Посттравматический стресс и защитно-совладающее поведение в условиях чрезвычайной ситуации (половозрастная специфика)
На правах рукописи
ХАЖУЕВ ИСЛАМ САЙДАХМЕДОВИЧ
ПОСТТРАВМАТИЧЕСКИЙ СТРЕСС И ЗАЩИТНО-СОВЛАДАЮЩЕЕ ПОВЕДЕНИЕ В УСЛОВИЯХ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИИ (ПОЛОВОЗРАСТНАЯ СПЕЦИФИКА)
Специальность: 19.00.13 – психология развития, акмеология (психологические науки)
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата психологических наук
Москва – 2013
Работа выполнена в лаборатории психологии посттравматического стресса Федерального государственного бюджетного учреждения науки Института психологии Российской академии наук (ИП РАН)
Научный руководитель: доктор психологических наук, профессор
Тарабрина Надежда Владимировна
Официальные оппоненты: Толстых Наталия Николаевна
доктор психологических наук, профессор,
Государственное бюджетное образовательное
учреждение высшего профессионального образования
«Московский городской психолого-педагогический
университет» заведующая кафедрой социальной
психологии развития
Бессонова Юлия Владимировна
кандидат психологических наук,
Федеральное государственное бюджетное
учреждение науки Институт психологии
Российской академии наук (ИП РАН), старший
научный сотрудник лаборатории инженерной
психологии и эргономики
Ведущая организация: Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Костромской государственный университет имени Н. А. Некрасова»
Защита состоится «3» октября 2013 года в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д 002.016.03 на базе Федерального государственного бюджетного учреждения науки Института психологии Российской академии наук (ИП РАН) по адресу: 129366, г. Москва, ул. Ярославская, д.13.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Федерального государственного бюджетного учреждения науки Института психологии Российской академии наук Института психологии (ИП РАН).
Автореферат разослан 2013
Ученый секретарь
диссертационного совета
кандидат психологических наук Никитина Е.А.
Общая характеристика работы
Актуальность исследования
Социально-политический и экономический кризис, начавшийся в России 90 г.г., в Чеченской Республике (ЧР) протекал в крайних формах. С приходом к власти в ЧР сепаратистов экстремисты, объединяясь в различные преступные группировки и чувствуя свою абсолютную безнаказанность, устроили настоящий террор против мирного населения и жителей сопредельных регионов России. В сложившихся условиях федеральный центр вынужден был принять крайние меры с целью наведения конституционного порядка на территории ЧР и нейтрализации незаконных вооруженных формирований. Однако данный процесс был мучительно сложным и болезненным, поскольку проходил через активные военные действия, которые можно подразделить на два основных этапа. Первый этап – с декабря 1994 до сентября 1996 г., второй этап – с сентября 1999 до 2004/5 г.г.
В ходе военных действий особенно сильно страдало мирное население, оказавшееся между двух огней. Практически днем и ночью на улицах городов и сел ЧР боевики совершали террористические акты, а за ними следовали специальные мероприятия силовиков. Подразделения федеральных сил, состоящие в основном из прикомандированных из других регионов России сотрудников правоохранительных органов, не зная хорошо местность и местное население, вынуждены были в каждом жителе ЧР подозревать врага. Часто мирное население страдало от действия силовиков и правоохранительных органов ничуть не меньше, чем от преступных действий террористов, поскольку становилось объектом не только террористических акций боевиков, но и ракетно-артиллерийских и минометных обстрелов со стороны федеральных сил, в результате чего несло большие потери.
Таким образом, население Чеченской Республики более 13 лет жило в условиях антропогенной чрезвычайной ситуации, подвергаясь воздействию стрессоров высокой интенсивности и переживая хронический тяжелый стресс. За этот период по разным оценкам погибло от 150 до 200 тысяч человек [Идрисов К.А., 2004]. Крайне важно в настоящее время изучать психологические последствия проживания населения ЧР в таких экстремальных условиях и определить выраженность посттравматического стресса и защитно-совладающего с ним поведения. Особенно актуальна данная проблема в психологии развития, поскольку от возрастного развития и половой принадлежности могут зависеть как интенсивность посттравматического стресса, так и формирование тех или иных стилей защитно-совладающего поведения в тяжелых условиях жизни, от которого в конечном итоге зависит физическое и психическое здоровье людей, подверженных экстремальному воздействию.
В зарубежной психологии разработка проблемы совладания с жизненными трудностями имеет более чем сорокалетнюю историю активных исследований и отражает то, что человек может сделать сам в экстремальной ситуации, за счет чего он справляется со стрессовым воздействием [Folkman S., Lazarus R.S., 1988; Hobfoll S.E., 1988; Aldwin C.M., 1994; Endler N.S., Parker J.D.A., 1990; Frydenberg Е., 1997; Matheny B., Aycock D.W., 2003; Antonovsky А., 2004; Holahan C.J., Moos R.H., 1999; Navon D., 1984 и др.]. В отечественной психологии данное направление активно разрабатывается и изучается с 90-х годов ХХ века. Исследования выполняются в рамках понимания попыток преодоления жизненных трудностей, как поведения субъекта, либо осознанно (копинг-стратегии), либо бессознательно (защитные механизмы) выбирающего способы действий в трудных жизненных ситуациях [Анцыферова Л.И., 1994; Крюкова Т.Л., 2000; Абульханова К.А., 2001; Бодров В.А., 2000; Либин А.А., 2000; Нартова-Бочавер С.К., 1997; Сапоровская М.В., 2002; Никольская И.М., 2000; Русина Н.А., 1999; Сирота Н.А., 1994; Ялтонский В.М., 1995 и др.].
Изучению совладающего поведения личности под воздействием возрастных и гендерных факторов посвящено множество исследований [Сидорова Е.Н.,1988; Сирота Н.А., 1994; Арина Г.А., Кирсанова М.А., 2003; Крюкова Т.Л., Сапоровская М.В., 2005; Куфтяк Е.В., 2005; Грановская Р.М., 2006; Исаева Е.Р., 2009 и др.]. Актуальность настоящего исследования определена необходимостью комплексного изучения половозрастных различий в сопряженности признаков посттравматического стресса и механизмов защитно-совладающего поведения у лиц, длительное время проживавших в условиях чрезвычайной антропогенной ситуации.
Цель исследования - выявить специфику взаимосвязей уровня посттравматического стресса с половозрастными особенностями защитно-совладающего поведения у лиц, переживших психотравмирующие события в условиях длительной чрезвычайной ситуации.
Задачи исследования
1. Провести теоретико-методологический анализ различных направлений исследований посттравматического стресса и совладающего поведения.
2. Разработать программу и провести комплексное эмпирическое исследование половозрастных и личностных особенностей лиц, переживших психотравмирующие события в условиях длительной чрезвычайной ситуации.
3. Определить выраженность признаков посттравматического стресса и выявить их взаимосвязь с половозрастными, эмоционально-личностными и социально-психологическими характеристиками лиц, переживших психотравмирующие события.
4. Изучить особенности стилей совладания, выявить их связи с половозрастными характеристиками, уровнем посттравматического стресса и эмоционально-личностными параметрами испытуемых.
5. Провести анализ выраженности защитных механизмов, выявить их взаимосвязи со стратегиями совладающего поведения и уровнем посттравматического стресса и другими психологическими последствиями переживания психотравмирующих событий.
6. Выявить взаимосвязь социально-психологических особенностей совладания с психологическими последствиями психотравмирующих событий и их взаимосвязи с признаками посттравматического стресса и совладающего поведения.
7. Изучить особенности взаимосвязи субъективного локус контроля и свойств личности лиц, проживающих в условиях длительной чрезвычайной ситуации с признаками посттравматического стресса и стилями совладающего поведения.
8. Провести сравнительный анализ различий выраженности негативных эмоциональных реакций тревоги, депрессии и форм защитно-совладающего поведения у респондентов, переживших и не переживших травматический стресс.
Объект исследования - психологические последствия воздействия психотравмирующих событий у лиц, проживающих в условиях длительной чрезвычайной ситуации.
Предмет исследования - половозрастные особенности выраженности признаков посттравматического стресса и защитно-совладающего поведения и их взаимосвязь у лиц, переживших психотравмирующие события в условиях длительной чрезвычайной ситуации.
Основная гипотеза исследования состоит в предположении, что возрастно-половые, эмоционально-личностные и социально-демографические характеристики лиц, проживающих в условиях длительной чрезвычайной ситуации, обуславливают выраженность признаков посттравматического стресса, специфику эмоционально-личностного реагирования и особенности защитно-совладающего поведения.
Эта общая гипотеза исследования конкретизировалась в ряде частных эмпирических гипотез:
1.Лица, различающиеся по полу и возрасту, имеют разную выраженность признаков посттравматического стресса и механизмов совладания, которые имеют устойчивые взаимосвязи с их индивидуально-психологическими характеристиками.
2. Респонденты, проживающие в условиях длительной чрезвычайной ситуации в преодолении психотравмирующих переживаний, чаще используют стиль совладания, ориентированный на избегание.
3. Психологические последствия пережитых респондентами психотравмирующих событий, выражающиеся посттравматическим стрессом и тревожно-депрессивными состояниями, снижают вероятность использования продуктивного копинга, ориентированного на решение проблемной ситуации.
4. Защитные механизмы, направленные на сохранение психического равновесия через искажение проблемной реальности, оказываются малоэффективными в ситуации хронического стрессового воздействия.
Теоретико-методологическую основу исследования составили положения субъектно-деятельностного (Рубинштейн С.Л., Брушлинский А.В., Знаков В.В., Сергиенко Е.А.) и системного подхода (Ломов Б.Ф., Завалишина Д.Н., Пономарев Я.А., Барабанщиков В.А.); разработанные в отечественной психологии принципы целостности личности (Абульханова-Славская К.А., Ананьев Б.Г., Мясищев В.Н., Карвасарский Б.Д.); представления когнитивной психологии о формировании психической патологии и ПТСР (Бек А., Эллис А., Янофф-Бульман Р.); концепция стресса (Селье Г., Лазарус Р.С., Бодров В.А., Абабков В. А.), а также принципы и подходы к разработке проблем посттравматического стресса (Тарабрина Н.В., Pitman R., Vander Kolk B., Derogatis L.R. и др).
Методики исследования.
1. Шкала клинической диагностики ПТСР (CAPS-DX) - позволяет определить наличие признаков ПТСР, как в данный момент, так и в течение периода жизни после травматического события [Тарабрина Н.В., 2007].
2. Методика многомерного измерения копинга «Копинг-поведение в стрессовых ситуациях» (КПСС), направленная на диагностику способов совладающего поведения [Крюкова Т.Л., 2007].
3. Опросник Плутчика – Келлермана – Конте (Life>
4. Шкала личностной и реактивной тревожности Спилбергера-Ханина (ШЛРТ) позволяет измерить тревожность и как свойство личности, и как эмоциональное состояние [Карелин А.А., 2007].
5. Опросник депрессивности Бека (BDI) предназначен для оценки наличия депрессивных симптомов у обследуемого на текущий период [Тарабрина Н.В., 2001].
6. Методика исследования уровня субъективного контроля (УСК) позволяет измерить интернальность-экстернальность в межличностных и семейных отношениях [Карелин А.А., 2007].
7. Личностный профиль по Айзенку (EPP-S) предназначен для диагностики экстраверсии/интроверсии и нейротизма [Айзенк Г.Дж. и соав., 1996].
8. Клинико-демографическая карта, использующаяся на базе Наркологического диспансера ЧР РФ, предназначена для сбора демографических и социально-психологических данных.
Надежность и достоверность результатов исследования обеспечена:
(1) глубоким теоретико-методологическим анализом изучения проблемы; (2) адекватностью методов и методик сбора эмпирических данных и комплексностью исследования феноменов посттравматического стресса и совладающего со стрессом поведения; (3) репрезентативностью выборки; (4) использованием релевантных приемов математико-статистического анализа.
Статистическая обработка данных осуществлялась с помощью программного пакета «IBM SPSS Statistics» и включала: расчет коэффициента ранговой корреляции Спирмена (rs); U – критерий Манна-Уитни; биномиальный критерий и критерий ; H – критерий Краскела-Уоллеса; критерий ранговых распределений Фридмана/Кенделла.
На защиту выносятся следующие положения:
1. У лиц, проживающих в условиях хронической экстремальной ситуации, наличествуют возрастно-половые различия в признаках посттравматического стресса и связанных с ними негативных эмоциональных состояний (депрессивность и тревожность). Этот комплекс негативной аффективности более выражен у женской части выборки. При этом респонденты, достигшие юношеского возраста, наиболее сильно подвержены переживаниям признаков ПТС.
2. Стили совладающего поведения различаются в зависимости от половой принадлежности – женщины чаще, чем мужчины используют эмоционально-ориентированный стиль совладающего поведения, а мужчины, в основном, ориентированы на избегание стрессовых воздействий.
3. В условиях хронического стрессового воздействия уровень выраженности признаков ПТС и негативных эмоциональных состояний положительно корреспондирует с применением эмоционально-ориентированных стратегий совладающего поведения.
4. Выраженность посттравматического стресса положительно корреспондирует с общей напряженностью механизмов психологической защиты у респондентов, переживших травматический стресс.
5. Высокий уровень субъективного контроля личности сопряжен с повышением вероятности использования проблемно-ориентированного стиля совладания и копинг-стратегий, направленных на избегание проблемной ситуации, а также со снижением уровня посттравматического стресса в условиях длительного психотравмирующего воздействия.
Научная новизна исследования
Впервые проведено комплексное эмпирическое исследование взаимосвязи признаков посттравматического стресса с особенностями защитно-совладающего поведения в условиях длительной чрезвычайной ситуации на примере контингента жителей Северокавказского региона России.
Впервые исследованы на примере выборки из традиционно консервативного общества возрастно-половые, социально-психологические и демографические особенности защитно-совладающего поведения в их сопряженности с уровнем посттравматического стресса.
Впервые рассмотрены особенности посттравматического стресса, вызванные воздействием хронических стрессоров высокой интенсивности, в их взаимосвязи с личностными характеристиками и устойчивыми проявлениями негативной эмоциональности (тревожно-депрессивные состояния).
Теоретическая значимость результатов исследования
Результаты исследования расширяют наличествующие в современной отечественной и зарубежной науке представления об одном из специфических психологических последствий воздействия хронических стрессоров высокой интенсивности (проживание в условиях чрезвычайной экстремальной ситуации) — посттравматическом стрессе. Полученные данные вносят вклад в понимание взаимообусловленности разноуровневых характеристик субъекта: возрастно-половых, социально-психологических и эмоционально-личностных особенностей и параметров защитно-совладающего поведения в их сопряженности с уровнем посттравматического стресса.
Практическая значимость исследования
Данные, полученные в исследовании, могут быть использованы клиническими психологами, работающими в психосоциальном и медико-психологическом направлениях, а также при разработке профилактических мероприятий и рекомендаций по работе с населением в условиях длительной чрезвычайной ситуации. Теоретические и эмпирические результаты исследования могут быть применены для разработки соответствующих лекционных курсов и тренингов-семинаров при преподавании психологии экстремальных ситуаций и других психологических дисциплин. Материал исследования может быть использован при разработке новых, современных программ оказания специализированной помощи лицам, пережившим психотравмирующие события при выборе эффективных стилей совладания со стрессовым воздействием.
Апробация и внедрение основных результатов исследования
Результаты исследования обсуждались на расширенном заседании лаборатории психологии посттравматического стресса и лаборатории психологии развития Института психологии РАН (Москва, 2013 г.) и кафедры психологии Чеченского государственного педагогического института (Грозный, 2013).
Основные положения диссертационного исследования докладывались на 4-ом национальном конгрессе по социальной психиатрии, посвященный 90-летию ФГБУ «Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского» «Модернизация психиатрической службы – необходимое условие улучшения общественного психического здоровья» - всероссийская конференция «Повышение эффективности лечебно-реабилитационной помощи психически больным», 2011; на 4-ой республиканской научно-практической конференции «Социально-психологическая программа ЮНИСЕФ в Чеченской республике: итоги, достижения, перспективы развития», Грозный, 2011; на 4-ом съезде психиатров, наркологов, психотерапевтов и медицинских психологов Чувашии, 2010; в лаборатории психологии посттравматического стресса Института психологии РАН, 2012.
Результаты исследования внедрены и используются при разработке основных и дополнительных профессиональных образовательных программ Чеченского государственного педагогического института, в лекционных материалах дисциплин «Посттравматические личностные изменения как последствия войны», «Терапия посттравматического стрессового расстройства».
Публикации результатов исследования
По материалам исследования опубликовано 6 научных работ. Список печатных работ приводится в конце автореферата.
Объем и структура работы
Диссертация изложена на 153 страницах текста, состоит из введения, четырех глав, заключения, выводов, библиографического списка использованной литературы, включающего публикации 179 авторов. Работа содержит 21 таблицу и 16 рисунков.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность исследуемой проблемы, формулируются цель и задачи исследования, раскрывается научная новизна работы, её теоретическая и практическая значимость, представляются положения, выносимые на защиту.
Первая глава «Теоретические и методологические подходы к изучению психологических последствий психотравмирующих событий в условиях длительной чрезвычайной ситуации» состоит из двух параграфов.
В первом параграфе изложены теоретические подходы к пониманию и изучению стресса [Селье, 1960; Вольф, 1968; Лазарус, 1966] травмы и посттравматического стресса [Тарабрина, 2001, 2009; Падун, Котельникова, 2012; Хухлаев, 2006]. Представлены работы, направленные на изучение психологических последствий, возникающих при психотравмирующем воздействии. Нарушения, развивающиеся после пережитой психологической травмы, затрагивают все уровни человеческого функционирования, приводят к стойким личностным изменениям у людей, непосредственно переживших стресс [Лихи, 2002; Семке и соав., 2005; Човдырова, 2004; Чермянин, 2004; Шойгу, 2007; Пайкова, 2006; Бубеев, 2005; Снедков, 2008 и др.].
Во втором параграфе показана роль защитных механизмов и копинг-стратегий в сохранении психосоматического здоровья в условиях стрессового воздействия. Защитные механизмы направлены на смягчение психического дискомфорта, процессы совладания - на активное изменение стрессовой ситуации [Анцыферова, 1994; Бодров, 2000, 2006; Крюкова, 2004; Медведев, 1979; Лазарус, Фолкман, Хаан, 1977; Aldwin, 1994; Rice, 1987 и др.]. Описаны основные классификации защитных механизмов [Плутчик Р., 1966] и форм совладания [Folkman S. и Lazarus R.S.,1986, 1991].
Во второй главе «Организация и методы эмпирического исследования» приводится социально-демографическая характеристика испытуемых, описывается тестовая батарея методик исследования.
Всего обследовано 286 человек, в выборку вошли сотрудники правоохранительных органов - 103 человека; студенческая молодежь, получающая высшее образование на базе Чеченского государственного педагогического института - 106 человек; а также лица, не занятые трудовой деятельностью или занятые различной профессиональной деятельностью и имеющие гражданскую специализацию - 77 человек. С учетом социально-демографических характеристик также были сформированы выборки: по половому признаку - женская выборка (n=122) и мужчины (n=164); по возрасту - представители юношеского возраста (n=94) в возрастном диапазоне 18-20 лет, среднего возраста первого периода (n=137) – 21-35 лет и взрослости второго периода (n=55) – 36-60 лет; а также выборки, сформированные с учетом наличия или отсутствия психотравм - лица, пережившие психотравмирующие события (n=263) и лица, не пережившие дистресс (n=23). Также были сформированы выборки с учетом специализации респондентов, разделенных на гражданских (n=183) и комбатантов (n=103), и выборки по месту жительства - представители сельской (n=126) и городской местности (n=160).
В третьей главе приводятся данные эмпирического изучения психологических последствий переживания психотравмирующих событий в условиях длительной чрезвычайной ситуации (ЧС), которые проявляются в разных формах: посттравматический стресс и эмоционально-личностные нарушения.
В первом параграфе «Результаты эмпирического изучения признаков посттравматического стресса» показана картина выраженности признаков ПТС у респондентов, а также демографические (пол и возраст) особенности проявления постстрессовых реакций.
К моменту обследования уровнем ПТС, корреспондирующим с клинической картиной ПТСР, страдало 22,9% респондентов, средний уровень ПТС диагностирован у 30% и отсутствие признаков ПТС к моменту обследования, несмотря на переживание в прошлом психотравмирующих событий, выявлено у 47,1% испытуемых. Выявленные различия имеют высокую статистическую значимость (2=24,646, р<0,001). По сравнению с полученными данными, в исследовании К.А.Идрисова [2002], проведенном также на респондентах из Чеченской Республики, клиническая картина расстройства была выявлена у 31,2%, в то время как возврат неприятных воспоминаний о событии отмечен у 55,6%, а попытки их избегать – у 43,7% обследованных. В более позднем исследовании, проведенном Х.Б.Ахмедовой [2004], показатели ПТСР были выявлены у 42% обследованных. А в исследовании ветеранов войны в Афганистане, проведенном сотрудниками Лаборатории психологии посттравматического стресса ИП РАН, выявлено, что 17% «афганцев», принимавших участие в боевых действиях, страдают ПТСР [Тарабрина, 2009; Зеленова и др., 1997].
Также было выявлено, что респонденты, принимавшие участие в нашем исследовании, в период прохождения активной фазы контртеррористической операции, после психотравмирующего воздействия наиболее сильно страдали от признаков навязчивого репереживания травмирующих событий (2=159,975, р<0,001), а к моменту проведенного исследования, в настоящем, у данной выборки установлены высокие показатели признаков гипервозбуждения (2=112,946, р<0,001).
В период прохождения активной фазы контртеррористической операции, сопровождавшийся интенсивными боевыми действиями, респондентам чаще приходилось испытывать воздействия внешних стимулов, напоминающих о травмирующей ситуации, заставлявших испытуемых заново переживать травмирующие события. Сильнейший стресс, почти такой же силы, какой был в период первичной психотравматизации, сопряженный повышением общего уровня тревожности, держал респондентов в постоянном психологическом напряжении. Подобное состояние, продолжавшееся длительное время, приняло хроническую форму, в результате к моменту проведенного нами исследования, в текущем времени, после прекращения боевых действий и соответственно отсутствия большинства стимулов, напоминающих о прошлом, респонденты меньше стали испытывать навязчивое вторжение воспоминаний о травме. Однако физиологическая реактивность и гипервозбудимость, имевшие тенденцию нарастания в прошлом, в период психотравмирующего опыта респондентов и репереживаний воспоминаний о травме под воздействием ассоциативных стимулов, сохранились на высоком уровне.
При этом также выявлено (на основе сравнительного анализа по критерию Манна-Уитни), что женская выборка оказалась наиболее сильно подверженной переживаниям ПТС по сравнению с респондентами-мужчинами (р<0,001), что соответствует результатам исследования других авторов [Идрисов К.А., 2002; Тарабрина Н.В., 2009].
В то же время анализ признаков ПТС с учетом возрастных особенностей позволил выявить достоверные различия между представителями разных возрастов только по признакам навязчивого повторения травмы в переживаниях (критерий В). В исследованиях К.А. Идрисова [2002] и Х.Б. Ахмедовой [2004], проводившихся в период активной фазы контртеррористической операции, выявлено, что половина случаев ПТСР приходится на возраст от 41-45 до 50 лет. В нашем исследовании выявленные достоверные показатели – признаки навязчивого репереживания травмы (2=6,024, р<0,05) оказались наиболее выраженными у лиц юношеского возраста, хотя в прошлом от данных признаков больше страдали респонденты, достигшие зрелости второго периода. Объясняется это тем, что после травмы в прошлом, в период интенсивных боевых действий, обследованный контингент лиц, достигших на момент проведенного нами исследования взрослости второго периода (36-60 лет), пережили психотравмирующие события, будучи более молодыми людьми. Поэтому у данной выборки в прошлом наиболее выражены были признаки ПТС (показатели репереживания травмы). А респонденты из юношеской выборки в прошлом, которые были детьми школьного возраста на тот период, не имели столь тяжелого опыта переживания аспектов, связанных с психотравмирующими событиями, как взрослое население ЧР.
Во втором параграфе «Социально-демографические особенности проявления признаков тревожно-депрессивных состояний у лиц, проживающих в условиях длительной чрезвычайной ситуации» анализируются данные исследования признаков тревожно-депрессивных состояний с учетом демографических особенностей испытуемых.
Так, по данным опросника депрессии Бека и Шкале реактивной и личностной тревожности Спилбергера-Ханина, имеются значительные различия в выраженности признаков тревоги и депрессии у выборок, сформированных с учетом половой принадлежности (см. рис. 1).
Рисунок 1. Средние (ранговые) значения показателей выраженнности негативных эмоциональных реакций в группах мужчин и женщин.
Как видно из рис.1, у женской выборки значительно преобладают по сравнению с мужчинами ранговые показатели уровня депрессии, показатели реактивной тревоги и тревожности как свойства личности. Полученные различия имеют высокую статистическую значимость (р<0,001). Похожие данные, свидетельствующие о большей подверженности женщин переживаниям тревожно-депрессивных состояний, приводятся в исследованиях и других авторов [Холмогорова А.Б. и соав., 2011; Колесников И.А., 2010; Anson O., 1990; Bebbington P., 2003].
Анализ данных с учетом возрастных показателей испытуемых позволил выявить достоверные ранговые различия только по ситуативной и личностной тревожности, по уровню выраженности депрессии, выявленные показатели не обладают статистической значимостью (см. рис.2).
Рисунок 2. Средние (ранговые) значения показателей выраженнности признаков аффективных состояний в группах, сформированных с учетом возрастных различий.
Так, согласно рисунку 2, ситуативная тревога наиболее выраженной оказалась у респондентов, достигших взрослости 2 периода, в то время как у лиц юношеского возраста и респондентов, достигших зрелости 1 периода, показатели реактивной тревоги оказались менее выраженными (2=8,222, р<0,05). Хотя по личностной тревожности ранговые показатели оказались более выраженными у респондентов, достигших юношеского возраста, по сравнению с которыми у респондентов, достигших взрослости 2 периода, тревожность как свойство личности была менее выраженной. Зато у выборки испытуемых, достигших зрелости 1 периода, личностная тревожность, как и ситуативная тревога, оказалась слабо выраженной (2=14,684, р<0,001).
Исследования, проведенные отечественными и зарубежными авторами, показывают что лица, пережившие психотравмирующие события и страдающие ПТСР, также испытывают состояния повышенной тревоги и депрессии [Холмогорова А.Б., Гаранян Н.Г., 2006; Коган Б.М. и соавт., 2010; Тарабрина Н.В., 2001; Снедков Е.В., 1998]. Так, в исследовании Н.В. Тарабриной (2008) показано, что высокий уровень посттравматического стресса переживается совокупностью психологических характеристик, корреспондирующих с клинической картиной ПТСР, сопряженными с более высокой тревожностью и депрессивностью. Аналогичные показатели были получены и в настоящем исследовании.
Так, согласно полученным данным (см.рис.3), признаки ПТС положительно корреспондируют с показателями депрессии(r=0,383), ситуативной тревогой (r=0,241) и личностной тревожностью (r=0,356). Все корреляционные связи имеют высокую статистическую значимость (p<0,001).
* p 0,05
**p0,01
***p 0,001
Рисунок 3. Корреляционная плеяда показателей ПТС и шкал реактивной/личностной тревоги и депрессии.
Таким образом, установлено, что переживаемый испытуемыми вследствие психотравмирующих событий посттравматический стресс положительно корреспондирует с проявлениями тревоги и депрессии.
В четвертой главе диссертационной работы изложены результаты и обсуждение данных эмпирического исследования форм защитно-совладающего поведения и сопряженности их с посттравматическим стрессом.
В первом параграфе «Данные эмпирического исследования стратегий совладающего поведения» показаны результаты исследования копинг-механизмов, выявлены наиболее часто используемые стратегии совладания с учетом социально-демографических особенностей респондентов, представлены корреляции между формами совладания и негативными эмоциональными переживаниями.
Как показал анализ данных (на основе критерия Стьюдента), у респондентов, длительное время проживавших в условиях чрезвычайной ситуации, преобладающим стилем совладания со стрессом по методике КПСС оказался копинг, ориентированный на избегание проблемы(см. рис.4).
Рисунок 4. Средние (ранговые) значения показателей выраженнности копинг-механизмов среди контингента испытуемых.
Полученные данные показывают, что респонденты в стрессовых ситуациях наиболее часто прибегали к стратегии избегания. При этом менее часто использовались по сравнению с избегающим копингом эмоционально-фокусированный и проблемно-ориентированный стили совладания (р<0,001). Выбор респондентами копинг-стратегий, направленных на избегание стрессовой ситуации, представляется наиболее адекватным в сложившихся условиях экстремальной действительности. Поскольку происходящие события с трудом поддавались рациональному анализу и контролю, а их продуктивное разрешение не всегда зависело от волевых усилий и эмоциональных переживаний респондентов. В данной обстановке респондентам не всегда мог помочь анализ проблемной ситуации с целью ее планомерного разрешения (копинг, ориентированный на решение проблемы) или погружение в собственные переживания и самообвинения (копинг, ориентированный на эмоции).
В то же время, не было выявлено статистически значимых различий в выборе стилей совладающего поведения в зависимости от возраста испытуемых (юность, зрелость 1 периода и зрелость 2 периода). Также не были выявлены достоверные различия, уже с учетом половой принадлежности, между мужской и женской выборками в использовании проблемно-ориентированного стиля совладания. Однако по другим копингам обнаруженные половые различия достоверно показывают, что женщины в стрессовых ситуациях чаще используют эмоционально-ориентированный копинг (р<0,001), тогда как мужчинам свойственно частое использование стратегии избегания (р<0,001) (в том числе отвлечение и социальное отвлечение) (см.рис.5).
Рисунок 5. Средние (ранговые) значения показателей выраженности стилей совладающего поведения с учетом половой принадлежности респондентов (КОП – копинг, ориентированный на проблему; КОЭ – копинг, ориентированный на эмоции; КОИ – копинг, ориентированный на избегание; От - отвлечение; СО - социальное отвлечение).
При адаптации и психометрической проверке методики КПСС в исследовании Т.М. Крюковой [1999-2001] так же, как и в нашем исследовании, не были обнаружены половые различия в выборе проблемно-ориентированной стратегии совладания, однако, по копингам, ориентированным на эмоциональное решение и избегание проблемной ситуации, значимые показатели оказались наиболее выраженными у женской выборки [Сапоровская, 2002; Крюкова, 2004, 2005].
При этом, в настоящем исследовании, как было установлено в результате корреляционного анализа данных, выявлены корреляции отрицательной направленности между значениями копинга, ориентированного на решение проблемы и признаками личностной тревожности (r=-0,183, p<0,01) и депрессии (r=-0,147, p<0,05). Данные показатели свидетельствуют о том, что в ситуациях стрессового воздействия анализ проблемы, акцентирование внимания не на внутренних переживаниях, а на задаче, которую необходимо решать поиском дополнительной информации и сотрудничеством с другими людьми в направлении разрешения стрессовой ситуации, помогало респондентам справиться с личностной тревогой и не испытывать депрессивное состояние.
Обратные коэффициенты корреляции выявлены также между проблемно-избегающим стилем совладания и признаками ситуативной тревоги (r=-0,173, p<0,01), тревожностью как свойство личности (r=-0,205, p<0,001), а также депрессии (r=-0,141, p<0,05). Полученные результаты указывают на то, что в условиях хронического стрессового воздействия построение совладающего поведения посредством ухода/избегания от травмирующих переживаний, не предпринимая никаких волевых и когнитивных усилий для изменения ситуации, отгораживаясь от каких-либо мыслей, связанных с проблемой, если даже и не способствует эффективному преодолению пережитого, может сказываться на уменьшении сопутствующих посттравматическому стрессу состояний тревоги и депрессии. Поскольку подобная стратегия поведения является наиболее адекватной в сложившихся условиях тяжелой жизнедеятельности, не подконтрольной человеческому сознанию и оберегает человека от повторных переживаний травмирующих событий или напоминаний о них, а также от иррациональных действий и поступков.
В то же время, корреляционный анализ данных выявил отрицательные взаимосвязи стратегии совладания через социальное отвлечение и негативными психоэмоциональными реакциями респондентов - личностной тревожностью (r=-0,162, p<0,01), признаками депрессии (r=-0,165, p<0,01) и показателями ПТС (r=-0,128, p<0,05). Обнаруженные взаимосвязи свидетельствуют, что стратегия социального отвлечения, как стиль поведения в психотравмирующих условиях, может корреспондировать не только с низким уровнем тревожно-депрессивных состояний, но и с признаками ПТС, вызванных переживаниями травмирующих событий. Поскольку при переживании тяжелых стрессовых ситуаций поиск социальной поддержки, отвлечение от тяжелых переживаний посредством значимых близких, получение в трудную минуту морально-психологической помощи от родственников и друзей может способствовать выработке дополнительных социальных ресурсов преодоления жизненных трудностей.
Однако, использование в условиях длительной ЧС эмоционально-ориентированного стиля совладания, как оказалось, положительно сочетается с ситуативной тревогой (r=0,381, p<0,001), тревожностью как свойство личности (r=0,511, p<0,001), с признаками депрессии (r=0,389, p<0,001) и с показателями ПТС (r=0,325, p<0,001). Полученные результаты указывают, что респонденты, чаще использующие стиль совладания, ориентированный на эмоциональное решение проблемы, не могут справиться с психотравмирующими событиями в их жизни, поскольку данная стратегия преодоления травмы предполагает при воздействии негативных факторов среды погружение в собственные эмоциональные переживания, в боль, вовлечение окружающих людей в собственные внутренние конфликты. При этом не прилагаются усилия, направленные ни на решение, ни на избегание проблемы, вызывающей психотравмирующие переживания, а вслед за ним психопатологические изменения эмоционального фона. В конечном итоге, использование данной стратегии при повышенном уровне воздействия чрезвычайных событий чревато усилением негативных когниций и сопутствующего им психоэмоционального напряжения.
Таким образом, основываясь на приведенных данных, можно говорить о том, что использование в условиях длительной ЧС копинга, ориентированного на решение проблемы, а также копинга, ориентированного на избегание, корреспондирует с низким уровнем выраженности тревоги и депрессии. А социальное отвлечение, как стратегия совладающего поведения, при этом согласуется не только со снижением показателей тревожно-депрессивных аффектов, но и признаков ПТС. При этом, использование эмоционально-ориентированного стиля совладания, наоборот, может положительно сочетаться с психопатологическими последствиями переживания психотравмирующих событий (тревоги, депрессии и ПТС).
Во втором параграфе «Результаты исследования механизмов психологической защиты в условиях длительного экстремального воздействия» показаны наиболее выраженные механизмы психологической защиты в условиях длительной ЧС в зависимости от демографических характеристик испытуемых, а также корреляционные связи защитных механизмов с признаками негативных эмоциональных переживаний и стилями совладающего поведения.
Так, значимые различия в выраженности механизмов психологической защиты с учетом половой принадлежности испытуемых отмечаются только по четырем защитным механизмам - вытеснение, регрессия, проекция и гиперкомпенсация (см.табл.1).
Таблица 1.
Выраженность защитных механизмов с учетом гендерных особенностей
Механизмы психологической защиты | Выборки по полу | |
Мужчины, n=164 | Женщины, n=122 | |
Вытеснение | 158,35*** | 123,54*** |
Регрессия | 134,31* | 155,85* |
Замещение | 149,36 | 135,62 |
Отрицание | 144,12 | 142,66 |
Проекция | 129,40*** | 162,46*** |
Компенсация | 144,32 | 142,39 |
Гиперкомпенсация | 127,45*** | 165,07*** |
Рационализация | 144,51 | 142,14 |
Общий уровень напряженности защит | 139,85 | 148,41 |
* p 0,05; **p0,01; ***p 0,001
Согласно данным табл.1, в стрессовых ситуациях, респондентам-мужчинам свойственно более частое использование защитного механизма вытеснение (р<0,001) по сравнению с женщинами, а механизмы регрессия (р<0,05), проекция (р<0,001) и гиперкомпенсация (р<0,001) более выражены у женской выборки (см. табл.1).
При этом с учетом возраста испытуемых достоверные различия в выраженности были выявлены только по трем механизмам психологической защиты - компенсация (р<0,001, =15,235), гиперкомпенсация (р<0,05, =6,493) и рационализация (р<0,001, =16,984).
Выявленные возрастные различия в использовании защит показывают, что респондентам юношеского возраста в стрессовых ситуациях чаще, чем лицам более взрослых возрастных групп свойственно прибегать к компенсаторному поведению, в бессознательной попытке преодоления реальных и воображаемых недостатков. У лиц, достигших возраст, соответствующий зрелости 2 периода, оказались более выражены одновременно две защиты - гиперкомпенсация и рационализация. Это говорит о том, что данным испытуемым свойственно: 1) подменять неприемлемые для осознания побуждения гипертрофированными, противоположными тенденциями и 2) оправдывать мысли, чувства, поведение, которые на самом деле неприемлемы, что помогает сохранять самоуважение, избежать чувств ответственности и вины.
В то же время, в результате проведенного анализа данных с использованием коэффициента корреляции Спирмена (rs), выявлены взаимосвязи между использованием респондентами в стрессовых ситуациях механизмов психологической защиты и негативными эмоциональными переживаниями (см. табл.2).
Таблица 2.
Анализ взаимосвязей механизмов психологической защиты и признаков тревожно-депрессивных состояний и ПТС
Ситуативная тревога | Линостная тревога | Депрессия | Признаки ПТС | |
Вытеснение | 0,081 | -0,077 | -0,061 | 0,109 |
Регрессия | 0,246*** | 0,372*** | 0,386*** | 0,426*** |
Замещение | 0,216*** | 0,276*** | 0,265*** | 0,217*** |
Отрицание | -0,037 | -0,099 | -0,054 | 0,100 |
Проекция | 0,034 | 0,239*** | 0,134* | 0,192** |
Компенсация | 0,032 | 0,093 | 0,127* | 0,145* |
Гиперкомпенсация | 0,150* | 0,217*** | 0,193*** | 0,283*** |
Рационализация | -0,008 | -,017 | ,026 | 0,288*** |
* p 0,05; **p0,01; ***p 0,001
Как видно из таблицы 2, полученные коэффициенты корреляций позволяют сделать вывод о неэффективности применения в качестве способов преодоления последствий психотравмирующих событий некоторых механизмов психологической защиты.
Так, согласно полученным данным, использование респондентами защитного механизма регрессия, предполагающего возвращение в сложной стрессовой ситуации на более ранние онтогенетически незрелые формы реагирования, с целью избежать тревожные состояния, связанные со стрессовой ситуацией в условиях хронического стресса имеет положительные корреляции с признаками ПТС с дальнейшей тенденцией усиления положительных взаимосвязей с показателями ситуативной тревоги, тревожности как свойство личности и депрессии.
При использовании данного защитного механизма личность, подвергающаяся действию фрустрирующих факторов, субъективно воспринимаемые ею, как более сложные, пытается их разрешить относительно более простыми и доступными способами. В сложной обстановке военной действительности, в условиях интенсивного стрессового воздействия, выходящего за рамки обычного человеческого опыта и имеющего при этом длительный характер воздействия, регрессивная форма защиты, как показало исследование, оказывается малопродуктивной. Поскольку упрощенные способы решения проблемы, свойственные ранним этапам личностного развития не могут достигнуть поставленных целей в сложной обстановке экстремальной действительности. И даже наоборот, делает личность более незащищенной перед серьезными угрозами психическому и физическому здоровью.
Использование защитного механизма замещение, предполагающего разрядку подавленных эмоций (протеста, враждебности, гнева), посредством отреагирования их на объекты, представляющие меньшую опасность или более доступные, чем те, что вызвали отрицательное эмоциональное напряжение, оказались также положительно взаимосвязаны с признаками ПТС, с показателями тревоги (ситуативной и личностной) и депрессии.
В чрезвычайных условиях жизни попытки преодоления эмоционального напряжения через перенаправление гневных и агрессивных реакций на более слабые и несущественные объекты или же на самих себя не всегда может привести к облегчению и достижению поставленных целей. Использование замещения как способа преодоления травмы оказывается неэффективным в силу необоснованности выбора объектов для разрядки эмоционального напряжения.
Другой механизм, использовавшийся респондентами в стрессовой ситуации – проекция, проявляющийся в виде неосознанной локализации неприемлемых для личности тревожных чувств и беспокойных мыслей во вне – объектам и субъектам внешнего мира, также оказался неэффективным в плане преодоления психотравмирующего стрессового воздействия, поскольку положительно согласуется с признаками ПТС, личностной тревожностью и показателями депрессии. Приписывание внешним объектам собственных негативных качеств, связанных с психотравмирующими переживаниями, нежелание принять их, переосмыслить, интегрировать в существующие когнитивные схемы или попытаться разрешить, увеличивает вероятность повышения негативных эмоциональных состояний на фоне переживания тяжелых психотравмирующих событий, длящихся месяцами, что только усиливает внутри личностный конфликт.
Об не эффективности применения в ситуациях тяжелых стрессовых воздействий защитного механизма компенсация свидетельствует положительная взаимосвязь с показателями депрессии и ПТС. Использование компенсаторных механизмов в преодолении переживаний травматических событий, в целях сдерживания чувства неполноценности, ощущений горя, утраты, через нахождения подходящих замен нестерпимым чувствам, связанным сострессовыми ситуациями, путем фантазирования и принятия их без достаточного анализа, также оказывается недостаточным в обстановке постоянных стрессовых воздействий, разрушающих подобные слабые неструктурированные и иррациональные конструкции.
Следующий защитный механизм, имеющий положительные взаимосвязи с ситуативной и личностной тревожностью, показателями депрессии и признаками ПТС– механизм гиперкомпенсации. Роль данной защиты также оказалась непродуктивной в преодолении травмы, поскольку выработка в поведении установки прямо противоположной той, которая вызывает беспокойство и внутреннее напряжение, в попытке вытеснения из сознания травмирующих переживаний, при тяжелых воздействиях стрессовых стимулов не оказывается эффективной в преодолении внутриличностного конфликта и разрядке эмоционального напряжения.
Таким образом, на основе полученных данных и проведенного анализа можно констатировать о частичном подтверждении 1 гипотезы исследования и полном подтверждении дополнительных гипотез 2, 3 и 4:
1. Стили совладающего поведения в группах респондентов в зависимости от их демографических особенностей (пол и возраст), имеют статистические значимые различия только у выборок, сформированных по половому признаку, мужчины чаще используют копинг-стратегии, ориентированные на избегание, в то время как женщины в аналогичных ситуациях, чаще прибегают к эмоционально-ориентированным стратегиям совладания.
2. Респонденты, проживающие в условиях длительной чрезвычайной ситуации в преодолении психотравмирующих переживаний чаще используют стиль совладания, ориентированный на избегание.
3.Психологические последствия пережитых респондентами психотравмирующих событий, выражающиеся посттравматическим стрессом и тревожно-депрессивными состояниями, снижают вероятность использования продуктивного копинга, ориентированного на решение проблемной ситуации.
4. Защитные механизмы, направленные на сохранение психического равновесия через искажение проблемной реальности, оказываются малоэффективными в ситуации хронического стрессового воздействия.
В третьем параграфе «Определение и анализ социально-психологических факторов, способствующих успешному совладанию» анализируются выявленные взаимосвязи между некоторыми социально-психологическими характеристиками испытуемых с признаками их негативных эмоциональных переживаний и определенными стилями совладающего поведения.
Полученные результаты показывают, что важнейшие социально-психологические факторы – наличие трудовой занятости и посещение храмов для совершения религиозных обрядов отрицательно сопряжены с признаками депрессии, тревоги и ПТС. Наличие работы, положительно согласуясь со стилем совладания, осуществляемого через избегание стрессовой ситуации, становится средством ухода от проблемной ситуации, переключением внимания на решении иных, менее стрессогенных задач. А в случаях учащения посещения храмов (выработкой стилей совладания через избегания и социальное отвлечение), осуществляется усиление религиозных копинг-стратегий, уходом в религию и духовный мир единения с Богом.
Пятая глава посвящена анализу данных исследования сопряженности индивидуально-личностных параметров респондентов (свойств личности и субъективного контроля) с их копинг-стратегиями и признаками ПТС.
В проведенном анализе данных было выявлено преобладание значений субъективного локус контроля у мужчин по сравнению с респондентами-женщинами (р<0,001), что объяснимо, согласно теории субъективной локализации Дж. Роттера [1972, 1975, 1981], условиями социализации испытуемых, когда мальчиков с самого детства учат быть более твердыми, сильными, решительными и ответственными за свои поступки и их последствия. В то время, как девочек приучают к скромности, мягкости, покорности перед мужчиной и т.п.
При этом, как показал анализ взаимосвязей между показателями субъективной направленности личности респондентов и переживаниями признаков ПТС, была выявлена отрицательная сопряженность (r=-0,273, р<0,001), свидетельствующая о том, что при нарастании признаков ПТС локус контроля становится все более экстернальным. Полученные данные согласуются с результатами исследования отечественных авторов. Так, аналогичные показатели были получены при изучении работников противопожарной службы в исследовании Л.Б. Дыхан [2011]. Н.В. Тарабрина [2009] в этой связи также указывает, что жертвы сексуальных насилий с интернальным локус контроля имеют лучший прогноз, чем те, кто не принимает на себя ложной ответственности за случившееся. В то же время, по данным исследования участников Второй Мировой войны и войны в Корее, признаки ПТС значительно преобладали у интровертов [Дэвидсон и соавт., 1993; Тарабрина Н.В., 2009].
Посредством корреляционного анализа (Спирмена (rs)) также были выявлены взаимосвязи между использованием респондентами в условиях длительной ЧС определенных копинг-стратегий и субъективным локус контроля.
Так, на основе полученных данных установлено, что со значениями субъективного контроля положительно коррелируют одновременно показатели проблемно-ориентированного копинга (r=0,268, p<0,001), копинга, ориентированного на избегание(r=0,188, p<0,001) и социальное отвлечение (r=0,192, p<0,001). Выявленные взаимосвязи, таким образом, показывают, что в условиях длительной ЧС респонденты, обладающие высоким субъективным контролем, имея внутреннее убеждение, что происходящие в их жизни события преимущественно зависят от их действий, при совладании с жизненными трудностями использовали разные стратегии совладания. Стили совладания комбинировались в зависимости от тяжести и сложности стрессовых ситуаций. Когда совладание с травмирующими событиями, возможно, было без вмешательства посторонних лиц, использовался проблемно-ориентированный стиль совладания, с опорой на собственные ресурсы. В сложных ситуациях у респондентов, с трудом поддающихся индивидуальному контролю, вырабатывались стили, ориентированные на избегание и социальное отвлечение, что предполагало привлечение внешних ресурсов из социального окружения, с целью совместного преодоления жизненных трудностей, способствующих опосредованному (через других людей, родственников, друзей) достижению субъективного контроля над ситуацией и в конечном итоге совладанию с травмирующими переживаниями. Однако взаимосвязь отрицательной направленности была выявлена между показателями субъективного контроля и механизмами копинга, ориентированного на эмоциональное решение проблемы (r=-0,262, p<0,001). Это позволяет сделать вывод, что приписывание ответственности за происходящие в жизни события внешним объектам в трудных жизненных ситуациях сопровождалось у респондентов погружением в собственные переживания, отрицанием своей причастности к стрессовым событиям, локализацией ответственности на других лицах или явлениях и расходованием эмоциональных ресурсов в попытке совладания с тревожащими событиями. Из защитных механизмов с субъективной направленностью личности значимые корреляции вычислены только у одной защиты – регрессия (r=-0,283, p<0,001), показывающую также обратную согласованность между данными переменными.
Кроме того, корреляционные связи со стилями защитно-совладающего поведения выявлены также и по личностным свойствам респондентов (по личностному профилю EPP-S).
Так, положительная сопряженность установлена между проблемно-ориентированным копингом и личностным свойством склонность к риску (r=0,148, р<0,05), относящейся к шкале психотизма. А копинг, ориентированный на избегание, положительно согласуется со шкалой экстраверсии (r=0,154, р<0,01), которая, в свою очередь, обратно коррелирует с такими защитами как проекция (r=-0,123, р<0,05) и рационализация (r=-0,141, р<0,05). В то же время, использование избегающего копинга отрицательно взаимосвязано со шкалой нейротизма (r=-0,155, р<0,01) и со всеми свойствами личности, относящимися к данной шкале (тревожность, неполноценность и подавленность), свойства данной шкалы при этом положительно корреспондируют с механизмом гиперкомпенсация (r=0,144, р<0,05) и признаками ПТС (настойчивое переживания аспектов травмы (r=0,145, р<0,05)), что согласуется также с данными исследования взаимосвязи свойств личности и переживания признаков ПТС других авторов [Быховец Ю.В., 2007; Тарабрина Н.В., 2009]. Однако не выявлено значимых корреляций между эмоциональным стилем совладания и шкалами опросника EPP-S - экстраверсия, нейротизм и психотизм.
Таким образом, основываясь на данных проведенного исследования и полученных результатах анализа, мы можем говорить в целом о подтверждении гипотезы 1, согласно которой, лица, различающиеся по полу и возрасту, имеют разную выраженность признаков ПТС и механизмов совладания, которые имеют устойчивые взаимосвязи с их индивидуально-психологическими характеристиками.
Следует также отметить, что сравнительный анализ данных обследования выборок (на основе критерия Манна-Уитни), переживших (n=263) и не переживших (n=23) травматический стресс не выявил значимых различий у обследованных выборок по показателям тревоги (реактивной и личностной), депрессии и механизмам защитно-совладающего поведения.
Таким образом, проведенное эмпирическое исследование респондентов, длительное время проживавших в условиях антропогенной ЧС, позволило выявить картину распространенности признаков ПТС и их сопряженность с формами защитно-совладающего поведения.
Как оказалось, наиболее выраженным критерием в структуре ПТСР у обследованной выборки оказался критерий гипервозбуждения, хотя после травмы в прошлом у испытуемых были более выражены показатели навязчивого репереживания травматического опыта. При этом, по половому признаку наиболее подверженными переживаниям признаков ПТС оказались респонденты-женщины, а с учетом возрастных характеристик - респонденты, достигшие юношеского возраста (навязчивое репереживание аспектов травмы).
Проживая в условиях воздействия стрессоров высокой интенсивности и при преодолении травмирующих событий, респонденты чаще использовали копинг-стратегии, направленные на избегание стрессовой ситуации. При этом обнаружены половые различия, женщинам более свойственно в стрессовой ситуации прибегать к эмоционально-ориентированному стилю совладания, в то время как мужчины предпочитают использовать механизмы, ориентированные на избегание проблемных ситуаций (в том числе отвлечение и социальное отвлечение).
Выбор в стрессовых ситуациях тех или иных форм совладания может прямо сказываться на психическом состоянии лиц, переживших психотравмирующие события. Установлено, что использование в стрессовых ситуациях копинг-стратегий, ориентированных на решение и на избегание проблемы, отрицательно корреспондирует с уровнем выраженности тревоги и депрессии, а социальное отвлечение от проблемной ситуации может быть одним из ресурсов преодоления признаков ПТС. Напротив, частое использование эмоционально-ориентированных форм совладания на фоне выраженности механизмов психологической защиты положительно сочетается с показателями депрессии, тревоги и признаков ПТС.
Успешность совладания в критических ситуациях зависит также и от индивидуально-личностных свойств, которые могут быть взаимосвязаны с использованием копинг-стратегий и механизмов психологической защиты. Как выяснилось, применение в стрессовых ситуациях копинг-механизмов, ориентированных на решение проблемы, а также копинг-стратегий, нацеленных на избегание (в том числе социальное отвлечение), положительно согласуется с субъективным контролем личности, в свою очередь с данным индивидуальным свойством отрицательно сопряжены защитный механизм регрессия и проявление признаков ПТС. Использование эмоционально-ориентированного стиля совладания, наоборот, отрицательно согласуется со значениями субъективного контроля, с последующим образованием положительных связей с признаками ПТС. При этом, также положительно взаимосвязаны с переживанием признаков ПТС такие свойства личности, как тревожность, подавленность и неполноценность (относящиеся к шкале нейротизма), которые обратно сопряжены с выработкой стиля избегающего совладания.
Следует также отметить, что в данном исследовании мы можем говорить только о сопряженности стилей совладания и признаков негативных эмоциональных переживаний, поскольку установление точности выработки обнаруженных у респондентов форм совладания и вопроса использовались ли они (в мирное время) или трансформировались в процессе переживания стрессоров высокой интенсивности, требует дальнейшего и отдельного исследования.
В заключении подводятся основные итоги проведенного исследования, формулируются выводы:
1.Значительная часть обследованной выборки страдает от последствий переживания психотравмирующих событий в условиях длительной чрезвычайной ситуации, что проявляется высокой выраженностью признаков посттравматического стресса, которые различны в зависимости от пола и возраста. У некоторой части обследованных уровень ПТС корреспондирует с клинической картиной ПТСР:
1.1. Установлено, что выраженность ПТС среди женской выборки значительно выше, чем у выборки мужчин. При этом у женщин наиболее выраженными признаками ПТС являются гипервозбуждение и навязчивое воспроизведение травматического события.
1.2. Наиболее высокие показатели переживания признаков ПТС, в частности, повторное переживание травмы, оказались у лиц юношеского возраста (после травмы в прошлом, высокие показатели повторного переживания травмы приходятся на возрастной период от 36 до 60 лет).
2.Обнаружена взаимосвязь признаков ПТС с показателями защитно-совладающего поведения:
2.2. Наиболее часто используемой формой совладающего поведения среди испытуемых, длительное время проживающих в условиях чрезвычайной ситуации, является стратегия избегания стрессовых воздействий.
2.3.Установлены половые различия в использовании копинг-стратегий - женщинам свойственно в стрессовой ситуации чаще использовать эмоционально-ориентированный стиль совладания, а мужчины предпочитают копинг-стратегии, ориентированные на избегание.
2.4. Показатели копинг-стратегий, ориентированных на решение проблемы и на избегание проблемной ситуации, отрицательно сопряжены со значениями тревожно-депрессивных состояний, а социальное отвлечение, как стратегия поведения в стрессовой ситуации, обратно коррелирует с признаками ПТС.
2.5. Показатели эмоционально-ориентированного стиля совладания положительно согласуются с признаками ПТС, депрессии, с реактивной и личностной тревожностью и показателями выраженности механизмов психологической защиты, которые в свою очередь также положительно сопряжены с признаками ПТС.
3. Показана сопряженность признаков ПТС с социально-психологическими, защитно-совладающими и личностными параметрами, а также с негативными эмоциональными состояниями:
3.1. Наличие трудовой занятости и религиозная активность респондентов в условиях длительной ЧС положительно корреспондирует со стратегией избегания (в том числе социальное отвлечение) и становятся одними из ресурсов преодоления признаков ПТС.
3.2. Высокая личностная тревожность приходится на юношеский возраст, а наибольшая выраженность ситуативной тревоги отмечена среди респондентов, достигших возраст от 36 до 60 лет.
3.3. Значения субъективного контроля, положительно согласуясь с показателями копинг-стратегий, как ориентированных на решение проблемы, так и на избегание и социальное отвлечение в ситуации стрессового воздействия, обратно корреспондируют с признаками ПТС.
3.4.Признаки ПТС положительно согласуются с уровнем нейротизма, который, в свою очередь, обратно сопряжен с копинг-стратегиями, ориентированными на избегание. В то же время, данный копинг положительно согласуется с экстраверсией.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:
- В журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:
1. Хажуев И.С. Эмпирическое изучение социально-демографических особенностей посттравматического стресса у населения Чеченской республики, длительное время находившегося в условиях чрезвычайной ситуации // Мир науки, культуры, образования. – 2013. - №1 (38). С. 157-160.
2. Хажуев И.С. Особенности защитно-совладающего поведения лиц, переживших психотравмирующие события в условиях длительной чрезвычайной ситуации // Вестник университета (ГУУ). – Москва. - 2013. № 5. С. 309-312.
- Список публикаций в других изданиях:
3. Хажуев И.С., Идрисов К.А. Влияние этнокультуральных и религиозных особенностей на копинг-механизмы у лиц, переживших психотравмирующие ситуации // Материалы IV съезда психиатров, наркологов, психотерапевтов, медицинских психологов Чувашии. – Чебоксары.- 2010. С. 145-147.
4. Хажуев И.С., Идрисов К.А. Религиозный фактор в копинг-стратегиях лиц, переживших психотравмирующие события в длительной чрезвычайной ситуации // IV национальный конгресс по социальной психиатрии, посвященный 90-летию ФГБУ «Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им В.П. Сербского» «Модернизация психиатрической службы – необходимое условие улучшения общественного психического здоровья».- Москва. - 2011.С.438.
5. Хажуев И.С., Идрисов К.А. Этнокультуральные особенности формирования копинг-механизмов в условиях длительной чрезвычайной ситуации в традиционно религиозном обществе // IV Республиканская научно-практическая конференция «Социально-психологическая программа ЮНИСЕФ в Чеченской республике: итоги, достижения, перспективы развития».- Грозный. - 2011. С.93-95.
6. Хажуев И.С., Тарабрина Н.В. Эмпирическое изучение посттравматического стресса у населения ЧР РФ. // Всероссийская юбилейная научная конференция, посвященная 40-летию Института психологии РАН и 85-летию со дня рождения Б.Ф. Ломова. Психология в системе комплексного человекознания: история, современное состояние и перспективы развития. – Москва. - 2012. С.634-636.