Вопрос 1. Пифагор и пифагореизм. Образ жизни и мировоззрение.
Родился на о. Самос (ок. 570 до н. э., 576), в юности ездил учиться в Милет, где слушал Анаксимандра. Также был учеником Ферекида из Сироса. Совершил путешествие на Восток, в т.ч. в Египет и Вавилон, познакомившись с др.-восточной математикой и астрономией и изучая негреческие религиозно-культовые традиции. Ок. 532 г. под давлением тирании Поликрата переселился в Кротон (Юж. Италия), где основал религиозно-философское братство с ритуализированным уставом и общностью имущества, взявшее власть в Кротоне и распространившее политическое влияние по всей Южной Италии. В результате антипифагорейского восстания бежал в Метапонт, где умер, вероятно, ок. 497/496 до н. э. Секретность, отсутствие письменной фиксации и абсолютный авторитет Пифагора (ср. пословица «Сам сказал») в сочетании с требованием приписывать учителю все открытия учеников.
Надежно засвидетельствованы: учение о бессмертии души (псюхе), о метемпсихозе (переселение душ), в сочетании с «памятью предков» (помнил свои прежние четыре прежние инкарнации, сын Гермеса); требование «очищения» (катарсис) как высшей этической цели, достигаемой – для тела – через вегетарианство, для души – через познание музыкально-числовой структуры космоса, символически выражаемой в «тетрактиде» («четверице»), т.е. сумме первых четырех чисел 1+2+3+4=10, содержащей основные музыкальные интервалы: октаву, квинту и кварту.
Пифагореизм, совокупность учений, притязавших на происхождение от Пифагора, одно из самых влиятельных течений в античной философии. Различают: 1) ранний, или доплатоновский: последняя четверть 6 в. – сер. 4 в. до н. э.; 2) платонизирующий Древней Академии 4 в до н. э.; 3) эллинистический (средний), представленный псевдопифагорейскими трактатами, датируемыми в основном конец 4 в. – 1 в. до н. э.; 4) неопифагореизм – с 1 в. до н. э.
Под П. в узком смысле понимается ранний П., совпадающий с историей основанного Пифагором в Кротоне пифагорейского союза, свободной религиозной общины, сосредоточенной прежде всего на проблеме спасения; легенда о Пифагоре в этом смысле сопоставима с Евангелием: ср. ранние свидетельства о нисхождении Пифагора в Аид и его воскресении. Но в отличие от аналогичных общин орфиков, пифагорейский союз был также научно-философской школой (во всяком случае, начиная с 5 в.) и политической партией, распространявшей свое влияние на греческие полисы Южной Италии и (частично) Сицилии. Лозунг пифагорейцев «У друзей все общее» сочетался с жесткой иерархической тенденцией, тормозившей демократическое развитие полиса.
После антипифагорейских восстаний (первое произошло еще при жизни Пифагора на рубеже 6-5 вв.) и разгрома союза италийский центр П. переместился в Тарент: еще в середине 4 в. до н. э. там существовала сильная община, руководимая Архитом, другом Пифагора. Одновременно бежавшие от расправы пифагорейцы впервые появляются в балканской Греции: в Фивах и Флиунте. Члены флиунтской общины были «последними из пифагорейцев». Однако есть указания на то, что традиция П. не угасла вполне и в эллинистическую эпоху.
Внутренняя организация пифагорейского союза выражается прежде всего в делении на «акусматиков и математиков» (иначе «эксотериков и эсотериков»). Первоначально оно, возможно, соответствовало различным ступеням посвящения, но со временем «акусматики» и «математики» превратились во враждующие группировки, причем первая воплощала фольклорно-религиозную, а вторая – научно-философскую традицию в П. «Акусматики» закучивали наизусть «акусмы» (иначе «символы») – бездоказательные максимы космологического, эсхатологического и этического характера («Что самое мудрое? – Число», «Что есть острова блаженных? – Солнце и Луна», «Землетрясение – сходка мертвецов», «Что самое прекрасное? – Гармония», «Что самое сильное? – Мысль», «Что самое лучшее? – Счастье», «Что самое истинное? – Что люди дурны» и т.д.), включавшее также множество ритуальных запретов и табу. «Математики» занимались науками («математа») – арифметикой, геометрией, астрономией, гармоникой и философской космологией. И те и другие претендовали на верность изначальному учению Пифагора, образ которого поэтому раздваивается в античных источниках на религиозного учителя и создателя математической науки.
Реконструкция доплатоновского П. опирается на два основных источника: Филолая и свидетельства Аристотеля о т. н. пифагорейцах, в учении которых большинство современных исследователей видит целостную систему, в основном совпадающую с системой Филолая. К ней не относится таблица противоположностей – 10 пар онтологический принципов: предел – беспредельное, нечет – чет, одно – множество, право – лево, мужское – женское, покоящееся – движущееся, прямое – кривое, свет – тьма, добро – зло, квадрат – прямоугольник. Последний крупный представитель доплатоновского П. – Архит Тарентский: в его лице пифагорейский «науки» окончательно обособились от спекулятивной философии и выделились в специальные дисциплины.
Новым в платонизирующем П. было чисто онтологическое понимание числа, тогда как древнепифагорейская аритмология была непосредственно связана с космогонией; идеализация и субстанционализация чисел, образующих у Платона промежуточную сферу бытия между идеями и чувственными вещами (в раннем П. числа «неотделимы от вещей»); замена «предела и беспредельного» как высших принципов одним (монадой) и неопределенной двоицей (диадой); порождение чувственных тел через последовательность «точка – линия – плоскость – тело», где точка определяется как единица, обладающая протяженной величиной; пять правильных многогранников и их корреляция с пятью элементами.
Эллинистический П. представлен трактатами, приписывавшимися Пифагору и древним пифагорейцам и ставшими предметами интенсивного исследования после пересмотра их датировки (раньше они считались «неопифагорейскими»). Трактаты «Архит. О категориях», «Оккел. О природе Вселенной», «Тимей из Локр. О природе души и космоса» (считался в древности оригиналом платоновского «Тимея»). Эллинистический П. носит пропедевтический характер («учебники философии») и использует понятийный аппарат Платона и Аристотеля.
Вопрос 2. Атомизм Левкиппа и Демокрита.
Левкипп, древнегреческий философ. Основоположник атомистики, учитель и друг Демокрита. О жизни ничего не известно; местом его рождения различные источники называют Милет, Элею, Абдеру. Упоминаются его сочинения «Большой диакосмос» и «О разуме», от второго до нас дошла одна фраза. Согласно Аристотелю, Л. создал свое учение, пытаясь примирить аргументы элейской школы о невозможности движения с данными чувственного опыта. В отличие от Парменида, допускал существование небытия, т.е. пустоты, разделяющей мельчайшие частицы бытия (атомы). Атомы, будучи неделимыми, неизменными и бескачественными, отличаются друг от друга лишь величиной и формой; они находятся в состоянии вечного движения. Сталкиваясь и сцепляясь друг с другом, атомы образуют многообразные вещи.
Детали космогонической концепции Л. сообщает Диоген Лаэртий. Носясь в пустоте, бесчисленные множества атомов порождают вихри, из которых возникают миры. Каждый вихрь окружает себя как бы оболочкой, препятствующей отдельным атомам вырываться наружу. Кружась в таком вихре, атомы разделяются по принципу «подобное стремится к подобному»: более крупные из них собираются в середине и образуют из них плоскую Землю, более мелкие устремляются к периферии. Некоторые скопления атомов воспламеняются из-за скорости движения – так возникают видимые нами светила. Процесс космообразования, как и все, что совершается в мире, закономерен и подчинен необходимости. В остальном взгляды Л. практически неотделимы от дальнейшего развития атомистики в трудах Демокрита.
Уже в древности ставился вопрос о реальности Л. По свидетельству Диогена Лаэртия, Эпикур утверждал, что никакого философа Л. вообще не было. В силу этого немецкий филолог Э. Роде выдвинул в 1879 году тезис о том, что Л. был фиктивным литературным персонажем, придуманным Демокритом. Гипотезу Роде поддержали П. Наторп, П. Таннери, позднее В. Нестле, яростным противником ее был Г. Дильс; эта гипотеза отвергается большинством современных исследователей.
Демокрит из Абдер (около 460 до н. э. – 360 (?) до н. э.) древнегреческий философ-атомист и ученый-энциклопедист. Согласно сведениям, сообщаемым доксографами, учился у Левкиппа, а также, возможно, у пифагорейцев, совершил ряд поездок по странам Востока; позднее находился в дружеских отношениях с Гиппократом. Д. Был многосторонним ученым и плодовитым автором (до 70 сочинений по каталогу у Диогена Лаэртия). Большинство сочинений Д. утрачено; до нас дошли лишь короткие цитаты (около 300), взятые главным образом из его этических трактатов.
Главные положения своей атомистической доктрины Д. заимствовал у Левкиппа, развив их и построив на их основе универсальную философскую систему. У Д. впервые в истории философии появляется развернутая теория познания, основанная на различении чувственного и рассудочного знания. Чувственный опыт – исходный пункт познания, однако сам по себе он может дать лишь «темное», т.е. неполное и недостоверное знание, т.к. истинная «природа» вещей (атомы) недоступна чувству и постигается лишь с помощью мышления. Чувственные восприятия объяснялись Д., источениями, попадающими в органы чувств (у Д. – потоки атомов, отделяющиеся от воспринимаемого тела).
/Есть два рода познания: один истинный, другой – темный. К темному относятся все следующие виды познания: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание. Что же касается истинного познания, то оно совершенно отлично от первого. Когда темный род познания уже более не в состоянии ни видеть слишком малое, ни слышать, ни обонять, ни воспринимать вкусом, ни осязать, но исследование должно проникнуть до более тонкого, недоступного уже чувственному восприятию, тогда на сцену выступает истинный род познания, так как он, в мышлении, обладает более тонким познавательным органом./
Имеются указания на то, что Д. распространил атомистические представления на пространство и время, построив своеобразную атомистическую геометрию.
/Будучи остроумным естествоиспытателем, выдвинул следующий трудный вопрос: если конус будет многократно рассекаться плоскостью параллельно основанию, то как следует представить себе поверхности сечения: будут ли они равными или неравными? Если они не равны между собой, то конус окажется не гладким, а как бы ступенчатым. Если же они равны между собой, то мы приходим к абсурду, ибо в таком случае получается, что у нас был цилиндр, а не конус. То же можно сказать и относительно шара./
Развивая представления Левкиппа о необходимости и закономерности всего совершающегося, Д. приблизился к механистическому миропониманию, рассматривая необходимость как движение, сопротивление и соударение атомов. Случайность в смысле беспричинности им отвергалась: случайными кажутся те события, причин которых мы не знаем. Всякое познание сводится к установлению причин происходящего; известно высказывание Д., что он предпочитает найти одно причинное объяснение, чем получить царскую власть над персами.
/Атомы можно уподобить поднятым ветром пылинкам, наблюдаемым в лучах солнца через окно. Эти пылинки существуют в воздухе, но так как они незаметны из-за слишком малой величины, то кажется, что они и не существуют, точно так же существуют и неделимые тела, мелкие и невидимые из-за слишком малой величины./
Д. принял концепцию Левкиппа о космических вихрях, порождающих бесчисленные миры, изменив в ней лишь некоторые детали. Миры, по Демокриту, различны по величине и структуре. В некоторых мирах нет ни Солнца, ни Луны, в других Солнце и Луна больше наших, в третьих имеется большее число аналогичных светил. Расстояния между мирами неравны, причем одни миры только возникают, другие находятся в расцвете, третьи погибают, сталкиваясь друг с другом. Некоторые миры лишены жизни и не имеют влаги. Различные типы живых существ – птицы, наземные животные, рыбы – различаются характером атомов, из которых они построены. Все живое отличается от неживого наличием души, состоящей из сферических подвижных атомов, подобных атомам огня. Человек отличается от животного особым расположением атомов души, чередующихся с атомами тела. Проводя аналогию между устройством человеческого организма и космосом, Д. впервые употребил термин «микрокосм». Душу Д. считал смертной: когда тело умирает, атомы души покидают его, рассеиваясь в пространстве. Боги, по Демокриту, - это особые соединения сферических огненных атомов; они нелегко разрушаются, но все же не вечны. Они способны благотворно или зловредно воздействовать на человека, а также подавать людям те или иные знаки.
Большое место в учении Д. занимали этические и социальные проблемы. Наилучшей формой государственного устройства Д. считал демократический полис. Необходимым условием сохранения демократии являются нравственные качества граждан, создающиеся воспитанием и обучением. Целью жизни Д. считал хорошее расположение духа – эвтюмию, которая не тождественна с чувственным наслаждением и означает безмятежное и счастливое состояние, когда человек не подвержен действию страстей и страха. Наивысшая добродетель, по Д., безмятежная мудрость.
«Смеющийся» Д. и «Плачущий» Гераклит.
Атомизм. Д. принадлежит тезис, на первый взгляд, очень далекий от проблемы бытия и небытия, но точно выражающий принцип отношения великого атомиста к задачам философии: «Мудрец – мера всех вещей». Философия Демокрита – это система воззрений мудреца, единственной целью которого является созерцание мира, но ни в коем случае не активное действие. Поэтому и картина мира мудреца радикально отличается от той, которую создают обычные люди.
Демокрит различал два рода познания: темное (незаконнорожденное) и истинное (законнорожденное). Как и у элейцев, первое основано на чувствах, второе на разуме. В общем мнении, или, иначе говоря, согласно данным органам чувств, существует то, что обычно представляется людям несомненной реальностью – многообразие явлений, мир, полный движения и красок. Однако такая картина мира обусловлена устройством человеческого восприятия. Предметы обладают свойством испускать специфические образы, повторяющие их очертания; эти-то образы вещей – эйдосы, или «виды», и становятся доступным зрению человека. Но если бы в человеческих силах было увидеть, каков мир по истине, т.е. как он выглядит независимо от субъекта, перед нами предстала бы совершенно иная картина. Мы увидели бы, что ничего этого на самом деле нет, а есть лишь атомы и пустота.
Резкое противопоставление истины и мнения роднит атомистов с элеатами. Однако легко заметить, что, согласно учению атомистов, по истине существует не только бытие, но и небытие. Еще Левкипп утверждал, по свидетельству Аристотеля, что «небытие существует нисколько не менее, чем бытие». Пустота в представлении атомистов – это и есть то самое небытие, благодаря которому только и может иметь место движение. Причем и то, и другое – и бытие, и небытие – недоступно органам чувств. И атомы, и пустота постигаются только умом.
Атом (дословно «неделимый») есть, с точки зрения Левкиппа и Демокрита, мельчайшая, абсолютно плотная и непроницаемая частица. Атомы не подвержены никаким изменениям, не имеют ни цвета, ни запаха. Все качества вещей – сплетений атомов – существуют лишь в общем мнении, иными словами, они носят до известной степени иллюзорный характер. Самим же атомам присущи только определенная форма и положение.
Истинная картина мира отличается, согласно атомистическому учению, от «обыденной» еще в одном отношении. В действительности не происходит ничего случайного. Все сцепления и расщепления атомов и, следовательно, все обусловленные этими процессами события суть проявления необходимости. Если какое-либо явление кажется нам случайным, то только потому, что нам неизвестна его причина. Этот тезис Д. был настолько радикален, что его не могли принять даже некоторые позднейшие атомисты, в частности, Эпикур. Последний говорил, что скорее готов признать существование богов, которых можно умилостивить, чем всевластие неумолимой необходимости.
Итак, разрыв между двумя уровнями осмысления мира – обыденными и философским – не только не исчезает в атомизме, но и обретает более чуткие очертания. Философская истина не просто трудна для понимания. Ее нелегко выдержать. Тяжело жить, зная, что все в мире иллюзорно, кроме атомов и пустоты, причем поведением атомов целиком и полностью управляет безличная необходимость. Античный атомизм оказался гениальным предвосхищением атомизма естественнонаучного. Но следует помнить, что применение атомистического принципа в позднейшем естествознании предполагало и существенное переосмысление античного наследия.
Вопрос 3. Философия Сократа. Сократический метод (майевтика, ирония, индукция, определение).
Сократ (469 – 399 до н. э. ), древнегреческий философ. Жил в Афинах. В конце жизни был привлечен к суду за «введение новых божеств и развращение юношества». Приговорен к смерти; отказавшись спастись бегством, принял в тюрьме яд.
/Последние слова Сократа на суде: «Но уже пора идти отсюда, мне – чтобы умереть, вам – чтобы жить, а что из этого лучше, никому не ведомо, кроме бога».
В мудрости, очевидно, есть что-то запретное, точнее, запредельное. Все мудрецы поплатились за свой дар и за свои занятия смертью. Это весьма редки и очень особенные люди. Не случайно молва определила их жизненный статус как «нуждающиеся в уходе». Ратоборцу угрожает гибель на поле брани (вспомним расхожее: «На войне могут убить и даже ранить»); властолюбец, когда наслаждается властью, уже заражен свержением; а любомудр, устремляя взор к сильному свету, ведет себя как слепой с теми, кто живет при лучине, пусть даже она и электрическая. Увы, таковы свойства зрения! Увы, превосходство – это всегда заявка на выход, а для нашего случая – на уход./
С. никогда ничего не писал, и сведения о его воззрениях историки философии черпают из вторичных источников – главным образом из «сократических» сочинений Платона и Ксенофонта (карикатурный образ С. был выведен Аристофаном в «Облаках»). Анализ этих источников показывает, что никакой философской «системы» у С., по-видимому, не было. По своему облику С. не был похож на философа в традиционном понимании; он, скорее, был народным мудрецом, образ жизни и поведение которого производили не меньшее впечатление, чем содержание этих высказываний. Проводя большую часть времени на площадях, в палестрах и т.д., С. вступал в беседы с любым, кто желал говорить с ним.
/Рассказывают, что Тимей спросил его: «О учитель, почему ты не запишешь свою мудрость на бумаге?» Сократ ответил: «О Тимей, сколь прочно все же твое доверие к шкурам мертвых зверей и сколь сильно твое недоверие к живым, вечным мыслям»./
Стиль и характер этих бесед ярко отражены в диалогах Платона (особенно ранних). Как Платон, так и Ксенофонт свидетельствуют, что С. отрицательно относился к натурфилософским спекуляциям предшествующей эпохи, считая достойным внимания лишь чисто человеческие проблемы. В то же время для него был неприемлем гносеологический и этический релятивизм софистов, с которыми, судя по диалогам Платона, он неоднократно вступал в споры. Обсуждая смысл различных нравственных понятий (благо, мудрость, справедливость и т.д.), С., по словам Аристотеля, впервые начал использовать индуктивные доказательства и давать общие определения.
В этике С. придерживался строгого рационализма, утверждая, что добродетель тождественна знанию и что человек, знающий, что такое добро, не станет поступать дурно.
Политические взгляды С. основывались на убеждении, что власть в государстве должна принадлежать «лучшим», т.е. нравственным, справедливым и опытным в искусстве управления гражданам; исходя из этого, он подвергал суровой критике недостатки современной ему афинской демократии.
Важнейшая заслуга С. в истории философии состояла в том, что в его практике диалог сделался основным методом нахождения истины. Если ранние мыслители догматически постулировали основные принципы своих учений, то С. стремился критически обсудить все возможные точки зрения, заранее не присоединяясь ни к одной из них. Антидогматизм С. выражался позитивным знанием; в силу этого он считал себя не учителем мудрости, а всего лишь человеком, способным пробуждать в других стремление к истине. Образ С., нарисованный Платоном с замечательным художественным мастерством, вошел в сознание последующих поколений как высочайший пример кристально честного, независимого мыслителя, ставящего искание истины выше всех других побуждений.
Майевтика, или мэевтика, буквально повивальное искусство, с которым герой платоновских диалогов Сократ любил сравнивать свой метод философствования. Исходя из убеждения, что, за неимением собственной мудрости, он не может учить чему-либо, Сократ видел свою задачу в том, чтобы, беседуя и ставя все новые и новые вопросы, побуждать других самим находить истину. Обычно подобные беседы протекали в поисках ответа на вопрос: «что такое х?» (где под «х» понималось добро, справедливость или какое-либо иное, в большинстве случаев нравственное общее понятие), причем в ходе обсуждения один за другим отвергались ответы, признававшиеся неверными. Далеко не всегда собеседники приходили к удовлетворявшему их результату. Сократ полагал, что помогая рождению истины в других людях, он продолжает в нравственной области дело своей матери, повитухи Фенареты.
/ - Я, - сказал Агафон, - не в силах спорить с тобой, Сократ. Пусть будет по-твоему.
- Нет, милый мой Агафон, ты не в силах спорить с истиной, а спорить с Сократом – дело нехитрое./
Ирония, философско-эстетическая категория, отмечающая момент диалектического выявления (самовыявления) смысла через нечто ему противоположное, иное. Как риторическая фигура И. связана с сатирой, а через нее – с комическим, юмором и смехом. Понятие И. развивается из семантического комплекса, заключенного в греч «ироник», т.е. «притворщик», означающее человека, который говорит не то, что думает, что нередко сочетается с мотивом самоумаления, самоуничижения: Аристотель определяет И. как извращение природы (т.е. «середины») в сторону умаления и противопоставляет И. хвастовству. По определению псевдоаристотелевской «Риторики к Александру», И. означает «говорить нечто, делая вид, что не говоришь этого, т.е. называть вещи противоположными именами». Будучи направлена на выявление противоречия между личиной и существом, между словами, делами и сущностью, И. предполагает, т. о., определенную жизненную позицию, сопоставимую с позицией греческого киника и русского юродивого. Такова «сократовская И.», как ее понимал Платон: самоуничижение Сократа, его «неведение» (он знает, что ничего не знает), переходит в свою противоположность, позволяя обнаружить чужое «незнание» как иронический момент и подойти к высшему, истинному знанию. Т. о., уже сократовская И. в ее платоновско-аристотелевском осмыслении соединяет в себе И. как философско-этическую установку (давшую впоследствии И. как эстетическую позицию), И. как риторическую фигуру (прием) и И. как момент самого человеческого бытия. Долговечная риторическая традиция (от 4 в. до н. э. до начала 19 в.) кодифицирует И. как прием в ущерб ее жизненно-практические общезначимости и диалектические функции.
Красноречие: противопоставление софистов и С. С. замечает, что убеждать можно по-разному: или «внушая веру в справедливое и несправедливое», или «сообщая знание о том, что справедливо, а что нет». На различии «веры», которая «может быть и истинной, и ложной», и «знания», которое может быть «только истинным», и основано противоречие в определении красноречия у Горгия и у Сократа.
Софист настаивает на том, что цель красноречия – «внушать веру», т. е., по сути, манипулировать адресатом. Сократ противопоставляет этому свое понимание целей риторики как дисциплины и деятельности: она должна не внушать веру, а «поучать, что справедливо и что нет». Цель красноречия – истина об обсуждаемом предмете, именно такая риторика дает подлинное благо людям и обществу и потому является настоящим искусством, тогда как риторика софистов, манипулируя слушателем с помощью формальных приемов, льстя им, угождая им, есть не искусство, а простая сноровка, основанная на лжи и лицемерии, и потому не благая, а пагубная, не приносящая настоящей пользы, а доставляющая низменное удовольствие.
Диалектика означает прежде всего умение вести беседу, беседовать, или находить истину в споре. Что же делает человека диалектиком? Это сочетание двух способностей.
Первая – находить общее для разных явлений (предметов), возводить частное к общему, восходить от вида к роду. При этом необходимо умение давать определения предметам речи и мысли, чтобы речь приобрела ясность
Вот как говорит об этой способности Сократ: «… Охватив все общим взглядом, возводить к единой идее разрозненные явления, чтобы, определив каждое из них, сделать ясным предмет нашего поучения» – вот первая из способностей, которые в совокупности делают человека диалектиком. Эта деятельность получила впоследствии названии и н д у к ц и и.
Вторая же способность – это «наоборот, умение разделять все на виды, на естественные составные части, стараясь при этом не раздробить ни один член, как дурные повара». Это умение отражает противоположный ход мысли – от общего к частному. Он был позднее назван д е д у к ц и е й.
В риторике процесс «поднятия» мыслью от вида к роду и «спуска» от рода к видам, разновидностям составляет содержание риторического топа «род и вид», «разновидности». На основании этой мыслительной и речевой работы строится о п р е д е л е н и е предмета речи и мысли: начиная с Сократа определение дается через ближайший род и видовое отличие.
Михальская А.К. Русский Сократ: Лекции по сравнительно-исторической риторике. – Academia. 1996.
Вопрос 4. Философия Платона. Мир идей и мир вещей.
Платон Афинский (427, Афины или Эгина, - 347 до н. э., Афины), древнегреческий философ, родоначальник одного из главных направлений в античной философии. Отец П. – Аристон происходил из рода последнего афинского царя Кодра, мать – из рода законодателя Солона, одного из «семи мудрецов». Рано познакомился с философией благодаря Кратилу и Сократу, оказавшему сильнейшее воздействие на П. После казни Сократа совершил ряд путешествий, в т. ч. в 388 году в Южную Италию и Сицилию (Сиракузы), где общался с пифагорейцами. Около 387 года основал в Афинах собственную школу – Академию. В 366 – 365 и 361 совершил два путешествия в Сицилию по приглашению тирана Сиракуз Дионисия Младшего, якобы намеревавшегося в своем государстве проводить идеи П.; обе поездки оказались безрезультатными.
Академия платоновская, школа Платона (по названию общественная гимнасия в пригороде Афин, близ которого Платон приобрел участок земли и стал вести занятия). В отличие от пифагорейских союзов, А. имела характер внерелигиозного, открытого и неформального объединения учеников вокруг схоларха. Наряду с беседами того типа, который сложился у Сократа, в А. велись диспуты и читались доклады. Среди изучаемых дисциплин (этика, политика, философская теология, натурфилософия) особое место занимала математика. Аристотель читал в А. курсы логики (силлогистики и диалектики) и риторики.
Исключительность места П. в истории философии определяется тем, что он – уже профессиональный философ, но все еще и мудрец, не связанный ограничениями, накладываемыми на специалиста техникой отдельной дисциплины, и склонный рассматривать даже самые отвлеченные умозрительные проблемы с точки зрения их непосредственной жизненной значимости.
Диалоги П. не содержат законченной философской системы. Это делает чрезвычайно трудной проблему адекватного изложения платоновского учения.
Через все диалоги проходит ряд основных тем, связывающих П. с предшествующей традицией: Сократ и дух его философствования (большинство диалогов П., кульминация – «Федр» и «Пир»); оппоненты Сократа - софисты, именами которых назван ряд диалогов («Гиппий», «Протагор», «Горгий»); позднее – натурфилософы, из которых П. уделяет наибольшее внимание представителям пифагореизма и элейской школы («Парменид», «Софист», «Тимей»); поэзия (в особенности Гомер); у зрелого и позднего П. – Египет и Крит, их законодательство («Государство», «Тимей», «Законы»).
Специфика главного м е т о д а платоновской философии определяется тем, что П. развивает, доводя до литературного совершенства, складывающийся в сократических школах жанр философского диалога: «воспроизводя» беседы Сократа (центральный персонаж его ранних диалогов), П. приходит к разработке диалектики, которая тесно связана у него со стихией живой речи и умело направленной беседы и которая противопоставляется софистической эристике. Диалектик, по П., тот, кто умеет ставить вопросы и давать ответы, умение в беседе выхватить из потока становления нечто незыблемое, добраться через мысленное разделение до некоего неделимого («Федр»), идеальной сверхчувственной сущности впервые дает полное знание. Вершиной платоновской диалектики можно считать «Государство» – небывалый по размаху мысленный эксперимент, в ходе которого диалектически определяется понятие справедливости. П. утверждает здесь, что диалектика не довольствуется только предположениями, с ее помощью можно определить сущность вещи и достичь «беспредпосылочного начала». Точное определение какой-либо вещи (чего-то «одного») должно отличить ее от иного; это приводит к отрицанию всего того, что не есть она сама, отличению вещи от бытия вещи и в конечном счете – к отрицанию ее бытия («Парменид»). Потребность в строгом методе определения приводит П. в дальнейшем к разработке техники диэрезы («Софист», «Политик») и «смешения» («Филеб»).
Диэреза (от греческого – отделение, разделение, расчленение, различение), один из технических методов платоновской диалектики, позволяющие отличать отдельные виды один от другого («Софист»), выделять вид и давать ему определение путем дихотомического расчленения рода («Политик»); противоположен методу возведения к единой идее разрозненного во множестве единичных вещей («Федр»). Наиболее яркие образцы использования Д. у Платона – в диалогах «Софист» и «Политик».
Другим необходимым методом философии оказывается у П. математика, которая изъята из мира чувственной неопределенности и подводит философа к миру идеальных сущностей. Первое обращение к математическому методу – в «Горгии», затем в «Меноне». Математические сравнения используются П. в «Государстве» при разделении чувственного и умопостигаемого миров и установлении понятия беспредпосылочного начала. Наконец, в «Тимее» математика оказывается единственным средством достоверного изображения творчества ума-демиурга; у позднего П. науки, доставляющие подлинную мудрость, - арифметика, геометрия и астрономия («Законы»).
Диалектике и математике П. противопоставляет метод мифологического конструирования, связанный с дофилософским осмыслением действительности. Указывая границы логоса и числа, миф очевидно бездоказателен, но зато – либо традиционно авторитетен (Орфей, Гомер, Гесиод), либо – результат непосредственного созерцания сверхчувственного мира. Это заставляет прибегать к мифу всякий раз, когда речь идет о богах, героическом прошлом, а также – загробном существовании человеческой души. Первое обращение к мифу – в «Апологии» и «Горгии»; он интенсивно используется в «Пире», «Федоне», «Федре», затем в «Государстве», «Тимее» (космогонический «правдоподобный миф»), «Политике». Должным образом отобранные мифы, по П., незаменимы в целях воспитания.
Решение основных п р о б л е м платоновской философии обусловлено также общежизненными и смысловыми подтекстами его философствования: ироническим, особенно проявившимися в диалогах первого периода; эротическим, становящимся основной темой в «Пире» и «Федре»; эсхатологическим – большинство встающих перед ним проблем П. решает как «последние вопросы» о смерти и бессмертии, смысле жизни и конце света и т.п.
В проблематике платоновской философии первоначально (под влиянием софистов и Сократа) доминировала этика, разрабатывавшаяся в тесной связи с вопросами политики (в первую очередь – государственного устройства и законодательства), от которых он переходит к рассмотрению психологии, педагогики, а затем натурфилософии и теории познания, причем все эти проблемы еще не выделялись у П. в самостоятельные разделы философского знания.
Э т и к а и п о л и т и к а (учение о государстве) неразрывно связаны у П.: индивидуальная добродетель и общественная справедливость – два полюса его мысли, между которыми П. ищет если не примирения, то согласования. От утверждения невозможности совместить подлинную добродетель личности с участием в политической жизни города – поскольку это либо заставляет поступаться нравственными нормами, либо ведет к гибели, что и случилось с Сократом («Апология»), - П. приходит к рассмотрению природы добродетелей в контексте учения о государстве, считая идеалом согласие отдельных добродетелей со строем государства в целом («Государство»). «Государство» и «Политик» намечают семь типов государственного устройства. Первый идеальный тип общежития стоит выше государства и законодательства и не нуждается в них. Из реально существующих типов государства П. два считает правильными (монархия, аристократия), а остальные четыре (тимократия, олигархия, демократия и тирания) – искаженными. И если в «Государстве» П. еще предлагает возможность осуществления справедливого государства, то в позднейших диалогах эта возможность связывается с далеким прошлым: это либо «жизнь при Кроносе» («Политик»), либо идеальные государства, некогда процветавшие, но погибшие во время мировых катаклизмов («Тимей», «Критий»). «Законы» предписывают строжайшую регламентацию индивидуальной и социальной жизни, призванную хотя и не восстановить утраченное согласие, но, по крайней мере, воспрепятствовать дальнейшему разладу между отдельной волей и мировым законом.
П с и х о л о г и я и п е д а г о г и к а. Проблема души возникает у П. в связи с уяснением возможности научиться добродетели («Протагор», «Менон», где впервые намечается учение о бессмертии души, знании-припоминании (анамнесисе) и переселении души (метемпсихозе)). Воспитание души – основная проблема «Федона» (специально посвященного доказательству бессмертия души), ибо «душа не уносит с собою в Аид ничего, кроме воспитания и образа жизни». Проблема воспитания стоит также в центре «Пира», а в «Государстве» она объединена с проблемами добродетели и справедливости и раскрывается наиболее полно. Трем началам человеческой души (вожделение, пыл, рассудительность) соответствуют три класса в государстве (ремесленники, воины, стражи), а каждому классу (типу души) – своя добродетель (воздержанность, мужество, мудрость). Соответствие всех этих моментов, достижимое на путях правильного воспитания, обеспечивает справедливость, идеальный строй в государстве, посмертную награду; несоответствие – несправедливость, разные типы несовершенного государственного устройства, загробное наказание. В «Федре» разработка трехчастного строения души дополняется учением о самодвижности души: три начала единой души рассмотрены в динамике, показана возможность преобладания того или иного начала, дана иерархия различных типов души (души богов; девять градаций человеческой души: мудреца, царя, практического деятеля, врачевателя тел, прорицателя, поэта или художника, ремесленника, софиста, тирана; души животных). В «Тимее» показано устроение с помощью ума-демиурга души космоса, изображенного в виде совершенного живого существа, а также создание индивидуальных душ. В «Законах» – концепция злой души мира, призванная объяснить стихийные бедствия и мировые катастрофы; здесь же завершается метаморфоза идеи о философе-политике, впервые отчетливо выраженной в «Горгии»: воспитатель (философ, Сократ) и есть единственный подлинный государственный деятель; в «Государстве» очерчена идеальная возможность совпадения воспитательной и политической деятельности; в «Законах» государство благодаря закону осуществляет воспитание граждан, опираясь на миф о людях-куклах: натягивая и ослабляя соответствующие нити души.
Н а т у р ф и л о с о ф и я и у ч е н и е о б у м о п о с т и г а е м о м к о с м о с е. Отсутствие у П. в ранний и зрелый периоды специального интереса к натурфилософской проблематике объясняется влиянием на него сократовской позиции. В «Тимее» соотношение между «сверхприродным» (бытием) и «природным» (инобытием; ср. «Софист», где, в опровержение учения Парменида о несуществовании небытия, последнее описывается как «природа иного», т.е. инобытие) представлено как соотношение между умом и необходимостью, бытием и становлением (или небытием существующим), образцом и подобием, вечностью и временем, космосом умопостигаемым и космосом зримым, идеей, или эйдосом (бестелесным), и телом. Рассмотренная в таком виде проблематика «Тимея», в частности учение о вечных идеях-парадигмах, имеет предысторию: в «Федоне» истинной земле – образцу – противопоставлена земля здешняя – подобие, в «Пире» с подлинно прекрасным объединяются понятия блага и бессмертия, в «Государстве» бытие, ум, образец, идея подчинены благу в качестве прекрасного, причем ум направлен на бытие и непреходящее, в «Федре» только ум созерцает подлинное бытие; в «Филебе» дана схема мироздания, увенчивающаяся умом-демиургом и мировой душой. Именно в этих диалогах наиболее отчетливо выражена «теория идей» П., которая в немецкой идеалистической философии 19 – начале 20 вв. рассматривалась как главное содержание философии П. Между тем во всех античных изложениях философии П. идея и материя в одинаковой мере суть начала (архе), и, хотя материя по сравнению с идеей представляет низшую ступень бытия, обе равно необходимы для создания мира. Исходя из оппозиции «идея-тело», П. определяет материю как «то, в чем» возникает чувственное подобие умопостигаемого образца («Тимей»). Только в «Тимее» картина вечно сущего умопостигаемого космоса как парадигмы (образца) для вечно становящегося чувственно воспринимаемого космоса дополняется фигурой ума-демиурга, объединяющего оба мира с помощью мировой души (сводка – в «Филебе»). Натурфилософия «Тимея» не имеет самодовлеющего характера: стремясь показать укорененность идеального государства в структуре универсума, П. в «Тимее» завершает космогонию антропогонией, чтобы в «Критии» (незавершенном) и «Гермократе» (задуманном, но не написанном) перейти к истории государства и права.
П р о б л е м а з н а н и я и и е р а р х и и н а у к и и с к у с с т в. Стремясь определить систему искусств и наук, ведущих к мудрости и необходимых для воспитания философа, П. встает и перед проблемой передачи знания. В «Ионе» выясняется, например, что можно научить искусству счета, живописи, игре на цитре, пению, медицине и т. п., но не поэтическому искусству. Добродетель как искусство, которому можно научить, - проблема «Протагора», знание блага как особая наука (этика) – «Лисида». В «Горгии» дано деление искусств по принципу созидания ими либо предметов («молчаливого» созидания: живопись, скульптура и т. п.), либо убеждения (созидание с помощью речей: арифметика, астрономия и т.д., а также риторика); здесь же другая классификация: одни искусства заботятся о теле (гимнастика, медицина), другие – о душе (политическое искусство, части которого – законодательство и справедливость). Подлинное знание есть анамнесис-припоминание («Менон», «Федон», «Федр»). В «Кратиле» – первое серьезное сомнение в слове и его способности адекватно выразить означаемые им лица и предметы; искусство установления имен ставится под контроль диалектика. Иерархия наук и типов знания дана в «Государстве»: разделению на мир умопостигаемый и видимый соответствует различие между знанием и представлением. В умопостигаемом мире выделяется сфера «беспредпосылочного начала всего», доступная только мысли (ноэсис), и сфера, которую можно исследовать путем размышления (дианойя). Иерархию наук венчают математика и диалектика, позволяющая исследовать первоначала. Сфера представления охватывает все видимое – живое и неживое, естественно существующее и созданной людьми; представление нужно возвести к знанию (знаменитый символ пещеры в «Государстве», описывающий восхождение от мира теней и подобий, которые только представляются существующими, к подлинному бытию, с которым связано истинное знание). В «Федре» совершенной речи – живому диалогу, в процессе которого знание «записывается» в душе собеседника, - противопоставляются речи записанные, дающие мнимую мудрость. В «Пармениде» выдвинут тезис о непознаваемости идей для человека и непознаваемости мира вещей для божества. Для теории знания П. чрезвычайно важно 7-е письмо, где намечены четыре типа знания: имя, определение, изображение, знание как таковое; 5-я ступень – подлинное бытие. Первые три ступени не несут в себе ничего устойчивого, однако ни одной из них нельзя отвергать: только постепенное возвышение от одной ступени к другой, взаимная проверка имени определением и т. д. позволит достичь подлинного знания; однако письменная фиксация его всегда будет чем-то ущербным и недостоверным.
Проблема передачи знания – это также и практическая проблема для П.-схоларха, основателя Академии, занятого воспитанием философа. Диалоги П. были связаны с нуждами школы, призывая обратиться к философии, они в то же время отражали реальную практику диспутов в Академии и их проблематику.
Платон оказал громадное влияние на все возникшие после его смерти школы эллинистической философии, равно как на развитие философии в средние века и новое время. При этом образ П. и его учения неизменно менялся на протяжении всей истории философии: «божественный учитель» античных платоников и неоплатоников; предтеча христианского мировоззрения, автор «Тимея» и «Менона» – у средневековых мыслителей; автор «Пира» и «Государства», философ идеальной любви и политический утопист – в эпоху Возрождения; идеалист в духе немецкой классической философии, неокантианец, экзистенциалист и т.п. – в 19-20 вв.
Платона принято считать основоположником объективного идеализма, согласно которому мысли и понятия существуют объективно, независимо от человеческого сознания, составляют подлинное бытие. Но это представление – модернизация и приписывание Платону убеждений, сложившихся значительно позже. В психологическом и моральном плане он безусловно был идеалистом.
Прекрасное – это идея, существующая сама по себе, независимо от человеческого сознания, и тем более – от отдельной вещи, в которой она находит свое воплощение. С идеей прекрасного сходны другие идеи – прежде всего центральная для Платона идея блага. Идеи представляют собой образцы вещей. Каждый предмет имеет свою идею, своеобразный эталон, в соответствии с которым он «изготовлен». Например, стол существует потому, что есть идея стола, дерево – потому, что есть идея дерева, человек – потому, что есть идея человека. Но между вещью и ее образом существует и принципиальное различие. Если первая существует лишь в течение определенного срока, то второй – вечен и не подвержен разрушению. Однако с точки зрения Платона еще более существенно другое: такими же идеями-эталонами являются важнейшие этические принципы – благо, добро, справедливость. В окружающем нас мире могут попираться их конкретные и несовершенные воплощения, но не они сами. Идеи неподвластны никакому человеческому произволу.
Картина мира, по Платону, будет неполной, если не обратиться еще к одному важному понятию – материи («хора» – вещество, материал). Если в Новое время под материей подразумевалось то, что человек видит, слышит, осязает, то материя Платона недоступна чувственному восприятию. Она вообще не имеет никаких свойств, и ее существование необходимо лишь потому, что из соприкосновения идеи с материей возникают вещи. Между идеей – первообразом вещи и самой вещью, получившейся в результате соединения идеи с материей, существуют еще различия. Если вещей, воплощающих идею, много, то идея одна. Идея Платона в известной мере соответствует понятию единого в элейской школе. И, кроме того, если с идеями связаны такие свойства вещей, как прекрасное и благо, то материя, напротив, символизирует в глазах Платона злое начало. Воплощаясь в материи и формируя отдельную вещь, единая идея не только расщепляется на множество единичных предметов, но и подвергается осквернению.
Вопрос 5. Философия Аристотеля. Гилеморфизм. Учение о четырех причинах.
Аристотель Стагирит (384, Стагир (восточное побережье полуострова Халкидика) – 322 до н. э., Халкида, о. Эвбея), древнегреческий философ и ученый-энциклопедист, основатель перипатической школы. В 367 – 347 – в Академии Платона, сначала как слушатель, затем как преподаватель и равноправный член содружества философов-платоников. Годы странствий (347-334): в г. Ассе в Троаде (Малая Азия), в Митилене на о. Лесбос; с 343/342 воспитатель 13-летнего Александра Македонского (вероятно, до 340). Во 2-й афинский период (334-323) А. преподает в Ликее.
Перипатическая школа, или Ликей (по названию гимнасия, расположенного около храма Аполлона Ликейского, за восточной окраиной Афин), философская школа Аристотеля. Термин «перипатетик» происходит от слова «(крытая) галерея», служившая лекционным залом, приобретенная вместе с окружающим садом в собственность Теофрастом и завещанная им школе. Ликей соединял в себе функции своего рода академии наук (систематическая разработка всех областей знания на основе метода А., координация научной работы между отдельными членами) с функциями высшей школы афинской молодежи; лекции Теофраста посещало до 2 тысяч слушателей (отсюда новоевропейское понятие лицея).
Философия делится А. на теоретическую (умозрительную), цель которой – знание ради знания, практическую, цель которой – знание ради творчества. Теоретическая философия разделяется на физическую, математическую и первую (в «Метафизике» - «теологическую») философию. Предмет физической философии – то, что существует «отдельно» (т.е. субстанциально) и движется; математической – то, что не существует «отдельно» (т.е. абстракции) и неподвижно; первой, или собственно философии (также «софия»), - то, что существует «отдельно» и неподвижно. К практической философии относятся этика и политика, к пойетической – риторика и поэтика. Логика – не самостоятельная наука, а пропедевтика ко всему комплексу наук. Теоретические науки обладают ценностным приматом над практической и пойетической науками, первая философия – над остальными теоретическими науками.
Л о г и к а и т е о р и я п о з н а н и я. У Платона методом науки (эпистеме) была диалектика, А. низвел ее до уровня вспомогательной эвристической дисциплины («Топика»), противопоставив ей в качестве строго научного метода аналитику – теорию аподиктического («доказательного») силлогизма, который исходит из достоверных и необходимых посылок и приводит к «научному знанию» – эпистеме. Диалектический силлогизм (эпихерема) исходит из «правдоподобных, или «вероятных», посылок и приводит к «мнению» - докса. Эристический силлогизм (софизм) – ошибочное или исходящее из ложных посылок умозаключение. Аподиктика А. (теория доказательства) как дедуктивно-аксиоматический метод имеет своей порождающей моделью геометрическое доказательство и заимствует ряд существенных терминов («доказательство», «начала», «элементы», «аксиомы») из геометрии. Высшие принципы (архе) научно-философского знания недоказуемы и познаются непосредственно интеллектуальной интуицией (нус) либо (отчасти) – путем индукции (эпагоге). Основополагающее значение имеют оппозиции общее-единичное и первичное-вторичное: единичное (и вообще «более близкое» к чувственной явленности) «первично для нас», но «вторично по природе»; общее (в т. ч. «причины» и «начала») «вторично для нас», но «первично по природе». «Знать» для А. означает «знать первые причины, или элементы» вещи, «всякое научное знание есть знание об общем», эпистеме о единичном невозможна. Т. о., универсалии (прежде всего четыре причины) структурируют хаос «слитных» впечатлений и, разлагая чувственную «целостность» на «элементы», делают ее впервые познаваемой. Вопреки Платону, знаний универсалий не врождено, они постепенно «усматриваются» (как в онто-, так и в филогенезе, в т. ч. и в истории философии) через ступени познания: ощущение-память-опыт (эмпирия)-наука. Порядок «Физика» – «Метафизика» в дошедшем до нас курсе лекций (от «первичного для нас» к «первичному по природе») имитирует этот процесс как педагогически целесообразный, хотя «более научным» всегда будет познание, исходящее из универсалий.
М е т а ф и з и к а. Предмет «первой философии» раздваивается, соответственно следует различать два варианта метафизики. «Общая» метафизика в отличие от частных наук, «отсекающих» для себя определенную часть бытия, изучает «сущее, поскольку оно – сущее, и его атрибуты сами по себе», а также высшие принципы (архе), или «причины» бытия. Частная метафизика (у А. «теологическая философия») изучает особый вид бытия – «неподвижную субстанцию», или «неподвижный вечный первый двигатель». Соотношение этих двух вариантов – ключевая проблема интерпретации «Метафизики» и предмет острых дискуссий.
В основе онтологии А. лежат: 1) категориальный анализ сущего, или учение о бытии-чем; 2) каузальный анализ субстанции; 3) учение о возможности и действительности, или теория еще-не-бытия.
Учение о категориях имеет двойственный логико-онтологический характер, основываясь на семантической классификации предикатов сущего (выступающих терминами в суждении). А. рассматривает также категориальный анализ как классификацию значений связки «есть»: «сколько значений связки «быть», столько обозначаемых ею видов сущего». А. устанавливает 10 семантических классов предикатов: сущность, количество, качество, отношение, место, время, состояние, обладание, действие, страдание. Только 1-я категория указывает сферу субстанционально сущего, все остальные – сферу акцидентально (случайно, несущественно) сущего. Например, предикат «белый» сказывается о «человеке» как о своем «подлежащем», но не наоборот. «Подлежащее» на логическом уровне выступает как «субъект» предикатов, на онтологическом – как «субстрат», которому имманентны денотаты этих предикатов. Гетеропредикативность, т. о., оказывается показателем несубстанциональности: так А. избавляется и от платоновской идеи качества («белизна»), и от гипостазирования (наделение самостоятельным бытием какого-либо отвлеченного понятия, свойства, идеи («числа» в пифагореизме)) «математических предметов». 1-я категория тоже предикативна («Сократ – человек»), но она автопредикативна (для нее «сказываться о чем» не означает «быть в чем»): А. отличает сущность-подлежащее («определенный человек» – индивид), или «первую сущность», от предикативной, или «второй», сущности («человек» – вид, «животное» – род), но термин «первая сущность» применяется именно к чистому эйдосу. Различие между конкретной сущностью (также «составная сущность) и сущностью-эйдосом можно передавать как «субстанция и сущность». Для чистой сущности А. изобрел специальный термин – «чтойность». Субстанция есть «вот это нечто»; чистая сущность, или эйдос (вид), обозначает не «обособленный» предмет, а качественная определенность вещи.
Каузальный анализ нацелен уже не на все сущее, а только на субстанциально сущее: он устанавливает «начала» (архе), или «причины субстанции». Таких «причин» четыре: 1) форма (эйдос, морфе), или «чтойность», или сущность; 2) материя («то, из чего»), или субстрат; 3) источник движения, или «творящее» начало; 4) цель, или «то, ради чего». Фундаментальной является оппозиция формы и материи; движущая, формальная и целевая причины могут совпадать (особенно в биологической сфере). «Форма» А. – это платоновская идея (эйдос), превращенная из трансцендентного первообраза (парадигмы) в имманентный принцип вещи. Вопреки Платону, эйдос не существует как «одно помимо множества» индивидов, эйдосом (видом) которых он является, но «сказывается о множестве» (предикативность как показатель несубстанционального). Однако этот общий предикат не есть только слово – он имеет объективный коррелят, существующий не «помимо множества», а «во множестве». Материя есть чистая возможность, или потенция вещи, форма – осуществление (энергия, энтелехия) этой потенции. Форма делает материю действительной, т. е. осуществленной в конкретную вещь, или «целостность». Движение, или процесс (кинесис), понимается как переход от возможности к действительности – этим тезисом А. вносит в онтологию идею развития: различение актуально и потенциально сущего родилось из анализа «становления» (генесис), которое у Платона жестко противопоставлялось бытию. «Сущее актуально всегда возникает из сущего потенциально под действием сущего актуально». Для космоса в целом таким актуальным первоначалом (одновременно движущей, формальной и целевой причиной) должен быть бог, или неподвижный перводвигатель, - чистая энергия, не сопряженная ни с какой материальностью или потенциальностью, сам себя мыслящий ум (нус), запредельный космосу, существующий не во времени, а в вечности (эон) и в акте непрерывного и моментального творения осуществляющий все космические потенции как объект эроса, к которому все стремится как к высшей цели.
«Ф и з и ч е с к а я ф и л о с о ф и я», или «наука о природе», занимает у А. доминирующее положение по объему и детальности разработки: от абстрактных «принципов природы» и теории движения («Физика») через космологию, теорию элементов и «Метеорологию» к психологическому трактату «О душе» и биологическим работам. Основные принципы натурфилософии А.: 1) финитизм: невозможность актуально существующей бесконечной величины – отсюда конечность Вселенной; запрет бесконечных причинно-следственных целей – отсюда идея перводвигателя; 2) телеологизм («бог и природа ничего не делают напрасно») – обратная сторона финитизма; 3) квалитативизм – отсюда постоянная полемика против квантификации физики у пифагорейцев и Платона и редукции чувственных качеств у атомистов (неприменимость математики к изучению природы); 4) дуализм подлунного мира четырех элементов и надлунного мира квинтэссенции (эфира, пятый элемент), отменяющий всеобщность физических законов; 5) концепция иерархической лестницы природы, в которой каждая высшая ступень имеет и ценностное превосходство над низшей (что не мешало А. находить «нечто прекрасное» и божественное в изучении эстетически безоблачных животных); эстетические мотивировки «совершенства» круговых движений светил, сферичности космоса и т. д.; 6) антикосмогонизм (А. видел свою заслугу в том, что он первым перестал «порождать Вселенную») и переориентация с генетического объяснения на структурно-имманентный анализ.
Э т и к а и п о л и т и к а образуют единый комплекс «философии о человеческом», занимающейся сферой практической деятельности и поведения. В «Никомаховой этике» А. – классический представитель эвдемонизма: высшее благо человека определяется как «счастье» (эвдемония). Однако это не геденистический, а «аретологический» эвдемонизм (арете – «добродетель»). Счастье состоит в деятельности души по осуществлению своей арете, причем, чем выше в ценностном отношении арете, тем полнее достигаемая при этом степень счастья (наивысшая степень эвдемонии достигается в «созерцательной жизни» - занятиях философией). А. далек от стоического культа самодостаточной добродетели и идеала абсолютной внутренней свободы: для беспрепятственного осуществления своей арете необходимы (хотя и не достаточны) некоторые внешние блага (здоровье, богатство, общественное положение и т. д.). Добродетели, осуществляемые в разумной деятельности, делятся на этические и дианоэтические (интеллектуальные). Этическое арете – «середина между двумя пороками: мужество – между отчаянностью и трусостью, самообладание – между распущенностью и бесчувственной тупостью, кротость – между гневливостью и невозмутимостью и т. д. Сущность дианоэтической добродетели – в правильной деятельности теоретического разума, цель которой может быть теоретической – отыскание истины ради нее самой, либо практической – установление нормы поведения.
«Политические» взгляды А. («политическое искусство» охватывает область права, социальных и экономических институтов; в широком смысле включает в себя «этику») продолжают сократо-платоновскую аретологическую традицию, однако отличаются от Платона большей гибкостью, реалистичностью и ориентированностью на исторически сложившиеся формы социально-политической жизни греков, что, в частности, объясняется теорией «естественного» происхождения государства (подобно живым организмам): «очевидно, что полис принадлежит к естественному образованиям и что человек от природы есть политическое животное». Поэтому государство не подлежит радикальным искусственным переустройствам: так, платоновский проект упразднения семьи и частной собственности насилует человеческую природу и не реален. Генетически семья предшествует сельской общине, сельская община – городской (полису), но в синхронном плане полис (государство) как высшая и всеобъемлющая форма социальной связи, или «общения», первичен по отношению к семье и индивиду (как целое первично по отношению к части). Конечная цель полиса, как и индивида, состоит в «счастливой и прекрасной жизни»; основной задачей государства оказывается воспитание (пайдейя) граждан в нравственной добродетели (арете). «Желательный» государственный строй может быть охарактеризован как «аристократия» в изначальном смысле слова («правление лучших»). Сословная дифференциация социальных функций (Платон) заменяется возрастной: в молодости граждане идеального полиса выполняют военную функцию, в старости – собственно политическую («совещательную»), физический труд (земледелие, ремесло) и торговля – удел рабов, отличительный признак свободного гражданина – «схоле», досуг, необходимый для реализации эвдемонии в эстетическом или умозрительной деятельности. Рабство, по А., существует «от природы», отношение «раб-господин» - такой же необходимый элемент структуры полиса, как «жена-муж» в семье; рабами должны быть не-греки, «варвары». Исходя из учения о «середине», А. выдвигает в качестве условно-образцового государственного устройства, легче всего реализуемого для большинства полисов в реальных условиях, «политию» (смешение олигархии и демократии), в которой поляризация бедных и богатых снимается преобладанием зажиточных средних слоев.
В целом свойственный А. систематизм и энциклопедический охват действительности сочетаются в то же время с противоречивой неясностью в решении ряда кардинальных проблем его философии. Сюда относятся: ожесточенная полемика против реальности платоновских эйдосов – и признание нематериальных, вечных эйдосов (видов) природных существ; соотношение между внекосмическим перводвигателем и «естественными» движениями элементов и др. Созданный А. понятийный аппарат до сих пор пронизывает философский лексикон, равно как самый стиль научного мышления (история вопроса, «постановка проблемы», «аргументы за и против», «решение» и т.д.) несет на себе печать А.
Акт и потенция («действительность и возможность»), важнейшие понятия философии Аристотеля. Своим учением об А. и П. Аристотель ввел в онтологию принцип развития. Это учение – ответ на апорию элейской школы, согласно которой сущее может возникнуть либо из сущего, либо из не-сущего, но и то, и другое невозможно, ибо в первом случае сущее уже существует, а во втором – нечто не может возникнуть из ничего. Следовательно, «возникновение», или «становление», вообще невозможно, и чувственный мир должен быть отнесен к царству «небытия». Аристотель решает эту «апорию древних» двояко: 1) введением понятия акцидентального небытия, или «отсутствия» формы; 2) семантическим делением «бытия» на «потенциальное» и «актуальное» - становление оказывается возможным как переход от первого ко второму. Понятия А. и П., как и понятие «движения», не поддаются строгому определению, но устанавливаются с помощью техноморфных и биоморфных аналогий: семя – человек в потенции, глыба мрамора – изваяние Гермеса и т. д. Существенно соотношение между А. и П., с одной стороны, и формой и материей – с другой: согласно Аристотелю, материя есть чистая потенциальность, а форма, эйдос, - актуальность (энергия) вещи. Эта оппозиция, первоначально введенная А. для анализа «возникновения», переносится затем и на другие виды «движения». Энергия (актуальность) характеризуется временнЫм, онтологическим и аксиологическим приматом над потенцией, повторяя, т. о., отношение формы к материи: традиционный схоластический спор о первичности «курицы или яйца» А. безоговорочно решил бы в пользу «курицы». В сфере природы этот принцип выражается формулой «человек рождает человека», или, - в общем виде – «существующее актуально возникает из существующего потенциально под действием существующего актуально» и служит теоретическим постулатом в концепции перводвигателя как чистой энергии (акта), актуализирующей все космические потенции. Потенция есть способность вещи быть не тем, что она есть, в категории: 1) субстанции, 2) качества, 3) количества, 4) места, т. е. способность осуществлять соответственно «движение», или «процесс»: а) возникновения –уничтожения; б) качественные изменения; в) роста – убыли; г) пространственные перемещения. Т. о., видов актуализации оказывается столько же, сколько видов «движения», и понятие акта (энергии) в этом смысле совпадает с понятием движения.
От акта (энергии) как процесса («актуализации», осуществления) Аристотель отличает энергию как осуществленность вещи – энтелехию: например, процесс строительства дома и уже построенный дом представляют собой «актуализацию» и «актуальность» дома по отношению к его материи и потенции бытия – кирпичам. «Понятие «актуально» имеет двоякий смысл и выражает отношение: 1) процесса к потенции; 2) осуществленного бытия к материи». В психологии Аристотель определяет душу как акт – энергию «тела, потенциально обладающего жизнью», причем в «акте» живого существа совпадают «формальная», «движущая» и «целевая» причины, жестко противопоставляемые «материальной» причине как «потенции». В этике акт (энергия) служит определением «удовольствия» и родовым обозначением моральных актов-поступков, понимаемых как актуализация душевных свойств.
Перводвигатель, центральное понятие космологии и теологии А. Формально учение о П. представляет собой выделение «движущей причины» применительно к космосу в целом (в ряду четырех причин вообще). С помощью понятия П. Аристотель стремился объяснить целесообразность природы и обосновать вечность мира. Понятие П. постулируется в связи с анализом движения, или процесса: поскольку все движущееся (или движимое) движимо чем-то, а бесконечная последовательность движущее-движимое невозможна, то по необходимости должно существовать «первое движущее», которое само абсолютно неподвижно. «Первое движимое» отождествляется Аристотелем со сферой неподвижных звезд, соотносительное с ним «первое движущее» находится по ту сторону периферии космоса и лишено какой-либо протяженной величины». Главная трудность теории П. состоит в том, что она совершенно не требуется аристотелевским пониманием природы как «содержащей источник движения в самой себе» и соответствующим учением об имманентности элементам их «естественного движения». Так, круговращение неба объясняется исключительно как естественное свойство эфира, или «пятой субстанции».
П. выступает как трансцендентный «бог» и ценностное «начало», от которого «зависят вселенная и природа». Он есть та действительность, которая необходимо предполагается всяким переходом от потенции к акту (в данном случае – общемировым становлением и движением), и оформляет косную материю в энтелехиальный космос. (энергия=энтелехия=акт). Как чистая форма (эйдос) и энергия он лишен всякой потенциальности и материальности, и потому есть ум (нус), а т. к. нематериальность лишает его «частей» и ставит по ту сторону всякой множественности, то он может мыслить только самого себя и в этом самомышлении состоит его вечная и блаженная жизнь в качестве «бога». Поскольку контакт между бестелесным «первым движущим» и телесным «первым движимым» невозможен, то он «движет как объект любовного влечения», к которому все стремится как к высшему благу и конечной цели. От демиурга Платона П. Аристотеля отличается тем, что он не создал мир однажды в прошлом, но актуализирует и оформляет его непрерывно и ежесекундно в течение целой вечности, гарантируя тем самым его безначальность и неуничтожимость. Учение о трансцендентном П. послужило исходной точкой для усвоения философии А. средневековым мусульманством и христианской теологией.
Гилеморфизм –термин, возникший в конце 19 века для обозначения восходящего к Аристотелю учения о форме и материи как основных принципах бытия.
Форма и материя, в философии А. две из четырех «причин», или «принципов» («начал»), бытия. Данное противопоставление терминологически создано А., но концептуально было подготовлено Платоном и еще раньше пифагорейцами. Греческий термин эйдос, обычно переводимый в аристотелевских текстах, как форма, у Платона обозначает трансцендентные «идеи».
Теория Ф. и м. впервые была разработана А. в связи с анализом «становления» в виде учения о «трех принципах»: материальный субстрат, форма, лишенность формы. Становление протекает не от абсолютного не-бытия к бытию, но от акцидентального не-бытия-чем («Сократ необразован») к положительному обладанию эйдосом («Сократ образован»), причем субстрат изменения («Сократ») не возникает и не уничтожается. Учение А. о Ф. и м., так же как и учение о «приципах» вообще, имело эвристический характер: расчленить и высветить в размытом хаосе «слитых» впечатлений объективную («по природе») структуру вещи, делающую ее познаваемой. Ф. и м. – имманентные структурные элементы вещи, которые «неотделимы» от нее и не обладают самостоятельной реальностью в качестве данного нечто; таковой обладает только результат их синтеза – «целостность». При этом Ф. и м. соотносительны акту и потенции: материя есть потенция формы, а форма – актуализация материи. Нераздельность Ф. и м. (принцип, называемый гилеморфизмом) нарушается только дважды, и оба раза в пользу «формы»: в космологии – признанием трансцендентного ума-нуса – перводвигателя, в антропологии – признанием «отделимости» и бессмертия высшей духовной способности – «активного ума». Ф. и м. у Аристотеля могут выступать как функциональные понятия: нечто может быть «формой» материи х, но «материей» формы у. Так в теории элементов «каждое вышележащее тело относится к находящемуся под ним как форма к материи, и, например, вода выступает как «форма» по отношению к земле, но как «материя» по отношению к воздуху. А. различает градации материи: последовательно повторяя гилеморфический анализ, можно дойти до чистой, или первой, материи, о которой невозможно сказать, «из чего» она состоит, и которая противополагается наиболее близкой к энтелехиалному состоянию «последней материи». Например, «дом» предполагает следующие ступени материи: кирпичи («последняя материя»), глина, земля, первая материя (материя четырех элементов). Однако словоупотребление А. непоследовательно, и «первой материей» он иногда называет также ближайшую материю.
Вопрос 6. Философия Августина Блаженного. Бытие, время, человек.
Августин Аврелий (13.11.354, Тагаст, Северная Африка, - 28.8.430, Гиппон, Северная Африка), христианский философ и теолог, представитель латинской патристики. Сын язычника и христианки, получил риторическое образование; до обращения в христианство прошел через увлечение манихейством и скептицизмом; изучал сочинения Плотина и Порфирия. Для духовного облика А. характерны контрасты: органическая связь с античным прошлым – и внутренний отход от него в критике основных ценностей языческой цивилизации; острое личное самосознание – и убежденное утверждение сверхличного церковного авторитета; устремление к универсальному синтезу – и богатство фрагментарных по своей сути подступов к новым проблемам, раскрывающимся лишь в последующие эпохи.
/Для августинианства характерны: ориентация более на Платона, чем на Аристотеля; в теологии аналогия между тремя способностями души (памятью, разумом и волей) и тремя лицами Троицы, а также предпочтение, отдаваемое т. н. онтологическим доказательствам бытия бога; в гносеологии тезис о вере как предпосылке всякого знания, а также акцент на умозрительной интуициии, в акте которой озарение свыше и деятельность человеческого ума неразделимы; в философской антропологии крайне идеалистическая позиция, видящая в человеке душу, которая лишь «пользуется» телом как своим орудием; в доктрине о спасении акцент на предопределении (религиозное представление об исходящей от воли божества детерминированности этического поведения человека и отсюда его «спасения» или «осуждения» в вечности)./
От римской традиции (Цицерон, стоицизм) А. воспринял сугубо практический подход к философствованию: «истина» нужна человеку постольку, поскольку без нее невозможно «блаженство», познание указывает надежные блага и разоблачает ненадежные. В противовес манихейскому дуализму разрабатывал неоплатоническую доктрину о бытии как совершенстве, в свете которой зло оказывается простым недостатком бытия; оригинальный момент теодицеи («оправдание бога») А. – эстетическое оправдание противоречий мира как некоего аналога поэтики антитезы. Онтология А., построенная вокруг учения о боге как принципе бытия, близка к неоплатонизму, однако А. продумывает неоплатонические идеи исходя не столько из объекта, сколько из субъекта. Бытие бога, по А., можно непосредственно вывести из самодостоверности человеческого мышления, а бытие вещей – лишь более отдаленным образом (мысль, получившая новое оформление у Ансельма Кентерберийского, позднее у Декарта, но оспоренная Фомой Аквинским). «Самопознание» и «богопознание», объявленные единственно достойной целью ума, сближены и часто переходят друг в друга, чему способствует спиритуалистический характер антропологии. В результате сократический принцип рефлексии теологизируется, но обсуждение чисто теологических вопросов в свою очередь широко включает философскую проблематику (например, умозаключение к троичности божества от анализа структур человеческого духа: триединство «памяти» как основы личного бытия, «разумения» и «воли» как реализации этого бытия). Психологизм А. выявляется также в его учении о времени как корреляте помнящей, созерцающей и ожидающей души.
Важной чертой мышления А. было внимание к двум проблемам, мимо которых прошла античная мысль: динамики человеческой личности и динамики общечеловеческой истории. Первой из них посвящена «Исповедь» – лирико-философская автобиография, рисующая внутреннее развитие А. от младенчества до окончательного утверждения в ортодоксальном христианстве. С недостижимым для античной литературы и философии психологическим самоанализом А. сумел показать противоречивость становления личности (традиция литературных «исповедей» в европейской культуре до Руссо и Л. Толстого включительно представляет собой секуляризацию данного А. образца). От констатации темных «бездн» души А. пришел к выводу о необходимости божественной благодати, которая одна может вывести личность из греховной инерции и тем самым «спасти»; это положение явилось предметом полемики А. с пелагианами по вопросу о соотношении в деле «спасения» свободной воли и благодати, неоднократно возобновляющейся впоследствии.
Проблема мистически осмысленной диалектики истории поставлена в трактате «О граде божием», который был написан под впечатлениям взятия Рима ордами Алариха в 410. А. различал два противоположных вида человеческой общности: «град земной», т.е. государственность, которая основана на «любви к себе, доведенной до презрения к богу», и «град божий» – духовную общность, которая основана на «любви к богу, доведенной до презрения к себе». Поскольку «град божий» обречен в этом мире на бездомность и странничество, очевидно, что он не тождествен идеалу клерикально-институциональной теократии, в духе которого учение А. часто истолковывалось в средние века. А. находил меткие слова для критики «каиновского» духа империи, потребительски организованной позднеантичной цивилизации, бездумности римлян, завоевавших чужие города и жалующихся, когда то же самое сделали с их собственным городом. Он ясно видит то, что называет «мраком общественной жизни» – внутреннего противоречия имперского престижа, карающей юстиции, вообще власти. Однако всякое насилие – от насилия над ребенком в школе, выразительно описанного в «Исповеди», до государственного насилия – для А. есть следствие греховной испорченности человека и постольку достойно презрения, но неизбежно. Поэтому А. признавал необходимость государственной власти, им же охарактеризованной как «большая разбойничья шайка».
/Небесный град вечен; там никто не рождается, потому что никто не умирает; там истинное и полное счастье, которое есть дар Божий. Оттуда мы получили залог веры на то время, пока, странствуя, вздыхаем о красоте его.
Основателем земного града был братоубийца Каин./
Причисленный католицизмом к четверице важнейших «учителей церкви», А. был для средневековья непререкаемым авторитетом в вопросах теологии и философии, вплоть до Фомы Аквинского, не имеющим себе равного; от него исходит платоническая ориентация ранней схоластики. Протестантизм искал у А. обоснования религиозного индивидуализма и веры в предопределение. В современной католической неосхоластике к А. аппелируют мыслители, не удовлетворяющиеся рассудочностью томизма; представители религиозного экзистенциализма видели в А. одного из своих предшественников.
«Хочу понять Бога и душу. И ничего более? Совершенно ничего».
«Что такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю. Настаиваю, однако, на том, что твердо знаю: если бы ничто не проходило, не было бы прошлого времени; если бы ничто не приходило, не было бы будущего времени; если бы ничего не было, не было бы и настоящего времени. А как могут быть эти два времени, прошлое и будущее, когда прошлого уже нет, а будущего еще нет? И если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывается временем только потому, что оно уходит в прошлое. Как же мы говорим, что оно есть, если причина его возникновения в том, что его не будет! Разве мы ошибаемся, сказав, что время существует только потому, что оно стремится исчезнуть?…
До творения мира времени не было. Творение вызвало некоторое движение; моменты этого движения и изменения в мире и есть время…
Что же представляет собой время? Как понимать «длительность» или «краткость» времени, где они существуют? В прошлом, но его уже нет. В будущем? Но его еще нет. Значит, в настоящем. Но если мы возьмем отрезок настоящего времени любой длины – в сто лет, в год, в месяц, в день, в час и т. д., то увидим, что он состоит как бы из трех интервалов. Один из них находится в прошлом, другой еще в будущем, и третий – кратчайший, неделимый уже далее на мельчайшие части, миг и составляет собственно настоящее время. Он так краток, что длительности в нем нет. Если бы он длился, в нем можно было бы отделить прошлое от будущего; настоящее не продолжается. Но как же тогда мы можем измерять время, сравнивать временные отрезки и т. п.?
Где же пребывает это неуловимое время?…Время существует только в нашей душе. Прошлое - в памяти, будущее – в ожидании. Его можно предвидеть по некоторым признакам, существующим уже в настоящем. Сущность настоящего времени составляет созерцание (intuitus)…Правильнее не называть времена – прошедшее, будущее, настоящее, а говорить так: «настоящее прошедшего», «настоящее настоящего» и «настоящее будущего». Некие три времена эти я не увижу нигде в другом месте, кроме как в душе…В тебе, душа моя, измеряю я время. Впечатление от проходящего мимо остается в тебе, и его-то, сейчас существующее, я измеряю, а не то, что прошло и его оставило. Впечатление я измеряю, измеряя время.
Звук измеряется не тогда, когда он уже отзвучал, и не тогда, когда он еще не прозвучал, и не в момент звучания; и все-таки он измеряется. Где же? В нас, его слушающих, в нас, с ним длящихся. Там же, где нет никакой твари, через изменяющиеся движения которой образуются времена, там совершенно не может быть времен…
Каким же образом уменьшается или исчезает будущее, которого нет? Каким образом растет прошлое, которого уже нет? Только потому, что это происходит в душе, и только в ней существует три времени. Она ждет, и внимает, и помнит: то, чего она ждет, проходит через то, чему она внимает, и уходит туда, о чем она вспоминает…
Мне кажется, что время есть не что иное, как некое протяжение, но протяжение чего именно – я не знаю с достоверностью, хотя маловероятно, чтобы оно было чем-то иным, нежели протяжением самого духа…
Говоря все это о времени, я ничего не утверждаю, а только доискиваюсь истины и пытаюсь познать ее…
Время измеряется в памяти. Например, я намереваюсь пропеть известный мне гимн, который знаю наизусть. Прежде чем начну его, я весь обращаюсь при этом в ожидание. Но когда начну, тогда пропетое мною, переходя в прошедшее, принадлежит уже моей памяти, так что жизнь моя при этом действии разлагается на память по отношению к тому, что пропето, и ожидание по отношению к тому, что осталось петь, а внимание всегда присуще мне и служит к переходу будущего в прошедшее. И чем далее продолжается действие мое, тем более ожидание сокращается, а воспоминание возрастает, пока ожидание не истощится и не обратится всецело в воспоминание.»
«Время» - «книга». Всего лишь обозначение.
Вопрос 7. Философия Ф. Аквинского. Вера и разум. Доказательства бытия бога.
Фома Аквинский, Фома Аквинат (1225 или 1226, Южная Италия, - 7.3.1274, Южная Италия), средневековый философ и теолог, систематизатор ортодоксальной схоластики, основатель томизма; монах доминиканец (с 1244). В 1567 признан пятым «учителем церкви».
/Томизм (от латинского Thomas – Фома), направление в схоластической философии и теологии католицизма, порожденное влиянием Фомы Аквинского. Для Т. в целом характерно стремление соединить строго ортодоксальную позицию в религиозных вопросах с подчеркнутым уважением к правам рассудка, здравого смысла (в отличие от августианства, аппелирующего к интуиции). С этим связаны: ориентация более на Аристотеля, чем на Платона и неоплатоников; в гносеологии четкое разделение между откровением и «естественным светом» рассудка (сочетающееся с убеждением, что конечный смысл данного в откровении и открытого рассудком должен находиться в согласии); в теологии – предпочтение космологических доказательств бытия бога как более доходчивых сравнительно с онтологическим доказательством (Ансельм Кентерберийский. Выводящее бытие бога из самого понятия бога как всесовершенной сущности, необходимо включающей бытийственность); в антропологии – учение о человеке как единстве души и тела, которому душа дает «субстанциальную форму», - в противовес августинианскому спиритуализму; в этике – аристотелевская концепция добродетели как середины между двумя пороками./
