Художественная проза и.и. катаева 1920-1930-х гг.: литературные традиции, проблемы поэтики
На правах рукописи
РУМЯНЦЕВА Лена Иннокентьевна
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПРОЗА И.И. КАТАЕВА 1920-1930-х гг.:
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ТРАДИЦИИ, ПРОБЛЕМЫ ПОЭТИКИ
Специальность 10.01.01 – русская литература
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Улан-Удэ – 2008
Работа выполнена на кафедре русской литературы XX века и теории литературы Государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Якутский государственный университет им. М.К. Аммосова»
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор
Покатилова Надежда Володаровна
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Имихелова Светлана Степановна
кандидат филологических наук, доцент
Пономарева Раиса Дмитриевна
Ведущая организация: Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН
Защита состоится «27» декабря 2008 г. в 9 ч. 30 мин на заседании диссертационного совета Д 212.022.04 при Бурятском государственном университете (670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24а, ГОУ ВПО БГУ, конференц-зал).
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Бурятского государственного университета (670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24а, ГОУ ВПО БГУ).
Тел.: (301-2) 21-05-88
E-mail: [email protected]
Автореферат разослан «____» ноября 2008 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета Бадмаев Б.Б.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования. Характерными особенностями современного литературоведения являются устойчивая тенденция к корректировке истории русской литературы ХХ века, реинтерпретация русской советской литературной классики, введение в научный оборот ранее неизвестных реалий, фактов и художественных текстов. В этом отношении актуальным представляется обращение к художественному наследию талантливого писателя-«перевальца» Ивана Ивановича Катаева (1902-1937), который стал активным участником литературного процесса с 1926 по 1927 г., когда им были написаны лучшие рассказы и повести, вошедшие в его первый авторский сборник 1928 г.
Внимание исследователей и при жизни, и впоследствии было обращено главным образом к идеологическим аспектам его творчества. Реабилитация и восстановление И.И. Катаева в 1956 г. в правах члена Союза писателей еще не означали полной реабилитации его эстетических воззрений, лишь в 1957 г. в Москве было осуществлено переиздание лучших произведений И.И. Катаева 1920-х гг. С 1957 по 1966 г. в центральной периодической печати (журнале «Москва», газете «Литературная Россия») стали публиковаться отдельные рассказы и очерки И.И. Катаева, в том числе и неопубликованный при жизни писателя рассказ «Под чистыми звездами» (1937). В 1969 г. издательство «Советская Россия» выпустило обширный сборник произведений И.И. Катаева «Под чистыми звездами», включавший, кроме литературных произведений, статьи писателя о литературе. В сборнике «Хлеб и мысль» издания 1983 г. уже были представлены повести и рассказы 1920-1930-х гг., публицистические произведения, вошедшие в книги «Движение», «Человек на горе», «Отечество».
Творчество И.И. Катаева отразило важнейшие художественные искания русской литературы первой трети ХХ в., что позволяет рассмотреть его в рамках фундаментального перехода к новой культурной парадигме, свершившегося в этот период и являющегося центральной научной проблемой последнего десятилетия. В настоящий момент в исследованиях И.П. Смирнова, В.И. Тюпы, И.А. Есаулова, Н.В. Корниенко, С.Н. Бройтмана, В.Е. Хализева литературное развитие 1920-1930-х гг. связано с тремя основными тенденциями: авангардом, неотрадиционализмом и соцреализмом, имеющими общий генезис – символистскую традицию, определившую общность в их «неклассической» поэтике. Неотрадиционализм, направленный на сохранение культуры, онтологизацию творчества, получил свое развитие как в советской литературе, так и в русской зарубежной. В этом отношении как наиболее репрезентативное проявление неотрадиционализма достаточно исследовано творчество О.Э. Мандельштама, Е.И. Замятина, А.П. Платонова, М.А. Булгакова, М.М. Пришвина, Б.К. Зайцева И.С. Шмелева, В.Ф. Ходасевича, Н.Н. Берберовой.
Между тем с позиций неотрадиционализма могут быть рассмотрены также эстетические концепции и художественная практика таких авторитетных литературных объединений 1920-х гг., как «Серапионовы братья» и «Перевал». И.И. Катаеву, повлиявшему на самоопределение этой литературной группы, оказались близки следующие особенности постсимволистской парадигмы: воззрение на литературное произведение как на коммуникативное событие, совершаемый символистами поворот художественного мышления от аллегоризма и риторики авторитарного сознания, от гротеска и гиперболической типизации романтизма к символу и мифологизму, которые могут быть актуализированы в индивидуальном сознании каждого «другого», своего рода «дискурс ответственности», по определению В.И. Тюпы.
В связи с этим вопросы собственно творческой эволюции И.И. Катаева приобретают решающее значение как для определения круга литературных традиций, повлиявших на его творчество, так и значимости раннего – стихотворного – этапа, во многом обусловившего черты лиризма в позднем творчестве. Следует подчеркнуть, что в прозе И.И. Катаева 1930-х гг. определяющим продолжает оставаться принцип лиризма повествования, восходящий не к современной, а к более ранней, предшествующей литературной эпохе. Вполне закономерным представляется и рассмотрение творчества писателя в контексте символистской традиции, понимаемой в 1920-х гг. уже как принцип творчества. Лиризм прозы в творчестве А. Белого, Ф. Сологуба и других писателей-символистов приводит к усилению роли декоративной описательности (зачастую растворяет в ней привычную фабульность), к возрастанию субъективного начала в нарративе, фрагментарности, превращению прозы малых жанров в лирические миниатюры. Именно эти художественные установки имели определяющее значение и в формировании индивидуальной повествовательной манеры И.И. Катаева. Важнейшей составляющей принципа лиризма становится в рамках творчества писателя выраженная тенденция к увеличению роли ассоциативных, интертекстуальных элементов, что, в свою очередь, также является важнейшим фактором литературы этого периода, поскольку для поэтического мышления ХХ в. в высшей степени характерны мышление поэтическими ассоциациями, резкое повышение роли реминисценций и цитат, цитация как диалог. Отсюда – мышление поэтическими формулами, выработанными предшественниками, не как подражание, а как сознательное введение поэзии, поэтической традиции в мир современного человека.
Общий характер эволюции И.И. Катаева от поэзии к прозе в известной мере предопределил и лирическую составляющую его прозы 1920-х гг., и мощный мифологический пласт, и, наконец, традицию А.А. Блока в его творчестве в целом. Все это вместе обусловило своеобразие катаевской поэтики, формирование и становление которой приходится на 1920-е гг., что до сих пор не было в поле зрения исследователей.
С одной стороны, творческий путь И.И. Катаева свидетельствует об известной степени преемственности с предшествующей литературной традицией символизма, в первую очередь – с традицией А.А. Блока, вводимой в прозу писателя не только в качестве контекста, но и как целостного, цитатно обозначенного пласта. В этой сознательной ориентации на А.А. Блока конституирующим началом предстают мифопоэтический способ концептирования, конкретно-чувственное и персональное выражение абстракций. С другой стороны, пути эволюции И.И. Катаева-прозаика в достаточной мере были обусловлены общими тенденциями развития, характерными для литературного процесса 1920-х гг.: лирическое начало в прозе, мифологизм повествования, элементы орнаментального стиля.
В то же время даже проблема мифологизма в этом ряду применительно к прозе И.И. Катаева актуализируется на разных уровнях по сравнению с аналогичной тенденцией в прозе этого времени у других писателей. Не менее значимой представляется в отношении И.И. Катаева проблема творческого метода, с особой остротой поставленная в литературе 1920-х гг. В связи с этим следует подчеркнуть, что при всей общепринятой оценке и трактовке творчества И.И. Катаева как выражения «перевальской» программной установки, наиболее полно воплощенной в критической концепции А.К. Воронского, для прозы писателя конца 1920-х гг. характерен все же мифопоэтический способ концептирования, восходящий к символизму, что позволяет кардинально пересмотреть само представление о творческом методе писателя и вплотную подойти к определению своеобразия его поэтики.
Тем самым в совершенно неожиданном ракурсе и в парадоксальном для литературы 1920-х гг. «символистском» способе видения проза И.И. Катаева получает новое звучание и предполагает иные контексты рассмотрения. Указанные моменты определили своеобразие поэтики этого писателя, не ставшей до сих пор предметом специального рассмотрения. Изучение отдельных этапов творческой эволюции И.И. Катаева в контексте литературных традиций и в аспекте формирования основных составляющих его поэтики представляется актуальным.
Историографический обзор творчества писателя показывает, что, несмотря на определенную степень изученности, недостаточно проясненными до сих пор остаются такие аспекты творческой эволюции И.И. Катаева, как движение от стихотворного этапа к собственно прозаическому, соотношение очеркового и повествовательного начал в прозе 1930-х гг., определение литературных традиций начала ХХ в., оказавших влияние на становление его поэтики. Недостаточно исследованной предстает поэтика художественной прозы И.И. Катаева как целостного явления.
Объектом исследования избраны преимущественно художественные тексты И.И. Катаева 1927-1937 гг., очерковая проза писателя рассматривается при этом только в качестве общего и сопоставительного контекста творчества.
Предмет исследования – литературные традиции и поэтика художественной прозы И.И. Катаева 1920-1930-х гг.
Целью работы является исследование поэтики прозы И.И. Катаева и литературных традиций, определивших ее своеобразие. Исходя из этого поставлены следующие задачи:
- соотнести творчество И.И. Катаева с программными установками группы «Перевал»;
- выявить особый «символистский» пласт литературных традиций в творчестве И.И. Катаева, определить при этом способы трансформации и формы наследования этой традиции в творчестве писателя;
- исследовать своеобразие поэтики И.И. Катаева как определенной целостности, обусловленной мифологизмом;
- рассмотреть мифологический подтекст в рассказе «Молоко», этапном в творческой эволюции И.И. Катаева;
- охарактеризовать особенности авторского повествования в прозе И.И. Катаева 1920-1930-х гг.;
- определить своеобразие пространственной организации прозы И.И. Катаева как одной из составляющей его поэтики.
Научная новизна исследования обусловлена пониманием творчества писателя-«перевальца» И.И. Катаева как достаточно неоднозначного и сложного, не укладывающегося в рамки идеологических штампов исключительно «перевальской» оценки его прозы. Тем самым впервые уточняется представление об И.И. Катаеве как о деятельном и своеобразном участнике литературного процесса 1920-х гг., чье творчество – особенно проза – не ограничивается «перевальской» тематикой и стилистикой, характеризуется сложностью взаимодействия (спор-отталкивание, формы и способы трансформации) как с предшествующей символистской традицией, так и с литературным контекстом 1920-х гг., что позволяет в целом судить о непростом характере эволюции этого писателя. В связи с этим в работе выделяется и впервые всесторонне анализируется пласт традиции А.А. Блока, означающей не только спор с ней и ее трансформацию, но и во многих моментах следование ей, что уже предполагало неожиданный ракурс и ход эволюции в творчестве самого И.И. Катаева. Именно символистский, «блоковский», контекст обусловил не только характер эволюции катаевской прозы, но и особенности появляющегося в этой прозе мифологического подтекста.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту:
- Динамика творчества И.И. Катаева определяется эволюцией от стихотворного этапа к прозаическому; от усложненности и многообразия форм выражения авторского слова в период расцвета – 1920-е гг. – к простоте очеркового начала в 1930-е гг., что позволяет уточнить представление о характере творческой эволюции писателя в целом.
- По-новому осмысленный литературный контекст творчества И.И. Катаева позволяет выявить достаточно широкий символистский пласт в предшествующей литературной традиции, применительно к И.И. Катаеву означающий не только способы ее трансформации, но и в значительной мере формы следования ей, что, по существу, отменяет традиционное представление о соотношении прозы 1920-х гг. и символизма. Тем самым на материале творчества И.И. Катаева выявлена продуктивность принципов символистской поэтики для прозы 1920-х гг.
- В становлении поэтики И.И. Катаева функциональную значимость приобретает доминирование на раннем этапе традиции А.А. Блока как в поэзии, так и в прозе, впоследствии (с 1934 г.) уступившей место тенденции к бессюжетному лирическому повествованию, связанной уже с прозой А. Белого.
- Художественным результатом обращения И.И. Катаева к символистской литературной традиции становится создание в 1920-е гг. единого текста творчества, неореалистического (или неомифологического) по своей структуре и стилистике, органично сплавляющего лирическое и мифологическое начала, что позволяет скорректировать общепринятое представление о творческом методе писателя, сложившемся на пересечении символизма и реализма.
- В поэтике И.И. Катаева определяющими становятся принцип лиризма в прозаическом повествовании и мифологизирующий способ концептирования, сложившийся в результате непосредственного обращения писателя к литературной традиции символизма.
- Особенности авторского повествования в прозе И.И. Катаева и пространственной символики прозаических жанров в достаточной мере свидетельствуют о включенности, с одной стороны, творчества И.И. Катаева в общее русло жанрово-стилевых исканий русской прозы 1920-х гг., с другой – об индивидуальном, мифологически выраженном пути эволюции этого писателя.
Методологической основой исследования явились отдельные положения работ Ю.Н. Тынянова по проблеме литературной эволюции, М.М. Бахтина по проблемам поэтики, Е.М. Мелетинского и В.Н. Топорова по проблемам мифологизма, Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского в аспекте символики пространства, а также концепция русского символизма, разработанная в трудах З.Г. Минц.
Методы исследования определяются характером текстового материала (художественного и публицистического) и конкретными задачами анализа. В диссертации используются структурно-типологический метод в исследовании поэтики и выявления мифологического цитатного плана текстов. Актуализирован также и сравнительный метод при типологическом сопоставлении художественных систем, как отдельных писателей, так и разных периодов литературы.
Теоретическая и практическая значимость диссертации состоит в том, что ее основные положения и выводы могут быть использованы при дальнейшем изучении творчества И.И. Катаева, при уточнении концепции литературного развития 1920-1930-х гг., а также в вузовских общих и специальных курсах по истории русской литературы ХХ в. Выводы и материалы диссертационного исследования могут применяться при составлении пособий, посвященных проблемам жанрово-стилевой эволюции русской прозы 1920-1930-х гг.
Апробация работы. Материалы диссертации используются при чтении лекций, спецкурсов и проведении семинарских занятий на филологическом факультете, факультете иностранных языков, факультете якутской филологии и культуры Якутского государственного университета им. М.К. Аммосова. Основные положения диссертационного исследования были апробированы на I Межрегиональной научной конференции «Язык. Миф. Этнокультура» (Кемерово, 2003), на республиканских научных конференциях «Проблемы развития национальной культуры и русско-якутских языковых связей» (Якутск, 2000), «Современные тенденции развития филологических наук и журналистики» (Якутск, 2000), «Русская словесность: история и современность» (Якутск, 2002, 2005, 2007), «Логос. Культура. Цивилизация» (Якутск, 2003).
Диссертация обсуждена на заседании кафедры русской литературы ХХ века и теории литературы Якутского государственного университета им. М.К. Аммосова (2008).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.
СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность исследования, устанавливается степень изученности темы, формулируются цели и задачи работы. В первой главе диссертации «Эстетические искания И.И. Катаева 1920-х гг.» художественная проза И.И. Катаева рассматривается как единый текст, возникающий в результате взаимодействия традиций прошлого и настоящего. Сложность рассматриваемой проблематики состоит главным образом в том, что относительно И.И. Катаева в настоящее время еще не очерчен в достаточной мере полный круг наиболее актуальных контекстов и связанных с этим возможных аспектов анализа.
Репрезентативным материалом для решения этих проблем является творчество И.И. Катаева 1921-1929-х гг. как наиболее плодотворный период, насыщенный и цельный при всем своем многообразии и разноплановости. В то же время именно этот период остается недостаточно проясненным в исследовательском плане.
В разделе 1.1. первой главы «Эстетическая концепция “Перевала” и позиция И.И. Катаева» рассматриваются эстетические принципы литературного объединения «Перевал», не в последнюю очередь определившие ту целостность видения, которая оформилась у самого И.И. Катаева к моменту написания им своих лучших рассказов и повестей (1926-1928 гг.). Наиболее отчетливо художественная концепция «Перевала» проявилась в Декларации «Перевала» 1927 г., все положения которой сохраняли свою актуальность, вплоть до роспуска литературного содружества в 1932 г.
Ядром «перевальской» эстетики являются признание автономности искусства как особого способа познания действительности и особого вида деятельности и вытекающее из этого требование творческой свободы художника; первостепенное значение вопросов преемственности и культуры, вопросов овладения мастерством и нахождение эстетических источников, наиболее близких и родственных той или иной писательской индивидуальности; провозглашение своей «единственной художественной традицией» «реалистическое изображение жизни», которое «исходит из богатейшего литературного наследства русской и мировой классической литературы»; создание «действительно культурной, действительно общественной и художественной писательской среды», своего рода художественного центра, вокруг которого, «сохраняя творчески самостоятельные черты», объединились бы «все жизнедеятельные» писатели; неприятие «Перевалом» «формалистского бряцания», которое было, по мнению перевальцев, своего рода бегством от своей «внутренней темы» и прикрытием «отчужденности от революции». Таким образом, эстетическая концепция «Перевала», с ее принципиальной установкой на сохранение культурной традиции и одновременно заявлением о своей органической причастности к новой революционной эпохе, претендует на то, чтобы быть прочитанной с позиций неотрадиционализма (термин В.И. Тюпы), определяемого исследователем как феномен конвергентного сознания; неореализма, использующего литературоцентричные формы символизации, мифологизации повествования.
Принципиально заявленная полемика «Перевала» с эстетической позицией ВАПП (Всероссийской ассоциацией пролетарских писателей), Леф (Левого фронта искусства) и конструктивизма, то есть литературных групп, являющихся наследниками футуристической интенции разрушения системы ценностей и выразителями авторитарного сознания, обусловила диалогическую форму литературно-эстетических выступлений И.И. Катаева, а также формы скрытой полемики, получившие бытование в его прозе 1920-х гг. «Перевальский» период творчества И.И. Катаева оценивается в работе как наиболее значимый в силу того, что участие писателя в деятельности литературного содружества «Перевал», безусловно, сказалось на своеобразии его творческого метода. Живейшие споры, полемика вокруг этой группы и критика самого «Перевала» обусловлены литературной ситуацией 1920-х гг., тем непосредственным контекстом литературы того времени, который во многом предопределил искания прозы этих лет. Непосредственные переклички, общность тематики, наличие единого стилевого качества прозы 1920-х гг., и, как следствие этого, тяготение к неомифологической семантике, орнаментальности прозы, к определенному типу героя – все это обусловило единство жанрово-стилевых поисков литературы 1920-х гг.
Закономерность рассмотрения эстетической программы и художественной прозы «Перевала» в широком русле постсимволистской традиции обосновывается определенными перекличками с содержанием и программными установками символистского журнала «Перевал», издававшегося в течение 1907 г. Литературное содружество революционных писателей «Перевал», к которому принадлежал И.И. Катаев, унаследовало вместе с названием символистского издания пафос революционности, линию совмещения «эстетизма» и «общественности», а также понимание плодотворности «объединительной» позиции в споре/отталкивании символизма и реализма в условиях смены культурных эпох.
Таким образом, эстетическая целостность видения, сложившаяся у И.И. Катаева к 1926-1928 гг., во многом связана с эстетической концепцией литературного объединения «Перевал» (1923-1932), сформированной литературно-критическими и теоретическими работами А.К. Воронского, А.З. Лежнева, Д.А. Горбова. Особенно близка И.И. Катаеву идея А.К. Воронского об объективном характере настоящего искусства, выражающемся в особом видении, присущем художнику и позволяющем ему открыть «подлинные образы мира» в так называемые «органические периоды» относительной общественной стабильности. В статьях И.И. Катаева о литературе обосновывается позиция «нарочитой наивности», которая своеобразно характеризует и специфику авторского слова, и тип героя в прозе самого писателя. С этой же позицией связана и установка на мифологический способ концептирования, позволяющая передать сложное содержание внешне простыми средствами мифа. Таким образом, проза И.И. Катаева в литературном контексте 1920-х гг. предстает в русле наиболее плодотворных тенденций времени, совпадает тематически и структурно с разноплановыми эстетическими исканиями, связанными с углублением и расширением реалистического видения.
В разделе 1.2. первой главы «Символистский контекст творчества И.И. Катаева» проза И.И. Катаева рассматривается в аспекте соотношения с предшествующей литературной традицией символизма. Ему оказалась близка та «мифология повседневности» (Ю.М. Лотман), выразителями которой были символисты. В произведениях писателя возникает двойственный статус, свойственный в определенной степени поэтике символизма, воспринятой главным образом через творчество А.А. Блока. В лучших рассказах и повестях И.И. Катаева 1920-х гг. «символистский», а именно блоковский, пласт пронизывает все компоненты текста, представляет самые разнообразные виды цитирования – от прямых введений фрагментов произведений А.А. Блока до тончайших, но легко реконструируемых аллюзий и реминисценций. Многочисленные реминисценции, присутствующие не только в статьях И.И. Катаева о литературе, но и введенные им в художественные тексты, могут быть осмыслены как знаки символистской традиции. Механизм введения «чужого слова» в творчестве И.И. Катаева во многом следует аналогичному явлению в творчестве позднего А.А. Блока, характеризующемся особой полигенетичностью (З.Г. Минц), становясь одним из источников создания многозначности произведения. Ранние стихотворные опыты И.И. Катаева усваивают блоковские мотивы «неприятия мира», трагизма мироощущения, понимания неоднозначности истории и действительности, что в целом совпадало с общей тенденцией поэзии начала 1920-х гг.
Соотнесенность отдельных черт поэтики с символизмом в еще большей мере начинает проявляться на собственно прозаическом этапе творчества И.И. Катаева, начиная с 1927 г. Особенно значимыми для И.И. Катаева являются статьи А.А. Блока о народе и интеллигенции. Идеал народного искусства, в котором все цельно и нет противоречия между человеком и природой, выдвинутый А.А. Блоком, определил содержание и концептуальность статей И.И. Катаева 1930-х гг. Однако еще раньше, в пространстве ранней прозы, а именно в рассказе «Жена» (1927) и повести «Поэт» (1928), контекст блоковского творчества проступает не только в виде отдельных мотивов и тем, но и в аспекте формообразующего начала как принципиально важной текстообразующей основы литературного произведения. Повесть «Поэт» становится своеобразной попыткой преодоления кризиса и обновления старых тем. Смена литературных эпох воспринимается как кризис поэтических форм, обозначается Ю.Н. Тыняновым как «литература о литературе». Этому периоду в индивидуальной эволюции И.И. Катаева соответствует повесть «Поэт», в которой заметно выделяется противопоставление «риторической» и «тихой» поэзии, отвечающее специфике литературной ситуации 1920-1930-х гг. как борьбы митинговой установки стиха В.В. Маяковского («Ода») и камерной романсной установки С.А. Есенина («Элегия»). «Следы» влияния стихотворного этапа творчества на прозу И.И. Катаева проявляются введением в текст повести «Поэт» большого количества разнообразных стихотворных вкраплений, приводящих к формированию особой текстовой структуры, сочетающей как прозаический, так и стихотворный тип речи.
Устойчивый интерес писателей к стилевой манере сказа и присутствие сказовых элементов во многих «несказовых» произведениях позволили соотнести прозу И.И. Катаева и И.С. Шмелева, сознательно использовавшего символистские принципы углубления художественного образа, установку на стилизацию, а также сложные отношения авторского «я» и «я» – рассказчика, символику цвета и лейтмотив. Черты тематического и стилевого единства прозы И.И. Катаева и И.С. Шмелева прослежены на материале шмелевского рассказа «Неупиваемая чаша» (1919) и повести И.И. Катаева «Поэт». Одним из ведущих мотивов этих произведений является мотив непонятого и неизвестного художника, поэта. В результате трансформации романтических мотивных комплексов природы и любви в соотносимые семантические пары «мужское»/«женское», «дух»/«плоть», актуальные как для И.С. Шмелева, так и для И.И. Катаева, возникает своеобразная проекция символистского мифа в пределах реалистического повествования.
Эволюция воззрений И.И. Катаева на символизм движется от лирики А.А. Блока к его пьесам и публицистике. Зрелая проза И.И. Катаева 1930-х гг. («Хамовники») свидетельствует об усилившемся влиянии на писателя творчества Андрея Белого. В поле зрения И.И. Катаева попадают не только художественная проза А. Белого, но и его философско-эстетические и литературно-критические труды, которые также могут быть включены в круг потенциальных источников образов и мотивов произведений писателя. Апелляция И.И. Катаева к творчеству А. Белого совпала с усилением в его творчестве 1930-х гг. очеркового начала. Тем самым на протяжении всего творчества И.И. Катаева соотнесенность с символистским наследием и в известной мере преемственность с ней осталась приоритетной, определяющей характер его эволюции как прозаика.
Во второй главе «Мифологизм прозы И.И. Катаева 1920-1930-х гг.» рассматривается специфика мифологизма художественной прозы И.И. Катаева как основы, определяющей поэтику писателя. При этом становление мифологического начала соотносится с эволюцией прозы писателя от собственно художественной к очерковой.
Тяготение к мифологизму литературного текста, возникающего в результате «реабилитации» и частичной апологетизации мифологии как вечного символического выражения основ человеческого бытия и человеческой психики, раскрывается в обращении к мифологии как к средству структурирования повествования. Мифологизм может быть проявлен в сложном взаимодействии в пределах одного произведения разных текстов-источников (причем как мифологических и фольклорных, так и литературных). При этом в сюжетной и пространственной организации текста возможно одновременное синтезирование мифологических, фольклорных (чаще всего – сказочных) архетипических структур. Тем самым в литературном тексте прослеживаются разные формы мифологизма – от прямого введения в текст компонентов традиционного мифа до его неявного (в разной степени) бытования, ведущего к самостоятельному мифотворчеству. Более того, опора на отдаленный мифоогический архетип, отсылающий к мифологической семантике, но трактуемый в тексте в соответствии с собственными художественными задачами, зачастую приводит к парадоксальному «переворачиванию» мифа, превращению мифа в антимиф (Е.М. Мелетинский). При этом неизбежна утрата мифологической гармонизации представлений об окружающем мире и месте в нем человека, миф становится выражением одиночества индивида, его социальной неукорененности.
Более развернуто позиция писателя по проблеме мифологического была раскрыта в статье «Искусство социалистического народа». Интерес писателя к национальной культуре вписывается в круг явлений, связанных с резко обозначившимся на рубеже XIX-XX вв. интересом к мифологическому наследию неевропейских народов, которое начинает восприниматься не только как эстетически полноценное, но в известном смысле и как высшее искусство, отвечающее современным запросам демократизма в искусстве. И.И. Катаеву было присуще понимание того, что в современной ему литературе своеобразие культурно-исторической ситуации делает возможным сосуществование элементов историзма и мифологизма, социального реализма и разнородной фольклорности.
В разделе 2.1. второй главы «Своеобразие мифологизма в прозе И.И. Катаева» в качестве основы ориентированного на миф творчества И.И. Катаева обозначается стихийный пантеизм, отчасти панэстетизм, возникающий в прозе писателя как реакция на усиление идеологизации литературы и глубоко связанный с попытками проникнуть в природу современной действительности с помощью эстетизированного мифа. Мифологическое, как и фольклорное, начало оказывается по представлениям писателя, сложным взаимопроникновением разнородных элементов: декоративности, орнаментальности и реалистической предметности, универсального и индивидуального. В художественной прозе И.И. Катаева 1920-х гг. отчетливо проступает собственное понимание мифологизма, однако соотнесенное в определенной степени с традицией мифологизма в творчестве других писателей этого времени.
В отличие от неомифологизма начала ХХ в. И.И. Катаев не стремился к прямому введению в художественную ткань мифологических образов, сюжетов или вариаций, задаваемых мифом, обрядом или архаическим искусством. И.И. Катаеву было присуще понимание того, что в современной ему литературе своеобразие культурно-исторической ситуации делает возможным сосуществование и взаимопроникновение элементов историзма, мифологизма и разнородной фольклорности. Еще одной характерной чертой мифологизма «нового искусства» являлось, по мнению писателя, введение в круг художественных ценностей народного театра, изобразительного и прикладного искусства. В этом же русле проявлялся интерес к сохранившейся обрядности, к легендам, поверьям, заговорам, заклинаниям и т.д. Создаваемая И.И. Катаевым картина мира, сохраняя четкую временную и пространственную приуроченность, бытовую эмпирию, стремится запечатлеть «вечные» темы (любовь, смерть, одиночество «я» в мире) именно в коллизиях современной действительности. В связи с этим возникают подсвеченный символистской эстетикой урбанизированный мир («Сердце»), сложная, меняющаяся картина деревни («Молоко»). Мифологизм, однако, не становится ведущей жанрообразующей составляющей прозы И.И. Катаева, хотя потребность сложного соотношения тем современности и истории приводит его к созданию разнообразно структурированного мифологического подтекста в рассказах и повестях 1920-х гг.
В прозе И.И. Катаева 1920-х гг. так или иначе воссозданы черты мифологем умирающего и воскресающего бога – в качестве «метафоры» движения концепции истории. Некоторые эпизоды сопоставимы с распространёнными мифологемами священной свадьбы, имеют ритуально-мифологические параллели. Особенностью мифологизма становится разрушение традиционного мифа, фольклорно-мифологический сюжет как таковой не может быть реализован, отсюда характерная многозначность, неоднозначность авторской позиции. Специфично для многих произведений «неомифологического» искусства и то, что функцию мифов в них выполняют художественные тексты (преимущественно нарративного типа), а роль мифологем – цитаты и перефразировки из этих текстов. «Неомифологическое» произведение создаёт типичный для искусства XX в. панмифологизм, уравнивая миф, художественный текст, а зачастую – и отождествлённые с мифом исторические ситуации. Но, с другой стороны, такое уравнивание мифа и произведений искусства заметно расширяет общую картину мира в «неомифологических» текстах. Ценность архаического мифа, мифа и фольклора оказывается не противопоставленной искусству позднейших эпох, а сложно сопоставленной с высшими достижениями мировой культуры. «Ремифологизация» XX в. хотя и связана, прежде всего, с искусством модернизма, но в силу разнообразных идейных и эстетических устремлений художников, обращавшихся к мифу, далеко к нему не сводима. Мифологизирование в XX в. стало орудием художественной организации материала не только для типично модернистских писателей, но и для некоторых писателей-реалистов (Е.М. Мелетинский).
Еще одной формой мифологизации и художественного пространства и художественного смысла текста становится использование универсальной оппозиции «свой/чужой», «мужское/женское». Оппозиция «мужское/женское» в русской классике выступает универсальным классификатором, сексуализирующим мир, к тому же она предстает вариацией взаимодействия мифопоэтической оппозиции «свой – чужой» мир, что подкрепляется не только фольклорной поэтикой свадебного обряда или схемами волшебной сказки, но и фундаментальным для романтического сознания членением мира на эмпирический и умопостигаемый.
Семантические комплексы «любовь-брак/семья», «мужчина-женщина» составляют общее тематическое ядро в прозе И.И. Катаева, именно эти оппозиции проясняют мифопоэтический/метафизический код в прочтении эмпирической темы. Путь прочтения оппозиции «женское/мужское» состоит в соотношении с оппозицией «свой/чужой» мир через мифопоэтическую логику свадебной обрядности, согласно которой «невеста» представительствует «чужой», потусторонний мир и являет собой эротический аспект смерти, а «свадьба» соотносится с «похоронами».
В разработке тематического комплекса «мужчина и женщина» в прозе И.И. Катаева 1920-х гг. можно усмотреть черты, унаследованные от символистов и в целом от общей мистико-романтической литературной традиции, связанной с «софийностью», культом женщины, матери, брака, семьи. Наиболее отчетливо эта тенденция прослеживается в русской литературе, начиная от Н.В. Гоголя и кончая А.А. Блоком. Мотив дома, семьи традиционно являлся исходной точкой путешествия. В фольклорном и романтическом сюжете путешествие в «иной» мир является необходимым условием финального брачного союза и прочитывается как инициация героя, подразумевающая умирание/падение и новое рождение/воскрешение/ очищение героя, его освобождение из-под власти ложной сферы. Идиллический полный семейный круг, наличие «духовного отца» – признак «благой жизни» и прочитывается в метафизическом контексте как эквивалент «небесной семьи», «дома». Таким образом, семейный финал должен упрощенно восстанавливать благостный миропорядок в его эмпирическом и метафизическом значении. Возвращение и обретение «дома» в финале и в эмпирическом, и метафизическом значении должно было стать смысловым полюсом странствия. Однако, как видим, в рассказе И.И. Катаева «Жена» невписанность в традицию романтического сюжета имеет принципиальное значение, тем самым сигнализирует о невозможности обретения гармонии в современном обществе.
Мифологическую кодификацию получает в произведениях И.И. Катаева тема пищи – материальной и духовной. Подчеркивается, что поглощение пищи, утоление голода в прозе И.И. Катаева подобны древним представлениям, связаны в прозе с мыслью о соотнесенности с моментами жизни и смерти, умирания и воскрешения, соединения полов, выражают в своей основе архетипическую соотнесенность с обрядами жизненного цикла, с ритуальной цикличностью вообще.
Итак, проза И.И. Катаева в лучших своих проявлениях отличается отчетливо выраженной ориентированностью на миф, что, при сохранении реалистической основы этой прозы в жанрово-стилевом плане (повесть, рассказ, очерк), становится моментом своеобразной реакции на усиливающуюся идеологизацию литературы 1920-х гг. Именно этим качеством произведения И.И. Катаева конца 1920-х гг. существенно выбивались как из общего контекста, так и эпигонских тенденций, знаменовали собой поиски совершенно новых путей в эстетических исканиях. При этом цементирующим началом становится индивидуально преломленный мифологизм, представляющий, как показывает анализ, творческую трансформацию символистского способа концептирования действительности.
В разделе 2.2. второй главы «Мифологический подтекст в рассказе “Молоко”» рассматривается рассказ «Молоко», представляющий собой определенный этап в творческой эволюции писателя, символизирующий завершение сложных исканий 1920-х гг. в плоскости обогащения реализма новыми повествовательными возможностями: отход от бытовизма в сторону углубления многозначности, ассоциативности слова (в широком бахтинском понимании); растворение злободневного контекста современности в «вечных» мотивах мифологического контекста. Все это позволяет рассматривать рассказ И.И. Катаева впервые в широком мифологическом контексте, в своих истоках восходящего, с одной стороны, к собственно фольклорно-мифологической традиции, с другой – к литературной традиции символистской мифопоэтики, в первую очередь ассоциируемой с лирикой А.А. Блока. В рассказе «Молоко» выявлен достаточно обширный и разнообразный по своей семантике пласт мотивов, в совокупности создающих определенный мифологический подтекст, отличающийся полисемантичностью и соответственно полигенетичностью, поскольку эти мотивы восходят к разным мифам: календарным мифам, связанным с мучениями Перуна, Велеса, мифам, связанным в том числе с культом Перуна, к мифу об острове Буяне, стране вечного лета и изобилия, к мифу о «живой воде» – молоке.
Вместе с тем сложное соединение в пределах одного произведения целого ряда мифологических источников позволяет говорить о глубине и неоднозначности трактовки мифологического даже в рамках социально-бытовой на первый взгляд тематики, что в целом свидетельствует о непрекращающейся внутренней полемике с преобладавшим в конце 1920-х и начале 1930-х гг. подходом, а мифологический подтекст рассказа представляет собой своеобразный ответ общему контексту полемики РАПП и «Перевала». В свою очередь, наличие глубинного мифологического подтекста в прозе И.И. Катаева свидетельствует об устойчивости такого типа поэтики, в которой определяющим становится мифологизм, типологически восходящий не к современной литературе, а к поэтике символизма начала века.
В третьей главе «Особенности повествовательной поэтики И.И. Катаева» исследуется поэтика прозы И.И. Катаева 1920-1930-х гг. в аспекте становления повествовательной манеры, в связи с этим рассматривается общая направленность творческой эволюции от поэзии к прозе, обусловившая лирическую составляющую его собственно прозаических текстов. Результатом взаимодействия поэзии и прозы в произведениях И.И. Катаева стало появление отчетливо выраженного лирического начала, глубинного мифологически-ассоциативного подтекста, что в целом вело к лиризму прозы писателя, определяющей индивидуальные особенности его внутренней эволюции.
В разделе 3.1. третьей главы «К проблеме авторского повествования в прозе И.И. Катаева» эволюция повествования в художественной прозе И.И. Катаева трактуется как движение от усложненности к простоте, что соответствует аналогичному процессу в прозе 1920-1930-х гг. в целом. Вместе с тем отмечается, что немаловажное значение имели и внелитературные факторы, повлиявшие на усиление литературности и нормативности авторского слова, вытеснение характерности и возвращение к объективной манере повествования.
Исходя из этого в прозе И.И. Катаева выделена определенная смена повествовательных форм. Во-первых, период 1927-1930 гг. («Поэт», «Великий Глетчер», «Сердце», «Молоко») характеризуется разнообразием принципов изображения и сложным соотношением авторского начала и слова персонажа. С одной стороны, заметно, что проза И.И. Катаева запечатлела многие общехудожественные приемы, обусловленные ведущими стилевыми тенденциями начала 1920-х гг., обозначенными в литературоведении как «орнаментальность» и «сказ». С ними связаны такие свойства его художественной прозы, как стремление к адекватной передаче эмоционального восприятия мира, а не к адекватности изображения изображаемому («Поэт», «Сердце»); введение категории рассказчика, речь которого развивается как в рамках литературности («Сердце»), так и в русле характерной, социально окрашенной речи («Молоко»). Вместе с тем уже на раннем этапе произведения писателя отличаются стилистической ясностью и отсутствием изощренной образности, вычурности синтаксиса.
Во-вторых, период 1932-1937 гг. («Ленинградское шоссе», «Встреча», «Под чистыми звездами», «Хамовники»), хотя и связан с увеличением роли собственно авторского повествования, трудно оценить как однозначно объективный по принципам организации художественной речи. Такие аспекты авторского слова, как лирические отступления, обращения к отсутствующему собеседнику, восклицания, развернутые описания, образующие завершенные единства, играют важнейшую роль в структуре не только «Хамовников», но и «Ленинградского шоссе» и «Встречи». Текстуальный анализ приводит к выводам, что проза И.И. Катаева представляет собой сложно структурированное повествование, включает в себя совмещенные по принципу контраста формы субъективного повествования, возникающие на пересечении устного сказового и книжного слова, а также образования, тяготеющие к прямому, публицистическому выражению авторской позиции. В целом очерковое начало, возникнув преимущественно в малых эпических формах в 1920-х гг., испытывает влияние раннего очеркового творчества и усиливается в 1930-е гг., когда возрастает доля собственно очерковой прозы, а в художественных текстах разнообразно присутствуют элементы очеркового повествования, газетные фразеологизмы, лексика и т.д., осмыслена эволюция повествования в художественной прозе как движение от усложненности к простоте, что в общем соответствует аналогичному процессу в прозе 1920-1930-х гг. в целом. Исследователи связывают данное явление с общим ходом литературного развития, но немаловажное значение имели и внелитературные факторы, повлиявшие на усиление литературности и нормативности авторского слова, вытеснение характерности и возвращение к объективной манере повествования.
Анализ художественной структуры и мотивов рассказа «Автобус» выявляет особую стилистическую и сюжетную организацию, ориентированную на создание повествования лирического типа. Лиризм проявляется как на стилистическом уровне организации текста, так и в повествовательной структуре рассказа. Повторы, сравнения, метафоры и другие даются не в качестве отдельных, разрозненных приемов, а в строго определенной плоскости пространства. Малый объем рассказа обусловил плотное сцепление его частей, внешняя краткость сопровождается внутренней смысловой концентрацией. Трехчастная композиция рассказа подчинена принципу триады, в которой первые две части соотносятся как тезис и антитезис, а третья, заключительная часть совмещает тенденции двух предыдущих. Аморфность жанровой структуры, небольшой объем произведений, ориентация на синтез лирического и публицистического в рассказе «Автобус» свойственны и другим произведениям И.И. Катаева 1920-х гг.
Ослабление сюжетности в результате преобладания статических описательных мотивов приводит к тому, что статические мотивы становятся символами фабульных мотивов. В этом случае в названии заключается намек на статический мотив. Заглавие часто является емким символом, организующим все уровни повествования. Причем, как правило, заглавие имеет предметно-бытовой и отвлеченный план выражения. Например, в повести «Сердце» заглавие мотивировано болезнью главного героя и вместе с тем является художественным обобщением представлений автора о неблагополучии современной жизни, выразившемся в противопоставлении сердца и разума. Импрессионистичность предметных описаний в повестях и рассказах также рассматривается как проявление лирического, субъективного начала в прозе И.И. Катаева.
Повышение ассоциативности и многозначности повествования достигается также усложнением структуры произведения. Так, сюжетно-композиционная структура повести «Поэт», обозначенная как «текст в тексте» (Ю.М. Лотман), обусловила появление системы двойников, позволяющей увидеть инвариантную основу черт, присущих главному герою. Оппозиция материального и духовного, вычленяемая в ходе аналитического рассмотрения системы персонажей, актуализирует мотивный комплекс, связанный с едой, который получает в пределах повести мифологическую кодификацию. Ритуальная природа этого мотивного комплекса подтверждается введением мотивов сакральной трапезы, сопровождаемых мотивом единоборства, наличием персонажа, функционально связанного с мотивом мифологического повара – жреца. Таким образом, глубинная эволюция творчества И.И. Катаева в значительно большей мере была обусловлена влиянием поэзии на прозу. Это воздействие стихотворного этапа проявлялось на протяжении всей эволюции творчества.
В разделе 3.2. третьей главы «Пространственная символика прозы И.И. Катаева» исследование специфики пространственно-временных связей, возникающих в произведениях И.И. Катаева, позволяет соотнести их с традиционными типами построения «романа испытания» и идиллического хронотопа (по терминологии М.М. Бахтина). Трансформации традиционных мотивных схем формируют уровень авторской позиции, которая достаточно часто выражается не с помощью прямого авторского слова, а именно в сфере пространственно-временных символов, что во многом предопределило своеобразие индивидуальной поэтики И.И. Катаева-прозаика 1920-х гг.
Прозе И.И. Катаева также присуще выделение «своего» гармонического и «чужого» хаотического пространства и связанное с этим представление о пространственной границе. Категория «дом» в мировом фольклоре противопоставлена «антидому», «лесному дому» (Ю.М. Лотман), характерно, что в художественной прозе И.И. Катаева оппозиция «дом»/«антидом» трактуется в весьма примечательном ключе, совпадает в самых общих своих чертах с архаической, мифологической и современной моделью дома. Образы своего, родного, отчего или идеального дома предстают или как воспоминания о прошлом, или как обреченные на уничтожение дома. Квартира как пространственная категория может обладать как признаками «своего», так и «чужого» пространства. В повести И.И. Катаева «Сердце» коммунальная квартира сопоставлена с миром «чужим»: во-первых, налицо признаки антидома – запущенность, неухоженность, бездомность, нежилой вид: «Потолок грязно-серый, в углах – паутина»; во-вторых, пространство квартиры сложно структурировано – специфическим пограничным пространством между домом и вне дома становятся лестницы, подъезд, другие квартиры, двор. В повести пограничное пространство населено маргинальными группами населения, осуществляющими «антиповедение» (гражданка Угрюмова и домохозяин Чистов). Вместе с тем возникает мифологический контекст юродивого, которому свойственен дидактический тип «антиповедения» (Б.А. Успенский). Характеризуясь индивидуальными связями с Господом, юродивый как бы окружен сакральным микропространством, отсюда становится возможным поведение, которое с внешней точки зрения представляется кощунственным, но по существу таковым не является. Об этом же сигнализирует антиязык юродивого, внешне бессвязный и бессмысленный, на самом деле свидетельствующий о свойственном ему всеведении. Его орнаментально – сказовая речь пронизана пространственно – мифологической символикой, при этом выделяются оппозиции прямизны/кривизны, правого/левого. Обращает на себя внимание в его речи также слово «салазочки», синонимичное саням. В традиции мифопоэтики положение на сани символизировало именно приобщение к потустороннему миру, то есть как бы временную смерть. Сани выступали как необходимая принадлежность похоронного обряда, и пребывание в санях означало близость смерти. Неслучайность введения символики саней как предвещения близкой смерти подчеркнута лейтмотивностью этой на первый взгляд несущественной детали. Аналогичным образом можно трактовать езду на санях в рассказах «Молоко» и «Зернистый снег».
В повестях и рассказах И.И. Катаева пространство Москвы представлено «окраинным миром» города: Ленинградским шоссе, «отринутыми городом» Хамовниками. Декларируется не замкнутость, безвестность этого мира, а его открытость всем сторонам света. Перенесение центра тяжести с центра на периферию как примета пространственно-временной картины прозы И.И. Катаева с наибольшей отчетливостью проявляется в рассказах «Ленинградское шоссе», «Молоко». Мир семейной гармонии нередко приурочен именно к периферийному пространству. Для рассказа «Молоко» характерна, например, удаленность от центрального поселения семьи Ниловых, которые живут на отдаленном хуторе. В пространстве мифа в деревне за чертой поселения должны жить колдун, мельник, кузнец. Однако в рассказе именно отдаленный хутор Ниловых воплощает черты гармонического, идеального мира.
Анализ показывает, что в пространственной картине художественной прозы И.И. Катаева также наибольшей устойчивостью характеризуются образы движения: дорога, шоссе, поезд, автобус, связанные с общим представлением о современности как периоде становления, начала. Художественное время определяется как текучее, неуловимое, смутное, часто воплощается в образах водных струй, потока, тумана. Типологически в прозе И.И. Катаева можно выделить особый тип пространственной организации, который не совпадает с особенностями пространства в очерковой прозе и вместе с тем тяготеет к «романному» типу пространственно – временного континуума, развертывающемуся как в жанре повести, так и рассказа. Не менее значимыми оказываются смена повествовательных форм и связанные с этим особенности авторского повествования в прозе И.И. Катаева. Эволюция повествования движется в сторону отхода от сказовых форм и орнаментальности к усилению стилистической ясности, расхождению речи автора и речи персонажа с совмещением устных, сказовых и книжных форм, к отказу от стилистической изощренности, сочетанию субъективно выраженного авторского начала с несобственно-прямой речью. Указанные моменты определяют своеобразие авторского повествования и его эволюцию. Тем самым эволюционный аспект рассмотрения авторского повествования и художественного пространства в прозе И.И. Катаева позволяет выявить своеобразие индивидуальной поэтики писателя.
В заключении подводятся итоги проделанной работы.
Проза И.И. Катаева 1920-1930-х гг. представляет собой самобытное и многоаспектное явление, запечатлевшее наиболее значимые художественные тенденции литературного развития первой трети ХХ в.
Фактором, определившим эстетическую целостность видения, которая оформилась у И.И. Катаева к 1927-1928 гг., становится эстетическая концепция «Перевала», оказавшая, в свою очередь, влияние на формирование полемического способа мышления писателя. Преодоление оценок, сложившихся в процессе литературных дискуссий 1920-х гг., оказалось возможным в результате выделения мифологического способа концептирования как важнейшей особенности поэтики И.И. Катаева.
Устанавливается, что взаимодействие И.И. Катаева с символистской традицией носило устойчивый и осознанный характер, менявшийся на разных этапах творческой эволюции. Особое влияние на становление и развитие поэтики И.И. Катаева имело творчество А.А. Блока, свидетельством чего становится достаточно широкий «блоковский» контекст, разнообразно представленный как на раннем, стихотворном, этапе, так и в зрелых прозаических произведениях писателя.
Результатом освоения символистской традиции становится создание в пределах прозы И.И. Катаева 1920-х гг. единого текста творчества, который может быть охарактеризован как неореалистический или неомифологический по своей структуре и стилистике, так как соотнесенность с символистским наследием остается приоритетной на протяжении всего творчества И.И. Катаева.
В работе показано, что основополагающим принципом поэтики И.И. Катаева становится отчетливо выраженное лирическое начало. С одной стороны, лиризм в прозе писателя – проявление общей тенденции развития прозы 1920-х гг., но, с другой стороны, в большей мере предопределен, как показывает анализ, индивидуальным ходом его эволюции от поэзии к прозе, влиянием начального поэтического этапа его творчества на всю последующую эволюцию его прозы.
В результате исследования авторского повествования выявлена определенная последовательность повествовательных форм в прозе И.И. Катаева – от стилистической изощренности сказового и орнаментального слова в 1920-е гг. к внешней простоте и стилистической ясности прозы в 1930-е гг., что в целом свидетельствует об усилении очеркового начала. Тем самым лучшим и наиболее полным проявлением поэтики писателя остается проза 1920-х гг., отличающаяся сложностью и неоднозначностью стилевой и жанровой трактовки, устойчивостью мифологического подтекста, усложненностью повествовательных форм, наличием хронотопа романного типа.
Основные положения и результаты исследования отражены в следующих публикациях:
- Румянцева Л.И. Мотив в структуре прозаического произведения (на материале рассказа И. Катаева «Молоко») [Текст] /Л.И. Румянцева // Проблемы развития национальной культуры и русско-якутских языковых связей: материалы науч.-практ. конф. преп. Якутского гос. ун-та. – Якутск: Изд-во Якут. гос. ун-та, 2000. – С. 17-19.
- Румянцева Л.И. К проблеме эволюции авторской позиции в прозе И. Катаева [Текст] /Л.И. Румянцева // Современные тенденции развития филологических наук и журналистики: материалы науч. конф., посвящ. юбилею филологического факультета Якутского гос. ун-та. – Якутск: Изд-во Якут. гос. ун-та, 2000. – С. 32-33.
- Румянцева Л.И. Особенности повествования в рассказе Ивана Катаева «Молоко» [Текст] /Л.И. Румянцева // Актуальные проблемы филологии: сб. науч. тр. – Якутск: Изд-во Якут. гос. ун-та, 2000. – Вып. 3. – С.103-106.
- Румянцева Л.И. Некоторые особенности формирования мифологического подтекста в прозе И. Катаева [Текст] /Л.И. Румянцева // Язык. Миф. Этнокультура. Сер. Проблемы лингвокультурологии. – Кемерово: ИПК «Графика», 2003. – Вып. 1. – С. 236-241.
- Румянцева Л.И. И.С. Шмелев и И.И. Катаев: к проблеме творческого взаимодействия [Текст] /Л.И. Румянцева // Литературный процесс ХХ века: проблемы жанра и стиля: сб. науч. тр. / под ред. Н.В. Покатиловой. – Якутск: Изд-во Якут. гос. ун-та, 2006. – Вып. 1. – С. 29-36.
- Румянцева Л.И. Проза И.И. Катаева и литературные традиции символизма [Текст] /Л.И. Румянцева // Вестник Якутского государственного университета. – Т. 4. – №3. – Якутск: Изд-во Якут. гос. ун-та, 2007. – С. 66-72.
Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК
- Румянцева Л.И. Поэтика рассказа И.И. Катаева «Молоко»: к проблеме мифологического подтекста [Текст] /Л.И. Румянцева // Вестник Бурятского государственного университета. Сер. Филология. – Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2007. – Вып. 7. – С. 160-165.
- Румянцева Л.И. О живописном начале в художественном пространстве прозы Ивана Катаева [Текст] /Л.И. Румянцева // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. № 37 (80). – СПб.: Изд-во РГПУ, 2008. – С. 306-309.
Подписано в печать 25.11.08. Формат 60 84 1/16.
Усл. печ. л. 1,5. Тираж 100 экз. Заказ 270.
Издательство Бурятского госуниверситета
670000, г. Улан-Удэ, ул.Смолина, 24а
