Нормообразующие факторы, влияющие на содержание коллизионного регулирования договорных обязательств
На правах рукописи
Асосков Антон Владимирович
НОРМООБРАЗУЮЩИЕ ФАКТОРЫ, ВЛИЯЮЩИЕ НА СОДЕРЖАНИЕ КОЛЛИЗИОННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ
ДОГОВОРНЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ
Специальность 12.00.03 – гражданское право;
предпринимательское право; семейное право;
международное частное право
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
доктора юридических наук
Москва – 2011
Диссертация выполнена в Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова (юридический факультет)
Официальные оппоненты - доктор юридических наук, профессор
Вилкова Нина Григорьевна
(Всероссийская академия внешней торговли Минэкономразвития России)
доктор юридических наук, профессор Дмитриева Галина Кирилловна
(Московская государственная юридическая академия имени О.Е. Кутафина)
доктор юридических наук, профессор
Зыкин Иван Семенович
(Институт государства и права Российской академии наук)
Ведущая организация - Московский государственный институт международных отношений (университет) Министерства иностранных дел Российской Федерации
Защита диссертации состоится 28 марта 2012 г. в 15 ч. 15 мин. на заседании диссертационного совета Д.501.001.99 при Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова по адресу: 119991, ГСП-1, Москва, Ленинские горы, МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов, юридический факультет, аудитория 826.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова по адресу: 119991, ГСП-1, Москва, Ленинские горы, МГУ, 2-й корпус гуманитарных факультетов.
Автореферат разослан ____ __________________ 2012 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета В.А. Чибисов
Общая характеристика работы
Актуальность темы исследования. Интенсивное развитие международных экономических связей порождает большое количество вопросов, связанных с коллизионным регулированием различных аспектов договорных обязательств. Широкое распространение соглашений сторон о выборе права, применимого к трансграничному договору, требует определения научно обоснованных пределов действия принципа автономии воли в международном частном праве. Фундаментальные научные подходы необходимы также при подборе коллизионных решений, обеспечивающих наиболее эффективное правовое регулирование договорных обязательств в отсутствие соглашения сторон о выборе применимого права.
До настоящего времени обоснование целесообразности тех или иных коллизионных решений производилось в отечественной науке в основном с помощью догматических аргументов. В зарубежной науке такой подход зачастую характеризуется как находящийся в русле так называемой «юриспруденции понятий» (Begriffsjurisprudenz), которая в 20 веке была в значительной степени вытеснена более молодыми теоретическими школами. Данная ситуация не обошла стороной и науку международного частного права: в настоящее время логика коллизионных норм обсуждается зарубежом преимущественно в контексте «юриспруденции интересов» (Interessenjurisprudenz) и такой ее более поздней разновидности, как «юриспруденция ценностей» (Wertungsjurisprudenz). Кроме того, в последние годы предпринимаются активные попытки объяснения основных проблем международного частного права через инструментарий экономического анализа права (Law & Economics), что особенно характерно для американской доктрины международного частного права. Полученные таким образом достижения зарубежной доктрины международного частного права до настоящего времени практически не известны в России.
Важным фактором, обусловливающим актуальность выбранной темы исследования, также является активная законодательная работа в сфере коллизионного права. В странах Европейского союза полемика относительно оптимальных коллизионных решений в сфере договорных обязательств была вызвана трансформацией Римской конвенции 1980 г. о праве, применимом к договорным обязательствам[1], в одноименный общеевропейский Регламент[2]. В США научная дискуссия по данной теме была во многом связана с пересмотром Свода конфликтного права 1934 г.[3] и утверждением Второго Свода конфликтного права 1971 г.[4] В дальнейшем эти вопросы не теряли своей актуальности в связи с разработкой Межамериканской конвенции 1994 г. о праве, применимом к международным контрактам, и предложениями по подготовке проекта Третьего Свода конфликтного права.
Активная законодательная работа над коллизионными нормами ведется в последнее время в Российской Федерации, а также в других странах СНГ. Образованная под эгидой Совета по кодификации гражданского законодательства при Президенте РФ Рабочая группа по совершенствованию Раздела VI «Международное частное право» Гражданского кодекса РФ[5], в состав которой входил автор настоящего исследования, подготовила вначале Концепцию совершенствования Раздела VI ГК РФ, а затем проект изменений и дополнений в этот раздел закона. Предложенные законодательные изменения требуют пояснения в целях выработки правильного толкования и определения их преимуществ в сравнении с действующим законодательным регулированием.
Успех подобных законотворческих работ возможен только при условии всестороннего изучения отечественного и иностранного опыта, выявления устаревших и новых перспективных коллизионных решений.
Теоретическую основу диссертационного исследования составляют работы отечественных и иностранных авторов по международному частному праву и сравнительному правоведению.
Вопросы коллизионного регулирования договорных обязательств были предметом специального анализа в работах следующих ведущих отечественных авторов: М.П. Бардина, Н.Г. Вилкова, И.С. Зыкин, Г.К. Дмитриева, А.С. Комаров, Л.А. Лунц, Д.Ф. Рамзайцев, М.Г. Розенберг, А.А. Рубанов и др. Среди работ последних лет по данной тематике, подготовленных молодым поколением российских авторов, следует специально упомянуть исследования А.Н. Жильцова, Е.В. Кабатовой, В.А. Канашевского, А.И. Муранова, С.В. Третьякова, Н.В. Тригубович, Р.М. Ходыкина и др.
Большое внимание в работе было уделено зарубежным исследованиям по вопросам определения права, применимого к договорным обязательствам. Среди германских авторов следует отметить следующих авторов: П. Манковски (P. Mankowski), Д. Мартини (D. Martini), Кр. Райтманн (Chr. Reithmann), Б. фон Хоффманн (B. von Hoffmann), В. Хаудек (W. Haudek). К ведущим швейцарским исследованиям относятся работы Фр. Вишера (Fr. Vischer), К. Зира (K. Siehr), А. Шнитцера (A. Schnitzer). Среди английских авторов следует особо упомянуть работы А. Бриггз (A. Briggs) Л. Коллинз (L. Collins), К. Морс (C. Morse), Р. Плендер (R. Plender), Дж. Фосетт (J. Fawcett), Тр. Хартли (Tr. Hartley), Дж. Хилл (J. Hill) К наиболее важным работам американских авторов относятся исследования таких авторов, как Р. Вайнтрауб (R. Weintraub), Дж. Нафцигер (J. Nafziger), Э. Рабель (E. Rabel), В. Риз (W. Reese), Ю. Скоулз (E. Scoles), С. Симеонидеса (S. Symeonides), П. Хэй (P. Hay), А. Эренцвейг (A. Ehrenzweig). Особого упоминания также заслуживают работы скандинавского автора О. Ландо (O. Lando) и австралийского ученого П. Ная (P. Nygh).
При подготовке настоящего исследования также использовались ведущие работы по общим вопросам международного частного права следующих отечественных авторов: М.М. Богуславский, М.И. Брун, В.П. Звеков, Г.К. Дмитриева, Л.А. Лунц, А.Л. Маковский, Н.И. Марышева, И.С. Перетерский, А.А. Пиленко и др. Большое внимание было уделено работам по основополагающим проблемам международного частного права, подготовленным следующими ведущими иностранными специалистами: Ю. Базедов (J. Basedow), В. Венглера (W. Wengler), Фр. Вишер (Fr. Vischer), Т. де Бур (T. de Boer), О. Кан-Фройнд (O. Kahn-Freund), Г. Кегель (G. Kegel), Я. Крополлер (J. Kropholler), П. Манковски (P. Mankowski), С. Симеонидес (S. Symeonides), А. Страйкен (A. Stryucken), А. Флесснер (A. Flessner), Кр. фон Бар (Chr. von Bar), Кл. Шуриг (Kl. Schurig), Фр. Юнгер (Fr. Juenger) и др.
Нормативную базу исследования составляют правила международных договоров, направленных на унификацию коллизионного регулирования договорных обязательств, положения актов международного характера, которые не имеют обязательной юридической силы (типовые законы, рекомендации, своды договорного права, сборники международных торговых обыкновений), нормы актов, изданных на уровне Европейского союза, нормы отечественного и иностранного национального права. Среди международных договоров особое внимание было уделено Римской конвенции 1980 г. о праве, применимом к договорным обязательствам, Гаагской конвенции 1955 г. о праве, применимом к международной купле-продаже товаров, Гаагской конвенции 1986 г. о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, Межамериканской конвенции 1994 г. о праве, применимом к международным контрактам, а также договорам о правовой помощи по гражданским делам с участием Российской Федерации. В то же время за рамками настоящего исследования находились международные акты, направленные на унификацию материально-правового регулирования трансграничных контрактов.
Большое внимание в диссертации уделено коллизионным нормам Раздела VI «Международное частное право» ГК РФ, а также проекту изменений и дополнений данного раздела, подготовленному с участием автора настоящего исследования Рабочей группой под эгидой Совета по кодификации гражданского законодательства при Президенте РФ.
Из иностранных правовых систем в центре внимания находился опыт западноевропейских стран – членов Европейского союза. Этим государствам удалось выработать унифицированные подходы к коллизионному регулированию договорных обязательств, которые нашли выражение вначале в Римской конвенции 1980 г. о праве, применимом к договорным обязательствам, а затем в Регламенте 2008 г. о праве, применимом к договорным обязательствам (Регламент Рим I). Кроме того, большое внимание уделяется нормам Закона Швейцарии 1987 г. о международном частном праве, который считается своеобразным эталоном национального законодательного акта в этой области. Не оставлены без внимания и подходы, используемые в американском коллизионном праве, которые, прежде всего, зафиксированы во Втором своде конфликтного права и Единообразном торговом кодексе США.
Судебная и арбитражная практика. В процессе диссертационного исследования были широко использованы материалы отечественной и зарубежной судебно-арбитражной практики. Акцент в работе сделан на подходах к определению применимого права при разрешении споров в государственных судах. Ограниченные рамки настоящего исследования не позволили подробно остановиться на особенностях определения применимого материального права в международном коммерческом арбитраже[6].
Наряду с примерами конкретных судебных дел из российской и иностранной практики в работе анализируются руководящие указания Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ и обзоры судебной практики Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ, относящиеся к проблемам определения права, применимого к договорным обязательствам.
Методологическая основа исследования. Диссертационное исследование написано с использованием получившей большое развитие в европейских странах (прежде всего, в науке Германии) методологии «юриспруденции интересов» (Interessenjurisprudenz), а также ее более поздней разновидности - «юриспруденции ценностей» (Wertungsjurisprudenz). Данный методологический подход предполагает выявление различных групп интересов, которые ведут к формированию системы нормообразующих факторов, влияющей на выбор коллизионных решений для различных аспектов частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом.
Кроме того, при написании диссертации использовались методы и приемы формальной логики (анализ и синтез, дедукция и индукция и др.), а также частнонаучные методы – формально-юридический, сравнительно-правовой, исторический, лингвистический.
Предмет диссертационного исследования. Предметом диссертационного исследования являются подходы к определению права, применимого к обязательствам, возникающим из трансграничных контрактов. Выявление оптимальных подходов к решению коллизионной проблемы, в свою очередь, делает необходимым изучение групп интересов и основанных на них нормообразующих факторов, определяющих содержание коллизионных норм.
Цели и задачи исследования. Основной целью исследования является разработка системы нормообразующих факторов, объясняющей закономерности и логику коллизионного регулирования частноправовых отношений с иностранным элементом. Для демонстрации практического действия выявленной системы нормообразующих факторов были проанализированы основные элементы коллизионного регулирования договорных обязательств.
Достижение поставленной цели осуществлялось посредством решения следующих основных задач:
- установление основных характеристик разнонаправленного (мультилатерального) подхода к решению коллизионной проблемы, преобладающего в современном европейском международном частном праве;
- определение понятия нормообразующего фактора, влияющего на содержание коллизионного регулирования;
- выявление круга интересов и основанных на них нормообразующих факторов, подлежащих учету при выработке коллизионных решений;
- анализ правовой природы соглашений о выборе применимого права;
- применение общей системы нормообразующих факторов для целей определения научно оправданных ограничений принципа автономии воли сторон в международном частном праве;
- применение общей системы нормообразующих факторов для целей определения наиболее эффективных коллизионных норм для договорных обязательств при отсутствии соглашения сторон о выборе применимого права.
Научная новизна исследования заключается в построении общей системы нормообразующих факторов, подлежащих учету в рамках коллизионного регулирования частноправовых отношений с иностранным элементом. Практическая эффективность данной системы демонстрируется на примере решения особенно сложных вопросов наиболее важного института международного частного права - коллизионного регулирования договорных обязательств. Таким образом, в диссертационном исследовании предложена оригинальная и протестированная на практических примерах система нормообразующих факторов, которая в рамках международного частного права носит универсальный характер и помогает понять содержание и логику коллизионного регулирования частноправовых отношений с иностранным элементом.
Основные выводы, конкретизирующие научную новизну исследования, отражены в следующих положениях, выносимых на защиту:
1. В диссертации обоснована оригинальная система нормообразующих факторов, определяющих логику международного частного права на основе типизации и обобщения различных интересов, преследуемых участниками трансграничных отношений, а также государствами, осуществляющими правовое регулирование этих отношений. Предложенная система нормообразующих факторов основана на сочетании коллизионных, материальных и публичных факторов, значение и удельный вес которых зависит от регулируемой области частного права.
2. Выделение группы коллизионных нормообразующих факторов отражает наличие у различных субъектов специфического интереса в применении тех или иных коллизионных решений. Следует выделять три вида коллизионных нормообразующих факторов:
- индивидуальные коллизионные интересы, которые, как правило, направлены на применение личного закона лица (персональных коллизионных привязок) или права, выбранного соответствующим субъектом;
- коллизионные интересы оборота (интересы всех третьих лиц – потенциальных участников частноправовых отношений), которые, как правило, направлены на применение права той страны, на территории которой находится объект гражданских прав, либо где имели место юридические факты, с которыми связано возникновение, изменение или прекращение частноправовых отношений;
- коллизионные интересы правопорядка, которые направлены на эффективное функционирование правовой системы каждого государства и к которым следует относить международное и внутреннее единообразие решений, правовую определенность и предвидимость результата, склонность суда к применению собственного материального права, исполнимость выносимых решений.
3. Публичные нормообразующие факторы в современном европейском международном частном праве реализуются преимущественно через институт сверхимперативных норм, который является заимствованием из однонаправленного подхода к решению коллизионной проблемы и позволяет обеспечить учет публичных интересов государств, существенно не деформируя оставшийся массив норм международного частного права. Вместе с тем в тех областях частного права, которые находятся под значительным влиянием публичных интересов, публичные нормообразующие факторы подлежат учету также при формулировании двусторонних коллизионных норм, основанных на традиционном разнонаправленном подходе к решению коллизионной проблемы.
4. Включение в общую систему нормообразуюших факторов отдельной группы материальных нормообразующих факторов позволяет преодолеть наиболее серьезный недостаток традиционного разнонаправленного подхода и учесть на уровне международного частного права содержание материально-правового регулирования частноправовых отношений, а также материально-правовой результат разрешения трансграничного спора. Учет материальных нормообразующих факторов осуществляется как в рамках коллизионных норм с традиционной структурой (функциональных двусторонних и односторонних норм), так и с помощью нового механизма множественности коллизионных привязок.
5. В случае наличия указания сторон на применение определенных норм права необходимо различать коллизионный выбор применимого права, с одной стороны, и инкорпорацию выбранных сторонами нормативных правил в текст договора, с другой стороны. Если коллизионный выбор применимого права является самостоятельным институтом международного частного права, то механизм инкорпорации представляет собой проявление общегражданского принципа свободы договора и не подлежит специальному регулированию на уровне международного частного права.
6. Объяснение теоретической природы института автономии воли в международном частном праве следует осуществлять с помощью материально-правовой теории, которая предполагает выделение в международном частном праве особого материально-правового института, чьи нормы санкционируют соглашения сторон о выборе применимого права. Отказ от объяснения теоретической природы автономии воли через коллизионно-правовую теорию, которая приравнивает соглашение сторон о выборе права к обычной коллизионной привязке, позволяет избежать необоснованных догматических ограничений института автономии воли и определять целесообразность таких ограничений на основе полноценного анализа всех нормообразующих факторов.
7. Среди возможных механизмов ограничения автономии воли в потребительских договорах наиболее рациональной является модель, которая основана на обеспечении применения более выгодных для потребителя императивных норм объективного договорного статута, действующих преимущественно перед нормами выбранного сторонами права.
8. С точки зрения международного частного права использование автономии воли для внутренних договоров ограничено формой инкорпорации положений иностранного права в текст договора. Данное ограничение автономии воли сторон может быть зафиксировано как путем исключения внутренних договоров из сферы действия норм международного частного права, так и с помощью специального правила, определяющего принцип разграничения трансграничных и внутренних договоров.
9. Неограниченный выбор сторонами применимого права для отдельных частей договора следует признать допустимым для смешанных договоров и договоров, имеющих несколько однотипных объектов (так называемое объектное расщепление). Если стороны указали на применение норм различных правовых систем в отношении различных элементов договора с единым объектом (так называемое горизонтальное расщепление), то следует исходить из презумпции того, что стороны осуществили коллизионный выбор только одного правопорядка, в то время как ссылки сторон на другие правовые системы рекомендуется по общему правилу рассматривать в качестве инкорпорации положений этих правовых систем в текст договора.)
10. Стороны трансграничного договора, заключенного при осуществлении предпринимательской деятельности, следует наделить возможностью выбора вненациональных источников в качестве применимого права при условии, что такие вненациональные источники представляют собой относительно законченную систему правовых предписаний, способную самостоятельно восполнять пробелы правового регулирования, соответствуют основным началам частного права, а также защищены от возможных злоупотреблений путем установления императивных норм, которые не могут быть исключены соглашением сторон.
11. Выявленные недостатки теории характерного исполнения, используемой для коллизионного регулирования договорных обязательств в отсутствие соглашения сторон о выборе применимого права, свидетельствуют о целесообразности сохранения корректирующей оговорки, призванной устранять наиболее неадекватные результаты применения теории характерного исполнения, вызванные особенностями конкретного спора.
12. Наблюдаемые в законодательстве и судебной практике различных стран отступления от общей теории характерного исполнения обусловливаются влиянием различных групп нормообразующих факторов. Учет индивидуальных коллизионных интересов слабой стороны свидетельствует о целесообразности использования привязки к месту жительства потребителя. Учет коллизионных интересов оборота и коллизионных интересов правопорядка применительно к некоторым видам гражданско-правовых договоров говорит в пользу применения привязки к месту нахождения объекта недвижимого имущества или месту исполнения характерного обязательства. Учет материальных факторов сигнализирует о предпочтительности применения единого права для договоров, которые взаимосвязаны с юридической или экономической точек зрения.
Теоретическая значимость работы выражается в формулировании общей системы нормообразующих факторов, влияющих на формирование коллизионных норм, которая в рамках международного частного права носит универсальный характер и может быть использована для определения наиболее эффективных коллизионных решений в различных областях международного частного права. В работе обоснованы предпочтительные подходы к решению сложных проблем, связанных с установлением ограничений действия принципа автономии воли в международном частном праве (защита слабой стороны в договоре, влияние последующего выбора применимого права на интересы третьих лиц, возможность выбора применимого права для чисто внутреннего договора, допустимость условных и негативных соглашений о выборе права, допустимость выбора вненациональных источников и права, в соответствии с обычными императивными нормами которого договор является недействительным и т.п.) Кроме того, в работе продемонстрированы преимущества и недостатки теории характерного исполнения, которая является центральным элементом коллизионного регулирования договорных обязательств в отсутствие соглашения сторон о выборе применимого права. Одновременно научно обоснованно, в каких случаях целесообразно скорректировать применение этой теории за счет обращения к другим коллизионным привязкам.
Практическая значимость работы состоит в том, что в ней затрагиваются многие аспекты, которые могут быть использованы как практикующими юристами в правоприменительном процессе, так и при преподавании курса международного частного права и различных спецкурсов по общим и специальным вопросам коллизионного права.
В работе проанализировано не только действующее коллизионное законодательство, но и проект изменений и дополнений Раздела VI «Международное частное право» ГК РФ, подготовленный с участием автора настоящего исследования под эгидой Совета по кодификации гражданского законодательства при Президенте РФ. Дополнительные предложения автора в части усовершенствования норм Раздела VI «Международное частное право» ГК РФ приведены в форме таблицы в приложении к настоящей работе.
Апробация результатов исследования. Материалы исследования использовались для подготовки программ, учебно-методических комплексов, лекций по дисциплине «Международное частное право», преподаваемой автором на Юридическом факультете Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова, а также в ГОУ «Российская школа частного права». Результаты исследования были положены в основу спецкурсов («Актуальные проблемы теории международного частного права», «Коллизионное регулирование договорных обязательств»), прочитанных автором в указанных высших учебных заведениях.
Выносимые на защиту положения докладывались в 2006-2010 гг. на конференциях и семинарах, которые проходили в Институте зарубежного и международного частного права им. Макса Планка (г. Гамбург, Германия), а также Институте восточно-европейского права Университета им. Кристиана Альбрехта (г. Киль, Германия).
По теме диссертационного исследования опубликованы 17 научных и научно-методических работ (из них 2 монографии). 12 статей опубликованы в журналах, рекомендуемых Высшей аттестационной комиссией Министерства образования РФ для публикаций основных результатов диссертаций на соискание ученой степени доктора наук. Общий объем публикаций по теме диссертационного исследования – более 80 п.л.
Структура диссертационного исследования включает введение, две части, состоящие из восьми глав (которые в свою очередь включают параграфы и подпараграфы), заключение, библиографию, а также предложения автора по дальнейшему совершенствованию российского коллизионного регулирования договорных обязательств.
Краткое содержание работы
Во Введении обосновывается актуальность избранной темы, указывается теоретическая и методологическая основа исследования, определяется предмет исследования, формулируются его цели и задачи, дается характеристика научной новизны и практической значимости, излагаются положения, выносимые на защиту, приводятся сведения об апробации результатов исследования.
Часть I «Общее учение о системе нормообразующих факторов, влияющих на содержание коллизионного регулирования частноправовых отношений с иностранным элементом» включает в себя пять глав, разделенных на параграфы. В первой части исследования на основе изучения отечественного и иностранного опыта формулируется общая система нормообразующих факторов, подлежащих учету в рамках коллизионного регулирования частноправовых отношений с иностранным элементом.
Глава 1 «Разнонаправленный подход как основной способ решения коллизионной проблемы в современном европейском международном частном праве» состоит из трех параграфов и посвящена краткому описанию основных элементов различных подходов к решению коллизионной проблемы, то есть проблемы определения материального права, применимого к правовому регулированию частноправовых отношений.
В первом параграфе «Классификация подходов к решению коллизионной проблемы» дается общая характеристика трех известных на сегодняшний день подходов к решению коллизионной проблемы. В основе материально-правового подхода (substantive law approach), который применялся уже в период Древнего Рима, лежит не выбор одной из существующих правовых систем, а формулирование новой совокупности материально-правовых норм, приспособленных к регулированию трансграничных отношений. В современном международном частном праве материально-правовой подход к решению коллизионной проблемы находит выражение в использовании метода материально-правовой унификации, который, к сожалению, вплоть до настоящего времени получил широкое применение лишь в отдельных областях международного частного права.
При использовании так называемого унилатерального или однонаправленного подхода (unilateral approach) коллизионная проблема решается за счет определения пространственной и персональной сферы действия каждой потенциально применимой материально-правовой нормы и, соответственно, оценки того, покрывает ли установленная таким образом сфера действия нормы спорное отношение или отдельно взятый спорный вопрос. В своем чистом виде разновидности однонаправленного подхода (средневековая теория статутов, теории односторонних коллизионных норм европейских авторов конца XIX – начала XX вв., теория правительственного интереса американского ученого Бр. Карри) не получили широкого практического применения в современном европейском коллизионном праве вследствие многочисленных теоретических и практических недостатков, присущих данному подходу.
Во втором параграфе «Основные элементы разнонаправленного подхода» приводятся наиболее важные характеристики мультилатерального или разнонаправленного подхода (multilateral approach) к решению коллизионной проблемы, который является доминирующим в современном европейском международном частном праве. Данный подход основан на типизации имущественных и личных неимущественных отношений, для каждой разновидности которых формулируются специальные критерии (называемые коллизионными привязками или формулами прикрепления), позволяющие приурочить (локализовать) отношение в рамках определенной правовой системы. Разнонаправленный подход исходит из постулатов о равноценности и взаимозаменяемости систем частного права различных государств, международном единообразии решений как главной цели международного частного права.
Переход к использованию преимущественно национальных коллизионных норм, отличающихся в каждой из стран мира, породил одну из центральных проблем антиномии (противоречия) между трансграничной (международной) природой регулируемых отношений, с одной стороны, и преимущественно национальным характером того инструментария, который наука международного частного права может предложить для решения поставленных перед ней задач.
В третьем параграфе «Поддержка и критика разнонаправленного подхода в доктрине международного частного права» констатируется, что традиционный разнонаправленный подход признается наилучшим способом решения коллизионной проблемы, но одновременно подвергается критике. Основное критическое замечание связано с тем, что традиционный разнонаправленный подход в духе классического учения Савиньи не учитывает особенности материально-правового регулирования и практически полностью игнорирует материально-правовой результат разрешения спора.
Глава 2 «Понятие и виды коллизионных нормообразующих факторов» состоит из шести параграфов и посвящена определению понятия нормообразующего фактора, а также определению специфических интересов субъектов и государств в сфере международного частного права.
В первом параграфе «Понятие и классификация принципов и нормообразующих факторов в международном частном праве» дается определение понятия нормообразующего фактора в международном частном праве, а также формулируются его отличия от понятия принципов международного частного права. Под принципами международного частного права предлагается понимать основные начала, наиболее общие руководящие положения, имеющие общеобязательный характер в сфере международного частного права. Делается вывод о том, что все современные коллизионные нормы основаны на различном сочетании следующих трех основополагающих начал коллизионного регулирования - принципа применения судом собственного права (lex fori), принципа наиболее тесной связи (принципа поиска наиболее оптимальной локализации отношения – lex causae), а также принципа автономии воли сторон (принципа, в соответствии с которым стороны отношения могут сами выбрать право, применимое к их отношению – lex voluntatis).
Условный термин нормообразующий фактор вводится автором для обозначения явлений, подлежащих учету законодателем или правоприменителем при определении наиболее эффективного решения коллизионной проблемы. Нормообразующие факторы формируются на основе типизации и обобщения объективно существующих интересов различных участников трансграничных отношений, а также государств, регулирующих эти отношения.
Во втором параграфе «Понятие коллизионных нормообразующих факторов» излагаются основные положения теории коллизионных интересов известного немецкого ученого Г. Кегеля, которые впоследствии были развиты его учеником Кл. Шуригом. Данная теория, отталкиваясь от существования особой «коллизионно-правовой справедливости» (под которой понимается оптимальный результат разрешения коллизионной проблемы) и ее противопоставления «материально-правовой справедливости» (оптимальному результату разрешения материально-правового спора), делает вывод о том, что у различных групп субъектов имеются специфические интересы в применении тех или иных подходов к определению применимого материального права в рамках различных частноправовых институтов. Теория коллизионных интересов (в терминологии настоящего исследования – коллизионных нормообразующих факторов) является на сегодняшний день преобладающей в науке международного частного права стран германской правовой семьи.
В третьем параграфе «Классификация коллизионных нормообразующих факторов» описываются виды предлагаемых к выделению коллизионных нормообразующих факторов:
- индивидуальные коллизионные интересы, которые, как правило, направлены на применение личного закона лица (персональных коллизионных привязок - права гражданства или места жительства физического лица, места учреждения юридического лица или фактического нахождения его основного органа) или права, выбранного соответствующим субъектом;
- коллизионные интересы оборота (интересы всех третьих лиц – потенциальных участников частноправовых отношений), которые, как правило, направлены на применение права той страны, на территории которой находится объект гражданских прав (например, права места нахождения вещи), либо где имели место юридические факты, с которыми связано возникновение, изменение или прекращение частноправовых отношений (например, место совершения сделки или место причинения вреда);
- коллизионные интересы правопорядка, которые направлены на эффективное функционирование правовой системы каждого государства и к которым следует относить международное и внутреннее единообразие решений, правовую определенность и предвидимость результата, склонность суда к применению собственного материального права, исполнимость выносимых решений.
В четвертом параграфе «Взаимодействие различных групп коллизионных нормообразующих факторов» делается вывод о невозможности построения иерархии различных видов коллизионных нормообразующих факторов – в зависимости от вида регулируемого частноправового отношения на первый план выходят различные группы этих факторов. Практическое действие системы коллизионных нормообразующих факторов иллюстрирует на примере американского дела Milliken v. Pratt, являющегося хрестоматийным для американской доктрины международного частного права[7].
В пятом параграфе «Критика теории коллизионных нормообразующих факторов Г. Кегеля» излагаются наиболее существенные критические замечания в адрес теории коллизионных интересов Г. Кегеля и Кл. Шурига. Как и в отношении исходной для разнонаправленного подхода теории Савиньи, наиболее серьезная критика теории коллизионных интересов основана на невозможности игнорирования нормообразующих факторов, связанных с материальным результатом спора, а также учетом публичных интересов государств, участвующих в правовом регулировании трансграничных отношений.
В шестом параграфе «Альтернативные теории о коллизионных нормообразующих факторах» описываются наиболее заметные теории коллизионных интересов, конкурирующие с теорией Г. Кегеля и Кл. Шурига (теории А. Людерица, Я. Долингера, О. Кан-Фройнда, О.Н. Садикова). Делается вывод о том, что эти альтернативные теории не получили широкого признания. Главным недостатком альтернативных теорий коллизионных нормообразующих факторов является то, что предлагаемые в них факторы не образуют сбалансированной системы, которая могла бы претендовать на универсальное применение для различных институтов международного частного права.
Глава 3 «Сверхимперативные нормы как основной механизм учета публичных нормообразующих факторов» состоит из четырех параграфов и нацелена на выявление механизмов, с помощью которых публичные нормообразующие факторы воздействуют на международное частное право.
В первом параграфе «Понятие сверхимперативной нормы» определяются причины возникновения нового института сверхимперативных норм, а также те вопросы, для регулирования которых сверхимперативные нормы используются различными государствами. Появление этого нового института связано с основным недостатком разнонаправленного подхода - безразличием к материальному-правовому результату разрешения спора. Начиная со второй половины XX в., на фоне возрастающего вмешательства государств в регулирование экономических отношений национальные законодатели более не могли мириться с тем с тем, что наиболее важные императивные нормы, нацеленные на реализацию публичных интересов, не применялись вследствие игнорирования этих публичных интересов со стороны классической теории международного частного права.
Во втором параграфе «Механизм действия теории сверхимперативных норм» описываются основные черты теории специальной связи (special connection theory, Sonderanknpfungslehre), которая стала доминирующим способом объяснения механизма действия института сверхимперативных норм. Суть теории специальной связи заключается в признании возможности изъятия некоторых аспектов отношения из-под действия традиционных коллизионных норм и подчинения их императивным материально-правовым нормам особого рода. При этом в центр внимания ставится изучение свойств самих иностранных материально-правовых норм на предмет выявления их «стремления» к применению в рассматриваемой ситуации.
Таким образом, теория специальной связи основана на использовании однонаправленного подхода к решению коллизионной проблемы, поскольку во главу угла ставится определение пространственно-персональной сферы действия материально-правовых норм различных правопорядков. Однако в европейском международном частном праве влияние однонаправленного подхода является строго ограниченным, так как, во-первых, теория специальной связи используется для узкой группы материально-правовых норм, и, во-вторых, однонаправленный подход корректируется за счет использования специальных условий, наличие которых проверяется судом при принятии решения о применении иностранных сверхимперативных норм (наличие тесной связи между отношением и правопорядком, к которому относится соответствующая сверхимперативная норма; проверка преследуемых иностранным законодателем характера и целей на предмет их соответствия ценностям, признаваемым в отечественном праве и праве большинства других стран; оценка практических результатов, которые повлечет применение или неприменение иностранной сверхимперативной нормы).
В результате теория специальной связи является в современном европейском международном частном праве основным способом реализации публичных нормообразующих факторов, учитывающих публичные интересы отдельных государств. Установленные рамки действия института сверхимперативных норм позволяют при этом существенно не деформировать оставшийся массив норм международного частного права, основанный на применении разнонаправленного подхода к решению коллизионной проблемы.
В третьем параграфе «Теория специальных двусторонних коллизионных норм» описывается теория, сторонники которой полагают, что институт сверхимперативных норм можно успешно вписать в рамки разнонаправленного подхода. Эта теория предполагает, что по тем вопросам, для которых государства обычно формулируют сверхимперативные нормы, должны быть разработаны двусторонние коллизионные нормы, которые будут определять сферу применения как отечественных, так и иностранных сверхимперативных норм.
Теория специальных двусторонних коллизионных норм в общем плане подвергается критике, поскольку она не может быть эффективно использована в отношении тех сверхимперативных норм, которые направлены преимущественно на защиту публичных (а не частных) интересов. При применении таких сверхимперативных норм невозможно отказаться от оценки пространственно-персональной сферы действия этих норм в соответствии с той правовой системой, к которой они принадлежат, что несовместимо с основными постулатами разнонаправленного подхода. Кроме того, формулирование двусторонних коллизионных норм, определяющих пределы действия как отечественных, так и иностранных сверхимперативных норм возможно лишь при одновременной унификации материально-правового регулирования, а также создании межгосударственных организационных механизмов, позволяющих координировать действия разных стран в соответствующей области. За редкими исключениями (наиболее ярким исключением является механизм, созданный в рамках Международного Валютного Фонда) в большинстве сфер публично-правового регулирования необходимый уровень материально-правовой унификации до настоящего времени не достигнут.
В четвертом параграфе «Возможность отнесения к разряду сверхимперативных норм императивных предписаний, имеющих основной целью защиту интересов отдельных субъектов» исследуется наиболее сложный практический вопрос о пределах применения института сверхимперативных норм. На основании проведенного анализа делается вывод о том, что в современном европейском международном частном праве представлены два противоположных подхода. Расширительный подход, свойственный странам романской правовой семьи и английскому праву, исходит из возможности распространения понятия сверхимперативной нормы на любые виды национальных императивных норм. Узкий подход, характерный для стран германской правовой семьи, напротив, основан на том, что механизм сверхимперативных норм может быть задействован в отношении лишь таких императивных норм, которые в качестве своей основной цели (цели первого уровня) имеют защиту публичных интересов, а не частных интересов отдельных субъектов гражданско-правовых отношений.
В работе доказывается, что для отечественного международного частного права на современном этапе развития более предпочтительным является узкий (германский) подход: неосмотрительное обращение с институтом сверхимперативных норм может превратиться в рычаг, который способен дезорганизовать всю систему отечественного коллизионного регулирования.
Одновременно обращается внимание на то, что проанализированная выше теория специальных двусторонних коллизионных норм способна свести к минимуму теоретические споры о возможности включения в разряд сверхимперативных норм тех императивных правил, которые имеют своей целью защиту частных интересов отдельных участников имущественного оборота (например, правила законодательства о защите прав потребителей или законодательства, регулирующего трудовой договор). При включении подобного рода предписаний в состав сверхимперативных норм к ним можно с успехом применять положения этой теории, поскольку содержание подобных предписаний имеет тенденцию к гармонизации, обусловленной единой природой интересов, лежащих в основе соответствующего правового регулирования. Это предполагает возможность возврата к исходным постулатам разнонаправленного подхода.
В таком случае с практической точки зрения уже не имеет значения, квалифицируем ли мы в качестве сверхимперативных те императивные нормы, которые имеют своей основной целью защиту частных интересов отдельных участников имущественного оборота: как применение обычного коллизионного механизма, так и теории специальных двусторонних коллизионных норм, разработанной для сверхимперативных норм, приводит к одному и тому же практическому результату – решению коллизионной проблемы с помощью двусторонних коллизионных норм, основанных на разнонаправленном подходе.
Таким образом, наиболее предпочтительным для законодателя, вводящего новые императивные предписания, направленные на защиту слабой стороны в отношении, было бы одновременное формулирование двусторонних коллизионных норм, которые отражали бы особенности в применении таких норм для отношений с иностранным элементом. При построении эффективных двусторонних коллизионных норм сопутствующий таким императивным предписаниям публичный интерес подлежит учету в качестве одной из групп нормообразующих факторов, влияющих на формирование двусторонних коллизионных норм. В отсутствие специального коллизионного регулирования следует установить презумпцию того, что частноправовая норма, направленная на защиту слабой стороны, не может быть квалифицирована в качестве сверхимперативной нормы, за исключением случаев, когда в законе есть прямо выраженное указание на непосредственное применение императивной нормы вне зависимости от общих положений коллизионного права.
Такое решение вопроса позволит внести определенность в общий механизм коллизионного регулирования и четко зафиксировать, что институт сверимперативных норм, являющийся проявлением особого однонаправленного подхода, имеет строго ограниченную сферу правового воздействия, охватывая исключительно те вопросы, которые касаются частноправовых последствий действия норм, связанных с реализацией публичных интересов.
Глава 4 «Материализация коллизионного права и механизмы учета материальных нормообразующих факторов» состоит из шести параграфов и нацелена на выявление механизмов, с помощью которых материальные нормообразующие факторы воздействуют на международное частное право.
В первом параграфе «Тенденция материализации коллизионного права» описываются признаки так называемой материализации коллизионного права, которая означает, что при решении коллизионной проблемы законодатель или правоприменитель в той или иной форме учитывает содержание материально-правового регулирования и материально-правовой результат разрешения конкретного спора. Обращается внимание на то, что в отсутствие прямо выраженного признания необходимости учета материальных нормообразующих факторов суды достигают того же результата с помощью манипуляций институтами общей части коллизионного права (квалификация, обратная отсылка и отсылка к праву третьей страны, предварительный и побочный вопросы, оговорка о публичном порядке).
Во втором параграфе «Условия, при наличии которых возможен учет материальных нормообразующих факторов на уровне коллизионного регулирования» указывается на то, что успешный учет материальных факторов в коллизионном праве возможен при наличии двух условий. Во-первых, необходимо, чтобы в соответствующей области материального права в качестве доминирующего был признан один интерес, либо несколько интересов, указывающих в одном направлении. Во-вторых, данный интерес должен найти признание в национальном материальном праве большого числа государств
В третьем параграфе «Возможность использования коллизионных норм с простой структурой для учета материальных нормообразующих факторов» обсуждаются пределы, в которых материальные нормообразующие факторы могут учитываться в рамках коллизионных норм с привычной структурой, то есть коллизионных норм, построенных по схеме: «один объем – одна привязка». Во-первых, такое влияние наблюдается в отношении некоторых двусторонних коллизионных норм с простой структурой. В качестве примера можно привести коллизионную норму о применении права места жительства потребителя для договоров с участием потребителя, в которых отсутствует условие о выборе применимого права. Подобные двусторонние коллизионные нормы предлагается именовать функциональными, поскольку коллизионная привязка в них формируется под воздействием не только коллизионных, но и материальных нормообразующих факторов. Последние транслируют основную (как правило, защитную) функцию соответствующего института гражданского права на уровень коллизионного регулирования.
Во-вторых, под существенным влиянием материальных нормообразующих факторов находятся некоторые разновидности односторонних коллизионных норм. В работе вслед за германской доктриной предлагается выделять особую категорию односторонних эксклюзивных норм (Exklusivnormen), которые в целях реализации важных для соответствующего государства принципов частного права устанавливают специальные изъятия из сферы действия двусторонних коллизионных норм в пользу применения отдельных положений lex fori. В качестве примера такой односторонней эксклюзивной нормы в отечественном международном частном праве можно рассматривать п.2 ст.1213 ГК РФ о применении российского права к договорам в отношении находящихся на территории России объектов недвижимого имущества. Ключевой для российского законодателя принцип частного права, защищаемый с помощью данной эксклюзивной коллизионной нормы, связан с обеспечением эффективного функционирования системы обязательной государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним.
В четвертом параграфе «Множественность коллизионных привязок как специальный механизм учета материальных нормообразующих факторов на коллизионном уровне» демонстрируется специальный механизм, который был введен в современное коллизионное право для целей оптимального учета материальных нормообразующих факторов. Таким механизмом стали коллизионные нормы со сложной структурой (коллизионные нормы с множественностью привязок).
В работе предложена оригинальная классификация норм с множественностью коллизионных привязок. Во-первых, следует различать множественность в широком и узком смысле слова. Множественность в широком смысле слова (сложные коллизионные нормы с дифференцированным объемом) охватывает несколько различных коллизионных норм, регулирующих тесно связанные аспекты одного правоотношения. Множественность в узком смысле слова применяется для характеристики одной коллизионной нормы с несколькими коллизионными привязками и включает в себя следующие разновидности – альтернативные, субсидиарные, кумулятивные, дистрибутивные и комбинированные коллизионные нормы. Альтернативные, кумулятивные и субсидиарные коллизионные нормы являются на сегодняшний день наиболее удобным механизмом для учета материальных нормообразующих факторов на уровне коллизионного регулирования. Данный механизм получает все более широкое использование в российском и зарубежном международном частном праве, а также в международных договорах, направленных на унификацию коллизионного регулирования (прежде всего, международных договорах, разрабатываемых под эгидой Гаагской конференции по международному частному праву).
В пятом параграфе «Критика тенденции материализации коллизионного права и контраргументы» приводятся основные критические замечания в отношении возможности учета материальных нормообразующих факторов в рамках коллизионного регулирования. Автором высказываются контраргументы, которые свидетельствуют о том, что материальные нормообразующие факторы могут успешно учитываться при выборе наиболее эффективных коллизионных решений. Происходящее при этом отступление от принципа международного единообразия решений является неизбежным побочным следствием, которое может быть устранено на следующем уровне развития международного частного права в случае, если новое поколение коллизионных норм, сформулированных с учетом материальных нормообразующих факторов, будет воспринято законодательством большинства стран мира. Подобные исторические примеры уже наблюдаются на практике.
В шестом параграфе «Совместимость учета материальных нормообразующих факторов с разнонаправленным подходом» доказывается, что коллизионные нормы с множественностью привязок успешно вписываются в рамки разнонаправленного подхода к решению коллизионной проблемы.
В отличие от однонаправленного подхода, все рассмотренные выше механизмы учета материальных факторов предполагают, что отечественный законодатель, основываясь на собственном понимании предпочтительных материально-правовых ценностей, формулирует пределы и условия применения как отечественного, так и иностранного материального права. При решении коллизионного вопроса в новой манере отечественный законодатель не обращается к оценке того, каким образом соответствующий иностранный законодатель определяет сферу действия собственных материально-правовых предписаний, соглашается ли он с коллизионными оценками отечественного законодателя, или нет.
Глава 5 «Система, основанная на сочетании коллизионных, публичных и материальных нормообразующих факторов» состоит из двух параграфов и анализирует возможность построения системы, основанной на сочетании всех выявленных групп нормообразующих факторов – коллизионных, публичных и материальных.
В первом параграфе «Опыт построения систем, основанных на сочетании коллизионных, публичных и материальных нормообразующих факторов» изучаются комплексные системы нормообразующих факторов, которые были ранее предложены учеными разных стран мира (системы немецких ученых В. Венглера, П. Нойхауза, системы американских правоведов Э. Читхэма, В. Риза и Р. Лефлара, оригинальная система Второго Свода конфликтного права США).
Во втором параграфе «Авторские выводы о наиболее оптимальной системе, основанной на сочетании коллизионных, публичных и материальных нормообразующих факторов» автором излагается оригинальная система нормообразующих факторов, основанная на достижениях как европейской, так и американской доктрины международного частного права.
В работе предлагается выделять следующие три группы нормообразующих факторов:
1) факторы, которые основаны на учете специфических интересов, связанных с особенностями трансграничной природы регулируемых международным частным правом отношений (группа так называемых коллизионных факторов);
2) факторы, которые принимают во внимание интересы, присущие самим государствам (группа так называемых публичных факторов). Эти факторы, как правило, увязываются с публичными интересами, которые могут преследоваться государствами в рамках правового регулирования трансграничных отношений;
3) факторы, которые основаны на изучении материально-правовых интересов отдельных субъектов, проявляющихся в области частноправового регулирования (группа так называемых материальных факторов). Использование факторов этой группы в рамках международного частного права в значительной степени облегчено за счет того, что выявление, анализ и оценка материально-правовых интересов различных категорий субъектов уже проведены цивилистической наукой и нашли отражение на уровне материально-правового регулирования. В этой связи коллизионное право может основываться на результатах такого обобщения и оперировать теми преобладающими материально-правовыми интересами, которые получили признание законодателя и зафиксированы в тех или иных материально-правовых принципах.
Разделение публичных и материальных факторов связано с принципиальным различием между публичным и частным правом. Данным сферам присущи различные методы и способы правового регулирования, которые оказывают влияние также на международное частное право. Для учета публичных нормообразующих факторов наиболее удобным и эффективным является однонаправленный подход, который в рамках современного европейского международного частного права используется через институт сверхимперативных норм. Для учета материальных нормообразующих факторов могут использовать коллизионные нормы с традиционной структурой, а также специальный механизм коллизионных норм с множественностью привязок, остающийся в рамках разнонаправленного подхода.
Построение какой-либо иерархии нормообразующих факторов в духе теории В. Венглера не представляется возможным, поскольку в зависимости от сферы коллизионного регулирования преобладающее значение могут получать нормообразующие факторы различных групп. Для тех институтов, в которых можно выявить преобладающую цель материально-правового регулирования, ведущую роль будут играть материальные нормообразующие факторы. В сферах, в которых вопросы частноправового регулирования тесно увязаны с публично-правовым законодательством, важную роль будут играть публичные нормообразующие факторы, а также особый институт сверхимперативных норм. В оставшейся части на первый план выйдут коллизионные нормообразующие факторы, которые будут сохранять свое влияние и во всех описанных выше ситуациях.
Часть II «Применение системы нормообразующих факторов для осуществления наиболее эффективного коллизионного регулирования договорных обязательств» включает в себя три главы, разделенные на параграфы. Во второй части исследования с помощью построенной автором системы нормообразующих факторов определяются предпочтительные подходы к решению наиболее сложных проблем одной из важнейших областей международного частного права - коллизионного регулирования договорных обязательств.
Глава 6 «Определение права, применимого к договорным обязательствам, на основании соглашения сторон» состоит из шести параграфов и посвящена определению понятия и правовой природы принципа автономии воли сторон, играющего ключевую роль в ходе определения права, применимого к договорным обязательствам.
В первом параграфе «Понятие внешнеэкономической сделки и целесообразность его дальнейшего существования» изучаются высказанные в отечественной доктрине подходы к понятию внешнеэкономической и внешнеторговой сделки. На основе проведенного анализа отмечается, что понятие внешнеэкономической (внешнеторговой) сделки не знакомо западноевропейскому и американскому коллизионному праву и подлежит функциональному толкованию как направленное на реализацию публично-правового интереса российского законодателя в организации системы валютно-таможенного контроля. Автор приходит к выводу о том, что предложения, связанные с исключением правила об обязательной письменной форме внешнеэкономических сделок, имеют свои следствием нецелесообразность дальнейшего использования этого специфического доктринального понятия в российском законодательстве и литературе по международному частному праву. В этой связи автором по тексту работы используются термины трансграничный договор и международный контракт.
Во втором параграфе «Формы реализации общего принципа автономии воли в рамках международного частного права» указывается на существование трех различных форм проявления автономии воли в международном частном праве.
Так называемая автономия воли сторон в широком смысле (косвенная отсылка) не предполагает подчинение вопроса об определении применимого права исключительно воле самих участников отношений: учет воли сторон является лишь своеобразным «побочным эффектом» того, что законодатель, формулируя классические двусторонние коллизионные нормы, направленные на территориальную локализацию отношения, использует фактические обстоятельства, место осуществления которых, в конечном итоге, зависит от воли сторон (место совершения сделки, место исполнения обязательства, место государственной регистрации юридического лица и т.п.) Данный механизм, который вплоть до середины XIX в. был единственной формой проявления автономии воли, в современном международном частном праве уже нельзя признать автономией воли в собственном смысле слова.
В случаях, когда выбор подлежащих применению норм зависит от воли самих участников отношений необходимо различать коллизионный выбор применимого права и инкорпорацию выбранных сторонами правил в текст договора. Если коллизионный выбор сторонами применимого права является самостоятельным институтом международного частного права, то механизм инкорпорации представляет собой проявление общегражданского принципа свободы договора и не имеет коллизионной специфики. В связи с этим отсутствуют основания для установления в отношении механизма инкорпорации дополнительных ограничений, свойственных сфере международного частного права.
В третьем параграфе «Основные вехи развития принципа автономии воли в международном частном праве» указывается на то, что принцип автономии воли в собственном смысле слова в международном частном праве появился лишь в середине XIX в. и впервые нашел свое обоснование в работах известного итальянского ученого и политического деятеля П. Манчини.
В четвертом параграфе «Преимущества автономии воли в сравнении с объективными коллизионными привязками» анализируются основные преимущества принципа автономии воли, которые обусловили признание за ним доминирующей роли при определении договорного статута. К таким преимуществам относятся: соответствие гражданско-правовой природе договорных обязательств, в основе правового регулирования которых лежит принцип свободы договора; обеспечение предсказуемости и правовой определенности в отношениях между сторонами договора; способность самих сторон наилучшим образом учесть специфику заключаемого ими договора; существенное упрощение решения стоящей перед судом коллизионной проблемы. Определение основных преимуществ автономии воли необходимо для того, чтобы в ситуациях, когда использование отдельных разновидностей соглашений сторон о выборе применимого права не позволяет реализовать эти преимущества, поставить под сомнение целесообразность санкционирования подобных соглашений, если они приходят в противоречие с другими группами нормообразующих факторов.
В пятом параграфе «Теории о правовой природе автономии воли в международном частном праве» анализируются основные подходы к правовой природе принципа автономии воли (понимание автономии воли как принципа международного публичного права; как самостоятельного источника права; как коллизионной нормы; как самостоятельного материально-правового института международного частного права).
Наиболее обоснованным представляется подход, который рассматривает автономию воли в качестве самостоятельного материально-правового института международного частного права, а не коллизионной нормы.
Автономию воли в ее подлинном содержании невозможно уложить в «прокрустово ложе» классической коллизионной нормы, основанной на принципе территориальной (географической) локализации: автономия воли неизбежно вступает в непримиримое противоречие с принципом наиболее тесной связи, понимаемым в объективном смысле. С прикладной точки зрения несовместимость автономии воли с понятием коллизионной нормы проявляется в том, что в структурном отношении норма права, санкционирующая автономию воли, совершенно не похожа на классическую коллизионную норму: в самой норме применимое право не указывается, а фиксируется лишь источник (соглашение сторон), обратившись к которому, можно определить применимое право.
В шестом параграфе «Практическая значимость выбора той или иной теории природы автономии воли» указывается на то, что использование коллизионно-правовой теории логически подразумевает существование таких ограничений автономии воли, которые свойственны обычным коллизионным нормам (невозможность расщепления применимого права, невозможность выбора сторонами вненациональных источников, невозможность фиксации («цементирования») применимого права на момент заключения договора и т.п.) Отказ от использования коллизионно-правовой теории автономии воли позволяет избежать необоснованных догматических ограничений действия автономии воли, определяя целесообразность таких ограничений на основе полноценного анализа всех нормообразующих факторов.
Глава 7 «Ограничения автономии воли в рамках коллизионного регулирования договорных обязательств» состоит из пяти параграфов. В этой главе система нормообразующих факторов применяется автором в целях определения оптимальных пределов реализации сторонами принципа автономии воли.
В первом параграфе «Классификация ограничений автономии воли» обосновывается предпочтительность классификации ограничений автономии воли, основанной на учете влияния на решение коллизионной проблемы различных групп нормообразующих факторов. Последующие параграфы главы 7 посвящены изучению каждой из выделяемых таким образом разновидностей ограничений автономии воли.
Во втором параграфе «Ограничения автономии воли, направленные на защиту коллизионных интересов слабой стороны договора» на примере коллизионного регулирования договора с участием потребителя анализируется наиболее оптимальная модель учета коллизионных интересов слабой стороны договора. Вначале автором анализируются все предложенные к настоящему времени модели коллизионного регулирования потребительских договоров (отсутствие специальных ограничений автономии воли; полная недопустимость автономии воли; установление исчерпывающего перечня правопорядков, доступных для выбора; приоритет защитных императивных норм права объективного договорного статута). Отмечается, что последняя модель является наиболее распространенной и обеспечивает оптимальный баланс между различными группами нормообразующих факторов. Несмотря на различную юридическую технику, используемую для реализации этой модели, результаты применения западноевропейских и американских коллизионных подходов являются в значительной мере сходными.
Для договоров с участием пассивных потребителей объективным договорным статутом является право страны места жительства потребителя. Для определения круга пассивных потребителей наиболее эффективной является концепция «нацеленной деятельности». В рамках этой концепции не имеют преобладающего значения конкретные формы воздействия профессиональной стороны на иностранные рынки, а также другие элементы формального характера. Имеет значение лишь то обстоятельство, что профессиональная сторона осуществляет или любыми способами направляет свою деятельность на территорию страны места жительства потребителя, и заключенный с потребителем договор связан с такой деятельностью профессиональной стороны. Данная концепция позволяет найти эффективные коллизионные решения в отношении маркетинговых стратегий профессиональной стороны, реализуемых через интернет и другие современные средства коммуникаций.
Для договоров с участием активных потребителей объективным договорным статутом является право страны места нахождения коммерческого предприятия продавца или право страны места нахождения недвижимого имущества. Интересы активных потребителей также требуют повышенной правовой защиты путем обеспечения преимущественного применения защитных императивных норм объективного договора статута в ситуации, когда договор содержит условие о выборе права третьей страны. Данный защитный механизм также следует распространить на те договоры с участием пассивных потребителей, в отношении которых по различным причинам не применяется общий защитный механизм, ориентированный на пассивных потребителей (договоры перевозки; договоры о выполнении работ или об оказании услуг, если работа должна быть выполнена или услуги должны быть оказаны исключительно в иной стране, чем страна места жительства потребителя).
В третьем параграфе «Ограничения автономии воли, связанные с влиянием коллизионных интересов третьих лиц, не являющихся сторонами договора» осуществляется поиск оптимального механизма защиты третьих лиц для ситуаций, когда стороны контракта выбрали договорный статут уже после заключения основного договора (последующий выбор применимого права). Автором делается вывод о том, что правило о ретроспективном действии последующего соглашения сторон о выборе права не следует рассматривать в качестве императивного: стороны прямо выраженным или подразумеваемым образом могут договориться о перспективном действии нового договорного статута.
Коллизионные интересы оборота требуют, чтобы последующее соглашение сторон о выборе права с ретроспективным действием не приводило к ухудшению правового положения третьих лиц. Данное правило подлежит применению не только в отношении договоров в пользу третьего лица, но и в ситуации, когда права и обязанности третьего лица возникли на основании отдельного правоотношения, которое, тем не менее, имеет материально-правовую или коллизионную взаимосвязь с рассматриваемым договорным обязательством. В качестве примеров применения анализируемого правила в работе рассматриваются конструкции поручительства, залога, уступки права требования.
Если в результате последующего выбора права происходит ухудшение правового положения третьего лица, то новый договорный статут применяется только в отношениях между сторонами договора (inter partes), в то время как в отношениях с третьим лицом сохраняет свое действие первоначальный договорный статут. В то же время целесообразно предоставить третьему лицу возможность по своему усмотрению ссылаться на положения нового договорного статута.
В четвертом параграфе «Ограничения автономии воли, связанные с влиянием коллизионных интересов правопорядка» рассматривается наиболее значительная группа потенциальных ограничений автономии воли, в которых на первый план выходит группа коллизионных интересов правопорядка.
Для разграничения внутренних и трансграничных договоров предлагается использовать сочетание юридического (коллизионного) и экономического (функционального) тестов. Юридический тест исходит из того, что для определения трансграничного характера договора принимаются во внимание те элементы договора, которые рассматриваются в качестве релевантных (юридически значимых) самим законодателем при формулировании объективных коллизионных норм. Экономический тест обращает внимание не столько на формальное наличие того или иного локализованного зарубежом элемента, сколько оценивает связь договора с областью международной торговли и оказания услуг.
Правовая точность и предсказуемость юридического теста может быть совмещена с содержательными преимуществами экономического теста с помощью принципа наиболее тесной связи. При определении правопорядка, имеющего наиболее тесную связь с договором, необходимо принимать во внимание не только географическую локализацию существенных элементов данного договора, но и договорный статут других тесно взаимосвязанных контрактов. Из этого следует, что наличие взаимосвязанного трансграничного договора является элементом, который получает важное значение при определении объективного договорного статута, а следовательно, подлежит учету и в рамках юридического теста. Таким образом, открывается возможность для установки «мостика» между различными тестами определения трансграничного характера договора.
В отношении внутренних договоров в работе делается вывод о возможности использования только такой формы автономии воли, как инкорпорация положений иностранного права в текст договора. Данное ограничение автономии воли сторон может быть зафиксировано как путем исключения внутренних договоров из сферы действия национальных норм международного частного права (такой подход используется, например, швейцарским законодателем), так и с помощью специального правила, определяющего принцип разграничения трансграничных и внутренних договоров (ст.3(3) Римской конвенции и Регламента Рим I). В работе подробно анализируются проблемы применения нормы п.5 ст.1210 ГК РФ и делается вывод о том, что главным недостатком российского международного частного права является совмещение обеих моделей фиксации ограничения автономии воли для внутренних договоров в нормах п.1 ст.1186 и п.5 ст.1210 ГК РФ.
Проведенный в работе исторический обзор показал, что требование о наличии объективной связи между договором и выбранным сторонами правом противоречит современным подходам к коллизионному регулированию договорных обязательств, и ярко выраженная тенденция (в том числе, в США, где рассматриваемое ограничение автономии воли традиционно имеет наиболее глубокие корни) заключается в отказе от этого ограничения автономии воли сторон.
Неограниченный выбор сторонами применимого права для отдельных частей договора следует признать допустимым для смешанных договоров и договоров, имеющих несколько однотипных объектов (так называемое объектное расщепление). Если стороны указали на применение норм различных правовых систем в отношении различных элементов договора с единым объектом (так называемое горизонтальное расщепление), то следует исходить из презумпции того, что стороны осуществили коллизионный выбор только одного правопорядка, в то время как ссылки сторон на другие правовые системы рекомендуется по общему правилу рассматривать в качестве инкорпорации положений этих правовых систем в текст договора.
В работе анализируются различные виды условных соглашений о выборе права, которые в момент своего заключения предусматривают несколько альтернативных вариантов применимого права, при этом окончательная определенность наступает на более поздней стадии в зависимости от выражения волеизъявления определенной стороной или наступления определенного условия. После анализа наиболее сложных практических проблем применения условных соглашений о выборе права (определение договорного статута до момента наступления условия, предусмотренного соглашением о выборе права, а также действие условных соглашений при проведении нескольких судебных или арбитражных разбирательств) автор приходит к выводу о допустимости заключения сторонами различных видов условных соглашений о выборе права. Ограничения предлагается установить лишь для так называемых односторонних условных соглашений, в которых стороне договора предоставляется право в одностороннем порядке выбрать любой правопорядок из широкого перечня возможных вариантов (из более чем 2-3 допустимых правопорядков).
В работе обосновывается нецелесообразность санкционирования негативных соглашений о выборе права в сфере государственного правосудия, поскольку подобного рода соглашения, исключающие применение определенного права без одновременного позитивного выбора договорного статута, вступают в противоречие с несколькими интересами правопорядка (предсказуемость и правовая определенность, упрощение стоящих перед судом задач) и лишены всех тех преимуществ, с которыми обычно связано действие принципа автономии воли сторон.
Автор приходит к выводу о допустимости условия о фиксации состояния применимого права в определенный момент времени («цементирование права») не только в инвестиционных соглашениях с участием государства или государственных органов, но и в контрактах между частными лицами, если они связаны с осуществлением предпринимательской деятельности.
Подробному рассмотрению подвергаются теории, которые предлагают разрешить сторонам трансграничного контракта исключать действие обычных императивных норм выбранного ими договорного статута (французская теория инкорпорации начала XX в., теория материальной автономии аргентинского автора А. Боджиано). После критического разбора этих теорий делается вывод о том, что все варианты теорий, обосновывающие допустимость исключения сторонами обычных императивных норм выбранного договорного статута, вступают в противоречие с такими коллизионными интересами правопорядка, как внутреннее единообразие решений, обеспечение предсказуемости и правовой определенности, упрощение стоящих перед судом задач. В связи с этим в отношении разрешения споров в государственных судах следует прийти к тем же выводам, которые делает классическая теория международного частного права, о недопустимости исключения сторонами обычных императивных норм выбранного договорного статута.
Одним из наиболее дискуссионных вопросов современного международного частного права является спор о допустимости выбора сторонами трансграничного договора вненациональных источников в качестве применимого права. До настоящего времени большинство стран (в том числе, страны Европейского союза) в сфере государственного правосудия не предоставляют участникам имущественного оборота подобной возможности, которая достаточно давно признана в области международного коммерческого арбитража. После анализа аргументов «за» и «против» сохранение подобного ограничения делается вывод о том, что стороны трансграничного договора, заключенного при осуществлении предпринимательской деятельности, следует наделить возможностью выбора вненациональных источников в качестве применимого права. При этом обязательным условием для сферы государственного правосудия является то, что такие вненациональные источники должны представлять собой относительно законченную систему правовых предписаний, способную самостоятельно восполнять пробелы правового регулирования, должны соответствовать основным началам частного права, а также быть защищены от возможных злоупотреблений путем установления императивных норм, которые не могут быть исключены соглашением сторон. Известные своды договорного права (Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА и Европейские принципы договорного права) соответствуют этим требованиям.
В пятом параграфе «Ограничения автономии воли, связанные с влиянием материальных факторов. Проблема выбора сторонами права, по которому договор является недействительным» на основе анализа различных групп нормообразующих факторов обосновывается тезис о том, что соглашение о выборе права не имеет юридической силы, если по выбранному сторонами праву основной договор является полностью недействительным вследствие противоречия обычным императивным нормам lege causae, в то время как применение объективного договорного статута дает возможность сохранить действительность сделки.
Глава 8 «Определение права, применимого к договорному обязательству, при отсутствии соглашения сторон о выборе права» состоит из трех параграфов. В этой главе система нормообразующих факторов применяется автором в целях отбора наиболее эффективных механизмов определения договорного статута в ситуации, когда сторонами не заключено соглашение о выборе применимого права.
В первом параграфе «История развития коллизионного регулирования договорных обязательств» изучаются те коллизионные решения, которые предлагались в различных странах вплоть до середины XX в.
Коллизионная привязка к месту заключения договора не соответствует индивидуальным коллизионным интересам сторон (так, разумные ожидания обеих сторон будут нарушены применением права страны, в транзитном аэропорту которой был подписан договор), а равно приходит в противоречие с таким важным коллизионным интересом правопорядка, как предсказуемость и определенность правового регулирования (квалификация понятия места заключения договора зависит от того, в суде какой страны будет разрешаться спор). Использование привязки к месту исполнения обязательства порождает негативный эффект так называемого малого расщепления применимого права, когда встречные обязательства двух сторон в рамках одного договора могут быть подчинены различному применимому праву. Не меньше трудностей связано с ранее практиковавшимся в некоторых странах так называемым большим расщеплением применимого права, при котором вопросы заключения и действительности договора подчиняются одному праву (как правило, праву страны по месту совершения сделки), а вопросы исполнения договора и последствий его нарушения – другому праву (например, праву страны по месту исполнения обязательства).
Исторический обзор показывает, что к середине ХХ в. наукой международного частного права так и не был выработан оптимальный механизм определения права, применимого к договорным обязательствам в отсутствие соглашения сторон о выборе применимого права.
Во втором параграфе «Теория характерного исполнения как основной коллизионный подход к определению объективного договорного статута» исследуются основные черты, преимущества и недостатки теории характерного исполнения, которая в своем законченном виде была сформулирована швейцарской наукой международного частного права в середине ХХ в. и быстро завоевала признание в большинстве стран мира.
Теорию характерного исполнения нельзя считать идеальным инструментом коллизионного регулирования, свободным от недостатков. В одних случаях эта теория вообще неприменима, в других она способна привести к неэффективному результату. Тем не менее, следует признать, что среди всех возможных вариантов жестких коллизионных привязок, способных обеспечить необходимую степень определенности и предсказуемости, именно теория характерного исполнения дает наилучший практический результат, что и предопределило ее широкое распространение как в международных актах, так и на уровне национального коллизионного права отдельных стран.
Попытки доктрины сформулировать более эффективные коллизионные привязки, исходя из экономических критериев (например, теория затронутого рынка), до настоящего времени не принесли ожидаемого результата, который был бы способен полноценно конкурировать с теорией характерного исполнения.
Выявленные недостатки теории характерного исполнения одновременно свидетельствуют о целесообразности сохранения корректирующей оговорки, призванной устранять наиболее неадекватные результаты, вызванные особенностями конкретного спора. Наиболее оптимальным является двухступенчатый алгоритм, в соответствии с которым на первой стадии суд определяет результат применения теории характерного исполнения, а на второй стадии с помощью корректирующей оговорки проверяет наличие иного правопорядка, который явным образом имеет более тесную связь с договором. При этом наилучший баланс между предсказуемостью и определенностью правового регулирования, с одной стороны, и справедливым результатом каждого конкретного спора, с другой стороны, обеспечивается за счет использования узкой трактовки теории характерного исполнения, согласно которой единственным критерием определения характерного обязательства является неденежный характер предоставления, либо возможность квалификации встречного денежного исполнения в качестве вознаграждения (платы) за товар или услуги стороны, осуществляющей характерное исполнение.
Следует выделить европейскую и американскую вариации теории характерного исполнения. В европейской вариации теории характерное обязательство локализуется по месту нахождения основного коммерческого предприятия (principle place of business) или обычному месту пребывания стороны, исполняющей это обязательство. В американской вариации теории, используемой, прежде всего, во Втором Своде конфликтного права США, акцент делается на месте исполнения характерного обязательства. Использование в договорах, по условиям которых характерное исполнение осуществляется через иное коммерческого предприятие, права страны по месту нахождения такого иного предприятия, позволяет говорить о сближении двух основных вариаций теории характерного исполнения.
В работе продемонстрированы наиболее важные недостатки российских коллизионных норм, реализующих теорию характерного исполнения, среди которых следует особенно выделить следующие. Структурное оформление ст.1211 ГК РФ подталкивает к использованию трехступенчатого алгоритма, в рамках которого суд на первой стадии определяет право, имеющее наиболее тесную связь с договором, и только в случае, если результаты первой стадии не являются для суда очевидными, на второй стадии переходит к использованию теории характерного исполнения, выводы которой на третьей стадии могут быть изменены с помощью корректирующей оговорки, в основе которой также лежит обращение к принципу наиболее тесной связи. Подобный круговой алгоритм принижает значение теории характерного исполнения и неоправданно усложняет процесс определения договорного статута.
Использование корректирующих оговорок сразу в нескольких различных нормах (пп.2, 3 и 4 ст.1211 ГК РФ) способствует появлению сомнительных утверждений некоторых авторов о том, что в российском коллизионном праве использована широкая трактовка теории характерного исполнения, согласно которой суд может использовать целый набор различных критериев определения характерного исполнения (неденежный характер исполнения, более высокая степень риска, принимаемого одной из сторон, предпринимательский характер осуществляемой деятельности, высокая степень императивного регулирования действий одной из сторон со стороны определенного правопорядка и т.п.)
Наиболее эффективному использованию теории характерного исполнения в российском международном частном праве препятствует относительная неразвитость коллизионной терминологии в отношении таких широко известных зарубежом институтов, как обычное место пребывания (habitual residence) физического лица и коммерческое предприятие (place of business) юридического лица. Основным недостатком современной практики применения теории характерного исполнения в российских судах и арбитражах следует считать часто имеющее место автоматическое обращение к праву страны места формального учреждения юридического лица.
Также представляется целесообразным дополнение ст.1211 ГК РФ правилом, в соответствии с которым при наличии в договоре условия об исполнении характерного обязательства через коммерческое предприятие (place of business) в другой стране, подлежит применению право такой другой страны.
Применение коллизионных норм о договорных обязательствах, содержащихся в договорах о правовой помощи по гражданским делам с участием России, сопряжено с целым рядом проблем (архаичный характер некоторых коллизионных норм, пробельность коллизионного регулирования, проблема применимости коллизионных норм в ситуации, когда они отсылают к праву третьей страны). Представляется оправданным стремиться к уменьшению числа коллизионных норм в двусторонних международных договорах, если правила о распределении судебной компетенции могут быть согласованы без одновременной фиксации коллизионных норм. Что касается сотрудничества с другими странами на постсоветском пространстве, то наиболее перспективной выглядит постановка вопроса о разработке новой многосторонней международной конвенции, направленной на унификацию коллизионных норм и предполагающей универсальное применение этих коллизионных норм всеми Договаривающимися Сторонами вне зависимости от субъектного состава соответствующих отношений и отсылки этих коллизионных норм к праву третьих государств (по аналогии с Римской конвенцией 1980 г. стран Европейского союза).
В третьем параграфе «Ограничения применения теории характерного исполнения, связанные с влиянием различных групп нормообразующих факторов» демонстрируется, каким образом преобладающее влияние тех или иных групп нормообразующих факторов диктует необходимость отхода от теории характерного исполнения в пользу других коллизионных решений.
Влияние различных групп нормообразующих факторов в целом ряде случаев делает обоснованным отступление от теории характерного исполнения, несмотря на то, что с формальной точки зрения эта теория может быть применена к тому или иному трансграничному договору.
Учет индивидуальных коллизионных интересов слабой стороны свидетельствует о целесообразности использования привязки к месту жительства (обычному месту пребывания) потребителя в договорах с участием пассивного потребителя.
Учет коллизионных интересов оборота и коллизионных интересов правопорядка говорит в пользу преимущественного применения привязки к месту нахождения объекта недвижимого имущества для договоров по поводу недвижимости; привязки к месту использования результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации – для лицензионных договоров, договоров об отчуждении исключительного права и договоров коммерческой концессии (договоров франчайзинга); привязки к месту исполнения характерного обязательства – для договоров на выполнение строительных, проектных и изыскательских работ, а также договоров простого товарищества; привязки к месту проведения аукциона, конкурса или нахождения биржи – для договоров, заключаемых подобным образом.
Учет материальных факторов сигнализирует о предпочтительности подчинения единому применимому праву взаимосвязанных договоров – как заключенных между одними и теми же лицами, так и договоров, в которых субъектный состав полностью не совпадает. В последнем случае применение акцессорной привязки к праву доминирующего гражданско-правового договора должно быть поставлено под условие о том, что лицо, не являющееся стороной доминирующего договора, уже в момент заключения подчиненного договора знало или должно было знать о договорном статуте доминирующего договора.
Диссертационное исследование завершается заключением, в котором подводятся основные итоги работы.
В приложении к диссертационному исследованию в форме сопоставительной таблицы представлены дополнительные предложения автора в части усовершенствования норм Раздела VI «Международное частное право» ГК РФ.
Основные положения диссертации опубликованы в следующих работах:
Монографии:
- Основы коллизионного права. М.: «Инфотропик Медиа», 2012 (21,3 п.л.).
- Коллизионное регулирование договорных обязательств. М.: «Инфотропик Медиа», 2012 (41,9 п.л.).
Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертации на соискание ученой степени доктора наук:
- Проблема свободы формулирования договорных условий в международных контрактах // Вестник гражданского права. Том 7. 2007. №1 (1,5 п.л.).
- Право, применимое к договорным обязательствам: европейская реформа и российское международное частное право // Вестник гражданского права. Том 9. 2009. №2 (1,4 п.л.).
- Понятие и виды коллизионных норм с множественностью привязок // Вестник гражданского права. Том 10. 2010. №3 (1,4 п.л.).
- Теория Г.Кегеля о коллизионных интересах, влияющих на формирование коллизионных норм в международном частном праве // Вестник Московского государственного университета. Серия 11. Право.2010. №5 (1,0 п.л.).
- Сверхимперативные нормы: различные теории, объясняющие механизм их применения // Московский журнал международного права. 2010. №№1-2 (2,3 п.л.).
- Принцип наиболее тесной связи в современном международном частном праве // Законодательство. 2010. №11 (0,7 п.л.).
- Формы выражения соглашения сторон о выборе применимого права // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2011. №3 (1,7 п.л.).
- Современное американское коллизионное право: теория «анализа правительственного интереса» Бр. Карри, ее последующее развитие и критика // Вестник Московского государственного университета. Серия 11. Право.2011. №2 (1,2 п.л.).
- Определение права, применимого к различным аспектам соглашений о выборе права // Вестник гражданского права. Том 11. 2011. №2 (1,8 п.л.).
- Коллизионное регулирование различных видов трансграничных договоров с участием потребителя // Хозяйство и право. 2011. №5 (1,0 п.л.).
- Трансграничные договоры с участием потребителя: пределы автономии воли сторон // Законодательство. 2011. №7 (0,7 п.л.).
- Трансграничные и внутренние контракты: пределы автономии воли сторон при выборе применимого права // Вестник гражданского права. Том 11. 2011. №4 (1,8 п.л.).
Статьи в иных изданиях
- Возможен ли выбор иностранного права для «внутренних» договоров? // Экономика и жизнь-ЮРИСТ. 2005. №42 (0,4 п.л.).
- Влияние материального права на коллизионное регулирование частноправовых отношений с иностранным элементом // Основные проблемы частного права: сборник статей к юбилею д.ю.н., проф. А.Л. Маковского / Отв. ред. В.В. Витрянский, Е.А. Суханов. М.: «Статут», 2010 (1,5 п.л.).
- Теория характерного исполнения как основной подход к коллизионному регулированию договорных обязательств в отсутствие соглашения сторон о выборе применимого права // Проблемы развития частного права: Сборник статей к юбилею В.С. Ема / Отв. ред. Е.А. Суханов, Н.В. Козлова. М.: «Статут», 2011 (1,8 п.л.).
Учебные и учебно-методические пособия
- Программа лекционного курса «Международное частное право» // Гражданское право: Учебные программы общих и специальных курсов / Под ред. и с предисл. проф. Е.А. Суханова. (Серия «Учебные программы по юриспруденции. Общие и специальные курсы»). М.: «Статут», 2007. В соавторстве с П.А. Панкратовым (0,3 п.л.).
- Программа специального курса «Юридические лица в международном частном праве» // Гражданское право: Учебные программы общих и специальных курсов / Под ред. и с предисл. проф. Е.А. Суханова. (Серия «Учебные программы по юриспруденции. Общие и специальные курсы»). М.: «Статут», 2007 (0,3 п.л.).
[1] Convention on the Law Applicable to Contractual Obligations signed at Rome on June 19, 1980 (1980) OJ. L266/1.
[2] Regulation (EC) No.593/2008 of the European Parliament and of the Council of 17 June 2008 on the Law Applicable to Contractual Obligations (Rome I) (2008) OJ. L177/6.
[3] Restatement of Conflict of Laws. As Adopted and Promulgated by American Law Institute at Washington D.C., May 11, 1934.
[4] Restatement of Conflict of Laws Second. As Adopted and Promulgated by American Law Institute at Washington D.C., May 23, 1969. Опубликован в 1971 г.
[5] Далее – ГК РФ.
[6] Данные особенности освещены в монографии автора: Асосков А.В. Коллизионное регулирование договорных обязательств. М., 2012.
[7] 125 Mass. 374, 28 Am. Rep. 241 (1878). Описание дела приводится по следующему источнику: Weintraub R. Commentary on the Conflict of Laws. 5th ed. New York, 2006. P.477-481.
