Северо-западный прикаспий в эпоху бронзы (v–iii тысячелетия до н.э.) исторические науки:
МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
имени М. В. ЛОМОНОСОВА
На правах рукописи
ШИШЛИНА НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА
СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ПРИКАСПИЙ
В ЭПОХУ БРОНЗЫ
(V–III тысячелетия до н.э.)
Исторические науки:
Специальность – 07.00.06 – археология
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Москва
2008
Работа выполнена на кафедре археологии
Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова
Официальные оппоненты:
Профессор, доктор исторических наук Рындина Н.В.
Доктор исторических наук, член-корр. РАН Черных Е.Н.
Доктор ист. наук, профессор Моргунова Н.Л.
Ведущее научное учреждение:
Государственный Эрмитаж
Защита состоится «_________»____________ в _________ часов на заседании Диссертационного совета Д.501.001.78 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук по археологии, этнографии, этнологии и антропологии при Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова по адресу: 119992, г. Москва, Ленинские горы, МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов, аудитория 550.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова (119192, г. Москва, Ломоносовский проспект, д.27).
Автореферат разослан « »………… 2008 г..
Ученый секретарь диссертационного совета
кандидат исторических наук, доцент Ю. И. Зверева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы. На протяжении более ста лет Северо-Западный Прикаспий привлекал многих исследователей, степи, расположенные между низовьями Волги и Дона и непосредственно примыкающие к Северному Кавказу, были тем регионом, где зарождались, формировались и развивались многие культурные традиции, за которыми стояли представители зачастую разноэтничной и разнокультурной среды, изучение которых остается актуальным. Новые материалы, результаты применения целого ряда комплексных методов и подходов позволяют на «микроуровне» изучить отдельные группы культур, за которыми просматриваются уже реальные коллективы первобытности. Настоящая информационная революция, огромный фактологический материал, использование новых естественнонаучных методов, реконструкция природной среды и экологических кризисов обусловили возвращение к этнокультурной характеристике региона в эпоху бронзы и изучение становления и развития пастушеского подвижного хозяйства как новой экономической модели. Актуальность темы, таким образом, определена необходимостью объединить данные разных дисциплин, естественнонаучных и гуманитарных, вернуться к этнокультурной характеристике одного из важнейших регионов Евразийского степного пояса – Северо-Западного Прикаспия, послужившего ареной для многих исторических событий.
Объектами исследования являются многочисленные курганные могильники, погребальный обряд носителей разных культурных традиций, детальный анализ которого позволяет представить развернутую характеристику хозяйственных систем в том природном окружении, которое реконструируется благодаря новейшим данным палеоэкологии.
Цели исследования. Задачами настоящего исследования является систематизация разнокультурных памятников Северо-Западного Прикаспия с привлечением новых археологических источников, полученных в результате раскопок последних лет. Детальный анализ основных элементов погребального обряда и основных категорий материальной культуры – погребального инвентаря – позволяет представить характеристику археологических культур и культурных групп Северо-Западного Прикаспия эпохи энеолита-средней бронзы и оценить их место в общем культурном развитии Евразийских степей, проведя широкий сопоставительный анализ. Применение комплексной методики определения последовательности культур направлено на выявление смены культурных традиций в исследуемом регионе и определение их абсолютной хронологии. Совокупность полученных данных позволяет оценить этнокультурно-исторический процесс освоения изучаемой территории через предложенные модели хозяйственного экономического цикла и развития производств изучаемого населения. Вопросы генезиса описываемых культур являются самостоятельными проблемами, они связаны с культурогенезом эпохи бронзы Восточной Европы и в данной работе не рассматриваются.
Научная новизна работы. Степная (бывшая Калмыцкая) археологическая экспедиция Исторического музея, возглавляемая автором данной книги на протяжении последних двадцати лет, являлась базой многочисленных экспериментальных исследований, поиска «нематериальных» элементов погребального обряда, отработки поисковых методик. Особое значение придавалось выяснению сезонности погребений, идентификации производств и системы питания, изучению палеопатологии древнего населения, что позволило акцентировать внимание на многих исторических вопросах, хозяйственно-экономической системе, древних производствах. Впервые в работе обобщены данные палеоэкологии и представлен тот природный фон, на котором развивались культуры эпохи бронзы, происходило становление и развитие новых форм производящего хозяйства – подвижного пастушества. Впервые в работе обобщены данные по системе питания древнего населения, полученные из разных археологических источников, систематизированы данные по сезонности археологических памятников, представлены все радиоуглеродные данные по региону. Впервые составлены подробные региональные карты распространения археологических культур, предложен анализ планиграфии курганных могильников, установлены хронологические рамки для всех изучаемых культур с учетом региональных поправок. Это не приводит к полному пересмотру предложенных ранее обобщенных моделей хозяйственного экономического развития, но проверяет, уточняет и корректирует многие их характеристики, позволяет провести многосторонний сопоставительный анализ обсуждаемых региональных реконструкций палеоэкономики.
Хронологические рамки. В работе анализируются носители культур, проживавшие в Северо-Западном Прикаспии с конца V по вторую половину III тысячелетия до н.э. Таким образом, рассматриваются эпохи энеолита, раннего и среднего бронзового века.
Методы исследования определены комплексным подходом к традиционному археологическому источнику. Кроме типологического, сравнительно-исторического, картографического и других методов, использовавшихся при источниковом анализе материала, применялись методы этноботанического исследования (споро-пыльцевой, фитолитный, карпологический), почвенные методы исследования подкурганных почв (морфологический, химический), методы определения сезонности археологических памятников (дентиновый и цементный анализы, споро-пыльцевой), масс-спектрометрический, радиоуглеродный, метод составления стратиграфических матриц Харриса и другие.
Научная и практическая значимость работы. Современный экологический подход к традиционному археологическому материалу, палеореконструкции, полученные для отдельных экологических ниш, результаты специального исследования по идентификации сезонности скотоводческих передвижений, системы питания, данные по древним производствам, полученные обобщенные модели хозяйственно-экономического цикла древнего населения Северо-Западного Прикаспия могут быть использованы при дальнейших сопоставительных общерегиональных исследованиях Евразийского степного пояса в эпоху бронзы, служить основой для дальнейшего изучения археологического источника (погребального обряда, материальной культуры населения Евразии) и разработке типологии отдельных его составляющих элементов. Новые методические подходы могут использоваться при изучении вопросов сложения и развития форм хозяйства в других регионах, проживавших в иных экологических условиях.
Результаты проведенного исследования могут быть учтены при подготовке курсов лекций и учебных пособий для средних и высших учебных заведений. Полученные реконструкции также могут быть использованы в археологических экспозициях исторических музеев.
Апробация результатов исследования осуществлена в монографическом исследовании, многочисленных статьях и публикациях, лекционном курсе, подготовленных для МГУ, Тюбингенского, Гарвардского, Оксфордского, Берлинского и других университетов, экспозиции Исторического музея. Основные положения были представлены в докладах, подготовленных для Забелинских чтений ГИМ; конференций и круглых столов, проведенных в ИА РАН; на радиоуглеродных конференциях в Оксфордском университете и ИИМК РАН (2006, 2007), на международных конференциях Европейской ассоциации археологов (ЕАА) в Польше, Германии, Франции, Ирландии, Великобритании, Швеции и других европейских странах.
Структура работы. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения и пяти Приложений. В работе имеются 139 иллюстраций, включающие региональные карты, 40 сводных таблиц, содержащих этноботанические, масс-спектрометрические и другие данные.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
В первой части Введения представлены физико-географическая, геоморфологическая и геоботаническая характеристики современного Северо-Западного Прикаспия. Особое внимание уделяется природно-климатическим особенностям ландшафтных ниш: Кумо-Манычской впадине, Южным и Средним Ергеням, восточной части Ставропольской возвышенности, Сарпинской, Прикаспийской и Приергенинской низменностям, долине нижней Волги, Черным землям, приморской прибрежной полосе.
Степное пространство Северо-Западного Прикаспия представляет собой мозаику ландшафтов, геоморфологических структур и основных типов растительного покрова. Это природный фон, который необходим для реконструкции палеоклимата эпох энеолита-бронзы. Неодинаковые в ландшафтном отношении экологические ниши Северо-Западного Прикаспия отличались от Причерноморских степей, степных и предгорных районов Северного Кавказа, лесостепной зоны Подонья и Поволжья и характеризовались определенными природными условиями, изменение которых оказывало существенное воздействие на становление, развитие и угасание первобытных археологических культур. Использование в палеореконструкциях принципа актуализма позволяет определить максимально широкий спектр современных сопоставительных природных характеристик для реконструкции природно-ландшафтных ситуаций в древности.
Во второй части Введения представлен краткий историографический обзор и анализ отдельных этапов изучения древностей эпохи бронзы Северо-Западного Прикаспия. Особое внимание уделяется проблемам, которые становятся предметом изучения данного исследования. В начале XX века формируются первые концепции. Последовательность культур эпохи бронзы (ямная, катакомбная и срубная) Евразийских степей, предложенная В.А. Городцовым, применяется и к древностям Северо-Западного Прикаспия, сведения о которых до 20-х годов XX в. носили случайный характер. Суммируя свои материалы в очерках по истории Нижнего Поволжья, П.С. Рыков рассматривал их, исходя из принятой тогда стадиальной концепции. Переход от ямной к катакомбной культуре представлялся ему трансформацией быта и хозяйственного уклада одного и того же сообщества кочевых скотоводов. Была выдвинута концепция о генетической связи культур эпохи бронзы. Впервые были поставлены вопросы о последовательности археологических культур; их генезиса и экономической основе хозяйства. В решении проблемы происхождения культур возобладала точка зрения об автохтонном развитии, поскольку господствовала стадиальная концепция развития культур, для которой характерно повышенное внимание к эволюционизму и автохтонизму. Теория миграций в это время в науке практически была отвергнута.
Второй этап связан с послевоенными годами ХХ века: увеличивается фактологический материал, появляются новые концепции. Часто исследователи выбирали Прикаспий как пилотный участок для построения исторических моделей, применяя впоследствии полученные выводы и к соседним регионам Предкавказья, Причерноморья или Евразийских степей. Это позволило мыслить широкими категориями больших культурно-исторических областей или общностей. Вместе с тем, такой подход привел к размыванию местных, узколокальных различий в исторической картине отдельных, скорее всего, самостоятельных уже в эпоху первобытности локальных географических ниш. Новый материал позволил решать вопросы периодизации, генезиса и эволюции культур эпохи неолита-бронзы, конкретные проблемы, связанные с развитием погребального обряда, предложить классификации разнообразных категорий инвентаря, обсудить хронологию и происхождение культур, их тип хозяйства.
Ряд ученых выступил с критикой автохтонной теории эволюции культур бронзового века, возродилась теория миграций древних народов. Появились представления о культурных центрах и перифериях, роли маргинальных зон, где могли взаимодействовать несколько культурных традиций. В научный оборот вошли культурно-исторические и хронологические схемы, исторический процесс оценивался как сугубо дискретный. Стала складываться тенденция отказа от концепции единого центра сложения культур эпохи бронзы. Начался поиск местных субстратов и разработка моделей для отдельных регионов, среди которых особое место занял Прикаспий.
Основные концепции культурно-хронологического развития Северо-Западного Прикаспия этого времени связаны с типологическим анализом погребального обряда, инвентаря и построением последовательности археологических культур, основанной на стратиграфии курганов. И.В. Синицыным, В.А. Фисенко, В.А. Сафроновым, В.П. Шиловым были предложены модели развития региона, которые соответствовали общей генеральной линии исследований энеолита-бронзы Евразии, основанных на этнокультурном подходе. Метод выделения обрядово-стратиграфических групп способствовал сохранению представлений о культурах эпохи бронзы как неких культурных монолитах.
Для третьего этапа конца XX века характерно изучение отдельных культур или блоков культур и их происхождения.
Появление нового археологического материала в Северо-Западном Прикаспии, не вписывающиеся в предельно консервативную схему В.А. Сафронова, побудили некоторых ученых к ревизии старых точек зрения. Исследователей больше не устраивала концепция твердой последовательности культур, поэтому была сделана попытка объединить их в широкие хронологические горизонты.
Изучение этнокультурной истории соприкасалось с другими историческими проблемами. К ним относится определение абсолютного возраста культур эпохи бронзы. Практически все исследователи, представив относительную колонку древностей, пытались распределить их на календарной исторической шкале. С конца XX века особое внимание стало уделяться радиоуглеродным данным.
Основные концепции экономического развития региона в эпоху бронзы были связаны с проблемой становления и развития производящего хозяйства. Согласно модели П.С. Рыкова, племена ямной культуры были охотниками и собирателями и постепенно стали приручать животных. А.П. Круглов и Г.В. Подгаецкий относили их к оседлым рыболовам и охотникам. Однако другие ученые считали, что в среде носителей степных культур эпохи бронзы были распространены навыки производящего хозяйства. Появление поселенческого материала позволило утверждать, что носители ямной культуры были скотоводами. Археозоологический подход, направленный на изучение костных останков животных из археологических памятников, полученные данные о роли домашних животных в экономике степного населения эпохи бронзы развивали предположение об ином, пастушеском хозяйственном укладе носителей изучаемых культур эпохи энеолита-бронзы.
Изучив свидетельства античных письменных источников, применив принцип актуализма и сопоставив этнографические данные по кочевому хозяйству исторических кочевников Нового времени – калмыков – с археологическими данными, В.П. Шилов пришел к выводу, что носителей ямной культуры можно считать первыми кочевыми пастухами эпохи бронзы. Скотоводческое хозяйство основывалось на подвижном овцеводстве. Этот вывод согласовался и с хозяйственной моделью Н.Я. Мерперта, полагавшего, что именно с развитием новой экономической модели носителей ямной культуры – кочевого хозяйства – началось полное освоение степного Евразийского пояса. Взаимодействие земледельцев и скотоводов было многокомпонентным, часть скотоводческих групп становилась оседлыми. Следовавшие за ними племена катакомбной культуры уже активно развивали кочевые формы скотоводства, свободно перемещаясь по всей освоенной экологической нише. Многолетнее успешное историко-теоретическое осмысление палеоэкономики степных культур эпохи бронзы основывалось на анализе общих тенденций развития климата, исследовании костных останков домашних животных из археологических памятников, на выявлении археологических индикаторов подвижного образа жизни. Большое внимание уделялось и проблеме становления и развития производств.
В последние годы наметился переход к более детальным моделям, основанным на результатах организованной на качественно новом уровне полевой работы при раскопках археологических памятников (проведение специализированных этноботанических исследований: споро-пыльцевого, фитолитного анализов, промывки культурных слоев; идентификации палеозоологических коллекций).
Таким образом, в данной работе учитываются результаты изучения многих аспектов этнокультурной истории населения Северо-Западного Прикаспия, новые примененные подходы позволили уточнить или откорректировать положения ученых.
Основу работы составили коллекции эпохи бронзы Евразийской степи и Кавказа отдела археологических памятников ГИМ и материалы раскопок Степной археологической экспедиции ГИМ; использовались коллекции ОАВЕС Государственного Эрмитажа, Калмыцкого краеведческого музея им. Н.Н. Пальмова, Государственного унитарного предприятия «Наследие», Ставропольского краеведческого музея, Ростовского краеведческого музея, археологических лабораторий Ростова-на-Дону.
Глава 1 посвящена анализу погребального обряда и материальной культуры степной энеолитической, ранней майкопской, поздней майкопской, ямной, степной северокавказской, ранней катакомбной, ямно-катакомбной и полиритуальной групп, позволяющий представить становление и развитие региональных культурных традиций в Северо-Западном Прикаспии в эпоху энеолита-бронзового века. Погребальный обряд степных культур является основным источником по реконструкции многих сторон жизни населения эпохи бронзы региона. Ставя перед собой задачу фактического анализа всех его элементов, включая и погребальный инвентарь, можно воссоздать как индивидуальные характеристики материальной культуры отдельных групп, оставивших курганные могильники, так и представить общую характеристику культур в целом, оценить развитие технологических навыков материального производства, смену идеологических представлений, выявить общие традиции и время распространения новаций, этнокультурные различия и этнические сюжеты.
Для того чтобы описать типологические характеристики погребального обряда, выборка из каждой группы оценивалась по системе признаков, в которой ведущими являлись: форма могильного сооружения, детали интерьера могильных ям, положение и ориентировка умершего. Отдельно рассматривались курганные насыпи. Материальная культура определена наборами погребального инвентаря и представлена анализом основных категорий предметов, для которых выявлена особая структура с рядом признаков.
Методика исследования. Сначала анализировались курганные насыпи – единственно дошедшие до нас общественные сооружения эпохи бронзы. Далее оценивалась планиграфия: взаимоотношения погребений в плане кургана, и стратиграфия: взаимоотношения основного и впускного погребений. Большое значение имели и метрические значения. В рамках комплексной программы палеопочвенного исследования курганных насыпей были проведены специальные работы по изучению отдельных «архитектурных» элементов, определению их структуры, состава и первоначальной локализации строительных комплексов, выявлению строительных горизонтов, определению сезона совершения основного погребения и сооружения связанной с ней насыпи. Это позволило раскрыть возможный первоначальный замысел строителей курганной насыпи и вероятных этапов ее перестройки.
Могильные конструкции определяются как структурные объекты. Данные о признаках погребального обряда представлены в Приложении 1. При описании погребений учитывались и количественные признаки. В расчетах использовались простейшие статистические методы. Внимание уделялось поло-возрастным определениям.
Примерно в половине анализируемых погребений найден инвентарь, анализ которого дает возможность реконструировать материальную культуру основных групп региона. В данной работе не ставилась задача разработки общих типологических схем. Для реконструкции «этнографического портрета» культур используются предложенные ранее типологические схемы и метод аналогий. Для групп, представительность основных категорий материальной культуры которых достаточно велика, предлагаются рабочие схемы, основанные на уже разработанных классификациях эпохи бронзы, что позволило оценить становление, развитие и смену культурных традиций, а также хозяйственный экономический потенциал основных культур эпохи бронзы Северо-Западного Прикаспия.
Анализ всех культур и культурных групп представлен по шести выделяемым для Северо-Западного Прикаспия ландшафтным зонам: Кумо-Манычской впадине, северо-восточной части Ставропольской возвышенности, Южным и Средним Ергеням, Сарпинской и Прикаспийской низменностям, Приергенинской равнине. Для каждой культуры подробно описывается погребальный обряд и предметы материальной культуры, проводится сопоставительный анализ и представляется общий культурный фон. Данные по культурным комплексам вошли в Приложение 2. Всего учтено 1256 погребений.
Степной энеолит в Северо-Западном Прикаспии представлен 18 захоронениями и 9 местонахождениями. Для погребального обряда характерны четырехугольные, редко овальные ямы. Основное положение умерших – скорченно на спине, руки вытянуты; на спине с разворотом влево; на спине вытянуто; скорченно на левом боку. Преобладающие ориентировки – восточная и северо-восточная. Почти во всех погребениях использовалась охра. Под голову умерших могли положить подушку, на дно могилы – циновку.
Большинство погребений инвентарные, встречены захоронения и без сопутствующих вещей. Погребальные дары сделаны из камня и кремня и представляют собой предметы вооружения: наконечники дротиков, стрел, ножи. Выделяются крупные ножевидные пластины, скипетры. Орудия представлены кремневыми скребками, микролитами и отщепами, костяным гарпуном. Отличительной чертой ряда погребений являются многочисленные украшения одежды, среди которых преобладают бусы из камня, раковины и кости, а также костяные цилиндрические пронизи и бронзовые желобчатые браслеты.
Именно с энеолитической группы начинается строительство курганов в регионе. Насыпи были незначительных размеров. Вместо них, вероятно, иногда использовались и небольшие естественные всхолмления.
Погребальный обряд и инвентарь энеолитической группы Северо-Западного Прикаспия во многом сопоставимы с материалами из ранних степных энеолитических памятников сопредельных регионов: Волго-Донского междуречья, Степного Поволжья, Северного и Северо-Восточного Прикаспия, Степного Прикубанья, Ставрополья, Центрального Кавказа, Подонья, анализ которых представлен в исследовании.
Приведенные сопоставительные материалы, в целом, свидетельствуют, что энеолитическая группа Северо-Западного Прикаспия вписывается в общий степной макро-энеолитический горизонт. Прикаспийский материал не так представителен и ярок, а сам макро-горизонт выглядит неоднородным и многокомпонентным. Энеолитический степной пласт, вероятно, включает в себя несколько культурных традиций, которые могли относиться к разным временным интервалам внутри этого горизонта, не пересекаться или, наоборот, соотноситься друг с другом как территориально, так и хронологически. Полученные для энеолитических погребений этой территории 14С данные (Приложение 4) позволяют синхронизировать несколько различных погребальных традиций эпохи энеолита. При кажущейся общности некоторых элементов погребального обряда и распространении близких, но не идентичных предметов материальной культуры, хорошо видны региональные отличия рассматриваемых групп. О многокомпонентности рассматриваемого степного энеолитического горизонта свидетельствуют и немногочисленные палеоантропологические материалы.
Пока можно говорить лишь о существовании и постепенном распространении в Северо-Западном Прикаспии традиции энеолитических бескурганных захоронений; начале строительства курганов очень небольшого размера; появлении неизвестного ранее в регионе погребального обряда, для которого характерны четырехугольные ямы, положение скелетов скорченно на спине, использование подушек под головой, сидячее положение, восточная и северная ориентировка умерших, использование охры и подстилок. Возможно, часть безинвентарных погребений в ямах с сильно скорченными на спине, усыпанными охрой скелетами, также следует относить к этому периоду. Отчленить подобные комплексы от «традиционных ямных» в дальнейшем можно будет путем выявления либо «невидимых элементов» погребального обряда, например, растительных подушек, подстилок, содержимого желудков и т.д. с использованием комплекса методов естественных наук, либо путем проведения независимого 14С датирования комплексов, стратиграфическое положение которых и погребальный обряд может указывать на их более древнюю хронологическую позицию.
Наиболее близкими, но не идентичными группе энеолитических погребений Средних Ергеней и Прикаспийской низменности по погребальному обряду и инвентарю являются материалы Северных Ергеней. Возможно, курганы были оставлены близким по времени и культуре населением, начавшим постепенное освоение открытых степных пространств. Таким образом, пока гипотетически прослеживается связь с более северными регионами Волго-Донского региона. Ранее зафиксировано продвижение носителей хвалынской культуры в лесостепное Заволжье из южных степных ниш. Второе направление связей – южное, северокавказское. Оно подтверждается приведенными параллелями в инвентаре и обряде погребений Центрального Ставрополья и Моздокских степей. Вероятно, можно синхронизировать материалы, происходящие из Восточного Маныча и из прикалаусской зоны Северо-Восточного Ставрополья. Третье связующее направление – юго-западное, нижнедонское. Глиняная посуда похожа на сосуды среднестоговской культуры. Кремневый инвентарь, украшения, скипетры близки материалам новоданиловской культуры.
Возможно, существование на определенном временном отрезке маргинальных контактных зон могло способствовать распространению в Северо-Западном Прикаспии тех или иных традиций, возникновению новаций и постепенному проникновению в пустующие экологические ниши носителей культуры (культур?). Эта региональная степная энеолитическая группа была немногочисленна, но, по-видимому, однородна.
Степная майкопская культура. Следующая культурная традиция определена появлением в степи нового населения, связанного с иным культурным миром – миром эпохи ранней бронзы Северного Кавказа. Эта группа вошла в научную литературу, как памятники степного Майкопа, характеризующие «периферию майкопской культуры» среднего и позднего этапов.
Ранняя степная майкопская группа включает 14 погребений. Их можно разделить на две подгруппы. Отличительной чертой первой являются погребальные конструкции в виде Н-катакомб, для второй характерны простые четырехугольные или овальные ямы. Основное положение умерших – на левом боку, встречается и положение скорченно на спине.
Первая подгруппа локализуется вокруг речных долин Восточного Маныча и Калауса, ареал второй захватывает центральную часть Кумо-Манычской впадины, Южные Ергени, простирается до Прикаспийской низменности. Присутствие в погребениях каждой из подгрупп однотипного инвентаря – ножей с треугольным коротким черенком, глиняных пифосов, обилие украшений, каменные точильные бруски – указывает на пересечение освоенных ареалов и синхронность памятников обеих подгрупп. Таким образом, выделяется несколько близких по времени и культурной принадлежности традиций, которые связываются с носителями майкопской культуры Северного Кавказа.
Майкопская культура рассматривается большинством исследователей как явление многокомпонентное. По многим признакам погребального обряда – неглубокие овальные ямы; положение скелетов скорченно на боку, с кистями рук у лица; южная ориентировка; использование охры; подкурганные жертвенники с фрагментами керамики и костями животных; по типу погребального инвентаря – бронзовые ножи, серебряные украшения, каменные бруски, гончарная керамика, многочисленные бусы, кремневые наконечники стрел с боковой выемкой – выделяемая группа сопоставима с майкопскими погребальными и поселенческими памятниками Северного Кавказа. Однако в степной группе отсутствуют каменные подкурганные конструкции: кромлехи, панцири, галечные вымостки и выкладки, обкладка стен по периметру камнем или деревом. Главной отличительной особенностью является погребальная конструкция в виде катакомбы. Близкие по типу могилы были определены С.Н. Кореневским как редкие случаи форм погребальных сооружений майкопской культуры[1]. Такие конструкции были обнаружены только в Моздокской степи и в Прикубанье. Преобладающее положение умерших в катакомбах Северо-Западного Прикаспия – скорченно на правом боку, хотя встречено и положение на левом боку. В трех случаях, как и в комаровских погребениях, умершие лежали спиной к выходу из камеры. И в Моздокской степи, и в Северо-Западном Прикаспии для погребального обряда характерно использование охры. Майкопское погребение в катакомбе исследовано в кургане 2 у ст. Днепровской в Прикубанье. Как и в кургане 2 могильника Зунда-Толга-1 под насыпью найдены жертвенники с обломками майкопской посуды.
Соотнесение погребений из Южных и Средних Ергеней с материалами раннемайкопских памятников, занимающих предгорную полосу Северного Кавказа позволяет предположить, что, возможно, именно в это время отдельные группы представителей майкопской культуры начали проникать в степь.
Галюгаевские поселения располагались на юго-востоке Ставропольского края, на самом пограничье Прикаспийской низменности и вдоль долин обжитых рек – Терека, Кумы. Носители раннемайкопской культуры доходили до степного Ставрополья, достигали Восточного Маныча, Калауса, поднимаясь к ближайшим водоразделам и далее продвигались в центральную и северо-восточную часть Северо-Западного Прикаспия, вплоть до озер Прикаспийской низменности. Проникали они в это время и на Дон. Возможно, носители раннемайкопских традиций пытались обосноваться в поймах неглубоких степных рек Южных Ергеней, в приозерных долинах Прикаспийской низменности, освоить широкие степные пространства, приспособить к новым ландшафтным нишам («пойменные речные и озерные долины-водораздельные плато») свою экономическую систему. Экологические ниши терских равнин и кубанских предгорий принципиально не отличались от степных ландшафтов более северных регионов, по крайней мере, именно в то время, когда фиксируется продвижение носителей раннемайкопских традиций так далеко на север от основной территории распространения культуры.
Для погребального обряда раннемайкопской культуры Северного Кавказа характерно использование камня и дерева для укрепления курганной насыпи; каменные подкурганные панцири; небольшие размеры насыпей; очень неглубокие ямы; использование деревянного перекрытия, растительные циновки на дне могил; положение умерших – скорченно на левом боку, согнутые в локтях руки протянуты к лицевым костям черепа; южная/юго-восточная ориентировка. Среди инвентаря – бронзовые котлы, шилья, ножи, тесла, топоры; глиняные сосуды, кремневые наконечники стрел и ножи, каменные, золотые и серебряные бусы. Обряд степного раннемайкопского населения несколько иной.
Краниологический материал из погребений Северо-Западного Прикаспия (Приложение 3) имеет соответствия в палеокраниологических материалах Кавказа и Ближнего Востока, представляя южных европеоидов. Оба долихокранных мужских черепа характеризуются узким относительно верхней ширины лица лбом, относительно высоким, ортогнатным и резко профилированным на назомалярном уровне лицом.
Таким образом, на изучаемой территории обитали носители традиций, непосредственно связываемых с майкопской культурой. Предположительно, территория Северо-Западного Прикаспия в это время пустовала, и носители раннемайкопской культуры могли свободно проникать на север.
Выделяемая группа раннемайкопских степных погребений соотносится с началом раннего («усть-джегутинского») этапа майкопской культуры. Создается впечатление, что в истории майкопской культуры следует выделить короткий (100-150 лет) период «северной экспансии» ее носителей. Возможно, в «походах» могли участвовать вероятные прямые потомки таких ближневосточных переселенцев, освоившие экологические ниши северокавказских предгорий. Такие самостоятельные группы различались между собой не только погребальным обрядом, но и антропологическим типом. Полагаем, что проведение дополнительного 14С датирования собственно раннемайкопских памятников Северного Кавказа, аналогичных по типу степным, определение сезона сооружения многочисленных степных и кавказских захоронений, а также другие специальные исследования помогут выявить синхронные степным памятникам северокавказские материалы.
Поздняя степная майкопская группа объединяет 18 погребений. Выделяется несколько культурных подгрупп.
Для одной типичны четырехугольные или овальные ямы, на дне которых лежали растительные подстилки, а умерших укладывали скорченно на боку, с согнутыми руками, кисти которых располагались у лица, или помещали в позе сидя. Отличительная особенность другой – обширные ямы с заплечиками, но умершие находились там также в положении сидя. Такое же положение костяка характерно и для погребений в катакомбах. Конструкции могил очень выразительны, они отличаются обширными четырехугольными камерами, дромосами, соединяющими входную яму и камеру. Такие могилы отличаются как от энеолитических «подбойных», так и от Н-катакомб раннего майкопского времени.
Инвентарь, за исключением нескольких комплексов, невыразителен: глиняные сосуды и кремневые отщепы. Исключение составляют два погребения из могильника Эвдык, в которых найдены типично новосвободненские вещи. В обряде используется много охры.
Рассмотренные выше погребения были раскопаны ранее, нежели мы начали применять комплексный исследовательский анализ погребального обряда. Поэтому сопоставление этих материалов проводилось традиционным методом поиска аналогичных или близких элементов погребального обряда и типов инвентаря. Найдены соответствия в майкопских материалах Северного Кавказа, Нижнего Подонья, Ставрополья.
Инвентарь погребений могильника Эвдык аналогичен предметам из новосвободненских комплексов, в том числе и нижнедонским. Отличительная особенность погребального обряда донской группы – четырехугольные ямы и положение скелетов скорченно на спине, что является признаком степного погребального обряда.
Такая же ситуация характерна и для степного Ставрополья (мог. Веселая Роща, Жуковский): обряд погребений ямный, инвентарь – новосвободненский. В могильнике Жуковский II выделяется группа погребений в четырехугольных ямах, на дне которых лежат скорченные на спине скелеты, сопровождающиеся майкопской керамикой и металлическими предметами. Одно из погребений Большого Ипатовского кургана близко по типу, обнаруженному в могильнике Зунда-Толга-1: в четырехугольную яму, обложенную по периметру вертикально стоящими каменными плитами, поместили в положении сидя двух взрослых умерших, среди инвентаря – близкий по типу зунда-толгинскому глиняный сосуд. Плетеная оплетка новосвободненских котлов известна в основном майкопском погребении Иноземцевского кургана. «Флажковидные» наконечники стрел с боковой выемкой – типичный инвентарь в новосвободненских памятниках Прикубанья.
Материал второй группы, которой дано условное название «поздний майкоп», малочисленный. Применяемый термин скорее отмечает ее хронологический диапазон, синхронность с позднемайкопскими северокавказскими степными и предгорными памятниками, нежели прямо указывает на четкую культурную принадлежность таких погребений. Тем более что группа не характеризуется устойчивыми погребальными признаками, являясь многокомпонентной. Трудно даже указать полные аналоги тому или иному погребальному комплексу. Сидячая поза умерших и ее сочетание с определенными редкими типами катакомб и ямами с заплечиками, пожалуй, являются наиболее характерными обрядовыми, но как уже отмечалось, не культурно-диагностическими признаками. Стратиграфическое положение группы, сравнение 14С данных, полученных по некоторым из проанализированных погребений со стратиграфией и 14С базой данных раннеямных комплексов, позволяют выделить внутри рассматриваемого культурного горизонта в Северо-Западном Прикаспии три погребальные традиции.
Первая связана с культурно неатрибутированными погребениями в А- и Т-катакомбах, в которых умершие помещены в положении сидя практически без инвентаря. Вторая, также без четкой культурной привязки, характеризуется погребениями в ямах с сидячим положением скелетов. Наконец третья может быть атрибутирована как раннеямная. Все три традиции для территории Северо-Западного Прикаспия являются пришлыми и имеют разное происхождение.
Погребения в катакомбах неоднородны, хотя объединяющим признаком для них также является сидячая поза скелетов. Для одних захоронений характерен типичный новосвободненский инвентарь (мог. Эвдык). Данное положение подтверждается и уже упомянутым сходством черепов из погребений могильников Эвдык и Клады. Можно предположить, что в Прикаспийской низменности местные условия не способствовали воспроизводству традиционного новосвободненского обряда (отсутствует галечная вымостка, кромлехи, каменные наброски, гробницы), что за нетрадиционными для носителей новосвободненской культуры катакомбными могилами стоит, может быть, какая-то определенная и обособленная от общего культурного массива небольшая группа.
Соответствия выявлены между северо-западно-прикаспийскими и ставропольскими материалами.
Основным признаком других захоронений являются усложненные А- и Т-катакомбы с такими конструктивными деталями, как дромосы, обширные камеры, заслоны входов, аналоги которых для более раннего времени в степи и на Кавказе неизвестны. Редкий инвентарь, если и присутствует, то, скорее, похож на энеолитический, нежели на распространенные в степи новосвободненские и позднемайкопские импортные вещи и местные подражания им. Отсутствие антропологических данных не позволяет сравнить указанные подгруппы как между собой, так и с другими захоронениями этого времени.
Вторая группа в ямах с сидячей позой скелетов наиболее близка донским погребениям. Возможно, это результат прямого переселения какой-то культурной группы из Закавказья, но в Подонье она уже выглядит самостоятельной. Можно пока предположить, что по речным маршрутам небольшие коллективы носителей донских погребальных традиций пытались освоить и восточные территории, расположенные в экологических нишах Северо-Западного Прикаспия. Большая часть переселенцев – мужчины.
Третья группа представлена ранними ямными погребениями, характеристика которых представлена ниже.
Вероятно, обе группы – раннеямная и условная «позднемайкопская» – сосуществовали. По крайней мере, это фиксируется для экологических ниш Кумо-Манычской впадины и Прикаспийской низменности.
Предположительно, группа памятников на правобережье нижнего Дона – результат освоения северокавказским населением этой территории. Как полагают исследователи, Константиновское поселение, ставшее своеобразной торговой факторией, просуществовало недолго. Синкретичные «ямно-майкопские» погребения появляются и в Степном Ставрополье.
Сравнительный анализ позволяет отнести выделяемые группы погребений Северо-Западного Прикаспия к периоду территориальной экспансии майкопской культуры и продвижению ее носителей в северные, северо-западные и северо-восточные степные регионы. В это время майкопские импорты распространяются далеко за пределы основной территории культуры, вплоть до степного Причерноморья на западе. Происходит, вероятно, переселение (попытка колонизации?) части населения из предгорной зоны Северного Кавказа в низовья Дона, в бассейны рек Маныча и Кумы, в Прикаспийскую низменность. Вторжение майкопского населения в степь приводит к появлению многочисленных керамических подражаний, повторению местными степными литейщиками основных форм металлических изделий. Вероятно, погребальные конструкции в виде простых ям, обложенные камнями и перекрытые плитами, известные в долине р. Восточный Маныч, можно рассматривать как вариант подкурганной гробницы – характерного для майкопской культуры погребального сооружения. Именно в таких могилах найдены наконечники стрел, аналогичные изделиям из майкопских и новосвободненских памятников Северного Кавказа. Но похороненные в «степных гробницах» люди лежали скорченно на спине и ориентированы на восток. Основные диагностические черты майкопского погребального обряда – положение покойного скорченно на боку с кистями рук у лица, с южной ориентировкой – отсутствуют. Возможно, эти захоронения маркируют период культурных перемен, затронувших в это время Предкавказье и прилегающие к нему степные регионы: под давлением ямных групп происходит обратный процесс вытеснения из степи на юг майкопцев.
Вероятно, на финальном этапе угасания майкопской культуры, часть ямного населения откочевала на юг, в предгорные районы Северного Кавказа. Это подтверждается локализацией ямных погребений и курганов на основной территории майкопской культуры на левобережье р. Кубань, в Кабардино-Балкарии, Осетии и Чечено-Ингушетии.
Антропологический тип, по крайней мере, двух групп – новосвободненской и ямной – различен: носители ямной культуры Калмыкии представляют северную ветвь европеоидов, носители майкопской и новосвободненской культур – южную.
Ямная культура представлена 733 погребениями. В результате проведенного анализа выделено шесть региональных групп ямного населения Северо-Западного Прикаспия. Различия между ними определены деталями погребального обряда, распространением маркирующих хронологическую позицию типов инвентаря. Специфические черты выявлены и внутри каждого региона: по могильникам или группе могильников. Многие ученые определяли такие кластеры памятников как замкнутые комплексы, оставленные определенной культурной группой. Выявленные нормы и правила могут выражать существование дифференцированного отношения к разным социальным слоям, отражать хронологическую позицию групп погребений (ранние, поздние) и региональные обрядовые вариации в рамках развития не общего погребального контекста, а местных, локальных (семейных? родовых?) традиций похоронного обряда ямного общества.
Анализ насыпей курганов шести ямных регионов позволил сделать следующие наблюдения. Ямные курганы являются архитектурными сооружениями своей эпохи. Они состоят из насыпи, вокруг которой иногда сохранялся овальный или кольцевой ров. Ее форма могла быть сегментовидной или с уплощенной вершиной. Известны и кольцевые крепиды, поминальные площадки на вершинах курганов, ритуальные площадки вокруг основной могилы, каменная стенка и кромлехи вокруг могил, а также досыпки, сопровождавшие впускные погребения. Каменные подкурганные конструкции характерны для Средних Ергеней и Кумо-Манычской впадины. Носители ямной культуры использовали и курганы более раннего времени. Основной материал для насыпей курганов – грунт из ровиков и подстилающих древнюю дневную поверхность материковых слоев. Только один раз на Средних Ергенях встречена земляная насыпь с камнями (песчаник). Ямные насыпи Кумо-Манычской впадины отличаются большим количеством впускных ямных погребений по сравнению с другими территориями – до 6-7. Только здесь и на Южных Ергенях исследованы курганы с двумя (один раз с тремя) основными погребениями, в том числе и жертвоприношениями над основным погребением. Курганы едва достигали одного метра, часто были ниже и имели диаметр 12-15 м. Основные ямные погребения во всех регионах занимали центр. Преобладает хаотичная планировка впускных могил в курганах; только в Кумо-Манычской впадине известна круговая, там же и на Средних Ергенях и Прикаспийской низменности – линейная. Для ямных курганов Кумо-Манычской впадины и Южных Ергеней, реже Прикаспийской низменности характерны многочисленные тризны с фрагментами кремневых изделий, лепной глиняной посуды, костями диких и домашних животных. Они часто группируются вокруг основных могил, на вершинах насыпей и у их подножия на уровне древней дневной поверхности.
Анализ могильных конструкций шести ландшафтных регионов позволил отметить следующие сходства и различия. Типичная могильная конструкция – четырехугольная могильная яма. Она является единственным типом погребального сооружения в Прикаспийской низменности. Ямы с заплечиками характерны только для южных регионов. Стратиграфическое положение сложных по конструкции могил, присутствие среди инвентаря предметов, уже относимых к последующим культурам эпохи средней бронзы, не позволяет относить погребения в ямах с заплечиках и с уступами к ранним ямным. Скорее всего, их единичное присутствие в могильниках, где преобладают конструкции в виде простых четырехугольных ям, указывает, что такой обрядовый признак должен связываться с появлением в среде ямников инокультурного населения (с юга, поскольку такие ямы не найдены на севере исследуемого региона), принесшего в степь традицию сооружения оригинальной могильной конструкции. Каменные ящики и кромлехи вокруг них являются типичными для нескольких могильников Средних Ергеней. Это является характерной чертой локальной группы ямной культуры именно этого региона. Пять каменных конструкций зафиксированы и в Кумо-Манычской впадине. Здесь же встречено максимальное разнообразие типов могильных конструкций, что, скорее всего, является результатом присутствия в рассматриваемом районе ямных групп нескольких культурных традиций. Особенностями интерьера могильных ям являются: растительные циновки на дне, стенах и перекрытиях могил, иногда, вероятно, использовались шкуры животных; стены укреплялись и деревянными решетчатыми конструкциями в виде плетня; подушки, набитые травами; сложные деревянные конструкции перекрытий; вероятное использование для перекрытий и стен могил бортов повозок или деревянных «дверей» разборных жилищ. В могильниках Средних Ергеней для перекрытия могильных ям использовались каменные плиты.
Анализ положения умершего в шести ландшафтных зонах позволил отметить следующие наблюдения. Типичное положение скелетов – скорченно на спине. В ямных могильниках Кумо-Манычской впадины встречены разнообразные вариации положения скелетов, в том числе вытянуто на спине и на животе, скорченно на спине с разворотом на бок; крайне редко иные положения зафиксированы в ямных могильниках других групп, например, Южных Ергеней. Наиболее типичное положение рук во всех ямных могильниках – вытянуто вдоль тела; разнообразные вариации положения рук известны на территории Кумо-Манычской впадины. Только на территории Кумо-Манычской впадины и Южных Ергеней встречены захоронения черепов. Обряд расчленения погребенных редок и известен в Кумо-Манычской впадине. Кенотафы характерны для курганов Прикаспийской низменности. Преобладающая ориентировка – восточная; западная встречена в Кумо-Манычской впадине, один раз – на Южных Ергенях. Известны локальные ямные могильники, для которых характерна ориентировка умерших на юго-восток, или только на восток. Обряд коллективных погребений редок: преобладают парные захоронения взрослых, половозрастные определения указывают, что это могли быть и погребения двух мужчин.
Охра является типичным элементом погребального обряда. Ее употребляли для окраски умершего: головы, ног, рук; инвентаря; дна могил; среди погребальных даров могут быть положены отдельно и крупные куски охры.
Полученные результаты позволяют рассматривать массив ямных памятников Северо-Западного Прикаспия не как единую археологическую монолитную культуру, а как совокупность отдельных самостоятельных региональных культурных групп ямного населения. Хотя для погребальных традиций характерны и общие унифицированные признаки погребального обряда (четырехугольная яма и ее убранство; положение умершего и его ориентировка; использование охры), все-таки население каждого ландшафтного региона отличалось друг от друга определенными своеобразными «этнографическими» показателями: каменные кромлехи на Средних Ергенях, линейная планировка могил в Прикаспийской низменности, захоронения черепов на Южных Ергенях. Многочисленные вариации обрядовых признаков ямного населения Кумо-Манычской впадины объясняются как представительностью выборки (раскопано 411 погребений), так и вероятным чересполосным проживанием в самом благоприятном в экологическом отношении регионе отдельных независимых групп ямного населения, для каждой из которых был характерен свой специфический погребальный обряд. Этот регион наиболее близок территориально иным «анклавам» ямного населения на Северном Кавказе, в Нижнем Подонье. По отдельным редким признакам можно объединить несколько регионов в более крупные ареалы, например, Кумо-Манычскую впадину и Средние Ергени (каменные подкурганные конструкции; яма с заплечиками), Кумо-Манычскую впадину и Южные Ергени (человеческие жертвоприношения и погребения черепов).
Различия выявлены и на уровне отдельных могильников, за которыми, предположительно, стояли еще более мелкие общественные группы, скорее всего, семейно-родственные коллективы. Вполне возможно, что происхождение и судьбы отдельных групп ямного населения изучаемого региона различались. Результаты сопоставительного комплексного анализа археологического источника – погребальных даров – также подтверждает самостоятельность отдельных регионов.
Больше всего в погребениях найдено украшений, которые можно рассматривать как «этнические элементы костюма». Каждая региональная группа ямного населения отличалась от других своими особенностями.
Для Прикаспийской низменности характерны разнообразные головные уборы, включающие шапки с оригинальными украшениями. Аналоги последним можно найти в более поздних культурных образованиях. Булавок мало, ранние типы неизвестны, а имеющиеся экземпляры скорее являются грубыми подражаниями типов, распространенных в более южных районах. Местные ямные группы отличаются и использованием булавок не как аксессуаров одежды, а как деталей нагрудных ожерелий, которые носили только взрослые. Сочетание бронзовой и костяной молоточковидной булавок с большим количеством других амулетов, часто встреченных в других не ямных культурных группах, а также фрагмент глиняной курильницы указывает на поздний характер ряда ямных погребений этого региона.
В более южных районах существовала традиция использования металлических височных округлых колец в 1,5-2 оборота и колец с несомкнутыми концами как деталей головных уборов взрослых, украшавших, возможно, налобные повязки у висков или на лбу. Также использовались и бронзовые шнуровые подвески-стерженьки, но только в костюме ямных групп Кумо-Манычской впадины, Южных Ергеней и Ставрополья.
Распределение разных типов костяных булавок показывает, что ранний 1 тип известен только в южных и центральных районах, 3 тип только в Кумо-Манычской впадине, 2 и 4 типы представлены во всех группах. Булавки часто являются единственным предметом в могиле, но также найдены и в сочетании с многочисленными украшениями, жаровнями, курильницами. Иногда булавки 1 и 3 типов сопровождаются бронзовыми округлыми или лепестковидными пуансонными бляхами – в Кумо-Манычской впадине и Средних Ергенях, один раз в Приергенинской низменности. Предположительно, в некоторых могильниках булавки характерны только для костюма женщин продуктивного возраста.
Глиняные сосуды занимают второе место среди погребального инвентаря, скорее всего, отражают как региональные керамические традиции, так и местные различия в погребальном обряде. Ямные группы Средних Ергеней ставили сосуд только в могилу взрослых, в Прикаспийской низменности – преимущественно в детские, в Кумо-Манычской впадине – традиционные ямные сосуды в детские, а сосуды иных культур – во взрослые захоронения. Для ранних ямных погребений южных и центральных районов характерны типичные ямные сосуды, находящие аналоги во многих ямных группах сопредельных территорий. Население северной части Прикаспийской низменности, которое очень часто ставило сосуды в могилы, создало свои оригинальные типы горшков, которые характеризуют типично местное производство. Они же создали сосуды, аналогичные горшкам из культур начала средней бронзы, в первую очередь, полтавкинской. Некоторые типичные для многих степных регионов ямные горшки здесь просто неизвестны. Зато крупные корчаги, представленные в могилах жаровнями, преобладают у населения Кумо-Манычской впадины, наиболее близко соприкасавшегося с близлежащими территориями, где такие сосуды распространены повсеместно на рубеже ранней и средней бронзы. Именно поэтому в ямных погребениях этого региона часто представлены заимствованные типы сосудов, выработанные в среде носителей катакомбной и северокавказской культур.
Еще меньше в ямных погребениях предметов вооружения и орудий труда, что является отличительной чертой ямной культуры Северо-Западного Прикаспия. Однако и здесь намечены внутрирегиональные отличия. Ямные группы Прикаспийской низменности часто включали в погребальные дары песты и терочники, бронзовые ножи располагали под головой взрослых людей. Очень редко известны наборы, состоящие из бронзовых ножей и стержней, находки топоров единичны. Только в южных районах в позднеямных погребениях появляются предметы восточноманычской катакомбной культуры: крюки, ножи, выпрямители древок стрел.
Текстильные изделия из растительных волокон – характерная черта погребального убранства.
Традиция помещения транспортных средств или их деталей практически не получила распространения. Модель повозки из позднеямного погребения Кумо-Манычской впадины аналогична найденным в катакомбных и северокавказских древностях.
К уникальным предметам относится глиняная маска.
Таким образом, распределение основных типов инвентаря по разным группам ямного населения, обитавшего в отдельных экологических зонах Северо-Западного Прикаспия, подтверждает уже сделанный выше вывод о самостоятельности и независимости внутрирегиональных групп ямной культуры. Даже внутри могильников можно выделить несколько вариантов как погребального обряда, так и характера использования инвентаря.
В своем обобщающем, уже ставшим классическим труде Н.Я. Мерперт[2] рассматривал ямную культуру как культурно-историческую общность, подразделяющуюся на несколько вариантов. Это был блок синхронных культур, объединенных определенной общностью погребальных установок, культурно-хозяйственным типом, но имеющих свои региональные отличия. Ямные памятники Нижнего Поволжья, Волго-Уралья, Степного Ставрополья, Прикубанья, Нижнего и Среднего Подонья, Буго-Ингулецкого междуречья, Северо-Западного Причерноморья отражают локальные черты региональных групп.
Ямная культура Северо-Западного Прикаспия рассматривалась многими учеными как часть территориального предкавказского варианта огромной ямной культурно-исторической общности, для которой характерно единство общих генетических компонентов в сложении материальной и духовной культуры (керамические формы, их орнаментация и погребальный обряд), общий уровень социально-экономического развития, близость религиозных представлений и системы социальных отношений. Однако, многочисленные региональные ямные культуры, обитавшие в разных географических зонах, обладали специфическими чертами, определившими их особое развитие и судьбу. Они существовали на фоне различных культурных образований, соприкасавшихся в маргинальных пограничных зонах с носителями разных культур: в лесостепной части Среднего Поволжья, в Приуралье, в пустынях Северного Прикаспия, степных районах Подонья. Эти группы можно рассматривать и как локальные территориальные варианты, и как отдельные самостоятельные группы ямной культуры. Вероятно, не все такие варианты или культуры были синхронными.
Сопряженный сопоставительный анализ диагностических элементов погребального обряда и ключевых предметов погребальных даров, результаты проведенного ранее кластерного анализа позволили говорить о качественном различии между региональными ямными группами, о характере влияния на них иных культурных групп. Самые ранние ямные курганы в Северо-Западном Прикаспии были небольших размеров и сооружались над погребениями с унифицированным обрядом в простых четырехугольных ямах, перекрытых деревом и оформленных дополнительными интерьерными элементами. Возможно, первоначально было стремление сохранить структуру курганной насыпи как единого погребального пространства, что нашло отражение в планиграфии погребений, впущенных в одну насыпь. Такие обрядовые традиции появляются в Северо-Западном Прикаспии, Ставрополье, на Нижнем Дону в финальный позднемайкопский период. Аналогичный погребальный обряд у населения ямной культуры характеризовался либо отсутствием инвентаря, либо появлением редких ранних типов костяных молоточковидных булавок 1 типа, бронзовых височных округлых колец с несомкнутыми концами или в 1,5-2 оборота, подвесок из зубов оленя или ископаемой рыбы, а затем и стандартных типов ямных сосудов – горшков 1-4 типов, бронзовых ножей с треугольно-листовидными клинками, короткими стержнями-шильями. Чуть позже появляются костяные молоточковидные булавки 2 и 3 типов. Возможно, этим же временем датируются и все ямные каменные конструкции. Такие погребения относятся к раннеямному пласту и распространены в Кумо-Манычской впадине и на Средних Ергенях.
Далее происходит становление и развитие всех остальных региональных ямных групп Северо-Западного Прикаспия и расшатывание ранее устойчивого ямного обряда, свидетельством чего являются новые положения умершего, западные и северные ориентировки. Это может быть следствием внутрирегиональных перемещений отдельных групп и постепенного размывания архаических обрядовых традиций; возможной инфильтрации ямного населения как из северных лесостепных территорий Среднего Поволжья, так и из южных, в первую очередь, Ставропольской возвышенности, Прикубанья и Нижнего Подонья. Развитие отдельных групп ямной культуры, проживавших в разных экологических нишах приводит к появлению особых региональных черт, как в погребальном ритуале, так и в материальной культуре. Зеркальным отражением постоянного притока инокультурных переселенцев с юга является погребальный обряд и инвентарь ямных групп Кумо-Манычской впадины: появляются многочисленные вариации в положении умершего, несвойственная западная ориентировка, ямы с заплечиками, многочисленные бронзовые украшения северокавказских типов, костяные молоточковидные булавки 4 и бронзовые молоточковидные 1 типов. Эти новации постепенно распространяются и на более северные территории, хотя население Прикаспийской низменности и Средних Ергеней сохраняет многие традиции архаического погребального обряда неизменными.
Следующий ямный пласт маркируется появлением керамики неямной традиции: фрагментов глиняных плоскодонных корчаг (жаровен), других сосудов, характерных для культур эпохи средней бронзы, а также орудий и оружия, моделей глиняных повозок. Поздний пласт южного ямного форпоста, таким образом, сопоставим с блоком катакомбных и северокавказской культур, а северный – с полтавкинской, отражает влияние этих культур на региональные ямные группы.
Широкий географический этнокультурный фон на протяжении существования ямной культуры в Северо-Западном Прикаспии менялся, как и система взаимоотношений отдельных ямных групп как между собой, так и с населением соседних регионов. Очевидно, что у ямных групп, проживавших в разных экологических нишах, были разные судьбы. Об этом свидетельствуют и анализ памятников последующих культурных группировок, их относительная и абсолютная периодизация.
Важно представить не только общий культурной контекст, но и синхронизировать различные территориальные группы ямной культуры. Такие сопоставления показывают, что группировки, осевшие в Прикаспийской низменности, отличаются специфическими этнографическими обрядовыми чертами и использованием особых предметов в обиходе и костюме. Они наиболее близки ямным памятникам Среднего и Нижнего Поволжья. Некоторые сосуды являются одним из этнографических признаков именно прикаспийской группы. Они типологически связаны с сосудами, происходящими из ямно-катакомбных погребений этого же региона, а также с полтавкинской керамикой Среднего и Нижнего Поволжья. Присутствие близких по типу предметов свидетельствует о синхронности отдельных популяций, за которыми стояли носители как ямной, так полтавкинской и балановской культур, определяющих уже иную культурную эпоху, и таким образом, более позднюю хронологическую позицию части ямных погребений Прикаспийской низменности. Вполне вероятно, что речь идет не о взаимодействии, основанном на простом обмене, но и о сложении системы кросскультурных браков, метисации, постепенном усвоении нового, с точки зрения идеологии, погребального обряда. Это привело к распространению ямно-катакомбного типа погребений, то есть поликультурного обряда с синкретичным ритуалом и инвентарем. Складывается впечатление, что позднеямные группы этого региона стали оттесняться на северные и северо-западные территории, уже занятые полтавкинскими и другими родственными им группами, восточноманычским катакомбным населением, вынужденным расширять сферу своего культурного освоения за счет любых земель.
Иной была судьба ямного населения южных территорий – Кумо-Манычской впадины, Южных Ергеней. Скорее всего, исторически она была связана с ямными группами прилегающих территорий Ставропольской возвышенности и Нижнего Подонья. Ямное население гибко реагировало и усваивало культурные нормы, характерные для представителей соседних культур, проживавших как в экологических нишах степного и предгорного Северного Кавказа, так и Нижнего Подонья. Это приводило к распространению в разных территориальных группах ямного населения одинаковых типов украшений, некоторых идентичных форм глиняной посуды, орудий и оружия, моделей повозок. Вместе с тем, детали костюма использовались по разному, а керамические традиции имели местную специфику.
Ямная группировка Средних Ергеней, занимающая центральное место, выглядит наиболее однородной, но и она тесно связана с группами Кумо-Манычской впадины. Только в этих двух районах сооружались каменные ящики и кромлехи, были распространены ранние типы костяных молоточковидных булавок.
Неоднородность антропологического материала ямной культуры из погребений Северо-Западного Прикаспия подтверждает самостоятельность отдельных регионов, уточняет этногенетическую картину, показывает, что в этногенезе местного населения принимали участие многие антропологические формации.
В целом, для населения ямной культуры характерны брахикранные черепа с низким и ортогнатным лицом, низкими орбитами, сильно выступающим носом. Но внутри этой серии выделяются отдельные специфические группы.
Степная северокавказская группа представлена 148 погребениями. Они встречены в шести экологических нишах Северо-Западного Прикаспия. Погребальный обряд выглядит очень традиционным и практически одинаковым для всех региональных групп. Тем не менее, выделены некоторые различия в отдельных регионах и в могильниках.
Основные курганы были небольшими, практически нигде не фиксировались мощные досыпки над впускными погребениями. Курганы с большим количеством северокавказских погребений редки. Преобладают одиночные основные захоронения. Остальные – впускные в более ранние насыпи. Северокавказское население использовало старые, более древние, курганы, а свои насыпи сооружало нерегулярно. Жертвенники над основными или впускными погребениями встречены редко. Основной материал для насыпей – грунт из ровиков и подстилающих древнюю дневную поверхность материковых слоев. Диаметр курганов 13-24 м.
Основная форма могильной конструкции – узкая длинная четырехугольная, неглубокая яма. Ямы с заплечиками встречены только в Кумо-Манычской впадине и Южных Ергенях. Интерьер могильных ям – растительные циновки на дне, стенах и перекрытиях могил. Стены укреплялись деревянными решетчатыми конструкциями в виде плетня или короба; на дно укладывали подушки, набитые травами; сложные деревянные конструкции. Возможно, как и в ямной культуре, для перекрытий и обкладки стен могил могли использоваться борта повозок или деревянные «двери» жилищ.
Основное положение скелетов – вытянуто на спине, руки протянуты вдоль туловища. Очень редко, только в могильниках Кумо-Манычской впадины и Средних Ергеней, зафиксированы другие позы: скорченно на боку, вытянуто на животе. Преобладающая ориентировка погребенных как в основных, так и во впускных погребениях – восточная. Для группы характерна окраска скелетов охрой. Обряд коллективных погребений редок и является исключением. Есть парные, известно одно тройное захоронение. Среди парных самый распространенный тип – погребения двух взрослых, реже – это погребения детей или подростков.
Инвентарь очень редок, найден как в погребениях взрослых, так и детей. В целом, он почти равномерно представлен во всех региональных группах, однако выделены и некоторые отличия по материалам отдельных могильников.
Керамика редко сопровождала северокавказские степные погребения, и, в основном, только в южных могильниках. Преобладает она в детских захоронениях. Создается впечатление, что столовая посуда изготавливалась мастерами исключительно для нужд очень небольших коллективов (семей, групп семей), практически каждый сосуд представляет самостоятельный тип. Только кухонная и тарная посуда представлена распространенными широко во многих культурах сопредельных территорий крупными горшками-корчагами. Выделен особый степной тип северокавказских курильниц в виде низкой округлой чаши без отделения, с округлым поддоном, окруженным четырьмя или шестью округлыми ножками; или на четырехугольном поддоне; основной элемент орнамента – вписанные друг в друга треугольники.
Степная северокавказская группа выделяется многочисленными украшениями, которые маркируют «этнографический» взрослый и детский головные уборы, переднюю часть костюма, детские пояса, амулеты-четки. Преобладают крупные и мелкие округлые височные кольца, часто сделанные из серебра, которые вместе с другими мелкими типами украшений могут образовывать орнаментальный ряд опушки шапок или налобных повязок. Такие вариации присущи группам из южных регионов. Головные украшения других региональных групп более скромные – только височные кольца. Выделен особый тип мужской головной повязки – с серебряным округлым кольцом с несомкнутыми концами, расположенным справа.
Среди нагрудных украшений – многочисленные широко распространенные бусы и типично северокавказские бляхи-умбоны. В этой группе присутствуют только детские поясные наборы, состоящие из блях, подвесок, бусин, клыков животных.
Аксессуары представлены отдельными булавками: в этой группе нет костяных молоточковидных булавок 1 и 3 типов; редко встречены булавки 2 и 4 типа, бронзовые молоточковидные булавки 1 типа 1 подтипа и посоховидные 1-3 типов. Как костяные, так и бронзовые булавки сопровождались округлыми или четырехугольными слабовыпуклыми бронзовыми бляхами и иными типами подвесок и блях. Присутствие в одном из погребений 15 бронзовых посоховидных булавки с намеренно притупленным концом может указывать на их вероятное использование в качестве товарных единиц при обменных операциях[3]. Найдена костяная пуговица, служившая для закрепления повязки на ногах. Костяные кольца и трубчатые пронизи – единственный тип украшений северокавказских групп Средних Ергеней.
Хозяйственный инвентарь и вооружение – крайне редкие находки. Выделяется каменный топор кабардино-пятигорского типа. Короткие четырехгранные стержни-шилья часто найдены вместе с украшениями. Эти и другие предметы распространены во многих синхронных культурах.
Таким образом, основные категории инвентаря, а также его распределение в Северо-Западном Прикаспии, с одной стороны, показывают, что носители степной северокавказской культуры освоили эту территорию практически единовременно. Это соотносится с монотонностью основных характеристик погребального обряда. Однако вариации в использовании, в первую очередь, «этнографических» элементов костюма позволяют предположить, что это были представители нескольких отдельных самостоятельных групп (семейно-родовых коллективов), происхождение которых может быть связано с разными регионами Северного Кавказа. Курганы и погребения одного могильника, как правило, характеризуются однотипным погребальным обрядом и инвентарем. Однако для некоторых курганных групп, где северокавказских погребений известно много, выделяются специфические черты для более мелких объединений. Это позволяет высказать предположение, что погребения и курганы были оставлены не одной, а несколькими, может быть, даже не связными родством группами населения.
Погребальный обряд, немногочисленный, но яркий, связанный с «этническим» погребальным костюмом инвентарь, подтверждают впервые высказанное В.А. Сафроновым положение, что за традицией сооружения погребений в узких четырехугольных ямах стоит особая культурная группа, которая соотносится с «северокавказской культурой» эпохи бронзы (1974)[4]. Многочисленные параллели позволили указать вероятные регионы, с которыми пришлая в Северо-Западный Прикаспий группа, имела непосредственные «родственные» связи. Наиболее близкие типы погребений распространены в Прикубанье и Ставрополье.
Выделяемая для Северо-Западного Прикаспия группа степных северокавказских погребений выглядит достаточно гомогенной, но по сравнению с материалами северокавказской культуры Центрального Предкавказья, Ставрополья, Прикубанья менее выразительной. Видимо, несколько небольших групп северокавказского населения осваивало пастбищные пространства, расположенные далеко к северу от основной метрополии. При этом они были связаны с ней общностью происхождения и участием в миграционных процессах. Скорее всего, это было не однократное переселение отдельных пастухов, а сначала постепенная (сезонная) инфильтрация и продвижение отдельных семей из разных степных и предгорных районов Северного Кавказа, вызванные не только природными, но и экономическими причинами. Способствовали таким передвижениям уже освоенные в предшествующее время пути вдоль речных систем, объединяющие и связывающие в единую сеть как восточно-западные регионы, так и районы, расположенные в широтных северо-южных зонах.
Сравнительный анализ степной северокавказской группы Северо-Западного Прикаспия с центрально-ставропольской, верхнекубанской, кавминводской, закубанской и другими группами этой же культуры показал, что они различаются друг от друга по деталям погребального обряда и инвентарю. Вероятно, при некой общности происхождения развитие отдельных региональных групп проходило по своему особому пути, определенному не только различиями в плане доступности сырья, освоенных источников природных ресурсов, и, таким образом, в экономической базе, но системой взаимоотношений с окружающими инокультурными группировками. Какие-то группы, возможно, в силу географического положения и экономической стабильности играли только роль посредников, другие сами становились участниками миграционных процессов. Иногда можно указать точные соответствия, особенно, среди маркирующих «этнографический костюм» категорий и типов украшений, но их использование в костюме часто различалось, хотя известны и некоторые соответствия (одиночные бронзовые и серебряные височные кольца с несомкнутыми концами как украшения взрослого (мужского) головного убора; поясные наборы с бронзовыми посоховидными булавками). Если в степях Северо-Западного Прикаспия выделяются типы головных и нагрудных украшений, состоящих из многочисленных мелких колец и подвесок, сделанных из металла, кости, раковин, немногочисленные детские поясные наборы из костяных амулетов, а также амулеты-четки из бронзовых посоховидных булавок и подвесок, то стандартными элементами этнографического центрально-кавказского костюма северокавказской культуры были сложносоставные (из бусин и подвесок) ожерелья, наборные браслеты, пояса, многочисленные украшения головного убора в виде височных колец. Основную декоративную роль в таком костюме играли булавки, браслеты, бляхи и некоторые виды медальонов, составлявших компоненты этно-локального костюма. Многие типы предметов утвари и оружия (топоры кабардино-пятигорского типа), украшений характерны для всего «северокавказского культурного горизонта эпохи средней бронзы», они также вошли в другие синхронные и более поздние культурные пласты Северного Кавказа и сопредельных территорий. Намечены некоторые соответствия: мужские комплексы с топорами кабардино-пятигорского типа, костяными кольцами и пестами/наковаленками.
Картографирование бронзовых посоховидных булавок выявило основной район их распространения: Центральное Предкавказье, где такие украшения встречаются в погребениях многих культур средней бронзы, и используются, таким образом, продолжительное время. Базовый ареал распространения бронзовых молоточковидных булавок – Центральное Предкавказье. Они также характерны для многих культур этой и соседней территорий эпохи средней бронзы. Основные типы подвесок-бус и нашивных блях, топоры кабардино-пятигорского типа наиболее распространены в том же Центральном Предкавказье. Подвески типа медальонов, двойной спирали, ложки, округлые бляхи-медальоны – детали костюма населения Северного Кавказа.
Важно отметить, что многие из типов бронзовых украшений, использовавшихся в костюме северокавказского населения, в степи появляются и в погребениях раннекатакомбных групп, хотя имеют часто упрощенные формы. Возможно, это указывает на тот факт, что в степи северокавказские группы появились на раннем этапе развития культуры, когда многочисленные стандарты разнообразных ярких украшений еще не были выработаны.
Определены существенные различия между рассматриваемыми региональными группами. Расхождения обусловлены, вероятно, их территориальной обособленностью. Такие различия могут являться как результатом локальных особенностей каждой из сопоставленных выборок, так и их разной хронологической позиции. Предгорья и нагорья большей части Северного Кавказа – основной ареал памятников северокавказского типа – характеризуется разными географическими условиями. Следовательно, не существует единых критериев для всех выделяемых памятников. Можно говорить пока только о близкородственных культурах, отдельных вариантах или отдельных группах (прикубанской, верхнекубанской (устьджегутинской), кабардино-пятигорской, центрально-ставропольской и прикаспийской) северокавказской культуры, носители которой, вероятно, были связаны многочисленными хозяйственными и социальными узами.
Кроме этого, очевидно, что присутствие в Северо-Западном Прикаспии степной северокавказской группы, скоре всего, было очень коротким. Появление в ранних северокавказских погребениях степного культурного элемента – керамики с оттисками шнура, распространение в Северо-Западном Прикаспии многих типов ранних украшений, раннего типа ритуальных сосудов – курильниц – указывает на то, что продвижение глубоко в степь северокавказских групп происходило на раннем этапе. Ареал ранних памятников северокавказской культуры расположен вдоль главного Кавказского хребта, проходит по предгорьям, захватывает Ставропольскую возвышенность, на севере и на востоке соприкасается со степями. Маркируют северную границу «выплеска» населения в степь единичные погребения северокавказской группы в Прикаспийской низменности, хотя, вероятно, делались попытки проникновения еще дальше на север. Возможно, некоторые представители северокавказского населения в поисках свободных земель продвигались и на запад, входя в контакт с местными катакомбными племенами. Появление в предгорьях Центрального Кавказа (Чегемские и Кишпекские курганы) степной керамики свидетельствует, что такие контакты продолжались достаточно долго, но вектор связей уже был обратным. Сопоставительные материалы маркируют отток представителей катакомбных культур с северных степных территорий на юг.
На Северном Кавказе традиция культур северокавказской группы, с погребальным обрядом в ямах с вытянутым положением умерших известна значительно дольше. Часть населения была оседлой, о чем свидетельствуют северокавказские поселения, появившиеся уже на раннем этапе этой культуры.
Прав В.А. Трифонов, полагавший, что носители ранней северокавказской традиции, хоронившие своих умерших в ямах, укладывая их вытянуто, и ориентируя преимущественно на восток, распространяются через Ставрополье в Калмыкию. Маркерами продвижения отдельных групп северокавказского населения становятся на раннем этапе костяные молоточковидные булавки с сигаровидным стержнем и бронзовые с цилиндрическим стержнем; позднее – бронзовые посоховидные булавки; а затем – крупные кольцевидные со шнуровым орнаментом и мелкие дисковидные медальоны, орнаментированные рельефным концентрическим узором[5].
Палеоантропологический материал подтверждает, что в степь на протяжении определенного времени проникало несколько различных групп северокавказского населения.
Ранняя катакомбная группа представлена 182 погребениями из 128 курганов. Анализ погребального обряда раннекатакомбной культуры позволил определить как общие культурные характеристики, так и несколько локальных традиций.
Большинство погребений – основные, остальные впущены в насыпи курганов ранних катакомбников. Большое число единичных погребений под насыпью кургана указывает на нерегулярное использование представителями раннекатакомбных групп одних и тех же могильников во всех регионах. Однако есть и курганы, в которых найдено от двух до пяти раннекатакомбных погребений. Для Южных и Средних Ергеней при сооружении насыпей составляли жертвенники с глиняной посудой или ее фрагментами, либо с костями домашних животных.
Появление в Северо-Западном Прикаспии раннекатакомбных групп сопровождалось распространением в регионе разных типов катакомбных конструкций. Самая типичная – Т-катакомба с узкой четырехугольной входной ямой с покатым дном и расположенной перпендикулярно камерой с соединяющим их дромосом. Внутри могильников выявлены вариации в размерах, а также в некоторых конструктивных деталях. Вероятно, разные группы (представители отдельных семейных коллективов) следовали нескольким канонам.
Второй по распространению вид катакомбы – тип Н. По сравнению с Т-катакомбой с точки зрения архитектурных деталей, это более простая конструкция. Но и она не однообразна для разных могильников. Н-катакомбы с покатыми или многоступенчатыми входными ямами, дромосами, то есть с такими же, как и у Т-катакомб, конструктивными элементами, можно считать более ранними по отношению к Н-катакомбам с прямым дном входной ямы без дромоса. В таких могилах отсутствуют дополнительные конструкции в камере, но усилено оформление входной ямы: перекрытия, подстилки.
А-катакомба – редкое погребальное сооружение, характеризующееся туннелеобразной камерой и совпадением осей входной ямы и камеры. Картографирование погребений этого типа выявило его распространение только в Кумо-Манычской впадине, Южных Ергенях, на Ставропольской возвышенности. Еще реже встречены Д-катакомбы в Кумо-Манычской впадине и восточной части Ставропольской возвышенности. Катакомбы У- и Ч-типа редко представлены во всех регионах. Особый тип У-катакомб наиболее широко использовался раннекатакомбным населением, оставившим могильники Чограй. Все остальные типы катакомб являются вариациями основных типов.
Стратиграфическое соотношение типов могил показало, что самыми ранними конструкциями раннекатакомбной культуры Северо-Западного Прикаспия являются Т-катакомбы. К ранней группе относятся и А-катакомбы. Возможно, за традицией сооружения погребений в Н-катакомбах стояли представители других раннекатакомбных групп, которые относятся к более позднему времени. На каком-то временном отрезке несколько раннекатакомбных традиций (Т, А и Н-катакомбы) сосуществовали.
Основное положение умерших – вытянуто на спине, но в некоторых могильниках Восточного Маныча, Южных и Средних Ергеней часто встречается слабоскорченная на спине поза. Положения умерших на спине с разворотом на левый бок, скорченно или вытянуто на левом боку являются исключениями. Обряд вторичных захоронений в виде «пакета» и кенотафы редки и характерны только для Южных Ергеней и восточной части Ставропольской возвышенности. Как вытянутое на спине, так и слабоскорченное на спине положение умерших встречено в Т, Н и других типах катакомб. В А-катакомбах умершие часто лежали не только вытянуто, но и скорченно на спине, ногами к выходу из камеры. Положение умерших слабоскорченно на спине в У-катакомбе можно рассматривать как особого типа погребальную традицию раннекатакомбного населения Ставропольской возвышенности.
Ориентировка умерших разнообразная, но преобладает восточное, юго-восточное, северо-восточное направления. Одним из характерных признаков этой группы является большое число захоронений детей и подростков.
Таким образом, анализ погребального обряда показывает, что массив раннекатакомбных погребений должен рассматриваться как монолитная культурная группа, отличная от иных более ранних, синхронных ей или более поздних культурных региональных объединений. Однако внутри нее выделяются более мелкие подразделения, что было определено несколькими причинами. Некоторые группы более ранние, некоторые более поздние; за отдельными могильниками и вариациями погребального обряда, вероятно, стояли самостоятельные родо-семейные коллективы, имевшие разные культурные связи.
Проведенный анализ предметов материальной культуры также позволяет высказать несколько наблюдений. Среди погребальных даров практически нет орудий труда или оружия, но характерно использование многочисленных украшений. Возможно определить некоторые «этнографические» детали костюма, которые становятся важной частью последующего сопоставительного анализа. Типы посуды также немногочисленны, но достаточно определенны, находят аналоги в керамических сериях, распространенных на соседних территориях. Вариативность типов глиняной посуды позволяет предположить, что керамические традиции связаны с индивидуальным домашним производством. За исключением обломков крупных горшков, кубки, плошки, амфорки встречены практически в штучном количестве. Создается впечатление, что либо традиция помещения сосудов в могилу была не повсеместной (тогда общая типология раннекатакомбной керамики возможна только при учете всех близких по типу сосудов из раннекатакомбной культуры в с сопредельных территорий, в первую очередь, с территории Ставрополья и левобережного Дона), либо следует признать, что посуда изготавливалась отдельными семейными мастерами без соблюдения каких-либо канонов.
Накопление как местного, так и сопоставительного материала, возможно, позволит в будущем акцентировать внимание и на ритуальной посуде – курильницах. Наиболее близкие аналоги курильнице из могильника Темрта-III, к.1, п.1 происходят не из ранних катакомбных комплексов Ставропольской возвышенности, а из северокавказских погребений этого же региона.
Детали украшений костюма являются характерной чертой погребального убранства рассматриваемой группы. Выделяются как мужские и женские, так и детские наборы. Некоторые типы бус, подвесок, пронизей универсальны. Они встречены и в других, в первую очередь, северокавказских, намного реже, ямных и полиритуальных погребениях Северо-Западного Прикаспия. Однако их использование как деталей одежды различно. Выделяется специфический головной мужской убор – налобная повязка или шнур, украшенный слева маленьким серебряным кольцом с несомкнутыми концами; многочисленные украшения детских головных уборов; мужские и детские поясные наборы; специфические «четки-амулеты», состоящие из просверленных клыков животных и костяных булавок. Бронзовые булавки найдены только в погребениях взрослых. Отмечены вариации в использовании тех или иных украшений по могильникам. Есть некоторые типы украшений, которые в Северо-Западном Прикаспии в настоящий момент найдены только в раннекатакомбных погребениях: бронзовые двудисковидные медальоны; подвески-стерженьки с прямым округлым в сечении стержнем, заканчивающимся грибовидной головкой; В-образные бусы; зооморфные подвески. Отличительной особенностью раннекатакомбных групп является использование семян воробейника в качестве деталей орнаментальных композиций. Модели повозок и колес также являются специфическими предметами погребальной утвари.
Анализ элементов материальной культуры, таким образом, подтверждает монолитность раннекатакомбных групп, объединенных некими общими культурными традициями, выразившимися в использовании близких по типу предметов; но и указывает на их возможную региональную дифференциацию, которая нашла отражение, в первую очередь, в типах «этнографического костюма».
За пределами Северо-Западного Прикаспия известно много погребений, которые по типу погребальных конструкций и специфическому инвентарю сопоставимы с раннекатакомбными группами исследуемого региона. Они были выделены на Северском Донце, левобережье Днепра, Нижнем Поднепровье. Нижнем Подонье, а также в степном Ставрополье.
Выделение раннекатакомбной культуры принадлежит В.Я. Кияшко, а осмыслению и интерпретации посвящены работы многих ученых. Плюрализм высказанных мнений только подчеркивает мозаичность степного раннекатакомбного горизонта, в который включают преддонецко-приазовскую раннекатакомбную группу, архаринский горизонт в Калмыкии, предкатакомбный в Прикубанье, кубано-днепровскую культуру в Предкавказье, северокавказско-катакомбные погребения и другие этнокультурные образования.
Раннекатакомбная культура является самой древней в свите многочисленных культур катакомбного круга, и в Северо-Западном Прикаспии появление ее представителей, скорее всего, связано с перемещением части населения из Северо-Восточного Ставрополья и, возможно, из Восточного Приазовья или из Нижнего Подонья. Очевидная обособленность этой группы (ее погребальный обряд, конструкция курганов, функциональное использование одинаковых для многих культурных групп этой эпохи элементов костюма и декора) от выделяемых для Северо-Западного Прикаспия иных культурных групп (ямной, восточноманычской катакомбной, северокавказской), позволяет нам оставить за этой группой название «раннекатакомбная» и оценивать ее основные характеристики – погребальный обряд и основные элементы материальной культуры – в контексте общего раннекатакомбного горизонта.
Древнейший ареал распространения носителей раннекатакомбной культуры связан, скорее всего, с приазовскими степями и со степными районами Ставропольской возвышенности. Именно отсюда происходит быстрое переселение части раннекатакомбных групп в разные экологические ниши Северо-Западного Прикаспия, в предгорные районы Северной Осетии и Кабарды, в Прикубанье и Закубанье, на Северский Донец и в Приднепровье. Присутствие в инвентаре раннекатакомбной группы Северо-Западного Прикаспия предметов, которые были распространены и в среде северокавказской культуры (украшения, типы горшков и курильниц), а также совпадение некоторых обрядовых признаков (пеленание ног умерших, обряд посмертного смещения головы) позволяют подтвердить предположение о синхронности части северокавказского и раннекатакомбного населения на Северном Кавказе и некоторых раннекатакомбных групп Центрального Ставрополья и Северо-Западного Прикаспия.
Этническая неоднородность населения на этапе формирования блока катакомбных культур привела к различиям как во многих основных элементах погребального обряда, так и в деталях погребального костюма. При общей близости и монолитности раннекатакомбной культуры Северо-Западного Прикаспия выделяется несколько самостоятельных, различающихся культурных подгрупп (обитающих на Средних Ергенях; Южных Ергенях; несколько групп Кумо-Манычской впадины), не все из которых можно считать синхронными. Такая же ситуация, вероятно, складывается и на других территориях – в Подонцовье, в Нижнем Подонье; Ставрополье. Детальный анализ таких кластеров раннекатакомбных комплексов по всем признакам погребального обряда и инвентаря, а также полный антропологический сопоставительный анализ позволит в будущем более точно указать хронологическую позицию таких погребений внутри раннекатакомбного горизонта, и определить, возможно, первоначальный ареал самой ранней (или нескольких ранних) групп.
Линия взаимосвязей позволяет все же наметить некоторые маршруты продвижения раннекатакомбных групп с юга на север или с запада на восток и юго-восток. Освоившие долины рек Ставропольской возвышенности, открытых в сторону более засушливой степной зоны Кумо-Манычской впадины и Терско-Кумской низменности, раннекатакомбные группы могли продвигаться вдоль водных путей на новые территории. Такие маршруты подтверждают, что проникновение носителей раннекатакомбных групп происходило из нескольких локальных территорий, что и определило многокомпонентность раннекатакомбной культуры Северо-Западного Прикаспия.
Подтверждают результаты анализа археологического материала и антропологические данные. А.В. Шевченко[6] полагал, что население, оставившее погребения раннекатакомбной культуры в Северо-Западном Прикаспии, в антропологическом отношении было однородным. Однако новые материалы из курганов не только Кумо-Манычской впадины, но и Южных и Средних Ергеней позволяют высказать предположение, что носители раннекатакомбной культуры Северо-Западного Прикаспия представляли несколько самостоятельных антропологических типов. За такими комплексами стояли разные группы раннекатакомбного населения и последующего западноманычского и восточноманычского катакомбного населения, проживавшего на западных склонах Средних Ергеней. Проанализированная раннекатакомбная серия, таким образом, отличается как от общеямной выборки исследуемого региона усилением брахикранного компонента, так и от антропологической серии черепов последующей восточноманычской катакомбной культуры, для которых характерны долихокранные узколицые черепа, резкая профилированность в горизонтальной плоскости.
Для ямно-катакомбной и полиритуальной групп характерно сочетание нескольких культурных традиций. На протяжении почти всего времени изучения ямной и катакомбной культур параллельно рассматривались и так называемые погребения ямно-катакомбного типа: захоронения с элементами погребального обряда как ямной, так и катакомбной культур. Ямно-катакомбная группа либо считалась доказательством их генетической связи, либо маркировала маргинальные зоны сосуществования двух культурных генетически не связанных традиций.
Историческое развитие отдельных регионов шло разными путями. На Нижнем Дону смена культурных традиций произошла быстро, и, возможно, этому способствовали особенности географического положения, узколокальные миграционные процессы, связанные с сезонными экономическо-хозяйственными циклами разных культурных групп, иная система обменных экономических связей. Но для соседнего региона Северо-Западного Прикаспия на протяжении практически полутора тысячелетий (с середины IV до конца III тыс. до н.э.) была характерна культурная мозаика. Культурные группы сменяли друг друга, иногда даже не пересекаясь, или сосуществовали на огромной территории. Последнее вызвало появление еще одной особой полиритуальной группы, само существование которой является доказательством смешения разнокультурного населения.
Вполне возможно, что за полиритуальной группой стоят представители нескольких культур (и соответственно, антропологических и этнических типов). Поэтому важно не только представить характеристику погребального обряда и элементов материальной культуры этой группы, но и обозначить ее культурно-типологическое место в системе древностей Северо-Западного Прикаспия.
Погребения ямно-катакомбной и полиритуальной групп характеризуются элементами погребальных традиций других, уже проанализированных групп, но, вероятно, относятся к разным хронологическим горизонтам. Для классификации использованы термины и понятия, обсуждавшиеся ранее.
Для ямно-катакомбной группы характерно либо использование более ранних ямных курганов, либо сооружение небольших насыпей, с дополнительными впускными погребениями, использование в качестве погребальной конструкции преимущественно Н-катакомбы, конструктивные элементы и внутреннее убранство которых упрощены. А и Т-катакомбы использовались только в Кумо-Манычском регионе. Только в Кумо-Манычской впадине известны и Г-катакомбы, аналогичные прикубанским позднекатакомбным, но отличные от других регионов Н-катакомбы Прикаспийской низменности могли иметь ступенчатое дно входных ям, сложные элементы декора: занавеси, подстилки, подушки, растительные покрывала. Основное положение умерших – скорченно на спине, ориентировка различается как по могильникам, так и по регионам. Широко используется охра.
Для полиритуальной группы характерно строительство небольших одиночных курганов, частое использование более ранних насыпей для сооружения впускных захоронений; сохранение ранних типов Т- и А-катакомбных конструкций, которые выглядят очень архаично на фоне основных могильных конструкций восточноманычской катакомбной культуры, т.е. Н-катакомб и разных ямных сооружений. Ч-катакомба и ямные конструкции характерны для полиритуальных погребений Средних Ергеней. Положение умерших в ямах – скорченно и вытянуто на спине, скорченно на боку. Часто в парных погребениях архаическое положение сочетается со скорченным левобочным положением, типичным для восточноманычской катакомбной культуры. Вероятно, такая традиция имела некий социальный акцент. Ведь в архаичной позе в катакомбах или ямах лежат дети и подростки, причем, в Кумо-Манычской впадине их укладывали скорченно, а на Средних Ергенях вытянуто на спине. Сопровождающие их взрослые всегда лежат скорченно на боку. Богатый набор погребальной утвари, расположенный рядом с детскими скелетами, представлен характерными предметами восточноманычской катакомбной культуры.
Таким образом, небольшая проанализированная выборка позволяет отметить, что как для ямно-катакомбной, так и для полиритуальной групп не характерен унифицированный погребальный обряд, отмечены вариации внутри отдельных регионов и даже могильников.
Анализ типов погребального инвентаря показал, что для ямно-катакомбной и полиритуальной групп характерен инвентарь, который можно разделить на две группы. К первой относятся те предметы, аналоги которым известны уже в описанных группах ямной, северокавказской, раннекатакомбной культур; ко второй – типичные для последующей восточноманычской катакомбной культуры. В большинстве ямно-катакомбных погребений инвентарь принадлежит взрослым; особо выделяются полиритуальные комплексы, где вещи намеренно сопровождают детей и подростков. К архаическим типам инвентаря относятся некоторые горшки, аналогичные или близкие ямным или полтавкинским; многочисленные типы бронзовых украшений: стерженьки-подвески в виде скрученного шнура, аналогичные происходящим из ямных, степных северокавказских и раннекатакомбных комплексов, плоские стерженьки-подвески, аналогичные раннекатакомбным и северокавказским; кольцевидные медальоны, ложковидная подвеска, бимолоточковидная, молоточковидная, посоховидные булавки, аналогичные по типу северокавказским, раннекатакомбным, происходящим как из Северо-Западного Прикаспия, так и из степных и предгорных районов Северного Кавказа. Использовались такие изделия в костюме как аксессуары, но для более точных сопоставлений материала мало. Известны и костяные молоточковидные булавки 4 типа, но часто они уже лежат не слева у руки, их положение отлично от традиционно ямного или раннекатакомбного обряда. Вероятно, основные типы булавок предшествующего времени сохраняются, но их назначение и использование в погребальном обряде уже иное. Многочисленен типичный уже для восточноманычской культуры инвентарь, включающий посуду, орудия труда и оружие, бусы из кости, камня и фаянса.
Аналогичные по типу погребения выделяются также в Волго-Донье, Нижнем и Среднем Подонье, Ставрополье, Приазовско-Приднепровских степях, Побужье, Поорелье.
Специфика ямно-катакомбных и полиритуальных погребений определена общим культурным контекстом Северо-Западного Прикаспия на раннем этапе эпохи средней бронзы, в то время, когда в регионе проживают и взаимодействуют представители нескольких культурных традиций. Погребальный обряд и инвентарь указывает, что взаимовлияния таких традиций привели к появлению особых синкретических погребений.
Два признака – наличие катакомбы и скорченное на спине положение (архаическое, связанное с традицией ямной культуры) не могут быть достаточными показателями для отнесения захоронения к ямно-катакомбным. Только комплекс всех признаков (других элементов погребального обряда; керамики, антропологический анализ) может действительно указать, что в данном регионе возможно восприятие местным ямным населением привнесенной извне идеи катакомбы. Такая ситуация сложилась в Приазовско-Приднепровских степях; в Поорелье и Поингулье; вполне вероятно, часть погребений среднего течения Волго-Донского междуречья также может быть отнесена к полиритуальным и к памятникам ямно-катакомбного типа.
Для полиритуальной группы характерно, что черепа, как взрослых, так и детей были деформированы, а это традиция восточноманычской катакомбной культуры.
Ямно-катакомбные погребения появляются на периферии конкретных катакомбных культур, маркируя такие регионы, где, вероятно, не произошло быстрой и полной замены населения, пришлые катакомбные группы, возможно, проживали чересполосно с ямными группами, что и привело к постепенному усвоению новых катакомбных традиций местным автохтонным ямным населением, о чем свидетельствуют и данные антропологии. Многие ученые отмечали существенные отличия серии черепов ямного и катакомбного населения. Данные по палеоантропологии Северо-Западного Прикаспия также подтверждают это положение.
Полиритуальные захоронения являются свидетельством непосредственных контактов носителей двух культурных традиций.
Новые материалы позволяют выделить локальные участки внутри ареалов катакомбных культур, где процесс вытеснения ямников катакомбниками имел затяжной характер. Вероятно, такой обряд был вызван сильнейшим влиянием носителей катакомбной культуры и созданием маргинальных зон чересполосного проживания разнокультурных групп. В будущем, хотелось бы представить более точно, насколько быстро или медленно мог происходить процесс ассимиляции и аккультурации. Полиритуальные погребения на этом мозаичном фоне выглядят как более поздние реминисценции сохранения в обрядовой традиции уже прочно осевшего на новой территории катакомбного населения старых погребальных норм и бытования одинаковых или близких по типу (сделанных в старых ремесленных канонах вещей). Такая ситуация, как было показано выше, вероятно, была обусловлена некими социальными причинами.
Таким образом, подробный анализ обрядовых традиций и связанного с ними погребального инвентаря позволил представить характеристику культур, носители которых осваивали территорию Северо-Западного Прикаспия на протяжении нескольких тысячелетий.
В Главе 2 обсуждается место носителей всех рассмотренных культур в общей системе региональных древностей и их абсолютная хронология. Изучение последовательности археологических культур основано на анализе стратифицированных памятников.
В работе используется следующий методический подход. В рамках полевых и лабораторных исследований была разработана комплексная методика определения последовательности культур с использованием следующих данных: 1) топографии могильников и отдельных курганов; 2) планиграфии могильников; 3) детального анализа стратиграфии курганов; 4) абсолютной хронологии культур, основанной на радиоуглеродном датировании материалов из курганов и погребений; 5) результатов сопоставительного анализа основных элементов погребального обряда и инвентаря; 6) сезона совершения погребений и насыпей курганов.
Чтобы выяснить, каким образом происходило заселение и освоение исследуемой территории, необходимо представить пространственное размещение всех археологических памятников во времени. О плотности населения можно судить по количеству археологических объектов. Однако их локализация не является прямым отражением демографического фактора, определяя, в первую очередь, территориальное соотношение и степень насыщенности рассматриваемых экологических ниш археологическими памятниками той или иной культуры. Основным источником для реконструкции заселения региона в период V-III тыс. до н.э.[7] являются курганные могильники и отдельные курганы. Общий уровень заселения Северо-Западного Прикаспия оценивается на основе анализа топографии археологических памятников. Характер локального освоения экологических ниш базируется на анализе планиграфии отдельных могильников.
Изучение стратиграфии курганов – традиционный метод определения относительной хронологии изучаемых культур. Здесь важно точно определить взаимоотношение основного/основных захоронений (относительно всего кургана; относительно нескольких насыпей) и впускного/впускных погребений, учитывая также и данные планиграфии отдельного кургана.
В настоящее время абсолютная хронология культур эпохи бронзы Евразийской степи строится на анализе радиоуглеродных данных, полученных по разнообразным углеродосодержащим материалам из курганов и погребений. Временные отрезки, полученные для всех выделяемых культур, очень важны для определения их относительной хронологии, времени появления и исчезновения в Северо-Западном Прикаспии, сравнения интервалов существования отдельных групп в изучаемом регионе и на сопредельных территориях, установления фактов сосуществования носителей нескольких культур. Эти данные необходимы и для того, чтобы выявить случаи использования носителями разных культур одних и тех же могильников на протяжении как минимум нескольких поколений.
Сопоставительный анализ основных элементов погребального обряда и индикаторных – культурно и хронологически – элементов материальной культуры по всем проанализированных группам также позволяет проследить последовательность культур.
Наконец, нами была разработана программа по определению времени (сезона) сооружения погребений и курганных насыпей культур эпохи бронзы. Основные методики, использованные в работе: 1) цементный и дентиновый анализ зубов животных, погребенных под насыпью кургана и в могилах; 2) цементный и дентиновый анализ зубов погребенного человека; 3) идентификация пыльцы из определенного культурного контекста (подушки под головой умершего, содержимое сосудов и желудков умерших, грунтов из межзубного пространства; состав погребенной почвы); 4) идентификация яичной скорлупы, происходящей из погребений; 5) анализ палеозоологического материала из могил и жертвенников в насыпи курганов.
Изучение пространственного размещения археологических памятников разных культур и культурных групп внутри степных экологических ниш Северо-Западного Прикаспия позволяет определить, какие экологические ниши какими культурами осваивались, и сравнить полученные культурные ареалы. Сравнение этих ареалов с планиграфией могильников указывает на характер освоения отдельных экологических ниш. Дополнительные данные по сезону определения погребений позволяют проверить получаемые планиграфические кластеры курганов. Стратиграфический анализ и проведенное радиоуглеродное датирование определяют как последовательность культур, так и временные интервалы их существования. Дополнительной проверкой стратиграфических цепочек становятся данные планиграфии могильников и сезона совершения погребений. Полученные с использованием разных методов данные были сопоставлены между собой, что позволило вернуться к обсуждению последовательности археологических культур эпохи энеолита-бронзы Северо-Западного Прикаспия в конце V-III тысячелетиях до н.э. Выделено шесть периодов[8] (рисунок).
Рисунок. Относительная последовательность и данные абсолютной хронологии культур эпохи бронзы Северо-Западного Прикаспия
восточноманычская катакомбная культура
(2500-2000 гг.до н.э.)
ранняя катакомбная, степная северокавказская,
ямно-катакомбная и полиритуальная группы, позднеямная группа
(2600-2300 гг.до н.э.)
ямная культура
(3000-2350 гг.до н.э.)
поздняя майкопская культура, раннеямная культура
(3400-3000 гг.до н.э.)
лакуна
(3500-3400 гг.до н.э.)
ранняя майкопская культура
(3800-3500 гг.до н.э.)
степной энеолит
(4300-3800 гг.до н.э.)
Представители энеолитического населения осваивали водораздельные возвышенности Северных и Средних Ергеней, озерные берега Сарпинской и Прикаспийской низменности, нижневолжские надпойменные террасы, речные долины Кумо-Манычской впадины. Если сравнить локализацию памятников с топографией поселений предшествующего каменного века, то видно, что энеолитическое население, возможно, было как-то связано с неолитическим, по крайней мере, оно осваивало те же территории, но продвинулось и в западные экологические ниши – на водораздельные плато Средних Ергеней и далее на юг. Возможно, самые верхние слои таких поселений, как Джангр, могли быть оставлены и новопоселенцами эпохи энеолита. Местонахождение кремневого и керамического энеолитического материала в придолинных и приозерных районах, вероятно, указывает на освоение степным населением маршрутов, приуроченных к водными артериям. Однако энеолитические группы первыми стали постепенно осваивать открытые степные пространства, расположенные вдали от крупных речных и озерных систем. Поскольку немногочисленные материалы рассеяны по изучаемой территории неравномерно, границы ареала этой культурной группы пока очень размыты.
Планиграфический анализ могильников показал, что практически все энеолитические курганы можно считать одиночными. Крайне редко они образуют группы из 2-3 насыпей. Стратиграфический анализ также подтверждает, что энеолитические погребения и курганы занимают нижнюю планку обсуждаемой периодизации. Нет никаких планиграфических и стратиграфических данных о присутствии в энеолитический период других культурных групп в рассматриваемом регионе. Исторический интервал, предлагаемый для этой культурной группы пока остается условным: 4300-3800 гг. до н.э. и нуждается в дальнейшем подтверждении и уточнении.
Малочисленные степные раннемайкопские курганы найдены на степных водоразделах и связаны с крупными водными артериями: широтной системой рек Маныч-Калаус-Дон, и меридиональной – через цепочку Сарпинских озер. Раннемайкопские материалы неизвестны в низовьях Волги. Предположительно, восточные районы, в первую очередь, южная часть Прикаспийской низменности, в это время могли быть заболочены в связи с высоким уровнем Каспия, поэтому эта территория была недоступна ни для продвижения отдельных групп, ни для проживания. Таким образом, в период ранней степной майкопской культуры мы можем очертить условные границы рассредоточения отдельных раннемайкопских групп по речным водным артериям: Сарпинские озера – Восточный Маныч – Калаус – Западный-Маныч с выходом на близлежащие степные водораздельные плато Южных Ергеней и восточной части Ставропольской возвышенности. Южная граница наиболее открыта: долины рек Кумы и Терека вполне могли служить связующими водными артериями-путями, ведущими на юго-восток и юг от изучаемой территории. Картирование майкопских курганов и материалов этого времени показывает, что, скорее всего, именно через водоразделы происходило постепенное проникновение майкопского населения на север. Но географические границы ареала, который осваивала эта группа, также очень размыты, материал немногочисленен.
Практически все раннемайкопские курганы можно рассматривать либо как одиночные, либо как небольшие в две насыпи группы. Они или приурочены к энеолитическим курганам, или формируют новые могильники. Стратиграфическая позиция раннемайкопских комплексов позволяет высказать предположение, что носители раннемайкопской культурной традиции, во-первых, скорее всего, не пересеклись в Северо-Западном Прикаспии с представителями степного энеолита, во-вторых, осваивали те ландшафтные ниши, которые пустовали во время их продвижения на север. Причем освоение таких ниш (по крайней мере, такое развитие исторических событий можно предположить для южных придолинных и водораздельных территорий) происходило только в теплое время года. Таким образом, носителей раннемайкопской культурной традиции можно считать сезонными мигрантами, а не постоянными жителями, что и определило малочисленность их курганов в Северо-Западном Прикаспии и размытость границ культурного ареала. Предлагаемый исторический интервал – 3800-3500 гг. до н.э. – условен и нуждается в дальнейшей проверке. Возможно, он должен быть более узким и отражать, таким образом, определенную культурно-историческую ситуацию на Северном Кавказе и прилегающей степной зоне в раннемайкопское время.
Предположительно в последующий период все ландшафтные зоны Северо-Западного Прикаспия были оставлены, культурные традиции прерываются. Возможно, какое-то население проходило через пустующие земли, но освоение Северо-Западного Прикаспия было приостановлено. Исторические рамки этого этапа определены интервалами, предложенными для ранней и поздней майкопской культур. Период лакуны, таким образом, пока условно определен, как 3500-3400 гг. до н.э. Но и он может быть изменен в связи с возможной поправкой к интервалам существования раннемайкопской и позднемайкопской культурных групп.
Позднемайкопские степные памятники неоднородны и, вероятно, связаны с несколькими культурными традициями. Материала мало, распространение его дисперсное, культурные границы отдельных групп размыты, и пока можно только отметить расширение освоенного по сравнению с предыдущим периодом ранней майкопской культуры ареала за счет включения Северных Ергеней, а также северных районов Прикаспийской низменности. Планиграфически такие погребения и, редко, курганы связываются с уже существующими курганными группами более раннего времени. Единичность погребений – результат малочисленности проживавших на территории Северо-Западного Прикаспия позднемайкопских групп.
Стратиграфический анализ показывает, что именно в это время появляются строители первых ямных курганов, занимающие южные районы – Кумо-Манычскую впадину и самые южные водораздельные плато Средних Ергеней, немногочисленные раннеямные группы появляются и в Сарпинской низменности. Таким образом, ареал раннеямной группы невелик, многие районы просто пустовали. Строительство ямных курганов знаменует начало формирования новых курганных могильников. Оставившее их население осваивало небольшие экологические ниши в течение круглого года и, таким образом, постоянно проживало на этих территориях. Исторический интервал условен, пока занимает 3400-3000 гг. до н.э.
Новая эпоха связана с закреплением носителей ямной культуры на ранее освоенной территории и ее расширением. Население, оставившее сотни курганов, довольно свободно передвигалось внутри освоенной территории. Топография курганных памятников внутри очерченных ландшафтных ниш выявила следующие отличия: 1) на юге (Кумо-Манычская впадина, Южные Ергени, восточная часть Ставропольской возвышенности) четко выделяются освоенные зоны – долины крупных речных систем и ближайшие водоразделы; часть ямных курганов, иногда одиночные, построены и на открытых равнинных степных участках, прилегающих к водораздельным плато; 2) все курганы центральной части занимали только отдельные водораздельные плато Ергенинской возвышенности (западный фланг), у восточного подножья которых, на равнинной части Прикаспийской низменности также расположены ямные могильники. Часть водоразделов, однако, оставалась свободной, эта территория не была освоена; 3) в северном регионе курганы занимали в основном прибрежные приозерные или приречные поймы, они практически неизвестны на водораздельных плато и отсутствуют на обширных открытых степных пространствах, простирающихся к Нижней Волге или Нижнему Дону. Отдельные курганы приурочены только к долинам крупных рек или их притоков; 4) рассмотренные ландшафтные зоны разделены своеобразными «пустыми» пространствами, где ямные курганные могильники не строились. Как правило, эти «ниши» характеризуются практически полным отсутствием каких-либо водных источников и бедным растительным покровом; 5) ямные курганы неизвестны на востоке южной части Прикаспийской низменности, на территории пустынь Черных земель, в приморской прикаспийской зоне.
Таким образом, ареал ямных памятников «перекрывает» ареалы распространения в регионе как энеолитических, так и степных майкопских курганов. В первую очередь были освоены Кумо-Манычская впадина и ближайшие водораздельные плато. Позже ямное население заняло пустующие экологические ниши Прикаспийской и Сарпинской низменности, долину низовий правобережной Волги и ее притоков. Планиграфия ямных могильников, выделяемые кластеры ямных курганов, длинные стратиграфические цепочки, состоящие только из ямных (основного и впускных) погребений, – свидетельства длительного существования в регионе представителей ямной культуры.
Строительство отдельных ямных курганов сначала приурочено к более древним насыпям. Однако в дальнейшем в Кумо-Манычской впадине, на Южных Ергенях начинают появляться большие группы курганов как на уже освоенных территориях, так и на новых, еще пустующих землях. Хотя количество ямных курганов в этих ландшафтных нишах максимально по сравнению с другими регионами и достигает иногда почти 30 насыпей, анализ их планиграфии позволил высказать предположение, что выделяемые кластеры ямных курганов нужно рассматривать как самостоятельные отдельные группы. Подтверждает это положение и анализ сезона совершения таких погребений в могильниках: маршруты перекочевок небольших коллективов были неодинаковыми. Полагаем, что именно за подобными очень небольшими группами стояли отдельные семейные коллективы. Антропологические различия погребенных ямной культуры в одном памятнике подтверждает полученный вывод: крупный курганный ямный могильник нельзя считать родовым кладбищем. Однако небольшие курганные группы, для которых характерен унифицированный обряд, можно рассматривать как родовые кладбища.
Масштабное освоение отдельных степных экологических ниш Северо-Западного Прикаспия начинается только с ямной культуры. Но, если на Средних Ергенях и в Сарпинской низменности ямные курганы в могильниках образуют группы-кластеры, то в долине Нижней Волги и у подножия Средних Ергеней в Прикаспийской низменности много одиночных ямных насыпей. Малочисленные ямные курганы – указание на нестабильный характер освоения этой территории по сравнению с плотно населенными в ямное время регионами Кумо-Манычской впадины, Ставропольской возвышенности, Южных и Средних Ергеней. Появление ямных групп несколько изменило характер освоения Северо-Западного Прикаспия: ямное население не только заселяет уже освоенные в предыдущие периоды экологические ниши, но продвигается и на новые территории. Предлагаемый исторический интервал для ямной культуры Северо-Западного Прикаспия – 3000-2350 гг.до н.э.
В последующий период культурная ситуация в регионе резко меняется. Ландшафтная мозаика дополняется культурной мозаикой.
Распространение степного раннесеверокавказского населения связывается, в первую очередь, с открытой южной границей и уже освоенными в предыдущее время водными артериями как широтного (Калаус – Восточный Маныч – Западный Маныч – низовья Дона), так и меридионального (Терек – Кума – озера западной части Прикаспийской низменности – Сарпинские озера) направлений. Одни группы освоили долины Восточного Маныча и Калауса, другие проникли на близлежащие водораздельные плато Южных Ергеней. Третья достаточно представительная группа продвинулась на север, занимая как пустующие, так и освоенные ранее водораздельные плато Средних Ергеней. Лишь единичные представители доходят до северных районов в Сарпинской низменности, а на востоке – до восточной части Прикаспийской низменности. Таким образом, ареал этой группы на юге очерчен долиной р. Восточный Маныч и р. Калаус с освоенными южнее водораздельными плато восточной части Ставропольской возвышенности. Эта граница была открытой, скорее всего, именно через нее и проходили основные маршруты северокавказских групп на север и северо-восток. Западная граница пока проходит по центральной возвышенной части Южных и Средних Ергеней, северная – по озерам Сарпинской низменности, восточная – по восточному подножью Ергеней в Прикаспийской низменности. Таким образом, наиболее плотно северокавказскими группами освоены южные и центральные районы Северо-Западного Прикаспия, они не продвинулись на восток на Черные земли и приморские прикаспийские степи, не пытались освоить долину нижней Волги.
Ареал раннекатакомбных групп на южном фланге совпадает с северокавказским ареалом. Кумо-Манычская впадина, восточная часть Ставропольской возвышенности освоены ими наиболее плотно. Некоторые группы заселяют водораздельные плато Южных Ергеней, другие занимают водораздельные плато Средних Ергеней, только единичные представители проникают в Прикаспийскую низменность. Локализация курганов этой группы на западных склонах Средних Ергеней, в долинах довольно крупных степных водных артерий позволяет высказать предположение, что наиболее открытыми границами были западная и южная. Ареал раннекатакомбных групп значительно меньше, чем северокавказской, и его границы очерчены на юге восточной частью Ставропольской возвышенности, на западе – западным склоном, на востоке – центральной частью водораздельных плато Средних Ергеней. Северная граница проходит по балочной системе степных рек центральной части Средних Ергеней.
Приток нового населения разрывает традиционный с широкой амплитудой ареал расселения ямной культуры. Представители поздней ямной культуры постепенно вытесняются новопоселенцами. Однако этот процесс не был простым оттеснением ямных групп на север. Хотя именно на севере, в приозерных и речных долинах, а также в Нижневолжском регионе найдено значительное количество позднеямных курганов. Позднеямное население также сохранило за собой и традиционные, освоенные веками форпосты на юге – в долине Восточного Маныча и Калауса и близлежащие водораздельные плато Южных Ергеней и восточной части Ставропольской возвышенности.
Сравнительно недолго носители нескольких культурных групп – позднеямной, раннекатакомбной, северокавказской – могли сосуществовать чересполосно. Хотя появление целой серии маргинальных ямно-катакомбных погребений и курганов, полиритуальных захоронений, для которых характерны признаки погребального обряда нескольких культур – свидетельства смешения населения и, скорее всего, мирного сосуществования. Такие синкретичные погребения могут появиться только при ситуации одновременного использования соседних или одних и тех же степных экологических ниш, размытости устойчивых культурных традиций и границ культурных ареалов.
Планиграфия отдельных могильников подтверждает культурную мозаику раннего этапа средней бронзы. Курганы раннекатакомбной, северокавказской культур внутри отдельных могильников образуют самостоятельные кластеры, за которыми стояло не многочисленное население той или иной культуры, а отдельные семейные коллективы, проникновение которых в инокультурную «ямную» среду происходило не в виде «сплошного потока мигрантов-колонистов», а в виде перемещения небольших кланов. Более того, даже внутри больших могильников, таких как Восточный Маныч, многие курганы можно рассматривать как одиночные.
Самые ранние представители таких инокультурных групп, скорее всего, вообще не использовали курганы более раннего ямного населения. Они строили свои курганы в традиционных местах погребального культа (водораздельных плато, речных террасах), сооружали их вдали от ямных и более ранних насыпей, и обязательно рядом друг с другом, таким образом, расширяя общую площадь древнего некрополя. Для Кумо-Манычской впадины, Ергенинской и Ставропольской возвышенностей зафиксированы многочисленные группы однокультурных насыпей внутри могильников. Возможно, именно поэтому мало случаев так называемой «обратной стратиграфии». Стратиграфические матрицы показали, что все перечисленные группы следуют за массивом ямных погребений (как основных, так и впускных). Внутренние стратиграфические связи не так четко фиксируются, хотя редкое, но взаимное перекрывание всех типов погребений – явное свидетельство, что население, оставившее курганы и захоронения северокавказской, раннекатакомбной, ранней восточноманычской культур и ямно-катакомбной группы, сосуществовало в Кумо-Манычской впадине, на Средних и Южных Ергенях, на Ставропольской возвышенности. Культурный контекст Сарпинской и Прикаспийской низменности более монотонен: ранние катакомбники сюда не доходят, северокавказцы – единичны.
Отдельные кластеры северокавказских, раннекатакомбных, ямно-катакомбных курганов могли сооружаться разными коллективами.
Предположительно, только при определенных чрезвычайных обстоятельствах могли быть использованы насыпи более раннего времени. Второй возможной причиной появления традиции сооружения впускных захоронений в более ранних курганах стал факт продвижения на эту территорию представителей той же культуры, но из другого «географического района». Для них было проще соорудить не свои собственные курганы, а использовать старые.
За одиночными курганами (и дополнительными насыпями) северокавказской, раннекатакомбной групп также, скорее всего, стояли единичные представители этих культурных популяций. Только отдельные группы северокавказцев, причем нерегулярно, должны были проникать на север региона и в Прикаспийскую низменность. Раннекатакомбные группы уверенно чувствовали себя только в Кумо-Манычской впадине, на Южных и Средних Ергенях. В других регионах курганы и погребения этой группы отсутствуют.
Приход населения на рубеже ямного и катакомбного времени знаменует начало нового этапа освоения изучаемой территории. Представители пришедших культурных групп строят свои собственные курганы. Полагаем, что создатели таких курганов были самыми ранними из новопоселенцев. Позднее, скорее всего, начинают использоваться и более ранние насыпи. Именно поэтому, как уже отмечалось, так мало случаев обратной стратиграфии в курганах. В это время часть ямного населения была оттеснена на север и северо-восток региона, поскольку представители северокавказского, раннекатакомбного, ранних групп восточноманычского катакомбного населения максимально активно осваивали именно южные и центральные степные экологические ниши. Сосуществование отдельных групп в одних и тех же зонах подтверждается единичными случаями обратной курганной стратиграфии, а также появлением погребений и самостоятельных курганов представителей поликультурных групп типа ямно-катакомбных и других во многих, хотя не во всех курганных могильниках. Эти группы также были малочисленны, и, возможно, за этими курганами и погребениями стояли немногочисленные представители таких традиций; они отражают особый погребальный обряд периода сосуществования в некоторых степных экологических нишах представителей нескольких культур.
Новопоселенцы, придя на место древних некрополей, первоначально редко использовали старые курганные насыпи, сооружая самостоятельные курганы с основными погребениями вблизи древнего кладбища.
Сопоставление ямных, северокавказских, раннекатакомбных, ранних восточноманычских и восточноманычских катакомбных погребений показало, что массовое освоение территории происходило только в ямную и катакомбную эпохи. Новопоселенцы, т.е. северокавказское и раннекатакомбное население, проникавшее на территорию Северо-Западного Прикаспия, по сравнению с ямным и катакомбным населением восточноманычской культуры, были малочисленны.
Подтверждают планиграфический и стратиграфический анализ, и данные по сезону совершения погребений. Скорее всего, сначала часть пришлого населения проникала на новую территорию только в теплое время года и лишь постепенно стала оседать на новых территориях.
Предложенные исторические интервалы для степной северокавказской (2500-2300 гг. до н.э.), раннекатакомбной (2600-2350 гг. до н.э.) культур также совпадают между собой, соотносясь с историческим интервалом ямно-катакомбной и полиритуальной групп (2600-2200 гг.до н.э.), пересекаясь с хронологией ямной и восточноманычской катакомбной культур.
Анализ восточноманычской катакомбной культуры выходит за рамки исследования. Однако важно оценить общий уровень освоения представителями восточноманычской катакомбной культуры степных экологических ниш Северо-Западного Прикаспия. Ранние восточноманычские памятники также связываются с южными районами. Довольно быстро, однако, происходит плотное освоение всей территории Кумо-Манычской впадины, восточной части Ставропольской возвышенности, Южных и Средних Ергеней. Значительная часть курганов этой культуры занимает и равнинные районы Сарпинской и Прикаспийской низменности, включая пустовавшие ранее степи Черных земель, доходя вплотную до побережья Каспийского моря. Некоторые катакомбные группы перемещаются через низовья Волги в левобережные степные и полупустынные экологические ниши. Другие занимают водораздельные плато Северных Ергеней и продвигаются в северные районы. Восточная и юго-восточная границы распространения катакомбных групп очерчиваются по находкам керамики и кремневых изделий в Рын-песках и на Мангышлаке. Западная граница восточноманычской катакомбной культуры смыкается с восточной границей ареала, где проживали представители синхронной западноманычской катакомбной культуры, пограничье проходит по р. Западный Маныч и, скорее всего, по р. Сал и его притокам. Южнее р. Восточный Маныч восточноманычское население осваивало долины Кумы и Терека. Таким образом, ареал представителей восточноманычской катакомбной культуры самый обширный. К последней четверти III тыс. до н.э. ими были освоены все экологические ниши Северо-Западного Прикаспия.
Планиграфия катакомбных могильников уже иная: катакомбные курганы и погребения практически всегда перекрывают все ранее известные культурные кластеры, появляются новые катакомбные могильники. Возможно, дальнейшая работа с их планиграфией позволит выявить отдельные кластеры и группы. По крайней мере, сезон совершения погребений и сооружения курганов восточноманычской культуры разных групп различен, и, скорее всего, за такими «сезонными кластерами» также стояли представители самостоятельных семейных коллективов, маршруты перекочевок которых различались.
Стратиграфические матрицы показывают, что незначительная часть восточноманычских погребений синхронна северокавказским, раннекатакомбным и ямно-катакомбным погребениям. Таким образом, формирование и распространение этой культурной традиции начинается в период притока в Северо-Западный Прикаспий многочисленного разнокультурного населения.
Исторический интервал этой культуры наиболее четко очерчен – 2500-2000 гг. до н.э. Он пересекается с интервалами ямной, северокавказской, раннекатакомбной, ямно-катакомбной и полиритуальной групп, что также подтверждает их сосуществование в период 2600-2300 гг. до н.э. во многих экологических нишах Северо-Западного Прикаспия.
Глава 3 посвящена хозяйственному освоению степных экологических ниш Северо-Западного Прикаспия в эпоху энеолита – бронзового века.
Историко-теоретическое направление в изучении хозяйственной деятельности народов, осваивавших Евразийские степи в эпоху бронзы, определило их экономику как подвижное пастушеское скотоводство. Это было принципиально новое экономическое явление. Кочевническое хозяйство немыслимо без использования зимних и летних пастбищ, учета их продуктивности, знания расположения источников воды. Складывание такой экономической модели в степи должно было проходить параллельно с разработкой технологических и социальных рычагов управления пастушеским хозяйством. Основными компонентами такой системы были: 1) человек; 2) окружающая среда (ландшафт, климат, гидрологическая сеть и т.д.); 3) домашние и дикие животные и растения; 4) поселения и жилища; 5) технологическая база (уровень знаний, включающий разнообразные производства, организацию системы питания, системы сезонного использования пастбищ, обменно-торговых операций, и т.д.); 6) социальные взаимоотношения; 7) идеология (представления человека об окружающем мире). Каждый из этих компонентов взаимодействовал друг с другом. Таким образом, функционирование кочевого хозяйства определялось экономическими, экологическими, демографическими, социальными и идеологическими факторами.
Реконструкция хозяйственного цикла возможна при решении следующих задач: 1) палеореконструкция локальных экологических ниш, которые использовались носителями изучаемых культур, 2) определение общей локализации бытовых (поселений и сезонных стоянок) и погребальных памятников; 3) определение времени (сезона) захоронений и сезонности посещения временных стоянок); 4) поло-возрастной анализ изучаемых популяций; 5) изучение животных и растительных остатков; 6) реконструкция предполагаемых типов жилищ; 7) определение компонентов системы питания; 8) реконструкция производств; 9) идентификация уровня взаимоотношений с населением окружающих территорий. Большое значение имеет сопоставительный анализ рабочих моделей с хозяйственно-экономическими моделями, предложенными для других территорий.
Ниже приводятся результаты исследования и полученные экономические модели.
Климат и его изменения определяют, при каких условиях и каким образом происходило становление и развитие пастушеских культур, какие ресурсные возможности предоставлял Северо-Западный Прикаспий как для мигрантов, так и для аборигенного населения. Исследования палеоэкологической ситуации в регионе выявили сравнительно частые и иногда очень резкие колебания климата, чередование сравнительно влажных и засушливых эпох, продолжительность которых могла достигать нескольких сотен лет. Схема освоения Северо-Западного Прикаспия и развития природной среды рассматривается в хроноинтервале 4500-2000 лет до н.э. Временные границы хроноинтервалов основаны на калиброванных 14С данных.
I хроноинтервал: степной энеолит: 4300-3800 гг. до н.э. V тыс. до н.э. характеризовалось повышенной атмосферной увлажненностью. Это время существования сухостепных условий почвообразования, повышенной атмосферной увлажненности: среднегодовая норма осадков превышала современную на 50-70 мм и составляла 400-420 мм. Такие условия обусловили формирование высоко гумусированных темно-каштановых почв. Вместо современных пустынно-степных ландшафтов в Северо-Западном Прикаспии доминировали сухостепные с каштановыми почвами. В регионе было тепло и влажно, он изобиловал пресными озерами и реками, зональным типом растительности были сухие степи, по балкам росли смешанные леса: дуб, береза, липа. Условия обитания в приречных и приозерных долинах, на водораздельных плато, где должна была господствовать высокопродуктивная луго-степная растительность, были максимально благоприятными. Уровень залегания пресных грунтовых вод был более высоким, солонцы и солонцеватые почвы практически отсутствовали.
II хроноинтервал: степная ранняя майкопская культура: 3800-3500 гг. до н.э. Климат этого периода был мягким и континентальным, количество годовых осадков достигло 400-450 мм. Для палеопочв некоторых курганов этого времени характерна значительная мощность гумусового горизонта, что свидетельствует о гумидных климатических условиях. Предположительно, локальный ландшафт вокруг раннемайкопских курганов могильника Шарахалсун у р. Калаус представлял собой разнотравно-злаковые степи.
III хроноинтервал: лакуна: 3500-3400 гг. до н.э., предположительно, связан с резким изменением климата. Сокращение балочных лесов на Средних Ергенях (болото Харабулук), свидетельствует о локальной аридизации. Вероятно, и в Северном Прикаспии наступила продолжительная засуха. Аридизация климата прослежена и по палинологическим данным западной окраины Прикаспийской низменности в долине Терека. Косвенным указанием на локальную аридизацию климата является отсутствие каких-либо памятников в регионе. Относительная последовательность культур прерывается: территория Северо-Западного Прикаспия, видимо, приходит в запустение.
IV хроноинтервал: степная позднемайкопская культура: 3400-3000 гг. до н.э. Для этого периода характерен более мягкий и влажный климат, нежели предыдущий. Анализ споро-пыльцевой диаграммы болота Харабулук, соотносимой с данным периодом, показывает, что на большей части Северо-Западного Прикаспия господствуют сухо-степные ландшафты. Анализ погребенных почв под курганом этого времени близ озера Деед-Хулсун указывает на распространение луговых солончаковых почв.
V хроноинтервал: ямная культура 3000-2600 гг. до н.э. Многие исследователи в этот период реконструируют в регионе сухостепные ландшафты. Климатические условия по сравнению с предшествующим 4 хроноинтервалом и с современными, были более влажные. Реконструируются разнотравные и разнотравно-злаковые степи. Древние ландшафты были сухостепные, а климат более влажный, нежели современный. Присутствие большого количества спикул губок, привнесенных в погребения вместе со свежесрезанным тростником, камышом, луговыми травами, указывает на расположенные по близости водоемы. По балкам росли смешанные лесные массивы. На конец данного хроноинтервала приходится очередное усиление засушливости климата. В почве финала ямного времени фиксируется две стадии почвообразовательного процесса, при которых на профиль почвы, сформировавшейся в относительно гумидных условиях, накладываются признаки развивающейся аридности климатических условий.
VI хроноинтервал: ранний этап средней бронзы: 2600-2300 гг. до н.э. характеризуется резкой аридизацией климата: повышаются летние и понижаются зимние температуры, уменьшается количество выпадающих осадков. Резкое, почти критическое, изменение климата нашло отражение в характеристике палеопочв многих курганов. Сухие степи заменяются полупустынными ландшафтами с преобладанием полынно-типчаковых ассоциаций, соответствующие сверх сухому климату, сокращается площадь лесов по балкам. Среднегодовая норма осадков была на 40-60 мм меньше современной (на 140-160 мм меньше по сравнению с предшествующим периодом), всего около 300 мм. В целом, средняя годовая температура в этот период была близка современной (+10°), но количество осадков было меньше.
В Прикаспийской низменности увеличилась минерализация грунтовых вод и понизился их уровень, что привело к засолению господствовавших прежде луговых, лугово-каштановых почв, продуктивность пастбищ могла снизиться из-за этого не менее чем в два раза. Усиление засушливости климата, интенсификация негативных процессов соленакопления, дегумификация и осолонцевание почв с последующим снижением продуктивности травяной растительности способствовали возникновению кризисной палеоэкологической ситуации. Анализ почв, погребенных под курганами катакомбного времени, показал резкую аридизацию климата и смену злаковых и разнотравно-злаковых степей маревыми пустынями. Это подтверждается и споро-пыльцевым спектром, полученным из археологических почвенных образцов из катакомбных погребений.
Данные, полученные при анализе подкурганных почв предшествующего V хроноинтервала в Волгоградской области (мог. Абганерово) и на территории Южных Ергеней, коррелируют с данными, приведенными выше. Существенной трансформацией подверглись погребенные почвы катакомбных курганов могильников Му-Шарет и Манджикины-1. Деградация растительного покрова сопровождалась появлением участков, лишенных растительности, развитием ветровой эрозии, уничтожением верхних плодородных горизонтов почвы, интенсификацией процессов соленакопления. Все это свидетельствует об изменении климата в сторону резкой аридизации. Основные породы дерева из катакомбных погребений – вяз (Ulmus), ольха (Alnus), а также дуб (Quercus) – порода сухой степной природы. Нет липы, которая встречена в предыдущем периоде. Такие деревья распространены в более влажном климате лесной зоны.
Таким образом, данные по палеоэкологической реконструкции региона (шесть хроноинтервалов) и пространственное размещение археологических памятников разных культур внутри степных экологических ниш Северо-Западного Прикаспия позволяет определить возможности, которые экологические степные ниши Северо-Западного Прикаспия предоставляли для ведения кочевого хозяйства, как осваивалась изучаемая территория и каким образом смена природных условий отражалась на характере развития экономики носителей разных культур.
Энеолитическое население (4300-3800 гг. до н.э.) Северо-Западного Прикаспия развивало особый вид хозяйственной деятельности, отличный от экономики оседлого неолитического населения рассматриваемого региона. Вероятнее всего, сезонные (летние?) группы небольших коллективов (преимущественно, мужчин) отгоняли на благодатные степные разнотравные пастбища отары овец. Источником дополнительных пищевых ресурсов было рыболовство и собирательство диких злаков. Зимники располагались за пределами основной территории летнего ареала кочевий. Малочисленность энеолитических курганов и погребений позволяет предположить, что такие передвижения были нечастыми и нерегулярными. Никаких данных о местных производствах пока нет. Скорее всего, они развивались за пределами исследуемого региона.
Но пока модель остается только рабочей, гипотетической, основанной на косвенных данных: на совпадении топографии энеолитических погребений и более поздних археологических и исторических памятников; анализе остеологического материала оседлых стоянок, на полученных климатических характеристиках эпохи энеолита. Можно говорить о возможном экономическом освоении степных пространств и разведении домашних животных; существовании взаимоотношений, основанных на некой общности между «субъектами» своеобразного блока энеолитических степных культур, нашедших выражение в системе обмена производственными комплексами. Картирование группы «новоданиловских» погребений указывает на их расположение вдоль древних транзитных путей, возле переправ и бродов, а среднестоговских поселений – возле бродов и перевозов. Это, возможно, определяет маргинальные зоны, где могли производиться такие обмены. По крайней мере, для эпохи степного энеолита основной передаточной средой могут рассматриваться только пути, пролегающие вдоль русел крупных речных систем, что доказывается и топографией рассмотренных энеолитических памятников Северо-Западного Прикаспия. Проведение в будущем специального изучения сезонности погребений и поселений эпохи степного энеолита позволит проверить эту гипотезу. Большую роль в экономике представителей энеолитических групп, в том числе и новоданиловской, занимала организация обменных операций на уровне межплеменного обмена. Участие в экспедициях принимало мужское население. Это согласуется с предположением, что организаторами сезонных перекочевок в Северо-Западном Прикаспии были преимущественно мужчины.
Проведенный сопоставительный анализ с материалами соседних территорий позволяет высказать предположение о начале кардинально нового этапа освоения степной территории, связанного с распространением подвижных форм пастушества и включением в экономическую модель новых технологических знаний, в первую очередь, сезонной эксплуатации пастбищных ресурсов, обмена престижными предметами производственной деятельности и, возможно, продуктами питания. Носителями новых традиций стала немногочисленная группа энеолитического населения, некоторые представители которой начали осваивать территорию Северо-Западного Прикаспия.
Малочисленные степные раннемайкопские курганы (3800-3500 гг. до н.э.) найдены на водоразделах и связаны с крупными водными артериями. Экономическая модель ранней степной майкопской группы была основана на комплексном хозяйстве: сезонном отгонном овцеводстве, рыболовстве и собирательстве речных моллюсков и диких растений. В кочевках могли принимать участие немногочисленные семейные коллективы или только группы мужчин и подростков.
Позднемайкопские памятники (3400-3000 гг. до н.э.) неоднородны. Скорее всего, за ними стоят несколько самостоятельных групп. Их носители появляются в Северо-Западном Прикаспии при смене климатических условий: стало более влажно и холодно. Можно предположить, что степная экологическая ниша способствовала развитию пастушеского, а не земледельческого хозяйства.
На основании проведенного сопоставительного анализа элементов погребальных традиций и инвентаря можно предположить существование экономических и культурных связей между очень немногочисленной позднемайкопской группой и оседлым населением более южных и западных территорий: Подонья, Ставропольской возвышенности, Прикубанья. Дополнительные данные в будущем позволят более конкретно представить экономическую модель рассматриваемых групп.
Две рабочие модели отличны от экономической модели населения майкопской культуры Северного Кавказа. Основой оседлого населения, проживавшего в узкой предгорной полосе Северного Кавказа, было богарное земледелие и разведение крупного и мелкого рогатого скота. Небольшие майкопские поселения располагались в речных долинах. Для придомного выпаса домашних животных использовались приречные луговые и степные водораздельные пастбища. Вероятно, высокогорные территории не осваивались. В рамках нескольких ландшафтных зон могли развиваться разные направления оседлого животноводства. Такому типу хозяйства способствовал сухой и теплый климат, малоснежные зимы. Дополнительные пищевые ресурсы приносили охота и, вероятно, рыболовство и собирательство. Носители майкопской культуры развивали многочисленные производства на самом высоком уровне. Среди них особое место занимали гончарное (с применением гончарного круга), металлургическое, ювелирное[9]. Носители майкопской культуры были основоположниками многоотраслевого комплексного хозяйства, включающего и организацию длительных походов за источниками сырья и изделиями, и связанные с хозяйственной пастушеской деятельностью.
Некоторые представители раннемайкопской культуры проникали далеко на север в степь. Одной из причин, возможно, был экологический фактор: между горами и освоенными речными системами было слишком мало плодородных земель, а горные пастбища не осваивались. Природные условия и локальные ландшафты в приречных и приозерных долинах Северо-Западного Прикаспия в короткий период присутствия там ранней степной майкопской культуры вполне могли соответствовать той экологической нише, которая была близка выходцам с Северного Кавказа: на основной территории формирования майкопской культуры господствовали открытые степные ландшафты с преобладанием разнотравных и злаковых сообществ. Скорее всего, такой выход в степь был сезонным, связанным с развитием в некоторых регионах Северного Кавказа овцеводства, основанного на использовании не только придолинных, но и других, в первую очередь, северных степных пастбищ. Летом на освоенных придолинных и предгорных пространствах Северного Кавказа преобладали высокие температуры и существовал дефицит влагообеспечения, а условия зимы не способствовали высокому снежному покрову. В этих условиях совершенно закономерным было стремление освоить летние угодья, расположенные за пределами потенциальных зимних пастбищ.
Нет никаких данных о земледелии на северных территорий. Но степные жители собирали дикие злаки; вероятно, дополнительным элементом сезонного хозяйства было рыболовство. Очевидно, что такая модель, предполагающая откочевки на многие сотни километров в течение года, была невозможна без колесного транспорта, использование которого носителями майкопской культуры документировано археологическими источниками. Остается пока открытым вопрос: была ли это попытка колонизации или просто сезонное освоение небольшими семейными коллективами пустующих «целинных» земель, расположенных вдоль речных и озерных долин. Топография стоянок, открытых в Калмыкии, близка топографии майкопских поселений основного ареала, культурный слой которых едва достигает 30-40 см. Рядом с одной из стоянок найден фрагмент майкопского красноглиняного пифоса. Но какие стоянки могли быть оставлены майкопским населением, какова была их хозяйственная ориентация, мы сможем понять, только проведя дополнительные исследования. Очевидно, что освоение северных территорий было коротким. Оно прервалось резким ухудшением климата. Аридизация изменила маршруты перекочевок, сделала невыгодным передвижения даже с небольшим количеством домашних животных. Климат менялся и на основной территории распространения майкопской культуры – от влажного к более аридному.
Представители позднемайкопских групп появляются в Северо-Западном Прикаспии, на Ставропольской возвышенности, в Нижнем Подонье. Климатический период оптимума способствовал не только поддержанию традиционного хозяйственного типа на Северном Кавказе, но и сложению новых форм. На открытых степных пространствах Северо-Западного Прикаспия группы позднемайкопской культуры весьма немногочисленны. Возможно, это были всего лишь сезонные пастухи, скорее всего, взаимодействовавшие с появившимся здесь ямным населением. Об этом свидетельствуют ямные погребения с майкопскими наконечниками стрел, керамикой. Какая-то часть представителей «степного майкопа» влилась в состав иных культурных образования, например, новотиторовской культуры Прикубанья.
Таким образом, рассмотренные материалы позволяют выдвинуть рабочую модель хозяйственно-культурного типа степного майкопского населения (ранняя степная майкопская и поздняя степная майкопская группы): сезонное пастушество, предположительно, овцеводство, являющееся результатом развития оседлого скотоводческо-земледельческого хозяйства майкопской культуры Северного Кавказа, в рамках которого формируется отдельная отрасль подвижного скотоводства. Дополнительными направлениями весенне-летних работ было рыболовство и собирательство диких растений. В сезонных перекочевках принимали участие небольшие семейные группы под руководством взрослых мужчин (или только мужчины и подростки). Возможно, часть позднемайкопского населения была связана с оседлыми группами Подонья. Никаких данных о том, что участники перекочевок занимались производствами, нет. Анализ материала указывает на прочные культурные связи с основной метрополией майкопской культуры, располагавшейся на Северном Кавказе.
Проведенный анализ позволяет предложить хозяйственно-экономическую модель ямного населения (3000-2350 гг. до н.э.) Северо-Западного Прикаспия. Местное ямное население создало совершенно новое комплексное хозяйство, которое было определено географическими и климатическими особенностями изучаемого региона и включало следующие направления: 1) разведение домашних животных – овец, коров и лошадей; 2) рыболовство, охоту и собирательство диких растений и речных продуктов, играющих вспомогательную роль; 3) стимулированные новым образом жизни развитые домашние производства, задача которых состояла в обеспечении ежедневных потребностей небольшого семейного коллектива; 4) систему обмена, вызванного необходимостью приобретения металла, возможно, металлических орудий и оружия, а также социально-значимых престижных предметов – украшений. Ни в одном из многочисленных исследованных образцов грунта не зафиксированы следы культурных злаков. Полагаю, что возможно только одно объяснение: земледельцы более южных территорий, в первую очередь, Северного Кавказа, выращивали зерно, овощи в весьма незначительном объеме, едва удовлетворявшим их собственные потребности. В этих условиях зерно вряд ли могло стать предметом обменных операций.
Степное пастушество основывалось на незначительных локальных передвижениях небольших семейных коллективов, связанных с системой чередования летних и зимних пастбищ, позволявших пастухам экономично использовать потенциал сравнительно небольшой территории. Монотонной системе кочевания благоприятствовали климатические условия и мягкие малоснежные зимы, многие технические достижения рассматриваемого времени: колесный транспорт; вьючные животные – быки и лошади; применение тебеневки лошадей; легкие разборные жилища.
Перспективность такого хозяйства очевидна – ямное население быстро заполнило многие пустующие экологические ниши; по сравнению с предшествующим периодом происходит настоящий демографический взрыв. Возрастные определения свидетельствуют, что многие представители ямных групп доживали до преклонного возраста (50-60 лет и выше). Продолжительность жизни – показатель благосостояния жизни – высока. Анализ палеопатологий не выявил особых стрессов, дистрофию, связанных с нехваткой продуктов питания; военных травм или болезней. Вспомогательные отрасли добычи продуктов питания – рыболовство, собирательство, охота – должны были подстраховывать при возможных потерях в стаде, вызванных джутом и другими причинами.
Однако такая модель имела и свои слабые стороны. Подвижное овцеводство в рамках ограниченной территории, в конечном счете, привело к деградации многих зимних и летних пастбищ. Эта ситуация сохранялась довольно долгое время, хотя в Северо-Западном Прикаспии оставались и неосвоенные земли. Начавшаяся в середине III тыс. до н.э. резкая аридизация климата вызвала ухудшение экологии, что должно было привести к дефициту используемых водных источников, сокращению пастбищной базы, к возможному ограничению источников дополнительных пищевых ресурсов. В этих условиях главной задачей стало сохранение общей экономической стабильности. Но появились новопоселенцы: автохтонное ямное население не смогло противостоять более сильным и мобильным группам, пришедшим с юга, предложившим усовершенствованную экономическую систему, адаптированную к быстро меняющимся природным условиям.
Сравнение хозяйственно-экономической модели, предложенной для ямного населения Северо-Западного Прикаспия, с моделями сопредельных территорий показывает, что новая экономическая модель, в основе которой лежало подвижное скотоводство, была характерна, прежде всего, для восточных территорий Евразийского степного пояса. Ключевым фактором такого хозяйственного типа стало сезонное использование пастбищ на достаточно ограниченной территории, включающее передвижения в рамках коротких маршрутов: рекаближайший водоразделрека. Эта система быстро распространилась в зоне сухих степей и полупустынь и в другой культурной среде.
На рубеже эпох, в ранний период средней бронзы природная ситуация в регионе резко меняется. Ухудшение климата приводит к настоящей экологической катастрофе. Финал существования ямной культуры и появление представителей новой свиты культур – северокавказцев, ранних катакомбников – совпадает с резким ухудшением природных условий. При этом процессы аридизации климата и смена ландшафтов затронули не только Северо-Западный Прикаспий, но и все окружающие его территории. Это привело к сокращению потенциальных зимних и летних пастбищ, земель, пригодных под пашню и огородничество в степных, предгорных и приморских районах Северного Кавказа, и, в конечном итоге, стало главной причиной, побудившей жителей северокавказского региона решить хозяйственно-экономические проблемы за счет освоения расположенных севернее территорий.
Полученные данные по сезонно-экономическому-циклу, системам питания, производствам, системе связей позволяют предложить рабочую хозяйственно-экономическую модель степной северокавказской группы Северо-Западного Прикаспия. Ее немногочисленные представители могут быть отнесены к сезонным кочевникам-овцеводам, отправлявшимся на летние пастбища на север/северо-восток и использовавших, по возможности, все пищевые ресурсы осваиваемой ими территории. Основной причиной таких перемещений был, скорее всего, экономический фактор, вынуждавший реорганизовать хозяйство и перейти к сезонным перекочевкам. Меридиональные маршруты перекочевок могли достигать нескольких сотен километров. К дополнительным видам хозяйствования относились рыболовство, охота, собирательство и немногочисленные домашние промыслы. Наличие овец и коров в местной северокавказской среде и только овец (редко – лошадей) в степной свидетельствует, что ухудшение климата, приведшее к сокращению площади пригодных для выпаса угодий, должно было изменить хозяйственный цикл. Такая «сезонная колонизация» была недолгой. В ней принимали участие отдельные группы населения, проникавшие в степи с юга и юго-востока. Возможно, часть мигрантов и пыталась осесть на некоторых водораздельных плато Средних Ергеней, но, скорее всего, такая попытка окончилась неудачей. Слабость обсуждаемой экономической модели заключалась в том, что это были преимущественно сезонные (летние) мигранты, их маршруты были приурочены к старым торговым путям. Потенциал пастбищ всей территории Северо-Западного Прикаспия не был задействован в полной мере. Это должно было приводить к конфликтам как с местным населением, так и с появившимися в этих же нишах другими переселенцами. Попытки продвижения далее на север, в срединную часть Волго-Донского междуречья, в Прикаспийскую низменность, также не увенчались успехом. Погребения степной северокавказской культуры в этих районах единичны. Кроме того, опасные дальние перекочевки могли приводить к нежелательному падежу скота, риску и повышенной смертности их участников. Возможно, местное население организовывало набеги на немногочисленных летних мигрантов и просто отбирала скот.
Колонизация не удалась и обсуждаемая рабочая модель хозяйственно-культурного типа степной северокавказской группы имела недостатки, что и предопределило ее кратковременность.
Сосуществовавшие как с носителями позднеямной культуры, так и со степной северокавказской группой представители раннекатакомбной культуры попытались создать более модернизированную хозяйственную структуру.
Полученные материалы позволяют предложить хозяйственно-экономическую модель раннекатакомбного населения (2600-2300 гг. до н.э.) Северо-Западного Прикаспия. В основе их экономики лежало подвижное животноводство, преимущественно, отгонное овцеводство нескольких форм. Сначала это были сезонные (летние) перекочевки с южных территорий основной метрополии на север в пустующие экологические ниши некоторых водораздельных плато Средних и Южных Ергеней и Кумо-Манычской впадины и возвращение на зимники в низовья Дона, Приазовские степи, Ставропольскую возвышенность. Экономический фактор стимулировал семейную миграцию. Впоследствии часть раннекатакомбного населения осела на новых территориях, и небольшие группы семейно-родственных коллективов стали перемещаться со своими стадами в пределах небольшой территории по принципу, аналогичному уже отработанному ямной культурой: поймаводораздел. Это подтверждается компактным расселением носителей раннекатакомбной культуры внутри небольших освоенных экологических ниш Кумо-Манычской впадины, Южных и Средних Ергеней. Наконец, особенность третьей формы состояла в том, что отдельные районы Северо-Западного Прикаспия становятся в некотором смысле «родовыми или семейными центрами» раннекатакомбных групп (некоторые плато Средних Ергеней и пойменные участки Кумо-Манычской впадины). Такие регионы использовались и как зимние, и как летние пастбища, перекочевки уже происходят из освоенных территорий на юг и юго-восток (в зимники?) (например, в придолинные участки Ставропольской возвышенности, где часто встречены раннекатакомбные могильники, оставленные мужским населением).
Среди добывающих промыслов значительное место занимает рыболовство, нет никаких данных об охоте. Собирательство диких злаков и многочисленных степных растений, а также моллюсков играло огромную роль в повседневной жизни и приносило как продукты питания, так и сырье для изготовления многочисленных текстильных изделий и украшений. Никаких данных о занятии земледелием не получено. Практически все производства могли быть домашними. Необходимые вещи получали в обмен. Продуктами обмена становились сам скот; предметы домашнего производства, в первую очередь, кожевенного и текстильного; возможно, вяленая и соленая рыба, предположительно, соль.
Представленная модель является более прогрессивной и гибкой по сравнению с моделями ямного и степного северокавказского населения. Она учитывает многие ресурсы степной экологической ниши, способна приспосабливаться в зависимости от меняющихся условий, создавалась в условиях жесточайшего экологического кризиса и, в целом, характеризует стабильный образ жизни. Но ее слабость заключалась в том, что не все потенциальные возможности Северо-Западного Прикаспия были использованы. Это подтверждается ареалом распространения курганов раннекатакомбной культуры. Ее носители не учитывали все ресурсные возможности экологических ниш и перемещались в ограниченных пределах освоенной территории. Такой тип хозяйства должен был привести к быстрому истощению и деградации почв, водных источников.
Экономический потенциал ямно-катакомбной и полиритуальной групп нужно рассматривать в контексте хозяйственного уклада населения других культур, проживавших в экологических нишах Северо-Западного Прикаспия, в первую очередь, ямной, раннекатакомбной и восточноманычской. Во-первых, такие группы являются результатом взаимодействия носителей нескольких культурных традиций, в том числе и экономических, во-вторых, представители этих групп вряд ли создали свой тип экономики. Можно говорить только о некоторой специализации хозяйства. Многочисленная палеозоологическая коллекция из ямно-катакомбных погребений указывает на вероятную овцеводческую специализацию. Дополнительные пищевые ресурсы приносила охота, рыболовство и собирательство. Специфические формы предметов материальной культуры предполагают развитие только домашнего производства. Хозяйство представителей полиритуальных групп было определено, скорее всего, экономическим циклом носителей восточноманычской катакомбной культуры.
Ее анализ выходит за рамки представленной работы. Однако сложение и развитие в Северо-Западном Прикаспии нового хозяйственно культурного типа – кочевого сезонного пастушества – нельзя полностью оценить без накопленных данных по этой культуре. Распространение носителей этой традиции по всей территории Северо-Западного Прикаспия, сопровождающееся быстрым вытеснением, практически исчезновением культурных групп предшествующего периода, совпадает с экологической катастрофой. Пространственное размещение погребальных памятников указывает, что именно представители восточноманычской катакомбной культуры освоили все экологические ниши Северо-Западного Прикаспия. Половозрастные определения, полученные по нескольким могильникам Кумо-Манычской впадины, Южных Ергеней показывают, что в Северо-Западном Прикаспии сезонная пастушеская экономика поддерживалась трудом многочисленных небольших коллективов, предположительно, отдельных семей, или групп, объединяющих несколько семей. Курганные могильники восточноманычской катакомбной культуры могут рассматриваться как «семейные или родовые некрополи».
Предлагаемая хозяйственно-экономическая модель восточноманычской катакомбной культуры характеризовалась многокомпонентностью, использованием всех природных ресурсов экономических ниш Северо-Западного Прикаспия, направленностью на обеспечение необходимых потребностей мобильных пастушеских групп. Она была основана на подвижном пастушестве, комплексном собирательстве диких, в первую очередь, зерновых растений, корней и плодов; рыболовстве; дополнительные пищевые ресурсы приносила охота. Предположительно, существовали летние и зимние стоянки. Они могли посещаться в течение нескольких лет. Но основными стационарными родовыми и семейными центрами, скорее всего, были курганные могильники. Никакие навыки земледелия и огородничества не были развиты. Нет данных о приобретении в результате обменных операций продуктов земледелия (зерновых культур). В рамках подвижного скотоводства развивались многочисленные промыслы, удовлетворявшие все необходимые потребности как в предметах ежедневного пользования, так и престижно-значимых. Дополнительную поддержку такой системе оказывал многоступенчатый обмен, в рамках которого в степь попадали необходимое сырье, в первую очередь, металл, а также социально-престижные предметы – украшения, символы власти.
Эта модель отличается от моделей, предложенных для синхронных катакомбных культур других регионов, где известно достаточно много бытовых памятников и, предположительно, развивалась иная экономическая специализация.
***
Предложенные модели хозяйственно-экономического развития, созданные представителями многих культур и культурных групп, проживавших на территории Северо-Западного Прикаспия в течение почти двух тысячелетий, показывают, что этот регион, его природно-климатические условия, потенциальные ресурсные запасы способствовали сложению и развитию новых экономических моделей, основанных на пастбищном отгонном скотоводстве; комплексном собирательстве; рыболовстве и охоте; развитии домашних производств; системе обмена. Именно сезонное использование пастбищных угодий и других природных ресурсов сделало представленную экономическую систему максимально оптимальной, что и определило расцвет многих культур в условиях аридизации климата в середине III тыс. до н.э. В зависимости от исторической ситуации проводниками экономической системы были сезонные пастушеские группы (носители степного энеолита, ранней и поздней степной майкопской культуры, степной северокавказской культуры и часть раннекатакомбных групп); осевшее в Северо-Западном Прикаспии население (носители ямной культуры, часть раннекатакомбных групп, представители восточноманычской катакомбной культуры); отдельные семейно-родовые группы или более высоко организованные социальные коллективы.
В заключении подводятся итоги проведенного исследования Северо-Западного Прикаспия. Уже с эпохи энеолита и на протяжении всего бронзового века Северо-Западный Прикаспий стал своеобразной культурной и исторической провинцией, развитие которой шло своим путем. Мозаика ландшафтов постоянно сменялась культурной мозаикой. На протяжении нескольких тысячелетий через равнинные пространства стремительно проходили носители разных традиций. Они создали новую экономическую систему – подвижное кочевое скотоводство, основанное на использовании всех природных ресурсов, развитии животноводства, ремесленного производства, многоуровневой системе связей.
Отметим слабость и преимущества выбранного в данной работе подхода.
Представленный анализ археологического источника – материалов многочисленных курганов и погребений – убедительно показал, что на протяжении двух тысячелетий – в конце V – конце III тыс. до н.э. – Северо-Западный Прикаспий населяли многочисленные культурные группы. Они различались по погребальному обряду, деталям костюма и бытовому инвентарю, антропологическому типу. Главный результат сопоставительного анализа – исследуемый регион развивался не в изоляции от сопредельных территорий. Он являлся частью «большой Ойкумены», куда входили долины крупных рек – Волги и Дона, побережья великих морей – Каспийского и Черного; южным рубежом ее можно считать главный хребет Кавказских гор, северным – лесостепь средней полосы России. Однако внутри этого «освоенного пространства» различные культурные группы развивались по своему особому историческому пути, многие из представителей таких групп, попав в Прикаспий, вынуждены были либо быстро пересечь его, либо приспособиться к новым природным условиям. Представленный широкий сопоставительный фон позволил, полагаю, оценить специфику местных вариантов многих культур, носители которых поначалу были в Прикаспии лишь пришлыми переселенцами.
Конечно, проблемы генезиса культур, оставшиеся за пределами данного исследования, могли бы точнее ответить на вопрос, что заставило представителей этих традиций осваивать сначала пустующие, а потом и переселенные экологические ниши Северо-Западного Прикаспия. Но таким проблемам должна быть посвящена особая работа.
Выявление последовательности культур – вторая основная задача. Перспективность примененного комплексного метода очевидна. Хотя и здесь часто некоторые положения пока могут быть обозначены только как гипотетические. Это вызвано тем, что зачастую данные археологического источника фрагментарны, а новые методы были применены на ограниченной территории пилотных участков. Развитие науки диктует отбор новых источников, и не всегда возможно их восстановить, работая с материалами старых раскопок. Сама наука тоже развивается, и то, что казалось неизменным всего лишь короткое время назад, требует проверки и часто даже пересмотра. Это касается, в первую очередь, обсуждаемых исторических интервалов существования той или иной культуры. Однако именно это приближает нас, возможно, к более точному представлению о том, какова же могла быть этнокультурная ситуация в регионе, как она менялась на протяжении довольно значительного времени, какие маргинальные временные и территориальные границы можно очертить, когда мы пытаемся восстановить сложные процессы смены культур, взаимодействия их носителей, реконструировать пути их миграций или просто сезонных перекочевок внутри освоенной территории.
Наконец, изучение проблемы эксплуатации степных экологических ниш носителями разных культур, реконструкция вариаций их хозяйственно-экономических систем, уровня влияния их друг на друга предоставляет возможность оценить степень и качество изменений, затронувших первобытное общество под влиянием развития подвижного пастушества, ремесленного производства, системы межкультурного обмена. Конечно, многие из этих вопросов должны быть оценены и с точки зрения развития социальной структуры изучаемых обществ. Однако эти проблемы пока остались за рамками данного исследования. Слабостью многих реконструкций является их условность, недостаточная представительность многих ее компонентов. Пилотные участки новых исследований, к сожалению, не охватывают всю территорию. Самыми изученными оказались экологические ниши Кумо-Манычской впадины, Южных и Средних Ергеней. Тем не менее, полученные данные свидетельствуют, что уже носители степной энеолитической культуры, еще связанные с предшествующим обществом охотников, собирателей и рыболовов, были основателями совершенно иного типа хозяйства – подвижного пастушества, успешное развитие которого было определено теми экологическими условиями, которые предоставляли для его развития степные экологические ниши. Полученные в течение многих лет этноботанические данные по материалам культур эпохи бронзы Северо-Западного Прикаспия указывают, что нет никаких свидетельств о развитии земледелия в этом регионе в эпоху энеолита – бронзового века. Скорее всего, сухие степи и полупустыни с незначительными водными резервуарами вряд ли подходили для экстенсивного хлебопашества. Однако комплексное собирательство диких злаков и многочисленных водных и степных растений приносило значительную долю пищевых ресурсов, дополнением к ежедневному рациону стали речные и морепродукты. Физический облик носителей разных культур показывает, что степные жители не испытывали пищевые стрессы, а отсутствие следов травм и боевых повреждений – на их сравнительно спокойный и мирный образ жизни. Многие представители ямной и катакомбной культур доживали до преклонного возраста. Они занимались физическим трудом, были выносливы, много ходили пешком.
Эксплуатация довольно суровых, с точки зрения экологии, природных зон требовала развития и технологического уровня: использования тягловой силы быков и лошадей; колесного транспорта; многих домашних производств, системы обмена; внедрения новой сезонной эксплуатации пастбищных угодий; выявления удобных путей перекочевок.
Предложенные модели хозяйственно-культурных систем отличаются друг от друга и требуют дополнительных пояснений, основанных в будущем на более критичном анализе всех имеющихся данных. Многие из этих моделей могут быть проверены, верифицированы на материалах сходных, близких по времени или по территории расселения, иных культур. Однако такой сопоставительный анализ возможен только при условии наличия идентичных источниковых баз данных. Такие потенциальные модели позволят осветить дополнительные грани сложного исторического процесса освоения Евразийского степного пояса и того самостоятельного вклада, который внесла в него каждая из рассмотренных в этой книге культурных групп, проживавших на территории Северо-Западного Прикаспия в V-III тысячелетии до н.э.
СПИСОК ОСНОВНЫХ ПУБЛИКАЦИЙ ПО ТЕМЕ РАБОТЫ
Монографии
- Северо-Западный Прикаспий в эпоху бронзы (V-III тысячелетия до н.э.). Труды ГИМ, Вып. 165. М. 2007 – 398 с.
Коллективные монографии
- Могильник Островной. Итоги комплексного исследования памятников археологии Северо-Западного Прикаспия. Отв. ред. Н.И. Шишлина, Е.В. Цуцкиным. М-Элиста. 2002 – 324 с.
- Могильник Манджикины-1 – памятник эпохи бронзы-раннего железного века Калмыкии (опыт комплексного исследования) Отв. ред. Н.И. Шишлина, Е.В. Цуцкин. М.-Элиста. 1999 – 94 с.
- Сезонный экономический цикл населения Северо-Западного Прикаспия в бронзовом веке. Труды ГИМ. Отв. ред. Н.И. Шишлина. Вып. 120. М. 2000 – 201 с.
- Текстиль эпохи бронзы Евразийских степей. Тр. ГИМ. Вып. 109. Отв. ред. Н.И. Шишлина. М. 1999 – 253 с.
- Могильники Му-Шарет в Калмыкии. Комплексное исследование. Отв. ред. Е.В.Цуцкин, Н.И. Шишлина. Москва-Элиста. 2001 – 132 с.
Статьи
7. Резервуарный эффект и результаты датирования катакомбных культур Северо-Западного Прикаспия (совместно с ван дер Плихтом, Р.Е.М. Хеджесом, Э.П. Зазовской, В.С. Севастьяновым, О.А. Чичаговой) // Российская археология, № 2. 2007– сс. 39-47.
- Methods of Interpreting Bronze Age Vessel Residues: Discussion, Correlation and the Verification of Data (совместно с А.В. Борисовым, А.А. Бобровым, М.М. Пахомовым)// Theory and Practice of Archaeological Residue Analysis. BAR International Series 1650. 2007 – сс.29-41.
- Радиоуглеродное датирование разных углеродосодержащих материалов из одного археологического контекста: проблема интерпретации и дискуссия (совместно с Зазовской Э.П., ван дер Плихтом Й., Севастьяновым В.С., Чичаговой О.А.) // Радиоуглерод в археологических и палеоэкологических исследованиях. Санкт-Петербург. 2007 – сс.225-235.
- The catacomb cultures of the North-west Caspian steppes: 14C chronology, reservoir effect, and paleodiet (совместно с ван дер Плихтом Й., Р.М.Е. Хеджесом, Зазовской Э.П., Севастьяновым В.С., Чичаговой О.А.) // Radiocarbon. Vol.49, Nr 2. 2007 – сс.713-726.
- Origin and Production of Faience Beads in the North Caucasus and the Northwest Caspian Sea region in the Bronze Age // Le culture du Caucasuse (VI-II millenaires avant notre ere). Leurs relations avec le Proche-Orient. 2007 (совместно с А.Н. Егорьковым и А. Шортландом) – сс.269-283.
- Идентификация сезона смерти человека по слоям в цементе зубов (эпоха бронзы) (совместно с Г.А. Клевезаль, М.М. Пахомовым, А.А. Хохловым) // Российская археология, № 2. 2006 – сс.15-23.
- Резервуарный эффект и хронология восточноманычской катакомбной культуры Северо-Западного Прикаспия (совместно с ван дер Плихтом, Р.Е.М. Хеджесом, Э.П. Зазовской, В.С. Севастьяновым, О.А. Чичаговой) // Забелинские чтения – Год 2005. Исторический музей – энциклопедия отечественной истории и культуры. Труды Государственного исторического музея. Вып.158. М. 2006– сс.227-248.
- К вопросу о радиоуглеродном возрасте энеолитических культур Евразийской степи (совместно с ван дер Плихтом, Э.П. Зазовской, В.С. Севастьяновым, О.А. Чичаговой) // Вопросы археологии Поволжья. Вып.4. Самара. 2006 – сс.135-140.
- Reservoir effect and 14C Chronology of the Catacomb cultures of the North-West Caspian Steppes Area: a case study (совместно с ван дер Плихтом, Р.Е.М. Хеджесом, Э.П. Зазовской, В.С. Севастьяновым, О.А. Чичаговой) // Eurasia Antiqua. Band 12. 2006 – сс. 113-126.
- Головные уборы эпохи бронзы Северо-Западного Прикаспия // Древности Евразии от ранней бронзы до раннего средневековья. М. 2005 – сс. 215-238.
- Decoration of Skulls: Funerary rituals of the Yаmnaya and Catacomb Cultures in the Eurasian Bronze Age. // BAR International Series 1539. 2006 – сс.59-66.
- Печати-штампы из погребения эпохи бронзы из могильника Манджикины-1 в Калмыкии // Российская археология, № 4. 2004 – сс.136-143.
- North-west Caspian steppe: environment and migration crossroads of pastoral culture population during the third millennium BC // Impact of the Environment on Human Migration in Eurasia. E.M. Scott et al. (eds.). 2004 – сс.91-106.
- Bronze Age Textiles from the North Caucasus: New Evidence of Fourth Millennium BC Fibres and Fabrics (совместно с О.А. Орфинской и В.П. Голиковым) // Oxford Journal of Archaeology, 22(4). 2003 – сс.331-344.
- Bronze Age Textiles of the Caspian Sea Maritime Steppes (совместно с О.А. Орфинской и В.П. Голиковым) // Kurgans, Ritual Sites, and Settlements Eurasian Bronze and Iron Age. BAR, 890. 2003 – сс.109-117.
- К вопросу о начале бронзового века в Северо-Западном Прикаспии // Проблемы археологии Евразии. М. 2002 – сс.68-86.
- Майкопские погребения Южных Ергеней // Нижневолжский археологический вестник. Вып.5. Волгоград. 2002 – сс.164-173.
- О северокавказско-катакомбных погребениях Калмыкии // Вопросы археологии Поволжья. Вып.2. 2002 – сс. 81-100.
- Yamnaya Culture Pastoral exploitation: a Local Sequence // Prehistoric steppe adaptation and the horse. Ed. by M. Levin, C. Renfrew and K. Boyle. Cambridge. 2002 – сс. 353-365.
- Radiocarbon chronology of the Kalmykia Catacomb culture of the west Eurasian steppe (совместно с ван дер. Плихтом, А.Л. Александровским и О.А. Чичаговой) // Antiquity, vol. 74. 2002 – сс. 793-799.
- The seasonal cycle of grassland use in the Caspian Sea steppe during the Bronze Age: a new approach to an old problem // European Journal of Archaeology. Vol. 4(3). 2001 – сс.346-366.
- Assessment of the Season of Death of Ancient Human from Cementum Annual Layers (совместно с Г.А. Клевезаль) // Journal of Archaeological Science. Vol. 28 2000 – сс.481-486.
- Погребальные традиции населения Калмыцких степей в эпоху ранней бронзы // Погребальный обряд. Труды ГИМ. Вып. 93. М. 1997 – сс.5-14.
- Стратиграфия, хронология и культурная принадлежность кургана 1 могильника Зунда-Толга // Степь и Кавказ (культурные традиции). Тр. ГИМ. Вып. 97. М. 1997 – сс.81-91.
- Bow and arrow of the Eurasian steppe Bronze Age nomads // Journal of European Archaeology. Vol.5, № 2.1997. – сс. 53-66.
- Wechselwirkungen und Transformationen der Grab- und Bestattungssitten des Kalmuckengebietes gegen Ende des 3 Jahrtausends v.Chr. // Zeitschrift fur Archaologie. 27-1993. Berlin. 6 – сс.273-286.
- Погребение эпохи бронзы с маской из Калмыкии // Советская археология, № 3. 1989 – сс.231-236.
[1] Кореневский С.Н. Древнейшие земледельцы и скотоводы Предкавказья. Майкопско-новосвободненская общность. Проблемы внутренней типологии. М. 2004.
[2] Мерперт Н.Я. Древнейшая история населения степной полосы Восточной Европы (III – начало II тыс. до н.э.). Рукопись на соискание уч. ст. докт. ист.наук. М. 1968.
[3] Гак Е.И. Металлообрабатывающее производство катакомбных племен степного Предкавказья, Нижнего Дона и Северного Донца. Рукопись диссертации на соиск. уч. ст. к.и.н. М. 2005.
[4] Сафронов В.А. Хронология памятников II тыс. до н.э. юга Восточной Европы // Вопросы охраны, классификации и использования археологических памятников. Сообщения. Вып. VII. М. 1974.
[5] Трифонов В.А., 1991. Степное Прикубанье в эпоху энеолита-средней бронзы (периодизация) // Древние культуры Прикубанья. Л.
[6] Шевченко А.В. Антропология населения южно-русских степей в эпоху бронзы // Антропология современного и древнего населения Европейской части СССР. Л. 1986.
[7] В работе используются только калиброванные значения радиоуглеродных дат и интервалов.
[8] За рамками исследования остались срубная и лолинская культуры эпохи бронзы.
[9] Мунчаев Р.М. Кавказ на заре бронзового века. М. 1975.
