Повседневная жизнь провинциального купечества (на материалах губерний урала дореформенного периода)
На правах рукописи
Банникова Елена Вадимовна
ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО КУПЕЧЕСТВА
(на материалах губерний Урала дореформенного периода)
Специальность 07.00.02 – Отечественная история
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Оренбург - 2011
Работа выполнена на кафедре истории России
ФГБОУ ВПО «Оренбургский государственный педагогический университет»
Научный консультант: доктор исторических наук, профессор
Таисия Михайловна Китанина
Официальные оппоненты: - доктор исторических наук, профессор
Сергей Николаевич Полторак
- доктор исторических наук, профессор
Ольга Константиновна Павлова
- доктор исторических наук, профессор
Рустэм Асхатович Хазиев
Ведущая организация: Институт истории, языка и литературы
Уфимского научного центра РАН
Защита состоится 23 декабря 2011 г. в 10 часов на заседании диссертационного
совета ДМ 212.180.03 при ФГБОУ ВПО «Оренбургский государственный
педагогический университет» по адресу: 460844, г. Оренбург, ул. Советская, 19.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Оренбургский государственный педагогический университет» по адресу: 460844, г. Оренбург,
ул. Советская, 19.
Автореферат разослан «__»___________ 2011 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
доктор исторических наук, профессор Р. Р. Хисамутдинова
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования. В последние годы в области исторических изысканий наблюдается вполне объяснимый и сознательный отход ряда представителей отечественной науки от изучения социально-экономических проблем в область социо-культурного и историко-психологического анализа повседневности. В значительной степени это обусловлено распространением идеи поливариантности развития различных регионов и социумов, которая позволяет отказаться от жестко заданной схемы стадий экономической или общественной эволюции. Однако в складывающейся картине исторического многообразия необходимо определить наиболее общие и абстрактные характерные категории, которые позволят осуществлять сравнительный анализ тех или иных сообществ на различных этапах их существования. Категория «повседневности» как раз и может рассматриваться как такая универсальная категория.
С другой стороны, изучение повседневности предполагает обращение к относительно узким территориальным и хронологическим «локальностям», поскольку апеллирует к таким понятиям, как «образ жизни», «быт», «стиль», а их невозможно рассматривать с точки зрения «среднероссийского» и «вневременного». В этой связи обращение к такому региону, как дореформенный Урал, позволит выявить специфику жизненного уклада провинциального населения в сравнении, например, со столичными регионами, а также установить общие и особенные черты повседневности каждой из уральских губерний.
Обращение к изучению повседневной жизни именно купеческого сословия позволит выявить истоки формирования тех или иных особенностей российской предпринимательской этики и психологии, что может быть учтено при оценке развития современных внутрироссийских коммерческих операций.
Объектом исследования является повседневная жизнь провинциального уральского купечества дореформенного периода, предметом – его профессиональная, общественная и семейная будничная практика в условиях городской среды.
Хронологические рамки исследования охватывают период с 1785 по 1850 гг. Нижняя хронологическая граница работы связана с введением Городового положения Екатерины II. Верхняя временная рамка диссертации была сознательно ограничена 1850 г., несмотря на то, что под «дореформенным периодом» понимается время вплоть до 1861 г. Такое решение объяснялось тем, что в последнее предреформенное десятилетие обстоятельства повседневной жизни провинциальных уральских предпринимателей значительно изменились. В 1851 г. изменились границы Оренбургской губернии (ее Бугульминский, Бузулукский и Бугурусланский уезды были переданы вновь образованной Самарской губернии). В 1854 г. Николай I издал указ, запрещающий старообрядцам с 1 января 1855 г. записываться в купечество, что явилось тяжелым ударом для уральского купечества, тесно связанного с общинами староверов. Пришедший к власти в 1855 г. император Александр II взял курс на осуществление крупномасштабных социальных реформ, трансформируя привычный для россиян жизненный мир. Однако используемый в диссертационном труде принцип исторической связи в ряде случаев приводит к выходу за обозначенные хронологические рамки.
Территориальные рамки исследования охватывают губернии Урала – Вятскую, Пермскую и Оренбургскую - в границах дореформенного периода. Данные пространственные границы позволяют сравнить повседневную жизнь предпринимателей трех различных провинциальных губерний, которые в XIX веке традиционно рассматривались как некая территориальная общность.
Целью исследования является выявление и анализ основополагающих параметров повседневной жизни периферийного купечества в дореформенный период для решения более общей проблемы структурирования повседневности.
Достижение поставленной цели потребовало решения следующих задач:
- разработать теоретические основы применения процессуального подхода к анализу повседневной жизни и реализовать их применительно к провинциальному уральскому купечеству дореформенного периода;
- выявить и проанализировать имеющиеся на сегодняшний момент в распоряжении исследователей исторические источники, на основании которых можно составить максимально объективную картину повседневной жизни провинциального купечества Пермской, Вятской и Оренбургской губерний;
- дать характеристику состоянию изученности проблемы повседневной жизни провинциального купечества уральских губерний;
- изучить экономическое состояние и степень благоустройства городов Урала, как условий обитания, определивших специфику повседневной жизни региональных предпринимателей;
- провести анализ трудового аспекта повседневной жизни провинциального уральского купечества, в частности, исследовать условия и средства его трудовой деятельности;
- выделить конфессиональную составляющую повседневной профессиональной деятельности уральского дореформенного купечества, провести сравнительный анализ этических концепций труда различных конфессиональных сообществ, представленных на Урале;
- определить мотивы и формы участия уральского купечества в общественной жизни городов, результаты их общественной деятельности;
- исследовать купеческую культуру повседневного общения и досуга с позиций их обусловленности внешними обстоятельствами повседневной жизни, а также корпоративными и личностными интересами;
- выяснить специфические черты семей провинциальных уральских предпринимателей и определить роль семьи в процессе самоидентификации купечества;
- выявить специфические черты домашнего быта и внешнего облика купечества Урала, определить соотношение стилевых и имиджевых черт провинциальных предпринимателей.
Методологическая, источниковая и историографическая основы исследования рассмотрены в первой главе диссертации.
Научная новизна исследования заключается в том, что оно является первой специальной комплексной работой по истории повседневной жизни провинциального уральского дореформенного купечества. Она выполнена на широкой источниковой базе, отдельные элементы которой впервые вводятся в научный оборот. Выводы опираются на синтез результатов междисциплинарного источниковедческого анализа. Полученные результаты позволяют представить различные аспекты повседневной жизни провинциальных предпринимателей в логической связи и последовательности, существенно расширить и уточнить представления о провинциальном купечестве.
Впервые в рамках предложенной в работе концепции процессуального характера повседневности повседневная жизнь провинциального уральского купечества представлена в виде взаимосвязанных процессов взаимодействия предпринимателей с окружающей действительностью и интерпретации этого взаимодействия. Для повседневной жизни периферийного купечества, как для процесса, определены характеризующие ее параметры (показатели, свойства).
Различные научные категории, используемые в изучении повседневной жизни (повседневность, образ жизни, ментальность, быт, самоидентификация, стиль, имидж), впервые были связаны в единую систему, позволяющую сочетать и сопоставлять результаты междисциплинарных исследований, посвященных провинциальному купечеству.
На страницах диссертации, в рамках модернизационной концепции, впервые был сделан акцент на эволюционном подходе к изучению региональной истории как более полно соответствующем характеру взаимоотношений провинциального общества и государства на дореформенном этапе исторического развития.
По материалам ревизских сказок V-IX ревизий купцов различных городов уральских губерний впервые был проведен детальный социографический анализ уральской купеческой семьи.
Сформулированные в диссертации теоретические положения были применены к конкретным сферам повседневной жизни уральских предпринимателей, что позволило через региональный материал расширить и углубить представления об эволюции сословной структуры в общероссийском масштабе.
Научно-практическая значимость исследования определяется возможностью использования его результатов для дальнейшей разработки комплексной проблемы регионального развития в дореформенный период. Обоснованное в диссертации понимание повседневности и предложенные для ее изучения подходы и методики могут применяться к другим хронологическим и территориальным локальностям, а полученные результаты стать основой для компаративистских исследований. Теоретические положения диссертации, а также зафиксированный опыт практического повседневного взаимодействия представителей провинциального купечества с окружающей их реальностью и специфика интерпретации этого опыта в процессе формирования их картины мира могут быть учтены в процессе государственного регулирования современной предпринимательской деятельности.
Аналитическая часть и конкретно-исторический материал, содержащийся в исследовании, полезны при написании обобщающих работ по истории российского предпринимательства или региональной истории, при подготовке соответствующих лекционных курсов по истории России, спецкурсов и спецсеминаров.
Положения, выносимые на защиту:
- Повседневная жизнь, как процесс, обладает определенными параметрами, которые могут быть использованы в качестве ее основных характеристик в ходе решения проблемы структурирования повседневности: 1) субъект; 2) объект (сословно-корпоративные и общественные институты, с которыми субъекту приходится взаимодействовать); 3) пространственная локализация; 4) темпоральность (длительность) (интервал времени, на котором может быть установлена исчерпывающая специфичность процесса); 5) условия (обстоятельства, обстановка, в которой протекает повседневная жизнь); 6) способ организации (образ жизни - присвоение человеком социальных норм и условий своего существования, а также реализация самого человека в этих нормах и условиях и попытка их трансформации); 7) формы организации (труд; семейная жизнь; досуг); 8) цель (представление, которое человек стремится осуществить в процессе повседневной жизни; субъективная априорная форма волевой мотивации к действию); 9) результат (конечный итог, следствие повседневной жизни).
- Категории, используемые при изучении повседневной жизни (повседневность, образ жизни, ментальность, быт, самоидентификация, стиль, имидж), являются элементами единой системы и находятся в строгой логической взаимосвязи. Повседневность, включающая в себя обыденную деятельность человека и ее осознание, может быть представлена как процессы взаимодействия индидуума с действительностью и его субъективной интерпретации. Образ жизни, как присвоение личностью социальных норм и условий своего существования, а также реализация самого человека в этих нормах и условиях и попытка их трансформации, может пониматься как механизм взаимодействия индивида и окружающего мира. Результатом этого взаимодействия являются: 1) ментальность (неосознанный или неполностью осознанный результат) - совокупность социально-психологических установок; 2) быт (опредмеченный результат) – уклад жизни и 3) самоидентификация (осознанный результат) – осознание принадлежности к какому-либо социуму. Эти феномены в своей совокупности превращаются в стиль и имидж – образ человека, формирующийся у него самого или возникающий у внешних наблюдателей в результате восприятия тех или иных его характеристик.
- Повседневная жизнь провинциальных предпринимателей в дореформенный период представляла собой эволюционный процесс, проходивший в форме пассивной адаптации к изменяющимся обстоятельствам.
- В большинстве городов уральских губерний в дореформенный период не сложилось благоприятных условий для коммерческой деятельности региональных предпринимателей. Преобладающее число городов Урала вели свою историю лишь с середины XVIII в., то есть были молодыми и не обладали сложившейся социально-экономической структурой. Особенно ярко это прослеживается на примере 12 уездных городов Оренбургской губернии, 9 из которых были основаны не ранее 1735 г. Созданные правительственными распоряжениями малонаселенные, неблагоустроенные города с полуаграрной экономикой вырастали из сельских или военных центров. Городские предприятия были немногочисленны, городские доходы - минимальны. Главной проблемой, сдерживающей развитие городской инфраструктуры на Урале, являлось отсутствие развитой транспортной сети.
- Условия, в которых уральские предприниматели вынуждены были осуществлять свой повседневный труд, не представлялись благоприятными для профессионального успеха. Нормативно-правовая база предпринимательства, в первую очередь, учитывала интересы государства и дворянского сословия, международная и внутрироссийская экономическая ситуация в исследуемый период отличалась нестабильностью, налоговые ставки непрерывно росли. В своей повседневной трудовой практике провинциальным уральским купцам приходилось постоянно сталкиваться с рядом дискомфортных (физически и психологически) обстоятельств – небезопасные и неустроенные пути перемещения товаров, плохие бытовые условия во время коммерческих поездок, ненормированное рабочее время, а также межсословная и внутрисословная конкуренция, пренебрежительное отношение со стороны аристократии. При осуществлении внешней торговли к ним добавлялись негативное отношение к российским коммерсантам в азиатских государствах, незнание или недостаточное знание ими языка, обычаев и тонкостей торгового дела других стран. Промышленная и промысловая деятельность уральских предпринимателей заставляли их сталкиваться с другими проблемами – нехваткой сырья, профессиональной рабочей силы, слишком жестким законодательным регулированием бизнеса (как, например, в золотопромышленности) или, наоборот, почти полным его отсутствием (к примеру, в обрабатывающей промышленности). В итоге профессиональная повседневная деятельность провинциальных купцов превращалась в непрерывную борьбу за выживание, как в сословном, так и в личностном смысле.
- Этика труда, сформировавшаяся в различных вероучениях, представленных на Урале, предписывала предпринимателям различное отношение к профессиональной деятельности. В официальном православии труд воспринимался как послушание перед Богом, способ духовного совершенствования, осуществляемый через тяготы и смирение. Старообрядцы относились к труду как к христианскому подвигу, инструменту спасения человечества, что предполагало значительную личностную активность в трудовой практике. В исламе взаимовыгодный труд являлся основной обязанностью любого человека. Успешность в профессии определяла достоинство личности. В результате именно приверженцы раскола и ислама обладали бОльшим духовным потенциалом для осуществления предпринимательской деятельности.
- Одним из немногих объединяющих провинциальное уральское купечество моментов являлось понимание им неустойчивости своего финансового и общественного статуса и желание сохранить его как можно дольше. В имеющихся условиях профессиональной деятельности девиантное поведение в профессиональной среде становилось наиболее эффективным средством достижения поставленной цели. Прямой обман покупателей и контрагентов, нарушение прав собственных работников, хищения гарантировали быструю прибыль. Действительность, в которой общество изначально воспринимало купца как шельму, малограмотного обманщика, бескультурного мироеда, в итоге и сама формировала именно такого предпринимателя. Купечество путем собственных непрерывно повторяющихся противоправных или безнравственных профессиональных действий предпринимало попытки регрессивной трансформации общественной психологии, заставляя окружающий социум воспринимать подобное поведение как естественное, само собой разумеющееся.
- Различия в восприятии и оценке предпринимательской деятельности конфессиями, представленными на Урале, малочисленность местного купечества и профессиональная конкуренция мешали оформлению сословного единства уральского периферийного купечества и выработке единой корпоративной идеологии. В результате оно так и не пришло к осознанию возможности изменить собственное социальное и экономическое положение через создание региональных купеческих объединений и обращение от их имени к правительственным структурам.
- Общественная деятельность купечества, в том числе уральского, была преимущественно направлена на получение личной или корпоративной выгоды и носила демонстративный характер. Другие мотивы, побуждающие купцов участвовать в городском самоуправлении и благотворительных акциях, являлись сугубо личностными
- Культура повседневного общения и досуга в среде уральских предпринимателей носила самобытный характер, принципиально отличающийся от дворянской повседневности. Редкие случаи общения уральских купцов с дворянской верхушкой городского общества имели целью упрочение их положения в обществе или решение личных проблем. Как и для российского купечества в целом, для провинциальных предпринимателей Урала в досуговой сфере повседневной жизни был характерен «загул». Пьянство, драки, азартные игры являлись своеобразными способами снятия психологического напряжения, выхода за жесткие рамки сословного поведения.
- Существенные различия социокультурных характеристик купцов Вятской, Пермской и Оренбургской губерний в основном соотносились с этноконфессиональным составом купечества и, в меньшей степени, зависели от его гильдейской принадлежности. Так, высокая степень людности купеческих семей наблюдалась в городах с высокой долей мусульманских предпринимателей, среди которых было распространено многоженство, либо в среде старообрядцев, чаще практикующих повторные браки и усыновления. В то же время, во внутрисемейном укладе купцов разных губерний наблюдались отличия, сформировавшиеся под влиянием условий жизни. К примеру, купеческая среда городов Вятской губернии, сложившаяся раньше, чем в соседних регионах, характеризовалась большей внутренней сплоченностью. Преемственность капиталов здесь была выше, разделы семей – реже. Основной питательной базой купечества в Вятской губернии было городское мещанское сословие, что создавало в городах устойчивый и относительно однородный в материальном и культурном плане социум. В Оренбургской губернии, где купечество было сравнительно молодым сословием, пополнявшимся, преимущественно, за счет местного и иногубернского крестьянства, предприниматели в большей степени тяготели к традиционным, патриархальным семейным устоям. В то же время, именно на Южном Урале наблюдалась наиболее частая миграция предпринимателей, ротация их состава. В Пермской губернии купеческие сыновья рано начинали стремиться к самостоятельности, выделяясь из семейного капитала в собственное дело. Именно здесь наблюдался самый высокий на Урале процент одиноких купцов и семей, состоящих только из супругов. Раскольничьи религиозные общины обеспечивали начинающим предпринимателям финансовую стабильность, помогали им в проблемных ситуациях.
- В повседневном быту провинциальное купечество Урала стремилось к сохранению сословных черт, подчеркивая также свою национальную и конфессиональную принадлежность. Перенимание элементов дворянского домашнего быта, поведения и стиля одежды наблюдалось в купеческой среде Урала крайне редко. Как правило, эти заимствования совершали наиболее крупные коммерсанты, обладающие значительными капиталами и повышающие, таким образом, свой вес и влияние в обществе. В целом можно утверждать, что провинциальное купечество представляло собой «имиджевое сословие» - домашний быт, внешний облик, в том числе одежда, поведение носили демонстративный характер, заявляли окружающим степень финансовой состоятельности предпринимателя, уровень его социальных контактов.
Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации отражены в двух монографиях и 31 статье общим объемом в 44,5 печатных листа. Доклады по теме диссертации были сделаны на конференциях Международной ассоциации исторической психологии им. проф. В. И. Старцева (С.-Петербург), Уральских Бирюковских чтениях (Челябинск), Международной научной конференции «Российское предпринимательство в XIX – первой трети XX века: личности, фирмы, институциональная среда» (С.-Петербург, 2007), II Международной конференции «Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI-XIX вв.» (Курск, 2009), IV Международных Стахеевских чтениях (Елабуга, 2009) и других Всероссийских и региональных конференциях.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников и библиографии, приложений.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обосновывается актуальность темы, определены объект и предмет, хронологические и территориальные рамки диссертации, цели и задачи работы, показана ее новизна, теоретическая и практическая значимость.
Глава I. Методология и источники исследования, историография проблемы – посвящена теоретическим основаниям изучения повседневной жизни провинциального уральского купечества.
В параграфе 1.1. Концептуальные подходы и методология изучения повседневности провинциального купечества рассматриваются основные научные категории, концепции, методы и приемы, используемые в процессе анализа будничной жизни провинциальных предпринимателей. Обращение к истории повседневности было призвано освободить исследователей от жестко заданных схем и концептуальных рамок научных теорий, допустить в историческую науку плюрализм и методологическое разнообразие. Философия повседневности получила колоссальный стимул для своего развития именно в эпоху постмодерна. В трудах Ж.-Ф. Лиотара, Р. Тарнаса и др. получили развитие идеи о хаотичности мироустройства, относительности человеческого знания, сформировалась оппозиция универсалиям и обобщенности, крупномасштабным доктринам и философиям мира. По словам Тарнаса, «Утверждать общие истины – значит навязывать хаосу явлений некую ложную догму. Принимая во внимание случайность и прерывность, знание должно ограничиваться чем-то сугубо местным и специфическим».[1] В связи с этим обострился интерес к так называемым микро-нарративам - структурам, которые обеспечивают целостность обыденной жизни в ее повседневном опыте на уровне отдельных первичных коллективов, например, семьи (Ж.-Ф. Лиотар). Непосредственными источниками, давшими жизнь указанному направлению исследований, является ряд философских и социологических концепций, получивших свое развитие в XX в. – феноменология Э. Гуссерля, модернистские теории Ю. Хабермаса, А. Шюца, П. Бергера и Т. Лукмана, Н. Элиаса, Г. Гарфинкеля, К. Гирца, представителей Школы «Анналов». В России знакомство со сферой обыденного началось благодаря трудам А. Я. Гуревича, Ю. Л. Бессмертного, Ю. М. Лотмана, Л. Г. Ионина.
Современный научный понятийный аппарат знает несколько десятков различных определений «повседневности». Повседневная жизнь понималась исследователями и как форма человеческой деятельности, и как способ освоения действительности, и как набор неких феноменов или атрибутов, довольно сильно рознящихся, в зависимости от авторского видения. В качестве наиболее подходящего именно для исторических работ было выбрано определение, данное К.Н. Любутиным и П. Н. Кондрашовым. По их версии, повседневность – «это форма непосредственной человеческой деятельности, представляющая собой совокупность (1) повседневного бытия, то есть того, чем занимаются люди в своей обыденности в целях удовлетворения обычных потребностей трудовых будней и домашнего быта, и (2) обыденного сознания, то есть того, в виде каких мыслей и эмоциональных переживаний это бытие отражается в психической деятельности людей».[2] По мнению большинства исследователей, к повседневному бытию человека относится ряд феноменов, которые, для лучшего их понимания могут быть обозначены через их противоположности: будни – праздник, рутина – чрезвычайность, креативность; работа – праздность; жизнь незамечательных людей – официальная история; частное – общественное; спонтанное – отрефлексированное; наивное - подготовленное.[3]
Помимо «повседневности», основными категориями, используемыми в диссертации, являются «образ жизни» (присвоение человеком социальных норм и условий своего существования, а также реализация самого человека в этих нормах и условиях и попытка их трансформации), «самоидентификация» (сознательное отождествление человека с какой-либо социальной группой, социумом), «ментальность» (совокупность социально-психологических установок, автоматизмов и привычек сознания, формирующих способы видения мира и представления людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности), «быт» (обычное протекание жизни в ее реально-практических формах», включающее в себя не только привычки и нравы каждодневного поведения, но и «жизнь вещей», постоянно сопровождающих человека, способы их повседневного использования), «стиль» (внутреннее - осознанное или неосознанное - выражение индивидуальности) и «имидж» (мнение о человеке или социальной группе, возникшее у других на основе рациональной или эмоциональной оценки образа, сформированной в результате восприятия тех или иных характеристик прототипа).
Чтобы соединить их в единую систему, в качестве теоретической основы диссертации была предложена процессуальная концепция повседневности. Повседневность может быть представлена как двуединый процесс взаимодействия человека с действительностью и ее субъективной интерпретации. Образ жизни может пониматься как механизм взаимодействия человека и окружающего мира. Результатом этого взаимодействия являются ментальность, быт и самоидентификация. Впоследствии они превращаются в стиль или имидж. Если повседневная жизнь является процессом, то она обладает определенными параметрами, характерными для всех процессов. В итоге могут быть выделены следующие наиболее общие показатели повседневной жизни: 1) субъект; 2) объект; 3) пространственная локализация; 4) темпоральность (длительность); 5) условия; 6) способ организации; 7) формы организации; 8) цель; 9) результат. Результатом повседневной жизни при этом могут являться не только ментальность, быт и самоидентификация, воплощенные в стиле и имидже, но и другие, не систематизированные в рамках предлагаемой концепции, феномены. Однако они либо являются слишком специфическими и исследуются специальными науками (так, например, характер человека, складывающийся под влиянием определенного образа жизни, изучается психологией), либо в той или иной мере являются тождественными выделенным результатам повседневности (к примеру, национальный характер и ментальность являются вполне солидарными понятиями).
Повседневная жизнь провинциального уральского купечества рассматривалась как последовательная смена его состояний в ходе исторической эволюции на протяжении первой половины XIX в. Авторский подход в целом строился на модернизационной концепции российской истории. Впрочем концепция линейной модернизации (В. Ростоу, Д. Лернер, М. Леви, Б. Н. Миронов[4] ), рассматривающая историю как необратимый прогрессивно развивающийся процесс, как правило не находит своего подтверждения на провинциальном материале. Модернизация общества предполагает его изменение по схеме: новация (новшество) - инновация (новообразование) – стереотип (С. Н. Гавров[5] ). Только трансформация традиционного общества не воспринималась как таковая, поскольку процесс превращения новаций в стереотипы был крайне растянут во времени, а сама новизна была мировоззренчески неприемлема для большинства членов этого социума. В результате, применительно к таким традиционалистским обществам, к которым принадлежали и российские провинциальные социумы, можно вести речь не о классической, а о парциальной (частичной) модернизации (А. Д. Богатуров, А. В. Виноградов[6] ), «догоняющей модернизации (В. Г. Федотова[7] ), или «запаздывающей» (нелинейной, с элементами инволюции) социальной эволюции (А. В. Бузгалин[8] ). Сторонники этих концепций акцентируют внимание на длительности перехода российского общества от традиционности к современности, на возникшем в нем симбиозе традиционных и модернистских элементов, на возможности его «застревания» на стадии «частичной» модернизации, на постоянной, нелинейной и запаздывающей (по сравнению с наиболее развитыми странами) трансформации российского социума.
При этом именно понятие «эволюции», по мнению автора, более точно определяет процесс трансформации российского общества в дореформенный период. Исходными положениями эволюции являются стремление к сохранению идентичности и адаптация к внешним условиям (В. Н. Сыров[9] ). Эволюционный процесс основан на способности социальных систем к адаптации к условиям внешней среды путем вариации способов функционирования. Вариации имеют, как правило, случайный характер, и большая часть из них выбраковывается в результате взаимодействия с внешними условиями. Наиболее эффективные стратегии выживания затем закрепляются через нормы морали, законы, социальные институты и т.п.[10]
В провинции адаптация к изменяющейся ситуации могла происходить и в пассивной форме. В таком случае она выглядела как ожидание возможного обратного изменения, либо как привыкание к изменившимся условиям. И хотя привыкание, в принципе, тоже может рассматриваться как обновление особого рода, его кардинальным отличием будет отсутствие внешней активности.
Методология исследования базировалась на использовании научных принципов познания: историзм, объективность, системность и комплексность. Основополагающим методом изучения проблемы являлся междисциплинарный подход к историческому анализу. Авторский подход строился на сочетании методов и приемов, используемых в социо-исторических, историко-психологических и историко-антропологических исследованиях.
Основным методом в работе является компаративный. Ведущие аспекты повседневной жизни провинциального уральского купечества систематически подвергались сопоставлению – во-первых, в пространственном измерении: между каждой из трех губерний Урала и, по возможности, с другими регионами; во-вторых, во временной протяженности: в начале и в середине XIX в. Это позволило проследить динамику трансформации повседневной жизни уральского купечества в дореформенной России, встроить ее в более длительные процессы общественного развития, выявить внутри- и межрегиональную специфику зафиксированных данных.
Историко-типологический метод был использован для выявления общего в пространственно-единичном (общерегиональных уральских показателей) и стадиально-однородного в непрерывно-временном (основных этапов в развитии сообщества уральских предпринимателей). В качестве интегральных типологических показателей выступили «юридический статус» и «социальный статус» купечества, его «материальное положение», «основные направления деятельности» предпринимателей, как в профессиональной, так и в частной жизни, «семейная структура» купеческой династии.
В большинстве случаев изучение объекта было основано на анализе количественных показателей – квантитативного метода исследований. Статистический анализ позволил строго обосновать выводы и подкрепить их расчетами, но был лишен наглядности и «человеческого измерения». Справиться с этой проблемой удалось с помощью иллюстративно-описательного метода, играющего вспомогательную, дополняющую роль, сохраняя всю силу и наглядность «живых примеров».
Историко-генетический метод (ретроспективный), также используемый в диссертации, заключался в последовательном проникновении в прошлое уральского купечества с целью выявления причин событий и явлений его повседневной жизни, в частности, изменений в сословно-корпоративной организации местного купеческого сообщества, гильдейском и численном составе купечества Урала, его практической деятельности. Историко-генетический метод применялся также для выявления соотношения субъективного (личностного) и объективных (надличностных) факторов в процессе повседневного существования предпринимателей. Данный научный метод в сочетании с методом реконструкции имел большое значение для выявления различного рода аналогий между предпринимателями XIX и XXI веков, а, следовательно, и для актуализации самого исследования.
В параграфе 1.2. Источниковая база исследования повседневной жизни купечества Урала первой половины XIX века осуществляется анализ основных категорий исторических источников, содержащих сведения по истории купечества уездных городов трех губерний Урала – Вятской, Пермской и Оренбургской первой половины XIX в. В работе были использованы как опубликованные, так и архивные материалы, находящиеся в фондах 9 государственных архивов: Российского государственного исторического архива (РГИА), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива древних актов (РГАДА), Центрального государственного исторического архива Республики Башкортостан (ЦГИА РБ), Государственного архива Свердловской области (ГАСО), Государственного архива Пермской области (ГАПО), Государственного архива Кировской области (ГАКО), Государственного архива Оренбургской области (ГАОО), Объединенного государственного архива Челябинской области (ОГАЧО), а также в фондах Отдела рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ), Отдела письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ) и Кировского областного объединенного историко-архитектурного музея-заповедника.
Своеобразие исследуемых в диссертации проблем обусловило приоритетность таких групп источников, как данные официальной статистики и источники личного происхождения. Во второй четверти XIX в. статистика была полностью вверена Министерству внутренних дел, что обусловило последующий регулярный выпуск статистических работ, в том числе посвященных городскому хозяйству.[11] Однако ведущее место среди статистических источников принадлежало «историко-географическим», «историко-статистическим» и «хозяйственным» описаниям.[12] Указанный период был также отмечен крупными самостоятельными исследованиями по Уралу.[13] Статистическая информация содержалась также в архивных делах фондов центральных и региональных архивохранилищ. Особое место среди документов подобного рода занимают губернаторские отчеты о состоянии Вятской, Пермской и Оренбургской губерний. Подробные сведения о масштабах торговли и производства содержались в таких документах, как «Сведения о фабриках и заводах» и «Сведения о ярмарках». Как правило, сбор и первичная обработка соответствующей информации ложилась на плечи губернских статистических комитетов - специальных отделений канцелярии гражданского губернатора.
Наибольшую ценность среди источников личного характера представляют описания путешествий. В правление Екатерины II впервые были организованы масштабные «академические» экспедиции, давшие колоссальный материал, касающийся хозяйственной жизни и этнографии местного населения Урала и Сибири.[14] С конца 1830-х - начала 1840-х годов в числе авторов-путешественников появилось больше ученых - дипломатов, деловых людей, едущих с вполне определенной целью - ясными научными, политическими или хозяйственными задачами. Результатом их экспедиций стали важные в историческом отношении произведения, дающие много сведений (преимущественно этнографического и бытового характера) о народах окраинных частей империи.[15] Особо следует отметить труды П. И. Небольсина и К. И. Арсеньева, являвшихся основоположниками российской этнографии и статистики.[16] По Уралу также путешествовало большое число деятелей отечественной культуры.[17] Ценную информацию содержат также сведения, содержащиеся в источниках, исходящих от официальных лиц – представителей губернской администрации, местных чиновников различных уровней, горного начальства и т.д. Долгое время находясь в атмосфере городской жизни уральской провинции чиновники, как правило, прибывающие в регион из столиц, обращали внимание на специфику повседневной жизни городов Урала, характерные черты облика горожан, их стиль общения, интересы, занятия.[18] Близко по смысловому содержанию к указанным источникам стоят и записки (письма) ссыльных, вынужденных долгое время проживать в уральских городах, среди которых встречались и крупные деятели российской культуры.[19]
Огромное значение среди источников личного происхождения имеют мемуары. Важную роль в мемуарной литературе играют воспоминания государственных деятелей, чиновников, поскольку именно бюрократия определяла и воплощала на практике тенденции социально-экономического развития страны.[20] Русская буржуазия свои мемуары стала писать достаточно поздно – во второй половине XIX – начале XX вв., а время, описываемое в этих произведениях, начиналось, как правило, не ранее 1830-40-х гг. В научной литературе мемуары буржуазии XIX в. почти не использовались. Отчасти это было связано с тем, что основная часть наиболее интересных произведений подобного рода оставалась достоянием очень узкого круга читателей. Издавались они «не для продажи», а «для лиц, принадлежащих и близких роду составителя», ничтожными тиражами и представляли сравнительно узкий бытовой интерес.[21] Сказанное о мемуарах можно распространить и на другой, близкий к ним, вид источника, хотя и имеющий некоторые специфические отличия. Это - дневники.[22] Как и мемуары, дневники отличаются сильным субъективизмом, но в плане хронологической точности показания дневников обычно стоят значительно выше мемуаров.
Еще одну группу опубликованных источников составили нормативно-правовые акты первой половины XIX века, сосредоточенные в Полном собрании законов Российской империи.[23] На его основе составлялись сборники законов, непосредственно касающиеся прав и обязанностей российского купечества.[24]
Опубликованные источники были дополнены архивными материалами, сосредоточенными как в центральных, так и в региональных архивохранилищах. Применительно к теме исследования наибольшую ценность представляли архивные фонды, посвященные конкретным купеческим династиям. В ГАСО среди личных фондов были обнаружены фонды Гавриила Фомича Казанцева (Ф. 1), Полиевкта Ивановича Коробкова (Ф. 96) и Александра Дмитриевича Красильникова (Ф. 97) - заметных представителей предпринимательских кругов Среднего Урала. Интерес представляют также архивные фонды, касающиеся отдельных купеческих предприятий. К таковым можно отнести фонд Общественного банка купца Анфилатова (ГАКО. Ф. 1396) и фонд Торгового дома меховых и мануфактурных товаров М.Е. и Л.Е. Макаровых (ГАКО. Ф. 533).
Ценную информацию для изучения истории уездного купечества уральских губерний содержат материалы делопроизводства центральных органов власти, городских дум и управ, общественных и благотворительных организаций, отложившиеся в фондах центральных и региональных государственных архивов и составившие еще одну группу исторических источников. Учитывая большой массив источников, входящих в группу делопроизводственной документации, мы выделили в её составе несколько подгрупп. Первая касается личного состава городского купечества: это ревизские сказки, купеческие (капитальные) книги и окладные росписи, обывательские книги, прошения (заявления, объявления) купцов о выдаче свидетельств на право торговли, гильдейских свидетельств и паспортов. Вторая группа источников данного вида характеризует имущественное положение купцов и представлена алфавитными книгами домовладельцев и списками владельцев заводов и фабрик. Сюда же может быть отнесена документация частных предприятий и коммерческих банков. Третья группа подобных источников включает в себя дела, связанные с личным составом городских органов самоуправления: формулярные списки, переписку центральных, губернских и уездных учреждений, а также жалобы, поданные купцами в органы местного самоуправления.
Документы юридического происхождения составили еще одну группу используемых в диссертации источников. В эту группу были объединены источники, возникавшие вследствие вступления купцов и членов их семей в различные отношения юридического характера. К документам юридического происхождения относятся завещания и материалы по их утверждению, описи имущества и материалы по его принудительному разделу, судебно-следственные материалы и материалы сиротских судов.
Существенную роль в исследовании играла периодическая печать. Особенность прессы как источника заключается в сложности ее структуры и разнообразии жанров. Газетный материал включал в себя самую различную по происхождению и содержанию информацию: официальные сообщения и законодательные акты, публицистику и письма, хронику и заметки-отчеты, репортажи и интервью, объявления и беллетристику, некрологи и пр. В таком аспекте интерес представляют, прежде всего, «Губернские ведомости», издававшиеся в Оренбурге, Уфе, Вятке, Перми. В «Вятских губернских ведомостях» сотрудничали в годы ссылки А. И. Герцен и М.Е. Салтыков-Щедрин.
В качестве самостоятельных исторических источников были выделены произведения художественной литературы, авторами которых выступили крупнейшие художники слова XIX в.[25]
В параграфе 1.3. Историография проблемы содержится поэтапный анализ историографической традиции в изучении повседневной жизни провинциальных предпринимателей. В российской исторической науке данное направление в настоящее время находится в стадии своего становления, а избранная тема в специальном монографическом плане ранее не исследовалась. В то же время, отдельные вопросы, касающиеся повседневной жизни уральского купечества дореформенного периода, получили освещение в трудах отечественных историков.
Появление первых материалов о бытовой стороне жизни отечественного купечества относится к пореформенному периоду, чему способствовали произошедшие в результате «Великих реформ» изменения в социально-экономической жизни России, приведшие к росту социального значения отечественной буржуазии. В связи с этим, в досоветской исторической литературе обращение к повседневной жизни российского торгового сословия, как правило, было связано с проблемой его тождества с европейской буржуазией или его сугубой специфичности. Основная часть исследователей сходилась на мысли о кардинальном отличии российского купечества от «либеральной европейской буржуазии», заключающемся, прежде всего, в его лояльности к государству, политической индифферентности и внутрисословной дифференциации. Купечество, по их мнению, обладало «небуржуазным» менталитетом и в своей повседневной жизни мало отличалось от сельских жителей.[26]
В работах П. А. Берлина[27], а также в сочинениях. Г. Балицкого[28] и Е. Корша[29] затрагивались вопросы повседневности русского купечества. Впервые же эта тема была поднята в так называемых «физиологических очерках», к которым можно отнести сочинения П. Вистенгофа[30], Ф. Булгарина[31], А. С. Ушакова[32], М. И. Пыляева[33]. В их очерках обозначались группы «старого» и «нового» купечества. Первые были радетелями старины, вторые – приверженцами европейских (дворянско-чиновничьих) традиций в своем повседневном быту. В статье Е. Корша подчеркивалось крестьянское происхождение большей части купцов, а также их приверженность старообрядчеству, в результате чего «внешние формы быта» купечества «устойчиво сохраняли» крестьянские и старообрядческие черты. «Соответственно этим старинным полукрестьянским-полупосадским формам материального быта устанавливалась «духовная культура» и шло образование» купечества. [34]
Методологические основы работы с различными видами исторических источников, касающихся проблемы изучения повседневной жизни были впервые изложены в труде Н. Чечулина «Русское провинциальное общество во второй половине XVIII в.».[35] По мнению автора, для того, чтобы «правильно изобразить общий, господствующий и отличительный характер эпохи, необходимо придавать наибольшее значение описаниям, а не восклицаниям современников …».[36]
Непосредственно о купечестве Урала монографических исследований в досоветский период не издавалось. Из работ этого времени нами были позаимствованы лишь отдельные факты и сюжеты, касающиеся либо городской жизни в целом, либо бытописания определенной купеческой фамилии. Объяснялось указанное обстоятельство тем, что во второй половине XIX в. на Урале только начинало складываться краеведческое движение, организовывалась работа Ученых архивных комиссий. Работы данного периода носили, скорее, очерковый, нежели исследовательский характер.
В Пермской губернии изучение региональной истории возглавил крупный общественный деятель, просветитель, знаток Пермского края Д. Д. Смышляев[37], а позднее – А. А. Дмитриев. В ряде городов Урала стала складываться своеобразная летописная традиция. Так, например, по Перми летопись велась почти с самого основания города Г. Сапожниковым, Ф. А. Прядильщиковым, А. А. Дмитриевым, В.С. Верхоланцевым.[38] В это же время в Екатеринбурге развернул свою деятельность Н. К. Чупин. В Государственном архиве Свердловской области хранится личный фонд Чупина, содержащий ряд рукописей, посвященных истории Пермского края.[39] Оренбургской летописью в каком-то смысле является книга П. Н. Столпянского.[40] В качестве оренбургских ученых-краеведов можно также назвать Ф. И. Лобысевича[41], А. Алекторова[42] и К. А. Белавина[43]. Об Уфе писали Н. А. Гурвич[44] и М. М. Сомов[45]. Вятская история находила свое отражение в работах одного из основателей вятского краеведения - учителя истории Малого народного училища г. Сарапула, титулярного советника А. И. Вештомова[46], преподавателя истории и географии Вятской Мариинской гимназии В. П. Юрьева[47], учителя истории и литературы той же гимназии А. А. Спицына[48].
Таким образом, в течение первого этапа в исследовании российского дореформенного купечества, ограниченного концом XIX в. – серединой 1920-х гг., историки акцентировали свое внимание преимущественно на правовом положении горожан, их взаимодействии с государством. По мнению ученых этого периода, политика протекционизма, применяемая государством в отношении отечественной промышленности и торговли, вызывала тесную зависимость предпринимательских кругов от правительства. Это приводило к слабости и отсталости отечественной торговой буржуазии, отсутствию в ее среде стремления к модернизации условий своей бытовой и профессиональной жизни. Приверженность традициям в купеческой среде была также обусловлена преимущественным пополнением сословия выходцами из крестьянства, а также широким распространением среди российских предпринимателей старообрядческой идеологии. Применительно к Уралу, в досоветский период развития исторической науки исследователи обращались к местному купечеству лишь косвенно, в связи с изучением региона в целом, либо торгово-промышленной политики властей.
Советскую историографию можно условно разделить на несколько этапов. Со второй половины 1920-х и до конца 1940-х гг., изучение истории российской буржуазии практически не велось, что было связано с негативным отношением советской власти к «классовым противникам», к которым относились буржуазия и купечество.
С начала 1950-х гг. исследования истории дореформенного купечества возобновились. Ученые заинтересовались сразу несколькими сюжетами в истории отечественных купцов. Наиболее популярной темой для изучения стала роль купеческого сословия в формировании буржуазного уклада в Российской экономике и степень буржуазности российского дореформенного купечества вообще. Большой вклад в изучение этой проблемы внесли П. А. Хромов, А. Г. Рашин, Г. А. Дихтяр и другие историки.[49] В работах В. Н. Яковцевского, Ф. Я. Полянского, П. Г. Рындзюнского, подчеркивалось, что в среде купечества в дореформенную эпоху происходили глубокие изменения, затрагивавшие как материальную, так и духовную области его жизни.[50] По мнению П. Г. Рындзюнского, в первой половине XIX в. ведущие позиции в предпринимательской среде занимало купечество старого типа, приспособившееся к условиям и порядкам феодальной системы и извлекавшее из них наибольшие для себя выгоды. Ученым были отмечены негативные проявления социальной психологии купцов, например, такие, как стремление нечестными способами наживать прибыль. Причем эти качества также связывались исследователем с условиями экономической деятельности купцов, обусловленными господством феодальных отношений.
Другие авторы подчеркивали, что в первой половине XIX в. «на первый план выступали еще традиционные черты старого купеческого быта: большой замкнутости, обособленности, невысокой общей культуры и пронизывавшего все людские отношения, в том числе и взаимоотношения лиц семейного круга, узкого скопидомства».[51] Несмотря на то, что город, по сравнению с деревней, являлся местом более оживленным, «внутриусадебный семейный быт горожан очень долгое время оставался весьма замкнутым».[52] Отмечалось, что «у массы мелких и средних предпринимателей-торговцев производственный быт был во многом схож с укладом, господствовавшим среди ремесленников».[53] В основной своей массе дореформенное купечество «было далеко как от науки вообще, так и от торговой науки в частности».[54] С другой стороны, появились высказывания и о том, что части купечества все же были свойственны «уверенность в своих правах на имущество, на свои занятия, сознание их общественной пользы, твердость, чувство собственного достоинства, отсутствие самоуничижения».[55] Указывая на это, авторы подчеркивали, что «изживание домостроевских традиций в среде буржуазии происходило крайне медленно, но оно совершалось неуклонно под влиянием закономерного развития капиталистической промышленности и торговли».[56]
В отношении изучения купеческого населения Урала можно констатировать их недостаточное внимание к этому сословию дореформенной России. Самостоятельных работ, посвященных уральским предпринимателям, опубликовано не было. Отдельные сюжеты, связанные с профессиональной деятельностью и повседневным бытом уральских торговцев, встречались в комплексных исторических исследованиях региона[57], публикациях, касающихся экономического потенциала Урала, процесса становления и развития местных городов.[58] Их авторы отмечали, что развитие «городской жизни на Урале шло значительно медленнее, чем в целом по европейской России»[59], что, в свою очередь, обусловливало «крайне низкий» процент городского населения и относительную слабость местного купечества. В начале XIX в. большая часть уральского купечества не занималась «крупным «купеческим» предпринимательством, а «пропитывалась от услуг», сочетала ремесло с мелочной переторжкой, занималось даже «черными работами». Однако ко второй четверти столетия «уже почти все купечество Урала было занято в крупной торговле, питейных откупах, подрядах и поставках, крупном промышленном предпринимательстве».[60] С другой стороны, в отношении городов Оренбургской губернии констатировалось, что в первой половине XIX в. они «в значительной степени сохранили характер военно-административных центров» и «не превратились в полном смысле этого слова в торгово-ремесленные центры».[61]
Следовательно, можно говорить о том, что в 1950-1980-х гг. в отечественной исторической литературе сложились достаточно противоречивые мнения о российском дореформенном купечестве. Основной являлась концепция о принципиальном сходстве развития торговой буржуазии в России и европейских странах. В отношении тенденций развития отечественного предпринимательства, позиции авторов колебались от признания дореформенного купечества важным фактором экономического и общественно-политического развития страны до отрицания за этим сословием какой-либо значительной роли в социально-экономической жизни России. Историческая наука на данном этапе выдвинула для исследователей двуединую задачу – показать традиционные черты в облике купечества и выделить то новое, что неуклонно формировалось в этой среде «под влиянием закономерного развития капиталистической промышленности и торговли». Идеологическое осуждение предпринимательства приводило к тому, что в научной литературе советского периода подчеркивались именно негативные черты отечественного купечества – эгоизм, стяжательство, алчность, грубость и т.д., и, как правило, не замечалась их конструктивная деятельность как организаторской и производительной силы общества.
В постсоветской (современной) исторической литературе (1990-е гг. – начало XXI в.) широкое распространение получила концепция модернизации, в рамках которой преимущественно и рассматривалась история русского города и русского купечества. Приверженцы модели парциальной (частичной) модернизации акцентировали внимание на длительности перехода от традиционности к современности, на симбиозе традиционных и модернистских элементов, на возможности «застревания» некоторых обществ на стадии «частичной» модернизации.[62] При этом деятельность населения в такой период основывалась преимущественно на ценностях, характерных для традиционного общества. Господствующие в традиционном обществе мораль и религиозные вероучения рассматривали стяжание богатства как предосудительное деяние, что определяло невысокий социальный статус предпринимательских сословий и сдерживало развитие предпринимательства.[63] Свою роль в усложнении социально-экономического состояния купечества сыграли и «привязанность населения к общинам и посадам, тормозящая их горизонтальную мобильность»[64], и «уход монархии от прямого участия в хозяйственной деятельности».[65] Одновременно «наблюдался процесс пошаговой утраты самодержавием роли «проводника модернизации», а осуществляемый «сверху» модернизационный процесс вел не к стабилизации, а к нарастанию конфликтности во всех сферах жизнедеятельности и жизнеобеспечения, к обострению противостояния между властными и общественными структурами».[66]
Проблема формирования буржуазии в России в ряде исследований оказалась связана с процессом консолидации верхних слоев торгово-промышленного населения в единое сословие. Одни авторы, например, Н. В. Козлова утверждали, что составной частью процесса консолидации купечества явилось складывание общих черт «самосознания купечества, проявлявшихся через присущие ему идеи, мысли, стремления, образ жизни и поведения, систему ценностей».[67] Другие полагали, что именно этих «общих черт» и не хватает русскому купечеству, чтобы признать его сословием не только в юридическом смысле.[68] По мнению А. С. Ахиезера, со времен Екатерины II степень свободы купечества постепенно возрастала, росла его правовая защищенность, повышался его социальный статус. «Однако никакой субъектной самостоятельности и независимости от власти купечество при этом не приобретало, реально влиять на развитие страны не могло, да и потребности такой не испытывало. Собственного представления об общегосударственных интересах в его среде не складывалось, культуры, альтернативной патриархально-самодержавной, не формировалось, а европейские либеральные веяния вместе с европейской образованностью стали проникать в нее лишь во второй половине XIX века».[69]
Начиная с середины 1990-х гг. ученые все чаще обращались к проблеме менталитета (субкультуры) купечества, используя в своих работах методы смежных наук - психологии, культурологии, социологии.[70] Важным этапом в эволюции данного направления исследований стало образование в 1997 г. в С.-Петербурге Международной Ассоциации исторической психологии под руководством С. Н. Полторака. Работы авторов, входящих в названную Ассоциацию, предлагали использовать именно психологический подход при создании новых концепций отечественной истории. В их публикациях, посвященных купеческому сословию, основное внимание уделялось его мировоззрению, анализу его культурного уровня, быта, поведения, ментальности.[71] Новым направлением научных изысканий стало изучение конфессиональных оснований предпринимательской деятельности, формирование под влиянием различных религиозных учений профессиональной этики предпринимателей, осуществляемое в трудах М. В. Брянцева[72], В. В. Керова[73], А. И. Куприянова[74], Г. Г. Корноуховой[75] и др.
Именно в постсоветский период было начато детальное научное изучение уральского купечества, причем авангардную роль в этом процессе заняли исследователи Среднего Урала. Были изданы монографии, посвященные городскому населению Урала[76], местному купеческому сословию в целом[77], а также отдельным купеческим династиям региона[78]. В особую группу можно объединить исследования, посвященные истории органов городского самоуправления, в которых главную роль в дореформенный период играло именно купечество.[79] Появились труды, посвященные социокультурному облику купечества конкретных местностей Урала[80], новые работы, касающиеся профессиональной деятельности уральских предпринимателей.[81] В указанных трудах подчеркивалось противоречивая сущность российского, в том числе и регионального, дореформенного купечества, «переплетение» в его жизни «различных форм деятельности, свойственных как феодальным, так и складывающимся буржуазным отношениям».[82]
В целом можно констатировать, что современное состояние методологии научных исторических исследований, возможность использовать широкий комплекс исторических источников различного характера, а также длительный период разработки истории отечественного и уральского, в частности, предпринимательства позволяет выйти на качественно новый уровень анализа жизни и деятельности уральского купечества.
Глава II. Городская среда Урала как условие повседневной жизни провинциального купечества – содержит анализ состояния городской экономики и степени благоустройства уездных городов Вятской, Пермской и Оренбургской губерний.
В параграфе 2.1. Условия жизни в городских центрах Пермской и Вятской губерний был осуществлен сравнительный анализ данных, заимствованных из источников личного происхождения и статистических изданий и относящихся к таким аспектам городской жизни, как внешний облик уездных центров губерний Среднего Урала, развитие городской инфраструктуры, уровень городских доходов, степень развития городской торговли и промышленности.
Обстоятельства жизни в городах во многом зависели от их возраста. Самую длительную историю имели уездные города Вятской губернии. Для Вятки, Котельнича и Орлова она началась еще в XII в. Появление Слободского, Малмыжа, Елабуги, Уржума и Яранска относится к XV-XVI вв. Сарапул, Нолинск и Глазов возникли как села во второй половине XVII в. В Пермской губернии из 12 уездных городов пять вели свою историю с XV-XVI веков (Соликамск, Чердынь, Оса, Оханск, Верхотурье), четыре – в XVII веке (Ирбит, Шадринск, Кунгур, Камышлов). В XVIII в. появились Екатеринбург, Пермь и Красноуфимск. В города все эти населенные пункты были преобразованы, как правило, из острогов и слобод правительственными решениями в ходе административных реформ последней четверти XVIII в. Многие из них именовались таковыми лишь в официальной статистике, не имея оснований для этого ни по экономическим характеристикам, ни по внешнему облику.
Городами с населением более 5 тыс. чел. («средними») были Пермь, Екатеринбург, Кунгур, а также Вятка, Сарапул и Слободской. Наиболее благоприятные условия для жизни предоставляли губернские центры – Вятка и Пермь, а также Екатеринбург. Они были главными административными пунктами губерний, местом проживания основной массы чиновного и поместного (в очень небольшом числе) дворянства. Для удобства этой привилегированной части населения в указанных городах осуществлялись мероприятия по благоустройству – мостились улицы и площади, разбивались парки, проводилось уличное освещение, организовывалось водоснабжение. Аристократия являлась и основным заказчиком городских каменных построек.
Важным фактором эволюции городских центров служило их расположение в системе транспортных связей. Изменение направления торговых путей привело к упадку таких городов, как Соликамск, Верхотурье. Следует подчеркнуть, что транспортная сеть в Вятской губернии вообще была развита очень слабо, и это сужало возможности урбанизации местных городских центров. Напротив, Екатеринбург, Чердынь, Кунгур, Елабуга, расположенные на крупных дорогах или имеющие собственные пристани, постепенно усиливали свой экономический потенциал. Пермская губерния в промышленном отношении была развита гораздо больше, нежели Вятская. Наибольшее количество промышленных предприятий здесь сосредотачивалось в Кунгуре (114), Перми (31), Екатеринбурге (30), Шадринске (20). В Вятской же губернии лишь города Слободской и Сарапул обладали несколькими десятками фабрик и заводов (26 и 21). Значительными в торговом плане являлись города Ирбит, где проходила одна из крупнейших российских ярмарок, и Шадринск, чья Алексеевская ярмарка имела региональный характер. Доходы городов на Среднем Урале, как правило, не превышали 5 тыс. р. сер. Лишь в Екатеринбурге городской бюджет превышал 20 тыс. р. сер.
По числу городского населения Пермская губерния опережала Вятскую. В 1840 г. в Пермской губернии насчитывалось 55 597 горожан обоего пола, в Вятской – 38 381 городской житель (то есть в 1,4 раза меньше). При этом Пермская губерния, лидирующая по числу домов (в том числе каменных), промышленных предприятий и лавок, значительно уступала по числу купцов соседней губернии. В Пермской губернии в купечестве состояло 1 380 человек, а в Вятской – 2 996. Процент купечества среди городского населения составил в Вятской губернии 7,8%, а в Пермской губернии 2,3%. Таким образом, следует констатировать, что в дореформенный период купечество на Среднем Урале не являлось основной категорией владельцев промышленных предприятий. Кроме того, численность торгового населения в городах никак не была связана со степенью их благоустройства.
Параграф 2.2. Обстоятельства жизни в городах Оренбургской губернии посвящен анализу урбанистических процессов на территории Южного Урала. Большая часть городов Южного Урала была создана искусственно, исключительно правительственными распоряжениями. Городами, имеющими сколько-нибудь раннюю историю, значились Уфа, основанная еще в конце XVI в., Мензелинск, ведущий свою историю «с древности», а как русский острожек – с конца XVI в., и Бирск, являющийся, по мнению В.Н. Татищева, вообще первым русским городом на территории Башкирии. Из сел в города превратились Бугульма, Бугуруслан, Белебей, Челябинск, а из военных крепостей – Сергиевск, Верхнеуральск, Бузулук, Троицк, Оренбург. 9 из 12 уездных городов Оренбургской губернии, как населенные пункты, появились лишь в XVIII в. В результате, в них за два-три десятилетия к началу исследуемого периода объективно не могла сложиться настоящая «городская атмосфера», «городская культура», «городское общество». Население городов продолжало нести на себе отпечаток крестьянской культуры или милитаристской солдатско-офицерской повседневности.
«Средними» к середине XIX в. стали лишь три города – Оренбург, Уфа и Мензелинск. Как и на Среднем Урале, в Оренбургской губернии наиболее благоустроенными оказались центры военного и гражданского управления, имеющие в составе городского населения наибольший по региону процент дворян - Оренбург и Уфа. Но и губернские, и уездные центры приграничного региона в основном представляли собой города «чиновников и солдат», со слабо выраженной экономической жизнью, оторванные от основных промышленных центров страны. В относительно благоприятных условиях находились Стерлитамак и Бирск, расположенные на судоходных реках. Оренбург и Троицк являлись крупными центрами азиатской торговли, в Мензелинске ежегодно проходила довольно крупная ярмарка, имеющая региональное значение.
В 1840 г. на Южном Урале на один населенный пункт приходилось 57 лавок (в Вятской губернии 59 лавок на город, в Пермской губернии – 103 лавки на город). Среднее количество заведений, приходящихся на один город, составляло 12, что было в 1,7 раза меньше, чем в Пермской губернии, но в 1,7 раза больше, чем в Вятской губернии. Судя по данным статистики, именно города Оренбургской губернии имели на Урале наибольший доход (в среднем, 7 326 р. сер. на город. В Пермской губернии – 7 006 р. сер., в Вятской – 6 265 р. сер.). Однако спецификой региона являлось то обстоятельство, что расходы, требуемые городским хозяйством в среднем на 600 р. превосходили здесь городские доходы. Наиболее сложная ситуация складывалась в таких городах Южного Урала, как Оренбург и Уфа, где расходы превышали доходы в 1,6 раза, и Мензелинск (в 1,2 раза). В 1840 г. Оренбургская губерния опередила другие губернии Урала и по числу горожан (59 189 чел.), и по числу купцов (3 938). При этом процент купечества в составе горожан составил в Оренбургской губернии 6,7 %, что было на 1,1 % меньше, чем в Пермской губернии и на 4,4 % больше, чем в Вятской губернии.
Таким образом, большая часть городов Урала не имела серьезного экономического значения. Сочетание описательных характеристик городского хозяйства, содержащихся в нарративных источниках, с материалами статистики позволяет сделать вывод о том, что даже к середине века городов Урала являлись малыми, полуаграрными, неблагоустроенными, служившими, скорее, административными и иногда торговыми центрами и стратегическими пунктами, нежели организаторами торгово-промышленного пространства. Сложившиеся в уральских городах условия повседневной жизни, очевидно, не могли способствовать формированию у провинциальных купцов предприимчивости стимулировать их деловую активность.
Глава III. Труд и досуг предпринимателей в периферийном городском социуме – посвящена профессиональной и общественной деятельности провинциальных купцов уральских губерний, а также обычным для них досуговым практикам.
Параграф 3.1. Профессиональная среда провинциального уральского купечества. Условия труда уральских предпринимателей содержит информацию, касающуюся внешних обстоятельств повседневного труда уральских предпринимателей. К таковым обстоятельствам были отнесены нормативно-правовая база предпринимательской деятельности в дореформенной России, бытовые обстоятельства труда купцов, психологический климат, складывающийся вокруг самих коммерсантов и их профессиональных действий. Эти условия нельзя назвать благоприятными. Торгово-промышленное законодательство формировало правовое поле предпринимательской деятельности купечества лишь в той мере, в какой это приносило выгоду государству. Интересы самих купцов часто приносились в жертву внешнеполитическим обстоятельствам или сословной политике властей. При осуществлении своей трудовой деятельности провинциальные уральские предприниматели встречали множество препятствий, например, такие, как недостаток капиталов, внутрисословная и межсословная конкуренция, нехватка профессиональных работников, трудности с транспортировкой товаров. К ним могли добавляться как более мелкие проблемы (ненормированный рабочий день, неустроенный быт в периоды коммерческих поездок), так и специфические сложности, связанные с конкретной сферой приложения капиталов (особые режимы торговли с другими государствами, необходимость личного участия в разведке месторождений золота и т.п.). Кроме того, купцы были вынуждены ежегодно подтверждать свое право находиться в составе сословия путем объявления капитала и уплаты соответствующих налогов (которые на протяжении исследуемого периода постоянно росли). Восприятие купечества основной частью периферийного общества представляло собой смесь снисходительности (к низкому происхождению, неполноправию, необразованности) и зависти (к богатству и удачливости). Все перечисленные обстоятельства формировали в дореформенной уральской провинции крайне неблагоприятный для купцов психологический климат предпринимательской деятельности. От них для достижения основной цели их повседневной трудовой практики – получения максимально возможной прибыли - требовалось приложение таких же максимальных физических, интеллектуальных и психо-эмоциональных усилий.
В параграфе 3.2. Деловая этика и деловое поведение купечества Урала шла речь о средствах, которые провинциальные предприниматели использовали в своей повседневной трудовой практике для получения коммерческой прибыли. Таковыми были определены особые приемы поведения, решения практических задач, усиливающие способность купцов распознавать особенности социума как объекта труда и воздействовать на него. Во многом деловое поведение коммерсантов зависело от их принадлежности к определенной конфессии. Нормы деловой этики, содержащиеся в священных текстах, определяли приемлемые и неприемлемые образцы профессионального поведения, формировали представления о должном и невозможном в коммерческой деятельности.
Православные смотрели на любой труд, в том числе и на предпринимательство, как на «соработничество Богу», т.е. на помощь Богу в достижении всеобщего блага. Труд выступал в качестве одного из способов духовного совершенствования человека, был направлен на воспитание души, воспринимался как долг и предполагал смиренное отношение, как к успешному результату, так и к неудаче. Староверы, напротив, воспринимали труд как христианский подвиг, инструмент спасения человечества. Чем самоотверженнее и полнее человек отдавался труду, тем угоднее он был Богу. Характерными чертами труда в данном случае являлись честность и прибыльность. Мусульмане подходили к труду с наиболее «рыночных» позиций. В исламе собственность находилась под защитой, правоверному мусульманину буквально предписывалось извлекать из нее максимальную прибыль. При этом и старообрядцы, и мусульмане рассматривали результат труда (коммерческую прибыль) как коллективный, предназначенный для распределения среди всех членов религиозной общины. Такая коллективная заинтересованность в получении прибыли делала коммерческие предприятия староверов и мусульман наиболее стабильными.
В то же время, для купцов всех конфессий общим в их деловой этике было разделение общества на «своих» и «чужих». К первым принадлежали коммерческие партнеры, ко вторым – все остальные. К «своим» надлежало относиться с уважением, доверием и соблюдать взаимный баланс интересов. «Чужие» могли быть обмануты, все контакты с ними следовало жестко контролировать, их интересы в ходе осуществления коммерческих операций могли нарушаться. Широкое распространение получили как достаточно грубые и примитивные способы «отъема денег у населения» (воровство, долговая кабала, физическое насилие), так и изощренные психологические приемы (лесть, блеф, шантаж). Множество подобных ситуаций было связано, например, с функционированием Шильвинского медеплавильного завода уфимских купцов Подъячевых. На многочисленные нарушения закона и аморальные проступки купцов толкала необходимость быстрого получения результата труда, т.е. получения прибыли для подтверждения сословного статуса семьи. Это вызывало в купеческой среде разнообразные девиации, которые могут рассматриваться как попытки регрессивной трансформации существующих социальных норм.
Чертами уральского купечества, которые вырабатывались в процессе повседневной трудовой практики, были активность, мобильность мышления, хитрость, конформизм. Проблемы, с которыми приходилось сталкиваться купцам во время деловых поездок, формировали у них неприхотливость в быту, смелость и настойчивость, даже некий авантюризм, способствовали овладению на обыденном уровне азами психологии. Нехватка профессиональных теоретических знаний вполне компенсировалась практическим опытом и упорством в достижении цели. При этом деловая активность провинциальных уральских коммерсантов развивалась исключительно в рамках привычной, традиционной культуры и не была направлена на ее модернизацию.
В параграфе 3.3. Участие уральских купцов в общественной жизни городов говорилось о реализации деятельностного потенциала купечества в рамках структур городского самоуправления и благотворительных акций. Основным побудительным мотивом для общественной деятельности уральских предпринимателей являлось стремление повысить свой социальный статус. Исполнение обязанностей по городским службам, особенно если это были высокие должности городского головы, городского старосты, в ситуации общих патерналистских настроений, наделяло купцов реальной властью, приближало их к чиновничеству (государственная служба была привлекательна для купцов как дворянская прерогатива), расширяло личные права (освобождало от телесных наказаний), открывало доступ к городским доходам. Ментальность основной массы городского населения способствовала восприятию любого человека «при должности» как личность более высокого порядка. Этой возможностью активно пользовались купцы, которые в силу разных обстоятельств оказывались в наименее благоприятной ситуации – купцы-староверы, члены низшей купеческой гильдии, молодые купцы. Так, в Пермской губернии именно кержаки держали в своих руках органы городского самоуправления. В Вятской губернии на городские должности преимущественно избирались купцы 3-й гильдии. Предприниматели «со стажем», уже имеющие в городском обществе вес, положение, влияние, как правило, относились к исполнению обязанностей по выборам скептически, поскольку они отрывали купца от основной деятельности и не приносили материальной прибыли. В Оренбургской губернии предприниматели большей частью без энтузиазма относились к занятию городских должностей, поскольку купеческое общество было слишком пестрым в этническом и конфессиональном планах. Эта пестрота мешала оформлению единых интересов, а, следовательно, не рассматривалась и возможность их отстаивания с помощью каких-либо общественных структур. Результатом участия уральских купцов в структурах общественного управления становились ожидаемое укрепление их социального статуса, а также различного рода личные связи во властных кругах, позволяющие им использовать свое служебное положение в личных или корпоративных интересах.
Благотворительные акции уральских предпринимателей имели широкий спектр приложения. Крупными жертвователями являлись вятские купцы Машковцевы и Прозоровы, екатеринбургские Рязановы, челябинские Ахматовы, оренбургские Деевы и др. Причинами купеческой филантропии были разные обстоятельства – от распространенного восприятия коммерческой деятельности как богопротивного занятия и возникающего в связи с этим желания замолить грехи, до стремления получить общественное признание или какую-нибудь должность. Участвуя в благотворительных мероприятиях, предприниматели всегда ожидали общественного и государственного одобрения. Из-за этого акции получали освещение в печати, как правило, широко рекламировались самими купцами. Таким образом, общественная деятельность уральского купечества базировалась на их стремлении к личной выгоде, не предусматривала альтруистических соображений, всегда имела конкретную практическую цель.
Параграф 3.4. Купеческая культура повседневного общения и отдыха был посвящен ежедневным досуговым практикам провинциального купечества Урала – его внутрисословному общению и внешним контактам с представителями городского сообщества вне профессиональных занятий, наиболее распространенным образцам внетрудового поведения. Культурный обмен между городской элитой в лице дворянства и купечеством в городах Урала происходил в крайне ограниченных рамках и затрагивал лишь небольшую часть городской верхушки. В рамках собственного сословия общение между купцами было менее формальным. Однако здесь соображения выгоды также выходили на первый план, что подталкивало предпринимателей к контактам преимущественно с купечеством высших гильдий. Образу жизни уральских купцов-старообрядцев при этом был присущ социальный изоляционизм коммуникативной культуры. Низкий уровень общей культуры уральских предпринимателей обусловливался как недостаточным уровнем их образования, «народным» происхождением большинства его представителей, так и общей культурной отсталостью основной массы местного населения (губернии являлись местом ссылки, были удалены от культурных центров страны, состав населения отличался пестротой и в этническом, и в конфессиональном планах).
Отдых купцов предполагал обязательный «загул» как возможность хотя бы на время избавиться от жестких рамок общественного и корпоративного контроля. В купеческой среде Урала широкое распространение получило пристрастие к карточной игре, сословным пороком было пьянство. Этому способствовали как наличие свободных денег, так и множество психологических проблем (ощущение собственной сословной неполноценности, постоянные стрессы, связанные с профессиональной деятельностью и т.д.). В итоге формировалась особая купеческая культура внерабочего поведения в обществе, характеризующаяся корпоративной обособленностью, практицизмом отношений, сочетанием внешних приличий (из-за боязни огласки и пересудов) со склонностью к широкому разгулу, азартным играм и спиртному. Более жесткие, нежели в крупных столичных городах, внешние общественные рамки, регламентирующие в небольших городских центрах Урала поведение горожан в целом и купцов в частности, способствовали тому, что человеческие пороки приобретали в провинциальной купеческой среде глубокий личностный, но тщательно скрываемый характер. Социальные болезни как бы загонялись внутрь личности, приобретали хронический характер, что и определяло специфическую ментальность купечества Урала.
В итоге можно констатировать, что условия труда, сложившиеся для предпринимателей в провинциальных губерниях Урала были менее благоприятными, нежели в центральных регионах страны. Это негативно влияло на общее финансовое благополучие местного купечества, вызывало потребность в максимально быстром получении прибыли, что, в свою очередь, приводило к большему числу девиаций в трудовой практике купцов. Этническая и конфессиональная пестрота провинциального уральского торгового сословия препятствовала складыванию здесь единой сословной идеологии. В результате в профессиональной и общественной жизни региональные предприниматели предпочитали действовать обособленно, исходя из личных, семейных, или конфессиональных интересов. Замкнутость и практицизм были характерны и для досуговой повседневности провинциальных уральских торговцев.
Глава IV. Семейный быт провинциального уральского купечества - посвящена анализу внутрисемейных отношений, семейных традиций и домашнего быта, сложившихся в предпринимательской среде Урала.
В параграфе 4.1. Социографическая характеристика семьи основное внимание было уделено выяснению количественных показателей – состава купеческих семей Урала, возрастного соотношения супругов в них, средней продолжительности жизни местных предпринимателей, а также степени социальной мобильности уральского купечества и преемственности их капиталов. Семейный уровень самоидентификации был для купечества Урала более значимым, нежели сословный, поскольку представлялся более стабильным. Повседневные внутрисемейные коммуникации являлись средой, где осуществлялась первичная социализация представителей купеческих семейств, формировались ценностные представления, образцы поведения. Семья для купца (ее стабильность, добропорядочность) была во многом имиджевым показателем. Купечество, в отличие от других сословий, не передавало свой сословный статус по наследству и регулярно пополнялось выходцами из других социальных групп, что приводило к сохранению в их внутреннем семейном укладе крестьянских, мещанских и т.п. черт.
Купечество Вятской, Пермской и Оренбургской губерний было многонациональным и многоконфессиональным. Семьи приверженцев различных конфессий значительно рознились между собой по социографическим характеристикам. Мусульманские семьи были наиболее многочисленными, поскольку, как правило, представляли собой братские семьи с большим числом детей. Кроме того, среди мусульман существовал обычай многоженства, что также способствовало увеличению числа членов купеческого семейства. Семьи купцов-староверов отличались присутствием в них «приемышей», «воспитанников» и усыновленных детей. Частыми были повторные браки.
В брачных союзах предпринимателей на первый план выходили соображения выгоды и обеспечения финансовой стабильности семьи. Для всех уральских губерний браки купцов с дворянками были явлением нехарактерным. Опасаясь того, что жены-дворянки растратят семейный капитал и не рассматривая дворянство как образец для подражания, купцы не стремились к таким мезальянсам. На Среднем Урале купеческие жены в основном принадлежали к городским сословиям мещан и духовенства, либо являлись представительницами купеческих династий. На Южном Урале купцы вступали в брак преимущественно с купеческими дочками, а также с крестьянками, казачками, солдатками. Коммерсанты, таким образом, выбирали супруг из привычной социальной среды, а внутрисословные браки способствовали слиянию семейных капиталов с целью стабилизации финансового положения династии.
Разница в возрасте между супругами в купеческих семьях региона обычно не превышала 5 лет, что было характерно для крестьянства. Однако в 16-18 % семей предпринимателей Урала этот возрастной разрыв превышал 10 лет. Существенные возрастные различия чаще встречались в повторных браках. Достаточно распространенной на Урале являлась ситуация, когда жена в купеческой семье была старше мужа. Наиболее часто такие союзы встречались в крупных купеческих центрах Урала – Екатеринбурге, Оренбурге, Сарапуле. Взрослая, зрелая женщина при молодом (иногда совсем юном) муже выполняла контролирующие функции, могла грамотно вести хозяйство. Также указанная ситуация встречалась в полигамных семьях купцов-мусульман, где первая супруга, как правило, была старше мужа на несколько лет.
Купеческие семьи на Урале были преимущественно неразделенными, состоящими из нескольких поколений родственников по прямой и боковой линиям. В Вятской губернии такие семейства составляли 58,4 % от всех семей (для сравнения, в Оренбургской губернии этот показатель составил 53,3 %, в Пермской - 42,4 %). Напротив, в Пермской губернии сравнительно высок был процент семей, состоящих только из супругов (8,8%) или одиноких купцов (8,8%). В Оренбургской губернии аналогичные показатели составили соответственно 4,6 % и 5,1 %, а в Вятской – 4,1 % и 2,7 %. Это свидетельствовало в пользу большей патриархальности и традиционности купечества Вятской губернии, в силу чего семейные разделы были здесь явлением редким. В Пермской губернии, напротив, ценилась деловая активность и предприимчивость, в связи с чем молодой человек купеческого сословия, обнаруживший соответствующие качества, вполне мог выделиться из семьи и заняться собственным делом. Старообрядческая община представляла собой не только религиозный, но и коммерческий институт, оказывающий финансовую поддержку своим членам и сохраняя тем самым их сословный статус.
Преемственность купеческих капиталов на Среднем Урале была выше, нежели на Южном. Причина крылась в том, что купеческие общества городов Пермской и Вятской губерний являлись более закрытыми, в них реже приписывались купцы из других регионов. Кроме того, присутствие на Среднем Урале большого числа купцов-старообрядцев также положительно сказывалось на их материальном положении. Стабильный состав купечества способствовал наследственной передаче капиталов. На Южном Урале, напротив, наблюдалась высокая мобильность купеческого сословия и более частая ротация купеческих кадров, связанная с относительно поздним включением территории Оренбургской губернии в состав Российской империи.
В параграфе 4.2. Подходы к воспитанию и образованию речь шла о том, что купеческая семья была средой, где закладывались азы воспитания и получались основы образования. В купеческих семьях воспитательная составляющая всегда преобладала над образовательной. Основными жизненными ценностями, культивируемыми с помощью воспитания, провинциальное уральское купечество, как и в целом по России, видело глубокую внутреннюю религиозность, почтение к старшим, добродетельность, трудолюбие и усердие. Все перечисленные категории вполне вписывались в традиционное мировосприятие купечества. Начала образования чаще всего купеческие дети получали в процессе домашнего обучения. Однако учителя, в качестве которых выступали грамотные мещане или священники, обычно не добивались от своих учеников значительных успехов. Обучение могло быть продолжено в народных училищах или гимназиях. Впрочем, распространенная в них практика телесных наказаний, смерть родителей или воспитателей, а также общее скептическое отношение купцов к образованию значительно сокращали срок обучения. Недостающие знания молодые купцы получали уже в процессе практической деятельности, выполняя обязанности приказчиков или сидельцев в лавках родителей или родственников. При необходимости купцы могли значительно повысить свой уровень знаний с помощью самообразования (например, выучить иностранный язык, если того требовали коммерческие контакты с иностранцами). В среде купцов-старообрядцев уровень грамотности был, как правило, выше, чему способствовало целенаправленное чтение специальной литературы – Священного Писания и церковных сочинений. Купечество также могло не афишировать или сознательно скрывать свой довольно высокий образовательный уровень, стремясь избежать таким образом лишних обязанностей по городским службам или снять долю ответственности за нецивилизованное осуществление коммерческих операций. Необразованность и невежество купцов прекрасно вписывались в их имидж людей патриархальных, простых нравов, грубоватых, в чем-то наивных. Обладая таким имиджем купцам проще было выстраивать отношения с властью и социумом. В целом, образовательная составляющая купеческой социализации на Урале находилась в традиционных для всего российского купечества рамках.
Параграф 4.3. Особенности домашнего купеческого быта был посвящен устройству купеческих жилищ и организации предпринимателями домашнего хозяйства в провинциальных городах Урала. Бытовые условия семейной жизни являлись имиджевыми показателями для предпринимателей, как в центральной, так и в периферийной России. С одной стороны, купеческий дом должен был являться свидетельством финансового благополучия семьи (и в случае необходимости послужить залогом при получении ссуды или кредита). С другой стороны, стремление к накоплению и рациональному использованию имеющихся капиталов заставляли предпринимателей в повседневной жизни ограничиваться лишь самыми необходимыми вещами. Предметы интерьера и домашнего обихода носили, как правило, утилитарный характер, использовались на протяжении жизни нескольких поколений. Лишь в домах самых крупных купцов все было устроено «на широкую ногу», в подражание аристократическим дворянским салонам. Но даже такие купеческие «родовые гнезда» существовали в системе городских усадеб, на территории которых располагались многочисленные хозяйственные постройки, огороды, иногда лавки и небольшие промышленные заведения. Их существование обеспечивало купеческие семьи почти всем необходимым, как в плане продуктов, так и в плане реализации коммерческих задач. Размеры купеческих жилищ и богатство их интерьеров в основном были связаны с финансовой состоятельностью предпринимателей, однако несли на себе и отпечаток их этноконфессиональной принадлежности.
Параграф 4.4. Внешний облик купечества – стиль и имидж содержал информацию о способах самовыражения провинциальных уральских предпринимателей через одежду, аксессуары, личные имена. Как неоднократно подчеркивалось в работе, купечество представляло собой имиджевое сословие. Во внешнем облике уральское купечество, в отличие от купечества других губерний, отнюдь не стремилось к унификации и слиянию с внешним обликом дворянства. Напротив, в городах Урала предприниматели с помощью костюма и аксессуаров, манеры поведения и особой речевой культуры подчеркивали свою сословную, этническую и конфессиональную принадлежность. Данное обстоятельство помогало купцам ориентироваться в системе «свой-чужой». В одежде купцы-мужчины тяготели к традиционному сословному и максимально практичному костюму. В женском платье на первый план выходила его цена. Дорогие ткани, кружево, платки и шали дополнялись обилием разнообразных украшений. Такая одежда была призвана продемонстрировать состоятельность ее обладателя, становилась еще одним гарантом финансового благополучия купеческого семейства. С помощью одежды уральские предприниматели стремились продемонстрировать не только свой достаток или сословную принадлежность, но и вероисповедание. Купцы-мусульмане, среди которых преобладали татары, сохраняли национальный костюм. Купцы-старообрядцы могли определять «своих» с помощью традиционного костюма – максимально строгого, закрытого, с использованием темных тканей даже в женском платье, с отсутствием украшений. Личное имя выступало в качестве специфического аксессуара, который также способствовал самовыражению предпринимателей.
В целом, семейная составляющая повседневной жизни в максимальной степени демонстрировала имиджевость купечества. Стабильность семьи, добропорядочность ее членов являлись важным показателем надежности купеческого дела. Дом, его внутреннее убранство, повседневный костюм демонстрировали финансовую состоятельность предпринимателя. Сохранение в семейных устоях «народных» традиций говорило о здоровом консерватизме коммерсанта. Все это должно было сформировать в обществе благоприятный для бизнеса образ купца.
В Заключении были подведены итоги исследования, представлены выводы по основным аспектам проблемы.
Приложение вобрало в себя 2 схемы и 28 таблиц, содержащих данные по различным вопросам, отраженным в тексте диссертации.
Основные положения диссертации нашли отражение в следующих
публикациях:
Монографии:
- Банникова, Е. В. Дореформенное купечество Южного Урала: повседневная жизнь в городской среде / Е. В. Банникова. Оренбург: ГУ «РЦРО», 2009. 238 с. (14,8 п.л.).
- Банникова, Е. В. Повседневная жизнь уральского купечества в первой половине XIX века / Е. В. Банникова. Оренбург: ГУ «РЦРО», 2010. 206 с. (12,9 п.л.).
Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК РФ:
- Банникова, Е. В. Купеческая обрабатывающая промышленность Урала в первой половине XIX века / Е. В. Банникова // Вестник ОГУ. Спец. выпуск: Наука и образование: проблемы и перспективы. Часть 1. Оренбург, 2006. № 11. С. 126-135. (0,6 п.л.).
- Банникова, Е. В. Нарративные и статистические источники о благоустройстве городов Урала в первой половине XIX века / Е. В. Банникова // История науки и техники. М., 2008. № 10. С. 54-67. (0,9 п.л.).
- Банникова, Е. В. Уральское купечество в 30-е годы XIX века: социографические характеристики и облик семьи / Е. В. Банникова // Вестник ЧелГУ. Челябинск, 2008. № 24. История. Вып. 26. С. 32-41. (0,6 п.л.).
- Банникова, Е. В. «Купеческий стиль» (представления о моде в среде уральского купечества первой половины XIX в.) / Е. В. Банникова // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: История России. М., 2008. № 4 (14). С. 105-117. (0,8 п.л.).
- Банникова, Е. В. Участие уральского купечества в русско-азиатской торговле первой половины XIX века / Е. В. Банникова // Российская история. М., 2009. № 1. С. 25-34. (1 п.л.).
- Банникова, Е. В. Нарративные источники по истории повседневной жизни городов Оренбургской губернии дореформенного периода / Е. В. Банникова // Известия самарского научного центра. Самара, 2009. Т.11. Номер 6 (2). С. 360-364. (0,5 п.л.).
- Банникова, Е. В. Деловая повседневность уральского дореформенного купечества / Е. В. Банникова // Известия самарского научного центра. Самара, 2011. Т. 13. Номер 3(41). С. 41-46. (0,5 п.л.).
- Банникова, Е. В. Повседневность как объект исторического исследования / Е. В. Банникова // Современные исследования социальных проблем. 2011. № 3. [Электронный ресурс] URL: http://sisp.nkras.ru/issues/2011/3/bannikova.pdf (0,45 п.л.).
Другие статьи и материалы конференций:
- Банникова, Е. В. Купеческая промышленность Южного Урала в первой половине XIX века / Е. В. Банникова // Клио. Журнал для ученых. СПб., 2004. № 3 (26). С. 181-185. (0,6 п.л.).
- Банникова, Е. В. Развитие частной промышленности уральских губерний в первой половине XIX века / Е. В. Банникова // Проблемы и перспективы социально-экономического развития региона. Сб. науч. статей. Вып. 2. Оренбург: Изд-во ОГПУ, 2005. С. 7-17. (0,55 п.л.).
- Банникова, Е. В. Власть и общество: участие купцов Южного Урала в политической жизни края / Е. В. Банникова // Технологии совершенствования подготовки педагогических кадров: теория и практика. Межвуз. сб. науч. трудов. Казань: Тат. кн. изд-во, 2005. С. 246-248. (0,4 п.л.).
- Банникова, Е. В. Российское купечество: от феодального традиционализма к буржуазной модернизации. Трансформация нравственных приоритетов / Е.В. Банникова // «Динамика нравственных приоритетов человека в процессе его эволюции»: Мат-лы XIX Междунар. науч. конф. СПб.: Нестор, 2006. Ч. 1. С. 284-288. (0,3 п.л.).
- Банникова, Е. В. Купечество как субъект российского законодательства (первая половина XIX века) / Е. В. Банникова // Вестник Оренбургского государственного педагогического университета. 2006. № 3 (45): Гуманитарные науки. Оренбург: Издательство ОГПУ, 2006. С. 12-31. (1,25 п.л.).
- Банникова, Е. В. Участие уральских губерний в азиатской торговле России первой половины XIX века / Е. В. Банникова // Наука и образование. Научно-практ. журнал Западно-Казахстанского аграрно-технологического ун-та им. Жангир хана. Уральск, 2006. № 4 (5). С. 36-42. (0,45 п.л.).
- Банникова, Е. В. Уральская купеческая золотопромышленность во второй трети XIX века / Е. В. Банникова // Клио. Журнал для ученых. СПб., 2007. № 2 (37). С. 63-68. (0,7 п.л.).
- Банникова, Е. В. Российское дореформенное купечество в историографии. Историки о субъекте продовольственной политики государства / Е. В. Банникова // Аграрное развитие и продовольственная политика России в XVIII-XX веках: проблемы источников и историографии: сб. статей. Оренбург: Изд-во ОГПУ, 2007. С. 39-49. (0,7 п.л.).
- Банникова, Е. В. Городская жизнь на Урале в первой половине XIX в. Влияние повседневности на менталитет уральских предпринимателей / Е. В. Банникова // «Быт как фактор экстремального влияния на историко-психологические особенности поведения людей». Мат-лы XXI Междунар. науч. конф. СПб.: Нестор, 2007. Ч. 1. С. 146-150. (0,3 п.л.).
- Банникова, Е. В. Крестьянство как источник формирования уральского купечества (первая половина XIX века) / Е. В. Банникова // Северо-Запад в аграрной истории России: Межвуз. тематич. сб. науч. тр. / Под ред. В.Н. Никулина. Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2008. С. 73-82. (0,6 п.л.).
- Банникова, Е. В. Торговое предпринимательство в России первой половины XIX века. Отношение государства и общественные представления (на материалах губерний Урала) / Е. В. Банникова // История предпринимательства в России: XIX – начало XX века. Вып. 4. Сб. статей / Под ред. А. Л. Дмитриева, А. А. Семенова; Высшая школа менеджмента СПбГУ. СПб.: Изд-во «Высшая школа менеджмента», 2008. С. 126-134. (0,6 п.л.).
- Банникова, Е. В. Менталитет торгового сословия городов Урала первой половины XIX века / Е. В. Банникова // Уральские Бирюковские чтения: сб. науч. и научно-популярных статей / науч. ред. проф. С. С. Загребин. Вып. 5. Историко-культурное наследие российских регионов. Часть II. Челябинск: Изд-во Марины Волковой, 2008. С.129-133. (0,3 п.л.).
- Банникова, Е. В. Семейный уклад уральского купечества. Первая половина XIX в. / Е. В. Банникова // Российская семья: историко-психологический портрет: Мат-лы XXIV Всеросс. науч. конф. СПб.: Нестор, 2008. Ч. 1. С. 128-133. (0,35 п.л.).
- Банникова, Е. В. Уральское дореформенное купечество крестьянского происхождения / Е. В. Банникова // Аграрное и продовольственное развитие России в XVIII-XX веках: пороги безопасности: сб. статей. Оренбург: ОРЛИТ-А, 2008. С. 33-39. (0,4 п.л.).
- Банникова, Е. В. Русско-английские противоречия в торговле со Средней Азией (первая половина XIX в.). / Е. В. Банникова // Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI-XIX вв.: сб. материалов Второй междунар. науч. конф. (Курск, 2009 г.) / сост. А. И. Раздорский. Курск: изд-во Курского гос. ун-та, 2009. С. 245-249. (0,5 п.л.).
- Банникова, Е. В. «Мятущееся сословие». Противоречия в купеческой среде дореформенной России / Е. В. Банникова // IV Международные Стахеевские чтения: Мат-лы науч. конф. Т. 1. Елабуга: Изд-во ЕГПУ, 2009. С 44-51. (0,5 п.л.).
- Банникова, Е. В. Межконфессиональные отношения в купеческой среде Урала. Дореформенный период / Е. В. Банникова // Народы России: историко-психологические аспекты межэтнических и межконфессиональных отношений: Мат-лы XXV Междунар. науч. конф. СПб.: Нестор, 2009. С. 133-138. (0,35 п.л.).
- Банникова, Е. В. Купеческая благотворительность на Урале в дореформенный период / Е. В. Банникова // Башкортостан: история и современность: Мат-лы межрегион. науч. конф., посвященной 90-летию образования Башкирской автономной советской республики. Стерлитамак: Стерлитамак. гос. пед. академия, 2009. С. 20-25. (0, 35 п.л.).
- Банникова, Е. В. Повседневная жизнь уральского купечества в дореформенный период. К историографии проблемы / Е. В. Банникова // Южный Урал: история, историография, источники: Межвуз. сб. науч. ст. Вып. 2 / отв. ред. Р. Н. Рахимов. Уфа: РИЦ БашГУ, 2009. С. 149-156. (0,5 п.л.).
- Банникова, Е. В. Эволюция ценностного потенциала уральского купечества в дореформенный период / Е. В. Банникова // История как ценность и ценностное отношение к истории: сб. науч. ст. / ГОУ ВПО «Урал. гос. пед. ун-т», ин-т истории и археологии УрО РАН. Екатеринбург, 2010. Часть II. С. 27-33. (0, 44 п.л.).
- Банникова, Е. В. Крестьянские корни. Черты крестьянского менталитета в повседневной жизни уральского дореформенного купечества / Е. В. Банникова // Северо-Запад в аграрной истории России: межвуз. тем. сб. науч. тр. / под ред. В.Н. Никулина. Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2010. С. 46-54. (0,5 п.л.).
- Банникова, Е. В. Система представлений о предпринимательской этике в поликонфессиональной среде уральского купечества / Е. В. Банникова // История народов России: Мат-лы XV Всеросс. науч.-практ. конф. М.: РУДН, 2011. С. 59-65. (0,5 п.л.).
- Банникова, Е. В. Повседневная жизнь в поликультурной среде: города и горожане Южного Урала во второй половине XVIII – первой половине XIX вв. / Е. В. Банникова // Диалог этнокультурных миров в евразийском историческом процессе. Материалы международной научно-практической интернет-конференции. Оренбург, ГОУ ОГУ, 2011. 1440 с. ISBN 978-5-7410-1173-7. С. 446-452 (0,5 п.л.) [Электронный ресурс] URL: http://orenport.ru/conf/
[1] Тарнас Р. Постмодернистское мышление // Тарнас Р. История западного мышления (Страсти западного ума). М., 1995. С. 4.
2 Любутин К. Н., Кондрашов П. Н. Диалектика повседневности: методологический подход. Екатеринбург, 2007. С. 217.
3 Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. В 2 тт. М., СПб., 2001; Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века // Лотман Ю. М. Избранные статьи в трех томах. Т. I. Статьи по семиотике и топологии культуры. Таллин, 1992. С. 248-268; Любутин К. Н., Кондрашов П. Н. Диалектика повседневности: методологический подход. Екатеринбург, 2007.
[4] Ростоу В. В. Стадии экономического роста. Нью-Йорк, 1961; Lerner D. The Passing of Traditional Society: Modernizing the Middle East. New York, London, 1965. P. VIII; Levy M. Modernization and the Structure of Societies. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1966. P. 11; Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX вв.). В 2 тт. СПб., 2000. С. 289.
[5] Гавров С. Н. Модернизация России: постимперский транзит. М, 2010.
[6] Богатуров А. Д., Виноградов А. В. Анклавно-конгломератный тип развития. Опыт транссистемной теории // Восток–Запад–Россия. М., 2002. С. 109-128.
[7] Федотова В. Г. Модернизация «другой» Европы. М., 1997.
[8] Бузгалин А. В. Постмодернизм устарел // Вопросы философии. 2004. № 2. С. 3-15.
[9] Сыров В. Н. О статусе и структуре повседневности (методологические аспекты) // Личность. Культура. Общество. 2000. Т. 2. Спец. выпуск. С. 147-159.
[10] Малков С. Ю. Методологические аспекты логико-математического моделирования социально-исторических процессов // Эволюция. 2003. № 1. С. 42-45.
[11] Статистическое изображение городов и посадов Российской империи на 1825 год, составленное под руководством директора Департамента полиции исполнительной тайного советника Штера. СПб., 1829; Статистические таблицы о состоянии городов Российской империи, составленные в Статистическом отделении Совета Министерства внутренних дел. СПб., 1840 (СПб., 1842; СПб., 1852); Городские поселения в Российской империи. Т. 2. СПб., 1861; Т. 3. СПб., 1863; Т. 4. СПб., 1864.
[12] Зябловский Е. Статистические описания Российской империи в нынешнем ее состоянии. 2-е изд. СПб., 1815. Ч. I-III; Ч. IV-V; Герман К. Ф. Статистические исследования относительно Российской империи. Ч. 1. СПб, 1819; Арсеньев К. И. Статистические очерки России. СПб., 1848; Дэн В. Э. Население России по пятой ревизии. Т. 2. Ч. 2. М., 1902; Кеппен П. Девятая ревизия: исследование о числе жителей в России в 1851 г. СПб., 1857.
[13] Попов Н. С. Хозяйственное описание Пермской губернии сообразно начертанию С-Петербургского Вольного экономического общества, сочиненное в 1802 и 1803 году в Перми. Пермь, 1813; Военно-статистическое обозрение Российской империи, издаваемое по высочайшему повелению при 1-м отделении Департамента Генерального штаба. Т. XIV. Ч. 1. Пермская губерния. СПб., 1852; Мозель Х. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Пермская губерния. СПб., 1864; Военно-статистическое обозрение Российской империи, издаваемое по Высочайшему повелению при 1-м отделении Департамента Генерального штаба. Т. II. Ч. 4. Вятская губерния. СПб., 1850; Жуковский И. Краткое географическое и статистическое описание Оренбургской губернии. Уфа, 1832; Дебу И. Л. Топографическое и статистическое описание Оренбургской губернии в нынешнем ее состоянии. М., 1837; Герн К., Васильев С. Оренбургская губерния // Военно-статистическое обозрение Российской империи. Т. 14. Ч. 2. СПб., 1848; Черемшанский В. М. Описание Оренбургской губернии в хозяйственно-статистическом, этнографическом и промышленном отношениях. Уфа, 1859.
[14] Паллас П. С. Путешествие по разным провинциям Российской империи, бывшее в 1768-1769 году. СПб., 1773-1788; Фальк И. П. Записки путешествия академика Фалька. СПб., 1824-1825.
[15] Двухкратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним. Часть первая. СПб., 1810; Эверсман Э. Путешествие от Казани по разным местам Оренбургской и Астраханской Губерний и по берегам Каспийского моря в 1829 году // Казанский вестник. 1830. Часть 29. № 7-8; Гофман Э. К. Северный Урал и береговой хребет Пай-Хой. Исследования экспедиции, снаряженной императорским русским географическим обществом в 1847, 1848 и 1850 годах. Т. II / пер. с нем. СПб., 1856; Путешествие по Сибири и прилегающим к ней странам Центральной Азии по описаниям Т. У. Аткинсона, А.-Т. Фон-Миддендорфа, Г. Радде и др. / Сост. А. Фон-Этцель и Г. Вагнер. Пер. с нем. Н. Деппиша. СПб., 1865; [Эрдман И. Ф.] Иоганна Фридриха Эрдмана путешествие по Вятской губернии летом 1816 года / с нем. перевёл С. К. Кузнецов // Календарь и ПКВГ на 1893 г. Вятка, 1892. С. 135-148; Загоскин Лаврентий. Записки жителя того света // Путешествия и исследования лейтенанта Лаврентия Загоскина в Русской Америке в 1842-1844 гг. М., 1956. С. 47-54.
[16] Арсеньев К. И. Путевые заметки о Юго-восточной России // Журнал Министерства внутренних дел. 1844. Часть 7. № 9; Небольсин П. Заметки на пути из Петербурга в Барнаул. СПб., 1859.
[17] Свиньин П. П. Картина Оренбурга и его окрестностей // Отечественные записки. 1828. Ч. 35. № 99. С. 35-49; Мельников П. И. Поездка в Кунгур // Москвитянин. М., 1841. Часть III; Мельников П. И. Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь // Мельников П. И. Полное собрание сочинений. Т. 7. СПб., 1909.; Мамин-Сибиряк Д. Н. Старая Пермь. Путевые очерки // Вестник Европы. Пб. 1889. Т. 138. Кн. 7; Его же. Город Екатеринбург // Мамин-Сибиряк Д. Н. Собр. соч. в 12 т. Свердловск, 1951. Т. 12. С. 238-290 и др.
[18] См., например: Сперанский М. М. Дневники 1819-1821 (Путешествие в Сибирь. 31.03.1819 – 8.02.1821) // ОР РНБ. Ф. 731. № 479; Берх В. Н. Путешествие в города Чердынь и Соликамск для изыскания исторических древностей. СПб., 1821; Вердеревский Е. А. От Зауралья до Закавказья. М., 1857; Записка Дмитрия Волкова об Оренбургской губернии 1763 г. // Вестник императорского русского географического общества. СПб., 1859. Ч. 27. № 9. С. 49-60; Записка Оренбургского губернатора Рейнсдорпа о недостатках вверенной его управлению губернии 1770 г. // Вестник императорского русского географического общества. СПб., 1859. Ч. 27. № 10. С. 90-104; Залесов Н. Г. Записки // Русская старина. 1903. Т. 114. С. 41-64; 1905. Т. 124. С. 5-38 и др.
[19] Герцен А. И. Былое и думы. М., 1958; Каменьский Г. Письма из ссылки. Киров, 1989; Салтыков-Щедрин М. Е. Губернские очерки // Его же. Собрание сочинений в 20 тт. / Под общей редакцией А. С. Бушмина, В. Я Кирпотина, С. А. Макaшина, Е. И. Покусаева. Т. 2. М., 1965.
[20] [Лопухин И. В.] Записки из некоторых обстоятельств жизни и службы действительного тайного советника и сенатора И. В. Лопухина, составленные им самим. Лондон, 1860; Вигель Ф. Ф. Записки. М., 1892; Чернов И. В. Записки // Труды Оренбургской Ученой архивной комиссии. Вып. XVIII. Оренбург, 1907; Бларамберг И. Ф. Воспоминания. М., 1978.
[21] Записка, найденная в бумагах покойнаго купца С-ва // Пермский сборник. Кн. 2. М., 1860. Прилож. С. XXVII-XXX; Клепиков К. И. Воспоминания вятского старожила. Вятка, 1899; Одинцов Н.В. Записки ростовца // Русский архив. 1906. Кн. II. Вып. 5. С. 14-46; Кувшинский Н. Несколько сведений из Вятской хроники прошлых времен. Со слов Вятского купца Александра Егоровича Рязанцева и некоторых других лиц писано в 1863 г. // Труды Вятской ученой архивной комиссии. Вып. I-II. Вятка, 1913. Отд. 3. С. 1-21; Прозоров А. А. Город Вятка и его обыватели: мемуары. Киров, 2010; Громозов И. И. Записки // Фонды Кировского областного объединенного историко-архитектурного музея-заповедника.
[22] Рычков Н. П. Журнал или Дневные записки путешествия капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства, 1769 и 1770 году. СПб., 1770-1772; Жуковский В. А. Дневники. СПб., 1903; Дневник священника (публ. подготовили: В. И. Байдин, С. В. Голикова, Л. А. Дашкевич, М. Ю. Нечаева) // Уральский исторический вестник. 1995. № 2. С. 114-143.
[23] Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое (далее ПСЗ). СПб., 1830; Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе (далее ПСЗ – 2). СПб., 1846.
[24] Иванов П. Обозрение прав и обязанностей российского купечества и вообще всего среднего сословия. Ч. 1. М., 1826 (репринтное издание – М., 2006); Колоколов Е. Ф. Указатель законов Российской империи для купечества. М., 1847; Российские законы о торговле и промышленности. Руководство для торговых сословий / Сост. А. Леонгард. СПб., 1855 и др.
[25] Мельников-Печерский П. И. Красильниковы // Мельников-Печерский П. И. Собрание сочинений в 6 тт. Т. 1. М., 1963. – С. 5-24; Даль В. И. Бикей и Мауляна // Даль В. И. Повести и рассказы. Уфа, 1981; Мамин-Сибиряк Д. Н. Приваловские миллионы. М., 1981; Мамин-Сибиряк Д. Н. Золото. Минск, 1983; Мамин-Сибиряк Д. Н. Хлеб. М., 1984; Решетников Ф. М. Где лучше? Свердловск, 1987.
[26] См., например: Дитятин И. И. Устройство и управление городов России. Т. 1-2. СПб., 1875-1877; Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. СПб., 1896; Пажитнов К. А. Очерк развития буржуазии в России // Образование. 1907. № 2а. С. 1-23; № 3. С. 59-88; Кизеветтер А. А. Местное самоуправление в России X-XIX вв. М., 1910; Берлин П. А. Русская буржуазия в старое и новое время. М., 1922.
[27] Берлин П. Буржуазия в русской художественной литературе // Новая жизнь. 1913. № 1. С. 170-195; Берлин П. А. Русская буржуазия в старое и новое время. М., 1922.
[28] Балицкий Г. Купечество // Москва в ее прошлом и настоящем. Т. 10. М., 1911.
[29] Корш Е. Быт купечества и мещанства // Государственный исторический музей. Из эпохи крепостного хозяйства XVIII и XIX вв. М., 1926. С. 23-34.
[30] Вистенгоф П. Очерки московской жизни. М., 1842.
[31] Булгарин Ф. Очерки русских нравов. Лицевая сторона и изнанка рода человеческого. СПб., 1843.
[32] [Ушаков А. С.] Наше купечество с серьезной и карикатурной стороны. Вып II. М., 1866; Вып. III. М., 1867.
[33] Пыляев М. И. Старый Петербург. Рассказы из былой жизни столицы. СПб., 1889.
[34] Корш Е. Быт купечества и мещанства // Государственный исторический музей. Из эпохи крепостного хозяйства XVIII и XIX вв. М., 1926. С. 26, 28.
[35] Чечулин Н. Русское провинциальное общество во второй половине XVIII в. СПб., 1889.
[36] Чечулин Н. Указ. соч. С. 15.
[37] Смышляев Д. Д. Сборник статей о Пермской губернии. Пермь, 1891.
[38] Дмитриев А. А. Очерки из истории губернского города Перми с основания поселений до 1845 г. с приложением летописей Перми с 1845-1890 года: Первый опыт краткого изложения истории Перми. Пермь, 1889; Дмитриев А. А. Исторический очерк Пермского края. Пермь, 1896; Верхоланцев В. С. Город Пермь, его прошлое и настоящее. Пермь, 1913.
[39] ГАСО. Ф. 129. Чупин Наркиз Константинович
[40] Столпянский П. Н. Город Оренбург. Материалы к истории и топографии города. Оренбург, 1908.
[41] Лобысевич Ф. И. Город Оренбург: историко-статистический очерк. СПб., 1878.
[42] Алекторов А. История Оренбургской губернии. 2-е изд. Оренбург, 1883.
[43] Белавин К. А. Оренбург: географическо-исторический очерк. Оренбург, 1891.
[44] Гурвич Н. А. Город Уфа. К 300 летнему юбилею. Уфа, 1887.
[45] Сомов М. М. Описание Уфы // Оренбургские губернские ведомости. 1864. №№ 10-52.
[46] Вештомов А. История вятчан со времени поселения их при реке Вятке до открытия в сей стране наместничества или с 1181 по 1781-й год чрез 600 лет. Казань, 1907.
[47] Юрьев В. П. Состояние города Вятки в царствование Екатерины II. Очерк из истории Городского общественного управления. Вятка, 1885.
[48] Спицын А. А. Вятская старина. Вятка, 1884; Спицын А. А. История рода Рязанцевых. Вятка, 1884.
[49] Хромов П. А. Экономическое развитие России в XIX—XX веках. 1800— 1917. М., 1950; Рашин А. Г. Население России за 100 лет (1811—1913.гг.): Статистические очерки. М., 1956; Дихтяр Г.А. Внутренняя торговля в дореволюционной России. М., 1960.
[50] Яковцевский В. Н. Купеческий капитал в феодально-крепостнической России. М., 1953. С. 135. Полянский Ф. Я. Первоначальное накопление капитала в России. М., 1958; Рындзюнский П. Г. Городское гражданство дореформенной России. М., 1958.
[51] Бахрушин С. В., Рожкова М. К., Рындзюнский П. Г. Московская буржуазия // История Москвы. Т. 3. М., 1954. С. 311.
[52] Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города: Горожане, их общественный и домашний быт. М., 1978. С. 196.
[53] Анохина Л. А., Шмелева М. Н. Быт городского населения средней полосы РСФСР в прошлом и настоящем. М., 1977. С. 72.
[54] Козлова Н. В., Тарловская В. Р. Торговля // Очерки русской культуры XVIII века. Ч. 1. М., 1985. С. 252.
[55] Козлова Н. В., Тарловская В. Р. Указ. соч. С. 254-255.
[56] Бахрушин С. В., Рожкова М. К., Рындзюнский П. Г. Указ. соч. С. 320.
[57] См., напр.: Очерки по истории Башкирской АССР. В 2 т. Т. 1 / под ред. А. П. Смирнова и др. Уфа, 1956; История Уфы: краткий очерк / под ред. Р. Г. Ганеева. Уфа, 1976; История Урала с древнейших времен до 1861 г. / отв. ред. А. А. Преображенский. М., 1989; Очерки истории Челябинской области. В 2 ч. / под ред. В. Е. Четина. Челябинск, 1991; История Башкортостана с древнейших времен до 60-х годов XIX в. / отв. ред. Х. Ф. Усманов. Уфа, 1996.
[58] Луппов П. Н. История города Вятки. Киров, 1958; Асфандияров А. З. Экономическая жизнь и городское хозяйство Уфы в первой половине XIX в. // Исследования по истории Башкирии XVII-XIX вв. Уфа, 1973; Зобов Ю. С. Оренбуржье, год 1833: к 150-летию поездки А. С. Пушкина в Оренбургский край: материал в помощь лекторам. Оренбург, 1983; Барсов Н. Н. Уфа в начале XIX века // Поиски и находки: краеведческий сб. / сост. В. А. Скачилов. Уфа, 1984; Кутюков М. И. Яранск: к 400-летию города. Киров, 1984; Альтов В. Бузулук. Челябинск, 1987; Помещиков В. И., Карпов В. Б. Уржум. Киров, 1987; Дорофеев В. В. Над Уралом-рекой. Челябинск, 1988; Моисеев А. П. Память челябинских улиц. Челябинск, 1988; Альтов В. Бугуруслан. Челябинск, 1990 и др.
[59] Горловский М. А. Города Урала в первой половине XIX века // Вопросы экономической истории и экономической географии. Свердловск, 1964. С. 5-18.
[60] История Урала с древнейших времен до 1861 г. / отв. ред. А. А. Преображенский. М., 1989. С. 434.
[61] Очерки по истории Башкирской АССР. В 2 т. Т. 1 / под ред. А. П. Смирнова и др. Уфа, 1956. С. 20.
[62] Побережников И. В. Переход от традиционного к индустриальному обществу: теоретико-методологические проблемы модернизации. М., 2006. С. 217.
[63] Комлева Е. В. Енисейское купечество (последняя четверть XVIII – первая половина XIX века). М., 2006. С. 19.
[64] Хеллер К. Отечественное и иностранное предпринимательство в России XIX – начала XX века // Отечественная история. 1998. № 4. С. 57.
[65] Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 2004. С. 293-294
[66] Российский старый порядок: опыт исторического синтеза. Мат-лы круглого стола // Отечественная история. 2000. № 6. С. 90-91.
[67] Козлова Н. В. Некоторые черты личностного образца купца XVIII века (К вопросу о менталитете российского купечества) // Менталитет и культура предпринимателей России XVII – XIX вв. М., 1996. С. 43.
[68] Пайпс Р. Указ. соч. С. 303.
[69] Ахиезер А., Клямкин И., Яковенко И. История России: конец или новое начало? М., 2005. Гл. 15. Пункт 15.2. [Электронный ресурс] URL: http://ist.p16q48.firstvds.ru /ahcontent.html.
[70] См., например: Бойко В. П. Томское купечество в конце XVIII-XIX вв.: Из истории формирования сибирской буржуазии. Томск, 1996; Семенова А. В. Менталитет купечества в период становления российского предпринимательства // Отечественная история. 1998. № 6. С. 21-24; Брянцев М. В. Культура русского купечества. Воспитание и образование. Брянск, 1999; Нилова О.Е. Московское купечество конца XVIII – первой четверти XIX в.: социальные аспекты мировосприятия и самосознания. М., 2002; Комлева Е. В. Енисейское купечество (последняя четверть XVIII – первая половина XIX века). М., 2006 и др.
[71] Барышников М. Н. Институциональное пространство российского предпринимательства в XVIII – начале XX в.: организационное и социокультурное измерение // Историческая память и социальная стратификация. Социокультурный аспект: Материалы XVII Междунар. науч. конф. В 2 ч. / Под ред. д-ра ист. наук, проф. С. Н. Полторака. СПб., 2005. Ч. 1. С. 64-68; Белик А. А. Некоторые особенности поведения купцов третьей гильдии в конце XVIII – первой половине XIX вв. (на примере Вятского края) // Историческая память и социальная стратификация. Социокультурный аспект: Материалы XVII Междунар. науч. конф. В 2 ч. / Под ред. д-ра ист. наук, проф. С. Н. Полторака. СПб., 2005. Ч. 1. С. 71-72; Беспаленок Е. Д. Нравственные приоритеты российских купцов XXVII-XVIII вв. (по материалам г. Смоленска) // Динамика нравственных приоритетов человека в процессе его эволюции: Материалы XIX Междунар. науч. конф. В 2 ч. / Под ред. д-ра ист. наук, проф. С. Н. Полторака. СПб., 2006. Ч. 1. С. 169-174.
[72] Брянцев М. В. Религиозно-этические основы предпринимательства в России (XIX в.). М., 2000.
[73] Керов В. В. Духовный строй старообрядческого предпринимательства: альтернативная модернизация на основе национальной традиции // Экономическая история. Ежегодник. М., 1999. С. 195-234; Керов В. В. «Се человек и дело его …»: Конфессионально-этические факторы старообрядческого предпринимательства в России. М., 2004. Керов В. В. Социокультурные факторы формирования деловой культуры старообрядцев (XVIII-XIX века) // История предпринимательства в России: XIX – начало XX века. Вып. 2. Сб. статей / Под ред. А. Л. Дмитриева, А. А. Семенова. СПб., 2006. С. 79-91.
[74] Куприянов А. И. Русский город в первой половине века: Общественный быт и культура горожан Западной Сибири. М., 1995; Куприянов А. И. Представления о труде и богатстве русского купечества дореформенной эпохи // Менталитет и культура предпринимателей России XVII-XIX вв. Сб. статей. М., 1996. С. 83-107; Куприянов А. И. Городская культура русской провинции конца XVIII – первой половины XIX века. М., 2007.
[75] Корноухова Г. Г. Практика «избыточного труда» и неготовность к «избыточному производству»: к проблеме методов исследования деловой культуры мусульманских предпринимателей России конца XIX — начала ХХ в. // Вестник РУДН. 2008. № 4. С. 93-103; Корноухова Г. Г. «Не обманешь – не продашь?»: К проблеме обмана в деловой культуре мусульманских предпринимателей Российской империи конца XIX – начала ХХ в. в торговой сфере // Вестник РУДН. 2010. № 4. С. 128-143.
[76] Дегтярев И. В. Челябинская старина: Сб. ст. и материалов по истории Челябинска раннего периода (30-е годы XVIII — середина XIX века). Челябинск, 1996; Бердинских В. А. История города Вятки: Очерки. Киров, 2002; Корепанов Н. С. В провинциальном Екатеринбурге. Екатеринбург, 2003; Миненко Н. А., Апкаримова Е. Ю., Голикова С. В. Повседневная жизнь уральского города в XVIII – начале XX века. М., 2006.
[77] Купечество вятское: из истории торговли, предпринимательства и благотворительности / Ред. – сост. М. Судовиков, Т. Николаева. Киров-Вятка, 1999; Баяндина Н. П. Пермь купеческая. Пермь, 2002; Судовиков М. С. Вятское купечество в воспоминаниях современников. Киров, 2005; Банникова Е. В. Дореформенное купечество Южного Урала: повседневная жизнь в городской среде. Оренбург, 2009; Судовиков М. С. Купеческое сословие Вятско-Камского региона в конце XVIII - начале XX в. Вятка, 2009.
[78] Чарушин А. А. Купеческий род Хохряковых: из истории торговли и предпринимательства в XVII - первой половине XIX вв. Киров: б. и., 1996; Агеев С. С., Микитюк В. П. Рязановы – купцы екатеринбургские. Екатеринбург, 1998; Гудкова З. М. Предприниматели Южного Урала. Уфа, 2003; Богданов М. В. Рязанцевы. Соликамск, 2010.
[79] Андреев Н. В. История пермского городского самоуправления (последняя четверть XVIII – первая четверть XIX в.). Пермь, 2003; Главы городского самоуправления Екатеринбурга: Исторические очерки / Под общ. ред. Е. С. Тулисова. Екатеринбург, 2003; Кустова Е. В. Органы городского самоуправления в структуре провинциального города дореформенной России (на материалах деятельности вятской городской думы 1793-1870 гг.). Дисс. … к.и.н. Киров, 2004.
[80] Копцева Т. В. Духовная культура купеческого Зауралья (вторая половина XVII – середина XIX в.). Дисс. … к.и.н. Екатеринбург, 1998; Белик А. А. Культура повседневности провинциального купечества конца XVIII – первой половины XIX вв. Дисс. … канд. культурологических н. Киров, 2005; Банникова Е. В. Повседневная жизнь уральского купечества в первой половине XIX века. Оренбург, 2010; Маслова И. М. Менталитет провинциального купечества Российской империи в XIX – начале ХХ вв. (на материалах уездных городов Вятской губернии). Автореферат дисс. … д.и.н. Казань, 2010.
[81] Мударисов Р. З. Промышленность Южного Урала в первой половине XIX века (1801-1861). Уфа, 2003; Солонченко Е. А. Таможенная политика на юго-востоке России и ее реализация в Оренбургском крае в 1752-1868 гг. Оренбург, 2007; Шкунов В. Н. Торгово-экономические отношения Российской империи с сопредельными странами Востока во второй половине XVIII – первой половине XIX в.: Автореферат дисс. … д-ра ист. наук. Саранск, 2009.
[82] Купечество вятское: из истории торговли, предпринимательства и благотворительности / Ред. – сост. М. Судовиков, Т. Николаева. Киров-Вятка, 1999. С. 23.
