Архитектоника культуры в аксиологическом измерении
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
На правах рукописи
ДРОБЫШЕВА ЕЛЕНА ЭДУАРДОВНА
АРХИТЕКТОНИКА КУЛЬТУРЫ В АКСИОЛОГИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ
Специальность 24.00.01 – теория и история культуры
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора философских наук
Санкт-Петербург
2011
Работа выполнена на кафедре культурологии философского факультета
Санкт-Петербургского государственного университета
Научный консультант: Уваров Михаил Семёнович,
доктор философских наук, профессор,
Санкт-Петербургский государственный университет
Официальные оппоненты: Выжлецов Геннадий Павлович,
доктор философских наук, профессор,
Санкт-Петербургский государственный университет
Грякалов Алексей Алексеевич,
доктор философских наук, профессор,
Российский государственный педагогический университет им. Герцена.
Ячин Сергей Евгеньевич,
доктор философских наук, профессор, Дальневосточный государственный технический университет (ДВПИ им Куйбышева).
Ведущая организация : Санкт-Петербургский государственный
политехнический университет
Защита состоится «___»__________2011 г. в______часов на заседании Совета Д.212.232.11 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д.5, философский факультет, ауд.____.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке
им. А.М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.
Автореферат разослан «____» ___________2011 г.
Ученый секретарь диссертационного совета,
кандидат философских наук Маковецкий Е.А.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ
Актуальность темы исследования. Специалисты различных областей социогуманитарного знания сегодня заняты анализом теоретических основ описания культурной реальности. Культура выступает системообразующим элементом общественной жизни во всей ее полноте. В переломные периоды истории эта роль усиливается в связи с необходимостью поисков выхода из гуманитарного тупика. Нынешний глобальный кризис, несмотря на сложносоставный характер, обнаруживает свою антропологическую природу.[1] Понимая ценностное как модус антропологического, автор предлагает концепцию архитектоники культуры в ее аксиологическом измерении.
Постановка вопроса о культурной архитектонике важна для прояснения регулятивного принципа культуры и имеет как теоретическую, так и прикладную значимость. Нынешняя ситуация в социогуманитарной и художественной сферах характеризуется фрагментарностью понимания культуры, что является одной из реальных практических проблем. Задача данного исследования – осмыслить условия и возможности бытия культурной формы как целостности. Базовые принципы устройства культуры не могут быть поняты без обращения к основополагающим структурам человеческого бытия. Однако чтобы избежать простого возвращения к кантовскому гносеологизму, мы не должны опираться лишь на представление об архитектоничности человеческого разума.[2] Для понимания полноты культуры важны все виды антропологических практик. Поэтому методологически важно использовать принцип "трансцендентального эмпиризма", позволяющий соединить фактическую предметность культуры с вопросом о ее смысле.
Культура понимается как особая форма человеческого бытия. При таком подходе решается задача обнаружения внутренней топологии культурного пространства, логики взаимодействия всех его аспектов, уровней, измерений, а также места в нем субъекта культуры. Именно человек – познающий, творящий, верующий, ценностно осмысляющий мир вокруг является краеугольным камнем архитектонического устройства культуры. Постоянно становящееся поле культуры является пространственно-временными рамками для разворачивания инвариантов субъектных стратегий.
Ценности существуют в качестве базового элемента культурной архитектоники, поскольку они обозначают и место субъекта в пространстве культуры, и точки напряжения в топосе смыкания его горизонтов. Понятие "ценность" является одним из самых популярных в современной социогуманитарной лексике и вместе с тем очевидно популистским. Исследовательские проблемы коренятся, на наш взгляд, в непомерно расширительном толковании существа самого ценностного отношения. Возможно, акцентирование антропологического аспекта ценностного дискурса должно способствовать преодолению ряда методологических противоречий.
В качестве аналитической и прогностической функции культурфилософского дискурса следует отметить возможность моделирования социокультурной реальности. Смена мировоззренческой парадигмы, актуализированная в различных срезах бытия социума, заставляет исследователей обращаться к наиболее фундаментальным вопросам организации культурного хронотопа. Постановка вопроса о базовом принципе устройства и функционирования культуры позволяет вывести многие проблемы на метауровень их осмысления. Общество и культура как сверхсложные неравновесные системы не могут быть с необходимой полнотой изучены только с точки зрения исторического, психологического, социологического или этнографического подходов. Понимание культуры в призме ее архитектонического устройства позволяет схватывать в одном проблемном пространстве множество важнейших исследовательских подходов. Данный дискурс одинаково вмещает в себя и сугубо теоретические аспекты бытования культуры, и анализ разнообразного эмпирического материала. Культура предстает одновременно и как становящееся, и как ставшее, что снимает противоречие между различными методиками ее изучения.
Степень научной разработанности проблемы
Заявленная тема исследования имеет полидискурсивный характер и отсылает нас к нескольким фундаментальным областям философского и социогуманитарного знания. Здесь "встречаются" несколько проблемных полей: философия культуры в самом широком понимании (онтологические, феноменологические, типологические и аксиологические ее аспекты), собственно аксиология, а также ряд прикладных ракурсов данной темы.
К культуре как универсальному объекту социально-философского анализа исследователи обратились, начиная с эпохи Просвещения. Мыслители XVIIXVIII веков (И.Г. Гердер, Ж.-Ж. Руссо, Ш. Монтескье, И.В. Гёте, П. Гольбах, И. Кант, В. Гумбольдт) с различных позиций изучали культуру как интегральное начало человеческого бытия, освещая онтологические, гносеологические, исторические аспекты ее бытования. XIX век усилил интерес исследователей к феномену культуры, благодаря чему ее изучение стало обособляться в отдельную научную сферу. Ф. Шиллер, Ф.В. Шеллинг, Ф. Шлегель, А. Шопенгауэр развивали романтическую трактовку культуры, неокантианцы стали разрабатывать аксиологическую проблематику, В. Гумбольдт – эстетическую.
Попытки рассмотреть культуру как целостное глобальное явление были успешно предприняты представителями эволюционизма Э.Б. Тайлором, Дж. Фрэзером, Г. Спенсером; цивилизационной школы Н.Я. Данилевским, О. Шпенглером, А. Тойнби; функционализма – Б. Малиновским, Т. Парсонсом; социологического подхода – О. Контом, Э. Дюркгеймом, М. Вебером, П. Сорокиным.
Культурная динамика в различных аспектах исследовалась К. Ясперсом, А. Молем, П. Сорокиным, М.М. Бахтиным, Й. Хейзинга, представителями французской школы анналов и диффузионизма, Ф. Фукуямой, С. Хантингтоном. Проблематика культурогенеза тесно переплетается с исследованиями культурно-исторического времени. К этой теме исследователи обращались на протяжении всей истории развития философии и естественнонаучного знания. Среди них, безусловно, Аристотель, Платон, Плотин, Г.В.Ф. Гегель, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер. Из современных авторов выделим имена И. Пригожина, В. Иорданского, М.К. Мамардашвили, Э.В. Соловьёва, П.П. Гайденко, Н.В. Мотрошиловой, А.С. Ахиезера.
Проблемы морфологии культуры в целом, а также отдельных ее форм отражены в трудах Ж. де Местра, А. де Токвиля, О. Шпенглера, А. Тойнби, Г. Зиммеля, З. Фрейда, Г. Лебона, Г. Тарда, В. Парето, Р. Михельса, Р. Миллса, Н.А. Бердяева, Ж. Маритена, П.А. Сорокина, Х. Ортеги-и-Гассета, М. Хоркхаймера, Т. Адорно, Э. Фромма, В. Беньямина, Г. Маркузе, Г. Моска, Д. Рисмена, М. Фуко, М. Маклюэна, Э. Шилза, Г. Теплица, Д. Белла, Д. Макдональда, Ф. Джеймисона, Р. Барта, Ж. Батая, Ж. Делеза, Ф. Гваттари, Ю. Кристевой, Ж. Бодрийяра, С. Жижека, Ж. Деррида, У. Эко, Ж.-Ф. Лиотара. Среди отечественных исследователей следует отметить Г.К. Ашина, А. Гениса, А.А. Грякалова, Н.М. Зоркую, С.И. Иконникову, С.С. Комиссаренко, А.В. Костину, Л.К. Круглову, С.И. Левикову, Н.Б. Маньковскую, К.Э. Разлогова, В.Н. Руднева, Б.Г. Соколова, Е.Г. Соколова, Н.Н. Суворова, А.Я. Флиера, В.П. Шестакова.
Среди отечественных исследователей, обращавшихся к общим вопросам культуры в ХХ веке А.Ф. Лосев, Ю.М. Лотман, М.К. Мамардашвили, Э.С. Маркарян, Л.М. Баткин, А.Я. Гуревич, П.С. Гуревич, М.С. Каган, В.В. Бычков, А. С. Кармин. Культура как сложноорганизованная система рассматривается в трудах Г. Хакена, В.И. Арнолда, С.П. Курдюмова, В.С. Стёпина, Е.Н. Князева, Г.Г. Малинецкого, С. Неретиной, А. Огурцова, М.С. Кагана, А.Б. Потапова, А.А. Пелипенко, И.Г. Яковенко. К архитектонике как философскому концепту обращался И. Кант, а в ХХ в. М.М. Бахтин, С.С. Аверинцев. Из современных отечественных исследователей об архитектонике социокультурных процессов писали М.С. Каган, М.С. Уваров, И.И. Докучаев, А.М. Конашкова, С.В. Норенков, Н.В. Розенберг, Т.И. Черняева. Отдельные аспекты архитектоники культуры анализировались российскими учеными И.В. Кондаковым, С.А. Симоновой и канадским исследователем М. Сектером.[3]
К проблематике ценностей в том или ином ключе обращаются многие исследователи. Основы современного аксиологического дискурса были заложены в трудах Г. Лотце, В. Виндельбанда, Г. Риккерта, Г. Мюнстерберга, Г. Когена, Ф. Ницше, А. Шопенгауэра, М. Шелера, Н. Гартмана. Далее исследования продолжились в теориях натуралистического психологизма и субъективизма (Дж. Дьюи, X. Эрнфельс, Р.Б. Перри, Т. Манро, А. Мейнонг, Дж. Сантаяна, Дж. Мур); в объективистских аксиологических концепциях (Э. Гуссерль, Р. Ингарден, М. Дюфрен, Д. фон Гильдебранд). В контексте философии жизни, экзистенциализма и символической философии феномен ценности рассматривали Г. Зиммель, В. Дильтей, Э. Дюркгейм, М. Хайдеггер, Г. Буркхардт, Ж.П. Сартр, Э. Фромм, В. Франкл, Э. Кассирер. В контексте постмодернистских теорий ценностная проблематика актуализируется у Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотара, М. Фуко, Р. Рорти, Э. Левинаса. Современные зарубежные исследования в области аксиологии посвящены проблемам выявления сущности ценности (Р. Фрондизи, С. Хенсон, Ю. Тишнер, Д. фон Гильдебранд), ее символического и логического выражения (Г. Верной), соотношения в ее составе смысла и значимости, поиска субъекта и объекта ценностей (К. Байер, Ч. Фрейд), нравственному содержанию ценностей (Дж. Финдлей), витально-экзистенциальному анализу ценности (Ф. Фут), современному кризису классических ценностей Запада и поискам новых императивов (В. Веркмейстер, Э. Левинас, Д. Вокей), анализу приоритетов постиндустриальной, информационной эпохи (И. Масуда, А. Гидденс, М. Кастельс, Б. Коленберг).
В русской философии тематику ценностей разрабатывали Н.О. Лосский, Б.П. Вышеславцев, И.А. Ильин, С.Н. Булгаков, В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев, С.Л. Франк (причем последние трое не оперировали аксиологической терминологией). В советский период развития философии идеи аксиологии развивали А.В. Гулыга, В.В. Ильин, М.К. Мамардашвили А.А. Ивин, С.Ф. Анисимов, В.А. Василенко, М.С. Каган, М.А. Лифшиц, В.А. Блюмкин, Л.Н. Столович, А.А. Гусейнов, Р.Г. Апресян и др.). С 90-х гг. XX в. внимание к аксиологии в отечественной философии резко возрастает. Среди современных российских исследователей аксиологической проблематикой занимаются Г.П. Выжлецов, О.Г. Дробницкий А.Е. Зимбули, В.В. Гречаный, В.В. Ильин, А.А. Ивин, Л.А. Микешина, В.К. Шохин, М.С. Уваров, Б.А. Старостин, Н.С. Розов, А.В. Павленко, Н.А. Данилов, В.Н. Сагатовский, И.И. Докучаев.
Объект исследования – архитектоника культура как основополагающий принцип ее организации.
Предмет исследования – ценностные факторы устройства и функционирования архитектоники культуры.
Цель работы концептуальный анализ архитектонических принципов культуры, а также определение роли ценностей в ее системе.
В соответствии с целями сформулированы следующие задачи исследования:
- Обосновать культурфилософский статус понятия "архитектоника культуры".
- Проанализировать взаимодействие архитектонических принципов функционирования культуры с ее аксиологическими основаниями.
- Определить роль субъекта культуры в ее архитектонике.
- Сформулировать авторское видение основных проблем аксиологического дискурса.
- Рассмотреть ценностные аспекты функционирования конкретных универсалий, видов и форм культуры (язык, традиция, контекст, поколение, массовая/элитарная культура, искусство, мода) с точки зрения его архитектоничности.
Методология исследования. Специфика культурфилософского подхода предполагает использование комплексного методологического подхода, в связи с чем в работе использовались:
системный метод – для раскрытия целостности культуры в ее смыслопорождающих, темпоральных, структурных и функционально-динамических аспектах;
элементы синергетического подхода – для анализа особенностей культуры как самоорганизующейся, динамически и структурно подвижной системы;
структурный подход – для анализа отношений между элементами культуры в рамках ее архитектоники;
сравнительно-исторический метод – для анализа эмпирического материала;
элементы феноменологического подхода для прояснения сущности ценностного отношения;
Научная новизна работы состоит в следующем:
Исследование расширяет возможности использования понятия "архитектоника", активно вводящегося в современный научно-исследовательский дискурс. В авторской трактовке архитектоника культуры представлена как механизм взаимодействия структурно-морфологических и функционально-динамических факторов ее существования, а также смыслового горизонта личностных интенций.
Впервые предложен исследовательский подход, объединяющий проблематику архитектоники культуры и ее аксиологических оснований на уровне концепции. Архитектоника культуры представлена через процессы разворачивания субъектных ценностных стратегий. Архитектонические подвижки оцениваются как результат постоянного структурирования и истощения ценностных форм в точках аксиологического напряжения культурного поля.
Сформулирован авторский вариант трактовки существа ценностного отношения, заключающийся в вычленении трех его уровней: 1) горизонта смыслообразования, трансцендентного по отношению к субъекту культуры, 2) символически-институционального, 3) личностного.
Представлен авторский подход к типологизации ценностей в соответствии с кантовскими вопросами о человеке. При таком подходе система рядоположенных ценностных оснований человеческого бытия может быть сведена к ответам на четыре вопроса Канта: Что я могу знать? Что я должен делать? На что я могу надеяться? Что такое человек?
Проблемное поле архитектоники культуры представлено в свете авторского понимания отрицательного ценностного дискурса.
Дан аксиологический анализ основных универсалий культуры (язык, контекст, поколение), ее механизмов (традиция, кризис), а также видов и форм (массовая/элитарная культура, субкультура/контркультура, искусство, мода).
Положения, выносимые на защиту:
Культура как форма человеческого бытия может быть представлена через архитектоничность как основополагающий принцип ее устройства. Архитектоничность культуры схватывается через взаимодействие основных аспектов ее существования: структурно-морфологического, функционально-динамического и смыслопорождающего.
Изменения в архитектонике культурного пространства (эволюционная или революционная смена культурно-исторических эпох, формирование новых ментальных парадигм и художественных стилей, возникновение актуальных субкультурных/контркультурных явлений) прослеживаются с учетом всех трех вышеперечисленных планов, что дает возможность отследить логику развития культуры на метауровне.
Вместе с тем архитектоника культуры представлена через аксиологическое измерение. Носителем ценностного начала выступает субъект культуры, понимаемый расширительно – и как индивид, и как определенная социокультурная общность. Архитектоника культуры понимается как топос разворачивания субъектных стратегий, точками напряжения в траектории которых выступают моменты ценностного выбора.
Ценности выступают универсалиями антропологического измерения культурной архитектоники. При этом сама структура ценностного отношения имеет трехуровневый характер. Абсолютные ценности коррелируются с трансцендентным субъекту уровнем смыслообразования; в предметном же поле культуры происходит их символическое воплощение на уровне институций и на уровне субъективации.
Типологически ценности рассматриваются автором в антропологической парадигме. В данном ключе система рядоположенных ценностных оснований человеческого бытия может быть представлена в основных группах: гносеологические, социальные, сакрально-культовые, личностные ценности.
Теоретическая и практическая значимость исследования
Теоретическая значимость проведенной работы заключается в целостном архитектоническом анализе культуры, что существенно дополняет корпус исследований в области ее онтологии, морфологии и динамики. Синтез различных исследовательских подходов расширяет потенциал актуальных методологических практик. Полученные результаты расширяют эвристические и прогностические возможности культурфилософского дискурса. Материалы диссертации могут быть также полезными для формирования общей стратегии социальной регуляции общества, разработки программ в области культурной политики России.
Основные положения и выводы диссертационного исследования могут быть использованы в преподавательской деятельности, в частности для разработки базовых учебных курсов социогуманитарного цикла: "Философия", "Культурология", "Философия культуры", "Теория культуры", а также спецкурсов.
Апробация результатов исследования
Материалы авторского исследования были применены в процесс разработки учебных программ и чтении лекций по курсам "Культурология", "Философия", "История культуры", "Этика и эстетика", "Профессиональная этика и этикет". По теме диссертации опубликовано 30 работ общим объемом 41,7 п. л.
Основные положения и выводы диссертации были представлены в сообщениях на 20 международных и российских научных конференциях, в том числе: IX ежегодной международной конференции в рамках Дней петербургской философии2007 "Горизонты культуры: от массовой до элитарной" (Санкт-Петербург, СПбГУ, 1617 ноября 2007 г.); Международной научной конференции "Социогуманитарная ситуация в России в свете глобализационных процессов" (Москва, МГУ, 24 октября 2008 г.); II культурологическом конгрессе "Культурное многообразие – от прошлого к будущему" (Санкт-Петербург, 2426 ноября 2008 г.); I Международном научном форуме Санкт-Петербургского Культурологического общества "Культура и мир" (Санкт-Петербург, СПбГУКИ, 78 октября 2008 г.); Круглом столе "Человек как творец и творение культуры" в рамках Дней петербургской философии–2009 (Санкт-Петербург, СПбГУ, 19 ноября 2009 г.); ХII Международной научной конференции "Нет ничего практичнее хорошей теории": Ильенковские чтения (Киев НТУУ "КПИ", 1314 мая 2010 г.); III Культурологическом конгрессе с международным участием "Креативность в пространстве традиции и инновации" (Санкт-Петербург, СПбГУ, СПбГУКИ, 2729 октября 2010 г.).
Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры культурологии философского факультета СПбГУ.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего 287 источников, из них на русском языке – 253, на иностранных языках 34.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во Введении обосновывается актуальность, научная новизна темы и выбор исследовательской стратегии, дается характеристика степени разработанности проблемного поля, определяются объект, предмет, цели, задачи, методологическая база диссертационного исследования, его научно-практическая значимость.
Первая глава диссертационного исследования Теоретико-методологическое обоснование концепта "архитектоника культуры" посвящена концептуализации данного понятия с точки зрения развиваемого автором подхода. В ней анализируется опыт применения концепта "архитектоника культуры" в социогуманитарном теоретическом поле, на основании чего выдвигается идея архитектоничности как основополагающего принципа организации и функционирования культуры как системы. В соответствующих параграфах исследуются механизмы культурной архитектоники (традиция и контекст, а также ее динамические аспекты).
В параграфе 1.1. Опыт применения концепта "архитектоника" в культурфилософском дискурсе рассматривается практика использования концепта "архитектоника" в различных исследовательских аспектах. Сам термин изначально сложился в архитектуре, но впоследствии был заимствован социологией, филологией, философией, культурологией, психологией. Традиция его употребления была заложена в философских концепциях М.М. Бахтина и С.С. Аверинцева, развита в теории культуры М.С. Кагана, продолжена в трудах отечественных и зарубежных исследователей. Так, М.М. Бахтин настаивает на "конкретной систематичности каждого явления культуры, каждого отдельного культурного акта", разрабатывает и применяет "методику эстетического анализа формы как архитектонической формы". Одним из условий возникновения и существования архитектонического единства Бахтин полагает наличие единства смыслового и выделяет "три области человеческой культуры – науку, искусство и жизнь", все они "обретают единство только в личности, которая приобщает их к своему единству".[4]
Архитектонике исповедального слова посвятил свое исследование М.С. Уваров. Автор детально анализирует как сам данный феномен, так и роль архитектонических закономерностей в европейской культурной традиции.[5] Канадский исследователь М. Сектер (Mondo Secter) исследует архитектонику культуры на материале китайской культуры. Автор предлагает трехмерную бинарную кубическую матрицу, которая идентифицирует 8 базовых типов, семантически основанных на восьми триграмм-архетипах из классического древнекитайского сочинения "Книга Перемен". Эта бинарная матрица и ее семантическое наполнение формируют типологию Binary Archic Matrix.
А.А. Пелипенко и И.Г. Яковенко исследуют первопринцип организации и движения культурных форм через структурно-генетические механизмы смыслообразования. Они рассматривают культуру как систему, постоянно трансформирующуюся по триадическому циклу синкрезисанализсинтез. Для обозначения априорных интенций смыслообразования авторы используют понятие "первотектон", понимаемый "не как та или иная ставшая семантическая конструкция, а как априорно-когнитивное условие ее формирования, т. е. чистая направленность. Это базовый уровень ментальности, в котором весь опыт природной (докультурной) самоорганизации снят в виде смыслообразующих направленностей. Первотектоны выступают перманентным источником регенерации трансцендентного, сакрального и континуального, то есть синкретического".
В своей концепции философии развивающейся гармонии В.Н. Сагатовский выбирает аксиологический дискурс как наиболее показательный для описания особенностей "человекомирных отношений". Все виды деятельности субъекта культуры призваны обеспечить "соразмерность человека и мира и всех сторон человеческого бытия". Деятельность, сориентированную на достижение соразмерности, В.Н. Сагатовский называет "тектологической", понимая ее "как единство эстетической и организационной". И.И. Докучаев в ряде своих работ обращается к понятию "архитектоника культуры" и рассматривает культурную динамику как процесс смыслообразования. В исследовании С.А. Симоновой архитектоника культуры предстает как триединство истины, добра и красоты, которое представляет собой "не данность, но заданность идеального бытия культуры". Убедительно, как нам кажется, выглядит данный концепт в работе Р.М. Ганиева, где архитектоника трактуется через категории целостности и саморазвития, инвариантности, структураторности (генераторности). В исследовании архитектоники социального пространства Т.И. Черняева опирается на толкование архитектоники как изначального принципа, первоначала создания, апеллируя при этом к исходным значениям – начало, первоначало, власть и – строитель. Архитектоника русской культуры стала объектом исследования И.В. Кондакова. Автор решает серьезную проблему: соединить в рамках единой логики национальной культуры составляющие ее культурные феномены; показать внутреннюю взаимосвязь между статикой культуры (феноменологической системностью) и ее динамикой (социокультурным развитием); представить национальную культуру в виде динамической модели – сложно структурированного, иерархизированного и непрерывно развивающегося (самоорганизующегося) ценностно-смыслового единства, различно оцениваемого и проблематизируемого разными ее субъектами в различном историческом контексте, – осмысленного как архитектоника.
В концепции философии и истории культуры М.С. Кагана концепт "архитектоника культуры" занимает центральное место. Будучи сторонником синергетического подхода, философ рассматривает культуру как самоорганизующуюся систему, имеющую свою внутреннюю логику развития и соответствующую структурную парадигму, в которой сопрягаются синхронический разрез системы, обеспечивающийся ее структурно-морфологическим анализом, и разрез диахронический.
В параграфе 1.2. Архитектоничность как основополагающий принцип организации культурного пространства излагается авторская трактовка архитектоники как базового принципа устройства культуры. Поскольку концепция строится на употреблении базового термина, заимствованного из архитектурной лексики, автор обращается к понятиям из области пространственных характеристик вертикаль и горизонталь. В исследовательской и учебной литературе мы встретили несколько разных подходов к их использованию применительно культурного пространства. В работе анализируются точки зрения Э. Шилза, М.С. Уварова, А.А. Оганова, И.Г. Хангельдиевой, Н.Н. Суворова, И.В. Кондакова. Если обобщить представление об устройстве условного культурного пространства в дискурсе "горизонталь–вертикаль", можно предположить, что горизонтальным аспектом развития культуры как системы выступают функционально-динамические процессы культурогенеза во временном развертывании, а вертикальным – сложнейшая матрица отношений взаимообуславливающих друг друга форм и страт культуры, субкультурных/контркультурных образований – то есть структурно-морфологический ее срез. Анализируется, как концепты "мозаичности культуры", "полифонизма культуры" и "архитектоники культуры" корреспондируют друг с другом, позволяя обнаружить тонкие исследовательские нюансы глобальной проблемы онтологии культуры.
Не стремясь к тому, чтобы выявить или сконструировать первопринцип культуры, конкурируя с "архетипами" (К.-Г. Юнг), "символическими формами" (Э. Кассирер) или "первотектонами" (А.А. Пелипенко и И.Г. Яковенко), автор ведет речь о фундаментальном свойстве самоорганизации культуры через взаимодействие ее основных аспектов. Посредством культурной деятельности человек вписывает себя в целостность мира, т. е. всякий раз – в каждом событии культуры творит в себе ее образ. Культура вообще возможна лишь постольку, поскольку человек обретает мир как целое, и концепция архитектоники претендует на понимание культуры в ее полноте. Об исполненной покоя полноте мира говорил еще Аристотель в учении о перводвигателе. События и вещи, несущие в себе эту полноту, образуют красивые, истинные и добротные результаты культурной деятельности человека.[6] В культуре, как и в природе, "все течет". Но если природные красота, покой устойчивости и истина положений вещей не содержат в себе цели своего существования и реализуют целое мира, так сказать, "бессознательно", исчезая в нем бесследно, то всякий культурный феномен претендует на обретение этого целого "для себя" во всей полноте культурного бытия. Речь идет об устойчивой слаженности структуры культурного феномена, ее динамики и задающего смыслополагания, о достижении человеком такого результата его деятельности в культуре, на котором основывается возможность полноты. Этими, незначительными на первый взгляд, смещениями акцентов в диалектике культуры определяется существенный сдвиг в понимании ее механизма и роли ее субъекта как культурного деятеля, предпринятый в нашей концепции.
Архитектонический подход дополняет трансцендентальный и экзистенциальный подходы к культуре. Возвращая философию к понятию субъекта после "парада смертей", провозглашенного философией постмодернизма, мы преследуем цель обозначить его роль как "места сборки" различных сторон культуры: ее структуры, динамики и предшествующей всему сферы смыслов. Субъект как культурный деятель выступает в архитектонике не в качестве унифицирующего трансцендентального субъекта, отстраненного конструктора или обремененной виной "точкой субъективации", прерывающей культурное становление. Именно благодаря аксиологическому акценту появляется возможность говорить об индивидуальном опыте культурного субъекта, раскрывающего свой творческий потенциал.
Наша задача избежать крайностей априоризма и эмпиризма. Исходным здесь является вопрос о самом реальном опыте культуры. Под архитектоникой мы понимаем особый механизм культуры, стремящейся к универсальности и целостности. Архитектоника отличается от "структуры культуры" именно в силу претензии на охват бытия культуры во всей его полноте и на фиксацию моментов, связующих смысловые, структурно-морфологические и функционально-динамические параметры.
Параграф 1.3. Механизмы культурной архитектоники: традиция и контекст посвящен анализу способов обеспечения целостности культуры как системы. Традиция выполняет формообразующую роль и содержательно вмещает в себя множество различных культурных проявлений. В этом смысле она является одной из архитектонических опор культуры, обеспечивающей важнейшие ее функции: коммеморативную, дидактическую, ценностно-нормативную. Традиция и создает определенные социокультурные контексты, и сама является их порождением. Культура возможна лишь как постоянное воспроизводство смыслов, включающее в себя процессы истощения отживших и формирование новых ценностно-смысловых конструктов. В параграфе анализируется взаимосвязь феноменов традиции и контекста, задающих темпорально-пространственный континуум культуры.
Иногда в словарях традиция трактуется беспредельно широко: "определенные культурные образцы, институты, нормы, ценности, идеи, обычаи, обряды, стили и т. д." Представляется, что логично определять традицию именно как механизм, способ транслирования аксиологически значимых элементов историко-культурного опыта поколений. Архитектонически культура являет собой пространство коммуникаций и соответствующих субъектных стратегий. Поскольку культуру-как-коммуникацию принято рассматривать через концепт "текст", мы обращаемся к понятию "контекст". В языке контекст структурирует веер возможных аспектов грамматического значения того или иного слова или предложения, посредством чего задается определенность смысла языковых выражений в пределах данного текста. В культуре он выполняет архитектоническую роль, предопределяя семантическую наполненность и аксиологическую направленность того или иного феномена, помещенного в него. В более широком значении контекст – это среда, в которой существует объект, система отсчета, namespace "пространство имен".
Понятие контекста прочно вошло в арсенал социогуманитарной лексики, начиная с работ М.М. Бахтина. Философия постструктурализма и постмодернизма придала ему новую коннотативную нагрузку. Под контекстом в диссертации понимаются определенные социокультурные фреймы (рамки), в которых формируется и существует то или иное законченное культурное высказывание (явление, артефакт, событие, художественный жест). Принимая во внимание определенную биологическую детерминированность человеческого существования, считаем необходимым также учитывать объективные природные/географические факторы, поскольку сферы natura и cultura в культурном сознании имеют массу точек пересечения.
Нарративная природа контекста позволяет включать в него аксиологические интенции воспринимающего субъекта, его культурный опыт, воспринятые культурные коды и предельно индивидуализированные субъективно-личностные смыслы. Традиция же выступает в нем формообразующим инструментом, влияющим как на структурные, так и на функциональные аспекты культурного бытия. Особенно наглядно во всех смыслах взаимодействие традиции и контекста представлено в сфере изобразительного искусства, скульптуры, архитектуры. Эпоха Ренессанса демонстрирует нам пример перенесения античных художественных традиций в соответствующий исторический контекст, в связи с чем актуализируются новые смыслы, возникают иные коннотации, которые, в свою очередь, по-новому затем реализуются в пространстве классицизма XVIIIXIX веков. Одна из фундаментальных ценностей – ценность Красоты – даже в одну и ту же эпоху, но в разных субкультурных сферах вызывает совершенно разные и по содержанию, и по форме феномены. Реактуализация телесности, например, в Ренессансе, должна рассматриваться по отдельности в конкретных контекстах светской и религиозной культурных сфер.
Бытование традиции зависит от устойчивости контекстного каркаса, ведь традиция предполагает ту или иную меру целостности мировосприятия с интенциональной отсылкой к нередуцируемому сакральному опыту. Комплекс традиций выступает "кровеносной системой" всей культуры с точки зрения ее архитектоничности, позволяющей транслировать ее коды и смыслы самыми различными способами. И даже "посттрадиционная культура" на самом деле выступает ничем иным, как полем реализации механизмов традиции в превращенных формах. "Традиционная" культура обладала определенной устойчивостью в виде жестких оппозиций "свой чужой", "периферия – центр", "профанное – сакральное" и т. д. Нарушение этих фундаментальных оснований привело к раскачиванию архитектонической устойчивости, смещению оптики и искривлению аксиологических контуров современного культурного пространства. Ведь сейчас даже исходная антропологическая оппозиция "мужское – женское" испытывает сильнейшее давление, что проявляется в моде, поведенческих и субкультурных мотивах, практике повседневности. А дихотомии "массовое – элитарное", "устаревшее – актуальное" вообще не выдерживают напора реальности. Отсутствие "больших нарративов", "великих дискурсов просвещения или освобождения", по Ж.-Ф. Лиотару, тотальность симулякров и паниронизм не способствуют устойчивости традиционности как способа бытия культуры. В энциклопедиях в качестве синонима "традиции" употребляется термин "устой" как "прочная, укоренившаяся традиция, основополагающее начало, основа чего-либо". Современное культурное пространство, функционирующее на ценностных разломах, демонстрирует высокую архитектоническую мобильность, что проявляется в мощных подвижках в области идеологии, этики, эстетики, повседневной жизни.
"Традиционной культурой" в гуманитарных науках принято называть определенный культурно-исторический этап или соответствующие элементы в культурном пространстве современности. Такую форму культуры, как правило, соотносят, с "народной культурой", имея в виду присутствие в ней мифологического мышления, устных форм передачи исторического опыта, фольклорных мотивов и приемов в художественной сфере. Однако, совершенно очевидно, что ни "книжный", ни "экранный" способы коммуникации не способны отменить жизнестойкость вышеперечисленных феноменов. Выделение "традиционной" формы культуры является, в большой мере, условным. Ведь без работы традиции невозможны никакая ее форма и никакой ее феномен. Ткань современной техницированной культуры постоянно прорывается, обнажая архетипические ("традиционные") установки. В качестве примера приведем увлечение мистицизмом и магией, экстрасенсорикой и эзотерикой, элементы мифологизма в рекламном, художественном и даже идеологическом дискурсах. Ж. Бодрийяр назвал такое синкретичное состояние ментальности "соблазном": сегодняшний субъект сознательно и/или бессознательно комбинирует в своей жизненной практике элементы архаической и актуальной культуры, иронично и потребительски относясь к области сакрального. Ирония стала спасательным кругом для человека эпохи постмодерна, поскольку она позволяет сохранять индивидуальность (или ее видимость) в условиях тотального социокультурного перформанса.[7]
Одним из планов аксиологических противоречий между стратегиями жизнеустройства является вечный спор традиционалистской и прогрессисткой моделей развития общества. "Ценностные качели" истории неизбежно влекут за собой смену полюсов, хотя "ядро культуры" имеет относительно консервативную природу. Ни традиционалистская, ни прогрессистская парадигмы общественного развития в чистом виде не существуют, поскольку оказываются не в состоянии обеспечить полноту бытия культуры в целом и ее субъекта в частности. Сегодня в социогуманитаристике прослеживается выход на первый план категории "процесс" по отношению к категории "структура", концепция архитектоники снимает данные противоречия.
Параграф 1.4. Динамические аспекты архитектоники культуры посвящен проблемам культурогенеза. Концепция архитектоничности позволяет осуществлять исследования всех процессов в культуре на метауровне. В частности представляется возможным преодолеть стохастичность восприятия функционально-динамических аспектов существования культуры и проследить определенные закономерности, в том числе с прогностическими целями. Ход истории вообще, и культурного процесса в частности, неоднороден, характеризуется всплесками творческой и деятельностной активности и периодами спадов и затишья. Архитектоничность культуры, имплицитно содержащая в себе не только структурный, но и темпоральный векторы, предполагает наличие "точек напряжения", в которых происходят более или менее значимые изменения в морфологии культурного пространства. Эти узлы имеют ярко выраженную аксиологическую доминанту, по смене ценностных ориентиров в переломные эпохи можно проследить логику исторического движения и прогнозировать его. Бифуркационную природу динамики в архитектонике культуры подтверждает наличие "осевых времен", периодов кризисов и культурных революций. Динамические процессы, характеризующие тот или иной культурно-исторический тип, должны быть проанализированы с учетом его феноменологической основы, семантических и символических характеристик, а также объективного исторического контекста.
Аксиосфера того или иного культурно-исторического типа имеет разнонаправленные тенденции: с одной стороны, любое общество заинтересовано в стабильности, объединении своих членов, укреплении солидарности и эволюционном типе развития, с другой – застой всегда провоцирует актуализацию инновационных механизмов. Отсюда периодически возникающие в истории ситуации кризисов, сопровождаемые резкой переоценкой ценностей. Несмотря на историческую альтернативность, ее рамки не безграничны, существует определенный набор типичных конфигураций (война, реформа, революция, застой) и соответствующих способов их разрешения. То же относится и к истории культуры – можно говорить о конфигурациях ее поля в соответствии с этапами революции, кризиса, застоя, пассионарного всплеска типа "осевого времени", ренессанса культурных смыслов и форм. Кризисы являются одним из способов саморегуляции культуры как сложноорганизованной суперсистемы, "комплексного антиэнтропийного механизма" (А.П. Назаретян). Культурные кризисы могут быть поняты как исчерпание системного качества данного культурно-исторического типа, истощение как базовых смыслов и значений, так и их семиотических форм. В периоды нарастания кризиса "усталость культуры" имеет ярко выраженную аксиологическую выраженность: происходит снижение интенсивности ценностной конвенциональности на уровне институций, что выражается в утрате общественных и личностных идеалов. Субъект оказывается оторванным от трансцендирующего приобщения к смысловому горизонту, страдают механизмы обеспечения идентичности, а значит – целостность всей архитектоники культуры.
Мы понимаем кризис как естественное для любой системы состояние, повторяющееся в истории и принимающее каждый раз те формы, которые соответствуют архитектонической конфигурации культурного пространства в определенном хронотопе. Общим для всех кризисных состояний является ситуация творческого тупика, исчерпанности содержательных смыслов, ценностных сущностей и формообразующих потенций. Переходное состояние может продолжаться в различных хронологических пределах в зависимости от интенсивности ценностного напряжения в социуме, потенциала пассионарности творческого меньшинства, способного преодолеть кризисные явления и объективных исторических факторов внешнего плана по отношению к находящейся в кризисе культурной конфигурации. Разрешение кризиса наступает, как правило, в той области культурного поля, которая оказалась наиболее подвержена процессам истощения смыслов и ценностным инверсиям, и в пределах которой разворачивается деятельность пассионарной личности религиозной, художественной или научной. Реформация, Ренессанс и Просвещение – классические примеры крупномасштабных и кардинальных прорывов в различных областях культурного пространства. В континууме человеческого бытия культурный план тесно переплетен с экономическим, политическим, технологическим, социальным. Кризисные явления в экономической или политической сферах, как правило, влекут за собой переформатирование ментальных фреймов, технологические прорывы обеспечивают порождение. Так, экранный тип культуры частично заместил традиционный и книжный, на наших глазах происходит постоянное расширение его функциональных возможностей, рождение новых форм культурной рефлексии, авангардных стилевых решений.
С феноменом кризиса тесно переплетается другой феномен социокультурных трансформаций – "культурные революции". Эта тема логично ассоциируется с теорией "научных революций" Т. Куна, тем более что к науке как одному из базовых элементов культуры, также можно применить архитектонический подход. Культурные революции являются одним из способов регулирования архитектонического равновесия. Их причины также коренятся в нарастании противоречия между "вызовами" среды и готовностью субъекта культуры адекватно отреагировать на них, не разрушая целостности системы. Рассмотрение культуры с точки зрения ее аксиологического компонента может объяснить влияния ценностного сознания на формирование, развертывание и разрешение культурно-исторических ситуаций, как в плане уточнения их типических черт, так и с точки зрения их индивидуализации.
Исторический дискурс позволяет проанализировать культуру как постоянное движение смыслов, ценностей, норм и соответствующих им конфигураций в архитектонике культуры. Имеется соблазн в целях "чистоты теории" свести движущие силы историко-культурного процесса к какому-то основному вектору – мифологическому, научному, религиозному. Концепция архитектоники снимает противоречия между тематическими подходами. История культуры предстает чередованием пассионарных периодов и периодов затишья, однако любой опыт, в том числе опыт некоторой потери исторического темпа и деструкции сложившихся смыслов, а также соответствующих им культурных форм, не может быть назван в чистом виде "пустым" и бесполезным именно в аксиологическом плане. Ценностное сознание как никакое другое подвержено кенозису, через него происходит новое о-смысление бытия, закладываются новые ценностные стратегии как на микроисторическом, так и на макроисторическом уровнях. Культура как некий кумулятивный фонд накапливает в себе смыслы и идеи по их воплощению. Характер культурной динамики зависит от формирования ценностных узлов напряжения в месте встречи антропотоков.
Сегодня многие исследователи считают, что мир находится на пороге новой научной парадигмы, связанной с феноменом "переоткрытия времени". Исследование темпорального аспекта культурогенеза выводит нас на широкую проблематику онтогенетического движения личности в культурно-исторической реальности. Динамика культуры рассматривается нами не как простая поступательная смена исторических эпох, художественных стилей, идеологических и ментальных конструктов, субкультур, авторов и их произведений. Мы говорим о динамических аспектах движения субъекта в пространстве культуры, являющемся по сути аксиосферой. В качестве примера в параграфе анализируется образ времени в советском хронотопе.
Во второй главе (Аксиологический дискурс в философском исследовательском поле) дается оценка сегодняшнему состоянию науки о ценностях. Рассматриваются его методологические параметры, противоречия и проблемные зоны. Анализируются наиболее важные аспекты аксиологии: природа и сущность ценностного отношения; типология ценностей; взаимоотношения субъектного и объектного в ценностном восприятии мира; возможность отрицательного ценностного дискурса. Предлагается авторская точка зрения по данным вопросам и формулируется аксиологическое обоснование концепта "архитектоника культуры".
Параграф 2.1. Методологические проблемы культурфилософского дискурса о ценностях посвящен анализу аксиологического подхода и его роли в актуальной философской традиции. Автор полагает, что говорить о ценностях одновременно и легко, и сложно. Легко, потому что очевидна значимость и актуальность темы, сложно – потому что сам концепт "ценности" используется настолько часто, что он сам обесценился, потерял четкую о-пределенность. Практически все исследователи говорят о методологическом и категориальном хаосе в пространстве аксиологии, что становится причиной разноголосицы как в теоретических, так и в прикладных изысканиях. Концепт не имеет стойкой дефиниции, сколько-нибудь удовлетворяющей хотя бы относительное большинство исследователей. Причиной здесь является прозрачность границы между научной категорией, являющейся центром строгого высказывания, и общеупотребительной лексической единицей. Даже и в самой аксиологии категория ценности "работает" и как "стоимость", и как "полезность", и как "цена". Одним из исследовательских тупиков является ситуация, когда основополагающие понятия научной дисциплины взаимоопределяют друг друга: речь о "ценностях", "благах", "пользе", "удовлетворении", "интересах", "желаниях" и даже "удовольствии". В тексте диссертации приводятся примеры подобного понимания ценностей у И. фон Визера, Т. Рибо, В. Шуппе, Г. Гёфдинга, Р. Перри, Н. Гартмана.
Помимо разноголосицы с дефинициями, наука о ценностях испытывает затруднения и в ряде других основополагающих аспектов. Уже на ранних стадиях становления аксиологической мысли встала проблема обеспечения объективности высказывания, тогда же возник известный методологический лозунг, согласно которому наука должна быть свободной от ценностей (Wertfrei по выражению Макса Вебера). Здесь уместна будет отсылка к знаменитому "принципу Юма", согласно которому моральные нормы не выводимы из знаний о сущем. Думается, мы можем отнести данную ситуацию и на счет аксиологии.
Нынешнее состояние науки о ценностях характеризуется беспредельным расширением исследовательского поля. Налицо "кризис перепроизводства" в сфере ценностных изысканий, неизбежным результатом чего является снижение авторитетности самой научной дисциплины. Дезавуирование аксиологии, так резко набравшей обороты в философском мире на рубеже ХIХХХ вв., связано с идеями М. Хайдеггера. Критические позиции занимали А. Бергсон, Ф. Ницше, М. Хайдеггер, Ж. Деррида, Ж. Бодрийяр, М.К. Мамардашвили. Принципиально ограничивали универсальный смысл категории ценности З. Фрейд, Г. Маркузе, Ж. Лакан, Ю. Хабермас, К. - О. Апель, Р. Барт. Постепенно отошел от своих ранних воззрений и М. Шелер.
Несмотря на все вышеописанные трудности в аксиологическом дискурсе, очевидно, что говорить о культуре без учета ее ценностного компонента сложно. Ценности, на наш взгляд, выступают базовыми элементами культуры. Одновременно они и задают вектор всех ее процессов, и сами являются результатом смысловых, структурных и динамических сдвигов. Здесь уместно говорить о встречном генезисе становления и истощения ценностей, с одной стороны, и разнообразных структурирующих и деструктивных процессах в культурном пространстве, с другой.
"Мышление в горизонте ценностей" (по выражению Ю. Тишнера) является прерогативой гуманитарного знания и основным отличием "наук о духе/культуре" от "наук о природе", согласно классическому разделению В. Дильтея и Г. Риккерта. Вне ценностного горизонта невозможно понять и оценить как глобальные историко-культурные метаморфозы, так и отдельные события, факты, феномены. Очевидно, что для социально-гуманитарного знания правомерна трансцендентальная прагматика, неприемлемая в классической естественнонаучной эпистемологии. В данной сфере сам феномен эмпирии не может быть осмыслен по образцу "наук о природе". Базовые предпосылки гуманитарного знания носят не столько частный эмпирический, сколько трансцендентальный характер, как в случае общекультурных универсалий, общефилософских принципов и категорий. Уникальность социогуманитарного знания заключается в его неоднозначности – ведь общество в целом и человек/личность в частности являются одновременно и субъектом, и объектом этого дискурса. Конкретный историко-культурный контекст неизбежно корректирует ситуацию релевантности утверждений.
Мышление в категориях ценности придает гуманитарному знанию особый колорит. Гносеологические процедуры в данном дискурсе оказываются тесно завязаны на аксиологические основания происходящего, это касается и субъекта познания, и его предмета. Естественно, что там, где появляется ценностное измерение, возникает сомнение в степени научной строгости. Однако если принимать идею всеобщности, трансцендентальности универсальных культурных ценностей, то яснее становится логика архитектонического движения аксиосферы и всей системы культуры в целом.
Риккерт предложил плодотворный подход к изучению методологии наук о культуре с учетом их ценностной природы, а также фундаментальных проблем: "Подобно тому, как мы различаем три царства – действительности, ценности и смысла – следует также различать и три метода их постижения объяснение, понимания и истолкование".[8] В этом различении уровней смысла, ценностей и реальности нам видится выход из спорной ситуации относительно проблемы локализации ценностей, существа самого ценностного отношения к миру и формам его воплощения. Ценности, на наш взгляд, выступают медиаторными элементами культурной архитектоники, теми трансцендентальными основаниями, которые структурируют собственно человеческое (ценностное) отношение к миру. Они располагаются между действительностью, в которой пребывает человек, и трансцендентной ему сферой смыслов, к которой интенционально направлены субъектные мыслительные и деятельностные акты. Как субъект культуры человек осуществляет свободный ценностный выбор в каждой конкретной культурно-исторической ситуации, имея в виду тот опыт, который уже накоплен человечеством. Каждый раз это происходит на личностном уровне через присвоение коллективных представлений, аккумулированных в таких культурных субстратах, как мифологические и религиозные, этические и эстетические представления. Высший уровень – уровень смыслов здесь лишь "просвечивает" в каждом ценностном акте, приобретая на реальном, предметном, повседневном уровне формы культурных феноменов различной степени значимости, содержательной и экзистенциальной наполненности.
В каждом культурно-историческом контексте интенсивность проявленности смыслового фронта и набор ценностных ориентиров будут разными. Существуют ценности условные, относительные, переживаемые здесь и сейчас, включенные в конкретные исторические конструкты. Именно они и являются предметом нашего рассмотрения в дискурсе архитектоничности культуры как пространства реализация ценностных субъектных стратегий. Условно говоря, они составляют второй и третий уровни ценностного горизонта. Второй уровень ценностного сознания – символически-институциональный – аккумулируется в общественном сознании, в архетипах и ментальных установках. Субъектные стратегии, выстроенные в соответствии с "припоминанием" (в платоновском смысле) тех ценностных идей, которые уже существуют в надперсональной, исторической форме, составляют третий, низший уровень бытия/существа ценностей. На этом реальном уровне ценность воплощается через акты при-своения субъектом высших метафизических оснований и включения в устойчивые ценностные фреймы, сложившиеся в текстах и традициях культуры. В таком понимании существа ценностей наиболее явственно проявляется их основное качество – универсальность. Субстанциальной характеристикой личности является ее принадлежность к человечеству как обладателю определенного социокультурного опыта, поэтому все эти три уровня "работают" одновременно в каждом конкретном случае с учетом встречной экспектации – как со стороны индивида относительно общества, так и со стороны социума относительно его членов.
Параграф 2.2 Типологическое многообразие ценностей посвящен важной методологической проблеме аксиологии – вопросу типологизации ценностей. Ценностный подход получил онтологические, гносеологические, позитивистские, натуралистические, психологические, феноменологические и трансцендентальные интерпретации. Тем острее встает вопрос о типах/классах ценностей, поскольку все вышеперечисленные подходы классифицируют ценности как объекты своего анализа, исходя из разных критериев. Данная проблема является одной из основных в концептуальном пространстве аксиологии и в социогуманитаристике в целом и носит, на наш взгляд, сущностный характер. Как отмечает М.С. Каган, само ценностное сознание становится предметом познания далеко не всегда и далеко не в полной мере.
Пытаться классифицировать сами концепции типологизации ценностей достаточно сложная задача в силу широты вариативных подходов. Условно можно попытаться сделать это исходя из нашего разграничения ценностного горизонта культуры на три уровня. В таком случае первую группу составят концепции философов, в той или иной мере признающих идеальные, трансцендентные истоки ценностного отношения: М. Шелера, Г. Риккерта, В. Франкла, Н.О. Лосского. Из современных российских исследователей близки к этим позициям Г.П. Выжлецов, В.Н. Сагатовский, А.В. Павленко. Вторую группу составляют аксиологические концепции, сосредоточенные вокруг ценностей второго-третьего уровня (институциональных и личностных): Э. фон Гартмана, представителей психологического подхода А. Маслоу, С.Б. Каверина, Л.М. Смирнова, а также М.С. Кагана, В.В. Гречаного, Н.Б. Старостина, А.А. Макейчика. Не представляется возможным отнести к какой-либо группе концепции исследователей, трактующих понятие "ценность", на наш взгляд, непомерно расширительно. Это типологизации Г. Мюнстерберга, И. Крайбига, В. Бруггера, отечественных авторов В.М. Пивоева и В.В. Ильина. Против самой возможности и необходимости типологизации ценностей высказывался Н. Гартман, с ним солидарен современный российский философ В.К. Шохин.
Наша точка зрения на предмет типологии ценностей логично вытекает из представления об их сущности. Ценностный горизонт не гомогенен, в нем можно выделить три уровня: уровень внеличностных, или абсолютных ценностей, трансцендентный человеку как носителю личностного сознания; уровень институционализации и символизации ценностных смыслов, концентрирующий соответствующий опыт человечества и доступный нам для осмысления в таких формах и феноменах культуры, как мифология, искусство, религия, архетипическое и повседневное мышление; уровень субъектности, на котором собственно и происходит момент выбора как сущностный для человека в его культурной ипостаси. Рассматривая культуру как пространство межсубъектных коммуникаций, именно второй и третий уровни мы и можем более или менее релевантно классифицировать. Разумеется, с учетом интенции к Абсолюту, "просвечивающей" сквозь толщу антропологического опыта.
Представляется логичным сконцентрировать понятие ценности вокруг собственно антропологической проблематики, не распыляя столь "ценный" концепт на все многообразие социальной жизни. Тогда система рядоположенных ценностных оснований человеческого бытия сведется к ответам на четыре вопроса И. Канта о человеке: Что я могу знать? Что я должен делать? На что я смею надеяться? Что такое человек? Группы основных ценностей будут выглядеть так: гносеологические ценности; ценности социального общежития (этические/эстетические), сакрально-культовые ценности, ценности личности. Первые интенционально ориентированы на все возможные пути поиска Истины, вторые предзаданы идеями Добра и Красоты, третьи – Веры, четвертые – Любви и Надежды. Еще раз подчеркнем, что любая попытка "алгеброй поверить гармонию" обречена на определенную долю условности, ведь камертон для ценностной настройки личности каждой эпохой изобретается заново и постулируется в виде идеологических, религиозных и мировоззренческих систем. В такой топографии аксиологического поля мы и будем далее рассматривать архитектонику культуры как поле реализации субъектных ценностных стратегий.
В параграфе 2.3. Субъектно-объектные отношения в контексте ценностного восприятия мира автор обращается к другой не менее острой теме аксиологического дискурса – проблеме "локализации" ценностей. С самого начала складывания аксиологии как самостоятельного направления философской мысли вопрос о том, где "коренятся" ценности – в оценивающем субъекте, в оцениваемом объекте или в их отношениях – стал камнем преткновения и поводом для ожесточенных дискуссий. По словам Г. Риккерта, в этой области существуют "два противоположных мировоззрения – объективирующая и субъективирующая философия, и большинство философских споров и проблем можно было бы до известной степени свести к понятому таким образом противоречию объективизма и субъективизма как к последнему основанию спора".[9] Такого же мнения придерживается и Г.П. Выжлецов: "Множество подходов к определению ценности располагаются, если отвлечься от частностей, между крайностями субъективно-релятивистиских и объективно-абсолютистских концепций".[10]
Как и в случае с проблемой типологизации ценностей, систематизировать исследовательские подходы однозначно сложно. Следует оговориться, что каждая из рассмотренных концепций имеет свои нюансы и оригинальные выводы. В диссертации анализируются теории тех аксиологов, которые в разных вариантах придерживались идеи о субъект-объектном характере ценностного отношения: Д. Юма, Г. Лотце, В. Вильденбанда, Х. фон Эренфельса, А. фон Майнонга, И. Хайде, Р. Перри, Дж. Дьюи, Дж. Санатяны, М.С. Кагана, В.П. Тугаринова.
В рамках внесубъектной – "нетрансцендентальной онтологии" ценности рассматривались в концепциях Г. Риккерта, М. Шелера и Н. Гартмана. Г. Риккерт не дает определение ценности вообще в силу предельности самого понятия. Он последовательно критически рассматривает и объективистский, и субъективистский подходы к этой "мировой проблеме", но в итоге делает вывод о "совершенно самостоятельном царстве ценностей, лежащем по ту сторону субъекта и объекта" и внеположенном миру действительностей, который конституируется субъектами и объектами. Ценности трактуются Риккертом апофатически в отличие от благ, которые являются их локализацией. Н. Гартман еще более углубляет идею трансцендирования ценностного, полагая, что существует для себя сущее царство ценностей, истинный kosmos noetos, располагающийся по ту сторону как действительности, так и сознания". Во втором издании "Этики" Н. Гартман уже прямо проводит параллель между ценностями как абсолютными началами и платоновскими идеями и делает вывод о безвременности, всеобщности и имматериальности ценностей, что снимает вопрос о субъектности в принципе. Ряд исследователей избегают жестких противопоставлений в вопросе о природе ценности. О. Кюльпе не видит необходимости в четком различении, полагая, что ценности могут быть объективными (ценность денег) и субъективными (ощущения приятного или полезного). Т. Липпс различает ценность субъективную – заключающуюся "в моей оценке" – и объективную – в самой вещи.
В отечественной аксиологии вопрос о природе ценностного отношения в субъектно-объектной парадигме дискутировался весьма интенсивно. Петербургской философской общественности памятна полемика 1980-х гг. между М.С. Каганом и В.В. Гречаным, в ходе которой данная проблема выступала ключевой среди прочих аксиологических аспектов.
Выход из рамок жесткого противопоставления субъектно-объектной и субъектно-субъектной ценностной парадигмы видится автору в обращении к ясперовской категории "Объемлющего".[11] Объемлющее – трансцендентная субъекту область смыслов – является источником ценностного переживания, оно "выступает", "просветляется" как раз в точках ценностного напряжения субъектно-субъектного взаимодействия. Формула встречного генезиса субъектных стратегий в моменты ценностного выбора проясняет нам архитектонику культурных трансформаций. Отношения субъектов всегда предполагают интенциональность относительно каких-либо объектов: артефактов, событий, явлений, составляющих культурное поле. Условная формула "субъектобъектсубъект", где в режиме встречного генезиса выстраивается межсубъектные отношения по поводу того или иного объекта – носителя ценности, снимает острые противоречия аксиологического дискурса. Мы делаем акцент именно на ценностном измерении культурных взаимодействий, поскольку экстраполяция данной формулы на всю онтологическую проблематику была бы, видимо, неоправданной, во всяком случае, такая задача выходит за пределы нашего концептуального поля.
В параграфе 2.4. О возможности отрицательного дискурса в аксиологии автор обращается к следующему острому вопросу самой аксиологической парадигмы – возможности выделения антиценностей в культуре. Этот дискуссионный аспект располагается в русле проблемы общей типологизации ценностей. Употребление концепта "антиценность" в исследовательской культурологической и философской литературе зачастую вызывает некоторое концептуальное неудовлетворение. Представляется, что такая лексическая практика – ничего более чем уловка, поскольку введение подобных понятий в оборот не проясняет существо дела относительно любого объекта рассмотрения, а только лишь запутывает и даже ведет в логический тупик. "Ценность" по определению не может быть отрицательной, иначе следовало бы избрать другой, более "гибкий" термин. Представляется, что корректнее говорить о процессах отчуждения от ценности, о неизбежности истощения определенных исторических ценностных форм, о конфликтных или кризисных аксиологических ситуациях.
На наш взгляд, мышление в дискурсе "анти-" противоречит основной задаче культурфилософского дискурса – обнаружения ответов на вопросы о смысле и сущности происходящего, поскольку изначально задает "отрицательную" оценочную доминанту, что сужает исследовательский горизонт. В рамках системного подхода к архитектонике культуры ценностные феномены могут быть рассмотрены на различных уровнях абстракции. Отрицание ценности – это один из аспектов ее существования, определенный этап, неизбежный в ходе архитектонического саморазвития культуры, не отрицающий ценность как таковую, но лишь обозначающий ее положение в определенном хронотопе истории. Поскольку ценности актуализируются всегда как момент выбора, они остаются таковыми и в моменты "предпочтения", и в моменты "отвержения" относительно "объектов и событий", – полагает Р. Шиллер. "Это поддающаяся измерению градация интенсивности, которая присуща всем внешним объектам и всем элементам познания, а также взаимосвязям между объектами и субъектами".[12]
В нашем понимании существа ценностей и их места в архитектоническом движении смыслов культуры невозможно существование "антиценностей", а возможно лишь отчуждение от них, принимаемое в истории культуры самые разные формы – от существования субкультур в одном культурно-историческом контексте до радикальной смены эпох. За "антиценность" принимается не-приятие ценностей Другого, обусловленное причинами как внутреннего, так и внешнего характера. Та или иная ценность, будучи актуализирована определенным контекстом, теряет свою универсальность, а зачастую становится неприемлемой, перемещаясь в иные культурно-исторические рамки. Именно такой подход обнаруживается в основании многочисленных концепций типологизации культуры (например, у П. Сорокина). К терминологическим играм можно отнести и попытку ввести в оборот такие термины, как: "ценностно-нейтральное", "нулевые ценности" или "ценностно-безразличное", "противоценности".
На наш взгляд, можно проследить параллель в употреблении понятий "антиценность", "антикультура", "посткультура". Понятие антикультуры, рассматриваемое через существующие в ней антиценности, подвергается всесторонней критике в диссертационном исследовании, так как использование его в исследовательской лексике предполагает установление критериев культурной подлинности. С точки зрения автора, допущение возможности существования "антикультуры", основанной на "антиценностях", противоречит пониманию культуры как системы, находящейся в постоянном становлении через движения смыслов, идеалов, ценностей, норм. Ценности фиксируют и маркируют иерархичность и динамизм мира смыслов, обретаемых человеком посредством культуры, будучи сами подчинены законам ее архитектоники.
Параграф 2.5. Аксиологические основания архитектоники культуры посвящен анализу роли ценностей в системе культуры. Циркуляция коммуникаций рассматривается в качестве базового процесса культуры как "эстафеты опыта" (термин С.Е. Ячина). Архитектоническое движение коммуникаций задается смыслом как условием существования любого культурного феномена. Сущностное осмысление культуры возможно только через отношение с сознанием. Фактически архитектоника действует как сетевой фильтр, через который проходят антропотоки. В местах встречи субъекта и некоей социальной нормы возникают "точки напряжения" – моменты выбора, что и обуславливает возникновение ценностного отношения. Архитектоника культурного пространства одновременно может выступать форматом существования доминирующих ценностных установок в данной социальной общности, и сама изменяет свои параметры в соответствии с меняющейся аксиосферой. Это взаимообусловленные процессы, имеющие характер встречного генезиса.
Культура имплицитно содержит бесконечное множество архитектонических вариаций, что отражается в ее реальной истории. Как калейдоскоп, повернутый под тем или иным углом, дает каждый раз новую картинку, так и социокультурные картины сменяют друг друга в зависимости от избранной субъектной оптики. Свобода воли, данная субъекту историко-культурного процесса, оборачивается необходимостью для него постоянной ценностной рефлексии. Соотносясь с "памятью мира" как культурным макрокосмом, личность выстраивает соответствующий микрокосм на основании собственных ценностных актов большего или меньшего напряжения. Аксиологический подход позволяет нам сделать такой исследовательский вывод, который схватывает сущность любого культурно-исторического факта в уникальной ситуации человеческого способа существования, каковым и является ценностно-ориентационная деятельность. И плюсы, и минусы аксиологии как пространства культурфилософской рефлексии заключаются в универсальности и многоаспектности самого метода.
Ценности это то, что смыкает личностное бытие с бытием культуры. Они имеют трансцендентные истоки в области смысла, институционализируются в коллективном историческом опыте и задают векторы личностных аксиостратегий. Архитектоничность культуры выступает формой, переплавляющей ее смыслы через истощение отживших и формирование актуальных ценностных сущностей на всех уровнях.
Глава 3. Ценностные стратегии в архитектонике культурных феноменов посвящена анализу ценностных параметров отдельных универсалий и форм культуры. В рамках концепции аксиологических оснований архитектоники рассматриваются бинарные оппозиции в культурном поле (на примере массового и элитарного культурных типов), сфера искусства. Анализируются роль поколенческого фактора в структуре и динамике культуры, а также языка как инструмента архитектонических трансформаций. Очерчиваются ценностные параметры современной социокультурной ситуации.
В параграфе 3.1. Языковой инструментарий архитектонических трансформаций в системе культуры рассматривается роль языка в культурной архитектонике. Согласно гипотезе "лингвистической относительности", культуру можно определить "как то, что данное общество делает и думает; язык же есть то, как думает".[13] Благодаря лингвистическому повороту в современной философии, стало возможным говорить о философии языка в широком смысле. Проблема языка выходит на уровень осмысления онтологических, гносеологических, экзистенциальных аспектов человеческого существования. Базовым процессом культуры как "эстафеты опыта" мы видим циркуляцию коммуникаций. Инструментарием коммуникации во всех ее формах выступает язык. В данном параграфе мы обращаемся к аксиологическому потенциалу языка, к тому, как в языке про-является ценностная тектоника, смена ценностных парадигм и – как следствие – социокультурных конфигураций с соответствующими "словарями эпох". Язык как способ передачи информации и дидактический инструмент понимается нами предельно расширительно. Круговорот постоянного о-предмечивания и рас-предмечивания мира составляет одну из особенностей архитектонического движения культуры как системы.
Для иллюстративных целей предлагаемой концепции автор обращается к специфическому филологическому инструментарию – частотным словарям. Словарь эпохи "проговаривается", обнаруживая истинные ценностные предпочтения и границы нормативности, как буквальной – лексической – так и фигуральной – социокультурной. В качестве примера проанализирован достаточно короткий, но очень емкий содержательно период последней трети ХХ в. – начала века ХХ в отечественной истории. Это исторический отрезок вместил в себя смену эпох – от "развитого социализма" через "перестройку" к началу формирования принципиально новой постсоветской ментальности. Словари эпох демонстрируют радикальную смену ценностных ориентиров. Так, например, последнее десятилетие ХХ в. останется в памяти временем повсеместного употребления союза как бы, что весьма показательно аксиологически. В зыбкой "как бы реальности" перестроечного общества, как в калейдоскопе, постоянно менялись "как бы смыслы" и "как бы цели". Наиболее репрезентативной сферой тотального бытийствования парадигмы "как бы" можно назвать актуальное искусство того периода. Первое десятилетие нынешнего века, при всей пестроте происходящего в этот период, "заговорило" другим языком. Эпоха "как бы " сменилась периодом поиска некоей устойчивости, что выразилось в появлении в лексике оборота "вполне себе…". В тексте параграфа приводится анализ различных явлений современной российской и мировой культуры (масс-медиа, гендерных отношений, виртуальной культуры, "олбанского" языка Рунета) в лингвокультурологическом дискурсе.
Параграф 3.2. Бинарные диспозиции в культуре обращен к опыту обнаружения бинарных диспозиций внутри ее системы. Автор полагает, что при всей противоречивости бинаристского подхода, сама идея бинарности имплицитно "заложена в культуру".[14] Исследователи выделяют такие культурные формы, виды и компоненты, как массовая и элитарная, светская и религиозная, дневная и ночная, мужская и женская, мейнстрим (с включенным в него субкультурами) и контркультура, традицииновации, архаика–модерн, устаревшее–модное/актуальное, сакральноепрофанное, высокоенизменное. Такой подход репрезентативен и эффективен, поскольку наглядно обнаруживает сходство и различие различных культурных феноменов, их динамические и структурные параметры, а также соотнесенность их с горизонтом смыслополагания.
В современной философии существенная перекодировка "культурного взгляда", по словам Е.Г. Соколова, ввела в оборот иной, "поверхностный способ артикуляции". Разумеется, обращаясь к парадигме бинарных оппозиций, автор диссертации не сбрасывает со счетов мощный постмодернистский опыт философской деконструкции. Такой подход можно считать продуктивным именно потому, что речь идет не только и не столько об эпохе массовой культуры, в которой и произошла вышеозначенная "перекодировка". Возникает необходимость обнаружить основополагающий принцип культуры во всей полноте ее исторического и феноменального бытия. Подчеркнем, бинарные оппозиции в культуре обнаруживаются с определенной долей условности, с учетом текучести форм, смены контекстов и субъективного характера любой оценки. Очевидно, например, что в массовой культуре имплицитно присутствуют элементы элитарной, а любая субкультура балансирует на грани перехода ее в контркультурный формат. Иногда прием противопоставления неприемлем, как в случае с "народной", "традиционной", "популярной" и "высокой", "элитарной" формами культуры: здесь требуется гораздо более сложное их соотнесение, причем обязательно с учетом исторической динамики. Учтем, что такая постановка вопроса зачастую предпринимается именно как методологически удобный ход.
В качестве примера рассматривается культурная диспозиция "массовое–элитарное" с точки зрения ценностного фактора. Массовая культура, на наш взгляд, не субстрат, а форма функционирования общественного сознания, адекватная основным параметрам эпохи. И нет категорических препятствий к тому, чтобы эта форма наполнялась самым разнообразным духовным содержанием религиозным, эстетическим, научным, философским, нравственным, идеологическим. Жесткое противопоставление уникальной креативности "высокой культуры" и стандартных продуктов массовой ведет нас в исследовательский тупик, а однозначная "катастрофическая" оценка феномена массовой культуры к игнорированию возможностей ее анализа с точки зрения актуальной реальности. Проблематика элитарной или "высокой" культуры, как правило, "встроена" в концептуальное поле исследований массовой культуры.
В рамках предлагаемой концепции обращение к приему бинарной диспозиционности допустимо именно с точки зрения демонстрации принципа архитектоничности как алгоритма существования культуры во всей ее полноте. Мышление субъекта, направленное на сопоставление характеристик различных феноменов культуры, имеет ярко выраженный ценностный характер, а на примерах подвижности отдельных биполярных феноменов можно проследить взаимодействие трех горизонтов архитектоники – смыслового, структурного и динамического. На эмпирическом материале современности сравнивается ценностный контент массового и элитарного типов культуры. Автор предлагает классификацию ценностных отношений, соответствующую кантовскому вопрошанию о человеке. Первому вопросу Канта "Что я могу знать?" соответствует группа гносеологических ценностей. Следующая группа ценностей, условно говоря, соотносится со вторым вопросом: "Что я должен делать?". К ним можно отнести ценности обще-жития те, что выстраиваются вокруг диспозиции "Я и Другой". Согласно третьему вопросу Канта ("На что я смею надеяться?"), отдельную группу составляют сакрально-культовые ценности. Четвертый вопрос Канта обращен к сущностному пониманию человека, его "особости" в мире. Соответствующие ценности отражают экзистенциальные основы человеческого бытия, ценности личности и творчества. После "парада смертей" ХХ века этот тип ценностей особенно интересен для исследования.
"Век толпы" многими исследователями трактуется еще и как "век зрелищ". В связи с этим в работе анализируется fashion-индустрия, встроенная в бинарную оппозицию "актуальноеустаревшее", а также феномен "медийных звезд", проблема фигуры "героя нашего времени" и др. Исследуя возможности бинарного подхода к рассмотрению культуры с позиции ее архитектоничности, автор приходит к выводу о том, что такой дискурс имеет и сильные, и слабые стороны. К сильным можно отнести наглядность, с которой перед исследователем разворачивается палитра культурных форм, этапов, феноменов, артефактов и способов их символической интерпретации и институциональной реализации. К слабым – высокий уровень абстракции возможных выводов, неизбежные релятивизм и схематизм.
Параграф 3.3. Реализация ценностных стратегий в искусстве обращен к проблематике художественной деятельности. Сфера искусства в архитектонике культуры занимает одно из ведущих мест – и в силу локализации топоса креативности, и в силу потенциальной и реальной репрезентативности субъектных ценностных стратегий, и в силу тесной взаимосвязи с прочими сегментами культурного пространства. Все три горизонта, составляющие архитектонику культуры – смысловой, структурный, динамический – в искусстве явлены наглядно и выпукло, при этом ценностно окрашены. Роль субъекта, через которого и проходят "аксиотоки", пронизывающие социокультурную архитектонику, в данной сфере представлена наиболее отчетливо. В калейдоскопе стилей, направлений, видов и жанров искусства всегда прослеживается личностная составляющая (личность может быть и индивидуумом, и коллективом единомышленников). Также здесь можно наблюдать и параллельные процессы, происходящие в других сегментах культурного поля, например, религиозном и научном. Аксиологическое напряжение в сфере искусства отличается высокой интенсивностью в силу максимальной субъектной нагруженности, вовлеченности в процесс, причем это касается не только автора, но и слушателя/читателя/зрителя. Процесс восприятия произведений искусства всегда требует ценностной рефлексии, соотнесения с личным опытом, эмоционального сопереживания.
Эмпирический материал по заданной теме практически безграничен и заслуживает отдельного большого исследования, поэтому в данной главе автор ограничивается анализом ценностных стратегий Contemporary art в свете архитектоничности культуры как системы. В качестве лейтмотива наших размышлений может служить знаменитая метафора Марселя Пруста – "в поисках утраченного…", ставшая культурологической рамкой, в которую помещают самые разнообразные экзистенциалы и феномены культуры. Об утрате ценностной устойчивости в сегодняшней социокультурной ситуации говорят много и в самых разных аспектах. Однако представляется, что вопрос об устойчивости аксиосферы вообще глубоко риторичен. Наша концепция заключается в признании непрекращающихся архитектонических подвижек в поле культуры на всем протяжении ее исторического развития. Искусство же – как наиболее демонстративная сфера потерь и обретений смыслов – выступает в данном случае ареной утраты и поисков ценностных оснований социального бытия. По метафорическому выражению Дж. Кошута, искусство XX в. развивается в состоянии "искусства после философии", нам же кажется, что на сегодняшний день искусство претендует на роль "искусства-как-философии" в поиске ответов на "вечные вопросы", и буквально и фигурально "переоценивая ценности", и артикулируя повседневность, и заглядывая в будущее.
В качестве иллюстрации к теоретическим выкладкам, мы обратились к материалам Третьей московской биеннале современного искусства (сентябрь-октябрь 2009 г.). Одно из крупнейших арт-мероприятий, проходившее под знаковым лозунгом "Против исключений", наглядно репрезентировало актуальные тенденции, весьма интересные как для искусствоведческого, так и для философского анализа.
В параграфе 3.4 Поколение как фактор культурной архитектоники дается анализ поколенческих аспектов организации и функционирования культурного пространства. Поколение является одним из формообразующих факторов в системе культуры. Данный аспект наглядно демонстрирует взаимосвязь структурно-морфологических и функционально-динамических процессов в ее архитектонике, а также отчетливо отражает ценностную составляющую социокультурных процессов. К концепту "поколение" исследователи обращаются в феноменологическом, психологическом, социологическом, институциональном, лингвистическом аспектах. Наше же понимание разворачивается в аксиологическом дискурсе. В историко-культурных исследованиях концепт "поколение" имеет, прежде всего, символический смысл, характеризующий участников или современников важных событий, людей с общими ориентациями и настроениями, например "потерянное поколение", "поколение шестидесятников". Метафорические обозначения поколений ("поколение шестидесятых", "вьетнамское поколение", "поколение битников/разбитое поколение" "поколение икс", "поколение победителей", "поколение Пепси") призваны "схватить" суть ментальных рамок, в которых существует поколение, его картины мира, ценностно-нормативного поля, эстетических вкусов, языка.
Каждое поколение пытается манифестировать свое понимание новизны. Однако коварность самого концепта каждый раз играет злую шутку – "новое", будучи заявленным таковым, моментально начинает утрачивать актуальность, двигаясь в исторической перспективе в горизонте кенозиса. И "новая эра" неизбежно семантически прочитывается потомками как "жестокий век", "темные века" и т. п. Разорванная "связь времен" более остро чувствуется в пространствах религиозных и художественных практик западного мира особенно на фоне архитектонической устойчивости восточных культур.
В работе анализируется один из базовых конструктов ценностного сознания современного общества "культ молодости". Прослеживается смена парадигм в поколенческо-аксиологическом дискурсе современной культуры на примере трансформации ментальных фреймов от "Generation P" (поколение Pepsi) к "i-Generation "(поколение Интернета и его побочных продуктов: iPod, iPhone, iPad, iTunes).
В § 3.5. Аксиологические контуры современной культуры анализируется аксиологическое измерение актуального культурного пространства, представляющего собой пример такого историко-культурного типа, который исследователи называют "мозаичной культурой", имея в виду известный ее неосинкретизм. Интенсивность информационного потока и технологические рельсы, по которым движется культура, не оставляют места для так называемых "последних вопросов", аксиологические интенции не поднимаются выше уровня личностных ценностных переживаний. Деформацию аксиосознания можно назвать кризисной из-за отсутствия объединяющих современников ценностных опор. Это явственно проявляется в характере межсубъектных отношений, в повседневном мышлении, в пространстве художественных практик. Парадоксально усиливаются мифологический, мистический и чувственно-телесный компоненты. Тотальное ускорение архитектонических процессов обусловлено интенсивным развитием информационно-технологических, политических и социально-экономических аспектов, при этом глубина структурных изменений "истончается", поскольку калейдоскоп стилей, направлений, субкультурных конфигураций в пространстве культуры не оставляет шансов для их укоренения. Такие институциональные формы культуры, как семья, система воспитания и сфера традиций, переживают период пересмотра их оснований и значимости в личностном и общественном горизонтах. Все это говорит о высокой мобильности актуального типа аксиосферы.
В качестве примера прослеживаются ценностные трансформации в художественном пространстве России, где поэт всегда был "больше, чем поэт". Делаются выводы об усиливающихся в современной культуре эсхатологических, неомифологических и эскапистских мотивах, о замещении "героев нашего времени" медийными "иконами стиля", о девальвации ценностей спорта. Анализируются особенности актуального дигитального мира, возникающие с развитием новейших технологий проблемы биоэтики.
Среди основных черт полидискурсивного культурного поля выделяются снижение напряжения аксиологических конфликтов, паниронизм, стилистическая и парадигмальная неустойчивость. Несмотря на то, что следует признать переходный характер нынешней эпохи, мы не соглашаемся с В.В. Бычковым, провозгласившем в своей критике постмодернизма конец существования Культуры и приход ПОСТ-культуры. "Культуры с пустым центром", на наш взгляд, не может по определению. Скорее, следует говорить об усилении архитектонических метаморфоз, обусловленных ценностными сдвигами, в свою очередь имеющими ряд причин различного происхождения. Можно говорить об эпохе "усталой", "энтропийной" культуры, для которой характерны интенсивные мутации и деформация классических культурных конфигуративов, эклектичность и иронизм мышления, размывание стилевых границ и "переоценка ценностей", но – все-таки об определенном типе, этапе культуры, а не отрицать само ее наличие.
В Заключении диссертации автором подводятся основные итоги, намечаются перспективы дальнейшего исследования, делаются выводы, среди которых следующие:
понятие "архитектоника культуры" имеет особый потенциал применимости в культурфилософском исследовательском поле. Оно позволяет выходить на базовый уровень философского обобщения культурных процессов в связи с тем, что опирается на механизмы организации и функционирования культуры во всей полноте;
автор предлагает рассматривать архитектонические принципы культуры в свете ее аксиологических оснований, доказывая, что целостность системы культуры обеспечивается ценностной рефлексией ее субъекта;
некоторые методологические противоречия современного аксиологического дискурса могут быть по большей части преодолены, если понимать ценностное отношение как отношение многоуровневое, возникающее в триадической формуле "субъектобъектсубъект", связанной, в частности, с типологической классификацией ценностей в соответствии с кантовским вопрошанием о человеке;
анализ ценностных аспектов функционирования отдельных универсалий, видов и форм культуры (в качестве примера взяты язык, традиция, контекст, поколение, массовая/элитарная культура, мода, искусство) с точки зрения ее архитектоничности позволяет представить культуру через взаимодействие всех ее основных планов, а именно структуры, динамики и исторически предшествующего горизонта смыслополагания.
Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:
монографические исследования:
- Аксиология постмодерна: ирония. СПб.: Изд-во СПбГУСЭ, 2008. – 179 с. (14,9 п.л).
- Архитектоника культуры: опыт культурфилософской рефлексии. СПб.: Изд-во СПбГУСЭ, 2010. – 233 с. (14 п.л.).
статьи в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК:
- Теоретико-методологические обоснования концепта "архитектоника" в культурфилософской традиции / Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. 2009. Вып. 1. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 202211. (0,7 п.л.).
- Обоснование концепта "архитектоника культуры" в аксиологической парадигме // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. Вып. 2. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 145150. (0,45 п. л.).
- О возможности "антиценностей" в архитектонике культуры // Вопросы культурологии. 2009. № 12. С. 1013. (0,6 п. л.).
- Аксиологический анализ феномена массовой культуры // Вопросы культурологии. 2010. № 2. С. 9396. (0, 5 п. л.).
- Искусство в поисках аксиологических оснований архитектоники культуры // Вопросы культурологии. 2010. № 5. С. 6671. (0, 5. п. л.).
- Субъектно-объектные отношения в контексте ценностного восприятия мира // Вопросы культурологии. 2010. № 9. С. 1418. (0, 4. п. л.).
- Методологические проблемы культурфилософского дискурса о ценностях // Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина. 2010. № 3. Т. 2. С. 119126. (0,5 п. л.).
статьи в других изданиях:
- Проблема соотношения ценности и нормы в социальной теории и теории культуры // Парадигма: Очерки философии и теории культуры. Выпуск 9. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. С. 105121 (0,7 п.л.).
- Феномен массовой культуры в теории и философии культуры: аксиологический аспект // Контексты культуры: антропологический и аксиологический аспекты. СПб.: Изд-во СПбГУСЭ, 2008. С. 88–105. (1 п.л.).
- Модель, распятая между массовым и элитарным // Горизонты культуры: от массовой до элитарной. Материалы IX ежегодной международной конференции в рамках Дней петербургской философии2007 (1617 ноября 2007 г.) СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2008. С. 130135. (0,3 п.л.).
- Типология ценностей и познание современных социальных процессов в отечественной философии // Материалы международной научной конференции "Социогуманитарная ситуация в России в свете глобализационных процессов" (Москва 2 4 октября 2008 г.). М.: Изд-во МГУ, 2008. С. 125–128. (0,2 п.л.).
- Ценностные основания архитектоники культуры: к постановке проблемы // В кн.: Фундаментальные проблемы культурологии. Т. 5.: Теория и методология современной культурологии. Отв. ред. Д.Л. Спивак. М., СПб.: Новый хронограф; Эйдос, 2009. С. 4253 (1 п.л.).
- Архитектоника как концепт теории культуры // "Современная философия в контексте межкультурных коммуникаций". Материалы международной научно-практической конференции, Владивосток. Уссурийск: Изд-во УГПИ, 2009. С. 105108 (0,2 п.л.).
- "Старикам здесь не место": феномен культа молодости в аксиосфере массовой культуры // Культура и мир: Сб. статей. СПб.: Изд-во "СПбКО", 2009. С. 225229. (0,45 п.л.).
- Cherchez le Homme // Мужское и мужественное в культуре: Научные доклады и сообщения. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 172175. (0,5 п.л.).
- Операция по принуждения к метафизике // Человек как творец и творение культуры: Сб. ст. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 122130. (0,45 п. л.).
- О роли культурфилософского дискурса в аксиосфере современности // Мир человека. 2009. № 3. Том 11. СПб.: Изд-во "Вехи", 2009. С. 5158. (0,6 п.л.).
- Медийные "звезды": божества vs рабы социальности // Материалы I Межрегиональной научно-практической конференции "Культура и сервис: проблемы взаимодействия, инновации, подготовка кадров" (17 апреля 2009 года). СПб.: Изд-во СПбГУСЭ, 2009. С. 4143. (0,2 п.л.).
- Аксиологические контуры современного образовательного пространства // Сборник научных статей по итогам III Всероссийской научно-практической конференции "Университетский комплекс форма инновационного развития образовательных учреждений". СПб: Изд-во СПбГУСЭ, 2009. С. 120123. (0,3 п.л.).
- Вербальное vs визуальное в современном образовательном пространстве // Философия образования и искусство. СПб.: СПб философское общество, 2010. С. 4652 (0, 3 п.л.).
- Унесенные дрейфом: о роли языка как аксиомаркера в архитектонике культуры // Труды II Международной научно-теоретической конференции "Коммуникативные стратеги информационного общества" (2123 октября 2009 г.). СПб.: Изд-во Политехнического университета, 2009. С. 3739 (0,1 п. л.).
- "Жестокие игры современной Femina Fatale: актуальные женские стратегии // Игровые практики в культуре: Научные доклады и сообщения. Отв. ред. Н.Х. Орлова. СПб.: Издательский дом СПбГУ, 2010. С. 7680. (0,45 п.л.).
- Общество потребления: Потребляй и властвуй! // Материалы Международной научной конференции Вторых Санкт-Петербургских социологических чтений "Общество потребления и современные проблемы сферы услуг". СПб.: Изд-во СПбГУСЭ, 2010. С. 102103. (0,1 п.л.).
- О роли коммуникации в архитектонике культуры // Ильенковские чтения2010. Нет ничего практичнее хорошей теории. Материалы XII Международной научной конференции (1314 мая 2010, г. Киев) К.: НТУУ "КПИ", 2010. С. 120121. (0,1 п.л.).
- Трансформации массового аксиосознания в постсоветскую эпоху: утраченная радость труда // Советская культура: эволюция идей и ценностей: Материалы научной конференции. Санкт-Петербург, 25 июня 2010 г. Балт. гос. техн. ун-т. СПб., 2010. С. 3234 (0,1 п.л.).
- Архитектоника современной культуры: От Generation P к iGeneration // Культура и сервис: технологические перспективы и гуманитарные риски // Сб. материалов II Межрегиональной научно-практической конференции. СПб.: Изд-во СПбГУСЭ, 2010. С. 5154. (0,3 п.л.).
- Архитектоника культуры в контексте теории коммуникации // Труды III Международной научно-теоретической конференции "Коммуникативные стратеги информационного общества" (1719 октября 2010 г.). СПб.: Изд-во Политехнического университета, 2010. С. (0,2 п.л.).
- Архитектоничность как базовый принцип организации культурного пространства // Гуманитарные проблемы современности: человек и общество / Колл. монография / Под общ. ред. С.С. Чернова. Книга 13. Новосибирск: Изд-во "СИБПРИНТ", 2010.
[1] Например, С.С. Хоружий полагает, что "его истоки надо искать на антропологическом уровне, в процессах, происходящих с человеком" См. об этом: Хоружий С.С. Человек и его три дальних удела // Вопросы философии. 2003. № 1. С. 14.
[2] "Человеческий разум по природе своей архитектоничен, т. е. он рассматривает все знания как принадлежащие к какой-нибудь возможной системе и поэтому допускает только такие принципы, которые, по крайней мере, не мешают имеющимся знаниям быть в одной системе вместе с другими знаниями. Однако положения антитезы таковы, что делают совершенно невозможным завершение системы знаний. Каждому событию предшествует другое событие, в свою очередь вызванное третьим, и в бытии вообще всегда все обусловлено, безусловное же и первое существование не признается" [Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 297].
[3] Кондаков И.В. Архитектоника русской культуры: Автореф. … д.ф.н. М., 1998; Симонова С.А. Архитектоника культуры: проблемы этико-эстетического синтеза. Воронеж, 2008.; Secter M. The architectonics of Culture: A Critigue, Modification and Extension of Hofstede's Study of Societal Culture // http://ir.lib.sfu.ca/bitstream/1892/9845/1/b31853754.pdf. 12.09.2010.
[4] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 211; 7.
[5] Уваров М.С. Архитектоника исповедального слова. СПб., 1998.
[6] Аристотелевское означает "красиво, хорошо, ладно, как положено, как подобает" – т. е. "космос, мир" См.: Бибихин В.В. Энергия. М., 2010. С. 282.
[7] См. об этом: Дробышева Е.Э. Аксиология постмодерна: Ирония. СПб., 2008.
[8] Риккерт Г. О понятии философии // Г. Риккерт. Философия жизни. Киев, 1998. С. 476.
[9] Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М., 1998.
[10] Выжлецов Г.П. Аксиология культуры. СПб., 1996. С. 52.
[11] К. Ясперс так отвечает на вопрос "что должна означать эта действующая каждое мгновение тайна субъект-объектного разделения?" – "по всей видимости, то, что бытие в целом не может быть ни объектом, ни субъектом, но должно быть "Объемлющим" (Umgreifende), которое проявляется в этом разделении". См. об этом: Ясперс К. Введение в философию. Мн., 2000. С. 31.
[12] Shiller P.E. New Methods of Knowledge and Value. New York, 1966.
[13] Сепир Э. Язык, раса, культура // Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993. С. 193.
[14] Уваров М.С. Бинарный архетип: Эволюция идеи антиномизма в европейской культурной традиции. СПб., 1996. С. 10.
