Поэтика света и тен и в лирик е к.д. бальмо н та
На правах рукописи
Меркулов Иван Михайлович
Поэтика светА И тенИ в лирикЕ К.Д. Бальмонта
Специальность 10.01.01 – русская литература
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Москва
2011
Работа выполнена на кафедре русской литературы ХХ века
Московского государственного областного университета
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор
Алексеева Любовь Федоровна
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Савченко Татьяна Константиновна
кандидат филологических наук, доцент
Яковлев Михаил Владимирович
Ведущая организация: Московский педагогический
государственный университет
Защита состоится 10 февраля 2011 года в 15 часов 00 минут на заседании диссертационного совета Д 212.155.01 по литературоведению при
Московском государственном областном университете по адресу:
105005, г. Москва, ул. Ф. Энгельса, д. 21а.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского
государственного областного университета по адресу:
105005, г. Москва, ул. Радио, д. 10а.
Автореферат разослан « » декабря 2010 г.
Ученый секретарь диссертационного совета,
кандидат филологических наук, доцент Т.А. Алпатова
Общая характеристика работы
Поэтическое наследие Константина Дмитриевича Бальмонта в истории русской литературы Серебряного века сохраняет свое бесспорное значение до наших дней. До сих пор бальмонтоведы чаще всего избирали объектом исследования поэзию 1890 – 1910-х годов. Книги стихов, созданные в зарубежье, оставались за пределами их внимания. Между тем эти произведения зрелого художника, бывшего свидетелем трагических событий войн и революций, посвящены осмыслению судьбы России, ее духовных и исторических корней. Они отличаются присущей Бальмонту виртуозной техникой, новым освоением традиций русской классики ХIХ века, глубиной лирического постижения сознания человека и народа, пережившего общенациональную трагедию. Значительность созданного поэтом
в 1920–1930-е годы до прошлого года было трудно оценить ввиду малодоступности произведений, публиковавшихся в разных странах мира малыми тиражами.
В 2010 году вышло наиболее полное собрание сочинений Бальмонта[1]. По сравнению с предыдущими книгами, изданными во второй половине XX века[2], данное издание наиболее полно охватывает разнообразные грани наследия Бальмонта. В первых трех томах без сокращений воспроизведены тексты из Полного собрания стихов Бальмонта в 10 томах[3]. В четвертый том последнего собрания вошли ставшие предметом настоящего диссертационного исследования книги «В раздвинутой дали», и «Марево». В пятый том включены стихи о Сибири «Голубая подкова», роман «Под новым серпом», книга прозы «Воздушный путь». В шестой том собрания вошли путевые заметки о Египте «Край Озириса», очерки «Где мой дом», а также «сборник мыслей и впечатлений» автора «Белые зарницы». Седьмой том составили переводы. Характеризовать это семитомное издание как абсолютно полное и хотя бы близкое к академическому, – увы – нет оснований. Часть малодоступных текстов Бальмонта в 2000-е годы опубликовано в сети Интернет[4]
. Но по-прежнему эмигрантское творчество Бальмонта остается малодоступным читателям, не систематизированным и не получившим научного осмысления. Не выявлено основное поэтическое кредо, характеризующее миросозерцание Бальмонта, его аксиологические ориентиры, не определено значение религиозно-философских концепций, преломленных в его лирическом творчестве на протяжении всего творческого пути и локализованных в символах, отражающих явления онтологического характера (солнце, луна, ночь, день, свет, мрак, тьма и др.). Всё вышесказанное определяет актуальность исследования.
В основе поэтики раннего творчества Бальмонта современники обнаруживали философию возникшего и безвозвратно уходящего мгновения, в котором выражено неповторимое душевное состояние художника. На самом деле Бальмонт писал не только «о себе», но в образе «я» запечатлел переживания «современной души», своей эпохи, одним из зрителей и активных чувствилищ которой был он сам. Об этом он убедительно написал в предисловии к книге «Горящие здания»: «Эта книга не напрасно названа «лирикой современной души». Никогда не создавая в своей душе искусственной любви к тому, что является теперь современностью и что в иных формах повторялось неоднократно, я никогда не закрывал своего слуха для голосов, звучащих из прошлого и неизбежного грядущего. <…>. В этой книге я говорю не только за себя, но и за многих других, которые немотствуют, не имея голоса, а иногда, имея его, но не желая говорить, немотствуют, но чувствуют гнёт роковых противоречий, быть может, гораздо сильнее, чем я»[5].
Лирика Бальмонта периода последней эмиграции, в 1920–1930-е годы, заметно изменяется по сравнению с дореволюционной. Ощущение страшного исторического поворота томило поэта, как и большинство эмигрантской интеллигенции. Разрастание духовного брожения среди эмигрантов опосредованно повлияло на мировоззрение поэта и его лирические произведения. В его книгах стихотворений 1920-х годов им выведена на первый план эстетико-философская категория трагического, которая обретает диссонансное звучание, приводит к деформации традиционных принципов его поэзии.
Необходимо оговориться относительно терминов. Согласно физическим законам тень происходит при освещении предмета каким-либо источником света. Употребление пары свет и тень в искусствоведении в качестве терминологического понятия живописной техники[6] является устойчивым. Под термином поэтика подразумевается не только свод изобразительно-выразительных средств, но и принципы внутренней организации художественного мира поэта, обусловленные его мировоззренческими, эстетическими и духовными ценностными ориентирами.
Целесообразно прокомментировать название диссертационного исследования. Поэтика света и тени – неотъемлемая, важнейшая часть художественной системы лирики К.Д. Бальмонта. Свет и тень понятия противоположные, в особенности, когда они предстают как метафоры добра и зла, к примеру, в книге «Марево»: «<…> и страх, заснув, боится лишь минуты, / Когда по воле Солнца дрогнет тьма…» [7]. Однако и в физической, и духовной реальности часто имеет место их взаимопроникновение. В поэтическом мире Бальмонта свет и тень не только художественная антитеза, но и особая образно-символическая система, семантически подвижная и развивающаяся в идейно-тематическом единстве, реализованная поэтом в светотеневых образах (тьма, свет, темнота, освещение, мрак, заря, сумрак, рассвет и т.д.) и световых и цветовых характеристиках разной насыщенности.
Исследование образов света и тени, их мифологических, библейских и культурологических истоков призвано существенно прояснить их место и функции в художественной структуре поэтических текстов и в художественном мире Бальмонта в целом.
Объект диссертационного исследования: книги лирики раннего и позднего периодов творчества Бальмонта: «Под северным небом» (1894), «В безбрежности» (1895), «Тишина» (1897), «Горящие здания» (1900), «Будем как Солнце» (1903), «Марево» (1922), «Моё – Ей» (1924), «В раздвинутой Дали: Поэма о России» (1930), «Северное сияние: Стихи о Литве и Руси» (1933), «Голубая Подкова: Стихи о Сибири» (1934), «Светослужение» (1937). Основное внимание сосредоточено на книгах стихов, написанных в годы последней эмиграции, – гораздо менее изученных литературоведами, нежели вышедшие из печати до 1917 года.
Предмет изучения – поэтика света, цвета и тени в лирических произведениях Бальмонта 1890–1900-х и 1920–1930-х гг.
Цель исследования – выявление свето-цвето-теневых образов, символов и мотивов, определение поэтики их воплощения, значений и функций в пространстве отдельных лирических произведений, циклов и книг Бальмонта 1890–1900-х и 1920–1930-х годов.
Осуществление данной цели предполагает решение следующих задач: 1) определить значения, роль и динамику свето-цвето-теневых образов и мотивов в лирическом пространстве избранных для анализа поэтических книг Бальмонта; исследовать поэтику этих образов и мотивов;
2) в поэзии Бальмонта 1920–1930-х годов выявить характер и семантику свето-теневых образов, их значение для авторской интерпретации противоречий Родины и чужбины;
3) проследить изменения в создании свето-цвето-теневых образов, мотивов и символов в разные периоды творчества: сопоставить изобразительные особенности и поэтическую выразительность лирических произведений Бальмонта 1890–1900-х и те же параметры в лирике 1920–1930-х годов;
4) привлекая факты и свидетельства личной и творческой биографии Бальмонта, прояснить мировосприятие, мифопоэтическую концепцию бытия, развернутую К.Д. Бальмонтом на протяжении творческого пути, уточнить эстетические ориентиры поэта.
История изучения вопроса. Наиболее важными для постижения наследия К.Д. Бальмонта являются критические работы поэтов-современников о бальмонтовской лирике и творчестве в целом: А.А. Блока, В.Я. Брюсова, И.Ф. Анненского, Н.С. Гумилева, М.А. Волошина. Бальмонтом утверждается личность, апеллирующая к высшей красоте, к «солнечности», к свету, и одновременно личность переменчивая в своих настроениях. Недаром о самом Бальмонте писал Н.Гумилев: «Вечная тревожная загадка для нас К.Бальмонт»[8].
Необходимо отметить также, что современников, как и самого Бальмонта, интересовала проблема художественно-философского осмысления света, цвета и тени в пространстве искусства. Литераторы и художники (Вяч. Иванов, А. Белый, В.В. Кандинский, М.М. Ларионов) подходили к данной проблеме с различных сторон. В 1910-е годы в авангардистской живописи зародилось новое направление – «Лучизм», основателями и идеологами которого стали художники М.М. Ларионов и Н.С. Гончарова. В своем манифесте «Лучизм» (1913) Ларионов определил задачу художника в выявлении формы, возникающей от пересечения лучей, исходящих от различных предметов[9]. Однако широкого распространения термин лучизм в искусствоведении не получил, реализуясь в произведениях авангардистов в качестве приема, живописной техники.
А. Белый («Священные цвета», 1903, «Арабески», 1911), а затем
В.В. Кандинский («О духовном в искусстве», 1911; «Точки и линии на плоскости», 1926) в своих работах исследовали символическую многозначность цвета. Интуитивистский подход к рассмотрению цвета и цветовых сочетаний, используемый этими авторами, а также их стремление к созданию синтетического искусства, как отметила В.А. Скрипкина[10], сближает их в общей для них хромоконцепции.
Философскую концепцию антиномических отношений света и тьмы выстроил Вяч. Иванов, опираясь на культурно-исторический опыт, связывая свет и тьму с апполоническим и дионисийским началами («Кризис индивидуализма»). Данное разделение он распространил не только на творческие процессы. В книге «Заветы символизма» Вяч. Иванов писал не просто о категориальных свето-теневых разграничениях, проецируемых на область творческого и поэтического миропонимания, но и о механизмах движения символической двойственности явлений («символический дуализм дня и ночи»)[11].
Философы П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков, Н.О. Лосский раскрывали теологический смысл в понимании свето-цвето-теневой природы окружающего мира. О. Сергий Булгаков сопоставлял со светлым и темным началами два противоположных устремления русской интеллигенции – «черносотенство» и «человекобожие» (например, в статье «Героизм и подвижничество» в журнале «Вехи», 1909). Значение этих понятий он расширил до общественно-религиозного в работе «Два града. Исследование о природе общественных идеалов» (М., 1911). Христианско-метафорическое толкование света и тьмы о. Сергий Булгаков основательно развернул в книге «Свет Невечерний: Созерцания и умозрения» (М., 1917). О. Павел Флоренский писал о слиянности светотени и цвета в книге «Столп и утверждение истины» (1914), в частности, размышляя об иконе Святой Софии, Премудрости Божией: «Голубизна неба – это проекция света на тьму, это граница между светом, богатым бытием, и тьмою – ничто, – образ Мира Умного»[12]. Н.О. Лосский, рассуждая о божественной светоносности, пронизывающей все живые существа, сделал акцент на том, что именно человеку дано право выбора между добром и злом, светом и тьмою: «Когда душа человека удаляется от Бога, мир для нее тускнеет»[13].
Одна из наиболее острых проблем, связанных с изучением творческого наследия К.Д.Бальмонта, – проблема восприятия его поэтических текстов. Их оценка и глубина понимания нередко зависели не только от вкуса и эстетического развития читателей, но и от их политических пристрастий и идейных ориентиров. Иногда критика относилась к поэзии Бальмонта с упорным непониманием и недоверием, как, например, Ю. Айхенвальд, написавший рецензию (под псевдонимом Б. Каменецкий) на книгу «Мое – Ей: Россия» (1925)[14]. Эти упреки не нашли возражений у современников, хотя, думается, они несправедливы.
После смерти Бальмонта литераторы Русского зарубежья отвели ему несколько страниц в книгах воспоминаний и небольших статьях. В период с 1921 по 1939 г. с литературно-критическими статьями и заметками о Бальмонте выступили на страницах эмигрантской прессы Ю. Айхенвальд, А. Бахрах, А. Бразоль, Б. Зайцев, Н. Кульман, Ю. Кутырина, В. Лурье,
К. Мочульский, А. Седых, М. Слоним, Г. Струве, Ю. Сущев, Ю. Терапиано, В. Третьяков, Тэффи, М. Цветаева, М. Цетлин, Е. Шиллер[15], а также
А. Амфитеатров, Н. Резникова, Е. Аничков и др.
Значительный вклад в изучение эмигрантского творчества Бальмонта внесли в 1990 – 2000-е годы отечественные историки литературы и литературоведы: К.Н. Азадовский, Е.М. Дьяконова, Г.М. Бонгард-Левин,
В. Крейд, П.В. Куприяновский, Н.А. Молчанова и школа их последователей и учеников П.В. Куприяновского – преподавателей и сотрудников Ивановского государственного университета[16]. Значительно облегчают научные изыскания исследователям творчества Бальмонта вышедшие в Иваново два тома Библиографии К.Д. Бальмонта[17].
В последние десятилетия о творчестве К.Д. Бальмонта защищено несколько кандидатских[18] диссертаций и две докторские: Молчановой Н.А. «Поэзия К.Д. Бальмонта: проблемы творческой эволюции» (2002); Будниковой Л. И. «Творчество К. Бальмонта в контексте русской синкретической культуры конца XIX – начала XX века» (2007). Обе работы ориентированы только на дооктябрьский период.
П.В. Куприяновский, основатель «Ивановской школы бальмонтоведения», исследованием творчества Бальмонта начал заниматься со второй половины 1980-х гг., а с 1992 г. в Иваново проходили межвузовские конференции «Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания ХХ века». П.В. Куприяновский и Н.А. Молчанова организовали настоящую школу бальмонтоведения. Весь творческий путь Бальмонта, включая период 1920–1930-х годов, рассмотрен П.В. Куприяновским в монографии «Поэт Константин Бальмонт: Биография. Творчество. Судьба» (Иваново, 2001). В двух главах (главах 13, 14), посвященных эмигрантскому творчеству Бальмонта, сделан обзор поэзии, прозы и критики поэта этих десятилетий, – с привлечением переписки Бальмонта с современниками, воспоминаний о поэте и других опубликованных и архивных достоверных источников. Хотя этот труд является наиболее полным, но автор не ставил своей целью подробное рассмотрение отдельных областей поэтики Бальмонта, в частности, системы свето-цвето-теневых образов.
В монографию П.В. Куприяновского и Н.А. Молчановой
«К.Д. Бальмонт и его литературное окружение» (Воронеж, 2004) вошли не только статьи о литературных и личных связях Бальмонта с И. Буниным,
Б. Зайцевым и др., но и публикации писем поэта к Г. Бахману, В. Обольянинову и др.
Значительным событием для бальмонтоведов стал выход в свет писем К. Бальмонта к И. Шмелеву (1926–1936 годов),[19] которые помогают пролить свет на многие «темные» места творческой биографии Бальмонта.
Эмоциональная окрашенность светотеневых образов-символов обнаруживает глубокую связанность с внутренним миром лирического «я» Бальмонта. В. Крейд объяснил это «единой силой художественного дара» Бальмонта и тем, что образы его лирики обладают «духовной природой»[20]. В ранних книгах стихов «Под Северным небом», «В безбрежности» выражены «световые восторги»: луна, солнце или другой световой источник становятся неотъемлемой частью лирического субъекта. В этой связанности героя с природой усматривается приверженность поэта традициям, пантеистическим и романтическим идеям, воплощенным в лирике
А.А. Фета и Ф.И. Тютчева. Большое внимание уделяется в наши дни исследованию экзотических и этнокультурных компонентов в лирике Бальмонта (например, «Бальмонт и Япония» К.М. Азадовского, Е.М. Дьконовой[21] ).
Безусловно ценным является труд А. Ханзен-Леве[22], характеризующий некоторые грани и общую систему световых и теневых мифопоэтических символов К. Бальмонта как характерные приметы русского символизма.
Предпринимались исследования проблем поэтики света и тени применительно к произведениям русских писателей-прозаиков (М.Н. Панкратова – Ф.М. Достоевского, Е.А. Юшкина – М.А. Булгакова) [23]. В реферируемом исследовании эта область художественного сознания и специфика художественного воплощения рассматривается с учетом сделанного предшественниками, но и по-другому, поскольку речь идет о лирике.
Научную новизну работы обеспечивает:
1) обращение к малоисследованной лирике К. Д. Бальмонта: привлечение архивных материалов, ставших библиографической редкостью изданий и публикаций стихов и прозы Бальмонта в периодике Русского зарубежья, а также произведений поэта, вышедших из печати в последние два десятилетия;
2) теоретико-литературное осмысление специфических особенностей и характеристик образов и символического наполнения света, цвета и тени в лирике поэта; уточнение эстетических ориентиров поэта:
3) выявление поэтической эволюции мотивов, включающих динамику световых и теневых образов (в том числе ставших символами), как поэтического выражения мировоззрения поэта;
4) осуществление комплексного анализа поэтики света и тени в лирике К. Д. Бальмонта двух избранных нами периодов: 1890–1900 гг. и 1920–1942 гг. – с позиций принципов историко-литературного научного изучения лирического наследия автора и методологических основ искусствоведения.
В ходе работы над диссертацией применялись следующие научные методы исследования: биографический, сравнительно-исторический, текстологический, мифологический, аналитический, аксиологический, историко-культурологический. Наиболее важной установкой нашего исследования является изучение поэтического воплощения образов света, цвета и тени, их историко-мифологических истоков, философского осмысления в искусстве и литературе и анализ свето-цветовых поэтических решений, контрастных и промежуточных оттенков как принципиально значимых для организации художественного пространства. В работе применяются элементы эмпирического и интуитивного «вхождения» в поэтический текст; раскрывается мироощущение поэта и его отношение к стихийным первоначалам (Огонь, Вода, Земля, Воздух) и христианским духовным ценностям.
Основные положения, выносимые на защиту:
- Лирика Бальмонта – проявление интеллектуальных и интуитивных переживаний в свето-цвето-теневых поэтических решениях, определяющих поэтику всей ткани его произведений.
- Свето-цвето-теневые образы-символы и мотивы имеют ведущее, смыслообразующее значение в лирических книгах Бальмонта и в 1890–1900-е, и в 1920–1930-е годы. В лирике Бальмонта обнаружено эволюционное движение свето-цвето-теневых мотивов на протяжении всего его творческого пути, в структурно-поэтическом целом лирических произведений и внутри значительного для Бальмонта образа русской истории.
- В книге стихов «Марево» представлены диссонансные соотношения свето-цвето-теневых образов, раскрывающие трагическое мироощущение поэта, что выражается в «замутненности» взгляда лирического героя, утрате им времени, соотносимого с реальным, неразличении добра и зла, в преобладании инфернальной атмосферы, замене свето-теневой контрастности заведомо антиномичными образами.
- В книге стихов «Марево» образы «мрака», «тьмы», «света», «солнца», «луны» являются посредниками между лирическим героем и образом времени, связывая эти два элемента художественно-лирической картины мира воедино. Время в своем неумолимом течении уходит в бесконечность, т.е. в тьму. Кумулятивная функция образа тьмы осложняется одновременно градационным синонимическим рядом: от «мрака» к «притихшей тьме» и далее – к «ночи». Насыщая лирический фон темным цветом или зловещим светом, Бальмонт показывает путь «пламени, бури и мглы» у героев трагической эпохи.
- Лирический сборник К. Д. Бальмонта «Моё – Ей» является своеобразным переходом от преобладающих образов мрака и зловещего свето-цвета в «Мареве» к просветленным началам, реализованным в ключевом образе России. Лирический герой обретает время и исследует прошедшее. Свет здесь – олицетворение вечной жизни; тьма – смерти, стихийного хаоса. Данное противопоставление рождает новый смысл – жажду гармонии, жизнеутверждающего начала.
- В книге «В раздвинутой Дали» художественно-поэтические элементы изображения света и тени являются необходимым средством построения лирического пространства, его расширения, сужения и качественного изменения, что позволило поэту существенно расширить и символически заострить тему Родины-России.
- В конце 1920-х – начале 1930-х годов, во время активного изучения и постижения Бальмонтом языческой культуры славянских стран (Литва, Чехия, Болгария), от идей православия, света «пасхального дня», воплощенных в книгах «В Раздвинутой Дали», «Мое – Ей» автор обращается к древнему осознанию всепоглощающего языческого огня – в книге «Северное Сияние». Бальмонт анализирует и поэтически воспроизводит соотношение языческих и христианских начал в душах своих современников, переживания которых объединяет лирическое «я».
Научно-практическое значение диссертации состоит в возможности использования материалов и выводов данной работы в вузовском преподавании курсов истории русской литературы Серебряного века и Русского зарубежья и культурологии, а также при подготовке специальных курсов по теоретической и практической поэтике.
Структура и объем работы обусловлены целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. Основной текст диссертационного исследования изложен на 208 страницах, библиография насчитывает 410 наименований.
Апробация диссертации проходила в форме опубликования статей и выступлений с докладами на научных конференциях: Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы ХХ века: Международная научная конференция, Москва, МГОУ, 27-28 июня 2007 г.;
V юбилейная международная научно-практическая конференция «Татищевские чтения: актуальные проблемы науки и практики», Тольятти, Волжский университет им. В.Н. Татищева, 2008 г.; Словесное искусство Серебряного века и Русского зарубежья: Международная научная конференция, Москва, МГОУ, 23-24 июня 2009 г.
Основное содержание работы
Во введении представлена историография вопроса, обосновывается актуальность исследования и научная новизна, формулируется научная проблема, ее теоретическое обоснование, обозначается объект и предмет исследования, цель и задачи работы.
В первой главе «Поэтика света и тени в лирике К.Д. Бальмонта 1890-1900-х годов» рассматриваются характерные особенности и происхождение образов света и тени в пяти книгах стихов поэта: «Под северным небом» (1894), «В безбрежности» (1895), «Тишина» (1897), «Горящие здания» (1900), «Будем как Солнце» (1903). Рассматриваются «контрастные пары» света и тени, анализируются варианты светотеневых образов и их роль в поэтических текстах К.Д. Бальмонта.
В параграфе 1.1. «Реализация мифопоэтического сознания в светотеневых образах ранних книг стихов К.Д. Бальмонта (1890 – 1900-е годы)» рассматриваются мифологические истоки светотеневой образности в лирике поэта. Выявляются концептуальные трактовки мифа в трудах
А.А. Потебни, С. Лангер, М. Бубера, Юань Кэ, Лу Синь. В поэтике света и тени Бальмонта миф (мифическое) являлся отправной точкой лирических размышлений и возникновения многих солярно-лунарных и мрачных образов-символов и мотивов. Мифо-символическая концепция выражала стремление поэта к преодолению противоречия между двумя «я» – «личностно-творческим» и «лирическим». Бальмонт, воспринимая стихию свето-огня эмпирически, наделял её своим философско-эстетическим значением в книге «Будем как солнце» (в работе подробно анализируются стихотворения «Рассвет», «Гимн огню»). Истоки символического образа поэт обнаруживал в мифической древности – «триликость» жизни огня проявляется в трех действиях: «О, ты светишь, ты греешь, ты жжешь!» Герой горел желанием постигать стихийное начало, переживая его изнутри, как состояние собственной личности. Идеалистические рассуждения Бальмонта об огне («Огонь есть истинно всемирная стихия, и кто причастился огня, тот слит с Мировым») (1, 8) характеризовали огненно-световую первооснову как вездесущую, регулирующую основу бытия.
В поэтике Бальмонта 1890–1900-х гг. прослеживается эволюция световых образов: от доминирующих в 1890-х гг. лунарных образов к солярным в 1900-е годы. («Будем как Солнце»). Философия и миф о Солнце интерпретированы Бальмонтом в символическом ключе. Солнечный образ, трактуемый многими мифологическими системами как символ жизни, в поэтике ранних лирических книг поэта связан с категорией уходящего мгновения и подвержен «мимолетным» трансформациям. Метафизические категории жизни и смерти воссозданы в стихах через соотношения с образами Ночи, Вечера и – Дня, Утра, что отчасти было реакцией на книгу
Ф. Ницше «Так говорил Заратустра».
В лирике 1900-х гг. чередование света и тени – это не только религиозно-философские искания духовного единства, осуществляемого через постижение героем Бога в себе, его стремление к раскрытию «всего во всем» (Вл. Соловьев), но и отражение мифологических концепций, а также легенд о сотворении мира, преломленных в восприятии автора. Это древнекитайские мифы о рождении Солнца и Луны («Книга гор и морей», «Книга Перемен»), древнеиндийский эпос («Упанишады»). Один из важнейших источников света в поэтике Бальмонта 1890 – 1900-х гг. – образ Агни (первый гимн в «Ригведе» «Гимн к Агни» переведен впервые Бальмонтом), который помогает поэту раскрыть нематериалистическую сущность Огня. Во многих стихотворениях поэт напрямую обращается к мифическим божествам: Рудре, Ра, Атону, Нинлиль, Диане и др. В итоге проведенных сопоставлений сделан вывод, что светотеневая мифологема в поэзии К.Д. Бальмонта сохраняет не только форму, но и архаическую «функциональность» в раскрытии новых ощущений, ведущих лирического героя к истокам свето-огневых явлений, преобразующих тьму хаоса. Слиянность лирического героя с источником света говорит о его экстатической натуре, ищущей высшей истины. С помощью образов света и тени поэт также усиливает глубину некоторых цветовых сочетаний, с помощью которых прорисовываются новые символические смыслы.
В параграфе 1.2 «Художественно-поэтические характеристики светотеневой образности в лирике К.Д. Бальмонта 1890 – 1900-х годов» анализируется поэтика световых и теневых характеристик и самостоятельных образов света в лирике Бальмонта 1890 –1900-х годов. Здесь особо пристальное внимание уделяется не только внешним поэтическим свойствам образов света и тени, но и анализу внутреннего мира лирического героя, переживания которого выражены через мельчайшие подробности светотеневой игры. Прослежено, как меняется настроение лирического героя от раннего сборника «Под северным небом» к более поздним – «Горящим зданиям» (1900) и «Будем как Солнце» (1903). Движение светотеневых образов эмоционально окрашивает в неповторимые тона лирическое сознание героя и всю художественно-образную систему поэтического произведения. Лунная и ночная символика преобладают в сборнике «Под северным небом», лирический герой которого пребывает во власти романтических традиций. В книге «В безбрежности» светотеневые образы соотнесены с особенностями художественного времени у Бальмонта. Солнечный и лунный свет – это неуловимый момент сейчас, а «туманный рассвет» – неизвестное будущее. Данная светотеневая и темпоральная параллель намечена в раннем творчестве и станет более значимой в творчестве Бальмонта 1920 – 1930-х годов.
На первый план в ранних книгах выходят неяркие полутона, полумрак, что составляет иллюзию призрачности, и в этом бегстве то ли за светом, то ли за тенью-призраком и есть, по мнению автора, высшая целеустремленность. Движение уходящего света вверх, перемещение «поэтического зрения» вслед за светилом, размытость грани дня и ночи обусловливают импрессионистические закономерности. Возможности лирического субъекта Бальмонта не ограничиваются только зрительным восприятием света и тьмы, он способен ощутить свет и с помощью обоняния, и посредством слуха. Синэстетизм передает растворенность человека в мире природы, его сосредоточенность на источнике световых потоков. («В безбрежности»). Сделан вывод, что свет и воздух, колорит, атмосфера играют в стихах Бальмонта неизмеримо бльшую роль, нежели «рисунок» – четкость очертаний, неподвижность объектов-образов.
В книге лирики «Горящие здания» (1900) существенно меняется настроение лирического героя, жаждущего огня. Огонь здесь теургический образ, рождающий новый мир, преображающий старый в своем пламени («Рассвет», «Смертию – смерть», «Кинжальные слова»). Этому пламени герой готов отдаться сам без остатка, сгореть в нем («И мир, порвав, сам вспыхнул…») и создать новую Вселенную. Из понимания Солнца-Огня как теурга неизбежно следует знак равенства между поэтом и Солнцем-Огнем («Кузнец», «Молитва о жертве», «Лесной пожар», «И плыли они»).
В книге «Будем как Солнце» ключевую роль играет светотеневой контраст. В этом сборнике Бальмонт пытается очертить космологическую картину мира, в центре которой поставлено Солнце – вечный и животворный источник всего сущего. Бальмонт опирается на традиции таких поэтов, как А.А. Фет, Ф.И. Тютчев, Я.П. Полонский. В поэтике лирической книги свет и тень – способность распознавать в мимолетностях случайного движения больше, чем может обычный наблюдатель. Свет, цвет и тень для поэта – возможность увидеть и запечатлеть «незримую жизнь за очевидною внешностью» (статья Бальмонта «Элементарные слова о символической поэзии»). В отличие от предыдущих сборников, где излучение света было преимущественно «ипостасью божественного», в «Будем как Солнце», – как показал анализ идейного содержания и изобразительно-выразительных средств, – небесные светила (Солнце, Звезда) устремлены к земле. Движение света направлено сверху вниз, свет вторгается в пространство тьмы – «контрастирующее» взаимодействие света и тени, неба и земли позволяет поэту найти общее в противоположных явлениях, провести мысль о том, что двойственность мира преодолима в мировой Душе.
Во второй главе «Особенности творческого пути К.Д. Бальмонта 1920 – 1930-х годов. Книга стихов «Марево»» освещаются основные этапы творческого пути в период последней эмиграции поэта и рассматриваются диссонансные особенности книги стихов «Марево».
В параграфе 2.1 «Особенности творческого пути К.Д. Бальмонта
в 1920 – 1930-е годы» рассматривается поэтическое наследие Бальмонта 1920 – 1930-х годов в восприятии литературной критики и общественности Русского Зарубежья. Приводятся высказывания о «солнцепоклоннике» М.О. Цейтлина, Ю. Айхенвальда, Б.К. Зайцева, Д.П. Святополка-Мирского, В. Львова-Рогачевского, Г. Струве, А. Седых, А.В. Бахрах,
Ю. Терапиано, В. Лурье, И. Шмелева и др. – весьма неоднозначные трактовки. Проза нашла больше положительных откликов, нежели поэзия Бальмонта. Лирические книги Бальмонта «Дар земле» (1921), «Марево» (1922), «Пронзенное облако» (1923), «Голубая подкова» (1937) – остались критикой почти незамеченными[24].
В процессе осмысления литературного наследия Бальмонта диссертантом предложена следующая периодизация эмигрантского периода творческого пути поэта: I этап – 1920 – 1927 гг.; II этап – 1927 – 1932 гг.; III этап – 1932 –1937 гг. После 1937 года в творчестве Бальмонта наступает «этап молчания», связанный с душевной болезнью поэта. В главе подробно рассматриваются особенности творческой и личной биографии внутри выделенных этапов, выявлены и охарактеризованы творческие связи Бальмонта с его литературным окружением в Париже и славянских странах Западной Европы (Литва, Чехия, Польша). Приведены сведения об одиночестве Бальмонта в эмигрантской среде (исключением является его дружба и творческая связь с И.С. Шмелевым).
Параграф 2.2 «Диссонансное соотношение световых, теневых и цветовых образов и характеристик в художественной системе лирической книги стихов К.Д. Бальмонта «Марево» включает в себя три раздела, посвященные изучению первой созданной в эмиграции книги стихов поэта.
В «Мареве» лирически воплощена трагическая картина мира через различные формы диссонансных соотношений света, тени и цветовых тонов и оттенков в построении художественных образов и деталей. Центральным образом, предопределяющим дисгармонию в поэтическом мире Бальмонта, является «марево», – своеобразный свето-цвето-теневой феномен, несущий мрачный символический смысл, ранее нашедший свое воплощение и осмысление в лирике и в теоретических работах А.А. Блока, А. Белого,
Вяч. Иванова. Рисуя картину «страшного мира», Бальмонт, подобно
А. Блоку (например, «Как свершилось, как случилось…» из цикла «Возмездие»), прибегает к демонологическим образам, исполненным в свето-теневой и цветовой тональности («Чтоб не нарушить этикета, / Надел я саван из холста. / И в зыби факельного света / Кругом плясала темнота»[25] Анализ стихотворений сборника помог выявить круг проблем, связанный общей идеей неразличимости добра и зла для человека, заблудившегося во «мраке духовном», в хаосе событий.
В разделе 2.2.1. «Свето-цвето-теневые образы как средство темпоральной организации лирической книги стихотворений К.Д. Бальмонта «Марево» особое внимание уделяется проблеме организации художественного времени. Бальмонт, рассматривая три временных плана (прошедшее, настоящее, будущее) соотносит их со свето-цвето-теневыми явлениями. Прошлое у него чаще ассоциируется со «светлой сказкой», будущее с ночью, серостью, «маревом», а настоящее чаще всего или вовсе опускается, или видится поэтом в «пугающем мраке». Свето-цвето-теневые образы и явления представляют трагическую данность, сопряженную с темпоральной и инфернальной сущностями, создающими определенное диссонансное звучание художественных образов. В большинстве стихотворений сборника «Марево» время томительных ожиданий Бальмонт метафоризирует средствами свето-цвето-теневой поэтики. Светотеневые образы помогают раскрыть темпоральную внутреннюю организацию, а иногда и тематику образов, определяющих разные слагаемые времени: тайно исполненные светом сущности имеют тенденцию прорываться сквозь толщу времени, определяя будущее, и тогда эстетико-художественная оппозиция времени, сближающегося с мраком, и вечности, которую символизирует свет, открывает новые неожиданные возможности лирических противопоставлений.
Раздел 2.2.2. Особенности символистского мироощущения автора в поэтическом сборнике «Марево» обращен к одной из особенностей поэтического диссонанса – художественному воплощению противостояния и слияния сил – божественной, пантеистической и демонологической в трагическом мироощущении Бальмонта. Личностное переживание религиозно-духовного кризиса, который обострился в России в 1900-е –1920-е годы, отразился в поэтических свето-цвето-теневых антиномиях Бальмонта. Для постижения содержания лирики «Марева» привлечено разработанное Вяч. Ивановым понятие «символический дуализм дня и ночи» (Иванов В. «Заветы символизма»). Поэтическое значение контраста «дня и ночи» Бальмонта отлично от философского, исходящего из признания равноправия и несводимости друг к другу двух начал – материи и духа. В поэтическом мире «Марева» начала дня и ночи расходятся в мире хаоса и в конечном итоге сходятся – в точке предсоздания бытия. Здесь находит творческое выражение трагическое мировосприятие поэта, с одной стороны, и символистских постулатов, задающих движение от тьмы к свету, – с другой. Контрастные начала «дня» и «ночи» в поэтике «Марева», соединяясь в векторной направленности (от темных лестниц» к «горнилу всех лучей») и многогранном восприятии мира, предстают в качестве синтезируемых элементов поэтической структуры.
В разделе 2.2.3. «Эстетическая визуализация свето-цвето-теневых образов и ее значение в изображении внутренних противоречий лирического героя» освещается иной аспект диссонансного звучания. Наблюдения над текстами привели к заключению, что, несмотря на трагическое мироощущение поэта и кровавые картины, передаваемые в книге «Марево», некоторые свето-цвето-теневые образы не утрачивают своей эстетической значимости и приобретают более отчетливую и в то же время динамическую зрительную ощутимость в художественно-словесной организации лирического произведения. Данные образы эстетически визуализируются и создают специфический контраст «страшному миру». Мрачные стихи об ужасающих событиях перемежаются в книге с текстами, наполненными светлой лирической грустью и печалью. Анализ конкретных стихотворений позволил установить ряд важных особенностей использования поэтом свето-цвето-теневой эстетизации и визуализации художественных образов, идейно противостоящих трагическому осознанию действительности. Раскрытию данной проблемы способствовало изучение теоретико-эстетических работ А.Ф. Лосева, Л.М. Грановской, Е.И. Мостепаненко.
В третьей главе «Построение свето-цвето-теневых пространств России в лирике К.Д. Бальмонта второй половины 1920-х годов» рассматривается пространственная организация свето-цвето-теневых образов, исследуется их смыслопорождающее единство и художественная противонаправленность, а также характеризуются особые стилевые черты поэтических сборников К.Д. Бальмонта «Мое – Ей» и «В раздвинутой Дали».
В параграфе 3.1. «Оппозиции света и тени в книге лирики К.Д. Бальмонта «Моё – Ей» введено и обосновано понятие «бинарная система света и тени», – по ряду характерных свойств, отличающих его от контраста, распространенного в гуманитарных науках в качестве бинарной оппозиции (Н.С. Трубецкой, Ю.М. Лотман, В.П. Риднев). Элементы системы стремятся к преодолению изначальной антиномичности, до конца не преодолевая ее, но во взаимном слиянии рождают новый символический смысл. Одним из механизмов бинарной системы является погруженность одной противоположности в другую не по принципу контрастности, а как намеренное четкое выделение одного и другого (свет, тени, цвет) с целью выявить их непохожесть, определить степень их внезапного единства, результатом которого предстает рождение нового смысла. Отмечается ключевое значение книги «Мое – Ей» в лирике 1920 – 1930-х гг. К.Д. Бальмонта – это поворот к светлым началам, обретение лирическим героем исторически конкретного времени, новая актуализация и новые выразительные художественные решения ставшего для поэта идеалом образа России.
Параграф 3.2. «Светотеневое моделирование художественно-поэтических координат в книге стихов К. Д. Бальмонта «В раздвинутой Дали» включает в себя два раздела и посвящен проблеме поиска России в геополитическом и нравственно-этическом пространстве. Понятия «внешняя» и «внутренняя» «доля» и «воля» России являются важными для поэта (статья К.Д. Бальмонта «Воля России», 1924) и определяющими идейную направленность всей книги. В центре внимания здесь анализ поэтики стихотворений «Русь», «Бубен», «Заветы пращуров», «Двенадцатый год» и др.
В разделе 3.2.1. «Сужение и расширение поэтического пространства» интерпретированы световые и теневые мотивы книги «В раздвинутой Дали». В ходе их изучения выявлено, что художественно-поэтические детали и образы света и тени являются самым необходимым средством построения лирического пространства, его сужения, расширения и качественных изменений. Затрагивается вопрос и о восприятии пространства автором, а также о «зрительной перспективе» и «точке зрения» героя в контексте общенаучных теорий (Б.А. Успенский, Б.В. Раушенбах). Выявляется проблема заполнения и моделирования пространства художественно-словесного поэтического произведения, граничащая с формально-логическими принципами и геометрическими приемами, лежащими в основе передачи пространственности в изобразительных видах искусства (живописи, кино, театре). В поэтическом сознании Бальмонта изначально заложена субстанциальная идея света; поэт постоянно апеллирует к световому источнику, находящемуся в реальном мире (восход Солнца, закат, горение, блеск воды и др.), но для лирика важны непосредственные впечатления от восприятия светового феномена. Бальмонт вводит световой образ в поэтический текст и тем самым сначала моделирует, а потом преобразует пространство, освещая его или затемняя, – в соответствии с творческими целями.
В разделе 3.2.2. «Доминирование света над тьмой как основа христианского мировоззрения» показан религиозный характер осмысления Бальмонтом преображения тьмы в свет. У Бальмонта стремление и переход к обожествляемому им свету вызван мечтой о родине. Символы, берущие свое начало в православной культуре, такие, как «Пасха», «пасхальное яичко», «тихая лампада», «свеча», «кадило», – не являются чисто атрибутивными, они отсылают к теме России, расширяют и заполняют внутреннее семантическое поле образа Руси в лирической книге «В раздвинутой Дали». Пасхальные образы, олицетворяющие собой русское Православие, выражают надежды автора на воскрешение прежней России. Хотя (в отличие от своего друга И.С. Шмелева) Бальмонт придерживался либерально-демократических взглядов и после пятилетней жизни в эмиграции был заметно менее политичен, ему было чуждо «сменовеховство» и «евразийство». К программе духовного возрождения России И. Ильина он также отнесся без каких-то действенных шагов. По духу Бальмонту был ближе
Н.А. Бердяев, провозгласивший приоритет личности и утверждавший, что никакие общественные устои не могут быть поставлены выше индивидуальной свободы, в достижении которой он видел смысл истории. В поэзии Бальмонта оппозиция – день и ночь, свет – темнота, лучезарный – сумеречный – не являются только антиномичными, их лирическая наполненность намного шире. Они одновременно выступают не только закрытыми, замкнутыми парами-оппозициями, но и образуют заданные поэтические переходы (векторы) от сумеречного состояния к солнечности с целью раскрытия многогранности бытия, его скрытой сущности. В этом и проявляется своеобразие импрессионистической манеры бальмонтовской поэзии, которую поэт сохранил и в позднем своем творчестве.
В параграфе 3.3. «Окрашенность символических светоносных образов в стиле «славянского барокко» выдвигается гипотеза о том, что Бальмонт в своем поэтическим творчестве конца 1920-х гг. «реставрирует некоторые элементы стиля барокко». Впервые это было отмечено М.О. Цетлиным: «Поэзия Бальмонта, всегда склонная к внешней словесной узорности, стала с возрастом совсем “барочной”, каким-то русским горгонизмом»[26]. Поэтапный анализ стихотворений поэтической книги Бальмонта «В раздвинутой Дали» убедил, что действительно по своей стилистике и художественному языку их можно определить как барочные. Внутреннее содержание и двойная символическая завуалированность смыслов (стихотворение «Подвижник Руси») подводят к выводу об окрашенности стиля барочными признаками.
В параграфе 3.4. «Поэтическая концепция светослужения в лирике К.Д. Бальмонта конца 1920-1930-х годов» объектом исследования являются поэтические книги «В раздвинутой Дали» (1929), «Северное сияние: стихи о Литве и Руси» (1933) и «Голубая Подкова» (1934).
Чувство природы и его выражение в символических образах света, цвета и тени являются важнейшими для понимания поэтической философии светослужения, отразившейся в лирике Бальмонта конца 1920-х – 1930-х годов. Данная согласованность плана выражения и плана содержания образа природы – важнейшая черта поэтической концепции «светослужения» в лирике Бальмонта, в книге «Северное Сияние» – в частности. Здесь проявилось в новых образах и картинах рефлексирующее поэтическое самосознание Бальмонта-лирика, его всепоглощающая страсть света («Солнце сильнее всех и всего»), всеохватывающая онтологическая мгновенная «преображаемость» светом («Ход вещей этого мира предопределен Солнцем») [27].
Конец 1920-х – начало 1930-х годов стали для Бальмонта периодом активного изучения и постижения языческой культуры славянских стран (Литвы, Чехии, Болгарии). Изобилие познанных им языческих культов, связанных с почитанием огня, света в славянских мифах и легендах помогает поэту воплотить в самой ткани лирического произведения амбивалентное чувство первобытного страха и радости перед стихийным величием природы, чувство «праздника», «пляски» огня, древнеславянской интенции света. Поэт проник в основы языческого пантеизма, что и повлияло на характер огне-светоносных образов-символов, представленных автором в книге «Северное сияние».
От идей православия, света «пасхального дня», воплощенных в книгах стихов «В раздвинутой Дали», «Мое – Ей» автор погружается в более глубокую древность, к всепоглощающему языческому огню «Северного Сияния». Поэт показывает, как в сознании современного человека синтезируется языческое и христианское начала.
В «Северном Сиянии» Бальмонт-художник призывает слить воедино в звуке праздничного бубна две веры: «веру» «в крест» с «верой» «в огонь»: «Бубен праздника трезвонь: /– Верь в свой крест и верь в Огонь!»[28]. Поэт не ставит вопроса о выборе – что лучше христианство или язычество, ему эмпирически зримо и то и другое. Рассматривая живые человеческие переживания, берущие свое начало в культурно-историческом сосуществовании христианства и язычества, поэт осмысливает сознательное и бессознательное, «ярь языческую» и «нагорный пламецвет».
В Заключении подведены итоги работы, сформулированы выводы и намечены перспективы исследования творчества К.Д. Бальмонта.
Образы-символы света и тени в лирическом творчестве Бальмонта не являются однозначными в конкретных произведениях, их значения обретают в каждом лирическом сборнике новое общее звучание, придают новые оттенки всему поэтическому контексту. Данная особенность определяется и большим количеством воплощений разнообразных источников света и – образов тени (представленных напрямую или указывающих на «теневую» семантику).
В лирике дооктябрьского периода свет и тень «сосуществуют» на уровне контраста (контрастные пары, контрастирующие элементы), передавая особую поэтическую силу, сопереживание явлениям бытия, ощущение мощной и многоцветной красоты мира и тревожные символистские предощущения зыбкости бытия, его двойственности.
В лирике 1920–1930-х годов поэт восславил устами героя светоносное имя – Россия; изгнанник и беженец в мечтах прозревал ее раздолья, через толщу смутного настоящего предощущал ее светозарное будущее.
В 1920 – 1930-е гг. лунарные и солярные символы уравнены и по частотности использования и по концептуальной значимости, ибо для поэта в этот период особый смысл приобретало их цветовое выражение, мифопоэтическая, пространственная реализация.
В книгах «Мое – Ей», «В раздвинутой Дали» образы и мотивы света, солнечности становились не только основным средством раскрытия темы России, Родины, «тчего дома», но и уникальным поэтическим приемом моделирования художественного пространства: поэт «раздвинул» «даль», пытаясь сократить расстояние между «там» и «тут», выстроил пространство родимого края, мастерски используя светотеневую технику «высвечивания», «растворения» и «сужения» дистанций. Заново воспетые поэтом чувства природы и родной земли сопряжены с изначально присущим Бальмонту символистским принципом преданности огню и свету.
Перспектива исследования темы может быть намечена как подробное и обстоятельное изучение свето-цвето-теневых образов во всем поэтическом наследии К.Д. Бальмонта, в результате чего, вероятно, будут классифицированы все светотеневые образы и определены их текстуальные и контекстуальные значения. Ещё более важно сосредоточить усилия на разыскивании личного архива поэта, предположительно разрозненного и находящегося частично в государственных и частных хранилищах Франции, США, России.
Основные положения диссертационной работы отражены в статьях, опубликованных в изданиях, включённых в перечень ВАК:
1. Меркулов И. М. Особенности творческого пути К. Д. Бальмонта в 1920-е годы // Педагогика искусства: Электронный научн. журнал. – № 4. – 2010. URL: http://www.art-education.ru/AE-magazine/new-magazine.htm- (0,7 п.л.).
2. Меркулов И.М. Элементы славянского барокко в поэзии
К.Д. Бальмонта 1920-1930-х годов // Вестник МГОУ. Серия «Русская филология». – № 2. – 2007. – М.: Изд-во МГОУ. – С. 278-281.
ISBN 978-5-7017-1118-9. (0,3 п.л.).
а также в следующих публикациях:
3. Меркулов И.М. Генетические истоки светотеневых образов в творчестве К.Д. Бальмонта // Утренняя заря: Молодежный литературоведческий альманах / Под ред. Т.К. Батуровой, В.П. Зверева. – М.: Изд-во МГОУ, 2006. – С.106 – 115.
ISBN 978-5-7017-0990-2. (0,6 п.л.).
4. Меркулов И.М. Художественные особенности поэтического сборника К.Д. Бальмонта «Марево» (1922) // Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы ХХ века: Материалы Международной научной конференции. Москва, МГОУ, 27-28 июня 2007 г. Вып. 5. Литература Русского зарубежья / Ред.-сост. Л.Ф. Алексеева. – М.: Изд-во МГОУ, 2008. С. 46 – 50.
ISBN 978-5-7017-1317-6. (0,4 п.л.).
5. Меркулов И.М. Творчество К.Д. Бальмонта 1920 – 1930-х гг. в оценке критиков и литературоведов // Материалы V юбилейной международн. научно-практич. конф. «Татищевские чтения: актуальные проблемы науки и практики» // Гуманитарные науки и образование. Ч. II. – Тольятти: Волжский университет им. В.Н. Татищева, 2008. – С. 242 – 248.
ISBN 978-5-94510-077-0. (0,3 п.л.).
6. Меркулов И.М. К.Д. Бальмонт // Меркулов И.М. Литература с основами литературоведения. Часть 3. Русская литература конца ХIХ – начала ХХ века. – М.: Изд-во МГОУ, 2008. – С. 186 – 189.
Без ISBN (0,1 п.л.).
7. Меркулов И.М. Светотеневое моделирование художественно-поэтического пространства в книге стихов К.Д. Бальмонта «В раздвинутой Дали» // Словесное искусство Серебряного века и Русского зарубежья в контексте эпохи: Сборник научных трудов по материалам Международной научной конференции. Москва, МГОУ, 23-24 июня 2009 г. Часть II. Литература Русского зарубежья и продолжатели традиций. – М.: Изд-во МГОУ, 2010. – С. 129 – 134.
ISBN 978-5-87604-259-3. (0,3 п.л.).
[1] Бальмонт К.Д. Собр. соч.: В 7 т. / Вступ. ст. В. Макарова. – М.: Книжный клуб «Книговек», 2010.
[2] Бальмонт К.Д. Стихотворения / Вст. ст., сост., подготовка текста и примеч. В.Н. Орлова. – Л.: Сов. писатель, 1969. – 711 с.; Бальмонт К.Д. Избранное / Сост. В. Бальмонт; вст. ст. Л. Озерова; примеч. Р. Помирчего. – М.: Худож. лит. 1983. – 752 с.; Бальмонт К.Д. Собр. соч.: В 2 т. – М.: Можайск – Терра, 1994; Бальмонт К.Д. Светлый час. Стихотворения и переводы. – М.: Республика, 1992; Бальмонт К. Д. Стихотворения / Сост., вступ. ст. Л.Ф. Алексеевой. – М.: Звонница–МГ, 2005. – 480 с.
[3] Бальмонт К.Д. Полн. собр. стихов: в 10 т. Изд. 3-е. – М.: Скорпион, 1909–1914.
[4] Наибольший интерес представляют следующие ресурсы: «Библиотека Максима Машкова» (http://az.lib.ru/b/balxmont_k_d/) и «Балтийский архив» (http://www.russianresources.lt/archive/Balmont/Balmont_0.html)
[5] Бальмонт К.Д. Собр. соч.: В 2 т. Т.1. – Можайск: Терра, 1994. С. 217. Далее стихи Бальмонта приводятся по этому изданию с указанием т. и с. в скобках. Цитирование не вошедших в данное издание произведений сопровождается отдельными сносками.
[6] Имеется в виду термин «валёр», который означает оттенок тона в графике и живописи, характеризующийся соотношением света и тени (Фрамантен Эжен. Старые мастера / Пер. с франц. – М.: Советский художник, 1966. – С. 154–157).
[7] Бальмонт К.Д. Марево. – Париж: Франко-русская печать, 1922, – С.109.
[8] Гумилев Н.С. Сочинения: В 3 т. Т.3. – М.: Художественная литература, 1991. – С. 95.
[9] Ларионов М.М. Лучизм. – М., 1913 (переиздано в 1917 г. в Италии).
[10] Скрипкина В.А. Роль цветовой символики в раннем творчестве А. Блока, А. Белого,
С. Соловьева: Монография. – М.: Издательство МГОУ. – 2008.
[11] Иванов В.И. Заветы символизма // Родное и Вселенское – М.: Республика, 1994. –
С. 181.
[12] Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. Т. 1. – М.: Правда, 1990. –– С. 375.
[13] Лосский Н.О. Ценность и Бытие: Бог и Царство Божие как основа ценностей. – Харьков: Фолио; М.: АСТ, 2000. – С. 107.
[14] См: Литературная энциклопедия Русского Зарубежья (1918–1940). Т. 3: Книги / Институт науч. информ. по обществ. наукам РАН / Сост. и ред. А.Н. Николюкин. – М.: РОССПЭН, 2002. – С. 67.
[15] См.: Библиография Русской зарубежной литературы 1918–1968: В 2 т. Т. 1 / Сост. Л.А. Фостер. – Boston, 1970. – С. 190.
[16] См.: Константин Дмитриевич Бальмонт в трудах исследователей ивановского региона:
К 140-летию Константина Дмитриевича Бальмонта: Библиографический указатель / Иван. гос. ун-т; «Бальмонт-центр»; науч. Библ. ИвГУ; Шуйский гос пед. ун-т; Сост.: Л. В. Кузнецова, И. Б. Латкова, А. Ю. Романов, Ф. Г. Тапаева, С. Н. Тяпков. – Иваново, 2007. – 100 с.
[17] Библиография К. Д. Бальмонта. Том I: Произведения поэта на русском языке, изданные в России, СССР и Российской Федерации (1885 – 2005 гг.) / Отв. ред. С. Н. Тяпков. Сост.: С. Н. Тяпков, А. Ю. Романов, О. В. Епишев. – Иваново: ИвГУ, 2006. – 490 с.
[18] Среди них: Бурдин В.В. Мифологичекое начало в поэзии К.Д. Бальмонта 1890-х – 1900-х годов (1998); Галактионова Н.А. Национальная картина мира в поэзии
К.Д. Бальмонта (1999); Петрова Н.Г. Лексические средства регулятивности в поэтических текстах К.Д. Бальмонта (2000); Боровкова И.В. Проза К.Д. Бальмонта: автобиографический аспект (2002); Давлетбаева Т.М. Художественная теургия К.Д. Бальмонта (2002); Марьева М.В. Книга К.Д. Бальмонта «Будем как Солнце». Вопросы поэтики (2003); Агапов О.А. Лирика К.Д. Бальмонта в свете его религиозных исканий (2004); Серебрякова О.М. Традиции англоязычной поэзии XIX века в лирике К.Д. Бальмонта (2009).
[19] Константин Бальмонт – Ивану Шмелеву: Письма и стихотворения 1926-1936./ Сост., вступ. ст. и коммент. К.М. Азадовского и Г.М. Бонгард-Левин: Отд. ист-филол. наук РАН. – М.: Наука; Собрание, 2005.
[20] Крейд В. Бальмонт в эмиграции // К.Д. Бальмонт. Где мой дом: Стихотворения, художественная проза, статьи, очерки, письма. – М.: Республика, 1992. – С.8.
[21] Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифологический символизм. Космическая символика. – СПб.; «Академический проект», 2003.
[22] Азадовский К.М., Дьяконова Е.М. Бальмонт и Япония. – М.: Наука, 1991.
[23] См: Панкратова М.Н. Поэтика света и тьмы в творчестве Ф.М. Достоевского: Автореф. дисс. на соиск. учен. степени канд. филолог. наук. – М., 2007. – 23 с.; Юшкина Е.А. Поэтика цвета и света в прозе М.А. Булгакова: Автореф. дисс. на соиск. ученой степени канд. филолог. наук. – Волгоград (ВГПУ), 2008. – 28 с.
[24] Библиография Русской зарубежной литературы 1918 – 1968: В 2 т. / Сост. Л.А. Фостер. – Boston, б/д. – Т. 1. – С. 190-196.; Алексеев А.Д. Литература Русского зарубежья. Книги 1917–1940. Материалы к библиографии. – СПб.: Наука, 1993. – С. 24-25.
[25] Бальмонт К.Д. Марево. – Париж: Франко-русская печать, 1922, – С.100.
[26] Цетлин М.О. Бальмонт // Новый журнал. – Нью-Йорк, 1943. – № 5. – С. 360.
[27] Бальмонт К.Д. Автобиографическая проза. – М.: Алгоритм, 2001. – С. 458.
[28] Бальмонт К.Д. Северное сияние: Стихи о Литве и Руси. – Париж: «Родник», 1931. – С. 65.
