Крестьянская община и сельская кооперация в тамбовской губернии (1917 – 1928 гг.)
На правах рукописи
Дубовицкий Виталий Алексеевич
КРЕСТЬЯНСКАЯ ОБЩИНА И СЕЛЬСКАЯ КООПЕРАЦИЯ
В ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ (1917 – 1928 гг.)
Специальность 07.00.02 – «Отечественная история»
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата исторических наук
Саратов 2011
Работа выполнена в ГОУ ВПО «Тамбовский государственный
технический университет»
Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор
Есиков Сергей Альбертович
Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор
Яковлев Сергей Александрович;
кандидат исторических наук, доцент
Николаева Наталия Ильинична
Ведущая организация ГОУ ВПО «Воронежский государственный
педагогический университет»
Защита диссертации состоится 27 апреля 2011 года в 15 часов на заседании диссертационного совета Д. 212.241.01 при ГОУ ВПО «Саратовский государственный социально–экономический университет» по адресу: 410003, г. Саратов, ул. Радищева, 89, ауд. 843.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО «Саратовский государственный социально–экономический университет» по тому же адресу.
Автореферат разослан « » марта 2011 года
Ученый секретарь
диссертационного совета Донин А.Н.
I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования определяется важностью изучения проблем взаимоотношений сельской общины и кооперации в свете современных дискуссий о путях возрождения аграрного сектора российской экономики. В конечном счете – это история взаимоотношений власти и общества, которая и по сей день имеет большой научный и практический интерес. Ее рассмотрение способствует как конкретизации известных, так и выявлению новых граней в отношениях государства и общества России в первое десятилетие советской власти.
К моменту революционных событий 1917 г. кооперативное движение превратилось в солидную социально–экономическую и общественно-политическую силу, с которой была вынуждена считаться государственная власть. Несмотря на всевозможные запреты властей, различные кооперативы расширяли свое влияние.
В современных условиях, когда российская деревня подвергается очередному реформированию, вопрос о наиболее приемлемых для нее формах хозяйствования и самоуправления имеет не только теоретическое, но и практическое значение. В этой связи обращение к истории общины, остававшейся вплоть до начала коллективизации доминирующей формой самоорганизации крестьянства и в значительной степени определявшей его менталитет, представляется весьма актуальным. Воссоздание системы сельского самоуправления, существовавшей много десятилетий назад, бессмысленно, но сегодня важно учитывать все то ценное, что было выработано практикой общинных отношений.
Россия многообразна. Община и кооперация существовали не везде, но и там, где они были, также не отличались единообразием. В этой связи возрастает значение региональных исследований, которые смогут помочь выявить сходства и различия общины и кооперации, разобраться в выяснении роли общины и кооперации в подготовке к коллективизации.
Историография. Названную проблему нельзя отнести к «белым пятнам» нашего прошлого. В настоящее время, например, количество публикаций, посвященных кооперации, исчисляется десятками тысяч. Однако популярность исторической темы не есть залог ее плодотворного изучения.
В дореволюционный период появились крупные исследования по истории кооперативного движения в России[1]. Тогда же произошло формирование кооперативной идеологии. Идеологи российской кооперации видели перспективы ее развития не только в законодательном оформлении ее положения и места в системе социально – экономических отношений государства, но и с изменениями во всем политическом строе России. Будучи в большинстве своем сторонниками реформистского социализма, российские кооператоры видели в кооперации средство эволюционного перехода к новому общественному строю, исключающее насилие и революцию[2].
Утверждение в науке марксистско-ленинской методологии вызвало к жизни идеологический миф о «кулацкой кооперации», на основе которого впоследствии выросла новая историографическая концепция, сохранившая влияние на науку вплоть до конца 1980-х гг. Ее инициатором был В.И. Ленин, охарактеризовавший в своих работах российскую дореволюционную, да послереволюционную кооперацию как «торгашескую», «буржуазную», обслуживающую интересы «кулацкой верхушки деревни» и потому бесполезную для беднейшего крестьянства. Несмотря на свою ошибочность, этот тезис впоследствии получил широкое распространение в трудах советских историков. Постепенно утверждался постулат о том, что именно на основе марксизма-ленинизма было создано «единственно верное» учение о кооперации и разработан реальный план его осуществления.
Первые работы по истории общины послереволюционного времени вышли в свет в 1920-е гг. В исследованиях П.Н. Першина, Н.Огановского, С.М. Дубровского и др. был сформулирован тезис о возрождении общины в ходе аграрной революции, раскрывалась ее роль как важнейшего аппарата земельной реформы, рассматривались правовые аспекты функционирования и возможные пути эволюции общинного хозяйства[3].
Особо отметим работу М. Резунова[4], в которой на обширном фактическом материале анализируются взаимоотношения общины и сельсоветов. Обладая крепкой материальной базой и юридической самостоятельностью, крестьянская община присваивала себе ряд прерогатив сельских советских органов.
На протяжении последующих трех десятилетий община практически не изучалась. Лишь после выхода в конце 1950-х гг. работ С.П. Трапезникова и В.П. Данилова[5] интерес исследователей к ней заметно оживился. По мнению С.П. Трапезникова в России всецело воплотилась в жизнь идея Маркса о способности общины стать основой для организации социалистического земледелия. Переход общинных институтов в высшую фазу своего развития был осуществлен в период коллективизации, когда община стала «опорным пунктом социалистического преобразования сельского хозяйства страны». Принципиально иную точку зрения по данной проблеме высказал В.П. Данилов, считавший, что мирская организация крестьянства не соответствовала задачам социалистической реконструкции сельского хозяйства, а потому в годы коллективизации имела место не плавная эволюция общинного хозяйства в колхозы, а коренная ломка всех единоличных форм землепользования
Большое значение для изучения общины имела работа секции «Общинные организации сельского населения» на четырех сессиях Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. На сессиях обсуждались проблемы типологии общинных организаций в послереволюционной деревне. Взаимоотношения земельных обществ и советской власти, определялась периодизация развития русской поземельной общины[6]. Эти дискуссии обозначали качественно новый уровень фактологического и концептуального осмысления данной темы. Историки отказались от узкой трактовки общины лишь как поземельной организации, главным признаком которой было стремление к уравнительности крестьянских наделов. Община начала признаваться универсальным социальным институтом, охватывавшим все стороны жизни крестьянского сообщества, а так же органом местного самоуправления, сохранившим принципы демократизма, даже будучи включенным в государственный аппарат.
Существенный вклад в освещение процессов развития общины послереволюционного периода внес цикл работ В.П. Данилова, вышедших в 1970-е годы Община трактовалась в них не только как форма совместного пользования землей, но и как общественный институт, осуществлявший посредничество между государством и отдельным землепользователем. Исследователь отмечал, что в результате революции было уничтожено все реакционное, феодально-крепостническое в положении и функционировании общины и она стала «действительно свободным союзом трудящихся крестьян»[7].
В те же годы вышла книга В.Я. Осокиной[8] - первое в отечественной историографии монографическое исследование истории послереволюционной общины. Автор справедливо указывает на стремление советской власти к использованию позитивных возможностей общины: совместного обсуждения хозяйственных вопросов, организации крестьянской взаимопомощи и др. Однако, изучая общину с сугубо классовых позиций, Осокина делает ряд упрощенных, на наш взгляд, заключений. Спорным представляется ее утверждение о невозможности дальнейшего хозяйственного и социального развития общины, ее неспособности смягчать проявления конфликтности и социального неравенства внутри крестьянского мира. Также упускаются из вида такие важные аспекты вопроса как самоуправленческие функции и культурническая деятельность общины, механизмы поддержания стабильности в крестьянском обществе.
Большой историографический интерес для нашей темы представляют работы В.В. Кабанова[9], посвященные жизнедеятельности сельской общины в период до введения нэпа. В них рассматриваются вопросы демократизации общины, влияния мирского уклада деревни на становление местных советов, участия общины в уравнительном перераспределении земли и сборе налогов.
Несмотря на значительные результаты, достигнутыми советскими авторами в постановке и решении ряда проблем истории общины послереволюционного времени, широкий круг вопросов остался неизученным. Лишь в самом общем виде рассматривалась структура мирских властей, специфика взаимоотношений земельных обществ и органов советской власти в различных регионах страны, традиции и новации в организации системы социальной защиты на селе.
Лишь в 1960-е гг. возобновился научный интерес к истории экономической политики переходного периода, включая и кооперацию. Толчком к активизации изучения хозяйственного механизма нэпа послужили начавшиеся в стране экономические реформы. В это время возникла известная схема В.П.Данилова[10]. Характеристику советского общества 1920-х гг. как переходного от капитализма к социализму он перенес на кооперацию. Социальные отношения, объединенные первичными формами кооперации, он оценивал как переходные от индивидуалистических в основном мелкобуржуазных отношений к отношениям социалистическим. Согласно его схеме, именно потребительская кооперация, достигнув наибольших успехов в сфере товарно–денежного обращения, создавала «первые предпосылки для более глубокого кооперирования, готовила почву для развития сельскохозяйственной кооперации». Он также признавал, что после революции изменилась природа общины, отмечая при этом, что в общине много рутинных, консервативных черт, и не считал, что община превратилась при советском строе в переходную ступень к сплошной кооперации.
Большинство исследований на этом историографическом этапе имели ярко выраженный историко–партийный характер и, как правило, лишь в позитивном ключе оценивали политику государственно–партийных органов в области кооперации. В это время появились работы, в которых в рамках анализа деятельности центральных и местных партийно–советских органов рассматривались проблемы кооперативного строительства. Значение этих исследований определяется тем, что в них достаточно глубоко проанализирована партийно–государственная политика в области кооперации, прослежены организационное строительство кооперативов и динамика кооперирования населения[11].
В целом, вплоть до конца 80-х гг. господствовала концепция восхваления выдающихся успехов кооперативного движения в СССР, подготовившего страну к осуществлению сплошной коллективизации. Лишь в конце 80-х годов историки стали признавать факт разрушения кооперации, ее несовместимость со строем «безрыночного социализма».
Во второй половине 1980-х гг. в условиях перестройки заметно активизировалась исследовательская деятельность в области изучения кооперации, началось переосмысление работ крупнейших теоретиков кооперативного движения, прежде всего А.В. Чаянова.
В 1990-е годы в связи с изменением политического и социально-экономического устройства страны происходило и изменение подходов в изучении кооперативной проблематики. В частности, исследователи ввели в научный оборот материалы по запретным ранее аспектам, что позволило выявить не только позитивные, но и негативные результаты государственного вмешательства в деятельность кооперативных систем в годы нэпа.
Среди ученых формируется точка зрения, что государство изначально вело наступление на кооперацию, а последняя лишь оборонялась. Ликвидация независимости кооперативного движения преследовала, прежде всего, политические цели: «…устранить нежелательных с политической точки зрения руководителей»[12].
В постсоветский период в науке произошли значительные изменения в методологических подходах, нашедшие выражение, прежде всего, в отказе от марксистско–ленинской методологии. Это дало возможность попытаться переосмыслить, исходя из научных критериев, а не идеологических штампов, сущность нэпа и историческую роль отдельных видов кооперации в хозяйственном механизме переходного периода[13]. Объединяющим моментом работ, изданных в 1990-е годы, было стремление избавиться от существовавших догм о бескризисном и самостоятельном развитии кооперации в годы нэпа.
В публикациях объектом острой критики довольно часто стали выступать «мелочная опека» и «беспредельный контроль» партийно–государственных органов над кооперацией[14].
Существенное значение в изучение нашей проблемы внесли работы известного аграрника В.В. Кабанова[15], в которых изучены проблемы кооперации и общины в послереволюционное время. Его работы построены по проблемно-хронологическому принципу и на материалах среднерусских губерний. Как справедливо отмечал автор, проблему взаимоотношений между общиной и кооперацией развернуть в «чистом» виде сложно, всегда будут влиять внешние факторы. Но зато мы имеем возможность изучить психологические стороны проблемы, сознание кооперированного и некооперированного крестьянства. Он первым поставил вопрос и категорически дал на него ответ: а была ли агония кооперации накануне коллективизации? Может ли агонизировать то, чего нет?
Значительный вклад в разработку теории и практики отечественного кооперативного движения в постсоветский историографический период внес Л.Е. Файн. Он считал, что 1920-е гг. отнюдь не являлись «золотым» десятилетием советской кооперации. В своих трудах исследователь последовательно доказал: нэп не был решительным отказом от военно–коммунистических принципов, а те изменения, которые произошли в начале 1920-х гг. в партийно–государственной политике, носили тактический и конъюнктурный характер, что и подтвердил дальнейший ход событий[16].
В начале ХХI века был опубликован целый ряд исследований, посвященных теории кооперации, всестороннему анализу кооперативных систем в годы нэпа. В процессе теоретических обобщений был сформулирован вывод о том, что все явления в кооперативном секторе находились под пристальным надзором государственно–партийных органов, которые постоянно вмешивались во внутреннюю жизнь кооперативов и их руководящих органов. Обращает на себя внимание книга В.Г. Егорова[17], в которой рассмотрены наиболее важные вопросы теории кооперации, предпринята довольно удачная попытка осмысления места и роли коллективных форм организации общественного производства в цивилизационном пространстве и социальных теориях, отражающих стремление к совершенствованию человеческого общежития.
Зарубежная историография также оценивает нэп как наиболее благоприятный период для развития советской кооперации, несмотря на грубое вмешательство властей в деятельность ее органов[18]. К основным недостаткам большей части работ зарубежных авторов можно отнести узость источниковой базы, что порой не позволяет говорить о глубокой разработанности поставленных проблем.
В последние два десятилетия несколько увеличился интерес к проблемам общины и кооперации на региональном уровне. Об этом свидетельствует несколько диссертаций и, соответственно, публикаций[19].
В литературе по тамбовскому региону интересующие нас проблемы изучались мало. По истории общины советского времени можно назвать две публикации С.А. Есикова, в которых исследуются отдельные стороны хозяйственной и социальной деятельности общины в первое послереволюционное десятилетие. Кроме того, была защищена кандидатская диссертация А.А Сафоновым[20]. В публикациях историко–партийного плана Л.В. Полуниной и Г.П. Пирожкова рассмотрены отдельные стороны кооперативного движения в Тамбовской деревне в годы нэпа[21]. Из последних работ отметим книгу С.А.Есикова[22], в которой отдельная глава посвящена отношениям крестьянского хозяйства с общиной и кооперацией.
Как видим, проведенный анализ опубликованной литературы показал, что проблема развития общины и кооперации, их взаимоотношений между собой, определения их места в системе социально – экономических отношений государства в той или иной степени привлекала внимание исследователей, однако круг спорных и нерешенных вопросов еще довольно значителен и требует изучения.
Объект и предмет исследования. Объектом исследования являются крестьянская община и сельская кооперация в первое десятилетие советской власти. Предметом изучения выступают процессы, явления и отношения, возникавшие в ходе функционирования общины и кооперации.
Территориальные рамки исследования ограничены Тамбовской губернией – типичной аграрной губернией Центрально Черноземного региона с прочными традициями общинного землевладения и достаточно развитой кооперативной сетью. Типичность губернии позволяет считать полученные результаты во многом характерными и для других территориально близких регионов.
Хронологические границы работы ограничены 1917 – 1928 гг. Протекавшие в этот период в селе общественно – политические и экономические процессы самым существенным образом повлияли на изменение места и роли общинных институтов и кооперативных организаций, и окончательно определили судьбу сельской общины и кооперации.
Конечный рубеж исследования определен 1928 г. – годом упразднении Тамбовской губернии, вошедшей в состав образованной Центрально - Черноземной области, и начала осуществления политики сплошной коллективизации.
Цель работы состоит в изучении взаимоотношений общины и кооперации между собой и названных институтов с государственной властью в контексте общего исторического процесса.
Для достижения поставленной цели были определены следующие задачи:
- рассмотреть сходства и различия крестьянской общины и кооперации;
- выявить характер взаимоотношений общины, кооперации и государственной власти различного уровня;
- проследить изменение правового положения общины и кооперации и оценить его последствия;
- исследовать функции общины в сфере социальной защиты и организации самоуправления;
- рассмотреть процесс передачи сельсоветам традиционных функций общины;
- определить роль кооперации в подготовке коллективизации.
Источниковая база работы основана на комплексном изучении архивных материалов, законодательных и нормативных документов, справочных и статистических изданий, материалов периодической печати.
Основу исследования составили архивные источники. В работе над темой диссертации использованы материалы Государственного архива Тамбовской области (ГАТО) и Государственного архива социально – политической истории Тамбовской области (ГАСПИТО)..
В архивах имеется множество фондов, отражающих хозяйственную, социальную и политическую деятельность общины и кооперации в послереволюционную эпоху. Ценным источником по нашей проблеме является документация губернских и уездных партийных и государственных органов и учреждений, представленная отчетами, протоколами, постановлениями, распоряжениями, перепиской, материалами обследований и т.д.
Важное значение для изучения общины и кооперации в послереволюционное десятилетие имеют фонды, содержащие делопроизводственную документацию органов общинного самоуправления и кооперативов, как низового уровня, так и губернских и уездных объединений: протоколы, отчеты, прошения, жалобы, удостоверения крестьянских сходов, балансы доходов и расходов кооперативов и земельных обществ[23]. Эти материалы позволяют глубже вникнуть во внутреннюю жизнь крестьянского сообщества, почувствовать реальную атмосферу сельских сходов, деятельности кооперативов, оценить многостороннюю деятельность общины. Незаменимым источником являются фонды комитетов крестьянской общественной взаимопомощи (Ф. Р-1055).
Важное место среди использованных источников занимают законодательные и нормативные документы: постановления партии, правительства, съездов Советов и местных органов власти, затрагивающие вопросы кооперативной и земельной политики, взаимоотношений земельных обществ, кооперативов и сельсоветов. Важным законодательным актом стал Земельный кодекс РСФСР 1922 г. и «Нормальный устав земельного общества» 1926 г.
Составной частью источниковой базы исследования стали материалы периодической печати, на страницах которой постоянно помещались публикации, посвященные различным аспектам деятельности кооперативов и земельных обществ. Полнее всего интересующие нас материалы представлены в газетных публикациях за 1925-1927 гг. Для подготовки работы наиболее широко использовались такие издания, как «Тамбовская правда», «Тамбовский крестьянин», «Наша правда» (Козловский уезд), «Красный звон» (Моршанский уезд), «Голос пахаря» (Борисоглебский уезд).
Методология исследования основана на принципе историзма. Его конкретизация в соответствие с поставленной в работе проблемой заключается в выделении в хронологических границах диссертации качественно различающихся этапов, связанных с изменением правового, социально – экономического и политического положения кооперации и общины. Использование принципа историзма предполагает обращение к конкретным методам исторического исследования: а) историко-типологическому, который позволяет выделить существенные признаки общины и кооперации в разных правовых и общественно - политических условиях; б) историко – сравнительному, помогающему на основе сходства и различия признаков сделать вывод об изменениях, происшедших в кооперативных организациях, общинном хозяйстве и самоуправлении; в) историко – генетическому, дающему возможность изучить эволюцию кооперативных и общинных институтов в первое советское десятилетие.
Научная новизна работы состоит в первую очередь в том, что история общины и кооперации в данных территориальных и хронологических рамках впервые берется в качестве специального изучения. Это создает основу для проведения других региональных исследований и написании обобщающих работ об эволюции общины и кооперации в послереволюционный период.
Значительная часть использованных в диссертации архивных документов и материалов периодической печати вводится в научный оборот впервые, что позволяет воссоздать реальную картину жизнедеятельности общины и кооперации в послеоктябрьское десятилетие, а также осветить взаимоотношения земельных обществ, сельсоветов и кооперативов сквозь призму становления на селе советской формы самоуправления.
На защиту выносятся следующие основные положения:
- в годы военного коммунизма организационная структура кооперации была искусственно встроена в систему государства и стала рассматриваться властью как временный социально – экономический институт, необходимый для перехода к коллективным формам хозяйствования в деревне;
- в годы военного коммунизма и особенно нэпа структура крестьянского самоуправления претерпела значительные изменения, новая власть стремилась к ликвидации прежнего устройства, однако общинные отношения оставались связующим звеном в организации всех сторон жизнедеятельности крестьянского общества;
- кооперация, вовлекая в свою орбиту крестьянские хозяйства, постепенно втягивала их в рыночные отношения; через кооперацию крестьянство зависело не только от общества, но и от рынка, под этим влиянием менялась и личность крестьянина, кооперированный крестьянин сам влиял на общество;
- община же держала человека в рамках старых представлений, сохраняя обычаи и традиции прошлого, опыт и ценности предков, в то же время и община и кооперация прививали трудолюбие, культурные ценности, духовность;
- кооперация к концу 20-х гг. превратилась в огромный, неумелый, но послушный аппарат проведения государственно – партийной политики в деревне, она оказалась неспособной выполнять преобразующие функции;
- основным противоречием 20-х гг. стало противоречие между планом и рынком; кооперация могла существовать в условиях рынка, на ликвидацию которого был нацелен план.
Научно–практическая значимость исследования. Результаты, полученные в ходе проведенного исследования, могут быть использованы при дальнейшем создании целостной истории кооперации и общины, их взаимоотношений между собой и с государственной властью. Отдельные сюжеты и материалы диссертации могут применяться при написании обобщающих трудов по аграрной истории страны, различных учебно–методических пособий, спецкурсов и семинаров, а рассмотренный опыт государственной политики в области самоуправления и кооперации может быть полезен для современных управленцев и участников кооперативного движения.
Апробация работы. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на кафедре истории и философии Тамбовского государственного технического университета. Основные положения и результаты исследования докладывались на ежегодных научных конференциях ТГТУ (2008, 2009, 2010 гг.), а так же на международных конференциях «Военный фактор в российской истории» (Тамбов, 2009 г.) и «Российское село в ХIХ – ХХ веках» (Тамбов, 2010 г.).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы.
II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы, определяется объект и предмет исследования, его территориальные и хронологические границы, степень изученности проблемы, методологическая основа, научная новизна, цель и задачи, анализируется источниковая основа, формулируются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Крестьянская община в первое советское десятилетие» отмечается, что экономические и социально–политические процессы, протекавшие в деревне после 1917 г. существенно повлияли на положение органов общинного самоуправления. В ходе преобразований системы местной власти были упразднены должности старост, волостных старшин, писарей и др. Им на смену пришли советы, выполнявшие, главным образом, административно – фискальные функции дореволюционных мирских органов.
Избиравшиеся на сельских сходах советы, несли в себе черты общинной организации крестьянства. В 1917-1920 гг. в Тамбовской губернии сеть сельских советов строилась с учетом территориального размещения общин. В дальнейшем сельсовет был отделен от общины и превратился в самостоятельную административную единицу[24]. В итоге до начала сплошной коллективизации в тамбовской деревне функционировали два органа местного управления: сельсовет, как представитель государственной власти, и сход, как институт сельского самоуправления.
Для реализации своих хозяйственных функций община содержала значительный штат выборных должностей. Среди них наибольшим влиянием пользовались уполномоченные по земельным делам. Со временем эта должность стала исполнительным органом схода.
В послереволюционный период происходила демократизация сельского схода, выражавшаяся в расширении его состава за счет женщин и крестьянской молодежи. Однако во многих местах губернии сход по-прежнему представлял из себя собрание домохозяев[25].
По своему социальному составу сход являлся преимущественно бедняцко – середняцким. Преобладающее влияние на нем имели наиболее авторитетные на селе лица: крепкие хозяева, середняки, которые умели не только хорошо работать на земле, но и владели ремеслами и т.д. Сравнительно однородный социальный состав сельских сходов не делал крестьянский мир бесконфликтным. Остроту социальных противоречий в деревне усиливала деятельность созданных советской властью новых структур самоуправления и общественных организаций: советов, комитетов бедноты, крестьянских комитетов общественной взаимопомощи, партийных ячеек, женских советов и др.
В послереволюционной тамбовской деревне община являлась не только хозяйственным союзом, но и институтом социальной защиты крестьянства. При посредничестве общины в селе осуществлялась крестьянская взаимопомощь и благотворительность, создавались страховые фонды и хлебозапасные магазины, устанавливалась опека над сиротами, проводились противопожарные мероприятия и проч. Помощь оказывалась как в денежно- натуральном виде, так и в форме трудовой поддержки.. В неблагоприятные годы община действовала в тесном контакте с органами власти, играя роль связующего звена между крестьянством и государством.
Одной из новых форм социальной защиты явилась деятельность крестьянских комитетов общественной взаимопомощи, создававшихся при поддержке государства на основе широкой самодеятельности сельского населения. Кресткомы внесли весомый вклад в восстановление сельского хозяйства губернии, стимулировали рост кооперативного движения, содействовали культурному развитию тамбовской деревни.
Сельское общество занималось также поддержкой учреждений социокультурного плана на селе[26].
Во втором параграфе рассматриваются вопросы взаимодействия общины с органами власти, анализируется процесс расширения прав советов путем передачи им традиционных функций общины.
Советская власть стремилась к ликвидации дореволюционного устройства деревни, при котором земельная община (мир) являлась одновременно и сельским обществом – первичной административной единицей государственного управления. С этой целью были изданы законы, ограничивавшие сферу деятельности крестьянского схода вопросами землепользования. Административные и фискальные функции, а также осуществление контроля за состоянием местного хозяйства были возложены на сельский совет, представлявший, по Конституции, высший орган власти на селе. Однако до середины 20-х гг. сельсовет проявлял себя, главным образом, в сфере административной и налоговой работы. Самодеятельность крестьянского населения по-прежнему была важным фактором нормального функционирования общественного хозяйства деревни. Имея сравнительно крепкую материальную основу, община порой представляла собой единственную реальную силу, способную проводить социально – экономические мероприятия на селе. Наряду с этим она выполняла часть административно – управленческих функций сельского совета. На сходах происходило обсуждение проблем, входивших в компетенцию советских органов власти.
Община участвовала также в проведении налоговой политики, играя роль неофициального звена фискальной системы советского государства. Деятельность общины в данной сфере наиболее ярко проявилось в ходе проведения продразверстки. При раскладке и сборе налогов органы власти широко использовали общинный разверсточный механизм, коллективную ответственность крестьянского общества за выполнение налоговых обязательств. В октябре 1920 г. Тамбовским губисполкомом был издан приказ о возложении на сельские общества круговой поруки при сборе налогов, отмененный лишь после издания ВЦИКом декрета «О замене продовольственной и сырьевой разверстки натуральным налогом» (15 марта 1921 г.)[27]. Но и в дальнейшем представители финансовых органов предпочитали обращаться со своими вопросами к сходу, а не к сельсовету.
Таким образом, крестьянский сход разрешал широкий круг проблем сельской жизни, внося существенные коррективы в процесс становления в тамбовской деревне советской формы самоуправления. Это нередко приводило к подмене общиной советских органов управления и создавало ситуацию «двоевластия», серьезно беспокоившую местное и центральное руководство, которое считало советы главной формой вовлечения крестьянства в социалистические преобразования.
С середины 20-х гг., когда внутриполитическая ситуация в стране стала более стабильной, а положение власти в деревне упрочилось, деятельность государства в области советского строительства заметно активизировалась. Одним из главных направлений политики власти стало углубление советской демократии: расширение социальной базы и улучшение материального положения сельсоветов, передача им права контроля за деятельностью схода, привлечение к советской работе беспартийного крестьянского актива и др.
Политика государства по оживлению советов имела свой результат: укрепился авторитет сельсоветов в крестьянской среде, расширялся круг разрешаемых ими вопросов, в сферу их деятельности вовлекалось все большее количество крестьян. Хотя положение общинных институтов в тамбовской деревне оставалось еще достаточно прочным, можно утверждать, что к концу 20-х гг. была создана определенная основа для постепенного расширения прав сельских советов посредством передачи им традиционных функций общины.
Вплоть до конца 20-х гг. утверждение советской системы в деревне в известной степени рассматривалось властью как процесс внутренней эволюции общины в более высокую стадию сельского самоуправления. Учитывая приверженность крестьян к общине, считалось, что период отмирания общинных отношений может быть продолжительным. Положение кардинально изменилось после ХV съезда ВКП(б), поставившего перед советами задачу проведения политики коллективизации. Процесс расширения прав сельсоветов заметно ускорился. Многие из них получили самостоятельные бюджеты, право распоряжаться доходными источниками земельных обществ. Рост влияния государства на экономическое и социально – культурное развитие деревни способствовал ликвидации в ней мирского уклада.
Однако расширение прав сельских советов в конце 20-хгг. происходило в губернии в условиях непрерывных хозяйственно – политических кампаний, что оказывало существенное влияние на ход эволюции сельского самоуправления. Занятые проведением массовых кампаний, сельсоветы не уделяли достаточного внимания удовлетворению ряда насущных потребностей крестьян в развитии сельского хозяйства, благоустройства и др. Решение этих проблем оставалось в большинстве случаев сферой деятельности сельского схода.
Во второй главе «Кооперация в тамбовской деревне в годы военного коммунизма и нэпа» рассматриваются проблемы состояния и развития кооперативного движения в селе.
Восприятие крестьянами кооперации зависело от особенностей сложившегося типа общины. В Тамбовской губернии преобладали многодворные селения, что вело к чересполосице и дальноземелью. Выделение отрубов и хуторов в период столыпинской реформы шло менее активно, чем в других регионах, что было связано со слабым развитием капиталистических отношений. Ведение полностью автономного хозяйства было затруднительно. Частые переделы земли в сравнении с другими регионами объяснялось не столько качеством земли, сколько было выражением уравнительных тенденций. Для многодворных селений было характерно значительное число бедняцких хозяйств, для которых община служила защитным механизмом.
По приходе к власти большевики обратили внимание на кооперацию как на готовую организацию, с помощью которой можно было организовать товарообмен между городом и деревней, заменив распределение через рынок.
Кооперация демонстрировала свою живучесть и умение справляться с задачами государственного значения как организация экономическая. 1918- 1920 гг. связаны с борьбой большевиков за овладение кооперацией, за превращение кооперативного аппарата в аппарат заготовок и распределения. Это привело к превращению кооперации в государственную организацию, к утрате ею истинно кооперативных принципов деятельности
Разрушительными для кооперации, после принятия декрет о введении продразверстки, стало принятие декрета «О потребительских коммунах» (март 1919 г.), по которому для всех граждан стало обязательным членство в ЕПО, и декрета «Об объединении всех видов кооперативных организаций» (январь 1920 г.). Так государство окончательно подчинило себе кооперацию, которая, по словам Ленина, оказалась «в состоянии чрезмерного удушения»[28]. Боязнь реставрации капиталистических отношений на базе товарно-денежных отношений вела такую политику к подмене собственно кооперативных институтов хозяйствования государственным декретированием.
В апреле 1921 г. кооперация получила право на самостоятельное существование (обязательное членство в ЕПО сохранялось до конца 1923 г.), в августе было восстановлено самостоятельное существование сельскохозяйственной кооперации. В Тамбовской губернии ее первичные организации в декабре 1921 г. были объединены в губернский союз сельскохозяйственной, кустарно-промысловой и кредитной кооперации, в январе 1923 г. туда вошли колхозы[29].
Теперь ставилась задача как можно быстрее овладеть руководством кооперации. В итоге «ударной» работы в 1922 г. среди членов правления Тамбовского губпотребсоюза стало 86 %, в правлениях райотделений – 61,3% коммунистов[30]. Большинством коммунистов кооперация, да и сам нэп рассматривались с точки зрения тактики, а не долгосрочного стратегического курса. В соответствии с этой установкой проводилась кооперативная политика, суть которой сводилась к следующим требованиям: возможно более широкое вовлечение населения в кооперацию и преимущественно его бедняцко-середняцкой части; возможно более быстрое вытеснение частника из торговли; достижение того, чтобы потребкооперация стала единственным проводником продуктов от производителей к потребителям.
На практике же потребкооперация губернии переживала серьезный кризис доверия. В основе этого лежали недостаток промышленных товаров, кооператоры стали проникать в село, когда там уже господствовал частник, отрицательно сказывалось отношение к кооперации со стороны партийных и советских работников, сохранение принципа обязательного членства. Предоставляя кооперации на производство товарообмена, большевики утверждали необходимость контроля за ее деятельностью со стороны государства Это означало, что руководство в центре и на местах подходило к вопросу об определении места и роли кооперации не столько с точки зрения экономической, сколько с социально-политической.
Число кооперативов всех видов росло: так, по данным на 1 октября 1923 г. зарегистрировано 296 потребительских обществ, а на 1 октября 1926 г. – 396; соответственно кредитных кооперативов – 201 и 217; сельскохозяйственных – 717 и 719. Наиболее быстро росло число сельскохозяйственных кооперативов: на 1 октября 1927 г. их насчитывалось 1960, и они объединяли 113 тыс. крестьянских хозяйств. В 1926/27 г. с помощью сельскохозяйственной кооперации было заготовлено 30% товарного хлеба[31].
Серьезные трудности испытывала кустарно – промысловая кооперация. На 1 января 1923 г. в составе губкустпромсоюза значилось 255 артелей, в которых числилось 10456 членов. Подавляющая их часть числилась лишь в отчетах. На практике получалось, что на губернском и отчасти на уездном уровнях кустарно – промысловая кооперация получила оформление, а внизу, на местах – нет. Такое положение сохранялось и в дальнейшем. По данным 1926 г. кооперировано было 16-20% кустарей, в наибольшей степени это коснулось кожевников[32]. Между тем у кустарного производства была масса нерешенных проблем. Остро необходимо было кредитование кустарей для организации оборудования производства, закупки сырья, необходима была организация сбыта готовых изделий. Кустарные промыслы, кооперированные к концу 1920-х гг. лишь на одну треть, продолжали развиваться на мелкотоварной основе. Однако развитие кустарно-промысловой кооперации и ее воздействие на крестьянское хозяйство не было предусмотрено официальной аграрной политикой.
Кооперация, как потребительская, так и кредитная уже в середине 1920-х гг. находилась в парализованном состоянии. Из проверенных в 1925 г. кооперативов «нормально выглядели» 2-3. Остальные влачили нищенское существование, более половины из них были разворованы. Из 283 низовых кооперативных объединений 213 были неработоспособны или расхищены. Накладные расходы в кооперативах были чрезвычайно высоки, цены втрое превышали рыночные. Крестьяне не доверяли кооперативам и прежде всего руководству, которое беззастенчиво использовало средства кооперации в личных целях.
Что касается колхозов, то в момент перехода к нэпу они влачили жалкое существование и поэтому о их положительном влиянии на окружающее крестьянство говорить не приходится. За семь месяцев 1921 г. их число сократилось вдвое, в дальнейшем их количество продолжало сокращаться. С 1923/24 финансового года колхозам были предоставлены значительные льготы, в итоге начался их численный рост: с 218 (на 1 июля 1924 г.) до 463 (на 15 октября 1927 г.)[33].
Что же представляли из себя колхозы, прежде всего с точки зрения влияния на окружавшее их крестьянство? В отчете губкома РКП(б) (ноябрь 1925 г.) отмечалось, что 19% из них вели чисто единоличное хозяйство, 15% колхозов оказывали положительное влияние, 21% - отрицательное и 50% не оказывало никакого влияния. В большинстве колхозов отсутствовала элементарная организация труда. В отчете губисполкома (январь 1926 г.) приводились аналогичные данные: плохая организация труда, жизнеспособных колхозов – около 50%, «сомнительных» - 20% и 30% - нежизнеспособных. По состоянию на октябрь 1927 г. было обследовано 318 из 463 колхозов губернии. В результате оказалось, что 31% из них состоял лишь на бумаге.
Действовавшие, жизнеспособные колхозы были лучше, чем единоличники обеспечены рабочим скотом, качественным семенным материалом, дорогостоящим инвентарем и сложной сельскохозяйственной техникой; в них применялись интенсивные севообороты. Единственно, чем крестьянские хозяйства превосходили колхозы, так это количеством примитивных деревянных сох и борон.
Как видим, нет оснований говорить о сколько-нибудь серьезных преимуществах коллективных хозяйств перед единоличными. Под мощным давлением государства число колхозов росло, их организация постепенно улучшалась, однако удельный вес их оставался совершенно ничтожным.
В заключении подводятся итоги исследования, формулируются выводы. В числе множества функций общины важнейшие можно отнести к сфере производства. Область же деятельности кооперации – это преимущественно область сбыта и переработки сельскохозяйственных продуктов, кредит и т.д. Само же производство затрагивалось лишь слегка, но порой существенно. Таким образом, община не занималась тем, чем занималась кооперация. Община и кооперация существовали параллельно, без заметных признаков перерастания первой во вторую. Перерастание общины в артель невозможно и потому, что крестьянский труд по своей сути индивидуален.
Были и точки соприкосновения. Наибольшая вероятность соприкосновения отдельных крестьян и целого общества с кооперацией могла возникнуть при переработке сельскохозяйственной продукции. При этом кооперация не была заинтересована во вступлении в кооператив всех членов общества, так как от малоимущих было мало толку, да и сами они туда не стремились. Проникая в общество, кооперация не затрагивала прав общины в традиционных сферах ее деятельности. Проникновение кооперации в деревню шло через наиболее уязвимые для общины места.
Несмотря на свое важное место в сельской жизни, в период коллективизации община была уничтожена. Главной причиной тому явилось ее несоответствие планам аграрных преобразований советской власти. Обладая широкими внутренними возможностями для организации кооперативных объединений, община содержала в себе и мощные частнособственнические стимулы и не могла стать основой коллективизации. Кооперация к концу 1920-х годов оказалась полностью разрушенной.
Основные положения диссертации отражены
в следующих публикациях:
Статьи в изданиях из перечня ВАК
Дубовицкий В.А. Состояние колхозов и их влияние на крестьянское хозяйство Тамбовской губернии в годы нэпа//Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики: Тамбов, Грамота, 2009. № 2 (3). С. 35-36
Дубовицкий В.А. Сельская кооперация в деревне Тамбовской губернии периода нэпа//Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики: Тамбов, Грамота, 2011. № 1(7). С. 95-97
Дубовицкий В.А. Коллективные хозяйства в Тамбовской губернии в 1918-1920 гг.//Вопросы современной науки и практики. Ун-т им. В.И. Вернадского. 2011. № 1 (32). С. 326-330
Статьи в других научных изданиях
Дубовицкий В.А. Концепция «кооперативной коллективизации» А.В. Чаянова//Военный фактор в российской истории в ХVIII – ХХ веках: сб. статей междунар. науч. конференции. Тамбов, 2009. С. 140-145
Дубовицкий В.А. Сельская кооперация Тамбовской губернии в годы нэпа//Российское село в ХIХ – ХХ веках: сб. статей междунар. науч.конференции. Тамбов, 2009. С. 108-112
[1] Меркулов А.В. Вопросы кооперативного движения в России. Пг., 1918; Анцыферов А.Н. Очерки по кооперации. М.. 1912; Прокопович С.Н. Кооперативное движение в России. М., 1918.
[2] Туган – Барановский М.И. Социальные основы кооперации. М., 1989. С. 95-96; Меркулов А.В. Исторический очерк потребительской кооперации в России. Пг., 1918. С. 127
[3] Огановский Н. Община и земельное товарищество//О земле. Сборник статей о прошлом и будущем земельно-хозяйственного строительства. М.. 1921. Вып. 1. С. 79-91; Першин П.Н. Участковое землепользование в России. Хутора и отруба. Их распространение за десятилетие 1907-1916 гг. и судьба во время революции (1917-1920 гг.). М., 1922; Дубровский С.М. Очерки русской революции. Вып. 1. М., 1923; Козлов Н.И. Крестьянский двор и земельное общество. Л., 1926
[4] Резунов М. Сельские советы и земельные общества. М., 1928
[5] Трапезников С.П. Исторический опыт КПСС в социалистическом преобразовании сельского хозяйства. М., 1959; Данилов В.П. Земельные отношения в советской доколхозной деревне//История СССР. 1958. № 3. С. 90-128.
[6] Тезисы докладов и сообщений ХII сессии Межреспубликанского симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. М., 1970. Вып.I; То же …ХIII сессии. М., 1971; То же …XIV сессии. М., 1972. Вып. II; То же…ХV сессии. М., 1974. Вып. II
[7] Данилов В.П. Община у народов СССР в послеоктябрьский период: К вопросу о типологии общины на территории советских республик//Народы Азии и Африки. 1973. № 3. С. 42-54; Он же. К вопросу о характере и значении крестьянской поземельной общины в России//Проблемы социально – экономической истории России. М., 1974. С. 341-359; Он же. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. М., 1977; Данилова Л.В., Данилов В.П. Проблемы теории и истории общины//Община в Африке: проблемы типологии. М., 1978. С. 9-60
[8] Осокина В.Я. Социалистическое строительство в деревне и община (1920 – 1933). М., 1978.
[9] Кабанов В.В. Октябрьская революция и крестьянская община//Исторические записки. М., 1984. Т. 111. С. 100-150; Он же. Октябрьская революция и кооперация. 1917-1919. М., 1973; Он же. Крестьянское хозяйство в условиях «военного коммунизма». М., 1988
[10] Очерки истории коллективизации сельского хозяйства в союзных республиках. М., 1963. С. 21. В дальнейшем В.П. Данилов высказывал эти мысли и в других своих работах. См., например : Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. М., 1979
[11] Морозов Л.Ф. От кооперации буржуазной к кооперации социалистической. М., 1969; Исторический опыт КПСС в осуществлении новой экономической политики. М., 1972; Дмитренко В.П., Морозов Л.Ф., Погудин В.И. Партия и кооперация. М., 1978; Поляков Ю.А., Дмитренко В.П., Щербань Н.В. Новая экономическая политика: разработка и осуществление. М., 1982
[12] Веселов С.В. Кооперация и Советская власть: период «военного коммунизма»//Вопросы истории. 1991. № 9-10. С. 25-37
[13] Тараканов В.В. К вопросу о месте крестьянской кооперации в хозяйственной системе нэпа//Кооперация: страницы истории. Вып. IV. М., 1994. С. 204-217
[14] Файн Л.Е. Советская кооперация в тисках командно – административной системы (20-е гг.)//Вопросы истории. 1994. № 9. С. 35-47; Он же. Нэповский «эксперимент» над российской кооперацией//Вопросы истории. 2001 № 7; Елютин О.Н. Кооперация в России – невостребованный опыт//Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1998. № 5
[15] Кабанов В.В. Кооперация, революция, социализм М., 1996; Он же. Крестьянская община и кооперация России ХХ века М., 1997
[16] Файн Л.Е. Отечественная кооперация: исторический опыт. Иваново, 1994; Он же. Российская кооперация: историко – теоретический опыт (1861-1930). Иваново, 2002
[17] Егоров В.Г. Кооперация – «третий путь» (к теории вопроса). Челябинск, 2003.
[18] Таниучи У. Система уполномоченных – партия, советы и аграрная коммуна//Россия в ХХ веке. Историки мира спорят. М., 1994. С. 337-353; Льюис Э.Л. Введение новых форм экономических отношений в Саратовской губернии (1921-1925 гг.)//История России. Диалог российских и американских историков. Мат-лы российско-американской научной конференции. Саратов, 1994. С. 109-119; Ким Чан Чжин. Государственная власть и кооперативное движение России-СССР (1905-1930). М., 1996 и др.
[19] Безгина О.А. Кооперативное движение в Самарской губернии в 1918-1928 гг. Дисс…канд. ист. наук. Тольятти, 1997; Мальчук В.Н. Потребительская кооперация в системе социально – экономических отношений Советского государства (1917-1928 гг.). Дисс…канд.ист.наук. Саратов, 1999; Парамонова Р.Н. Развитие системы кооперации Среднего Поволжья в условиях новой экономической политики (1921-1928 гг.). Дисс…канд.ист. наук. Самара, 2001; Ягов О.В. Кустарно-промысловая кооперация Поволжья в условиях нэпа. Дисс… докт. ист. наук. Самара, 2009; Соларев Р.Г. Государственная власть и крестьянская кооперация в конце ХIХ – 1930 г. (по материалам Пензенской губернии). Дисс…канд. ист. наук. Самара, 2010 и др.
[20] Есиеов С.А. Община в социально – экономических отношениях доколхозной деревни//Великий Октябрь. Политические партии России и СССР. Социалистическме преобразования. Тез. докл. на всесоюзн. науч. конф. Владимир, 1991. С. 136-138; Он же. Советы в доколхозной деревне: состав, авторитет, власть//История Советской России: новые идни, суждения. Тез. докл. науч. конф. Тюмень, 1991. С. 111-113; Сафонов А.А. Крестьянская община в Тамбовской губернии в 1917-1928 гг. (социальные аспекты проблемы). Дисс…канд. ист. наук. Воронеж, 1997
[21] Полунина Л.В. Борьба партийных организаций Черноземного центра за социалистическое направление в развитии крестьянской кооперации (1921-1923 гг.)//Вестник МГУ. Серия IХ. История. 1967. № 2. С. 17-35; Пирожков Г.П. Дечтельность парторганизации по повышению роли потребительской кооперации в социалистическом переустройстве сельского хозяйства//Деятельность партийных организаций по созданию предпосылок и осуществлению коллективизации В Центральном Черноземье. Сб. науч. трудов. Тамбов, 1984. С. 34-49
[22] Есиков С.А. Российская деревня в годы нэпа: К вопросу об альтернативах сталинской коллективизации (по материалам Центрального Черноземья). М., 2010. С. 121-142.
[23] См.: ГАТО, Ф, Р-1.- Тамбовский губернский исполнительный комитет; Ф. Р-946 – Тамбовское губернское земельное управление; Ф. Р-761 – Тамбовское губернское статистическое бюро; Ф. Р-1184 – Тамбовский губернский финансовый отдел; Ф. Р-708 – Тамбовская губернская рабочее – крестьянская инспекция; ГАСПИТО. Ф. 840 – Тамбовский губком РКП(б) _ ВКП(б) и др.
[24] ГАТО. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 519. Л. 36 об.
[25] Там же. Д. 1082. Л. 42; Д. 951. Л. 134
[26] ГАТО. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 1093. Л. 70, 120.
[27] ГАТО. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 178. л. 113
[28] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 64
[29] См.: Кооператор. Тамбов. 1922. №.1. С. 16; Там же. 1923. № 9-10. С. 29
[30] ГАСПИТО. Ф. 840. Оп. 1. Д. 1216. Л. 31.
[31] См.: Краткий статистический справочник по Тамбовской губернии. Тамбов, 1927. С. 157; ГАСПИТО. Ф. 840. Оп. 1. Д. 444. Л. 10 об.
[32] Бюллетень Тамбовского губернского статистического бюро. 1926. № 8. С. 11
[33] ГАСПИТО. Ф. 849. Оп. 8. Д. 24. Л. 621
