Право и язык в механизме обеспечения прав человека
На правах рукописи
Юсипова Ирина Викторовна
ПРАВО И ЯЗЫК
В МЕХАНИЗМЕ ОБЕСПЕЧЕНИЯ
ПРАВ ЧЕЛОВЕКА
Специальность 12.00.01 – теория и история права и государства;
история учений о праве и государстве
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата юридических наук
Владимир 2008
Работа выполнена на кафедре государственно-правовых дисциплин государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Владимирский государственный педагогический университет».
Научный руководитель:
доктор юридических наук, профессор Головкин Роман Борисович
Официальные оппоненты:
доктор юридических наук, профессор
Толстик Владимир Алексеевич
кандидат юридических наук
Петрова Ирина Леонидовна
Ведущая организация – государственное образовательное учреждение
высшего профессионального образования
«Владимирский государственный университет»
Защита состоится 24 марта 2008 г. в 9.00 на заседании диссертационного совета Д 229.004.01 при федеральном государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Владимирский юридический институт Федеральной службы исполнения наказаний» по адресу: 600020, г. Владимир, ул. Б. Нижегородская, д. 67е. Зал Ученого совета.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке федерального государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Владимирский юридический институт Федеральной службы исполнения наказаний».
Автореферат разослан «___» февраля 2008 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
кандидат юридических наук, доцент В. В. Мамчун
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования определена обстоятельствами практического и теоретического характера.
Язык – это фундаментальная социальная ценность, обусловливающая все сферы жизнедеятельности общества, в том числе систему прав человека. Сегодня права человека органично вплетены в общественные отношения и представляют собой нормативную форму взаимодействия людей, упорядочения их связей, координации поступков и деятельности, предотвращения противоречий, противоборства, конфликтов. По своему существу права человека нормативно формулируют те условия и способы жизнедеятельности людей, которые объективно необходимы для обеспечения нормального функционирования индивида, общества, государства. Такие права, как права на жизнь, достоинство, неприкосновенность личности, свободу совести, мнений, убеждений, автономию частной жизни и другие, являются необходимыми условиями устроения жизни человека в цивилизованном обществе и, следовательно, должны быть безоговорочно признаны и охраняемы государством. Обеспеченность и стабильность прав человека в значительной степени зависят от упорядоченности и устойчивости права, объективация которого возможна только через язык. В силу этого, реализуя одну из своих главных функций – коммуникативную, – язык помогает праву осуществлять его основную функцию – регулятивную. И эта регулирующая, императивная функция позитивного права детерминирует не только права человека, но и функции языка, поскольку язык в праве «является единственным материалом, первоэлементом, из которого создаются и оформляются все правовые категории»[1].
Вместе с тем, будучи одним из средств обеспечения прав человека, язык одновременно выступает элементом, входящим в права человека, следовательно, так же, как и все права, подлежит государственно-правовой охране и защите. Однако только в отдельных случаях в содержании того или иного права прямо закрепляется правомочие, несущее охранительную лингвистическую составляющую, например, право на пользование родным языком (ч. 2 ст. 26 Конституции РФ), а в основном наличие языка воспринимается априорно и не подразумевает его охрану и защиту. На практике данная ситуация означает полисемию содержания прав человека и дисбаланс в правоотношениях.
Кроме того, актуальность темы определяется рядом технико-юридических обстоятельств. В частности, процесс развития законодательства Российской Федерации в сфере обеспечения прав человека в последние годы обусловил возникновение многих проблем в области юридической техники, связанных, прежде всего, с достижением точности изложения норм права. Значительные изменения произошли в состоянии русского литературного языка под влиянием сложившихся в 90-х гг. XX в. общественно-политических, экономических, социальных условий и ввиду расширения состава активных участников коммуникации (общения).
Как на федеральном уровне, так и на уровне субъектов Российской Федерации расширяются масштабы правового регулирования, что естественным образом ведет к увеличению количества нормативно-правовых актов и соответственно – правоприменителей. В результате повышаются возможности языковой погрешности, растут проценты ошибок в юридических текстах и вероятность различных толкований одинаковых явлений нормативно-правового характера. Данная ситуация означает, что появилось множество новелл в механизме правового регулирования и механизме обеспечения прав человека, требующих дополнительного юрлигвистического анализа.
Таким образом, изложенные обстоятельства придают особую актуальность проблеме изучения роли и места языка в системе реализации прав человека в условиях современного российского общества.
Степень научной разработанности темы. Научные труды, в той или иной степени затрагивающие тему диссертации, можно условно подразделить на два направления: первое – отечественные и зарубежные исследования, посвященные правам человека, второе – работы в области юрлингвистики, касающиеся языка нормативно-правовых актов.
Среди работ первой группы несомненный интерес представляют труды таких авторов, как М. В. Баглай, Б. Н. Габричидзе, Е. А. Лукашева, В. С. Нерсесянц, Л. К. Рафиева, Г. Б. Романовский, Н. А. Придворов, В. В. Чепурин и др.
Основной акцент указанные авторы делают на ценностную природу прав человека и способы их обеспечения, в то время как лингвистические проблемы обеспечения прав человека в данных работах практически не затрагиваются.
Ко второй группе исследований относятся труды В. М. Баранова, Ю. С. Ващенко, Н. А. Власенко, В. Н. Карташова, Д. А. Керимова, Е. А. Крюковой, И. П. Михальчук, И. Л. Петровой, А. С. Пиголкина, В. М. Савицкого, Г. И. Шаткова, А. Ф. Черданцева и др. Большинство работ в области юрлингвистики посвящено исследованию технико-юридических основ взаимодействия права и языка в законодательных текстах. Так же, как и в первой группе, лингвистическим проблемам обеспечения прав человека в трудах этой группы специального внимания не уделяется.
В целом анализ работ указанных авторов показывает, что комплексного теоретико-правового исследования места и роли языка в механизме реализации прав человека в отечественной и зарубежной литературе не проводилось.
Объектом исследования являются взаимосвязи права и языка в системе социальной регуляции.
Предметом исследования выступают право и язык в механизме обеспечения прав человека.
Цель исследования заключается в разработке целостной концепции интеграции права и языка в механизме реализации прав человека, а также выработке на этой основе технико-юридических рекомендаций по совершенствованию формирования и действия правовых норм, обеспечивающих права человека.
Для достижения поставленной цели были поставлены и решены следующие исследовательские задачи:
– выявить особенности взаимосвязи права и языка при регламентации общественных отношений;
– сформулировать операционное понятие «механизм обеспечения прав человека»;
– раскрыть содержание и структуру механизма обеспечения прав человека;
– выявить основные направления влияния языка на механизм юридического обеспечения прав человека;
– обосновать роль языка в качестве элемента и средства механизма обеспечения прав человека;
– определить роль уровней языка как нормативного средства обеспечения прав человека;
– разработать предложения по совершенствованию законодательства, обеспечивающего права человека.
Методологической основой исследования избрана материалистическая диалектика в сочетании с аксиологическим и функциональным подходами. Исходной методологической посылкой в настоящей работе является тезис о том, что право и язык – это взаимодействующие нормативно-ценностные системы, служащие для упорядочения общественных отношений. Для выявления особенностей взаимосвязей данных систем в механизме обеспечения прав человека был использован системно-структурный синтез, позволяющий отразить сложность структурно-функциональных связей между отдельными элементами прав человека и представить их структурными блоками применительно к различным звеньям системы юрлингвистического обеспечения механизма реализации содержащихся в правах правомочий.
В работе также применялись формально-логический, сравнительно-правовой, статистический методы исследования.
Теоретическую основу исследования составили положения, концепции и выводы, содержащиеся в трудах отечественных ученых, разработавших фундаментальные категории общей теории права: С. С. Алексеева, А. В. Аверина, В. К. Бабаева, М. И. Байтина, В. М. Баранова, П. П. Баранова, А. Б. Венгерова, Н. А. Власенко, Н. Н. Вопленко, А. А. Демичева, В. Б. Исакова, В. Н. Карташова, Д. А. Керимова, С. И. Кузьмина, В. В. Лазарева, Е. А. Лукашевой, А. В. Малько, В. В. Мамчуна, М. Н. Марченко, Н. И. Матузова, В. М. Морозова, Л. А. Морозовой, В. С. Нерсесянца, А. С. Пиголкина, С. В. Полениной, Т. Н. Радько, М. М. Рассолова, В. Б. Романовской, Р. А. Ромашова, В. П. Сальникова, И. Н. Сенякина, В. Н. Синюкова, В. М. Сырых, Н. Н. Тарасова, Л. Б. Тиуновой, Ю. А. Тихомирова, В. А. Толстика, А. Ф. Черданцева, Б. С. Эбзеева, А. И. Экимова и др.
Весьма ценными при исследовании современных юрлингвистических проблем механизма обеспечения прав человека стали идеи, содержащиеся в трудах дореволюционных российских правоведов: Е. В. Васьковского, Б. А. Кистяковского, Н. М. Коркунова, С. А. Котляревского, Г. Ф. Шершеневича. Кроме того, в процессе работы над темой диссертации автор обращался к работам зарубежных ученых: Г. Дж. Бермана, Р. Давида, Г. Еллинека, Ж. Карбонье, Г. Кельзена и др.
Эмпирическую базу исследования составляют Конституция РФ, отечественные и международные нормативные правовые акты в области обеспечения прав человека, различные статистические данные, результаты социологических исследований, публикации в периодической печати, касающиеся обеспечения прав человека.
Научная новизна диссертационного исследования определяется авторским подходом к анализу роли языка в обеспечении прав человека, рассматриваемого, с одной стороны, в качестве их элемента, а с другой, средства их защиты. Это позволяет расширить имеющиеся научно-теоретические представления о механизме обеспечения прав человека.
Кроме того, в работе: предложена авторская концепция понятия структуры и механизма обеспечения прав человека; обосновано авторское видение взаимосвязи права и языка; выявлены особенности юрлингвистического влияния на реализацию личных прав человека; сформулированы предложения по созданию условий для наиболее эффективной реализации прав человека.
Научная новизна работы нашла свое отражение в основных положениях, выносимых на защиту.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Авторское определение понятия механизма обеспечения прав человека: это элемент механизма правового регулирования, выступающий в виде основанной на взаимодействии права и языка системы различных средств, с помощью которой осуществляются объективация, охрана и защита прав человека.
2. Языковые средства механизма обеспечения прав человека – это совокупность лексико-морфологических и синтаксических конструкций, опосредующих содержащиеся в правовом регулировании дозволения, запреты и позитивные обязывания, так или иначе связанные с реализацией прав человека.
3. Структура механизма реализации прав человека включает в себя следующие уровни и средства:
1-й уровень – нормативные средства закрепления, обеспечения охраны и защиты прав человека (лингвистические (языковые), нормативно-правовые);
2-й уровень – ненормативные средства (акты реализации правовых норм);
3-й уровень – материальные средства (основные и оборотные производственные фонды, оргтехника, финансы и др.), с помощью которых фиксируются, обеспечиваются, охраняются или защищаются права человека.
4. Терминологическая сфера, связанная с правами и свободами человека и гражданина – одним из важнейших институтов демократического общества, – имеет тенденцию к обособлению в особую группу лексики, обслуживающую названную область юридического языка.
5. В текстах нормативно-правового характера, относящихся к области обеспечения прав человека, как и в других законодательных текстах, неизбежны явления полисемии, синонимии и омонимии, поскольку язык законов РФ, обеспечивающих права человека, – одна из разновидностей русского литературного языка. С точки зрения названных явлений специфические особенности лексики, обеспечивающей права и свободы, выражаются в специфике терминологии.
6. Употребление в языке нормативных актов, относящихся к обеспечению прав человека, различных морфологических категорий глагола: вида, наклонения, времени, числа, лица и залога – с одной стороны, способствует проявлению дополнительных правомочий, производных от существующих прав, а с другой стороны, затрудняет реализацию уже существующих прав человека, так как снижает степень определенности норм, их закрепляющих.
7. Синтаксис правовых норм напрямую обусловливает масштабы, формы и пределы обеспечения прав человека. Ущерб точности правового регулирования может быть нанесен ненадлежащим использованием сочетаемостных свойств слов или неверным их расположением в предложении. Эти ситуации могут привести, например, к проявлению синтаксического синкретизма (совмещению в одной синтаксеме значений двух или более членов предложения), который в одних случаях не затрудняет восприятие правовой нормы, а в других препятствует верному ее толкованию.
8. Тезис о непосредственном характере действия прав и свобод (ст. 18 Конституции РФ) с точки зрения синтаксического и основанного на нем технико-юридического анализа является скорее идеалом, чем реальной действительностью. Это связано с тем, что юридические нормы, закрепляющие права человека, опосредуя жизнь, достоинство и т. д., лишь декларируют уже объективно существующие явления. Следовательно, правовые нормы непосредственно действующими не становятся: человек может сам по себе жить, осознавать свое достоинство и т. д. Непосредственно, в соответствии с нормами, закрепляющими права и свободы человека, можно лишь использовать право на самоохрану или самозащиту. Государственная или общественная охрана и защита, являющиеся элементом любого субъективного права, возможны лишь опосредованно.
9. Авторские предложения по совершенствованию законодательства, обеспечивающего права человека.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что сформулированные в работе выводы дополняют и расширяют сферу научного познания в области теоретико-правовой науки.
В результате проведенного исследования автор получил новые данные и обобщил ранее известные теоретико-правовые материалы, которые могут быть использованы в дальнейшей разработке проблем, связанных с обеспечением прав человека, а также сформулировал юрлингвистические основы влияния языка на реализацию прав человека.
Практическая значимость исследования языка и права в механизме обеспечения прав человека состоит в том, что оно позволило по-новому подойти к пониманию природы данного механизма в системе российского общества. Обобщение особенностей юрлингвистического обеспечения прав человека, выявление положительных и отрицательных сторон имеют практическую значимость для современной теории права и отраслевого правового регулирования. На основе материалов настоящего диссертационного исследования выработаны практические рекомендации по совершенствованию правового регулирования обеспечения прав человека в современном российском обществе.
Дидактическая значимость исследования. Материалы диссертации могут быть использованы в учебном процессе образовательных учреждений юридического профиля при изучении курса «Теория государства и права» и специальных учебных курсов: «Актуальные проблемы теории государства», «Обеспечение прав человека в деятельности правоохранительных органов», «Юридическая техника», – а также написании курсовых и дипломных работ по данной тематике.
Апробация результатов исследования. Основные теоретические положения и выводы диссертации неоднократно обсуждались на заседаниях кафедры государственно-правовых дисциплин Владимирского государственного педагогического университета и кафедры государственно-правовых дисциплин Владимирского юридического института Федеральной службы исполнения наказаний; используются автором в учебном процессе указанных образовательных учреждений; изложены в выступлениях на международных (Москва, 2004 г.; Владимир, 2005 г., 2007 г.; Суздаль, 2006 г.), всероссийских (Москва, 2005 г.; Муром 2006 г.) и региональных конференциях, а также заседаниях «круглого стола».
Кроме того, автором подготовлены предложения, направленные на совершенствование правового регулирования обеспечения прав человека, в федеральный и региональный законопроекты.
Основные итоги работы над диссертацией отражены в 7 публикациях общим объемом 4,9 п. л.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, объединяющих семь параграфов, заключения, библиографического списка и приложений.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы, раскрывается степень ее научной разработанности, определяются объект, предмет, цель, задачи и методология исследования, формулируются положения, выносимые на защиту, обосновываются научная новизна исследования, его теоретическая и практическая значимость, приводятся данные об апробации и внедрении его результатов в научную и педагогическую деятельность.
Первая глава «Методологические основы взаимосвязи права и языка в механизме обеспечения прав человека» состоит из трех параграфов и посвящена разработке отправных идей, направлений и способов исследования объекта и предмета диссертации.
В первом параграфе «Общая характеристика взаимодействия права и языка» анализируются взаимосвязи права и языка при регулировании общественных отношений.
Исходной посылкой исследования, проведенного в рамках данного параграфа, выступает идея о повышающейся степени актуальности изучения взаимосвязей права и языка в условиях реформирования российского общества, в том числе в сфере обеспечения прав человека. Прежде чем соотносить право и язык, автор определяет свои исследовательские позиции относительно определений данных понятий. Так, в качестве основы парадигмы исследования права и языка диссертант избрал их нормативную трактовку. В связи с данным обстоятельством право в работе рассматривается в виде упорядоченной совокупности (системы) норм, т. е. общеобязательных правил поведения, установленных или санкционированных государством, выражающих государственную волю, охраняемых и обеспечиваемых государством, в том числе с помощью мер государственного принуждения.
Что касается второго из указанных понятий, то с учетом нормативности за основу берется понятие естественного языка, который определяется как исторически сложившаяся небиологическая нормативно-знаковая система, изначально – средство общения между представителями одного этноса, проживающими, как правило, на одной территории. Кроме того, естественный язык – наиболее совершенная и распространенная в человеческом обществе знаковая система.
Основываясь на определении языка как естественно возникшей (на определенной стадии развития человеческого общества) и закономерно развивающейся семиотической (знаковой) системы и анализе его структурных единиц, автор делает вывод о том, что, во-первых, систему языка образуют единицы, в совокупности представляющие его (язык) как сложную многоуровневую структуру: звуки и фонемы (одноплановые, незначимые единицы) – фонемно-фонологический уровень; морфы и морфемы – морфемный уровень; слово и лексемы – лексический; слово и словоформы – морфологический; слово и синтаксемы – синтаксический уровень. Во-вторых, наиболее значимыми для взаимодействия с правом и юридического обеспечения прав человека являются лексический, морфологический и синтаксический языковые уровни.
Далее с учетом представленных выводов выделяются уровни отношений права и языка: объективный и субъективный.
На первом происходит объективация права в языке, его обозначение. Данный уровень определяется как объективный, поскольку взаимодействие двух социальных феноменов предопределяется самой сущностью языка, его возможностью обозначать, выражать идеальные категории, делать их доступными к познанию и применению.
Второй уровень характеризуется тем, что общественные отношения, возникающие в связи с использованием языка, выступают здесь уже в качестве объекта правового регулирования. Этот аспект соотношения права и языка определяется как субъективный. Реально повлиять на внутренний строй языка, его структуру, развитие которых подчиняется собственным закономерностям, право не может: в его «компетенции» возможно лишь упорядочение в использовании обществом средств естественного языка. Отсюда право может быть рассмотрено как идеальное бытие (нормативные суждения законодателя) и как наличное бытие (позитивное право).
Переход от одного уровня к другому обусловливается актом выражения нормативного суждения в знаках того или иного языка.
Нормы, взятые в «чистом» виде, имеют идеальную природу; это волеизъявление государства, исходящее от него как от коллективного субъекта социальных отношений. Согласно данной точке зрения, правовые нормы представляются как суждения государства (точнее, суждения, выполненные от имени государства законодателем) относительно властной оценки тех или иных общественных отношений, специфические формы отражения государством окружающей действительности. В этой связи нельзя не согласиться с В. М. Барановым, который отмечает: «Юридическая норма – вид государственной оценки. Результатом правотворческого процесса выступает с гносеологической точки зрения нормативно-правовая оценка»[2]. Как результат волеизъявления государства нормативное суждение представляет собой форму мысли законодателя, его умозаключение. Однако в таком качестве оно не может быть сообщено другим субъектам, не может быть познанным, интерпретированным и примененным. Для того чтобы норма права обрела наличное бытие в обществе и получила возможность служить регулятором поведения социальных субъектов, необходим момент, когда, выражаясь языком Святого Писания, «Слово плоть бысть» (Ин. 1:14), т. е. момент воплощения, реализации, объективации суждения. Таким моментом является обозначение нормы в знаках того или иного языка.
Таким образом, свой бытийный статус право приобретает через язык, а значит, и правовые нормы могут считаться объективно существующими только тогда, когда обретают форму нормативных высказываний.
Второй параграф «Права человека в системе взаимосвязей права и языка» посвящен выработке авторской позиции относительно понятия и содержания прав человека, их системы в контексте использования юридической техники взаимодействия права и языка.
Права человека – это одно из завоеваний современной цивилизации, языковое и юридическое оформление относительной обособленности и свободы личности от общества и государства. Правам человека посвящено множество трудов в отечественной и зарубежной литературе, вместе с тем нереализованнось и нереализуемость некоторых прав не снижают актуальности данной проблематики.
Изучение публикаций, касающихся прав человека, позволило классифицировать все имеющиеся их определения на две группы. В работах, относящихся к первой из них, права человека рассматриваются в широком смысле – в качестве совокупности обусловленных самой природой естественных и неотчуждаемых возможностей человека, реализуемых им в общественных отношениях и не зависящих от правового обеспечения и гражданства (И. Кант, Ш. Монтескье, Б. Спиноза, Е. А. Лукашева, В. С. Нерсесянц и др.). Во второй группе работ предлагается в качестве прав человека рассматривать лишь те из них, которые не только провозглашены, но и предусматривают возможность их реализации и реально имеют государственно-правовое обеспечение (Дж. Локк, П. И. Новгородцев, А. С. Александрова и др.).
Анализируя мнения указанных авторов, диссертант приходит к выводу, что содержащиеся в них понятия имеет смысл интегрировать, так как они не содержат антагонизмов или хотя бы жестких коллизий. На основании данной исследовательской позиции в работе выделяются следующие признаки прав человека: естественная основа, возможности человека в обществе, языковая и государственно-правовая обеспеченность.
Применительно к предмету настоящего исследования на основании изученных признаков прав человека формулируется их авторское определение: это система обусловленных природой человека, выраженных с помощью языка, текстуально (устно или письменно) закрепленных в праве возможностей и степеней свободы индивида, обеспечиваемых государством.
Далее автор обращается к классификации прав человека. С точки зрения лингвистического анализа по отношению к степени значимости для жизни человека все существующие его права подразделяются в работе на главные, или основные, и второстепенные, или производные.
Ввиду того, что основные права человека являются базой для всех остальных прав (в частности, без права на жизнь и достоинство вообще не имеет смысла говорить о других основных правах; право на неприкосновенность частной жизни свидетельствует о демократизме государства, так как подразумевает свободу личной обособленности от государства, что, например, в тоталитарном обществе невозможно), именно на них делается акцент при рассмотрении влияния права и языка на реализацию прав человека. Вместе с тем лексика, морфология и синтаксис основных прав и свобод позволяют заключить, что «право на достоинство», «право на жизнь», «право на неприкосновенность частной жизни» по отношению к другим основным правам выступают в качестве системообразующих гиперправомочий (например, право на достоинство включает в себя право на достойную жизнь, право на запрет пыток, право на личную неприкосновенность, право на равенство прав с учетом языковой принадлежности (ч. 2 ст. 19 Конституции РФ) и т. д. Кроме того, перечисленные права типичны в языковом выражении и правовом закреплении, что позволяет на основе их изучения исследовать другие права и свободы.
Второстепенные права производны и напрямую зависят от комплекса основных прав и механизма их реализации.
Таким образом, с точки зрения юрлингвистического анализа, права человека – это условная категория, применяемая для характеристики степени демократичности государства и места, занимаемого в нем личностью.
По своему существу права человека выступают языковой и юридической программой, формулирующей те условия и способы жизнедеятельности людей, которые объективно необходимы для обеспечения нормального функционирования индивида, общества, государства, а также представляют собой схему пределов возможного поведения человека в рамках социальной организации жизни индивидов.
Использование языка может выступать в качестве основного, естественного и неотъемлемого права, так как он, с одной стороны, «встроен» в любое право человека, с другой стороны, он может существовать как в виде самостоятельного права, так и отдельных правомочий: право на пользование родным языком, на свободный выбор языка общения, воспитания, обучения и творчества (ч. 2 ст. 26 Конституции РФ); право на пользование национальным языком в процессе уголовного судопроизводства (ст. 18 УПК РФ), право на равенство прав с учетом языковой принадлежности
(ч. 2 ст. 19 Конституции РФ).
Третий параграф «Юридические и лингвистические элементы в структуре механизма обеспечения прав человека» посвящен исследованию механизма реализации прав человека в юрлингвистическом контексте. Проведенный автором анализ литературы, касающейся различных аспектов правового регулирования, действия права, правореализации, дает основания констатировать, что проблема механизма реализации прав человека производна от проблемы механизма правового регулирования. Последний достаточно подробно изучен в современной юридической науке; все основные подходы к его пониманию и содержанию в работе условно подразделяются на прагматический и теоретический.
В результате их изучения автор приходит к выводу, что до настоящего времени не удалось создать единой логически непротиворечивой теоретической конструкции данного механизма. Вместе с тем, несмотря на разность интерпретаций и известный плюрализм относительно понимания элементного набора механизма правового регулирования, все авторы сходятся в том, что это система средств, через которую осуществляется правовое регулирование общественных отношений. Поэтому автор разделяет позицию ряда ученых (Э. Р. Чернова), согласно которой различные подходы к пониманию механизма правового регулирования должны рассматриваться не в качестве конкурирующих, а в качестве взаимодополняющих друг друга.
Далее, опираясь на теорию механизма правового регулирования, диссертант анализирует средства, с помощью которых реализуются права человека, и на этой основе предлагает концепцию структуры механизма реализации прав человека, включающую несколько уровней и в качестве элементов – отдельные средства:
– 1-й уровень – нормативные средства обеспечения прав человека (лингвистические (языковые), нормативно-правовые).
Языковые средства в данном случае – это совокупность лексико-морфологических и синтаксических конструкций, опосредующих содержащиеся в правовом регулировании дозволения, запреты и позитивные обязывания, так или иначе связанные с реализацией прав человека.
Нормативно-правовые средства – это система юридических норм, закрепляющих права человека, направленных на их охрану и защиту, устанавливающих ответственность за нарушение прав;
– 2-й уровень – ненормативные средства (акты реализации правовых норм – действия и документы).
Действия – это форма поведения в виде социально-правовой активности управомоченных лиц – носителей прав человека. Акты-документы – это подзаконные акты, детализирующие права человека, или правоприменительные акты, конкретизирующие отдельные права либо входящие в них правомочия;
– 3-й уровень – материальные средства (основные и оборотные производственные фонды, оргтехника, финансы и др.), необходимые для осуществления прав человека.
Среди представленных уровней фундаментальный характер отводится нормативному уровню, так как без языка нет права, а без правового закрепления теряют смысл все остальные уровни.
С учетом представленной структуры, места, занимаемого в ней нормативными средствами, механизм обеспечения прав человека – это основанная на взаимодействии права и языка система различных средств, с помощью которой осуществляются объективация, охрана и защита прав человека.
При этом механизм обеспечения прав человека не включает в себя тесно связанные с ним элементы: личность и условия ее деятельности, – а выступает в качестве комплексного инструмента осуществления прав.
Вторая глава «Правовое и лингвистическое опосредование механизма обеспечения прав человека» состоит из четырех параграфов и посвящена обоснованию роли языка в юридическом выражении механизма обеспечения прав человека.
В первом параграфе «Социально-правовые функции языка в механизме обеспечения прав человека» устанавливаются основные направления языкового воздействия на механизм обеспечения прав человека.
В работе позиционируется, что язык – носитель права, главное средство передачи правовой информации об объеме правомочий, входящих в то или иное естественное право. В самом общем виде при реализации прав человека различные субъекты права передают и получают информацию с помощью определенной семиотической (знаковой) системы – языка. Иными словами, между участниками правоотношений происходит процесс так называемого правового общения, или правовой коммуникации, которая в диссертации трактуется как разновидность общественных отношений в форме трансляции правовой информации от правотворческого органа к субъектам, реализующим правовые предписания, закрепляющие основные права и свободы, а также в форме филологической рецессии правовой информации от субъектов к правотворческим органам.
На основе представленной дефиниции выделяются и изучаются основные социально-правовые функции языка:
1) коммуникативная. Эта функция рассматривается в качестве основы реализации имеющихся прав и свобод человека, и ее основное назначение в акте обеспечения данных прав состоит в том, что, будучи базовой формой представления правовой информации, язык обеспечивает речевое общение управомоченных и обязанных субъектов между собой при условии открытости и доступности правовой информации;
2) конативная (регулятивная), направленная на адресанта и адресата акта правовой коммуникации. Эта функция взаимосвязана с механизмом правового регулирования и определяет, как с помощью языковых средств реализуются при обеспечении прав человека различные способы регулирования возникающих при этом отношений: запрещение, дозволение, обязывание, рекомендация. Конативная функция языка выражается в соответствующих видах правовых норм, которые задействуются в механизме реализации прав человека;
3) познавательная. Во-первых, язык есть основное средство сохранения и закрепления накопленных обществом правовых знаний, в том числе в области обеспечения прав и свобод человека. Во-вторых, при помощи языка, т. е. в словесно-знаковой форме, устанавливаются значения юридических понятий, терминов, определяется их содержание, включая понятия отдельных прав и средств их обеспечения. И в-третьих, познавательная функция языка проявляется в процессе уяснения субъектами права содержания юридических норм;
4) метаязыковая. Регулируя различные правоотношения, разные отрасли права имеют собственные, свойственные только им терминологические кодификации;
5) защитная. Юридическая практика свидетельствует, что в последние годы значительно увеличилось количество обращений в суд с исками о защите чести, достоинства, деловой репутации. В этой связи судам часто необходимо лингвистическое заключение по тому или иному конкретному вопросу, однако на данный момент проблема лингвистической экспертизы остается открытой. В современном законодательстве никак не регламентирован выбор эксперта (кто должен осуществлять этот выбор – юридический орган, истец или ответчик), не сформулированы пределы его деятельности (объективистская, защитительная и т. п.). В определенной степени причиной такого отношения к лингвистической экспертизе является недооценка ее специфики со стороны юристов. Убедительную аналогию в связи с этим, по мнению автора, проводит Н. Д. Голев: «Медицинские заключения, имеющие правовую силу для правоохранительных органов, могут давать только специализированные учреждения, имеющие на это право. Лингвистические же заключения, как показывает практика, дает кто угодно, лишь бы он имел отношение к филологии: школьный учитель, доцент, журналист или корректор издательства»[3]. Таким образом, целесообразно создать отдельный нормативный акт, регламентирующий проведение лингвистических экспертиз при защите прав человека;
6) объектная. Данная функция выражается в том, что язык во многих правах человека сам выступает в качестве самостоятельного естественного права и отдельного правомочия, элемента субъективного права;
По мнению автора, в языке закона, закрепляющего права и свободы человека, могут присутствовать средства с эмоционально-экспрессивной окрашенностью. Например, формы превосходной степени прилагательных: Человек, его права и свободы являются высшей ценностью (ст. 2 Конституции РФ). Данный и другие примеры, содержащиеся в диссертации, доказывают: язык в процессе правовой коммуникации может выступать и в эмоционально-экспрессивной функции при реализации прав и свобод.
В акте правовой коммуникации при обеспечении прав и свобод, помимо перечисленных функций, может проявляться и сакральная (ритуальная, магическая) функция языка. Она обнаруживается в правовой действительности при обеспечении прав человека, например, тогда, когда глава государства в соответствии с конституциями некоторых зарубежных стран приносит присягу при вступлении в должность. Так, в ст. 12 Конституции Ирландии приводится следующий текст присяги: Перед Всемогущим Богом я торжественно и искренне обещаю и заявляю, что я буду поддерживать Конституцию Ирландии, и что я буду исполнять свои обязанности честно и сознательно в соответствии с Конституцией и законами, и что посвящу мои способности службе и благосостоянию народа Ирландии. Бог направит и поддержит меня[4]. Рассматриваемая сакральная функция языка обнаруживается также и в тексте Государственного гимна Российской Федерации, где содержатся такие слова: «Одна ты на свете! Одна ты такая – хранимая Богом родная земля!».
Второй параграф «Лексические особенности юридических норм в механизме обеспечения прав человека» посвящен изучению лингвоюридических особенностей лексического обеспечения прав человека.
Отправным моментом исследования, проводимого в рамках настоящего параграфа, является тезис о том, что на нормативно-правовое регулирование прав человека влияет не только функциональная сторона существования языка, но и его структура, где одно из важных мест занимает лексический уровень.
Лексика – это открытая система, объединяющая разнообразные слова, которые образуют словарный состав любого языка. Ее дифференцируют по различным критериям, в частности: по степени употребительности, стилистической принадлежности, происхождению, сферам социального употребления. Каждый из перечисленных критериев налагает определенные ограничения на употребление конкретных групп слов в языке закона, закрепляющего или обеспечивающего права и свободы.
По степени употребительности лексика подразделяется на активную и пассивную. В активную лексику юридического обеспечения прав человека входят слова, необходимые для повседневного общения, а также слова, обозначающие юридические понятия, и термины. В пассивный словарный запас включены устаревшие слова и неологизмы. В устаревших словах выделяют две группы: историзмы и архаизмы. Историзмы – такие слова, которые обозначают реалии, к настоящему времени утраченные; они, как правило, не имеют синонимов в литературном языке и в текстах нормативно-правового характера, обеспечивающих реализацию прав и свобод, встречаться не могут. Архаизмы – устаревшие слова, обозначающие предметы и явления, имеющиеся в настоящем, но вытесненные из употребления более современными словами. Некоторые из слов этой группы встречаются в нормативно-правовых текстах, опосредующих права и свободы, что объясняется преемственностью институтов и традиций, особенно в вопросах обеспечения прав человека. Например, ст. 21 Конституции РФ провозглашает: «Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления». Глагол умалять относится, согласно Словарю русского языка С. И. Ожегова, к устаревшей лексике.
Неологизмы как слова пассивного запаса, т. е. пока еще не всеми носителями языка понимаемые и употребляемые, также встречаются в законодательных текстах, касающихся прав человека. Иногда их использование, как и использование устаревших слов, нежелательно. Однако новые слова неизбежны, если они появляются в результате приобретения многозначными словами новых значений. Так, например, напрямую касаются обеспечения неприкосновенности частной жизни лексико-правовые неологизмы, содержащиеся в ст. 53 Федерального закона «О связи» от 7 июля 2003 г. № 126-ФЗ (Операторы связи вправе использовать созданные ими базы данных об абонентах для осуществления информационно-справочного обслуживания[5] ).
Дифференциация лексики по стилистическим разрядам связана с языковым контекстом и речевой ситуацией. Самое общее принятое в лингвистике деление лексики с точки зрения стилистической окрашенности – это деление слов на стилистически нейтральные и стилистически окрашенные. Первые употребляются в любом контексте и в любой речевой ситуации, а значит, и в правовом контексте, и в ситуации, требующей правового регулирования. Например, в ч. 1 ст. 1 Всеобщей декларации прав человека в предложении «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах» каждое слово является стилистически нейтральным, что соответствует одному из главных требований, предъявляемых к языку законодательства, которое фиксирует или обеспечивает реализацию прав человека. Стилистически окрашенные слова (книжные, разговорные, просторечные) не должны употребляться в текстах нормативно-правового характера. Однако это требование часто нарушается. Так, экспрессивно-окрашенные слова встречаются даже в преамбуле Конституции РФ (чтя память предков, Отечество, возрождая суверенную государственность, незыблемость и т. д.) и других нормативных актах, направленных на обеспечение прав человека. По мнению автора, это объясняется такими свойствами данных актов, как их высокая идеологизированность и учредительный характер.
В текстах нормативно-правового характера, относящихся к области обеспечения прав человека, как и в других законодательных текстах, неизбежны явления полисемии, синонимии и омонимии, поскольку язык законов РФ, обеспечивающий права человека, – одна из разновидностей русского литературного языка.
Самым спорным, обсуждаемым и, безусловно, интересным видом специальной лексики в текстах нормативных актов является терминология. Ее определяют как составную часть лексики литературного языка, квалифицируют как автономное образование в рамках лексики национального языка или же вообще отказывают ей в языковом статусе, признавая ее системой искусственно созданных знаков[6]. Автор придерживается первой, наиболее распространенной, точки зрения. Однако отмечает, терминологическая сфера, связанная с правами и свободами человека и гражданина, – одним из важнейших институтов демократического общества, – имеет тенденцию к обособлению в особую группу лексики, обслуживающую названную область юридического языка. Ввиду этого для лучшего понимания и использования в реализации прав человека данную группу целесообразно законодательно закрепить и интерпретировать.
В третьем параграфе «Морфологические особенности юридических норм в механизме обеспечения прав человека» автор исследует морфологические закономерности юридического обеспечения прав человека.
Основой проводимого в настоящем параграфе анализа стало выявление объективных закономерностей функционирования основных морфологических категорий (имя существительное, глагол, числительное и т. д.) в текстах нормативных актов, относящихся к обеспечению прав человека.
Имя существительное является одной из наиболее употребительных частей речи в обиходном языке: из 9 тысяч самых частотных слов 4 тысячи составляют существительные. Такое же соотношение, т. е. примерно 44 % от общего лексического состава, наблюдается и в текстах нормативно-правового характера. Однако с точки зрения лексико-грамматических разрядов в механизме юридического обеспечения прав человека складывается иная картина. Если в обиходно-разговорной речи и во многих юридических текстах преобладают конкретные существительные (обозначающие конкретные предметы), то в текстах нормативно-правовых актов, опосредующих обеспечение прав человека, доминируют абстрактные (отвлеченные) существительные, среди которых выделяются две основные группы: отадъективные (образованные от имен прилагательных) и отглагольные (образованные от глаголов), например, во Всеобщей декларации прав человека: Каждый человек имеет право на жизнь, свободу и на личную неприкосновенность; Никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию (последние два существительных входят в немногочисленную группу непроизводных слов). Подобные существительные в большом количестве представлены и в федеральных законах, имеющих отношение к обеспечению прав человека: «О связи», «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ[7], «Об оперативно-розыскной деятельности» от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ[8] и др.
С одной стороны, это служит определенному уровню обобщения высказываний в юридическом тексте, а с другой, затрудняет реализацию прав человека, так как «размывает» их объем и содержание.
Далее автор рассматривает особенности использования глагола в юридическом обеспечении прав человека. Глагол – вторая по частоте употребления знаменательная часть речи. Из всех собственно глагольных категорий – вида, залога, наклонения, времени и лица – две являются обязательными, т. е. присущими всем глагольным формам: это категории залога и вида.
Глагольная категория вида помогает законодателю передавать различные семантические оттенки при создании правовых норм, закрепляющих и обеспечивающих права человека. В частности, специфика употребления глаголов совершенного и несовершенного видов связана с характером действий, осуществляемых различными субъектами права, а именно: ограничены или не ограничены действия каким-либо пределом, целостны они или нет. Так, если действие не предполагает предела и является нецелостным, то в нормативном тексте употребляется форма глагола несовершенного вида. Например, в ст. 3, 4, 6 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» от 12 июня 2006 г. № 67-ФЗ употребление глаголов несовершенного вида обладать, голосовать, избирать, участвовать, осуществляться и других объясняется спецификой предмета регулирования данных норм: действия, совершаемые гражданином Российской Федерации при реализации своих избирательных прав, не имеют обозначенного предела и являются неоднократными, распределенными во времени, что объясняется свойствами относительного постоянства, неотчуждаемости, непоглощаемости конституционных прав человека и гражданина. Этими же причинами мотивировано использование глаголов только несовершенного вида в Конституции РФ, например: Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения; Каждому гарантируется право на пользование квалифицированной юридической помощью.
Если же субъектом права совершается действие, имеющее конкретный предел, обладающее целостностью и однократностью, то в законе употребляется форма глагола совершенного вида. Примечательно, что в правовых нормах, закрепляющих права человека, эти формы встречаются только у страдательных причастий, т. е. в пассивном залоге, обозначающем, что глагольный признак, будучи связан с подлежащим, тем не менее своим источником имеет какой-то другой предмет либо лицо, представленные творительным падежом либо вообще не представленные. Это объясняется тем, что в указанных нормативно-правовых актах страдательные причастия относятся к действиям, которые должны совершить, реализуя предписания Конституции РФ и иных законов, органы исполнительной и судебной власти, иные органы и лица, и действия эти имеют конкретный предел и исчерпывающий характер, например: Никто не может быть без его добровольного согласия подвергнут медицинским, научным или иным опытам (ч. 2 ст. 21 Конституции РФ). Никто не может быть принужден к вступлению в какое-либо объединение или пребыванию в нем (ч. 2. ст. 30 Конституции РФ).
Серьезное внимание уделено автором наклонению глаголов, которое является основным грамматическим средством выражения модальности предложений. Как известно, нормативный правовой акт выражает волеизъявление законодателя, однако формы повелительного наклонения, специально предназначенные в русском языке для выражения веления, в законах, обеспечивающих права человека, не употребляются. Это обусловлено тем, что тексты законодательных актов должны отражать реальную действительность, поэтому в них используется только форма изъявительного наклонения глаголов, например: «Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления» (ч. 2 ст. 3 Конституции РФ).
Однако существует ряд проблем, связанных с употреблением в нормах законодательства РФ наклонений глагола. Дело в том, что нормы, обеспечивающие права человека, имеют двоякую природу. С одной стороны, они представляют собой реальные правовые установления, которым, согласно ч. 2 ст. 16 Конституции РФ, не могут противоречить никакие другие положения Основного закона. С другой стороны, большинство этих норм выступают принципами, которые в определенной мере являются «конституционными идеалами». По справедливому мнению некоторых авторов (В. О. Лучин), Конституция РФ содержит лишь нормативную модель идеального образа действительности, к достижению которого, как считает диссертант, Российская Федерация должна стремиться. В такой ситуации возникает транспозиция наклонений – переносное употребление форм или использование одних в значении других.
Например, в соответствии с ч. 1 ст. 1 и ч. 1 ст. 7 Конституции РФ Российская Федерация определяется как демократическое правовое социальное государство. Данное утверждение, казалось бы, должно отражать реальную ситуацию в Российском государстве, так как используются формы изъявительного наклонения. В то же время, исходя из «идеальной» природы многих норм, регулирующих основы конституционного строя, можно утверждать, что формы изъявительного наклонения функционируют в указанных статьях в значении форм ирреальных наклонений. Законодатель скорее провозглашает: Пусть Российская Федерация – Россия – будет демократическим, правовым государством (повелительное наклонение). Желательно, чтобы Российская Федерация была демократическим правовым государством (сослагательное наклонение). И поэтому факт невозможности использования в тексте Конституции РФ форм повелительного и сослагательного наклонений не должен вводить в заблуждение при толковании Основного закона в целом и в вопросах обеспечения прав человека, в частности.
Значения настоящего неактуального времени («настоящего постоянного», «настоящего абстрактного»), используемые в нормах, закрепляющих права человека (например, право на жизнь), указывают на такие факты, которые не ограничены каким-либо временным пределом. Такие формы являются лингвистическим средством, отражающим принципы прямого действия и стабильности Конституции РФ. Они фиксируют то, что различные субъекты права постоянно и непосредственно реализуют свои субъективные права и выполняют юридические обязанности. Вместе с тем использование форм глаголов настоящего времени в указанных значениях может привести на практике к противоречиям с настоящим актуальным временем и явиться одним из факторов, затрудняющих прямое действие норм, фиксирующих права человека.
Таким образом, различное (надлежащее и ненадлежащее) употребление в языке нормативных актов, относящихся к обеспечению прав человека, различных морфологических категорий глагола: вида, наклонения, времени, числа, лица и залога – с одной стороны, способствует порождению дополнительных правомочий в рамках существующих прав, а с другой стороны, затрудняет реализацию существующих прав непосредственно.
Далее автор исследует влияние на реализацию прав человека других частей речи (прилагательного, местоимения, числительного, частиц и др.).
Четвертый параграф «Синтаксис юридических норм в механизме обеспечения прав человека» посвящен изучению синтаксических особенностей юридических норм, обеспечивающих права человека.
Термин «синтаксис» происходит от греческого слова syntaxis, что означает «строй, построение, порядок». Именно на синтаксическом уровне язык выполняет свою коммуникативную функцию, позволяющую наиболее полно юридически обеспечить права человека. В настоящем исследовании синтаксис рассматривается как система со сложной организацией, включающей два основных вида единиц: словосочетание – единицу докоммуникативного уровня – и предложение – единицу коммуникативного уровня.
В вопросах обеспечения прав человека синтаксические единицы создают базу правовой коммуникации. Они служат непосредственно для общения субъектов права и соотносят сообщение, т. е. норму права, передаваемую адресату акта правовой коммуникации, с объективной действительностью. Следовательно, лишь на синтаксическом уровне язык нормативно-правовых актов, обеспечивающих реализацию прав человека, обретает окончательную ясность. Исходя из этой посылки, автор анализирует юридическую специфику различных синтаксических единиц, а также закономерности их употребления в текстах нормативно-правовых актов, закрепляющих и обеспечивающих основные права человека.
Прежде всего диссертант обращается к словосочетанию. В текстах правовых актов, касающихся обеспечения прав человека, большинство юридических понятий представлено в раздельнооформленном виде, т. е. выражается словосочетанием, которое представляет собой сложное наименование явлений действительности, например: а) предмет и его признак (принудительный труд, социальное обеспечение, равные права) – атрибутивные словосочетания; б) действие и его объект (влечет ответственность, защита прав и свобод, проведение референдума) – объектные словосочетания; в) действие и его признак, признак и его признак (умышленно уничтожить, запрещается совершать, свободно распоряжаться, осуществляется открыто и гласно) – обстоятельственные словосочетания. Употребляясь автономно (в позиции заголовка статьи или главы правового акта), словосочетание функционирует в этих случаях уже как односоставное номинативное предложение, обусловливая и передавая основную тему и идею структурной единицы правового акта.
Далее автор исследует основную синтаксическую единицу в законодательных текстах, посвященных правам человека, – предложение, которое в отличие от слов и словосочетаний обладает коммуникативным свойством, т. е. сообщает о событиях реальной действительности. Каждое такое событие связано с определенными действиями или состояниями, субъектами этих действий или состояний и определенными признаками, обстоятельствами совершения действий или протекания процесса. Исходя из этого различают главные и второстепенные члены предложения. Для того чтобы построить предложение, достаточно главных членов, например, Труд свободен, как записано в ч. 11 ст. 37 Конституции РФ.
Однако формальный минимум в большинстве случаев не обеспечивает смысловой полноты предложения, особенно когда речь идет о правах человека. Основная информативная нагрузка обычно распределяется между второстепенными членами предложения. Так, в предложении из приведенной выше статьи Конституции РФ: Каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию – распространение осуществляется за счет включения в его структуру синтаксем, которые относятся либо к одному из главных членов, либо ко всему предложению в целом.
Признак коммуникативности предложения обеспечивается его предикативностью, под которой понимается такая синтаксическая категория, которая обладает комплексом формальных синтаксических средств, позволяющих соотнести сообщение с тем или иным временным планом объективной действительности и обозначить, что то, о чем сообщается, или реально осуществляется во времени, или же мыслится как возможное, должное или требуемое. Именно модально-временная координация (предикативность) позволяет выявить некоторые технико-юридические ошибки при обеспечении реализации прав человека. Так, с точки зрения форм реализации законодательства обязанность, например, члена Совета Федерации и депутата Государственной Думы соблюдать этические нормы означает воздерживаться от их реализации. Дело в том, что в синтаксисе юридических предписаний реализация прав человека корреспондирует формам реализации правовых норм. Взаимодействие реализации прав человека с формами реализации законодательства зависит от отношения субъекта правоотношений и естественного права. Отсюда синтаксический анализ позволяет заключить, что правообладатель (гражданин) использует свое право, государство исполняет обязанность по обеспечению прав человека (ст. 2 Конституции РФ) и применяет нормы, обеспечивающие естественные права человека (например, право вступать в брак). Употребление в юридическом процессе и словарном обиходе применительно к правам человека такого термина, как соблюдение, некорректно, поскольку это может повлечь технико-юридические ошибки и затрудняет реализацию прав человека. Дело в том, что соблюдение – это пассивная форма реализации юридических норм, выражающаяся в воздержании от действий, запрещенных законом, т. е. в этой форме реализуются запрещающие нормы. Отсюда по отношению к собственным правам личность может их только использовать или осуществлять. По отношению к правам других людей ни государство, ни другие субъекты также не могут их соблюдать, в связи с тем, что права закрепляют управомочивающие нормы и касаются они субъектов – носителей прав. Соблюдать можно только запреты, касающиеся нарушения прав человека и выражающиеся в воздержании от незаконных действий по отношению к правам человека. Следовательно, относительно государства следует вести речь только об охране прав, которая в данном случае охватывает и соблюдение, так как предполагает деяния по предотвращению нарушений прав человека, т. е. государство в лице соответствующих органов не только обязано воздерживаться от нарушения прав, но и должно активно предотвращать любые посягательства на них.
Физическое лицо должно соблюдать запреты на нарушение прав другого человека, и уж тем более личность не может соблюдать свои права, поэтому точнее говорить не «соблюдать права», а «соблюдать нарушение прав».
Исходя из тезиса о синтаксисе как единственном способе существования позитивного права, автор доказывает, что он напрямую обусловливает масштабы, формы и пределы реализации прав человека. Ущерб точности правового регулирования может быть нанесен ненадлежащим использованием сочетаемостных свойств слов или неверным их расположением в предложении. Эти ситуации могут привести, например, к проявлению синтаксического синкретизма (совмещению в одной синтаксеме значений двух или более членов предложения), который в одних случаях не затрудняет восприятия правовой нормы, а в других препятствует верному ее толкованию.
Тезис о непосредственном характере действия прав человека (ст. 18 Конституции РФ) с точки зрения синтаксического и основанного на нем технико-юридического анализа является скорее идеалом, чем реальной действительностью. Это связано с тем, что юридические нормы, закрепляющие права человека, опосредуя жизнь, достоинство и т. д., лишь декларируют уже объективно существующие явления. Следовательно, правовые нормы непосредственно действующими не становятся: человек может сам по себе жить, осознавать свое достоинство и т. д. Непосредственно в соответствии с нормами, закрепляющими права человека, можно использовать только право на самоохрану или самозащиту. Государственная или общественная охрана и защита, являющиеся элементом любого субъективного права, возможны лишь опосредованно.
В заключении подводятся итоги работы и формулируются основные выводы, вносятся предложения по совершенствованию законодательства, регулирующего обеспечение прав человека.
По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:
Публикации в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях,
рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ
- Юсипова, И. В. Язык как элемент механизма государства /
И. В. Юсипова // «Черные дыры» в российском законодательстве. – 2007.
– № 3. – 0,5 п. л. - Юсипова, И. В. Морфологическая специфика регулирования частной жизни / И. В. Юсипова // Вестн. Владим. юрид. ин-та. – 2007. – № 4(5). – 0,5 п. л.
Иные публикации
- Юсипова, И. В. Язык как структурный элемент частной жизни / И. В. Юсипова // Юридическая наука в трудах молодых ученых : сб. ст. / Владим. юрид. ин-т. – Владимир, 2005. – 0,35 п. л.
- Юсипова, И. В. Проблема определения объема правового регулирования частной жизни / И. В. Юсипова // Актуальные проблемы юриспруденции : сб. науч. тр. / Владим. гос. пед. ун-т. – Владимир, 2006.
– Вып. 6. – 0,4 п. л. - Юсипова, И. В. Лингвистические (морфологические) особенности обеспечения прав человека / И. В. Юсипова // Гуманизация уголовного наказания как одно из основных направлений современной пенитенциарной политики России : сб. материалов межвуз. науч.-практ. конф. / Владим. юрид. ин-т, Иванов. фил. – Иваново, 2007. – 0,35 п. л.
- Юсипова, И. В. Лингвистическая основа взаимной обязанности государства и личности по обеспечению тайны личной жизни / И. В. Юсипова // Обеспечение взаимных обязанностей государства и личности : материалы межрегион. науч.-практ. конф. («Жеребинских чтений»). – Владимир : Транзит – ИКС, 2007. – 0,3 п. л.
- Юсипова, И. В. Юридические и лингвистические основы обеспечения реализации основных прав человека : монография / И. В. Юсипова, Р. Б. Головкин, И. Л. Петрова / Владим. гос. пед. ун-т. – Владимир, 2008.
– 10,4/2,5 п. л.
Общий объем опубликованных автором работ составляет 4,9 п. л.
Юсипова Ирина Викторовна
ПРАВО И ЯЗЫК В МЕХАНИЗМЕ ОБЕСПЕЧЕНИЯ
ПРАВ ЧЕЛОВЕКА
Подписано в печать 19.02.08. Формат 60х84 1/16. Усл. печ. л. 1,63. Тираж 100 экз.
Редакционно-издательский отдел научного центра
федерального государственного образовательного учреждения
высшего профессионального образования
«Владимирский юридический институт
Федеральной службы исполнения наказаний»
600020, г. Владимир, ул. Б. Нижегородская, 67е.
E-mail: [email protected].
[1] Ушаков А. А. Очерки советской законодательной лингвистики. Пермь, 1967. С. 15.
[2] Баранов В. М. Истинность норм советского права. Саратов, 1989. С. 196.
[3] Голев Н. Д. Постановка проблем на стыке языка и права // Юрислингвистика-1. Проблемы и перспективы. Барнаул, 1999. С. 8.
[4] Конституции государств Европейского Союза. М.,1999. С. 328.
[5] Рос. газ. 2003. 10 июля.
[6] См.: Суперанская А. В., Подольская Н. В., Васильева И. В. Общая терминология. Вопросы теории. М., 1989. С. 17.
[7] См.: Рос. газ. 2006. 29 июля.
[8] См.: там же. 1995. 18 авг.
