Министерство образования и науки Республики Казахстан
Павлодарский государственный университет им. С. Торайгырова
Региональный центр политических исследований
ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
В РАЗНООБРАЗНЫХ ЕЕ ПРОЯВЛЕНИЯХ
Павлодар
2008
ББК 66(5Каз)
УДК 32(574)
П 50
Рекомендовано к изданию Ученым советом Павлодарского государственного университета им. С. Торайгырова
Редакционная коллегия:
Арын Е.М., докт. экон. наук, проф. (под общей редакцией), Иренов Г.Н., докт полит. наук, проф (главн. редактор), Кадысова Р.Ж., докт. ист. наук, проф., Акишев А.А., докт. полит. наук, проф., Борбасов С.М., докт. полит. наук, проф., Романова Н.В., докт. полит. наук, проф.
Рецензенты: Нурымбетова Г.Р., докт. полит. наук, Мусатаев С.Ш., докт. полит. наук, Таштемханова Р.М., докт. ист. наук.
Составители: Иренов Г.Н. – докт. полит. наук, профессор, Сулейменова З.К. – магистр политологии, научный сотрудник РЦПИ, Ашенова С.В. – научный сотрудник РЦПИ, Гаппасова Л.А. - младший научный сотрудник РЦПИ.
ISBN 9965-58-359-5:902.00
Политическая реальность в разнообразных ее проявлениях. – Павлодар. Издательство «Кереку», ПГУ им. С. Торайгырова, 2008. – 305 с.
В книге рассматривается теоретико-методологическая база исследования отдельных направлений в политической науке Казахстана, творческий подход ученых-политологов к динамично развивающейся отрасли обществоведческих знаний, способствующих становлению политологии как самостоятельной науки и систематизации ее позитивных перемен, наметившихся во второй половине прошлого и начале нового столетий.
Сборник научных трудов «Политическая реальность в разнообразных ее проявлениях» представляет интерес для преподавателей, аспирантов, магистрантов и студентов в качестве учебного пособия по политологии.
ISBN ББК 66(5 Каз)
© ПГУ им. С. Торайгырова, 2008
СОДЕРЖАНИЕ
| Арын Е.М. Предисловие........................................................... | 5 |
| Теоретико-методологические подходы в исследовании новых направлений современной политологии | 8 |
| Иренов Г.Н. Методологические подходы к анализу и обобщению политических идей……………………………………. | 8 |
| Кадысова Р.Ж. Советская модель модернизации: теоретико-методологические аспекты ………………………………………… | 22 |
| Борбасов С.М. Демократияа саяси реформалар арылы.................................................................................................. | 32 |
| Романова Н.В. Политические детерминанты национального менталитета.......................................................................................... | 40 |
| бсаттаров Р.Б. Саяси зерттеулерді салыстырмалы тсіліні зекті мселелері................................................................................ | 60 |
| Арын Р.С. Методологические основы исследования теории этногенеза……………………………………………………………. | 66 |
| Нрымбетова Г.Р. Саяси атысу мселесін зерттеуді теориялы негіздері............................................................................. | 79 |
| Мухамбедьярова А.Т. Концептуально-практические аспекты категории «демократия»……………………………………………. | 85 |
| Абуева Н. А. Теоретические конструкции государственного управления ………………………………………………………….. | 99 |
| Отепова Г.Е.Приемы и методы анализа законодательных актов как исторического источника……………………………………… | 110 |
| Трансформация политических институтов независимого Казахстана | |
| Симтиков Ж.К. Роль и значение молодежной политики в укреплении независимости Республики Казахстан………………. | 114 |
| Шалтыков А.И. Роль таможенной службы в структуре государственной власти…………………………………………….. | 122 |
| Мусатаев С.Ш. Азаматты оам ымыны мні мен мазмны.............................................................................................................. | 137 |
| Зозуля Т.Н. Феномен миграции и задачи государственной политики Республики Казахстан…………………………………... | 151 |
| Суюндикова М.К. Гражданское общество: понятие, становление и развитие……………………………........................... | 164 |
| Янчук Э.Т., Воронова Т.Э. Система государственного управления в Республике Казахстан………………………………. | 177 |
| Алтыбасарова М.А. Предпосылки формирования централизации государственного управления в транзитный период………………........................................................................... | 187 |
| Ильясов С.К. Формы политического участия граждан в истории социально-политической мысли............………………………........ | 202 |
| Баймуханов О.К. Идейные основы возникновения тоталитарных систем и условия политического развития на постсоветском пространстве.............................................................. | 218 |
| Ашенова С.В. Идеологические функции в сфере журналистики……………………………………………………….. | 231 |
| Национальная безопасность: проблемы и перспективы | |
| Акишев А.А. Основные методологические подходы к исследованию национальной безопасности | 244 |
| Сулейменова З.К. Национальные интересы США в Казахстане в первое десятилетие независимости……………………………… | 261 |
| Калиев И.А. Некоторые проблемы определения понятия «оборонная политика»……………………………………………… | 275 |
| Жамиева А.С. Особенности современного экстремизма в условиях глобального развития……………………………………. | 281 |
| Ержанов Е.А. Политические и экономические аспекты деэтатизации и приватизации предприятий Экибастузского топливно-энергетического комплекса | 295 |
| Сведения об авторах......................................................................... | 304 |
ПРЕДИСЛОВИЕ
Ректор Павлодарского государственного
университета им. С. Торайгырова,
докт. экон. наук, профессор Арын Е.М.
В современном мире глобализации и интеграционных процессов продолжается манипуляция с национализмом и вопросами идентичности, что иногда становится реальным оружием в руках отдельных политиков и лидеров.
Следовательно, в решении таких общегосударственных жизненно важных политических вопросов следует больше использовать мировой опыт. В совокупности научные достижения как зарубежных, так и отечественных политиков содействовали бы движению науки не от заранее обозначенного идеала к жизни (как это было в прошлом), а от жизни к идеалу, что стало бы наиболее эффективным направлением исследования. В силу этого ученым-политологам со всей гражданской ответственностью предстоит выявлять назревшие противоречия в обществе с последующим их разрешением.
Для этого необходим объективный критический анализ политических процессов. Но, отбросив все устаревшее и изжившее, следует оберегать то, что было положительным и ценным, утверждая в науке творческую и здоровую атмосферу, шире внедряя плюрализм мнений, гласность и свободные дискуссии.
В республике идет активное исследование периода становления и развития политических наук, о чем свидетельствуют защищенные за годы независимости около сорока докторских и полутора сотен кандидатских диссертаций, множество индивидуальных и соавторских научных публикаций: монографий, книг, брошюр, отдельных аналитических и обзорных статей.
Творческий поиск продолжается в ходе выпуска учебников и пособий, типовых программ по политологии и методике использования сочинений классиков, монографий и обширного круга периодики. Многие материалы повседневной печати в наше динамичное время устаревают очень быстро. Однако в этих публикациях для соискателей важен, несомненно, не только фактический материал, но и методологический и концептуальный аспекты.
Ныне политология, как динамично развивающаяся отрасль научных знаний, получила всеобщее признание. Она стала занимать свое достойное место среди социально-гуманитарных наук и оказывать заметное влияние на политическую жизнь республики.
Преодолевая сложный период становления, казахстанская политическая наука создает свою инфраструктуру, научные центры и школы по многим идейно-политическим направлениям. Наглядным подтверждением тому является функционирующий второй год Региональный центр политических исследований при Павлодарском государственном университете им. С. Торайгырова, который ведет научно-исследовательскую работу по следующим направлениям: региональная политика в контексте национальной безопасности; социально-политическая опасность деструктивных сил в процессе демократического преобразования; диалектика плюрализации политики в информационном пространстве; тенденции и новые контуры в Казахстанско-Американских политических отношениях; интеграционно-политический процесс в Казахстанско-Российских отношениях в новом столетии; эволюция политических процессов в условиях всеобщей борьбы с международным терроризмом; устойчивые тенденции в развитии и использовании СМИ политической властью; разновидности классических форм тоталитарного режима и поиск оптимальных моделей в процессе политической модернизации; становление и эволюция казахстанской модели: методология, развитие и перспективы; особенности проявления экстремизма в условиях глобального развития; состояние и перспективы развития оборонной политики Республики Казахстан и Республики Узбекистан: сравнительный анализ; роль и место НПО в процессе формирования гражданского общества в Республике Казахстан.
Центр успешно сотрудничает с кафедрой политических и отечественных наук Российского Университета Дружбы Народов и Международным центром стратегических исследований (г. Москва).
Прикрепленные к Центру десятки соискателей работают над докторскими и кандидатскими диссертациями под руководством доктора политических наук профессора, академика АСН Иренова Г.Н. Региональный центр, прежде всего, ориентирован на изучение современного состояния политической науки в Казахстане, подготовку и консультацию кадров и проведение организационно-методических мероприятий.
Предметом серьезного изучения и исследования остается политический диалог и конструктивные действия казахстанских оппозиционных сил, посильный их вклад в разработку концепции, реализацию общенациональных идей, при этом следует помнить о том, что огульное охаивание прошлой истории и противоборство само по себе не создает ни материальных, ни духовных ценностей.
Стабильность существующего общественного устройства, как показывает мировая практика, должна постоянно поддерживаться, быть в центре внимания всей политики государства и направлена, прежде всего, на достижение ее адекватности интересам народа.
Как обязывает современный этап политической модернизации, необходимо более действенно анализировать и изучать особенности становления общеказахстанской доктрины и идеи консолидации общества, являющихся одним из приоритетных направлений в политике, использовать весь имеющийся в республике арсенал средств формирования у граждан духовного единства и межнационального согласия во имя процветания и будущего Казахстана.
Стратегической задачей казахстанских политологов, мы считаем, должно быть приближение в недалеком будущем отечественной политической науки к уровню мировых стандартов, дальнейшая научная разработка ее методологических, научно-теоретических, организационно-методических сторон и подготовка кадров высокого профессионализма как с отрывом, так и без отрыва от основной работы. Интересы дальнейшего становления и развития казахстанской политической науки диктуют необходимость восстановления института повышения квалификации политологов.
Нуждается в совершенствовании работа по координации и обеспечению результативности научных исследований в области идейно-политических процессов, по определению изучаемых проблем наиболее приоритетных направлений идеологии, особенно в регионах, и в квалифицированном консультировании соискателей, начиная с проработки замысла, выбора темы, обоснования целей и задач диссертации.
Обобщение опыта и практики независимого развития республики, новые подходы как в фундаментальных, так и прикладных исследованиях, наращивание их прогностических функций дают дополнительные аргументы для опровержения утверждений отдельных оппонентов о безнадежности, невозможности самостоятельного развития и процветания Казахстана.
Развитие общества, разумеется, не всегда предсказуемо, в силу чего не представляется возможным со всей точностью заблаговременно определить причинную обусловленность политических процессов, явлений и их последствий.
Тем не менее, казахстанское общество уже сейчас правомерно ожидать от политологов республики более обстоятельного научного анализа и осмысления происходящих идейно-политических процессов, характера новых тенденций и подходов в политике.
Исследователи, как правило, используют свой излюбленный корректируемый, дополняемый и обобщаемый метод, чего сегодня, по-моему, явно недостаточно. Необходимо активизировать исследования соискателей по вопросам разработки теоретико-методологической базы геополитики в целом, международных процессов, прогнозирования приблизительной картины мира и политических сценариев и моделирования политических отношений, с учетом конкретной ситуации и развивающихся событий.
Следующей ступенью развития политической науки в Казахстане, в частности Центра, как мне представляется, должны стать анализ и систематизация позитивных тенденций, наметившихся в научных исследованиях, более обстоятельная и непрерывная работа по дальнейшей теоретической разработке основ самой науки, уровней функционирования политической идеологии и научно-практических методов исследования. Именно этим интересам и служит выпуск данной книги, сборника научных трудов ведущих отечественных ученых-политологов и соискателей, который вносит определенный вклад в соответствующую отрасль знаний в Казахстане и может быть использован в качестве учебно-методических пособий преподавателями-политологами и обществоведами, магистрантами и соискателями в процессе своей научно-исследовательской и педагогической деятельности.
Теоретико-методологические подходы в исследовании новых направлений современной политологии
Методологические подходы к анализу и обобщению политических идей
Иренов Г.Н.
Общество, как показывает практика, не может развиваться без политических идей, явлений и процессов, определенного политического устройства системы, что требует философского осмысления методологического содержания.
Методология – совокупность познавательных средств, методов и приемов, система принципов и способов организации и построения теоретической и практической деятельности в какой-либо науке [1,2].
Не вдаваясь в подробности возникновения и формирования политических учений в прошлом, считаю своим долгом отметить, что история политической мысли начинает отсчет с II и I тысячелетий до нашей эры. У их истоков на разных этапах стояли выдающиеся философы, корифеи разных идейных направлений и страстные просветители, защитники разума.
В основном теоретические идеи и взгляды мыслителей в прошлом складывались и творчески развивались в рамках общей философии и в совокупности они воздвигали фундамент политического знания.
Элементы этих знаний и идей возникли в античный период. Они зародились в глубокой древности в странах Древнего Востока (Египет, Вавилония, Индия, Китай, Персия) и были высказаны еще в VI – V в.в. до нашей эры такими античными мыслителями как Демокрит (около 470 или 460 г.г. до н. э.), софистами – Пифагором, Продиком, Аразимахом, которые открыто заявляли, что мир политики является делом рук человеческих.
Сократ в своих определениях писал, что все единичное остается отдаленным от существования чувственных вещей и выдвинул диалектическую природу мышления.
Их политические идеи были подвергнуты критике выдающимся мыслителем Платоном (427 – 397 г.г. до н. э.), который учения софистов считал неверным и вредным, так как они склоняют людей к неповиновению идеальной государственной власти. Для него идеи являются самостоятельным бытием и особым миром. Он усматривал объективную логику познаваемого предмета [3]. Аристотель (384 – 322 г.г. до н. э.) считал политику как сферу государственных отношений, как высшую форму общения и общественных связей. Он отмечал, что в мире чувственного воспринимаемого нет ничего постоянного, а общее существует помимо его и есть нечто иное.
То есть он полностью не отделял общее от единичного, подчеркивая, что логическое отношение идей есть отношение общих идей к идеям частным, так как общее – сущность частного, которое может быть и субстанцией и несубстанцией (отношение подчиненности более общей, более высокой идее). Ему удалось разработать учение о категориях, дать определение отдельным терминам [4].
Страстным защитником разума, идеи свободомыслия и справедливости, гуманистических идеалов был выдающийся мыслитель средневекового Востока, наш соотечественник Абу Насыр аль-Фараби (около 870 – 950 г.г.), который оставил богатое научное наследие по различным отраслям знаний и создал свою оригинальную теоретическую концепцию [5].
Н. Макиавелли – известный деятель и теоретик (1469 – 1527 г.г.) возникающие мысли и идеи, связанные с политикой, впервые выделил в особую и самостоятельную область знаний [6].
На основе западной политической мысли сформировалась современная политическая наука. В мире наук зачастую спорят относительно ее универсальности и неуниверсальности, национального и ненационального характера. По мнению современных политологов, она по своей природе универсальна, как универсальна сама истина. Даже если отнести эту особенность только к истине, следует полагать, что ее с методологической точки зрения может раскрыть только наука и практика. Вопрос заключается в том, каким путем и какими средствами, что во многом зависит от самого народа, его культуры и самобытности. В данном случае он должен идти своим и особенным путем, не копируя и слепо не подстраиваясь к чьим-то ценностям.
В вопросах методологии политических идей в силу известных обстоятельств постсоветское пространство уступает зарубежным ученым, которые преуспели, особенно в постижении политической правды.
Методологическую основу исследования политических идей составляют научные труды, как мыслителей-философов и просветителей, так и современных ученых и авторов различных идейно-политических концепций, которые стояли у истоков становления и развития политических учений.
Исследовательская работа должна опираться на традиционные общеметодологические подходы к анализу и разработке отечественных и зарубежных ученых, занимающихся исследованием политической методологии Дж. И. Джексона (США) – по общим проблемам, Ч. Рейджина (США), Д. Берг-Шлоссера (Германия), Ж.де Мёра (Бельгия) – по вопросам качественного, К. Макгроу (США) – экспериментального методов и планирования исследований.
Методологические аспекты весьма подробно исследуются в трудах Х.Р. Алкера. По этой же проблеме наиболее популярными авторами являются: Д. Истон, Ю. Хабермас, Р. Михельс, Г. Моска, М. Олкотт, Й. Элстер, А. Грамши, М. Фуко, Ю. Гальтунг, М.Холлис, К. Поппер и другие.
Ученые-политологи в своих трудах и публикациях достаточно убедительно доказывали, что наука всегда имеет национальный характер. В частности О. Шпенглер писал, что систем нравственности существует столько, сколько имеется цивилизаций, даже в сфере таких точных наук, как математика и физика. В то же время он предупреждал, что идея о существовании универсальной науки, которая представляла бы абсолютную истину для всех цивилизаций, не что иное, как иллюзия [7].
С философской точки зрения человек является мерой всех вещей. Однако не существует универсального всечеловека, человека вообще, так как он принадлежит к конкретной цивилизации, конкретной нации, народу, с его менталитетом, культурой, обладающей своей системой ценностей, и, наконец, он отличается от других своим собственным видением мира, наполняющим его своим воззрением, самосознанием и смыслом жизни.
Следовательно, универсальных ценностей не может быть и в политической идеологии, где нередко имеют место расхождение, непонимание, полярно противоположные суждения и оценки, противоречия и столкновения по отношению к одним и тем же событиям и явлениям, даже в случаях, когда употребляют одни и те же понятия и термины, преследуют одни и те же цели, так как люди руководствуются разными системами ценностей, отличающихся в науке по своему содержанию и форме, нравственно-эстетическим и социальным функциям в обществе.
Ни одна политическая наука, будь это американская или западная, восточная, российская или казахстанская, не может претендовать на универсальность своей системы, рассчитанную на всех и навсегда. Она в лучшем случае может реализовать себя первоначально в мыслях людей, лишь затем определиться и занять свое место в разных системах координат общества.
Концепция Вебера, которая оказала сильное влияние на исследование политики в ХХ веке, остается ключевой для научного исследования. Но он при этом предупреждает, что невозможны исследования путем «непредвзятого» эмпирического изыскания, поскольку «непредвзятого» взгляда на вещи не может быть в принципе, и решительно выступил против ученых, предписывающих необходимость «объективного», «беспристрастного» подхода к исследуемому материалу.
Установление «важного» для соискателя всегда есть предпосылка исследования и отнюдь не следствие предварительного «беспристрастного» поиска, а результат его наивного самообольщения, так как он с самого начала уже вычленил для себя «важное» и сделал его предметом исследования на основании собственных ценностных представлений».
По мнению Вебера, ученый, особенно в области общественных наук, независимо от своего желания выступает не столько слугой науки, как это предполагают многие, сколько слугой своей политической системы, установленного ею порядка, что и заставляет его, если и не прямо, то «между строчками» защищать политику, окрашенную интересами его собственного класса, социальной группы, обществ, корпорации или данного государства [8].
Все это позволяет сделать вывод, что наука не может быть абсолютно свободной от господствующей системы нравственных ценностей, наоборот, она прямо на ней основывается. Именно система ценностей во многом определяет не только выбор «актуального», «важного», но и целые научные направления, равно как и приоритеты в них.
В силу этих обстоятельств вряд ли можно утверждать об «объективности», «истинности» и «универсальности» наших наук, что в конечном счете не столько приближает к общечеловеческому, сколько отдаляет, став легкой добычей различных интересов, при этом ослабляя в ней общенациональный элемент.
Современный историк и теоретик А. Тойнби, внесший неоценимый вклад в развитие теории цивилизации, решительно выступал как против отождествления понятия «цивилизация», с одним лишь ее видом западноевропейским, так и против утвердившегося тезиса о единстве человеческой цивилизации, олицетворяющей прогресс по пути прямой линии от «низших» народов к «высшим» [9].
Исходя из вышеизложенных концепций ученых, следует признать, что научное восприятие окружающего мира и прежде всего политической и идейно-нравственной сферы зависит от склада мышления при каждой цивилизации. Это и есть подход ценностный, следовательно, национальный, лишь бы он не приобретал характер навязывания другим народам своего мировидения, претендующего на общечеловеческую значимость.
Тем более необходимо учесть, что каждый индивид судит об окружающем мире не столько на научной основе, сколько отталкиваясь от своих представлений, симпатий и антипатий к различным ценностям, порождаемых, возможно, как его природой, средой, так и обществом, в котором он живет и творит.
В условиях преобразования общества соответственно коренным образом меняется политическое сознание и поведение людей. В целом происходит осознание своего политического бытия, всего происходящего в мире, осуществление в действительности задач и целей общественных сил общества, идей, концепции и различных воззрений по тем или иным политическим событиям. Одновременно растет не только интерес к ним, но и стремление правильно понимать, осмысливать политические реалии.
Возникновению и развитию политической мысли в России положило начало движения дворянских революционеров еще в начале XIX века, явившееся важным этапом в истории общественно-политических учений, у истоков которых стояли Пестель Т.И. – один из главных организаторов Южного общества декабристов, автор «Русской правды», Муравьев М.М. в числе первых провозгласивший наилучшей формой правления конституционную монархию, основанную на принципе разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную.
В середине XIX века был выдвинут ряд новых идей и положений при оценке и переоценке прошлого опыта и переустройства современной России представителями славянофилов-западников А.С. Хомяковым, И.В. Киреевским, К.Д. Кавелиным, Т.Н. Грановским, П.В. Анненковым, которые призывали к заимствованию достижений цивилизации и развитию научной общественно-политической мысли.
Эти идеи получили дальнейшее свое развитие в политических воззрениях русских революционных демократов А.И. Герцена, Н.П.Огарева, В.Г. Белинского, Н.Г. Чернышевского, Н.А.Добролюбова, для мировоззрения которых были характерны идеи утопического социализма, массового революционного движения, решительного отрицания капиталистических порядков, преобразования, основанные на принципах демократии: парламентаризм, избирательная система, гражданское равноправие, политическая свобода и др., затем – в политических теориях революционных народников (М.А. Бакунина) и либеральной философской мысли (Б.Н. Чичерина, С.А. Муромцева, М.М.Ковалевского), считавших развитие политической мысли и ее теоретическое осмысление повторением одних и тех же воззрений.
Более систематизированные идеи, взгляды той или иной социальной группы нашли отражение в теоретических разработках таких общественно-политических и идейных течений как либерализм, консерватизм, марксизм, социал-демократия, фашизм, христианско-демократическое и других лево- и праворадикальных концепциях мировой идеологии.
В значительной степени питательную почву для возникновения и становления политической теории создали развитие демократических институтов и зарождение политических партий, движений, что в конце XIX века способствовало формированию различных научных школ и направлений исследования, которые прежде всего оформились в США и Европе.
Американские и западные политологи подвергли фундаментальным и прикладным исследованиям все стороны политической жизни. Ее исходные положения и параметры, разноуровневые явления и процессы изучались и анализировались не только на примере отдельных стран или регионов, но и в глобальном масштабе многих стран не только на теоретическом и микро-, но и на макро- и эмпирическом уровне.
Многие монографии и фундаментальные книги, опубликованные в 80-х годах ХХ века в США, Западной Европе, на Востоке (Япония) свидетельствуют, что политическая наука в своих исследованиях в основном концентрировалась на академических проблемах, касающихся теоретических сторон, ее методологии, политических, законодательных и закономерных процессов в мировом масштабе. Что касается политических понятий и категорий, тенденций и принципов, норм и традиций, то тут поиск сосредоточен на вопросах политической практики в деятельности всех ветвей власти: законодательной, судебной и исполнительной. В качестве примера можно привести книги К. Лииса «Политическая жизнь Великобритании» (1983); Р. Пиоуса «Американская политическая жизнь в управлении» (1989); Х. Байервальда «Партийная политика в Японии» (1986).
Широкую известность среди политологов получили работы Ст. Васби «Политическая наука как дисциплина: Введение» (1980), Монография под редакцией А. Финифтера «Политическая наука. Состояние дисциплин» (1985), Курс лекций Р. Рипли и Э. Слотника по проблемам политической жизни и политической системы США (1985) и другие.
Автор книг «Пример Америки» (1986), «Восстановление» (1987), «Сравнение в политической науке» (1988) Клаус фон Бейме, известный политолог на Западе, в своих научных трудах считает, что взгляд на новые тенденции в современных политических теориях в основном концентрируется в США, где работает чуть ли не две третьих политологов мира [10].
История становления и развития современной политической науки более основательно исследована политологом Г. Алмондом. Бесспорно, по числу ученых американская политическая наука сохраняет свое лидерство. Отсюда следует, по мнению Д. Истона, развитие политических наук в США послужило парадигмой, моделью постановки проблем и решений для дальнейшего совершенствования этой науки в западном мире, хотя между ними существуют значительные различия, что можно сказать также о российской и восточной политологии [11].
По оценкам многих ученых существенный вклад в изучение электоральных процессов, трансформации посткоммунистических обществ Восточной Европы внес немецкий политолог Х. Клингеманн. Всеобщее признание получила работа по политической теории австрийского ученого Р. Гудина [10].
В 90-е годы в общественных науках доминировали четыре интеллектуальных стиля, которые не везде, не во всех странах идентифицируются, это: «саксонский», «тевтонский», «галльский» и «японский». Первые два из них практически охватывают все типы стран, стиль которых характеризуется практико-индуктивным и теоретико-дедуктивным методом, продуцирующим теорию и гипотезу. В Америке фактическое влияние политологии на все стороны жизни сознательно преувеличивалось, так как воздействие на формирование политического интереса было ниже, чем у их европейских коллег. Не исключено, что здесь сыграла определенную роль количественная сторона: в Америке насчитывалось более шести тысяч ученых-политологов, тогда как в Великобритании, Японии, Франции, Германии, СССР в 90-е годы их число не превышало трех с половиной тысяч. Из общего количества американских ученых-политологов примерно 40-50 % составляли бихевиористы, представлявшие одно из ведущих научных направлений в конце XIX – начале XX века.
В центре острых дебатов и дискуссии политологов мира: прагматистов, позитивистов, бихевиористов, критических рационалистов, марксистских реалистов в 70–80-е годы – стояли и политико-нормативные мотивировки в политической науке.
В данном случае мы не преследовали цели изучения всей истории возникновения и развития политической науки. Наша задача – выделить начальный этап ее становления в СССР, проследить процесс формирования новых идейно-политических направлений, выявить их уровень теоретической и практической разработки отечественными политологами в условиях суверенного развития республики.
На современном этапе в мире насчитываются сотни, тысячи центров политических исследований, специальных учреждений, объединенных в Международную ассоциацию политической науки. В отличие от СССР и республик постсоветского времени, политологические дисциплины на Западе являются обязательными предметами изучения во всех средних и высших учебных заведениях.
В бывшем СССР политология рассматривалась как наука буржуазная и антинаучная и поэтому длительное время находилась в зачаточном состоянии: замалчивалась ее возможность правильно ориентировать людей в происходящих политических событиях, помощь в формировании собственной позиции и точки зрения, что проявилось в низком уровне политической культуры. В свою очередь пассивность граждан в управлении делами общества и политическая неопытность масс позволяли правящей партии, социальным группам манипулировать общественным сознанием.
Определенную дискуссию вызывает оценка пройденного пути формирующейся советской политологии. Здесь не может быть однозначного ответа, но и не должно быть крайностей, утверждений о том, что до развала не было серьезных научных публикаций, монографических исследований или каких-либо организованных спецкурсов по этой проблеме.
Во-первых, в 70 – 80-е годы были опубликованы монографические и научные работы, посвященные как советской, так и зарубежной политической тематике, в их числе: Н.И. Азаров. «В.И. Ленин о политике как общественном явлении» (М., 1971); Ф. Бурлацкий, А. Галкин. «Социология. Политика. Международные отношения» (М., 1974); под ред. И.Д. Левиной и В.А. Туманова «Политический механизм диктатуры монополии» (М., 1974); П.С.Грацианский. «Политическая наука во Франции. Критические очерки» (М., 1975); Ю.П. Урьяс. «Политический механизм ФРГ. Социал-либеральная коалиция у власти» (М., 1978); Шахназаров «Наука о политике и политика о науке» (Проблемы мира и социализма, 1979, №1. – С.52); А.С. Маныкин. «История двухпартийной системы США (1789 – 1980)» (М., 1981); А.Г. Орлов «Политические системы стран Латинской Америки» (М., 1982); под ред. Ю.А. Тихомирова и В.Е. Чиркина «Основы теории политической системы» (М., 1985); Ю.М. Лившиц. «Политология в вузе» (Правоведение, 1989. - №5. – С.18) и многие другие.
Во-вторых, признание политологии как самостоятельной науки и утверждение ее номенклатурной квалификации еще не означало внедрения и гарантии реализации данной отрасли знаний в практической деятельности науки и образования. Это была лишь предпосылка для последовательного становления и развития ее методических, методологических и организационно-технических сторон. Так начинался «неофициальный» этап выбора собственных путей и направлений, средств и методов политологических исследований в области теории и истории политических наук, ее институтов и процессов, культуры и глобальных международных систем, словом, наиболее актуальных проблем политической жизни общества.
Говоря о самостоятельности этой науки, уместно вспомнить известную формулу К. Маркса: «Политика обладает большей степенью относительной самостоятельности и может оказывать весьма существенное обратное влияние на экономику» [12].
Развивая эту мысль дальше, Ф. Энгельс резюмировал: «Политическая логика отнюдь не является механическим слепком с логики экономического развития. Экономика лишь в конечном счете оказывает свое определяющее воздействие» [13].
Такой подход был поддержан во многочисленных трудах В.И.Ленина, где констатировал, что политика является концентрированным выражением экономики и она «… должна быть беспощадно твердой, неуклонно решительной, беззаветно смелой, героической» [14].
Политология как самостоятельная наука и учебная дисциплина в СССР не признавалась. Между тем задолго до перестроечного периода российский ученый-обществовед Ф. Бурлацкий совместно с коллегами доказывал и настаивал на необходимости конституирования политологии как самостоятельной науки и учебной дисциплины. Однако для официального признания и узаконивания ее статуса потребовалось десять лет, практически до развала Советского Союза в 1991 году. В стране шел интенсивный процесс изучения, частичного исследования и накопления политических знаний в таких крупных вузах и научных центрах, как Московском Государственном университете им. М.В. Ломоносова, в институтах государства и права, философии Академии наук СССР и некоторых других академических и научно-исследовательских институтах и университетах.
Инициатором многих научных исследований в этой области, практически генератором политических идей и организатором проведения многих общесоюзных и международных политологических форумов стала образованная в 1962 году Советская ассоциация политических наук (САПН). Именно благодаря ей был успешно проведен в Москве в 1979 году XII Всемирный Конгресс Международной ассоциации политических наук и ряде вузов (МГУ, Свердловском, Омском, Одесском, Тбилисском, Тартуском, Мордовском, Кубанском, Ивановском, Ташкентском, Таджикском государственных университетах) и трудовых коллективах читались лекции и специальные курсы по следующей тематике: «Основы политической системы», «Политические системы современности», «История политических и правовых учений» и проблемам американской, европейской и советской политологии. Только в юридических институтах к началу 90-х годов насчитывалось более тридцати таких спецкурсов.
С конца 80-х годов (1989), в Союзе функционировал экспертный Совет ВАК по политологии и соответственно в ряде крупных вузов были сформированы специализированные Советы по защите кандидатских и докторских диссертаций, введена новая специальность политолог – под индексом 23.00.00, затем и по направлениям исследований.
Все это свидетельствует о том, что несмотря на отказ от признания в качестве самостоятельной науки и негативное отношение к ней, как одной из реакционных форм буржуазной идеологии, политическая наука, как самостоятельная отрасль обществознания, начала свое формирование и становление, хотя исследование еще долгое время велось в рамках философии и теории социализма КПСС.
Российский ученый, юрист-политолог М.Н. Марченко считает, что в период культа личности Сталина политическая наука как научная теория вся оказалась «белым пятном», восполняемым лишь партийно-дерективными практическими решениями. Она в значительной степени «захлебнулась» и в последующих трансформированных «измах» и в перестроечные времена второй половины 80-х годов, зачастую и сейчас продолжает выполнять функцию комментирования и оправдывания принимаемых политических решений в верхах.
Однако критически оценивая эту ситуацию, осмысливая и переосмысливая «доофициальные» шаги на пути становления политических наук еще в советское время, видимо, не следует забывать, что и в это время в научной литературе по некоторым аспектам политологии философами, социологами, историками, юристами по теории государства и права проводились соответствующие исследования.
Подвергались научному анализу и политические процессы и явления, которые опирались прежде всего на диалектико-материалистическую методологию, выявлявшую общие закономерности возникновения, становления и смены политических систем и определившую наиболее общие понятия и категории в области политики, ее состояния и ситуации на конкретно-историческом этапе социально-экономического развития общества.
Такой методологический подход по выявлению существенных связей социально-экономических и культурных факторов с политикой К. Маркс утверждал: «Способ руководства материальной жизнью обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни общества» [12].
Характеризуя теоретическую базу политической идеологии, Марченко М.Н. подчеркивает, что политическое доктринство, идеологическая зашоренность, неумение, в большей степени нежелание многих бывших руководителей высших рангов в партии учитывать политический опыт, в целом субъективный фактор, привели к краху прежней теории и идеологии.
Он обращает внимание исследователей на то, что многие из тех политических ошибок и бед, с которыми столкнулись в практическом их применении в прошлом и в наши дни, можно было избежать, если бы больше пользовались плодами мировой цивилизации, накопленным опытом предшествующих поколений в области политических знаний, культуры и менталитета народов [15].
Нельзя не согласиться с его мнением о том, что ныне стали модными околополитические воспоминания и смелые «задним числом» размышления некоторых бывших работающих сегодня деятелей о далеком и сравнительно недалеком прошлом нашей страны и ее политической системе, которые вызваны не столько желанием или стремлением их авторов внести свой посильный вклад в процесс становления и развития политологии, сколько коньюктурными, вседозволенными соображениями на гребне гласности, плюрализма и демократизации общества. По его мнению, подобный подход не делает чести ни политической науке и публицистике, ни самим авторам. Более того, если политология гуманитарная наука, а не подобие, то она должна решительным образом полностью освободиться от какого бы то ни было комментаторства, приспособленчества, апологетики и коньюктуры.
Раскрывая принципиальные стороны исследовательских работ, он подчеркивает, что только в этом случае политическая наука может рассчитывать на уважительное отношение и доверие к себе, как самостоятельной науке, так и на успешное выполнение позитивной роли в процессе осуществления реформ и демократизации общества в переходный период.
Несмотря на длительное противоборство со стороны, ныне политология получила официальное признание и гражданство во всех республиках постсоветского пространства, что способствовало успешному ее функционированию как самостоятельной науки.
Прорыв политической науки в постсоветском пространстве берет свое начало с перестроечного периода 80-х годов, хотя тогда она достаточной поддержки еще не получила, так как мало кто верил в ее будущее.
Сегодня не вызывает сомнения, что перспектива политических наук в значительной степени будет зависеть от изучения истории ее возникновения и становления, выявления всего ценного и не в меньшей степени от активного использования достижения мировой политической науки, особенно западной политологии, накопившей много позитивного.
В условиях драматизма и даже трагизма 80–90-х годов советские люди переживали переломный момент в своей истории. Распад СССР был предопределен, так как он не давал союзным республикам ни политической, ни экономической самостоятельности, что было предусмотрено общесоюзной Конституцией. Любой вопрос необходимо было решать в Москве. «Мелочная опека» Центра привела к естественному желанию союзных республик расширить свои политические и экономические права.
Это было не просто развалом экономики крупной державы планеты, единого СССР, но и крушением социалистической системы со сложившимися на протяжении более 70-ти лет социальными, национальными, идейно-теоретическими и гражданско-нравственными отношениями. Результатом этого было зарождение совершенно иной системы общественных отношений, основанных на принципиально новых ценностях и цивилизациях.
Эти болезненные процессы не могли обойти и социально-политическую науку. Абсолютно неслучайно в ходе перестройки и преобразования всех сфер существующей системы возрос интерес самых различных слоев общества к политике и участию в ее выработке и осуществлении.
В эти годы для общественно-политической жизни страны Советов, позже суверенным республикам стали привычными такие политические процессы и явления как митинги, протестные выступления, столкновения позиций, платформ и программ различных политических партий и движений. Истории известно достаточно много примеров, когда в ряде республик такие явления перерастали в кровопролитные межэтнические войны, сопровождающиеся политическими скандалами и конфликтами.
В наши дни, особенно со времени провозглашения независимости бывших республик СССР, политика приобретает совершенно новое содержание. Это, разумеется, связано во многом с демократическими преобразованиями, возникновением множества политических партий и массовых общественных движений и организаций. Каждая из них выражает настроение и волю многих людей, считает законным претендовать на участие в решении важных государственных внешних и внутренних вопросов в республике, включающих в себя политику: международную, экономическую, в том числе аграрную, социальную, национальную, идеологическую, образовательную, воспитательную, молодежную и т.д. От успешного решения этого комплекса задач зависит стабильность общества, ибо где сталкиваются интересы масс, там практически начинается политика.
Российская политическая наука в настоящее время по многим направлениям развивается в опережающем темпе и, на наш взгляд, весьма успешно. Ныне к самым активным российским политологам относятся Президент Российской ассоциации политической науки профессор М.В. Ильин, ученые В.А. Гуторов, А.А. Федосеев, Ю.С. Коноплин, И.М. Модель, М.Г. Анохин, Р.Ф. Матвеев, В.К. Мокшин, И.П. Рыбкин, Т.Ф. Яковлева, Д.В. Гончаров, В.В. Крамник, В.П. Макаренко, Р.Т. Мухаев, Н.А. Сахаров, Р.Э. Севортьян, И.А. Василенко, В.А. Лысенко и другие.
За последние годы практически завершилось формирование ресурсов Российской политической сети Интернет, которая дает огромные возможности для информационно-аналитической и научно-исследовательской деятельности соискателя.
Проблемы становления и развития политической науки в Казахстане исследованы и обобщены в докторских диссертациях Акишева А.А., Арын Р.С., Алесина В.И., Алиярова Е.К., Бижанова А.Х., Борбасова С.М., Бурханова К.Н., Галямовой Д.Р., Джунусова А.М., Джунусовой Ж.К., Ертысбаева Е.К., Жамбулова Д.А., Иватовой Л.М., Искаковой Г.К., Курманбаевой Ш.А., Кушкумбаева С.К., Кушербаева К.Е., Кыдырбеклы Д., Лаумулина М.Т., Мансурова Т.А., Машан М.С., Мусатаева С.Ш., Медеуовой Д.Т., Молдабекова Ж.Ж., Нарбаева Б.Н., Насимовой Г.О., Нигматуллина Н.З., Нугмановой К.Ж., Нуртазиной Р.А., Нурумбетовой Г.Р., Романовой Н.В., Сарсенбаева А.С., Симтикова Ж.К., Татимова М.Б., Федосеева С.Г., Шалабаевой Ж.А., Шалтыкова А.И. и др.
В их работах осмысливается и обобщается сложный период обретения казахстанским народом независимости, становления национальной государственности и суверенного развития, взаимодействия в сфере обеспечения безопасности, всестороннего сотрудничества и интеграции. Эти научные труды, безусловно, являются весомым вкладом в разработку казахстанской политической науки и методологической основой для научных работников и соискателей, занимающихся изучением и исследованием, обобщением и прогнозированием политических процессов в республике и за ее пределами.
Вопросы политизации, становления и развития института Президентства, централизации и децентрализации власти казахстанского общества, обеспечения стабильности в условиях переходного периода, формирования новой идентичности этнополитики и культуры межнациональных и межконфессиональных отношений, идеологии, как факторы реформирования системы, информирования населения, формирования экологической, интеграционной и кадровой политики частично исследованы в научных трудах и кандидатских диссертациях по политологии Абсаттарова Р.Б., Абишевой М.А., Абенова Е.М., Абдыгалиева Б.Б., Абдыраймова Е.Б, Алтыбасаровой М.А., Аскарова Б.Б., Ахметжановой Г.К., Бигожанова Т.К., Дьяченко С.А., Ермухамбетова А.А., Жазыбаева Д.М., Исабаева Б.О., Касымбекова М.Б., Косубаева А.К., Курмангали А.К., Кушалиевой Г.А., Майлыбаева Б.А., Онучко М.Ю., Садыкова Т.С., Сагадиева Н.Д., Сарсенбаева Ж.Г., Сембинова Б.Ж., Сулейменова П.М., Сыздыковой А.Е., Чжан Вон Чан, Шауенова Е.С. и др.
Однако при всей значимости этих работ и предпринятых попытках показать реальную ситуацию в трансформировании общества исследователями рассмотрены лишь отдельные стороны политико-консолидационных процессов в современном Казахстане.
В условиях независимого развития республик в постсоветском пространстве были определены некоторые приоритеты по преодолению последствий тоталитарной системы, административно-командной однопартийной идеологии, регулированию межэтнических отношений, разработке национальных идей и этнополитики. Эти проблемы частично нашли отражение в научных трудах и публикациях зарубежных и отечественных авторов.
Сегодняшние политические позиции и перспективы еще четко не выкристаллизовались, что ставит нас в крайне затруднительное положение. К тому же в обществе еще имеются достаточно мощные силы, которые не только тормозят наше продвижение вперед, но пытаются повернуть страну вспять или к другим ориентирам. Более того, отдельные политические организации и движения, как не парадоксально, пытаются кардинально изменить общественное сознание, особенно молодежи.
В силу этих обстоятельств формирование общеказахстанских национальных идей, обеспечение межэтнического согласия и консолидации общества на данном этапе является магистральной темой исследования. Требуют должной проработки такие безотлагательные проблемы как становление в республике политической идеологии в переходный период и консолидирующие факторы развития общества, степень воздействия их на самосознание граждан.
Основным ядром в исследованиях политической идеологии были и остаются обоснование, разработка ее методологических основ и статуса, определение ее места, роли в условиях суверенного развития Казахстана, растущее значение прогностических функций в период демократизации, преобразования политической системы, влияние ее идеологии на социально-экономические, политические и культурные сферы жизни казахстанцев, что, на наш взгляд в российской, казахстанской, а также западной политологии исследуются еще недостаточно.
Особенности развития республики по самостоятельному пути в переходный период требуют более глубокого исследования закономерностей и новых тенденций, формирующихся идейно-политических позиций и выработки целостной научно обеспечивающей программы модернизации общества.
Среди доминирующих проблем, требующих повседневного внимания и теоретического осмысления по-прежнему неотложной остается природа и устранение противоречий и конфликтов в межнациональных отношениях, на исследование которых должны быть направлены усилия ученых-политологов без каких-либо крайностей и легковесных подходов. В сегодняшних научных разработках этнополитика и межэтнические отношения – важнейшие консолидирующие факторы – освещены недостаточно.
Еще не нашли должного научного анализа такие определяющие консолидирующие факторы общества, как: молодежная политика, характеристика ее состояния и перспектив; информационно-аналитическая и лекционная работа среди населения. Эти проблемы явно «пробуксовывают» уже более десяти лет и не находят своей разработки.
Таким образом, потребность в научном исследовании становления и развития политических наук в республике, недостаточная теоретическая и источниковая база, многоплановость, а потому неразработанность и несистематизированность многих ее организационных, научно-методических основ, отсутствие специальных трудов по проблемам идейно-консолидационных процессов, необходимость радикального пересмотра ряда ранее сложившихся теоретических положений, конкретизация доводов актуальности политических вопросов предопределили основные задачи выпуска данной книги-сборника научных трудов ведущих казахстанских ученых-политологов, который, на наш взгляд, окажет соискателям существенную помощь в выборе исследуемых проблем теоретической и прикладной политологии.
Итак, изучение отдельных научных трудов известных западных, российских и казахстанских политологов позволяет выделить много позитивного и конструктивного как по структуре и проблематике исследования, так и общим методологическим подходам. События последних двадцати лет показывают, что независимо от географического положения государств, состава ученых-политологов происходит бурный процесс интернационализации политической науки как самостоятельной дисциплины.
Однако, приобретает особую значимость разработка национальной идеологии, которая на данном этапе находится в «размытом» состоянии как на Западе, так и постсоветском пространстве. К тому же пока четко не определились современные подходы к идейно-консолидирующим факторам и трансформационным казахстанским моделям, обеспечивающим гарантированную национальную безопасность, стабильность и согласие в обществе. В силу этих обстоятельств люди теряют интерес к преобразованиям, политическим процессам и перестают оптимистически оценивать ситуацию, верить в свое будущее, что еще более актуализирует необходимость дальнейшего обобщения и исследования методологических основ, интегрирующих идей, базирующихся на национальных и общечеловеческих традиционных и инновационных ценностях.
Литература:
1 Философский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1989. –С.359–360.
2 Философский словарь. – М.: Политиздат, 1991, –С. 258 – 259.
3 Платон. Собрание сочинений: в 4 т. – М: Мысль, 1990; Он же. Государство. Соч. в 3т. – М., 1971.
4 Аристотель. Сочинения: в 4т. – М: Мысль, 1999.
5 Аль-Фараби. Избранные трактаты (Ответ. ред. Бурабаева М.С.) – Алматы: Гылым, 1994, –445с. (5 – 29, 81 – 95, 152, 229).
6 Макиавелли Н. Избранные сочинения. – М., 1982.
7 Шпенглер О. Закат Европы. – 1918.
8 Вебер М. Избранные произведения. – М., 1990. – С.380, 515.
9 Toynbee A.A. Study of History. - Vol. III.L, 1934. p. 382
10 Политическая наука: новые направления. – М., 1999.
11 Истон Д. Категория системного анализа политики. Антология мировой политической мысли. Т.2.– М., 1997.– С.630.
12 Маркс К. и Энгельс Ф. Т. 45. - С. 142
13 Маркс К. и Энгельс Ф Об идеологической работе. 2-е изд. доп. – М.: Политиздат., 1969.
14 Ленин В.И. ПСС., Т. 40. – С. 131.
15 Марченко М.Н. Политология. – М., 1997; Политология: курс лекций. Под ред. Марченко М.Н. – М., 1997.
Советская модель модернизации: теоретико-методологические аспекты
Кадысова Р.Ж.
Советская модель модернизации является тем поистине уникальным и, безусловно, макроисторическим феноменом, на котором продолжают фокусироваться самые различные точки зрения: от категорически отрицательных до эмоционально-восторженных и щемяще ностальгических. Времена, когда модернизационный опыт СССР служил «светочем» для всего человечества, «выбравшего путь социального прогресса», и обвораживал даже отдельных представителей западной интеллектуальной элиты (например, Ж.-П. Сартра, А. Камю, П. Пикассо, Д. Сикейроса, О. Нимейра, Ж. Амаду и многих других), сменились на доминанту горького разочарования в нем.
Оно оказалось столь сильным, что вызвало социально-психологический шок, болезненно «разъедающий» целые пласты общественного сознания. Мучительные борения в «закоулках» социальной памяти всех мыслимых «за» и «против» оборачиваются конфликтом ментальности. Разрешение его, в числе прочего, будет зависеть и от того, сможет ли научно-рациональная критика советского модернизационного эксперимента стать настолько объективной и убедительной, чтобы быть «принятой» не только наиболее «продвинутыми» слоями социума, но и подавляющей массой его субъектов. Или же, напротив, своими неуклюжестью и двусмысленностью, некомпетентностью и «новой конъюнктурностью» будет невольно подпитывать иллюзии, что именно коммунизм якобы есть неизбежная перспектива всемирно-исторической эволюции, несмотря на то, что радикальный большевизм дискредитировал эту великую идею, поколебав тем самым веру в возможность альтернативы капиталистической Голгофе.
Именно с этим посылом зюгановцы и ампиловцы и прочие «великодержавники» продолжают достаточно успешно рекрутировать в свой электорат значительные массы населения (по данным российских социологических опросов до 40% и более выборщиков). Фарисейские спекуляции по поводу советской «супердержавы, перед которой трепетали все и вся» разливает на страницах газет и в телерадиоэфире и скандально известный провокатор от политики В. Жириновский.
Казалось бы, что тут страшного? В условиях общественно-политического плюрализма люди имеют право на свои убеждения, на веру и «мечтания о прошлом», тем более что декларированные горизонты рынка и демократии никак не развеваются от тумана затянувшегося кризиса, а неизбежные для фазы транзита трудности усиливают ностальгию по «золотым временам» брежневщины и даже сталинщины.
Все это так, если не осознавать, что направленность общественного развития по принципу «вперед в прошлое!» есть даже не стагнация, а деградация социума. Люди, питающие иллюзии по поводу возможности такого «движения», вряд ли могут быть активными субъектами преобразований, ибо превращаются в их пассивных (а подчас и скрыто злорадствующих) созерцателей. А если эти, некритически упивающиеся прошлым во всей его, недифференцированной целостности, индивиды начинают формировать сколько-нибудь значительные массы, то общественная динамика начинает упираться в «бетон» достаточно мощной «социокультурной плотины».
Вот почему историография, выполняющая роль не только хранительницы исторической памяти, но и средства ее мобилизации в переломные моменты истории социумов, выдвигается в современных условиях на качественно новый уровень ответственности.
Нисколько не пытаясь завысить общественный статус исторической науки, все же скажем, что от того, насколько компетентно она будет способствовать пониманию в обществе актуальности его модернизации в критериях, выверенных всемирным опытом, будет зависеть морально-психологическая готовность к реформам. В этом смысле историография обретает значимую идеологическую функцию, ибо помогает воспитанию нового самосознания, верного ощущения и сознательного нахождения своего места нацией и государством во времени и пространстве в новых исторических обстоятельствах.
Поскольку здесь мы говорим о необходимости исторической рационализации (обосновании) преобразований, то ясно, что в значительной мере, именно история советского опыта модернизации позволяет реализовать обозначенные выше функции.
В рамках этой обширной темы наработан богатейший массив литературы как советского, так и постсоветского периодов. Она создавалась творческой исследовательской мыслью многих поколений историков, специалистов других отраслей обществоведческого знания. Было бы примитивным и крайне некорректным с позиций элементарной научной этики поступать сообразно вульгарно-журналистской публицистике, которая подчас огульно отказывает историческим исследованиям советского периода в научной значимости уже только потому, что они не были свободны от идеологических требований тоталитарного государства. Эта литература накопила такой мощный объем эмпирического материала (а подчас и верных концептуальных мыслей), что потребуются усилия не одного поколения историков для его осмысления.
И вот здесь актуализируется функция историографии, роль которой отнюдь не сводится лишь к регистрации и аннотированию работ, написанных по тому или иному периоду истории, тем или иным ее сюжетам. Ее «продукт» заключается в том, чтобы путем кропотливой и, самое главное, научно грамотной, т.е. опирающейся на адекватное конкретно-историческое и теоретико-методологическое знание работы, осуществить «селекцию» - отделить «зерна от плевел», обнаружить, где пустоцветы, а где яркие цветы творческого анализа, способного нести познавательный заряд.
Другой важнейшей задачей историографического анализа является обозначение тех аспектов рассматриваемой проблемы, которые оказались малоизученными и были деформированы неверными представлениями о них, пребывали до сих пор в тени исследовательского внимания. Тем самым, историография выявляет степень актуальности тех или иных вопросов, нацеливает на них исследователей.
Развитие историографии - во многом преемственный процесс. Дореволюционная традиция передала много полезного советской историографии, а та, в свою очередь, транслирует свой противоречивый опыт (со всеми его «плюсами» и «минусами») историографии современной.
И в этой связи, казалось бы, можно говорить об эволюционном характере историографического процесса. Однако это будет верным, если иметь в виду профессиональные приемы и средства, чисто инструментальные подходы, сложившиеся правила работы с источниками, научную этику и т.д. Что касается теоретико-концептуального и методологического, т.е., по сути, идеологического содержания историографического процесса, то здесь на протяжении ХХ века он демонстрирует подлинно революционные прерывности. Применительно к нашей теме они прослеживаются еще более отчетливо.
Модернизация имеет совершенно неоднозначное понимание в советской и постсоветской литературе. Тем не менее, подобно тому, как в первой присутствуют «вкрапления» современных представлений, так в новой историографии еще живут «рецидивы прошлого мышления». Как нельзя понять революционных сдвигов в современной историографии без указания на пороки предшествовавшей литературы, так невозможно продуктивно осмыслить иррациональные стороны советской историографии вне их «высвечивания» на фоне нового теоретико-концептуального и методологического знания.
Таким образом, как представляется из вышеизложенных оснований, историографический анализ истории советского опыта довоенной модернизации через призму ее рассмотрения в советской и постсоветской литературе несет в себе видимые научно-познавательные и практические (применительно как к интересам собственно науки, так и общественным запросам) проекции. Значимый смысл обращения к проблеме диктуется констатацией мировым сообществом Республики Казахстан как государства, развивающегося в направлении радикального реформирования системы социально-экономических и политико-институциональных отношений. И это действительно так. Но поиски наиболее оптимальных форм и средств преобразования отнюдь не являются простым «слепком» западной модернизационной модели. Как показало первое десятилетие независимости, она не во всем и не всегда «вписывается» в наши реалии, многие из которых беспрецедентны в мировой истории. Поэтому, принимая все приемлемое из западных образцов развития, нельзя игнорировать свой опыт. И включение его в запросы современности обеспечивает именно его историографическое изучение. Отсюда ясно, что постановка данной проблемы в контексте историографического анализа имеет прикладное значение и применительно к актуальным задачам государственного строительства.
В плане историографического освещения в наибольшей степени «повезло» аграрной истории. И это становится понятным, если учесть, что в этой отрасли знания исследования разворачивались довольно интенсивно. А потому исследовательской практикой стали востребованы работы, монографически нацеленные на историографическое осмысление наработанного публицистического материала.
Но все они могут служить иллюстрацией того, что историографический анализ советского периода, распространявшийся на «аграрную проблематику», не был (и не мог быть) свободным от тех жестких рамок, которыми сковывала живую творческую мысль государственно монополизированная идеология. Если элементы новаторства и появлялись в историографических работах, то касались они по преимуществу вовсе не принципиальных моментов, а указаний на некие частности. Например, дискутировали о том, когда хронологически завершилась новая экономическая политика (хотя сегодня ответ до предела прост: с тотальной монополизацией отношений собственности государством), в чем отличие колхозов от совхозов (хотя ясно, опять-таки сегодня: ни в чем – обе организации огосударствленного типа), каковыми были масштабы «осереднячивания» аула (апеллируя при этом к формальным, но отнюдь не сущностным индикаторам).
Но по все тем же понятным причинам историография не призывала исследователей выйти из таких «зон умалчивания» как голод 1921 года и начала 1930-х годов, крестьянское антиколхозное движение, негативные последствия социально-экономических реформ, трагедия «раскулачивания» и экспроприации успешных хозяев, пауперизация и маргинализация крестьянства и т.д. Но тот, кто в этой связи «кидает еще один камень» подобен «храброму после драки», а если и без метафоры, то просто человеку, элементарно не знакомому с теми реалиями, в условиях которых вынуждена была развиваться историография. Требовать от нее большего, чем она могла это сделать есть прямое проявление игнорирования как раз-таки главного принципа историографического анализа – привязки логики развития к конкретно-историческим условиям. И в этом смысле надо признать, что историографы советского периода, писавшие по аграрной тематике (точнее те из них, кто несмотря ни на что, все же придерживался научно выстроенной процедуры исследования, а не «выпячивал» где надо и не надо своих «верноподданнических» восторгов в целях перенасыщенной перестраховки), создали немало хороших предпосылок для новых интерпретаций.
Однако, конечно же, говорить о том, что «советский опыт преобразований» описывался в понятийных категориях теории модернизации, не приходится. Здесь все пронизывала идея «партийно-классового подхода», во всех акциях государства акцентировались именно их социально-классовые последствия и смысл, их влияние на «нужную» трансформацию социальной структуры и т.д. Поэтому можно сказать, что советская «аграрная революция» как «модернизационная проблема» в ее строгом понимании историографией не поднималась.
В постсоветской литературе, в результате более интенсивных и углубленных теоретико-методологических изысканий, история аула и деревни Казахстана в довоенный период уже в гораздо большей степени исследовалась в «модернизационном ключе» и, следовательно, для аналитической историографии появился более или менее реальный объект рассмотрения.
Но удивительным образом свобода теоретико-концептуального и методологического плюрализма не вызвала адекватного качества историографических исследований, по крайней мере, в той степени, которую следовало ожидать. (Кстати, этот «непонятный» феномен характерен и для сферы художественно - творческой деятельности: например, если в условиях идеологической несвободы появлялись поистине выдающиеся литературные творения, то со снятием «идеологической блокады» писательская мысль не может создать ничего подобного). Отдельные публикации, которые можно с натяжкой назвать жанром историографической эссеистики, поднимали те вопросы, и нацеливали исследователей на изучение тех проблем, которые и без этого «приковали» внимание историков (это – демографическая катастрофа 1930-х годов, коллективизация и раскулачивание, крестьянское движение сопротивления, «Малый Октябрь» Голощекина и т.д.). Проблемы же, способные дать мыслительный материал для исследования модернизационной способности советского опыта аграрных преобразований, историографией в повестку дня не ставились.
Тогда как историография аграрной истории в ее советский период развития все-таки выдвигала какие-то проблемы, хотя и в рамках довольно ограниченного идеологического допуска, историография промышленности и рабочего класса не достигала и этого уровня. Отчасти это можно объяснить тем, что довоенный Казахстан, выступая достаточно ярко выраженной аграрной периферией, претерпевал наиболее масштабные и динамичные потрясения («революционные преобразования») именно в ее границах.
Если казахстанский, по преимуществу «русский» город, и такая же «фабрика» выступали объектами политики, почти аналогичной той, что «без всяких хитростей» проводилась в урбанизированной сфере центральных районов страны, то казахский аул познал не одну волну «преобразовательных реформ, не одну «встряску» своей социально-экономической структуры и социокультурной организации. Отсюда понятно, что аграрная история в гораздо большей степени насыщена всевозможными событиями противоречивого (даже сквозь призму видения советской «заидеологизированной» историографии) характера. А потому она представляет собой более, если так можно сказать, «разнообразный» объект исследования, в границах которого возможный спектр постановки проблемных вопросов оказывался шире и богаче. Правда, мы не утверждаем это категорично, а лишь исходя из историографического анализа и судя по структуре исторической литературы, где даже в первом приближении заметно преобладание исследований именно по аграрной истории.
В историографии истории довоенной промышленности можно отчетливо выделить три крупных предметно-хронологических объекта притяжения аналитического интереса. Это периоды «военного коммунизма», нэпа и «социалистической индустриализации». По отношению к первому, историография неизменно придерживалась оценки «военного коммунизма», как политики вынужденной, что всеобщая национализация промышленности, милитаризация труда (говоря словами Л. Троцкого, «организации производства по-военному дисциплинированно»), «снятие» его мотивации через товарно-денежные стимулы и т.д. оправдали себя - Советы выстояли в лихолетья гражданской войны. Но при этом не делалось никаких намеков на то, что «военный коммунизм» абсолютно «вписывался» в стратегические установки большевиков на обобществление частной собственности (в промышленности, прежде всего), централизацию всей промышленной инфраструктуры и системы распределения, жесткое администрирование управления, контроля над сферой труда посредством политико-идеологических и репрессивных инструментов и т.д.
Признавая, что «военный коммунизм» усугубил промышленный кризис, вызвал катастрофическое падение производительности труда на заводах и фабриках, железных дорогах и рудниках, породил процесс деклассирования («размывания») промышленного пролетариата, историография не задавалась вопросом, почему в таком случае к этому опыту возвратились в начале 1930-х годов и, по сути, лишь в видоизмененной форме, но не в содержательной сущности, продолжали проводить его в жизнь почти до развала советской экономики?
Период нэпа трактуется в историографических работах по истории промышленности также как некая вынужденная и переходная фаза. Огромные исторические возможности принципов этой политики, загубленные на корню тоталитарной эволюцией сталинского режима, никак не обсуждались. Рассуждая о нэпе, советская историографическая аналитика очень часто задействовала определения «восстановление народного хозяйства» (применительно ко времени 1921-1925 гг.) и реконструкция народного хозяйства (по отношению к периоду с 1926-1927 гг.), не смея признать, что это было действие и результат определенных, но именно рыночных трансформаций экономики. Даже ленинская оценка нэпа как известного оживления капитализма приводилась довольно редко, в отличие, скажем, от тех цитат вождя революции, где он говорил о нэпе как периоде временного отступления с целью перегруппировки сил для грядущего наступления социализма.
Иначе говоря, историография промышленности в период нэпа оперирует категорией «временности», а не пониманием утраченности возможности эффективного и рационального пути преобразования экономики (а вместе с ней, естественно, и промышленности).
Что касается периода социалистической индустриализации, то здесь историографические оценки консолидированы и единодушны как ни в какой другой проблематике. «Все здесь было осуществлено правильно, разумно, необходимо и своевременно, а, следовательно, и нет предмета для каких-то сомнений или постановки сколько-нибудь серьезных дискуссий, способных как-то скорректировать устоявшееся видение индустриализации, причем как в ее целях и средствах осуществления, так и особенно - следствиях», - вот примерный ориентир, задававшийся историографическими исследователями советского периода. И в подтверждение этого указующего тезиса, как правило, шла ссылка на очевидный и непререкаемый аргумент - «Казахстан в процессе социалистической реконструкции промышленности превратился в развитый индустриальный регион».
И против этого, действительно, мало кто мог поспорить. И вовсе не только в силу боязни идеологического наказания. А, прежде всего, вследствие искренней веры в абсолютный позитив «советской индустриальной революции». В нее незыблемо верило общество, а историография тем более, поскольку уже по своей функции, просто обязана была предвосхищать массовое сознание.
Но и здесь мы не вправе делать на этот счет какие-то упреки. Ведь советское общество, будучи «закрытым», а точнее, «запертым» злою волей тоталитарного режима, не имело возможности сравнивать качество своих реалий с внешними примерами. Не могло разобраться оно и в сущностных причинах «нездоровых явлений» нашей промышленности (дефицит, низкое качество продукции, примитивные во многих случаях технологии, слабая производительность труда и т.д.). Экологическая опасность «индустриальных гигантов социализма», расточительность и сверхнормативная затратность производства – все это и прочее рассматривалось как результат бесхозяйственности, бюрократизма, игнорирование установок партии, но ни в коем случае как логическое следствие пороков советской модели организации промышленности.
Отсюда понятно, что на этом уровне своего развития историография предлагала исследователям продолжать «играть» на том «полемическом поле», в пространстве которого она хорошо и безопасно (в плане следования идеологическим критериям) ориентировалась. В его четко обозначенном периметре могли иметь место научные споры по частностям, но не допускалась и тень сомнения на несущие теоретико-методологические конструкции.
Важно подчеркнуть, что советская историография промышленности и рабочего класса в своих во многом идеологически-коньюнктурных амбициях (особенно во второй половине 1950-х -1960-х годов и, конечно, в период сталинской кампании борьбы с космополитизмом) все более утрачивала меру научной рациональности. Из ее установок следовало, что советская промышленная модернизация только в своем начале имела характер «догоняющей», но вскоре она оказалась, дескать, в авангарде мирового модернизационного процесса, а советский рабочий класс по своим общественно-моральным и профессионально-техническим характеристикам обрел роль наиболее сознательного и ведущего отряда мирового рабочего класса. «В противном случае, - как бы вопрошали историографические публикации, - как бы мы выиграли войну и первыми запустили спутник и отправили первого человека в космос».
Даже после начала политики «перестройки» стали все больше обнажаться кризисы и провалы советской промышленности, «славная и героическая история социалистической индустриализации» продолжала оставаться «священной территорией», запретной для критики. И историография успешно выполняла роль ее бдительного сторожа.
Таким образом, советская историография промышленности нацеливала исследовательскую мысль на одну генеральную установку: социалистическая индустриализация – лучший в мировом опыте пример индустриальной модернизации. Именно под печатью этого тезиса и разворачивались исследования в этой области, им слепо руководствовались и в «критике буржуазных фальсификаций» и в полемике с западными авторами (хотя она была больше похожа на диалог глухих, ибо аргументировалась в контексте абсолютно взаимоисключающих идеологических оснований).
Еще меньше специальных историографических исследований по данной проблеме в постсоветской историографии. Она до сих пор не располагает монографическими работами, где были бы даны историографические оценки и критика современной публицистики, обозначены тенденции и ход исследовательской мысли в работах постсоветского периода. В самих же публикациях по конкретно-историческому изучению истории промышленности историографические сюжеты в основном посвящены критике взглядов сталинских стереотипов понимания вопроса, т.е. работ советского этапа развития историографии.
Советская историография активно осваивала социокультурные аспекты довоенных социалистических преобразований. Здесь сформирован широкий пласт литературы. Но он, к сожалению, ни в советской, ни в постсоветской историографии не стал объектом описания и, естественно, критико-научного осмысления в какой-либо крупной и структурно диверсифицированной историографической монографии. Поэтому говорить об историографии «культурологической» историографии здесь можно только по отдельным статьям и тем историографическим фрагментам, которые «связаны» в своей проблематике определенно заданными предметно-целевыми установками публикаций, где они помещены.
Здесь мы только лишь хотели бы отметить, что советский опыт культурной (а если шире – социокультурной) модернизации дал поистине беспрецедентные результаты, которые, между прочим, вынужденно признавала и западная, критически мыслящая историография. Ее «минусы» на общем, ярко выраженном позитивном фоне высвечиваются лишь под лучами того «прожектора», который аккумулируется энергией нового теоретико-концептуального и методологического знания. Но и его аргументы даже сегодня находят слабый отзвук в постсоветской историографии. По-прежнему историографический анализ не нацеливает исследователей этой проблематики на такие аспекты, как, например, маргинализация социальной структуры общества, деформация массового сознания, консервация его традиционалистко ориентированных предпочтений и позывов, приверженность тоталитарному мышлению, разрушение в обществе ранее устоявшихся социально-экономических генотипов и ментальностей и т.д. Во многом это объясняется тем, что сами исследователи – историографы (т.е. те, кто так или иначе берется за историографический анализ) еще не совсем уверенно ориентируется в новом теоретическом и концептуальном знании, продолжают находиться в плену прежних стереотипов, не стремясь проникнуть в более глубокие сущностные смыслы.
