WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА
 
<< ГЛАВНАЯ [ АГРОИНЖЕНЕРИЯ ] [ АСТРОНОМИЯ ] [ БЕЗОПАСНОСТЬ ] [ БИОЛОГИЯ ] [ ЗЕМЛЯ ] [ ИНФОРМАТИКА ] [ ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ ] [ ИСТОРИЯ ] [ КУЛЬТУРОЛОГИЯ ] [ МАШИНОСТРОЕНИЕ ] [ МЕДИЦИНА ] [ МЕТАЛЛУРГИЯ ] [ МЕХАНИКА ] [ ПЕДАГОГИКА ] [ ПОЛИТИКА ] [ ПРИБОРОСТРОЕНИЕ ] [ ПРОДОВОЛЬСТВИЕ ] [ ПСИХОЛОГИЯ ] [ РАДИОТЕХНИКА ] [ СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО ] [ СОЦИОЛОГИЯ ] [ СТРОИТЕЛЬСТВО ] [ ТЕХНИЧЕСКИЕ НАУКИ ] [ ТРАНСПОРТ ] [ ФАРМАЦЕВТИКА ] [ ФИЗИКА ] [ ФИЗИОЛОГИЯ ] [ ФИЛОЛОГИЯ ] [ ФИЛОСОФИЯ ] [ ХИМИЯ ] [ ЭКОНОМИКА ] [ ЭЛЕКТРОТЕХНИКА ] [ ЭНЕРГЕТИКА ] [ ЮРИСПРУДЕНЦИЯ ] [ ЯЗЫКОЗНАНИЕ ] [ РАЗНОЕ ] КОНТАКТЫ
Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.

Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.

Авторефераты диссертаций  >>  Авторефераты по Истории

Пространственно-временная модель в исторических реконструкциях модернизации

На правах рукописи

Побережников Игорь Васильевич

ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННАЯ МОДЕЛЬ

В ИСТОРИЧЕСКИХ РЕКОНСТРУКЦИЯХ МОДЕРНИЗАЦИИ

Специальность – 07.00.09 – Историография, источниковедение и

методы исторического исследования

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Екатеринбург – 2011

Работа выполнена в Отделении истории Учреждения Российской академии наук Институт истории и археологии Уральского отделения РАН

Научный консультант: доктор исторических наук, академик Алексеев Вениамин Васильевич
Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор Проскурякова Наталья Ардалионовна
доктор исторических наук, профессор Керов Валерий Всеволодович
доктор исторических наук, профессор Трофимов Андрей Владимирович
Ведущая организация: ГОУ ВПО Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

Защита состоится 7 декабря 2011 г. в 10-00 часов на заседании Диссертационного совета Д 004.011.01 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Учреждении Российской академии наук Институт истории и археологии Уральского отделения РАН (620026, г. Екатеринбург, ул. Розы Люксембург, 56).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Учреждения Российской академии наук Институт истории и археологии Уральского отделения РАН.

Автореферат разослан «___»____________2010 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета доктор исторических наук Е.Г. Неклюдов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ

Актуальность исследования. Особое внимание ученых привлекают широкие исторические трансформации (которые, не ограничиваясь лишь количественным приростом каких-либо параметров, приводят к модификации самих этих параметров, к изменению способов организации общества), составляющие наиболее важные вехи на пути человечества, такие как становление человека, переход от присваивающей к производящей экономике, возникновение ранних цивилизаций, переход от традиционного к современному обществу и др. Подобные трансформации нередко именуются революциями, настолько всеобъемлющ их характер и настолько значимы их последствия для развития человечества. Последняя из названных кардинальных трансформаций получила в науке наименование модернизации.

В современной литературе понятие модернизация употребляется в различных смыслах: 1) для обозначения широкого многовекового перехода от традиционности к современности (хронологически совпадающего с переходом от Средневековья к Новому и Новейшему времени); 2) многовариантного процесса, в ходе которого отставшие догоняют ушедших вперед; 3) для объяснения усилий, предпринимаемых странами третьего мира с целью приблизиться к характеристикам наиболее развитых обществ; 4) для описания трансформаций, переживаемых постсоциалистическими странами; 5) для характеристики преобразований, совершенствований, реформ, внедрения инноваций, которые осуществляются в современных уже модерных обществах в ответ на новые вызовы.

Модернизация в первом, широком, смысле слова, как движение от «традиционности» к «современности» (в той или иной степени включающее в себя и все прочие интерпретации), трактуется исследователями как протяженный, охватывающий несколько столетий всеобъемлющий исторический процесс инновационных мероп­риятий, обусловленный действием в первую очередь эндогенных факторов, который, в свою очередь, может быть представлен как совокупность подпроцессов: структурной и функциональной дифференциации общества, индустриализации, урбанизации, бю­рократизации, профессионализации, рационализации, социальной и политической мобилизации, демократизации, становления современных ценностно-мотивационных механизмов, образовательной и коммуникативной революций.

Начало процесса модернизации обыкновенно относят к XV–XVII вв. Протестантская религия и этика способство­вали становлению и упрочению капиталистической системы хозяйствования, основанной на предпринимательстве и получении прибыли в Западной Европе. В это время были заложены основы для современной модели экономического роста. Именно в этой эпохе, эпохе раннего нового времени, призывал искать корни современного динамизма известный футуролог А. Тоффлер. Во второй половине XVIII в. в Великобритании началась индустриальная революция, в ре­зультате которой зародилась «современная» крупная машинная промышлен­ность, значительно ускорившая процесс перехода от традиционного совре­менному обществу. На протяжении XIX в. индустриальная система осу­ществила «мирное завоевание»[1] континентальной Западной Европы и Северной Америки. Становление «индустриальной цивилизации» сопровождалось инсти­туциональной перестройкой, социальной мобилизацией, ускоренной урбаниза­цией, трансформацией образа жизни.



В XX в. опыт развития стал более разнообразным. Значительные успехи продемонстрировали социалистические страны. Молодые нации, возникшие в середине столетия в результате распада колониальных империй, столкнулись с проблемой выбора путей развития. Экологические последствия колоссального роста производительных сил заставили в значительной степени откорректировать ориентиры дальнейшей эволюции.

В 1970–1990-е гг. мир стал свидетелем сдвигов глобального значения. Грандиозные трансформации в Восточной Азии – ускоренная модернизация стран «конфуцианско-дальневосточной цивилизации» – привели к появлению новых серьезных конкурентов (Южная Корея, Тайвань, Гонконг, Сингапур) для наиболее развитых стран мира. Вторым важным сдвигом стала социально-политическая трансформация СССР, которая началась с признания провала прежней политики в сфере экономики и поиска путей экономической и политической модернизации («перестройка»). Затем последовали объединение Германии, падение коммунистических режимов в СССР и странах Центральной-Восточной Европы (ЦВЕ). В результате этих колоссальных сдвигов изменился миро­вой порядок, бывшие страны социалистического лагеря занялись переосмысле­нием перспектив своей эволюции.

Таким образом, и в начале XXI в. про­блемы развития и модернизации сохраняют прежнюю значимость[2]

. Данные проблемы актуальны для значительной части стран и этносов, населяющих современную планету; особую значимость эти проблемы приобрели в современной России, политическое руководство которой связывает с модернизацией выход страны из кризиса, переход на инновационный путь развития, отказ от прежней политики опоры на сырьевые отрасли. Проблема модернизации сохраняет определенную актуальность и для наиболее развитых обществ мира, в которых индустриальный сектор экономики по-прежнему играет немаловажную роль, а процессы глобализации предъявляют им новые вызовы, требующие новых ответов. В этой связи сохраняется теоретическая значимость модернизационного направления, плодотворность его использования для объяснения механизмов широких исторических процессов.

Объект исследования. В качестве объекта анализа выбрана модернизационная парадигма в ее разнообразных полидисциплинарных версиях, разработанная для объяснения процессов и состояний перехода от традиционного к модерному обществу.

Предметом исследования являются теоретико-методологические и концептуально-историографические подходы, ориентированные на исторический анализ пространственно-временных процессов модернизации.

Хронологические рамки диссертации определяются длительностью периода формирования основных версий модернизационной парадигмы, а также ее последовательной эволюцией. Начальной гранью являются 1950-е гг., время появления классических работ Т. Парсонса и Э. Шилза. Поскольку разработка модернизационной теории продолжается до настоящего времени, конечной гранью исследования условно можно считать начало XXI в.

Территориальные рамки исследования определяются локализацией центров разработки модернизационной парадигмы. Первоначально это были США (Гарвардский, Колумбийский, Калифорнийский университеты), затем страны Западной Европы. В эпоху наивысшей популярности модернизационного подхода в 1960-е гг. исследования велись как в развитых, так и в развивающихся странах за исключением СССР, где их распространению препятствовала монополия марксистского подхода в социальных науках. С 1990-х гг. модернизационный подход активно развивается в России (Москва, С.-Петербург, Екатеринбург) и странах СНГ. Неомодернизационная перспектива разрабатывается в США, Великобритании, ФРГ, Франции и др. странах.

Степень изученности темы. Именно с целью объяснения процессов перехода от традиционного к современному обществу в середине XX в. была разработана теория (теории) модернизации, которая изначально носила мультидисциплинарный характер, объединяя социологов, экономистов, политологов, историков, антропологов, культурологов, философов, психологов и др. В рамках модернизационного направления глубокую теоретическую разработку получили вопросы движущих сил, источников, механизмов, этапов модернизации, национально-страновых вариантов перехода от традиционного к современному обществу.

Классический модернизационный подход был ориентирован на страновой макроуровень в изучении процессов развития, что делало естественным использование концептуальных моделей, позволявших агрегировать большие массивы данных и конструировать более-менее точные имитации исследуемых достаточно масштабных объектов, акцентируя в них наиболее значимые взаимосвязи и взаимодействия и тем самым содействуя общему пониманию проблем. Подобные модели применялись как аналитические инструменты, однако первоначально иногда недооценивались крайняя вариативность истории и уникальность конкретных исторических событий, обременявшие итоги модельных исследований множеством недоговоренностей и шероховатостей. Сторонники модернизационного подхода лишь со временем осознали необходимость фокусировать весь свой теоретико-методологический инструментарий на конкретные исторические ситуации, чтобы действительно их объяснять, распутывая клубки взаимодействующих и противодействующих установок, интересов, стратегий, контекстных ограничителей, не пытаясь сразу наложить всеобъясняющую априорную схему.

При этом наиболее широкое развитие в рамках модернизационной перспективы получили системно-функциональные, процессуальные, сравнительно-исторические модели. Системно-функциональным моделям характерен целостный подход при рассмотрении человеческой деятельности, высокий теоретический уровень, стремление охватить максимум общественных уровней и взаимосвязей между социальными параметрами, идентифицировать функции общества[3]. Итогом ориентации на системно-функциональные модели обыкновенно становятся «универсальные» и, в то же время, абстрактные конструкции модернизированного и традиционного состояний, дающие некоторые концептуальные рамки для продуцирования «обобщений среднего уровня». Следующий, социально-процессуальный подход акцентирует внимание на процессах индустриализации, урбанизации, бюрократизации, коммерциализации, секуляризации, распространения грамотности, профессиональной мобильности и взаимоотношениях между ними[4]. Эффективность социально-процессуального подхода заключается в стремлении установить характер взаимосвязей между переменными, характеризующими различные процессы. Правда, переменные, которые используются в рамках данного подхода, отражают скорее уровень, а не степень изменений. Сравнительно-исторические модели[5] дают возможность сопоставлять страновые варианты модернизации, реконструировать общие стадии и специфические исторические маршруты, которыми могут двигаться общества.

Активное освоение модернизационной макротеории отечественными обществоведами началось относительно недавно, лишь в постсоветской России. Интерес к модернизационной парадигме во многом объяснялся возможностями ее применения при изучении той коренной общественно-политической и экономической трансформации, которая началась в стране с конца 1980-х гг. Теория модернизация казалась более прагматической и более «осязаемой» при соотнесении ее с современными российскими реалиями в сравнении с другими влиятельными макротеориями – общественно-экономических формаций и цивилизаций[6]. В отечественном формате модернизационный подход сохранил свой полидисциплинарный характер, проникнув в российскую социально-философскую, экономическую, политологическую, историческую литературу. Опубликовано уже немало работ, в которых даются обзоры теорий и концепций модернизации зарубежных авторов; модернизационный подход применяется с целью объяснения российского исторического процесса[7]. Предприняты попытки определения специфики российских модернизаций, нашедшие, в частности, отражение в формулировании их моделей («имперская модель», модели «консервативной», «рецидивирующей» модерниазции, «псевдомодернизации», «контрмодернизации», «деархаизации» и т.д.); доказывается волнообразный, циклический характер российских модернизаций; получили разработку проблемы соотношения модернизации и имперского строительства, модернизации и революции в России, воздействия политики модернизации на отдельные периоды российской истории, трансформации функций модернизации в условиях глобализации и т.д.[8]

Сложилась уральская школа под руководством ак. В.В. Алексеева, разрабатывающая конкретно-проблемную методологию изучения российских модернизаций, акцентируя внимание на соотношение страновой и региональной динамики, эндогенных и экзогенных факторов модернизации, цивилизационного своеобразия российских модернизаций.

Широко отечественными исследователями применяется модернизационный подход при изучении стран Востока, Латинской Америки, развивающихся стран[9].

При этом наиболее востребованными оказались модернизационные исследования классической поры, выполненные преимущественно в 1960-е гг. Чаще всего цитируются авторы того периода – С. Блэк, Д. Лернер, М. Леви, Д. Эптер, Ш. Эйзенштадт и др., создавшие работы на основе использования эволюционистских и функционалистских постулатов, позднее подвергнутых критике. Гораздо меньшее внимание уделяется работам более позднего периода, методология которых подверглась существенному обновлению. Данное обстоятельство актуализирует обращение к теоретико-методологическим проблемам модернизационной перспективы.

Проблемы модернизации рассматриваются не только в рамках модернизационного подхода, но и в контексте других макроисторических теорий, конструирующих собственные модели модернизации: предлагающих свои трактовки хронологии, предпосылок, движущих сил, механизмов, последствий перехода от традиционного к современному обществу. Значительная часть теоретических подходов связывает этот переход с генезисом капиталистической системы (например, теории К. Маркса, М. Вебера, В. Зомбарта, К. Поланьи, Ф. Броделя, И. Валлерстайна, Дж. Арриги, Р. Лахмана и др.)[10], однако, имеются и иные теоретические трактовки этого грандиозного перехода (например, фигурационная теория процесса цивилизации Н. Элиаса[11], концептуальная схема эволюции от суверенной монархии к дисциплинарному обществу, а затем к обществу контроля – в теоретических разработках М. Фуко, Ж. Делёза, Ж. Бодрийяра[12] и др.).

Представляется, что творческий потенциал теории модернизации не раскрыт в полной мере, порой трактовки модернизации грешат схематизмом, сводят описание процесса к взаимодействию абстрактных категорий, нередко в исторических исследованиях процесс модернизации трактуется односторонне, лишь как движение в сторону рыночной экономики и ценностей либеральной демократии. Порой историки, работающие в рамках модернизационной парадигмы, ориентируются на модернизационные исследования классической поры, что вызывает обвинения в архаичности модернизационного подхода в целом.

Цель и задачи исследования. Целью исследования является разработка теоретико-методологической модели для анализа пространственно-временных сдвигов в контексте модернизации с учетом современного состояния исторической науки.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач: 1) выявить теоретико-методологические предпосылки формирования современного модернизационного подхода; 2) определить механизмы и этапы эволюции модернизационного подхода, выявить результаты его взаимодействий с конкурирующими теоретико-методологическими подходами, параллели в развитии модернизационного и других макроисторических подходов; 3) концептуализировать/реконцептуализировать понятие модернизации с учетом современного состояния социальных наук; 4) определить роль и место различных механизмов в обеспечении динамики модернизации; 5) дать теоретико-методологическое обоснование возможности многоуровневого изучения модернизационных процессов; 6) разработать основные принципы конкретно-проблемной методологии анализа регионального компонента модернизации; 7) определить возможности познавательных инструментов модернизационного подхода в изучении временных измерений процесса перехода от традиционного к современному обществу; 8) сопоставить эффективность применения модернизационного подхода с другими макроисторическими подходами для изучения процессов перехода от традциионного к модерному состоянию, продемонстрировать возможности и пределы использования методологии модернизационного анализа в сопоставлении с другими теоретическими перспективами.

Научная новизна исследования обусловлена новаторским теоретико-методологическим подходом, положенным в основу исследования. До сих пор исследование модернизации осуществлялось преимущественно на страновом (или макрорегиональном) уровне и в режиме линейного времени. В диссертации на основе обобщения опыта модернизационных исследований с учетом современных потребностей гуманитарного знания предпринята попытка теоретического обоснования пространственно-временной модели, учитывающей темпоральную и пространственную вариативность модернизационных процессов, обоснована необходимость многоуровневого анализа модернизаций, обусловленная разнородностью факторов и механизмов, действующих на различных общественных уровнях, сформулирован синтетический теоретический подход, учитывающий воздействие на результат модернизационных преобразований факторов макро-, мезо- и микроуровня. Разработанная автором модель верифицируется на историческом материале. Впервые в отечественной историографии сформулирована концепция фронтирной модернизации, которая осуществляется в условиях незавершенного освоения территорий.

Практическая значимость работы. Исторический опыт и теоретические обобщения модернизационных процессов обладают несомненной научной и прикладной ценностью. Выявление природы механизмов реализации модернизационной политики, распространения модерных практик, усвоения инноваций в модернизационном контексте, определение положительных и негативных эффектов новаций в институционально-политической, хозяйственно-экономической, социокультурной сферах в различных социальных средах имеют несомненное практическое значение. Данные результаты могут быть использованы при подготовке научно-аналитических материалов для органов законодательной и исполнительной власти федерального и регионального уровня.

Теоретические наблюдения автора доказывают возможность и целесообразность применения модернизационной парадигмы для исследования динамики ускорения общественного развития и являются актуальными в свете современных дискуссий о путях и перспективах модернизации России.

Научные результаты диссертации могут быть использованы при подготовке учебников и учебных пособий по теории и методологии истории, отечественной истории, экономической истории, исторической регионалистике, а также специальных курсов по проблемам модернизации.

Апробация исследования. Ключевые положения и результаты исследования отражены в 1 авторской монографии, в разделах 11 коллективных монографий, 87 статьях и докладах на научных конференциях, основная часть которых представлена в библиографическом разделе автореферата. Общий объем публикаций 143 п. л.

Основные положения диссертации представлялись в виде докладов и сообщений на конференциях: международных (Выкса, 2007; Екатеринбург, 1999, 2001, 2003, 2004, 2006, 2007, 2008, 2009; Уфа, 2000; Березники, 2001, 2009); всероссийских (Екатеринбург, 2000, 2001, 2002, 2003, 2004, 2005, 2006, 2007, 2008, 2009, 2010, 2011; Челябинск, 2003, 2009; Пермь, 2011; Тюмень, 2000, 2009, 2010), региональных (Екатеринбург, 2002; Новосибирск, 2010).

Рукопись диссертации обсуждена на заседании Отделения истории Института истории и археологии УрО РАН.

Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, пяти глав, заключения, списка источников и литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обоснована актуальность и новизна темы диссертации, определены ее объект и предмет, цели и основные задачи, даны дефиниции основных понятий и терминов, сформулирована научно-практическая значимость работы.

В первой главе «Обзор литературы, источников и методология исследования» анализируется литература по теме, характеризуется источниковая база исследования, излагается методология. В первом параграфе «Обзор литературы» прослеживается эволюция модернизационного подхода, выявлены основные этапы в его развитии: вторая половина 1950-х – первая половина 1960-х гг. (период рождения и быстрого роста модернизационных исследований в классической версии); конец 1960-х – 1970-е гг. (критический период, в течение которого модернизационная перспектива подверглась значительной критике, как внутренней, так и внешней со стороны конкурирующих теорий зависимости, миросистемного анализа); 1980-е гг. (посткритический период возрождения модернизационных исследований, в течение которого обнаружили себя тенденции конвергенции школ модернизации, зависимости и миросистемного анализа); конец 1980-х – 1990-е гг. (становление неомодернизационного и постмодернизационного анализа в значительной степени под влиянием грандиозных трансформаций в странах Центральной-Восточной Европы и Евразии).

Теоретические основы модернизационного подхода были разработаны в рамках эволюционизма, структурного функционализма, веберианской традиции. Такой разнообразный и богатый теоретический фундамент создавал предпосылки для развития, совершенствования, оптимизации модернизационного подхода в будущем за счет перестановки акцентов, реконфигурирования элементов теоретического базиса в ответ на вызовы реальности и потребности самих социальных и гуманитарных наук, склонных к постоянному обновлению. Модернизационный подход не застыл, не превратился в догматическое учение, как это случилось, например, с марксистским подходом в СССР. Напротив, он обнаружил значительный творческий потенциал, склонность к обновлению, открытость по отношению к критическим и конкурирующим теоретическим перспективам.

Так, модернизационная парадигма «классического периода» (1950–1960-х гг.), сформировавшаяся в значительной степени под влиянием эволюционизма и функционализма, наделяла процесс модернизации рядом характеристик, которые признавались большинством ее сторонников: это революционный по масштабам изменений процесс, имеющий комплексный и системный характер; процесс глобальный, длительный, протяженный, стадиальный, необратимый и прогрессивный.

Впоследствии модернизационная парадигма была в значительной степени пересмотрена и усовершенствована. Модернизационная перспектива – пример теории, которая совершенствовалась в постоянном взаимодействии с реальными процессами развития, вносившими коррективы в ее содержание. Пересматривались как методология исследования, так и теоретические основы данного научного направления. К числу наиболее важных особенностей эволюции школы модернизации можно отнести: 1) пересмотр роли и места традиционного социокультурного и институционального контекста модернизации, придание ему большего значения в сравнении с ранними концептуальными схемами; 2) рост внимания к конфликтам в процессе модернизации и влиянию на данный процесс внешних (по отношению к изучаемой стране) факторов; 3) инкорпорация в теоретическую модель фактора исторической случайности; 4) признание циклической природы процесса модернизации; 5) акцент на тяжелый, мучительный, болезненный характер модернизационных преобразований; 6) признание множественности путей развития; 7) отказ от трактовки модернизации как непрерывного и бесконечного процесса; признание обусловленности модернизации «внешними» и «внутренними» ограничителями.

Как это ни парадоксально, но классическая модернизационная парадигма опиралась на эволюционизм XIX в., наряду с функционализмом (в парсонианской структуралистской модификации середины XX в.), а не на синхронные неоэволюционистские разработки, в рамках которых уже произошел отказ от ряда дискредитировавших себя теоретических постулатов и было предложено более гибкое и историчное видение социальной реальности.

Вероятно, это можно объяснить тем, что, во-первых, группы исследователей, разрабатывавших неоэволюционистские и модернистские подходы, не совпадали по составу; во-вторых, различными были объекты их анализа (преимущественно примитивные ранние общества, а также исторические общества в первом случае и первоначально в основном современные общества Третьего мира – во втором); в-третьих, различались интенции представителей указанных подходов (фундаментально-теоретические в первом случае и первоначально политико-прагматические – во втором; необходимо отметить, что прагматизм был присущ в полной мере и начальному классическому эволюционизму – стоит вспомнить, например, О. Конта).





Конечно, имелись определенные различия между эволюционизмом и модернизационными штудиями классического периода. Формат последних был более узким (лишь переход от традиционности к современности) по сравнению с форматом эволюционистского подхода (вся история человечества). Если фокус эволюционизма был направлен на человеческое сообщество в целом, то модернистские исследования выполнялись преимущественно на национально-страновом уровне. Однако наличие очевидных параллелей между указанными подходами обнаруживается без труда. И в том, и в другом случаях процесс развития трактовался как прогрессивный, постепенный, непрерывный, имманентный, унифицированный, стадиальный.

В основе модернизационной схемы лежал дихотомический принцип радикального противопоставления традиционного («агрикультурного») и современного («индустриального») обществ, детально разработанный в рамках эволюционного подхода XIX в. (Г. Спенсер, Ф. Тённис, Э. Дюркгейм, Г. Мэн). В рамках модернизационной теории параметры традиционного и модерного обществ характеризовались как диаметрально противоположные (например, Ф. Саттон, М. Леви). Предполагалось, что в процессе модернизации должен произойти полный демонтаж традиционного общества, перестройка его институциональных и социокультурных основ.

Подобный дихотомический подход формировал крайне пессимистический взгляд на перспективы использования интегративных механизмов, существовавших в традиционном обществе, в контексте модернизации. Традиционные институты и ценности рассматривались в качестве барьеров, которые в ходе модернизации должны подвергнуться эрозии, трансформации. Проблема барьеров модернизации получила широкую разработку в литературе.

Механизм структурно-функциональной дифференциации рассматривался как основополагающий как в эволюционизме (Г. Спенсер, Э. Дюркгейм), так и в модернизационной парадигме (Н. Смелзер, развивший предложенную ранее Т. Парсонсом модель социальной дифференциации). Обоим подходам было присуще системно-структурно-функционалистское видение общества, в основе чего лежала, видимо, органическая метафора, внедренная, в частности, в модернизационную парадигму через структурный функционализм Т. Парсонса.

Что касается дальнейшей судьбы модернизационной парадигмы, то она в определенном смысле повторяла (самостоятельно, без особого воздействия со стороны неоэволюционизма, и гораздо более быстрыми темпами) путь от эволюционизма к неоэволюционизму (для модернизационной парадигмы его аналогом явился неомодернизационный анализ[13]

).

Сходство механизмов трансформации обоих теоретических подходов обнаруживается в постепенном дистанцировании от телеологизма, в расширении диапазона учитываемых факторов исторической динамики, в переходе от линеарных к многолинеарным интерпретациям развития, в акцентуации влияния среды (в эволюционизме-неоэволюционизме) или традиции и международного контекста (классическая теория модернизации-неомодернизационный подход), в историзации теоретических моделей. Динамику развития данных подходов можно рассматривать в русле избывания первоначальной односторонности теоретических представлений и движения в сторону более панорамного, контекстного и исторического объяснения процессов социальных изменений.

Таким образом, модернизационная парадигма продолжает развиваться, совершая при этом экспансию в новые для нее области теоретизирования и абсорбируя (и адаптируя) новые теоретико-методологические подходы. Классическая и современные версии модернизационного анализа существенно разнятся. В определенной степени модернизационная перспектива выживала за счет частичного принесения в жертву фундаментальных посылок – в первую очередь, эволюционистских и функционалистских, входивших в состав ее теоретического ядра. Ориентированный первоначально преимущественно на анализ макросоциальных структур, модернизационный подход со временем стал применяться и при изучении микросоциальных процессов, деятельностных практик.

Тем не менее, несмотря на то, что представителями модернизационных теорий достигнуты некоторые успехи в освоении деятельностного подхода, данное направление по-прежнему представляются в высшей степени перспективными для совершенствования парадигмы. Микро- и мезоуровень – пока лишь в незначительной степени включены в теоретические проекты; именно здесь мы видим наибольшие возможности для развития модернизационного направления. При этом применительно к современным историографическим практикам сам модернизационный подход нуждается в определенном совершенствовании – модернизации, учитывающей современные теоретико-методологические вызовы и предметно-познавательную специфику гуманитарного знания.

Во втором параграфе «Источники» дана характеристика источниковой базы, которая может быть разделена на две основные группы: теоретико-методологического исследования философов, социологов, экономистов, политологов, культурологов, историков во всем разнообразии их подходов; историографические источники.

Первая группа источников может быть разбита на ряд подгрупп. Выделяются работы по теории и методологии истории в целом, дающие представление о современном взгляде на роль и место исторического познания в системе социальных наук, структуру и функции исторического знания (О.М. Медушевская, Л.П. Репина, И.М. Савельева, А.В. Полетаев, Б.Г. Могильницкий, Н.И. Смоленский, Л.И. Бородкин, Н.Б. Селунская, М.Ф. Румянцева, Ю.И. Семенов, Н.С. Розов, М.А. Кукарцева, П. Бёрк, А. Мегилл, Ф. Анкерсмит, Х. Уайт, А. Данто, Э.Доманска и др.).

Вторую подгруппу первой группы составляют труды по проблемам теории модернизации, составившие основу диссертационного исследования. Данная подгруппа отличается существенным разнообразием, обусловленным различиями в дисциплинарной принадлежности авторов (историки, социологи, философы, экономисты, политологи и т.д.), в приверженности тем или иным теоретико-методологическим подходам. Сопоставление данных подходов, выявление путей эволюции модернизационных исследований позволило реконструировать логику модернизационного анализа, определить сильные и слабые места методологии данного подхода, попытаться ее оптимизировать.

Третья подгруппа источников образована трудами, в основе которых лежит мироцелостное видение истории (Р. Пребиш, Ф.Э. Кардозо, Э. Фалетто, Т. Дос-Сантос, С. Амин, А.Г. Франк, Ф. Бродель, И. Валлерстайн, Дж. Арриги, Г. Дерлугьян, А.И. Фурсов, М.А. Чешков, Б. Кагарлицкий и др.). Будучи конкурирующим по отношению к модернизационной парадигме данный подход высветил немало слабых звеньев в аргументации сторонников модернизационного направления, повлиял на последний, способствовал его совершенствованию. Логика сторонников мироцелостного подхода способствует лучшему пониманию модернизационной логики, некоторые наработки, сделанные в рамках теорий зависимости или мир-системного анализа, могут быть использованы для усиления модернизационной парадигмы.

Четвертую подгруппу первой группы составляют труды представителей эволюционизма и функционализма (О. Конт, Г. Спенсер, Ф. Тённис, Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, Л.А. Уайт, Р. Карнейро, А.В. Коротаев, Н.Н. Крадин и др.), дающие материал для изучения генезиса модернизационного подхода и его эволюции (в последнем случае в качестве своеобразного зеркала выступает современный неоэволюционизм). Также к этой подгруппе можно присоединить работы М. Вебера, сыгравшие значительную роль в подготовке теоретической почвы для возникновения модернизационной школы, а также труды представителей классического и современного диффузионизма, цивилизационной парадигмы, институциональной перспективы, позволяющие расширить познавательные рамки модернизационного подхода.

Труды географов и регионалистов (Й.Г. фон Тюнен, А. Вебер, В. Кристаллер, А. Лёш, У. Изард, Т. Хёгерстранд, О. Грицай, Г. Иоффе, А. Трейвиш, С. Артоболевский и мгногие др.) помогли достроить модель модернизационного анализа, ориентированную на региональный уровень. Они составляют пятую подгруппу.

Шестую подгруппу первой группы источников образуют труды представителей историко-антропологического подхода, в первую очередь, микроистории, истории повседневности, новой локальной истории, давшие импульс «модернизационному освоению» низового уровня истории.

Вторую группу источников составляют историографические публикации, а также конкретно-исторические работы разного уровня обобщения, посвященные различным периодам истории от раннего нового времени до современности как зарубежных стран, так и России. Конкретно-исторические работы позволяли уточнять теоретические выводы, помогали верифицировать выдвигаемые положения. Особо следует отметить труды по региональной истории Урала и Сибири, щедро одарившие материалом для формулирования концепции фронтирной модернизации.

В третьем параграфе «Методология исследования» излагаются теоретико-методологические основы работы. Автор опирается на парадигмальную концепцию развития науки Т.С. Куна, которая адаптируется применительно к социальным наукам. Согласно концепции Т. Куна, процесс научного развития имеет неравномерный, прерывный, революционный характер, включает чередующиеся фазы равновесия (рутинной «нормальной» науки) и «научных революций», т. е. смены парадигм (принятых научным сообществом моделей вывода знания). Смена парадигм действительно происходит в социальных науках, в том числе в исторической науке. Однако, в целом исследовательское пространство социальных и гуманитарных наук имеет сложную структуру, которую можно описать как ядерно-периферийную. Динамика развития гуманитарного знания постоянно сопровождается миграциями идей, теорий, моделей между эпистемологическими центрами и окраинами. Ядро составляют теоретические конструкции, которые пользуются наибольшим доверием научной общественности в данный момент времени. Но со временем доминирующие идеи и учения могут терять своих приверженцев, маргинализироваться, уходить на периферию познавательного пространства, что, однако, отнюдь не означает их бесповоротной и окончательной гибели и не исключает рецидивирующих триумфов в будущем. Возвращение, в обновленном виде, когда-то подвергшихся интенсивной критике и отвергнутых большинством («забытых») научных теорий, подходов – явление обыденное для гуманитарного знания. Подобной динамикой отмечены научные поиски и в области макроисторических трансформаций, к которым относится модернизация.

В теоретико-методологическом исследовании велика роль координатной системы, определяющей границы эпистемологического пространства и конституирующей полярные состояния. Как нам представляется, можно выделить два теоретических подхода к изучению социальной реальности: 1) структурализм и 2) методологический индивидуализм, которые представляют собой полярные противоположности. Структуралистский подход ориентирован на анализ структурной детерминации поведения, структурных оснований социальной реальности при игнорировании в значительной степени «внутренней логики ситуации». Познавательные трудности, присущие данному подходу, связаны с фактическим игнорированием «субъективного» в условиях погони за «объектив­ным» (т. е. как общество и люди сами мыслили себя). Методологический индивидуализм означает такую теоретическую позицию, которая игнорирует внеличностные структуры, акцентируя внимание на индивиде и отдельных жизненных ситуациях. Подобная двухполюсная система позволяет локализовать в интеллектуальном пространстве теоретико-методологические конструкции, устанавливая при этом взаимосвязи между ними, степени близости-дистанцированности. Что касается модернизационной парадигмы, то ее судьба в подобной координантной системе будет выглядеть в виде веера траекторий из первоначально сугубо структуралистского классического ядра.

Теоретическую основу нашего анализа составляет современная структурационная теория, которая позволяет анализировать взаимодействия между изменениями, которые локализуются на разных общественных уровнях. Структурационная теория может быть представлена как промежуточный конструкт между структурализмом и методологическим индивидуализмом. Структурационный подход позволяет включить в орбиту внимания как субъективный, человеческий фактор (ведь люди, в конце концов, создают свое общество и историю), так и надындивидуальный, структурный, объективный контекст, который ограничивает произвол действующих в истории персонажей, устанавливает определенные рамки (структурные условия, унаследованные от прошлого), которые люди усиливают или модифицируют своими действиями и в новом виде передают своим наслед­никам. Представление о диалектике структур и действий (действия людей частично детерминированы прежни­ми структурами, в то время как будущие структуры частично детерминиро­ваны нынешними действиями субъектов) позволяет объяснять взаимодействия между общественными процессами разных уровней, в том числе макро- и микропроцессами в контексте модернизации.

Во второй главе «Механизмы модернизации (теоретическое осмысление)» рассмотрены важнейшие исторические механизмы модернизационных преобразований: структурно-функциональная дифференциация, индустриализация, диффузия.

В первом параграфе «Структурно-функциональная дифференциация» обоснована познавательная эффективность концепции структурно-функциональной дифференциации при объяснении модернизационных процессов. Использование данной концепции позволяет продемонстрировать, как в процессе модернизации происходит трансформация традиционных структур и функций (специализация). При этом прослежены изменения в представлениях о роли и месте структурно-функциональной дифференциации в контексте модернизации. Пришло осознание необходимости исторического отношения к принципу структурно-функциональной дифференциации в качестве источника модернизации. Действие последнего имело временные и пространственные ограничения и специфические черты. Структурно-функциональная дифференциация вряд ли может трактоваться как единственный, абсолютный механизм модернизации. Некорректна абсолютизация процессов дифференциации в ущерб процессам интеграции. Произошел переход от дихотомического представления, согласно которому в процессе перехода от традиционности к современности происходит полная перестройка и замена прежних социальных структур новыми, к более мягкому и историчному, предусматривающему возможность постепенного многовариантного врастания традиционных структур в модернизированное социальное пространство.

Во втором параграфе «Индустриализация» обосновывается взаимосвязь данного субпроцесса со множеством факторов, что превращает индустриализацию в значимый механизм фундаментальных изменений в контексте модернизации. Рассмотрены трактовки индустриализации в рамках различных теоретико-методологических проекций, призванных объяснять характер и направленность изменений: модернизации, зависимости и миросистемного анализа.

Установлено, что в целом представители различных теоретических направлений акцентировали внимание на различных аспектах социальной динамики. Если для представителей теорий модернизации более значимыми казались внутренние переменные, то для сторонников теорий зависимости, слаборазвитости, миросистемного анализа в качестве таковых выступали внешние, экзогенные параметры, в частности, мировой порядок, внешнее доминирование. По большому счету наблюдения, которые осуществлялись в рамках различных теоретических перспектив, как бы взаимно дополняли друг друга. Сами теоретические перспективы в процессе эволюции подвергались определенной корректировке, в т. ч. за счет заимствований у своих оппонентов. Есть основания оценивать данный процесс как конвергентный, несмотря на то, что рассмотренные теоретические перспективы сумели сохранить собственные «лица». Использование различных теоретических подходов при изучении исторического объекта (в данном случае индустриализации), как нам представляется, демонстрирует неполноту односторонних подходов и полезность смены аналитических ракурсов в процессе исторического исследования. Если применение модернизационной парадигмы подтверждает важность внутренних движущих сил индустриализации, то использование других перспектив (зависимости и миросистемного анализа) убеждает в необходимости учитывать и экзогенные факторы, без чего создаваемая исследователем картина не будет выглядеть убедительно и адекватно.

В третьем параграфе «Диффузионный механизм» доказана значимость диффузии в качестве одного из механизмов модернизации. Применение диффузионной модели раскрывает широкие возможности изучения распространения технологий, социальных институтов, культурных ценностей, их усвоения и адаптация, влияния данных процессов на общий ход модернизации и ее результативность. Установлено, что диффузия определяет векторы экзогенного развития и позволяет объяснить некоторые аспекты исторического процесса, но, конечно, не все. Помимо внешних влияний, их взаимодействия с внутренними чертами и синтеза, существуют и имманентная логика процессов, обусловленная действием эндогенных факторов. Сами результаты диффузии находятся в существенной зависимости от того исторического контекста, к которым им приходится адаптироваться. Общий ход развития будет успешным лишь в том случае, если удастся гармонизировать его эндогенные и экзогенные составляющие.

В третьей главе «Парадигма модернизации: обновление дискурса» предлагается теоретико-методологическое обоснование пространственно-временной модели модернизации в авторской версии. Исторические системы формируются постепенно, изменяются с течением времени, то медленно, то быстро, то эволюционно, то взрывообразно. Это относится и к их развитию в пространстве. Зарождаясь в определенном месте, исторические системы, разрастаясь или сжимаясь, взаимодействуют с другими объектами (системами) в историческом пространстве, становятся взаимосвязанными, причем интенсивность направлений развития данных взаимосвязей может существенно варьировать. Время и пространство, таким образом, выступают в качестве взаимосвязанных измерений исторического процесса. Показатель «время» фиксирует исторические изменения. Параметр «пространство» выступает в качестве критерия территориальной дифференциации исторического процесса. В принципе, оба измерения отражают вариативность (временную и пространственную) исторической динамики. В целом время и пространство образуют систему координат, в которой развертывается исторический процесс. Универсальность и взаимосвязанность пространственно-временных измерений вызывают потребность в разработке соответствующей модели для исторической реконструкции модернизационных процессов.

В первом параграфе «Модернизация: концептуализация/реконцептуализация понятия» доказывается необходимость совершенствования модернизационного подхода с учетом современных теоретико-методологических вызовов и предметно-познавательной специфики гуманитарного знания: расширенное включение в орбиту внимания человека с его историческими практиками, деятельности; учет воздействий микростратегий на динамику и характер развития; синтез макро- и микроисследований.

Во-первых, следует учитывать гетерохронность переходного периода. Общество представляет собой сложный агрегат, имеющий множество измерений и множество уровней, скорость изменений которых может существенно варьироваться.

Во-вторых, в основе созидания исторической ткани переходных периодов лежит полиморфизм как ведущий организационный принцип. Следствием дифференциации темпов изменения социальной материи становится длительное сосуществование разностадиальных, разнотипных, разновекторных социальных механизмов (укладов, анклавов), сегментов, проектов, которые функционируют отнюдь не в вакууме, а в плотном историческом контексте, образуя исторические констелляции, оказывая друг на другу воздействия, приводящие к обоюдным трансформациям.

В-третьих, в контексте переходной эпохи происходит формирование, «становление» социальных структур, которые поэтому выглядят аморфными, постоянно меняющимися до такой степени, что их основы очень трудно проследить.

В-четвертых, следует иметь в виду, что динамика переходных периодов детерминируется, помимо факторов внутреннего происхождения, факторами экзогенными. Внешние факторы (системные зависимости, межстрановая конкуренция, демонстрационный эффект, диффузия экзоинноваций) могут ускорять процессы социальной динамики, могут их корректировать, трансформировать, деформировать или блокировать.

В итоге переходный период оказывается сложным процессом, не сводимым к элементарному вымыванию устаревших традиций и замене их позитивными новациями.

Между тем, в свое время уральскими историками было предложено определение модернизации как всеобъемлющего процесса инновационных мероприятий при переходе от традиционного к современному, индустриальному обществу (определение 1)[14]. Подобное определение в целом правильно, однако оно спрямляет зигзаги реальных модернизационных процессов, не отражает всей сложности и противоречивости переходной эпохи, переходных процессов.

Учитывая указанные особенности переходного периода, можно предложить следующее определение модернизации (определение 2) – это сложный эндогенно-экзогенный направленно-циклический процесс взаимодействия структур и деятельностей, традиций и новаций при переходе от традиционного к современному обществу, в свою очередь, осуществляющийся посредством механизмов и субпроцессов (структурной и функциональной дифференциации, рационализации, индустриализации, урбанизации, демографического перехода, бюрократизации, профессионализации, демократизации, становления современных мотивацион­ных систем, образовательной и коммуникативной революций и т. д.), конфигурация и степень проявления которых варьируются в различных цивилизационно-культурных контекстах.

Использование двух определений позволяет идентифицировать модернизацию общую и специфическую (по аналогии с неоэволюционистским разведением общей и специфической эволюции). Первое определение носит абстрактный характер и знаменует идеально-теоретическую модель модернизационного процесса. Второе, также, конечно, модельное, может применяться для объяснения конкретных способов адаптации к средовым условиям (социокультурным, историческим, географическим). Следствием подобного разведения становится возможность обсуждения проблемы модернизаций (не единой, тотальной, абсолютной модернизации) – временных, цивилизационных, страновых, региональных, протекавших в различные исторические эпохи и в разных пространственных контекстах.

Во втором параграфе «Теоретико-методологическое обоснование многоуровневого изучения модернизации» предлагается дифференцированное видение модернизационных процессов, обусловленное сложной природой социальной реальности. Поскольку факторы, закономерности, механизмы осуществления модернизационных преобразований на разных общественных уровнях не являются идентичными, подчиняются различным логикам, постольку выводы, справедливые применительно к одному общественному уровню, не могут автоматически переносится на другой. Таким образом, существует необходимость самостоятельного анализа модернизационных процессов на различных общественных уровнях и установления соответствия, согласования (также как и несоответствия, расстыковки) между ними. Положение усугубляется тем, что до сих пор исследования модернизации велись преимущественно на страновом и, в меньшей степени, региональном макроуровнях.

Если обратиться к высшему, мировому, мир-системному, в терминологии И. Валлерстайна[15], уровню изучения модернизации, то здесь ключевое значение приобретает взаимосвязанность динамик развития различных обществ, постепенно, для регионов Западной Европы начиная со второй половины XV–XVI вв., втягиваемых в модерн как вследствие эндогенных трансформаций, так и в результате колонизации или вынужденных (экзогенных) модернизаций.

Несомненно воздействие на динамику и характер модернизационных процессов цивилизационно-культурных контекстов. Фундаментальные базовые (матричные) структуры и ценности, выступающие в качестве каркаса, ядра цивилизаций, обнаруживают завидную, «вневременную» устойчивость, накладывая отпечаток на цивилизационную динамику, в т. ч. модернизационную.

На страновом уровне действуют свои факторы, способствующие вариации национальных моделей развития. Так, согласно концептуальной схеме, разработанной немецким исследователем Д. Зенгхаасом, все нынешнее разнообразие страновых вариантов развития европейского капитализма объясняется действием четырех факторов: 1) общим уровнем социально-экономического раз­вития, достигнутым страной к тому моменту, когда внешняя кон­куренция начинает оказывать непосредственное воздействие на вну­тренний рынок; 2) размерами внутреннего рынка; 3) временем вступления страны в индустриальную конкуренцию; 4) выбором экономиче­ской стратегии[16].

Необходимость исследования модернизации на региональном (субстрановом) макроуровне обусловлена значимостью пространственных измерений модернизации, территориальной неоднородностью модернизационных процессов, вариативностью «поведения» территориальных единиц в контексте модернизации. Региональные и субрегиональные общности по-разному вели себя в общестрановом модернизационном контексте: выступали региональным фактором модернизации или, напротив, тормозом, «якорем» отсталости, амортизировавщим модернизационные импульсы, исходившие из центра или более продвинутых регионов.

Обращение только к марокуровневым модернизационным процессам нельзя считать достаточным. Макроуровневый анализ неизбежно спрямляет ход модернизации. Далее, макроуровневый подход способствует превращению исторического процесса в некий автоматизм, осуществляющийся как бы без людей, надындивидуально, под действием анонимных исторических законов.

Между тем, в действительности именно микроуровень порождает макроисторию, поскольку историческая динамика обеспечивается многочисленными действиями людей; их выборы и стратегии способствуют формированию новых социальных структур, обусловливая, таким образом, и своеобразие рисунка становящегося модерного общества, подчеркивая его национальную специфику. Опыт осуществления модернизации (и политики модернизации, и модернизации как спонтанного процесса) нуждается в «окончательном анализе» именно на низовом уровне, который может обогатить историческое знание гигантским объемом конкретных примеров эффективных, положительных, или, напротив, негативных, разрушительных, модернизационных импульсов, реакций на них, взаимодействий институциональных, технологических, экономических, политико-правовых, психологических структур и индивидуальных волеизъявлений.

Адекватным инструментом изучения локальных проявлений модернизации может стать микроисторический инструментарий[17] с его ориентацией на детальный анализ ре­альной жизни и взаимоотношений множества людей, стремлением увидеть преломление общих процессов «в опре­деленной точке реальной жизни», установкой на реконструкцию («расплетение») «всякой социальной констелляции» как «результата взаимодействия бесчисленных индивидуальных стратегий».

Третий параграф «Регион-ориентированный подход изучения модернизации» посвящен характеристике особого подхода, обусловленного потребностями исследования модернизации на региональном уровне. В данном случае важным теоретико-методологическим значением для нашего исследования обладают разработки, осуществленные в рамках регионального анализа. На основе углубленного изучения теоретических обсуждений проблем перехода от традиционности к современности, а также обобщения опыта исследования данной проблематики современными учеными можно сформулировать модель модернизационного анализа, которая может быть определена как регион-ориентированная. Кратко существо данной модели сводится к следующим тезисам: значимость природно-географических условий (размеры страны, природные ресурсы, степень однородности географического пространства, геополитическое и геоэкономическое положение, природа институционализированного взаимодействия между центром и периферией; пространственные условия диффузии новаций) как факторов модернизации; возможности длительного некомплексного развертывания модернизационного процесса как в социетальном, так и в пространственном плане; вариативность последствий диффузии одного и того же элемента или комплекса элементов для различных территорий; вариативность (конвергенция и дивергенция; восходящая и нисходящая) поведения территориальных единиц (регионов и субрегионов) в процессе модернизации; регионализация (пространственной специализации региона на определенных видах социальной деятельности) как существенный аспект модернизации.

Данная модель, в отличие от подходов, применявшихся в рамках прежних модернизационных исследований, отличается большей гибкостью и эластичностью по отношению к изучаемой реальности, временным и пространственным ее измерениям; она более продуктивна при изучении субстрановой (региональной, субрегиональной) динамики модернизации, поскольку не требует рассматривать общество как однородное единое целое (монолит), функционирующее по одним и тем же механизмам в любой точке своего пространства и временной протяженности. Напротив, она позволяет рассматривать общество как реальное, живое, неоднородное, вариативно (в том числе и в пространственном плане) реагирующее на вызовы модернизации.

Четвертая глава «Темпоральные аспекты модернизации» посвящена разработка временного измерения модернизации. В первом параграфе «Традиция в контексте модернизации» раскрывается роль и место традиций в контексте самой модернизации. Подвергается критике представление об исчезновении традиций в ходе модернизации; обращается внимание на приобретение модерном собственных традиций, а также на тот факт, что большинство традиций изменяется, пускай медленно и незаметно. Обоснована мысль о продолжительности самой исторической традиции модерна. Представление о модернизации расширяется в результате признания возможности сворачивания, демонтажа в процессе модернизации определенных достижений модерна (уже традиций), возникших в предшествующий период, но устаревающих на очередном витке модернизации. Подобное представление противоречит еще распространенной среди обществоведов точке зрения, согласно которой модернизация трактуется как элементарный кумулятивный процесс, в рамках которого старое последовательно и автоматически превращается в новое. В действительности модернизация является рефлексивным процессом, сопровождаемым активным участием социальных акторов.

Во втором параграфе «Время как фактор модернизации» обоснована действенная роль темпорального измерения в модернизационных процессах. Порой модернизационные процессы демонстрируют своего рода транстемпоральность, проявляясь в то время, когда им, вроде бы, уже не место. Данный тезис можно проиллюстрировать примером протоиндустрилизации. Теория протоиндустриализации преимущественно применяется для объяснения процессов экономического развития в период до промышленной революции и начала современного экономического роста. Однако в действительности не исключается возможность для параллельного протоиндустриального развития в различных масштабах и в условиях полноценной индустриальной модернизации, поскольку дисперсные формы ручного труда не исчезли, но сохранились с появлением фабричного производства как способ применения дешевой рабочей силы и использования традиционных технологий. Степень присутствия протоиндустриальных форм в рамках полноценной индустриализации следует учитывать при характеристике и типологии регионально-страновых вариантов модернизации.

Роль временного фактора в контексте модернизации наглядно иллюстрирует исследование Ч. Тилли о демократизации. Автор пытается установить связь между такими параметрами, как историческое время, уровень демократии, потенциал государства, коллективные действия[18]. Модель демократизации, предложенная Ч. Тилли, подкупает своим историзмом и динамичностью за счет включения темпорального измерения, что выгодно отличает ее от статичных структурных моделей. Своим исследованием Ч. Тилли в очередной раз доказывает, что необходимо учитывать историческое время, в котором оказываются структуры или процессы, поскольку время привносит различия в их характер. В модели вместо заранее предписанного сверху направ­ления движения утверждается открытость, альтернативность и многонаправленность исторической динамики. Исторический процесс в модельном развертывании оказывается нелинейным, постоянно меняющим направление, что соответствует сложной исторической действительности.

В третьем параграфе «Постмодерн или поздний модерн» проблема временного статуса современности рассматривается на основе анализа модернизационной концепции Й. Форнюса[19]

. Внимание к рефлексивным аспектам современности, к ее амбивалентной природе позволило автору существенно обновить саму концепцию модерна. Убедительно аргументирован тезис о преемственности между фазами высокого и позднего модерна. Для модерна характерен высокий динамизм, перманентная изменчивость, трансформативность, переходность. Подвижная природа эпохи делает обыденным, привычным постоянно повторяющийся кажущийся выход якобы за ее пределы. По существу, чтобы стать модерным, необходимо быть постмодерным. Данная особенность эпохи послужила одним из поводов для квалификации настоящего как постмодерна, выхода за пределы модерна, несмотря на то, что некоторые проницательные постмодернисты (например, Ж.-Ф. Лиотар) отмечали указанную черту модерна и пытались примирить ее со своими концепциями. Более глубокой представляется точка зрения, согласно которой настоящее – это продолжение тенденций модерна, но в модифицированной форме, радикализованной и интенсифицированной. Именно такую позицию разделяет Й. Форнюс, которому удалось убедительно показать, что модерные тенденции – необратимый динамизм, двойственная рациональность, дифференциация и универсализация – пронизывают также и настоящую эпоху.

В четвертом параграфе «Временные уровни российских модернизаций XVIII – начала XX в.» на российском материале обоснована необходимость дифференцированного подхода к темпоральному измерению модернизации, поскольку в исторической конкретике имеет место пересечение и интерференция разных типов темпоральности, в частности, «медленной» цивилизационной, более быстрой, векторной, еще более быстрой, циклической. Из этого следует сложная структурность, как бы многоэтажность модернизации, содержащей и динамику усложнения (развитие, прогресс), несмотря даже на возможность серьезных кризисов и реверсивных движений, и колебательную динамику, и крайне медленные, почти стабильные состояния.

В пятой главе «Пространственное измерение модернизации» пространственно-временная модель применяется для исторических реконструкций модернизации, раскрывается значимость пространственных факторов в контексте модернизационных процессов.

В первом параграфе «Типологические схемы в изучении модернизации» раскрываются познавательные возможности типологического моделирования при изучении страновых и региональных вариантов модернизации. Проблема многообразия исторического опыта модернизации нашла отражение в типологических схемах, предложенных специалистами. Лежащее в основе типологического подхода сопоставление исторических объектов с целью идентификации общих и особенных черт может осуществляться различными способами. Наибольшее распространение получили: 1) выявление общих стадий или фаз модернизации («вертикальная» классификация); 2) определение маршрутов, которыми могли двигаться конкретные общества («горизонтальная» классификация); 3) выявление стадиально-пространственных групп (типов) модернизирующихся стран путем комбинации «вертикальных» и «горизонтальных» классификационных категорий.

Во втором параграфе «Россия в контексте макротеорий исторической динамики» осуществляется сравнительный анализ познавательных возможностей трех теоретико-методологических направлений, применяемых при разработке странового (российского) варианта модернизации: модернизационного, цивилизационного, мир-системного.

Применение модернизационной парадигмы способствует расширению предметной области в изучении истории России, создает возможности для изучения российского исторического опыта в сравнительной перспективе. Правда, акцентирование внимания на реализации модернизационного проекта в определенной степени ослабляет чувствительность к константам цивилизационно-странового развития. Цивилизационный подход, напротив, эффективен при идентификации социокультурных матриц, лежащих в основе жизнедеятельности системы, однако, он недостаточно чувствителен к динамическим компонентам, к эстафетности истории. Ориентированный на изучение масштабных, но изолированных фрагментов прошлого цивилизационный подход вынужден прибегать к дополнительным построениям, когда возникает потребность в объяснении универсальных процессов, пронизывающих цивилизационные ареалы. К проблемам мир-системного подхода следует отнести снижение чувствительности по отношению к внутренним факторам развития различного порядка и масштаба, преувеличение зависимости страны от внешнего контекста (особенно для некоторых периодов) и преуменьшение значимости достижений, в частности, в сфере военных технологий, тяжелой промышленности, науки, образования; недооценку существенных отличий в развитии по сравнению с многими развивающимися странами (в случае позиционирования России как «третьемирной» страны).

Разнообразие подходов, концепций, оценок истории России, как нам кажется, отражает не только динамику собственно теоретических направлений, но и сложность, и противоречивость самой исторической реальности. Систематизация доводов в пользу различных точек зрения делает оправданным уважительное отношение к их сторонникам. Лишь обращаясь к историческому материалу с разных теоретических позиций, с разных точек зрения, можно расширять и углублять наши знания о предмете изучения.

В третьем параграфе «Пространственные аспекты российских модернизаций» доказывается значимость пространственных параметров для хода и характера страновой модернизации на примере России. Применительно к российской истории пространственное измерение требует самого пристального внимания. Во-первых, пограничное месторасположение страны в целом между различными цивилизационными мирами оказывало и продолжает оказывать существенное влияние на ее исторические судьбы и цивилизационную специфику, существенно усложняя последнюю.

Во-вторых, колоссальное пространство России, разнообразие ее природно-климатических условий, богатство полезными ископаемыми имели неоднозначные последствия для исторической динамики страны в целом и отдельных ее сфер. Указанные обстоятельства, способствовавшие складыванию обширного внутреннего рынка, объективно создавали предпосылки и возможности для ориентации на самодостаточное, автаркическое развитие. Наличие больших массивов слабозаселенных территорий создавало предпосылки для дальнейшего переселения, миграций, разрядки демографического давления в густонаселенных районах. Колонизация же тормозила переход от экстенсивных к интенсивным методам освоения пространства, закрепляла низкотехнологичные уклады в центре страны, транслировала их на периферию, ослабляя таким образом целый ряд модернизационных по своей природе процессов, таких как урбанизация, индустриализация и т. д.

В-третьих, пространственный фактор оказывал существенное воздействие на внутренний строй страны, ее территориальную морфологию. Исторически складывавшиеся в первичном русско-православном ядре и в зонах фронтиров освоения, наиболее важными из которых являлись северный, восточный и южный, регионы различались административно-управленческими, хозяйственными, социально-сословными, этнокультурными ландшафтами, что создавало предпосылки для вариации степени их проницаемости для импульсов модернизации.

В четвертом параграфе «Фронтирная модель модернизации (на примере восточных регионов России XVIII – начала XX в.)» обоснована концепция фронтирной модернизации для регионов, в которых модернизация осуществлялась в условиях незавершенного освоения. Подобные ситуации были характерны для стран фронтира, которые продолжали осваиваться в модерную эпоху. К числу таких стран можно отнести Россию, США, Канаду, Австралию, Новую Зеландию. Восточные регионы России, Урал и Сибирь, в основном включенные в состав страны к началу модернизации, могут рассматриваться в качестве варианта фронтирной модернизации в XVIII – начале XX в. Указанные регионы продолжали осваиваться в эпоху модернизации. К числу особенностей фронтирной модели модернизации (на примере восточных регионов России XVIII – начала XX в.) можно отнести большую подвижность населения, сохранявшее свою значимость освоение в разнообразных проявлениях, особая роль военного элемента, повышенная значимость транспортного фактора, усиление гетерогенности в социальном, экономическом, культурном отношениях, причудливое переплетение традиции и новации в производственной, социально-институциональной, управленческой сферах, формирование анклавно-конгломератной пространственной структуры).

В Заключении подведены итоги диссертационного исследования, сформулированы выводы и обобщения по ключевым проблемам рассматриваемой темы.

Различные трактовки модернизации, т. е. перехода от традиционного к современному обществу, сопряжены с разными подходами в определении сущности и степени вариативности данного процесса. Согласно первому подходу (его можно определить как эволюционистский), получившему распространение в классических трудах представителей модернизационной парадигмы, акцент делается на эволюционный и прогрессивный характер модернизации, что предполагает всеобщее стадиальное движение от примитивных к более сложным, совершенным формам социального бытия в соответствии с универсальными закономерностями преимущественно эндогенного характера. В рамках подобного подхода история страны трактуется как реализация общих закономерностей перехода от традиционного к индустриальному обществу. Такой подход создает предпосылки для сравнения различных вариантов перехода от традиционности к современности, выявления общего и особенного в протекании данных процессов. Но модель странового развития в рамках данного подхода оценивается главным образом с точки зрения соответствия некоторому эталону, который обыкновенно воплощается в схеме модернизации стран атлантической цивилизации (Западной Европы и Северной Америки).

Следующий подход, намеченный в ранних работах американского экономического историка А. Гершенкрона, акцентирует внимание на зависимость механизмов модернизации от исторического момента, времени вступления страны в процесс модернизации. Согласно данному подходу, со временем и в зависимости от места меняются сами механизмы модернизации, сама модернизация подвергается трансформации (соответственно, данный подход можно определить как трансформационистский). Второй подход создает основы для видения модернизации как множественного вариативного процесса, разные проекции которого могут рассматриваться конкретно-исторически, как резюме сложных взаимодействий внутренних и внешних факторов.

Сторонники третьего подхода принципиально стоят на позициях исторического плюрализма, несводимости пространственного многообразия к какому-либо магистральному направлению, настаивая на многовекторности и своеобразии модернизаций, протекавших в различных культурно-цивилизационных контекстах и опиравшихся, соответственно, на различные социокультурные традиции (данный подход можно определить как плюралистический). Применение культурно-цивилизационного подхода позволяет переориентировать изучение модернизации с привычного институционально-экономического уровня на область культуры и цивилизации, где как раз и могут быть обнаружены ключевые факторы, выступающие в качестве стимулов или барьеров к проведению преобразований, а также обеспечивающие своеобразный облик последних.

Контуры следующей трактовки модернизации намечены в публикациях сторонника цивилизационной парадигмы японского исследователя Ш. Ито. То обстоятельство, что в рамках данной теоретической конструкции модернизация (как, вообще, любая «глобальная трансформация») осуществляется в процессе взаимодействий (своеобразных сплетений, фигураций) между культурно-историческими массивами, сопровождающихся диффузией идей, технологий, организационных моделей, обоюдными влияниями и трансформациями, такую трактовку, по отдаленной аналогии с фигурационной социологией процессов Н. Элиаса, можно назвать фигурационной.

Следствием использования плюралистического, культурно-цивилизационного подхода явился пересмотр устоявшихся концептуализаций модернизации на базе структурационной теории, отвечающей современным требованиям социальных наук. Разработанная в итоге пространственно-временная модель отличается повышенной эластичностью по отношению к темпоральным и пространственным измерениям модернизации, существенно расширяет горизонт исторического анализа модернизации, нацеливая его на различные общественные уровни (макро-, мезо-, микро-), разные временные регистры, вариативные территориальные сегменты.

Эффективность современного модернизационного подхода в изучении перехода от традиционного к современному обществу обусловлена его многомерностью, чувствительностью как к эндогенным, так и к экзогенным факторам и механизмам. Объясняя динамику перехода, сторонники модернизационного подхода учитывают действие механизма структурно-функциональной дифференциации, обоснованного Э. Дюркгеймом, Т. Парсонсом, Н. Смелзером, что находит выражение в процессах протоиндустриализации, индустриализации, урбанизации, бюрократизации, образовательной революции, формирования гражданского общества; воздействие институтов, созданных предшествующими поколениями, на дальнейший ход развития (траекторная зависимость или зависимость от предшест­вующей маршрута развития, программирующая в действительности разновекторный характер страновых вариантов модернизаций); социальные конфигурации, которые складываются между социальными силами, классами, стратами, определяют лидерство – и оказывают существенное влияние на выбор тех или иных инструментов преобразований, в частности, реформистских или революционных. При этом нельзя недооценивать, конечно, и роль диффузии, т. е. механизма распространения инноваций, в т. ч. их импорта в определенное общество извне, как важнейшего механизма модернизации и одновременно дифференцирующего фактора. С одной стороны, вроде бы диффузия способствует конвергенции, страновой гомогенизации. С другой стороны, обеспечивая трансплантацию экзоинноваций на различные социоисторические ландшафты, она усиливает пестроту модернизирующихся обществ.

Проблемы модернизации рассматриваются не только в рамках модернизационного подхода, но и в контексте других теорий, конструирующих собственные модели модернизации и предлагающих свои трактовки хронологии, предпосылок, движущих сил, механизмов, последствий перехода от традиционного к современному обществу. Проведенное в диссертации сопоставление модернизационной парадигмы с рядом теоретических перспектив, претендующих на анализ перехода от традиционного к современному обществу, позволяет высказать следующие соображения. Сравнение разных теоретических перспектив (зависимости, мир-системного анализа, цивилизационного, модернизационного) позволяет утверждать, что наиболее адекватным и эффективным для изучения протяженного процесса перехода от традиционного к современному обществу, включающего мириады разнообразных исторических изменений разного масштаба и характера, является, все-таки, модернизационный подход, сфокусировавший внимание на эндогенные переменные, движущие силы и механизмы динамики, параметры переходных состояний.

ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

Монографии:

  1. Переход от традиционного к индустриальному обществу: теоретико-методологические проблемы модернизации. М.: РОССПЭН, 2006. 240 с. (15 п. л.).

Разделы в коллективных монографиях:

  1. Региональное развитие в контексте модернизации / В.В. Алексеев, Е.В. Алексеева, М.Н. Денисевич, И.В. Побережников. Екатеринбург-Лувен, 1997. 328 с. (авт. – 6 п. л.).
  2. Iron-making societies: early industrial development in Sweden and Russia, 1600–1900. Berghahn Books: Providence, Oxford, 1998. 356 p. (авт. – 2,5 п. л.)
  3. Горнозаводские центры и аграрная среда в России: взаимодействия и противоречия (XVIII – первая половина XIX в.) / С.В. Голикова, Н.А. Миненко, И.В. Побережников. М.: Наука, 2000. 261 с. (авт. – 9,8 п. л.).
  4. Урал в панораме XX в. Екатеринбург: Изд-во «СВ-96», 2000. 496 с. (авт. – 4 п. л.).
  5. Опыт российских модернизаций XVIII–XX вв. М.: Наука, 2000. 246 с. (авт. – 5 п. л.).
  6. Сельское и городское самоуправление на Урале в XVIII – начале XX в. / Е.Ю. Апкаримова, С.В. Голикова, Н.А. Миненко, И.В. Побережников. М.: Наука, 2003. 381 с. (авт. – 5,1 п. л.).
  7. Реформы административно-территориального устройства восточных регионов России (XVIII–XX вв.) / К.И. Зубков, И.В. Побережников. Екатеринбург: Изд-во АМБ, 2003. 93 с. (авт. – 5,3 п. л.).
  8. Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике. XVI–XX вв. / В.В. Алексеев, Е.В. Алексеева, К.И. Зубков, И.В., Побережников. М.: Наука, 2004. 600 с. (авт. – 5,5 п. л.).
  9. Россия в XVII – начале XX в.: региональные аспекты модернизации. Екатеринбург: УрО РАН, 2006. 344 с. (авт. – 5 п. л.).
  10. Территориально-экономическое управление в России XVIII – начала XX в.: Уральское горное управление / К.И. Зубков, Н.С. Корепанов, И.В. Побережников, Е.С. Тулисов. М.: Наука, 2008. 355 с. (авт. – 5 п. л.).
  11. Формирование сферы гражданской деятельности на Урале второй половины ХIХ ­– начала ХХ в.: социальный аспект. Екатеринбург: БКИ, 2011. 388 с. (авт. – 0,9 п. л.).

Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных изданиях

(в соответствии с перечнем ВАК):

  1. Социальное изменение в теоретических проекциях // Уральский исторический вестник. 2001. № 7. С. 57–92 (2,5 п.л.).
  2. [Рец.] Б.Н. Миронов. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 1999. Т. 1–2. // Уральский исторический вестник. 2001. № 7. С. 406–410 (0,3 п.л.).
  3. Модели индустриализации в контексте современных теорий развития // Уральский исторический вестник. 2003. № 9. С. 336–350 (1 п.л.).
  4. Проблемы социальных трансформаций в истории // Новая и новейшая история. 2005. № 1. С. 248–252 (в соавторстве с Е.Т. Артемовым, А.В. Головневым) (авт. – 0,2 п.л.).
  5. Диффузионные механизмы как фактор модернизации власти и общества: теоретико-методологические аспекты // Уральский исторический вестник. 2005. № 10–11. С. 302–314 (1 п.л.).
  6. Интеграция крайнего севера Западной Сибири в пространство Российского государство (XVII – начало XX вв.): методологические аспекты // Уральский исторический вестник. 2005. № 12. С. 47–60 (1,1 п.л.).
  7. Основные этапы русского освоения крайнего севера Западной Сибири (до начала XX в.) // Вестник УрО РАН. 2005. № 3 (13). С. 42–61 (2 п.л.).
  8. Крайний север Западной Сибири в конце XV – начале XX в. (обоснование концептуально-методологических рамок исторического исследования) // Уральский исторический вестник. 2006. № 13. С. 26–47 (2 п.л.)
  9. Экономическая модернизация: обзор теоретико-методологических подходов // Гуманитарные науки в Сибири (Серия: Отечественная история). 2008. № 2. С. 37–40 (0,5 п.л.).
  10. Канадский и сибирский фронтир: общее и особенное (XVI – начало XX в.) // Уральский исторический вестник. 2009. № 2 (23). С. 25–30. (0,7 п.л.).
  11. Российское освоение крайнего севера Западной Сибири (XV – начало XX в.): теоретико-методологические и историографические аспекты // Гуманитарные науки в Сибири. Серия: Отечественная история. 2009. № 3. Вып. 2. С. 12–15. (0,5 п.л.)
  12. Урал в контексте евразийской цивилизации: становление образа // Уральский исторический вестник. 2009. № 4 (25). С. 23–31. (1 п.л.)
  13. Модели модернизации в контексте макроисторических подходов // Уральский исторический вестник. 2010. № 3 (28). С. 47–56 (1 п.л.).
  14. Микроистория: действия и структуры в историческом контексте // Уральский исторический вестник. 2010. № 4 (29). С. 8–13 (0,5 п.л.)
  15. Между историцизмом и прогрессизмом [Новая книга Б.Н. Миронова в откликах и размышлениях коллег] // Российская история. 2011. № 1. С. 151–153 (0,3 п.л.).
  16. Использование модернизационной парадигмы при изучении региональной истории России (XVIII – начало XX в.) // Гуманитарные науки в Сибири. 2011. № 2. С. 37–41 (0,65 п.л.).

Статьи в сборниках научных трудов и материалах конференций:

  1. Урал в контексте российских модернизаций // Региональная структура России в геополитической и цивилизационной динамике. Екатеринбург, 1995. С. 57–62 (0,5 п.л.).
  2. Общество в контексте модернизции: Урал во второй половине XIX–начале XX вв. // Российская модернизация XIX–XX веков: институциональные, социальные, экономические перемены. Уфа, 1997. С. 37–60 (1,5 п.л.).
  3. Модернизация и традиция // Модернизация в социокультурном контексте: традиции и трансформации. Екатеринбург, 1998. С. 8–32. (в соавторстве с В.В.Алексеевым) (авт. – 1,2 п.л.).
  4. Образование в контексте модернизации // Наука и образование в стратегии национальной безопасности и регионального развития. Материалы Международной конференции. Екатеринбург, 1999. С. 67–81 (1,1 п.л.).
  5. Модернизационная перспектива: теоретико-методологические и дисциплинарные подходы // Третьи Уральские историко-педагогические чтения. Екатеринбург, 1999. С. 16–25 (1 п.л.).
  6. Модернизация: определение понятия, параметры и критерии // Историческая наука и историческое образование на рубеже XX–XXI столетия. Четвертые всероссийские историко-педагогические чтения. Екатеринбург, 2000. С. 105–121 (0,5 п.л.).
  7. Дилеммы теории модернизации // Третьи Татищевские чтения. Тезисы докладов и сообщений. Екатеринбург, 2000. С. 6–15 (0,5 п.л.).
  8. Школа модернизации: эволюция теоретических основ // Уральский исторический вестник. 2000. № 5–6. С. 8–49 (в соавторстве с В.В. Алексеевым) (авт. – 2 п.л.).
  9. Модернизация до модернизации: средневековая история России в контексте теории диффузии (к постановке проблемы) // Уральский исторический вестник. 2000. № 5–6. С. 152–183 (в соавторстве с В.В.Алексеевым, С.А.Нефедовым) (авт. – 0,9 п.л.).
  10. Методологические проблемы исторического исследования: природа исторической реальности и масштаб рассмотрения // Ирбитский край в истории России. Екатеринбург, 2000. С. 7–25. (1,25 п.л.).
  11. Теория модернизации: от классической к современной версии // Северный регион: наука, образование, культура. Сургут, 2000. № 2. С. 75–80 (0,4 п.л.).
  12. Динамика развития: теории и модели // Многокультурное измерение исторического образования: теория и практика: Пятые всероссийские историко-педагогические чтения. Екатеринбург, 2001. С. 63–70 (0,8 п.л.).
  13. Модернизация: теоретико-методологические модели // Дни науки УрГИ. Гуманитарное знание и образование в контексте модернизации России. Материалы научной конференции. Екатеринбург, 2001. С. 15–30 (1,5 п.л.).
  14. Индустриализация и развитие // Развитие металлургического производства на Урале. Сборник докладов и сообщений историко-экономической секции Международного конгресса. Екатеринбург, 2001. С. 113–124 (1,95 п.л.).
  15. Теория модернизации: основные этапы эволюции // Проблемы истории России. Вып. 4. Екатеринбург, 2001. С. 217–246 (1,5 п.л.).
  16. Теоретические парадигмы в изучении истории // Научно-теоретические основы непрерывного исторического образования. Шестые всероссийские историко-педагогические чтения. Екатеринбург, 2002. С. 9–16 (0,6 п.л.).
  17. Модернизация: теоретико-методологические подходы // Экономическая история. Обозрение. Вып. 8. М., 2002. С. 146–168 (1 п.л.).
  18. Пространственные аспекты развития: теоретико-методологические проблемы // Историческое пространство России: инерция и трансформация: Материалы Всероссийской научной конференции. Челябинск, 2003. С. 20–27 (0,75 п.л.).
  19. Проблема структурно-функциональной дифференциации в рамках теории модернизации // Современное гуманитарное знание и образование: теории, модели, технологии: Материалы Российской научно-практической конференции. Екатеринбург, 2003. С. 22–38 (1,6 п.л.).
  20. Теории развития: сравнительный анализ // Коллизии свободы в постиндустриальном обществе: Материалы международной научно-практической конференции. Екатеринбург, 2003. С. 561–567 (0,3 п.л.).
  21. Россия в XX веке в освещении зарубежных исследователей (теоретико-методологические подходы) // Урал индустриальный. Бакунинские чтения. Материалы региональной научной конференции. Екатеринбург, 2003. С. 25–33 (0,8 п.л.).
  22. Региональные системы территориально-экономического управления в России XVIII – первой половины XIX вв.: сравнительно-исторический анализ Урала и Алтая // Эволюция административного устройства и управления в России: историческая ретроспектива и современность / Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. Екатеринбург, 2003. С. 35–54 (1,4 п.л.).
  23. Типологические схемы в изучении политической модернизации // Региональные модели исторического общего и профессионального образования. Восьмые всероссийские историко-педагогические чтения. Екатеринбург, 2004. С. 174–188 (0,95 п.л.).
  24. Системы координат в макроисторическом анализе: теоретические аспекты // Урал индустриальный. Бакунинские чтения: Материалы VI Всероссийской научной конференции. В 2 тт. Екатеринбург, 2004. Т. 1. С. 114–125 (0,6 п.л.).
  25. Проблема полиморфизма в современных теориях социального развития // Социально-экономическое и политическое развитие Урала в XIX–XX вв. Екатеринбург, 2004. (Вопр. истории Урала. Вып. 18). С. 126–136 (0,6 п.л.).
  26. Россия в контексте макротеорий исторической динамики // Социальные трансформации в российской истории: Доклады международной научной конференции. Екатеринбург-М., 2004. С. 558–571 (0,8 п.л.).
  27. Постмодерн или поздний модерн (социологические интерпретации настоящего) // Просвещение – базовая ценность информационного общества: Материалы Российской научно-практической конференции. Дни науки УрГИ. Екатеринбург, 2004. С. 57–76 (1,25 п.л.).
  28. Традиция, культура, модернизация (теоретико-методологические аспекты) // Общественное сознание и быт населения горнозаводского Урала (XVIII – начало XX в.). Екатеринбург, 2004. С. 55–75 (1,2 п.л.).
  29. Теоретико-методологические проблемы модернизационного подхода // Мониторинг региональной модели исторического общего и профессионального образования: Сб. науч. ст. Екатеринбург, 2005. (Девятые всероссийские историко-педагогические чтения). Ч. 2. С. 417–427 (0,8 п.л.).
  30. Урал в контексте российских модернизаций XVIII – начала XX вв.: теория и история // Урал в контексте российской модернизации. Челябинск, 2005. С. 10–24 (1,1 п.л.).
  31. Методология изучения истории Ямала XVI–XIX вв. // Ямал в панораме Российской истории. Материалы семинара «Теоретико-методологическое обеспечение исследований по истории Ямала». Екатеринбург, 2004. С. 35–52. (1 п.л.)
  32. Роль диффузии в процессе модернизации: теоретико-методологические аспекты // Урал индустриальный. Бакунинские чтения. Материалы VII Всероссийской научной конференции. В 2-х тт. Т. 1. Екатеринбург, 2005. С. 107–116. (0,7 п.л.)
  33. Теоретические проблемы модернизационного подхода // Историческое образование на современном этапе: проблемы и перспективы модернизации. (Десятые всероссийские историко-педагогические чтения). Екатеринбург, 2006. С. 208–218 (0,7 п.л.).
  34. Индустриализация в контексте модернизационного подхода // Промышленная политика в стратегии российских модернизаций XVIII–XXI вв. Материалы Международной научной конференции. Екатеринбург, 2006. С. 37–42 (0,4 п.л.).
  35. Законы и правила в языке и обществе // Лингвистика, перевод и межкультурная коммуникация / Материалы VIII международной научно-практической конференции. Екатеринбург, 2006. С. 161–165 (0,2 п.л.).
  36. Проблема структурно-функциональной дифференциации в контексте экономической модернизации // Экономическая история. Обозрение. М., 2006. Вып. 12. С. 148–165. (1,5 п.л.)
  37. Модернизационная парадигма российской истории // Информационно-аналитический бюллетень Научного совета РАН по проблемам российской и мировой истории. 2006. № 4. С. 7–17 (в соавторстве с В.В. Алексеевым) (авт. – 0,7 п.л.)
  38. Россия в мировом историческом процессе: три теоретические проекции // Нестор. № 11. Журнал истории и культуры России и Восточной Европы. Смена парадигм: современная русистика. Источники, исследования, историография. СПб, 2007. С. 49–66 (1,5 п.л.).
  39. Российские модернизации: пространственные аспекты // Индустриальное наследие: Материалы III Международной науч. конференции. Саранск, 2007. С. 194–201 (0,7 п.л.).
  40. Диффузия как фактор политической модернизации: теоретико-методологические аспекты // Правовая политика и правовая жизнь / Академический и вузовский юридический научный журнал. Саратов-Москва, 2007. № 3 (28). С. 34–42 (0,5 п.л.).
  41. Индустриализация в контексте парадигмы модернизации и вне его // Уральский исторический вестник. Екатеринбург, 2007. № 16. С. 4–14 (1 п.л.).
  42. Эволюционизм, неоэволюционизм и модернизационная парадигма // Россия между прошлым и будущим: исторический опыт национального развития. Материалы Всероссийской научной конференции. Екатеринбург, 2008. С. 577–581 (0,3 п.л.).
  43. Модернизация и цивилизация: концепция культурно-цивилизационного изменения П. Штомпки // Воспитательный потенциал исторического образования (XII всероссийские историко-педагогические чтения). Екатеринбург, 2008. Ч. II. С. 405–410 (0,3 п.л.).
  44. Регион в контексте модернизации (Урал в XVIII – начале XX в.) // Седьмые Татищевские чтения. Доклады и сообщения. Екатеринбург, 2008. С. 326–334 (0,4 п.л.).
  45. Предпринимательство как фактор модернизации (концепции А. Гершенкрона и Э. Хагена) // Экономическая история России XVII–XX вв.: динамика и институционально-социокультурная среда. Екатеринбург, 2008. С. 203–212 (0,6 п.л.).
  46. Теоретико-методологические подходы в изучении российских модернизаций: итоги и перспективы // Российские модернизации XVIII–XX вв.: взаимодействие традиций и новаций. Екатеринбург, 2008. С. 6–23 (1 п.л.).
  47. Пространственные особенности российской модернизации // Журнал социальных наук Цзилинского университета. Чаньчунь, 2008. Т. 48. № 6, ноябрь. С. 15–20 (на кит. яз.) (1,7 п.л.).
  48. Традиция в контексте модернизации (теоретико-методологические аспекты) // Новейшая история России в образовательном пространстве школы и вуза: традиции и новации (Материалы XIII всероссийских историко-педагогических чтений). Екатеринбург, 2009. Ч. 1. С. 310–318 (0,46 п.л.).
  49. Пространственные модели русского освоения Северо-Западной Сибири (XII – начало XX вв.) // Новгородская Земля – Урал – Западная Сибирь в историко-культурном и духовном наследии. В 2-х частях. Екатеринбург, 2009. (Проблемы истории России. Вып. 8.). Ч. 2. С. 299–317 (1,1 п.л.).
  50. Уровни изучения модернизации: мировой, цивилизационный, страновый, региональный, локальный (теоретические аспекты) // Цивилизационное своеобразие российских модернизаций: региональное измерение: материалы Всероссийской научной конференции. Екатеринбург, 2009. С. 55–65 (0,7 п.л.).
  51. Переходный период как исторический тип: теоретический аспект // Урал индустриальный: Бакунинские чтения: материалы IX Всероссийской научной конференции. В 2 т. Екатеринбург, 2009. Т. 1. С. 117–121 (0,3 п.л.).
  52. Диффузия, цивилизация, модернизация: теоретические аспекты // Диффузия европейских инноваций в Российской империи: материалы Всероссийской научной конференции. Екатеринбург, 2009. С. 23–34 (0,5 п.л.).
  53. Мобилизационные механизмы в контексте модернизации (теоретические аспекты) // Мобилизационная модель экономики: исторический опыт России ХХ века. Сборник материалов всероссийской научной конференции. Челябинск, 2009. С. 95–101 (0,8 п.л.).
  54. Протоиндустриализация в контексте модернизации: теоретические проблемы // Диффузия технологий на протоиндустриальной фазе развития металлургии (Урал в XVII–XVIII вв.). Екатеринбург, 2009. С. 4–30 (1,5 п.л.).
  55. Модернизация: факторы и проявления пространственно-региональной вариации // Роль и значение региональной истории в современной российской и польской историографии / Материалы российско-польского научного семинара. Екатеринбург, 2010. С. 82–101 (0,9 п.л.).
  56. Гражданское общество в контексте модернизации (теоретико-методологический аспект) // Формирование сферы гражданской деятельности в Российской империи (на материалах Урала второй половины XIX – начала XX в.). Екатеринбург, 2010. С. 6–19 (0,8 п.л.).
  57. Историзм и прогресс в контексте модернизационного подхода (ценность исторических эпох) // История как ценность и ценностное отношение к истории: сб. науч. ст. / XIV всероссийские историко-педагогические чтения. Екатеринбург, 2010. Ч. I. С. 167–174 (0,46 п.л.).
  58. Урал в XVIII–XIX вв. (пример фронтирной модернизации) // Восьмые Татищевские чтения. Доклады и сообщения. Екатеринбург, 2010. С. 308–310 (0,25 п.л.).
  59. Творческий потенциал модернизационного подхода в историографическом дискурсе // Философия творчества, дискурс креативности и современные креативные практики: материалы междунар. науч.-практической конф. Екатеринбург, 2010. С. 365–375 (1 п.л.).
  60. Модель фронтирной модернизации (на примере восточных регионов России в XVIII–XIX вв.) // Становление индустриально-урбанистического общества в Урало-Сибирском регионе: подходы, исследования, результаты. Новосибирск, 2010. С. 34–41 (0,5 п.л.).
  61. Параллели в эволюции теорий макроисторической динамики // IMAGINES MUNDI: альманах исследований всеобщей истории XVI–XX вв. № 7. Сер. Интеллектуальная история. Вып. 4. Екатеринбург, 2010. С. 190–201 (0,6 п.л.).
  62. Актуальные проблемы изучения российских модернизаций // Документ. Архив. История. Современность. Материалы III Всероссийской научно-практической конференции. Екатеринбург, 2010. С. 100–104 (0,3 п.л.).
  63. Модернизация в контексте экзогенных макроисторических перспектив // Историческая динамика России. Теоретические и источниковедческие аспекты. Екатеринбург, 2010. С. 46–57 (0,77 п.л.).
  64. Российские модернизации XVIII – начала XX в.: темпоральное измерение // Историческая динамика России. Теоретические и источниковедческие аспекты. Екатеринбург, 2010. С. 57–72 (1,1 п.л.).
  65. Освоение ямальского региона в условиях российской модернизации XIX – начала XX вв. // Человек в условиях интенсивного нефтегазового освоения Севера: Материалы Всероссийской научной конференции. Тюмень, 2010. С. 114–119 (0,33 п.л.).
  66. Макро- и микроуровни в изучении модернизации: постановка проблемы // Аграрная сфера в контексте российских модернизаций XVIII–XX веков: макро- и микропроцессы. Оренбург, 2010. С. 204–209 (0,5 п.л.).
  67. Особенности фронтирной модернизации (на примере Урала XVIII–XIX вв.) // Документ. Архив. История. Современность: сб. науч. тр. Вып. 11. Екатеринбург, 2010. С. 202–210 (0,5 п.л.).
  68. Пространственные аспекты российской модернизации // Экономическая история / Научный журнал. Саранск, 2010/2. № 9. С. 18–26 (0,6 п.л.).
  69. Великие реформы 1860–1870-х гг. в контексте фронтирной модернизации Урала // Строгановское историческое собрание. Выпуск 6. Материалы всероссийской научной конференции «Реформы 1860–1870-х гг. в контексте модернизационных процессов на Урале». Екатеринбург-Пермь, 2011. С. 71–78 (0,5 п.л.).
  70. Фронтирная модернизация в контексте российской цивилизации // Модернизация в цивилизационном контексте: российский опыт перехода от традиционного к современному обществу. Екатеринбург, 2011. С. 47–61 (1 п.л.).
  71. Административный фактор в рамках фронтирной модернизации Сибири (XVIII – начало XX в.) // Проблемы истории государственного управления и местного самоуправления Сибири в конце XVI – начале XXI в. Материалы VII Всероссийской научной конференции. Новосибирск, 2011. С. 24–29 (0,38 п.л.).
  1. См.: Pollard S. Peaceful Conquest: The Industrialization of Europe 1760–1970. Oxford: Oxford University Press, 1995.

[2] Применительно к постиндустриальной эпохе ставится и проблема пределов модернизации. Например, см.: Иноземцев В.Л. Пределы «догоняющего» развития. М., 2000; Красильщиков В.А. Пределы догоняющей модернизации в постиндустриальную эпоху (опыт индустриальных стран Азии и Латинской Америки) // Постиндустриальный мир и Россия. М., 2001. С. 352–373.

[3] Levy M.J. Modernization and the Structure of Societies. Princeton, 1966; Idem. Social Patterns (Structures) and Problems of Modernization // Moore W. and Cook R.M. (eds.) Readings on Social Change. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1967. P. 189–208; Apter D. The Politics of Modernization. Chicago, London, 1965; Idem. Rethinking Development: Modernization, Dependency, and Postmodern Politics. Newbury Park: Sage Publications (Calif.), 1987; Almond G.A., Coleman J.S. The Politics of Developing Areas. Princeton: Princeton University Press, 1960.

[4] Lerner D. The Passing of Traditional Society: Modernizing the Middle East. New York, London, 1965; Deutsch K.W. Social Mobilization and Political Development // Finkle J.L., Gable R.W. (eds.). Political Development and Social Change. N.Y., London, Sydney, 1966. P. 204–219.

[5] Moore B.Jr. Social Origins of Dictatorship and Democracy. Boston, 1966; Black C.E. The Dynamics of Modernization: A Study in Comparative History. N.Y.: Harper Colophon Books, 1975; Therborn G. European Modernity and Beyond: The Trajectory of European Societies, 1945–2000. L., 1995; Цапф В. Теория модернизации и различие путей общественного развития // Социс. 1998. № 8. С. 14–26.

[6] Согрин В.В. Теоретические подходы к российской истории конца XX века // Общественные науки и современность. 1998. № 4. С. 127.

[7] Определенные историографические итоги в этом плане подведены в статье Н.А. Проскуряковой. См.: Проскурякова Н.А. Концепции цивилизации и модернизации в отечественной историографии // Вопросы истории. 2005. № 7. С. 153–165.

[8] Алексеев В.В., Алексеева Е.В. Распад СССР в контексте текущей модернизации и имперской эволюции // Отечественная история. 2003. № 5; Алексеев В.В. Модернизация и революция в России: синонимы или антиподы? // Индустриальное наследие: материалы Международной научной конференции. Саранск, 2005. С. 27–33; Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М., 1998; Зарубина Н.Н. Самобытный вариант модернизации // Социс. 1995. № 3; Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: реформы в России XVIII века (опыт целостного анализа). М., 1999; Он же. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М., 1999; Каспэ С. Империя и модернизация: Общая модель и российская специфика. М., 2001; Козловский В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. СПб., 1995; Красильщиков В.А., Гутник В.П., Кузнецов В.И., Белоусов А.Р. и др. Модернизация: Зарубежный опыт и Россия. М., 1994; Красильщиков В.А. Вдогонку за прошедшим веком: Развитие России в XX веке с точки зрения мировых модернизаций. М., 1998; Лейбович О.Л. Модернизация в России. К методологии изучения современной отечественной истории. Пермь, 1996; Медушевский А.Н. Демократия и авторитаризм: Российский конституционализм в сравнительной перспективе. М., 1997; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 1999. Т. 1–2; Керов В.В. Се человек и дело его … Конфессионально-этические факторы старообрядческого предпринимательства в России. М., 2004; Опыт российских модернизаций XVIII–XX века. М.: Наука, 2000; Пантин В.И., Лапкин В.В. Волны политической модернизации в истории России. К обсуждению гипотезы // Полис. 1998. № 2. С. 39–51; Пантин В.И. Волны и циклы социального развития: Цивилизационная динамика и процессы модернизации. М., 2004; Плимак Е.Г., Пантин И.К. Драма российских реформ и революций (сравнительно-политический анализ). М., 2000; Поляков Л.В. Методология исследования российской модернизации // Полис. 1997. № 3; Он же. Путь России в современность: модернизация как деархаизация. М., 1998; Поткина И.В. Индустриальное развитие дореволюционной России. Концепции, проблемы, дискуссии в американской и английской историографии. М., 1994; Поткина И.В., Селунская Н.Б. Россия и модернизация (В прочтении западных ученых) // История СССР. 1990. № 4. С. 194–207; Российская модернизация: проблемы и перспективы // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 3–39; Российская модернизация XIX–XX веков: институциональные, социальные, экономические перемены. Уфа, 1997; Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. Реформы и российское хозяйство в XIX–XX вв. СПб., 1998; Сенявский А.С. Урбанизация России в веке: Роль в историческом процессе. М., 2003; Он же. Индустриальная модернизация, урбанизация и демографические процессы в России в XX веке: соотношение и взаимосвязи // Индустриальное наследие… С. 398–406; Согрин В.В. Теоретические подходы к российской истории конца XX века… ; Он же. Современная российская модернизация: этапы, логика, цена // Вопросы философии. 1994. № 11. С. 3–18; Он же. Политическая история современной России. 1985–2001: от Горбачева до Путина. М., 2001; Травин Д., Маргания О. Европейская модернизация. М.; СПб., 2004; Урал в контексте российской модернизации. Сборник статей. Челябинск, 2005; Уральский исторический вестник. Екатеринбург, 2000. Вып. 5–6: Модернизация: факторы, модели развития, последствия изменений; Федотова В.Г. Модернизация «другой» Евро­пы. М., 1997; Хорос В.Г. Русская история в сравнительном освещении. М., 1996.

[9] Аванесова Г.А. Региональное развитие в условиях модернизации (на материалах стран Запада и Востока) // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность. 1999. № 2. С. 41–56; Авторитаризм и демократия в развивающихся странах. М., 1996; Авторитаризм и демократия в «третьем мире». М., 1991; Государственность и модернизация в странах Юго-Восточной Азии. М., 1997; Зарин В.А. Запад и Восток в мировой истории XIV–XIX вв.: (Западные концепции общественного развития и становление мирового рынка). М., 1991; Зарубина Н.Н. Составляющие процесса модернизации: эволюция понятий и основные параметры // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность. 1998. № 4. С. 25–37; Окунева Л.С. На путях модернизации: Опыт Бразилии для России. М., 1992; Особенности модернизации на мусульманском Востоке. Опыт Турции, Ирана, Афганистана, Пакистана. М., 1997; Старостин Б. Социальное обновление: схемы и реальность (критический анализ буржуазных концепций модернизации развивающихся стран). М., 1989.

[10] См.: Федотова В.Г., Колпаков В.А., Федотова Н.Н. Глобальный капитализм: три великие трансформации. М., 2008; Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. СПб., 2002; Валлерстайн И. Миросистемный анализ: Введение. М., 2006; Арриги Дж. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени. М., 2006; Лахман Р. Капиталисты поневоле: конфликт элит и экономические преобразования в Европе раннего Нового времени. М., 2010.

[11] См.: Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. М.; СПб., 2001. Т. 1: Изменения в поведении высшего слоя мирян в странах Запада; Т. 2: Изменения в обществе. Проект теории цивилизации; Он же. Придворное общество: Исследования по социологии короля и придворной аристократии, с Введением: Социология и история. М., 2002.

[12] См.: Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999; Он же. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М., 1966; Он же. Нужно защищать общество: курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975–1976 учебном году. СПб., 2005; Делёз Ж. Переговоры. 1972–1990. СПб., 2004. С. 215–233; Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или конец социального. Екатеринбург, 2000; Он же. Америка. СПб., 2000.

[13] Grancelli B. (ed.). Social Change and Modernization: Lessons from Eastern Europe. Berlin; New York: De Gruyter, 1995; Mller K. “Modernizing” Eastern Europe. Theoretical problems and political dilemmas // Archives Europennes de Sociologie. 1992. № 1. P. 109–150; Therborn G. European Modernity and Beyond: The Trajectory of European Societies, 1945–2000. London, New Delhi: Sage Publications, 1995; Tiryakian E. The Changing Centers of Modernity // Cohen E., Lissak M., Almagor U. (eds.). Comparative Social Dynamics: Essays in Honor of Shmuel N. Eisenstadt. Boulder, CO: Westview Press, 1985. P. 131–147; Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000; Инглегарт Р. Модернизация и постмодернизация // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. / Под редакцией В.Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999. С. 163–182; Цапф В. Теория модернизации и различие путей общественного развития // Социс. 1998. № 8. С. 14–26; Цапф В., Хабих Р., Бульман Т., Делей Я. Германия: трансформация через объединение // Социс. 2002. № 5. С. 19–37.

[14] Алексеев В.В., Алексеева Е.В., Денисевич М.Н., Побережников И.В. Региональное развитие в контексте модернизации. Екатеринбург-Лувен, 1997. С. 88.

[15] Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб., 2001; Он же. Миросистемный анализ: Введение. М., 2006; Он же. Исторический капитализм. Капиталистическая цивилизация. М., 2008.

[16] См. в книге: Западноевропейские страны: Особенности социально-экономических моделей. М., 2002. С. 15–21.

[17] См.: Гинзбург К. Микроистория: две-три вещи, которые я о ней знаю // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 207–234; Леви Дж. К вопросу о микроистории // Там же. С. 167–190; Прошлое – крупным планом: Современные исследования по микроистории. СПб., 2003; История и антропология: междисциплинарные исследования на рубеже XX–XXI веков. СПб., 2006.

[18] Тилли Ч. Демократия. М., 2007. С. 29.

[19] Forns J. Cultural Theory and Late Modernity. London, 1995.



 
Авторефераты диссертаций  >>  Авторефераты по Истории




наверх

<


 
<<  ГЛАВНАЯ   |    КОНТАКТЫ
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.