Зарубежная историография военно-морской деятельности ссср в период холодной войны
На правах рукописи
Киличенков Алексей Алексеевич
ЗАРУБЕЖНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ
ВОЕННО-МОРСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СССР
В ПЕРИОД "ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ"
Специальность 07.00.09 – Историография, источниковедение,
методы исторического исследования
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Москва – 2010
Работа выполнена на кафедре истории России новейшего времени Российского государственного гуманитарного университета
| Научный консультант: | доктор исторических наук, профессор Безбородов Александр Борисович |
| Официальные оппоненты: | доктор исторических наук, профессор Егорова Наталия Ивановна |
| доктор исторических наук, профессор Зверева Галина Ивановна | |
| доктор политических наук, профессор Шаклеина Татьяна Алексеевна | |
| Ведущая организация: | Российский университет дружбы народов |
Защита состоится «14» мая 2010 года в 14 часов на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198.03 Российского государственного гуманитарного университета по адресу: Россия, 125993, ГСП-3, Москва, Миусская пл., 6.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета
Автореферат разослан «___» ______________ 2010 года.
Ученый секретарь совета по защите
докторских и кандидатских диссертаций
кандидат исторических наук, доцент Е.В. Барышева
Общая характеристика работы
Актуальность темы исследования. Постановка проблемы. Интеграция российской гуманитарной науки в систему мирового научного знания пришлась на период увлечения методологическими новациями, а затем и переоценкой их исследовательских перспектив, когда «переболев постмодернистским отрицанием научности истории, историческое сознание стремится прояснить возможности и пределы адекватной реконструкции прошлого».[1] Ответ на этот новый вызов представляется невозможным без обращения к историографическому опыту, профессиональной и постоянной саморефлексии исследовательского сообщества.
Актуальность историографических исследований чрезвычайно возрастает в связи с расширением непосредственного общения ученых различных стран, перспективой реализации совместных проектов в рамках единого исследовательского поля. Необходимым условием для этого, залогом успешного решения поставленной исследовательской задачи в рамках любого избранного направления является обращение к достижениям мирового научного сообщества, как в области методологии, так и в сфере конкретных методик. Более того, вполне очевидной становится и близкая перспектива формирования единого, не разделенного национальными рамками сообщества исследователей-гуманитариев, объединенные усилия которого единственные способны дать адекватный ответ на вызовы глобальных проблем, перед которыми оказалось человечество, вступив в XXI век.
Необходимым условием реализации отмеченных перспектив является соотнесение накопленного профессионального опыта, взаимное освоение достигнутого уровня научного знания, знакомство с существующими исследовательскими парадигмами национальных сообществ ученых. Перечень всех этих задач решается в рамках историографических исследований, обеспечивая таким образом не только одно из необходимых и важнейших условий профессиональной самоидентификации историка, но и радикальное расширение горизонтов и возможностей изучения избранного предмета.
В этой связи чрезвычайно актуальным становится обращение к опыту зарубежного научного сообщества при изучении тем, слабо освоенных отечественной историографией. Одной из таких тем, в исследовании которых отечественная историография оказалась в «большом долгу»,[2] стала история «холодной войны». Одной из наименее изученных отечественными исследователями ее страниц, точнее, «белых пятен» является военно-морская деятельность Советского Союза в 1945-1991 гг. На фоне отсутствия полноценного исследовательского интереса к данной теме в советский и постсоветский период достижения зарубежных коллег являют собой разительный контраст. Зарубежная и, первую очередь, американская и британская историография, имеют уже более чем вековой опыт изучения военно-морской деятельности России. Так, первые работы, посвященные истории русского флота, появились в Англии еще в конце XIX века, в период напряженных отношений с Россией.[3] Куда более обостренно в Англии и США был воспринят рост советского военно-морского флота в период после второй мировой войны, когда советский военно-морской флот превратился в важнейший стратегический фактор, эффективный инструмент внешнеполитического воздействия, мощное средство пропаганды модели общественного развития. Это новое явление было оценено западными исследователями как «один из самых драматических факторов послевоенного развития».[4] Выход советского военного флота в Мировой океан был воспринят политической элитой Запада как прямой вызов не только его военно-морскому могуществу, но и самому образу жизни западной демократии.
Появление же советского флота в районах традиционного морского господства Запада привело к взрывному росту научного интереса к военно-морской деятельности Советского Союза, формированию новой профессиональной корпорации, результатом деятельности которой стали десятки конференций, семинаров и сотни публикаций. Актуальность обращения к данному явлению определяется не только онтологической его составляющей, но в гораздо большей степени – гносеологической. Зарубежные исследователи с самого начала оказались в сложнейшей ситуации. Ограниченность источниковой базы, ставшая следствием специфики предмета исследования, усугублялась высокой актуализацией полученного научного результата. Совокупность экспертных мнений служила одним из оснований выработки политических и стратегических решений, оборачивавшихся колоссальными финансовыми расходами. Экспертная составляющая в деятельности зарубежной историографии при ограниченности источниковой базы требовала дополнительных усилий в разработке методологических подходов и методического инструментария, специфических форм организации самой исследовательской деятельности, а, в совокупности, – формирования особой модели исследовательской практики и бытования научного знания.
Другим, не менее важным фактором актуализации избранной темы стало возросшее значение военно-морского флота как инструмента международной политики в современных условиях. Региональные военные столкновения выявили уникальные способности военно-морского флота по полномасштабному проецированию силы в желаемую точку мирового пространства. Флот благодаря своей мобильности и колоссальной ударной мощи превратился в оптимальное средство обеспечения национальных интересов. Эти же качества военного флота делают его незаменимым инструментом в борьбе с угрозами наступившего XXI в., прежде всего, с мировым терроризмом и региональным пиратством. Не менее важными являются возможности флота в обеспечении национальных интересов, связанных с освоением ресурсов Мирового океана, что составит в обозримой перспективе одну из основ развития цивилизации в наступившую эру. В этих условиях необходим особо взвешенный и обоснованный подход к решению проблем развития морской силы, учитывающий весь спектр мнений специалистов, экспертного и исследовательского сообщества, накопившего внушительный массив научного знания и создавшего широкий набор познавательного инструментария.
Степень изученности темы. Профессиональный интерес отечественных историков к зарубежной историографии советской истории начал формироваться в период «оттепели». Пришедшая вместе с ее политическими и общественными переменами открытость дали возможность сообществу советских историков обратиться к результатам исследований своих коллег за рубежом. На волне этого интереса, начиная с середины 1950-х гг., происходит постепенное формирование нового направления в отечественной исторической науке. Признание его профессиональным сообществом в качестве исторической дисциплины завершается к началу 1980-х гг.[5] Особенностью развития данного направления в начальный период стала чрезвычайная степень его идеологизации, своего рода «идеологическая перегруженность».
В обширнейшем спектре проблем истории России/СССР, исследуемых зарубежной историографией, внимание советских историков оказалось сосредоточено, в первую очередь, на истории революционного движения. Вплоть до конца 1980-х гг. эта проблематика оставалась доминирующей. Основные результаты исследований были представлены в работах Г.З. Иоффе, В.И. Салова, Ю.И. Игрицкого, Б.И. Марушкина, Н.В. Романовского и др.[6] Помимо указанных проблем в фокусе внимания советских историков находились и другие вопросы – внешняя политика Советского Союза, развитие советской экономики, национальное строительство в СССР, взаимоотношения государства и церкви и ряд других проблем.[7]
Изменившееся в период «перестройки» отношение к зарубежной историографии привело к появлению целого ряда работ, лишенных прежнего «критического» отношения к исследованиям зарубежных ученых. Изменился сам характер, исследований, их тональность и стилистика. Место еще недавней «критики фальсификаций» заняло стремление понять «устройство западной исследовательской лаборатории», ее действительные преимущества и недостатки, оценить объем полученного научного знания, выявить новейшие тенденции развития, что нашло отражение в исследованиях Л.Г. Сухотиной, Г.И. Зверевой, Л.П. Репиной, И.В. Поткиной, Н.Б. Селунской и др.[8]
В конце 1990-х – начале 2000-х гг. наблюдается определенное падение интереса к объекту исследования. Заметно сократилось число публикаций и представленных к защите диссертационных работ, изменился и спектр проблем, привлекающих внимание российских историков в настоящее время. Наряду с этим явно обозначилось стремление отечественных исследователей к изучению достижений зарубежной историографии в разработке актуальных вопросов новейшего периода истории России.[9]
Изучение зарубежной историографии отечественной военной истории, включая историю флота, проходило в рамках отмеченных выше тенденций. Разница заключалась в том, что обращение советских историков к этой проблематике произошло достаточно поздно и носило выраженный периферийный характер.[10] В 1960-е гг. в ряду других проблем внимание советских историков привлекла интерпретация западными исследователями событий «холодной войны» второй половины ХХ века.[11] Однако интерес к этой проблематике оставался локальным. Лишь отдельные исследователи: А.О. Чубарьян, Н.И. Егорова, Н.Н. Маркина – продолжали разработку данной темы.[12] Причину тому следует искать в том, что сама «холодная война» несмотря на кратковременные периоды «разрядки» не спешила становиться частью исторического прошлого. По этой же причине потепление в отношениях с Западом, начавшееся с приходом «перестройки» послужило катализатором разработки указанной темы советскими исследователями. Формирование нового восприятия зарубежной историографии нашло наиболее полное отражение в работах А.М. Филитова и А.О. Чубарьяна.[13]
Стремление к максимальному освоению уровня научного знания, достигнутого зарубежной историографией, было характерно для ряда конкретно-исторических исследований. Среди них следует выделить наиболее близкие к избранной теме работы А.Б. Безбородова и И.В. Быстровой, посвященные развитию советского военно-промышленного комплекса.[14] Авторы уделили большое внимание достижениям зарубежных коллег. В частности были определены основные направления западной историографии, специализировавшиеся на исследовании конкретных проблем советского ВПК, главные научно-исследовательские центры, круг ведущих специалистов, особенности источниковой базы и методики ее использования.
Зарубежная историография истории российского/советского флота как таковая достаточно долго не привлекала целенаправленного внимания советских исследователей, интерес к ней оставался инструментальным (краткие историографические обзоры в работах по специальным вопросам). Единственной работой, где зарубежная историография советского флота рассматривалась в качестве самостоятельного объекта, стало диссертационное исследование С.А. Мишанова.[15] Автор на основе привлечения значительного массива историографических источников (свыше 350 публикаций) сумел решить поставленные в диссертации задачи, определив характерные черты и особенности западной историографии избранной проблемы, основные ее направления, концептуальную базу, источниковую основу, сильные и слабые стороны исследовательской практики зарубежных коллег. В то же время необходимо подчеркнуть, что проблематика развития советского ВМФ, и только применительно к довоенному периоду, рассматривалась С.А. Мишановым наряду с вопросами развития других видов вооруженных сил и родов войск и ограничилась тремя основными комплексами вопросов: концепции военно-морской теории межвоенного периода, главные этапы развития флота, оценка его состояния накануне Великой Отечественной войны. Сам факт появления диссертационного исследования С.А. Мишанова, несомненно, свидетельствовал о сохранении интереса российских историков к достижениям зарубежной историографии военной истории России/СССР.
В целом, проведенный анализ позволил установить, что интерпретация зарубежными исследователями военно-морской деятельности СССР периода «холодной войны» по сей день остается в отечественной историографии не затронутой даже фрагментарно. В то же время в предшествующий период в рамках изучения зарубежного советоведения в целом, был решен целый ряд важнейших исследовательских вопросов – определен объект исследования, выявлена его структура (различные направления в изучении истории России/СССР, историографические школы, центры и т.д.), выявлена значительная дифференцированность зарубежной историографии, положено начало анализу методологии, методики и источниковой базы. Значительные успехи были достигнуты в изучении зарубежной историографии «холодной войны» – определены основные направления и периодизация развития национальных историографий, динамика и структура исследовательского процесса, предметное содержание исследовательского поля. Все это в своей совокупности создает необходимый теоретический и методологических задел для осуществления самостоятельного исследования по избранной теме.
Объектом исследования является зарубежная историография советской военно-морской деятельности периода «холодной войны», сложившаяся и развивавшаяся в 1945-1991 гг. как комплекс работ, объединенный общими целями и общим предметом.
Предметом исследования выступает процесс создания и развития научных знаний как результат совместных усилий корпорации исследователей ряда стран Западной Европы, Северной Америки и Азии, изучавших советскую военно-морскую деятельность в период «холодной войны», 1945-1991 гг. Исследуемый предмет понимается как вид деятельности, имеющий свою структуру, организационные формы, динамику, факторы развития.
Цель диссертационной работы состоит в выявлении и анализе исследовательской парадигмы (способа постановки и интерпретации научной проблемы), сложившейся в зарубежном научном сообществе в ходе изучения военно-морской деятельности Советского Союза в период «холодной войны», 1945-1991 гг.
Достижение поставленной цели обеспечивается решением следующих исследовательских задач:
- определить периодизацию изучения зарубежными исследователями советской военно-морской деятельности, выявить характерные черты и особенности установленных периодов, динамику исследовательского процесса и его факторов на протяжении «холодной войны»;
- раскрыть основные характеристики профессионального исследовательского сообщества, направления и формы его деятельности;
- выявить теоретические основы, методологические подходы и методический инструментарий изучения зарубежными исследователями советской военно-морской деятельности в период 1945-1991 гг.;
- провести анализ источниковой базы зарубежных исследований, ее структуры и динамики на протяжении исследуемого периода;
- установить основной набор исследовательских проблем, находившихся в фокусе профессиональной деятельности, модели их интерпретации, полученные результаты;
- определить перспективы дальнейшего изучения зарубежной историографии данного направления, и связанные с этим перспективы исследований проблем советской военно-морской деятельности.
Исследовательская гипотеза, формулируемая в рамках данной диссертационной работы, предполагает понимание анализируемого историографического комплекса как реакции зарубежного научного сообщества на возникновение нового явления – военно-морской деятельности Советского Союза в условиях «холодной войны», 1945-1991 гг. Специфика задач, возникших перед зарубежным исследовательским сообществом, заключалась в том, что предмет исследований отличался высокой степенью актуализации, жестко определявшей главную из задач – оценку уровня исходившей от него угрозы. Однако в этих условиях, когда, казалось бы, задача должна была решаться исключительно усилиями разведывательных служб и профессионального экспертного сообщества с помощью специальных методов, советская военно-морская деятельность рассматривалась зарубежным научным сообществом как предмет исторического исследования. Данный выбор был продиктован стремлением к наиболее адекватной и объективной оценке изучаемого явления. Решение задач изучения советской военно-морской деятельности обеспечивалось функционированием специфической модели организации исследовательского процесса, отличавшейся факторами развития, структурой исследовательского сообщества, формами и динамикой деятельности, теоретическими основами и методологическими подходами, набором исследовательских методик.
Хронологические рамки исследования ограничены периодом 1945–1991 гг., в рамках которого происходит становление и развитие исследуемого историографического комплекса, создание его концептуальной основы, источниковой базы, основных направлений, формируется профессиональная исследовательская среда. Начальная и конечная даты также соответствуют общепринятым в отечественной историографии хронологическим пределам «холодной войны». Совпадение этих границ не было случайным. На протяжении всего исследуемого периода противостояние супердержав СССР и США на море было не столько фоном, сколько мощным определяющим фактором возникновения и развития зарубежной историографии советской военно-морской деятельности. Как результат, начало противостояния на море совпало с зарождением научного интереса к новому объекту исследования. Точно также окончание «холодной войны», прекращение прямого и масштабного противостояния морских сил двух супердержав в океане, привело к резкому падению интереса западных исследователей к проблематике советской военно-морской деятельности и, фактически, свело на нет данное направление в зарубежной историографии. Вследствие этого посвященные советскому флоту исследования зарубежных историков в последующий период (1990-е – 2000-е гг.) не привлекались в качестве историографического источника в рамках данной работы.
Методологическая основа диссертационной работы представлена совокупностью идей, нашедших распространение в современной отечественной историографии. Ядром ее является сочетание типизирующего и индивидуализирующего подходов, представляющееся наиболее адекватной методологической базой при обращении к зарубежной историографии. Данный выбор был продиктован спецификой объекта исследования – сочетанием высокого уровня организации и структурирования познавательной деятельности зарубежного научного сообщества, изучавшего военно-морскую деятельность СССР в период «холодной войны» и явно выраженной, иногда гипертрофированной, индивидуализации исследовательского процесса. При этом типизирующий подход обеспечил возможность выявления системообразующих черт в деятельности исследовательского сообщества, в то время как индивидуализирующий подход раскрывал специфическую «траекторию» движения исследовательской мысли. Как следствие, ключевое значение обретала проблематика профессиональных, межличностных коммуникаций, совокупность которых понималась как «экзистенциальное пространство творческой деятельности и коммуникативных практик сообщества ученых»,[16] что позволило сфокусировать внимание на той части предметного поля историографии, где, на наш взгляд, и происходит зарождение и оформление важнейших историографических событий – концептуальных моделей.
Обращение к системному подходу, позволило представить исследовательские усилия, разделенные временем, расстоянием и направленностью, как единую совокупность элементов, взаимодействующих посредством структуры коммуникаций для решения общего комплекса задач.
Важной составной частью методологии исследования стало уточнение содержательного наполнения ключевых дефиниций. Важнейшими в ряду используемых являются понятия «военно-морская деятельность», «военно-морское строительство» и «военно-морская доктрина». В исследуемой зарубежной историографии дефиниция «военно-морская деятельность» («naval activity») выполняла функцию несущего элемента понятийной конструкции. Анализ контекста применения данной дефиниции позволил установить, что ее содержание оказалось наиболее близко к современной трактовке этого понятия в официальных документах Российской Федерации: «деятельность государства по изучению, освоению и использованию Мирового океана в интересах обороны и безопасности страны с участием военной составляющей ее морского потенциала (Военно-Морской Флот и органы Морской охраны Пограничной службы Российской Федерации)».[17] Однако существенное отличие трактовки зарубежными исследователями данного понятия заключается в его расширенном понимании, предполагающем использование, помимо собственной военно-морской составляющей, гражданского флота (исследовательского, рыболовного, торгового и пассажирского) для решения общих задач военно-морской деятельности.
Другая ключевая дефиниция «военно-морская доктрина» («naval doctrine») в ее наиболее широком понимании рассматривается как единая совокупность взглядов на цели и способы создания и развития военно-морских сил, морской мощи («navy», «naval power») страны, формы и методы их применения в мирное и военное время в интересах государства. Используемое в рамках данного исследование понятие «военно-морское строительство» соответствует термину «naval building» и подразумевает процесс создания и развития морской мощи государства, включающий не только строительство и развитие военно-морского флота, но и формирование всей необходимой инфраструктуры – судостроительных и промышленных предприятий, системы базирования и технического обслуживания флота, системы образования и профессиональной подготовки необходимых для этого кадров.
Определение предмета исследования и методологических подходов позволило сформировать набор методического инструментария. Наиболее продуктивными в рамках избранной темы, кроме общенаучных методов анализа и синтеза, классификации и типологизации представляются методы исторического исследования – историко-генетический и историко-сопоставительный. Кроме того, в рамках системного подхода использовались структурный, структурно-диахронный и функциональный анализ, количественные методы исследования (корреляционный анализ), биографический метод.
Источниковая база исследования представляет собой развитый историографический комплекс, ставший результатом деятельности сообщества исследователей, профессионально занимавшихся изучением истории советской военно-морской деятельности, и опиравшихся в своей работе на развитую теоретико-концептуальную структуру, использовавших комплекс различных методов исторического исследования. Развитие данного комплекса отличается характерной динамикой, дающей возможность проследить качественные изменения, имевшие место в развитии этого специфического направления зарубежной историографии.
Работы зарубежных ученых по истории советской военно-морской деятельности, как совокупный историографический источник, делятся на три основные группы. К первой, основной, отнесен весь корпус публикаций, посвященных военно-морской деятельности Советского Союза в период «холодной войны», разделенный на подгруппы, различающиеся по масштабу и глубине осмысления исследуемого предмета. В первую подгруппу включены обобщающие и специально-тематические монографические работы, а также диссертации.[18] Для исследователя источник этого типа – самый «благодарный». Отличаясь наивысшей степенью концептуализации, развернутой аргументацией, репрезентативной источниковой базой и обширным справочно-библиографическим аппаратом, и монографии, и, особенно, диссертации дают полное представление об «исследовательской лаборатории» ученого и его вкладе в общий процесс приращения научного знания.
Вторую подгруппу историографических источников составили тематические сборники статей, издававшиеся, как правило, по итогам проведения конференций и семинаров.[19] Публикация тематических сборников, равно как и проведение конференций, является выражением осознанной потребности коллективных усилий в исследовании общего предмета, соотнесения и критического переосмысления уже имеющихся точек зрения. По сути, это – одна из форм саморефлексии исследовательского сообщества, свидетельство важнейшего качественного момента развития, своего рода проявление зрелости историографического направления.
Третья подгруппа представлена статьями в периодических изданиях – самой «мобильной» и актуализированной формой публикаций. Особая ценность данного историографического источника заключается в его количественной составляющей, дающей возможность выявить динамические характеристики процесса исследования, состав специалистов, направленность их интереса. Особую подгруппу составляют рецензии – важнейший историографический источник, прямо свидетельствующий о возникновении дискуссий или появлении работ, привлекших особое внимание, что в равной степени может рассматриваться как своего рода вехи в процессе приращения научного знания.
Четвертая подгруппа, включает библиографические справочники – весьма ценный источник историографической информации,[20] позволяющей выявить направленность исследовательского интереса, его динамику (хотя и не полную), типологию публикаций.
Вторую группу источников составили публикации документов органов власти США (документы Конгресса) и государственных учреждений США (министерства обороны, военно-морского министерства, управления разведки), а также военно-политического блока НАТО.[21] Обращение к этим документам было продиктовано стремлением исследовать проблему влияния государственной политики на деятельность научного сообщества и степень использования результатов деятельности научного сообщества в процессе выработки политических решений.
Третья группа, будучи самой малочисленной, включает источники личного происхождения – мемуары представителей политической и военной элиты США, активных участников «холодной войны».[22] Содержащаяся в них информация способствовала решению задачи по реконструкции политического контекста исследования советской военно-морской деятельности, выявления совокупности ее оценок, бытовавших в среде военных и политиков и оказывавших прямое влияние на процесс исследований.
Выявленный комплекс историографических источников обладает выраженной спецификой. Наряду с работами, имеющими очевидный исторический характер,[23] в качестве источников привлекались исследования экспертно-аналитического содержания.[24] Основанием для включения подобных работ в единый историографический комплекс стали следующие обстоятельства. Первым из них послужила общая для всех типов работ универсальность историко-генетического метода и диахронного анализа в качестве основных исследовательских инструментов. И если для работ первой группы указанные методы были необходимы в силу их характера, то в исследованиях экспертно-аналитической направленности историческая методика не являлась обязательной. И, тем не менее, авторы работ второй группы использовали ее очень широко. Так, известный американский военно-морской аналитик Норман Полмар (Norman Polmar) в своей статье «Размышления по поводу советской ПЛО» ставил задачу вскрытия особенностей системы противолодочной обороны советского ВМФ, которая сама по себе не подразумевала исторического аспекта. Однако автор построил исследование именно на историческом подходе: «Из-за особенностей исторического развития (подчеркнуто мной – А.К.) советского ВМФ и географии СССР… Советы развивают региональный или "зональный" подход к организации ПЛО…»[25] Канадский исследователь Джордж Линдси (George R.Lindsey) в монографии «Растущие возможности советского ВМФ» решал задачи оценки советского флота также на основе исторического подхода, рассматривая его развитие в период с конца 1930-х гг.[26]
В известной степени применение методов исторического исследования стало для работ экспертно-аналитической направленности вынужденным. Ограниченность источниковой базы, вызванная острой нехваткой источников советского происхождения, заставляла расширять используемый набор методов. Зарубежные специалисты при обращении к советской военно-морской деятельности стремились рассматривать ее в исторической ретроспективе. Зачастую экстраполяция выявленного исторического тренда становилась едва ли не единственной возможностью для экспертных заключений.
Другим основанием стал тот факт, что зарубежные исследователи избегали какой-либо закрепленной «жанровой специализации» в противоположность традиции, распространенной в среде советских (да и современных российских) историков. Давний и общепризнанный колумнист солидного издания публиковал исторические исследования, находившие признание профессиональных историков;[27] университетский профессор истории выступал в качестве автора экспертно-аналитических статей;[28] авторитетный аналитик и консультант правительственных организаций участвовал в написании исторических трудов.[29] Данное обстоятельство формировало весьма специфичную среду, лишенную внутренних профессиональных рамок, открывая путь для плодотворного взаимодействия. Как результат, стиралась и грань между классическими историческими работами и публикациями очевидной экспертно-аналитической направленности.
И, наконец, объединение в общий историографический комплекс исследований собственно исторического и экспертно-аналитического содержания стало не только возможным, но и прямо необходимым вследствие авторского понимания историографического источника как зафиксированной (в том или ином виде), информации о развитии научного знания в отношении избранного предмета исследования. Более того, привлечение в качестве историографического источника публикаций экспертно-аналитической направленности (подчас, граничащих с публицистическими работами) способствовало раскрытию важнейших функций зарубежной историографии советской военно-морской деятельности, выявлению особой коммуникативной культуры и специфической среды внутри профессиональной корпорации.
Научная новизна диссертации в целом определена обращением к совершенно неисследованному явлению в зарубежной историографии – процессу изучения на протяжении периода «холодной войны» советской военно-морской деятельности совместными усилиями большой группы ученых различных стран. Конкретно новизна определяется сочетанием следующих факторов:
- предметом диссертационной работы впервые в отечественной историографии выступает специфическое направление зарубежных научных изысканий, в рамках которого осуществлялось исследование военно-морской деятельности СССР в период «холодной войны»;
- развитие изучаемого направления зарубежной историографии рассматривается как реакция научного сообщества на военно-морскую деятельность СССР, воспринятую как национальная угроза и специфический предмет исследования;
- в научный оборот вводится совершенно неисследованный массив историографических источников, обращение к которому позволяет восполнить картину развития зарубежной научной мысли, выявив ряд ее особенностей и форм деятельности;
- в рамках историографической работы использована методика комплексного применения количественных методов, позволяющих выявить ряд внутренней связей основных составляющих исследовательского процесса, наличия качественно и количественно различающихся периодов развития, динамику основных форм деятельности;
- в качестве самостоятельной задачи исследуется процесс складывания особой профессиональной межнациональной корпорации ученых, объединенной общей целью исследования единого предмета, выявляется и исследуется ее состав, структура, динамика, формы и направления деятельности, роль в исследовательском процессе отдельных исследовательских групп.
Основные положения, выносимые на защиту, заключаются в следующем:
Зарубежная историография военно-морской деятельности СССР в период «холодной войны» в своем становлении и последующем развитии определялась несколькими основными факторами – восприятием общественным сознанием Запада развития и действий советского флота как угрозы национальным интересам; оценками собственных военно-экономических возможностей противодействия этой угрозе, интересами конкретных политических групп; эффектом растущего научного знания о предмете исследования и опыта исследовательского сообщества.
Действие указанных факторов определило специфическую динамику исследовательского процесса, формирование двух периодов в его развитии, кардинально различающихся по количеству и типам публикаций, формам деятельности, степени участия в исследовательском процессе военных и гражданских ученых;
В процессе изучения советской военно-морской деятельности сложилось специфическое исследовательское сообщество, включавшее сотни исследователей из ряда стран Северной Америки, Западной Европы и Азии, отличавшихся базовым образованием, профессиональным опытом, направлением деятельности. Однако несмотря на указанные различия исследовательское сообщество характеризовалось развитой коммуникативной структурой, высоким уровнем целенаправленности исследовательских действий, эффективностью профессионального взаимодействия;
В развитии теоретических и методологических основ зарубежной историографии наблюдался перелом, произошедший в начале 1970- гг. и выразившийся в отказе наиболее активной части исследовательского сообщества от прямолинейных проекций геополитической и геостратегической теорий и в поиске новых подходов на основе заимствований моделей культурологии, интеллектуальной и антропологической истории, клиометрии, что прямо коррелировало с появлением в этот период междисциплинарных методологических подходов «новой исторической науки» в Великобритании и «новой научной истории» в США.
Интерпретация ключевых проблем советской военно-морской деятельности периода «холодной войны» проходила в ситуации дискуссионного противостояния двух полярных направлений – «алармистов» и «скептицистов» и постепенного формирования в 1970-е гг. третьего направления – «реалистического», занимавшего объективистскую позицию и способствовавшего постепенному уменьшению диапазона полярности взглядов двух первых направлений;
В своей профессиональной деятельности зарубежное исследовательское сообщество выполняло две важнейшие общественно-политические функции – общественному мнению Запада предлагалась объяснительная модель военно-морской деятельности СССР и формировалось широкое поле экспертных мнений, служившее основной для принятия решений военно-политической элитой в сфере развития вооружений и формирования «ответа» на «военно-морской вызов» Советского Союза.
Практическая значимость результатов диссертационного исследования определяется перспективой их использования в нескольких возможных направлениях. Первое из них – применение, как материалов исследования, так и его результатов при подготовке лекционных и, особенно, специальных курсов по истории России новейшего времени. Значимость перспективы подобного использования усиливается практическим полным отсутствием подобного материала в современных отечественных учебниках и учебных пособиях по соответствующим курсам. В равной степени речь может идти и о применении полученных результатов диссертационного исследования в разработке специальных профессиональных учебных курсов в морских и военно-морских учебных заведениях РФ. Второе возможное направление – применение полученных результатов в подготовке и проведении историографических исследований по широкому спектру проблем отечественной и зарубежной истории. Примененная в данной диссертационной работе совокупность исследовательских методов открывает новые возможности при обращении к аналогичным предметам изучения – деятельности профессиональных исследовательских корпораций, как в России, так и в зарубежных странах. Не менее значимым представляется и возможность применения полученных результатов в рамках третьего направления – в ходе исследований по всеобщей истории, в первую очередь, касающихся развития научного знания, взаимодействия научной и политической сфер в США. Содержание и характер полученного объема знаний о факторах, структуре, направлениях, теории, методологии и методике деятельности зарубежного исследовательского сообщества, обратившегося к проблематике советской военно-морской деятельности открывает новые перспективы исследований развития такого феномена как научное сообщество зарубежных стран второй половины ХХ века. Четвертое возможное направление применения полученных результатов имеет выраженный практический характер. Оно связано с разработкой исходных материалов для подготовки основополагающих теоретических и конкретно-практических документов по реформированию вооруженных сил Российской Федерации на современном этапе и, в первую очередь, определением дальнейших направлений военно-морской деятельности России на ближайшую и отдаленную перспективу.
Апробация результатов исследования состоялась во время участия соискателя в научных конференция и семинарах различного уровня, в том числе: «Двадцать лет перестройке. Эволюция гуманитарного знания». Международный образовательный форум (Москва, 2005 г.), «Конфликты и компромиссы в социокультурном аспекте». Международная научная конференция (Москва, 2006 г.), «Россия-СССР-СНГ: От единства к распаду». Х Всероссийской научно-практическая конференция (Москва, 2006 г.), «Индустриальное наследие». Международная научная конференция (Гусь-Хрустальный, 2006 г.), «Лосевские чтения» Международная ежегодная научно-теоретическая конференция (Новочеркасск, 2006 г.), «Человек и война». Межвузовская научно-практическая конференция (Тольятти, 2007 г.), «Российско-американские отношения в прошлом и настоящем. Образы, мифы, реальность» Международная конференция, посвященной 200-летию установления дипломатических отношений между Россией и США (Москва, 2007 г.), «Россия и мир глазами друг друга: история взаимовосприятия». Всероссийская научная конференция (Москва, 2008 г.) и др. Научный доклад по результатам исследования был представлен на заседании Центра по изучению «холодной войны» Института всеобщей истории РАН (май 2009 г.) Текст диссертационного сочинения был дважды обсужден на заседании кафедры истории России новейшего времени РГГУ и рекомендован к защите.
По теме диссертационного исследования опубликовано 37 научных работ, в том числе десять статей в периодических изданиях, рекомендованных ВАК, две монографии, два сборника документов. Общий объем публикации превышает 120 п.л.
Структура диссертации построена на основе проблемного принципа, что дало возможность поместить в фокус исследовательских усилий ключевую проблематику становления и деятельности зарубежного исследовательского сообщества по изучению советской военно-морской деятельности. Результаты исследования отражены в материале пяти глав, дополненных необходимым введением, заключением и приложениями.
Основное содержание работы
Во Введении обосновывается актуальность избранной темы, выявляется степень изученности темы, дается определение объекта и предмета исследования, формулируются его цель и задачи, определяются хронологические рамки, дается характеристика источниковой база работы, характеризуются методологические основы исследования и применяемые методы.
В первой главе – «Зарубежная историография военно-морской деятельности СССР, 1945-1991 гг. : динамика, теория, источник, метод» – анализируется динамика зарубежной историографии (на основе изменения ежегодного количества и типологии публикаций в период 1945-1991 гг.), теоретические основы, методологические подходы, состав источниковой базы и развитие методического обеспечения исследовательского процесса.
Первый параграф «Зарубежная историография советской военно-морской деятельности: общие характеристики объекта исследования» содержит анализ факторов ее развития, количественной динамики, состава исследовательского сообщества, формирования различных направлений, сложившихся в процессе изучения, основных форм деятельности исследовательского сообщества.
Становление зарубежной историографии советской военно-морской деятельности происходило одновременно с началом «холодной войны». При этом доминирующим фактором ее развития оставалось восприятие западным сообществом советской военно-морской угрозы, как нового вызова благополучию Запада. В марте 1953 г. первый лорд британского Адмиралтейства Дж.П.Л.Томас (J.P.L. Thomas) признал, что наибольшую потенциальную угрозу для Англии в тот момент представляли советские подводные лодки: «Известия о находящихся в строю 350 советских субмаринах заставляют британцев вспомнить, что адмирал Дёниц, располагая 300 подводными лодками, сумел блокировать Англию во время второй мировой войны».[30] По мере дальнейшего роста советской военно-морской мощи, выхода флота СССР за пределы прибрежных морей, восприятие новой угрозы обострялось. В 1969 г. сотрудник Центра стратегических и международных исследований Джорджтаунского университета (Вашингтон, США) Роберт Килмаркс (Robert A.Kilmarx) отмечал «растущую обеспокоенность, отраженную в речах и статьях многих военных и политических лидеров и представителей нашей судостроительной промышленности, союзов по поводу того, что Советский Союз может превзойти США в военно-морской мощи».[31]
По мере наращивания гонки вооружений возник новый фактор – на развитие исследований начали влиять внутриполитические обстоятельства, связанные с выделением новых средств на нужды обороны. Сторонники увеличения расходов на флот (в данном случае речь идет, прежде всего, о США) оказались кровно заинтересованы в привлечении дополнительного внимания к советской морской угрозе. На это прямо указывал американский исследователь Томас Бёрнс (Thomas S. Burns). «Пентагон стремится втянуть Конгресс в игры по сравниванию вооружений даже тогда, когда это сравнение некорректно… Затем Конгресс, уверовав в то, что количество советских кораблей есть показатель морской мощи, выделяет больше средств…»[32] Не менее действенным фактором развития зарубежной историографии советского флота до конца периода «холодной войны» оставалось стремление предоставить обществу необходимый объем информации о гонке военно-морских вооружений на море с целью обеспечить эффективность связанных с этим дискуссий.
Изучение динамики зарубежных исследований советской военно-морской деятельности в период «холодной войны» позволило выявить наличие двух основных периодов ее развития – 1945 – начало 1970-х гг. и начало 1970-х – начало 1990-х гг., различающихся по ряду важных характеристик. Для определения общих количественных и качественных характеристик развития, была составлена общая база данных, включающая 585 работ всех уровней – от магистерских диссертаций, журнальных статей до докторских диссертаций, монографических исследований и тематических сборников. Анализ полученных результатов позволил выявить девятикратное различие общего числа публикаций по периодам – 90 (15,4%) в 1945-1971 гг. и 495 ед. (84,6%) в 1972-1991 гг. и восьмикратное различие усредненных ежегодных показателей – 3,4 условных публикации для первого периода и 24,7 ед. – для второго.
Начиная с 1972 г., увеличилось не только общее и среднее ежегодное число публикаций, но и количество видов изданий. Если в первый период было опубликовано 13 монографий, посвященных истории советского флота, то в последующий период число монографий выросло до 71 ед., еще более впечатляющей оказалась разница в числе диссертаций, предметом которых были различные аспекты советской военно-морской деятельности – в 1945-1971 гг. – 1 диссертация, в 1972-1991 гг. – 15.[33]
Исследовательские усилия западного экспертного сообщества фокусировались на трех основных направлениях – изучение процесса создания советской военно-морской мощи, развития военно-морской доктрины, использования советского флота в интересах внешней политики государства. При этом с самого начала исследование советской военно-морской деятельности обрело свой широкий исторический контекст – изучаемое явление рассматривалось как новая историческая попытка продвижении России/СССР в открытый океан, в чем усматривалась историческая аналогия с развитием военно-морской мощи Германии в XX в.
Анализ процесса формирования зарубежной профессиональной корпорации позволил установить, что на протяжении всего изучаемого периода лидирующая роль принадлежала исследователям США. Весьма важную роль в исследованиях советской военно-морской деятельности сыграли специалисты из Англии и Канады. В то же время использование английского языка в качестве основного рабочего позволило сформировать межнациональное исследовательское сообщество, включавшее специалистов из 14 стран, общей численностью свыше 330 человек. (США – 252, Англия – 43, Канада – 6, ФРГ – 7, Франция – 4, Швеция – 4, Норвегия – 4, Дания – 3, Австралия – 2, Япония – 2, Нидерланды – 1, Сингапур – 1, Швейцария – 1 и Исландия – 1). Вовлечению в процесс исследования специалистов разных стран в высшей степени способствовал рост масштаба советской военно-морской деятельности – появление кораблей ВМФ СССР в самых разных частях Мирового океана.
Сложившаяся профессиональная корпорация отличалась повышенной внутренней мобильностью (работа в составе различных организаций разных стран), общностью форм (подготовка тематических сборников, проведение конференций, семинаров, коллоквиумов, дискуссий, реализация исследовательских проектов), большим числом совместных публикаций. Так, если в 1945-1971 гг. была опубликована лишь одна совместная статья двух исследователей США,[34] то в 1972-1991 гг. было опубликовано 63 совместные работы разного уровня, соавторами которых являлись от двух до четырех специалистов из разных стран.[35]
Развитию данного исследовательского сообщества оказалась свойственна общая для западной военной историографии тенденция – перехода в 1970-е гг. лидерства от военных ученых к гражданским. Из общего числа работ, увидевших свет в 1945-1971 гг., 45,6% пришлось на долю гражданских исследователей.[36] Во второй период ими было опубликовано уже 64,8% от общего количества работ, посвященных военно-морской деятельности СССР.
Возрастание масштабов научной деятельности гражданских специалистов, включение в исследовательский процесс представителей все большего числа стран привело к качественным изменениям – росту дискуссионности и степени использования источников советского происхождения, что необходимо признать важнейшими характеристиками поступательного развития зарубежной историографии. Как и в случае с другими показателями, разница между первым и вторым периодом очень существенна – в 1945-1971 гг. советские источники использовались лишь в 23,3% работ, в то время как в последующий период их доля выросла до 57,1%. С целью выявления тесноты связи основных показателей зарубежной историографии был проведен корреляционный анализ динамических временных рядов в рамках периода 1945-1991 гг. Выяснилось, что самый высокий уровень корреляционной связи (коэффициент 0,963) был обнаружен между показателями количества работ гражданских исследователей и количеством работ с использованием источников советского происхождения. Очень высок оказался этот же показатель и для работ военных историков – 0,864, что свидетельствовало об устойчивости общей тенденции расширения источниковой базы за счет привлечения советских источников. Корреляционный анализ подтвердил и бльшую роль гражданских специалистов в ведении дискуссий – коэффициент 0,815 против 0,628 у военных. Однако самая большая теснота связи количества дискуссионных работа была установлена в отношении динамики привлечения советских источников – коэффициент 0,829.
К началу 1970-х гг. в исследовательской практике зарубежной историографии сформировалось три направления, различавшиеся оценками уровня советской военно-морской угрозы: «алармистское» (Эрнст Эллер, Дональд Митчелл, Эдвард Бич, Лоуренс Мартин, Карл Якобсен, Норман Полмар и др.); «скептицистское» (Майкл Макгвайер, Дэвид Фэйрхолл, Роберт Херрик, Ричард Эккли, Эдвард Вегенер, Рокко Паон, Томас Бёрнс и др.); «реалистическое» (Барри Блечман, Джеймс Хессман, Кейт Аллен, Рювен Леопольд, Харлан Уллман и др.)
Успехи профессиональной корпорации в изучении советской военно-морской деятельности, усилия исследовательских организаций привели к тому, что к их услугам начали прибегать различные правительственные учреждения, спонсируя проведение конкретных исследовательских работ. Данная практика, по сути, стала официальным признанием экспертной функции исследовательского сообщества.
Во втором параграфе «Теория и методология исследований истории советского флота "холодной войны"» выявляется теоретическая основа и методологические подходы изучения советской военно-морской деятельности. В развитии теоретико-методологической базы зарубежной историографии советской военно-морской деятельности наблюдается два различных периода. Первый из них (1945 – начало 1970-х гг.) характеризовался явной теоретической «гомогенностью», когда для абсолютного большинства зарубежных исследователей истории российского/советского военно-морского флота «альфой и омегой» служили постулаты геополитической теории Хэлфорда Маккиндера[37] и американского историка, адмирала Альфреда Мэхена.[38] Более того, им придавалось поистине универсалистское свойство. Известный западногерманский исследователь военно-морской истории Эдвард Вегенер писал по этому поводу: «Мэхен, перечисляя элементы морской мощи… имел ввиду великие морские державы истории – Финикию, Венецию, Голландию и Англию, привязанные к морю самим своим существованием, их процветанием и мощью… Поражение на море означало [для них] упадок, потерю силы или даже вымирание… Наделенная возможностью автаркического существования, Россия могла существовать без моря и без морской силы».[39]
Второй этап (начало 1970-х гг. – начало 1990-х гг.) стал временем «теоретического надлома» и активных методологических поисков. Наиболее распространенная в 1950-1960-е гг. трактовка идей геополитики, отказывавшая Советскому Союзу в претензиях на статус великой морской державы, вошла в резкое противоречие с масштабными следствиями выхода советского флота в Мировой океан в начале 1970-х гг. Показательной в этом отношении оказалась позиция того же Эдварда Вегенера. Отказывая России и СССР в статусе классической морской державы, западногерманский адмирал, тем не менее, не мог не поделиться сомнениями: «Мы стоим перед загадкой. Советский Союз уже начал масштабные океанографические исследования, уже построил океанский рыболовный флот, уже подготовил огромное количество специалистов в таких сферах как военно-морская архитектура, военно-морская инженерия и т.п.… все эти события, произошедшие после смерти Сталина, можно трактовать как осознанный, систематический поворот от подлинно континентального подхода к океанскому».[40]
Беспокойство по этому поводу западного сообщества подтолкнуло исследователей к поиску новых интерпретационных моделей, вызвав в свою очередь необычайный расцвет «методологической разноголосицы», продолжавшейся вплоть до начала 1990-х гг. Сторонники новых методологических моделей предлагали интерпретацию традиционных проблем советской военно-морской деятельности на нетрадиционном поле культурологических, междисциплинарных, институциональных и других штудий. Благодаря этому значительно расширилось видение предмета изучения – в фокусе исследовательского интереса оказались проблемы взаимосвязи советского флота и общества – его социальной структуры, культурных традиций и ментальности. Профессор Военно-морской академии США, доктор политических наук Рокко Паон в ходе своего анализа противостояния СССР, Китая и США в Индийском океане пришел к заключению, что «распространенная ранее теория, что СССР имеет психологические ограничения в развит морской мощи в виде "сухопутной ментальности" ныне не может быть принята…»[41] Однако несмотря на явное увлечение в 1970-е – 1980-е гг. методологическими новациями большинство исследований советской военно-морской деятельности сохранили верность геополитическим теориям.
В третьем параграфе «Развитие источниковой базы зарубежной историографии советской военно-морской деятельности» раскрывается содержание, структура и динамика источниковой базы исследований. Расширение источниковой базы исследований советской военно-морской деятельности включало три этапа, различающихся объемом привлекаемых источников: первый – 1945 – середина 1950-х гг.; второй этап – середина 1950-х – начало 1970-х гг. и третий – начало 1970-х – начало 1990-х гг.
На протяжении первого из них доступность источников, в первую очередь, советских оставалась чрезвычайно ограниченной, а источниковая база – крайне скудной. Те крупицы достоверной информации о развитии советского флота, которые в этот период удавалось получить западным исследователям, адмирал британского флота Генри Хоран сравнил с «каплями, просочившимися сквозь "железный занавес"».[42] В целом до середины 1950-х гг. источниковая база исследований оставалась достаточно скудной. Примером чему может служить докторская диссертация Уолтера Хьюкэла «Эволюция российской и советской морской мощи, 1853-1953», защищенная в Калифорнийском университете в 1953 г. (неопубликованная).[43] Автор привлек максимально доступное в тот период количество советских источников, но все же их объем оказался весьма скромным, его основу составили материалы всего лишь четырех периодических изданий – «Правда», «Известия», «Морской сборник», «Красный Флот», немногочисленные доступные публикации документов, сборники советских законов, работы В.И. Ленина и И.В. Сталина.
Значительное расширение источниковой базы произошло лишь в 1970-е гг. благодаря нескольким факторам. В различных комитетах и подкомитетах Конгресса США начинаются периодические слушания, посвященные вопросам морской деятельности СССР, в которых участвуют чиновники министерства обороны, военно-морского министерства и других министерств, а также различные эксперты и аналитики.[44] Опубликованные материалы этих слушаний стали доступны исследователями. В 1965 г. публикацию ежегодных сборников документов «White Paper on Defense» начало британское правительство Г. Вильсона. Эти сборники содержали документы по обоснованию расходов правительства на оборону, в т.ч. документы и материалы, характеризующие уровень существующих внешних угроз, среди которых военно-морская угроза СССР занимала важнейшее место.[45] В этот же период и несколько позже начинают публикацию аналогичных документов и другие страны Запада.[46] Во второй половине 1960-х гг. издание документов, освещающих военно-морскую деятельность СССР, начинает организация Североатлантического договора (НАТО).[47] К концу 1980-х – началу 1990-х гг. в распоряжении зарубежных исследователей оказался внушительный комплекс опубликованных документов и материалов. Важнейшую роль в расширении источниковой базы сыграл рост публикаций в советской периодической печати и выход отдельных изданий выступлений политических лидеров СССР, представителей военного и военно-морского руководства, посвященных вопросам военно-морской деятельности.
Показателем объема и уровня доступности источниковой базы зарубежных исследований можно считать монографию доктора Джонатана Хоу «Морская мощь и глобальная политика в ракетную эпоху», где автор использовал 365 различного рода источников, в т.ч. и 104 советских,[48] а также трехтомное исследование аналитика Центра военно-морских исследований ВМФ США Роберта Херрика «Предназначение советских военно-морских сил», при подготовке которого автор использовал несколько сот советских источников. Автор подчеркивал, что в его исследовании использовались лишь открытые публикации по военной и военно-морской проблематике, что позволили ему раскрыть такую сложнейшую тему как задачи советских ПЛАРБ в условиях ядерного конфликта супердержав.[49]
Четвертый параграф первой главы «Зарубежные исследования советской военно-морской деятельности: поиск метода» посвящен анализу развития методического инструментария зарубежной историографии. В развитии методики зарубежной историографии прослеживаются три периода – I период – 1945 – середине 1950-х гг., II – середина 1950-х – начало 1970-х гг., III – начало 1970-х гг.– начало 1990-х гг., различающиеся набором исследовательских методов. На первом этапе, зарубежные специалисты, опираясь на описательный и историко-генетический методы, решали задачи воссоздания картины роста советской морской мощи в послевоенный период. Одновременно сопоставительный анализ состава и тенденций развития советского флота и флотов Англии и США позволял оценить суть и масштаб советской морской угрозы. Примером обстоятельнейшего и весьма продуктивного сопоставительного анализа развития флотов США и СССР в период «холодной войны» является работа бывшего офицера канадских ВМС Найджела Бродо, в которой он сравнивает возможности систем вооружений флотов СССР и стран НАТО.[50]
Во второй половине 1950-х – начале 1960-х гг. одновременно с расширением объема доступных источников возникли и новые исследовательские задачи – потребовалось найти объяснение качественным изменениям в развитии советской военно-морской деятельности – превращение флота в ракетно-ядерный, росту активности флота в океане. Применение историко-типологического метода потребовало расширения хронологических пределов предмета исследования – военно-морской деятельности России/СССР, и помещение его в контекст европейской и мировой морской истории. Эти приемы позволили зарубежным исследователям выявить в многообразии специфических черт советского «военно-морского ренессанса» набор характеристик, единых для ряда сопоставимых явлений – усиления морской мощи России в XVIII в. и на рубеже XIX-XX вв., роста военно-морского флота Германии в начале ХХ в.
Период 1970-1990-х гг. оказался временем самого активного и широкого поиска новационных методик. Весьма активно зарубежные исследователи использовали модель «этноцентрической проекции», предполагавшей возможность восприятия и оценки противника сквозь призму собственной национальной модели военно-морской деятельности. Несмотря на очевидное «слабое звено» этой модели, когда фрагменты фактического знания (состав флота, приемы его использования, характеристики кораблей и т.д.) «сшиваются» чуждой им национальной логикой, канадский профессор Майкл Макгвайер подчеркивал, что возможности «этноцентрической проекции» «помогают компенсировать нехватку опубликованных материалов как основного источника информации».[51] Однако по мере выявления всего масштаба отличий советского «национального подхода» к военно-морской деятельности стала очевидной ограниченность возможностей этой модели.
Порой «этноцентрическая» логика ставила зарубежных исследователей в очевидный тупик. Об одной из таких ситуаций писали профессора британского Королевского военно-морского колледжа (Гринвич) Брайан Ранфт и Джеффри Тилл: «в ходе арабо-израильской войны 1973 г. … возникала опасность эффекта "зеркального отражения", т.е. уверенности, что командование советским флотом думает и действует примерно так же, как и командование западных флотов. В действительности же… западные аналитики должны обратить внимание на то, что Советы совершенно не обязательно видят те же самые вещи, так же как и Запад…»[52] Гораздо более успешным оказался опыт обработки количественных данных при исследовании влияния режима прохода через черноморские проливы на действия ВМФ СССР в Средиземном море, при определении возможностей базирования в портах Египта на действия советской эскадры в Средиземном море.[53] Американский профессор Джеймс Триттен использовал в качестве ключевого метода контент-анализ текстового массива, выступлений советских политических руководителей в период 1956-1985 гг. с целью выявить область намерений советского руководства по использованию флота в ядерной войне или в условиях ядерного сдерживания.[54] Близкую методику применил в своих исследованиях директор отдела советских исследований британской Королевской военной академии Питер Вигор, успешно использовавший семантический анализ для выявления трансформации понятия «господство на море» в среде российских/советских военных руководителей на протяжении ХХ века.[55] Широкое применение в зарубежной историографии инновационных исследовательских методик позволило западным специалистам существенно расширить круг исследуемых проблем и обеспечить решение задач изучения советского военного флота периода «холодной войны».
Вторая глава – «Советское военно-морское строительство 1945-1991 гг. в оценках зарубежной историографии» отведена анализу изучения зарубежными историками процесса создания и развития советского флота в период «холодной войны», внимание которых было сосредоточено на проблемах содержания, структуры, факторов, качественной составляющей строительства флота и его национальных особенностей.
В первом параграфе «Строительство советского флота в 1945-1955 гг.: поиск интерпретационной модели» исследуется интерпретация процесса создания морской мощи Советского Союза в первое послевоенное десятилетие. При изучении советского военно-морского строительства первого послевоенного десятилетия внимание зарубежных исследователей привлекло, прежде всего, массовое строительство подводных лодок. В этом усматривалась прямая аналогия с недавней угрозой немецких субмарин, действовавших на морских коммуникациях союзников в Атлантике. Подтверждением тому стала информация об использовании в создании советского подводного флота образцов трофейной техники и привлечении германских специалистов. Исследователь из ФРГ Вильгельм Хаделер подчеркивал размах и специфику «заимствования» этого опыта: «Все, что русские обнаружили… было отправлено в Москву для внимательного исследования… полученная таким образом информация была быстро использована в строительстве новых кораблей».[56] В то же время надводные корабли советского флота, построенные в 1945-1956 гг., получили достаточно высокие оценки исследователей, сохранявшиеся, с некоторыми отступлениями, вплоть до начала 1990-х гг.
Во втором параграфе «Создание советского ракетно-ядерного флота, 1955-1975 гг. в отражении новой исследовательской парадигмы западной историографии» изучается трактовка зарубежными исследователями важнейшего периода в развитии советского флота, когда флот СССР вышел в океан и превратился в фактор стратегического значения. Мотивы советского политического руководства в принятии решений о радикальных изменениях в строительстве флота во второй половине 1950-х гг. получили в среде зарубежных исследователей разнообразные варианты интерпретации. Однако уже в 1960-е гг. доминирующим стало объяснение этих мотивов исключительно прагматическими соображениями, преимущественно, экономического или же военно-технического характера. «Путем строительства многочисленных малых кораблей… советский флот избегает больших расходов» – подчеркивал британский исследователь М. Саундерс.[57] Проблемой, оказавшейся наиболее сложной для интерпретации и вызвавшей обширную дискуссию среди западных исследователей, стали причины отказа советского руководства от строительства авианосцев. Спектр объяснений был весьма широк – от весьма экзотических (подобно ставке на создание самолетов с ядерным двигателем) до традиционных (продиктованная географией ставка на «малый флот» прибрежного действия). Но и в этом случае верх взяла идея прагматизма, продиктованного, как экономическими соображениями, так и военно-техническими. В целом, и результаты, и уровень строительства ВМФ Советского Союза второй половины 1950-х – начала 1970-х гг. оценивались очень высоко. Более того, успехи СССР в создании современной морской мощи оказались таковы, что в ряде случаев они породили негативные оценки в отношении развития ВМФ США, на фоне которого советский флот являл собой образец инновационного подхода.
Успехи советского военно-морского строительства, ставка на новые технологии дали основания для формирования в среде западных аналитиков концепции «национального пути» развития советского флота. Суть советского национального варианта развития морской силы сводилась к поиску «асимметричной альтернативы», основой которой стал отказа от копирования ушедшего на 50 лет вперед Запада.
Столь грандиозные перемены в военно-морском строительстве и, что не менее важно, очевидное обретение советским флотом своего «национального пути», требовало некоей объяснительной модели. Поначалу зарубежные исследователи обратились к причинам лежащим на поверхности, считая, что «унижение» Карибского кризиса подтолкнуло советское руководство к идее строительства полноценного флота. Однако, позднее, уже в начале 1970-х гг. применение новых исследовательских подходов позволило перейти к новой интерпретационной модели. По мнению зарубежных историков, доминантой строительства советского флота являлись угрозы территории Советского Союза со стороны морской мощи Запада. Во второй половине 1950-х гг. главную из них представляли ударные авианосцы с носителями ядерного оружия на борту, в 1960-е гг. – атомные ракетные подводные лодки. Основой для подобной трактовки послужила методология «реактивной модели» развития советского ВМФ в период «холодной войны». Эта модель развития флота, как подчеркивалось западными исследователями, имела целый ряд недостатков, главным среди которых была невозможность создать универсальную морскую силу, способную полноценно решать весь комплекс задач использования ее как инструмента политики. Часть исследователей, используя возможности институционального подхода, выявила факторное воздействие на строительство флота интересов военно-промышленного комплекса СССР.
На фоне весьма высоких оценок структурных перемен в строительстве советского флота, особенностей его «национального пути» отзывы зарубежных исследователей о качествах кораблей ВМФ СССР выглядят несколько иначе. На протяжении всего периода наблюдалась общая тенденция в оценочных суждениях. Как правило, поначалу оценки и надводных кораблей, и подводных лодок советского флота были довольно высокими (часто – явно завышенными, иногда – почти восторженными), но позже они неизменно сменялись осторожными характеристиками, а затем – критическими выводами, нередко – откровенно негативными. Причины подобной перемены в оценках следует искать в эффекте накопления научного знания, позволявшего со временем подвергать ревизии существующие оценочные модели. Расширившаяся в 1970-е и, особенно, в 1980-е гг. источниковая база позволила зарубежным исследователям более реалистично оценить качества советских кораблей и подводных лодок.
В третьем параграфе «Новые тенденции советского военно-морского строительства, 1975-1991 гг. в трактовке зарубежных исследователей» изучается интерпретация зарубежными исследователями поворота, произошедшего во второй половине 1970-х гг. в советском военно-морском строительстве, что свидетельствовало об отказе от прежней модели строительства флота, принятой Н.С. Хрущевым. Суть его сводилась к началу строительства кораблей нового поколения, отличавшихся увеличенным водоизмещением и универсализацией боевых возможностей. Но при этом сохранялся ряд прежних специфических черт – доминирование подводного флота в структуре строительства, многотипность строящихся кораблей и подводных лодок. Отмечалось, что в 1980-е гг. советское судостроение достигло наивысшего размаха, сохраняя превосходство над Западом по ряду показателей.
В оценках качеств советских кораблей 1970-1980-х гг. наблюдалась та же закономерность – весьма высокие отзывы сразу после появления кораблей новых классов вскоре сменялись умеренными оценками, а затем все чаще доминировали критические суждения. Главные недостатки советских кораблей, отмечаемые зарубежными исследователями, оставались теми же, что и в 1950-1960-е гг. – недостаточные, в сравнении с кораблями западных флотов, условия для действия в удаленных районах океана (стесненные условия размещения экипажа, ограниченные возможности обслуживания корабельных систем и механизмов и т.п.)
Третья глава – «Советская военно-морская доктрина "холодной войны": интерпретации зарубежных исследователей» посвящена анализу интерпретации военно-морской доктрины Советского Союза, что представляло собой самый сложный комплекс задач для зарубежных исследователей. Ощутимая нехватка источников заставляла полагаться, главным образом, на возможности методологических подходов и соответствующего набора методов.
В первом параграфе «Советская военно-морская доктрина послевоенного периода в интерпретации зарубежных исследователей» содержится анализ интерпретации советской военно-морской доктрины первого послевоенного десятилетия зарубежные исследователями. Первоначально основу этой интерпретации составляла концепция «крейсерской войны», предполагавшая, что огромный подводный флот и крейсера-рейдеры, строившиеся в 1945-1955 гг. были предназначены для борьбы на морских коммуникациях Запада. В 1953 г. британский ежегодник «Brassey’s Naval Annual» заключал обзор развития советского флота однозначным выводом: «… теперь стала очевидной стратегическая цель русского военно-морского строительства – это крейсерская война… традиционный удар по морской торговле, так долго считавшийся адекватной мерой слабой морской державы в борьбе с сильной…»[58] В подобной трактовке явно прослеживалось сохранившееся влияние той чрезвычайной угрозы, которую создали морским сообщениям союзников немецкие подводные лодки в ходе второй мировой войны, и что можно было бы назвать «синдромом Дёница». Под влиянием этого «синдрома» характер доктрины советского флота представлялся как однозначно наступательный. Однако уже к началу 1960-х гг. на основе информации, полученной после изучения новых советских кораблей и подводных лодок, стало очевидно, что цель создания этого флота заключалась в ином – в обороне советского побережья от возможного широкомасштабного вторжения десантных сил западной коалиции.
Второй параграф «Становление доктрины океанского флота СССР, 1955-1975 гг.: проблемы интерпретации» содержит анализ интерпретации зарубежными исследователями характера и сути советской военно-морской доктрины в период превращения его в ракетно-ядерный и океанский. Сохранявшаяся недостаточность источниковой базы заставляла исследователей фокусировать свое внимание на программных заявлениях советских лидеров, публикациях работ по теории военного искусства, статьях офицеров ВМФ по теории применения флота. Более содержательную информацию давал анализ учений советского ВМФ в этот период. В этих условиях западным исследователям приходилось полагаться, в основном, на методику «этноцентрической проекции», достраивая модель советской доктрины на основании выявленных фрагментов. В то же время западным аналитикам, в целом, удалось воссоздать основные концепции советской военно-морской доктрины и определить ее характер. При этом, несмотря на большую распространенность в этот период настроений, продиктованных «алармистскими» оценками морской мощи Советского Союза, зарубежные исследователи в своем абсолютном большинстве пришли к выводу об оборонительном характере советской доктрины. Другими словами, можно сделать вывод, что зарубежные коллеги в массе своей не поддались пропаганде «образа врага», искушению, остававшемуся очень сильным на протяжении всего периода. Раскрытие целей и характера советской военно-морской доктрины вместе с информацией об особенностях военно-морского строительства дало основание зарубежным исследователям применить концепцию «национального пути» (national look). Обоснование такой трактовки советской военно-морской доктрины, как и мотивов ее создания, дал профессор Майкл Макгвайер. «Советский Союз имеет достаточно оснований, чтобы не принимать общераспространенную трактовку теории А. Мэхэна "владения морем". Советская доктрина, по сути своей, антагонистична геополитической теории… Это не означает, что Советы "не понимают [значения] морской силы", и на протяжении последних 250 лет они постоянно демонстрировали понимание стратегического использования морской силы… Советский Союз оспаривает не господство (подчеркнуто в тексте автора – А.К.) США на море, но их свободу действий на море…»[59] По мнению зарубежных исследователей «отцом» советской военно-морской доктрины был главнокомандующих ВМФ СССР в 1955-1985 гг. адмирал С.Г. Горшков, теоретические работы которого содержали обоснование «собственного национального пути развития советского флота без копирования опыта Запада».[60]
В третьем параграфе «Изменения в советской военно-морской доктрине в 1975-1991 гг.» содержится анализ интерпретации важнейших, с точки зрения зарубежных историков, изменений в концепциях применениях советского флота в последние 15 лет его существования. Качественные трансформации советского флота на пике его могущества во второй половине 1970-х – начале 1980-х гг. вновь поставили вопрос о характере его доктрины. Исследования, в том числе с использованием новых методик (в т.ч. контент-анализа), позволили оспорить прежнюю интерпретацию доктрины в рамках «национального пути» развития советского флота как доктрины «sea denial» (воспрещение свободного использования моря). Была обоснована точка зрения, согласно которой советский флот к началу 1980-х гг. превратился в полномасштабную и сбалансированную морскую силу, доктрина которой была аналогична западной доктрине «контроля над морем». Однако исследование факторного воздействия начавшейся в СССР перестройки привели зарубежных исследователей к выводу о возвращении советской военно-морской доктрины к прежнему оборонительному характеру. Дальнейшее развитие доктрины советского флота в этот период, по мнению зарубежных специалистов, зависело от двух факторов – теоретических взглядов нового командования флотом и возникших с началом перестройки экономических проблем. Следствием первого из них считался наиболее вероятный отказ нового командующего адмирала В.Н. Чернавина от попыток отстаивания самостоятельной роли флота. Воздействие же углублявшейся перестройки на доктрину флота породило значительное расхождение исследователей во мнениях. Большинство все же считало, что произойдет ограничение задач флота, в частности, отказ от действий по обеспечению влияния в регионе «третьего мира», а сами задачи будут носить скорее оборонительный, нежели наступательный характер.
В четвертой главе – «Оценка возможностей советского флота зарубежной историографией» исследуется проблема оценки зарубежными аналитиками возможностей советского флота и уровня его угроз. На протяжении всего периода эта проблема вызывала острейший интерес Запада к советской военно-морской деятельности, причем, не только исследовательский, но и общественный, и политический. В основе этого интереса находился, по сути, единственный вопрос: «Насколько велика эта угроза?». Как следствие, зарубежное исследовательское сообщество, обратившись к военно-морской деятельности Советского Союза, как предмету профессионального интереса, с самого начала оказалось до некоторой степени заложником общественно-политических опасений. Данное обстоятельство предопределило возникновение одной из главных дилемм исследовательского процесса – что выбрать в качестве основного инструмента: «призму прицела» или «линзы микроскопа»? До некоторой степени проблема этого выбора присутствовала в «исследовательской лаборатории» зарубежной историографии весь период «холодной войны». Это привело к формированию двух противостоящих направлений – «алармистов» и «скептицистов» и двух полярных оценочных моделей советского флота. Движение «маятника» исследовательских заключений между этими двумя полюсами и составило специфическую траекторию познания зарубежными исследователями возможностей советского флота и уровня его угроз.
В первом параграфе «Советский флот первого послевоенного десятилетия, 1945-1955 гг.: пределы возможностей» дается анализ совокупности оценок советского флота начального периода «холодной войны». При этом отмечается, что развитие зарубежной историографии в этот период находилось под определяющим влиянием взаимных страхов, возникших с началом «холодной войны» по обе стороны «железного занавеса», чему до крайности способствовало практически полное отсутствие адекватной информации. Обе стороны в ситуации углублявшегося военно-политического противостояния в оценке возможных угроз предпочитали выбирать худший из вариантов. Советское военно-политическое руководство, имея перед глазами примеры грандиозных десантных операций союзников в ходе второй мировой войны, не могло не предполагать возможности появления у берегов СССР новой десантной армады, подобной той, что появилась у побережья Нормандии 6 июня 1944 г. Прямым следствием этого стало создание целого флота подводных лодок, которые должны были остановить армаду союзников на подступах к советским берегам. Точно также военно-морские аналитики Запада, внимая доносившемуся из-за «железного занавеса» грохоту гигантского военно-морского строительства, склонялись к худшему из возможных предположений – угрозе появления в океане сотен субмарин, готовых в любой момент начать войну «а ля Дёниц». Остро осознаваемая опасность советской идеологической экспансии, экспорта революции заставляли приписывать этим подводным лодкам и совершенно не свойственные им функции разжигания «пожара мировой революции». Другими словами, в начальный период развития зарубежной историографии советского флота Запад наблюдал его развитие не через «исследовательский микроскоп», а скорее через призмы оставшегося со времен второй мировой войны «прицела», который в силу своей природы увеличивал размер наблюдаемого объекта, но неизбежно и сужал ракурс исследовательского восприятия. Естественным следствием такого видения становился изначально деформированный образ советской морской мощи (весьма далекий от истинного) и еще более искаженная трактовка намерений советского военно-политического руководства. Лишь по прошествии значительного времени, к концу 1960-х – началу 1970-х гг., на основании новых источников начался пересмотр интерпретационной модели 1950-х гг. Постепенно в зарубежной историографии возобладал достаточно взвешенный взгляд на развитие т.н. «сталинского флота» в первое послевоенное десятилетие, подчеркивавший его очевидную оборонительную направленность и слабость военно-морских сил Советского Союза в сравнении с подавляющей морской мощью Запада.
Второй параграф «Военно-морская мощь СССР, 1956-1975 : содержание и характер угроз в оценках Запада» отведен исследованию оценочной модели, в рамках которой зарубежные исследователи определяли суть и уровень советской военно-морской угрозы в период выхода флота СССР в Мировой океан. Одним из ярких проявлений новых возможностей зарубежной историографии стало обращение к проблеме уровня подготовки личного состава флота. Французский исследователь Морис Пелтиер отмечал, как сильные, так и слабые стороны матросов и офицеров советского флота: «Советский матрос, как и его армейский брат, отважен, даже самоуверен и легко приспосабливаем. Он вынослив и, не дрогнув, переносит периоды жестоких холодов… С другой стороны, он – бездельник, он апатичен и безынициативен. По этой причине командирам трудно управлять им. Командиры, сами обладают теми же качествами – и хорошими и плохими… Таков советский военно-морской флот: огромный, но с нехваткой военно-морских традиций, которые делают настоящих моряков. Однако он укомплектован отважными моряками, способными на выдающиеся подвиги… Это – флот при встрече с которым, необходимо придерживаться правила: "Будьте готовы к неожиданностям"…».[61] Расширение источниковой базы в 1950-1960-е гг., оценка действий советского флота и визиты его кораблей за рубеж дали основания для серьезной корректировки этих оценок. В 1960-1970-е гг. высокий уровень профессиональной подготовки матросов и офицеров ВМФ СССР уже вызывал сомнения у зарубежных исследователей.
В оценках системы управления советским флотом 1950-1970-х гг. зарубежные исследователи подчеркивали сложность положения командования флотом, географически разделенного на четыре удаленных части, его подчиненность сухопутному начальству, чрезмерно жесткую централизацию политического руководство, что неминуемо снижало эффективность управления силами флота.
Уровень развития системы обеспечения советской военно-морской деятельности в удаленных районах оценивался весьма низко, особенно на фоне аналогичной системы ВМФ США, что, по мнению зарубежных исследователей, серьезно ограничивало действия советского флота. Прямым следствием слабости этой системы стала широкая практика привлечения кораблей и судов гражданского флота для снабжения и обеспечения деятельности ВМФ СССР. Развитие самого гражданского флота Советского Союза в 1950-1970-е гг. рассматривалось зарубежными историками как один из феноменов этого периода и особая форма международной экспансии советского государства. Подчеркивалась чрезвычайная роль торгового флота в процессе политического проникновения СССР в регион «третьего мира».
1970-е гг. стали периодом противостояния двух моделей – «алармистской» и «скептицистской» в оценке угроз, исходящих от советского флота. Прямым результатом этой дискуссии стало формирование в ее условиях нового направления – «реалистов», склонных выделять, как сильные, так и слабые стороны советского флота и создаваемых им потенциальных угроз.
Третий параграф «Флот Советского Союза в 1975-1991 гг.: смена оценочной парадигмы в зарубежных исследованиях» содержит анализ оценок флота СССР на пике его могущества. Оценка советского флота периода второй половины 1970-х – 1980-х гг. потребовала от зарубежных исследователей значительно бльшего объема усилий – советский флот вырос численно и качественно, расширился масштаб его деятельности, одновременно увеличился и объем доступных источников. Ярким примером тому стала интерпретация уровня профессиональной подготовки личного состава флота. Использованный западными историками культурологический подход позволил выявить базовые национальные характеристики, своего рода «культурологическую матрицу», определявшую и сильные, и слабые стороны в подготовке матросов и офицеров советского флота. Дополненные исследованиями на основе сопоставительного анализа систем и особенностей подготовки офицеров ВМФ США и СССР эти результаты, в целом, обеспечили достаточно полную картину профессионального уровня личного состава советского флота. Однако в исследованиях второй половины 1980-х гг. тональность оценок изменилась. Недостатки и слабые стороны профессионализма личного состава ВМФ Советского Союза получили акцентированную интерпретацию. Причиной смены акцентов стала широкая доступность информации о реальном положении в советских вооруженных силах в условиях начавшейся гласности и открытости советского обществе этого периода. Аналитик разведслужбы в Центре анализа угроз разведки армии США Питер Тсорас в своей статье с говорящим подзаголовком «Победа на море и русская культура: совместимы ли они?» утверждал: «Офицерский корпус советского ВМФ технически опытен, но очень узко специально подготовлен. Он все еще не в состоянии компенсировать нехватку эффективного унтер-офицерского звена… В основе военно-морских неудач России последних 100 лет лежит роль индивидуальной инициативы и ее связь с военным профессионализмом в российской/советской культуре. Подавление инициативы среди русских есть результат ориентации российской культуры на континентальное развитие…»[62]
В оценках системы управления советского ВМФ второй половины 1970-х – 1980-е гг. сохранялись две противоположные тенденции. Одновременно подчеркивался высочайший уровень управления силами советского флота в Мировом океане, что было неоднократно продемонстрировано в ходе глобальных военно-морских учений 1970-х гг., и чрезвычайно высокий уровень централизации в принятии решений. Последнее, как подчеркивалось, входило в неразрешимое противоречие с необходимостью принятия быстрых решений и требованиями к инициативности командиров среднего и низшего звена. В этом зарубежные историки видели явные проявления специфики советской системы в целом.
Система обеспечения действий советского флота в удаленных районах, по мнению западных аналитиков, все еще оставалась его «ахиллесовой пятой», несмотря на явный рост ее возможностей в некоторых аспектах. Отчасти эти недостатки компенсировались использованием кораблей гражданского флота СССР, действия которого в интересах ВМФ по-прежнему оставались одной из главных особенностей советской военно-морской деятельности.
Динамика оценок надводных сил советского ВМФ второй половины 1970-х – 1980-х гг. характеризуется постепенным нарастанием их критичности. В конце 1970-х гг. западные исследователи признавали, что советский надводный флот почти сравнялся по уровню возможностей с флотами НАТО. Но при этом отмечалось наличие ряда его слабостей, главная из которых заключалась в отсутствии полноценного воздушного прикрытия. Палитра этих оценок и, главное, тенденции их изменений нашли прямое отражение в суждениях относительно эффективности и уровня угроз со стороны советского флота в целом. Противостояние «алармистов» и «скептицистов» в 1970-е гг. сменилось в 1980-е гг. доминантой «реалистического» направления. Признавая, что советский флот уже в 1970-е гг. почти сравнялся по уровню возможностей с флотом США, сторонники «реалистического» направления все же заключали, что в условиях неядерного конфликта советский флот будет уничтожен силами НАТО, хотя и сумеет нанести тяжелый урон морской торговле и военно-морским силам Запада. Исход борьбы на море в условиях всеобщей термоядерной войны представлялся более неопределенным и зависевшим от слишком многих факторов, в первую очередь, от последствий начального обмена ракетно-ядерными ударами. Во второй половине 1980-х гг. «маятник оценочных суждений» опять качнулся в сторону «скептицистов» под влиянием воздействия на развитие советского флота проблем перестроечного развития.
Пятая глава «Советский флот как инструмент внешней политики: зарубежная историография проблемы» посвящена анализу интерпретаций роли советского флота во внешней политике СССР. «Военный корабль – лучший посол» – этой цитатой из Оливера Кромвеля[63] лучше можно проиллюстрировать суть трактовки зарубежными исследователями проблемы использовании флота в качестве одного из наиболее эффективных средств внешней политики Советского Союза в период «холодной войны». Однако тот факт, что советский флот обрел новые для себя функции, был осознан и отрефлексирован западной историографией со значительным опозданием. В начале 1970-х гг. в зарубежной историографии складывается устойчивый исследовательский интерес к проблеме использования советского флота в качестве инструмента внешней политики СССР. При этом основное внимание было сосредоточено на изучении целого комплекса проблем: причин превращения советского флота в средство внешней политики, задач и форм его использования, динамики, направлений и результатов этой деятельности.
В первом параграфе «Задачи и формы применения флота СССР в интересах внешней политики» устанавливается, что зарубежные исследователи выделяли пять основных форм применения советского флота – демонстрация силы, военно-морское присутствие, визиты кораблей, слежение за силами потенциального противника, поставки военно-морских вооружений. Одновременно анализ привлеченного материала показал, что единства в трактовке содержания и иерархии этих форм зарубежным коллегам достичь не удалось, в чем сказались особенности «прагматического презентизма» как методологического подхода, свойственного, прежде всего, историографии США исследуемого периода.
Во втором параграфе «Отношения со странами Запада и советская военно-морская деятельность» исследуется интерпретация применения советского флота в отношениях со странами Запада и, в первую очередь, с США. По мнению западных историков здесь решались две основные задачи – ограничение влияния Запада и ослабление его политической, экономической и психологической мощи. Наиболее распространенными формами действия советского флота стало военно-морское присутствие, визиты кораблей и демонстрация силы в виде масштабных учений ВМФ СССР. Особенно заметных результатов, по мнению западных исследователей, советский флот добился в 1960-1970-е гг. в отношении стран Западной Европы. «Советская военно-морская мощь уже превосходит таковую мощь Запада на Балтике. – Предупреждал в 1969 г. доктор Алвин Коттрелл. – Норвегия и Дания уже превратились в колеблющихся членов Альянса из-за особенностей баланса политических сил в их собственных странах, как и в Швеции и Финляндии. Опросы общественного мнения в Дании и Норвегии показывают, что поддержка членства в НАТО весьма небольшая, особенно в Дании... Можно говорить с убежденностью, что в случае дальнейшего роста советской военно-морской мощи на Балтике, они все более будут склоняться к нейтралистской политике в отношении НАТО…»[64] В фокусе внимания оказались действия советского флота в ходе Кубинского кризиса и в посткризисный период. В первом случае итогом применения флота советским политическим руководством, по единодушному мнению зарубежных историков, стало однозначное «унизительное поражение». В начале 1990-х гг. эта оценка была несколько откорректирована в сторону «неопределенности действительных результатов». Однако постоянное присутствие ВМФ СССР в этом регионе в 1970-е гг. послужило значительной поддержкой кубинскому политическому руководству и революционному движению в странах Латинской Америки. Впрочем, представители «скептицистского» направления подвергли сомнению действительный эффект этой поддержки, ограничив его психологическим аспектом. Значительное беспокойство вызвали действия советского флота в Тихом океане, что рассматривалось западными аналитиками как проявление исторически заданной экспансии России/СССР. В то же время исследователи подчеркивали эпизодичность этих действий и ограниченность их масштаба. Самым известным примером этих действий стал инцидент с американским кораблем разведки «Pueblo» в январе 1968 г., сопровождавшийся открытым противостоянием сил советского Тихоокеанского флота и военно-морской группировки флота США. Действия советского флота в первый период после конфликта получили весьма высокую оценку исследователей, полагавших, что быстрое появление отряда советских кораблей расстроило американские планы. Однако уже к концу 1970-х гг. эта оценка была откорректирована, и значение действий Тихоокеанского флота виделось лишь в демонстрации намерений советской стороны.
В третьем параграфе «Зарубежная историография роли флота во внешней политике СССР в странах "третьего мира"» содержится анализ интерпретации зарубежными исследователями советской военно-морской деятельности у побережья развивающихся стран. Советское военно-морское присутствие в этом регионе, отмечал исследователь Брукинского института Стивен Каплан, «не только усиливало имидж СССР, как великой державы, но и давало Москве возможность быстрого вмешательства в случае возникновения кризиса… Использование США военной силы для свержения союзных СССР правительств или покушения на независимость дружественных ему государств отныне стали более опасны, чем когда-либо, поскольку теперь Советский Союз был в состоянии использовать значительные военные силы в необходимом районе…»[65] Аналогичные оценки содержались и в работе Гэрриет Скотт и Уильяма Скотта: «В 1980-е гг. советский ВМФ стал самым мощным инструментом Кремля в распространении его влияния по всему миру посредством проекции военной мощи и военного присутствия. Под защитой стратегических ядерных сил советский флот встречает мало противодействия, поддерживая инспирированные Советами национально-освободительные войны… Лидеры стран "третьего мира" и их население находятся под впечатлением технической мощи, которую отражают корабли и представляет образцовое поведение тщательно контролируемых экипажей».[66] Однако, во второй половине 1980-х гг. зарубежные исследователи изменили тональность своих суждений относительно возможностей СССР использовать свой флота в целях внешней политики. Брайан Ларсон обращал внимание и на существенные недостатки советской морской мощи: «СССР не в состоянии проводить широкомасштабные заокеанские десантные операции… Десантные возможности одного лишь 6-го флота США равны по численности всем десантным силам советского флота и намного превосходят их по средствам высадки…»[67] Луис Андолино и Луис Элтшер, отмечая «значительные возможности советского флота по осуществлению проекции силы», все же сделали акцент на его отставании в этих возможностях от ВМФ США из-за «нехватки десантных и транспортных возможностей… и главное – из-за отсутствия авианосцев и эффективных палубных истребителей». Как результат, по мнению американских исследователей, «у Москвы не было гарантий успеха своей политики в странах "третьего мира"…»[68]
В Заключении диссертации излагаются полученные результаты исследования, обобщаются основные выводы.
Процесс исследований советской военно-морской деятельности находился под определяющим влиянием восприятия западным сообществом морской угрозы со стороны своего главного противника. В то же время сама «линза восприятия» советской морской угрозы менялась под воздействием сугубо внутренних факторов – состояния собственной экономики, настроений общества, качественного уровня развития вооруженных сил и закономерностей деятельности самого исследовательского сообщества – накопление научного знания о предмете изучения, развитие методологии и методики исследования, расширения круга исследователей.
Количественные изменения (интенсивность публикаций, разнообразие видов работ, объем привлеченных источников, число авторов и др.) отражали важнейшие процессы становления и развития профессиональной исследовательской корпорации стран Запада, изучавшей развитие советской морской мощи. Особенностью этого процесса стала обозначившаяся с самого начало лидерская функция исследователей США, что стало следствием статуса сверхдержавы, принявшей на себя основное бремя противостояния новой морской угрозе. Возникшая исследовательская корпорация (более трех сотен специалистов из почти полутора десятка стран) характеризовалась повышенной внутренней мобильностью, общностью форм деятельности, большим числом совместных публикаций. Вовлечение в исследовательский процесс представителей разных стран, одновременный переход в 1970-е гг. лидерства от военных исследователей к гражданским, повышение уровня использования источников советского происхождения вели к возрастанию дискуссионности публикаций.
Начало 1970-х гг. стало переломным периодом и в развитии теоретических основ и методологических подходов зарубежной историографии. Причина этого – кризис прежних теоретических установок, отказывавших Советскому Союзу в геополитических основаниях обретения статуса великой морской державы. Выход советского флота в океан и возникновение военно-морского паритета супердержав заставили искать новые подходы к изучению феномена советской военно-морской деятельности на нетрадиционном поле культурологических, междисциплинарных, институциональных и других моделей.
Сохранявшаяся на протяжении 1940-1960-х гг. узость, если не скудость источниковой базы была преодолена лишь в 1970-е благодаря нескольким факторам: (1) интенсивной деятельности советского флота далеко за пределами своих прибрежных вод, что дало возможность его непосредственного изучения, как средствами разведки, так и усилиями экспертного сообщества; (2) расширению доступа к открытым советским источникам (публикациям документов, периодическим изданиям, мемуарам); (3) обширной практике публикации документов правительственных организаций США и стран НАТО о советской военно-морской деятельности.
Масштабное развитие советского флота, его активные действия послужили мощным стимулом и для развития исследовательской методики зарубежной историографии. Господствовавшие в 1940-1950-е гг. описательный, историко-генетический и историко-сопоставительный методы уже в 1960-е гг. дополняются историко-типологическим методом, а в 1970-е гг. целым «букетом» методических новаций, среди которых – количественные методы, контент-анализ, методика «этноцентрической проекции», широкое использование возможностей междисциплинарных подходов.
При обращении к проблематике военно-морского строительства усилия исследователей были сосредоточены на вопросах содержания этого строительства, его структуры, факторов, влиявших на ход и характер строительства советского флота, выявления его особенностей и определения оценки качественной составляющей этого процесса. Исследовательское сообщество Запада предпочло интерпретировать факторы создания советского ракетно-ядерного флота на основе исключительно прагматической мотивации советского руководства. Именно прагматизм, по мнению западных исследователей, породил такое специфическое явление как «национальный путь» советского военно-морского строительства на базе т.н. «ассиметричной альтернативы», целью которой стало создание противовеса морской мощи Запада в короткие сроки и более экономными средствами.
В оценках характера и уровня советской военно-морской угрозы сформировалась специфическая совокупность оценочных характеристик. Внешним ее выражением, «траекторией движения» стало изменение оценок от явно завышенных («алармистских»), подчеркивавших преимущества советских кораблей и подводных лодок, до преимущественно негативных («скептицистских») суждений с акцентуацией слабых сторон и недостатков кораблей советского флота. В действиях этой оценочной модели была выявлена одна важная особенность – роль инициаторов, толкавших «маятник суждений» от одного полюса к другому, в большинстве случаев выполняли не американские исследователи, составлявшие постоянное большинство, но их зарубежные коллеги – канадские, западногерманские, японские, австралийские и т.д., что можно считать их условной «функциональной» ролью в исследовательской корпорации. Действие этой оценочной модели ярко выявилось при исследовании интерпретаций зарубежной историографией советской военно-морской доктрины «холодной войны».
Результаты формирования специфической оценочной модели в полной степени проявились и при обращении к проблематике использования флота в целях внешней политики СССР. Отмечая значительные политические результаты действий советского флота в Средиземном море и Индийском океане в периоды локальных конфликтов и войн, зарубежные исследователи обращали внимание и на целый ряд политических просчетов, следствием которых стало ограничение возможностей использования флота Советского Союза в ряде регионов.
Одним из наиболее важных результатов применения специфической модели исследования советской военно-морской деятельности стало создание широкого поля экспертных мнений, взаимодополнение и взаимодействие которых (часто в форме противоборства) обеспечивало, в конечном итоге, формирование адекватного представления о советской военно-морской деятельности периода «холодной войны».
Использованный в рамках данного диссертационного исследования подход, главной особенностью которого стало применение количественных методов, позволил установить наличие специфической модели изучения советской военно-морской деятельности. Примененный подход обладает значительными перспективами дальнейшего использования в историографических исследованиях. Учитывая современную историографическую ситуацию, можно ожидать существенного повышения интереса отечественных историков к достижениям зарубежных коллег и, самое главное, их методологическому и методическому опыту. В этой связи предлагаемая исследовательская методика может найти широкое применение при обращении к зарубежной историографии.
Основные положения диссертации
отражены в следующих публикациях:
I. Монографии:
- Советский флот «холодной войны» в оценках зарубежной историографии. Основы и возможности исследовательской модели. – М. : Каллиграф, 2009. – 352 с. (28 п.л.)
- «Холодная война» в океане: Советская военно-морская деятельность1945-1991 гг. в зеркале зарубежной историографии. – М.: РГГУ, 2009. – 611 с. (35, 8 п.л.)
II. Публикации в ведущих рецензируемых журналах, рекомендуемых перечнем ВАК:
- “Совершить внезапное нападение на Мемель…” (к 75-летию боя у Готланда) // Морской сборник. 1990. № 7. С. 80-83. (0.7 п.л.)
- “Братцы, надо крови!..” Революционное движение в русском флоте // Родина. 1996. № 7-8. С. 70-75. (1 п.л.)
- Флот внарезку. Как строили и разрушали корабли // Родина. 1997. № 11. С. 81-85. (0.8 п.л.)
- Советский военно-морской флот периода «холодной войны»: предмет и метод исследования в англо-американской историографии // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «История России». 2006. № 2 (6). С. 97-112. (1 п.л.)
- Советский военно-морской флот и политика СССР в «третьем мире» (1960 – 1970-е гг.): зарубежная историография // Новый исторический вестник, 2007. № 2 (16). С. 154-167. (1,0 п.л.)
- Советское военно-морское присутствие в период «холодной войны» в оценках зарубежных исследователей // Военно-исторический журнал. 2008. №1. С.20-23. (0,5 п.л.)
- Холодная война» в океане: технические аспекты противостояния (зарубежная историография проблемы) // Вопросы истории естествознания и техники. 2008. №1. С. 81-96. (1.п.л.)
- Советский военно-морской флот в Карибском кризисе (зарубежная и отечественная историография проблемы) // Новый исторический вестник, 2008. № 1(17). С. 120-133. (0,8 п.л.)
- «Холодная война» на море: зарубежная историография на рубеже XX—XXI вв. // Новый исторический вестник. 2008. № 2(18). С. 150-156. (0,8 п.л.)
- Западная историография военно-морского флота СССР: теории времен «холодной войны» // Вестник РГГУ. Серия «Исторические науки. История России». 2009. № 17. С. 237–258. (1,2 п.л.)
III. Статьи:
- Современная английская и американская историография роли матросов военного флота в трех русских революциях. Зарубежная историография социально-политического развития СССР. Сб.научных трудов. – М.: УДН, 1989. С.48-631. (2 п.л.)
- Флот и революция. Из истории военно-морского флота России // Наука и жизнь. 1994. № 7. С. 6-8. (0.2 п.л.)
- «Морскому флоту должен быть уделен максимум внимания». Из истории военно-морского флота России // Наука и жизнь. 1995. № 2. С. 40-45. (0,5 п.л.)
- «Флот, достойный великой державы…» Из истории военно-морского флота России // Наука и жизнь. 1995. № 4. С. 66-69. (0,4 п.л.)
- Флот в Великой Отечественной войне. Из истории военно-морского флота России // Наука и жизнь. 1995. № 8. С. 90-92. (0,3 п.л.)
- На пути в океан. Из истории военно-морского флота России // Наука и жизнь. 1996. № 1. С. 58-61. (0,8 п.л.)
- Флот в «холодной войне». Из истории военно-морского флота России // Наука и жизнь. 1996. № 9. С. 62-66. (0,4 п.л.)
- Русский флот в революционных событиях 1905-1907 гг.: английская и американская историография проблемы // Революционаризм в России: символы и цвета революции. Сб-к стат. / Отв.ред. А.П.Логунов. М.: РГГУ, 2005. С. 20-32. (0,6 п.л.)
- Советский военно-морской флот и кризис СССР, 1985-1991 гг.: анализ английской и американской историографии.(статья) // Россия-СССР-СНГ: От единства к распаду. Материалы Х Всероссийской научно-практической конференции. Москва, РУДН, 18-19 мая 2006 г. – М.: Изд-во РУДН, 2006. – 204 с. С. 46-54. (0,5 п.л.)
- Строительство советского военно-морского флота в период "холодной войны" в оценках западной историографии (статья) // Индустриальное наследие: материалы Междунар.научн.конф., г. Гусь-Хрустальный, 26-27 июня 2006 г. / Научн.совет РАН по проблемам рос. и миров.экон.истории ; МГУ им.Н.П.Огарева, ист.-соц. ин-т ; [редкол.: В.А.Виноградов (отв.ред.) и др.]. – Саранск : Мордов.кн.изд-во, 2006. С. 541-547. (0,5 п.л.)
- Советский военно-морской флот как предмет исследования зарубежной историографии: проблемы источниковедения // Вестник архивиста. 2009. № 3. С. 9 - 23. (0,9 п.л.)
IV. Тезисы докладов и сообщений на конференциях:
- Проблемы изучения истории советского военно-морского флота (1917-1991 гг.) в отечественной и зарубежной историографии // Россия в ХХ веке: проблемы изучения и преподавания. Материалы научной конференции. – М., 1999. С. 110-111 (0,1 п.л.)
- Историография США о развитии советского Военно-морского флота в 1985-1991 гг. // Двадцать лет перестройке. Эволюция гуманитарного знания. Материалы международного образовательного форума. – М.: РГГУ, 2005. С. 49-55. (0,3 п.л.)
- Советский флот в Великой Отечественной войне, 1941-1945 гг. (английская и американская историография проблемы) // Великая Отечественная война, 1941-1945 гг.: опыт изучения и преподавания. Материалы межвузовской научной конференции. – М.: РГУУ, 2005. С. 206-213. (0,4 п.л.)
- Советский военно-морской флот в локальных конфликтах холодной войны: современная английская и американская историография (тезисы доклада) // Конфликты и компромиссы в социокультурном аспекте. Тезисы международной научной конференции. Москва, 20-22 апреля 2006 г. – М.: РГГУ, 2006. С. 224-226. (0,1 п.л.)
- Английская и американская историография советского военно-морского флота, 1945-1991 гг.: инновации в исследованиях. (статья) // Интеллектуальная культура современной историографии: сб. статей / Отв.ред. А.П.Логунов. – М.: РГГУ, 2006. С. 221-232. (0,6 п.л.)
- Советский военно-морской флот и войны на Ближнем Востоке: английская и американская историография проблемы // Лосевские чтения: труды Международной ежегодной научно-теоретической конференции, г. Новочеркасск, май 2006 г. – Новочеркасск: УПЦ «Набла» ЮРГТУ (НПИ), 2006. С. 218-223. (0,3 п.л.)
- Особенности развития советского военно-морского флота в период «холодной войны» в оценках историографии США и Англии (тезисы доклада) // Россия в ХХ – начале XXI века. История. Экономика. образование, право. Материалы межвузовской научно-практической конференции. г. Воскресенск, 6 июня 2006 г. – М.: РГГУ, 2006. С. 54-58. (0,1 п.л.)
- Военно-технические объекты в «человеческом измерении». (К вопросу о новациях в методике военно-исторических исследований) // Человек и война. Материалы межвузовской научно-практической конференции. г. Тольятти, 2 июня 2007 г. / Отв.ред. И.А. Белоконь. – М.: РГГУ, 2007. С.19-39. (1,0 п.л.)
- Советский флот и «образ врага»: поиск новых исследовательских практик в историографии США // Российско-американские отношения в прошлом и настоящем. Образы, мифы, реальность. (Материалы международной конференции, посвященной 200-летию установления дипломатических отношений между Россией и США. РГГУ (Москва, 21-22 февраля 2007 г.). М.: РГГУ, 2007. С.309-320. (0,5 п.л.)
- Советская военно-морская деятельность периода «холодной войны» в восприятии Запада // Россия и мир глазами друг друга: история взаимовоспрития. Тезисы докладов Всероссийской научной конференции. Москва, 25-26 ноября 2008 года. М.: ИРИ РАН, 2008. С. 211-215. (0,2 п.л.)
- Военно-морской "вызов" «холодной войны» и "ответ" зарубежного исследовательского сообщества // Российская политика XXI. Неполитический потенциал политического. Материалы Международной научной конференции. Москва. 23-24 апреля 2009 г. – М.: РГГУ, 2009. Ч.2. С. 370-378. (0,3 п.л.)
- Военно-морской флот как инструмент внешней политики СССР в "холодной войне": оценки зарубежной историографии // Конфликты и компромиссы в истории мировых цивилизаций : Сб.статей. – М.: РГГУ, 2009. С. 82-89. 0,4 п.л.
V. Публикации источников:
- Москва и судьбы российского флота: Архивные документы и исторические очерки / Сост. Давыдов А.Н., Киличенков А.А. – М.: Издательство объединения “Мосгорархив”. 1996. - 416 с.: илл. (52 п.л./ 24 п.л.)
- Адмирал Кузнецов: Москва в жизни и судьбе флотоводца: Сборник документов и материалов. – М.: Издательство объединения "Мосгорархив". 2000. – 544 с. (2-изд. М: Изд-во Главархива Москвы 2004. – 543 с.) / Сост. Кузнецова Р.В., Киличенков А.А., Неретина Л.А. (34,5 п.л./17 п.л.)
[1] Могильницкий Б.Г. Методология истории в перспективе историографической революции // Теории и методы исторической науки: шаг в XXI век : материалы международной научной конференции / Отв. ред. Л.П. Репина. М., 2008. С. 14.
[2] Филитов А.М. «Холодная война»: историографические дискуссии на Западе. М., 1991. С. 196.
[3] См.: Clark, G. Russia’s Sea Power. Past and Present or the Rise of the Russian Navy. London, 1898; Jane F. The Imperial Russian Navy. Its Past, Present and Future. London, 1899.
[4] Fairhall D. Russian Sea Power. Boston, 1971. P. 22.
[5] См.: Мерцалов А.Н. В поисках исторической истины: Очерк методологии критики буржуазной историографии. М., 1984. С. 96.
[6] См.: Иоффе Г.З. Февральская революция 1917 года в англо-американской буржуазной историографии. М., 1970; Васюков В.С., Салов В.И. Великий Октябрь и его буржуазные интерпретаторы // Критика буржуазной историографии советского общества. М., 1972. С. 14–63; Игрицкий Ю.И. Мифы буржуазной историографии и реальность истории: Современная американская и английская историография Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1974; Марушкин Б.И., Иоффе Г.З., Романовский Н.В. Три революции в России и буржуазная историография. М., 1977 и др.
[7] См.: Марушкин Б.И. Американская буржуазная историография о внешней политике СССР накануне и в годы второй мировой войны // Против буржуазной фальсификации истории советского общества. М., 1960. C. 191–224; Селунская Н.Б. Современная англо-американская буржуазная историография аграрного строя России эпохи капитализма // История СССР. 1979. № 4. С. 229–240; Багдасаров В.К. Американские и английские буржуазные историки о русской интеллигенции XIX – нач. XX в. // История СССР. 1987. № 4. С. 217-221; Киличенков А.А. Современная англо-американская буржуазная историография роли матросов военного флота в трех русских революциях // Зарубежная историография социально-политического развития СССР. М., 1989. С. 48–63 и др.
[8] См.: Сухотина Л.Г. Новые тенденции в психоисторических трактовках русского революционного демократизма // Зарубежная историография социально-политического развития СССР. М., 1989. С. 18-33; Зверева Г.И., Репина Л.П. Новые тенденции немарксистской историографии Великобритании // Современная зарубежная немарксистская историография. М., 1989. С. 102-136; Поткина И.В. Новые тенденции в современной американской и английской историографии социально-экономического развития дореволюционной России // Монополистический капитализм в России. М., 1989. С. 205–227; Поткина И.В., Селунская Н.Б. Россия и модернизация. (В прочтении западных ученых) // История СССР. 1990. № 4. С. 194– 207 и др.
[9] См.: Величко С.А. Освещение перестройки в СССР (1985-1991 гг.) в зарубежной историографии // Вопросы истории. 2005. № 6. С. 162-166; Поварницын Б.И. Историография США и Великобритании об этнополитике СССР и постсоветских государств: (середина 1980-х - середина 2000-х годов). Пермь, 2007.
[10] См.: Беляев Ю.А. Англо-американская буржуазная историография гражданской войны и интервенции в СССР. М., 1979; Новикова Л.Г. Гражданская война в России в современной западной историографии // Отечественная история. 2005. № 6. С. 142-158 и др.
[11] См.: Поляков В.Г. Новейшие работы буржуазных авторов о «холодной войне» // Вопросы истории. 1965. № 5. С. 177-182; Висков С.И. Американские историки и публицисты о «холодной войне» // Новая и новейшая история. 1967. № 6. С. 114-122.
[12] См.: Чубарьян А.О. Происхождение "холодной войны" в историографии Востока и Запада // Новая и новейшая история; 1971. № 3. С. 63-67; Егорова Н.И. Некоторые проблемы "холодной войны" в американской буржуазной историографии 60-х гг. М., 1975; Маркина Н.Н. Некоторые аспекты возникновения "холодной войны" в американской историографии // Вопросы новой и новейшей истории. М., 1982. Вып. 28. С. 91-98.
[13] См.: Филитов А. М. «Холодная война»: историографические дискуссии на Западе. М., 1991; Чубарьян А.О. «Пересмотр холодной войны: Подходы, интерпретация, теория». Конференция Нобелевского Института // Сталинское десятилетие холодной войны. М., 1999. С. 207–212.
[14] См.: Безбородов А.Б. Власть и научно-техническая политика в СССР середины 50-х - середины 70-х гг. М., 1997; Быстрова И.В. Советский военно-промышленный комплекс: проблемы становления и развития (1930-1980-е годы). М., 2006.
[15] См.: Мишанов С.А. Строительство Красной Армии и Флота (1921- июнь1941) : (Анализ западной историографии) : диссертация... докт. ист. наук. М., 1993.
[16] Алеврас Н.Н. И снова про… предмет историографии (трансформация предметного пространства и категория «историографический быт» // Теории и методы исторической науки: шаг в XXI век : материалы международной научной конференции / Отв. ред. Л. П. Репина. М., 2008. С. 238-240.
[17] Морская доктрина Российской Федерации на период до 2020 г. / Президент России. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. http://www.kremlin.ru/text/docs/2001/07/58035.shtml. См. также: Военная доктрина Российской Федерации / Президент России. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. http://www.kremlin.ru/text/docs/2000/04/30844.shtml; Основы политики Российской Федерации в области военно-морской деятельности на период до 2010 г. / Министерство обороны РФ. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. http://www.old.mil.ru/articles/article9260.shtml.
[18] См.: Hucul W. The Evolution of Russian and Soviet Sea Power, 1853-1953. Ph.D. Thesis. Manuscript. Berkeley, 1953; Woodward D. The Russians at Sea. A History of the Russian Navy. New York, 1965; Shadrin N. Development of Soviet Maritime Power. 2 vols. Ph.D. Thesis. Washington, D.C., 1972; Mitchell D. A History of Russian and Soviet Sea Power. New York, 1974; Morris E. The Russian Navy: Myth and Reality. New York, 1977; Watson B. Red Navy at Sea. Soviet naval operations on the High Seas, 1956-1980. Boulder, 1982, etc.
[19] The Soviet navy / Ed. by M.G. Saunders. London, 1958; Soviet sea power / The Center for Strategic and International Studies. Washington, 1969; Soviet naval developments: capability and context / Ed. by Michael MccCwire. New York, 1973; Naval power in Soviet policy / Ed. by Paul J. Murphy. Washington, D.C., 1978; Soviet naval diplomacy / Ed. by Bradford Dismukes, James M. McConnell. New York, 1979, etc.
[20] Soviet military power ; [Bibliography]. Washington, D.C. : Headquarters, Department of the Army, 1959; The Soviet navy, 1941-1978 : a guide to sources in English / Myron J. Smith. Santa Barbara, 1980; The Soviet Navy. A select bibliography / United States. Navy Department Library. Washington, D.C., 1983, 1984, 1987; Black J. Origins, evolution, and nature of the Cold War : an annotated bibliographic guide. Santa Barbara, 1986, etc.
[21] The Soviet Navy. Navy Department. Office of the Chief of Naval Operations. Office of Naval Intelligence. Washington, D.C., 1951; NATO documents the Soviets sea threat // Navy Magazine. 1968. December. Р. 13-14; Soviet Ocean activities: a preliminary survey: prepared… for the use of the Committee on Commerce and National Ocean Policy Study. Washington, D.C., 1975; Understanding Soviet naval developments : background material for addressing Soviet naval developments by U.S. naval personnel. Washington D.C., 1974-1991, etc.
[22] Kidd I. View from the Bridge of the 6th Fleet Flagship // U.S. Naval Institute Proceedings. 1972. February. P. 18-28; Zumwalt E. On Watch. A Memoir. New York, 1976; Nitze P. From Hiroshima to glasnost : at the center of decision : a memoir. New York, 1989, etc.
[23] См.: Martin P. The Russian Navy – Past, Present, and Future // U.S. Naval Institute Proceedings. 1947. June. Р. 657-661; Mitchell M. The Maritime History of Russia, 848-1948. London, 1949; Woodward D. The Russians at Sea. A History of the Russian Navy. New York, 1965; Mitchell D. A History of Russian and Soviet Sea Power. New York, 1974; etc.
[24] См.: Peltier A. Organization, Personnel and Training of the Soviet Navy // The Soviet Navy / Ed. by M.G. Saunders. London, 1958. P. 121-139; Norris J. Russia’s Substitute for the Aircraft Carrier // Navy Magazine. 1968. July. P. 8-13; Polmar N. Thinking about Soviet ASW // U.S. Naval Institute Proceedings. 1976. May. Р. 110-129., etc.
[25] Polmar N. Op.cit. Р. 123.
[26] Lindsey G. The increasing capabilities of the Soviet Navy. Ottawa, 1982. P. 11-12.
[27] Автор известной монографии по истории российского/советского флота Дэвид Фэйрхолл в течение многих лет работ военным корреспондентом газеты «The Guardian» и вел рубрику, посвященную событиям «холодной войны». (См.: Fairhall D. Russian sea power. Boston, 1971.)
[28] Профессор Университета Северо-Восточного Миссури Дональд Митчелл являлся автором одной из самых обстоятельных монографий по истории российского/советского флота и публикаций аналитического характера о действиях ВМФ СССР в Карибском бассейне. (См.: Mitchell D. A History of Russian and Soviet Sea Power. New York, 1974; Mitchell D. Strategic significance of Soviet naval power in Cuban waters // Soviet sea power in the Caribbean: political and strategic implications / Ed. by James D. Theberge. New York : Praeger Publishers, 1972. P. 27-38.)
[29] Норман Полмар являлся не только автором многочисленных аналитических статей о советском ВМФ, редактором американского издания ежегодника Jane's Fighting Ships, но и консультантом и советником ряда высокопоставленных чиновников США, соавтором исторических трудов, посвященных ВМФ России/СССР. (См.: Polmar N. Soviet naval power : challenge for the 1970’s. New York, 1974; Polmar N. The Modern Soviet navy: an assessment of the U.S.S.R.'s current warships, naval capabilities and development. London, 1979; Polmar N., Noot J. Submarines of the Russian and Soviet navies, 1718-1990. Annapolis, 1991.)
[30] Britannia Waives the Rule // Time, March, 39. 1953 / [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.time.com/time/magazine/article/0,9171,818038,00.html.
[31] Kilmarx Robert A. Introduction / Soviet sea power. The Center for Strategic and International Studies. Washington, 1969. Р. 11.
[32] Burns Thomas S. The secret war for the ocean depths: Soviet-American rivalry for mastery of the seas. New York, 1978. Р. 288, 295.
[33] Учитывались лишь выявленные в ходе библиографического поиска диссертации, посвященные непосредственно военно-морской деятельности СССР и подготовленные с целью соискания ученой степени магистра (МА) в соответствующей области и доктора философии (Ph.D.)
[34] См.: Wilson D., Brown N. Warfare at sea: threat of the seventies. Arlington, 1971.
[35] См.: Shulsky A., Dismukes B., Petersen C., Kelly A. Coercive naval diplomacy, 1967-1974 // Soviet naval diplomacy / Ed. by Bradford Dismukes, James M. McConnell. New York, 1979. P. 118-139; Kehoe J., East D., Kenneth B. Their Slava-class strike cruiser // U.S. Naval Institute Proceedings. 1984. August. P. 147-153; Carolla M., Herries J., Good C. Patrol and torpedo craft // The Soviet navy: strength and liabilities / Ed. by Bruce W. Watson, Susan M. Watson. Boulder, London, 1986. P. 93-103; Polmar N., Noot J. S. Submarines of the Russian and Soviet navies, 1718-1990. Annapolis, 1991, etc.
[36] К гражданским (невоенным) исследователям в данном случае были отнесены специалисты, никогда не являвшиеся профессиональными военнослужащими. В эту же группу были включены гражданские преподаватели военных вузов, гражданские эксперты военных аналитических учреждений.
[37] См.: Mackinder H. Britain and the British seas. New York, 1902; Mackinder H. The nations of the modern world : an elementary geography. London, 1911; etc.
[38] См.: Mahan A. The influence of sea power upon history, 1660-1783. Boston, 1918.
[39] Wegener E. Soviet naval offensive: an examination of the strategic role of Soviet naval forces in the East-West conflict / Translated from the German by Henning Wegener. Annapolis, 1975. Р. 126.
[40] Ibid. Р. 126-127.
[41] Paone R. The Big Three and the Indian Ocean // Sea Power. 1975. August. Р. 29.
[42] Horan H. The Navy of the Soviet Union // Brassey’s Naval Annual. The Armed Forces Year Book. 1960 / Ed. by H.G. Thursfield. New York, 1960. Р. 124.
[43] См.: Hucul W. Op. cit.
[44] См.: The Growing strength of the Soviet merchant fleet: Prepared… for the use of the Committee on Commerce U.S. Senate. Washington, 1964; The Soviet drive for Maritime Power: Prepared… for the use of the Committee on Commerce U.S. Senate. Washington, 1967, etc.
[45] См.: Statement on the defence estimates, presented to Parliament by the Secretary of State for Defence by Command of Her Majesty. London, 1965-1996.
[46] См.: White paper on defence / By Paul Hellyer, Lucien Cardin. Ottawa, 1964; White paper on defence / by Canada. Dept. of National Defence. Ottawa, 1971; White paper 1969 on the defence policy of the Government of the Federal Republic of Germany. [Bonn], 1969; White paper on defence 1977 : the security of Italy and the problems of the Italian armed forces. [Rome], 1977.
[47] См.: NATO, Facts and Figures / by North Atlantic Treaty Organization. Brussels, 1968-1976; Defence Policy / by North Atlantic Treaty Organization. Brussels, 1969; etc.
[48] См.: Howe J. Multicrises. Sea power and global politics in the missile age. Cambridge, 1971.
[49] См.: Herrick, Robert W. Soviet naval mission assignments. 3 vol. Arlington, 1979. Vol. 1, Part II, P. V.
[50] См.: Brodeur N. Comparative capabilities of Soviet and Western weapon system // Soviet naval policy: objectives and constraints / Ed. by M. MccGwire, K. Booth, J. McDonnell. New York, 1975. P. 452–468.
[51] MccCwire M. The turning points in Soviet naval policy / Soviet naval developments: capability and context / By Michael MccCwire. New York, 1973. Р. 187.
[52] Ranft B., Till G. The Sea in Soviet strategy. London, 1989. Р. 5-6.
[53] См.: Weinland R. Soviet transits of the Turkish Straits, 1945-70 // Soviet naval developments: capability and context / Ed. by Michael MccGwire. New York, 1973. P. 325-343; Weinland R. Egypt and support for the Soviet Mediterranean Squadron: 1967-1976 // Naval power in Soviet policy / Ed. by Paul J. Murphy. Washington, 1978. P. 259-274.
[54] Результаты диссертационного исследования автор опубликовал в виде монографии: Tritten J. Soviet naval forces and nuclear warfare: weapons, employment and policy. Boulder, 1986.
[55] Vigor P. Soviet understanding of «Command of the Sea» // Soviet naval policy: objectives and constraints / Ed. by Michael MccGwire, Ken Booth, John McDonnell. New York, 1975. P. 601-622.
[56] Ibid. Р. 144-145.
[57] Saunders M. Preface // The Soviet navy / Ed. by M.G. Saunders. London, 1958. Р. 13.
[58] Foreign Navies. Russia // Brassey’s Naval Annual. The Armed Forces Year Book. 1953. Р. 147.
[59] MccGwire M. Command of the sea in Soviet naval strategy // Soviet naval policy: objectives and constraints / Ed. by Michael MccGwire, Ken Booth, John McDonnell. New York, 1975. Р. 631-632, 634.
[60] Smith C. Op.cit.. Р. 303.
[61] Peltier M. Organization, personnel and training of the Soviet navy // The Soviet navy / Ed. by M.G. Saunders. London, 1958. P. 138.
[62] Tsouras P. Soviet naval tradition // The Soviet navy: strength and liabilities / Ed. by Bruce W. Watson and Susan M. Watson. Boulder, London, 1986. Р. 21-22.
[63] Цит. по: Tsouras P. Port visits // The Soviet navy: strength and liabilities / Ed. by Bruce W. Watson and Susan M. Watson. Boulder, London, 1986. Р. 265.
[64] Cottrell A. Panelist’ comments / The Center for Strategic and International Studies. Washington, 1969. Р. 120.
[65] Kaplan S. Diplomacy of Power. Soviet Armed Forces as a Political Instrument. Washington, D.C. 1981. Р. 176-177, 682.
[66] Scott H., Scott W. The [Soviet] Navy // The Armed Forces of the USSR. Boulder, London, 1984. Р. 172.
[67] Larson B. Soviet naval responses to crises // The Soviet navy: strength and liabilities / Ed. by Bruce W. Watson and Susan M. Watson. Boulder, London, 1986. Р. 261-262.
[68] Andolino L., Eltscher L. Soviet naval, military, and air power: projecting influence in the Third World // East-West rivalry in the Third World. / Ed. by Robert W. Clawson. Wilmington, 1986. Р. 75-76.
