось. Чаще всего текст Григория оказывается ближе к Н1Л, однако некоторых деталей, о которых он пишет, в Н1Л нет, но они, как правило, есть в Н4Л и Н5Л. Возможно, агиограф пользовался несколькими летописями, но не исключено, что ему была из­вестна летопись, соединяющая в себе особенности Н1Л и Н4Л/Н5Л. Жизнеописание Всеволода, составленное Григорием из «летописменных цветов», не соответствует рассказам Василия о тех же событиях ни в датировке, ни в трактовке, ни в деталях. Насколько текст Григория по своему историческому содержанию полнее сочинения Василия, показано в таблице на стр. 146-147 монографии. По сравнению с редакцией Василия, в редакции Григория нет только рассказов о встрече Всеволода с полоцким князем Васильком и о торжественном приеме Всеволода псковичами. Можно предположить, что решающим для Григория в данном случае был факт отсутствия этих известий в новгородских летописях.

Слово о явлении мощей в редакции Григория обнаруживает гораздо большее, чем Житие, сходство с редакцией Василия, что также объясняется отсутствием в летописях известий о перенесении мощей Всеволода в 1192 г. и явлении князя и переложении его мощей в 1363 - 1368 гг. Но и в Слове о явлении мощей Григорий не следует за сочинением Василия механически, он перестраивает его композиционно, стилистически перерабатывает, делает иные идеологические акценты, дополняет новыми историческими деталями. Наибольший интерес представляет изобилующее не известными по другим источникам сведениями описание перенесения мощей Всеволода в 1192 г., в котором в переработанном и дополненном виде соединяются текст Василия и летописные известия о князе Ярославе Владимировиче.

Повесть о чудесах Всеволода, которая в некоторых сборниках (РНБ, Q.I.70; РНБ, собр. Погодина, № 901; РГБ, собр. Гранкова, № 145) примыкает к Житию и Слову о явлении мощей, содержит рассказы о 15 чудесах. Мы считаем Повесть о чудесах поздним добавлением к циклу произведений о Всеволоде, написанных Григорием, поскольку масштабы и характер переработки (в основном, стилистическая правка) текста Василия в Повести о чудесах иные, чем в Житии и Слове о явлении мощей.

Соединяя в своем повествовании литературные детали и мотивы, заимствованные из редакции Василия, с известиями новгородских летописей (и часто дословно повторяя их текст) и с изложением законотворческих сочинений Всеволода - Устава и Рукописания, Григорий комментирует события и поступки героев, смещает идеологические акценты (например, усиливает отрицательную оценку новгородцев, включая в текст оценочные эпитеты и сравнения, цитаты из Священного Писания). Насыщенное упоминаниями и описаниями разных событий, ЖВГ не превраща­ется в хаотический набор фактов, они подобраны, выстроены и освещены Григорием так, что драмати­ческая жизнь новгородского и псковского князя Всеволода Мстиславича наполняется осо­бым смыслом, являя собою образец идеального правителя и святого: мужественного за­щитника своей земли, церковного строителя, законотворца, противника междоусобных войн, достойного продолжателя заветов своих предков - Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха, Мстислава Владимировича. Изображенные в свете этого идеала, жизнь и личность князя приобретают у Григория внутреннее единство и целостность, несмотря на обилие разнородной и разновременной информации. Григорий, хорошо зная каноны жития и следуя им, проявляет самостоятельность как в оценке исторических событий и лиц, так и в их литературном изображении, обнаруживая незаурядные риторические способности.

В Главе 4 исследуются поздние редакции ЖВГ – Компилятивная и Троицкая.

В сборнике начала XIX в. из древлехранилища Псковского музея-заповедника, ф. И. Михайлова, № 229 читается большая подборка произведений о Всеволоде: Компилятивная редакция Жития, Обретения мощей, Повести о чудесах; Рукописание и Устав Всеволода, а также Видение (Повесть о видении) псковских князей Всеволода и Довмонта албазинским казакам.

Компилятивная редакция Жития и Обретения мощей является соединением двух редакций - Григория и Проложной. Составитель Компилятивной редакции тщательно сверял обе редакции и вносил из Проложной редакции в текст Григория как целые эпизоды, так и отдельные слова, выражения, фразы. Так, из Проложной редакции переносятся в Компилятивную редакцию рассказы о встрече Всеволода и Василька Полоцкого, о торжественном приеме князя псковичами, которых не было в редакции Григория. При расхождениях между двумя текстами автор Компилятивной редакции нередко отда­ет предпочтение Проложной редакции (известие о посажении Владимиром Мономахом Мстислава в Белгороде, а Всеволода в Новгороде, об изгнании Всеволода из Переяславля и др.). Проанализировав наиболее значительные изменения, внесенные в ЖВГ составителем Компилятивной редакции, мы пришли к выводу, что вставки и замены сделаны составителем Компилятивной редакции для того, чтобы изменить изображение событий и действий князя, их мотивировки. Не умалчивая о негативном отношении новгородских летописей к князю, Григорий, комментируя летописные известия, подчеркивал страдальческий удел Всеволода, несправедливость претензий к нему со стороны князей и новгородцев. Составитель Компилятивной редакции, заменяя текст Григория на вариант Проложной редакции или редактируя его (например, при описании ухода Всеволода из Новгорода заменяя обидное для князя «выгониста» на «отиде»), смягчает некоторую резкость оценок поступков и решений князя, в редакции Григория идущую от известий новгородских летописей.

Повесть о чудесах Компилятивной редакции содержит, как и редакция Василия, 21 рассказ, но составлена она на основе двух источников. Сначала в Компилятивной редакции переписаны 15 чудес, которые читаются в Повести о чудесах, примыкающей к редакции Григория. Затем в Компилятивной редакции читаются еще 6 рассказов о чудесах, совпадающих с 15-м, 16-м, 18-21-м рассказами из редакции Василия. Перерабатывая текст источников, составитель Компилятивной редакции усиливает этикетность и дидактизм в описании чудес. К Повести о чудесах в Компилятивной редакции присоединяется (без включения в общую нумерацию чудес) неизвестный по другим редакциям ЖВГ рассказ о явлении Всеволода в Троицком соборе, которое произошло при архиепископе Иоакиме (1616-1623). Простота и непосредственность изложения производят впечатление записи устного рассказа, сделанной вскоре после описываемого события.

Создание Компилятивной редакции можно отнести к концу XVII –началу XVIII вв. В это время во вновь отстроенном после обрушения Троицком соборе появляются два придела в честь русских святых Александра Невского и Всеволода-Гавриила. Мощи Всеволода, ранее находившиеся в Благовещенском приделе, в новом соборе были поставлены в приделе его имени. Мы полагаем, что составление Компилятивной редакции, обобщающей и собирающей воедино все сохранившиеся до этого времени произведения, связанные с именем Всеволода-Гавриила, было вызвано именно этими торжественными событиями. Задача автора Компилятивной редакции и состояла в соединении официальной Проложной редакции, с 1642 г. входящей в состав Печатного пролога, с текстом редакции Григория и в придании произведениям о Всеволоде еще более «правильного» вида.

В сборнике из собр. Михайлова читается сохранившееся только в этом списке Видение псковских князей Всеволода и Довмонта албазинским казакам (1689/90 гг.), свидетельствующее о распространении культа псковских святых далеко за пределами псковской земли.

Троицкой редакцией мы назвали текст Жития, который читается в сборнике Псковского музея-заповедника, ф. Троицкого собора, № 471. Согласно записям (л. IV; с. 1), этот список был сделан в 1853 г. с рукописи, которую читал «митрополит Киевский и Галицкий Евгений в бытность его архиепископом Псковским» (1816-1822), что доказывает существование одного из списков Троицкой редакции в 20-е гг. XIX в. Ника­кими иными фактами о датировке списка, известного митрополиту Евгению, и о времени соз­дания самого текста Троицкой редакции мы не располагаем. Если Компилятивная редакция, как мы полагаем, могла быть составлена в конце XVII- начале XVIII вв., то созда­ние Троицкой редакции можно предположительно отнести к началу XVIII в.

Троицкая редакция Жития создана на основе Компилятивной редакции, текст которой подвергается целенаправленной и продуманной обработке. Автор Троицкой редакции делает композиционные перестановки внутри эпизодов, до­полняет и изменяет описание событий согласно своим взглядам и на основе других источников. Он внимательно вчитывается в библейские цитаты и сравнения, проверяет, дополняет и исправ­ляет их, производит стилистическую правку текста. Следует отметить большую светскость и "литературность" Троицкой редакции, что проявляется, в частности, в том, что ее форма, стиль, приемы художественной изобразительности менее этикетны, они обусловлены не столько традициями жанра, сколько авторским замыслом и его видением событий. Так, противопоставление Всеволода, "ревнителя ко благочестию", и "неразумных" новгородцев в Троицкой редакции приобретает не столько агиографический (исчезает мотив наущения дьяволом и т.д.), сколько политический характер. Автор Троицкой винит Новгород в "своеволии" и "безумии", в том, что он "преступи клятву", не слушал князя и не хотел повиноваться ему. Это противопоставление осложняется в Троицкой редакции появле­нием третьей стороны - Пскова и псковичей, которые, в отличие от Новгорода, уважают князя и не участвуют в наиболее "неразумных" акциях новгородцев. В Троицкой редакции противопоставление действий князя и пско­вичей новгородцам как воплощения разных начал (благочестия и благоразумия - своеволия и "буести") становится той доминантой, которая преобразует и организует все повествование. Как многим поздним редакциям древнерусской литературы, Троицкой редакции свойственны "вторичная" драматизация текста[5], замена повествования от автора прямой речью персонажей, прояс­нение логических, смысловых связей, усиление дидактического начала, уточнение цитат и сюжетных мотивировок. Но не ясны причины, вызвавшие появление в XVIII в. новой редакции Жития Всеволода с очень жестким акцентированием негативного отношения к новгородцам.

В Главе 5 изучаются богослужебные произведения, посвященные Всеволоду. Как и агиографические произведения, службы святому не были предметом специального исследования, отдельные замечания о службах Всеволоду есть в работах П. Строева, митрополита Филарета (Гумилевского), в описании рукописного собрания Синодальной библиотеки А. В. Горского и К. И. Невоструева. Служба на преставление Всеволода в печатной минее была рассмотрена в книге Ф. Г. Спасского «Русское литургическое творчество» (Париж, 1951). Изучение выявленных нами списков Службы привело к следующим выводам самого общего характера: в рукописях середины XVI-начала XVII вв. существуют три разных текста Службы на преставление Всеволода: Служба со славословием, включающая канон, написанный Никодимом; стихиры и славник на Господи воззвах с каноном неизвестного автора; Служба бденного типа с каноном, написанным Григорием.

Наиболее простой вид - служба со славословием[6] - имеет Служба на преставление с каноном Никодима (нач.: «Приидете, вернии, възвеселимся…»). Стилистическое единство всех песнопений позволяет предположить, что автору канона принадлежит и составление всей Службы. Текст Службы Никодима достаточно стабилен, в списках существенные различия имеются только в 3-м тропаре 3-й песни канона, тема которого – приход Всеволода в Псков. В Первом варианте Службы говорится, что Всеволод пришел в Псков из Вышеграда; во Втором варианте текст тропаря сокращен, кроме того вместо «от Вышеграда» читается «от Смоленска» (РГБ, собр. Егорова, № 938; РНБ, собр. Погодина, № 563 и др.). Разночтение «от Смоленска», вполне вероятно, является отражением определенных исторических реалий и могло быть первичным в тексте Службы.[7] В Службе Никодима, кроме упоминания в 3-й песни канона о приходе Всеволода в Псков, нет изложения конкретных исторических и биографических событий.

В рукописях второй половины XVI в. (РГБ, собр. Лукашевича, № 57; РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 449/706 и др.) к Службе Никодима присоединяются три «ины» стихиры на Господи воззвах, славник 6-го гласа на Господи воззвах заменяется славником 1-го гласа, к канону Никодима добавляется еще один канон (нач.: «Высоко житие имеаи…»), он не имеет надписания и не содержит каких-либо деталей, указывающих на автора. По содержанию эти стихиры и канон столь же условны, как и текст Службы Никодима.

При изучении истории гимнографических произведений, посвященных Всеволоду-Гавриилу, требует особого рассмотрения бытующее мнение о том, что автором одной из служб Всеволоду был Василий-Варлаам, без уточнения, какая именно Служба была им составлена, без перечисления конкретных ее списков.[8] И. И. Калиганов называет Василия-Варлаама автором Службы на преставление Всеволода из сборника РГБ, собр. Егорова, № 938.[9] Но канон в Службе по этому списку имеет указание на авторство Никодима, а сам текст содержит такие чтения (датировка преставления князя 10 февраля, чтение «от Смоленска»), которые не могли появиться в произведении Василия. Вполне возможно, что Василий был составителем Службы Всеволоду, но ни в одном из известных нам в настоящее время списков Службы Всеволоду имя Василия как автора не упоминается.

В конце ХVI-начале XVII вв. создается бденная Служба на преставление, имя ее автора – Григорий – было установлено А. В. Горским и К. И. Невоструевым при описании рукописей Синодального собрания. Ф. Г. Спасский предположил, что автором канона был Григорий Суздалец, однако составителем Службы, как и автором ЖВГ, следует считать инока Псково-Печерского монастыря Григория. От служб середины XVI в. гимнографические тексты этого автора, как и ЖВГ, отличаются историко-повествовательным содержанием: практически все основные факты биографии Всеволода отражены в Службе, составленной Григорием. Конкретность содержания сочетается в гимнографических текстах Григория с множеством библейских, агиографических и исторических сравнений и параллелей, что позволяет автору включить биографический факт в широкие временные координаты и высветить в них вневременные смыслы. Совершенно очевидно, что Григорий следовал гимнографическим образцам, но каким именно, пока трудно судить в силу неизученности этой части литературного наследия Древней Руси. Ф. Г. Спасский отметил, не приводя примеров, сходство отдельных частей Службы Григория со службами юродивым, а также Службами святым князьям Владимиру, Борису и Глебу, Александру Невскому, царю Константину. Сравнение текстов этих служб показало, что отдельные совпадения в инципитах, а также мотивах и темах действительно есть, но вряд ли можно считать эти совпадения заимствованиями. Вопрос об источниках и образцах при составлении Григорием Службы на преставление Всеволода нами пока не рассматривается.

В истории текста Службы на преставление Всеволода наблюдаются разные соединения перечисленных выше трех служб. Комбинации их текстов могут иметь единичный характер и читаться в одном-двух сборниках, иногда их сочетание носит устойчивый характер, как, например, соединение Службы Никодима со стихирами на Господи воззвах и каноном неизвестного автора. Устойчивый состав имеет бденная Служба на преставление Всеволода, в которой стихиры и канон неизвестного автора середины XVI в. соединяются с текстом Службы Григория. Такая Служба Всеволоду с двумя канонами (неизвестного автора и Григория) читается как в рукописях, так и в печатных Минеях XVII в.[10], а также в современных минеях, издаваемых Московской патриархией.[11]

История Службы на обретение мощей более проста. В большинстве списков читается Служба (нач.: «О дивное чюдо, источник чюдесем…»), в которой канон имеет надписание с указанием имени автора: «Творение Филофеево»; ранние списки этой Службы датируются серединой XVI в. Большая часть стихир из Службы Филофея дословно или частично совпадает со Службой на перенесение мощей митрополита Петра, составленной Пахомием Логофетом, на что обратили внимание еще А. В. Горский и К. И. Невоструев. Следовательно, Служба Всеволоду могла быть составлена в конце XV (перенесение мощей митрополита Петра состоялось в 1479 г.) – середине XVI в., поскольку она уже читается в рукописях этого времени. Служба Филофея, вероятно, была использована Василием при написании Слова о обретении мощей. Так, например, славословие из заключительной части Слова о обретении мощей совпадает с икосом из Службы Филофея (который в свою очередь совпадает с икосом из Службы на перенесение мощей митрополита Петра), отдельные менее значительные совпадения со Службой Филофея есть и в других частях текста ЖВГ в редакции Василия.

Филофея, автора служб Всеволоду и Чирской иконе, одни исследователи отождествляли с автором посланий, развивающих теорию «Москва-Третий Рим» (А. Х. Востоков, митрополит Филарет, П. М. Строев), другие - с игуменом Елеазаровского монастыря Филофеем, о котором упоминается в Житии Евфросина (В. Малинин). Мы также придерживаемся мнения, что автор посланий и автор канонов Всеволоду и Чирской иконе - не одно и то же лицо, поскольку компилятивный характер обеих служб не соответствует художественному уровню произведений Филофея – автора посланий.

Все последующие редакции Службы на обретение мощей составлены на основе редакции Филофея. В Службе полиелейного типа (РГБ, собр. Егорова, № 686) добавляются стихиры из Служб на преставление, написанных Никодимом, неизвестным автором и Григорием, новых песнопений практически не встречается. В бденной Службе на обретение мощей (РНБ, собр. Погодина, № 901, ГИМ, собр. Уварова, № 869 и др.) остается комплекс стихир Филофея и добавляются новые стихиры, близкие по своим формальным и содержательным особенностям Службе на преставление, составленной Григорием.

Таким образом, изучение Служб Всеволоду даже на начальном этапе существенным образом помогает и в исследовании истории житийных произведений о святом Всеволоде. Совпадения ЖВГ в редакции Василия со Службами на преставление в редакции Никодима и на обретение мощей в редакции Филофея делает возможным предположение, что Василий при написании ЖВГ обращался и к этим богослужебным текстам. Изучение Службы на преставление, составленной Григорием, как и анализ написанного им ЖВГ, приводит к выводу о высокой книжной культуре этого псковского писателя.

ЧАСТЬ II. ПОВЕСТЬ О ДОВМОНТЕ[12]

В Главе 1 изложены результаты исследования отношений между редакциями Повести о Довмонте (далее – ПД) в составе трех псковских летописей – П1Л, П2Л, П3Л. Центральным вопросом, который рассматривается в этой главе, является вопрос о старшей редакции ПД и времени ее составления. Ю. К. Бегунов в работах, посвященных истории текста Жития Александра Невского (далее – ЖАН), и немецкий ученый Г.-Ю. Грабмюллер в монографии о псковском летописании приходят к выводу о первичности текста ПД в П2Л. Основанием для такого вывода является наличие в ПД П1Л/П3Л заимствований из Особой (по классификации Ю. К. Бегунова) редакции ЖАН, создание которой Ю. К. Бегунов относит к первой половине XV в.[13] Однако заимствования из Особой редакции ЖАН есть не только в ПД П1Л/П3Л (описание похода ливонцев на Псков, похода Довмонта в Поморье, похвала), но и в П2Л (описание похода ливонцев на Псков). Следовательно, если текст ПД в П2Л признать первичным, то составитель протографа П1Л/П3Л вторично должен был обратиться к Особой редакции ЖАН и на основе ее текста составить похвалу Довмонту и описание похода в Поморье, что маловероятно. Г.-Ю. Грабмюллер, разделяя мнение Ю. К. Бегунова о первичности текста ПД в П2Л, обращает внимание на политические тенденции ПД разных редакций и тех сводов, в составе которых она читается. По мнению ученого, ПД входила в первый псковский свод, составленный в 1368 г., который был антиновгородским по своей направленности. Политическим настроениям этого свода соответствует, как считает Г. –Ю. Грабмюллер, текст ПД в П2Л, в котором нет уподоблений Довмонта Александру Невскому и Дмитрию Александровичу.[14] Однако, как показывает анализ текста, описание Раковорского похода и завоевания Довмонтом Поморья в ПД П1Л/П3Л создает впечатление не подчиненности Пскова Новгороду, но равноправия двух партнеров. Более отвечает псковской точке зрения и заключительная похвала Довмонту, в которой ратные успехи псковского князя уподобляются победам Александра Невского и его сына Дмитрия Александровича.

Указанные изменения в тексте ПД П2Л, по нашему мнению, были сделаны составителем свода 1486 г., тенденции которого Г.-Ю. Грабмюллер определяет как «промосковские». Антивечевыми настроениями редактора свода 1486 г. можно объяснить и те изменения в тексте ПД, в результате которых преуменьшалась роль «мужей псковичей» в деятельности князя.

Вторичность ПД в редакции П2Л подтверждается также анализом состава сборника ГИМ, собр. Уварова, № 279. Уваровский сборник служит доказательством того, что существовал летописец, начало которого было тождественно П2Л, а ПД читалась в нем в редакции П1Л.

Уточнить время создания ПД позволяет привлечение к исследованию псковских летописей, в тексте которых наблюдаются совпадения с ПД. Наибольший интерес представляет статья 1410 г. П3Л, в которой читается некролог псковскому князю Даниилу Александровичу, составленный на основе похвалы Довмонту из ПД в редакции П1Л (с заимствованиями из ЖАН Особой редакции) и характеристики Александра Тверского в статье 1327 г. псковских летописей. Факт заимствования из ПД позволяет утверждать, что в начале XV в. ПД в редакции П1Л уже существовала.

Оперирование одним набором формул при описании военных событий, стилистическое сходство статей 1323, 1341, 1343 гг. с ПД и цитирование боевого призыва Довмонта приводит к выводу, что летописные статьи второй четверти XIV в. и ПД создавались в одно и то же время. Это было время осмысления псковской истории, начала псковской историографии. С работой по сбору и обработке исторического материала, развернувшейся в Пскове во второй четверти XIV в., связано, как мы полагаем, и создание ПД, ее первоначальный текст точнее передает редакция П1Л.

Вывод о том, что ПД, близкая редакции П1Л, была написана во второй четверти XIV в., косвенно датирует и Особую редакцию ЖАН. Ю. К. Бегунов считает, что Особая редакция ЖАН восходит к С1Л. Однако в С1Л (а также в НК2, Н4Л и Н5Л) уже читается фрагмент из ПД, в котором есть чтения из Особой редакции ЖАН. Более раннее существование ПД с заимствованиями из Особой редакции ЖАН подтверждает и статья 1410 г. псковских летописей (см. об этом выше).[15]

В Главе 2 рассматривается история текста ПД в составе общерусских летописей. В первой половине XV в. ПД, близкая редакции П1Л, была использована при составлении общерусского свода, в котором ее текст был внесен в соответствующие погодные статьи, соединен с известиями о Довмонте Н1Л старшего извода и отредактирован.[16] Изменения текста ПД в составе летописей XV-XVI вв. соответствуют общей схеме взаимоотношений летописных сводов, представленной наиболее полно в монографии Я. С. Лурье «Общерусские летописи XIV-XV вв.» (Л., 1976). Особых идейно-политических тенденций в обработке ПД не прослеживается за исключением Сокращенной литовской летописи (далее – СЛЛ).

СЛЛ, как считает В. А. Чемерицкий, является московской переработкой смоленского свода 1446 г., созданной в 20-е гг. XVI в. СЛЛ открывается рассказами о сыне великого литовского князя Миндовга Войшелке, ставшем монахом на Афоне, и литовском князе Довмонте, его побеге в Псков, крещении, избрании псковским князем, походе в Литву. Рассказы о Войшелке и Довмонте в СЛЛ дают сложную картину соответствий разным летописным источникам. Совпадая в отдельных чтениях с С1Л (сводом 1479 г.), Владимирским летописцем, Степенной книгой, они отличаются от известных в настоящее время письменных источников о Довмонте интерпретацией событий. Общий характер редакторских изменений в СЛЛ смоленского свода В. А. Чемерицкий определил как «московско-православный», христиане Войшелк и Довмонт предстают в СЛЛ как последние представители достойных литовских князей. Мысль о том, что после Войшелка и Довмонта «литовскые первыя государи до конца оскудеша» и после них пошли «в Литве государи иншаго роду», определяет идеализированное изображение Довмонта в СЛЛ. Краткий рассказ о Довмонте в СЛЛ имеет важное значение при рассмотрении вопроса об источниках Распространенной редакции ПД.

В Главе 3 дано описание Хронографической и Средней редакций ПД. Хронографическая редакция дошла до нас в единственном списке (РНБ, Q.I.70), она впервые привлекается к исследованию. Хронографическая редакция создана на основе летописи, близкой Н5Л по спискам Погодинскому и Академическому. Составитель Хронографической редакции из разрозненных летописных сообщений о Довмонте вновь создает цельное произведение о псковском князе. Переписав практически без изменений летописные известия о Довмонте, он добавляет краткое описание кончины князя и сообщение об исцелении слепой у раки Довмонта в 1538 г., которое также читается в Погодинском и Академическом списках Н5Л (статья 7046 г.).

Кратко характеризуя Среднюю редакцию ПД, Н. И. Серебрянский в новых, по сравнению с другими редакциями, подробностях ее текста видел отражение древних записей. Наше исследование показало, что Средняя редакция ПД восходит к общему с Хронографической редакцией протографу, но последовательно преобразует его текст. Автор Средней редакции сокращает упоминания об участии новгородцев в походах Довмонта, оставляет нелестные характеристики московских князей, изменяет текст известий, содержание которых может свидетельствовать о зависимости псковского князя от великих князей, дает убедительное толкование его поступкам и решениям. Он сообщает новые сведения о деятельности князя (строительство церквей, основание Снетогорского монастыря), предлагает другую датировку событий. Автор Средней редакции впервые затрагивает вопрос о литовском периоде жизни Довмонта, его родословной и причинах побега в Псков. ПД во всех трех списках Средней редакции сопутствует Сказание о Войшелке, принявшем христианскую веру литовском князе, сыне Миндовга и старшем брате Довмонта. Не только в Сказании о Войшелке, но и в самой ПД Довмонт называется сыном Миндовга и братом Войшелка. Описывая родственные связи Довмонта, составитель Средней редакции опирался, вероятнее всего, на Родословную князей литовских, составленную в 30-60-е гг. XVI в., согласно которой Довмонт является сыном великого литовского князя Миндовга.[17]

Вопросы об источниках, времени создания и авторе стали основными при изучении Распространенной редакции ПД (Глава 4). Определить источники, которыми пользовался ее автор, оказалось достаточно сложно. Точно устанавливается источник только начальной части Распространенной редакции: многие чтения в рассказе о Войшелке и его отношениях с братом Довмонтом, убийстве Миндовга, приходе Довмонта в Псков, крещении, походе в Литву обнаруживают сходство только с СЛЛ. Не исключено, что автор Распространенной редакции пользовался несколькими источниками, но определить, что в его рассказе о Довмонте восходит к общему с СЛЛ протографу, а что к другим редакциям ПД, невозможно, ибо рассказ о Довмонте в СЛЛ заканчивается описанием похода Довмонта в Литву. Параллели к дальнейшему тексту Распространенной редакции обнаруживаются в П1Л, П3Л, Хронографической и Средней редакциях ПД, известиях о Довмонте общерусских летописей, причем точных текстуальных соответствий перечисленным источникам практически не наблюдается. Таким образом, основой Распространенной редакции стало не «первоначальное сказание» (т. е. ПД П1Л), как полагал Н. И. Серебрянский, а не дошедшая до нас редакция ПД, текст которой, кроме Распространенной редакции, частично отразился в СЛЛ. По-видимому, редакция ПД, положенная в основу Распространенной, была весьма своеобразной по содержанию и не совпадала ни с одним из известных ныне источников о Довмонте.

Н. И. Серебрянский считал, что автором Распространенной редакции ПД был Григорий, написавший ЖВГ и Повесть о Псково-Печерском монастыре. Однако у Григория и автора Распространенной редакции разные представления о литературном каноне, разные требования к стилю, иное отношение к источникам и принципам их обработки. Авторство и время создания Распространенной редакции устанавливается нами при изучении Службы Довмонту (Глава 6).

В Главе 5 рассматривается история текста ПД в контексте житийных традиций и тех изменений, которые претерпели жизнеописания святых в древнерусской литературе. Своеобразие жанра и стиля ПД, составленной во второй четверти XIV в., выявляется в монографии при сопоставлении с теми литературными образцами, которым следовал ее автор. Многие фрагменты ПД сотканы из фраз, мотивов, образов, заимствованных из Особой и Первой редакций ЖАН. Влияние ЖАН прослеживается только на уровне заимствований, но не распространяется на художественную структуру жизнеописания Довмонта. В ПД нашли воплощение псковские представления о «благом» князе – в первую очередь воине, готовом в любую минуту встать на защиту псковских земель, что и обусловило иные приемы изображения князя, чем в житиях Александра Невского, усилило светское начало ПД.

Довмонт не был канонизирован на макарьевских соборах, что повлияло на историю текста ПД в XVI в. Официальный псковский агиограф Василий-Варлаам не пишет «правильного» Жития Довмонта, ни в одном из написанных им житий он не упоминает его имени в перечне псковских святых, и в этом «молчании» писателя макарьевского круга сказывается отношение псковских и московских властей к Довмонту в середине XVI в. Написанные в это время Хронографическая и Средняя редакции ПД создавались авторами, которые придерживались иных литературных и политических взглядов. Обе редакции ПД отличаются от типичных агиографических сочинений этого времени лаконизмом, конкретностью, сохраняют стилевые особенности летописного текста; в изображении псковского князя сделаны неприемлемые для официальных кругов акценты.

Книжная лексика, несколько искусственный синтаксис, разнообразные воинские формулы, из которых складываются картины битв, библейские цитаты и аналогии в характеристиках князя – такие формы принимает повествование о Довмонте в Распространенной редакции, созданной в конце XVI в. Стиль Распространенной редакции, трактовка исторических событий, идеализированный образ князя, истинного христианина и мужественного воина, полностью соответствуют агиографическим канонам XVI в. Составление Распространенной редакции ПД и Службы Довмонту было вызвано событиями 1581 г.: во время осады Пскова Стефаном Баторием Довмонт вместе с другими псковскими святыми предстал перед явившейся на стене города Богородицей, моля о защите города.

В Главе 6 впервые исследуется Служба Довмонту. В настоящее время известно 9 ее списков конца XVI-XVIII вв., их текст соответствует полиелейному типу служб. Списки Службы Довмонту разделяются на два вида, которые различаются стилистически. В списках Второго вида получают развитие мотивы и образы, намеченные в тексте Первого вида, имя князя сопровождается эпитетами «блаженный», «всечестный» и т. д. Песнопения в Службе Довмонту историчны по своему содержанию, в них упоминается о разных фактах, поступках, событиях из исторической и духовной жизни князя, главными темами являются приход князя в Псков и его крещение, а также защита князем города от врагов.

В списках Первого вида в каноне читается акростих, он складывается по первым словам тропарей: "В царство благочестиваго христолюбиваго / царя, всея Росии самодръжца, / Феодора / благословением / святейшаго / патриарха / Иева / всея Росии".[18] Таким образом, Служба Довмонту была составлена в 1589-1597 гг. (царь Феодор Иоаннович умер в январе 1598 г., а Иов был патриархом в 1589-1605 гг.). Акростих прочитывается только в Первом виде Службы, во Втором виде теряется слово "Феодора", так как в тропаре переставлены первые слова: "Стратилата Феодора дерзостию…".

Второе краестрочие прочитывается в списках Первого вида Службы по первым словам и первым буквам богородичнов канона: "Благодарение / написася / рукою / многогрешнаго / служителя / И / В / Н".[19] Сокращение ИВН может быть интерпретировано как ИВаН. Во Втором виде Службы и в современной печатной Службе Довмонту в акростихе по богородичнам в имени автора не читается буква "В", так как богородичен 8-й песни начинается словами: "Предвариша уже беззакония моя…" (в Первом виде - "Вариша мя уже беззакониа моя…"). По-видимому, редакторы Второго вида Службы не увидели акростиха, что также доказывает вторичность его текста.

Итак, Служба Довмонту была написана неким "служителем" Иваном приблизительно в 1589-1597 гг. Гимнограф Иван хорошо знал псковские реалии, что позволяет предположить, что Иван был тесно связан с Псковом. Разнообразные приемы составления краестрочий убеждают, что Иван достаточно хорошо был знаком с традициями русской гимнографии и создавал текст Службы, следуя существующим канонам и образцам. Многие стихиры в службе Довмонту совпадают в инципитах и фрагментах текста со Службами Александру Невскому, Сергию Радонежскому, Всеволоду-Гавриилу. Содержание Службы, некоторые исторические детали, упоминаемые в песнопениях, доказывают, что ее автору была известна Распространенная редакция ПД. Мы склонны считать, что автором как Службы, так и Распространенной редакции ПД было одно и то же лицо – «служитель» Иван, чем и объясняется сходство в содержании и интерпретации событий в двух произведениях, их стилистическая близость. Изучение текста и рукописной традиции Службы подтверждает датировку Распространенной редакции концом XVI-началом XVII вв., высказанную нами при изучении литературной истории ПД.

ТОМ II. ЖИТИЯ ПРЕПОДОБНЫХ

ЕВФРОСИНА ПСКОВСКОГО,

САВВЫ КРЫПЕЦКОГО, НИКАНДРА ПСКОВСКОГО

ЧАСТЬ I. Литературная история жития Евфросина Псковского

История текста Жития Евфросина Псковского, основателя Елеазаровского монастыря, автора монастырского устава и духовного завещания, защитника сугубой аллилуйи, мало изучена. К Житию Евфросина обращались постоянно как в XVI в., так и в последующие века, на него ссылались и его опровергали при решении вопроса о том, как - дважды или трижды - возглашать «аллилуйя». Сложная литературная история Жития Евфросина обусловлена во многом тем значением, которое оно имело в церковно-политической жизни Руси.

До 70-х гг. XIX в. Житие Евфросина (далее - ЖЕ) было известно только в редакции 1547 г. псковского агиографа Василия-Варлаама. Рассказывая о ходе работы над ЖЕ, Василий-Варлаам упоминает, что многое он почерпнул из ранее написанного сочинения, в котором о жизни Евфросина было рассказано «смутно», «ово зде и ово инде». В. О. Ключевский вводит в научный оборот список РГБ, собр. Ундольского, № 306, в котором, по его мнению, читается текст (далее - Повесть об аллилуйе), ставший непосредственным источником для Василия-Варлаама. В. О. Ключевский отмечает нетрадиционность содержания и формы Повести об аллилуйе, впервые рассматривает вопросы датировки и текстологических взаимоотношений между Повестью и ЖЕ в редакции Василия. Эти же вопросы обсуждались в работах В. Малинина, И. С. Некрасова, Н. И. Серебрянского; ученые высказывали разные мнения об авторе и причинах написания им Повести об аллилуйе, комментировали расхождения в описании фактов биографии Евфросина (более всего - разные датировки хождения Евфросина в Константинополь) и исторические неточности.

История создания Повести об аллилуйе рассматривается в Главе 1. В предыдущих исследованиях уделялось мало внимания неоднократным признаниям автора Повести об аллилуйе в том, что до написания Повести он трудился над созданием Жития Евфросина, но прервал работу над жизнеописанием преподобного, дойдя до рассказа о хождении Евфросина в Царьград. Автор четко разграничивает два своих произведения - "житие", которое он писал ранее, и "повесть", над которой он работает сейчас. Н. И. Серебрянский полагал, что автор Повести об аллилуйе имел в виду черновые наброски к жизнеописанию святого. Однако анализ авторских ремарок в Повести об аллилуйе позволяет утверждать, что большая часть Жития была им написана. Исследуя литературную историю ЖЕ, анализируя отношения между разными редакциями, необходимо учитывать, что этот существовавший (хотя, может быть, и не завершенный), но не сохранившийся до наших дней текст Жития мог отразиться не только в Повести об аллилуйе, но и в других редакциях ЖЕ. Повесть об аллилуйе, как отметил еще В. О. Ключевский, была написана до 1510 г. (Псков в Повести называется "землей свободной"), следовательно, над Житием Евфросина ее автор трудился в 80-90-е гг. XV в.

Большинство ученых, опираясь на текст Повести об аллилуйе, считали, что ее автор не был ни учеником Евфросина, ни монахом Елеазаровской обители, он был человеком пришлым. Появление неизвестного автора в монастыре и причины, побудившие его взяться за жизнеописание святого, исследователи объясняли по-разному. В редакции Василия рассказывается о том, как игумен Памфил поведал о подвижничестве своего учителя Евфросина новгородскому епископу Геннадию и тот повелел написать икону и житие святого. По мнению В. Малинина, Повесть об аллилуйе и есть то самое житие, которое было написано по повелению архиепископа Геннадия. Н. И. Серебрянский полагал, что автор Повести появился в Елеазаровском монастыре по собственной инициативе и причина тому - интерес к спорам об аллилуйе.

Однако трудно представить, что некий черноризец, стремившийся разобраться в том, как возглашать «аллилуйя», приходит в монастырь и начинает собирать материалы о жизни святого, берется за составление его Жития, работает над ним, особенно не беспокоя игумена и обращаясь к нему только в исключительных случаях. Вряд ли будущий автор Повести об аллилуйе появился в монастыре по собственной инициативе, вероятнее всего, он был приглашен игуменом Памфилом для того, чтобы написать Житие елеазаровского старца. Н. И. Серебрянский предположил, что игумен Памфил после беседы с архиепископом новгородским Геннадием мог записать свой устный рассказ, и автор Повести об аллилуйе, работая в Елеазаровском монастыре над жизнеописанием Евфросина, воспользовался этим кратким жизнеописанием.[20] Мы также полагаем, что при игумене Памфиле была написана краткая редакция ЖЕ, освещающая основные этапы жизни святого, и автор Повести об аллилуйе был приглашен в монастырь для того, чтобы на основе этого краткого жизнеописания преподобного составить полное, литературно оформленное Житие. И вначале работа неизвестного автора над Житием шла без затруднений, пока он не дошел до рассказа о хождении в Царьград и спорах об аллилуйе. Если автор Повести об аллилуйе пришел в Елеазаровский монастырь, движимый желанием разобраться в сущности аллилуйи, как полагал Н. И. Серебрянский, то почему он не сразу приступил к выяснению интересующего его вопроса, а взялся сначала за написание Жития и лишь после того, как дошел до описания хождения Евфросина в Константинополь, задумался над тайной аллилуйи? Тот факт, что автор только спустя некоторое время попытался разобраться в правоте двоящих и троящих аллилуйю, доказывает, что он пришел в монастырь не для того, чтобы уяснить суть догматических споров. Из агиогрфа, спокойно, "поряду", в соответствии с житийными правилами описывающего житие святого, он превращается в полемиста, страстно отстаивающего сугубую аллилуйю.

Таким образом, мы полагаем, что до Повести об аллилуйе могли быть созданы две редакции ЖЕ. В 80 - 90-е гг. XV в., но вероятнее всего, именно в 80-е гг., во время игуменства Памфила, было написано краткое ЖЕ, в котором повествовалось об основных событиях жизни преподобного и истории основанного им монастыря. Не исключено, что автором этих предварительных записок о Евфросине мог быть сам игумен Памфил. Приблизительно в это же время игуменом Памфилом был приглашен в монастырь писатель, который, используя первоначальное краткое жизнеописание святого, начал работу над составлением ЖЕ, отвечавшего литературным канонам этого времени. Завершил ли он работу над ЖЕ, остается неизвестным, но отдельные части ЖЕ были им написаны.

Рассмотрение вопроса о том, какое же произведение из двух написанных автором Повести об аллилуйе стало источником при составлении ЖЕ Василием-Варлаамом в 1547 г., приводит к выводу, что псковский агиограф знал текст, имеющий приблизительно такую же композицию фрагментов, как и Повесть об аллилуйе. Выстраивая в хронологической последовательности эпизоды из жизни Евфросина, Василий переписывает из своего источника слова, необходимые автору Повести об аллилуйе, чтобы перейти от одного сюжета к другому, но лишние в повествовании Василия. Текст Повести об аллилуйе, на основе которого Василий создавал ЖЕ, был несколько иным, чем дошедший до нас в списке РГБ, собр. Ундольского, № 306. Переписчик списка Ундольского, № 306, датируемого 30-ми гг. XVI в., не был особо образованным человеком, его работа отличается небрежностью, он допускает много описок, ошибок. Василию был известен более исправный текст Повести об аллилуйе, ни одна из характерных описок и ошибок списка Ундольского, № 306 не отразилась в тексте Василия.

Основные расхождения между Повестью об аллилуйе и ЖЕ в редакции Василия описаны В. О. Ключевским, В. Малининым, Н. И. Серебрянским: в редакции Василия дополнительно читаются вступление, описание жизни преподобного от рождения до прихода в пустынь, рассказы о умножении рыб и умножении брашен, Похвала, рассказы о чудесах; дается иная датировка хождения в Царьград; не читаются в редакции Василия предисловие к Повести и Послание Евфросина собору Святой Троицы, которым завершается Повесть об аллилуйе.

В монографии отмечены и менее объемные, но не менее значимые расхождения между двумя произведениями о Евфросине. Ряд разночтений между редакцией Василия и Повестью об аллилуйе объединены темой монастырских вкладов. Рассказывая о приходе в монастырь Конона и Мартирия, автор Повести об аллилуйе пытается избежать впечатления, что Евфросин одобряет практику монастырских вкладов: он либо исключает упоминание о вкладе, либо старается так изобразить события, что Евфросин узнает о серебре, принесенном Кононом, уже после решения принять его в монастырь. Кроме того, в Повести об аллилуйе не читается рассказ об умножении брашен, который заканчивается фразой о том, что "христолюбцы" стали "милостыни творити и села вдавати на устроение обители". Вопрос о вкладах был важен и для самого Евфросина: в написанном им Уставе тема монастырских вкладов затрагивается в 3 из 28 статей. Евфросин не отвергает ни вкладов, считая их добровольным делом, ни пожертвований мирян, защищает монастырские владения от посягательств различных властей. Такое же отношение Евфросина к вкладам и пожертвованиям представлено и в редакции Василия. Автор же Повести об аллилуйе старается не касаться этой темы. Может быть, именно в этом и заключались те изменения, которые, по словам автора Повести об аллилуйе, он внес в ранее написанный им для Жития рассказ о Кононе. В конце ХV-начале XVI в. вопросы о монастырских вкладах и владениях стояли особенно остро. Одним из защитников идеи церковных и монастырских владений был в это время новгородский архиепископ Геннадий. В борьбе между защитниками и противниками монастырских владений автора Повести об аллилуйе следует искать, вероятнее всего, в среде противников архиепископа Геннадия. Мы полагаем, что во взглядах автора Повести об аллилуйе произошли некоторые изменения по сравнению с тем временем, когда он работал над Житием Евфросина - он стал более осторожно относиться к проблеме монастырских вкладов и владений и более страстно защищать Евфросина от обвинений в ереси, доказывая, что в сугубой аллилуйе ничто не противоречит официальному учению церкви.

Причины написания Повести об аллилуйе автор поясняет во вступлении, где он прямо пишет, что главная его задача состоит в том, чтобы "открытии … великую тайну пресвятыа аллилугиа". Автор Повести затрагивает и другие вопросы, которые рассматривались на соборах конца XV- начала ХVI в. и обсуждались в публицистических произведениях этого времени: это вопросы о Троице, о воплощении и воскрешении Христа, о втором пришествии, о монастырских вкладах и владениях, о вдовых попах. Со свойственной ему эмоциональностью он описывает ожесточенные споры, разделившие христиан на два непримиримых лагеря. Чтобы примирить спорящих и обвиняющих друг друга в ереси, автор и "износит" "духовную повесть".

В Повести об аллилуйе автор ни разу не упоминает ни одного официального лица из представителей церковных и светских властей и даже об игумене Памфиле пишет не столько как о лице официальном, сколько как о человеке, хорошо знавшем Евфросина. В этой действительно независимой позиции автора сказывается, на наш взгляд, весомость его авторитета в общественном мнении. Он не был "обыкновенным" черноризцем. Вряд ли человек, не имевший своего голоса, к которому прислушиваются в эпоху бурных споров, и определенных принципов, к которым относятся с уважением и вниманием, мог осознавать свою "теплотную беседу", "духовную повесть" как изложение некоей истины, ведущей к просветлению души и примирению спорящих сторон. Создается впечатление, что он находился в самом центре идеологических споров своего времени. У автора Повести нет склонности к конфронтации, он хочет умиротворения, считая, что в ожесточенных спорах об аллилуйе в крайность впадают обе стороны, и полагает, что он своим словом способен образумить и примирить спорящих.

Автор не принадлежал к новгородскому монашеству, и Повесть об аллилуйе была завершена, вероятнее всего, не в новгородском монастыре, как полагал Н. И. Серебрянский. Для монаха новгородского монастыря странным было бы не упомянуть ни разу о своем владыке, который был к тому же наиболее суровым и последовательным гонителем еретиков. Более определенно позиция автора Повести об аллилуйе и его мировоззренческие принципы в сложных диалогах конца ХV-начала XVI в. могут быть поняты после изучения его произведения в широком контексте публицистической литературы того времени. Частично это было сделано Н. И. Серебрянским, который пытался определить возможные источники Повести, ее связи с другими произведениями об аллилуйе. Мы не ставили перед собой таких целей, осознавая, что это серьезная самостоятельная тема, которой следует посвятить отдельную работу.

В Главе 2 исследуются рукописная традиция ЖЕ в редакции Василия, ее источники и творческие принципы работы с ними.

Василий написал ЖЕ в 1547 г. по инициативе елеазаровской братии. Основным источником для Василия стала Повесть об аллилуйе, текст которой почти полностью был использован агиографом. В редакции Василия есть несколько глав - "О рождении блаженного отрока" и "О преставлении блаженного отца Евфросина", "О умножении брашен" и "О умножении рыб", а также вступление и заключительная Похвала святому, - содержание которых не восходит к известному ныне тексту Повести об аллилуйе. Следует полагать, что новые главы были написаны самим Василием с привлечением иных источников.

Как показало исследование, вступление к ЖЕ в редакции Василия составлено на основе вступления к Житию Димитрия Прилуцкого Минейной редакции, в текст которого включены фразы из вступлений к Житию Дионисия Глушицкого Основной редакции и Житию Варлаама Хутынского в редакции Пахомия Логофета. Собственно Василию принадлежат во вступлении только описание времени составления им ЖЕ с указанием имен царя, митрополита, архиепископа, а также перечисление имен монахов, по настоянию которых он принялся за жизнеописание святого, и строки о Маркелле, поведавшем Василию о "многих исправлениях святого". Столь же мозаичен и текст Похвалы. Ее начало совпадает со Словом похвальным Симеону и Савве Сербским, а затем со слов "…паки же всяческы к похвалению устремимся…" и до конца переписывается почти полностью Слово похвальное из Жития Димитрия Прилуцкого, Василием сделаны небольшие по объему вставки, вводящие псковский материал.

В главе "О рождении блаженного отрока" наблюдаются совпадения с Житием Варлаама Хутынского в рассказах о рождении и воспитании, строгом воздержании в юности, пострижении и начале иноческих подвигов Елеазара. В описании преставления Евфросина Василий использует краткое сообщение о кончине из Повести об аллилуйе, а затем почти полностью переписывает текст из Жития Дионисия Глушицкого. Отдельные фразы ЖЕ обнаруживают сходство с Житием Дионисия Глушицкого и в других частях текста. Таким образом, те части текста, которых нет в Повести об аллилуйе, в редакции Василия составлены путем компиляции из Житий Димитрия Прилуцкого, Дионисия Глушицкого, Варлаама Хутынского; это касается не только таких частей, как вступление и Похвала, но и биографических эпизодов, которые буквально переписаны из литературных источников. Главы "О умножении рыб" и "О умножении брашен", а также некоторые фразы и фрагменты в других частях текста Василия обнаруживают сходство с краткими редакциями Жития Евфросина, о чем речь идет в Главе 3 монографии.

Подробно в монографии рассматриваются принципы стилистической обработки Василием текста Повести об аллилуйе. Неизвестный автор Повести об аллилуйе облекает свои мысли в слова и образы, нечасто встречающиеся в житийной литературе, его стиль сложен, метафоричен, и в то же время он может быть простым и непосредственным. В стилистической правке Василия текста Повести об аллилуйе прослеживаются определенные тенденции: он заменяет слова и выражения с экспрессивным значением, с ярко выраженной эмоциональной, стилистической (высокий - низкий) окраской, разрушает метафорические смыслы, упрощает грамматический строй предложения. Вариант Василия всегда более нейтрален по своему стилистическому коду. Идеостиль автора Повести об аллилуйе характеризуется большой степенью свободы, при наличии в его произведении сложного комплекса риторических приемов и преобладании языковых средств, маркированных как высокий стиль, он позволяет иногда выражаться "спроста". Василий пытается избежать неподобающих для произведения агиографического жанра слов и выражений, деталей, подробностей (устранение таких слов, как "стрябитися", "глъчюще" и др.). В Повести об аллилуйе некоторые лексемы имеют значения, которые не зафиксированы в других произведениях (например, "доктор" в значении "философ", "зрила" в значении "очи"), Василий исключает из текста эти непривычные для него и его литературного окружения слова. Интенсивность правки Василия может быть различной, менее всего Василий позволяет себе править фрагменты, которые содержат богословские рассуждения, в частности те, в которых дается истолкование смысла аллилуйи, большая часть правки касается биографических эпизодов текста. В модификации Василия текст Повести об аллилуйе, упорядоченный и упрощенный, становится менее экспрессивным и полифоничным в своих смыслах, более сухим и однообразным.

ЖЕ в редакции Василия известно в настоящее время в 48 полных списках и множестве фрагментов, выписок, переработок. Изучение рукописной традиции ЖЕ в редакции Василия показало, что текст ЖЕ достаточно стабилен, ни в XVI в., ни в более позднее время переписчики не вносили в него существенных изменений. Списки ЖЕ в редакции Василия разделяются на два вида - Первоначальный и Основной. В списках Первоначального вида 1) во вступлении и заключении имя автора либо вообще не упоминается (Авторская группа списков), либо читается в разных местах и разных формах; 2) нет даты прихода Евфросина в пустынь (в Основном виде - 6933 г.). В старшем списке Минейной группы Первоначального вида - Успенские Четьи Минеи - дата прихода святого в пустынь, как и имя автора, написаны на полях, в более поздних списках этой группы переписчики внесли их в текст. Тот факт, что дата основания монастыря была проставлена позднее, не в авторском тексте ЖЕ, доказывает, на наш взгляд, ее относительность и неточность (напомним, что она не соотносится с другими датами событий в жизни Евфросина), что необходимо учитывать при решении вопроса о времени создания монастыря и времени возможного паломничества Евфросина в Царьград.

В отдельном параграфе рассматриваются списки ЖЕ из библиотеки Соловецкого монастыря, редакторские изменения в которых, касающиеся толкования «тайны аллилуйи», отражают особый интерес соловецких книжников к догматическим вопросам в середине-второй половине XVII в.

Во второй половине-конце XVII в. была создана Стилистическая редакция ЖЕ. Ее редактор последовательно и жестко сокращал текст Василия, упрощая стиль повествования, избегая повторов, исключая «засоряющие» смысл слова, целые предложения и большие фрагменты. Редакторская правка сделана опытным книжником, умело, профессионально, в результате текст стал более ясным и простым. Из добавлений Стилистической редакции следует отметить вставку в рассказ о явлении Богородицы, озаглавленную как «Слово 73-е Иоанна Златоуста», его содержание близко тем догматическим вопросам, которые обсуждаются в ЖЕ. Кроме того, цитатами из Священного Писания составитель Стилистической редакции усиливает дидактические акценты в рассказе о жизни распопа Иова. Не исключено, что Стилистическая редакция была создана в среде патриарших книжников, так как старший ее список (РНБ, F.XVII.16) вышел из патриаршего скриптория.

Изучение рукописной традиции ЖЕ позволило выявить несколько ранее неизвестных кратких редакций ЖЕ, их анализу посвящена Глава 3.

ЖЕ, которое читается в сборнике РГБ, собр. Овчинникова, № 300 (далее – Овч. 300), мы дали условное название "Житие и подвиги". Список "Жития и подвигов" дефектный, в нем недостает нескольких листов: не завершен рассказ о приходе матери Евфросина к сыну в пустынь (л. 144 об.), а на л. 145 читается рассказ (без начала) о черноризце и его вкладе в монастырь. Последовательность эпизодов и их общее содержание в "Житии и подвигах" такие же, как и в редакции Василия, совпадения в отдельных чтениях обнаруживаются только в описании жизни Евфросина от рождения до прихода матери Евфросина в пустынь. В остальных эпизодах обе редакции могут иметь сходное содержание, но не совпадать текстуально.

В отдельных совпадениях содержания между редакцией Василия и "Житием и подвигами" есть интересная закономерность: в редакции Василия появляются мотивы, выражения, которых нет в Повести об аллилуйе, но близкие им обороты читаются в «Житии и подвигах». Так, например, "Повесть о некоем священнике" в редакции Василия, совпадающая в целом с Повестью об аллилуйе, заканчивается словами, которых нет в Повести: “И тако священник он зазираше в себе добродетелному житию отца и над смиренными не возношашеся и до кончины душа своея, якоже рече ему преподобный Евфросин” (ГИМ, Синодальное собр., № 634, л. 74 об.). В Повести об аллилуйе о наставлении Евфросина священнику только упоминается - “и наказан быв от него”. Зато поучение Евфросина читается в "Житии и подвигах": “Преподобный же видев его маловерие и поучив я на мног час. И рече ему: “О чадо! Над смиренными рабы Божиими ни суди, ни превозносишися, - и тако да не погибнеши” (Овч. 300, л. 146-146 об.). Наблюдается не только общность мотива наставления, но и некоторое текстуальное сходство между редакцией Василия и «Житием и подвигами». Такое же соотношение текстов в перечне учеников Евфросина и в описании его кончины.

Текст "Жития и подвигов" неоднороден по своей художественной структуре, в нем отчетливо выделяются две части. В описании жизни Евфросина от рождения до рассказа о старце и его вкладе золотом (т. е. до того места, где в рукописи имеет место утрата листов) изображение событий и действий в "Житии и подвигах" литературно развернуто, детализировано, описываются внутренние состояния героев, они выражаются в речах, диалогах; автор обращается к Священному Писанию, передавая чувства и настроения героев, комментируя их поступки и события.

Начиная с л. 145, стиль повествования в «Житии и подвигах» меняется. Рассказ о "жизни и подвигах" святого, начатый как неторопливое, подробное описание, постепенно превращается в краткое перечисление событий из его жизни, исчезают сравнения, библейские цитаты, лапидарными становятся речи и диалоги. Объяснения этой особенности текста "Жития и подвигов" могут быть высказаны только в виде гипотез. Конечно, заманчиво было бы предположить, что в "Житии и подвигах" мы имеем соединение двух сочинений: начальная часть представляет собою то самое Житие, над которым трудился автор Повести об аллилуйе, а окончание является тем кратким текстом, который использовал автор Повести об аллилуйе в качестве материала для переработки. Однако многие детали, в частности, тот факт, что в "Житии и подвигах" паломничество в Царьград отнесено к монастырскому периоду жизни Евфросина, а не к юности, как в Повести об аллилуйе, делают эту гипотезу весьма уязвимой.

Исследование текста в сборнике Овч. 300 показало, что в нем дошел до нас совершенно самостоятельный текст ЖЕ, который отличается от других редакций некоторыми фактическими деталями, а также художественной разработкой сюжетов, общих для всех сочинений о жизни Евфросина. Автор "Жития и подвигов" упоминает о том, как, "с леностию пишуще", работал над жизнеописанием Евфросина некий агиограф, которому было видение Богородицы, следовательно, "Житие и подвиги" было составлено после Жития, написанного автором Повести об аллилуйе. На наш взгляд, одинаковая последовательность эпизодов, сюжетное сходство рассказов и совпадения в отдельных мотивах и выражениях между редакцией Василия и "Житием и подвигами" могут объясняться тем, что Василий и автор «Жития и подвигов» имели некий общий источник, в котором рассказы о жизни Евфросина были расположены в такой же последовательности, как в «Житии и подвигах» и редакции Василия. Хронологически выстраивая разбросанные в Повести об аллилуйе "ово зде и ово инде" биографические сведения о Евфросине, Василий следовал этому имевшему для агиографа определенный авторитет источнику, заимствуя из него и некоторые детали.

Анализ другого краткого Жития Евфросина из сборника РГБ, собр. Большакова, № 422 (далее - Сказание о житии) также приводит к выводу о существовании некоей первоначальной редакции ЖЕ, текст которой по-разному отразился как в кратких редакциях, так и в редакции Василия. Последовательность эпизодов в Сказании о житии такая же, как в редакции Василия и «Житии и подвигах». Заканчивается Сказание рассказом о явлении Богородицы некоему автору, работающему над жизнеописанием святого, т. е. в Сказании не читаются рассказы о посмертных чудесах. Нет в Сказании и упоминаний об учениках и сподвижниках Евфросина. Все остальные эпизоды, о которых рассказывается в редакции Василия, описаны и в Сказании о житии (иногда это может быть одно предложение, как, например, рассказ об умножении рыб), причем рассказ об умножении брашен читается только в редакции Василия и в Сказании о житии.

Несмотря на сходство в наборе эпизодов из жизни Евфросина и их последовательности, Сказание о житии вряд ли является сокращением редакции Василия. Явное сходство (больших совпадений, однако, нет) обнаруживают некоторые фразы в рассказе о рождении, воспитании, постижении грамоты, уходе в монастырь и пострижении святого, но в то же время в Сказании о житии появляются самостоятельные мотивы, детали, мотивировки поступков. Весь рассказ о раннем периоде жизни Евфросина производит впечатление самостоятельного по отношению к редакции Василия текста: оба произведения сходны в самой общей схеме событий из жизни Евфросина, отдельные текстуальные совпадения могли возникнуть и в результате обращения к одному и тому же источнику.

В том, что Сказание о житии и ЖЕ в редакции Василия имели некий общий источник, убеждает анализ рассказа об умножении брашен, который читается только в этих двух редакциях. В Сказании о событиях повествуется так, как их мог видеть или узнать о них человек, находящийся в монастыре. В редакции же Василия автор обладает возможностью видеть и знать как то, что происходит в монастыре, так и то, что случилось вне монастырских стен, и потому действие развивается в хронологической последовательности. По нашему мнению, более литературный по своей структуре текст Василия вторичен, он основан на источнике, близком по содержанию Сказанию о житии.

К выводу о том, что и Сказание о житии, и редакция Василия восходят к некоему общему источнику, мы приходим и при анализе других эпизодов ЖЕ. Если все же предположить, что Сказание является сокращением редакции Василия, то тогда следует признать, что его автор весьма своеобразно пересказывает текст Василия, как, например, в описании биографии Иова и в рассказе о прениях Евфросина с единомышленниками этого «распопа». У Василия Иов - главный противник преподобного, он настраивает псковичей против Евфросина, и, чтобы изначально вызвать к Иову негативное отношение, Василий сразу же рассказывает о трех его браках. В Сказании о житии против двоения аллилуйи "негодуют" прежде всего псковичи, а Иов только "паче всех о сем мятеся". О трех браках Иова в Сказании рассказывается только после того, как Евфросин "посрамил" единомышленников Иова и назвал его "столпом мотыльным", жизнь распопа Иова объясняет это прозвище. Отношение автора Сказания к Иову не гневно обличительное, как в редакции Василия, а снисходительное, что особенно проступает в обращении "бедный": "Слышав о сем Иов от преподобнаго, наипаче начат, бедне, гневатися и еретиком называти, и повсюду злословяше святаго"(Больш. 422, л. 583 об.). Ничто в этих рассказах Сказания - ни стиль, ни интонация, ни композиция материала, ни смысловые акценты - не напоминает текст Василия, у автора свое видение событий и свое к ним отношение.

Как и автор «Жития и подвигов», составитель Сказания знал о работе некоего писателя над житием Евфросина и явлении ему Богородицы с Евфросином, следовательно, Сказание о житии появилось после этого события. Как мы полагаем, Сказание о житии могло быть составлено спустя некоторое время после смерти Иова. Завершая рассказ о смерти Иова, автор Сказания пишет, что смрад от его тела исходит "дозде". Вряд ли редактор XVI или XVII вв., сокращая редакцию Василия, где нет слов о смраде, позволил бы себе такое добавление. Нет в Сказании и рассказов о посмертных чудесах Евфросина, что также может свидетельствовать о достаточно раннем составлении Сказания - в конце XV - начале XVI вв.

Единственный список Сокращенной редакции ЖЕ (РГБ, собр. Румянцева, № 397) датируется 50-60-ми гг. XVI в. Н. И. Серебрянский считал, что в списке Рум. 397 сокращается текст редакции Василия, но не обосновал этого вывода. Краткость текста в списке Рум. 397 затрудняет его сопоставление с другими редакциями ЖЕ. По составу эпизодов Сокращенная редакция сходна с редакцией Василия, хотя некоторые эпизоды в ее тексте лишь обозначены двумя-тремя словами. По сравнению с редакцией Василия не читаются в Сокращенной редакции рассказы о четырех братьях, ставших учениками Евфросина, о встрече Евфросина с дьяволом, об умножении брашен, о священнике, желавшем убедиться в строгости устава. Завершается Сокращенная редакция сообщением о преставлении святого и описанием его облика, здесь нет рассказов о явлениях Евфросина и Богородицы автору Повести об аллилуйе, отсутствует и описание посмертных чудес.

По своему объему в Сокращенной редакции выделяются рассказы о Кононе, об умножении рыб, перечень учеников Евфросина и основанных им обителей. Рассказов об умножении рыб и перечня учеников и основанных им обителей нет в Повести об аллилуйе, в редакции же Василия они есть, и особенность взаимоотношений Сокращенной редакции и редакции Василия состоит в том, что именно в этих двух эпизодах две редакции более всего совпадают друг с другом. Кроме того, почти полное совпадение текстов наблюдается и в описании облика святого, которым завершается рассказ о преставлении Евфросина. Если предположить, что Сокращенная редакция восходит к редакции Василия, то тогда несколько странным выглядит тот факт, что самые крупные эпизоды в жизни Евфросина, описанные Василием (споры об аллилуйе, рассказы о священнике, пришедшем убедиться в строгости монастырского устава, о явлениях Евфросина и Богородицы), превращаются в одно-два предложения или вообще исчезают, а те эпизоды, которых не было в основном источнике Василия - Повести об аллилуйе, передаются достаточно полно. Мы полагаем, что источником, из которого Василий позаимствовал эти рассказы, могло быть ЖЕ, текст которого в переработанном виде дошел до нас в Сокращенной редакции. Анализируя другие жития, читающиеся в сборнике Рум. 397, исследователи приходили к аналогичному выводу: жития из сборника Рум. 397 являются сокращением редко встречающихся или не дошедших до нас редакций, существенно отличающихся от известных редакций житий.[21]

В результате изучения кратких редакций ЖЕ – «Жития и подвигов», Сказания о житии, Сокращенной редакции - установлено, что все они совпадают в последовательности описанных эпизодов из жизни Евфросина, совпадая при этом и с редакцией Василия. Текстуального сходства между краткими редакциями почти нет, кроме нескольких выражений в описании рождения, воспитания, а также преставления святого. Но каждая из кратких редакций имеет свои совпадения с редакцией Василия, причем, как правило, совпадения обнаруживаются именно в тех эпизодах и частях текста, которых нет в Повести об аллилуйе и которые Василий составлял, вероятно, сам, обращаясь к другим источникам. Совпадение текстов кратких редакций с редакцией Василия, на наш взгляд, доказывает существование какой-то не дошедшей до нас редакции (возможно, двух), к которой восходят как краткие редакции, так и редакция Василия.

В Главе 4 рассматриваются краткие редакции ЖЕ, которые читаются в прологах и сборниках проложного типа XVI-XVII вв. Все Проложные редакции восходят к редакции Василия. Читающееся в нескольких рукописях середины XVI в. (РГБ, собр. Егорова, № 593, 938, собр. Шибанова, № 168, РНБ, собр. Погодина, № 434) "Слово о рождении и житии" представляет собою соединение, без каких-либо редакторских изменений, трех глав из ЖЕ в редакции Василия Первоначального вида (без даты прихода Евфросина в пустынь): "О рождении блаженного отрока", "О прихождении братии к святому", "О преставлении блаженного Евфросина". Текст в "Слове о рождении и житии" получился цельным и завершенным, Евфросин предстает в этой редакции ЖЕ только как основатель Елеазаровского монастыря. В других Проложных редакциях (Первая – РНБ, F.I.495, XVI в.; Вторая – РГАДА, собр. РГАЛИ, № 114, XVI в.; Житие преподобного Евфросина – ГИМ, собр. Уварова, № 345, XVII в.) переписываются одна или две главы из редакции Василия (либо из «Слова о рождении и житии»). В печатном Прологе 1643 г. и в последующих его изданиях, а также в рукописных сборниках читается Память Евфросина, в которой к рассказу о жизни преподобного от рождения до основания пустыни (он соответствует главе «О рождении блаженного отрока» из редакции Василия или «Слову о рождении и житии») добавляется сообщение о преставлении святого. Процесс подготовки текста Памяти Евфросина к печати наглядно представлен в списке ГИМ, Синодальное собр., № 241, в котором киноварью на поле или же прямо над строкой сделаны исправления грамматического и стилистического характера.

Третья Проложная редакция ЖЕ (РГИА, ф. 834, собр. Синода, № 1296) является свободным пересказом двух глав ЖЕ Основного вида (с датой 6933) редакции Василия - "О рождении блаженного отрока" и "О хождении в Царьград" и завершается сообщением о преставлении Евфросина. Составитель ЖЕ в Прологе из собрания ГАТО, ф. 1409, № 1246, XVII в. (Порховская Проложная редакция), принадлежавшем Порховскому Спасскому монастырю, описывает не только ранний период жизни святого до основания пустыни, но кратко рассказывает о хождении в Царьград, спорах с Иовом и преставлении. Текстуально Порховская Проложная редакция также восходит к редакции Василия.

В разнородности созданных в середине XVI – первой половине XVII вв. текстов ЖЕ, которые выполняли функцию проложных житий (отдельные главы или несколько глав "большого" и сложного по стилю жития, в которых не было сделано почти никаких изменений; краткое изложение главных, основных, с точки зрения составителя, моментов в жизни и деятельности святого; краткое и достаточно дробное по количеству эпизодов описание жизни преподобного), проявляются поиски псковскими книжниками этой жанровой формы.

Глава 5 посвящена истории текста Службы Евфросину. Наиболее древние списки Службы Евфросину датируются серединой XVI в., их тексты имеют два вида: бденная Служба с малой и великой вечернями и бденная Служба с великой вечерней. В надписании канона читается имя автора "…творение Васильево". Принципы создания канона и источники, которыми воспользовался Василий, были определены А. В. Горским и К. И. Невоструевым. Ученые установили, что канон, составленный Василием, почти полностью совпадает с каноном Пафнутию Боровскому из Службы, автором которой был Иннокентий. В каждой песне к трем тропарям Василий добавляет еще один тропарь, содержание которого, как правило, соотносится с ЖЕ. Но есть и такие дополнительные, по сравнению с каноном Пафнутию, тропари, которые обнаруживают сходство с тропарями других служб (Ефрему Перекомскому, Савве Вишерскому). Песнопения вне канона также, вероятно, были заимствованы Василием из других служб (так, некоторые стихиры совпадают со Службой Сергию Радонежскому). Текст Службы с каноном Василия достаточно стабилен. Оригинальное чтение содержит лишь список РГБ, собр. Егорова, № 938, в котором во 2-м тропаре 5-й песни канона вместо "древу жизненому причащаешися" читается "древу мысленому причащаешися". Сочетание "древо мысленое" зафиксировано пока только в тексте "Слова о полку Игореве".

Поскольку Василий является автором ЖЕ, то следовало бы ожидать, что содержание стихир, отражающих факты житийной биографии святого, будет сходным с ЖЕ в его редакции. Однако некоторые мотивы и образы Службы Евфросину находят соответствие в "Житии и подвигах", а не в ЖЕ, составленном Василием. И это сходство делает возможным предположение, что в Службе Евфросину с каноном Василия сохранились более древние тексты стихир, которые основывались на редакции ЖЕ конца XV в. и, возможно, были составлены автором этой редакции. Таким образом, текстологическое исследование как кратких редакций в их взаимоотношениях с редакцией Василия и Повестью об аллилуйе, так и Службы Евфросину приводит к выводу о существовании некоей первоначальной редакции (редакций), текст которой не сохранился, но отразился в отредактированном виде в составленных позднее редакциях ЖЕ и Службы.

ЧАСТЬ II. Литературная история Жития Саввы Крыпецкого

Н. И. Серебрянский, которому принадлежит наиболее полное исследование Жития Саввы Крыпецкого (далее – ЖС), выделил два периода в истории его текста: в 1555 г. ЖС написал Василий-Варлаам, в 60-е гг. он пополнил его новыми рассказами о чудесах святого, последнее из которых (19) датируется 1567 г.; в конце XVI в. к редакции Василия было добавлено еще три рассказа о чудесах. Отметим, что текст редакции Василия в авторском виде, без дополнений конца XVI в., Н. И. Серебрянскому не был известен.

Текстологическое изучение привлеченных к исследованию списков, большинство из которых впервые вводится в научный оборот, существенно прояснило историю создания ЖС Василием-Варлаамом. Рассмотрению истории текста ЖС и Службы святому, автором которых является Василий-Варлаам, посвящена Глава 1.

В результате исследования списков ЖС было установлено, что редакция Василия читается в трех ныне известных списках: РГБ, собр. Егорова, № 266, РНБ, собр. ОЛДП, Q.258 и в Четьих Минеях Иоанна Милютина (ГИМ, Синодальное собр., № 808). Выявлено также принципиальное отличие ЖС в редакции Василия от редакции конца XVI в. (редакция с 22 чудесами): в редакции Василия читается подробный рассказ об обретении мощей Саввы в апреле 1554 г., записанный Василием от инока Исайи. Рассказ Исайи нетороплив, безыскусен, он ведется от 1-го лица, содержит множество подробностей и деталей в описании видения Саввы Исайе и последующего обретения мощей святого. В редакции с 22 чудесами исчезает повествование от 1-го лица, сокращается описание видения Исайе, менее подробным и конкретным становится описание мощей. Кроме сокращения рассказа об обретении мощей и добавления трех рассказов о чудесах составитель редакции с 22 чудесами проделал незначительную стилистическую обработку текста Василия.

Как показал проделанный нами анализ упоминаемых в ЖС исторических имен и реалий с точки зрения их хронологической и топографической совместимости, процесс создания Василием ЖС был длительным, агиограф несколько раз возвращался к жизнеописанию Саввы, редактировал и дополнял его. С уверенностью можно утверждать, что Василий начал работу над ЖС еще до обретения мощей в 1554 г. Среди имен тех, кто побудил и благословил его на создание ЖС, Василий называет игумена Иосифа, о нем же упоминается и в описании чуда 1551 г. (5 чудо). В главе же «О обретении мощей» об Иосифе говорится как о недавно умершем игумене. Т. е. в 1555 г., когда Василий написал ЖС с рассказом об обретении мощей, игумен Иосиф, к тому времени уже преставившийся, не мог благословлять его на написание жития преподобного. Следовательно, Василий приступил к написанию ЖС еще при игумене Иосифе, но до обретения мощей. Анализ содержания Жития, структуры и содержания рассказов о чудесах, а также Похвалы и канона, написанных Василием, приводит к выводу, что в первом варианте жизнеописания святого им были написаны Похвала Савве и Житие, которое завершалось описанием 5 (или 4) чудес, совершившихся до обретения мощей. После обретения мощей Василий записывает рассказ Исайи о явлении ему Саввы и обретении мощей святого, дополняет раздел чудес 7-ю новыми рассказами (всего в ЖС их становится 12), окончание работы над ЖС он помечает датой - 1555 г.

В 6-10-м и 12-м рассказах о чудесах есть много общего, отличающего их от последующих чудес: все они были записаны в Крыпецком монастыре, среди героев и действующих лиц этих рассказов – иноки Крыпецкого монастыря или те, кто живет рядом с монастырем. Если же исцелившиеся жили в Пскове, то свидетелями их исцеления были иноки, старцы Крыпецкого монастыря, а сами исцелившиеся после выздоровления обязательно приходили в монастырь, чтобы поклониться мощам Саввы. Все последующие чудеса не могли читаться в варианте ЖС 1555 г., так как произошли и были записаны позднее, в 1559-1564 гг.

В 1559-1560 гг., уже будучи священноиноком Варлаамом, Василий вновь обращается к ЖС и дополняет его рассказами о пяти чудесах. Основным информантом Василия-Варлаама, со слов которого, как мы полагаем, записываются рассказы о четырех чудесах (13-16), был пономарь церкви Богоявления с Кстовы Феодосий. Вариант ЖС с 17 чудесами читается в списках Егорова, № 266 и ОЛДП, Q.258. В 1562-1564 гг. Василий-Варлаам дополняет текст ЖС рассказами еще о двух чудесах, вариант ЖС с 19 чудесами дошел до нас в Минее Иоанна Милютина.

Изучение истории текста ЖС по-новому освещает некоторые моменты биографии Василия-Варлаама и духовной жизни Пскова в 50-60-е гг. XVI в. В научной и краеведческой литературе установилась точка зрения, что Василий-Варлаам постригся в Крыпецком Иоанно-Богословском монастыре и именно там пополнял ЖС новыми рассказами о чудесах Саввы. Еще более укрепило эту точку зрения открытие приписки в заглавии составленного Василием-Варлаамом Жития Никиты Новгородского из сборника РНБ, собр. Погодина, № 652, переписанного в 1575 г. дьяконом Елеазаровского монастыря Ферапонтом. Переписывая Житие Никиты, Ферапонт в заглавии называет Василия «игуменом обители Иванна Богослова» (л. 474 об.). Это свидетельство современника Василия-Варлаама прочитывается как подтверждение того, что Варлаам в 60-е гг. был монахом, а затем игуменом Крыпецкого монастыря.[22] Однако ни в одном из известных нам письменных и печатных источников в перечне игуменов Крыпецкого монастыря не названо имя Василия-Варлаама.

Анализируя текст ЖН, мы обратили внимание, что последние чудеса (13-17 в варианте ЖС с 17 чудесами) произошли и могли быть записаны только в Пскове. Исцелившиеся и те, со слов кого были записаны рассказы об исцелениях, жили в районе двух псковских церквей – Богоявления с Бродов и Богоявления с Кстовы; монахи Крыпецкого монастыря не были свидетелями чуда, а исцелившиеся не приходили в монастырь, чтобы поблагодарить святого, как это было в рассказах о 6-12-м чудесах. Действие в рассказе о 17-м чуде (1564 г.) происходит близ Котельникова монастыря Иоанна Богослова в Пскове (он расположен неподалеку от церкви Богоявления с Бродов). Василий, в отличие от других рассказов о чудесах 60-х гг., не пишет, от кого он узнал о чуде. Не только свидетелем, но и активным участником описываемых событий был игумен монастыря Иоанна Богослова. И мы полагаем, что Василий-Варлаам в 60-е гг. был игуменом монастыря Иоанна Богослова на Мишариной горе. Собранные нами факты показывают, что церкви Богоявления с Кстовы и с Бродов и Иоанно-Богословский Котельников монастырь были в середине XVI в. значительными книжными и духовными центрами Пскова, и это еще один аргумент, доказывающий справедливость наших выводов о том, что Василий-Варлаам в 60-е гг. XVI в. был игуменом Котельникова монастыря Иоанна Богослова.

В ЖС Василий неоднократно упоминает о том, что одновременно с Житием он в 1555 г. написал и канон Савве. В известных ныне списках читается Служба Савве бденного состава с каноном, в котором есть надписание: «Канон святому Савве, творение Василия прозвитера». Принципы работы Василия над Службой Савве и ее источники рассматривались в работах А. Е. Смирновой.[23] По мнению исследователя, Василий составлял Службу в присущей ему компилятивной манере, соединяя, как установила А. Е. Смирнова, песнопения из Служб Макарию Калязинскому и Савве Сторожевскому, автором которых был Маркелл Безбородый. Нами были обнаружены и другие совпадения Службы Савве Крыпецкому со Службами Макарию и Савве Сторожевскому, а также со Службами Евфросину Псковскому, Евфимию Великому, Герасиму Иорданскому, Александру Свирскому. При установлении совпадений текста Службы Савве с другими службами мы склонны употреблять пока термин «сходство», а не «заимствование», поскольку история текстов перечисленных выше служб еще недостаточно изучена, и поэтому мы воздерживаемся от более определенного вывода о том, какими источниками воспользовался Василий при составлении Службы Савве. Так, например, сходное соединение двух источников – Служб Макарию и Савве Сторожевскому - наблюдается и в Службе Паисию Угличскому, при этом только несколько песнопений в Службе Савве Крыпецкому не находит аналогий в Службе Паисию Угличскому. И вполне вероятно, что Василий мог взять за образец именно Службу Паисию Угличскому.

Большая часть списков ЖС представляет редакцию с 22-мя чудесами (конец XVI в.), итоги изучения ее текста излагаются в Главе 2. Составитель новой редакции ЖС значительно сократил, как уже упоминалось, главу «О обретении мощей», кроме того к 19 рассказам о чудесах редакции Василия он добавил еще 3 рассказа о чудесах. Чудо 20-е было записано со слов псковского архиепископа Геннадия. Возможно, что новая редакция ЖС, как и Житие Всеволода в редакции Григория, появилась по инициативе архиепископа. Вероятно, составитель редакции с 22 чудесами был не слишком профессиональным книжником, поскольку сокращения и другая редакторская правка сделаны им не совсем искусно. Так, например, рассказ о явлении и обретении мощей Саввы в редакции Василия передан от лица Исайи; в редакции с 22 чудесами повествование ведется от 3-го лица, но в конце неожиданно появляются формы 1-го лица, которые остались от первоначального текста Василия.

В рукописной традиции редакции ЖС с 22-мя чудесами выделяются две группы списков. Группу списков А составляют списки ГИМ, Синодальное собр., №. 633, ГИМ, собр. Щукина, № 438, ГИМ, собр. Уварова, № 320. Все остальные списки имеют большое число общих чтений и восходят к общему для них протографу - Б. Протограф каждой группы имел как первичные, так и вторичные чтения по отношению к редакции Василия. В протографе А было много описок, неверных прочтений текста, пропусков, но текст Василия в нем подвергся меньшему редактированию, чем в группе Б. В группе Б выделяются подгруппы списков. Большое число индивидуальных чтений наблюдается в ЖС из сборников БАН, Архангельское собр., Д.233 и Д. 342, которые происходят из библиотеки Сийского монастыря, причем сборник Д. 233 исследователи связывают с книжной деятельностью игумена Антониево-Сийского монастыря Феодосия. Изменения текста в этих списках невелики по объему – два-три слова, но достаточно регулярны. Как правило, списки из Сийского монастыря дают иной стилистический вариант слова («помогаше» - «возмогаше», «сказывали» - «поведаша» и т.д.).

В многочисленных разночтениях, имеющихся в списке РГБ, собр. Овчинникова, № 263, можно усмотреть определенные тенденции. Редактор этого списка (или его оригинала) сокращает повторы, уточнения, пояснения, изменяет библейские цитаты (они приобретают более полный вид), устраняет многочисленные повторы «паки», свойственные стилю Василия, исправляет лишенные смысла чтения, которые довольно часто встречались в редакции с 22 чудесами. Самое значительное разночтение – это пропуск сравнения излечения у гроба Саввы одержимого бесами с исцелением бесноватого Христом. Таким образом, последующими переписчиками Жития Саввы в редакции с 22 чудесами не вносились фактические и литературные добавления, текст правился только стилистически.

Отдельный параграф монографии посвящен Житию Саввы Печатной редакции, являющейся сокращением редакции с 22 чудесами, она читается в «Повести о начале и основании Печерского монастыря», изданной в XIX в.[24] Мы обратили внимание на фактические ошибки (иные даты обретения мощей и дня преставления, неверное именование героев чудес), поскольку нередко, особенно в XIX в., составители жизнеописаний Саввы[25] обращались именно к этому изданию как историческому источнику.

В Главе 3 рассматриваются краткие редакции Жития Саввы – Проложная (РГБ, собр. Румянцева, № 397) и Порховская (ГАТО, ф. 1409, оп. 1, № 1246, этот список привлекается к исследованию впервые). В. О. Ключевский и Н. И. Серебрянский сходились в мнении о том, что Проложная редакция по списку Рум. 397 является сокращением редакции Василия. Действительно, автор Проложной редакции строго следует редакции Василия, лишь изредка внося собственные дополнения и изменения (появляется версия происхождения Саввы из «литовской страны», дается иная дата преставления святого – 6998 г. вместо 7003 г.). Мы обратили внимание на то, что рассказ Проложной редакции об обретении мощей Саввы не зависит от редакции Василия (небольшие текстуальные совпадения наблюдаются только в описании мощей святого), и предположили, что описание обретения мощей сделано на основе устных рассказов. Анализ ЖС в редакции Василия привел нас к выводу, что Василий начал работу над ЖС приблизительно в 1551-1553 гг. и закончил первый вариант ЖС до обретения мощей в 1554 г. Вполне вероятно, что составитель Проложного ЖС располагал текстом именно этой ранней редакции; сокращая источник, он в то же время дополнил его описанием обретения мощей, которое составил на основе устных рассказов.

О том, что предания об открытии мощей Саввы расходились в подробностях, убеждает и ЖС из Порховского пролога. В небольшом по объему ЖС лишь намечены основные этапы жизни святого, о каждом из них сказано в одном-двух предложениях, при этом сходства текста с другими редакциями ЖС нет. Почти половину текста занимает описание явления Саввы и обретения его мощей, оно во многих деталях отличается как от Проложной, так и от редакции Василия. Так, например, в Порховской редакции сообщается, что открытие мощей произошло спустя 50 лет после преставления Саввы, а не 60, как в других редакциях. Иное образное воплощение находит в Порховской редакции мотив рая и райских плодов. Исайя в редакции Василия рассказывает, что в видении Савва пришедшим к его гробу игумену и братии дает три ягоды, которые он принял из рук Вседержителя. В Порховской редакции Савва является «ветвь держаща райскую о трех кроколех».

ЧАСТЬ III. Житие Никандра Псковского.

В Главе 1 рассматривается история сложения текста Жития Никандра (далее – ЖН) в конце XVI-начале XVII вв. Древнейшей редакцией ЖН, созданной в начале XVII в., но мало похожей на типичное для этого времени житие святого, Н. И. Серебрянский считал текст, читающийся в списке РГАДА, собр. МГАМИД, № 145 (далее – список Собакина). Мы назвали эту редакцию Псковской. Второй список Псковской редакции, обнаруженный нами (РГИА, собр. Синода, № 3693, далее – список Архивный), привлекается к исследованию впервые. В Архивном списке ЖН заканчивается описанием преставления святого, в списке Собакина дополнительно читаются рассказы о трех прижизненных и одном посмертном чуде Никандра. Анализ разночтений между двумя списками показал, что оба списка ЖН с разной степенью полноты и точности передают текст их протографа, в обоих списках есть как вторичные, так и первичные чтения.

Подробно в данной главе рассматривается вопрос о хронологии описываемых в Псковской редакции событий. Н. И. Серебрянский отметил «сочиненность» (за исключением даты смерти Никандра - 7090 г.) всех датировок в ЖН разных редакций. В начальной фразе ЖН по списку Собакина читается дата 7015 г., авторами последующих редакций, а затем и исследователями (в том числе и Н. И. Серебрянским) она трактуется как дата рождения Никандра, в Архивном списке этой даты нет. Анализ начальной фразы в списке Собакина показал грамматические несообразности в отношениях между словами в предложении, что свидетельствует, на наш взгляд, о вторичности данного фрагмента текста. Мы склонны считать, что первоначально даты 7015 г. не было в тексте Псковской редакции, она была проставлена на полях как уточнение, но последующими переписчиками внесена в текст, при этом сам текст не был изменен - и дата осталась вне грамматических связей в предложении.

Вопрос о смысле начальной фразы в ЖН тесно связан с проблемой датировки Псковской редакции. Начальную фразу ЖН Псковской редакции (она заимствована из Жития Александра Свирского) понимать следует, по-видимому, так: автор описал немногое из того, что «в царство государя царя и великого князя Ивана Васильевича» слышал о жизни Никандра. Из чего следует, что автор жил во времена Ивана Грозного. Н. И. Серебрянский считал, что упоминание о царе Иване Васильевиче нельзя рассматривать как определение времени составления ЖН, поскольку в ЖН повествуется о событиях, которые произошли после смерти Грозного (например, сообщается о строительстве Благовещенской церкви и основании обители в Никандровой пустыни), и датировал первоначальную редакцию (Псковскую – по нашей терминологии) началом XVII в. Проделанный нами анализ содержания не дает оснований для сомнений в датировке Псковской редакции ЖН временем царя Ивана Грозного, ибо почти все упоминаемые в ней детали и реалии укладываются во временные границы царствования Ивана Васильевича.

Не только упоминание событий и дат может иметь значение при определении времени создания ЖН, но и умолчание о них. Так, например, в Чуде 4 по списку Собакина, решающем для датировки Псковской редакции, не говорится о том, что старец Исайя, пришедший в пустынь после смерти Никандра, долгое время жил в пустыни, вокруг него собралась бра­тия и новгородский митрополит Александр (был главой новгородской епархии с 1576 по 1591 г., причем с 1589 по1591 гг. в сане митрополита) поставил его в игу­мены Никандровой пустыни, о чем рассказывается в Монастырской редакции ЖН (о ней см. ниже). Сохранилась обельная грамота 1598 г., выданная царем Феодором Иоанновичем Никандрову монастырю и игумену Исайе.[26]

Следовательно, вплоть до 1598 г., а может быть, и дольше, Исайя оставался игуменом Никандровой обители. Трудно представить, что, описывая историю ограбления старца Исайи дьячком Андреем, автор начала XVII в., сообщив множество деталей из жизни Андрея, указав точное время его прихода в пустынь, продолжительность его жизни вместе с Исайей, назвав его возраст, рассказав о его дальнейшей судьбе, не упомянул бы о том, что Исайя через некоторое время стал игуменом Никандрова монастыря. Вероятнее всего, автор ЖН не знал об этом событии, так как оно еще не произошло. На наш взгляд, это серьезный аргумент, доказывающий, что ЖН, читающееся в списке Собакина, могло быть составлено вскоре после смерти Никандра, но еще до образования монастыря на месте пустынного вселения преподобного. Даты, содержащиеся в Чуде 4 (дьячок Андрей пришел в пустынь 2 января 7093 г., прожил здесь год и 7 дней, т.е. по январь 7094 г.), позволяют определить нижнюю временную границу написания ЖН по списку Собакина – не ранее января 7094 (1586) г.

ЖН, читающееся в Архивном списке, завершается описанием погребения Никандра в 1581 г. (в нем нет рассказа об Исайе и Андрее), и в таком виде оно вполне могло быть не только "услышано", но и написано "в царство госу­даря царя и великого князя Ивана Васильевича". Мы не исключаем возможности того, что первоначально ЖН заканчивалось описанием погребения святого (как в Архивном списке), а затем к нему были присоединены четыре рассказа о чудесах Никандра - как в списке Собакина. Стилевое единство собственно житийной части и завершающих ЖН четырех рассказов о чудесах в списке Собакина в большей степени соответствует предположению, что весь текст был написан одним автором. Вопрос о том, первичен или вторичен текст ЖН в Архивном списке, читались ли четыре рассказа о чудесах Никандра в архетипе Псковской редакции или же были присоединены позднее, мы оставляем открытым, все же более склоняясь к мнению, что в Архивном списке текст Псковской редакции был сокращен.

Кроме датировки ЖН временем царя Ивана Васильевича, которую дает сам автор, о раннем происхождении Псковской редакции ЖН свидетельствуют и ее литературные особенности. Стиль ЖН бли­зок к разговорному, и само повествование нередко превращается в бесхитростный диалог Никандра с теми, кто пришел к нему, ища духовного утешения. Основным источником для первого биографа святого стали рассказы местных жителей - Ивана Долгого, Симеона, Петра Есюкова, Иосифа. Незамысловатые истории, записанные с их слов, полны живой памяти современников о святом, еще не превратившейся в выверенные и продуманные рассказы, записанные спустя два-три десятилетия. Своеобразие структуры и стиля ЖН Псковской редакции объясняется, на наш взгляд, эстетическими и онтологическими представлениями той среды, представителями которой были автор и его информанты. Житие Никандра ближе к типу "народных" житий (термин Л. А. Дмитриева), в которых нашли выражение не только стихия народной речи, но и народное мировоззрение.

Говоря о литературной неискушенности автора, все же отметим, что у него были литературные образцы, на которые он ориентировался. Так, вступление к ЖН совпадает в некоторых фразах с Житием Александра Свирского; типологическое сходство с Житием Александра Свирского есть в рассказе о том, как некий Петр, гнавшийся за лосем, находит пустынь Никандра. В разработке сюжета об охотнике и отшельнике автор ЖН проявляет самостоятельность, переплетая традиционные мотивы с местными реалиями и не повторяя механически рассказа из Жития Александра Свирского о том, как Андрей Завалишин обнаружил хижину преподобного.

ЖН по спискам Собакина и Архивному мы дали название Псковская редакция. Ее автор упоминает имена, знакомые и значимые для пскови­чей; в описании жизни Ни­кандра в Пскове и Крыпецком монастыре он обнаруживает хорошее знание топографии Пскова, его церковной и монастырской жизни. Эта редакция дошла до нас в псковской рукописной традиции: рукопись РГАДА, собр. МГАМИД, № 145 принадлежала псковскому стольнику Василию Никифоровичу Собакину, одному из собирателей псковских древностей, по заказу которого переписывались произведения литературы Древнего Пскова.

Редакции ЖН, созданные в XVII в., исследуются в Главе 2. Среди известных в настоящее время рукописей с ЖН выделяется группа из 4 списков, оканчивающихся описанием 9 или 10 чудес, последнее из которых датируется 1665 г. Читающееся в этих списках ЖН мы назвали Новгородской редакцией. Анализ написанных в 1663-1665 гг. рассказов о чудесах (4-10) приводит к выводу, что их автор не был монахом Никандровой пустыни, о чудесах он рассказывает со слов братии или самих исцелившихся. Все, от кого записаны рассказы о чудесах, были новгородцами высокого социального положения (дворяне, стряпчий и дьякон Софийского собора, игумен), вероятно, и сам автор принадлежал к этим же социальным кругам. Рассказы 1663-1665 гг. отмечены единством проявления авторского «я»: повествование ведется от 1-го лица, но при этом автор не является участником событий или свидетелем их, он только повествователь, передающий рассказанное ему. В первых же (1-3) и в последующих рассказах о чудесах автор скрыт за неопределенно- или обобщенно-личным «нам», «братия» и т.д.

Все списки Новгородской редакции, кроме списка ГИМ, собр. Щукина, № 436, начинаются с изложения биографии святого («В лето 7015, при державе …»), в списке Щукина, № 436 есть традиционное для житий вступление. В разделе чудес в списке Щукина, № 436 читается рассказ о спасении в 1664 г. дворянина Федора Мягкого в битве под Витебском (чудо 8), в остальных списках ЖН этого рассказа нет, и потому в некоторых списках после 7 чуда следуют чудо 9 и 10. Переписчиками других списков эта оплошность была замечена, и в номерах чудес была восстановлена нумерация, без пропусков. Исключение рассказа о Федоре Мягкове объясняется его содержанием: история его спасения во время битвы не воспринималась как чудо.

Менее понятны причины исключения последующими переписчиками традиционного житийного вступления. Вступление, как и другие фрагменты ЖН, обнаруживает сходство с Житиями Феодосия Печерского в редакции Нестора (на это совпадение указал Н. И. Серебрянский), а также Гурия и Варсонофия Казанских в редакции Гермогена, Михаила Клопского в редакции Василия Тучкова. Единство литературных источников для вступления, основной части и описания первых трех чудес доказывает, что вступление – не индивидуальное добавление одного списка, оно было написано вместе со всем текстом ЖН. Таким образом, список Щукина, № 436, на наш взгляд, представляет собой полный текст Новгородской редакции 1663-1665 гг. Во второй половине XVII в. текст этой редакции пополняется тремя новыми рассказами о чудесах 1670-1673 гг., при этом никаких редакционных изменений в текст ЖН не вносится.

Текст Новгородской редакции 1663-1665 гг. неоднороден: стиль повествования и принципы художественной организации текста в семи последних чудесах (4-10), записанных в 1663-1665 гг., совершенно иные, чем в биографической части ЖН и описании первых трех чудес. Одной из особенностей биографической части являются заимствования, как уже указывалось, из Житий Феодосия Печерского, Гурия и Варсонофия Казанских, Михаила Клопского. В первых трех рассказах о чудесах также есть заимствования из Жития Михаила Клопского. Герои первых трех чудес не связаны с Новгородом, в 1-м и 3-м рассказах о чудесах есть обширные вступления, ни в одном из последующих семи рассказов о чудесах 1663-1665 г. (4-10 ) нет вступления, они начинаются, как правило, с указания, от кого автор слышал о чуде. Эти и некоторые другие детали доказывают, что автор жизнеописания и первых трех рассказов о чудесах и автор рассказов о последующих семи чудесах, с его особым проявлением авторского «я», - не одно и то же лицо. Основываясь на анализе текста Новгородской редакции, мы полагаем, что до Новгородской редакции 1663- 65 гг. существовала еще одна редакция ЖН, мы дали ей название Монастырская, рассказы о чудесах, записанные в 1663-1665 гг., были присоединены к ней. В «чистом» виде текст Монастырской редакции в настоящее время неизвестен.

В монографии обсуждается вопрос о времени создания Монастырской редакции. Во вступлении к главе «Чюдо 1-е по преставлении преподобнаго отца нашего Никандра чюдотворца пустынножителя», повествующей об исцелении старца Исайи, который стал затем первым игуменом Никандровой пустыни, автор Монастырской редакции неоднократно пишет о том, что он знал исцелившегося: «Видехом бо калугера…», «якоже от самого оного слышахом исцелевшаго…», «видехом бо мниха безнога ходящя…» (ГИМ, собр. Щукина, № 436, л. 296 об.-297). Вступление к рассказу о первом посмертном чуде Никандра автор Монастырской редакции заимствует из «Сказания об исцелевшем хромце» митрополита Феодосия, в котором повествуется об исцелении хромца у гроба митрополита Алексия. Мы не воспринимаем слова о том, что автор Монастырской редакции видел Исайю и слышал его рассказы, как неудачную цитату из литературного источника. Исайя еще в 1598 г. был игуменом монастыря, и автор Монастырской редакции, составление которой мы относим к началу XVII в., действительно мог знать и слышать его рассказы. Автор Монастырской редакции был искушенным агиографом, в его работе с текстом Псковской редакции чувствуется опытная рука. Текст Псковской редакции, сохранивший непосредственные интонации, образность, строй и ритм устной речи, отразивший народные представления об идеальном святом, автор Монастырской редакции превращает в литературное произведение, созданное согласно строгим житийным канонам, герой которого отвечает общепринятому идеалу святости.

Новый этап в истории текста ЖН связан с подготовкой к канонизации преподобного, для собора 1687 г. был создан специальный список ЖН. Текст ЖН 80-х гг. XVII в. (мы назвали его Соборной редакцией) читается в двух списках – РГИА, ф. 834, собр. Синода, № 3786 (далее – Исторический список) и БАН, собр. Археографической комиссии, № 8 (далее - Архивский список). Соборная редакция является продолжением текста Новгородской редакции (вариант с 12 чудесами), в ней дополнительно читаются 8 рассказов о чудесах, которые произошли в 80-е гг., последнее датируется 1685 г.; в Архивском списке читаются, кроме того, описание переложения мощей Никандра и рассказ о соборе 1687 г. Сходство структуры и стиля рассказов 80-х гг. позволяет предположить, что они были написаны одним лицом. В. О. Ключевский высказал предположение о существовании редакции ЖН 1686 г., автором которой был игумен Никандрова монастыря Евфимий. Анализ Архивского и Исторического списков ЖН показал, что в составлении Соборной редакции непосредственное участие принимали два человека: игумен Евфимий и постриженик и игумен Никандровой пустыни, а в 80-е гг. Тихвинский архимандрит Макарий. В монографии большое внимание уделяется биографии Макария, его книжным интересам, его связям с Никандровым монастырем и роли в русской церковной жизни.

К Соборной редакции восходит Риторическая редакция, которая читается в сборнике из древлехранилища Псковского музея-заповедника, ф. Никандровой пустыни, № 37 (XVII - XVIII вв.), ее текст исследуется в Главе 3. Менее всего редакторской правке подвергся в Риторической редакции раздел чудес. К тексту Соборной редакции с 20 чудесами в Риторической редакции присоединяется еще один рассказ об исцелении в 1695 г. Анны Крекшиной; иначе, чем в Соборной редакции, изложены решения собора 1687 г., в остальном описание чудес в Соборной и Риторической редакциях практически совпадает.

Кардинальной переработке подверглась в Риторической редакции историко-биографическая часть ЖН. Весь текст Риторической редакции, вместе с рассказами о чудесах, разделен на главы, всего их 37. Почти все главы историко-биографической части (1-9), а также «Сказание о чудесах» (16 глава) начинаются с пространного вступления, объем которого иногда превосходит сам рассказ, и заканчиваются дидактическим рассуждением (от одного-двух предложений до целой тирады) на тему, развиваемую в данной главе. Текст Соборной редакции явно не соответствует представлению автора Риторической редакции о «правильном» житии. Даже в том случае, когда в Соборной редакции даются вполне традиционные для жития описания, воспроизводящие типичные житийные топосы, автор Риторической редакции, используя свой источник лишь как канву, создает совершенно иной словесный и смысловой рисунок. Так, например, на основе краткого сообщения Соборной редакции о том, что Никандра отдали учиться грамоте, автор Риторической редакции создает отдельную главу. Стиль автора Риторической редакции отличается высокопарностью, ему свойственно пристрастие к сложным эпитетам («животодыханное здание», «небомудреный Павел», «подобоестественная доброта» и т. д.), он вводит пространные монологи героев, молитвы, развивает, варьирует, усложняет традиционные житийные мотивы и топосы. Риторическая редакция – один из примеров «высокого» жития, составленного согласно строгим канонам этого жанра, стиль которого соединяет логичность и последовательность со стилистической сложностью.

В 1799 г. ЖН было издано в Синодальной типографии. Значительные отличия текста ЖН в издании 1799 г. от предыдущих редакций позволяют считать его самостоятельной редакцией. Печатная редакция является сокращением и обработкой Риторической редакции, многие изменения в ее тексте свидетельствуют о строгости духовной цензуры в конце XVIII в., особенно это касается рассказов о чудесах. Во многих рассказах о чудесах Никандра Риторической редакции только одно обещание приехать в его монастырь исцеляло болящих от недугов, в Печатной редакции болящие исцеляются после посещения пустыни. Некоторые чудеса в Печатной редакции исключаются, либо серьезно перерабатываются, так как истории, в них рассказанные, мало похожи на чудо (например, прижизненное чудо об Иосифе и коте). В историко-биографической части ЖН исключаются или сокращаются обширные вступления к главам, главы объединяются. Кроме того, в Печатной редакции упрощаются образные выражения, смягчаются эмоциональные оценки происходящего, исключаются конкретные детали. Существенные смысловые изменения в Печатной редакции убеждают в том, что текст ЖН проходил серьезную духовную цензуру, цель которой состояла в том, чтобы убрать из жизнеописания все, что может показаться с ортодоксальной точки зрения противоречивым, сомнительным и чересчур эмоциональным. Причем небольшие изменения были внесены непосредственно при подготовке рукописи к изданию. Сохранился список ЖН, который был, вероятно, оригиналом для издания 1799 г. (РГАДА, ф. 381, собр. Синодальной типографии, № 260), в нем более 80 исправлений (от одного слова до небольшого предложения). Пытаясь исправить в ЖН явную «сочиненность» хронологии, редактор Синодального списка зачеркнул читающиеся в Риторической редакции даты и сверху надписал иные. Так, например, согласно Риторической редакции, Никандр преставился спустя 47 лет и два месяца после последнего своего пришествия в пустынь, в Синодальном списке – 32 года и два месяца.

Служба Никандру известна в настоящее время в 5 списках, их исследование содержится в Главе 4. Изучение списков показало, что существуют две совершенно различные редакции Службы. Первая редакция представляет бденную службу (ГИМ, Синодальное собр., № 620; ГИМ, собр. Уварова, № 149; Ярославский музей-заповедник, собр. Лукьянова, № 675). По содержанию Первая редакция Службы Никандру условна, в ней нет упоминаний о реальных фактах биографии Никандра, в ее песнопениях прославляются общие для всех пустынножителей подвиги. Упоминание редких конкретных деталей (Великий Новгород, церковь Богоматери, рака святого) встречается только в списке Уварова, № 149.

Из ЖН Соборной редакции (Архивский список) известно, что перед собором 1687 г. монахом Андроником была составлена Служба преподобному, но "повеле святейший Иоаким патриарх новосложную службу Никандру отложити того ради, что ее складывал монах Андроник не по архиерейскому благословению" (БАН, собр. Археограграфической комиссии, № 8, л. 88). Не исключено, что в списках Первой редакции дошла до нас Служба, сложенная Андроником. Первоначальным, вероятнее всего, был текст, сохранившийся в списке Син. 620, без упоминания о Великом Новгороде, обретении мощей, раке святого. Эти конкретизирующие изменения могли быть редакторской правкой, сделанной в Новгороде, когда Служба и ЖН перед отправкой их в Москву были привезены к новгородскому митрополиту Корнилию.

Вторая редакция Службы известна в двух списках (ГИМ, Синодальное собр., № 621, Псковский музей-заповедник, ф. Никандровой пустыни, № 37), ее текст был напечатан вместе с ЖН в издании 1799 г., она читается и в современных печатных минеях. Вторая редакция Службы Никандру ни в одном из песнопений не совпадает с Первой редакцией, это совершенно самостоятельный текст, составленный опытным гимнографом, что доказывают такие приемы, как анафорическое начало песнопений одного комплекса, составление акростиха, единство мотивов и образов каждой песни. По своему содержанию песнопения Второй редакции более соотносимы с биографией преподобного.

В сборнике ГИМ, Синодальное собр., № 620 вместе с ЖН читается совместный канон Александру Свирскому и Никандру. До пожара 1673 г. в Никандровой пустыни была церковь во имя Александра Свирского (этот святой дважды являлся Никандру, укрепляя его в подвигах пустынножительства) с приделом, посвященным Никандру. Поскольку общий канон связан с богослужебной практикой в их общем храме, сгоревшем в 1673 г., то его составление следует отнести к более раннему времени. По своему содержанию канон не повторяет службы Александру Свирскому и Никандру, в нем в самых общих чертах прославляются добродетели двух святых.

Заключение. Несмотря на неповторимость каждого из рассмотренных нами в монографии житий, в их литературной истории есть сходные черты, что позволяет выделить три периода в развитии псковской агиографии, когда жития святых создавались по единым эстетическим принципам. В первый период – вторая четверть XIV – первая треть XVI в.- были созданы краткие редакции Повести о Довмонте, Жития и Слова о обретении мощей Всеволода-Гавриила, Жития Евфросина, Исидора Юрьевского, а также Повести о Псково-Печерском монастыре.[27]

Агиографические сочинения этого времени характеризует внимание к историческим фактам, лаконичное описание событий, отсутствие библейских цитат и сопоставлений, развернутых вступлений и заключительной похвалы. Второй период – середина XVI в. – можно назвать эпохой Василия-Варлаама, в 40-60- гг. создавшего жития как псковских, так и новгородских святых в соответствии с принципами, сформированными в литературной школе митрополита Макария. В третий период - конец XVI – начало XVII вв. - жития псковских святых приобрели форму «правильного» жития, при этом описание жизни святого, насыщенное почерпнутыми из летописных источников историческими фактами, сочеталось с назидательными комментариями и рассуждениями, многословными характеристиками, цитатами и параллелями из Библии и житийной литературы, психологическими мотивировками поступков, высоким книжным стилем. Во второй половине XVII - XVIII вв. большинство житий продолжают переписываться в редакциях XVI и начала XVII вв. (существенной переработке подвергается только цикл произведений о Всеволоде). Предлагаемые нами в Заключении выводы во многом предварительны и схематичны, поскольку не все произведения, посвященные псковским святым или же написанные псковскими агиографами, исследованы, они будут уточняться и дополняться при дальнейшем изучении рукописного и литературного наследия Древнего Пскова.

ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ИССЛЕДОВАНИЯ[28]

Монографии:

  1. Повесть о Довмонте: Исследование и тексты. Л., 1985. 14,5 п. л.
  2. Псковская агиография XIV-XVII вв.: Исследование и тексты. В 2-х т. СПб., 2007. Т 1. Жития Всеволода-Гавриила и Тимофея-Довмонта (44 п. л.); Т. 2. Жития преподобных Евфросина Псковского, Саввы Крыпецкого, Никандра Псковского (48 п. л.).

Учебник:

  1. Древнерусская литература. Учебник для 5-9 классов общеобразовательных учреждений. М., Просвещение, 1997. 223 стр; М., Просвещение, 2002. (2-е изд.). 223 стр.

Статьи:

  1. Григорий – монах Псково-Печерского монастыря // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV-XVI вв. Часть 1. Л., 1988. С. 172-175.
  2. Житие Евфросина // Там же. С. 262-264.
  3. Памфил - игумен Псковского Елеазаровского монастыря // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV-XVI вв. Часть 2. Л., 1989. С. 162-163.
  4. Филофей – автор канонов иконе Чирской Богоматери и перенесению мощей Всеволода-Гавриила // Там же. С. 470-471.
  5. Житие Саввы Крыпецкого // Там же. С. 518.
  6. Древнерусская литература // Программы общеобразовательных учреждений. Литература. Факультативные курсы. Рекомендовано Главным управлением развития общего среднего образования Министерства образования Российской Федерации. М., Просвещение, 1995. С. 1-4.
  7. Житие Александра Невского // Литература Древней Руси: Биобиблиографический словарь. М., Просвещение, 1996. С. 56-59.
  8. Летописи псковские // Там же. С. 106-108
  9. Повесть о Довмонте // Там же. С. 148-150
  10. *Новые материалы по литературной истории Повести о явлении икон на Синичьей горе // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 1996. Т. 49. С. 376-387.
  11. *История Мирожской иконы Богоматери и литературных текстов о ней // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 1996. Т. 50. С. 739-746.
  12. Житие Александра Невского (текст, перевод, комментарии) // Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1997. Т. 5. С. 358-369, 515-518.
  13. Псковская житийная литература XIV-XVII вв. // Педагогический поиск. Традиции, инновации, результативность. Материалы II научной конференции ПОИПКРО. Псков, 1998. С. 142-144.
  14. Сказание о Довмонте (текст, перевод, комментарии) // Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1999. Т. 6. С. 56-63, 520-523.
  15. Некоторые проблемы биографии и творчества Василия-Варлаама, псковского агиографа XVI в. // Псков, 1999, № 10. С. 3-16.
  16. Литературная история Жития Никандра Псковского в XVII в. // Педагогический поиск: Традиции, инновации, результативность. Материалы III научной конференции ПОИПКРО. Псков, 1999. С. 31-34.
  17. Краткая редакция Жития Евфросина Псковского по списку РГБ, собр. Большакова, № 422 // Древности Пскова: Археология. История. Архитектура (К юбилею И. К. Лабутиной). Псков, 1999. С. 237-258.
  18. Проложные редакции Жития Саввы Крыпецкого // Традиция и литературный процесс. Новосибирск, 1999. С. 91-96.
  19. *Рукописная традиция Жития Саввы Крыпецкого // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 2001. Т. 52. С. 285-339.
  20. *Краткая редакция Жития Евфросина Псковского по списку РГБ, собр. Овчинникова, № 300 // Там же. С. 592-606.
  21. Литература Древнего Пскова // Краеведческий материал на уроках литературы и во внеклассной работе: Учебно-методическое пособие. Псков. 2000. С. 4-19.
  22. Житие Всеволода в редакции Василия и Григория (взаимоотношения редакций) // 200 лет первому изданию Слова о полку Игореве. Ярославль, 2001. С. 131-141.
  23. Псковские писцы Царского списка Великих Четий Миней // Псков, 2001, № 14. С. 39-43.
  24. *Соловецкие рукописи с Житием Евфросина Псковского // Книжные центры Древней Руси: Соловецкий монастырь. СПб., 2001. С. 311-319.
  25. Артемий, Василий-Варлаам, Домид, Евфросин, Ермолай-Еразм, Иларион, Мартирий Зеленецкий, Никандр, Нил Столбенский, Савва Крыпецкий, Серапион, Тимофей, Филофей // Псковский биографический словарь. Псков. 2002. С. 27-28, 78-79, 153, 165-166, 171, 204, 297-298, 330, 334, 405-406, 413-414, 447, 474-475.
  26. Пролог Порховского Спасского монастыря из собрания Государственного архива Тверской области // Литература Тверского края в контексте древней культуры. Тверь, 2002. С. 60-67.
  27. Житие Александра Свирского в списках XVI века // Житие Александра Свирского. Памятники русской агиографической литературы. СПб., 2002. С. 10-18.
  28. *Житие Евфросина Псковского и Повесть об аллилуйе, два произведения неизвестного автора конца ХV - начала XVI в. // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 2003. Т. 53. С. 491-501.
  29. Литература Древнего Пскова // Псковский край в литературе. Псков, 2003. С. 5-76.
  30. *Житие Никандра Псковского в редакциях XVII в. // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 2003. Т. 54. С. 435-490.
  31. *Макарий, книжник второй половины XVII в., архимандрит Соловецкий, Хутынский и Тихвинский // Книжные центры Древней Руси: Книжники и рукописи Соловецкого монастыря. СПб., 2004. С. 371-379.
  32. *Принципы литературной переработки источника при создании Василием-Варлаамом Жития Евфросина Псковского // Труды Отдела древнерусской литературы, СПб., 2004. Т. 55. С. 264-280.
  33. *Житие Никандра Псковского: К вопросу о первоначальной редакции жития // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 2004. Т. 56. С. 481-500.
  34. *Поздние редакции Жития Никандра Псковского // Там же. С. 501-565.
  35. Редакция Жития Саввы Крыпецкого конца XVI в. (вступит. статья и текст) // Крыпецкая обитель: История, святые и подвижники благочестия Иоанно-Богословского Крыпецкого монастыря. Изд. Иоанно-Богословского Крыпецкого монастыря. 2005. С. 93-151.
  36. Повесть о Псково-Печерском монастыре (текст, перевод, комментарии) // Библиотека литературы Древней Руси. СПб., Наука, 2005. Т. 13. С. 478-535, 820-824.
  37. Житие Никандра Псковского (текст, перевод, комментарии) // Там же. С. 620-635, 832-834.
  38. Житие Всеволода-Гавриила в составе Степенной книги // Русская агиография: Исследования. Публикации. Полемика. СПб., 2005. С. 484-503.
  39. Поздние редакции Жития псковского князя Всеволода-Гавриила // Там же. С. 694-743.
  40. *Цикл произведений, посвященных князю Всеволоду-Гавриилу // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 2006. Т. 57. С. 584-616.
  41. Псковские произведения в минее из собрания Егорова, № 938 и вопрос об автографе Василия-Варлаама // От Средневековья к Новому времени: Сборник статей в честь Ольги Андреевны Белобровой. М., 2006. С. 109-117.
  42. Всеволод-Гавриил (Агиография, Гимнография) // Православная энциклопедия. М.: Издательство Московской патриархии, 2005. Т. 9. С. 545-548.
  43. Сказание о Довмонте (перевод и комментарии) // Русские летописи XI-XVI веков. К столетию Д. С. Лихачева. СПб., 2006. С. 256-262.
  44. Рукописная традиция Жития Евфросина Псковского // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 2007. Т. 58. С. 320-331.
  45. Довмонт (Источники. Гимнография) // Православная энциклопедия. М., 2007. Т. XV. C. 519-520, 523-524.
  46. Евфросин (Гимнография) // Православная энциклопедия., М., 2008. Т. XVII. С. 479.

[1] Так, например, мы не имели возможности ознакомиться с рукописями из библиотеки Саратовского университета, Львовской научной библиотеки им. В. Стефаника.

[2] Исследованию развития этого мотива в произведениях древнерусской литературы посвящена статья А. Б. Никольской ««Слово» митр. Киевского Иллариона в позднейшей литературной традиции» ( Slavia, Praha, 1928-1929. Roc. 7. Se. 3. S. 557-563; Roc. 7. Se. 4. S. 853-855). Вариант Василия не совпадает ни с одним из примеров развития этого мотива, приведенных А. Б. Никольской.

[3] Сиренов А. В. Степенная книга: история текста. М., 2007. С. 101-164.

[4] Неберекутина Е. В. Поиски автора Степенной книги // От Нестора до Фонвизина. Новые методы определения авторства / Под ред. чл.-корр. РАН Л. В. Милова. М., 1994. С. 154-224.

[5] См.: Демкова Н. С. 1) «Повесть о старце, просившем царскую дочь себе в жены». Принципы сюжетной организации текста в редакциях XV и XVII веков // Средневековая русская литература. СПб., 1997. С. 95-103; «Повесть о Марфе и Марии» («Сказание об Унжеском кресте») и ее переделки в XVII в. // Там же. С. 103-121.

[6] В монографии мы пользуемся классификацией служб и терминологией, предложенной и апробированной в работах А. Е. Смирновой «Творчество гимнографа XVI в. Маркелла Безбородого» (АКД филол. наук. СПб., 2005); «Службы Макарию Калязинскому: Рукописная традиция, проблемы источников, датировки и атрибуции» (Русская агиография: Исследования. Публикации. Полемика. СПб., 2005. С. 332-395).

[7] О Смоленске как домене Мстиславичей см.: Янин В. Л. Новгород и Литва: Пограничные ситуации ХIII-ХV веков. М., 1998. С. 34-37.

[8] См.: Строев П. М. Библиологический словарь и черновые к нему материалы. СПб., 1882. С. 37-41; Филарет, митр. Обзор русской духовной литературы. СПб., 1884. С. 154; Дмитриева Р. П. Василий (в иноках Варлаам) // СКИКДР. Л, 1988. Вып. 2. Ч. 1. С. 114; Неберекутина Е. В. Поиски автора Степенной книги. С. 155.

[9] Калиганов И. И. Георгий Новый у восточных славян. М., 2000. С. 424-425.

[10] Минея служебная. М.: Печатный двор, 1622. Л. 1-17 второго счета. Этот же текст читается и в последующих изданиях.

[11] Минея. Февраль. М., 1981. С. 364-382.

[12] Представленное в Части II исследование литературной истории жизнеописания псковского князя Довмонта является несколько измененным и дополненным переизданием нашей монографии «Повесть о Довмонте: Исследование и тексты» (Л., 1985 ). За время, прошедшее после издания монографии, не появилось исследований, в которых бы оспаривались сделанные нами выводы и наблюдения и вводились в научный оборот новые материалы. Мы также не обнаружили новых материалов, которые бы существенным образом изменили наши представления об основных этапах развития этого произведения и о спорных вопросах в истории его текста.

[13] Begunov Ju. K. Die Vita des Frsten Aleksandr Nevskij in der Novgoroder Literatur des 15. Jahrhunderts // Zeitschrift fr Slavistik. 1971. Bd. 16. H. 1. S. 88-103/

[14] Grabmuller H.-J. Die Pskover Chroniken: Untersuchungen zur Russischtn Regionalchronistik im 13.-15. Jahrhundert. Wiesbaden, 1975. S. 138-148, 160-167.

[15] Ю. К. Бегунов многократно высказывался против датировки ПД и ЖАН XIV в., но никаких конкретных аргументов при этом исследователь не приводил. См., например: Бегунов Ю. К. Житие Александра Невского в русской литературе XIII-XVIII вв. // Александр Невский и его эпоха. СПб., 1995. С. 171.

[16] О времени составления общерусского летописного свода XV в. существуют разные точки зрения. Современные исследователи летописей датируют его 30-40 гг. XV в. г. (Я. С. Лурье), 1418 г. (А. Г. Бобров). Особенно остро в работах, посвященных летописанию XV в., обсуждается вопрос о взаимоотношениях между НК1, НК2, С1Л, Н4Л. В этих дискуссиях не использовался в качестве аргументов текст ПД, читающийся как в новгородских (НК2, Н4Л, Н5Л), так и в общерусских летописях (С1Л и летописи, восходящие к ней). По мнению А. Г. Боброва, наиболее последовательно отстаивающему идею о существовании общерусского свода 1418 г., протографа НК2 и С1Л, вопрос о включении в общерусский летописный свод смоленских, псковских и других региональных источников «требует дальнейшего рассмотрения» (Бобров А. Г. Новгородские летописи XV века. СПб., 2001. С. 161).

[17] Подробнее о тенденциях Родословной князей литовских см.: Бычкова М. Е. Отдельные моменты истории Литвы в интерпретации русских генеалогических источников XVI в. // Польша и Русь. М., 1974. С. 365-377; Byczkowa M. E. Legenda o pochodzeniu wielkich kniazat litewskich (Redakcije moskiewskie z konca XV i z XVI wieku) // Studia Zrodloznawcze. Warszawa; Poznan, 1976. № 20. S. 183-199.

[18] Хотя можно и из первых двух песен брать только первое слово 1-го тропаря, тогда акростих будет иметь следующий вид: "В царство / царя / Феодора / благословением / святейшаго/ патриарха / Иева / всея Росии/ ".

[19] Благодарю А. Е. Смирнову за указание на возможность прочтения краестрочия в канонах не только по тропарям, но и по начальным словам богородичнов.

[20] Серебрянский Н. И. Очерки по истории монастырской жизни. С. 119; 123.

[21] См., например: Дмитриев Л. А. Житийные повести Русского Севера. Л., 1973. С. 177-179; Карпов А. Ю. Житие княгини Ольги в редакции псковского книжника Василия (в иночестве Варлаама) // Очерки феодальной России. М., 2003. Вып. 7. С. 66-88.

[22] Калиганов И. И. Георгий Новый у восточных славян. С. 456

[23] Смирнова А. Е. 1) К вопросу об источниках службы Савве Крыпецкому // Псков в российской и европейской истории ( к 1100-летию первого летописного упоминания): Международная научная конференция. М., 2003. Т. 2. С. 341-347; 2) Службы Макарию Калязинскому: рукописная традиция, проблемы источников, датировки и атрибуции // Русская агиография: Исследования. Публикации. Полемика. СПб., 2005. С. 332-395.

[24] Повесть о начале Печерского монастыря издавалась несколько раз (1807, 1831, 1849 гг.), мы пользовались изданием 1831 г.: Повесть о начале Псково-Печерского монастыря. Синод. Типогр., 1831, л. 45-66. Здесь читаются, кроме ЖС, краткие жизнеописания Всеволода и Довмонта.

[25] См., например: Толстой М. Святыни и древности Пскова. М., 1861. С. 95.

[26] Шляпкин И. Опись рукописей и книг музея Археологической комиссии при Псковском губернском статистическом комитете. Псков, 1870. Приложение к описи рукописей и книг. С. 10-11. Грамота находится ныне в древлехранилище Псковского музея-заповедника: ф. 502 Никандровой пустыни, № 602.

[27] С историей как псковской, так и новгородской агиографии связано Житие Никандра; Псковской мы считаем только редакцию 80-х гг. XVI в., все остальные редакции создавались, вероятнее всего, новгородскими агиографами.

[28] Знаком * отмечены статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК РФ.



 




<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.