Рус) 6 – 8 с – 87 стрыгина екатерина львовна разин и разинский тип в прозе в. м. шукшина
На правах рукописи
| УДК 82(470) ББК 83.3(2Рос = Рус) 6 – 8 С – 87 |
СТРЫГИНА Екатерина Львовна
Разин и «разинский тип» в прозе В.М. Шукшина
Специальность 10.01.01 – русская литература
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Тамбов 2010
Работа выполнена в ГОУВПО «Мичуринский государственный педагогический институт».
| Научный руководитель: | доктор филологических наук, профессор ГОНЧАРОВ Пётр Андреевич |
| Официальные оппоненты: | доктор филологических наук, профессор ХВОРОВА Людмила Евгеньевна |
| кандидат филологических наук, доцент ГУБАНОВА Тамара Васильевна | |
| Ведущая организация: | ГОУВПО «Воронежский государственный университет» |
Защита состоится 22 апреля 2010 г. в 14.30 на заседании диссертационного совета Д 212.261.03 в Тамбовском государственном университете имени Г.Р.Державина по адресу: Россия, 392000, г. Тамбов, улица Советская, 6, зал заседаний диссертационных советов.
С диссертацией и авторефератом можно ознакомиться в научной библиотеке Тамбовского государственного университета имени Г.Р.Державина (ул. Советская, 6).
Автореферат размещен на официальном сайте Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина (http://www.tsu.tmb.ru) 15 марта 2010 г.
Автореферат разослан «_____» марта 2010 г.
| Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор |  | Пискунова С.В. |
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Персонажная сфера Шукшина настолько объёмна, а социальные и психологические портреты его персонажей настолько различны, что вряд ли получит успех и признание любая попытка дать безусловно точную универсальную дефиницию шукшинского героя. Шукшинские герои слишком яркие, характеры их глубоко индивидуальны для того, чтобы выражать только сугубо типичные черты социальной среды и определенной эпохи. Надо полагать, благодаря именно этому они уже пережили своё время и имеют реальное основание попасть в большую историю русской литературы и культуры в целом. Однако в ряду многочисленных ярких персонажей Шукшина все же возможно предположить существование неких структурных ядер, к которым так или иначе тяготеет значительное число незаурядных, неповторимых по своей сути героев.
Через все творчество писателя проходит образ и тема Степана Разина («Стенька Разин», «Я пришел дать вам волю», «Печки-лавочки», «До третьих петухов» и др.). Очевидно и то, что ряд персонажей его рассказов и повестей имеет типологическое сходство с шукшинским образом Разина («В профиль и анфас», «Сураз», «Обида», «Алеша Бесконвойный», «Калина красная» и др.). Свободолюбие и правдолюбие, пристрастие к воле и своеволию, «больная совесть», сочувствие обездоленным и равнодушие к богатству, склонность к «празднику», неприязнь к бездушной бюрократии в соизмеримой степени имеют место в их характерах
Актуальность данного исследования обусловлена необходимостью поиска новых подходов к анализу художественного мира В.Шукшина, к проблеме типологии его героев, связана с ведущим направлением современного литературоведения, занятого разработкой проблемы функциональной роли этнического аспекта в историко-литературных процессах, в создании художественных ценностей. Работа выполнена в рамках развивающегося научного направления кафедры литературы Мичуринского государственного педагогического института «Исследование национального самосознания и национального характера в русской литературе».
Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые активный и продуктивный в творчестве писателя тип героя, по своим параметрам и свойствам соотносимый с шукшинским Разиным, рассматривается нами в качестве структурного ядра персонажной сферы ряда наиболее ярких произведений В.М. Шукшина.
Проблема литературного героя некогда была одной из главных тем литературной критики. Однако из проблем первостепенных она с течением времени отодвинулась в разряд едва ли не факультативных. В отличие от литературной критики история и теория литературы и сегодня проблему «героя нашего времени», типологию героя литературного произведения, характерологию рассматривают в качестве одной из главных историко-литературных и теоретико-литературных проблем. В связи с избранной нами проблемой В.Е. Хализев отмечает: «Герои литературы разных стран и эпох бесконечно многообразны. Вместе с тем в персонажной сфере явственна повторяемость, связанная с жанровой принадлежностью произведения и, что еще важнее, с ценностными ориентациями действующих лиц. Существуют своего рода литературные “сверхтипы” - надэпохальные и интернациональные»[1]
. Естественно, воссозданный Шукшиным и вычленяемый нами «разинский тип» вряд ли можно назвать «интернациональным», в нем преобладают специфически русские черты и свойства, не отрицающие, впрочем, его связь с «надэпохальными» «сверхтипами».
Степень изученности исследуемой проблемы не может быть квалифицирована в качестве достаточной. Попытка первой «типологизации» шукшинских персонажей принадлежит самому писателю. Понятия «сельские жители», «светлые души», «чудики», «странные люди», «энергичные люди», «сибиряки», «кержаки», «вольные казаки», «крестьяне», «городские», «притворяшки», «пришей-пристебаи», «черти», «бессовестные», «устоявшиеся герои» и т.д., собственно, уже проецирующиеся на ту или иную категорию героев, имеют место (разумеется, не в терминологическом значении) в прозе, кинодраматургии и публицистике В.Шукшина.
Литературная критика, не вдаваясь в теоретические обоснования, эту первичную классификацию в целом приняла и дополнила её близкими образными понятиями: «живые люди», «герой в кирзовых сапогах» (С.Залыгин), герой, ярко представляющий «межукладный слой», который «из деревни подался, к городу не прирос» (Л.Аннинский). Значимо, что И.Золотусский, «мукой и болью Шукшина, его неотвязной темой, его невоплощенным идеалом» считал Стеньку Разина. Критик и литературовед Е.Вертлиб видит в Шукшине и его «расконвоированных» героях детали «общей картины русского духовного Возрождения».
В специальных исследованиях творчества писателя проблема типологизации шукшинских героев достаточно долго опиралась на традиции, сложившиеся в литературной критике. И хотя, по мнению В.И. Коробова, понятия «сельские жители», «странные люди» и «чудики» не исчерпывают всей сложности шукшинского героя, какого-либо иного определения их сути он не дает. «Человеком земли», чьим идеалом является «воля», видится шукшинский герой в книге Н.П. Толченовой[2]
. Близкое толкование специфики шукшинского героя принадлежит В.М. Карповой. Она видит в нем «выражение народного характера», связанного с типом людей «цельных, светлых бескорыстных», «бессребреников», личность, противостоящую «приобретательству, корыстолюбию», «зависти»[3]. В качестве своеобразного «предощущаемого, предчувствуемого нравственного эталона» шукшинского героя Л.И. Емельянову видится образ Степана Разина[4]. «Максималистов, не склонных к компромиссам, покорности и невмешательству» видит во многих героях прозы В.М. Шукшина В.А. Апухтина Она видит в Чудике, Броньке Пупкове, Сане Залетном, Степке «характеры-опровержения», «опровергающие узость, ограниченность обедненных обывательских представлений о человеке и жизни»[5].
В.Ф.Горн отмечает значительную роль в художественном мире В.Шукшина «народных типов», отображающих «народный характер». Литературовед относит к ним Федора Байкалова, Якова Горячего и др. В «народных типах» в качестве наиболее яркого проявления В.Ф.Горн выделяет героя с «растревоженной душой», отмечает очень важную для нас деталь: по его мнению, шукшинский Разин «очень похож на современных героев писателя»[6]. К сожалению, наметившаяся ещё в его кандидатской диссертации типология шукшинских героев дальнейшего развития не получила.
В.К. Сигов в монографии о творчестве В.Шукшина главу о симпатичных писателю героях называет шукшинским понятием-определением – «светлые души»[7]. В автореферате его докторской диссертации терминология еще более однозначная: там он вводит и мотивирует понятие «положительный герой». О типах, противоположных «положительному герою», В.К. Сигов пишет как об искажениях народного характера «на противоречивых путях ХХ века»[8].
А.Ю. Большакова выдвигает свою интересную, но не бесспорную классификацию героев, в которой «хранители древностей» противопоставлены «вольным людям». В качестве последнего типа исследователю видится шукшинский Егор Прокудин из «Калины красной»[9]
. В диссертационных исследованиях проблема типологизации шукшинского героя тоже имеет значительную историю [10]. Так, О.С. Овчинникова видит в шукшинских персонажах «черты русского народного характера», относя к ним и Степана Разина. Н.А. Биличенко концепцию национального характера в прозе В.Шукшина соотносит с «художественными принципами изображения личности», с социально-нравственной проблематикой его творчества, с традициями русской литературы, с «эстетическим идеалом автора». В кандидатской диссертации П.А. Гончарова подчеркивается «родство» ряда персонажей В.Астафьева, С.Залыгина, В.Шукшина с фольклорными «типами» героев, с образами русской классической литературы, а проблема героя соотносится с вопросами стиля, сказовой и иных форм повествования.
Современные диссертационные работы, касающиеся типологии шукшинских героев, часто строятся на широких и глубоких обобщениях, параллелях, что позволяет их авторам придти к неожиданным, но вполне доказанным выводам. Так, О.Г. Левашова, проводя параллели между персонажами В.Шукшина и героями Ф.Достоевского, Л.Толстого, находит в тех и других «силу и слабость русской сверхличности». С её точки зрения, Шукшин, следуя традициям русской классики, создает «универсальные характеры», в которых имеет место «весь спектр национальных характеров, данных в границах определенного временного среза»[11].
А.А. Дуров видит в ряде героев Шукшина трансформацию традиционного образа дурака [12]. Н.В. Ершова находит типологическое родство персонажей романа Шукшина о Разине с трагическим героем «Тихого Дона» М.А.Шолохова[13]. Типологическое родство героев деревенской прозы, отражение в них специфики русского национального характера отмечены в диссертационном исследовании И.В. Новожеевой [14]
. Наиболее близкой нам по постановке проблемы является диссертационное исследование И.А. Тортуновой [15], хотя её работа увидела свет в то время, когда концепция нашей диссертации уже была сформулирована. При всей важности и актуальности перечисленных и иных работ они не исчерпывают всей сложности связанных с героем Шукшина проблем. Так, за пределами работы И.А. Тортуновой, оказывается вопрос о типологии шукшинского героя, о его эволюции и трансформации. Хотя она и квалифицирует шукшинский образ Степана Разина в качестве «национального архетипа», но не выделяет в качестве отдельного, самостоятельного «разинский тип» героев, не ставит вопрос о соотнесенности «разинского типа» с русским культурным архетипом, с другими типами и группами героев как русской литературы в целом, так и конкретных её феноменов.
Нашу ситуацию несколько осложняет тот факт, что сам В. Шукшин отрицает понятие «характер», точнее – ставит его под большое сомнение. В статье «Вопросы самому себе» писатель отмечает: «Бить надо нас по рукам, когда мы вместо правды придумываем для него (читателя – Е.С.) разные характеры, ситуации, психологию. Да еще делаем вид, что это-то и есть правда»[16]
. При всем этом позднее писатель это понятие будет активно использовать, а один из его прижизненных сборников выйдет с названием «Характеры». Приемлемым для писателя является и понятие «типа», «типичного». В статье «Нравственность есть правда» (1969) Шукшин отмечает: «Я не говорю о герое положительном, а о таком, который – состоянием души, характером, взглядами – выражает то, чем живет с ним вместе народ, о типичном, что ли» [Т.3, с.618]. Принимая во внимание это и другие утверждения, заметим, что «разинский тип» в нашей работе не является синонимом понятия «устоявшегося» в творчестве В.Шукшина «положительного героя», не является и полным аналогом понятия «характер». Для нас «разинский тип» в значительной мере – абстракция, основанная на духовной и психофизической общности совокупности ряда персонажей рассказов, повестей, романов В.Шукшина. Абстракция, в основе которой находятся также сущностные свойства души Степана Разина в их восприятии и истолковании В.Шукшиным.
Методологической базой нашего литературоведческого исследования послужили работы М.М. Бахтина (идея «героя-идеолога»), К.Г. Юнга и Е.М. Мелетинского (понятие «психологического типа» и «литературного архетипа», В.Е. Хализева (понятие «сверхтипа», «персонажной сферы»),
Методологической основой диссертационного исследования стали также философские и историко-философские работы П.Я. Чаадаева Н.И. Костомарова, С.М. Соловьева, К.Н. Леонтьева, В.С. Соловьева, В.В. Розанова, С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, Н.С. Трубецкого, Л.П. Карсавина, И.А. Ильина Л.Н. Гумилева, касающиеся истолкования русской истории и русской ментальности. В диссертационном исследовании активно используется опыт исследования специфики героя В.Шукшина, накопленный отечественным шукшиноведением.
Работа написана на материале романа «Любавины», киносценария и киноромана «Я пришел дать вам волю», «повести-сказки» «Точка зрения», киноповестей «Печки-лавочки», «Калина красная», повестей для театра «А поутру они проснулись», «Энергичные люди», сказки «До третьих петухов», рассказов и публицистики В.Шукшина.
Объект изучения – разножанровая проза и кинодраматургия В.Шукшина разных лет.
Предмет исследования – персонажная сфера романов, повестей, рассказов, кинодраматургии В.Шукшина.
Целью диссертационной работы является изучение генезиса, структуры, функции, смыслового наполнения, эволюции «разинского типа» в художественных произведениях В.Шукшина.
Задачи диссертации связаны с реализацией её основной цели:
1. Определить основные свойства и параметры героя «разинского типа».
2. Выявить генезис «разинского типа» героев В.Шукшина.
3. Установить типологическую общность «разинского типа» с другими героями В.Шукшина и русской литературы в целом.
4. Исследовать связь между «разинским типом» и масштабностью актуализированных в прозе В.Шукшина социально-этических проблем.
5. Рассмотреть тип героя, соотносимый с разинским, но противопоставленный ему.
6. Изучить истоки эволюции и редукции «разинского типа».
Диссертация является историко-литературной работой, и в анализе литературных фактов её автор опирается ни историко-литературный, историко-культурный, структурно-типологический методы исследования.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. «Разинский тип» в нашем понимании есть разновидность русского типа, осмысленная и воссозданная Шукшиным с проекцией на исторического Степана Разина, на фигуру, образ Разина в произведениях русского фольклора.
2. «Разинский тип» в прозе В.Шукшина реализует философские размышления писателя о взлетах и падениях русского человека, в предельно полном объеме дает представление о сложившейся и развивающейся в его творчестве иерархии социально-этических ценностей.
3. «Разинский тип» объединяет в себе ряд образов-характеров, наделенных вполне определенными человеческими свойствами, перекликающимися с образом шукшинского Разина. Он является структурно целостным типом шукшинского героя. Совестливость, «растревоженная душа», бескорыстие, гневливость, неутолимая жажда воли, правдоискательство, роковой возраст, предощущение скорой гибели, гармония с природой, жажда праздника являются наиболее значимыми параметрами «разинского типа».
4. Среди современных персонажей «разинский тип» в соответствии с шукшинской концепцией героя в наибольшей степени находит своё воплощение в сибиряке – наследнике вольнолюбивых первопроходцев Сибири, «природном человеке», для которого главным истоком сохраняющейся человечности оказывается гармония величественной природы Сибири.
5. Воссозданный в прозе В.Шукшина «разинский тип» в силу своих онтологических свойств позволил писателю поставить и осмыслить целый ряд общественно значимых, актуальных для своего времени проблем.
6. Разин и «разинский тип» героя в прозе В.Шукшина вызвали к жизни тип героя, структурно и функционально противопоставленного им, заключающего в себе полярные по своей сути характеристики, что свидетельствует о продуктивности сделанных писателем художественных открытий.
7. Шукшинский герой трансформируется вслед за эволюцией мировоззрения автора. Этот процесс накладывает значительный отпечаток на эволюцию, а затем и редукцию «разинского типа».
Теоретическая значимость исследования заключается в классификации и типологизации персонажной сферы произведений В.Шукшина, в определении основных свойств и параметров его «разинского типа», в уточнении понятий тип, герой, персонаж, тип героя, в уточнении корреляции между эволюцией мировоззрения писателя и трансформацией героя.
Практическая значимость диссертации. Результаты и выводы реферируемой диссертации могут быть использованы при разработке историко-литературного и теоретико-литературного аспектов лекционных и практических курсов в высшей школе, в средних специальных и общеобразовательных учреждениях, при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по проблемам истории русской литературы ХХ века, при комментировании собраний сочинений В.М. Шукшина.
Апробация исследования проходила на заседаниях кафедры литературы ГОУВПО «Мичуринский государственный педагогический институт», на ежегодных научно-практических конференциях рофессорско-преподавательского состава ГОУВПО «Мичуринский государственный педагогический институт» (2004, 2005, 2006, 2007, 2009 гг.), в ходе Международной научно-практической конференции «Проблемы экологического образования и воспитания в системе наукограда» (Мичуринск, 2006 г.), в рамках Международной научно-практической конференции «Человек и природа в русской литературе» (Мичуринск, 2008), на VII Международной научной конференции «Русское литературоведение на современном этапе» (Москва, МГГУ им. М.А.Шолохова, 2008 г.).
Основные положения диссертации обсуждались также в ходе занятий аспирантского теоретико-методологического семинара кафедры литературы МГПИ. Основные положения и выводы диссертационного исследования были изложены в опубликованных статьях.
Структура и объём диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 187 наименований.
Основное содержание работы
Во Введении ставятся цели и задачи исследования, характеризуется степень изученности проблемы, приводятся основные положения, выносимые на защиту.
Глава I – «Между заступником и разбойником: параметры “разинского типа”» содержит в себе анализ основных свойств, происхождения, параллелей шукшинских персонажей, близких, в изображении писателя, к характеру Степана Разина.
В первом разделе «Ядро шукшинской характерологии: свойства “разинского типа”» исследуемый тип героя рассматривается в качестве своеобразного ядра персонажной сферы ряда произведений писателя. Для Шукшина предельно важно, что Разин – «национальный герой». Рожденный на Дону, его Разин ощущает свою кровную и духовную связь со всей Русью. В этом оказывается его сходство с героями рассказов 1960-х годов, они по-своему болеют за всю Россию, имеющую теперь, иное название. Герой рассказа «Светлые души» в ответ на сомнения в необходимости его крестьянского труда уверенно замечает: «Нужно. Весь СССР прокормить – это… одна шестая часть» [Т.2, с.10]. Не только своя семья, свой дом, свой край, свой Дон или своя Сибирь. «Разинский тип» – это герой, чувствующий своим домом всю Русь.
Свойством Разина, вынесенным в название киносценария и киноромана, является жажда воли. Шукшинский Разин в этом качестве сопоставим с Васёкой («Стенька Разин»), Стёпкой («Стёпка»), Иваном («В профиль и анфас»), Егором Прокудиным («Калина красная») и др. Стремление к свободе у шукшинских героев часто сопряжено с самопожертвованием, жертвенностью. Современные исследователи русского национального характера относят эти свойства к числу важнейших духовных ориентаций русского народа (Ю.А. Вьюнов).
Шукшинское понятие воли вобрало в себя не только значение свободы, но и силы характера, а часто и своеволия, навязанной воли. В рассказе «Артист Федор Грай» актер самодеятельного театра своевольно и под аплодисменты публики импровизирует на сцене. Герои же рассказов «Упорный», «Алеша Бесконвойный», своими личностными качествами во многом дополняют понятие воли. Правда, уже и в 1960-е годы Шукшин видит и изъяны воли, ставшей своеволием. Воля бывшего лагерника обращается смертью для старика Никитича («Охота жить»), своеволие Спирьки Расторгуева оказывается равнозначным его самоубийству («Сураз»). Воля приобретает у Шукшина и формы безрассудства – Разин идет на царя, предчувствуя свою и товарищей гибель. Стремление к воле, честь оказываются дороже жизни. Герои рассказов «Сураз», «В профиль и анфас» близки Разину и по таким качествам натуры, как широта души и невозможность существования без осмысленной высокой цели.
Правдоискательство, свойственное персонажам Шукшина от первого опубликованного рассказа «Двое на телеге» до «Страданий молодого Ваганова» и «Дяди Ермолая», в концентрированном виде сосредоточено в образе его Степана Тимофеевича, а потому, на наш взгляд, является одним из главных свойств «разинского типа» героя. Вслед за Разиным «разинский тип» – герой совестливый. Болезненная совестливость, способность чувствовать чужую боль как свою, заставляет Разина отвергнуть благополучие «ползучего гада» (так он называет Корнея Яковлева) и встать на путь бунта. Но человек, которому совестно за чужой грех, низость, твердо прописан и в шукшинских рассказах «Критики», «Чудик», «Генерал Малафейкин», «Кляуза», «Беспалый», чужая бессовестность вызывает их горячность в проявлении отрицательных чувств.
«Разинский тип» – человек не земной, бескорыстный, для которого духовное начало, сострадание, в частности, являются определяющим в жизни. Это и сам Разин, и главные герои рассказов «Коленчатые валы», «Чудик», «В воскресенье мать-старушка», «Дядя Ермолай» и др. Ненависть к бюрократии, своеобразный анархизм, сближает Разина с героями рассказов и повестей («Правда», «Коленчатые валы», «Штрихи к портрету», «До третьих петухов» и др.), с самим Шукшиным. Однако при ненависти к любой бюрократии, для шукшинских героев свойственно стремление устроить жизнь на справедливых началах через новые государственные институты («казачий круг» в Астрахани, Царицыне, всеобщая целесообразность в рассказах цикла «Штрихи к портрету», «печать» в руках Ивана-дурака в повести «До третьих петухов» и др.). В этом видится явная противоречивость и «разинского типа», и идей, связанных с ним.
Разбойная натура Разина сближает его и с Гринькой Малюгиным, Любавиными («Любавины»), Егором Прокудиным, Спирькой Расторгуевым. Разбой изображается Шукшиным как проявление своеволия и необузданной свободы человека, не считающегося с жизнью окружающих. Вместе с тем, разбой в шукшинской прозе – попытка отстоять материальную основу своей жизни, акт социального возмездия обездоленных по отношению к сильным, знатным, пребывающим во власти. По нашему предположению, противоречивость является одним из базовых свойств «разинского типа». Шукшинский Разин, казнящий не только бояр, но их невинных детей, стреляющий в икону, оказывается соотносимым с героями-борцами, но через неоднозначное восприятие автора противостоит «устоявшемуся» «положительному герою» 1920 – 1960-х гг. своей противоречивостью. Причем амплитуда этих противоречий предельно велика: между добром и злом, любовью и ненавистью, человечностью и зверством, между жалостью и жестокостью и т.п. Но такой Разин тоже имеет сходство со Спирькой Расторгуевым, с Егором Прокудиным, героями рассказов «Обида», «Гена Пройдисвет», другими персонажами Шукшина. В этом плане шукшинский герой исследуемого типа близок определению Е.Замятина: «Как в древлем раю – тигр с ягненком очень мило уживаются в душе у русского человека».
По ряду свойств шукшинский «разинский тип» соотносится в реферируемой работе с героями М.Горького (стремление к свободе) и М.Шолохова (правдоискательство). Жалостливость, сочувствие и боль за обездоленных соседствует и уживается в душе Разина с яростью, горячностью, гневливостью не только по отношению к врагам, но и к своим. В этом плане удалой казак Разин во многом оказывается похожим на казака из начала ХХ столетия – Григория Мелехова.
Социальная активность Разина и персонажей «разинского типа», по Шукшину, связана с достижением ими возрастной грани, когда человек задумывается о смысле своего существования. Такой гранью оказывается сакральное для русской ментальности сорокалетие – лиминальный возраст Разина, Максима Ярикова («Верую»), Сани Неверова («Залётный»), Николая Князева («Штрихи к портрету») других персонажей, решившихся на «подведение итогов» своей жизни, желающих не только честно жить, но и достойно умереть. В соответствии с шукшинской мыслью, современный русский человек несет в себе многие черты Степана Разина. Писатель видит в этом источник красоты и одновременно трагедии своего современника.
В разделе втором «Разин, “разинский тип” и фольклор» через сопоставительный анализ наиболее яркого эпизода шукшинского романа (гибель княжны) с аналогичными эпизодами в произведениях А.С.Пушкина («Песни о Стеньке Разине»), Д.Н. Садовникова («Из-за острова на стрежень»), в фольклорных текстах, в исторических источниках доказывается положение о том, что исследуемый в реферируемой работе тип героя – это русский человек, русский национальный характер в его современном бытии, но вобравший в себя черты и свойства исторического и фольклорного, осмысленного народной традицией Разина. Шукшинский Разин бросает в Волгу княжну в приступе свойственной его натуре, затмевающей рассудок, ярости.
Здесь же отмечается, что не только произведения профессиональной словесности, но даже исторические исследования Н.И. Костомарова «бунта» Стеньки Разина не могли избежать воздействия фольклорных преданий о подвигах атамана. Воздействие фольклора сказалось у Шукшина также и в том, что его Разин обладает мифологическим мировосприятием, его сознание благодаря этому укоренено в фольклоре. Приметы, заговоры, сны, причеты, праздники, воспроизводимые в киноромане, передают связь Разина с традиционной народной культурой. Но таковы и многие другие шукшинские персонажи. В качестве сопоставлений в реферируемой работе приводятся живо заинтересованный спецификой похоронного причитания персонаж рассказа «Хозяин бани и огорода», обращающийся с заклинанием к «матушке степи» герой рассказа «Племянник главбуха», оставляющий деревню и прощающийся по обычаю с домашним очагом норовистый Иван («В профиль и анфас»). Последний не забывает «трижды поцеловать печь и сказать»: « – Матушка печь, как ты меня кормила и поила, так благослови в дорогу дальнюю» [Т.2, с.270].
Как в фольклорной традиции, у Шукшина образ Разина включает в себя некую таинственность («чары как у ведьмы», убитая боевым оружием женщина во время паломничества на Соловки). Но мотив «постыдной тайны» характеризует и Витьку Борзенкова: обобравшие его накануне свадьбы «шлюхи» («Материнское сердце»). Он имеет место в пародийном виде в путешествии Ивана Расторгуева и Нюры – деревенский способ хранить деньги («Печки-лавочки»), в судьбе Егора Прокудина – живущая рядом мать, которой герой не смеет открыться («Калина Красная») и т.д. «Разинский тип» впитал в себя и многие народнопоэтические по своему происхождению элементы: фольклорную поэтику имени, зооморфные сравнения и символику, фольклорную фразеологию. Праздник, его разновидности и структура анализируется в разделе в качестве особой мифологемы шукшинской прозы, как своеобразное место реализации ряда свойств «разинского типа».
В третьем разделе главы первой «”Разинский тип” и сибиряк в пространственно-временном континууме шукшинской прозы» прослеживаются параллели между двумя наиболее характерными для прозы В.Шукшина типами героев, выясняются цели, анализируются приемы их своеобразной «интеграции». По целому ряду параметров «разинский тип» соотнесен с Сибирью, с сибиряком, как симпатичным В.Шукшину воплощением русской души. В киноромане и в публицистике писатель связывает свой род с эпохой Разина. Сибиряков Шукшин обоснованно ассоциирует с Ермаком, донцами, а через них и с Разиным. Со ссылкой на Л.Аннинского в работе отмечается, что «народный заступник» Разин у Шукшина «сложно совмещается <…> с детскими воспоминаниями об отце» [Т.1, с. 690], как известно, репрессированном властью, погибшем в заключении. В этом смысле Разин в метафорическом, переносном плане оказывается образом едва ли не автобиографическим. Сюжетообразующий для всего романа мотив мести («за брата») приобретает у Шукшина характер глубоко личный («за отца»). Месть за личные обиды определяет повороты судьбы многих шукшинских персонажей («Жена мужа в Париж провожала», «Сураз», «Беспалый», «Рыжий» и др.).
В работе утверждается, что «разинский тип» включает в себя не только особые отношения с социумом, но и особые отношения с окружающей природой. В этом плане «разинский тип» во многом близок «природному человеку», чувствующему себя посреди дикой природы по-домашнему. Таким оказывается не только погруженный в созерцание красоты донского приволья шукшинский Разин, но и герои его рассказов «Упорный», «Земляки». Неприятие «чудовища из стали», олицетворяющего технократизм и урбанизацию, стало для героев Шукшина одним из источников неприязни к городу в целом. Для Разина город (Москва, Астрахань, Царицын и др.) – это выражение бесчеловечной силы государства, бюрократии, боярства, неправды. Но почти аналогично воспринимает город автобиографический герой цикла рассказов «Из детских лет Ивана Попова». Для него – деревенского мальчишки, даже районный городок – знак всего «чужого»: «Страшно здесь, всё чужое, можно легко заблудиться» [Т.2, с.317]. Противопоставляя «господствующий» в современном технократическом мире город и «подчиненную» ему деревню, Шукшин далек от однозначности. В городе он видит рождение идей близких ему и его героям, в частности – идеи братства всех людей.
В сибиряке Шукшину видится прямое продолжение мятежного, мужественного, вольного разинского духа, он создает в своих рассказах собирательный образ не просто обитателя Сибири, а сибиряка – спасителя России, образ, соотносимый с Разиным – по совестливости, открытости, миссии. Наиболее ярко это реализовано в рассказе «Жена мужа в Париж провожала» «Колька – обаятельный парень, сероглазый, чуть скуластый, с льняным чубариком-чубчиком. Хоть невысок ростом, но какой-то очень надежный, крепкий сибирячок, каких запомнила Москва 1941 года, когда такие вот, ясноглазые, в белых полушубках день и ночь шли и шли по улицам, одним видом своим успокаивая большой город» [Т.2, с.543].
У Разина, как и у сибиряка ХХ века, в представлении В.Шукшина, главная миссия – спасение Руси: «Когда днем Степан заглядывал в лица новгородским, псковским мужикам, он видел в глазах их тусклый облик страшной беды. Оттуда, откуда они бежали, черной тенью наползала всеобщая беда» [Т.1, с.459]. Правда, в случае с Разиным этой бедой являются не фашисты, а отечественная бюрократия, но для писателя это явления одного ряда. Шукшинские сибиряки Иван Расторгуев («Печки-лавочки»), Егор Прокудин («Калина красная»), Петька Сибирцев («Беседы при ясной луне»), Ванька («Наказ»), Колька Паратов («Жена мужа в Париж провожала») сближаются с Разиным и через пространственно-временной континуум, и через миссию, и через спасительные для судьбы Росси в целом личностные свойства.
Сближая времена и пространства, Шукшин стремится расширить «ареал» героя «разинского типа», проводит мысль об историческом (кровном и духовном) родстве вольного Дона, Разина и сибиряка. Благодаря этому повествование рассказов на современную тему приобретает историческую и социально-философскую глубину, а погружение в события XVII столетия воспринимается как повествование о противоречивом облике современного русского человека. Шукшинский «разинский тип» в наибольшей степени находит своё воплощение и продолжение в сибиряке – «природном человеке», наследнике вольнолюбивых первопроходцев Сибири.
Глава II – «Специфика мировосприятия В. Шукшина и трансформация “разинского типа”» заключает в себе попытку мотивировать продуктивность и объяснить причины последовавшей в творчестве писателя эволюции исследуемого типа героя.
В первом разделе «”Разинский тип” в парадигме общественных проблем 1950 – 1970-х годов» продуктивность анализируемого типа героя связывается со степенью важности поставленных Шукшиным социально-этических проблем. Острота и глубина их осмысления требовала для их постановки и решения героя одного масштаба с его Степаном Разиным. Чтобы ответить на вопрос «Что с нами происходит?», Шукшину потребовался герой разинской воли, совестливости, прозорливости, одержимости, стремления к правде, с его неоднозначностью и противоречивостью.
Среди острейших социальных проблем России ХХ века Шукшин видит и пытается осмыслить проблему ближайшей и отдаленной судьбы крестьянства. В этом Шукшин близок «деревенской прозе», но и оригинален в том смысле, что увидел в крестьянстве, в отличие от других «деревенщиков» не только пассивный объект социальных процессов (войны, революции, урбанизация), но и субъект, «действующее лицо» исторического процесса. Недаром его герои «замахиваются» на многое: «прокормить» «одну шестую часть» всего мира («Светлые души»), «стрелить» самого Гитлера («Миль пардон, мадам!»), «дать острастку» московским боярам и «изорвать» ненавистные бумаги у самого «тишайшего» («Я пришел дать вам волю»), размыслить, «кто ближе к Истине?» («Дядя Ермолай»), понять, «а зачем всё?» («Жил человек»), и т.п. «Разинский тип» в этом смысле оказался героем, вполне адекватным осмысленным писателем сверхзадачам. Не ограничиваясь глобальным сопоставлением эпох, с помощью героя «разинской породы» Шукшин проводит параллели между крестьянской войной конца XVII века и войной государства с крестьянством в ХХ веке («Любавины», «Заревой дождь», «В профиль и анфас» и др.). В разделе отмечается опора Шукшина на исторические источники в изображении сложных социальных процессов, событий, исторических лиц прошлого (исследования Н.И. Костомарова, С.М. Соловьева, сборники документов) и его «свобода» в обращении с ними.
Герой «разинского типа» был необходим Шукшину для осмысления противостояния деревни и города. В свете этой проблемы в реферируемой работе анализируются мотивы поведения героев рассказа В.Шукшина «Срезал». Для мужиков деревни Новая, как и для Глеба Капустина, ясно: ушел, «вышел» из деревни, да еще стал «знатным», – значит, стал частью города, стал «чужим». Гипертрофированная «обида» «сельских жителей» на город руководит поступками Глеба и мужиков, использующих его в роли «опытного кулачного бойца». На основании этого и некоторых других рассказов, в работе высказывается предположение, что мы имеем дело не столько с развитием исследуемого типа, сколько с его переосмыслением, подчас радикальным. В рассказе «Срезал» прежний «разинский тип» – герой, не терпящий сословной спеси, неравенства, жаждущий воли, – трансформируется в нечто исторически неожиданное. Сам Шукшин так комментировал этот человеческий тип: «При дележе социальных богатств решил, что он обойден и вот принялся мстить, положим, ученым. Это же месть в чистом виде, ничуть не прикрашенная; а прикрашенная если, то для одурачивания своих товарищей. <…> Может быть, мы несколько виноваты, что слишком много к нему обращались как к господину, хозяину положения, хозяину страны, труженику, мы его вскормили немножко до размеров, так сказать, алчности уже» [Т.2, с.586]. Мотив справедливой мести («мститесь, братья!») трансформируется в поведении Глеба Капустина в злобную мстительность.
Одна из актуальных общественных проблем шукшинского времени – строительство справедливого «нового мира», мира без «паразитов», угнетения, унижения человека. «Разинский тип» в целом характеризует стремление перестроить жизнь на этих справедливых началах. В 1960-е годы этот тип шукшинского героя в основном совпадал с типом «нового человека», революционера, строителя и героя «нового мира», «новой жизни». Вместе с тем, Разин В.Шукшина, как, впрочем, и герои исследуемого типа других шукшинских произведений, лишь частично «вписывается» в заданные «рамки» «нового человека», «советского человека». В диссертации утверждается, что сводить всю сложность социально-политических взглядов Шукшина к коммунистической доктрине – значит упрощать и обеднять Шукшина-мыслителя. Марксистские идеи уживаются у писателя с почвенническими убеждениями. В его публицистике можно найти и воздействие народнической идеологии, связанной с идеализацией народа, восходящей, вероятно, к русской классике. Писатель утверждает необходимость «жить народной радостью и болью, думать, как думает народ, потому что народ всегда знает Правду» [Т.3. с.620].
В рассказах «Штрихи к портрету», «Привет Сивому!», «Пьедестал», как и в некоторых других, без претензии на многозначительность и оппозиционность, Шукшин затрагивает не свойственную ему в целом, но связанную с «разинским типом», проблему диссидентства, инакомыслия. «Смысл жизни» Князева заключается в том, чтобы «писать и писать, чтобы навести порядок в государстве» [Т.3, с.162]. «Ушибленность» «общими вопросами» этого персонажа Шукшин доводит до крайности, поэтому его воспринимают как «буйного» – «с участливым сожалением». Писатель стремится таким образом подчеркнуть «ненормальность» общества, в котором человека, болеющего о благе государства как основе благосостояния общества, воспринимают в качестве помешанного.
Потребительство, стремление к благополучию любой ценой, вырождающиеся в жадность и накопительство и связанная с этим глубокая коррозия традиционного русского национального характера, отмеченная писателями того времени, – одна из острых проблем советского общества 1960 – 1980-х годов. Шукшин был одним из ярких писателей именно этой темы («Точка зрения», «Энергичные люди», «До третьих петухов», «Жена мужа в Париж провожала» и др.). Потребительству, алчности, жадности Шукшин противопоставляет аскетизм Разина, равнодушие к богатству Ивана Расторгуева, широту души Спирьки Расторгуева.
Одна из актуальных общественных проблем 1960 – 1970-х годов – сохраняющееся имущественное и социальное расслоение «населения», восприятие и оценка этого расслоения в прошлом и настоящем. С течением времени антитеза богатство – бедность сменяется у писателя на антитезу «паразитизм – труженичество», «сытость» – «неуёмность». Так, в отличие от рассказа «Стенька Разин» в киноромане «Я пришел дать вам волю» акцентируется не богатство Корнея Яковлева и Фрола Минаева, а их стремление к «сытости», желание не портить отношения с Москвой, их неверие в возможность справедливого устройства общества, их равнодушие к судьбам ищущих защиты на Дону беглых крепостных. «Ты весь жиром затек, кабан» [Т.1, с.483]. – Это обвинение Разина Корнею Яковлеву только внешне напоминает марксистское и советское «деление» населения по классовому и имущественному признаку.
Шукшин внимателен к эволюции русской государственности в её советской модификации. В киноповести «Печки-лавочки» дается оценка города, Москвы, олицетворяющей советскую государственную мощь, через восприятие крестьянина. Эта тема рассматривается Шукшиным в неожиданно остром аспекте: замысел и его реализация, грандиозные планы и сомнительные результаты. Шукшин как бы случайно сталкивает восприятие Ивана Расторгуева с актуализировавшейся в общественном сознании геополитической доктриной: «Москва – Третий Рим». Именно исследуемый нами тип героя, в силу своей ассоциирующейся с фигурой Разина монументальности, сделал органичным обсуждение на страницах рассказов и повестей Шукшина исторической миссии России, олицетворенной в диалогах шукшинских героев в образе, «вибрирующем» между величественным Третьим Римом и обреченным Вавилоном.
Раздел второй «”Чертова музыка”: тип героя, противопоставленный разинскому, в прозе В.Шукшина» посвящен анализу категории персонажей, находящихся в структурной оппозиции по отношению к «разинскому типу». «Разинский тип» имеет в творчестве В.Шукшина полярное по сути, хотя и созвучное, «симметричное» по структуре, продолжение в виде «антигероя», что демонстрирует эстетическую значимость сделанных писателем поэтических открытий. В понятие «антигероя» мы вкладываем смысл не столько связываемый с «подчеркнутым» лишением персонажа «героических черт», сколько со смысловой и структурной противопоставленностью «герою», его идеологии.
Разинскому типу противостоит персонаж, связанный своим бесчеловечием с бюрократией в рассказах «Ораторский приём», «Петя», «Мой зять украл машину дров!» Этот тип героя имеет много общего со своеобразной «мишенью» русской литературы конца XIX – XX веков, с фигурой «мещанина». В статье «Вопросы самому себе» Шукшин использует это старое понятие для характеристики анализируемого им социального и духовного явления. «Что есть мещанин? Обыкновенный мещанин средней руки… Мещанин – существо, лишенное беспокойства <…> Существо крайне напыщенное и самодовольное. Взрастает это существо в стороне от Труда, Человечности и Мысли» [Т.3, с.583]. Родовые свойства шукшинского мещанина и определяют существо типа, противопоставленного разинскому.
Ряд персонажей Шукшина соотносятся с Разиным по тем или иным свойствам темперамента, характера, души, но вряд ли они могут быть отнесены к «разинскому типу». Таков вспыльчивый, гневливый, прямодушный астраханский митрополит Иосиф. Разин в представлении прозаика – противоречивая натура, последовательная в одном, в любви и жалости к обездоленным, обделенным, униженным властью людям, поэтому он любим казаками: «Много умных и сильных, мало добрых, у кого болит сердце не за себя одного. Разина очень любили» [Т.1, с.355]. Такой любви лишен астраханский митрополит. Народной любви лишен и иной «вожак», борец со «знатными людьми» деревни Новой – Глеб Капустин. Отсутствие доброты, любви, жалости в душе не позволяет ни автору, ни «мужикам» любить «дошлого» Глеба Капустина. Ум, смелость, прямодушие, находчивость в слове, другие положительные свойства ряда шукшинских персонажей «повисают» без оплодотворения их жалостью, добротой, любовью, тех свойств, которые Шукшин находит в мятущейся, «раздираемой страстями» и противоречивой душе его Степана Разина.
Разинскому типу противопоставлен у Шукшина персонаж, олицетворяющий агрессивную вестернизацию. «Разинский тип» – человек, восстающий против угодничества перед кем бы то ни было, в том числе перед иностранцами. Это одна из сложных социокультурных проблем России и одна ярких проблем творчества В.Шукшина. Острота проблемы оказалась обусловлена тем, что коммунистическое строительство, провозглашенное в 1950 – 1970-е годы, несмотря на заявленное идеологическое противостояние Западу, Европе, с культурологических, цивилизационных позиций являлось очередной попыткой форсированной европеизации России. В своём негативном восприятии вестернизации России Шукшин обнаруживает близость со славянофилами, почвенниками, «евразийцами», с И.Буниным, другими писателями-классиками.
Агрессия романо-германского культурного архетипа и беззащитность перед его экспансией русского человека воссоздается писателем в рассказах «Пост скриптум» (образ «девчушки молодой», «увивающейся перед иностранцами» в ленинградской гостинице), «Мечты» (подражающие хемингуэевским «парням» официант и молодые « бродяги»), «Привет Сивому!» (воспринявшие идею сексуальной «свободы» Кэт и Серж). Герой рассказа «Беседы при ясной луне» старик Баев в поисках источника своих (сомнительных для земляков и автора) «ума» и «талантов» обманывать односельчан готов собственную мать заподозрить в связях с «мериканцами» – «народишко верткий». Сугубо русское лицемерие готов соединить с американской небрежностью в поведении герой рассказа «Мнение».
В рассказе «Други игрищ и забав» Шукшин изображает поборников и жертв распространяющейся на русской почве сексуальной свободы, точнее, безответственности: «волосатик» «смастерил ребенка» «доброй и доверчивой, как овца» девушке, но «пожелал остаться неизвестным». По-разински пассионарному Косте Худякову противостоят иные, в сравнении с разинскими временами, оппоненты – «волосатики», «други игрищ и забав» – «все косматые выстраивались под этой фразой, как под транспарантом, в колонну, не в колонну даже, а в кучу, довольно нахальную и бессовестную» [Т.3, с.247]. В шукшинских «волосатиках» по их ярким атрибутам внешности и поведению не трудно идентифицировать русское подражание хиппи – одно из «неформальных» молодежных «движений» 1960 – 1970-х годов, возникшее в СССР в качестве подражания культуре Запада.
В числе важных тем «Печек-лавочек» – столкновение потребительства, меркантилизма космополитичного, ориентированного на романогерманский культурный архетип города и природного образа жизни деревни с её неприятием всесилия денег. «Конструктор» – попутчик Ивана Расторгуева закономерно оборачивается заурядным поездным вором, как неслучайно он похож на «киношного» «смугловатого джентльмена» [Т.3, с.337]. «Успех», равный преуспеванию материальному, служебному, не считающемуся с традиционными моральными ценностями, подвергается сомнению в рассказах «Сильные идут дальше», «Шире шаг, маэстро!» и др. Этот тип героя противостоит в прозе Шукшина не только «разинскому типу» и близким ему по духу персонажам, он оказывается за пределами русского культурного архетипа.
Третий раздел «Эволюция и редукция “разинского типа” в прозе В.Шукшина 1960 – 1970-х гг.» подчеркивает связь господствующего типа героя с эпохой, сложную корреляцию эволюции мировосприятия автора с его предпочтениями в персонажной сфере. Когда Л.Аннинский писал о «невыявленности этапов» в творчестве Шукшина, он, по нашему убеждению, имел в виду монолитность творчества яркого, талантливого писателя, «размытость» его «творческих периодов». Для нас не мене важно то, что критик не отрицает, а напротив подчеркивает «духовную эволюцию самого Шукшина», которая не могла не отразиться и на его герое.
«Разинский тип» в 1960-е гг. в основном совпадает с типом «нового человека», строителя и устроителя новой жизни, как и идеология Шукшина (кроме деталей) в основном не входит в открытое противоречие с официальной доктриной, утвердившейся после ХХ съезда КПСС. В русской литературе ХХ века примечательной оказывается эволюция функции героя в произведениях на социальные темы. Герой-созидатель, герой-устроитель занимает место, сменяет героя-революционера, героя-борца за социальную справедливость. В свою очередь, на смену герою-созидателю, устроителю приходит герой-созерцатель, герой-аналитик, герой-философ («Доктор Живаго» Б.Пастернака, «Северный дневник» Ю.Казакова, «Кануны» В.Белова, «Последний поклон» В.Астафьева, «Комиссия С.Залыгина и др.). В творчестве Шукшина этот процесс сконцентрировался в пределах его одной творческой жизни. Со второй половины 1960-х годов в «деревенской прозе» происходит своеобразный перелом: актуализируется мотив осуждения насильственной коллективизации деревни, а вслед за этой идеей все большее число последователей получает мысль о необходимости эволюции в этической, социальной и политической жизни общества. Мотив разрушения старого, несправедливого мира, который изначально составлял основу «разинского типа», уступает место идее сбережения традиций социально-этического уклада. Шукшинская проза выходит на новый уровень своего развития.
«Переломными» в этом плане оказываются рассказы «Заревой дождь», «Мой зять украл машину дров!» и др. Если во втором рассказе отвергается тип колхозной «активистки» Лизаветы Васильевны (через утрирование её преобладающей функции – «сажать»), то в первом мягко компрометируется социально-политическая и богоборческо-атеистическая «активность» Ефима Бедарева. Активисты, «новые люди» 1920 – 30-х годов, в 1960 – 70-е годы вызывают противоречивые чувства: жалость и сострадание, как Ефим Бедарев, неприятие и сарказм, как теща Елизавета Васильевна. Ярые поборники социальной справедливости, свободы, равенства чувствуют теперь себя не вполне правыми. Тот же Ефим Бедарев перед смертью так говорит о прожитой «активной» жизни: «Конечно, жалко малость».
Как видим, примирение революционеров и «подкулачников», в прозе В.Шукшина состоялось уже во второй половине 1960-х годов. Но это не коснулось концепции его романа о Степане Разине. Вероятно, потому, что замысел и основная работа над произведением (в виде киносценария) к этому времени были уже осуществлены. Однако, возможно, что определенная противоречивость Степана Разина (разбойник и заступник) и объясняется развернувшейся и протекавшей в период завершения работы над темой эволюцией взглядов Шукшина на проблему социальной справедливости, воли, революционного насилия, традиций этики и социального устройства.
В рассказах «Осенью», «Заревой дождь» ставится под сомнение судьба героя-борца, бунтаря. Попытки по-разински «через колено» ломать устои делают их существование далеким от гармонии. В рассказе «Алеша Бесконвойный» наметилось переосмысление и некоторых других шукшинских аксиом. В 1960-е годы Шукшину кажется, что воля, понимаемая как социальная свобода, социальное равноправие, является основой как личностного удовлетворения, так и гармонии социальных отношений. Для шукшинской прозы 1970-х годов не чуждой оказывается мысль И.А. Ильина о свободе как органическом, изначально присущем свойстве русского человека. «Русскому человеку свобода присуща как бы от природы. <…> Эта внутренняя свобода чувствуется у нас во всем: в медлительной плавности и певучести русской речи, в русской походке и жестикуляции, в русской одежде и пляске, в русской пище и в русском быту». Костя Валиков находит свободу в самом себе, несвобода внешняя (колхоз, нелегкие семейные узы и т.п.) не могут эту внутреннюю свободу стеснить, поколебать. Идея равенства (в её «уравнительном» варианте 1920 – 1950-х гг.) в рассказах в Шукшина 1970-х годов оспаривается, актуализируются иные ценности: внутренняя свобода, в том числе.
Трансформация «разинского типа» выразилась в рассказе в том, что теперь симпатичный Шукшину персонаж задумывается не только над своим отношением к миру, к людям, но и иных сущностных понятиях. Они звучат во внутренних монологах Алеши Бесконвойного: «душа», «жизнь», «война», «люди», «страна», «женщина», «смерть», «болезнь», «дети», «любовь». Герой пассионарный, мятежный «разинский тип» в значительной мере уступает в рассказе «Алеша Бесконвойный» место «равновесному», гармоничному природному человеку, точнее – его «природность» оказывается теперь свойством первостепенным. Недаром Алеша, как и сибиряк дядя Емельян из рассказа «Чужие», – пастух. Его размышления о жизни и смерти, о детях, природе дают ему гармонию и равновесие: «… Пришел Алеша из бани, когда уже темнеть стало. Был он весь новый, весь парил. Скинул калоши у порога и по свежим половичкам прошел в горницу. И прилег на кровать. Он не слышал своего тела, мир вокруг покачивался согласно сердцу» [Т.3, с.136]. – Мир увиденный, прочувствованный, устроенный хотя бы частью «согласно сердцу», – это мир, «воспринявший» от человека гармонию, впитанную в свою очередь человеком из мира природы, понимаемой как вселенная и отражение вселенной в душе самого человека. «Разинский тип» в 1970-е годы эволюционирует, трансформируется, сближается у Шукшина с понятием более ёмким, а потому теряющим прежнюю четко выраженную структуру. В рассказе «Жил человек» заявлено как данность, как предмет для осмысления понятие «русский человек» [Т.3, с.247]. Для Шукшина здесь немаловажны черты внешности персонажа: «Один был – сухонький, голубоглазый, всё покашливал»; «человек с синими глазами»; «улыбался своими невыразимо прекрасными печальными глазами». Безымянный «русский человек» этого рассказа воспринимает свою судьбу, свою жизнь как нечто отдельное от его «я», его личности, души. «Русская душа», «русский человек» у позднего Шукшина поглощают, вбирают в себя «разинский тип», естественно, не ограничиваясь только им и его противоречивыми свойствами.
Это присуще и рассказу «Чужие», где проводится мысль и даются два ярких примера того, что русский характер, русская душа включают в себя взаимно противоположные начала, составляющие. Эти начала противопоставлены друг другу. Шукшин изображает гипотетическую ситуацию – встречу двух русских людей в «иной» жизни: «Встретились две русских души. Ведь и там им не о чем было бы поговорить, вот штука-то. Вот уж чужие так чужие – на веки вечные» [Т.3. с. 274]. Главный персонаж рассказа дядя Емельян – могучий сибиряк, природный, гармоничный, честный человек, но лишенный уже каких-либо активных социальных устремлений, просто и бескорыстно крестьянствующий, способный на проявление богатырской силы («человек двенадцать на одного»). Он далек от аскетизма, какого-либо намека на праведничество в христианском ключе, но и мысль о возмездии человеку, покусившемуся украсть его единственный свадебный «пинжак», ему чужда. «Русская душа» именно этого, а не «разинского типа» все более влечет Шукшина в 1970-е годы. Шукшину этого времени близок не бунтарь (и здесь совпадение с пугачевским именем не случайное, но оно отрицается, нейтрализуется через судьбу), а человек в его природном, гармоническом бытии.
Естественно, что некоторые «ядерные» свойства «разинского типа» для Шукшина оставались ценными и в 1970-е годы: совестливость, честность, умение активно ненавидеть и не принимать зло, справедливость и правдоискательство в отношениях с представителями власти. Автобиографический герой «Кляузы» по перечисленным свойствам вполне соотносится с Разиным, оставаясь ярко выраженным «разинским типом».
В целом же «разинский тип» в прозе Шукшина 1970-х годов значительно эволюционирует, в нем практически угасает уверенность в победе над злом, принявшим такое всеобщее распространение, проникшим в самые «низы» общества. «Её победить невозможно» [Т.3, с.216], – уверен герой-рассказчик во всемогуществе женщины-вахтерши в рассказе «Кляуза». Жизнелюбивая активность борца уступает мысли об избавлении, освобождении от зла через собственную смерть, самоубийство («Сураз»).
В рассказе «Как мужик переплавлял через реку волка, козу и капусту Шукшин в качестве главного и симпатичного ему свойства национального характера выделяет то, что более всего возмущало его Разина в русском народе – терпение. В рассказе «Вечно недовольный Яковлев», как и в других его произведениях 1970-х гг., составные «разинского типа» (совестливость, социальная активность, экспансивность) как бы «распадаются», «расходятся» по разным образам-персонажам, приобретают неожиданный оттенок, а потому часто перестают вызывать позитивную авторскую оценку.
«Разинский возраст» в «Энергичных людях» имеет место у Аристарха Кузькина и его жены: «Обоим им под сорок, конкретные, жилистые люди» [Т.3, с. 454]. Но это скорее тип, противопоставленный разинскому, хотя и наделенный сакральным возрастом, тем возрастом, в котором происходят главные события жизни. В этой повести для Шукшина важным является открытие, что «энергия», «активность» вовсе не глупых людей может иметь античеловеческую направленность – лишь собственное обогащение, сопряженное с нравственной деградацией. Не менее драматичной Шукшину представляется ситуация, когда потребительская идеология переходит от «энергичных» к «простому человеку». Потребительство, паразитизм, бессовестность проникли уже в самый «низ» общества, тем более это драматично, что Шукшин, как и все общество 1920 – 1950-х гг., этот «низ» ранее представлял себе в качестве нравственного «верха».
Мотив угасания, редукции «разинского типа» усилен в повести для театра «А поутру они проснулись». Он здесь трансформирован в мотив «катастрофы», «конца света». «Я решил, что наступило светопреставление, конец» [Т.3, с.571]. Интересно, что последняя часть цикла «Штрихи к портрету» называется созвучно: «Конец мыслям». Персонажем, соотносимым с «разинским типом» в этой повести, является «очкарик». У него «личный» конец света: «Я решил, что дальше жить бессмысленно» [Т.3, с.571]. В этой повести в соответствии с эволюцией мировосприятия писателя, а также в силу специфики жанра сатирического произведения, «разинский тип» травестируется. Во вставной новелле повести рассказывается о некоем «сибиряке» Николае Ивановиче, который по «пьяному делу», перепутав свой день отъезда, выкинул чемодан вместе с его владельцем из отходящего поезда на перрон. Буйство, ассоциирующееся с разинским, превращается в анекдотическое, водевильное.
«Айда на Волгу!» «гулевого атамана» в сказке «До третьих петухов» звучит уже не как призыв к «воле», свободе, человеческому достоинству, а как призыв к потерявшему симпатии Шукшина разгулу. Нечто подобное, но в динамике, в исторической перспективе происходит у Шукшина с Разиным от рассказа «Стенька Разин» к повести-сказке «До третьих петухов». Суть образа, его функция (народный защитник и разгульный разбойник в одном лице) остаются неизменными, а детали образа и восприятие его автором изменяются кардинально. Недаром в повести-сказке в качестве главного «распорядителя» разгулявшихся «персонажей» русской литературы и фольклора выступает не «атаман», а Илья Муромец, чей фольклорный прототип на этом этапе эволюции мировосприятия Шукшина вызывал, вероятно, гораздо меньше горьких сомнений. В реферируемой работе проводится мысль, что эта трансформация отражала эволюцию взглядов В.Шукшина не только на Разина как историческую личность, но и на русского человека вообще. В «гулевом атамане», как и в Иване-дураке, ощутимы историческое разочарование, горечь.
В Заключении подводятся итоги исследования.
Проза В.Шукшина – неисчерпаемый источник для размышлений о русской душе, русском национальном характере, его специфике и специфике его осмысления в творчестве писателя. Различные аспекты осуществленной в работе типологизации (структурно-функциональный, психологический, аксиологический, социальный, этнический), синхронный и диахронный подход к исследуемому типу, позволяют сделать обоснованный вывод о том, что в характерологии В.Шукшина значительное место занимает «разинский тип» героя – значительная группа персонажей, воссозданных писателем с проекцией на исторического и песенно-легендарного Степана Разина, олицетворяющих в себе наиболее яркие свойства, «взлеты и падения» русского человека.
Шукшинский Разин во многом продолжает и, по сути, завершает героико-романтическую тенденцию советской литературы, становится знаком её «излета», и одновременно героем, открывающим аналитическую тенденцию в изображении прошлого, тенденцию, свойственную в наибольшей степени для «деревенской прозы». С этим, на наш взгляд, в значительной степени связана противоречивость Разина и «разинского типа» в прозе В.Шукшина.
В изображении фигуры Степана Разина Шукшин исходит прежде всего из народно-поэтических традиций, хотя и не ограничивается только ими. Фольклорный Разин передал шукшинскому Разину, как и «разинскому типу» героя в целом, свой романтический ореол народного заступника, разбойника, целью жизни которого было наказание «притеснителей» русского крестьянства. Из фольклорных и литературных источников шукшинский Разин воспринял целые эпизоды и яркие детали своей «биографии», связанные с «праздниками», с гибелью «княжны», с дарением «шубы», с приписываемыми ему человеческими и магическими свойствами. Вместе с тем, шукшинский Разин, как и «разинский тип» героя, в своих поступках не ограничен фольклорными стереотипами: он живет и действует в соответствии с писательской логикой повествования, сложной логикой достоверного характера.
«Разинский тип» в прозе В.Шукшина во многом очерчен свойствами характера Степана Разина – его решимостью самопожертвования, стремлением к свободе, бескорыстием, жалостью к обездоленным, вспыльчивостью и гневливостью, склонностью к разрушению государства, основанного на неволе. По широте души, презрению к меркантилизму, вольнолюбию, гневливости и вспыльчивости, по стремлению к справедливости и правдоискательству, совестливости, сознанию собственной обреченности герои ряда рассказов, повестей Шукшина вполне соотносимы с его Разиным, что, собственно, и позволяет выделить «разинский тип» в качестве своеобразного «ядра» персонажной сферы В.Шукшина. Лиминальный возраст главных дел (сорокалетие) оказывается параметром, сплачивающим эту группу персонажей в единый, хотя и противоречивый в своей основе, тип.
Воссозданный в прозе В.Шукшина «разинский тип» в силу своих сущностных свойств позволил писателю поставить и осмыслить целый ряд общественно-значимых, актуальных для своего времени проблем. «Разинский тип» позволил прозаику соотнести эпоху «бунташного» XVII столетия с не менее бурным и трагическим для русского человека ХХ веком, осмыслить драматическую судьбу русского крестьянства, проблему «противления злу силою», противостояние деревни и города.
«Разинский тип» в шукшинской прозе оказался контрастным по отношению к персонажам, одержимым накопительством, потребительством, другими недугами советского общества последней трети ХХ века. Исследуемый в работе тип героя, в силу своей ассоциирующейся с фигурой Разина монументальности, сделал органичным обсуждение на страницах рассказов и повестей Шукшина исторической миссии России, олицетворенной в диалогах шукшинских героев в образе, колеблющемся между величественным Третьим Римом и обреченным Вавилоном.
Разин и «разинский тип» героя в прозе В.Шукшина не могли не вызвать к жизни тип героя, структурно противопоставленный им, часто заключающий в себе противоположные свойства. «Разинский тип» имеет в творчестве В.Шукшина полярное по сути, хотя и созвучное, «симметричное» по структуре, продолжение, что свидетельствует о продуктивности сделанных писателем художественных открытий.
Шукшин конца 1960 – начала 1970-х годов вместе с другими «деревенщиками» переоценивает ранее бесспорные для него и реализовавшиеся в «разинском типе» социально-философские ценности. Параллельно происходит своеобразная эволюция и редукция «разинского типа». Это выразилось, в частности, в том, что счастье и воля перестают ассоциироваться в сознании симпатичных для Шукшина героев с идеей социального равенства, воспринимаемого и интерпретируемого в 1920 – 1950-е годы как «одинаковость». Индивидуальность человеческих характеров воспринимаются и оцениваются теперь как благо, а доказательство органичности такого положения писатель находит в противоречивом бытии природы.
Герой «неуемный», «разинский тип» в поздней шукшинской прозе значительно потеснен и дополнен «естественным человеком» – великодушным, погруженным в созерцание мира и в самоанализ сибиряком. «Разинский тип» в прозе В.Шукшина во многом тяготеет к надэпохальным сверхтипам героев, соединяющим век XVII с веком XX, сливающимся в своей эволюции с другими продуктивными и эстетически значимыми типами персонажей, являющимися в своей основе различными воплощениями национального характера, русской души.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
1. Стрыгина Е.Л. Заступник или разбойник? (Разин у В.Шукшина и в фольклоре) // Вестник Тамбовского университета. Сер.: Гуманитарные науки. 2007. Вып. 11. С. 200 – 204 (издание включено в список ВАК Министерства образования и науки РФ).
2. Стрыгина Е.Л. Пословицы в структуре шукшинских рассказов // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин в школе и вузе: межвузовский сборник научных статей / cост. М.П. Манаенкова, А.Ю. Околелов. Мичуринск: Изд-во МГПИ, 2005. С. 63 - 69.
3. Стрыгина Е.Л. Фольклорные элементы в рассказе В.М. Шукшина «Степкина любовь» // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин в школе и вузе: межвузовский сборник научных статей / cост. М.П. Манаенкова, А.Ю. Околелов. Мичуринск: Изд-во МГПИ, 2006. С. 76 - 80.
4. Стрыгина Е.Л. Фольклорные образы из мира природы в рассказах В.Шукшина // Проблемы экологического образования и воспитания в системе Наукограда: материалы международной научно-практической конференции (г. Мичуринск, 24 – 25 мая 2006 г.) / отв. ред. Л.Д. Бобылева. Мичуринск: Изд-во МГПИ, 2006. С. 295 - 299.
5. Стрыгина Е.Л. «Не сокол летал по поднебесью…» (Разин у Шукшина и в русском фольклоре) // Проблемы национального самосознания и национального характера в русской литературе: сборник научных статей / сост., отв. ред. П.А. Гончаров. Мичуринск: Изд-во МГПИ, 2007. С. 80 - 91.
6. Стрыгина Е.Л. Фольклорные образы из мира природы в рассказах В.М. Шукшина «Солнце, старик и девушка» и «Сураз» // Человек и природа в русской литературе (к 95-летию С.П. Залыгина): материалы международной научно-практической конференции (г. Мичуринск, 20 – 22 мая 2008 г.) / отв. ред. П.А. Гончаров. Мичуринск: Изд-во МГПИ, 2008. С. 129 – 132.
7. Стрыгина Е.Л. «Разинский тип» в характерологии В.Шукшина // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных, естественно-научных и математических дисциплин в школе и вузе: сборник научных статей. Вып.6 / сост. А.Ю. Околелов. Мичуринск: Изд-во МГПИ, 2009. С. 38 - 43.
[1] Хализев В.Е. Теория литературы. М., 2002. С.198.
[2] Толченова Н.П. Слово о Шукшине. М, 1982. С.34, 82.
[3] Карпова В.М. Талантливая жизнь: Василий Шукшин – прозаик. М., 1986. С.96 – 99.
[4] Емельянов Л.И. Василий Шукшин: Очерк творчества. Л., 1983. С.121.
[5] Апухтина В.А. Проза В.Шукшина: Учебное пособие. М., 1986. С.30 – 32.
[6] Горн В.Ф. Василий Шукшин: Штрихи к портрету. М., 1993. С.102 – 127.
[7] Сигов В.К. Русская идея В.М.Шукшина. Концепция народного характера и национальной судьбы в прозе. М., 1999. С.12.
[8] Сигов В.К. Проблема народного характера и национальной судьбы в прозе В.М. Шукшина. Автореф. дисс. … докт. филол. наук. М., 2000. С.14 – 21.
[9] Большакова А.Ю. Русская деревенская проза ХХ века: Код прочтения – Шумен Аксиос, 2002. С.66.
[10] См., например, диссертационные исследования О.С. Овчинниковой (Проблема народного характера в романах В.Шукшина. М., 1982) Н.А. Биличенко (Своеобразие литературного героя В.М. Шукшина. Л., 1983); П.А. Гончарова (Стилевые искания современной социально-этической прозы (В.Астафьев, С.Залыгин, В.Шукшин). М., 1987) и др.
[11] Левашова О.Г. Шукшинский герой и традиции русской литературы ХIХ в.: (Ф.М.Достоевский и Л.Н.Толстой). Барнаул, 2003. С.282 – 283.
[12] Дуров А.А. Трансформация традиционного образа дурака в прозе В.М. Шукшина. Ставрополь, 1996.
[13] Ершова Н.В. Трагический герой в творчестве М.А. Шолохова и В.М. Шукшина (по романам «Тихий дон» и «Я пришел дать вам волю»). Липецк, 2002. С.152 – 156.
[14] Новожеева И.В. Концепция человека в деревенской прозе 1960 – 1980-х годов (по произведениям В.Астафьева, Ф.Абрамова, В.Белова, В.Распутина, В.Шукшина). Брянск, 2007. С.188 – 189.
[15] Тортунова И.А. Степан Разин как национальный архетип в творчестве В.М. Шукшина (Традиции и специфика освоения образа). М., 2008.
[16] Шукшин В.М. Собр. соч.: в 3-х тт. М., 1984 – 1985. Т.3. С.590. Далее, кроме особо оговоренных случаев, произведения В.М. Шукшина цитируются по этому изданию с указанием тома и страницы. Выделение курсивом наше.
