Безопасность на основе сотрудничества в восточной азии и конфликт из-за островов южно-китайского моря
На правах рукописи
КАНАЕВ ЕВГЕНИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ
БЕЗОПАСНОСТЬ НА ОСНОВЕ СОТРУДНИЧЕСТВА В ВОСТОЧНОЙ АЗИИ И КОНФЛИКТ ИЗ-ЗА ОСТРОВОВ ЮЖНО-КИТАЙСКОГО МОРЯ
Специальность 07.00.03 – всеобщая история
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Москва – 2008
Диссертация выполнена на кафедре новой и новейшей истории стран Запада и Востока исторического факультета Московского педагогического государственного университета.
Научный консультант:
доктор исторических наук, профессор
Родригес-Фернандес Александр Мануэльевич.
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, профессор
Мосяков Дмитрий Валентинович.
доктор исторических наук, профессор
Селиванов Игорь Николаевич.
доктор исторических наук, профессор
Закаурцева Татьяна Алексеевна.
Ведущая организация
Российский университет дружбы народов
Защита диссертации состоится 19 мая 2008 г. в «____» часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.09 в Московском педагогическом государственном университете по адресу: 117571, г. Москва, пр. Вернадского, д. 88, ауд. 322
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119882, г. Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.
Автореферат разослан «___» _______________ 2008 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета Иванцова Н.Ф.
Актуальность темы исследования определяется ролью, которую играет Восточно-Азиатский регион[1] в мировой экономике и политике.
В частности, расширяющееся экономическое взаимодействие и интенсификация торговых, инвестиционных, производственных, технологических и иных обменов между странами и территориями Восточной Азии играют в динамике развития мирового хозяйства заметную роль, значимость которой в обозримой перспективе будет возрастать.
Кроме того, усиление геополитических возможностей Китая и его активное участие в процессах глобализации создают предпосылки для формирования основ «новой биполярности», предполагающей «выравнивание» влияния КНР и США на развитие современного мира.
Сказанное выше объективно диктует необходимость отслеживать ход наиболее важных экономических и политических процессов Восточной Азии. К числу последних правомерно отнести и политику стран региона по урегулированию конфликта из-за архипелагов Парасельского и Спратли в Южно-Китайском море. На Парасельские острова претендуют Китай, Тайвань и Вьетнам, а на Спратли – полностью или частично – Китай, Тайвань, Вьетнам, Филиппины, Малайзия и Бруней.
Объектом диссертационного исследования является территориальный спор из-за островов Южно-Китайского моря как самостоятельная историческая и международно-политическая проблема Восточно-Азиатского региона.
В качестве предмета исследования автор рассматривает характер и итоги урегулирования данной проблемы посредством многостороннего диалога в рамках восточноазиатской системы безопасности на основе сотрудничества.
Цель диссертации – проанализировать влияние многостороннего диалога по вопросам безопасности между государствами Восточной Азии и их партнерами на урегулирование конфликта из-за островов Южно-Китайского моря.
Поставленная цель достигается в ходе решения следующих задач.
- представить развернутую характеристику системы безопасности на основе сотрудничества в Восточной Азии как модели взаимодействия субъектов региональной политики;
- показать экономическое и политико-стратегическое значение Южно-Китайского моря для развития и безопасности стран Восточной Азии;
- провести историческую ретроспективу конфликта;
- определить его место в иерархии «факторов нестабильности» Восточной Азии с начала 1950-х до конца 1980-х гг.;
- уточнить, как именно противоречия из-за островов Спратли повлияли на решение АСЕАН приступить к созданию общерегиональных диалоговых структур по вопросам безопасности;
- проследить характер многосторонних переговоров по урегулированию конфликта, оценить их итоговые результаты;
- уточнить приоритеты ведущих держав Восточной Азии – КНР, США и Японии – в акватории Южно-Китайского моря;
- выявить наиболее вероятные направления эволюции конфликта в ближайшей и среднесрочной перспективе.
Научная значимость и новизна исследования. Попыток провести комплексный анализ конфликта из-за архипелагов Южно-Китайского моря во взаимосвязи с важнейшими тенденциями развития отношений между странами и территориями Восточной Азии до настоящего времени не предпринимали ни отечественные, ни зарубежные ученые. И хотя некоторые аспекты проблематики диссертационного исследования – главным образом, позиции отдельных государств – получили некоторое освещение в трудах по международным отношениям в Восточно-Азиатском регионе, обращение к самой теме носило не систематический, а «фрагментарный» характер. Данное обстоятельство объективно предопределяет широкий спектр деталей и нюансов, отличающих диссертацию от работ отечественных и зарубежных коллег.
Во-первых, в диссертации представлена развернутая характеристика многостороннего диалога между руководителями стран и территорий Восточной Азии, получившего название восточноазиатской системы безопасности на основе сотрудничества. Такое «уточнение понятий» является крайне важным. Ведь с начала 1990-х гг. термин «безопасность на основе сотрудничества» получил настолько широкое распространение в научной литературе, что его зачастую употребляют при описании диаметрально противоположных моделей взаимодействия субъектов мировой политики. Рассмотрение же именно восточноазиатской системы безопасности на основе сотрудничества позволило автору с самого начала задать исследованию строго унифицированные параметры и избежать терминологической путаницы. Следует особо подчеркнуть, что в трудах других специалистов указанный аспект либо полностью отсутствует, либо проработан недостаточно глубоко.
Во-вторых, диссертант провел детальный анализ истории международного конфликта из-за островов Южно-Китайского моря с охватом большого промежутка времени. Это помогло выяснить скрытую подоплеку разногласий между участниками конфликта и, соответственно, истинные масштабы его «взрывоопасного потенциала» уже в настоящее время.
В-третьих, автор стремился рассматривать события вокруг спорных островов во взаимосвязи с наиболее важными тенденциями развития международных отношений в Восточной Азии в годы «холодной войны» и после ее окончания. Такой подход позволил уточнить некоторые более «широкие» вопросы – например, о мотивации стран АСЕАН и их партнеров сформировать механизмы многостороннего диалога по вопросам безопасности или о путях трансформации обсуждений отдельных проблем.
В-четвертых, диссертант обращался ко многим явлениям, осмысление которых в исторической науке лишь начинается. К таковым можно отнести характер, масштабы и перспективы экономического сотрудничества восточноазиатских стран, степень их готовности координировать усилия в борьбе с угрозой международного терроризма и т.д. Такой анализ дает возможность существенно расширить представления о приоритетах многих государств и международных организаций региона как на данном этапе, так и в обозримом будущем.
Наконец, в-пятых, научная новизна диссертации обусловлена характером и объемом использованных источников, большая часть которых впервые вводится в научный оборот.
Практическая значимость исследования. Полученные автором диссертации результаты, выводы и обобщения имеют широкий спектр практического применения.
Во-первых, основные выводы исследования позволяют скорректировать представления о наиболее важных процессах, проходящих в Восточной Азии. Это, разумеется, будет способствовать обретению Россией дополнительных возможностей для политического маневра на дальневосточном направлении. Соответственно, диссертация может представлять интерес для различных инстанций, причастных к формированию российской внешней политики.
Во-вторых, «теоретическая часть» исследования позволит уточнить некоторые понятия и термины такой относительно «новой» научной дисциплины, как теория международных отношений, становление которой в нашей стране началось совсем недавно.
В-третьих, материалы диссертации и приложений к ней могут быть использованы при написании обобщающих работ по истории международных отношений в Восточной Азии, а также составлении учебных и справочных пособий, программ и лекционных курсов по новейшей истории стран Востока.
Хронологическими рамками исследования, в соответствии с его предметом, являются 1990-е гг. – первые годы XXI века. Вместе с тем, выделение в качестве объекта исследования конфликт из-за островов Южно-Китайского моря как самостоятельную проблему потребовало от диссертанта обратиться к его исторической ретроспективе с охватом большого промежутка времени.
Методологической основой диссертации послужили наиболее важные положения системно-структурного подхода к изучению международных отношений, получившего развитие в трудах отечественных и зарубежных специалистов – А.Д. Богатурова, К.В. Плешакова, Н.А. Косолапова, Э.А. Позднякова, В.И.Гантмана, М.А. Хрусталева, Дж. Гэддиса, Р. Гилпина, Ч. Кегли, Г. Раймонда и К Уольца[2].
Впрочем, отдавая себе отчет, что никакие теоретические модели, даже самые логически безупречные, не дают уверенности в правильности сделанных на их основе выводов, диссертант зачастую прибегал к «корректировке теории практикой». Речь идет о применении общенаучных методов, универсальных для всех дисциплин – систематизации и классификации фактов, типологических обобщений, прогнозирования и т.д. Основная цель заключалась в том, чтобы «двигаться от практики к теории», а не наоборот, т.е разрабатывать тему исследования во всей ее сложности и многообразии, а не пытаться «подогнать» те или иные факты, явления или тенденции под концептуальные обобщения какого-либо направления международно-политической науки.
Источниковая база исследования обширна и разнообразна. Ведь от развития обстановки в Южно-Китайском море во многом зависит характер отношений между наиболее влиятельными странами Восточной Азии. Соответственно, источники, необходимые для анализа различных сторон рассматриваемой проблемы, либо изначально публикуются на английском языке (протоколы заседаний структур многостороннего диалога – Регионального Форума АСЕАН, Азиатско-Тихоокеанского Совета по сотрудничеству в сфере безопасности, Рабочих встреч по урегулированию конфликтов в Южно-Китайском море и т.п. и принятые по их итогам документы), либо переведены на английский язык (например, заявления МИД стран-участниц конфликта). Большая часть проработанных автором источников ранее не использовалась в научных целях. Это дает ему возможность предложить свою версию их классификации, разбив весь материал на три блока и внутри каждого из них выделив более узкие «сектора». Впрочем, границы между представленными ниже блоками, не говоря уже о «секторах», в некоторых случаях носят условный характер.
Первый блок являет собой материалы, так или иначе «выходящие» на описание восточноазиатской модели безопасности на основе сотрудничества, ее специфики, основных параметров, позиций отдельных стран и т.д. Внутри этого блока можно выделить несколько более узких подразделов. К ним относятся:
- речи и публикации руководителей СССР, Австралии и Канады относительно необходимости создать переговорно-консультационный механизм по вопросам безопасности. Сравнительный анализ этих документов позволил выявить сходства и различия в позициях указанных стран относительно предполагаемого характера многостороннего диалога, его целей, задач, функций и т.д. Это можно условно назвать «движением от теории к практике». Но к данной группе источников правомерно отнести аналогичные заявления руководителей и высокопоставленных представителей США, КНР и Японии уже после начала практики многосторонних обсуждений. А это представляет «движение от практики к теории»;
- официальные документы АСЕАН, принятые в период «холодной войны». К ним относятся Бангкокская Декларация 1967 г., Декларация ЗОПФАН 1971 г., Балийский Договор и Декларация Согласия АСЕАН 1976 г. и другие. Этот пласт материалов дал возможность проанализировать, с каким историческим багажом АСЕАН подошла к формированию структур многостороннего диалога в «общерегиональном» масштабе.
- отдельную группу источников представляют официальные документы АСЕАН, принятые непосредственно после окончания «холодной войны» (до 1994 г.) и отразившие стремление Ассоциации «расширить» принципы внутриасеановского сотрудничества с субрегиональных до «сверхрегиональных» масштабов и ввести его военно-политический компонент. Данные документы содержат немаловажную, а иногда и ключевую информацию относительно того, как именно руководители ассоциированных государств видели возможность такого «переноса» и какими именно полномочиями рассчитывали наделить Ассоциацию как предполагаемого координатора обсуждений. Наиболее значимыми источниками этого «сегмента» являются Сингапурская декларация АСЕАН (1992 г.) и протоколы заседаний министров иностранных дел Ассоциации с 1991 г. по 1993 г.;
- наконец, объективно наиболее важными источниками «первого блока» можно считать протоколы заседаний Регионального форума АСЕАН, Азиатско-Тихоокеанского Совета по сотрудничеству в сфере безопасности и прочих структур многостороннего диалога. Анализ именно этих документов помог проследить становление и развитие восточноазиатской системы безопасности на основе сотрудничества, ее основные принципы, приоритетность подлежащих обсуждению вопросов, степень «замкнутости» в оговоренных территориальных рамках и «автономности» от глобальных и региональных тенденций. Таким образом, данная группа источников представляет основной «теоретический» каркас диссертационного исследования. Ее «верхнюю» хронологическую планку вывести едва ли возможно, а за «нижнюю» можно условно принять первое заседание АРФ (1994 г.);
При работе с источниками «первого блока», автор рассматривал их в историческом контексте. Было важно не только проанализировать их непосредственное содержание, но и учитывать условия их возникновения – например, какие именно события побудили руководителей СССР, Австралии и Канады выдвинуть свои инициативы, оказывали влияние на становление и трансформацию восточноазиатской системы безопасности на основе сотрудничества и определяют ее параметры на современном этапе.
Второй блок представлен материалами, позволяющими рассмотреть современное состояние и историю конфликта из-за островов Южно-Китайского моря в контексте более «широких» факторов и тенденций развития отношений между странами Восточной Азии. Данный блок источников тоже можно разделить на ряд более узких сегментов, а именно:
- многосторонние и двусторонние договоры, подписанные после окончания Второй мировой войны. Многосторонние договоры – это Сан-Францисский мирный договор (1951 г.) и Манильский пакт (1954 г.). Из двусторонних соглашений особо следует выделить Договор безопасности между США и Филиппинами (1951 г.), мирный договор между Японией и Тайванем (1952 г.), японо-американский договор безопасности (1996 г.), Руководящие принципы американо-японского сотрудничества в области обороны (1997 г.), Соглашение о визитах вооруженных сил между США и Филиппинской Республикой (1999 г.) а также договоренности, заключенные между США и Японией после 11 сентября 2001 г.;
- публикации внешнеполитического, оборонного и иных ведомств КНР, а также документы, принятые АСЕАН, которые «задают параметры» отношений Китая и Ассоциации (главным образом, с конца 1990-х гг.). Среди источников этой группы особого упоминания заслуживают новая Концепция национальной безопасности КНР (1998 г.), соглашение о создании Зоны свободной торговли Китай – АСЕАН (2002 г.), Совместная Декларация АСЕАН – КНР о сотрудничестве в противодействии нетрадиционным угрозам безопасности (2002 г.), присоединение Китая к Договору о дружбе и сотрудничестве АСЕАН (2003 г.), Совместная Декларация АСЕАН – КНР о создании системы стратегического партнерства с целью достижения мира и процветания (2003 г.). Сюда же логично отнести многочисленные заявления руководителей Китая и стран ЮВА относительно перспектив развития двусторонних отношений и реализации многосторонних проектов, главным образом, в сфере безопасности;
- официальные документы США и Японии, а также заявления их высокопоставленных представителей. В данную группу источников входят доклады Пентагона относительно приоритетов американской политики в Восточной Азии, многочисленные обзоры отношений США со странами региона, инициативы по противодействию терроризму на морских рубежах, голубые книги МИД Японии и выступления лиц, причастных к формированию внешней политики этих стран;
- Данные статистики, в частности, по соотношению спроса и добычи нефти в странах региона, их взаимной торговле, расходам на оборону и т.д.
Важно подчеркнуть, что анализ представленных выше источников требовал рассматривать их содержание во взаимосвязи с другими факторам. Например, при работе с официальными документами автору приходилось не столько обращаться к самим их формулировкам, сколько «читать между строк», сопоставляя их содержание с практическими реалиями. Кроме того, ко многим материалам нужно было подходить в высшей мере избирательно. Ведь зачастую в них явственно просматривается стремление «выдать желаемое за действительное», как, например, в случае с предполагаемыми китайско-асеановскими и американо-японскими совместными мероприятиями. А работая со статистикой, автор неоднократно сталкивался с тем, что данные разных – в подавляющем большинстве случаев, официальных – источников могут отличаться в разы, когда некоторые цифры явно занижены (например, официальные данные КНР о расходах на оборону), а другие, в частности, торговля Китая со странами ЮВА, – наоборот завышены. Соответственно, диссертант прибегал к постоянной перепроверке «цифровых» данных.
Наконец, к третьему блоку относятся источники, содержащие информацию по различным аспектам непосредственно проблемы островов Южно-Китайского моря. Этот материал тоже можно разделить на несколько подгрупп. К ним относятся:
- публикации министерств иностранных дел КНР и СРВ. В них подобраны археологические и письменные свидетельства якобы «неоспоримой принадлежности» архипелагов этим странам. Речь идет, в первую очередь, о документах МИД КНР «Неоспоримый суверенитет Китая над островами Сиша и Наньша» (1980 г.), «Юридические доказательства суверенитета Китая над островами Наньша» (2000 г.) и МИД СРВ «Архипелаги Хоанг Са и Чыонг Са и международное право» (Ханой, 1988), «Архипелаги Хоанг Са и Чыонг Са. Досье П» (Ханой, 1984), «Суверенитет Вьетнама над архипелагами Хоанг Са и Чыонг Са» (Ханой, 1979), «За решение проблемы архипелагов Хоанг Са – Чыонг Са (Парасельский – Спратли) путем переговоров» (Ханой, 1988) и некоторые другие. Представляют определенный интерес и иные официальные документы этих стран – Белые книги, меморандумы и т.п., – где раскрывается их подход к урегулированию погранично-территориальных проблем, одной из которых является спор из-за островов Южно-Китайского моря. Наконец, к данной группе источников логично отнести сборники договоров, заключенных между цинским и гоминьдановским Китаем и французской колониальной администрацией Вьетнама, где стороны проводят демаркацию границы;
- законодательные акты КНР и СРВ, затрагивающие статус архипелагов. Наиболее важными из таких документов являются «Декларация о территориальном море КНР» (1958 г.), «Заявление правительства СРВ о территориальном море, прилежащей зоне и эксклюзивной экономической зоне и континентальном шельфе Вьетнама» (1977 г.), «Закон КНР о территориальном море и прилегающей зоне (1992 г.). Их анализ позволил уточнить, как именно китайские и вьетнамские руководители стремились юридически обосновать притязания и придать им легитимный характер;
- меморандумы, досье, декреты, ноты, заявления и комментарии МИД и иных правительственных структур втянутых в конфликт стран, а также их отдельных высокопоставленных фигур. Эти источники можно считать самыми многочисленными из проработанных автором. За их «нижнюю» хронологическую планку можно условно принять комментарий Чжоу Эньлаем проекта Сан-Франциского мирного договора (1951 г.), а вывести «верхний» рубеж не представляется возможным. При вдумчивом и неангажированном прочтении такие материалы позволили проследить эволюцию позиций стран-участниц конфликта не «фрагментарно», а в динамике, выявив, в чем заключаются «переменная» и «постоянная» составляющие их подходов к рассматриваемой проблеме.
- материалы многосторонних обсуждений вопроса об островах Южно-Китайского моря на официальном и неофициальном уровнях. Речь идет о протоколах заседаний АРФ, АТССБ, Рабочих встреч по урегулированию конфликтов в Южно-Китайском море, высших должностных лиц АСЕАН и Китая и т.п. Из таких источников особого упоминания заслуживают Декларация АСЕАН по Южно-Китайскому морю (1992 г.), Недавнее развитие событий в Южно-Китайском море (1995 г.), асеановский и китайский проекты Кодекса поведения сторон в Южно-Китайском море, и, наконец, Декларация поведения сторон в Южно-Китайском море (2002 г.), а также решения и резолюции АРФ и АТССБ. Эти документы представляли для автора особую ценность. Ведь работа с ними позволила не только проследить ход переговоров по урегулированию конфликта, но и выявить наиболее вероятный характер таких обсуждений в будущем;
- сообщения информационных агентств и материалы прессы. К несомненным достоинствам таких источников можно отнести большой фактический материал, который обновляется практически ежедневно;
- картографические и справочные материалы. Данный вид источников тоже оказался полезным, т.к. на картах, изданных в разных странах в разное время, отдельные острова архипелага Спратли могли помечаться как принадлежащие одновременно нескольким странам. Это подтолкнуло автора к сопоставлению такого рода информации. А справочные материалы помогли уточнить количество островов некоторых групп, их координаты и т.д.
Работая с источниками «третьего блока» было важно учитывать их особенности. Например, в случае с китайскими и вьетнамскими «историческими экскурсами» в качестве таковых можно назвать крайнюю тенденциозность, политическую ангажированность, доходящую иногда до откровенного «передергивания» фактов. Меморандумам, нотам и заявлениям, как правило, свойственен сильный политико-пропагандистский «запал». А пресса, особенно китайская, зачастую грешит однобокостью подачи информации. Соответственно, нужно было принимать во внимание исторические условия появления тех или иных материалов, а также сопоставлять их содержание с другими источниками.
Характеристика научной литературы.
К сожалению, невозможно говорить об историографии конфликта из-за островов Южно-Китайского моря. Ни в отечественной, ни в зарубежной исторической науке не существует направлений, историографических школ и т.п., которые рассматривали бы эволюцию проблемы и ее современное состояние под разным ракурсом. Соответственно, речь может идти лишь о характере научных публикаций, затрагивающих ее отдельные аспекты. Эти работы принадлежат как российским, так и зарубежным специалистам.
В отечественном востоковедении обращение к проблеме спорных территорий в Южно-Китайском море проводится в основном в исследованиях «общерегиональной» направленности. Из их числа наиболее добротными и содержательными являются труды А.Д.Богатурова, В.В. Сумского, Г.Д. Агафонова, К.Н. Кулматова, Т.И. Сулицкой, О.А. Богомолова, В.Н. Бунина, В.В. Самойленко, несколько коллективных монографий под редакцией В.П. Лукина, А.В. Торкунова, Е.П. Бажанова, М.Л. Титаренко, Г.И.Чуфрина и А.М.Хазанова[3]
. Содержащиеся в них обобщающие положения и суждения фундаментального характера послужили незаменимым «внешним каркасом» для рассмотрения различных сторон конфликта. Вместе с тем, отличительной чертой практически всех монографий и статей «общерегионального» масштаба является – в силу объективных причин – стремление лишь «обозначить наличие» проблемы островов Южно-Китайского моря, не проводя ее детального анализа.
Пожалуй, единственным отечественным специалистом, который занимается непосредственно конфликтом из-за островов Южно-Китайского моря, является Е.Д. Степанов. Этому ученому принадлежат несколько монографий и значительное количество научных статей по данной проблеме[4]
. Вместе с тем, их автор, являясь экспертом по внешней политике КНР, основное внимание уделяет рассмотрению позиции Китая. Помимо трудов Е.Д. Степанова, специальных исследований, посвященных детальной разработке отдельных аспектов конфликта, не говоря уже о его комплексном исследовании и моделировании сценариев на будущее, в российском востоковедении не проводилось.
Зарубежная литература по рассматриваемой проблеме в количественном отношении, безусловно, превосходит отечественную. Превращение конфликта из-за островов Южно-Китайского моря в один из основных факторов нестабильности в Восточной Азии в первой половине 1990-х гг.подтолкнуло ученых многих стран обсудить его специфику, состояние и перспективы эволюции. Соответственно, появилось большое количество публикаций, освещающих его различные аспекты, главным образом, на английском языке. Вместе с тем, наряду с несомненным повышением интереса к данной проблеме, стал просматриваться и определенный «перекос» в приоритетности анализа ее сторон – по одним аспектам работ достаточно много, следствием чего является «выхолащивание» мыслей, дублирование выводов и т.д., – а по другим они практически полностью отсутствуют. И поэтому автор, не пересказывая содержание каждого исследования, хотел бы остановиться на их общей характеристике.
Во-первых, среди работ зарубежных ученых на удивление мало монографий. Большинство публикаций представлено статьями в специализированных журналах, формат которых предполагает небольшой объем, В результате рассмотрению подлежит лишь «общая канва», а многие интересные детали остаются вне рамок анализа.
Во-вторых, в большинстве статей прослеживается стремление их авторов придать рассуждениям описательный, а не аналитический характер. Такие публикации мало чем отличаются от материалов прессы и сообщений информационных агентств. А количество действительно содержательных исследований, предлагающих новаторские трактовки развития событий и выносящих на рассмотрение аудитории серьезные концептуальные обобщения, пусть и дискуссионного характера, к сожалению, ограничено.
Наконец, в-третьих, если глубокий анализ все-таки проводится – а это присутствует, главным образом, в работах известных специалистов по Восточной Азии – М. Лифера, Дж. Гарвера, Д. Шамбо, П. Гудвина, Л.Бужински, А. Уайтинга, Ли Лай То, М. Валенсия, Шен Личжуна и некоторых других[5]
, – то бросается в глаза «перекос» в сторону рассмотрения политики КНР. А остальные аспекты конфликта, за редким исключением, остаются вне исследовательского поля даже этих ученых.
Давая оценку монографиям, нельзя не упомянуть о трудах Д. Хайнцига и М. Самуэльса[6]
. Их можно назвать, пожалуй, самыми интеллектуально насыщенными исследованиями как с точки зрения «культуры ремесла», в частности, глубины проработки источников и привлечения богатейшего фактологического материала, так и по оригинальности мыслей – при том, что выводы этих авторов диаметрально расходятся. Определенный вклад в разработку исследуемой проблематики, по крайней мере, ее «китайского» аспекта, внесла монография гонконгского ученого Чи Кин Ло[7]
, которая сильна, главным образом, фактологической базой.
К сожалению, автору удалось поработать только с одной монографией, из числа опубликованных в 1990-е – первые годы XXI века. Ей стал труд тайваньского ученого Сонг Ян-хуэя, посвященный анализу некоторых аспектов политики США в Южно-Китайском море[8]
. Данную работу сложно назвать изобилующей новаторскими трактовками американского подхода как непосредственно к конфликту, так и к влиянию на политику его участников. Причина объяснима – монография вышла в свет в 2002 г., а изложение событий хронологически доведено лишь до ноября 2001 г. Соответственно, изменение политики США в Восточной Азии после 11 сентября 2001 г. осталось вне рамок исследования этого специалиста. С другой стороны, его работа содержит настолько интересный, полезный и, самое главное, «событийно насыщенный» фактологический материал, что это с лихвой компенсирует ее недостатки.
Пласт аналитических статей и глав в коллективных монографиях, написанных зарубежными учеными, практически необозрим. Однако его можно разделить на три основные группы.
К первой группе относятся работы уже упоминавшихся специалистов – М. Лифера, Д.Шамбо, Дж Гарвера и других[9]
, в которых заметен сильный «крен» в сторону рассмотрения китайской политики. С одной стороны, это неизбежно. С другой – принимая во внимание, что труды этих ученых отличаются широтой подходов и глубоко аргументированными выводами (естественно, в рамках своего предмета исследования) – все-таки не вполне достаточно, чтобы раскрыть всю многогранность исследуемого конфликта.
Вторая группа публикаций представлена статьями специалистов, совмещающих академическую деятельность с работой в структурах исполнительной власти своих стран. Среди таких «ученых-практиков» можно выделить Р. Рау, Х. Олсона, А.Шефарда, Ф.Чанга, Б.Гаррета, Б.Глейзера и, безусловно, Х.Джалала[10]
. С одной стороны, их труды представляют несомненный интерес. Ведь исследователи этой плеяды, как правило, имеют узкую специализацию, и, соответственно, дотошно прорабатывают тот «сегмент» проблемы, в котором чувствуют себя наиболее комфортно. С другой стороны, практически во всех таких работах присутствует «крен» в излишнюю детализацию, когда авторы ограничиваются ситуационным анализом без серьезных теоретических обобщений.
Наконец, в третью группу входят исследования китайских ученых. Их отличительной особенностью является заметная политическая ангажированность, а зачастую и нежелание выходить за рамки «заданного извне» направления мысли. Точка зрения, которую активно отстаивает большинство специалистов из КНР, заключается в том, что «китайские права» на острова неоспоримы, и их «добровольная передача» Китаю будет в интересах всех участников конфликта. Об этом писали такие ученые, как Цзи Госин, Пан Шиин, Цзюн Чжан, Чен Цзи, Лю Цинцай, Чжан Кунь и другие[11]
. Научная ценность таких работ, безусловно, невысока. С другой стороны, их вдумчивое прочтение помогло прояснить некоторые нюансы китайского подхода к урегулированию конфликта, на которых официальные структуры КНР предпочитают не заострять внимание.
В последние годы в публикациях зарубежных специалистов по проблеме островов Южно-Китайского моря начало просматриваться новое направление. Суть его заключается в выяснении, насколько противоречия между участниками спора могут затруднить переход к режиму свободной торговли между Китаем и АСЕАН, и как это способно отразиться на формировании новой модели отношений между наиболее влиятельными странами региона. Среди исследователей, обращавшихся к такому анализу, можно выделить С.Тоннессона, Р. Круз де Кастро, Ли Лай То, А.Ба, Дж. Роуэна, Ю. Хааки, Л. Одгаард, Хо Хай Леонга[12] и некоторых других. Вместе с тем, указанные выше процессы в настоящее время лишь начинают набирать обороты. Соответственно, выводам этих ученых еще предстоит пройти проверку временем.
На защиту выносятся следующие положения.
1. Рассмотрение хода и результатов переговоров, участники которых затрагивали проблему архипелагов Южно-Китайского моря, подталкивает к выводу, что асеановские институты многосторонней дипломатии слабеют. Одновременно происходит снижение влияния АСЕАН как международной организации на проходящие в Юго-Восточной Азии процессы.
2. Роль негосударственных субъектов региональной политики в урегулировании противоречий из-за островов Спратли была и остается минимальной. Важно подчеркнуть, что данный вывод правомерен в отношении как структур многостороннего диалога с участием влиятельных личностей, так и крупных, в том числе транснациональных, нефтяных корпораций.
3. На протяжении 1990-х гг. значимость конфликта из-за островов Спратли была ниже, чем корейской и тайваньской проблем. Однако в первые годы XXI века политика КНР в отношении архипелага становится фактором, оказывающим возрастающее влияние на характер взаимодействия крупных держав Восточной Азии, а в перспективе, при сохранении нынешних тенденций, способна превратиться в один из основных источников американо-китайских противоречий.
4. Налаживание эффективного сотрудничества между АСЕАН, США и Японией, направленного на противодействие нетрадиционным угрозам безопасности в Южно-Китайском море (прежде всего, пиратству и морскому терроризму) представляется проблематичным. Соответственно, страны ЮВА будут вынуждены осуществлять охрану Малаккского пролива собственными силами, что способно спровоцировать новый виток гонки вооружений в субрегионе.
5. Урегулирование актуальных вопросов Восточной Азии все больше смещается с «общерегионального» на «субрегиональный» уровень. При этом субъектом, политика которого, скорее всего, будет играть определяющую роль в эволюции конкретных проблем, становится Китай.
6. Присутствие США на морских рубежах Юго-Восточной Азии, а также характер японо-американского военно-морского сотрудничества, приобретают новые черты. В частности, Вашингтон стремится не только контролировать морские пространства, но и расширить доступ к портовой инфраструктуре стран субрегиона, а Токио – взять дополнительные обязательства по охране путей коммерческого судоходства.
7. В первые годы XXI века курс КНР в отношении островов Спратли, сформированный в годы «холодной войны», начинает объективно препятствовать активизации центростремительных тенденций во взаимодействии со странами Юго-Восточной Азии. Соответственно, в обозримой перспективе можно ожидать его трансформации. При этом Пекин будет вынужден решать двуединую задачу – модифицировать тезис о «неоспоримых и законных» правах Китая на архипелаг и не допустить, чтобы другие страны-претенденты восприняли это как уступку.
Апробация работы. Наиболее значимые результаты исследования отражены в монографии и научных статьях автора, опубликованных в нашей стране и за рубежом. Общий объем работ составляет 30,2 п.л. Кроме того, разработка проблематики диссертации оказалась востребованной для анализа более «широких» политических процессов Восточной Азии, который автор проводил в ИМЭМО РАН.
Структура и содержание работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, примечаний, списка источников и литературы и трех приложений.
Во ВВЕДЕНИИ определены цели и задачи исследования, его актуальность, научная новизна и практическая значимость, приведена классификация источников и характеристика научной литературы.
В ПЕРВОЙ главе – «Основные черты восточноазиатской системы безопасности на основе сотрудничества» – автор рассматривает предпосылки становления, эволюцию и особенности функционирования многосторонних обсуждений актуальных проблем политического и военно-стратегического характера руководителями стран региона.
На рубеже 1980-х – 1990-х гг. уходила в прошлое «холодная война». Одновременно происходило разрушение «ялтинско-потсдамского» миропорядка, на протяжении почти полувека определявшего развитие отношений между государствами. Наблюдая за переменами и стремясь придать им контролируемый характер, представители правящих кругов и экспертных сообществ многих стран стали моделировать новые формы взаимодействия субъектов мировой и региональной политики.
Указанная выше задача стала особенно актуальна для стран и территорий, граничащих с Тихим океаном. Соответственно, руководители СССР, Австралии и Канады выдвинули предложения о целесообразности сформировать структуры многостороннего диалога, образцом которых могло бы стать Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе. Однако эта идея не получила поддержки руководителей государств Восточной Азии, что было обусловлено совокупностью исторических, географических, экономических, политических и социокультурных факторов. В результате инициативу в формировании новой архитектуры безопасности взяла АСЕАН, рассчитывавшая «перенести» принципы сотрудничества с партнерами по диалогу на «общерегиональный» и даже «сверхрегиональный» уровень. Результатом усилий ассоциированных государств и их партнеров стала новая модель межгосударственного взаимодействия, получившая название «безопасность на основе сотрудничества».
Ее основу составляют многосторонние обсуждения актуальных проблем региона, осуществляемые на основе принципов консенсуса и поэтапности, что позволяет согласовывать позиции участников переговоров и добиваться принятия устраивающих все стороны решений. А конечная цель диалога заключается в движении от выработки мер по укреплению доверия к введению режима превентивной дипломатии и, наконец, к созданию механизма урегулирования конфликтов.
ВТОРАЯ глава «Конфликт из-за островов Южно-Китайского моря как актуальная проблема Восточной Азии» раскрывает, как именно противоречия из-за отдельных островов и рифов архипелага Спратли угрожают безопасности региона.
В этом контексте особое внимание автор уделяет рассмотрению экономических, политических и военно-стратегических факторов, определяющих значимость акватории Южно-Китайского моря для восточноазиатских стран.
Экономические факторы носят разноплановый и многомерный характер. Во-первых, в различных участках Южно-Китайского моря сосредоточены крупные месторождения полезных ископаемых, прежде всего, нефти и природного газа. Во-вторых, мелководье архипелага Спратли служит для рыбаков многих стран одним из основных районов промысла. Наконец, в-третьих, в Южно-Китайском море находятся богатые залежи минералов, благородных и редких металлов, а на Парасельских островах – обильные запасы органических удобрений. Соответственно, Южно-Китайское море является перспективным районом экономической деятельности восточноазиатских стран.
Политическое значение Южно-Китайского моря определяется прохождением через его акваторию и проливы оживленных путей коммерческого судоходства. В частности, воды Южно-Китайского моря «пропускают» 80 % внутрирегиональной торговли, а Малаккский пролив – значительную часть нефтеимпорта Китая, Японии и Южной Кореи, объемы которого с каждым годом возрастают.
Наконец, Южно-Китайское море играет заметную роль в поддержании военно-стратегической стабильности в регионе. Оно является одним из основных «связующих звеньев» между силами передового базирования ВМС США, дислоцированными в Северо-Восточной Азии и Юго-Восточной Азии, а проливы – между американскими военно-морскими базами и пунктами стратегического назначения в Тихом и Индийском океанах.
Таким образом, характер экономических и политических процессов, проходящих в Восточно-Азиатском регионе, во многом зависит от развития обстановки в Южно-Китайском море. В таких условиях противоречия из-за отдельных островов архипелага Спратли провоцируют эскалацию «традиционных» и «нетрадиционных» угроз безопасности.
Первые имеют «экономическое» и «военно-политическое» содержание. Например, отсутствие согласия относительно принадлежности некоторых островов и рифов и, соответственно, омывающих их вод, создает препятствия деятельности нефтяных компаний и рыбаков стран региона. Пристального внимания заслуживает и иной фактор – активизация политики Китая в отношении архипелага может со временем инициировать значительные перемены военно-стратегического характера, и Южно-Китайское море станет одним из районов столкновения американо-китайских интересов.
Из «нетрадиционных» угроз следует особо выделить контрабанду, браконьерство, загрязнение окружающей среды, пиратство и морской терроризм, противодействие которым требует коллективных усилий.
В ТРЕТЬЕЙ главе «История конфликта до окончания холодной войны» автор проводит ретроспективу проблемы.
В частности, было важно выяснить, насколько целенаправленными и последовательными были мероприятия, проводимые Китаем и Вьетнамом в отношении архипелагов с древнейших времен до середины XIX века.
Упоминания об островах Южно-Китайского моря содержатся во многих китайских и вьетнамских источниках эпох древности, средневековья и нового времени. Вместе с тем, их трактовка историками двух стран совершенно разная.
В основе позиции Китая лежит тезис об «открытии» архипелагов, их хозяйственном освоении и включении в состав государственных границ. Согласно китайской версии, это произошло в конце VIII – начале IX вв., после чего власти страны установили на некоторых островах знаки суверенитета. При этом китайские историки особо подчеркивают, что Вьетнам, номинально являвшийся вассалом Китая, «по определению» не мог проводить самостоятельную политику в отношении даже отдельных островов и рифов, не говоря об архипелагах в целом.
Важным аргументом Пекина является и то, что в середине-конце XIX века Великобритания, Франция и Япония, стремившиеся к территориальным приобретениям, не стали «отторгать» от Китая острова Южно-Китайского моря. И действительно, положения франко-китайской конвенции о границе (26 июля 1887 г.) в целом соответствует позиции Китая.
В противовес китайской версии «открытия» архипелагов, основой аргументации Вьетнама служит тезис об осуществлении там непрерывной хозяйственной деятельности. Вьетнамцы и в самом деле проводили такие работы на Парасельских островах в конце XVIII – первой половине XIX вв. Вместе с тем, добыча гуано и иные мероприятия носили «разовый» характер, а в середине XIX века, когда начались войны с Францией, вьетнамские власти их свернули.
С начала XX века до японской агрессии в Восточной Азии формально на архипелаги Южно-Китайского моря претендовали Китай и Франция как правопреемница притязаний Вьетнама. Характер китайской политики не претерпел существенных изменений – мероприятия, проводимые цинскими и впоследствии гоминьдановскими властями, продолжали осуществляться «от случая к случаю», и во второй половине 1930-х гг. в очередной раз оказались свернуты. А интересы Франции были нацелены лишь на острова Спратли – колониальная администрация Индокитая направила несколько экспедиций к западной оконечности архипелага, разместила гарнизоны на некоторых островах, а летом 1933 г. официально заявила об оккупации девяти наиболее крупных из них.
После начала войны на Тихом океане все острова Южно-Китайского моря оказались под контролем Японии, превратившей наиболее выгодно расположенные в пункты стратегического назначения своих ВМС. После капитуляции Японии оба архипелага вновь стали бесхозны. Это подтолкнуло Францию и Китай к активности, и в конце 1946 – начале 1947 гг. их власти направили к архипелагам несколько экспедиций. Однако начало войны Франции против ДРВ и возобновление гражданской войны в Китае вновь сконцентрировали внимание руководителей обеих стран на более важных приоритетах, и все мероприятия в отношении островов Южно-Китайского моря были свернуты.
В целом, анализ шагов, проводимых властями Китая и Вьетнама, подталкивает к выводу, что обе страны ограничивались «разовыми» мероприятиями, направленными исключительно на «демонстрацию» своего присутствия на отдельных островах, чем разработали и пытались воплотить в жизнь целенаправленную государственную политику в отношении архипелагов.
Далее следует анализ эволюции конфликта с начала 1950-х по конец 1980-х гг.
В силу комплекса причин военного и политического характера во время работы мирной конференции в Сан-Франциско (1951 г.) обсуждения проблемы спорных территорий Южно-Китайского моря не состоялось, и вопрос об их государственной принадлежности остался нерешенным. В таких условиях участники конфликта – к которым в 1956 г. присоединились Филиппины – стали в одностороннем порядке размещать свои гарнизоны на наиболее крупных и стратегически выгодно расположенных островах и рифах.
Вместе с тем, в 1950-е – 1960-е гг. необходимость расширить присутствие на островах Южно-Китайского моря продолжала занимать «периферийное» место в иерархии приоритетов как Китая, так и стран ЮВА. В частности, притязания Филиппин были озвучены лишь после присоединения к Договору о коллективной безопасности в Юго-Восточной Азии (СЕАТО), одна из формулировок которого допускала возможность «присоединить» несколько островов, расположенных в восточной части архипелага Спратли. Эскалация китайско-южновьетнамских противоречий из-за Парасельских островов (1959 г.) была вызвана обострением китайско-американских отношений после кризиса в Тайваньском проливе (1958 г.). Еще одним показательным примером «вторичности» рассматриваемой проблемы служит позиция руководителей Северного Вьетнама, на протяжении 1950-х – 1960-х гг. открыто признававших китайский суверенитет над обоими архипелагами. Это было обусловлено характером отношений ДРВ с КНР, оказывавшей своему соседу экономическую и военную помощь. К аналогичному выводу подталкивают и события конца 1960-х – начала 1970-х гг. – во время американской агрессии против ДРВ, Китай проявлял повышенную осторожность, а Тайвань, Филиппины и Южный Вьетнам – американские союзники в Юго-Восточной Азии – напротив, заметно активизировали мероприятия, направленные на расширение присутствия на островах и рифах архипелага Спратли.
Отдельный параграф третьей главы посвящен рассмотрению предпосылок, хода и последствий китайско-южновьетнамского вооруженного столкновения в акватории Парасельских островов.
Оно стало возможным благодаря фундаментальным переменам на международной арене региона в первой половине 1970-х гг. Наиболее важными из них стали нарастание взаимного интереса КНР и США после окончания войны США против ДРВ и активизация сотрудничества Ханоя и Москвы. В таких условиях руководство Китая стало опасаться замены южновьетнамского военного присутствия на островах Южно-Китайского моря северовьетнамским, а впоследствии – советским, что логично предполагало размещение разведывательных комплексов, аппаратуры слежения, а при некоторых обстоятельствах и высокоточного оружия СССР вблизи морских границ КНР.
Чтобы этого не допустить, Пекин принял решение провести операцию по захвату Парасельского архипелага, одна часть которого находилась под контролем Китая, а другая – Южного Вьетнама. Это произошло 19-20 января 1974 г., после чего НОАК активизировала строительство на островах военной инфраструктуры. В результате самый крупный остров – Вуди – превратился в одну из основных баз Южного Флота НОАК и форпост для проецирования мощи в Южно-Китайском море.
Далее автор анализирует состояние и эволюцию проблемы в отношениях КНР и СРВ, КНР и стран АСЕАН и, наконец, ассоциированных государств между собой со второй половины 1970-х до конца 1980-х гг.
Содержание китайско-вьетнамских противоречий в основном определялось состоянием отношений этих стран с Советским Союзом. Соответственно, в конце 1970-х – начале 1980-х гг. Пекин и Ханой категорически отказывались идти на компромисс, не допуская, однако, возможности повторных столкновений. Вместе с тем, тенденции второй половины 1980-х гг. – улучшение советско-китайских и охлаждение советско-вьетнамских отношений, а также принятие руководством КНР новой военно-морской доктрины, предполагавшей более активное участие флота в обеспечении безопасности страны, – создали объективные предпосылки для расширения присутствия ВМФ НОАК в акватории островов Спратли. Логичным следствием этого стал вооруженный конфликт с участием боевых кораблей Китая и Вьетнама вблизи одного из рифов в марте 1988 г.
Состояние проблемы островов Спратли в отношениях Китая с Филиппинами и Малайзией, напротив, характеризовалось стремлением «не замечать» формально существовавших разногласий. Соответственно реакция Пекина на действия Манилы и с 1979 г. Куала-Лумпура либо была запоздалой, либо отсутствовала. Основные причины этого были обусловлены активизацией центростремительных тенденций во взаимодействии КНР с некоммунистическими странами Юго-Восточной Азии. В результате на переговорах с филиппинскими и малазийскими коллегами китайские руководители неоднократно предлагали «заморозить» вопрос о суверенитете над спорными островами и совместно осваивать их ресурсы.
Вместе с тем, разногласия относительно государственной принадлежности одного острова и нескольких рифов, расположенных в южной оконечности архипелага Спратли, в отношениях Филиппин и Малайзии между собой были очень острыми. При этом руководители обеих стран предпринимали шаги, направленные не на сглаживание противоречий, а напротив, на их эскалацию. Пик напряженности пришелся на 1986-1989 гг., когда между Манилой и Куала-Лумпуром произошло несколько серьезных дипломатических конфликтов. Их характер впервые отчетливо продемонстрировал неготовность ассоциированных государств проводить согласованную политику в отношении проблемы островов Спратли, а также ограниченность асеановских принципов сотрудничества при ее урегулировании.
В ЧЕТВЕРТОЙ главе «Попытки урегулирования конфликта» подробно описаны и проанализированы многосторонние обсуждения проблемы, предпосылки их становления, ход и результаты.
На рубеже 1980-х – 1990-х гг. актуальной задачей для стран и территорий, граничащих с Тихим океаном, стала выработка новых форм сотрудничества, главным образом, на многосторонней основе, с целью предотвратить перерастание конфликтов в серьезные кризисы. После некоторых колебаний инициативу по воплощению этой идеи в жизнь взяла АСЕАН.
Противоречия из-за островов Спратли послужили серьезным стимулом, подтолкнувшим Ассоциацию активизировать усилия в данном направлении. Основная причина заключалась в осознании необходимости оптимизировать отношения с Китаем, наступательная политика которого в Южно-Китайском море вызывала обеспокоенность руководителей многих стран Юго-Восточной Азии. Важную роль сыграло и иное обстоятельство – после урегулирования проблемы Камбоджи противоречия из-за островов Спратли превратились в основной фактор нестабильности в субрегионе. Совокупность этих причин объективно побуждала асеановцев содействовать формированию такой ситуации, при которой развитие обстановки в Южно-Китайском море будет отслеживаться с участием многих, в том числе крупных, государств. К середине 1990-х гг. согласование параметров и создание инфраструктуры многостороннего диалога было в основном завершено, и обсуждения стали проводиться на неофициальном и официальном уровнях.
Неофициальные переговоры, участники которых предпринимали попытки затронуть состояние проблемы и рассмотреть перспективы ее эволюции, были представлены заседаниями Азиатско-Тихоокеанского совета по сотрудничеству в сфере безопасности (АТССБ) и Рабочих встреч по урегулированию конфликтов в Южно-Китайском море. Каждое из этих составляющих имело свою специфику – представители АТССБ первоначально в качестве основной задачи видели комплексный и академически выверенный анализ различных аспектов конфликта и выработку рекомендаций по его урегулированию, а участники Рабочих встреч пытались воплотить в жизнь проекты сотрудничества на многосторонней основе.
Тем не менее, переговоры ни в одном из указанных выше форматов не сыграли заметной роли в эволюции проблемы. В частности, несмотря на первоначальные ожидания, результатом присоединения Китая к АТССБ стали не «прорывные» решения, а напротив, прекращение ее обсуждения. Не принесли желаемого эффекта и Рабочие встречи по урегулированию конфликтов в Южно-Китайском море, главным образом, из-за отсутствия объективных предпосылок для внедрения в практику согласованных участниками переговоров проектов сотрудничества.
Официальные переговоры – это заседания Регионального форума стран АСЕАН и политический диалог АСЕАН-КНР.
Как было отмечено, политика Китая в Южно-Китайском море подтолкнула руководителей ассоциированных государств к формированию АРФ. Соответственно, в начале 1990-х гг. политики и дипломаты АСЕАН полагали, что именно это направление внесет наиболее весомый вклад в урегулирование проблемы. Вместе с тем, через несколько лет стало очевидно, что такие ожидания, скорее всего, не оправдаются. Основная причина – обсуждение участниками АРФ китайской политики в отношении архипелага Спратли подтолкнуло Пекин не к сдержанности, а, напротив, к активизации действий.
После кризиса 1997-1998 гг. участники общерегионального многостороннего диалога стали придавать приоритетное значение налаживанию сотрудничества в противодействии «транснациональным» угрозам. Эта тенденция получила дополнительный импульс после 11 сентября 2001 г., что окончательно продемонстрировало иллюзорность первоначальных надежд стран АСЕАН повлиять на эволюцию проблемы архипелага Спратли на заседаниях АРФ.
Впрочем, руководители ассоциированных государств еще в середине 1990-х гг. стали задумываться о возможности такого поворота событий. Соответственно, они сочли целесообразным задействовать «стратегический резерв» Ассоциации – диалог «один на один» с КНР. Важно подчеркнуть, что если в 1995-1997 гг. этот уровень рассматривался асеановцами в качестве «вспомогательного», то после кризиса 1997-1998 гг. он стал «основным». В итоге, именно на этих переговорах были приняты наиболее важные решения, определившие контуры урегулирования конфликта.
Вместе с тем, усиление влияния Китая в Юго-Восточной Азии объективно предопределило то, что динамика, характер и общая направленность этих обсуждений стали определяться Пекином. И китайские дипломаты без существенных усилий добились от вьетнамских, филиппинских и малазийских коллег уступок по принципиальным вопросам. Логичным следствием такого развития событий стал ярко выраженный «прокитайский» характер подписанной руководителями КНР и АСЕАН Декларации поведения сторон в Южно-Китайском море (ноябрь 2002 г.).
Из наиболее важных причин, обусловивших такой результат, особого упоминания заслуживает неспособность АСЕАН оставаться «движущей силой» многосторонних переговоров без поддержки крупных держав, которой Ассоциация лишилась в середине 1990-х гг.
В этой связи автор переходит к анализу вопроса о степени единства АСЕАН во время переговоров с Китаем.
Потребность в выражении Ассоциацией согласованной позиции относительно состояния рассматриваемой проблемы, характера и перспектив ее урегулирования, а также политики КНР в отношении архипелага Спратли назрела еще в конце 1980-х гг. Но особенно актуальной она стала после принятия Китаем Закона о территориальном море и прилежащей зоне (февраль 1992 г.). В таких условиях глава МИД Филиппин призвал своих коллег из стран АСЕАН вынести вопрос о спорном архипелаге на рассмотрение в ООН, что, впрочем, поддержки последних не получило. Вместо этого министры иностранных дел «шестерки» приняли Декларацию АСЕАН по Южно-Китайскому морю (1992 г.), призывавшую участников спора к сдержанности, не упоминая, однако, что данный принцип нарушает именно Китай. Таким образом, уже при первой попытке АСЕАН наметить контуры урегулирования конфликта в ее позиции просматривалось объективное противоречие.
Указанная тенденция получила развитие во время обострения филиппино-китайских отношений из-за рифа Мисчиф (1995 г.), когда Манила, не рассчитывая на собственные силы, обратилась за поддержкой к партнерам по АСЕАН. Однако Ассоциация оказалась не в состоянии преодолеть внутренние противоречия и оказать Филиппинам действенную помощь. В результате в принятом главами МИД АСЕАН документе – «Развитие событий в Южно-Китайском море в последнее время» (1995 г.) – не содержалось принципиально новых положений по сравнению с Декларацией 1992 г.
После финансовых потрясений 1997-1998 гг. разногласия внутри АСЕАН относительно характера и перспектив урегулирования конфликта стали еще острее. Их наиболее ярким проявлением служат попытки Вьетнама, Малайзии и Филиппин согласовать положения Кодекса поведения в Южно-Китайском море (1999-2002 гг.) – руководители этих стран придерживались противоположных взглядов относительно базовых положений разрабатываемого документа. И хотя ассоциированные государства в конечном итоге смогли выработать «компромиссный» вариант Кодекса, во время переговоров с Китаем их представители были вынуждены пойти на серьезные уступки. Наиболее важной из них стало решение о переименовании Кодекса поведения сторон в Южно-Китайском море на Декларацию поведения сторон в Южно-Китайском море (2002 г.), отразившее готовность АСЕАН принять китайские условия урегулирования конфликта.
После подписания Декларации 2002 г. отмеченные выше противоречия внутри Ассоциации стали еще более заметными. А тенденции развития отношений между Китаем и его соседями в Юго-Восточной Азии в начале XXI века будут, по всей видимости, подталкивать ассоциированные государства к дальнейшим уступкам.
В ПЯТОЙ главе – «Южно-Китайское море в политике крупных держав Восточной Азии после холодной войны» рассматривается место этой акватории в иерархии приоритетов КНР, США и Японии.
Анализ позиции КНР автор начинает с освещения причин активизации, характера и основных направлений политики в отношении архипелага Спратли в начале 1990-х гг. – первые годы XXI века.
После окончания «холодной войны» стремление руководителей Китая расширить присутствие ВМФ НОАК в южной части Южно-Китайского моря было обусловлено совокупностью экономических, политических, военно-стратегических и социально-психологических причин. Из наиболее важных можно выделить необходимость разрабатывать перспективные месторождения энергосырья, усилить охрану путей нефтеимпорта, укрепить морские рубежи на юго-востоке и, самое главное, направить в контролируемое русло всплеск национализма в трансформируемом обществе. Последний фактор сыграл решающую роль в активизации китайской политики возвращения «утраченных территорий», заметное место в которой занимали острова Спратли.
В первой половине 1990-х гг. в качестве наиболее эффективного средства достижения поставленной цели, под которой руководители КНР понимали принятие остальными претендентами «прокитайских» условий урегулирования конфликта, Пекин рассматривал тактику «демонстрации силы». Ее составляющими стали заявления высокопоставленных лиц о готовности защищать интересы страны силовыми методами, принятие закона о включении Южно-Китайского моря в территориальные воды КНР и активизация мероприятий по модернизации военно-морского флота. Следствием указанной выше стратегии была эскалация напряженности в китайско-вьетнамских и китайско-филиппинских отношениях из-за отдельных островов и рифов (1992-1995 гг.).
Однако изменение характера взаимодействия Китая со странами Юго-Восточной Азии в конце 1990-х – первые годы XXI века объективно подтолкнуло руководство КНР модифицировать политику в отношении архипелага. И Пекин стал использовать экономические рычаги влияния на АСЕАН, побуждая ее к принятию выгодных для КНР условий урегулирования конфликта. Данная стратегия оказалась результативной, и наиболее важные положения принятой Китаем и АСЕАН Декларации поведения сторон в Южно-Китайском море (2002 г.) носят «прокитайский» характер.
Анализ ключевых тенденций в отношениях между КНР и странами Юго-Восточной Азии подталкивает к выводу, что в обозримой перспективе следует ожидать дальнейшей активизации китайской политики в акватории архипелага Спратли, которая, впрочем, будет осуществляться медленно и поэтапно, сопровождаясь расширением различных форм сотрудничества, прежде всего, экономического характера, с остальными претендентами на спорные острова.
Важное место в политике Китая в Южно-Китайском море занимает Парасельский архипелаг.
На примере мероприятий, проводимых в отношении Парасельских островов, приоритеты КНР в Южно-Китайском море проявились в гипертрофированном виде. В частности, в первой половине 1990-х гг. основным содержанием китайской политики было расширение инфраструктуры исключительно военного назначения. Эти работы вызывали обеспокоенность стран ЮВА, рассматривавших их как подготовку НОАК к захвату отдельных островов Спратли.
Вместе с тем, в середине – второй половине 1990-х гг. китайские лидеры были вынуждены признать, что ресурс Парасельских островов как форпоста проецирования мощи Южного флота ВМФ исчерпан, и дальнейшее строительство военной инфраструктуры не отвечало ни растущим амбициям Китая, ни характеру его отношений со странами ЮВА. В таких условиях Пекин существенно скорректировал политику в отношении Парасельских островов, сделав акцент на развитии исключительно гражданской инфраструктуры и улучшении бытовых условий несущих на архипелаге службу солдат и офицеров, преследуя цель развеять опасения соседних государств о якобы «агрессивных планах» НОАК.
Таким образом, политика Китая в отношении Парасельских островов носит переходный характер, выражающийся в комбинировании «военных» мероприятий с «гражданскими», отдавая последним приоритетное значение.
Отдельно автор анализирует подход руководителей КНР к притязаниям Тайваня в Южно-Китайском море.
В начале-середине 1990-х гг. изоляция Тайваня от участия в урегулировании проблемы архипелага Спратли стала для КНР одной из приоритетных задач. Чтобы добиться ее реализации, Китай инициировал шаги, направленные на минимизацию влияния тайваньских специалистов на состояние проблемы во время многосторонних переговоров, настаивал на необходимости выступить «единым фронтом» против стран ЮВА и совместно разрабатывать природные ресурсы островов. И хотя такая координация действий означала утрату Тайбэем статуса «равной величины» во взаимодействии с АСЕАН, тайваньские власти, заинтересованные в активизации позитивных тенденций в отношениях с КНР, заявляли о согласии двигаться в предлагаемом Пекином направлении. Однако обострение китайско-тайваньских отношений (1995 – 1996 гг.) привело к тому, что налаживание упомянутого сотрудничества оказалось свернуто.
Такая ситуация объективно подтолкнула руководителей КНР к смене стратегии. И Китай добился от АСЕАН согласия на отсутствие тайваньских представителей во время переговоров по выработке документов, определяющих условия урегулирования конфликта. В результате Декларация поведения сторон в Южно-Китайском море (2002 г.) не допускает ни участия Тайваня в дальнейших обсуждениях проблемы, ни его присоединения к многосторонним проектам по разработке ресурсов архипелага Спратли.
Значительное место в пятой главе отведено рассмотрению эволюции американского подхода к конфликту в Южно-Китайском море.
После окончания «холодной войны» внимание американской политической и военной элит к развитию обстановки в акватории архипелага Спратли стало определяться рядом факторов экономического, политического, военно-стратегического и «репутационного» характера. Важно подчеркнуть, что в первой половине 1990-х гг. в качестве оптимального средства урегулирования конфликта Вашингтон рассматривал многосторонние обсуждения, проводимые, главным образом, на заседаниях АРФ. К такому выводу подталкивает анализ приоритетов США во взаимодействии с КНР и странами АСЕАН, а также реакции американского руководства на обострение отношений между Филиппинами и Китаем из-за рифа Мисчиф (весна 1995 г.). Вместе с тем, добившись от Пекина заверений не нарушать свободу судоходства через Южно-Китайское море, Вашингтон предпочел «делегировать» урегулирование конфликта АСЕАН. Это подтолкнуло китайских дипломатов инициировать шаги, направленные на обсуждения проблемы «один на один» с Ассоциацией.
Такой поворот событий означал, что отныне все решения, оказывающие влияние на развитие обстановки в Южно-Китайском море, будут приниматься без участия США. Осознавая, что может потерять контроль над ситуацией, Вашингтон значительно расширил присутствие своих ВМС в Южно-Китайском море и активизировал маневры с союзниками. Это логично привело к столкновению боевых самолетов США и КНР в воздушном пространстве Южно-Китайского моря, за чем последовал дипломатический конфликт между двумя странами (апрель 2001 г.).
После 11 сентября 2001 г. стремление Вашингтона полагаться в большей степени на силовые, чем дипломатические, методы обеспечения своих интересов в Южно-Китайском море стало еще более заметным. К такому выводу подталкивает анализ принятых США документов, наиболее важными из которых стали инициатива по обеспечению безопасности контейнерных перевозок (январь 2002 г.) и по противодействию морской транспортировки оружия массового поражения (май 2003 г.), а также предложение о размещении кораблей США в водах Малаккского пролива и принятии комплексных мер, направленных на усиление безопасности на морских рубежах региона (весна 2004 г.). Результатом этого стало расширение возможностей заинтересованных американских ведомств отслеживать масштабы и номенклатуру грузопотока, следующего через Южно-Китайское море.
Далее автор переходит к рассмотрению приоритетов Японии в Южно-Китайском море.
Как известно, с начала 1990-х гг. основная цель японской внешней политики заключается в приведении политического влияния страны в соответствие с ее экономическим и научно-техническим потенциалом. Соответственно, Токио стремится играть активную роль в урегулировании актуальных проблем Восточной Азии, одной из которых остается конфликт из-за островов Спратли. Вместе с тем, японская дипломатия скована рядом объективных факторов, способных свести к минимуму желаемый эффект. Осознавая это, в первые годы после окончания «холодной войны» руководители страны рассматривали именно многосторонний диалог с участием крупных держав в качестве наиболее эффективного средства снижения остроты противоречий из-за островов архипелага. Однако уже к середине 1990-х гг. Токио стал склоняться к выводу, что этот подход не оправдал первоначальных надежд, и инициировал шаги, направленные на расширение собственного военно-морского присутствия в Южно-Китайском море, что стало возможным благодаря укреплению и диверсификации военно-политических связей с Вашингтоном.
В результате во второй половине 1990-х гг. политика Японии по обеспечению своих интересов в Южно-Китайском море заметно активизировалась. В частности, японские специалисты инициировали расширение сотрудничества с коллегами из стран ЮВА по противодействию пиратству и иным нетрадиционным угрозам безопасности, а правительство спонсировало проведение конференций, участники которых обсуждали возможности оптимизации такого взаимодействия.
После 11 сентября 2001 г. Япония поддержала антитеррористическую стратегию США в Юго-Восточной Азии, попутно рассчитывая усилить собственное влияние в субрегионе, в том числе на его морских рубежах. В частности, Токио выразил одобрение принятых Вашингтоном инициатив, присоединился к многосторонним учениям по перехвату оружия массового поражения в Южно-Китайском море и предложил странам АСЕАН создать режим многостороннего мониторинга Малаккского пролива. Если отмеченные выше тенденции получат развитие, то правомерно ожидать существенного возрастания влияния «японского фактора» на развитие обстановки в Южно-Китайском море.
В ЗАКЛЮЧЕНИИ представлены итоги исследования и сформулированы основные выводы.
Историческая ретроспектива конфликта свидетельствует, что вплоть до окончания Второй мировой войны ни одна страна не проводила целенаправленной и последовательной политики в отношении хотя бы одного из архипелагов. Отдельные острова и рифы регулярно использовались рыбаками и пиратами практически всех прибрежных стран в качестве временных стоянок, и никто не считал их принадлежавшими какому-либо государству. А экспедиции, предпринимаемые властями Китая, Вьетнама и Франции, не были поставлены на постоянную основу и носили «разовый» характер.
В период «холодной войны» спор из-за островов Южно-Китайского моря оставался на периферии внешнеполитических приоритетов как ведущих держав Восточной Азии, так и стран ЮВА. Впервые это стало очевидно во время конференции в Сан-Франциско (1951 г.). С середины 1950-х гг. по конец 1980-х гг. данная проблема также была объективно менее значима, чем корейская, вьетнамская или тайваньская. Она целиком зависела от множества факторов «общерегионального» масштаба и «подгонялась» под более актуальные направления политики участников конфликта.
Фундаментальные перемены в отношениях между странами Восточной Азии на рубеже 1980-1990-х гг. обусловили превращение спора из-за островов Спратли в один из наиболее серьезных факторов нестабильности региона. Соответственно, осознание необходимости добиваться его урегулирования объективно подтолкнуло АСЕАН активизировать усилия по формированию общерегионального многостороннего диалога по вопросам безопасности.
Вместе с тем, многосторонние обсуждения общерегионального масштаба не способствовали ни прояснению вопроса о государственной принадлежности отдельных островов архипелага Спратли, ни снижению противоречий между странами-претендентами на них. Основные причины этого крылись в изначальной ограниченности асеановских принципов сотрудничества, отсутствии единства внутри Ассоциации и, наконец, нежелании крупных держав Восточной Азии искать пути решения проблемы на заседаниях АРФ. Как только это стало очевидно, Китай перевел обсуждения в русло политического диалога «один на один» с АСЕАН и добился урегулирования конфликта на выгодных для себя условиях.
Рассматривая наиболее вероятный сценарий эволюции проблемы островов Южно-Китайского моря в обозримой исторической перспективе – следующие 5-7 лет, – представляется целесообразным разделить вопрос о Парасельских островах и островах Спратли.
Изменение ситуации вокруг Парасельского архипелага, находящегося под контролем КНР, крайне маловероятно. Более того, объективные тенденции развития китайско-вьетнамских отношений подталкивают к выводу, что в скором времени КНР и СРВ подпишут соглашение, юридически закрепляющее суверенитет Китая над островами. Предпосылками к этому являются активизация экономического сотрудничества и начало процесса урегулирования погранично-территориальных вопросов.
Обстановка вокруг архипелага Спратли в ближайшие годы тоже, скорее всего, будет развиваться по «бесконфликтному» сценарию. Залогом того служат приоритеты китайской политики в Юго-Восточной Азии, а именно, стремление активизировать экономическое и политическое сотрудничество со странами субрегиона. Соответственно, руководство КНР заинтересовано в разработке ресурсов архипелага Спратли совместно с ассоциированными государствами, а не конфронтации с ними. Кроме того, после 11 сентября 2001 г. в Южно-Китайском море произошло существенное расширение американского и японского военного присутствия, что служит дополнительной гарантией недопущения эскалации напряженности. Наконец, в первые годы XXI века Южно-Китайское море являет собой арену в большей степени сотрудничества стран региона в противодействии нетрадиционным угрозам безопасности – прежде всего, пиратству и морскому терроризму, – чем соперничества некоторых из них из-за государственной принадлежности отдельных островов и рифов архипелага. Принимая во внимание указанные выше факторы, можно заключить, что в обозримой перспективе для обстановки в этой акватории будет характерно некоторое «затишье».
Вместе с тем, в более отдаленной перспективе – 8-15 лет – КНР, безусловно, рассчитывает добиться изменения ситуации в выгодном для себя направлении. Основной предпосылкой к этому служит характер внешнеполитической и внешнеэкономической стратегии Китая в Восточной Азии, направленной на формирование «китаецентричной» модели взаимодействия субъектов региональной политики. Соответственно, активизация мероприятий в отношении архипелага Спратли поможет КНР еще больше «замкнуть» на себе два субрегиона, усилив свои позиции как одновременно «северо-восточно-азиатской» и «юго-восточно-азиатской» державы, подобно тому, как США расположенные на севере Американского континента, определяют развитие его центральной и южной частей.
Вместе с тем, на практике реализация такой стратегии сопряжена с серьезными препятствиями.
Во-первых, слишком энергичные шаги по «возвращению в лоно Родины» отдельных островов Спратли способны реанимировать старые фобии стран Юго-Восточной Азии – что Китай стремится «поглотить» субрегион, «поставить его под контроль», «доминировать» на морских рубежах и т.д., что вступит в противоречие с основным содержанием политики КНР.
Во-вторых, в настоящее время ассоциированные государства пытаются оптимизировать отношения с крупными внерегиональными странами – Индией, Австралией и Россией, что объективно сужает для Китая «свободу маневра», побуждая его соотносить свои действия не только с АСЕАН, но и с ее влиятельными партнерами.
В-третьих, военное присутствие Вашингтона и Токио в Южно-Китайском море будет, по всей видимости, продолжать расширяться, что также подтолкнет Пекин к сдержанности.
В-четвертых, в ближайшие годы, а, возможно, и десятилетия приоритетным направлением китайской политики «возвращения утраченных территорий» будет оставаться Тайвань, а не архипелаг Спратли. Соответственно, это потребует от Пекина не «распылять» усилия, а наоборот, сконцентрировать их на решении наиболее важной задачи.
Таким образом, факторов, способных предотвратить превращение Южно-Китайского моря в «китайское озеро», набирается достаточно. Именно они, по всей видимости, и будут превалировать, сохраняя «бесконфликтное» развитие обстановки в этой акватории как в ближайшей, так и в более отдаленной перспективе.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
Монографии.
- Канаев Е.А. Конфликт из-за островов Южно-Китайского моря: история, характер урегулирования, перспективы эволюции. – М.: Готика, 2007. – 324 с. [20,25 п.л.]
- Kanaev E. ASEAN’s Leading Role in East Asian Multilateral Dialogue on Security Matters: Rhetoric versus Reality. // Russia-ASEAN Relations. New Directions. – Singapore: ISEAS, 2007. – P. 86-100. [0,7 п.л.]
Работы, опубликованные в «Перечне ведущих рецензируемых журналов и изданий, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ».
- Канаев Е.А. Вооруженный конфликт из-за Парасельских островов (1974 г.) // Обозреватель. – М., 2005. – № 7. – С. 90-96. [0,4 п.л.]
- Канаев Е.А. Неурегулированность проблемы островов Спратли как фактор формирования системы безопасности на основе сотрудничества в Восточной Азии в начале 1990-х гг. // Наука и школа. – М., 2006. – № 2. – С. 33-36. [0,4 п.л.]
- Канаев Е.А. Советский фактор в китайско-вьетнамских противоречиях вокруг архипелага Спратли (середина 1970-х – конец 1980-х гг.). // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. История России. – М., 2006. – № 3(7). – С. 133-138. [0,4 п.л.]
- Канаев Е.А. Обсуждение проблемы спорных островов Южно-Китайского моря на заседаниях Азиатско-тихоокеанского совета по сотрудничеству в сфере безопасности (АТССБ): ожидания и результаты. // Наука и школа. – М., 2007. – № 1. – С. 57-60. [0,4 п.л.]
- Канаев Е. АСЕАН и Россия: отношения после «холодной войны». // Мировая экономика и международные отношения. – М., 2007. – № 2. – С. 67-74. [0,9 п.л.]
- Канаев Е.А. Безопасность на основе сотрудничества в Восточной Азии.// Преподавание истории и обществознания в школе. – М., 2007. – № 5. – С. 58-64. [0,4 п.л.] (принято к печати 28 ноября 2006 г.)
- Канаев Е.А. АСЕАН и конфликт из-за островов Спратли после «холодной войны». // Преподаватель XXI век. – М., 2008. – № 1. – С. 152-155. [0,4 п.л.]
Остальные статьи.
- Канаев Е.А. Подход администрации США к урегулированию территориального конфликта в Южно-Китайском море: существует ли угроза военного вмешательства? // Социально-гуманитарные науки: поиски, проблемы, решения. – М., 2002. – С. 92-97. [0,3 п.л.]
- Канаев Е.А. Политика Японии в отношении проблемы островов Спратли в контексте противоречий между Японией и КНР на современном этапе. // Актуальные вопросы международных отношений и глобального развития (Сборник статей и материалов памяти И.Н. Кравченко и Ю.М. Мельникова в Дипломатической Академии МИД РФ). – М.: Научная книга, 2003. С. 238-254. [0,9 п.л.]
- Канаев Е.А. Историческое обоснование Китаем и Вьетнамом своих прав на острова Парасельские и Спратли как один из аспектов международного конфликта в Южно-Китайском море. // Палимпсест. – М., 2002. – Вып I. – С. 161-166. [0,3 п.л.]
- Канаев Е.А. Размещение военных баз КНР на островах Южно-Китайского моря – угроза безопасности или элемент стабильности? // Научные труды МПГУ. Сер.: Социально-исторические науки. – М., 2003. – С. 308-312. [0,25 п.л.]
- Канаев Е.А. Подходы КНР к проблеме островов Южно-Китайского моря в контексте биполярной системы международных отношений в 1950-е гг. // Гуманитарий. – М., 2003. – Вып. V. – С. 325-328. [0,2 п.л.]
- Канаев Е.А.Военно-морская доктрина КНР как фактор политики Китая в Южно-Китайском море в 1950 – 1960-е гг. // Гуманитарий. М., 2003. – Вып. VI. – C. 184-188. [0,2 п.л.]
- Канаев Е.А. Политика Китая и Вьетнама в отношении островов Южно-Китайского моря с конца XIX века по 1949 г. и оценка их исторической аргументации по этой международной проблеме. // Сборник трудов молодых ученых. Материалы «круглого стола» в Дипломатической Академии МИД РФ. – М.: Научная книга, 2003. – С. 158-167. [0,4 п.л.]
- Канаев Е.А. Экономическое и военно-стратегическое значение акватории Южно-Китайского моря для обеспечения безопасности стран Восточной Азии. // Гуманитарные науки. – М., 2003. – Вып. 20. – С. 85-89. [0,2 п.л.]
- Канаев Е. АСЕАН-КНР: новая парадигма отношений в сфере безопасности. // Проблемы национальной безопасности во внешней политике Китая. – М., 2005. – С. 107-121. [1,0 п.л.]
- Канаев Е.А. Нетрадиционные угрозы безопасности в стратегических оценках стран АСЕАН в 1960-1980-е гг. // Социум: проблемы, анализ, интерпретации. – Вып.V. – М., 2006. – 286-289. [0,2 п.л.]
- Канаев Е.А. Обсуждение вопроса о государственной принадлежности остров Южно-Китайского моря во время работы мирной конференции в Сан-Франциско (сентябрь 1951 г.) // Социум: проблемы, анализ, интерпретации. – Вып.V. – М., 2006.- С. 282-286. [0,2 п.л.]
- Канаев Е.А. Дипломатический конфликт между Китаем и Южным Вьетнамом вокруг Парасельских островов (1959 г.) // Гуманитарий. – М., 2006. – Вып. VIII. – С. 357-360. [0,2 п.л.]
- Канаев Е.А. Акватория Южно-Китайского моря в политике США после 11 сентября 2001 г. // Гуманитарий. – М., 2006. – Вып. VIII. – С. 360-362. [0,2 п.л.]
- Канаев Е.А. Неурегулированность проблемы островов Южно-Китайского моря как источник нетрадиционных угроз безопасности странам Восточной Азии. // Научные труды МПГУ. Сер.: Социально-исторические науки. – М., 2006. – С. 273-275. [0,2 п.л.]
- Канаев Е.А. Территориальные притязания Тайваня в акватории Южно-Китайском море как объект политики КНР. // Вестник Владимирского государственного педагогического университета. – Вып. 14. – Владимир, 2007. – С. 53-56. [0,3 п.л.]
- Канаев Е.А. Филиппино-малазийские противоречия вокруг островов архипелага Спратли в 1986-1989 гг. // Социум: проблемы, анализ, интерпретации. – М., 2007. – Вып. VI. – С. 291-293. [0,2 п.л.]
- Канаев Е.А. Японо-американское военно-морское сотрудничество после 11 сентября 2001 г. // Гуманитарий. – М., 2007. – Вып. IX. – С. 18-20. [0,2 п.л.]
- Канаев Е.А. Япония и обсуждение вопроса об островах Южно-Китайского моря на заседаниях АРФ. // СОФИСТ: социолог, философ, историк. – М., 2007. – С. 220-222.[0,2 п.л.]
- Канаев Е.А. Китай и архипелаг Спратли в начале 1990-х гг.: причины активизации политики. // СОФИСТ: социолог, философ, историк. – М., 2007. – С. 222-224. [0,2 п.л.]
[1] Восточно-Азиатский регион/Восточная Азия включает в себя государства и территории двух субрегионов – Северо-Восточной Азии (СВА) и Юго-Восточной Азии (ЮВА). Впрочем, на взгляд автора, понятие «регион» не должно быть ограничено исключительно географическими рамками. Например, к Восточной Азии как международно-политическому региону правомерно отнести и США, оказывающие огромное влияние на проходящие там процессы.
[2] Богатуров А.Д., Плешаков К.В. Динамика международной стабильности. // Международная жизнь. – М., 1991. – № 2. – С. 35-46.; Косолапов Н.А. Сила, насилие, безопасность: современная диалектика взаимодействия. // Мировая экономика и международные отношения. – М., 1992. – № 11. – С. 34-45.; Поздняков Э.А. Системный подход к исследованиям международных отношений. – М., 1976.; Система, структура и процесс развития современных международных отношений. / Отв. ред. Гантман В.И. – М., 1984.; Хрусталев М.А. Системное моделирование международных отношений. – М., 1987.; Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталев М.А. Очерки теории политического анализа международных отношений. – М., 2002.; Gaddis J.L. International Relations Theory and the End of the Cold War. // International Security. – Cambridge (Mass.), 1992/93. – Vol. 17. – № 3. – P. 5-58.; Gilpin R. The Political Economy of International Relations. – Princeton, 1987.: Kegley C., Raymond G. A Multipolar Peace? Great Power Politics in the Twenty-First Century. – N.Y., 1994.: Waltz K. The Emerging Structure of International Politics. // International Security. – Cambridge (Mass.), 1993. – Vol. 18. – № 2. – P. 44-79.
[3] Богатуров А.Д. Великие державы на Тихом океане. – М., 1997.; Сумский В.В. Юго-Восточная Азия в холодной войне и глобализирующемся мире. // Мировая экономика и международные отношения. – М., 2005. - № 4. – С. 60-67.; Агафонов Г.Д. Правовые аспекты морепользования в АТР. – М., 2004.; Кулматов К.Н. Мир в начале XXI века. – М., 2006..; Сулицкая Т.И. Страны АСЕАН и международные отношения в Юго-Восточной Азии. – М., 1985.; Богомолов А.О. Тихоокеанская стратегия США и АСЕАН. – М., 1989.; Бунин В.Н. Японо-американский союз безопасности: история и современность. – М., 2000.; Самойленко В.В. АСЕАН: политика и экономика. – М., 1982.; Место Китая в глобальной политике США. / Отв. ред. Лукин В.П. – М., 1987. Китай в мировой политике. / отв. ред. Торкунов А.В. – М., 2001.; Азиатско-Тихоокеанский регион в условиях глобализации. / отв. ред. Бажанов Е.П. – М., 2001.; Проблемы мира, безопасности и сотрудничества в Азиатско-Тихоокеанском регионе. / отв. ред. Титаренко М.Л. – М., 1990.; АСЕАН в системе международных политических отношений./ Отв. ред. Чуфрин Г.И. – М., 1993.; АСЕАН: итоги, проблемы, перспективы. / Отв. ред. Чуфрин Г.И. – М., 1998. Восточная Азия между регионализмом и глобализмом. /Отв. ред. Чуфрин Г.И. – М., 2004.; Китай в XXI веке: глобализация интересов безопасности. / Отв. ред. Чуфрин Г.И. – М., 2007.; Международные отношения в Азии и новое политическое мышление. / отв. ред. Хазанов А.М. – М., 1990.; Азия: роль ключевых государств в международных отношениях в 1990-е гг./отв. ред. Хазанов А.М. – М., 1995.
[4] Степанов Е.Д. Китай на морских рубежах // Институт Дальнего Востока РАН. Информационный бюллетень. - М., 1996. - № 4.; Он же. Пограничная политика в системе внешнеполитических приоритетов КНР (1949-1994) // Институт Дальнего Востока PАН. Информационные материалы. Сер.: международные отношения стран Северо-Восточной Азии. - М., 1996. - Вып. 1.; Он же. Правовые аспекты территориальных споров в Южно-Китайском море // Институт Дальнего Востока PАН. Информационные материалы. Сер.: международные отношения стран Северо-Восточной Азии. - М., 1997. – Вып. 3.; Он же. Жемчужина раздора. // Азия и Африка сегодня. – М., 2002. - № 6. – С. 11-15.; Он же. Южно-Китайское море: острова на материковой отмели. // Проблемы Дальнего Востока. – М., 2006. - № 2. – С. 55-70.
[5] Из наиболее известных работ этих авторов см. Liefer M. Chinese Economic Reform and Security Policy: the South China Sea Connection. // Survival. – L., 1995. – Vol. 37. - № 2. – P. 44-59; Garver J. China’s Push through the South China Sea: the Interaction of Bureaucratic and National Interests. // The China Quarterly. – L., 1992. – № 132. – P. 999-1028.; Shambaugh D. The Insecurity and the Security: the PLA’s Evolving Doctrines and Threat Perceptions towards 2000. // Journal of Northeast Asian Studies. – Washington, 1994. –Vol. 13. – № 1.– P. 3-25.; Godvin P. Chinese Military Strategy Revised: Local and Limited War. // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. – Philadelphia, 1992. – Vol. 519. – P. 191-202.; Buszynski, L. ASEAN security dilemmas. // Survival. – L., 1992-1993. – Vol. 34. – № 4. – P. 90-107.; Whiting A.S. The PLA and China’s Threat Perception. // The China Quarterly. – L., 1996. – № 146. – P. 596-615.; Lee Lai To. The South China Sea: China and Multilateral Dialogues. // Security Dialogue. – Oslo, 1999. – Vol. 30. – № 2. – P. 165-178.; Valencia M. Spratly Solution Still at Sea. // The Pacific Review. – Oxford, 1993. – Vol. 6. – № 3. – P. 155-170.; Sheng Lijun. Beijing and the Spratlys. // Issues and Studies. – Taipei, 1995. – Vol. 31. – № 7. – P. 18-46.
[6] Heinzig D. Disputed Islands in the South China Sea. Paracels – Spratlys – Pratas – Macclesfield Bank. – Wiesbaden, 1976.; Samuels M.S. Contest for the South China Sea. – L., N.Y., 1982.
[7] Chi Kin Lo. China’s Policy towards Territorial Disputes: the Case of the South China Sea Islands. – L., 1989.
[8] Song Yann-huei. US and the Territorial Disputes in the South China Sea; a Study of Ocean Law and Polities. // Maryland Series in Contemporary Asian Studies. – Baltimore, 2002. – № 1 (168).
[9] См. сноску 4.
[10] Rau R. Present and Future Maritime Security Issues in the Southeast Asian and South China Seas. // Contemporary Southeast Asia. – Singapore, 1986. – Vol. 8. – № 1. – P 37-56.; Olson H. Maritime Traffic in the South China Sea. // Ocean Yearbook. – Chicago, London, 1996. – № 12. – P. 137-153.; Shephard A. Oil on Troubled Waters: Indonesian Sponsorship of the South China Sea Workshops. // Studies in Conflict and Terrorism. – Washington, 1995. - Vol. 18. – № 1. – P. 1-15.; Chang F.K. Beijing’s Reach in the South China Sea. // Orbis. – Philadelphia, 1996. – Vol. 40. – № 3. – P. 353-374.; Garrett B., Glaser B. Multilateral Security in the Asia-Pacific Region and Its Impact on Chinese Interests: Views from Beijing. // Contemporary Southeast Asia. – Singapore, 1994. – Vol. 16. – № 1. – P. 14– 34.; Djalal H. Indonesia and the South China Sea Initiative. // Ocean Development and International Law. – N.Y., 2001. – Vol. 32. – № 2. – P. 97-103.
[11] Ji Guoxing. China versus South China Sea Security. // Security Dialogue. – Oslo, 1998. - Vol. 29. – № 1. – P. 101-112.; Pan Shiying. The Nansha Islands: a Chinese Point of View. // Window (Hong Kong). 3 September 1993. – P. 23-37.; Chen Jie. China’s Spratly policy: with Special Reference to the Philippines and Malaysia. // Asian Survey. – Berkeley (Cal.), 1994. – Vol. 34. – № 10. – P.893-903.; Jun Zhan. China Goes to the Blue waters: the Navy, Seapower Mentality and the South China Sea. // The Journal of Strategic Studies. – L., 1994. – Vol. 17. – № 3. – P. 180-208.; Лю Цинцай. КНР: геополитическая среда и внешняя политика добрососедства. // Проблемы Дальнего Востока. – М., 2006. - №. 2. – С. 33-42. – С. 36.; Чжай Кунь. 1991-2020: подъем Китая и развитие отношений между Китаем и АСЕАН – исторический обзор и стратегия на будущее. // Проблемы Дальнего Востока. – М., 2005. - № 5. – С. 32-43.
[12] Tonnesson S. Sino-Vietnamese Rapprochement and the South China Sea Irritant. // Security Dialogue. – Oslo, 2003. – Vol. 34. – № 1. – P. 55-70. ; De Castro R.C. The Revitalized Philippine-US Security Relations. // Asian Survey. – Berkeley, 2003. – Vol. 43. – № 6. – P. 971-988.; Lee Lai To. China, the US and the South China Sea Conflicts. // Security Dialogue. – Oslo, 2003. – Vol. 34. – № 1. – P. 25-39.; Ba A.D. China and ASEAN: Renavigating Relations for a 21st Century Asia. // Asian Survey. – Berkeley, 2003. – Vol. 43. - № 4. – P. 622-647.; Rowan J.P. The U.S. – Japan Security Alliance, ASEAN, and the South China Sea Dispute. // Asian Survey. – Berkeley, 2005. – Vol. 45. - № 3. – P. 414-436.; Haacke J. Seeking Influence: China’s Diplomacy toward ASEAN after the Asian Crisis. // Asian Perspective. – Seoul/Oregon, 2002. – Vol. 26. – № 4. – P. 13-52.; Odgaard L. The South China Sea: ASEAN’s Security Concerns about China. // Security Dialogue. – Oslo, 2003. – Vol. 34. – № 1. – P. 11-24.; Ho Khai Leong. ASEAN+1 or China+1? Regionalism and Regime Interests in ASEAN-China Relations. // China and Southeast Asia./ Ed. by Ho Khai Leong, Ku S. C.Y. – Singapore, Kaoshiung, 2005. – P. 195-210.
