Диффузия европейских инноваций в россии (xviii – начало xx вв.)
На правах рукописи
Алексеева Елена Вениаминовна
ДИФФУЗИЯ ЕВРОПЕЙСКИХ ИННОВАЦИЙ В РОССИИ
(XVIII – НАЧАЛО XX ВВ.)
Специальность 07.00.09 –
Историография, источниковедение и методы исторического исследования
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Екатеринбург – 2007
Работа выполнена в Отделе истории России XVI–XIX вв. Института истории и археологии Уральского отделения Российской академии наук
Научный консультант: доктор исторических наук, профессор
Тимошенко Владимир Петрович
Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор
Пушкарёва Наталья Львовна
доктор исторических наук, профессор
Рогинский Вадим Вадимович
доктор исторических наук, профессор
Тертышный Анатолий Тихонович
Ведущая организация: Институт российской истории Российской академии наук
Защита состоится «10» октября 2007 г. в 10.00 часов на заседании диссертационного совета Д 004.011.01 по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора исторических наук при Институте истории и археологии Уральского отделения Российской академии наук по адресу: 620026, г. Екатеринбург, ул. Р. Люксембург, 56.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института истории и археологии Уральского отделения Российской академии наук.
Автореферат разослан «____» _____________ 2007 г.
Учёный секретарь
диссертационного совета,
кандидат исторических наук Е.Т. Артёмов
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ
Актуальность темы. История любого народа – это история его саморазвития во взаимодействии с другими человеческими общностями. Узнавание о новейших мировых достижениях, стремление перенять или учесть их в собственном развитии – естественная составная часть эволюции человеческой культуры. Россия, расположенная между двумя цивилизационными мирами – западным и восточным, в течение многих веков органично вбирала в себя их элементы. Этот естественный и постепенный обмен знаниями и материальными объектами неоднократно перемежался продолжительными периодами интенсивного внешнего влияния. В эпоху Древней Руси и русского средневековья заметное воздействие на неё оказали скандинавский, византийский, тюркский миры. Становление и развитие России как империи в XVIII – начале XX в. разворачивалось в тесном общении с Европой.
Актуальность изучения темы взаимоотношений России и европейских стран признается исследователями как в нашей стране, так и за рубежом. М.-П. Рэй называет их важнейшим вопросом для России, начиная с царствования Ивана IV (1547–1584) и особенно с правления Петра I (1696–1725)[1]. И в дальнейшем, вплоть до революции 1917 г., вектор российского развития постоянно сверялся с траекторией движения западноевропейского общества, по многим параметрам признавашегося передовым, прогрессивным. Пристальное внимание к зарубежью, стремление узнать о способах эффективного решения тех или иных задач общественного развития на Западе, применить их в нашей стране постоянно демонстрируют и современные российские политики и государственные деятели, что актуализирует обращение к анализу европейских ориентиров нашего исторического пути. Таким образом, истоки этого интереса уходят еще в допетровскую эпоху, а ныне проявляются в колебаниях между включением в глобальный контекст и изоляционизмом, стремлением угнаться за быстро меняющимся миром и необходимостью сохранить свою идентичность. Обращение к историческому опыту взаимодействия нашей страны с западным миром, его влиянию на отечественную судьбу представляется важным и насущным в настоящее время, когда Россия в очередной раз выбирает перспективные ориентиры.
Всегда присутствуя в общественном сознании, наибольшее внимание эти проблемы притягивают в кризисные, переломные периоды жизни российского общества, когда с новой силой встаёт вопрос о радикальных преобразованиях социальных и политических структур, о необходимости выбора путей и средств дальнейшего развития страны. Так было в конце XVII в., в середине XIX столетия, в революционные десятилетия начала XX в. и после крушения Советской империи в его конце. Сегодня, в драматической ситуации постимперского существования, утраты приоритетного положения в мировом политическом сообществе, вопросы о месте и роли России в мире, о степени её зависимости от внешнего мира и собственной способности изменять мир актуальны как никогда. Серьёзную помощь в поиске ориентиров дальнейшего пути может оказать осмысление богатейшего опыта, накопленного российской общественной мыслью и нашей историей.
Объектом исследования в диссертации является модернизация России XVIII – начала XX в. Модернизация – главный вектор развития человеческой цивилизации на протяжении последних пяти веков. Её исходным центром признаётся Западная Европа. В ходе модернизации, постепенно охватывающей другие территории, на исторической сцене появляется и начинает играть ведущую роль современное общество. Для него характерны развитая промышленность, урбанизация, широкий спектр личных свобод, авторитет рационального, научного знания, секуляризация культуры, которые приходят на смену аграрным отношениям и патриархальным ценностям прежней эпохи. В России процесс модернизации всех сторон общественной жизни по западноевропейскому образцу начался с петровских времен. Понятие модернизации не равнозначно понятиям европеизации, вестернизации. Однако их значимость для российской истории Нового времени чрезвычайно велика. Поэтому в диссертации внимание фокусируется на европейских составляющих российского модернизационного процесса.
Предмет исследования – концепция диффузионизма, применяемая для изучения распространения феноменов и факторов инновационного развития в ходе модернизационных процессов в России XVIII – начала XX вв. Предмет исследования включает каналы, процесс и результаты проникновения западноевропейских инноваций в различные области российского общественного бытия указанного периода.
В диссертации ставятся цели:
1. Разработать и описать модель диффузии инноваций, порожденных западной цивилизацией эпохи модерна, в обществе-реципиенте.
2. Апробировать концепцию диффузионизма и модель диффузии инноваций на материале модернизации России в XVIII – начале XX вв.
В соответствии с объектом, предметом и целями исследования сформулированы задачи:
1. Изучить каналы и механизмы диффузии западноевропейских инноваций в российский социум;
2. Выявить европейские компоненты в различных сферах жизни изучаемого общества;
3. Исследовать реакцию общества-реципиента на проникновение инноваций в традиционный уклад жизни;
4. Проанализировать результаты диффузии и её эффективность;
5. Соотнести основные западноевропейские центры распространения инноваций с модернизационными трансформациями в России, и установить масштабы европейского влияния на отечественную историю изучаемой эпохи;
6. Оценить с позиций исторического опыта целесообразность внедрения экзогенных новаций в социальную практику общества-реципиента.
Хронологические рамки работы. Россия не была изолирована от своих европейских соседей до XVIII в. Более того, на протяжении XVII столетия она испытывала всё нараставшее влияние Запада и даже столкнулась с его угрозой. Однако интенсивный процесс модернизации всех сторон общественной жизни по западноевропейскому образцу в России начался с петровских времен. Официальный курс на обмирщение социальной и культурной жизни общества (а, значит, и на ревизию традиции в широком смысле) был зафиксирован в 1700 г., когда Пётр I упразднил Патриаршество. С этой же поры отмечаются перемены в традиционной практике управления, функционировании государства; закладываются основы современной экономики; организуется подготовка и деятельность новых профессиональных кадров; претерпевают радикальные изменения виды деятельности и досуга; европеизируется внешний облик поселений и их жителей, бытовая повседневность; вышедшее из рамок церковного канона искусство приобретает преимущественно светский характер. Эта эпоха завершилась революционным сломом 1917 г., после которого отношения Советской России и западного (капиталистического) мира стали определяться совсем другими императивами. Поэтому наше внимание сосредоточено преимущественно на имперском периоде отечественной истории – XVIII – начале XX в.
Территориально исследование очерчено Россией в изменчивых границах XVIII – начала XX вв. Поскольку в центре внимания – исследование общегосударственных процессов, перед нами не стоит задача описывать те или иные модернизационные явления в границах отдельно взятой губернии или края. В то же время, региональная компонента в диффузии и признается, и рассматривается.
Другая взаимодействующая сторона в процессе распространения инноваций – Запад. Употребление в диссертации словосочетания «Западная Европа» или синонимичного ему «Запад» апеллирует к сущностному цивилизационному единству этого крупного региона, представленному полифонией экономических, социальных, политических, культурных и конфессиональных различий в объемлемых им странах. Под «западными заимствованиями» применительно к рассматриваемой истории России подразумеваются инновации, проникавшие в наше государство из стран – пионеров и лидеров процесса трансформации традиционного мира в современный. На разных этапах ими являлись Республика Соединенных провинций, Швеция, Великобритания, Франция, германские государства.
Научная новизна диссертации связана с разработкой методов исторического исследования и с вкладом в изучение теоретических и конкретно-исторических аспектов российской модернизации.
Во-первых, впервые применяя концепцию диффузионизма (традиционно использовавшуюся в антропологии, этнологии и других науках) к комплексу инновационных процессов отечественной истории XVIII – начала XX вв., связанных с переориентацией на европейский путь развития, диссертация вносит вклад в определение возможностей и пределов применения междисциплинарных методов, развивает методологию современной исторической науки.
Во-вторых, диссертационное исследование разрабатывает теорию диффузии модернизационных процессов. Существующие исследовательские практики изучения модернизации России XVIII – начала XX вв. дополнены впервые разработанной моделью диффузии европейских инноваций в социальную реальность России Нового периода отечественной истории. Выполненное на её основе исследование углубляет понимание российской модернизации. Через призму разрабатываемой теории инновационные процессы изучаются не сами по себе, не как фактически автономный, «внутренний» феномен, что типично для историографии, а в единстве с источником, побудителем и движителем процесса.
В-третьих, на основе сконструированной модели впервые в историографии применительно к отечественной истории XVIII – начала XX вв. проанализированы и типизированы каналы и механизмы диффузии инноваций; определены основные агенты диффузии; в каждой из названых групп (вычлененных по социальному, профессиональному, национальному признакам) обобщено количество, представлена динамика численности носителей инновационных практик и информации.
В-четвёртых, в работе впервые систематизированы и проанализированы основные европейские компоненты отечественного модернизационного процесса, развивавшегося до революционной смены власти в 1917 г., рассмотрены результаты диффузии и её эффективность, установлены масштабы европейского влияния на российскую историю изучамой эпохи, оценена целесообразность внедрения экзогенных новаций в отечественную социальную практику. Тем самым, включаются в мировой контекст, соотносятся с основными западноевропейскими центрами распространения инноваций, конкретизируются и генерализируются в аксиологическом ключе отправные точки, механизмы, ход и результаты модернизации дореволюционной России.
Практическая значимость работы. Проведенное исследование позволяет осмыслить политическую и практическую целесообразность привлечения и использования иностранных инноваций. Выполненное обобщение европейских прототипов отечественных реалий, анализ исторического опыта ориентации на европейское развитие с его положительными и негативными сторонами может быть практически полезно для политиков, государственных деятелей, дипломатов, деятелей культуры, предпринимателей.
Разработанная исследовательская модель, наблюдения и теоретические обобщения автора доказывают возможность и плодотворность применения концепции диффузионизма для изучения исторических аспектов отношений стран-доноров и реципиентов в эпоху Нового времени, приводят к углублённому пониманию процессов модернизации, шедших в России в имперский период истории, предметному включению её в общеевропейский модернизационный контекст. Поскольку в исследовании прослежены длительные тренды развития инновационных процессов в широком диапазоне явлений общественной жизни, результаты диссертационного труда полезны для написания новых работ по отечественной истории XVIII – начала XX вв. как обобщающего, так и конкретного характера. Реализованный автором подход чёткого вычленения сюжетных линий исследования и их прослеживания от генезиса до реализации заложенного в них потенциала, привлекателен для вузовских преподавателей, так как позволяет генерализировать историческую фактуру читаемых курсов.
Апробация исследования. Ключевые положения и результаты исследования представлены в двух авторских монографиях «Диффузия европейских инноваций в России (XVIII – начало XX века)». М.: РОССПЭН, 2007 (23 п.л.) и «Европейская культура в имперской России: проникновение, распространение, синтез» (15,2 п.л.), Екатеринбург: Изд. УрГИ, 2006; а также в коллективных монографиях: опубликованных – Алексеев В.В., Алексеева Е.В., Денисевич М.Н., Побережников И.В. «Региональное развитие в контексте модернизации». Екатеринбург - Лувен: ИИиА УрО РАН, 1997; Алексеев В.В., Алексеева Е.В., Зубков К.И., Побережников И.В. «Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике XVI–XX вв.». М.: Наука, 2004, «Россия в XVII – начале XX вв.: региональные аспекты модернизации». Отв. ред. И.В. Побережников. Екатеринбург: ИИиА УрО РАН, 2006; подготовленной к печати «Россия в XVIII – начале XX в.: экзогенные факторы и диффузионные механизмы развития» (по гранту РГНФ-Урал (проект № 04-01-83117 а/У)); учебно-методическом пособии, статьях и материалах докладов на научных конференциях (21 работа на русском и иностранных языках общим свыше 70 п.л.).
Основные положения диссертации представлялись в виде докладов и сообщений на следующих конференциях: за рубежом (в качестве приглашённого докладчика: г. Труа, Франция, 2001; г. Аи, Франция, 2002; г. Киркенес, Норвегия, 2002; г. Реймс, Франция, 2004); международных (Екатеринбург, 2006); российских (Челябинск, 2003; Екатеринбург, 2001; 2003; 2006 гг.).
На основе предложенной модели диффузии инноваций автором был разработан и введён в учебный процесс курс «Россия и Запад: проблемы общения и взаимодействия культур», читаемый на факультете иностранных языков и межкультурной коммуникации Уральского гуманитарного института. Опубликован учебно-методический комплекс «Россия и Запад: проблемы общения и взаимодействия культур» 2,3 п.л. (Екатеринбург: Изд. УрГИ, 2003).
Рукопись диссертации обсуждалась на заседании отдела Истории России XVI – XIX вв. Института истории и археологии УрО РАН. Исследования, связанные с диссертационной тематикой, велись при поддержке грантов РГНФ-Урал (проект № 04-01-83117 а/У); Программы Президента РФ по поддержке ведущих научных школ (проект № НШ-7455.2006.6).
Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, шести глав, подразделенных на параграфы, заключения, списка источников и литературы, включающего 798 позиций, трёх приложений.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обоснована актуальность и новизна темы диссертации, определены её объект, предмет, цели и основные задачи, аргументированы хронологические и территориальные рамки, даны дефиниции основных понятий и терминов, сформулирована научно-практическая значимость работы.
В главе 1 «Историографические, источниковые и теоретико-методологические аспекты проблемы распространения западноевропейских инноваций в России» рассматривается литература по теме, характеризуется источниковая база работы, описывается её методология, конструируется модель диффузии инноваций, характеризуются методы исследования. Глава состоит из трёх разделов. В первом из них анализируется «Интеллектуальная традиция осмысления российского и европейского путей развития и современный этап разработки темы». О важности названной проблемы для национального самосознания и общественного развития свидетельствует её многогранное преломление в общественной мысли и огромное количество трудов, созданных на протяжении прошедших двух веков. Указанное обстоятельство существенно затрудняет характеристику осмысления проблемы «Россия и Европа», которую приходится производить по трём основаниям: общественно-политическому, философскому и научно-историческому.
Кратко этапы общественно-политического отношения к рассматриваемой проблеме в связи с эволюцией Российской империи и её позиционированием в мире можно представить в следующем виде. 1) Инициируемая властью нацеленность на вхождение России в круг передовых европейских государств, ориентация на широкое внедрение европейских образцов в разные области социальной практики и фактическая реализация этой задачи в XVIII в. – 1820-е гг. 2) Поиск интеллектуальной и властной элитой Российской империи наиболее подходящего пути дальнейшего развития, в связи с осознанием, с одной стороны, собственных достижений (приобретенных, в том числе, с помощью европейского опыта), с другой стороны – опасностей бурно развивающегося капитализма в Европе. Фиксация правительственного решения этой дилеммы в теории официальной народности в 1830-е гг. Предельно заострённая постановка вопроса о национальной самобытности и векторе движения государства в спорах западников и славянофилов в 1830–1840-е гг. 3) Попытка выйти за пределы квадратуры европейского круга через призывы к созданию нового, социалистического общества (по-разному реализуемого в представлениях народников и марксистов, большевиков) в 1860–1900-е гг. 4) Стремление к снятию противоречий антиномии Россия – Европа в революционно-западнический период развития победившего большевизма через вовлечение Европы в мировой процесс революционного созидания социализма (1917–1930-е гг.). 5) Осознание невозможности сближения социалистической, передовой России и отсталой (в политическом смысле) капиталистической Европы, обособление от неё после Второй мировой войны. Господство изоляционистских тенденций вплоть до середины 1980-х гг. 6) С середины 1980-х гг. – начало нового цикла, характеризующегося открытостью к широкомасштабному восприятию европейских, западных реалий.
Философский аспект проблемы взаимоотношений России и Европы, необходимости/нежелательности европейского пути развития для России осмысливался многими крупными учёными и общественными деятелями. Главным вопросом для русских философов был и остается: куда, и каким путём идёт Россия? Результаты их раздумий, преломлённые в публикациях и спорах, влияли на формирование вышеназванных направлений политического курса. Среди тех, кто внёс большой вклад в определение особенностей культурно-исторического пути России, характера её взаимоотношений с западными странами – Н.М. Карамзин. Утверждая, что Запад и Россия не противостоят друг другу, являются ветвями общей культурной традиции, он в то же время негативно относился к заимствованиям политических форм и институтов из Европы. Своеобразное истолкование идеи Н.М. Карамзина получили в 30-е гг. XIX в. Консервативное направление общественной мысли было развито теорией официальной народности, разработанной министром народного просвещения С.С. Уваровым (1786—1855) и историком М.Д. Погодиным (1800—1875). Суть ее заключалась в том, что самодержавие, православие и народность как самобытные основы русской истории, обеспечивают благоденствие и могущество России, мир между сословиями и защиту от «тлетворных» революционных идей Запада.
Яркий след в истории дискуссий вокруг проблемы "Россия и Европа" оставили "Философические письма" (1820–1830-е гг.) П.Я. Чаадаева (1794—1856). С чувством горечи и печали он писал, что Россия не внесла ничего ценного в сокровищницу мирового исторического опыта. Среди других народов, по его мнению, мы выделялись слепым подражательством, рабством, политическим и духовным деспотизмом. Наиболее сильное впечатление идеи Чаадаева произвели на славянофилов, искавших опровержения его мрачных выводов.
Сущность споров западников и славянофилов о судьбах России, её призвании хорошо известна, в кратком обзоре историографической традиции нет необходимости подробно их освещать. Резюме по этому вопросу было удачно сформулировано Н.А. Бердяевым, который в 1946 г. писал: «Есть ли исторический путь России тот же, что и Западной Европы, т.е. путь общечеловеческого прогресса и общечеловеческой цивилизации, и особенность России лишь в ее отсталости, или у России особый путь и её цивилизация принадлежит к другому типу? Западники целиком приняли реформу Петра и будущее России видели в том, чтобы она шла западным путем. Славянофилы верили в особый тип культуры, возникающий на духовной почве православия. Реформа Петра и европеизация петровского периода были изменой России»[2].
Новый ракурс рассмотрения проблемы связан с появлением работы Н.Я. Данилевского "Россия и Европа" (1869), идеи которого оказали заметное влияние на взгляды многих участников дискуссии и, в частности, на последующее оформление такого своеобразного явления русской мысли как концепция евразийства. На основании анализа отношений России и Европы, начиная с XVII–XVIII вв., Данилевский выдвинул тезис об исконной «вражде» Запада по отношению к России. Он сопоставлял Россию (и шире – славянский мир) и Европу как два культурно-исторических типа, резко отличающихся друг от друга в ценностных основах и общей направленности исторического развития.
К.Н. Леонтьев утверждал, что Запад всегда представлял основную опасность для России. Корни этой опасности он находил в индустриализме европейских стран, противостоящем сельскохозяйственному Востоку. Оценивая фактор революции резко отрицательно, Леонтьев видел истоки любой революционности в распространении ценностей буржуазного общества. Убежденный противник принципа равенства, он считал, что торжество демократии прямо ведёт к утрате национальной и индивидуальной специфики, к нивелированию человеческого общества. Ф.М. Достоевский не подвергал сомнению европейский характер русской культуры, но он призывал отвернуться от неблагодарного Запада и обратить взгляд на Азию.
В работах виднейших теоретиков народничества: М.А. Бакунина, П.Л. Лаврова, Н.К. Михайловского констатируется факт утверждения в Европе капиталистических отношений. Лидеры народников единодушно считали, что ничего хорошего народным массам капитализм не принес. Вступление России, да еще с опозданием, на тот же путь сулило ей, с их точки зрения, замену одних противоречий другими, не менее острыми. Анализируя прошлое России, отмечая особенности её развития в сравнении с европейскими странами, народники проявляли наибольший интерес к тем сторонам российской общественной жизни (прежде всего, общине), наличие которых, по их мнению, позволяло надеяться на возможность избежать заимствования отрицательных моментов западного опыта. Провозглашенная еще А.И. Герценом идея "крестьянского общинного коммунизма" укрепляла веру народников в то, что России удастся избежать мучительного периода утверждения капитализма, через который прошли европейские страны, и сразу перейти к более совершенным формам общественного устройства.
Заметный отпечаток на содержание дальнейших дискуссий вокруг рассматриваемой проблемы наложило распространение в стране марксистских идей. Концепция К. Маркса достаточно органично укладывалась в рамки западнической точки зрения на этот вопрос, представляла лишь одно из её направлений. Российские марксисты не сомневались, что существует только одна, общая для всех, цивилизация, через определённые ступени развития которой должны пройти все народы мира, в том числе и Россия. Большевизм являлся своеобразным синтезом марксизма и русской революционной традиции XIX в. в её наиболее радикальных проявлениях (Пестель, Чернышевский, Бакунин, Ткачев, Нечаев, народовольцы).
Евразийцы 1920-х гг. (П.А. Карсавин, Н.С. Трубецкой, Г.В. Флоровский и др.) считали европеизацию России вредной и пагубной, трактуя её как нарушение основ общественно-политического и нравственно-религиозного строя российского государства.
В советском государстве философские споры о взаимоотношениях России и Европы сменяются малосодержательными с научной точки зрения попытками идеологического ниспровержения капиталистических основ западного мира. И только постсоветская общественно-политическая ситуация открыла новые горизонты рассмотрения проблемы взаимоотношений России и Европы в эпоху Нового времени. Среди многообразия мнений в качестве стержневых выделим три ракурса рассмотрения темы: модернизационный, религиозно-философский, мир-системный.
Сквозь призму теории модернизации рассматривают взаимоотношения России и Европы В.А. Красильщиков, А.С. Ахиезер, В. Хорос, Б.Н. Миронов и многие другие. По мысли А.И. Уткина, двумя главными, определяющими обстоятельствами российской истории является то, что на Западе уже в течение пяти столетий идёт важнейшая в новой мировой истории революция – модернизация – охватывающая все сферы человеческого бытия; в то время как Россия, при всех поворотах её исторического существования, участвовала в этом фундаментальном мировом процессе лишь частично[3]. Запад рассматривается исследователем как внешний источник российской модернизации. Ставя вопрос о соотношении внутренних потребностей развития и внешних толчков, он отмечает, что оба эти явления существуют, как правило, одновременно. В России внутреннее осознание необходимости развития произошло под влиянием западного примера и, исходя из страха перед будущим в условиях отсталости. Позиция автора выражена словами: «начиная с Петра Великого, реформы Романовых представляли собой одну постоянную, далеко протяжённую по времени вестернизаторскую реформу, проводимую то быстрее, то медленнее, с переменным успехом»[4]. Уникальность российского опыта модернизации заключается в том, что это был исторически первый случай, «когда потенциальная жертва Запада сознательно поставила перед собой цель овладения материальной техникой Европы ради самосохранения»[5].
Н.А. Нарочницкая в монографии «Россия и русские в мировой истории» анализирует дискутируемый вопрос с религиозно-философской точки зрения. В рамках этого подхода она трактует историю отношений нашей страны и внешнего мира как перманентный, крайне затратный и непродуктивный для нашего Отечества конфликт православной России с Западом. Рассмотрение ею в христианских понятиях вселенской дилеммы «Россия и Европа» объясняет путь России к катастрофам начала XX в. и его конца. В их основе – тотальное отрицание Европой самостоятельного, прогрессивного развития России, внедрение в российское общество либеральных идей как инструмента внутреннего саморазрушения, неизменно поддерживаемого извне. «Поистине наша национальная катастрофа есть плод 200-летнего русского западничества», – утверждает автор[6].
Известный социолог, историк и общественный деятель Б. Кагарлицкий, применяя в своём труде «Периферийная империя. Россия и миросистема» к российской истории от варягов до современности метод «миросистемного анализа», отстаивает позиции исконной вовлечённости Московии в европейское развитие. Пётр I не изменил курса, которым шла Россия, но он совершил культурную революцию, обеспечив культурные и политические условия, без которых этот курс не мог бы успешно проводиться. Подъём петербургской империи при Екатерине Великой Кагарлицкий интерпретирует как часть европейской экономической экспансии XVIII столетия. Также внешними экономическими причинами – отменой «хлебных законов» и торжеством фритредерства в Англии объясняет исследователь и развитие русской истории до середины XIX в. Основой развития капитализма в России во второй половине XIX в. опять же была европеизированная знать и правительство в союзе с иностранным капиталом, а не «национальная буржуазия»[7]. Б. Кагарлицкий утверждает, что проблемой России была не «отсталость», а нечто иное. «Отсталость – это запоздалое развитие. Отсталой страной была Германия по сравнению с Англией. Россия была частью периферии. А это уже совершенно другой вариант развития»[8].
Наконец, научно-историческая трактовка проблемы применимости европейского опыта социально-экономического развития для России представлена в трудах таких крупных дореволюционных историков как С.М. Соловьёв, В.О. Ключевский, П.Н. Милюков, М. Богословский, А.С. Лаппо-Данилевский. Этими исследователями обрисован общий масштаб переноса европейских образцов на российскую почву, исследованы конкретные примеры заимствований[9]
.
В советской историографии, особенно в период борьбы с космополитизмом и позднее, в 1940–1960-е гг. преобладало резко негативное отношение к теме европейского участия в нашей истории. Иностранцы обвинялись в корыстолюбии, некомпетентности, протекционизме и даже вредительстве, их роль в отечественном развитии замалчивалась. В эпоху холодной войны отношение к иностранцам и их роли в истории России определялось глобальным противостоянием СССР и стран Запада. Вообще, проблему европейских заимствований советские исследователи старались избегать.
Рост исследовательского интереса к теме европейцев в российской истории наблюдается в последние двадцать пять лет. В наибольшей степени эта тематика разработана применительно к эпохе Петра I (Е.В. Анисимов, Д. Крэкрафт и многие др.), истории XVIII столетия в целом (А.Б. Каменский, А.М. Медушевский, Н.И. Павленко и др.) и отдельным сквозным темам: высшее образование, наука (А.Ю. Андреев Г.И. Смагина и др.); западноевропейское купечество (В.Н. Захаров и др.); иностранное предпринимательство в России (В.И. Бовыкин, Ю.А Петров и др.); немцы и другие этнические группы в России (В.М. Кабузан, Р. Бартлетт А.И. Степанов, А.С. Намазова, А.Н. Чеснокова и многие др.); англичане и Россия (Э. Кросс и др.); инновации в повседневности (Р.М. Кирсанова и др.); технологические инновации (В.В. Волохова, Д.Ю. Гузевич, Н.С. Корепанов, В.А. Ляпин и многие др.).
Новый методологический подход к исследованию «инокультурного в российской истории» предлагают уральские исследователи. Возможность использования в изучении истории России диффузионистского подхода, и в частности, теории «культурных кругов» была рассмотрена в статье В.В. Алексеева, С.А. Нефёдова, И.В. Побережникова[10], в которой анализируются диффузионные волны X–XVI вв. Влияние диффузионного фактора в истории России в целом, как одного из аспектов её развития, нашло отражение в работе С.А. Нефёдова «Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России». Им же предложена диффузионистская трактовка истории Московской Руси конца XV–XVI вв.; проведён анализ реформ середины XVII в. с точки зрения внешних заимствований; в контексте модернизации рассмотрена революция 1905 г[11]. Фактор диффузии в геополитических процессах на примере внешней политики Петра I исследовал К.И. Зубков[12]. Изучение истории страны в ракурсе диффузионизма имеет значительный потенциал. «Именно способность обществ заимствовать технологии, практики, институты, культурные модели выступает в качестве предпосылки ускорения социального прогресса», повышения их адаптивных ресурсов в процессе приспособления к новым реалиям, – отмечает И.В. Побережников[13].
Итак, ключевые обсуждаемые вопросы, связаны, по сути, с отношением России к европейскому пути развития, к мировому модернизационному процессу, а также с характером и степенью включённости России в европейское цивилизационное пространство и в мировой модернизационный процесс. В определении характера и степени участия России в мировом модернизационном процессе выделяются пять исследовательских позиций: 1. Россия является частью западного цивилизационного мира; 2. Россия – это часть восточного цивилизационного мира; 3. Россия представляет собой мост между Востоком и Западом; 4. Россия – абсолютно уникальная, особенная, самобытная цивилизация. 5. Россия – недоцивилизация, включающая в себя множество цивилизационных анклавов. Отношение России к мировому модернизационному процессу представлено дихотомией исследовательских позиций. Часть исследователей отделяет Россию от мирового модернизационного процесса, полагая, что Россия развивалась своеобразно, её путь сопоставим с вектором движения стран Третьего мира (Т. Шанин). Другие авторы рассматривают российскую модернизацию как один из вариантов модернизационного развития (А.С. Ахиезер, А.М. Медушевский, Б.Н. Миронов, А.И. Уткин, В. Хорос и др.).
Существующая полифония мнений берёт своё начало в оппозиции интеллектуальной прослойки нового российского общества в начале XVIII в. и приверженцев старины, в спорах славянофилов и западников XIX столетия, в противостоянии официальной власти и диссидентов советской эпохи, патриотов и либералов наших дней. Борьба «традиции» и «модернизации», таким образом, находит своё отражение в теоретической плоскости – в историографическом зеркале реальных процессов. Общая позиция большинства современных исследователей заключается в признании наличия мощного полюса цивилизации модернити, постоянно, на протяжении веков и с большой силой влиявшего на развитие России. Анализ литературы показывает, что для основного количества исследователей российской истории (как отечественных, так и зарубежных) базовой является концепция «догоняющего развития».
Второй раздел освещает «Источниковую базу исследования». Поскольку генеральной стратегией диссертационного исследования является соединение теоретико-методологической, историографической и конкретно-исторической линий, то эмпирической основой для решения названных задач, источниковой базой исследования выступают преимущественно историографические источники. Протяжённые временные рамки – более двух веков, широкий охват социальных явлений самого разного порядка – от принципов построения государственной бюрократии до изменений в повседневности – заставляют основывать работу на множестве фактов, рассыпанных в сотнях публикаций, посвященных самым различным аспектам рассматриваемого периода отечественной истории. Гарантом правомочности и репрезентативности такого подхода является комплементарность фактов и их оценок, извлечённых из множества разнообразных специальных работ, каждая из которых сама по себе прошла апробацию в научном сообществе.
Данное исследование опирается в основном (но не исключительно) на научную литературу последних двадцати пяти лет, которые в очередной раз во весь рост подняли вопрос о самоидентификации России в современном мире и ориентирах её перспективного развития. Поднятый «железный занавес» вновь открыл Россию миру и мир для России, создав условия и выявив потребность в исследовании их взаимоотношений.
Использование разных видов источников зависело от конкретных задач, поставленных в исследовании. Изучение каналов и механизмов диффузии западноевропейских инноваций в российский социум охватывала такие направления как: россияне за рубежом (масштабы, цели пребывания), иностранцы в России (численность, деятельность), российская элита как проводник европеизации, печатные средства передачи информации. Их анализ потребовал привлечения большого количества разнообразных источников.
Основная группа источников – собственно историографические источники – позволила исследовать историю пребывания за рубежом различных категорий россиян: государственных деятелей[14], военных[15], студентов[16], купцов[17], инженеров[18], деятелей искусства[19], представителей других слоев[20]. Другой тип исследований – охватывающий деятельность разнообразных категорий россиян, но находившихся с целью обучения в одной стране – представлен, например, работами профессора Кембриджского университета, члена Британского королевского общества Э. Кросса, в которых обстоятельно рассказывается о русских, приезжавших в XVIII в. в Британию, для обучения новейшим приёмам ведения сельского хозяйства, судостроения, наукам и об их попытках внедрения увиденного на родине[21]. Комплексно проблема выезда из России представлена в коллективной монографии «Эмиграция и репатриация в России»[22].
Большой пласт историографических источников связан с пребыванием европейцев на российской территории. В широком временном диапазоне эта проблема, прежде всего, применительно к немецкому населению, представлена в публикациях В.М. Кабузана[23]. Ранний период отражен в трудах В.А. Ковригиной, в которых на основании широкого комплекса архивных источников, опубликованных документах и записках современников, показана деятельность иностранцев – жителей Немецкой слободы Москвы в конце XVII – первой четверти XVIII в. – в мануфактурном, ремесленном производстве, в медицинском обеспечении, в области образования, в распространении новшеств в домашнем воспитании дворян, в развитии архитектуры и живописи[24]. Поселение иностранцев на российской территории в эпоху правления Екатерины II – начале XIX в. описано Р. Бартлетом, эту же тему затрагивает А.Б. Каменский[25]. История выходцев из Германии, Франции, Великобритании в Петербурге в период 1703–1917 гг. объёмно представлена в монографии А.Н. Чесноковой, где прослежены судьбы учёных, писателей, музыкантов, врачей, художников, промышленников, внёсших свой весомый вклад развитие главного города Российской империи[26]. Статистически перемены в многонациональном населении Петербурга во второй половине XIX – начале XX в. отражены в исследовании Н.В. Юхневой[27]. Уже упоминавшийся Э. Кросс представил и «оборотную сторону медали» взаимодействия британцев и россиян в капитальном исследовании судеб британцев, оказавшихся в XVIII в. на берегу Невы. На чрезвычайно обширном, большей частью архивном материале, почерпнутом из британских и русских источников, рассмотрена деятельность британцев в Петербурге XVIII столетия в торговле, военно-морском флоте, медицине, науке, технике, искусстве[28].
В энциклопедических изданиях, специальных статьях и монографиях показано, как тесно переплелись судьбы подданных Российской империи и русских немцев[29]. О разнообразной деятельности швейцарцев в России и изменении их количества можно узнать из публикаций А.И. Степанова[30]. Швейцарской эмиграции в Россию посвящён капитальный коллективный труд «Швейцарцы в царской империи. К истории эмиграции в Россию»[31]. Роль швейцарцев в истории северной столицы показана в книге «Швейцарцы в Петербурге»[32]. Шведская община в Петербурге была объектом изучения архимандрита Августина[33]. Судьбы бельгийцев в России – в центре внимания авторов сборника «Русские горки. Бельгийцы в России»[34]. Истории бельгийцев и голландцев в России с начала XVIII до начала XX в. посвящён сборник «Голландцы и бельгийцы в России»[35].
Количественный и отчасти содержательный аспект проблемы распространения сведений о европейском укладе жизни через военнопленных, попадавших на российскую территорию в ходе войн XVIII – начале XX вв., оценивался, основываясь на работах М.О. Акишина, В.А. Бессонова, В.Г. Сироткина, С.А. Солнцевой, Н.В. Суржиковой, Г.В. Шебалдиной, И.В. Черказьяновой, Е.Н. Чудиновских, И.Н. Юркина и др. авторов.
Во многих историографических источниках представлена тема русско-немецких династических связей. С середины XVIII в. и до конца монархии все русские царицы, за единственным исключением были немками; династия, по-прежнему носившая имя Романовых, после смерти Елизаветы Петровны стала Голштейн-Готторпской[36]. В более широком контексте осветить диффузию европейских инноваций через представителей российской элиты позволяют исследования Р. Уортмана, О.Г. Агеевой, А.Н. Боханова[37].
О роли иностранцев в распространении печатных сведений о европейских новинках в России можно судить, отталкиваясь от работ А.Н. Чесноковой, Н.В. Бекжановой[38].
Отдельную группу источников, использовавшихся для освещения названной проблемы, составляют включённые в ПСЗ законодательные акты, регламентировавшие въезд и выезд из России, политику по отношению к иностранцам, оказавшимся на территории империи в качестве специалистов, колонистов, военнопленных. Далее следует группа опубликованных документов. Примером источников такого рода является сборник документов, изданный в Лондоне в ознаменование 300-летия визита Петра Великого в Англию. Он отражает интенсивное развитие взаимосвязей в период с 1697 по 1725 гг.[39] Документы о русско-швейцарских отношениях в период 1813–1955 гг. опубликованы в совместном русско-швейцарском сборнике[40].
Еще одна группа источников – источники личного происхождения – представляет собой мемуарные произведения, дневники, письма, содержащие индивидуальные впечатления об увиденном (как русскими, так и иностранцами) за своей национальной границей[41]. К этой группе примыкают историографические источники, в которых изучаются европейские путешествия россиян и впечатления европейцев от их пребывания в России[42].
Названные источники недостаточно отражают данные о количестве различных агентов диффузии. Создание динамических рядов выявило неоднородность статистического материала, его неполноту и даже противоречивость.
Особенности источниковой базы определили работу над проблемой инфильтрации западноевропейских идей и практик в систему государственного управления Российской империей. Лучше всего представлен в источниках период радикальных петровских преобразований, явно ориентированных на европейские образцы администрирования. Эта тема подвергалась специальному анализу ещё патриархами отечественной историографии – В.О. Ключевским, П.Н. Милюковым, М. Богословским[43]. Из более современных источников необходимо назвать монографию шведского историка К. Петерсона, посвящённую влиянию шведских административных институтов и законодательства на созданную Петром I новую систему управления страной (в том числе в период реформы центрального управления 1715–1722 г. и местной административной реформы 1719 г.[44] ). Сведения о трансляции шведского административного опыта в Россию Петром I дополняются Э.П. Федосовой[45]. О шведском и голландском влиянии на преобразования в России в эпоху Петра Великого писал Е.В. Анисимов[46]. Несомненно беднее источниковая база для исследования западноевропейского влияния на модернизацию государственного управления в послепетровский период. Воссоздавать картину приходится по отдельным «мазкам», нанесённым такими авторами как С.М. Троицкий, А.Б. Каменский, А.Н. Медушевский, Н.И. Павленко, М.О. Акишин и др.[47]
Исследование механизмов и результатов переноса европейцами технологических знаний, их участия в хозяйственной и финансовой деятельности, создании предприятий и новых отраслей промышленности на территории России в диссертации велось на основе трудов М. Дюмолена, Э. Стольса, Б. Енсена, Ю.А. Петрова, А.С. Намазовой и др.[48] Региональные особенности диффузии инноваций выявлялись на примере технологических влияний и заимствований в создании современной промышленности на Урале в XVIII–XIX вв., отражённых в трудах уральских историков[49].
Ремёсла, новые производства, торговля – во всех этих областях выходцы из Европы, и, прежде всего, как показывают источники, из Германии, сыграли выдающуюся роль, что было изучено исследователями экономической истории[50]. Книга очерков «Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России»[51] освещает историю иностранного предпринимательства в России, его правовое регулирование, этапы и направления развития, организационные формы и масштабы прямых заграничных инвестиций в российскую экономику, роль иностранного капитала в хозяйственной жизни и индустриализации страны, его взаимоотношения с отечественным капиталом.
Проблема европейского участия в становлении и развитии профессиональных отраслей знаний и сфер деятельности в России изучалась на основе трудов специалистов по истории армии и флота[52] ; образования и науки; медицины. В монографиях, специальных сборниках статей, материалах конференций достаточно всесторонне рассматривается участие немецких учёных в организации Петербургской академии наук, первого русского университета, дальнейшем развитии образования[53]. В монографии Г.И. Любиной прослежена история сотрудничества русских и французских учёных во второй половине XIX в., описаны способы подготовки научных кадров для России, разнообразные формы научных контактов, показана содержательная сторона сотрудничества[54]. Капитальное исследование М.Б. Мирского «Медицина России X–XX веков: Очерки истории» позволяет рассматривать медицину России как неотъемлемую составную часть мировой культуры, анализировать интернациональный характер её развития, обращаться к деятельности врачей – иностранцев, заложивших основы современной отечественной медицины[55].
Образец исследования темы культурного влияния был явлен ещё П.Н. Милюковым, который показал параллелизм развития русской и западноевропейской культур в целом и в частностях. По мысли историка, параллелизм сначала выражается в непосредственном подражании образцам, данным высшей культурой, а затем, после того, как подражание принесло свой плод, и вызвало самостоятельное национальное творчество, параллелизм становится результатом взаимодействия равноправных культур[56]. Тема влияния европейской культуры на культуру российскую активно разрабатывается и современными исследователями, что позволило представить в диссертации воздействие европейской высокой и повседневной культуры на культуру российскую комплексно, в динамике и в зависимости от смены культурных ориентиров на протяжении XVIII – начала XX вв. Франко-русские культурные связи в области «высокого искусства» изучаются в работах И.М. Марисиной, Д.О. Швидковского, других отечественных исследователей и наших французских коллег[57]. Влияние итальянского искусства на развитие отечественной культуры рассмотрено С.О. Андросовым[58]. Британские культурные, интеллектуальные, отчасти бытовые традиции, распространялись в Петербурге, в частности, через Английский клуб[59]. Тему шотландского влияния на Петра I и культурное развитие России в первой четверти XVIII в. исследовал П. Дьюкс[60]. В более широком ракурсе освещено взаимодействие шотландцев и русских в сборнике «Шотландия и Россия. Контакт культур (1500–2000)»[61].
Основными источниками для комплексного анализа в диссертации темы европейского влияния на внешний облик наших предков стали работы Е.В. Политковской (показывает русскую моду до Петра и её изменение под воздействием петровских реформ[62] ) и известного искусствоведа Р.М. Кирсановой (подробно характеризует русский костюм и быт XVIII–XIX вв., развивавшиеся в непосредственной зависимости от европейской моды)[63].
Тема иностранных лингвистических заимствований изучалась как на основе историорафических источников[64], так и в ходе анализа этимологических словарей[65].
Помимо названных в обзоре источников трудов, для воссоздания целостной картины диффузии европейских инноваций в ходе модернизации России, понадобилось также привлечь большое число публикаций широкого круга исследователей долгие годы изучавших различные конкретные аспекты взаимосвязей России с зарубежными странами. Их труды собраны в сериях сборников «Британский ежегодник», «Россия и Франция XVIII–XX века», «Россия и Германия». Развитию политического, экономического, культурного партнёрства России и её скандинавского соседа посвящён юбилейный сборник «Дания и Россия – 500 лет»[66]. Различные аспекты русско-голландского взаимодействия рассматриваются авторами совместного сборника отечественных и западноевропейских ученых «Нидерланды и Северная Россия»[67]. Русско-голландская тема развивается и другими авторами[68]. Многогранная и зачастую драматическая история русско-шведских взаимоотношений представлена в трудах Б. Янгфельдта, М.О. Акишина, И.В. Черказьяновой[69].
Отечественная социокультурная динамика в широком контексте, в том числе, и во взаимодействии с Европой, оценивалась с учётом обобщающих очерков по истории русской культуры XVIII–XIX вв.[70] На основе материалов «круглых столов», ежегодно проводимых с 1994 г. Институтом российской истории РАН по теме «Россия и внешний мир», опубликованы такие содержательные издания, как «Россия и Европа в XIX–XX вв.: проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур» (М., 1996), «Россия и внешний мир: диалог культур» (М., 1997). В сборнике «Россия и мировая цивилизация» рассмотрены различные вопросы реформ Петра I и Екатерины II в контексте европейской истории; династические связи российского и европейских монархических домов[71]. Данные работы на стыке истории, культурологии, социальной психологии исследуют проблему взаимодействия и взаимовосприятия культур на протяжении нескольких столетий, содержат ценный материал для исследования западноевропейских инноваций в России.
Подытоживая обзор историографии и источников, можно констатировать наличие многогранного исследовательского интереса к проблеме взаимодействия российской и европейских культур. Неплохо исследованы заимствования в петровскую эпоху, культурные связи России и Европы, российско-европейское экономическое сотрудничество. Наиболее разносторонне историографические источники отражают историю русско-немецких связей. Однако проблема европейского влияния в отечественной истории до сих пор рассматривалась фрагментарно: авторы выбирали в качестве объекта исследования какую-либо определённую сферу взаимодействия, или ограничивали исследование этнически, хронологически и географически, либо европейский контекст являлся общим фоном для конкретно-исторического исследования, когда само влияние признавалось, но специально эта тема не разрабатывалась. Кроме того, имеющиеся работы написаны в традиционном ключе: т.е., европейские контакты в той или иной области назывались, описывались, включались в известный исторический контекст. Предлагаемое исследование выполнено на иных методологических основаниях, отличается системным подходом, охватывая широкий круг внедрения конкретных инноваций в разнообразных областях общественной жизни на протяжении всего периода апелляции к западноевропейскому опыту модернизационного развития с конца XVII в. до революции 1917 г.
Принципиальное значение имеет заключительная часть теоретико-методологической главы «Концепция диффузионизма как методология исследования распространения инноваций в обществе». В этом разделе называются предтечи диффузионистских идей, характеризуется концепция диффузионизма, разработанная антропологами, этнографами на рубеже XIX–XX вв., раскрывается современное состояние этого научного направления.
В диссертации концепция диффузионизма получает новое развитие. Во-первых, диффузионизм впервые используется для анализа многофакторного комплекса событий цивилизационной значимости: перехода российского общества от традиционного состояния к современному. Во-вторых, подвергается процедуре верификации ключевой постулат диффузионистской методологии: внешние заимствования являются главным двигателем развития народов. В исследовании доказывается, что развитие российского государства осуществлялось в тесной связи с экзогенными факторами, но в результате его собственной эволюции, в ходе которой инновационные импульсы модернизации синтезировались с местной исторической традицией.
В числе общенаучных методов исследования, применявшихся в работе, приоритет был отдан методу моделирования. В науковедческих и историко-научных трудах моделирование квалифицируется как метод рациональной реконструкции прошлого, при этом подчеркивается, что для исторических наук моделирование по своему существу является адекватным способом познания исторической реальности[72].
Для исследования диффузионных процессов конструируется следующая предметная модель. При взаимодействии нескольких социальных мегасред (государств) в ходе истории выявляются, и определённое время доминируют один или несколько акторов – лидеров цивилизационного развития. Прочие участники взаимодействия в целях сохранения своего полнокровного бытия вынуждены реагировать на новейшие тренды развития, обеспечивающие странам-лидерам их конкурентные преимущества. Цель не-лидеров – удержать систему в квази-стабильном состоянии, или изменить её конфигурацию в свою пользу. Адекватная реакция, таким образом, заключается либо в перенимании и адаптации ключевых факторов прогресса, присущих динамично развивающимся субъектам, либо в создании собственных преимуществ.
Инкорпорации экзогенных элементов обществом-реципиентом предшествует знакомство с чуждой средой. Оно может осуществляться несколькими путями: через личные контакты представителей разных сред; опосредованно через третьи лица; графические и знаковые информационные источники, материальные объекты, искусство. На идеальном уровне механизм диффузии начинает работать одновременно с получением информации о феноменах и объектах, отличных от имеющихся в своей стране. Внедрение нововведений в местное общество зависит от политической, экономической ситуации и от личностных факторов. Наиболее эффективны (с точки зрения внедрения в местную среду) те каналы диффузии, в которых участвуют властные (или влиятельные в своих областях) субъекты и профессионально ориентированные лица.
Каналы распространения инноваций типизируются: по числу агентов диффузионного процесса (индивидуальные – массовые); по времени осуществления контактов (длительные, постоянные – краткосрочные, эпизодические); по характеру агентов (официальные лица – частные лица); по реализуемым целям (нацеленность на восприятие нововведений – спонтанность переноса инноваций).
В процессе диффузии экзогенных инноваций происходит их трансформация и адаптация к местной среде. Адаптации и синтезу часто предшествует традиционалистская реакция отторжения.
Инновационное поле в обществе-реципиенте локализуется не равномерно, а образуя кластеры относительно высокой плотности в сосредоточениях властной, военной, экономической функций, которые, в свою очередь, становятся центрами дальнейшей диффузии заимствованных новшеств в отечественной среде.
Поскольку мировые центры выработки инноваций подвержены флуктуации, каждая из социальных мегасред, не являющаяся сама в данный период инновационным центром, должна постоянно отслеживать успехи развития других социальных общностей. Успешное выполнение этой задачи, а также своевременное внедрение прогрессивных инноваций в собственную социальную практику с учётом особенностей национального развития – ключ к эффективному, суверенному, поступательному движению государства по пути истории.
Российская империя являлась составной частью сложной, многосубъектной и многофакторной международной системы, выстраивала специфические взаимосвязи с каждым из европейских государств, и определённым образом позиционировала себя относительно всей системы. Поэтому предлагаемая модель не является линеарной (в которой процесс передачи сообщений ограничивается источником и принимающей стороной). Происходившее в России изучаемого периода нельзя описывать также посредством модели конвергенции (предполагающей взаимное сближение двух взаимодействующих сторон). В рассматриваемом случае доминировали однонаправленные отношения в системе донор – акцептор. Поскольку разграничение структуры и функции относится к числу фундаментальных методологических принципов, необходимо подчеркнуть, что моделированию подвергается поведение (а не структура) рассматриваемых феноменов, то есть, их функционирование, протекание в них различных процессов.
В диссертации использовались также традиционные методы исторического исследования. В связи со спецификой работы, охватывающей широкий спектр сюжетов, относящихся к модернизации России XVIII – начала XX вв. и базирующейся преимущественно на историографических источниках, в её основе лежат принципы дополнительности и преемственности исторического знания. Исходя из принципа историзма, выявленные отдельные факты и явления рассматривались в их генезисе и развитии, в контексте конкретно-исторической обусловленности модернизационных процессов.
Саморазвитие отечественной истории и роль внешних факторов на этапе её модернизации позволил исследовать историко-системный метод, в основе которого – единство в общественно-историческом развитии единичного, особенного и общего, что позволяет раскрывать внутренние и внешние механизмы функционирования социально-исторической системы. Исследование велось с помощью историко-сравнительного метода, объективной основой которого является сходство многих исторических явлений внутренней сутью. Их отличие проявляется лишь в пространственной или временной вариации форм, а одни и те же или сходные формы могут выражать разное содержание. Поэтому в процессе сравнения событий и феноменов западноевропейских и российских модернизационных процессов открывается возможность для объяснения исторических фактов, раскрытия их сущности. Историко-генетический метод – один из наиболее распространенных в исторических исследованиях – позволил последовательно раскрывать свойства, функции и изменения изучаемой реальности в процессе её исторического движения, представить протяжённую динамику разнообразных явлений российской модернизации.
Глава завершается выводом о том, что исследовательский интерес к проблеме использования иностранного опыта в отечественной истории концентрируется преимущественно в двух далеко отстоящих друг от друга областях научного дискурса. С одной стороны, существует почтенная исследовательская традиция осмысливать взаимоотношения России и Европы в геополитических, философских и культурологических категориях и теориях. С другой стороны, основательно «вспахано» поле исторической эмпирии: описаны контакты в конкретных отраслях взаимодействия. В историографии последних полутора десятилетий появилась и развивается тенденция к изучению распространения инноваций с точки зрения включения России в контекст модернизационного развития. Это направление представляется очень перспективным, так как позволяет увидеть «европейские корни» многих современных российских явлений, оценить историческую динамику и результаты обращения к европейскому опыту модернизационного развития.
Диффузионизм является эффективным инструментом изучения ранних этапов отечественной модернизации (XVIII – начало XX вв.), поскольку трансформация традиционного общества в современное осуществлялась, в том числе, посредством распространения социальных и технических инноваций из центров их выработки (стран Западной Европы), в те общества (в данном случае, в Россию), которые полагали обладание ими существенными для суверенного поступательного развития. Заимствование и адаптация знаний, идей, технологий, вещей, самых разнообразных элементов культуры играют ключевую роль в мировом модернизационном процессе. Полагая Россию его участником, и используя концепцию диффузионизма как методологию изучения распространения инноваций в обществе, автор исследует в дальнейших главах модернизацию России в XVIII – начале XX вв. сквозь призму сформулированной предметной модели.
В соответствии с высказанным в теоретической модели положением о каналах и механизмах диффузии, во второй главе «Пути проникновения европейских инноваций в Россию» исследованы каналы распространения нововведений в России и их проводники. Поскольку в процессе диффузии инноваций участвуют две стороны (акцептор и донор), их рассмотрению посвящены соответствующие разделы главы: россияне за рубежом (§2.1.) и европейцы в России (§2.2). В §2.1. «Россияне за рубежом: масштабы, цели и результаты пребывания» характеризуется государственная регламентация, масштабы и динамика выезда из России с конца XVII в. по 1917 г. Проанализированы следующие наиболее значимые виды пребывания россиян за рубежом с точки зрения получения, распространения и практического применения новых знаний о модернизирующемся мире в России: изучение западноевропейского опыта государственного управления; получение высшего образования россиянами в Европе; пребывание русских войск за рубежом; европейские командировки инженеров, специалистов в других областях; обучение деятелей искусства архитектуре, изобразительным искусствам, музыке в Европе.
Подвергнута анализу эмиграционная политика российского правительства. Показано, что ограничение контактов с зарубежьем и выезда россиян были непосредственно связаны с политической обстановкой в Европе (запреты на свободный выезд конца XVIII в., середины 1820-х; в 1831 г.; конца 1840 – начала 1850-х гг.). Представлена динамика россиян, покидавших рубежи империи (их количество варьировало от нескольких десятков в начале XVIII в. до нескольких десятков тысяч человек в конце XIX – начале XX в.). Сделан вывод, что россияне, вернувшиеся из зарубежных поездок, составили то ядро, которое определило и направило развитие отечественного флота, армии, науки, образования, промышленного производства, различных видов искусства. Опыт, усвоенный во время обучения или пребывания за рубежом, в существенной степени влиял на кругозор и отношение к делу россиян, многие из которых, занимая ключевые посты, видное положение в государственном управлении, армии, образовании, науке, культуре, являлись проводниками передовых подходов и технологий в разнообразных сферах социальной практики.
«Другая сторона медали» представлена в §2.2 «Европейцы в России: иммиграционная политика, динамика численности, деятельность», в котором анализируется иммиграционная политика царского правительства, рост числа и разнообразные занятия иностранных граждан в России. Характеризуются национальные диаспоры европейцев (немцев, шведов, французов, бельгийцев, швейцарцев, англичан, датчан) в городах и регионах России и основные виды их занятости.
Значимыми вехами дореволюционной иммиграционной политики названы: «Манифест о вызове иностранцев в Россию» (1702 г.); манифесты 4 декабря 1762 г. и 22 июля 1763 г.; правила "О приёме и водворении иностранных колонистов" 20 февраля 1804 г.; «Правила, коими руководствоваться, принимая военнопленных в подданство России» 1813 г.; Указ от 5 августа 1819 г.; новые правила об обустройстве иностранцев, становящихся при въезде «поселянами-собственниками» 1871 г.; закон «против немецкого засилья» 1916 г. Показано распределение иностранцев на территории Российской империи по странам выхода. Сделан вывод, что большая часть немцев на территории Российской империи оказались здесь в качестве колонистов. Что касается выходцев из других стран, то чаще всего они прибывали в Россию как востребованные специалисты в той или иной области знаний, ремесла или производства. Жившие в России иностранные врачи, военные, кораблестроители, инженеры, механики, деятели искусства, портные, парикмахеры, разного рода ремесленники, промышленники, садовники, учителя и многие другие знакомили россиян со своими знаниями, умениями, обычаями, культурой, товарами через различные производства, образование, учреждения культуры, торговлю и пр.
Специальный раздел посвящен «Российской элите как проводнику европеизации в России» (§2.3). Российский императорский дом был теснейшим образом связан с европейскими правящими домами, а воспитание и обучение наследников русского престола доверялось крупным европейским учёным и общественным деятелям, воспитателям и гувернёрам – иностранцам. Природная, национальная и социокультурная специфика Российской империи не позволяли царям управлять Россией по-европейски. В то же время, их европейские корни и воспитание, стремление включить свою империю в круг ведущих держав эпохи способствовали становлению и развитию европейских традиций придворной жизни, внедрению опробованных в Европе систем и элементов государственного управления в российскую административную практику. В параграфе доказывается, что западные прецеденты оставались образцами для российских правителей и их элит вплоть до 1881 г., после кровавых событий которого император Александр III стал всячески подчеркивать национальный характер монарха.
Личные, семейные узы крепко связывали европейцев и россиян. Подсчитано, что многие дворянские фамилии – около 50% – в России имели нерусское, европейское происхождение. Российская элита буквально «с молоком матери» впитывала европейские стандарты быта, поведения, культуры. Этому же способствовало воспитание детей иностранными учителями и гувернёрами. Доказано, что основным проводником европеизации в Российской империи являлась управленческая и профессиональная элита.
Ведущая роль в распространении информации в новое время принадлежала книгам и газетам. В §2.4 исследованы «Печатные способы передачи информации». Показана роль иностранцев в организации книгопечатания, издании и продаже печатной продукции. Сделан вывод, что искусство книгопечатания постигалось русскими мастерами в тесном контакте с европейскими специалистами. «Словолитцами», печатниками, переплетчиками, типографами, издателями, владельцами книжных магазинов в России в большинстве своем были европейцы по происхождению. Наборщики, резчики, гравёры, переплетчики привезли с собой технику и технологию печатного дела. Неудивительно, что терминология типографского, книгоиздательского, газетного дела – транслитерации преимущественно из немецкого языка. Таким образом, существенный вклад в распространение культуры мысли, тиражирование информации в дореволюционной России внесли европейцы.
Третья глава «Иностранный опыт в государственном строительстве Российской империи» посвящена проблеме поиска императорской властью подходящих образцов государственного администрирования в европейских странах. Её открывает §3.1. «Инфильтрация западноевропейских идей в российское общественно-политическое сознание», в котором проанализированы два направления проникновения западноевропейских представлений об общественной жизни и идеалах развития общества и государства. Первое из них – официальное, государственное, второе – спонтанное и часто оппозиционное государству. Результирующей действия первого явилась адаптация отдельных европейских социально-административных реалий в российской государственной практике. Второе – партикулярное – направление способствовало аккумуляции западноевропейских идей в сознании наиболее просвещённой части российского общества, рефлексии относительно европейского общественного и государственного контекста, критического сопоставления с ним отечественной ситуации, манифестации недовольства ею в приватных обсуждениях или в активных попытках общественных перемен. Эти идеи откликались на злободневные проблемы общества, стоявшего на пороге современного, индустриального мира. Они были разработаны в его европейской колыбели и взращены в богатой многовековой интеллектуальной традиции западноевропейской цивилизации.
В §3.2. «Использование европейского опыта модернизации государственного управления в России» исследованы конкретные аспекты модернизации государственного управления по европейским образцам в России при Петре I, его преемниках, Екатерине II, Павле I и последующих императорах. Определяется численность и роль управленческих кадров европейского происхождения в отечественной истории.
Анализ истории привлечения европейских образцов государственного управления в российскую политическую практику позволил сделать вывод о том, что стремление использовать зарубежный опыт в проведении государственных преобразований всегда было характерно для властной элиты Российской империи, которая сама в существенной степени состояла из иностранцев. Русские императоры и императрицы постоянно искали за границей образцы сильнейших держав, выражая тем самым готовность к совершенствованию государства. В соответствии с указанной в модели возможностью реакции отторжения чужеродных заимствований, в главе показано неприятие русской административной практикой ряда новаций. Установлено ограничение применения европейских административных нововведений в России: основы государственного устройства (самодержавие и крепостной строй) ими не затрагивались.
В указанном разделе доказывается, что широкое использование разнообразного опыта западноевропейских стран для отечественных реформ и нововведений являлось детерминантом выживания Российского государства и условием его прогресса, что соответствует предположению, сформулированному в исследовательской модели. Изначальным внешним императивом к серьёзным реформам государственного устройства послужила Северная война. Аналогичным образом европейское давление в середине XIX столетия стимулировало переход России крепостнической к России буржуазной, альтернативы которому не существовало. Российские правители ориентировались на европейские идеалы, перенимали западные образцы, интегрировали их в социальную и культурную среду российского общества, которая их как отторгала, так и адаптировала. Основные программы переустройства Российского государства возникали в периоды крупных социально-политических реформ, связанных с осознанием отставания страны по отношению к странам Западной Европы и стремлением преодолеть его с помощью заимствования западных административных институтов.
В четвертой главе «Европейское влияние на российское экономическое развитие» изучен широкий круг вопросов, связанных с экономической политикой и практикой Российской империи в тесной связи с развитием мировой экономики XVIII – начала XX вв. Анализируется экономическая политика России данного периода как генеральная линия действий государства, определяющая направленность экономических процессов для достижения целей и интересов страны. Показывается, что в рассматриваемый период она в значительной мере ориентировалась на экономику Западной Европы и приводилась в соответствие с ведущими тенденциями её развития. В §4.1 «Экономическая политика Российской империи в контексте основных тенденций развития мировой экономики Нового времени» сделан вывод о последовательном прохождении экономикой имперской России этапов меркантилизма, либерализма и неопротекционизма в соответствии с мировыми тенденциями. В §4.2 исследованы «Изменения в системе денежного обращения и роль европейцев в становлении и развитии банковского дела в России», рассматривается европейское влияние на российскую финансовую систему, включая денежное обращение, денежные реформы, банковское дело, управление финансами. В §4.3 оценивается «Европейский вклад в развитие промышленного производства» в России, создание новых отраслей промышленности в XVIII – начале XX вв.; развитие транспорта; иностранные займы и инвестиции в российскую экономику. Сделан вывод, что начала современных отраслей промышленности были заложены в XVIII – начале XX вв. в России с помощью иностранцев, развивавших их совместно с российскими предпринимателями. Основные виды современного транспорта (судоходные каналы, пароходство, железные дороги, трамваи, автомобили, самолёты) получили стартовое развитие в России благодаря иностранным технологиям, комплектующим, инженерным знаниям.
Специальный анализ роли иностранного технологического опыта в создании новых отраслей промышленности и развитии производства на Урале завершён выводом: на Урале все металлургические технологии осваивались при участии немецких, французских, британских мастеров, инженеров и техников. Аргументируется, что важнейшим результатом привлечения иностранных мастеров в Россию в момент становления и развития современной отечественной промышленности была не только произведенная продукция или смонтированное оборудование и возведенные цеха, но процесс обучения, передачи знаний, производственных навыков и умений.
В результате рассмотрения «Влияния мирового аграрного опыта на развитие сельского хозяйства в России» (§4.4) сделано заключение, что оно лимитировалось преимущественно экспериментальными хозяйствами, отдельными модными новинками. В большей степени роль иностранцев в аграрном секторе была связана с производством сельскохозяйственных орудий и техники. Широкое социальное значение имела апелляция к немецкому опыту отмены крепостничества и решение аграрного вопроса в период «столыпинской» реформы, разрабатывавшейся с учетом европейского опыта датчанином Карлом Андреасом Кофодом (1855–1948).
Пятая глава «Становление и развитие профессиональных отраслей знаний и сфер деятельности в России» начинается с раздела, в котором исследуются «Западноевропейские образцы в модернизации армии и флота», заимствование новинок вооружения (§5.1). Показано внедрение европейских вариантов содержания войск в России: распределение полков по губерниям по принципам шведского порядка при Петре I; военные поселения по образцу пограничной стражи Австрии, Пруссии и других стран в Александровскую и Николаевскую эпохи.
Делается вывод, что Западная Европа долгие годы поставляла в Россию оружие, технологическое знание и военных. Специалистов для флота готовили, прежде всего, Англия и Голландия. Артиллеристы, инженеры, строевые офицеры поступали из Австрии, немецких княжеств Бранденбург, Саксония, бывшей шведской Эстляндии и Лифляндии. Реформы и заимствования в военно-технической области были вызваны угрозой национальному суверенитету, а не военной конкуренцией с Европой. Сделан вывод, что в деле организации, функционирования, содержания отечественных сухопутных и военно-морских сил в XVIII – начале XIX вв., европейские специалисты и опыт сыграли заметную роль. Под непосредственным европейским влиянием сложилась система военных чинов Российской империи, разрабатывались уставы. Теснейшим образом с внешним видом европейских армий и флота было связано обмундирование российской армии. По инициативе немца Б.Х. Миниха и при непосредственном участии иностранных администраторов и преподавателей было положено начало отечественному военному образованию. Устойчиво высок был процент иноземцев, прежде всего немцев (до четверти высшего комсостава), в командном составе русской армии. Потребности функционирования вооруженных сил и военно-морского флота повлекли за собой создание инфраструктуры, новых производств, не существовавших ранее в России и также заимствованных из европейской практики. На вооружение российской армии оперативно поступали новинки европейской и американской военной промышленности.
В разделе 5.2. анализируется «Интеллектуальный импорт в сфере науки и образования». Указаны европейские образцы в организации российской Академии наук; дана оценка роли европейских учёных в истории отечественной науки, создании научного инструментария, учебников, методических разработок. Специально изучен вопрос о европейских образцах в развитии отечественного образования в XVIII – XIX вв. Заключительная часть главы (§ 5.3) посвящена исследованию «Роли европейцев в истории отечественной медицины». Рассмотрен их вклад в становление отечественной фармации, создание медицинских учреждений в России, курортного дела, основание специальных медицинских учреждений.
Принципиальным является общий ко всей главе вывод о плодотворности синтеза европейских профессиональных знаний с интеллектуальными способностями и творческим потенциалом российских военных, учёных, медиков, явивших миру блестящие национальные достижения и результаты в области военного дела, науки, здравоохранения.
Глава 6 «Инновации в культуре» состоит из трёх разделов. Первый из них исследует тему «высокого искусства» и посвящён «Российским ученикам европейской «школы искусств»» (§6.1). Раскрывается проблема европейских образцов и европейских мастеров, создававших в России новую архитектурную среду, произведения изобразительного искусства, музыкальные и театральные направления. Сделан вывод, что для XVIII в. характерна настоящая «экспансия» европейских архитектурных и живописных принципов и стилей в Россию. Её проводниками стали иностранные мастера, которые приглашались в Россию на условиях обучения российских учеников. И в дальнейшем русское искусство развивалось в соответствии с аналогичными стилевыми течениями в передовых школах Западной Европы. Показывается, что многочисленные европейские живописцы и гравёры, скульпторы и резчики, модельеры, миниатюристы внесли значительный вклад в развитие искусств и ремёсел в России. Иностранные мастера оказали большое влияние на формирование русских художественных кадров. Велика их роль в институализации учреждений культуры: основании и деятельности «Императорской Академии трёх знатнейших художеств» (созданной в 1757 г. по образу и подобию парижской Королевской академии живописи и скульптуры), возникновении и развитии музеев. Привнесение и популяризация в России светской музыки, европейской танцевальной культуры, театрального искусства, кинематографа представлены как диффузия элементов светской культурной жизни и досуга среди европеизирующейся знати и образованных слоёв в России. Взаимодействие иностранных мастеров и русской стороны не ограничивались отношениями «учитель – ученик». Подчёркнуты самостоятельные достижения мирового уровня в области национального русского балета, музыкального искусства, художеств.
В следующей части главы (§6.2) проанализированы «Европейские заимствования в повседневной жизни». Круг исследуемых вопросов охватывает: изменение внешнего вида, одежды, в том числе форменной; новое в кулинарии, употреблении релаксантов; перемены в быту и досуге. Сделан вывод, что русское дворянство, особенно столичное, в результате знакомства с Европой и распространения европейской культуры в России к концу XVIII в. в значительной степени европеизировалось. В соответствии с положением, высказанным в теоретической модели, на конкретно-историческом материале показано, что европеизация различных форм быта и повседневной жизни, в том числе в сфере одежды, питания, употребления релаксантов, досуга, бытовой обстановки, шедшая на протяжении XVIII столетия, постепенно охватывала всё больший круг российских жителей. В конце XIX – начале XX вв. она начинает более отчётливо проявляться в городской среде.
Предметом рассмотрения в этой части являются также счёт времени и мерные единицы. Важнейшие измеряемые параметры: время, базовые меры веса, длины, объёма, столь значимые для участия страны в мировом социально-экономическом развитии, были приведены в течение XVIII–XIX вв. в соответствие с западноевропейской практикой и эталонами.
Заключительный раздел главы (§6.3) освещает «Западноевропейское влияние на лексический состав русского языка». В нем рассматривается проблема культурно-языковой интерференции, заимствований как проявления межкультурных и межъязыковых связей. Аргументируется, что языковые пласты, сформированные из иноземных слов, диффундировавших в русский язык, свидетельствуют о характере внешних контактов россиян на разных этапах нашей истории, напоминают о роли той или иной страны в развитии отечественной промышленности, искусства, материальной и духовной культуры в целом. Оценивается количественный масштаб проникновения европейских слов в русскую лексику. Сделан вывод, что вхождение Русского государства в орбиту европейского влияния, наиболее заметно проявляющееся с XVIII в., зримо отразилось в национальном языке. В XVIII – начале XX вв. в повседневную русскую речь вошло огромное количество новых понятий, большая часть которых сохранила (в адаптированном к русскому языку виде) своё изначальное наименование. Расширение контактов, привнесение в отечественный быт иноземных объектов материальной культуры, внедрение в экономику новых реалий и технологий, создание регулярной армии, развитие науки, образования, искусства, отмечены появлением множества европейских слов в русском языке.
Обосновано, что язык является средством адаптации культурных и материальных реалий. Заимствование иностранных слов отражает доминирование, а значит и культурную экспансию определённой страны в конкретную историческую эпоху: Республики Соединенных провинций, Швеции, Пруссии, Франции, Великобритании. Историческая ретроспектива языковых пластов позволяет верифицировать волны внешнего влияния и подтверждает, что технологические инновации сопровождаются культурными.
В Заключении подведены итоги диссертационного исследования, сформулированы выводы и обобщения по ключевым проблемам рассматриваемой темы.
Концепция диффузионизма позволяет анализировать пути, механизмы, особенности и результаты распространения разнообразных явлений общественной жизни из центра их возникновения в другие общества. Проведённое исследование показало, что диффузия инноваций в России осуществлялась преимущественно в ходе профессионально-ориентированных зарубежных поездок россиян; их обучения в европейских учебных заведениях; военных походов; путешествий; знакомства с европейским укладом, знаниями и технологиями через их носителей-иностранцев в России; семейные связи; печатные средства информации, участие в профессиональных встречах, гастролях, переводы и публикацию европейских авторов, изучение истории, культуры и иностранных языков стран Европы в гимназиях, высших учебных заведениях, у частных учителей, привлечение иностранцев в сферу воспитания, бытового обслуживания. Наиболее эффективно шло проникновение инноваций через персональные связи и контакты в профессиональной деятельности. Диффузия усиливалась по мере продвижения России по пути модернизации, интенсификации контактов с Европой, развития транспорта и совершенствования средств передачи информации.
В ходе исследования аргументировано, что, несмотря на постепенно разраставшееся количество передаточных звеньев инновационного процесса, критическая масса людей, воспринявших инновационные ориентиры развития и строивших свою деятельность исходя из императива их внедрения в России, не превышала десяти процентов от общей численности населения страны. Деятельность элиты оказывается достаточным рычагом для поворота общественного развития в новое русло, несмотря на традиционалистскую реакцию, выступающую тормозящим и деформирующим фактором, адаптирующим экзогенные новшества к отечественной почве.
Многие отрасли современной промышленности, административные принципы и практики, рациональные знания, элементы бытовой повседневности и культуры были привнесены в Россию иностранцами и русскими, обретшими знание о них за рубежом. Принципиально важно, что получив европейские импульсы, Россия смогла не только освоить («сделать своим») новые военные, социальные, культурные, административные технологии, но, адаптировав и развив их, перевалить через точку равновесия, качнувшись из традиционного мира в мир современной Европы, предложить миру блестящие примеры собственных достижений в культуре, науке, производстве. Обучение русских учеников было условием пребывания иностранных мастеров в России. Эта политика дала свои результаты.
Понадобилось продолжительное время – порядка полутора веков, чтобы привнесённые из Европы новые принципы государственного управления, наука, промышленность были усвоены в России и дали признанные во всём мире плоды. Период 1830–1860-х гг. – время становления и укрепления национальных школ в науке, музыке, изобразительном искусстве, литературе. Россия перестала нуждаться в опоре на иностранных учителей в этих областях. Названные процессы были сопряжены с мощным ростом национального самосознания, острыми спорами о нашем месте в мире и взаимоотношениях с Европой. Данные вопросы не случайно были поставлены в это время в «Философических письмах» П.Я. Чаадаева, манифестировались в размежевании интеллектуалов на славянофилов и западников, обсуждались теоретиками народничества. Во второй половине XIX в. в России были сделаны выдающиеся открытия в науке и технике, имеющие международное значение, что свидетельствовало о способности нашего народа к творческому усвоению европейского опыта, его вплетению в ткань российского исторического процесса и растворения в нём, создания с его помощью уникального, самобытного и самостоятельного государства.
Слабая связь между «верхами» и «низами» в России, разная динамика восприятия ими нововведений, низкий уровень благосостояния большинства населения усугублял трудности отказа от традиционного, привычного, провоцировал конфликт между ориентированной на Европу богатой верхушкой и простым народом. Дворянство и верхние городские слои постепенно европеизировались, а подавляющая часть населения – крестьяне и городские низы в основном оставались привержены своей традиционной культуре. Лишь в конце XIX – начале XX вв. европейское влияние стало активнее проникать в народные массы. Расслоение общества, отрыв элиты от массы, взаимное непонимание стремлений и норм жизни более развитых слоёв народа с одной стороны, и «тёмных» с другой, чревато конфликтами, множество примеров которых дала наша история. Отношение к иностранцам как к обладателям высоко ценимой (в том числе, и материально) и малодоступной простому народу информации породило устойчивый и внутренне противоречивый комплекс заискивания и неприязни.
Русская правящая элита могла в зависимости от европейской моды менять парики и камзолы на фраки и мундиры, читать французских философов, английских романистов или немецких романтиков, говорить, и даже мыслить по-французски, но при этом столпы российского государства – единодержавие и сознание причастности к созиданию самой мощной, во всех смыслах православной державы – оставались неколебимы.
Несмотря на некоторое противодействие европейских правительств переезду квалифицированных специалистов из Европы в Россию, на её территории осели сотни тысяч европейцев, большинство из которых обрели здесь свой второй дом, продуктивно трудясь на благо новой родины. Иностранцы в России, прежде всего, российские немцы, часть из которых приняла православие, оставили заметный след в русской истории и культуре. В России иностранные специалисты (в частности, остзейские немцы) были полноправными членами правящей и профессиональной элиты.
Говоря о механизмах диффузии, следует отметить, что сознательное и намеренное заимствование санкционировалось сверху, инициируясь Петром I и последующими монархами Российской империи. Распространение инноваций шло через перенимание техник и технологий, специальных навыков и умений. Агентами и трансляторами их являлись российские и иностранные военные, ремесленники, мастера в различных сферах деятельности, инженеры, медики, деятели культуры, представители бюрократии. Приложение их опыта распространялось на создание новой армии и изготовление современных видов вооружения; основание широкого спектра производств; становление светской культуры; нововведения в повседневной жизни. Если перечисленное стало активно проникать в Россию еще в XVII столетии, то в веке XVIII Петром I был создан прецедент заимствования механизмов устройства и функционирования государственных учреждений.
В России стратегический выбор Европы в качестве социального образца был сделан авторитарно, навязан царём, обладавшим неограниченной властью. Его подданные не имели реальной возможности выбора в вопросе принятия или непринятия этого курса. Попытки сопротивления жестоко пресекались. В дальнейшем, проведение выбранного курса в жизнь, периоды интенсивных многофакторных заимствований неоднократно перемежались с традиционалистской реакцией общества, сопротивлявшегося навязыванию новых стандартов жизни и поведения, сопряжённых с разного рода ограничениями, сменой принятых ориентиров и, как правило, с большими затратами различных ресурсов (человеческих, денежных и т.п.).
Проанализировав различные стороны европейского участия в истории нашей страны, можно, во-первых, утверждать, что Российская империя, конечно, являлась европейски-ориентированным государством, а во-вторых, выделить доминанты национального влияния: Республика Соединённых провинций, Швеция, Великобритания, германские государства и Франция. Называя доминанты влияния, необходимо подчеркнуть, что при выборе путей разрешения насущных российских проблем, информация об опыте решения аналогичных вопросов в различных государствах Европы тщательно сравнивалась, выбиралось то, что казалось приемлемо именно для России. Таким образом, какая-то из стран могла рассматриваться как основной образец, но это не исключало апелляции к опыту других стран, нашедших подходящие ответы на актуальные вопросы.
Широкомасштабное включение России в мировой модернизационный процесс при Петре I, активная рецепция технологических и социальных инноваций в последующем была насущной потребностью национального развития, гарантом суверенности державы.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
Монографии:
- Алексеева Е.В. Диффузия европейских инноваций в России (XVIII – начало XX вв.). М.: РОССПЭН, 2007. 368 с. (23 п.л.).
- Алексеева Е.В. Европейская культура в имперской России: проникновение, распространение, синтез. Екатеринбург: УрГИ, 2006. 263 с. (15,2 п.л.).
Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах
(в соответствии с перечнем ВАК):
3. Алексеев В.В., Алексеева Е.В. Распад СССР в контексте теорий модернизации и имперской эволюции // Отечественная история. 2003. №5. С. 3–20. (1,5/ авт. – 1 п.л.).
4. Алексеева Е.В. Использование европейского опыта управления государством при Петре I // Вопросы истории. №2. 2006. С. 15–31. (1,7 п.л.).
5. Алексеева Е.В. Экзогенные факторы и диффузионные механизмы развития Российской империи: историографические аспекты // Уральский исторический вестник. 2005. № 10–11. С. 39–60. (1,5 п.л.).
- Алексеева Е.В. Роль европейских образцов в развитии отечественного образования в XVIII–XIX вв. // Уральский исторический вестник. 2007. № 15. С. 19–35. (1,5 п.л.).
- Алексеева Е.В. Европейский вклад в становление и развитие российской науки (XVIII–XIX вв.) // Вестник Дальневосточного отделения РАН. 2007. № 3. (1,2 п.л.).
Разделы в коллективных монографиях и статьи:
- Алексеев В.В., Алексеева Е.В., Денисевич М.Н., Побережников И.В. Региональное развитие в контексте модернизации. Екатеринбург, Лувен. 1997. 326 с. (авт. – 1 п.л.).
- Алексеев В.В., Алексеева Е.В., Зубков К.И., Побережников И.В. Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике XVI–XX вв. М.: Наука, 2004. 600 с. (авт. – 8 п.л.).
- Алексеева Е.В. Пространственная динамика Российской империи в контексте модернизации // Россия в XVII – начале XX вв.: региональные аспекты модернизации. Отв. ред. И.В.Побережников. Екатеринбург: ИИиА УрО РАН, 2006. 341 с. (авт. – 4 п.л.).
- Alekseyeva Е.V., Alekseyev V.V. Modernization of Russia: Back to the Future? A report presented at the 19th International Congress of Historical Sciences. Ekaterinburg–Oslo. 2000. 39 p. (авт. – 1 п.л.).
- Алексеева Е.В. Империя и модернизация: двуликий Янус исторического целого // Уральский исторический вестник. № 5–6. Екатеринбург. 2000. С. 123–139. (1 п.л.).
- Алексеева Е.В. Объяснение российской истории с помощью теории модернизации: pro et contra // Уральский исторический вестник. 2001. №7. С. 108–118. (1 п.л.).
- Алексеева Е.В. Государственная власть и модернизация Российской империи: детерминанты и константы // История отечественного государства и права. Методология изучения и методика преподавания. Материалы научно-методологического семинара. Екатеринбург. 2001. С. 28–71. (1,9 п.л.).
- Алексеева Е.В. Европейские ориентиры государственных преобразований в Российской империи // Теория, методология и методика изучения и преподавания историко-юридических наук. Вып. 2. Екатеринбург, 2003. С. 5–15. (0,7 п.л.).
- Alekseyeva Е.V. From a log house to “an electronic cottage”. Dwellings of the Ural workers in modernizing Russia // Habiter l’industrie. Hier, aujourd’hui, demain. Troyes, 2004. P. 129–141. (1,4 п.л.).
- Алексеева Е.В. Получение высшего образования россиянами в Европе (XVIII – начало XX вв.) // Историческое образование на современном этапе: проблемы и перспективы модернизации. Сб. науч. ст. / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2006. С. 40–51. (0,8 п.л.).
- Алексеева Е.В. Некоторые результаты и перспективы изучения значения иностранного технологического опыта в создании новых отраслей промышленности и развитии промышленного производства на Урале // Шестые Татищевские чтения. Тезисы докладов и сообщений. Екатеринбург, 20–21 апреля 2006 г. / Под ред. С.П. Постникова. В 2-х т. Т.1. Екатеринбург, 2006. С. 66–81. (0,8 п.л.).
- Алексеева Е.В. Российская экономическая политика и основные тенденции мирового экономического развития (XVIII – начало XX вв.) // Промышленная политика в стратегии российских модернизаций XVIII – XXI вв. Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 350-летию Н.Д. Антуфьева-Демидова. Екатеринбург, 2006. С. 69–74. (0,5 п.л.).
- Alekseyeva Е.V. Les transformations des traditions de la vie quotidienne dans le contexte de la modernization rcente en Russie: production et consummation de boissons alcooliques // Les patrimoine des caves et des celliers. Actes du colloque international de l’APIC. pernay, 2006. P. 143–155. (в соавт.). (авт. – 0,6 п.л.).
- Алексеева Е.В. Западноевропейское влияние на формирование лексики русского языка в XVIII – XIX вв. // Перевод и сопоставительная лингвистика. Периодический
научный журнал. Вып. 3. Екатеринбург, 2006. С. 86–97. (0,8 п.л.).
[1] Rey M.-P. Le dilemme Russe. La Russie et l’Europe occidentale d’Ivan le Terrible Boris Eltsine. Paris: Flammarion, 2002. P. 10.
[2] Бердяев Н.А. Русская идея // Мыслители русского зарубежья. Бердяев и Федотов. СПб., 1992. С. 48.
[3] Уткин А.И. Россия и Запад: история цивилизаций. М., 2000; Он же: Вызов Запада и ответ России. М., 2003. С. 5.
[4] Там же. С. 103.
[5] Там же.
[6] Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. М., 2003. С. 520.
[7] Кагарлицкий Б. Периферийная империя. Россия и миросистема. М., 2003. С. 255, 300–302, 326.
[8] Там же. С. 348.
[9] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Собр. соч. в 18 т. Т.9; Он же. Публичные чтения о Петре Великом. М.,1984 и др; Ключевский В. Сочинения в восьми томах. Т.4. Т.5. М., 1958; Милюков П.Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. СПб., 1892; Он же. Очерки по истории русской культуры. М., 1994. Т.2; Богословский М. Областная реформа Петра Великого. Провинция 1719–1721 гг. М., 1902; Лаппо-Данилевский А.С. История политических идей в России в XVIII в. в связи с развитием её культуры и ходом её политики. Кёльн, 2003.
[10] Алексеев В.В., Нефедов С.А., Побережников И.В. Модернизация до модернизации: средневековая история России в контексте теории диффузии // Уральский исторический вестник. № 5–6. Екатеринбург. 2000.
[11] Нефёдов С. А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец XV–начало XX века. Екатеринбург, 2005; Он же. Реформы Ивана III и Ивана IV: османское влияние // Вопросы истории. 2002. № 11; Он же. Реформы середины XVII века: попытка модернизации России по голландскому образцу // Западноевропейские специалисты в России XV–XVII веков. М., 2002.; Он же: Первые шаги на пути модернизации России: реформы середины XVII века // Вопросы истории. 2004. № 4; Он же. 1905 год: революция в контексте вестернизации // Уральский исторический вестник. 2007. № 15.
[12] Зубков К.И. Фактор диффузии в процессах геополитического моделирования (новый взгляд на внешнюю политику Петра I) // Уральский исторический вестник. 2007. № 15.
[13] Побережников И.В. Переход от традиционного к индустриальному обществу: теоретико-методологические проблемы модернизации. М. 2006. С. 20.
[14] Гузевич Д.Ю., Гузевич И.Д. Великое посольство. СПб., 2003 и др.
[15] Беспалов А.В. Русский вспомогательный корпус на службе Саксонии в эпоху Великой Северной войны // Северная Европа: проблемы истории. Вып.5. М., 2005 и др.
[16] Андреев А.Ю. Русские студенты в немецких университетах. XVIII – первая половина XIX в. М., 2005; Берелович В. А.Я.Поленов в Страсбурге (1762–1766): рождение интеллектуала // Отношения между Россией и Францией в европейском контексте (в XVII–XX вв.). М., 2002; Манойленко К.В. Стажировка российских ботаников в научных и образовательных центрах Германии (вторая половина XIX – начало XX вв.) // Немцы в России. Три века научного сотрудничества. СПб., 2003 и др.
[17] Козлова Н.В. Организация коммерческого образования в России в XVIII в. // Исторические записки. №117. М., 1989 и др.
[18] Главацкий М.Е. Работы В.Е. Грум-Гржимайло по адаптации иностранных технологий в уральской металлургии // Россия и Западная Европа: взаимодействие индустриальных культур. 1700–1950. Т.1. Екатеринбург, 1996; Шумилов Е.Ф. «Для пользы ближних…» Андрей Федорович Дерябин. Очерк жизни гениального человека пушкинской эпохи. Ижевск, 2004 и др.
[19] Богдан В.-И. Т. Русские художники XIX в. в Германии // Немцы в России. Три века научного сотрудничества. СПб., 2003 и др.
[20] Montclos B. de. Les Russes Paris au XIXe sicle. 1814 –1896. Paris, 1996; Хексельшнейдер Э. Русские в Дрездене до Первой мировой войны // Немцы в России. Три века научного сотрудничества. СПб., 2003 и др.
[21] Кросс Э. У Темзских берегов. Россияне в Британии в XVIII в. М., 1996.
[22] Ионцев В.А., Лебедева Н.М., Назаров М.В., Окороков А.В. Эмиграция и репатриация в России. М., 2001.
[23] Кабузан В.М. Немецкоязычное население в Российской империи и СССР в XVIII–XX веках (1719–1989). Историко-статистическое исследование. М., 2003 и др.
[24] Ковригина В.А. Немецкая слобода Москвы и её жители в конце XVII – первой четверти XVIII века. М., 1997.
[25] Bartlett R.P. Human Capital. The Settlement of Foreigners in Russia. 1762–1804. Cambridge, 1979; Каменский А.Б. От Петра I до Павла I. М., 1999.
[26] Чеснокова А.Н. Иностранцы и их потомки в Петербурге: Немцы. Французы. Британцы (1703–1917). СПб., 2003.
[27] Юхнева Н.В. Этнический состав и этносоциальная структура населения Петербурга. Вторая половина XIX – начало XX века. Статистический анализ. Л., 1984.
[28] Кросс Э. Британцы в Петербурге: XVIII век. СПб., 2005.
[29] Немцы России. Энциклопедия. Т.1. М., 1999; Т.2. М., 2004; Немцы в России: люди и судьбы. СПб., 1998; Немцы в России: Петербургские немцы. СПб., 1999; Шайдуров В.Н. Формирование и социально-экономическое развитие немецкой диаспоры на Алтае: конец XIX – начало XX вв. Барнаул, 2003 и др.,
[30] Степанов А.И. Швейцарцы в России и русские в Швейцарии // Новая и новейшая история. 2006. №1 и др.
[31] Bhler R., Heidi G.-W. Goehrke G., Rauber U., Tschudin G., Voegli J. Schweizer im Zarenreich. Zur Geschichte der Auswanderung nach Russland. Zurich, 1985.
[32] Швейцарцы в Петербурге. СПб., 2002.
[33] Августин, Архимандрит (Никитин). Шведская лютеранская община в Петербурге // Скандинавские чтения 2000 года. Этнографические и культурно-исторические аспекты. СПб., 2002.
[34] Montagnes Russes: La Russie vecue par des Belges. Bruxelles. 1989.
[35] Голландцы и бельгийцы в России. XVIII – XX вв. СПб., 2004.
[36] Павленко Н.И. Анна Иоанновна. Немцы при дворе. М., 2002; Русские императоры, немецкие принцессы. Династические связи, человеческие судьбы. М., 2002; Martin M. Maria Feodorovna en son temps (1759–1828). Contribution a l’histoire de la Russia et de l’Europe. Paris, 2003 и др.
[37] Уортман Р. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. Т.1. Т.2. М., 2004; Агеева О.Г. Пётр I: у истоков российского имперства //Отечественная история. 2005. №4; Боханов А.Н. Царская династия и английский королевский дом // Россия и мировая цивилизация. М., 2000 и др.
[38] Бекжанова Н.В. Из истории торгово-издательской фирмы Г.Шмицдорфа // Немцы в России. Три века научного сотрудничества. СПб., 2003 и др.
[39] Britain and Russia in the Age of Peter the Great. Historical Documents. Translated and edited by S.Dixon and A.Cross. London, 1998.
[40] Россия–Швейцария. Документы и материалы. 1813–1955. М., 1995.
[41] Журнал путешествия Н.А.Демидова (1771–1773) / Составители: Мосин А.Г., Пирогова Е.П. Екатеринбург, 2005; Кюстин де А. Россия в 1839 году. Т.1. Т.2. М., 2000; «Я берег покидал туманный Альбиона…» Русские писатели об Англии. 1646–1945. М., 2001 и др.
[42] Искюль С.Н., Победимова Г.А., Хотеев П.И. Из писем российских путешественников XVIII в. (братья Демидовы в Германии) // Немцы в России. Русско–немецкие научные и культурные связи. СПб., 2000; Ерофеев Н.А.Туманный Альбион: Англия и англичане глазами русских. 1825–1853 гг. М., 1982; Артёмова Е.Ю. Культура России глазами посетивших ее французов (последняя треть XVIII века). М., 2000 и др.
[43] Ключевский В.О. Сочинения в восьми томах. Т.5. М., 1958; Милюков П.Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. СПб., 1892; Богословский М. Областная реформа Петра Великого. Провинция 1719–1727 гг. М., 1902.
[44] Peterson C. Peter the Great’s Administrative and Judicial Reforms. Swedish Antecedents and the Process of Reception. Lund, 1979.
[45] Федосова Э.П. Из истории российской государственности (шведский опыт) // Россия и мировая цивилизация. М., 2000.
[46] Анисимов Е.В. «Шведская модель с русской особостью» // Звезда. 1995. № 1; Он же. Власть и реформы. От самодержавной к советской России. СПб., 1996. Часть 2; Он же. На голландский манир. Родина. № 3, 2003 и др.
[47] Агеева О.Г. Преобразование русского двора от Петра I до Екатерины II. Дисс. …доктора ист. наук. М., 2007; Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М., 1974; Каменский А.Б. От Петра I до Павла I. Реформы в России XVIII века. М., 1999; Акишин М.О. Российский абсолютизм и управление Сибири XVIII века: структура и состав государственного аппарата. М., Новосибирск, 2003; Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России. Сравнительно-историческое исследование. М., 1994; Он же. Конституционные проекты в России и их западные источники // Мир России. №1, 1996; Павленко Н.И. Анна Иоанновна. Немцы при дворе. М., 2002; Сахаров А. Н. Александр I. M., 1998 и др.
[48] Dumoulin M. Quelques aspects des relations conomiques belgo-russes la Belle Epoque // Montagnes Russes: La Russie vecue par des Belges. Bruxelles. 1989; Stols E. La Russie mridionale, une province industrielle belge // Montagnes Russes: La Russie vecue par des Belges. Bruxelles. 1989; Енсен Б. «Новая Америка». Россия и датское предпринимательство до 1917 года // Дания и Россия – 500 лет. М., 1996; Намазова А. Русские о Бельгии, бельгийцы о России // Европейский альманах. История, традиции, культура. М., 1992; Она же. Санкт-Петербург – Брюссель: к 150-летию установления дипломатических отношений // Россия и Европа: дипломатия и культура. Вып. 3. М., 2004; Петров Ю.А. Московский деловой мир на рубеже XIX–XX вв.: бизнес и политика // Вестник истории, литературы, искусства. Альманах. Т.1. М., 2005; Он же. Немецкие предприниматели в дореволюционной Москве: торговый дом «Вогау и К0»// Экономический ежегодник. 2000. М., 2001; Немцы России. Энциклопедия. Т.2. М., 2004 и др.
[49] Корепанов Н.С. Благодатская горная экспедиция 1739–1742 гг. и волна контрактной иммиграции саксонцев на Урал // Немцы на Урале и в Сибири (XVI–XX вв.) Екатеринбург, 2001; Он же. Геннин на Урале. Екатеринбург, 2006; Кортина С.Б., Наймушин А.В., Черноухов А.В. Немецкие специалисты на Урале в XVIII в. // Документ. Архив. История. Современность. Вып. 3. Сб. науч. тр. Екатеринбург, 2003; Зейферт В. Посланцы туманного Альбиона на Урале и в Екатеринбурге // Уральская старина: литературно-краеведческие записки. Вып. 4. Екатеринбург, 2000; Ляпин В.А. Русско-шведское сотрудничество в развитии военной промышленности на Урале в первой половине XIX века // Россия и Западная Европа: взаимодействие индустриальных культур. 1700–1950. Т.2. Екатеринбург, 1997; Он же. Немецкие оружейники на Урале // Немцы на Урале и в Сибири (XVI–XX вв.) Екатеринбург. 2001; Микитюк В.П. Уральские инженеры с немецкой фамилией // Веси. 2005. №5; Устьянцев С.В., Логунов Е.В. Английский технологический опыт и уральские горные заводы XIX в. Екатеринбург, 1992; Шкерин В.А. Британские корабелы на казенных заводах Урала (30–50-е гг. XIX в.) // Россия и Западная Европа: взаимодействие индустриальных культур. 1700–1950. Т.2. Екатеринбург, 1997 и др.
[50] Немцы на Урале и в Сибири (XVI–XX вв.). Материалы научной конференции «Германия–Россия: исторический опыт межрегионального взаимодействия XVI–XX вв.». Екатеринбург, 2001; Шилов С.П. Немецкие фирмы на судостроительном рынке России перед первой мировой войной // Вопросы истории. 2001. № 3 и др.
[51] Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России. Очерки. М., 1997.
[52] Смирнов Ю.М. Русская гвардия в первой половине XVIII в. М., 1981; Меленберг А.А. Немцы в российской армии накануне Первой мировой войны// Вопросы истории. 1998. №10; Кротов П.А. Голландские моряки в русском флоте при Петре I // Россия и Голландия: 300 лет сотрудничества: Тезисы международной научно-практической конференции. М., 1995; Он же: Немцы в Российском флоте при Петре Великом // Немцы в России: люди и судьбы. СПб., 1998; Безотосный В.М. Национальный состав российского генералитета 1812 года // Вопросы истории. 1999. №7; Копелев Д.Н. Офицеры немецкого происхождения на службе в российском флоте (первая половина XIX в.) Дис….канд. ист. наук. СПб., 2000; Петрухинцев Н.Н. Царствование Анны Иоанновны: формирование внутриполитического курса и судьбы армии и флота. 1730–1735 г. СПб., 2001; Аурова Н.Н. Система военного образования в России: кадетские корпуса во второй половине XVIII – первой половине XIX века. М., 2003; Козюрёнок К.Л. Голландские офицеры в Российском Военно-морском флоте (вторая половина XVIII – начало XIX в.) // Нидерланды и Северная Россия. СПб., 2003; Кросс Э. Британцы в Петербурге: XVIII век. СПб., 2005 и др.
[53] Немцы в России: проблемы культурного взаимодействия. СПб., 1998; Немцы в России: русско-немецкие научные и культурные связи. СПб., 2000; Немцы и развитие образования в России. СПб., 1998; Немцы в России: три века научного сотрудничества. СПб., 2003; Александр Гумбольт и исследования Урала. Мате-риалы российско-германской конференции. 20–21 июня 2002 г. Екатеринбург, 2002; Смагина Г.И.Академия наук и российская школа (вторая половина XVIII в.). СПб., 1996 и др.
[54] Любина Г.И. Россия и Франция. История научного сотрудничества. М., 1996.
[55] Мирский М.Б. Медицина России X–XX веков: Очерки истории. М., 2005.
[56] Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры В 3 т. Т. 2. Ч. 2. М., 1994.
[57] Марисина И.М. Россия – Франция. Век восемнадцатый. М., 1995; Полякова О.Б. Взаимовлияние культур России и Франции во второй половине XIX – начале XX века // Россия и Франция XVIII – XX века. Вып. 4. М., 2001; Швидковский Д.О. Франция и развитие русской архитектуры в эпоху классицизма // Вестник истории, литературы, искусства. М., 2006; Век Просвещения. М., 2006. Вып.1; Отношения между Россией и Францией в европейском контексте (в XVIII –XX вв.). М., 2002; La France et la Russie au siecle des Lumieres. Relations culturelles et artistiques de la France et la Russie au XVIII siecles. Paris, 1986 и др.
[58] Андросов С.О. Русские заказчики и итальянские художники в XVIII в. СПб., 2003.
[59] Завьялова Л.В. Петербургский Английский клуб, 1770–1918: Очерки истории. СПб., 2004; Соколов А.Б. Навстречу друг другу. Россия и Англия в XVI – XVIII вв. Ярославль. 1992.
[60] Dukes P. Some Aberdenian Influences on the Early Russian Enlightenment // Canadian–American Slavic Studies. Special Issue. Russia and the West in the XVIII Century. 1979. Vol. 13. № 4.
[61] Scotland and the Slavs: Cultures in Contact (1500–2000). Ed. M.Cornwall, M.Frame. Newtonville. MA; St.Petersburg, 2001.
[62] Политковская Е.В. Как одевались в Москве и её окрестностях в XVI – XVIII веках. М., 2004.
[63] Кирсанова Р.М. Русский костюм и быт XVIII–XIX веков. М., 2002.
[64] Биржакова Е.Э., Войнова Л.А., Кутина Л.Л. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века. Языковые контакты и заимствования. Л., 1972; Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века. М., 1996; Hellie R. Russian Clothing and its International Context: 1600–1725 // Древнерусская культура в мировом контексте. Археология и междисциплинарные исследования. Материалы конференции. М., 1999 и др.
[65] Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В четырех томах. СПб., 1996; Большой словарь иностранных слов в русском языке. М., 1998; Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2-х томах. 5-е изд. М., 2002.
[66] Дания и Россия – 500 лет. М., 1996.
[67] Нидерланды и Северная Россия: Сборник научных статей / Коллектив авторов; под ред. Ю.Н. Беспятых, Я.В. Велувенкампа, Л.Д. Поповой. СПб., 2003.
[68] Русская библиография о Голландии и русско-голландских отношениях: 1700–2000 гг. / Под ред. Э. Вагеманса, Х.В. Конингсбрюгге. СПб., 2003; Стрижак Н. и др. Анна Павловна: Русская принцесса на Голландском троне. СПб., 2003; Горбатенко С. Новый Амстердам: Санкт-Петербург и архитектурные образы Нидерландов. СПб., 2003 и др.
[69] Янгфельдт Б. Шведские пути в Санкт-Петербург: главы из истории шведов на берегах Невы. Стокгольм, СПб., 2003 и др.
[70] Русская культура XVIII века и западноевропейские культуры. Л., 1980; Очерки русской культуры XVIII в. М., 1985; Очерки русской культуры XIX века. Т.3. Культурный потенциал общества. М., 2001.
[71] Россия и мировая цивилизация. М., 2000.
[72] Принципы историографии естествознания: XX век. СПб. М., 2001. С. 127–128.
