Дворянская семья в советской россии и ссср (1917 – конец 1930-х гг.): социокультурный аспект
На правах рукописи
Ефремов Сергей Игоревич
Дворянская семья в Советской России и СССР (1917 – конец 1930-х гг.): социокультурный аспект
07.00.02. – отечественная история
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
кандидата исторических наук
Москва
2011
Работа выполнена на кафедре новейшей истории России Московского государственного областного университета
Научный руководитель:
доктор исторических наук, профессор Наумов Олег Николаевич
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, профессор Волобуев Олег Владимирович
доктор исторических наук, профессор Прохоров Михаил Фёдорович
Ведущая организация: Ивановский государственный университет
Защита состоится 9 ноября 2011 г. в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д.212.155.05 в Московском государственном областном университете по адресу: 105005, Москва, ул. Ф. Энгельса, д.21а, ауд.305.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского государственного областного университета по адресу: 105005, Москва, ул. Радио, д.10 а.
Автореферат разослан __ октября 2011 г.
Ученый секретарь диссертационного совета
кандидат исторических наук,
доцент Е.Б. Никитаева
- Общая характеристика исследования
Актуальность темы исследования.
Семья - как в ее современном понимании компактной «ячейки общества», так и классическом, экстраполированном варианте фамилии, рода, клана - является ключевым институтом человеческого социума, так как в ее рамках осуществляется трансляция от поколения к поколению системы ценностей, во многом определяющей бытие и сознание каждого отдельного человека. Соответственно, обширный комплекс проблем, связанных с институтом семьи, всегда имел и будет иметь первостепенное значение для наук о человеке, будь то социальная философия, социология, культурология, антропология или другая дисциплина.
Не являются исключением и исторические науки. Родственные связи – объект изучения специальной исторической дисциплины генеалогии; более того, значение семьи в общеисторическом дискурсе неуклонно растет, выходя за строго очерченные границы какой-либо одной специфической области. На протяжении XX в. историография постепенно поворачивалась в сторону «микроистории», уделяя внимание реконструкции повседневной жизни бытовавших в те или иные эпохи сообществ и групп, объединенных по родовому, социальному, этническому, гендерному и прочим признакам.
Повседневная жизнь, менталитет, системы ценностей представителей данных групп перемещались с периферии в центр внимания исследователей – феномен, обусловленный как развитием междисциплинарных связей, позволяющих историками использовать инструментарий смежных наук, так и общественным спросом на осмысление и концептуализацию тех областей человеческой жизни, которые остаются за рамками традиционного макроисторического нарратива.
Семья, являясь одной из таких малых групп, постепенно становится принципиальным объектом микроистории; в то же время выявление закономерностей социокультурной динамики данной группы требует помещения конкретной семьи или группы семей в макроисторический контекст, который оказывает огромное влияние на развитие родовой культуры и этики.
Сочетание макро и микроуровней особенно актуально, когда речь идет о другой важной для исторической науки человеческой общности, объединяющей людей по социальному признаку - сословии. В истории российской государственности с момента ее зарождения и вплоть до октября 1917 г. ключевую роль играло дворянство. По мере развития монархического государства, формирования и укрепления его институтов, эволюционировало и дворянство: его категории, принципы пополнения рядов, характер межсословных социальных связей, вкупе являющиеся макропараметрами проблемы. Вместе с изменениями структуры и внешних границ сословия, развивалась и дворянская семейная культура, ментальность, повседневная жизнь, которые можно отнести к микроуровню.
Если рассматривать российское дворянское сословие более широко, то, с известной долей условности его можно охарактеризовать как «метасемью», учитывая, во-первых, обширные родственные связи между домами и родами (брачными узами были связаны между собой практически все основные аристократические фамилии), во-вторых, мощную родовую культуру, тождественную для знатных семейств. Таким образом, в истории дворянского сословия пересекаются две ключевые проблемы – родовая и социальная (социокультурная), в силу чего оно представляет особенный интерес для современного исследователя.
Степень научной разработанности проблемы.
Историография дворянства насчитывает более двухсот лет, начиная с трудов Г. Ф. Миллера[1]. На протяжении XIX в. количество исследований по истории дворянства неуклонно росло, в результате чего на рубеже XIX – XX вв. сформировался внушительный корпус сочинений, посвященных как дворянству конкретных регионов[2], так и периодов[3], либо отдельным аспектам общественного бытия дворянского сословия[4]. Кроме того, было написано множество работ, реконструирующих историю дворянства в ее политической, социальной и культурной целостности, что позволяет говорить об изучении дворянства как о важной и самостоятельной отрасли исторического знания[5].
Октябрьская революция 1917 г. не только уничтожила дворянство «де юре» как сословие и социальную страту, но и способствовала уменьшению исследовательского интереса к истории дворянства. В советской историографии оно долгое время осмысливалось исключительно в контексте помещичьего землевладения, связанных с ним имущественно-классовых отношений и «ликвидации эксплуататорских классов»[6].
Ситуация изменилась только в 1970 – 1980-е гг., когда вследствие развития дискуссионного процесса в советской исторической науке стали изучаться такие важные вопросы, как социально-экономическая модернизация дворянства в условиях пореформенной России последней трети XIX – начала XX вв. (работы А.П. Корелина[7] ); место дворянства в менявшейся классовой структуре общества и динамические взаимоотношения этого сословия и самодержавной власти (В.М. Кабузан, С.М. Троицкий[8] ) и т.д.
При этом, несмотря на положительную динамику изучения дворянства, его история, с точки зрения советской историографии, заканчивалась в октябре 1917 г., а судьбы его представителей в послереволюционное время не рассматривались. Работы, посвященные формированию советской интеллигенции, классовой борьбе и сотрудничеству так называемых «буржуазных специалистов» (среди которых были представители дворянских фамилий) с новой властью, не уделяли внимания дворянам как таковым и не изучали специфику дворянской семейно-сословной культуры в контексте советского общества[9].
Эмигрантская историография подходила к дворянскому вопросу с точки зрения фактологии и в ограниченных хронологических рамках: издавались родословия и поколенные росписи,[10] выходили историко-биографические труды, посвященные отдельным дворянским фамилиям – например, книга Н.Д. Толстого-Милославского о роде Толстых[11], увидели свет работы, посвященные происхождению дворянского сословия [12]. Историки русского зарубежья, как и их советские коллеги, обходили тему «дворянской современности», что, с одной стороны, было обусловлено их отрывом от эмпирической базы, с другой – консерватизмом научного подхода, не учитывавшего новейшие тенденции социальных наук.
С конца 1980-х гг. и по настоящий момент, после изменения общественно-политической конъюнктуры в постсоветской России дворянская тематика вошла в активный научный и научно-популярный обиход.
Во-первых, увеличился объем работ, посвященных классическому и пореформенному периодам истории сословия, его социально-экономическому, правовому бытованию. Так, широкий спектр проблем, обусловленных адаптацией дворянства к модернизационному процессу рубежа XIX – XX в. – начиная от роли дворянства в торгово-промышленном капитале и заканчивая сословной психологией переходного периода, был рассмотрен К.Н. Курковым, введшим в научный оборот большой массив статистических данных и ранее не использовавшихся источников[13]. В работах Н.А. Ивановой и В.П. Желтовой обозначились новые подходы к изучению социально-сословной стратификации Российской империи и места дворян в общем социальном организме; проанализирован правовой статус дворян и деятельность региональных сословных корпораций[14]. Были переведены на русский язык работы американских историков Сеймура Беккера и Мишель Ламарш Маррезе, посвященные социально-экономической жизни дворянства в пореформенной России (в контексте юридического статуса и сословных привилегий) и гендерным нюансам дворянского землевладения XVIII – XIX вв. соответственно[15].
Во-вторых, появились междисциплинарные исследования, сфокусированные на менталитете, семейной и сословной культуре дворянства XVIII – начала XX в. Первопроходцем в этой области был Ю.М. Лотман, трактовавший традиционный дворянский быт и великосветский церемониал в семиотической и культурологической аспектах[16]. Психологический портрет русской аристократии конца XVIII в. воссоздала Е.Н. Марасинова[17] ; cложный комплекс идеологических воззрений русского дворянства конца XVIII – начала XIX в. с точки зрения социальной философии рассмотрела И.Ф. Худушина[18]. Комплексный социокультурный облик русского дворянства начала XX века реконструировала Е.П. Баринова[19].
В-третьих, приобрел актуальность встал вопрос о жизни бывших дворян и других представителей дореволюционных элит (составлявших маргинальную группу так называемых «бывших людей») в советском государстве.
Увидели свет работы, посвященные отдельным дворянским фамилиям (дворяне Аксаковы, князья Хованские, князья Хилковы, графы Медем и др.), авторы которых пытались экстраполировать жизненные судьбы представителей конкретного рода после 1917 г. на русское дворянство в целом[20]. Данные исследования внесли существенный вклад в разработку проблемы. Судьбы аристократических семей после 1917 г. рассматривал и В.А. Иванов, однако его исследование затрагивало лишь один из аспектов жизни советских дворян - репрессии[21].
Выделились в отдельное направление научного поиска исследования повседневной жизни «бывших» (дворян, бюрократии, духовенства, предпринимателей и т. д.) и во многом совпадавшей с ними социальной страты «лишенцев» (лиц, лишенных в 1920 – 1930-е гг. избирательных прав на основании социального происхождения). Здесь нужно отметить, в первую очередь, работы Т.М. Смирновой, подробно рассматривавшей различные аспекты жизни «бывших» в конце 1910-х – 1930-х гг.[22]. К сожалению, для нее, как и для большинства других авторов, писавших на эту тему[23], дворяне не представляли специального интереса, являясь лишь частью прослойки «бывших» и величиной, скорее, статистического порядка.
То же самое относится к работам зарубежных (прежде всего, американских) историков-советологов, изучавших социальную историю эпохи сталинизма и уделявших преимущественное внимание офифицально считавшихся маргинальными группам – Шейлы Фитцпатрик, Голфо Алексопулос, Катрионы Келли и др.: отдельные сведения о потомках дворянских семьях растворены в массиве информации о «бывших»[24]. Исключением (среди англоязычных исследований) можно считать статью Джона Ченнона, посвященную жизни и уходу из усадеб в города дворян-помещиков в 1920-е гг.,[25] а также статьи Мэттью Рэндла, посвященные различным (особенно повседневным и бытовым) аспектам жизни бывших дворян в советском государстве[26].
Параллельно с историками, судьбы представителей дореволюционных привилегированных слоев изучали специалисты по исторической социологии – С.А. Чуйкина, Е. Фотеева, Д. Берто, К. Герасимова, которые активно использовали специфический социологический инструментарий, прежде всего – устные опросы живших на тот момент в Санкт-Петербурге потомков российских дворянских фамилий; данную методику ввели в оборот В.Б. Голофаст и Т.З. Протасенко[27]
.
Именно исследователями данной «школы» была предложена цельная и сформированная парадигма изучения и интерпретации жизненного опыта бывших дворян, в основе которой находились проблемы сохранения и трансляции социокультурных практик в среде послереволюционного дворянства. Результатом этих поисков стала первая масштабная попытка изучения жизни бывших дворян в России после 1917 г. - монография С. Чуйкиной «Дворянская память: бывшие в советском городе (Ленинград, 1920 – 30-е годы)». В ней рассмотрены важнейшие вопросы общественного и частного существования дворянских семей: выбор между эмиграцией и адаптацией к советским реалиям, передача культурных стереотипов от «дореволюционных» поколений к дворянской молодежи, идентичность и самосознание дворян и т.д. Чуйкина ввела в оборот значительный объем ранее не зафиксированных воспоминаний ныне живущих (живших на момент написания работы) потомков петербургских дворянских фамилий, а также ряд рукописных мемуаров из частных архивов. Вместе с тем, строгие территориальные рамки (Ленинград и область) и специфика используемого инструментария, который, фактически, ограничивал эмпирическую базу работы воспоминаниями дворян 1910-х и более поздних годов рождения, не позволяет считать данную работу исчерпывающей (дворянские мемуары, дневники и архивные документы использовались автором преимущественно для построения контекста).
Анализ историографии русского дворянства показывает, что наименее исследованным периодом его существования является советский. Поскольку юридический статус дворянина был аннулирован, собственность отчуждена в пользу государства, а возможности участия в частных коммерческих инициативах либо сведены к нулю, либо (в период НЭПа) строго лимитированы, наиболее перспективным направлением научного поиска в этой области являются социокультурные аспекты бытования дворянской семьи. В пользу данного направления говорят и эмпирическое присутствие феномена дворянской культуры, складывавшегося веками, и актуальность микроисторического исследования семейной и сословной проблематики, отмеченная выше.
Литература, охватывающая данные аспекты дворянской жизни, либо посвящена отдельным родам, либо какой-то одной проблеме (репрессии), либо описывает бытование дворянской семьи в узких территориальных рамках (Ленинград) и создана в рамках смежной научной области, без активного привлечения исторического инструментария.
Цель и задачи исследования.
Имеющиеся лакуны в изучении истории российского дворянства обусловливают необходимость всестороннего анализа социальных и культурных аспектов бытования дворянской семьи в РСФСР (СССР) в их динамической взаимосвязи, который и является целью данного исследования.
В соответствии с ней была определена следующая совокупность задач:
- определение понятия «дворянская семья» и проведение типологического анализа дворянской семейной модели;
- ретроспективный анализ традиционной дворянской семейно-сословной культуры с целью выявления социокультурных констант дворянской семьи в 1917 – 1930-е гг.;
- реконструкция социального облика русского дворянства накануне Октябрьской революции;
- анализ реакции русских дворян на исторические вызовы 1917 г. в контексте семейно-сословной культуры;
- анализ изменений материального положения и юридического статуса дворянина и их влияния на функционирование дворянской семьи в 1917 – 1930-е гг.;
- выделение основополагающих моментов советской семейной и социальной политики, формирующих условия бытования дворянской семьи в 1917 – 1930-е гг.;
- выделение и изучение механизмов социальной адаптации дворян к изменениям повседневной реальности;
- определение степени актуальности устоявшихся дворянских социальных и культурных практик в условиях советского социума 1917 – 1930-х гг.
Объект и предмет исследования.
Объектом исследования является дворянские семьи, оставшиеся после Октябрьской революции 1917 г. в России. Предмет исследования составляют: семейно-сословная культура дворян, рассматриваемая с одной стороны, в органической взаимосвязи с дворянской культурой дореволюционного периода и родовой традицией, а с другой – в контексте становления и эволюции советского общества; положение дворян в советском социуме и их принадлежность к маргинальной социальной группе «бывшие люди»; проблема дворянского самосознания и идентичности; влияние общественной ситуации на инерционные и эволюционные процессы, происходившие в дворянской семье в 1917 – 1930-е гг. и т.д.
Методологические основы исследования.
Методология настоящего исследования базируется на принципах объективности, системности, историзма и междисциплинарного подхода.
Научная объективность подразумевает критическую рецепцию источников, их сопоставление и верификацию, строгую причинно-следственную связь между эмпирической базой и концептуальными построениями.
Принцип историзма отражается в следовании хронологической последовательности, позволяющей воссоздавать предмет изучения в исторической перспективе, а также в анализе объекта исследования с учетом специфики и в контексте рассматриваемого периода времени. В ходе исследования активно применялся как микроисторический анализ, подразумевающий изучение отдельной дворянской семьи и соответствующей среды, так и макроисторический, необходимый для выявлении роли дворянской семьи и культуры в социальных процессах, происходивших в России в конце 1910-х - 1930-е гг.
Системный подход требует помещения локального процесса в широкий исторический контекст, изучения всех процессов и явлений в совокупности образующих их элементов и устойчивых внутренних связей, а также применения разнообразных способов интерпретации фактологического материала.
Междисциплинарный подход, неразрывно связанный с принципом системности исследования, обуславливает привлечение инструментария смежных наук – исторической социологии, культурной антропологии, культурологии, что дает возможность полновесного и всестороннего изучения предмета.
Источники исследования.
Диссертация основывается на разнообразных неопубликованных и опубликованных источниках.
Специфика темы потребовала от автора работы преимущественного обращения к источникам личного происхождения, составляющим основу эмпирической базы исследования: только в них фиксировались многие аспекты частной жизни дворянской семьи.
По объективным причинам (эмиграция, отчуждение дворянских усадеб и репрессии) состояние личных источников по теме оставляет желать лучшего: существенная часть дворянских семейных архивов утрачена безвозвратно, значительная часть сохранившихся документов, находящихся в распоряжении частных лиц, труднодоступна для исследования. Тем не менее, была проанализирована значительная совокупность мемуаров, дневниковых записей и семейной переписки.
Основную группу источников составляют неопубликованные дворянские мемуары, дневники и частная переписка, находящиеся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки. Были изучены фонды князей Голицыных («Вяземы»), Самариных, Шереметевых, графов Бутеневых-Хрептовичей, князей Шаховских, Орловых, Давыдовых и других дворянских фамилий[28].
Помимо источников личного происхождения автором использовались документы советских учреждений и ведомств, необходимые для уточнения данных о профессиональной деятельности и перемещениях по стране членов той или иной дворянской фамилии: справки об образовании и месте работы, трудовые книжки, командировочные удостоверения. На основании этих данных была воссоздана трудовая биография бывшего предводителя дворянства Рыбинского уезда И.И. Лютера и его супруги С.И. Лютер (урожденной Хомутовой)[29].
Основную группу опубликованных источников составляют дневники и мемуары членов дворянских семей. Дворянские мемуары можно разделить на две подгруппы. К первой относятся воспоминания, полностью охватывающие исследуемый период 1917 – 1930-х гг. и наиболее ценные в плане фактологии. В первую очередь нужно выделить воспоминания Т.А. Аксаковой-Сиверс (1892 - 1981),[30] достоинства которых как исторического источника неоднократно подчеркивались исследователями[31] ; воспоминания членов семьи Голицыных – князя Кирилла Николаевича (1903 – 1990) и князя Сергея Михайловича (1909 – 1989), а также их родственника О.В. Волкова (1900 – 1996) [32] ; воспоминания барона М.Ф. Косинского, А.А. Брусилова и др.[33]
Ко второй подгруппе относятся мемуары членов дворянских фамилий, в которых, по причине эмиграции авторов, описывается лишь часть исследуемого периода. Из этой группы наибольший интерес представляют воспоминания И.Д. Голицыной (урожденной Татищевой) (1900 – 1983, эмигрировала из страны в 1932 г. при посредничестве президента Германии Гинденбурга)[34] ; князя С.М. Волконского (1860 – 1937, эмигрировал в 1921)[35], А.В. Давыдова (1881 – 1955)[36].
Опубликованные дневниковые записи с точки зрения хронологии и фактологии примыкают ко второй подгруппе: наиболее ценным из данной группы является дневник О.Г. Шереметевой (урожденной Чубаровой), заканчивающийся 1935 г.[37] ; большинство же опубликованных (как, впрочем, и неопубликованных дневников) останавливаются на событиях 1918 – 1919 гг.[38].
Следующую группу опубликованных источников составляют декреты и иные законодательные акты советской власти, так или иначе затрагивающие бывших дворян, а также устанавливающие рамки советской социальной политики: в первую очередь, это декреты «О земле», «Об уничтожении сословий и гражданских чинов», «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов гражданского состояния» и «О расторжении брака»[39].
К этой группе логически примыкают опубликованные статьи и выступления руководителей советского государства – В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого, А.И. Коллонтай, проясняющие политику советской власти в отношении «бывших» и трактующие законодательные инициативы большевистского правительства[40].
Последнюю группу опубликованных источников составляют статьи из советской периодики 1920-х – 1930-х гг.: в первую очередь, это «Красная газета», «Комсомольская газета» и «Литературная правда»[41]. Привлечение данной группы источников необходимо для иллюстрации «классовой борьбы» в советском обществе, а также описания образа «бывших людей», существовавшего в советской пропаганде и распространенного в обществе.
Хронологические рамки исследования.
Хронологические рамки диссертации определены 1917 – 1930-ми гг., поскольку в этот период времени дворянская семья и культура претерпевала наиболее значительные видоизменения, обусловленные трансформацией социально-политического и культурного контекста. Социальная траектория дворян простирается от маргинальной и репрессированной социальной группы «пораженных в правах», которую представители первого сословия пополнили в ранний послереволюционный период, до формально-юридического уравнивания бывших с остальными категориями советских граждан по Конституции 1936 г. и полной ассимиляции дворянства в рядах новой советской интеллигенции, завершившейся в эпоху «большого террора».
Территориальные рамки исследования.
Территориальные рамки работы широки и охватывают центральный и северо-западный регионы РСФСР: Петроград (Ленинград), Москву, Московскую, Тульскую, Калужскую, Ярославскую области и т.д., что связано с географией проживания и миграций основной массы дворянских фамилий в изучаемый период времени, а также состоянием источниковой базы диссертации. В отдельных случаях и по мере необходимости, обусловленной эмпирической основой исследования, территориальные рамки расширялись за счет других регионов – Уфы, Архангельской области и т. д.
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые был предпринят с позиций исторической науки всесторонний анализ способов бытования дворянской родовой и сословной культуры в советское время, показана (на материале большой группы дворянских фамилий) эволюция традиционной модели «семьи-клана», выявлена и осмыслена вся совокупность разнонаправленных социокультурных процессов, имевших место в среде советских дворян и сформировавшегося вокруг данной среды «бывших людей».
Введены в научный оборот важные данные, касающиеся отдельных представителей дворянских семей и проясняющие особенности как общественной, так и частной жизни дворянства в 1917 – 1930-е гг. Выявлена преемственность социальных и культурных практик от предреволюционного к послереволюционному дворянству, которая позволяет по-новому проанализировать историю этого сословия в конце XIX – первой трети XX в.
Практическая значимость исследования.
Предложенные автором данной работы концепции и сделанные выводы актуальны для изучения исторических судеб русского дворянства (особенно в XX в.) и компаративного исследования русской и зарубежной аристократии, для изучения истории русского зарубежья, социальной истории советской России 1917 – 1930-х гг.; в первую очередь, для осмысления и концептуализации опыта «бывших» людей, «лишенцев» и отдельных групп, образующих маргинальные социальные страты, а также для изучения истории советской интеллигенции. Результаты исследования применимы для анализа массовой культуры и повседневной жизни эпохи «военного коммунизма», НЭПа, индустриализации.
Рассмотренные в диссертации процессы социальных преобразований в городе после 1917 г., связанные с отчуждением собственности у «бывших людей», «уплотнением» и резким изменением сословно-классовой стратификации оказали большое влияние на повседневную жизнь как советских, так и постсоветских поколений, что делает результаты диссертационной работы актуальными и для изучения современной истории России.
На защиту выносятся следующие положения:
- Социально-экономическая эволюция общества в конце XIX – начале XX в. обусловила размывание сословных границ российского дворянства и повысила его способность к адаптации.
- К 1917 г. российское дворянство было неоднородным в социально-экономическом, культурном и ментальном отношении; основными носителями сословного мировоззрения являлись представители древних родов.
- После 1917 г. дворянство перестало существовать как юридически и социально обособленная страта общества, но сохранялась его культурная и ментальная специфика, представители сословия стремились транслировать молодым поколениям родовую культуру и образ жизни.
- Тяжелые условия жизни, давление со стороны государства способствовали консолидации и самоорганизации бывших дворян как в рамках отдельно взятой семьи или группы семей, так и социального круга, что обеспечивало решение насущных бытовых проблем и физическое выживание.
- В 1920-е – 1930-е гг. несмотря на отдельные случаи люмпенизации бывшим дворянам удалось найти свое место на рынке труда; они работали во всех отраслях и сферах народного хозяйства, в области культуры, искусства и образования, состояли на военной службе, были в государственном аппарате, занимались (в период НЭПа) частным предпринимательством.
- Социальная адаптация к советской действительности происходила различно в отдельных возрастных группах дворянства: более тяжело у старшего поколения и гораздо легче у тех, кто родился в 1900-е – 1910-е гг.
- Большинство дворянских семей смогло адаптироваться к социально-экономическим и политическим реалиям, сложившимся после 1917 г.
- В 1930-е гг. происходил процесс формального уравнивания дворян и остальной части населения, юридически закрепленный в Конституции 1936 г.
- Социально-политическая и правовая ситуация, сложившаяся в СССР в 1930-е гг., способствовала распаду традиционной дворянской семьи-клана и ассимиляции бывших дворян в общей массе советских граждан.
Апробация результатов диссертационного исследования.
Основное содержание и главные выводы исследования докладывались на заседании Историко-родословного общества в Москве, научной студенческой конференции в Московском государственной областном университете, они легли в основу двух опубликованных статей. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры новейшей истории России Московского государственного областного университета и получила одобрение.
Структура работы выстроена в соответствии с принципом историзма, подразумевающим хронологическую последовательность в рассмотрении исторических процессов, внутренней логикой изложения материала и соподчиненностью тематических блоков, отображающих комплексность проблематики, многоуровневый и междисциплинарный подход к ее изучению. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.
- Содержание работы
Во введении обосновывается значение темы и ее актуальность, определяется степень научной разработанности, выделяется объект и предмет исследования; формулируются цель и задачи, излагаются методологические основы исследования, дается характеристика использованных источников, указываются хронологические и территориальные рамки исследования, обосновывается научная новизна и практическая значимость работы, писывается структура диссертации.
В первой главе рассматриваются социально-экономические и культурные аспекты жизни российского дворянства в конце XIX - начале XX в.
Параграф 1 посвящен социально-экономической эволюции дворянства в пореформенной России конца XIX – начала XX в.
Несмотря на ограничительные меры правительства, количество потомственных дворян в России во второй половине XIX – начале XX в. неуклонно росло: в 1861 г. их насчитывалось приблизительно 640 – 657 тыс. человек, а в 1912 г. – 1 млн. 167 тыс. – 1 млн. 174 тыс., т. е. за 50 лет их численность практически удвоилась. Количественный рост дворянства означал «обезземеливание» сословия, уменьшение удельного веса землевладельцев в его общей массе, размывание его социальных границ. Относительное «обезземеливание» сопровождалось абсолютным: дворяне активно распродавали землю; кроме того, сословие начало «отдаляться от земли» и в бытовом плане. Процесс урбанизации сословия отображается в статистических данных: если в 1858 г. среди дворян, проживающих на территории Европейской части России, горожанами были 15 – 20 %, то к 1897 г. эта цифра составляет уже 47, 2 %. Для дворян-землевладельцев имение постепенно становилось своего рода «дачей», где члены семьи проводили летнее время.
Постепенный отток дворянства из деревни сопровождался переходом в различные отрасли хозяйства - промышленность и торгово-финансовый капитал, а также увеличением числа дворян на общем рынке труда. Параллельно усилению коммерческой активности шел процесс «профессионализации» всех слоев дворянства, которое находило себя в самых разнообразных сферах деятельности: от науки и образования до физического труда. Диверсификация профессиональной деятельности дворянства была обусловлена как социальной модой, бравшей вверх над сословными стереотипами, так и материальным положением семьи: многие потомственные дворяне не наследовали ничего, кроме статуса, поэтому вынуждены были делать карьеру.
В параграфе 2 рассматривается мировоззрение и семейная культура дворянских фамилий в начале XX в. Социальная аморфность сословия обусловливала «множественность» его менталитета, поэтому единой общедворянской культуры в России в этот период времени уже не существовало, а самосознание старинной аристократии и близких к разночинцам и буржуазии новых служилых дворян сильно различалось. Представители нового служилого дворянства и их дети – первое-второе поколение дворянской семьи – как правило, несли ментальность той социальной страты, из которой они происходили, и зачастую даже не отождествляли себя с дворянами.
Оплотом родовой, семейно-сословной дворянской культуры в эпоху модернизации оставались старинные аристократические фамилии – прежде всего, титулованная знать. В них по-прежнему существовала строгая иерархия и дисциплина, культ родителей и старших поколений. Основные ценностные установки передавались через домашнее воспитание. Воспитательный процесс в таких семьях происходил в условиях традиционного дворянского «золотого детства», подразумевающего комфортную среду обитания для ребенка, в которой повышенное внимание и уход (няни, гувернеры и т. д.) сочетается с широкими возможностями для времяпрепровождения в вольготных условиях дворянского имения. Как правило, в старинных аристократических фамилиях играл значительную роль религиозный компонент воспитания, в то время как для новых дворян, а также семей, сложившихся в результате межсословных браков, приоритет религиозности не был характерен, благодаря чему молодежь легко приходила к более или менее секуляризованному мироощущению. Несмотря на идеологическую и культурную разобщенность старого и нового дворянства, точки соприкосновения между ними были: в первую очередь, это закрытые дворянские учебные заведения – институты благородных девиц, кадетские корпуса. Благодаря влиянию на учебный процесс старых аристократических семей, тесно связанных с императорским двором, а также сложившейся традиции, образовательная и воспитательная политика в подобных учреждениях была консервативной. Таким образом, ученическая среда, в основной своей массе не отличавшаяся родовитостью и знатностью, частично усваивала элементы высокой дворянской культуры.
Вторая глава посвящена жизни дворянской семьи в первые послереволюционные годы (1918 – 1921).
Параграф 1 описывает реакцию дворян на Октябрьскую революцию и основные сценарии их поведения. После того, как в октябре 1917 г. большевики взяли власть, консенсуса и единой линии поведения среди дворянства не было. Естественным выбором (особенно для военнослужащих), был путь вооруженного сопротивления. Многие офицеры и генералы царской армии, происходившие из потомственных дворян, сражались против большевиков в Белой армии; при этом среди офицеров дворянского происхождения были и те, кто скептически относился к перспективам контрреволюционного движения, считая, что возникшую проблему надо было решать на более ранних этапах.
Ответ на основной вопрос для членов дворянских семей, не примкнувших к Белому движению – остаться в России или эмигрировать – был обусловлен различными факторами – в первую очередь, социально-психологическими и экономическими. Легальная эмиграция была доступна единицам, а, по мнению отдельных свидетелей тех событий, и вовсе недоступна. Нелегальный переход через границу был связан с многочисленными рисками, которые, тем не менее, не останавливали многих дворян, напуганных «красным террором». Отъезд происходил как через северные границы (Польша, Финляндия, страны Прибалтики), так и южные (Одесса, Крым); часть дворян, покидавших Россию через южные рубежи, отплывали на пароходах вместе с остатками Белой гвардии.
Обозначить точное количественное соотношение уехавших и оставшихся дворян не представляется возможным. Тем не менее, опираясь на источники, можно с уверенностью говорить, что, несмотря на давление внешней среды и наличие ресурсов для выезда, в послереволюционной России остались (в большем или меньшем количестве) представители всех основных аристократических семей – Рюриковичей, Гедиминовичей, татарских князей, знати иностранного происхождения. Остались князья Голицыны, князья Трубецкие, графы Шереметевы, князья Львовы, Нарышкины, князья Гагарины, князья Мещерские, Татищевы, графы Толстые, графы Бобринские, князья Шаховские и т.д.
В контексте данного исследования наиболее интересна мотивация дворян, оставшихся в России. Для дворян старшего поколения (1850 – 1870-х годов рождения), наиболее консервативных в плане самосознания и родовой культуры, отрыв от родины был особенно проблематичен. Бывали случаи, когда нежелание одного из супругов покинуть Россию препятствовало воссоединению семьи за границей. Типологически близкий, второй мотив – желание работать на благо своей страны, вне зависимости от правящего режима. Третий фактор – вера в то, что большевики продержатся у власти недолго. Наконец, четвертый фактор – симпатии к левым и социал-демократические воззрения, либо активное неприятие самодержавия, в силу которых часть дворянства возлагала определенные надежды на новую власть и была готова к сотрудничеству с ней.
Дворяне, оставшиеся после революции в России, столкнулись с прессингом со стороны новых властей. Масштабы потерь среди дворянства в конце 1917 - 1918 гг. сильно разнились в зависимости от региона проживания, степени известности семьи и других факторов – зачастую от простой случайности.
В эпоху военного коммунизма (1918 – 1920 гг.) миграции дворян распространялись не только за рубеж, но и происходили в рамках страны. Это было связано, во-первых, с желанием дворян покинуть Москву и Петроград, чтобы «переждать» в провинции, а, во-вторых, с голодом, от которого страдало в тот период времени городское население. Другие представители дворянских семей, вынуждаемые неблагоприятной обстановкой на местах, наоборот, переезжали из регионов в Москву либо Петроград.
В параграфе 2 рассматривается процесс отчуждения дворянской собственности (в первую очередь, имений), а также проблемы взаимоотношений бывших дворян-помещиков с крестьянами. Последовавшая, в обеспечение «Декрета о земле», экспроприация земельной собственности лишила многие бывшие дворянские семьи основного источника существования. Речь шла не только об утрате недвижимого имущества, но и о тяжелой символической потере: несмотря на урбанизацию сословия и его «отдаление от земли», для дворянской семьи наследственное имение, усадьба являлись материальной памятью, символом рода и преемственности поколений.
В ходе революционных событий отношения дворянства и крестьянства резко обострились – участились случаи разграбления и уничтожения дворянских имений, физической расправы над бывшими помещиками. Вместе с тем, мемуарные свидетельства о взаимоотношениях дворян со своими бывшими крестьянами показывают, что повсеместного антагонизма между ними не было, ситуация во многом зависела от личных связей и степени вовлеченности дворян-помещиков в хозяйственную деятельность и крестьянскую жизнь. В 1918 – 1919 гг. имели место случаи как дворянско-крестьянской трудовой кооперации, так и безвозмездной помощи крестьян. Если бывшие владельцы не могли закрепиться в своих имениях в качестве «трудящихся», то тем из них, кому до революции удавалось поддерживать хорошие отношения с крестьянством, последние оказывали весьма ощутимую материальную помощь.
В параграфе 3 рассматривается повседневная жизнь дворянской семьи в эпоху «военного коммунизма». С одной стороны, дворянским семьям было тяжелее прочих – из-за социального происхождения и связанного с ним административного прессинга, из-за «символических потерь» и уплотнений, с другой – наличие образования, связей и остатки фамильного имущества, которое можно было выменять на продукты, давали им преимущества перед выходцами из других слоев. Источники приводят также единичные примеры полной люмпенизации дворян, не выдержавших гнета обстоятельств.
Тем дворянам, которые в этот период времени не могли устроиться на работу в учреждения новой власти (и, соответственно, получать служебный паек), приходилось распродавать личное имущество, по тем или иным причинам не пострадавшее в ходе реквизиций – произведения искусства, ювелирные изделия, детали интерьера, одежду и т. д. Участвовали «бывшие» и в «мешочничестве» - нелегальных поездках в деревню ради обмена вещей на продукты.
Экспроприация дворянской собственности в городах (квартиры, особняки) была для бывшей аристократии не менее тяжелым ударом, чем потеря усадеб. Дискомфорт новой ситуации в городе был для дворянских семей связан не только с психологической травмой от утраты фамильной собственности и бытовых неудобств, но и из-за социального окружения и отношения к ним советских инстанций, курирующих жилищные вопросы. В условиях вынужденного уплотнения бывшие дворяне стремились держаться вместе и, по возможности, «уплотнялись» за счет родственников и знакомых – людей своего социального и культурного круга.
В третьей главе рассматривается процесс адаптации дворянской семьи к советской действительности.
Параграф 1 посвящен трудовой деятельности бывших дворян в РСФСР и СССР. В силу предреволюционной модернизации российского общества для многих, если не для большинства, дворян профессиональная деятельность была естественной частью повседневной жизни, они были готовы продолжать ее вне зависимости от смены власти. Первой «профессиональной нишей» (как с точки зрения хронологии, так и значимости для Советского государства) дворянства была военная служба: значительное число военных специалистов из «бывших» либо добровольно, либо принудительно пополнили ряды Рабоче-Крестьянской Красной армии.
Владение иностранными языками и широкий кругозор в области искусства и гуманитарных наук определили другие органичные для бывших дворян сферы профессиональной деятельности: услуги в сфере образования - как в государственном, так и неофициально-частном секторах, и культурно-просветительская работа. Также к приоритетным для дворян сферам занятости относилась работа во внешнеторговых и внешнеэкономических организациях, особенно в период НЭПа. Третьим направлением можно назвать службу в советских учреждениях, которым постоянно требовались специалисты с высшим образованием (как и сотрудники, просто способные писать и считать без ошибок) для занятия должностей разного уровня. Те дворяне, у которых не было профессионального опыта, часто шли по пути «профессионализации хобби», пытаясь превратить свои прежние увлечения в источник заработка: охота, творческая деятельность и т. д.
Несмотря на официально озвученную потребность в «буржуазных специалистах» и частые случаи трудоустройства «бывших людей» на ответственные должности в госучреждениях, значительная часть бывших дворян не могла найти работу, соответствующую уровню квалификации: власть, формально предлагая им сотрудничество, на практике не доверяла подобным специалистам.
В целом профессиональный состав бывших дворян, ставших со временем советскими специалистами, был разнообразен – от заводских рабочих до высокопоставленных советских управленцев.
Параграф 2 посвящен проблеме «дворянского компромисса», т. е. выработки модели внешнего поведения, необходимой, чтобы вписаться в советское общество. Бывшие дворяне стремились не выказывать публично свою «особость», совершенствовали искусство умолчания и эзопов язык, когда им доводилось обсуждать резонансные общественно-политические темы в присутствии посторонних – учитывая уплотнения и практику доносительства со стороны соседей. Критика режима со стороны бывших дворян не носила публичный характер, а мнения и эмоции фиксировались приватно – к примеру, в дневниковых записях. Особенно актуальной была проблема «выправления» биографии, поскольку каждому гражданину страны Советов было необходимо для поступления на службу или в высшее учебное заведение заполнить анкету, обязательным пунктами которой являлись вопросы о социальном и имущественном положении анкетируемого и его родителей до октября 1917 г.
В параграфе 3 рассмотрены основные этапы репрессий в отношении дворянских семей. Последствия репрессий являлись неотъемлемой частью адаптации дворянской семьи к новым социальным реалиям, так как экстремальная ситуация, в которой оказывались дворянские семьи, вынуждала их проявлять максимальную мобильность и приобретать новые, жизненно необходимые в данных условиях навыки.
Многие видные общественные и политические деятели дворянского происхождения пропали без вести после 1917 г. В период Гражданской войны и «военного коммунизма» (1918 – 1921 гг.) были распространены внесудебные казни, а также аресты и лишения свободы на относительно непродолжительные сроки – от нескольких дней до нескольких месяцев.
В 1920-е – 1930-е гг. репрессии против дворян часто принимали характер спланированных, масштабных операций. Это могли быть своеобразные «акции возмездия» (как это было в Петрограде (Ленинграде) в 1918 г. после убийства председателя ЧК Урицкого или в 1935 г. после убийства Кирова). Могли быть операции, направленные против определенной прослойки – дворянской молодежи, устраивавшей «танцы» («Большой фокстрот» 1924 г.), либо локальные кампании, проходившие в рамках одного города. Самым масштабным из подобных мероприятий была операция «Бывшие люди», проведенная НКВД в Ленинграде в феврале-марте 1935: в ходе нее были арестованы 4833 главы семей «бывших» из разных сословий; из них 1434 человека принадлежали к аристократии, среди них 67 князей, 44 графа и 106 баронов. Отдельным дворянам удалось избежать репрессий – в первую очередь тем, кто отказался от сношений с иностранцами и держался в стороне от шумных компаний дворянской молодежи.
Репрессии сталинской эпохи затрагивали разные социальные слои советского общества, поэтому говорить об уникальности судеб дворянской семьи в этом плане не представляется возможным. Можно только констатировать, что они понесли серьезнейшие потери, которые, среди прочих факторов, вели к постепенной ассимиляции дворянства.
Четвертая глава раскрывает проблемы бытования дворянской ментальности и родовой культуры в контексте становления советского общества 1920-х – 1930-х гг.
В параграфе 1 выделены сущностные черты дворянской родовой культуры. В первую очередь, это «историзм», подразумевающий включение новых дворянских поколений в коллективный фамильный «портрет» и прочную ассоциацию с предками. Внимание к истории рода неразрывно связано с другой чертой дворянской семейной культуры – пониманием семьи как большого и сложного организма, «клана». Другой базовой чертой дворянского фамильного этоса являлось специфические требования к продолжению и расширению рода, т. е. сословная брачная политика: понятие «мезальянса», недопустимости смешения социального «верха» и «низа» оставалось – и до, и после Октябрьской революции 1917 г.
После 1917 г. в матримониальную политику дворянской семьи (и без того смягченную социально-экономической модернизацией) существенные коррективы вносили повседневные реалии, необходимость физического выживания, ради которого жесткие сословно-семейные принципы порой приносились в жертву. «Неравный брак» использовался дворянами и как инструмент «социальной легитимации»: смена фамилии давала возможность, как женщинам, так и мужчинам из дворянских семей скрыть происхождение.
Браки по расчету, заключавшиеся ради упрочения материального положения или скрытия происхождения, были широко распространены, что отнюдь не означало краха традиционных с семейно-сословной точки зрения супружеств. Выстраиванию «альянсов» способствовало то, что в конце 1910-х – 1920-х гг. дворяне еще сохраняли некоторую обособленность, а сложные жизненные обстоятельства заставляли их держаться вместе. Даже в эпоху сталинизма и ужесточения прессинга «бывшие люди» составляли полноценные альянсы. В отдельных дворянских семьях, где патриархальные традиции были особенно сильны, брачные союзы по-прежнему заключались не только с оглядкой на традиционные представления о достойном супруге, но и под прямым давлением старшего поколения. И в 1920-е, и в 1930-е гг. бывшие дворяне, нарушавшие статус-кво и пренебрегавшие устоявшимися брачными ритуалами, могли быть подвергнуты остракизму со стороны консервативно настроенных родственников и представителей своего социального круга.
В параграфе 2 рассматриваются вехи советской семейной политики, вносившей коррективы в жизнь дворянской семьи. Большевистское понимание семьи как «буржуазного» института, который постепенно уйдет в прошлое, четко отражалось в ранних законодательных актах. В 1920-е гг. власть усиленно внушала населению мысль о том, что семейные связи и быт куда менее важны, чем общественное бытие и классовое сознание – эта доктрина противоречила всем основным принципам дворянского «семейного строительства».
Важной установкой советской семейной и социальной политики было равноправие полов, которому уделялось большое внимание в статьях и программных выступления лидеров нового режима Эмансипация и равноправие полов противоречили патриархальному укладу классической дворянской семьи, где мужчине – главе семьи и носителю статуса (потомственное дворянство передавалось по мужской линии) полагалось служить или быть профессионалом в какой-либо области, заниматься делами имения, а женщина, чаще всего, выступала в роли хранительницы очага, хозяйки светского салона, участника и инициатора культурных мероприятий.
В 1930-е гг., на волне «большого перелома», советская семейная политика изменилась, что было связано с попыткой власти установить жесткий контроль над всеми сферами жизни советского человека. Казалось бы, новый поворот отвечал традиционным патриархальным установкам дворянской семьи и вел к компромиссу «старого и нового». Однако крайняя политизация внутрисемейных отношений и примат классового чувства над родственным, пропагандируемые официально, не могли быть позитивно восприняты семьями «бывших», воспитанных в принципиально иной атмосфере.
В параграфе 3 описывается специфика приватной жизни дворянской семьи в советский период. По мере того, как бывшим дворянам удавалось воссоздать подобие прежнего домашнего пространства и общения, в ограниченном объеме регенерировались социально-досуговые практики, традиционные для дворянской семьи. Для этого требовались другие «бывшие», необязательно дворяне. Характерными особенностями дворянской частной жизни была «культурность», обусловленная уровнем образования, а также высокая степень диверсификации социально-досуговых практик. Диапазон – от традиционных дворянских хобби, вроде охоты, до модного в 1920-е гг. спиритизма.
Привычка к «артистическому» времяпрепровождению подпитывалась культурной атмосферой 1920-х гг., расцветом искусства и культуры, когда потомки дворянских фамилий могли найти себя и в «актуальных» на тот момент художественных течениях. Посещение культурных мероприятий – спектаклей, концертов и т.д., равно как и популярных и демократичных танцевальных вечеров были обязательной частью досуга «бывших людей». При этом «светская жизнь» советского дворянина происходила в сложнейших бытовых условиях.
В заключении содержатся основные выводы, полученные в результате изучения поставленных проблем.
Несмотря на модернизацию российского общества в целом и дворянского сословия в частности, расшатывавшую патриархальные устои родовой культуры, накануне падения самодержавия и революционных потрясений 1917 года дворянская семейная модель продолжала функционировать. Приход к власти большевиков, которые стали осуществлять радикальную программу переустройства общественной и частной жизни, а также планомерно уничтожать прежнюю элиту, нанес сильнейший удар по дворянской семье. Гибель, эмиграция и вынужденное переселение многих членов дворянских семейств многократно ускорила процесс измельчания и деградации дворянской семейной общности, резко уменьшившейся в объеме. Отчуждение имений и городского жилья лишило дворянскую семью символического центра и материальной базы, возможностей для кланового существования.
Произошел существенный сдвиг в семейной психологии: дворяне, вынужденные привыкать к жизни в резко ограниченном круге ближайших родственников, постепенно утрачивали саму идею фамильного бытия, что еще более затрудняло трансляцию семейных ценностей новым поколениям.
Одновременно следует отметить живучесть установок родовой культуры. Везде, где существовала или вновь образовывалась - в результате добровольных или вынужденных миграций - компактная прослойка бывших дворян, существовали (воссоздавались) характерные способы коммуникации, времяпрепровождения, повседневные ритуалы, вытекающие из специфики дореволюционного дворянского образования и воспитания.
Семьи, приверженные родовой культуре, пытались следовать традиционной матримониальной политике, своему пониманию «альянса» и «мезальянса» и даже настаивали на соблюдении сопутствующих браку церковных ритуалов, что в условиях 1920-х и, особенно, 1930-х гг. грозило прямой конфронтацией с властями. Дворянская молодежь воспитывалась в духе традиции, хотя и редуцированной до базовых, этических параметров и т. д. Вся эта совокупность ритуалов и практик воспроизводилась в дворянских семьях несмотря на крайне стесненные материальные обстоятельства, враждебность инородного в социальном плане окружения, искусственно нагнетаемую в печати, воспроизводилась вопреки кризису идентичности у новых дворянских поколений.
«Охранительные» явления в дворянской семье-клане, имевшие место в описываемый период, откладывали ее окончательный распад, однако процесс распада дворянства был необратим. В ситуации, когда прекратилось действие главных факторов – многочисленности, интенсивного внутриродового взаимодействия и наличия мест консолидации, локальные процессы самоорганизации и фрагментарного культурного воспроизводства лишь подчеркивали глобальную тенденцию. К концу 1930-х гг. дворянство утратило большинство социально-культурных характеристик, адаптировалось к изменившейся действительности и, в значительной степени, интегрировалось в советское общество.
III. Публикации по теме диссертации
Основные положения диссертации изложены автором в следующих работах, общим объемом 1,2 печатного листа, опубликованных в изданиях, входящих в список ведущих периодических научных изданий, рекомендованных ВАК:
- Трудовая деятельность бывших дворян в СССР (1920-е – 1930-е гг.) / С.И. Ефремов // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «История и политические науки». 2011. № 2. С. 141 - 146.
- «Аристократический салон» в период нэпа (по воспоминаниям бывших дворян) / С.И. Ефремов // Преподавание истории в школе. 2011. № 5. С. 68 – 71.
[1] Миллер Г.Ф. Сочинения по истории России: Избранное. М., 1996. С. 180 – 226.
[2] См.: Мартынов В. Донское дворянство и заселение их земель крестьянами: (Ист. очерк). СПб, 1891; Сторожев В.С. Тверское дворянство XVII века. Тверь, 1894; Воронежское дворянство в Отечественную войну. М., 1912.
[3] См.: Лихачев Н.П. Думное дворянство в Боярской думе XVI столетия. СПб, 1898.
[4] См.: Елишев А.И. Служебные права дворян. М., 1894.
[5] См.: Романович-Славатинский А. Дворянство в России. СПб., 1870; Яблочков М.Т. История дворянского сословия в России. СПб., 1876; Чичерин Б.Н. Об аристокрации, в особенности русской. Лейпциг, 1877; Евреинов Г.А. Прошлое и настоящее значение русского дворянства. СПб., 1898; Павлов-Сильванский Н.П. Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства. СПб., 1898; Семенов Н.П. Наше дворянство. СПб., 1898; Порай-Кошиц И.А. История русского дворянства от IX до конца XVIII века. СПб., 1900; Ключевский В.О. История сословий в России. М., 1913.
[6] Глезерман Г. Ликвидация эксплуататорских классов и преодоление классовых различий в СССР. М., 1949; Очерки истории СССР: Период феодализма: Россия в первой четверти XVIII в. М., 1954; Очерки истории СССР: Период феодализма: Россия во второй половине XVIII в. М., 1956.
[7] Корелин А.П. Дворянство в пореформенной России. 1861 – 1904. Состав, численность, корпоративная организация. М., 1979; Он же. Дворянство и торгово-промышленное предпринимательство в пореформенной России (1861 – 1904) // Исторические записки. М., 1978. С. 128 – 152.
[8] Кабузан В.М., Троицкий С.М. Изменения в численности, удельном весе и размещении дворянства в России в 1782 – 1858 г. // История СССР. 1971. № 4; Троицкий С.М. Изменения в численности, удельном весе и размещении дворянства в России в 1782 – 1858 г. // История СССР. 1971. № 4; Он же. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М., 1974; Дворянство и крепостной строй России XVI – XVIII вв. М., 1975.
[9] Трифонов И.Я. Очерки истории классовой борьбы в СССР в годы нэпа (1921 - 1937 гг.). М., 1960; Он же. Классы и классовая борьба в СССР в начале нэпа (1921 - 1925 гг.). Л., 1964. Спирин Л.М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России. М., 1975.
[10] См. например: Плешко Н.Д. Князья Оболенские. Родословие. Нью-Йорк, 1959. Работы, посвященные генеалогии русского дворянства и частично восполняющие пробелы в истории русского дворянства после 1917 г., выходили и в 2000-е гг., см.: The princes Galitzine. Washington D.C., 2002.
[11] Tolstoy N. The Tolstoys: Twenty-Four Generations of Russian History. New York, 1983.
[12] Raeff M. Origins of Russian Intelligentsia: the 18-th Century Nobility. N. Y., 1966.
[13] Курков К.Н. Адаптация российского дворянства к условиям модернизационного процесса начала XX в. М., 2005.
[14] Иванова Н.А., Желтова В.П. Сословно-классовая структура России в конце XIX – начале XX в. М., 2004; Они же. Сословное общество Российской империи (XVIII – начало XX века). М., 2010.
[15] Беккер С. Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России. М., 2004; Маррезе М.Л. Бабье царство: дворянки и владение имуществом в России (1700 – 1861). М., 2009.
[16] Лотман М.Ю. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб., 1994.
[17] Марасинова Е.Н. Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII в. М., 1999.
[18] Худушина И.Ф. Царь. Бог. Россия. Самосознание русского дворянства (конец XVIII – первая треть XIX вв.). М., 1995.
[19] Баринова Е.П. Российское дворянство в начале XX века: социокультурный портрет. Самара, 2006.
[20] Дворянская семья: из истории дворянских фамилий России. СПб., 2000; Кулешов А.С. Аксаковы. История разбитых судеб. М., 2009; Наумов А.В. Судьбы российского дворянства в XX веке (на материале трех поколений хвалынской ветви графов Медемов): Автореф. дис. … к. и. н. Саратов, 2009; Наумов О.Н., Хилков Б.М. История рода князей Хилковых. Екатеринбург, 2008; Хованский С.А. Князья Хованские. М., 2007.
[21] Иванов В.И. Миссия ордена: Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-х – 40-х годов: на материалах Северо-Запада РСФСР. СПб., 1997.
[22] Смирнова Т.М. «Бывшие люди» Советской России. Стратегии выживания и пути интеграции. 1917 - 1936 годы. М, 2003; Она же. «Бывшие». Штрихи к социальной политике советской власти // Отечественная история. 2000. № 2; Она же. «... Чтобы нам дали возможность мирно дожить нашу жизнь...»: Представители бывших привилегированных слоев в поисках новой социальной ниши. Октябрь 1917 - 1921 годы // Советская власть народная власть? Очерки истории народного восприятия Советской власти в СССР. СПб., 2003.
[23] Добкин А.И. Лишенцы. 1918 - 1936 // Звенья. Исторический альманах. Вып. 2. М.; СПб., 1992; Иванов В.А. Бывшие люди // Родина. 1999. № 4; Федорова Н.А. Лишенцы 20-х годов: советское сословие отверженных // Журнал исследований социальной политики. Т. 5. № 4. М., 2007; Фицпатрик Ш. Классы и проблемы классовой принадлежности в Советской России 20-х годов // Вопросы истории. 1990. № 8; Юшин И.Ф. Социальный портрет московских «лишенцев» (конец 1920-х - начало 1930-х годов) // Социальная история. Ежегодник, 1997. М., 1998.
[24] Фитцпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2008; Alexopoulos G. Stalin’s Outcasts: Aliens, Citizens, and the Soviet State, 1926 - 1936. Cornell University Press, 2003; Fitzpatrick S. Education and Social Mobility in the Soviet Union 1921 - 1934. London, 2002; Она же. Tear Off the Masks! Identity and Imposture in Twentieth-Century Russia. Princeton, 2005; Rendle M. Defenders of the Motherland: The Tsarist Elite in Revolutionary Russia. New York, 2010.
[25] Channon J. Tsarist Landowners after the Revolution: Former Pomeshciki in Rural Russia during NEP // Soviet Studies. 1987. Vol. 39. № 4. P. 575 – 598.
[26] Rendle M. Family, Kinship and Revolution: The Russian Nobility, 1917–1924 // Family and Community History. 2005. № 1 (8). P. 35–47; Он же. The Problems of ‘Becoming Soviet’: Former Nobles in Soviet Society, 1917–1941’ // European History Quarterly. 2008. № 1 (38). P. 7–33
[27] Голофаст В.Б. Многообразие биографических повествований // Социологический журнал. 1995. № 1; Берто Д. Трансмиссия социального статуса в экстремальных ситуациях // Судьбы людей: Россия ХХ век. М., 1996; Берто Д., Берто-Вьям И. Наследство и род: трансляция и социальная мобильность на протяжении пяти поколений // Вопросы социологии. Т. 1. № 2. М., 1992; Герасимова К., Чуйкина С. От капиталистического Петербурга к социалистическому Ленинграду: изменение социально-пространственной структуры города в 30-е годы // Нормы и ценности повседневной жизни. Становление социалистического образа жизни в России, 1920 - 30-е годы. СПб., 2000; Фотеева Е. Социальная адаптация после 1917 года. Жизненный опыт состоятельных семей // Судьбы людей: Россия ХХ век. М., 1996; Чуйкина С.А. Проблема имени и семейной памяти в семьях «бывших» дворян в 1920-е - 1950-е годы // Право на имя: биографии ХХ века. Биографический метод в социальных и исторических науках: Чтения памяти Вениамина Иоффе. СПб., 2004.
[28] ОР РГБ. Ф. 64 (Голицыны - «Вяземы»), Ф. 75 (В.М. Голицын), Ф. 133 (Коновницыны – Нарышкины), Ф. 215 (М.М. Осоргин), Ф. 244 (Раевские-Орловы), Ф. 265 (Самарины), Ф. 336 (Шаховские), Ф. 607 (Хрептовичи-Бутеневы), Ф. 817 (Шереметевы).
[29] ОР РГБ. Ф. 817. К. 82. Д. 13 - 14.
[30] Аксакова Т.А. Семейная хроника. М., 2005. Кн. 1 – 2.
[31] См.: Наумов О.Н. Новое издание «Семейной хроники» Т.А. Аксаковой (Сиверс) // Отечественная история. 2006. № 2. С. 193 - 195.
[32] Волков О.В. Погружение во тьму. М., 1989; Голицын К.Н. Записки князя Кирилла Николаевича Голицына. М., 1997; Голицын С.М. Записки уцелевшего. М., 1990.
[33] Косинский М.Ф. Первая половина века: Воспоминания. Paris, 1995; Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 2011.
[34] Голицына И.Д. Воспоминания о России (1900–1932). М., 2005.
[35] Волконский С.М. Мои воспоминания. М., 1992. Т. 1 – 2.
[36] Давыдов А.В. Воспоминания 1881 – 1955. Париж, 1982.
[37] Шереметева О.Г. Дневник и воспоминания. М., 2005.
[38] Сухотина-Толстая Т.Л. Дневник. М., 1979; Дневники А.И. Лютера (ОР РГБ. Ф. 817. К.81. Д. 7).
[39] Декреты советской власти. Т. I. М., 1957; Сборник декретов по земельному законодательству РСФСР/СССР, 1917 – 1954. М., 1954; Собрание узаконений РСФСР. 1917. № 11. Ст. 160; № 10. Ст.152.
[40] Ленин В. И. Государство и революция // Полное собрание сочинений. Т. 36. М., 1968. Он же. О диктатуре пролетариата // Полное собрание сочинений. Т. 39. М., 1970. Он же. Очередные задачи советской власти // Полное собрание сочинений. Т. 33. М., 1965; Коллонтай А.И. Семья и коммунизм // Коммунистка. 1920. № 7; Троцкий Л. Д. От старой семьи – к новой // Правда. 1923. 13 июля
[41] Кто же буржуи // Красная газета. 1918. 3 марта; Меньшой А. Сифилис // Красная газета. 1922. 14 янв.; Положение обязывает // Красная газета. 1922. 15 янв.
