ОДЕССКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ

ЮРИДИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ

Туляков Вячеслав Алексеевич

ВИКТИМОЛОГИЯ

социальные и криминологические проблемы

Одесса

Юридична лiтература

2000

ББК 67.51

' 82

УДК 349.3

В монографии приведены результаты теоретического анализа основных науковедческих проблем современной виктимологии как перспективного направления социально-правовых исследований, обеспечивающего повышение эффективности контроля над преступностью. Обоб

щив и проанализировав взгляды современных отечественных и зарубежных ученых по различным аспектам рассматриваемой темы, автор сформулировал ряд новых положений общей теории виктимологии, теории криминальной виктимологии и теории обращения с жертвами

преступлений.

Для научных работников, работников правоохранительных органов и судов, а также для студентов, аспирантов и преподавателей юридических и социологических высших учебных заведений.

Vyacheslav A. Tulyakov Victimology: (social & criminological problems) - Odessa: Juridichna literatura, 2000, 336 p.

The monograph is dedicated to philosophical, social & criminological fundamentals of modern victimology. Analyzing victims behavior as part of deviant activity the author stresses up most important elements of relationships between crime & victimizat

ion, criminal and his victim. These links were analyzed on macro, mezo and micro levels of social interaction and formed the basis for victimological crime prevention strategies in Ukraine.

Печатается по решению Ученого совета Одесской национальной юридической академии.

Сведения об авторе:

Туляков Вячеслав Алексеевич - кандидат юридических наук, доцент кафедры криминологии и уголовно-исполнительного права Одесской национальной юридической академии. Специалист в области общей теории криминологии и виктимологии. Автор более 60 работ по к

риминологическим проблемам изучения агрессивной преступности и теории виктимологии.

Рецензенты:

Костенко А.Н., доктор юридических наук, профессор

Туркевич И.К., доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Украины

Т 1203021300-36 Без объяв.

7694-2000

ISBN 966-7694-23-2 c Юридична лiтература, 2000

'':":??:

Противоположности суть дополнительности.

Нильс Бор

История развития человечества свидетельствует, что принятие конкретных мер по борьбе с преступностью зачастую не связано с достаточно взвешенным подходом к ее анализу. Национальная культура, общественное давление и ожидания, административные и полити

ческие процессы, происходящие в стране, - вот отнюдь не полный перечень переменных, влияющих на проводимые кампании по борьбе с преступностью. Грандиозность масштабов и глобальность поставленных задач воодушевляют на немедленное решение проблемы. Едв

а ли, однако, нуждается в доказательстве и то, что далеко не каждая, а точнее, ни одна из глобальных программ профилактики преступности не в состоянии выполнить поставленные перед ней задачи.

Преступность - достаточно сложное и многогранное явление, производное от важнейших социальных характеристик жизни общества. И в этой связи успешная политика в области борьбы с преступностью зависит от множества положительных результатов в малом [1].

К числу подобного рода программ, показавших свою эффективность в деле ограничения преступности, и относится деятельность по созданию системы справедливого и гуманного обращения с жертвами преступлений, по научению потенциальных жертв преступлений осн

овным приемам реагирования на конфликтные ситуации.

И дело здесь в том, что обеспечение общественной безопасности является одной из основных задач государства. Для этих целей за деньги налогоплательщиков содержится колоссальный аппарат системы уголовной юстиции, органов, ведающих исполнением наказан

ия. И если государство не смогло защитить гражданина от преступных посягательств, то оно должно нести ответственность за причиненный ущерб. Подобное положение отражает реальные ожидания населения, заинтересованного в действенной и эффективной защите

своих конституционных прав и свобод.

Именно улучшение доступа жертв преступлений к системе уголовного правосудия, справедливое и гуманное обращение с ними способны в какой-то мере снизить страх граждан перед преступностью, содействуя одновременно их кооперации с органами политической вл

асти, расширению демократических начал управления обществом, снижению уровня преступности.

Указанные обстоятельства подтверждают актуальность научного исследования феномена жертвы преступления в сфере современных социально-правовых исследований, необходимость совершенствования нормативной регламентации положения жертвы преступления в систе

ме уголовной юстиции и разработки соответствующих рекомендаций по практическому применению основ системы знаний о жертве преступления в деятельности по социальному контролю над преступностью.

Выделенная проблема, как правило, разрешается в отечественной науке в рамках криминальной виктимологии как учения о жертве преступления, являющегося специальной криминологической теорией, обладающей своим специфическим предметом, методом и формами р

еализации [2]. Недаром отмечается, что в юридических науках <виктимология как термин понимается несколько уже. Это учение о жертве, пострадавшем, потерпевшем от правонарушения, в частности от преступления> [3]. Между тем во всем мире мы сталкиваемся

с бурным ростом виктимологии как единой науки о жертве социально опасных проявлений, выступающей частной социологической теорией.

По нашему мнению, виктимология сегодня - это комплексное учение о лицах, находящихся в кризисном состоянии (жертвы преступлений, стихийных бедствий, катастроф, экономического и политического отчуждения, беженцы, социальные организации и пр.), и мерах

помощи таким лицам.

Современная виктимология реализуется в таких своих направлениях, как:

- общая <фундаментальная> теория виктимологии, описывающая феномен жертвы социально опасного проявления, его зависимости от общества и взаимосвязи с иными социальными институтами и процессами;

- частные виктимологические теории среднего уровня (криминальная виктимология, деликтная виктимология, травматическая виктимология и др.);

- прикладная виктимология (эмпирический анализ, разработка и внедрение специальных техник превентивной работы с жертвами, технологий социальной поддержки, механизмов реституции и компенсации, страховых технологий и пр.).

Такое понимание предмета и системы виктимологии служит осмыслению новых взаимоотношений и динамических связей между жертвами и социально опасными проявлениями среды обитания, интегрируя воедино лучшие достижения традиционных, устоявшихся учений.

Немудрено, что в подобных условиях обучение навыкам организации процесса изучения и анализа поведения потенциальных жертв преступлений и иных правонарушений является жизненной необходимостью для всех правоведов и социологов. Ведь как преступник, так

и его жертва - суть продукты сходных социальных условий, и само преступление есть в большей степени результат определенных социальных воздействий, нежели результат только <злой воли> его исполнителя. Поэтому, анализируя поведение жертвы преступления,

мы с большей уверенностью можем судить о развитии криминальной активности.

Следует отметить, что отечественная юридическая наука и социология отклоняющегося поведения неоднократно обращались к проблеме потерпевшего от преступления, его роли в механизме преступного поведения, к анализу профилактических аспектов виктимности.

Вместе с тем степень научной разработанности проблем криминальной виктимологии в отечественной науке нельзя охарактеризовать однозначно.

Несмотря на обилие добротных исследований, выполненных отечественными криминологами, проблема разработки основ виктимологии как частной теории в рамках общей теории виктимологии, выступающей единым учением о жертвах социально-опасных проявлений (жерт

вы катастроф, преступлений, деликтов, экзогенных и эндогенных инцидентов), далеко не исчерпана. Это касается как определения мировоззренческих, социально-философских основ формирования общей теории виктимологии, так и науковедческих проблем понятия,

содержания и значения предмета криминальной виктимологии, анализа содержания и сущности процессов виктимизации и виктимности в специфических политико-правовых условиях Украины.

Проблема состоит также и в том, что гуманизация политического сознания в Украине предполагает реальный поворот системы уголовной юстиции к проблеме потерпевших от преступлений. К сожалению, необходимость пересмотра основ учения о преступности, возник

шая в связи с крахом официальной криминологической идеологии в СССР, не позволила украинским криминологам достаточно активно заниматься разработкой теоретических и прикладных проблем основ учения о виктимности и ее проявлениях [4]. Жертва преступлени

я вновь осталась относительно забытой фигурой в криминологической политике нашего государства, равно как и в деятельности по индивидуальной профилактике преступлений.

Поэтому задача состоит в углублении и дальнейшем развитии основ теории криминальной виктимологии, в формировании системы научных знаний о жертве преступления с целью оптимизации социального контроля над преступностью, гуманизации криминологической по

литики и приведения украинского национального законодательства в соответствие с международно-правовыми стандартами в области защиты прав жертв преступлений.

Таким образом, актуальность исследования социально-правовых основ учения о жертве преступления обусловлена рядом обстоятельств.

Во-первых, необходимостью гуманизации деятельности по социальному контролю над преступностью, повышением ее эффективности.

Во-вторых, осмыслением философских и науковедческих основ формирования криминальной виктимологии как частной (специальной) теории в рамках общей теории виктимологии;

необходимостью разработки теоретических проблем отечественной виктимологии в русле современных достижений социологии отклоняющегося поведения и мировой виктимологической теории;

потребностью переосмысления достигнутого уровня знания, открытия новых аспектов виктимологической профилактики преступлений с учетом изменений в мировой практике социального контроля над преступностью и компаративистского анализа виктимологического з

аконодательства развитых стран.

В-третьих, необходимостью теоретического обоснования предложений по становлению виктимологического законодательства Украины.

Наконец, в-четвертых, стремлением к практизации виктимологических исследований, к разработке теоретически выверенных рекомендаций по ограничению криминогенной активности жертв преступлений.

Настоящее исследование является попыткой анализа мировоззренческих, социально-правовых и некоторых прикладных основ учения о жертве преступления как частной виктимологической теории.

Автор попытался определить теоретико-методологические основы формирования криминальной виктимологии в Украине, с помощью компаративистского анализа теории мировой виктимологии, виктимологического законодательства развитых стран и профилактических нор

мативных актов ООН рассмотреть особенности виктимизации и виктимности в Украине и определить принципы системы обращения с жертвами преступлений.

Указанные проблемы позволили осуществить в работе:

- сравнительный анализ современного состояния виктимологии в системе социальных знаний;

- исследование философско-методологических основ формирования и развития теории виктимологии в историко-правовом континууме;

- определение с этих позиций как понятия и сущности общей теории виктимологии, так и понятия и предмета криминальной виктимологии;

- системный анализ существующего понятийного аппарата общей теории виктимологии, определение основных конститутивных понятий криминальной виктимологии;

- проведение криминологического анализа виктимизации и виктимности в Украине, выявление особенностей и закономерностей распределения виктимизации в Украине в сравнении с мировыми тенденциями виктимизации;

- разработку системно-правового, компаративистского исследования основ социального контроля и организации справедливого обращения с жертвами преступлений.

Методологической основой исследования явились теории синергетики и социологии отклоняющегося поведения, основанные на диалектическом методе познания социальных явлений в развитии, философская теория деятельности, системотехническая теория конфликта,

общая теория криминологии, теория правоотношений, теория правотворчества. В работе использовались такие общенаучные методы исследования, как диалектический, системно-структурный, синергетический, аксиологический, историко-правовой, сравнительно-право

вой, статистический и др. Наиболее широко в работе применялись сциентистские методы системного и компаративистского анализа социальной формы.

Эмпирическую базу исследования составили прежде всего материалы массового исследования виктимизации в Украине, осуществленного в 1994-1998 годах под руководством автора студентами и сотрудниками кафедры уголовного, уголовно-исполнительного права и кр

иминологии Юридического института Одесского госуниверситета им. И.И. Мечникова и кафедры криминологии и уголовно-исполнительного права Одесской национальной юридической академии.

Автор на основании анализа и обработки 4000 виктимологических опросных листов, разработанных по стандартам Мирового общества виктимологии, представил репрезентативный срез виктимизации населения в Южном регионе Украины.

В работе использованы также материалы криминологических опросов населения, проводившихся автором и с его участием в 1990-1999 годах, данные уголовной статистики, результаты выборочного анализа уголовных дел и опроса лиц, совершивших тяжкие агрессивны

е преступления в 80-е годы, материалы о действующей системе профилактики преступлений, информационные базы данных Верховной Рады Украины, Комиссии по предупреждению преступности ООН, методические разработки Национального института уголовной юстиции С

ША, Отдела жертв преступлений Министерства юстиции США, Национальной ассоциации помощи жертвам преступлений (NOVA, США), Международного Центра предупреждения преступлений (Канада), Американской Ассоциации Юристов, Европейского Института ООН по предуп

реждению преступлений и контролю за правонарушителями (Финляндия), Международного института социологии права (Испания).

Выводы и предложения автора сформулированы с учетом анализа отечественных и зарубежных работ в области социологии отклоняющегося поведения, криминологии, уголовного права и процесса, виктимологии, общей и социальной психологии, других научных дисципл

ин о человеке и его поведении.

Автор, естественно, не ставил перед собой цель осветить и подробно обосновать все многообразие прикладных и теоретических проблем, открывающихся перед учеными и практиками в рамках системного анализа учения о жертве преступления. Однако именно такой

подход в состоянии обеспечить гуманизацию системы профилактики, повысить эффективность и результативность контроля и ограничения преступности.

??Ш":< 1.

'':":??: ' '??'???<????

Абсолютная полнота информации

достижима лишь при иссякших

источниках новой информации.

Сирил Н. Паркинсон

1.1. Мировоззренческие предпосылки возникновения виктимологии

1.1.1. Социально-политические основы возникновения виктимологии

Виктимология - сравнительно молодое научное направление. В отличие от классических дисциплин криминального профиля, история формирования которых исчисляется веками, основы виктимологии как системы научных знаний о жертве преступления (а позднее и ины

х социально опасных явлений) начали создаваться только во второй половине двадцатого века.

Развитие новых экономических отношений, превращение движений в защиту гражданских прав и свобод в реальную политическую силу, изменение вектора политики мирового сообщества от конфронтации к мирному разрешению конфликтов, от тоталитаризма к демокр

атии - вот далеко не полный перечень предпосылок повышенного внимания обществоведов к рассмотрению правового положения личности как стержневого элемента в структуре современных властеотношений [5]. Фраза <Степень свободы конкретного общества произ

водна от степени свободы конкретного гражданина> стала банальной в профессиональной среде.

Естественно, что нейтрализация социального, экономического и политического отчуждения личности как гарантия свободного развития гражданина в демократическом государстве немыслима без оказания помощи лицам, находящимся в кризисном состоянии. Именно по

этому идея усиления правовой защиты жертв преступлений приобрела мировое признание.

Прежде всего отметим, что появлению виктимологии как отдельного направления первоначально в рамках криминологических исследований способствовали следующие факторы:

а) социальные и политические изменения в мире, происшедшие после Второй мировой войны;

б) разрушение традиционных институтов социальной солидарности и взаимопомощи благодаря процессам урбанизации и миграции, подстегнутым Второй мировой войной;

в) изменение роли семьи в послевоенном обществе;

г) сокращение финансирования схем социальной помощи, рост безработицы (как явной, так и скрытой);

д) снижение гарантированных законом возможностей личности для возмещения ущерба от виктимизации;

е) ограниченность классических схем профилактики преступлений, направленных исключительно на пресечение, нейтрализацию криминальной активности преступника.

Указанный процесс перестройки социальных взаимодействий в мире повлек за собой стремительный рост преступности и злоупотреблений властью, который не мог быть понятым и проанализированным только в рамках классических криминологических концепций и иде

й, породив, соответственно, насущную потребность в формировании нового направления, получившего позднее наименование <виктимология>.

После проведения серии междисциплинарных исследований по проблемам изучения последствий преступности и злоупотреблений властью было осознано, что виктимизация населения имеет гораздо более широкое влияние на существующую жизнь, чем предполагалось р

анее [6].

В свое время было установлено также, что улучшение доступа жертв преступлений к системе уголовного правосудия и справедливому обращению с ними, а также создание специальных программ помощи, реституции и компенсации потерпевшим от преступлений способ

ны в какой-то мере снизить страх населения перед преступностью, содействуя одновременно кооперации граждан с системой политической власти, расширению демократических начал управления обществом.

В силу этого страны, где общественное мнение имеет наибольший вес при осуществлении законотворчества, где уровень страха перед преступностью превышал допустимые мерки, первыми ввели в действие комплекс нормативных актов, направленных на защиту тысяч

жертв преступлений.

Например, согласно данным Национального Центра жертв (неправительственной организации, занимающейся помощью жертвам преступлений и сокращением насилия в США), в 1996 году в США каждые 17 секунд совершалось насильственное преступление. В 1994 году в с

тране было зарегистрировано 23310 убийств, что соответствует одному убийству каждые 23 минуты. Каждый год в Америке 683000 женщин насилуются. 29 % изнасилований совершаются в отношении малолетних, в то время как 32 % - в отношении жертв возрастом о

т 11 до 17 лет. Примерно от двух до четырех миллионов американских женщин испытывают физическое насилие от своих партнеров каждый год. По данным ФБР, в 1994 году зарегистрировано 7600 преступлений, совершенных на почве семейных конфликтов. При высоко

й латентности этих деяний указанная тенденция лишь частично отражает существо проблемы: только о 42 % насильственных преступлений потерпевшие сообщают правоохранительным органам [7].

В результате за последние два десятилетия Конгресс США принял Закон о защите жертв и свидетелей преступлений (Victims and Witness protection act 1982), Закон о жертвах преступлений (Victims of crime act 1984), Закон о правовой помощи (Justice assist

ance act 1984).

В Великобритании Национальная ассоциация по оказанию помощи жертвам преступлений разработала и внедрила в жизнь более чем 200 специальных проектов по содействию и компенсации потерпевшим.

Парламенты Австралии, Новой Зеландии, Канады, Японии и большинства европейских стран приняли специальное законодательство, посвященное организации возмещения ущерба потерпевшим от преступлений из общественных и государственных фондов [8].

На региональном уровне важным шагом было принятие Советом Европы Конвенции по компенсации жертвам насильственных преступлений, открытой для подписания 24 ноября 1983 года. Согласно положениям этой Конвенции, для членов Совета был рекомендован минимал

ьный стандартный уровень обеспечения государством процесса компенсации потерпевшим от преступления [9].

Роль и значение виктимологических исследований были признаны и на международном уровне. В сентябре 1985 года Седьмой Конгресс ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями утвердил <Декларацию основных принципов правосудия для же

ртв преступления и злоупотребления властью>. 29 ноября 1985 года Генеральная Ассамблея ООН консенсусом приняла вышеназванную Декларацию [10], служащую основой для создания национальных механизмов виктимологической профилактики преступлений.

1.1.2. Теория криминологии и виктимологические исследования

В национальной науке теоретическая база виктимологического законотворчества весьма ограничена. Проблемы виктимологии находят свое частичное отражение в проводимых в стране криминологических исследованиях, анализе криминальных, криминалистических и пр

оцессуальных аспектов деятельности потерпевших [11], в переводных практических пособиях потенциальным потерпевшим [12].

Значительное количество собственно виктимологических, добротных и разносторонних исследований выполнено российскими учеными, учеными иных стран СНГ [13]. К счастью, появившиеся в последние годы в Украине разработки В.В. Голины, А.Н. Джужи, А.Е. Михай

лова, Е.М. Моисеева и других ученых в области теории виктимологии и основ виктимологической профилактики преступлений, изучение виктимности криминальными психологами Харьковского университета внутренних дел, виктимологический анализ проблем насилия в

семье в Одесском институте внутренних дел, развитие и поддержка виктимологической направленности исследований в рамках Координационного бюро по криминологии Академии правовых наук Украины дают основание сделать вывод о перспективности развития крим

инальной виктимологии в Украине, хотя на пути ее развития и встречаются определенные ограничения.

Краеугольным камнем большинства современных криминологических концепций является утверждение о том, что исследование преступления и преступности невозможно без характеристики и понимания трех основных компонентов, анализируемых на различных уровнях с

оциального и научного обобщения:

- преступления (преступности);

- преступника (преступников);

- его жертвы (жертв) [14].

Операциональные цели криминологии очевидны: определить причины преступления и преступности и разработать сравнительно эффективные для обеспечения личной и общественной безопасности принципы контроля над преступностью[15]. Выявление основных закономер

ностей функционирования и гомеостаза социальных отклонений, определение принципов, лежащих в основе нормального и отклоняющегося поведения, призваны расширить границы социального знания, обеспечить развитие социального прогресса.

Вместе с тем любой специалист по истории криминологии и виктимологии, рассматривая проблему становления данных направлений научного поиска, укажет на неоднозначность и концептуальную неоднородность понимания проблемы преступности и контроля над ней,

а равно - места и роли виктимологических факторов и понятий в совокупности криминологических воззрений в процессе исторического развития.

Практически два десятилетия назад стали известными знаменитые слова Л.В. Франка: <Виктимология сегодня - это, может быть, криминология завтрашнего дня> [16]. Однако настороженное или слегка скептическое отношение специалистов к теории виктимологии до

статочно широко известно и сохранилось до сих пор. За исключением профессионалов криминальных виктимологов, в среде научной общественности точка зрения, согласно которой виктимологические исследования - необходимый, небезынтересный, но вспомогательны

й элемент изучения механизма преступного поведения, без наличия которого ни одно собственно криминологическое исследование не будет завершенным, является достаточно распространенной [17].

Так, в одной из первых работ, посвященных <практизации> криминологической теории, внедрению положений науки в реальную жизнь, собственно виктимологической проблематике было посвящено от силы несколько страниц, да и то только в контексте общего вопрос

а рассмотрения механизма преступного поведения [18].

В лучшем случае, опираясь на методологические разработки виктимологов, <классическая> теория криминологии исследует содержательную и феноменологические стороны преступности с помощью методов анализа виктимизации (при определении латентности преступн

ости) и роли жертвы в механизме преступного поведения [19]. Однако, перефразируя слова В.А. Ядова, посвященные использованию западной социологии в отечественных исследованиях, можно отметить, что знание методов без знания теоретических основ виктимо

логического мышления - это все равно что умение пользоваться инструментом без понимания того, что мы собираемся мастерить [20].

Причин такого, мягко говоря, настороженного отношения к виктимологии в отечественной науке несколько.

Во-первых, вторжение в область виктимологических исследований воспринимается людьми с определенной осторожностью, поскольку любой человек, столкнувшись с методиками виктимологической превенции, будет вынужден примерять их на себя, соотнося факты свое

й личной жизни с рекомендациями специалистов.

При тотальности процессов виктимизации в так называемых клептократических государствах, когда все общество представляет собой бесконечную карусель девиантов и их жертв, убеждения в том, что существующие разработки не отличаются ни конкретностью, ни с

оответствием реальной жизни, будут только укрепляться.

Скепсис населения и ученых к методикам обеспечения безопасного поведения подкрепляется и личным опытом, и менталитетом жителей стран СНГ, в котором собственно криминогенная сторона жизни всегда олицетворялась с порочностью отдельных деперсонифицирова

нных индивидов и групп или с иррациональной порочностью власти в целом. <Вся земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет...>, - писал летописец тысячу лет назад [21].

Казалось бы, мы уже привыкли к экономическим и политическим неурядицам, стали, как это теперь модно говорить, <толерантнее> к постоянно ухудшающемуся качеству среды обитания и нашему уровню жизни. Мы пьем отравленную воду, едим некачественную пищу, т

олкаемся в общественном транспорте, ненавидя всех и вся, расталкивая локтями, брыкаясь, кусаясь, постепенно зверея на неоплачиваемой (либо хорошо оплачиваемой, но опасной) работе, с трудом доползая вечером до голубого <ящика>, ежедневно вещающего нам

о землетрясениях, потопах, взрывах, разрушениях, поджогах и убийствах, убийствах, убийствах...

Исчезновение мирового противника вместе с официальной идеологией, аномия, постоянная рефлексия, поиски и формирование <образа врага> на криминальной, национальной, экономической, политической основе реализуются в агрессивных требованиях и установках

на социальную защиту населения от любой потенциальной угрозы. Диктуемое стремлениями достижения победы (охраны) высших ценностей вовлечение все большего количества людей в социальную борьбу, какие бы формы она ни принимала на самом деле, является мощ

ным катализатором агрессивности и конфликтности. В этой связи совершенно естественными и на <ура> выглядят и проходят предложения об усилении репрессии, о недопустимости гуманизации превентивной практики [22].

<Разумные соображения, любая критика или встречные доводы, говорящие против действий, диктуемых воодушевлением, заглушаются за счет того, что замечательная переоценка всех ценностей заставляет их казаться не только не основательными, но и просто ничт

ожными и позорными. Короче, как это прекрасно выражено в украинской пословице: <Коли прапор в'§ться, про голову не йдеться> [23].

Призывы же к изменению вектора уголовной политики от кары преступников к защите потерпевших [24], к формированию реального, а не формального гражданского общества, идут, к сожалению, вразрез с недекларируемой на бумаге, но проводящейся на деле (и под

держиваемой значительным количеством населения) деятельностью по социальному контролю над преступностью.

Во-вторых, еще одной важной особенностью виктимологии, которая также определяет несколько настороженное отношение в криминологии к этому направлению, является ее непосредственная связь с известной философской проблемой соотношения природного и социал

ьного в личности девианта и правопослушного гражданина.

<Вопрос о соотношении телесного и духовного красной нитью проходит через всю историю философии, занимая центральное место в культурной жизни людей. То или иное его разрешение (главным образом, либо материалистическое, либо идеалистическое) образует ф

ундамент определенного мировоззрения, и борьба здесь не ограничивается, к сожалению, только столкновением идей. Неизбежность в ходе познания иметь дело с неизвестным предопределяет дискуссионный характер исследования природы психического. К тому же н

е секрет, что прямое соотнесение результатов, полученных в ходе научного препарирования (включая психологические методы) человеческих свойств и качеств, с реальными проявлениями характеров, поступками и действиями человека подчас складывается не в по

льзу, казалось бы, точных выводов естествознания и обществознания> [25].

Крушение советской империи повлекло за собой естественный всплеск интереса ученых к разработке проблематики, остававшейся достаточно закрытой для отечественных криминологов на протяжении более чем 20 лет. Несмотря на работы И.С. Ноя, посвященные отли

чному от официально принятого в криминологии анализу диалектики соотношения природного и социального в личности преступника [26], официальная наука предпочитала не слишком распространяться на данную тему. Лишь в последнее время в работах Ю.М. Антонян

а, А.Р. Ратинова, А.Ф. Зелинского и их соратников и коллег данной проблеме стало уделяться все больше и больше внимания [27].

И действительно, нет нужды лукавить: многие черты личности современных преступников (и их жертв) коррелируют с особенностями их пола, возраста, темперамента, особенностями психологической структуры личности, имеющей определенные природные корни.

Недаром, говоря о перспективах виктимологических исследований в Украине, И.Н. Даньшин тесно связал их развитие с анализом проблемы личности преступника и механизма преступного поведения [28]. Соответственно, А.Ф. Зелинский в одной из своих последних

работ, посвященных анализу криминальной психологии, указал на необходимость тщательного исследования психологии виктимности как одного из наиболее перспективных направлений развития современной криминологии [29].

Вместе с тем ретроспективное исследование преступных карьер и их связи с виктимизацией волей-неволей способствует осознанию и того факта, что большинство жертв и преступников являются людьми одного круга, происходящими из идентичной социальной среды,

характеризующейся одинаковым образом жизни, манерами и стереотипами поведения.

Не останавливаясь на широко описанном феномене <виновного> поведения жертвы, отметим, что общеуголовные преступники и их жертвы характеризуются и сходной направленностью личности, приобретаемой как в процессе социального общения и развития, так и в р

езультате филогенеза.

Например, В.Я. Рыбальская, вводя в научный оборот понятие виктимогенной деформации как комплекса личностных черт, повышающих риск стать жертвой преступления, отмечает, что виктимогенная деформация личности имеет значительное сходство с антиобществен

ной направленностью, но отличается меньшей интенсивностью [30].

Анализ особенностей субкультуры и социальной среды общеуголовных преступников также приводит к выводу о чрезмерной схожести личностных и социально-психологических черт как преступников, так и их жертв.

<В маргинальной среде часто вспыхивают агрессивные конфликты, и только случай решает, кто станет преступником, а кто жертвой>, - писал А.Ф. Зелинский в упомянутой работе [31].

Д.В. Ривман в посвященном механизму преступного поведения разделе одного из последних оригинальных российских учебников по криминологии отметил: <В механизме преступления нередко роли преступника и жертвы переплетаются столь причудливо, что само разл

ичие между ними весьма относительно, поскольку лишь случай решает, кто станет преступником, а кто жертвой> [32].

Соответственно, по данным Г.М. Миньковского, в определенных социальных группах, из числа которых, как правило, происходят общеуголовные преступники, <преступное поведение репродуцируется не конкретной ситуацией, наоборот, такие образования (группы с

отклоняющимся поведением. - В.Т.) гомогенны, а под влиянием внутригрупповых антиобщественных норм и стереотипов значительная часть подобных актов... реализуется в маргинальной среде и остается латентной, но, в конце концов, проявляется вовне, <генери

руя> преступление> [33].

Указанные обстоятельства приводят к тесному переплетению гносеологических, мировоззренческих и социально-преобразовательных задач современной криминологии и виктимологии, поскольку проблема познания личности преступника (девианта) всегда была централ

ьной для дисциплин, специализирующихся на анализе отклоняющегося поведения.

Однако установка на исследование личности преступника как целостной структуры, обладающей качественными отличиями от личности непреступника, не может полностью быть реализована в контексте результатов изучения личности жертвы-девианта.

Более того, учитывая, что виктимология выросла и продолжает частично развиваться в рамках криминологических исследований, получается, что всемерная поддержка собственно виктимологических изысканий будет сдерживаться из-за обыденного критического неп

риятия подобных виктимологических разработок. Ограниченность количества валидных теоретических концепций индивидуального развития личности преступника, положительно зарекомендовавших себя профилактических методик усугубляет ситуацию.

В принципе указанная проблема достаточно легко разрешима. Учитывая конвенциональный характер определения и понимания виктимности и преступности, нетрудно предположить, что диалектика взаимоотношения преступника и его жертвы составит прерогативу дальн

ейших совместных исследований. В данном случае речь должна идти о рассмотрении преступного поведения как эллипса, <фокусами которого являются преступник и жертва> [34].

При этом соотношение устойчивости и неустойчивости ролей, взаимодействий и взаимозависимостей преступника и жертвы в рамках описания механизма преступного поведения позволяет как объяснить основные системообразующие свойства генезиса конкретного прес

тупления, так и описать динамические модели инверсии ролей <преступник-жертва> в конкретных жизненных ситуациях, разработать типичные виды взаимосвязи виктимной и преступной активности на различных уровнях социального обобщения.

Понимание <преступного человека> не столько как патологической личности, но и как социопата [35], в целях научного анализа в определенной степени приравнивает преступника и его жертву. <Социопатии следует рассматривать как социальный феномен, как ано

мальную форму психических реакций и поведения человека по отношению к определенным обстоятельствам, неприемлемым в силу личностной самооценки и установки, но не представляющимся таковыми для большинства людей. Социопатические личности временами не вп

исываются в принятые социальные нормативы из-за их неадекватного поведения (суицидальных угроз и попыток агрессии к окружающим, дезертирства, беспричинного оставления учебы, бродяжничества, уходов из дома и др.), но при возвращении к желаемым, привыч

ным условиям жизни они проявляют достаточную приспособляемость, и социопатические (вернее, асоциальные и антисоциальные) формы поведения исчезают> [36].

Осознание этого факта позволяет говорить не столько о конфликте (как теоретическом, так и реальном) между преступником и его жертвой, сколько о взаимозависимости, определенной однопорядковости указанных типов личности, наличии системных, гомеостатиче

ских связей между ними.

1.1.3. Системный анализ и виктимология

Соотношение устойчивости и неравновесности социальных отклонений и их носителей в рамках самоорганизации человеческой деятельности на различных уровнях социального обобщения является одной из основных методологических проблем современных криминологии

и виктимологии.

<Негласное взаимопонимание преступника и жертвы является основополагающим фактом криминологии, - писал по этому поводу основатель криминальной виктимологии Г. Фон-Хентиг. - Разумеется, никаких договоренностей, тем более паевых, при этом не заключаетс

я, однако имеется интеракция, взаимодействие и обмен элементами причинности> [37].

Современная научная литература определяет гомеостаз как относительно динамическое постоянство состава и свойств внутренней среды и устойчивость основных физиологических функций организма. Понятие гомеостаза применяют и к биоценозам (сохранение постоя

нства видового состава и числа особей), в генетике и кибернетике, в теории синергетики при описании концепции самоорганизации и развития социальных систем [38].

Работы российских криминологов, доказывающие наличие системных гомеостатических связей между различными видами отклоняющегося поведения, преступностью и обществом на макроуровне, служат определенным подтверждением гомеостатичности взаимодействия прес

тупника и его жертвы.

<Само общество как система создает условия, в которых число лиц, совершивших реальные, конкретные преступления в определенный отрезок времени, гармонично уравновешивается числом лиц, их не совершающих за тот же временной период>, - писал по этому пов

оду Д.А. Ли [39].

Пространственно-временная упорядоченность взаимодействия поведения преступников и жертв на уровне общего образует определенные системные блоки массовых девиаций, обменивающиеся веществом, информацией и энергией [40]. Их взаимодействие в макроскопичес

ких масштабах отнюдь не однозначно и не однолинейно.

Современная концепция самоорганизации общественных явлений исходит из того, что они представляют собой определенное единство упорядоченности на макроуровне и разупорядоченности на микроуровне [41]. При этом с точки зрения общей теории синергетики в п

роцессе самоорганизации социальных структур им свойственна определенная открытость, динамичность и неравновесность взаимодействия отдельных их компонентов, которая приводит к постоянному взаимопереходу деструктивных и созидательных состояний системы.

Упорядоченность и согласованность на макроуровне сочетаются с непрерывностью возникновения и изменения существующих закономерностей взаимосвязей отдельных компонентов открытой системы, что приводит к ее эволюционированию, преобразованию в новый ра

звивающийся процесс.

Становление согласованной и упорядоченной системы взаимодействия между преступностью и виктимностью, соответствуя основным характеристикам развития общества, со временем преобразуется в новые формы, которые зависят как от процессов воздействия общест

ва на преступность, так и от обратных процессов воздействия преступности на общество.

В указанном взаимодействии и проявляется новаторская функция девиантности, - обмениваясь с обществом, с интра- и экстравертированными видами девиаций веществом, информацией и энергией, она как открытая система, упрочивая или дезорганизуя общественную

солидарность, создает новые модели развития, новые формы реагирования общества на преступность и связанную с ней виктимность.

Высказанное положение имеет давние традиции и корни в мировой культуре и научной практике. Так, абсолютная уравновешенность всех энергий, лежащая в основе индоарийского мировоззрения, предполагает при нарушении гомеостаза возникновение двух полюсов:

позитивного и негативного, отцовского и материнского, преступного и жертвенного. Объединение этих двух полюсов образует третью, сыновнюю силу - отклоняющееся, новаторское поведение, отказываться от рассмотрения которого отнюдь нельзя [42].

Доказательства наличия достаточно устойчивой группы преступников-жертв, на которую приходится значительное количество совершаемых общеуголовных преступлений (как минимум, одна треть от их общего числа), соответственно, свидетельствуют об определенном

единстве функциональных, онто- и филогенетических характеристик значительного числа преступников и жертв преступлений.

1.1.4. Прикладные криминологические исследования и виктимология

Реализация вышеописанного подхода с позиций криминальной виктимологии означает прекращение объективно существующих попыток дистанцироваться от жертвы при изучении ее взаимоотношений с преступником, ограничиваясь лишь описанием места и роли жертвы в м

еханизме преступного поведения.

Подтверждением сказанному является хотя бы видение роли криминальной виктимологии в современной учебной литературе. Так, выборочный анализ учебников по криминологии за последнее десятилетие свидетельствует, что, согласно мнению различных авторов:

- <криминологическая виктимология> изучает личность и поведение потерпевшего от преступления в механизме преступного поведения [43];

- это <раздел криминологии>, изучающий поведение потерпевших и его роль в причинном объяснении преступности и преступления [44];

- <ответвление> криминологии, изучающее жертву преступления [45];

- <учение о жертве преступления>, наука о потерпевшем, обладающем индивидуальной способностью стать жертвой преступного насилия [46];

- <самостоятельное направление в криминологии>, которое исследует характер и поведение жертвы преступления, ее связь и взаимоотношения с преступником на стадиях до, во время и после совершения преступления [47];

- часть криминологии, изучающая людей в любой форме их интеграции, которым прямо или косвенно причинен вред преступлением [48].

Представляется также, что:

- виктимология изучает преступление и преступное поведение под углом зрения обусловленности их личностными и ролевыми качествами потерпевшего, взаимоотношением его с преступником до и в момент совершения преступления [49];

- предметом <криминальной виктимологии> являются только жертвы преступлений, отношения, связывающие преступника и жертву, ситуации, предшествующие совершению преступления, независимо от их отдаленности и от завершенного преступления [50];

- виктимология как <особое направление в криминологической науке> изучает роль жертвы в возникновении криминогенной ситуации и разрабатывает меры по предупреждению криминогенных ситуаций, созданных потерпевшими [51];

- наконец, виктимология есть <учение о жертве>, изучающее процесс социального взаимодействия преступников и потерпевших от преступлений с целью повышения эффективности контроля над преступностью [52].

Как видим, в большинстве случаев научный потенциал виктимологии сознательно ограничивается <классическими> исследованиями места и роли потерпевшего в механизме преступного поведения.

Вместе с тем рассмотрение проблемы взаимодействия <преступник-жертва> не только на индивидуальном уровне, но и на уровне малых групп, да и общества в целом, позволяет увидеть новые структурные связи и закономерности между различными проявлениями откл

оняющегося поведения, теоретически обосновать направления либерализации социального контроля, которые повышают, как показывает мировая практика, эффективность профилактики преступности.

К сожалению, в общественное сознание и по сей день, как на обыденном, так и порой на научном уровне, продолжает внедряться стереотипное восприятие преступности как некоего монстра, находящегося вне рамок социума, причем последний, соответственно, пре

бывает в состоянии перманентной войны со своими врагами - преступниками.

Когда <шараханья> в экономической и социальной политике приводят к снижению роли права как универсального регулятора общественных отношений, когда экономическое отчуждение вызывает тотальную виктимизацию граждан, когда утрата чувства уверенности в за

втрашнем дне, неверие в собственные силы порождают у граждан страны состояния социальной пассивности, апатии, фрустрированности и аномии, - в таких условиях преступность чаще всего проявляется либо в криминализированной форме социального протеста (об

щеуголовная насильственная преступность взрывного, <импульсивного> характера, массовые беспорядки, политические преступления и отчасти уголовный и политический терроризм), либо в форме криминального перераспределения национального дохода (экономическ

ие преступления и злоупотребления, массовые хищения, бандитизм, рэкет, коррупция).

В таких социальных условиях соотношение <преступник - жертва> зависит более от случая, чем от вызванной совокупностью биосоциальных воздействий антиобщественной либо просоциальной направленности личности. В подобном контексте чересчур упрощенным выгл

ядит подход, при котором одна сторона рассматривается как злонамеренный преступник, нуждающийся в жестоком и неотвратимом наказании, а другая - как невинная жертва, требующая виндикации [53].

Игнорирование связи преступности и виктимности с самим обществом либо толкование их жесткой однопорядковой причинной взаимозависимости [54] и зависимости от кризисных явлений в нем, сопряженные с политической истерией, вызывающей только эмоции вместо

конструктивной политики, приводят к поискам пресловутых различий между преступниками и жертвами преступлений, между тем, однако, как преступник, так и его жертва - суть продукты сходных социальных условий, и само преступление есть в большей степени

результат определенных социальных воздействий, нежели результат только <злой воли> его исполнителя.

Именно поэтому, несмотря на очевидные мировоззренческие и методологические трудности, интерес и потребности в виктимологических исследованиях громадны.

1.1.5. Виктимология в контексте развития криминологического познания

Какие же традиции сложились в криминологии и иных социальных дисциплинах до появления виктимологии и можно ли ее рассматривать в качестве определенного этапа научного изучения преступного поведения?

Указанная проблема крайне важна в оценке виктимологии, хотя последняя и не является только и исключительно специальной криминологической теорией (несмотря на существующие стереотипы в данной области).

Лауреат Нобелевской премии за работы в области этологии Конрад Лоренц писал: <Всякий раз, когда человек обретал способность преднамеренно изменять какое-либо явление природы в нужном ему направлении, он был обязан этим своему пониманию причинно-следс

твенных связей, определяющих это явление. Наука о нормальных жизненных процессах, выполняющих функцию сохранения вида, - физиология - является необходимым основанием для науки о нарушении этих процессов - патологии> [55].

Сегодня виктимология формируется как частная самостоятельная социологическая теория, ставящая своей целью научное изучение жертв социально опасных деяний, процессов, причин и последствий превращения человека (общности) в жертву девиации и мер обращен

ия с такими жертвами.

Виктимология, наряду с разработкой мер по повышению безопасности и коррекции поведения потенциальных жертв, может выполнять для криминологии функцию одного из относительно самостоятельных источников построения научного знания. Это очевидно, поскольку

, изучая разнообразие личностных и поведенческих характеристик жертв-девиантов (а по сути дела, как акт героизма, так и пассивное непротивление злу, наряду со статусными личностными характеристиками отдельных жертв преступлений есть также формы девиа

ций, объективирующихся в различном по степени выраженности и интенсивности виктимном поведении, отклоняющемся от норм безопасности), виктимология также познает характеристики индивидуальной и массовой форм проявления девиантности, связанной с преступ

лением и преступностью <одной цепью>.

Тем не менее очевидны и преграды, стоящие на пути реализации данного тезиса. Так, с обыденной точки зрения, проблема здесь прежде всего в том, что в каждом из нас с детства культивируется свой Песталоцци и свой Ломброзо. Мы уже с ранней юности в общи

х чертах представляем себе, в чем состоят причины преступности и каким образом необходимо воспитывать детей. Правда, впоследствии оказывается, что наши представления могут резко трансформироваться в абсолютно полярные в зависимости от того, какую ро

ль мы играем во взаимодействии с другими людьми (начальника, подчиненного, потерпевшего, правонарушителя, родителя, ребенка). Оказывается, что и наше понимание преступности может изменяться в зависимости от того, какими источниками мы пользуемся при

ее анализе.

Так, политик при разговоре о преступности будет сыпать цифрами и штампами относительно <криминального> беспредела, рассматривая преступников как чуждых элементов, которых только и нужно, что ловить да сажать в тюрьму.

Обыватель, выпестованный на истерике наших средств массовой информации, сведет все к коктейлю из убийц, мафиози и террористов с сексуальными маньяками, между тем как подобного рода тяжкие деяния и субъекты, их совершающие, в действительности встречаю

тся достаточно редко.

Потерпевший от преступления чаще всего остановится на характеристике несчастья, случившегося с ним, экстраполируя свои трудности на общую массу преступлений.

Самое ужасное, что все они по-своему будут правы, но в целом напомнят древнюю притчу о слепцах, пытавшихся дать определение слона по частям его туловища. Вместе с тем без правильного определения и понимания <врага> невозможно понять и усвоить правила

применения основных приемов ограничения и профилактики преступности, невозможно, наконец, понять, как и почему родилась современная виктимология.

Не желая получить упрек в неблагодарности к учителям и основателям, отметим, что с мировоззренческой, общетеоретической точки зрения рождение виктимологии было во многом связано именно с необходимостью дальнейшего развития и совершенствования самой т

еории феноменологии и этиологии преступности, <подмочившей> репутацию как в результате использования позитивистских концепций в процессе построения систем уголовной юстиции в откровенно фашистских и тоталитарных государствах[56], так и в результате н

еспособности основанных на этиологических идеях классической и позитивистской криминологии профилактических систем многих государств, пытающихся справиться с послевоенным, да и современным валом преступности.

Потребность понять причины преступности возникла еще на ранних стадиях истории человечества. Многие ученые, философы, писатели пытались справиться с этой задачей, однако как система знаний о преступности и мерах борьбы с ней криминология (от латинско

го <crime> - преступление и греческого <logos> - учение) возникает только в XIX веке.

<Внезапно, однажды утром мрачного декабрьского дня я обнаружил на черепе каторжника целую серию ненормальностей... аналогичных тем, которые имеются у низших позвоночных. При виде этих странных ненормальностей - как будто новый свет озарил темную равн

ину до самого горизонта - я осознал, что проблема сущности и происхождения преступников была разрешена для меня>. Эти слова тюремного врача Чезаре Ломброзо, опубликованные в 1876 году в его главной работе <Преступный человек>, послужили началом к мас

совому научному изучению преступности и преступника с помощью различного рода методов физических и социальных наук.

Ломброзо не случайно называют <отцом> криминологии. Хотя еще за столетия до выхода работ Ломброзо существовали труды, посвященные теории и практике борьбы с преступностью, однако заслуга последнего и состояла в том, что он пробудил повышенный интерес

общества к изучению преступности и преступника, разработал систему методов естественнонаучного анализа правонарушителей и, несмотря на достаточную спорность, если не абсурдность полученных им выводов, создал основы политики по борьбе с преступность

ю [57].

На основании антропологических измерений осужденных Ломброзо пришел к выводу о существовании определенной группы <прирожденных> преступников, обладающих особыми физическими характеристиками (круглый череп, низкий лоб, квадратные скулы, раскосые глаз

а у насильников; овальный череп, узкий лоб, сплющенный нос, большие челюсти у грабителей и убийц и т.п.) [58]. Некоторые преступники, следовательно, представляют своеобразный подвид человеческой особи, которая от рождения наделена преступными наклон

ностями.

По сути дела, черты преступников есть, по мнению Ломброзо, возврат к чертам первобытного человека. Учитывая, что физические <аномалии> развития передаются по наследству, преступность также передается по наследству и в принципе общество бессильно в бо

рьбе с преступностью.

Естественно, не все преступники являются <прирожденными>, часть из них совершила преступления случайно. Вот для таких и есть необходимость содержать исправительные учреждения, наказывать и воспитывать их. С <прирожденными> преступниками, в силу их г

енетической запрограммированности на совершение преступлений, существует только один метод борьбы: <измерить, взвесить и повесить>.

Нельзя не сказать, что последующие исследования последователей и критиков Ломброзо доказали определенную (только определенную) несостоятельность его учения как в теоретическом, так и в прикладном плане. Но именно благодаря абсурдности воззрений ломбр

озианцев и их последователей, эти теоретические разработки прочно вошли в обыденное сознание. Да и мы сами порой рассматриваем всех преступников как представителей темных сил, носителей зла, обладающих какими-то особенными, сатанинскими, нечеловеческ

ими чертами, <каиновой печатью>, злой волей предков. В силу этого поиски психических, физиологических и иных свойств, исключительно генетически вызывающих в человеке потребность совершить преступление, продолжаются и по сей день.

Справедливости ради отметим, что изучение и предупреждение индивидуального преступного поведения невозможно без соответствующего анализа биологических, психологических и психиатрических характеристик человека. Роль и значение природных факторов в обу

словливании преступного поведения конкретной личности огромны и исследование их ни на минуту не прекращается и не должно прекращаться.

Другое дело, что несколько неточным является описание зависимости преступности как массового социального явления от имеющих индивидуальный характер закономерностей развития отдельного человека (в том числе и тех, которые носят природный характер).

<Субъект преступления - конкретный индивид, сущность преступления - воплотившаяся в конкретном поступке противообщественная воля. Субъект преступности - общество, сущность преступности - социальная обусловленность>, - писал криминолог, а ныне видный

российский адвокат Г.М. Резник [59].

Между тем преступность (а не преступление) - не биологическая, а социальная категория. Это отчетливо усматривается хотя бы и в том, что преступность изменяется с изменением социальных условий, тогда как биологические факторы остаются стабильными и не

изменными [60].

Оперируя биологическими объяснениями причин преступности, невозможно объяснить стремительный рост преступности в течение жизни одного поколения в странах бывшего советского блока и в наиболее процветающих западных государствах наряду с относительной

стабильностью характеристик преступности в высокоразвитой Японии, развивающемся Непале, некоторых исламских государствах.

Трудно понять, почему не одинаковый уровень преступности встречается среди молодежи и лиц пожилого возраста, почему с феноменом женской преступности как массовым явлением мы встречаемся только в ХХ веке.

Вместе с тем, на наш взгляд, не существует единого правильного ответа о природе самих преступлений, а не преступности. Поведение человека носит одновременно и биологический, и психологический, и социальный характер, и выделение только одной черты в к

ачестве главной причины человеческой деятельности есть не что иное, как чрезмерное упрощение этого достаточно сложного вопроса. Например, как правильно указывает В.В. Гульдан: <В основе устойчивых представлений о повышенной криминогенности психопатий

лежит неоправданное расширение диагностики этого вида психической патологии, игнорирующее строгие клинические критерии... Криминогенность, по полученным данным, связана не с психопатией как клиническим понятием, а с направленностью личности, специфи

ческой смысловой установкой преступника, формирующейся в неблагоприятных ситуациях развития личностей> [61]. Именно в этой связи основным, если не основополагающим направлением в криминологии, стало изучение условий жизни людей, их культуры, социальн

ой действительности, влияющей на преступность.

Одним из первых специалистов, доказавших существование связей между преступностью и иными явлениями общественной жизни, был основатель теории статистики Адольф Кетле. На место древнего <фатума>, средневекового <так Богу угодно>, ломброзианского <прес

тупного человека> Кетле поставил закон <Общество повелевает>. Именно он впервые на основании изучения взаимозависимостей между преступностью, полом, возрастом, социальным происхождением и статусом людей, ценами на продукты питания, рождаемостью, сме

ртностью и т.д. доказал существование закономерных взаимосвязей между преступностью и социальной формой.

А. Кетле вывел и описал среднестатистическую <склонность к преступлению> в зависимости от возраста, пола, профессии, климата и времени года. <Общество, - писал Кетле, - в себе самом носит зародыш совершаемых преступлений. Само общество тем или иным п

утем неизбежно создает преступления, и преступник в его руках лишь безвольное орудие; каждая общественная форма порождает определенное число и определенный род преступлений, которые с необходимостью вытекают из форм ее организации как продукт этой ор

ганизации... Мы можем рассчитать заранее, сколько индивидуумов обагрят руки в крови своих сограждан, сколько человек станут мошенниками, сколько отравителями, почти так же, как мы заранее можем подсчитать, сколько человек родится и сколько умрет...

Здесь перед нами счет, по которому мы платим с ужасающей регулярностью - мы платим тюрьмами, цепями и виселицами> [62].

Основываясь на данных математической и социальной статистики, Кетле доказал, что, несмотря на случайный характер отдельных преступлений, преступность в целом есть явление естественное и типичное для конкретного общества. Преступления и проступки не я

вляются произвольными и непостижимыми действиями, рождающимися в свободной фантазии совершающих их лиц, - они в своей массе закономерны. Другое дело, что объяснить существование выявленных закономерностей Кетле не смог.

Как, впрочем, не смогли, к сожалению, и другие. Как только не пытались объяснить причины преступности за прошедшие сто с лишним лет. В дело шло изучение фаз луны и температурных режимов, городских трущоб и элитных кварталов, процессов миграции и урба

низации, изучение классовой борьбы и борьбы между различными социально-политическими системами и прочее, прочее, прочее. Попытки найти или создать единую, универсальную теорию причин преступности, по меткому сравнению И.Б. Михайловской, сродни попытк

ам изобрести <вечный двигатель> - идея заманчива, да с воплощением трудновато.

В этой связи все чаще и чаще в научной литературе звучат высказывания о недостижимости концептуально обозначенных целей криминологии средствами и способами современного диалектического анализа, о размытости ее предмета и связанной с этим практической

невозможности познания ее причин [63].

<Возможно, что время метатеории, которая запишет весь мир в одной строке, еще впереди как в науке вообще, так и в ее отдельных дисциплинах, включая криминологию>, - писал об этом Г.Ф. Хохряков [64].

Вместе с тем проблема представляется достаточно просто разрешимой, если анализ преступности и ее причин будет вестись в контексте социального целого - теории отклоняющегося поведения, исследования ценностно-нормативной структуры общественных отношени

й. От единичного преступника к преступности, от связанной с преступлениями виновной жертвы к просоциальному нормативному поведению людей и его причинам, описывающим как негативные (преступность), так и позитивные (виктимность) предпосылки человеческо

го поведения, - вот диалектика развития научного познания. И виктимология как учение о жертве должна сыграть здесь не последнюю роль.

1.1.6. Проблема анализа преступности и виктимология

Становление диалектического мировоззрения во взглядах на преступность, осуществление системного анализа преступности и общества в целом [65] позволили со временем осмыслить тот факт, что преступность есть специфическое проявление тотального процесса

развития общественной патологии [66], имеющего общие социальные корни и основания.

Практика мировых криминологических исследований свидетельствует, что любое общество сталкивается с тремя различными проблемами преступности:

а) проблемой значения преступности для конкретного общества и ее объема, которые, естественно, сегодня не могут быть определены без анализа особенностей виктимизации;

б) проблемой стоимости преступности и ее предупреждения, предполагающей учет средств, расходуемых на реституцию и компенсацию потерпевшим от преступлений;

в) проблемой преступности в интерпретации средств массовой информации с учетом влияния средств массовой информации на формирование страха населения перед преступностью, на формирование уголовной и криминологической политики [67].

Эти проблемы независимы друг от друга и в своем развитии следуют своей внутренней динамике, постоянно сохраняя за собой автономию в том смысле, что воздействие изменений в одном секторе проблемы на другие может быть поверхностным или вообще не иметь

места.

Известны примеры изменения уровня толерантности общества к малозначительным преступлениям в зависимости от изменения политики борьбы с преступностью, экономических и социально-политических проблем развития и становления самого государства.

Исследователи новейшей истории в странах СНГ могут привести массу свидетельств, касающихся данной проблемы. Так, развитие профилактического законодательства и законодательства по формированию новой системы уголовной юстиции свидетельствует о чрезмер

ной политизации и популизме в данном вопросе. Пример Российской Федерации (и не только ее), гарантирующей любую защиту имущественных и личных прав граждан путем издания мертворожденных законов без их практического подкрепления, относится именно к дан

ной сфере.

Естественно, что и анализ преступности, в силу указанных обстоятельств, может осуществляться (и осуществляется) на разных уровнях и с разных позиций.

В зависимости от философских, политических и мировоззренческих установок исследователей, а также особенностей функционирования уголовной политики в стране преступность изучается:

а) на всеобъемлющем (макро-) уровне как социальное явление, как общественный институт, выполняющий в обществе и мире (транснациональная преступность) определенные функции;

б) как элемент функционирования общины и определенных социальных общностей, изменяющийся по временным и локальным показателям (географическое распределение, национальные традиции и их связь с характеристиками отдельных групп преступлений: наркобизнес

);

в) наконец, как проблема понимания индивидуального отбора преступников и их жертв в сравнении с правопослушными гражданами (индукция от закономерностей индивидуального преступного поведения и развития личности преступников и их жертв на уровень общег

о - к закономерностям преступности и виктимности как социальных процессов) [68].

Естественно, подобная дифференциация в проблеме анализа создает определенные трудности при конструировании определения преступности. Не останавливаясь подробно на историческом анализе конститутивных характеристик преступности, отметим, что преступнос

ть рассматривалась и порой рассматривается по сей день и как механическая совокупность, как система преступлений, и как социальное явление, институт, процесс, выполняющий в обществе определенные функции, и даже как индивидуальное свойство определенны

х типов людей (серийные убийцы у социобиологов).

<Индетерминистический принцип <свободной воли>, антропологический детерминизм, перенесенные в уголовно-правовые модели, исключали понимание преступности как новой социальной реальности. Криминальная реальность воспринималась в виде множественности ед

иничных преступлений...> [69].

Естественно, что современная логика научных исследований требует более дифференцированного, комплексного подхода к определению и анализу преступности.

Принято считать, что преступность это относительно массовое, исторически изменчивое уголовно-правовое явление, реализующееся в имеющей системный характер совокупности (множестве) преступлений, совершаемых в определенном обществе в определенный конкр

етно-исторический период времени.

<Преступность - крайне негативное массовое закономерное и глубоко структурированное социальное явление, распределенное во времени и в пространстве, свойственное всем ныне известным общественным системам и связанное с огромным количеством иных социаль

ных явлений>, - писал в одной из своих последних работ В.В. Лунеев [70].

Подобное толкование преступности предполагает ее наделённость такими основными свойствами:

- относительной массовостью (предполагающей криминализацию деяний при достижении ими определенной степени опасности для общества, прежде всего в виде массовых, устойчивых явлений, характеризующихся своими, отличными от конкретного преступления, закон

омерностями взаимодействия с социумом);

- изменчивостью (преступность закономерно изменяется в зависимости от изменения условий жизнедеятельности общества, его социально-экономического развития, географического положения, различных режимов власти и пр.);

- социальностью (преступность - общее универсальное явление, входящее в систему мирового сообщества в целом, своеобразный социальный институт, присущий любому обществу сo сформированной ценностно-нормативной структурой. Она социальна по происхождению

, субъекту преступлений, потерпевшим, причинному комплексу, обществу и государству (Н.Ф. Кузнецова);

- нормативностью (как уголовно-правовым свойством преступности, определенным <связанностью> преступности нормами уголовного закона и как социологическим свойством, заключающемся в закономерных, устойчивых, <нормативных> тенденциях к системным взаимос

вязям между преступностью, ее элементами, иными видами отклоняющегося поведения и обществом на мезо- и макроуровнях).

Соответственно, к основным характеристикам преступности можно отнести:

- общественную опасность преступности, заключающуюся в ее социальных дезорганизующих функциях и последствиях (в большей степени реализующуюся в суммируемых прямом и косвенном ущербе от преступлений, расходах на социальный контроль и расходах на огран

ичение виктимизации и ресоциализацию правонарушителей);

- системность и способность к самовоспроизводству (гомеостатическое свойство любой открытой системы, заключающееся в:

а) самодетерминации преступности через распространение социальных норм и ценностей преступного мира (преступной <субкультуры>);

б) вовлечении новых членов в преступное сообщество (связи между преступностью несовершеннолетних и рецидивной преступностью и пр.);

в) формировании и воспроизводстве социальной группы <профессиональных> преступников;

г) стремлении локальных организованных преступных формирований и транснациональной преступности к тотальному социальному контролю и управлению над отдельными социальными институтами, отраслями и государствами в целом).

Современное состояние научного знания, интегрирующего воедино достижения естествознания и философии, позволяет говорить о достоверности структурно-функционалистского подхода к преступности, достаточно долгое время огульно критиковавшегося за т.н. <ву

льгарный социологизм>. Так, согласно основанным на дюркгеймовских идеях воззрениям Я.И. Гилинского, Э.Э. Раска, П. Тернудда, Ф. Танненбаума [71], представляется допустимым выделение следующих основных функций преступности:

а) политическая функция, заключающаяся в стремлении преступности как социального института поглотить общество, подчинить его своему влиянию через коррумпированные государственные структуры, через формирование в государстве относительно массовой просл

ойки населения (преступники, члены их семей, потерпевшие от преступлений), активно либо пассивно противодействующего политике ограничения и социального контроля над преступностью.

Так, по оценкам кафедры уголовной политики Академии МВД СССР, только лица, прошедшие через конвейер ИТУ в СССР в 80-е годы, составляли в стране около 15 % населения [72].

Однако обвальный рост преступности в новых независимых государствах, сопровождающийся снижением раскрываемости и, естественно, наказуемости преступников, не увеличил значительно число осужденных. Вместе с тем говорить об уменьшении криминальной просл

ойки в социальных стратах постсоветского общества было бы по меньшей мере наивно.

Так, например, в 1993 году в Украине было зарегистрировано более 4 тысяч умышленных убийств, однако к уголовной ответственности привлечено 70 %, а осуждено 60 % (2632 человека) из числа лиц, привлеченных в качестве обвиняемых по уголовным делам об ум

ышленных убийствах. Если же мы рассмотрим указанную проблему применительно к общим характеристикам преступности и судимости, то обнаружим, что за годы независимости соотношение между числом зарегистрированных преступлений и количеством осужденных пос

ледовательно менялось от 26,8 % в 1991 году до 40,4 % в 1998 году;

б) экономическая функция, которая заключается в связанном с преступным образом жизни процессом массового перераспределения национального дохода, обладающим чрезмерной опасностью для государства в целом: <теневая> экономика, профессиональные и организ

ованные преступники, <беловоротничковая> преступность - вот далеко не полный перечень криминальных и полукриминальных проблем, безнаказанно влияющих на экономическое развитие современного государства;

в) культурологическая функция, заключающаяся в формировании, укреплении и распространении в обществе преступной субкультуры посредством механизмов социально-психологического заражения и подражания арго и тотемам, внедрения в массовое сознание элемент

ов кодекса воровского поведения, воспевания и культивирования героики и романтики жизни правонарушителей, криминализации языка средств массовой информации;

г) интегративная функция, заключающаяся как в укреплении единства правопослушных граждан и поддержании общих социальных ценностей, направленных на установление социального контроля над преступностью, так и в интеграции и укреплении системы норм и цен

ностей общества, в становлении правосознания граждан (<без нарушений не было бы и нормы>);

д) новаторская функция, которая связана с тем, что любой акт отклоняющегося поведения может функционировать как элемент преобразования, конфликтуя с устаревшей ценностно-нормативной системой в обществе.

Естественно, что многие приверженцы структурно-функционального анализа преступности как социального процесса (да и его противники тоже) пришли к малоутешительному выводу о принципиальной невозможности устранения преступности в обозримом будущем [73].

<Преступность постоянная величина, ее не может быть больше или меньше, она как подсистема общества (как системы) взаимодействует со всеми другими его подсистемами и элементами разной степени общности пропорционально и взаимосогласованно по количестве

нным и качественным параметрам... даже не вопреки, а благодаря пропорциональным отклонениям и колебаниям социум преступников остается самим собой, сохраняя свою качественную определенность и способность к развитию> [74].

Современные исследования криминологов и историческая практика свидетельствуют, что в любом обществе может существовать оптимальный уровень преступности, на котором преступность, с одной стороны, выполняет свои необходимые функции, а с другой - являет

ся настолько ограниченной, что не мешает работе общества.

Вместе с тем наблюдаемые во всем мире волновые циклические тенденции в динамике преступности [75] и виктимности, генетический анализ структуры преступлений и отношения к преступному поведению в различных культурах [76] свидетельствуют об определенных

изменениях во взаимодействиях между преступностью и обществом (во всяком случае, - в условиях развития новых независимых государств) [77], которые диктуются как закономерностями и свойствами самой преступности, так и социальными противоречиями разви

тия общества, да и всего мира в целом.

Политические преступления и терроризм, воинские преступления и преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков, экологические преступления и преступления в сфере экономики, должностные преступления и коррупция, преступления против собствен

ности и насильственные преступления, транспортные преступления и неосторожные преступные действия - вот далеко не полный перечень деяний, объединяемых уголовным законом в понятии <преступность>. Все эти группы преступлений обладают собственными и об

щими закономерностями изменения и развития и, естественно, с трудом могут быть подробно проанализированы.

Преступность изменчива. И ее изменения зависят как от изменений в жизни общества, так и от характеристик общественного и политического сознания, от изменений общественной морали и культуры.

Например, сегодня мы не рассматриваем любителей кофе как правонарушителей, однако в XVII-XVIII веках кофепитие считалось преступным деянием в Швеции - Финляндии. Убийство детей в древней Спарте было моральным правом родителей, не считаясь преступлени

ем, и примеров подобного рода изменчивости определения преступных деяний в истории человечества несть числа.

Так, Ю.Е. Аврутин и Я.И. Гилинский совершенно верно подметили, что <сложность глубинного, сущностного определения преступности как особого, четко отграниченного от других социальных процессов явления носит объективный характер и обусловлена ее истори

ческой относительностью, изменчивостью, качественной неоднородностью деяний, признаваемых преступными в том или ином обществе, в то или иное время. Преступное поведение есть форма человеческой деятельности. Оно так же социально обусловлено, как все ф

ормы человеческой жизнедеятельности. Ни один вид человеческого поведения не является преступным (противоправным, аморальным) как таковой в силу внутренне присущих поведенческому акту свойств. Один и тот же по содержанию поступок в различные времена,

в различных обществах и в различном социальном контексте может рассматриваться как антиобщественный, социально-нейтральный или даже одобряемый... Лишь социально опосредованное, рассмотренное в системе наличных общественных отношений и социальных норм

данного общества действие приобретает социальную определенность и оценку (как <нормальное> или же <отклоняющееся>, правомерное или преступное)> [78].

Указанные обстоятельства, а также стремление к унификации знаний о состоянии и характеристиках социальной патологии повлекли необходимость расширения объема научного познания.

Как мировая, так и отечественная криминология шли по эмпирическому пути от познания отдельных фактов и их преступных проявлений на индивидуальном уровне к анализу преступности и связанных с нею иных правонарушений и, наконец, к признанию преступности

относительно самостоятельным видом более массового явления - социальных девиаций, т.е. таких нарушений <социальных норм, которые характеризуются определенной массовостью, устойчивостью и распространенностью при сходных социальных условиях> [79].

Вместе с тем и несмотря на наблюдаемую логику перехода к анализу проблем преступности на более высоких уровнях научного обобщения, которая привела к возникновению и становлению социологии девиантности как специальной социологической теории, на непре

кращающийся научный поиск эффективных превентивных способов и средств, принятие конкретных мер по борьбе с преступностью, к сожалению, зачастую не связано с достаточно взвешенным подходом к анализу преступности и разработке адекватных мер реагировани

я. При этом практика свидетельствует, что далеко не каждая, а точнее, ни одна из глобальных программ профилактики преступности не в состоянии выполнить поставленные перед нею задачи.