Представления о судьбе в средневековой исландии как форма исторического сознания
На правах рукописи
Барышников Вячеслав Юрьевич
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О СУДЬБЕ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ ИСЛАНДИИ
КАК ФОРМА ИСТОРИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ
Специальность 07.00.03 – всеобщая история
(история средних веков)
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание учёной степени
кандидата исторических наук
Иваново – 2007
Работа выполнена в Ивановском государственном университете
Научный руководитель:
доктор филологических наук, доцент
Гвоздецкая Наталья Юрьевна
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, главный научный сотрудник
Мельникова Елена Александровна
Институт всеобщей истории РАН (г. Москва)
доктор исторических наук, профессор
Кривушин Иван Владимирович
Государственный университет – Высшая Школа Экономики (г. Москва)
Ведущая организация:
Санкт-Петербургский государственный университет
Защита диссертации состоится 12 октября 2007 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 212.062.02 при Ивановском государственном университете по адресу: 153025, г. Иваново, ул. Тимирязева, д. 5, ауд. 101.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Ивановского государственного университета
Автореферат разослан « » 2007 г.
Учёный секретарь
диссертационного совета В.М. Тюленев
I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.
Актуальность темы.
В настоящее время всё больший интерес в области исторического поиска вызывают феномены культуры и сознания, их диалектическая взаимосвязь с социальными отношениями. В сфере истории исторической науки внимание привлекают проблемы исторического сознания ушедших обществ. Традиционный интерес к творческому мышлению и новаторским идеям отдельных представителей учёной исторической мысли дополнился вниманием к успеху их сочинений, к сознанию их читателей или (в случае устной передачи исторической памяти) аудитории, а также к воздействию на учёное знание языка и массовых дискурсивных стратегий.
Обращение к проблемам исторического сознания имеет общетеоретическое значение в системе гуманитарного знания: современный взгляд на историю человеческого общества переносит акцент с описания событий и институтов на объяснение архетипов поведения, а значит, и на поиск особенностей восприятия действительности. Отсюда вытекает методологическое значение исследований в описанном направлении: ответив на вопрос, как древние общества воспринимали свою историю и самих себя в ней, мы сможем более объективно, т.е. отстранённо от собственных стереотипов сознания, взглянуть на те формы отражения жизни, которые запечатлены в исторических источниках. Сам факт субъективности исторического источника оказывается предпосылкой объективного взгляда исследователя на культурно-историческую специфику изучаемого времени, и источниковедческая в своей основе работа приобретает значение самостоятельного исторического исследования в области истории сознания. Наконец, огромный интерес представляет сам поиск в сфере феноменологии исторического сознания, т.е. поиск ответа на вопрос о том, как люди ушедших эпох осмысливали себя и своё место во всеобщем историческом процессе.
Вопрос о становлении средневекового исторического сознания (как и вопрос о формировании социально-экономических структур средневекового общества) обычно рассматривается в терминах синтеза античного и варварского (германского) субстратов. При этом анализ и оценка германского субстрата оказываются в значительной степени проблематичными, поскольку у варварских народов, осевших на территории Западной Римской империи, не существовало письменности, пригодной для историографической наррации.
Принципиальное значение в данной связи приобретает обращение к скандинавскому (прежде всего, исландскому) историографическому опыту. Скандинавские страны вступили на путь синтеза средневекового общества последними в Западной Европе. Христианство встретилось здесь с развитой языческой культурой. В скандинавских странах на протяжении всего средневековья существенную роль играли институты родового строя и мировоззренческие установки, характерные для древнегерманского общества. В частности, в Исландии не сложилось феодальных форм господства и зависимости, и до 1262-1264 гг. сохранялась форма родовой демократии – ‘Народоправство’. В условиях отсутствия централизованной монархической власти католическая церковь не могла контролировать духовное и культурное развитие общества. В результате Исландия породила уникальную для средневековой Европы литературу: эддическую поэзию, поэзию скальдов, королевские и родовые саги.
Исландская сага как традиционная прозаическая форма повествования о прошлом представляет собой продукт неосознанного авторства (Стеблин-Каменский М.И.). Благодаря феномену неосознанного авторства в сагах яркое выражение находят коллективные установки на восприятие истории, формирование которых происходило в «эпоху викингов» (VIII-XI вв.), т.е. на начальном этапе романо-германского синтеза в Скандинавии. При этом саги (в отличие от латинских историографических трудов остальной части германского мира) записаны на древнеисландском языке (norrnt ml), который был стихией духовного существования авторов саг и их аудитории.
Итак, рассмотрение проблем исторического сознания на материале традиционных жанров исландской литературы представляется актуальным, поскольку оно позволяет:
- выявить специфику исторического сознания на начальных этапах синтеза средневекового мировоззрения;
- вскрыть варварский (германский) субстрат в структуре средневекового исторического сознания;
- исследовать пласт народных, коллективных форм исторического сознания.
Предмет исследования.
Социальное прошлое фиксируется в историческом сознании в разнообразных формах. Предметом нашего исследования является одна из форм исторического сознания, нашедшая отражение в традиционной исландской литературе, – концепт судьбы. Под судьбой мы понимаем понятие-мифологему, выражающую идею детерминации как несвободы (Аверинцев С.С.). Понятием судьбы охватываются как биологическое, так и социальное измерения человеческого существования. Судьбу можно рассматривать как историческую категорию именно в силу её социальности. Скандинавские представления о судьбе сосредоточены на социальных отношениях, в то время как природные явления исключены из семантической сферы, охватывающей в средневековой Скандинавии понятие судьбы.
Концепт судьбы является актуальным для трёх предметных сфер восприятия истории в Исландии: мета-, микро- и макро-истории. Под мета-историей мы понимаем универсальный перечень событий, связанный со становлением космоса и социума. Другими словами, предметом мета-истории являются события мифов о богах и героях. Мета-история не имеет хронологической связи с собственно историческим процессом, т.е. с историей людей, непосредственные потомки которых записали и саги, и эддические песни. Предметом микро-истории является индивидуальный конфликт эмоционально-этического характера, который считался достойным запоминания и последующего пересказа в форме саги. В центре такого конфликта лежит посягательство на личное достоинство индивида. События микро-истории – столкновения между свободными исландскими бондами, внутри и меж-родовые – воспринимались в исландском островном безгосударственном обществе как подлинная, значительная история. Макро-история в наибольшей мере соответствует современному представлению о том, что должно быть предметом историографии. Основным содержанием макро-исторических текстов является формирование общественных структур средневекового государства (прежде всего, Норвегии).
Хронологические рамки исследования.
Хронологические рамки исследования охватывают период с рубежа IX-X вв. (заселение Исландии) по XIII в. (когда в Исландии происходит активная письменная фиксация традиционных жанров литературы). В X-XI вв. – в так называемый «век саг» – в Исландии и Норвегии происходили события, нашедшие отражение в исландских родовых и королевских сагах. К этому времени относится начало формирования устной повествовательной традиции, нашедшей дальнейшее выражение в сагах. Конечный рубеж отнесён к XIII в., когда были записаны как исландские саги (родовые и королевские), так и другие жанры исландской литературы (эддическая поэзия, поэзия скальдов). При этом только стихи скальдов могут быть чётко соотнесены с «эпохой викингов», когда они были сочинены. Эддическая поэзия и саги на всём протяжении своего устного бытования находились в процессе трансформации и становления. Таким образом, в текстах, записанных в XIII в., находит своё отражение сложный комплекс представлений, уходящий корнями в «эпоху викингов» и вобравший в себя элементы, зародившиеся в более позднюю эпоху – в эпоху кризиса Народоправства в Исландии и институализации христианских монархий в других скандинавских странах.
Цель и задачи исследования.
Цель работы – выявить роль средневекового исландского концепта судьбы в осмыслении исторического процесса. Другими словами, мы попытались ответить на вопрос: каким образом представления о судьбе, свойственные культуре средневековой Исландии, структурировали исторические факты (события), превращая их в факты исторического сознания.
Поставленная цель достигается через решение следующих задач:
1) систематизировать обширный материал мифопоэтической традиции, характеризующий специфику древнеисландских языческих представлений о судьбе;
2) проанализировать три предметных сферы исторического сознания средневекового исландского общества (охватывающих события мета-, микро- и макро-истории);
3) для каждой из этих сфер установить:
а) характер (масштаб и содержание) описываемых событий;
б) связь данных событий с детерминирующей судьбой и зависимость от неё;
в) механизмы детерминации, т.е.:
- наличие субъектов, детерминирующих судьбу;
- характеристику субъектов, судьба которых подвержена детерминации;
- сферу (временную и событийную) воздействия судьбы на жизнь индивида;
- возможность узнавания того, что предопределено судьбой;
- характер поведения индивида, оказавшегося в ситуации детерминации.
4) наметить основные направления трансформации представлений о судьбе и связанные с этой трансформацией изменения в восприятии и описании истории.
Научная новизна диссертации определяется тем, что впервые предпринимается попытка рассмотрения комплекса представлений о судьбе, бытовавших в средневековой Исландии, как концепта, формирующего историческое сознание. Предпринята попытка проследить динамику развития концепта судьбы и его роли в формировании исторического сознания в связи с христианизацией и становлением монархической государственности в Скандинавии.
Методологическая основа исследования.
Решение поставленных задач требует использования широкого перечня научных методов при анализе привлекаемых источников.
Лингвистические методы анализа лексических и синтаксических единиц позволяют выявить специфику представлений о судьбе, имплицитно заложенных в языке носителей средневековой исландской культуры.
С помощью метода нарратологического анализа мы попытались выявить установки исторического сознания, свойственные исландской культуре, через их воплощение в структурах текста и способах организации повествовательного материала. При этом учитывалась и жанровая специфика разных групп источников, поскольку именно жанром во многом определялся отбор сведений, исторически значимых для средневекового исландского общества.
Метод сравнительно-исторического анализа позволяет проследить динамику осмысления концепта судьбы и влияния его на восприятие истории. Данная динамика, в свою очередь, обусловлена, с одной стороны, предметным содержанием исторического сознания (синхрония), с другой стороны, объективными изменениями, связанными с социально-политическими процессами, происходившими в западноскандинавском регионе в эпоху викингов (диахрония).
При анализе представлений о судьбе, заложенных в родовых сагах, применён метод системного анализа: рассмотрены отдельные элементы осмысления ситуации предопределения и их синтез во временной перспективе.
Наконец, элементы семиотического анализа использованы при интерпретации таких знаковых форм поведения, как молчание, смех, плач.
Степень изученности проблемы.
При анализе степени изученности сформулированной темы исследования уместно разделить существующую историографию на группы. Во-первых, это работы, посвящённые собственно концепту судьбы (прежде всего, в древнегерманской и скандинавской культуре). Во-вторых, исследования в области средневековой исландской нарративистики, в том числе отображающие проблему исторического повествования. В-третьих, отдельно рассматривается проблема роли судьбы в сагах и некоторых других жанрах древнеисландской литературы.
1. Интерес к восприятию судьбы в архаических культурах имеет глубокие традиции. В последние полтора десятилетия проблематика судьбы приобретает особую актуальность в отечественной науке, что было отмечено выходом в свет фундаментальной монографии В.П. Горана «Древнегреческая мифологема судьбы» (Новосибирск, 1990), а также трёх коллективных исследований, в которых заложены принципы рассмотрения концепта судьбы в разных культурах. Это, во-первых, коллективный труд «Понятие судьбы в контексте разных культур» (М., 1994), вышедший под редакцией Н.Д. Арутюновой по материалам организованной ею конференции, затем два сборника, подготовленных под руководством Т.А. Михайловой, посвящённых представлениям о судьбе и смерти у древних кельтов и германцев: «Представления о смерти и локализация Иного мира у древних кельтов и германцев» (М., 2002) и «Мифологема женщины-судьбы у древних кельтов и германцев» (М., 2005).
Проблематика представлений о судьбе в германской и древней скандинавской культуре составляет сферу интересов, прежде всего, филологов-германистов. Изучение концепта судьбы в рамках филологии предполагает рассмотрение принципов номинации судьбы, а также других понятий, связанных с представлениями о судьбе (жизни, смерти, пространственно-временных структур). Данный подход применён в ряде работ Т.В. Топоровой, которая систематизировала значительный языковой материал, характеризующий древнегерманскую модель мира. Особое место в работах Т.В. Топоровой в силу объективных причин (большое количество источников, живучесть языка) занимают исландские представления о судьбе.
Специалисты по германской филологии традиционно уделяют большое внимание отдельным мифологемам и эпическим образам, связанным со скандинавскими представлениями о судьбе, рассматривая их как на уровне отдельного словоупотребления, так и в более широком контексте, причём сосредотачивают внимание в основном на мифологических и героических песнях «Старшей Эдды», других произведениях эддической поэзии, а также на сочинениях исландских и норвежских скальдов (особенно на ранних произведениях скальдической поэзии, относящихся к IX-X вв.). Среди отечественных исследователей, работавших в данном направлении, следует назвать Е.М. Мелетинского, М.И. Стеблин-Каменского, О.А. Смирницкую, Н.Ю. Гвоздецкую, Н.А. Ганину, Т.В. Топорову и др. Ими были проанализированы мифологемы норн, валькирий, великанш, мирового древа, судьбы богов и др., систематизированы материалы зарубежных исследователей в данной области.
Особое значение при подготовке диссертации имели комментарии к произведениям эддической и скальдической поэзии. В данном ряду следует прежде всего указать на комментированные издания «Прорицания вёльвы» (одной из самых значительных и неоднозначных песней «Старшей Эдды»). Это, во-первых, детальное исследование текста «Прорицания вёльвы», проведённое У. Дронке, во-вторых, комментарии к «Прорицанию вёльвы», подготовленные О.А. Смирницкой. Не меньший интерес представляют комментированные издания героических песней «Старшей Эдды», прежде всего, комментарии О.А. Смирницкой к некоторым строфам «Гренландской Песни об Атли»; в данной работе сформулированы основополагающие принципы понимания языка в эддических текстах: многозначность текста «Песни об Атли» рассматривается как неотъемлемое свойство её внутренней семантической структуры, как свидетельство несравненной смысловой глубины. Кроме того, О.А. Смирницкой были подготовлены критические издания двух произведений скальдической поэзии – «Утраты сыновей» исландского скальда Эгиля Скаллагримссона и «Перечня Инглингов» норвежского скальда Тьодольва из Хвинира.
Следует отметить и ряд исследований, посвящённых систематизации скандинавской мифологии, в которых затронута проблематика скандинавской мифологемы судьбы, прежде всего, рассмотрены образы различных мифологических существ, связанных с представлениями о судьбе, а именно, работы Е.М. Мелетинского, М.И. Стеблин-Каменского, В.Я. Петрухина. Эти исследования позволили нам глубже осмыслить специфику и место концепта судьбы в древнескандинавских представлениях о мета-истории.
2. Исследовательский интерес к исландским сагам оставался достаточно высоким на всём протяжении XX в. как в зарубежной, так и в отечественной науке (М.И. Стеблин-Каменский, А.Я. Гуревич; Г. Турвиль-Петр, С. Нордаль, Т.М. Андерссон, Э.О. Свейнссон, П. Конрой, Дж.Л. Байок, К. Кловер). В ходе спора между сторонниками теории «книжной прозы» и теории «свободной прозы» была выработана взвешенная позиция, согласно которой тексты XIII-XIV вв. рассматриваются как запись бытовавшей в обществе устной прозаической традиции. Устная традиция не отвергает индивидуальности рассказа, но в ней нет и осознанной авторской позиции. М.И. Стеблин-Каменский говорит в данном случае о неосознанности авторства; А.Я. Гуревич считает, что вернее было бы говорить об авторстве, в котором сочетаются индивидуальное и коллективное начала. Автор-рассказчик, выполняя социальный заказ, с одной стороны, вёл повествование так, как от него ждала аудитория. С другой стороны, будучи во власти традиции, он выстраивал сагу по заданному, типичному плану.
Отвечая на вопрос, насколько истинны сведения, сообщаемые в сагах, М.И. Стеблин-Каменский ввёл понятие синкретическая правда. Синкретическая правда представляет собой архаическую нерасчленённость исторической и художественной правды. Синкретизм правды, свойственный исландским сагам, обусловлен тем, что автор-рассказчик саги стремился добиться одновременно и точности, и живой полноты в воспроизведении действительности. Синкретическая правда предполагает конкретное описание событий так, как будто они действительно имели место. Автор-рассказчик не берётся интерпретировать поступки героев; даже нетипичное не сопровождается никакими комментариями. Если о каких-то деталях память не донесла подробностей, автор-рассказчик дополнял своё повествование таким образом, чтобы оно было воспринято как правда.
Особое значение для нас имеют работы Т.М. Андерссона и Дж.Л. Байока, поскольку внимание этих исследователей сосредоточено на родовой распре, которая является центральным событием истории, представленной в сагах.
Согласно Т.М. Андерссону, конфликт (распря) является структурирующим элементом саги (в отечественной науке эту специфику родовой саги подчёркивали М.И. Стеблин-Каменский и А.Я. Гуревич). Значение распри как организующего нарративного принципа в сагах и как сплачивающей и стабилизирующей силы в исландском обществе подчёркивает Дж.Л. Байок. При этом Дж.Л. Байок отмечает, что механизмы ведения распри обуславливали принципы организации повествования в саге. Рассказчик саги складывает нарративные элементы (характеризующие отдельные этапы в развитии распри) в единое целое в том порядке, который он считал наилучшим для реалистического описания конфликта. Дж.Л. Байок, формулируя ‘цепную’ теорию построения повествования в саге, не даёт, однако, ответа на вопрос о том, вследствие каких именно принципов организации исторического материала отдельная сага становится законченным историческим повествованием, связанным в единое целое не только в событийном, но и в эмоционально-оценочном отношении; другими словами, каковы принципы актуализации в общественной памяти (и включения в историографический текст) моментов действительности, расцениваемых обществом как исторически значимые.
Т.М. Андерссон сосредотачивает внимание на кульминационном моменте центральной в саге распри, обычно связанном с гибелью главного героя саги. Структура исторического повествования при этом представляется ‘пирамидальной’. Впрочем, отклонения от ‘пирамидальной’ схемы в большинстве саг весьма значительны. В некоторых случаях остаётся не ясным, какое из событий распри можно считать кульминационным, поэтому схема Т.М. Андерссона была подвергнута критике (Дж.Л. Байок, К. Кловер и др.). Дж.Л. Байок оценил ‘пирамидальную’ схему Т.М. Андерссона как искусственную. По нашему мнению, данная схема недостаточна, поскольку в ней отсутствуют конкретные принципы оценки значимости событий, о которых повествуется в саге. В связи с этим уместным кажется ввести в рассмотрение организации исторического материала в произведениях средневековой исландской литературы представления о судьбе.
3. Что касается исследования проблемы судьбы в сагах (и некоторых других жанрах исландской литературы), то здесь мы сталкиваемся с двойственной ситуацией. С одной стороны, исследователи традиционно подчёркивают важность концепта судьбы в сагах. С другой стороны, из-за мнимой рационалистичности повествования в саге внимание исследователя сосредотачивается исключительно на поступках героев, которые объясняются без привлечения всего комплекса средневековых исландских представлений о судьбе; механизмам воздействия судьбы на человеческую жизнь и историю не уделяется должного исследовательского внимания. Такие учёные, как У. Дронке, Э.О. Свейнссон, А. Боуман, либо игнорируют воздействие судьбы на поступки героев, либо, постулируя ведущую роль судьбы в развёртывании истории, трактуют поведение героев вне комплексного контекста представлений о судьбе. При этом внимание исследователей сосредотачивается обычно на конкретной саге или даже на отдельном эпизоде саги.
В отечественной науке значительный шаг в этом направлении сделан А.Я. Гуревичем. В его монографии «Эдда и сага» (М., 1979) проблема судьбы была сформулирована как проблема общественной ментальности, определяющей стереотипы социального поведения. Принципиальное для настоящей диссертации значение имеет теория «избыточного поведения», сформулированная А.Я. Гуревичем на материале скандинавского героического эпоса, прежде всего, «Гренландской Песни об Атли». Согласно этой теории, герой сам формирует, выращивает свою судьбу, совершая при этом «избыточные» с точки зрения повседневной этики и разума поступки, приближающие исполнение трагической судьбы. А.Я. Гуревич противопоставляет такое восприятие судьбы стадиально более позднему, с его точки зрения, фатализму, нашедшему отражение в «Гренландских Речах Атли».
Проблема судьбы как проблема исторического сознания была сформулирована А.Я. Гуревичем в монографии «История и сага» (М., 1972), посвящённой королевским сагам «Круга Земного»: историческая концепция, лежащая в основе королевских саг, выявляется в форме предсказаний будущего. В виде прорицания оформляется обобщающая концепция всей истории норвежской правящей династии: вёльва Хульд предрекает одному из первых Инглингов, что убийство родича будет постоянно совершаться в их роду. А.Я. Гуревич подчёркивает смысловую близость проклятья Хульд и представленной в эддическом «Прорицании вёльвы» картины братоубийственной вражды, в результате которой гибнет человеческий род и род богов.
Вместе с тем, некоторые утверждения А.Я. Гуревича выглядят спорными. Прежде всего, это касается отождествления понятий судьбы и удачи. По мнению учёного, весь этот единый комплекс представлений охватывается понятиями hamingja, fylgja, gfa, heill, auna. В результате, А.Я. Гуревич жёстко противопоставляет друг другу активистское и фаталистическое восприятие судьбы, считая именно первый вариант свойственным «эпохе викингов». Затрагивая проблему сосуществования исконных языческих представлений и христианства, А.Я. Гуревич делает вывод о смешении христианских и языческих представлений, не выделяя те сферы сознания, в которых происходило смешение, и сферы сознания, в которых доминировали германский либо христианский субстраты. Мы подробно останавливаемся на взглядах А.Я. Гуревича по данной проблеме именно потому, что считаем свою работу продолжением научного поиска в направлении, открытом этим исследователем.
Анализ литературы по теме показывает, что при характеристике исторического сознания, свойственного исландскому обществу «эпохи викингов» и времени письменной фиксации саг, необходимо комплексное исследование представлений о воздействии судьбы на исторический процесс – на материале как исландских саг, так и эддической поэзии.
Источниковая база.
При подготовке диссертации были привлечены разнообразные источники, включающие эддическую поэзию, «Младшую Эдду», родовые и королевские саги, поэзию скальдов, а также данные языка.
Произведения эддической поэзии представлены песнями о богах и героях «Старшей Эдды», сохранившимися в рукописи Codex Regius, а также некоторыми другими эддическими произведениями, не вошедшими в эту рукопись («Сны Бальдра», «Песнь валькирий» и др.). Эддическая поэзия является продуктом неосознанного авторства; в ней сохранились наиболее архаичные представления о судьбе в контексте, не оторванном от мифологической модели мира. Эддические песни создавались в разное время и дошли до нас в записи 2-ой пол. XIII в. Поэтому в «Старшей Эдде» возможны наслоения разновременных представлений о судьбе, учёная систематизация сведений языческой мифологии, трансформация архаических представлений под влиянием христианства.
Сведения по скандинавской мифологии дополнялись привлечением материалов «Младшей Эдды», учебника скальдического искусства, составленного исландским интеллектуалом 1-ой пол. XIII в. Снорри Стурлусоном (1179-1241), в котором Снорри пересказывает языческие мифы. Одной из целей Снорри было объяснение скальдических кеннингов, языческих по своей форме, значение которых могло быть не понятным исландцам-христианам XIII в. Здесь отпечаток учёной систематизации и христианского влияния несколько более очевиден.
Родовые саги также являются продуктом неосознанного авторства. Представляя собой прозаические нарративы, родовые саги были в большей степени подвержены модернизации в период их устного бытования с X – нач. XI вв. по XIII-XIV вв. В отличие от героических и мифологических песней, родовые саги повествуют об истории реальных исландских родов. В них отразились более общие представления о судьбе, не зависящие целиком и полностью от языческой модели мира. При подготовке диссертации использовано 18 родовых саг. В качестве основного источника привлечена «Сага о людях из Лаксдаля», записанная в сер. XIII в. и представляющая собой одно из наиболее выразительных в художественном плане произведений исландской литературы; христианское влияние в ней достаточно ограничено, но в то же время нет и ярко выраженных языческих (фантастических) сюжетов.
Королевские саги, в том числе саги из собрания “Круг Земной” (Heimskringla) (приписываемые Снорри Стурлусону), тоже причисляются к произведениям неосознанного авторства. Однако их запись была отчасти обусловлена политическим заказом со стороны норвежской короны. В королевских сагах значительно сильнее отразилось влияние христианства как официальной идеологии средневекового государства, а также следы редакторского вмешательства составителей. «Круг Земной» является вершиной в развитии жанра королевской саги и вместе с тем остаётся в рамках жанра саги вообще. Для него характерно стремление автора объективно осветить события норвежской истории: фантастическая составляющая сведена к минимуму, истинность рассказанных сведений Снорри подтверждает ссылкой на авторитетные источники, сочинения исландского интеллектуала XII в. Ари Мудрого, скальдические стихи.
Материалы скальдической поэзии были использованы в качестве вспомогательных. Скальдическая поэзия является уникальным примером авторской литературы, возникшей в Скандинавии в IX в и получившей дальнейшее развитие в Исландии. Произведения скальдов дошли до нас в составе прозаических саг (родовых и королевских). С большой долей точности может быть датировано не только время их записи, но и время их создания. Благодаря сложной фиксированной форме (на которую, прежде всего, и распространялось авторство), скальдические висы сохранились в том виде, в котором они создавались. По содержанию произведения скальдов достаточно скупы, однако представляется возможным использовать некоторые жанры и отдельные произведения для ответа на поставленные вопросы. При подготовке диссертации были рассмотрены следующие скальдические произведения: 1) «Перечень Инглингов» (Ynglingatal) норвежского скальда IX в. Тьодольва из Хвинира; 2) «Речи Хакона» (Hkonarml) норвежского скальда X в. Эйвинда Погубителя Скальдов; 3) поминальная песнь «Утрата сыновей» (Sonatorrek) и некоторые отдельные висы исландского скальда X в. Эгиля Скаллагримссона.
Кроме того, нами были приняты во внимание данные этимологии исландских обозначений судьбы, систематизированные в работе Т.В. Топоровой.
Апробация результатов исследования.
Основные положения диссертации апробированы в докладах и сообщениях, с которыми диссертант выступал на региональных и межвузовских конференциях в Иванове (2004-2007 гг.) и Санкт-Петербурге (2006 г.). Работа над темой диссертации нашла отражение в ряде публикаций, в том числе, в статье, опубликованной в журнале, рекомендованном ВАК.
Практическая значимость работы.
Материалы и выводы исследования могут быть использованы в общих и специальных курсах по средневековой истории Северной Европы, а также в курсах по истории исторической мысли.
Структура работы.
Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и приложения. Каждая глава разбита на параграфы и сопровождается выводами. Научно-справочный аппарат включает подстрочные ссылки, список источников и литературы, перечень сокращений.
II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ.
Во введении обосновывается актуальность и научная новизна избранной темы, предлагается историографический обзор по проблемам, связанным с темой диссертации, формулируются цель и основные задачи исследования, даётся характеристика источников, мотивируется структура исследования.
Структура работы обусловлена, с одной стороны, жанровой спецификой привлечённых источников, с другой стороны, предметным содержанием исторического сознания средневекового исландского общества. Предметное содержание исторического сознания и жанровая структура исландской словесности находились в тесной взаимосвязи: мета-история (мифологические представления) тяготели к эддической поэзии, микро-история – к родовым сагам, макро-история – к королевским сагам.
Первая глава «Судьба в мифопоэтической традиции» посвящена роли судьбы в формировании мета-исторического процесса.
В первом параграфе «Судьба и время в мифе: мета-история» дана краткая характеристика концепта судьбы и определено место представлений о судьбе в мифологическом сознании. Для культуры раннесредневековой Скандинавии концепт судьбы являлся одним из доминантных. Причём в скандинавской мифологии он соотнесён с временным («историческим») процессом.
В этом же параграфе описываются особенности мифологического восприятия времени. Мифу свойственны нерасчленённая целостность и мыслительно-чувственная обобщённость. Соответственно, нет в нём выделенности, расчленённости различных временных модусов, что позволяет охарактеризовать мифологическое сознание как примитивный тип историзма, главной особенностью которого является «неисторичность». Мифопоэтическому сознанию свойственно особое восприятие времени: время прерывно, не бесконечно, не единообразно, обратимо. Время в мифе (сакральное время) оторвано от времени, в котором существуют носители мифа (эмпирическое время). Время скандинавской мифологии включает в себя как сакральное прошлое (космогенез), так и сакральное будущее (эсхатология), что находит своё выражение в мифе о ‘судьбах богов’ (Рагнарёке). Разграничение между сакральным и эмпирическим проходит не по горизонтальной временной оси «до – после», а по вертикальной оси, отделяющей разные уровни описываемых событий: более общее и более значимое содержание сакральной истории представляет собой более высокий уровень бытия, нежели то, что принадлежит профанному миру. При этом сакральное время в своих предельных точках полностью объемлет эмпирический временной процесс.
Сакральный временной процесс скандинавской мифологии охарактеризован как мета-история. Существенными чертами мета-истории являются: 1) ноуменальность, невыводимость из опыта, т.е. внеположенность событийной истории отдельных людей, сообществ, народов, государств; 2) универсальность или предельность, обращение к исходным и последним пределам бытия; 3) ограниченность и точечность: время в мета-истории есть совокупность отдельных временных пиков, значимость которых определяется их отношением к пределам бытия – времени, не наполненного предельным смыслом, не существует; однако, при этом любое событие, соотнесённое с исходным/конечным пределом, находит себе место в мета-истории; 4) не-историчность, отсутствие исторически обусловленной последовательности событий. Порядок мета-истории определяется детерминирующей силой судьбы. Прорицание – и предполагаемое им понятие ‘судьбы’ – является механизмом, посредством которого события вписываются в контекст значений, актуальных для данной социально-исторической общности людей.
Во втором параграфе «Метафорика судьбы как деятельности» рассмотрены четыре группы метафор, свойственных скандинавской мифопоэтической традиции, в которых раскрывается содержание концепта судьбы. Идея детерминации участи субъекта отождествляется с конкретными физическими манипуляциями: 1) метафора формирования/вырезывания судьбы; 2) метафора судьбы как текста или речи; 3) метафора судьбы как женского ремесла (прядения, ткачества, помола); 4) метафора судьбы как измерения/меры.
Уже на уровне метафорики проявляются две важнейшие особенности восприятия судьбы в скандинавской мифопоэтической традиции. Во-первых, это соотнесённость индивидуального существования (микро-уровень) и бытия всего космоса (мета-уровень). В частности, создание личной судьбы в процессе вырезывания осуществлялось по той же модели, что и формирование всего мира как структурированного космоса из нерасчленённого хтонического тела (тела великана Имира).
Во-вторых, все четыре группы метафор предполагают двойственность в восприятии судьбы. Метафора создания формы с необходимостью имеет своей обратной стороной и представление о переходе от космоса к хаосу, который осуществляется в момент исполнения ‘судеб богов’, т.е. во время Рагнарёка. Называние судьбы может быть связано с моментом рождения, когда герою нарекается имя и предрекается его будущая участь, но может означать и определение момента гибели героя. ‘Создание судьбы’, представленное широким спектром женских ремёсел (прядение, ткачество, помол), также есть, с одной стороны, создание могущества и богатства; но, с другой стороны, эта судьба оборачивается неизбежной гибелью героя. Метафора судьбы как меры-градации времени и пространства, реализованная в мифологемах Рагнарёка и Мирового Древа, вводит в сферу воздействия судьбы весь космос. Время мета-истории градуировано в соответствии с близостью к Рагнарёку: 1) космогенез и «золотой век» – зарождение и величие Мирового Древа; 2) «срединное время» – могущество богов и величие мирового древа, уже подверженных ожиданию катастрофы; 3) эсхатологическая катастрофа; 4) возрождение космоса.
Все проанализированные метафоры регулярно воспроизводятся в скальдической поэзии и прозаической (саговой) традиции, что свидетельствует об их стереотипности.
В третьем параграфе «Концептуальная схема судьбы: субъекты, объекты, проблема “узнавания”» даются методологические принципы системного анализа ситуации предопределения. При анализе ситуации предопределения выделяются следующие системные элементы: 1) детерминирующее начало (Д1), т.е. субъекты, определяющие судьбу, и субъекты, реализующие императив судьбы в истории; 2) детерминируемое начало (Д2), т.е. субъекты, претерпевающие судьбу; 3) содержание предопределения; 4) возможность познания и осознания Д2 действий и замыслов Д1, а также пути этого познания; 5) рекомендуемые культурой типы реагирования; 6) общая тональность в обрисовке ситуации предопределения.
В третьем и четвёртом параграфах «Концептуальная схема судьбы: субъекты, объекты, проблема “узнавания”» и «Концептуальная схема судьбы: содержание предопределения и типы реагирования» проанализированы соответствующие элементы предложенной схемы.
«Узнавание» судьбы не воспринимается в мифе как проблема, поскольку для мифопоэтической традиции характерна нерасчленённость повествования о прошлом и прорицания будущего (впрочем, для разных эддических текстов это справедливо не в равной мере).
Судьба в эддической мифологии осознаётся как объект при некоторых субъектах, её создающих (обычно женского рода – норнах, валькириях, великаншах). Субъекты, детерминирующие судьбы героев мифа, выступают в качестве коллективного множества; они лишены личностных характеристик и индивидуальной воли. Субъектом, претерпевающим судьбу, в мифе оказываются не только отдельные герои, но и весь космос, представленный сообществом богов – асов и ванов. На уровне воздействия судьбы на бытие космоса и жизнь богов – на уровне мета-исторического процесса – судьба предстаёт как недифференцированная безличная сила, детерминирующая развитие вселенной.
При анализе содержания предопределения выделяются следующие концепты: а) судьба как социальные связи (и исполнение судьбы как их разрыв); б) судьба как жизнь и судьба как смерть (осознание судьбы как социальных связей и исполнения судьбы как их разрыва является частным проявлением данной группы представлений): осмысление судьбы как жизни соотносится с космогонией, судьбы как смерти – с эсхатологией. Дихотомия судьбы-жизни и судьбы-смерти допускает взаимные переходы и синтез. В их синтезе реализуются представления о возрождении индивида и повторяемости индивидуальной истории. На уровне бытия космоса и жизни богов данный синтез проявляется в циклическом порядке мета-исторического процесса.
Отношение к судьбе субъекта, участь которого подвержена детерминации, характеризуется специфическим активизмом. На уровне мифа о богах это проявляется в двойной мотивировке Рагнарёка: «гибель мира» вызвана и воздействием безликой судьбы, и безотчётными поступками самих богов, нарушающих клятвы. На уровне героического эпоса активистское отношение героя к собственной судьбе раскрывается в избыточном поведении – в «выращивании», формировании героем собственной судьбы, которая вместе с тем предопределена изначально. «Избыточное» поведение осознаётся как героический долг и в большинстве случаев приводит к нарушению нравственных норм и разрыву социальных уз.
Во второй главе «Представления о судьбе в родовых сагах» предпринята попытка системного анализа представлений о судьбе, представленных в родовых сагах: рассмотрены отдельные элементы осмысления ситуации предопределения. Жизненный путь и поступки индивида, оказавшегося в ситуации предопределения, анализируются в соотнесении с мета-историческим процессом.
Первый параграф «Зарождение чувства истории в родовых сагах» посвящён основным принципам организации исторических фактов в родовых сагах. Отмечается, что в родовых сагах происходит зарождение историзма (хронологическая структура повествования определяется генеалогическими перечнями; исторический период, охватываемый основным комплексом родовых саг, ограничен, с одной стороны, заселением Исландии в кон. IX в., с другой стороны, принятием христианства в первой половине XI в.). Между тем, история в каждой отдельной родовой саге есть история рода или личности, которая в диссертации определяется как микро-история. Основным содержанием микро-истории является распря – индивидуальный конфликт эмоционально-этического характера, спровоцированный посягательством на личное достоинство индивида. Распря между богами и силами хаоса является апогеем также и мета-истории. В данном параграфе ставится проблема соотношения микро-исторической распри, описанию которой посвящена родовая сага, и эсхатологической (мета-исторической) распри. При изложении причин и основного хода распри между Кьяртаном и Болли, героями «Саги о людях из Лаксдаля», отмечается, что исход распри предопределён судьбой.
Второй, третий и четвёртый параграфы посвящены первым трём элементам концептуальной схемы анализа ситуации предопределения (1. субъекты, определяющие судьбу; 2. субъекты, претерпевающие судьбу; 3. содержание предопределения) соответственно. Анализ проведён на материале «Саги о людях из Лаксдаля» с привлечением данных других родовых саг. В результате анализа сделаны следующие выводы. Судьба в родовых сагах представлена в качестве универсальной силы, воздействующей на жизненный путь всех людей. Однако для исторической концепции родовых саг исключительную важность представляет детерминированность судеб главных участников распри. Судьбы таких героев отмечены необычайной интенсивностью предопределения (множественностью и разнородностью предсказаний). При этом судьба осознаётся как пассивная безличная программа бытия, в которой растворяется детерминирующее начало, представленное в скандинавской мифологии норнами, валькириями и т.д. В родовых сагах место субъектов, детерминирующих судьбу, занимают агенты судьбы, реализующие в микро-истории воздействие безличной судьбы на жизненный путь героев. Моментом исполнения судьбы для женской истории является замужество/сватовство, причём, жена/невеста выступает в роли подстрекательницы в ходе распри. Для мужской истории моментом судьбы оказывается смерть (реже некоторые другие моменты, связанные с ходом распри).
В пятом параграфе «Возможность и пути узнавания судьбы» рассмотрен вопрос о том, каким способом человек узнаёт о воздействии предопределения на собственную жизнь и как реагирует на это предопределение. Материал родовых саг свидетельствует: возможность проклятья и накликание смерти поглощаются универсальной силой воздействия на человеческую историю безличной судьбы. Среди пророчеств в «Саге о людях из Лаксдаля» центральное место занимают сны. Пророческое значение снов иногда раскрывается в толкованиях людей, обладающих профетическим даром, иногда же такое толкование оказывается не нужным. В любом случае, образность снов в родовых сагах прозрачна; зачастую в снах даются конкретные сведения о содержании и участниках грядущих событий. Женщина-прорицательница не характерна для родовых саг. Главную роль играют прорицатели-мужчины, а способность к прорицанию рассматривается как проявление мудрости. Не все люди характеризуются как люди, способные к прорицанию, однако зачастую предсказание будущего принадлежит человеку, у которого не предполагалось наличия профетического дара. Наиболее значительными в данном аспекте представляются предчувствия грядущей трагедии, не обусловленные ни возможным воздействием на действительность речевого акта, ни видением. Особое восприятие судьбы в сагах дорисовывается необычной интенсивностью предопределения: судьба главного героя предсказывается несколько раз на протяжении всей саги (судьба Кьяртана в «Саге о людях из Лаксдаля» предсказывается двенадцать раз, и т.д.). Насыщенность саги прорицаниями имеет свои параллели в композиционных приёмах: деталь, упомянутая один раз, должна сыграть одну из ключевых ролей в исходе событий. На основании этих данных делается вывод о том, что для родовой саги естественным является пред-знание судьбы; причём о предопределённом знают как сами субъекты предопределения, так и их окружение, и, равным образом, аудитория рассказчика саги.
Шестой параграф «О повторяемости истории» посвящён другой композиционной особенности родовых саг. Центральной распре в саге обычно предшествует другая распря, не связанная с ней генетически и описанная менее детально. При этом обе распри имеют общую структуру. В большинстве рассмотренных саг повторяемость распрей реконструируется достаточно чётко, однако зачастую она остаётся скрытой для авторов XIII в., записывавших сагу. Повторяемость распрей в сагах свидетельствует, что в эпоху создания устной традиции в общественном сознании бытовало представление о повторяемости истории, потерявшее свою актуальность к XIII в.
В седьмом параграфе «Избыточное поведение» проведено сопоставление поступков героев родовых саг, оказавшихся в ситуации детерминации-свободы (5-ый элемент системы) и героев эддической поэзии, т.е. действующих лиц мета-истории. Поступки героев родовых саг характеризуются как избыточные. Избыточный поступок есть активный волевой поступок, направленный на реализацию собственной трагической судьбы (для героя-мужчины – приближающий его к гибели, для героини – провоцирующий распрю). Возможность совершения избыточного поступка обусловлена пред-знанием судьбы. Благодаря тому, что герой реализует собственную судьбу, совершая избыточный поступок, порядок микро-истории оказывается тождественным порядку мета-истории. Герой саги ведёт себя так, как будто он уже является героем эпического сказания или мифа. Он становится не просто участником конкретной межродовой распри (микро-истории), но и соучастником космической драмы, мета-истории. Таким образом, активная реализация предопределённой судьбы в ходе распри есть воплощение мета-исторического процесса в рамках микро-истории. Другими словами, распря, благодаря предопределённости её хода судьбой, с одной стороны, и активному отношению героя к собственной трагической судьбе, с другой, достигает уровня мета-исторической катастрофы. Диалектика детерминации и свободы в историческом сознании средневекового исландского общества соотнесена нами с нерасчленённостью понятий права и обязанности, свойственной сознанию варварского германского общества.
Восьмой параграф «Старость героя: к проблеме индивидуального переживания судьбы в Исландии “века саг”» посвящён анализу трёх отдельных вис исландского скальда X в. Эгиля Скаллагримссона, в которых скальд описывает свою старость. Модель исторического процесса, заданная в висах исландского скальда, сопоставлена нами с моделью истории, представленной в англо-саксонских элегиях. Эгиль описывает свою старость как социальное изгнание и как свершившуюся личную микро-катастрофу, в которой воплощается эсхатологическая направленность мета-исторического процесса. При этом общая тональность вис Эгиля (тональность описания ситуации детерминации-свободы – 6-ой элемент системы) двойственна: трагика здесь совмещена с сарказмом или усмешкой, которые предполагают безысходность описываемой трагедии, бесцельность внегероического существования.
В третьей главе «Представления о судьбе в королевских сагах (на материале саг “Круга Земного”)» намечаются основные пути трансформации представлений о судьбе и связанного с ним восприятия истории. Эта трансформация вызвана формированием государственности в Норвегии и христианизацией, т.е. явлениями, которые не могли не найти отражения в историческом сознании средневекового исландского общества. Отправной точкой являются выводы, полученные при анализе влияния концепта судьбы на представления об истории в родовых сагах.
В первом параграфе «Предварительные замечания» даётся реферативное сопоставление историописания в родовых и королевских сагах. Исходные принципы отбора и объединения фактов в королевских сагах отвечают принципам организации микро-исторического материала. Однако представленная здесь история является уже «большой» историей, историей норвежской королевской династии и даже более – всей Норвегии и всего скандинавского региона. Последняя характеризуется как макро-история, ибо её основным содержанием оказывается не индивидуальный конфликт, а формирование общественных структур средневекового государства: централизация родоплеменных объединений под властью общенорвежского конунга, формирование нового слоя военно-служилой знати, противостоящей массе бондов и старой родоплеменной аристократии, а также институализация католического христианства в качестве официальной идеологии монархической власти.
Второй параграф «Судьба в языческих сагах “Круга Земного”» посвящён представлениям о судьбе в «Саге об Инглингах», «Саге о Хальвдане Чёрном» и «Саге о Харальде Прекрасноволосом». В «Саге об Инглингах» чётко прослеживается архаичное представление о параллелизме (повторяемости) судеб, унаследованное в данном случае от скальдической песни Тьодольва из Хвинира «Перечень Инглингов». В идее параллелизма судеб реализуется представление о заданности, детерминированности истории. Институализация общенорвежской власти конунга становится отправной точкой в формировании одинической концепции судьбы в языческих сагах «Круга Земного»: Один занимает место детерминатива судьбы, санкционируя на сакральном уровне власть конунга. При этом сама судьба перестаёт играть роль движущей силы истории. В результате развития одинической концепции судьбы, конунги воспринимаются в качестве наследников божественного достоинства. Проявлением этого достоинства является избыточное поведение, мыслимое отныне не как чудесное, а как свойственное статусу конунга. Другое проявление божественности происхождения власти конунга – обладание державой (конунгом Харальдом Прекрасноволосым и его потомками), запрограммированное судьбой. Оно предсказывается как на микро-уровне (личная власть Харальда Прекрасноволосого), так и на макро-уровне (власть династии и её главного представителя Олава Святого). Универсальный характер связи мета- и микро-истории по принципу воплощения постепенно теряет свою актуальность; мета- и микро-история в языческих сагах «Круга Земного» связаны по принципу преемственности, на основе генеалогии. Благодаря этому события человеческой истории высвобождаются из-под опеки мифа.
В третьем параграфе «Две судьбы конунга Хакона Воспитанника Адальстейна» рассматриваются два варианта интерпретации судьбы конунга Хакона Доброго, конунга-христианина в языческой стране. Первый вариант интерпретации судьбы этого конунга принадлежит норвежскому скальду X в. Эйвинду Погубителю Скальдов, который описывает судьбу конунга в традиционных для «эпохи викингов» мифологемах: судьбу Хакона определяет Один; агентами судьбы являются валькирии, забирающие павшего конунга в Вальхаллу; смерть Хакона вписана в контекст мета-истории. В песни не подчёркивается активное отношение конунга к собственной судьбе, и его поступки не описываются как избыточные. Однако нет здесь и конфликта между волей героя и детерминирующим началом. Второй вариант интерпретации судьбы принадлежит составителю «Саги о Хаконе Добром» Снорри Стурлусону. Интеллектуал-христианин XIII в. отказывается от объяснения смерти конунга-христианина X в. воздействием языческой судьбы. Смерть Хакона на поле боя происходит в результате случайности. Благодаря этому акценты в саге смещаются: в центре внимания оказывается не характер и обстоятельства гибели вождя, а итоги его правления. Взгляд историка оказывается направленным на череду событий, которые прошёл герой повествования, т.е. исключительно в прошлое. На стыке язычества и христианства макро-уровень исторического сознания достигает подлинной самостоятельности.
В четвёртом параграфе «Тема Олава Святого в “Круге Земном”» подчёркивается, что введение в повествование темы святости конунга вновь подчиняет макро-уровень исторического сознания мета-истории – отныне христианской. При этом происходит замена традиционных представлений о судьбе идеей божественного волеизъявления. Для Божьей воли важным является личное общение с субъектом предопределения. В результате, представления о судьбе концентрируются вокруг личности, избранной Богом (Олав Святой); именно эта личность получает наиболее адекватное знание о том, что предопределено. Обладая знанием о том, что суждено волей Бога, личность, предопределённая к святости, может – и должна – осуществить самостоятельный выбор, основанный на оценке предшествующего опыта. В историческом сознании открывается не только план прошлого, но и план будущего. Будущее, однако, мыслится как вневременное, находящееся в сфере вечности, т.е. мета-историческое. Стереотипы избыточного поведения вписываются в систему христианского сознания; избыточность, ведущая к гибели, оказывается проводником к святости. При этом традиционный комплекс представлений о судьбе как о безличной программе бытия сохраняется в сознании, но утрачивает свою значимость для структурирования исторических событий и вытесняется на периферию сознания.
В заключении подводятся итоги исследования, делаются обобщения и формулируются основные выводы по поставленной проблеме.
Работа над темой диссертации нашла отражение в ряде публикаций:
- Барышников В.Ю. Две судьбы конунга Хакона Воспитанника Адальстейна // Личность. Культура. Общество. Международный журнал социальных и гуманитарных наук. Т. IX. Спец. вып. 1 (35). М.: «Наука», 2007. 0,6 п.л.
- Барышников В.Ю. Представления о судьбе в родовых сагах как форма исторического сознания древних исландцев // Молодая наука в классическом университете: Материалы научных конференций фестиваля студентов, аспирантов и молодых учёных, Иваново, 20-23 апреля 2004 г. Ч. IV. Важные аспекты истории международных отношений, зарубежной, отечественной истории и археологии. Иваново: Издательство «Ивановский государственный университет», 2004. 0,13 п.л.
- Барышников В.Ю. Мета- и микро- история в дописьменной традиции средневековой Исландии (На материале “Саги о людях из Лаксдаля”) // Мир истории и история мира в раннесредневековой Европе. Иваново: Издательство «Ивановский государственный университет», 2005. 0,5 п.л.
- Барышников В.Ю. Старость героя: Выход за рамки традиции? (На материале “Саги об Эгиле”) // Молодая наука в классическом университете: Материалы научных конференций фестиваля студентов, аспирантов и молодых учёных, Иваново, 12-22 апреля 2005 г. Ч. IV. Актуальные проблемы истории международных отношений, зарубежной, отечественной истории и археологии. Педагогика единого и целостного мира. Физическое воспитание. Иваново: Издательство «Ивановский государственный университет», 2005. 0,06 п.л.
- Барышников В.Ю. Старость героя: К проблеме индивидуального переживания судьбы в раннесредневековой Исландии (На материале «Саги об Эгиле» // Человек в культуре античности, средних веков и Возрождения. Сборник научных трудов в честь юбилея Нины Викторовны Ревякиной. Иваново: Издательство «Ивановский государственный университет», 2006. 1,25 п.л.
- Барышников В.Ю. Судьба в «Саге об Инглингах» // Молодая наука в классическом университете: Материалы научных конференций фестиваля студентов, аспирантов и молодых учёных, Иваново, 12-22 апреля 2006 г. Ч. IV. Актуальные проблемы истории международных отношений, зарубежной, отечественной истории и археологии. Педагогика единого и целостного мира. Физическое воспитание. Иваново: Издательство «Ивановский государственный университет», 2006. 0,13 п.л.
- Барышников В.Ю. Судьба и история в родовых сагах // Курбатовские чтения. Материалы ежегодной межвузовской конференции по истории и культуре средних веков и раннего нового времени. 2006 год, апрель – ноябрь. СПб.: Издательство «Алетейя», 2006. 0,13 п.л.
- Барышников В.Ю. Судьба и история в «Саге о Хаконе Добром» // Курбатовские чтения. Материалы ежегодной межвузовской конференции по истории и культуре средних веков и раннего нового времени. 2006 год, апрель – ноябрь. СПб.: Издательство «Алетейя», 2006. 0,13 п.л.
- Барышников В.Ю. Прорицательницы в родовых сагах // Молодая наука в классическом университете: Материалы научных конференций фестиваля студентов, аспирантов и молодых учёных, Иваново, 20-23 апреля 2007 г. Ч. IV. Важные аспекты истории международных отношений, зарубежной, отечественной истории и археологии. Иваново: Издательство «Ивановский государственный университет», 2007. 0,13 п.л.
