Религиозно-политическая пропаганда среди российских военнопленных-мусульман в германии (1914 - 1922)
На правах рукописи
Гатауллина Лейла Раисовна
РЕЛИГИОЗНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОПАГАНДА
СРЕДИ РОССИЙСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ-МУСУЛЬМАН
В ГЕРМАНИИ (1914 - 1922)
Специальность
07.00.02 – Отечественная история
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата исторических наук
Казань – 2011
Работа выполнена на кафедре истории и культуры татарского народа ФГАОУВПО «Казанский (Приволжский) федеральный университет»
| Научный руководитель: Официальные оппоненты: Ведущая организация: | доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент Академии наук Республики Татарстан Гилязов Искандер Аязович доктор исторических наук, член-корреспондент Академии наук Республики Татарстан Салихов Радик Римович кандидат исторических наук, доцент Шакуров Фарит Наилович Институт Татарской энциклопедии Академии Наук Республики Татарстан |
Защита состоится «20» октября 2011 г. в «___» часов на заседании диссертационного совета Д 212.081.01 при ФГАОУВПО «Казанский (Приволжский) федеральный университет» по адресу: 420045, Республика Татарстан, Казань, ул. Карла Маркса, 74, ауд. 8 корпуса Института истории Казанского (Приволжского) федерального университета.
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. Н.И. Лобачевского Казанского (Приволжского) федерального университета.
Автореферат разослан «___»______________2011 г.
Ученый секретарь диссертационного совета
кандидат исторических наук Д.Р. Хайрутдинова
Общая характеристика работы
Актуальность темы исследования. В силу своих масштабов, характера вовлеченных экономических, политических и этноконфессиональных интересов, Первая мировая война была явлением чрезвычайно сложным и многогранным. Массовое использование пропаганды в качестве средства ведения войны характеризует ее как первую современную пропагандистскую войну, главная роль в которой принадлежала Германии. Оказавшись вскоре после начала боевых действий перед неизбежным развалом плана «молниеносной войны», немецкие стратеги решили использовать в своих интересах внутренние социальные, национальные и конфессиональные противоречия противников – Англии, Франции и России. Главным козырем для достижения успеха в этом направлении считался мусульманский фактор: представления немецких политиков об исламе как о воинственной религии позволяли им надеяться на силу идеи «джихада»[1], якобы способной поднять мусульманских подданных стран Антанты на борьбу против колониального господства. Кампания «джихада», ставшая возможной благодаря союзу Германии с Османской империей, глава которой тогда носил титул халифа – духовного главы мусульманского мира, была самой масштабной из внешних пропагандистских кампаний, организованных Германией во время Первой мировой войны.
Пропаганда мусульманской «священной войны» коснулась и судьбы многих наших соотечественников, оказавшихся в плену на территории Германии: российские военнопленные-мусульмане рассматривались в качестве соорганизаторов будущего «джихада» и, находясь в плену, подвергались соответствующей моральной и физической подготовке.
Актуальность данного исследования обусловлена тем, что представленная тема до сих пор остается в отечественной историографии одной из неизученных проблем истории Первой мировой войны. Исследование позволит выяснить факторы, оказавшие влияние на поведение российских мусульман, которые после вступления в войну Османской империи, традиционно считавшейся ими центром исламского и тюркского мира, и призыва султана к «священной войне» против стран Антанты в ноябре 1914 г., оказались перед сложным выбором между религиозными установками и гражданским долгом.
Известно, что использование мифологических представлений или религиозных учений для достижения определенных политических целей является одним из самых древних способов политической борьбы (власть фараонов в Египте, арабские завоевания, крестовые походы и т.д.). Сегодняшняя деятельность исламистских движений, использующих идеи панисламизма и «джихада» для оправдания своих политических устремлений, говорит о том, что такой способ борьбы не теряет своей актуальности и в XXI веке. Несмотря на то, что, по выражению швейцарского ученого А. Каппелера, многие исламские движения являются по сути «реакцией мусульман на прошлое или настоящее колониальное или империалистическое господство европейских держав и США»[2], они уже сформировали антиисламские стереотипы в немусульманском мире и даже породили такое явление как исламофобия. В таких условиях возникает необходимость анализа тех переломных моментов, когда в истории уже происходили подобные явления.
Таким образом, в условиях сегодняшних противоречий между исламистскими движениями и остальным миром, которые оказывают отрицательное воздействие на самосознание большинства мусульман, изучение неудачного опыта кайзеровской Германии по привлечению российских военнопленных-мусульман к «джихаду» в годы Первой мировой войны имеет большое научное и политическое значение.
В качестве объекта исследования рассматриваются военнопленные-мусульмане из российской армии, подвергавшиеся религиозно-политической пропаганде в Германии во время Первой мировой войны.
Предметом исследования является деятельность немецких и турецких ведомств по организации сотрудничества с российскими военнопленными-мусульманами в годы Первой мировой войны и ее результаты.
Целью диссертационной работы является изучение пропагандистской деятельности среди военнопленных как попытки сотрудничества кайзеровской Германии с представителями российских мусульман и выяснение факторов, определивших их поведение по отношению к немецкой пропаганде.
Для достижения обозначенной цели необходимо решить следующие задачи:
- проанализировать идейно-теоретические основы и организационные аспекты сотрудничества германского руководства с мусульманскими народами стран Антанты;
- изучить методические и содержательные аспекты пропаганды среди российских военнопленных-мусульман;
- определить факторы, оказавшие воздействие на судьбу стратегии «священной войны» и выяснить причины ее неудачи.
Хронологические рамки диссертации охватывают период с 1914 по 1922 г. Верхняя рамка определена тем, что план отдельного размещения мусульманских военнопленных возник вскоре после начала Первой мировой войны в 1914 г., и их концентрация в специальных лагерях продолжалась до лета 1915 г. После Ноябрьской революции в Германии Советская Россия аннулировала с условиями Брестского мира и юридические основы возвращения военнопленных. Таким образом, процесс репатриации, начавшийся сразу после окончания войны, был возобновлен только в 1921 г. До июля 1921 г. большинство российских военнопленных, в том числе и мусульман, было репатриировано. Нижняя хронологическая рамка определяется тем, что пропагандистский лагерь в Вюнсдорфе официально был закрыт только 1 мая 1922г.
Методологическую основу исследования составили общенаучные и специальные принципы и методы. Основными принципами, определившими выбор методов анализа предмета исследования, являются принципы историзма, объективности и системности.
Принцип историзма позволил рассмотреть деятельность кайзеровской Германии по организации сотрудничества с российскими военнопленными-мусульманами в годы Первой мировой войны с точки зрения исторического контекста исследуемого периода, изучить происхождение и развитие событий, связанных с предметом исследования, во взаимосвязи и взаимообусловленности. Исходя из принципа объективности, была предпринята попытка объективного и достоверного научного анализа всех явлений и событий, связанных с попыткой немецких служб использовать мусульманские народы в борьбе против стран Антанты. Принцип системности соблюдался при рассмотрении пропагандистской деятельности в лагерях для военнопленных как части кайзеровской политики революционизирования мусульманских народов.
Источниковая база исследования. Диссертация базируется в основном на источниках из Политического архива Министерства иностранных дел Германии, Берлинского этнологического музея и Берлинской государственной библиотеки. Для изучения общественно-политических реалий в России во время объявления «джихада» и отношения к этому событию российской, в том числе и мусульманской общественности и властей привлекались также материалы Национального архива Республики Татарстан. Для лучшего представления об общей ситуации в России в целом и в татарском обществе в частности привлекались и публикации татарской прессы.
Использованные источники можно разделить на следующие группы:
Неопубликованные источники, отложившиеся в Архиве Министерства иностранных дел Германии (Politisches Archiv des Auswrtigen Amtes, далее: PArch.AA), большинство которых вводится в научный оборот впервые, стали основой источниковой базы диссертации. Особый интерес для данного исследования представляли регулярные отчеты коменданта Вайнбергского лагеря, в котором были сконцентрированы российские мусульмане,[3] и руководителя Политической секции Генерального штаба, первоначально принявшего непосредственное участие в создании мусульманских лагерей и организации в них пропаганды. Этим отчетам свойственны более оптимистичное отражение реальной ситуации в лагере, большее увлечение желаемой картиной вместо объективного анализа достигнутых результатов пропаганды, что было вызвано стремлением ответственных лиц показать результативность своей деятельности.
Важное значение для изучения представленной темы имеют также:
- проект немецкого дипломата Макса фон Оппенхайма «Революционизирование исламских областей наших врагов», в котором были изложены основные принципы деятельности немецких служб по провоцированию мусульманских восстаний в странах Антанты;
- распорядительные документы Прусского Военного министерства, Департамента размещения военнопленных и Инспекции лагерей для военнопленных Гвардейского корпуса[4], касающиеся проблем размещения, обеспечения и использования труда военнопленных, а также вопросов пропаганды и транспортировки добровольцев в Турцию;
- входящая и исходящая переписка между МИД, комендатурой и другими инстанциями, участвовавшими в ведении пропаганды, например Политической секцией Генерального штаба, Службой информации по Востоку;
- переписка между дипломатическими службами Германии и Османской империи;
- заявления, жалобы и ходатайства пропагандистов и военнопленных, в большинстве случаев адресованные в комендатуру и по тем или иным основаниям направленные в МИД в переводе на немецкий язык.
Необходимо отметить, что сведения, представленные в материалах PArch.AA, касаются прежде всего пропагандистской деятельности среди военнопленных-мусульман и по ним довольно сложно представить повседневную жизнь в лагерях. К сожалению, документы Гвардейского корпуса, которые могли бы дать более полную информацию, были уничтожены во время пожара в Потсдамском армейском архиве в апреле 1945 г.[5] Это отчасти компенсируется другими видами источников, о которых речь пойдет далее.
Опубликованные источники, к которым относятся:
- отчеты Казанского губернского жандармского управления в Департамент полиции о настроениях среди населения губернии в связи с Первой мировой войной, опубликованные в сборниках, посвященных истории Казани ХХ в. и благотворительной деятельности в Казани в годы Первой мировой войны.[6] Особую значимость в указанных сборниках представляют сведения о настроениях среди мусульманского населения России в связи с объявлением «джихада». Несмотря на то, что представители власти упорно искали среди них проявления антивоенных настроений и даже панисламистских и пантюркистских устремлений, якобы угрожающих целостности Российской империи, общая атмосфера общественного мнения среди мусульманского населения оценивается в отчетах как спокойная;
- документы Архива внешней политики Российской империи и Российского государственного исторического архива, опубликованные историком Д. Ю. Араповым с предисловиями и комментариями.[7] Особый интерес для данного исследования представляют законодательные акты, посвященные государственному регулированию ислама в России, статистические сведения, отражающие сословный и численный состав мусульманской общины в империи и справки по «мусульманскому вопросу», составленные российскими чиновниками;
- материалы татарской прессы, привлекавшиеся для изучения общественного мнения российского мусульманства по отношению к начавшейся немецко-турецкой кампании «джихада». Несмотря на то, что с началом военных действий российская пресса превратилась в средство официальной пропаганды и выходила под контролем жесткой цензуры, она представляет собой ценный исторический источник. Являясь основным легальным информатором тюрко-мусульманского населения Российской империи о военных событиях, татарская пресса оказывала заметное влияние на формирование общественного мнения и в то же время отражала динамику его развития. В данном исследовании были использованы материалы газет «Йолдыз», «Кояш», «Вакыт», «Тормыш», издававшихся в разных областях компактного проживания татар: в Казани, Оренбурге, Уфе;
- немецкая публицистика, которая позволяет представить отношение германской общественности к кампании «джихада». К этой группе источников относятся как книги публицистического характера, изданные в первые годы войны в поддержку германской политики по отношению к мусульманам[8], так и статьи немецких востоковедов Г. Кампфмайера, К.-Г. Беккера, М. Хартманна, голландского ученого К. Снук-Хургронье, представлявшие собой острую политическую дискуссию ученых-востоковедов по вопросам «немецко-турецкого джихада»;[9]
- печатные издания для военнопленных, позволяющие изучать содержание пропаганды. К ним относятся газета для военнопленных «Эль-Джихад» и тексты, предназначенные для распространения в виде листовок. Особую ценность представляют материалы татарского и русского вариантов газеты «Эль-Джихад». Нами рассматривались как статьи, призывавшие мусульман взяться за оружие и воевать во имя высоких идеалов, так и материалы, раскрывающие разные стороны жизни военнопленных;
- фотоматериалы, изготовленные в целях пропаганды в качестве видимого доказательства дружелюбного отношения немцев к мусульманам, являются уникальными источниками, в которых представлены эпизоды религиозных и культурных мероприятий, образ жизни военнопленных, их повседневные занятия и портреты. В качестве источников были использованы как опубликованные,[10] так и оригинальные фотоснимки из фонда Берлинского этнологического музея;
- источники личного происхождения, представленные в воспоминаниях и мемуарах германских дипломатов и деятелей других профессий, вовлеченных в дипломатическую службу на Востоке. Подобные документы считаются одними из самых популярных источников в западной исторической науке и представляют ценность тем, что передают личный взгляд, хотя для них и характерна субъективность. Несомненный интерес представляют мемуары крупного немецкого дипломата Рудольфа Надольны.[11] Важные сведения дают мемуары немецкого журналиста Штерн-Рубарта, служившего во время войны офицером на Западном фронте и в Турции,[12] а также немецкого ученого-индолога и религиоведа фон Глазенаппа, работавшего с июля 1915 г. в редакционной коллегии газеты «Эль-Джихад».[13]
Степень научной разработанности темы. На настоящий момент в отечественной историографии нет исследования, посвященного теме данной диссертации. Исследования, в той или иной степени затрагивающие предмет диссертации или представляющие интерес для его изучения, можно разделить на несколько групп.
1. Литература по истории Первой мировой войны обобщающего характера[14] и работы последних десятилетий, основанные на новых подходах к проблемам войны с привлечением ранее недоступных источников и освещающие дискуссионные вопросы истории Первой мировой войны.[15]
2. Литература, посвященная политике Германии в Османской империи.[16]
3. Литература последних десятилетий, посвященная социально-правовому положению мусульман в России, развитию российского общемусульманского общественно-политического движения в начале ХХ в. и касающаяся проблемы отношения российских мусульман к Первой мировой войне. В исследованиях, составляющих эту группу, для диссертационного исследования представляли интерес в основном следующие моменты:
- цели и направления общественно-политического движения российских мусульман накануне Первой мировой войны;[17]
- отношение российских мусульман к вступлению Турции в войну на стороне Австро-германского блока;[18]
- мусульмане в русской армии в Первую мировую войну;[19]
- благотворительная деятельность российского мусульманства в пользу раненых воинов и их семей.[20]
Перечисленные три группы научных трудов использовались в исследовании в качестве вспомогательной литературы.
4. Литература, в той или иной степени затрагивающая проблему пропагандистской деятельности среди военнопленных-мусульман в Германии. Сведения о данном сюжете Первой мировой войны до недавнего времени были представлены татарской общественности лишь в двух публикациях, основанных на материалах газеты «Татар иле» и воспоминаниях бывших военнопленных. Несмотря на то, что в статье татарского писателя М. Магдеева, написанной еще в 1966-1968 гг., но допущенной к печати только в 1990 г.,[21] и очерке известного журналиста и краеведа Д. Гарифуллина[22] речь идет только о послевоенном времени плена, они представляют ценное значение для изучения данной темы, в особенности тем, что содержат сведения о восприятии татарских военнопленных немцами, а также в той или иной степени позволяют услышать «голоса» самих военнопленных.
Сотрудничество татарских эмигрантов с немецкими пропагандистскими организациями во время Первой мировой войны, в частности, деятельность Галимджана Идриси[23] среди татарских военнопленных, впервые рассматривается на основе источников из немецких архивов в публикациях татарского историка И.А.Гилязова.[24] Г. Идриси, одинаково успешно сотрудничавший как с руководством кайзеровской Германии, так и с нацистским режимом, представлен в указанных публикациях как активный деятель, амбициозный человек. Особый интерес для данного исследования представляют сведения об Обществе поддержки российских студентов-мусульман, созданном по инициативе Г. Идриси в 1918 г. и ставшем притягательным центром для всей татарской молодежи в Германии, среди которой были и бывшие военнопленные. Деятельность этой студенческой благотворительной организации, взявшей под свое крыло студентов-мусульман из России, тем не менее, остается во многом неизвестной.
Следует отметить также монографию И.А. Гилязова, посвященную изучению деятельности нацистской Германии по привлечению восточных народов СССР к военному и политическому сотрудничеству в годы Второй мировой войны.[25] Анализируя исламский фактор в политике нацистов, направленной на военное использование тюркских народов против СССР, автор коснулся и особых лагерей для военнопленных-мусульман периода Первой мировой войны, обнаружив при этом общие черты в официальной позиции государства по отношению к исламу в периоды двух мировых войн.
Немецкой пропаганде среди мусульман уделено внимание также в недавно появившейся монографии Оксаны Нагорной, посвященной судьбе российских военнопленных Первой мировой войны в Германии.[26] Автор делает вывод о том, что восприятие восточноевропейского населения сквозь призму колониальных стереотипов не позволило немецким властям рассматривать представителей нерусских народов России в качестве полноценных партнеров и организовать равноправное сотрудничество с ними.[27]
На основе вышеизложенного можно сделать вывод о том, что в отечественной историографии тема исследования изучена лишь эпизодично.
В зарубежной, прежде всего в немецкой историографии, представленная проблема разрабатывалась в течение нескольких десятилетий, и на сегодняшний день имеется довольно прочная историографическая база. Масштабность исследовательской литературы, посвященной разным аспектам немецкой исламской политики во время Первой мировой войны, вынудила нас ограничиться преимущественно новейшими трудами и классическими исследованиями, имевшими значение для разработки темы диссертационного исследования, а также работами, посвященными пропагандистской деятельности среди мусульманских военнопленных. Немецкую историческую литературу, использованную при выполнении исследования, по тематике можно подразделить на три группы.
1. Исследования, посвященные германской политике революционизирования исламского мира в годы Первой мировой войны. Впервые политика Германии, направленная на провоцирование восстаний в исламских областях стран Антанты в годы Первой мировой войны, была представлена широкой общественности в трудах немецких историков Фрица Фишера[28] и Эгмонта Цехлина.[29] Их исследования стали по сути «переворотом» в немецкой историографии, в которой немецкая политика Первой мировой войны традиционно рассматривалась как евроцентристская политика. Фишер и Цехлин признавали агрессивность внешней политики Германии и впервые представили ее широкой общественности, особо подчеркивая ее значение для военной стратегии империи, которая, по их мнению, разрабатывалась задолго до начала войны.
Исламовед Герберт Ландолин Мюллер в своей диссертации, посвященной пропаганде «джихада» в Магрибе, рассматривает попытки революционизирования в исламских областях стран Антанты как спонтанную кампанию, опровергая оценку стратегии «джихада» как грандиозного проекта будущей войны, разрабатывавшегося еще со времен первых поездок Вильгельма II в исламские страны в 1889 и 1898 гг.
Востоковед Вольфганг Г. Шванитц акцентировал свое внимание на изучении политических и идейных аспектов «священной войны», происхождение которой он связывает с довоенным временем и деятельностью немецкого дипломата Макса фон Оппенхайма, который до официального поступления на дипломатическую службу долгое время занимался египтологией.[30]
Историк Сальвадор Оберхаус осветил немецкую пропаганду Первой мировой войны на примере Египта. В его исследовании представлен обзор немецкой политики в Египте со времен образования Германской империи, подробному анализу подвергнуты идеологические, структурные и организационные аспекты пропаганды в Египте в годы Первой мировой войны, систематизировано тематическое содержание пропаганды.[31]
В исследовании тюрколога Готтфрида Хагена сделан обзор истории немецко-турецких отношений и представлен ряд немецких листовок на арабском и турецком языках с комментариями, которые позволили ему реконструировать основное содержание немецкой пропаганды на Востоке.[32]
2. Труды, посвященные пропагандистской деятельности в особых лагерях для военнопленных-мусульман.
Лагеря для военнопленных под Берлином стали уникальной возможностью для проведения научных исследований для немецких этнографов и фольклористов. В результате первые научные описания мусульманских лагерей и их обитателей были представлены в книге немецкого фольклориста В. Дёгена еще в 1921 г.[33] Интерес немцев привлекала и первая в Германии Вюнсдорфская мечеть, построенная для военнопленных в 1915 г. Событие освящения этой мечети описано немецким мусульманином Альбертом Зайлер-ханом в его статье, посвященной истории ислама в Берлине.[34]
Пропаганда среди российских военнопленных-мусульман как средство провоцирования восстаний против России впервые рассматривалась в исследовании австрийского историка Вольфдитера Биля. Первая книга данного исследования, посвященного политике Центральных держав на Кавказе в период с 1914 по 1917 гг., вышла в 1975 г. [35] Вторая книга, посвященная их попыткам создать государственность кавказских народов в 1917 – 1918 гг., появилась намного позже.[36] Биль рассматривает агитационную деятельность среди российских мусульман и грузин в германских и австро-венгерских лагерях для военнопленных как политику, направленную против России именно в Кавказском регионе.
Свой вклад в изучение данной проблемы внес и немецкий исламовед Петер Хайне, опубликовавший в 1981 г. первую небольшую научную статью, посвященную газете «Эль-Джихад», издававшейся для военнопленных в целях пропаганды.[37] Автор делает вывод о том, что причина незначительного успеха пропаганды (при этом он имеет в виду исключительно пропаганду на страницах газеты) состоит в несоответствии языка и стиля газеты уровню образования военнопленных – в большинстве своем выходцев из крестьянской среды.
Более содержательную характеристику газете «Эль-Джихад» в качестве средства пропаганды дал немецкий историк-исламовед Герхард Хёпп в книге, посвященной арабской и исламской прессе в Берлине и Бранденбурге.[38]
Классическим исследованием по данной тематике является монография Герхарда Хёппа, посвященная истории мусульманских лагерей в Цоссене и Вюнсдорфе. На основе обширного круга источников и архивного материала в книге описаны попытки немецких инстанций создать для заключенных атмосферу, в которой они могли бы соблюдать все свои религиозные традиции и, таким образом, должны были стать более восприимчивыми к немецкому влиянию.[39] Основную причину краха стратегии «джихада» Г. Хёпп усмотрел в том, что идея с самого начала была построена на иллюзиях ее инициаторов.[40]
Особый интерес представляет книга немецкого этнографа Маргот Каляйс, основанная на фотоматериалах.[41] В книге в общих чертах охарактеризована деятельность немецких ведомств по вербовке мусульманских военнопленных в «джихад»; фотографии, сопровождавшиеся подробными комментариями, позволяют создать общее представление о пропагандистских лагерях и реконструировать некоторые эпизоды жизни военнопленных. Причину того, что пропаганда не достигла желаемых результатов, М. Каляйс видит в том, что религиозные чувства не могли превзойти политические и военные стремления разных мусульманских народов. Так, например, считает она, арабы, национальное движение которых в течение целого столетия стремилось к независимости от Османской империи, никак не могли поддержать «джихад».[42]
Несмотря на значимость исследований названных зарубежных авторов, в которых затронуты многие стороны жизни военнопленных в особых лагерях и пропагандистская деятельность немецких инстанций с привлечением широкого круга источников, остались проблемы и вопросы, которые диктуют необходимость продолжения научных исследований по данной тематике. Особый интерес для нас представляют попытки сотрудничества немецких ведомств с российскими мусульманами, находившимися в поиске ориентиров для дальнейшего развития после получения первых возможностей для участия в общественно-политической жизни страны в 1905 - 1907 гг. и становившимися все более открытыми к диалогу с Европой. Поэтому представляется важным изучение опыта сотрудничества немецких властей с мусульманскими подданными России в годы Первой мировой войны.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что пропагандистская деятельность кайзеровской Германии среди российских мусульманских военнопленных в годы Первой мировой войны впервые в отечественной историографии стала предметом отдельного научного исследования. Проведен комплексный анализ широкого круга источников из немецких архивов, музеев и книгохранилищ, многие из которых вводятся в научный оборот впервые.
Положения диссертационного исследования, выносимые на защиту:
- Стратегия революционизирования исламского мира, предпринятая германским руководством осенью 1914 г., хотя и разрабатывалась на основе результатов многолетнего изучения немецкими дипломатами исламских стран, не соответствовала реальной действительности.
- Союз с Германией и вступление в войну с объявлением «священной войны» против «врагов ислама», предоставили турецким правителям возможность оправдания своих экспансионистских устремлений обязанностью защищать власть османского халифа от христианского вторжения.
- Несмотря на присутствие противоречивых фактов относительно отношения российских мусульман к идеям панисламизма, тюркизма и их восприятия немецко-турецкого «джихада», поведение мусульманских солдат царской армии на фронтах и в тылу подтвердило, что принципы государственности и чувство гражданского долга перед отечеством являлись для них важнее всяких религиозных и национальных чувств и обязанностей.
- Вопреки первоначальным представлениям о том, что военное использование военнопленных-мусульман пропагандистских лагерей будет иметь первостепенное значение, отсутствие среди пленных массовой поддержки «священной войны» и острая потребность Германии в дешевой рабочей силе способствовали корректировке концепции привилегированного содержания военнопленных и директив пропаганды.
- Агитационный процесс в пропагандистских лагерях характеризовался постепенным повышением значимости российских мусульман, которые рассматривались Германией не только в качестве военной силы, но и проводников немецкого влияния на обширные территории Восточной Европы и Азии после окончания мировой войны.
- Недоступность содержания пропаганды основной массе военнопленных, ее подчеркнуто антироссийский и антирусский характер и слишком заметное на этом фоне возвеличивание Германии, недостаток подготовленных кадров для работы с военнопленными – все это в значительной степени предопределило безуспешность деятельности по вербовке в «джихад».
- Восприятие идеи «джихада» татарскими военнопленными определялось многими факторами, среди которых важное место занимали их традиционная лояльность властям, а также опасение послевоенных репрессий против коллаборационистов. Тем не менее отказ большинства военнопленных от военного сотрудничества с немецкими и турецкими властями в большей степени был связан с их нежеланием вновь оказаться на поле боя, не имея ясных представлений о целях и результатах «священной войны».
Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы исследования нашли отражение в 4 научных публикациях и выступлении на всероссийской научной конференции.
Практическая значимость работы заключается, во-первых, в том, что она является попыткой восполнения имеющихся в отечественной исторической науке пробелов в изучении проблем Первой мировой войны и может служить базой для дальнейших исследований. Во-вторых, материалы и результаты диссертации могут быть использованы в учебном процессе, при разработке спецкурсов по истории Германии и России, по истории международных отношений.
Структура работы определяется целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, 3-х глав, включающих 6 параграфов, и заключения, списка использованных источников и литературы. К исследованию приложены фотоматериалы, тексты пропагандистских обращений к мусульманским военнопленным и копия газеты «Эль-Джихад».
Основное содержание работы
Во введении обосновывается актуальность исследования, формулируется его объект, предмет, цель и задачи, анализируется степень научной разработанности, характеризуются методологическая основа и источниковая база, приводятся положения, выносимые на защиту, обосновывается практическая значимость работы и дается информация об апробации полученных результатов.
В первой главе «Идейно-теоретические и структурно-организационные основы пропаганды» рассматриваются вопросы, связанные с теоретическим обоснованием немецкой концепции, направленной на использование мусульманских народов в борьбе против стран Антанты, и оценивается деятельность германских ведомств по созданию условий для реализации пропаганды среди военнопленных мусульман.
Глава состоит из двух параграфов.
В первом параграфе «Предпосылки и перспективы немецкой концепции революционизирования исламского мира» речь идет об условиях, при которых исламская теория «джихада» стала рассматриваться в военно-политических кругах Германии в качестве военной стратегии, и о начале немецко-турецкой пропагандистской кампании по реализации последней; уделяется внимание также вопросам, связанным с отношением населения к пропаганде «священной войны» в Османской империи и России, где она не получила ожидаемой немецкими стратегами массовой поддержки.
Ожидания немецкого руководства от союза с исламом были связаны с движением панисламизма, оформившимся в конце XIX в. – в период колониального порабощения стран Востока европейцами – и призывающим мусульман к сопротивлению против иностранного господства.[43] Политический курс сближения с Османской империей, начатый немецким высшим руководством еще в конце XIX в., способствовал развитию немецкого исламоведения и востоковедения, а также созданию и активному функционированию немецкой разведывательной сети в этих странах. Все это создавало предпосылки возникновения замыслов относительно использования антиколониальных настроений подвластных державам Антанты мусульманских народов в интересах кайзеровской внешней политики. Но отсутствие конкретных стратегических разработок по этому направлению позволяет делать вывод о том, что наиболее важной предпосылкой приобретения идеи «мусульманской революции» приоритетного значения для военных интересов Германии была неудача плана «молниеносной войны» и начало затяжной позиционной войны на Западном фронте. Широко распространенные убеждения о движении панисламизма как агрессивном течении и связанное с этим восприятие ислама в качестве воинственной религии во многом способствовали тому, что ислам и мусульманский мир стали рассматриваться на Вильгельмштрассе «последним козырем» Германской империи[44] для участия в колониальном переделе мира.
Основные положения концепции революционизирования были изложены в меморандуме Макса фон Оппенхайма «Революционизирование исламских областей наших врагов», представлявшем собой, по сути, проект организации немецкой пропаганды в исламском мире. Концепция основывалась на теории «священной войны», посредством которой предполагалось поднять мусульманский мир против иностранного господства и создать внутренние затруднения для держав Антанты, которые насчитывали у себя миллионы подданных-мусульман. Главную роль при революционизировании мусульман должна была выполнять Османская империя, глава которой носил титул халифа, т. е. верховного исламского духовного авторитета.
Правительству Османской империи – огромной страны, населенной разными народами – многие из которых стремились вырваться из-под власти султана, «священная война» в союзе с Германией представлялась в качестве оружия, которое позволит сплотить сильно ослабленную империю и попытаться восстановить ее былую мощь, заручившись поддержкой кайзера. Идеи панисламизма, тюркизма или даже туранизма, распространившиеся среди определенных слоев турецкого общества и поддерживавшиеся правительством в той или иной степени в зависимости от меняющихся политических приоритетов, приобрели непосредственно практическое значение. Защита идеи исламского единства предоставляла возможность обращаться ко всем мусульманам, выступая от имени халифата; поддержка тюркизма или туранистских идей содействовала развитию отношений с другими тюркскими народами за границами Турции, прежде всего с российскими тюрками.
Основными факторами, определившими восприятие немецко-турецкой «священной войны» российскими мусульманами, традиционно считавшими Турцию центром исламского мира и тюркской культуры, являлись их традиционная лояльность властям и две во многом схожие (когда речь идет именно о российских мусульманах) идеи: общеисламского и общетюркского единства. Их ориентированность на Турцию как на исторический центр исламского мира была естественным явлением, но, несмотря на присутствие среди определенных слоев мусульманского общества антивоенных настроений, религиозные чувства не стали решающим фактором в выборе российских мусульман, которым, как известно, уже не раз приходилось воевать против турок. Помимо традиционного верноподданства, поведение мусульман во время Первой мировой войны в значительной степени определялось и стремлением доказать свою достойность на гражданское равноправие наравне с русским народом и надеждой на получение в случае победы национальных и гражданских прав. Официальные российские обвинения в панисламизме, пантюркизме и сепаратизме в то время, когда тысячи мусульманских солдат проливали кровь на войне, сражаясь за Россию, только углубляли национальные противоречия в стране, тем самым обнадеживая германских стратегов в успехе. Однако отсутствие ожидаемого эффекта от акции провозглашения «священной войны», прошедшем в Стамбуле в ноябре 1914 г., свидетельствовало о том, что в мусульманах нет такого фанатизма, который мог бы вести их по первому призыву халифа взяться за оружие и выйти на поле боя.
Второй параграф «Жизнь за колючей проволокой в качестве «гостей немецкого кайзера»: особенности содержания мусульманских военнопленных» посвящен условиям жизни военнопленных, сконцентрированных в особых лагерях под Берлином с целью ведения среди них пропаганды и последующего создания добровольческих формирований.
Пропагандистские лагеря, располагавшиеся в окрестностях Берлина (Вайнбергский лагерь в Цоссене[45] и Лагерь Полумесяца в Вюнсдорфе), должны были служить местом концентрации прежде всего военнопленных-мусульман, собранных из всех лагерей Германии, откуда после прохождения соответствующей моральной и физической подготовки они должны были отправиться в Турцию для вступления в «священную войну». Число российских мусульман, сконцентрированных в Вайнбергском лагере, составляло в разное время от 10 000 до 13 000 человек. Предполагалось, что создание возможностей для ведения образа жизни согласно предписаниям ислама, а также всех прочих необходимых условий для привилегированного содержания военнопленных (обеспечение лучшим питанием и одеждой, хорошее обращение, предоставление относительной свободы) будут способствовать эффективному восприятию военнопленными проводимой агитации. Но несмотря на то, что первоначально предполагалось привлекать военнопленных особого статуса только к военной подготовке, и они объявлялись «дорогими гостями немецкого кайзера», экономические интересы, в связи с приобретением первостепенного значения использования труда военнопленных, вынудили внести изменения в жизнь пропагандистских лагерей. Привилегированному обеспечению подлежали только нетрудоспособные пленные и те, кто представлял какой-либо интерес для пропаганды, хотя руководство лагерей старалось добиться того, чтобы будучи привлеченными к сельскохозяйственным работам у немецких фермеров и постоянно или временно находясь на обеспечении у работодателей, военнопленные-мусульмане содержались в относительно сносных условиях.
Первоначальные установки, характеризовавшиеся более выраженным по сравнению с остальными мусульманскими военнопленными вниманием к индийцам, афганцам и африканцам, подлежали корректировке вследствие неуспеха немецких мероприятий на Ближнем Востоке и Индии. Выходцы из названных регионов, оказавшиеся в плену, имели поначалу более привилегированный статус в качестве представителей «целевых регионов», имевших для Германии приоритет в геополитическом значении. Не последнюю роль в снижении интереса немецких ведомств к заключенным Лагеря Полумесяца сыграла их трудная адаптация к условиям климата и питанию, что исключало возможность использования их в качестве рабочей силы. Следовательно, агитационный процесс в пропагандистских лагерях характеризовался постепенным повышением значимости российских мусульман, которые рассматривались Германией не только в качестве военной силы, но и проводников немецкого влияния на российские регионы после окончания войны. Особой формой использования российских мусульман в этом плане стали учебно-производственные колонии, где некоторые пленные были заняты в производстве, обучались прогрессивным способам ведения хозяйства и приобретали собственный опыт в использовании новейшей производственной техники. Эти колонии должны были стать символом дружеского отношения Германии к исламу, и предполагалось, что колонисты, став поклонниками Германии, при возвращении на родину будут способствовать продвижению немецких товаров в России, которая представляла собой широчайший рынок сбыта для германской промышленности.
Несмотря на длительное нахождение под влиянием мер, направленных на формирование определенных образцов поведения, требуемых пропагандой, военнопленные не были пассивными объектами немецкого воздействия, они сорганизовывали лагерную жизнь, участвуя прежде всего в творческой деятельности и взаимопомощи. Деятельность творческих коллективов не только разнообразила однотонную жизнь военнопленных, но и привлекла к себе интерес со стороны немцев. Активность в сфере взаимопомощи наблюдалась прежде всего в Вайнбергском лагере, пленные которого сравнительно больше привлекались к труду и почти всегда имели собственный заработок.
Несомненно, в пропагандистских лагерях военнопленные оказались в более благоприятных условиях, чем остальные их соотечественники: они не видели многих тягот плена.
Вторая глава «Содержательный и методический аспекты пропаганды» посвящена анализу содержания и способов пропаганды среди российских мусульман на примере Вайнбергского лагеря.
В первом параграфе «Содержание пропаганды: каковы были шансы на успех?» речь идет о разработке директив пропаганды среди военнопленных и дается характеристика ее основных тематических направлений, рассматриваются предпосылки и результаты сотрудничества представителей татарской эмиграции и студентов с немецкими и турецкими властями.
Пропаганда организовывалась Службой информации по Востоку, находившейся под юрисдикцией Министерства иностранных дел, при кооперации с МИД, Политической секцией Генерального штаба армии и представителями Прусского Военного министерства.
Тематический диапазон пропаганды среди российских военнопленных мусульман в основном соответствовал общим направлениям пропаганды на Востоке, и одним из ее основных направлений в первой половине войны было обоснование необходимости «джихада». Для достижения большей восприимчивости татарских военнопленных к призывам к «священной войне», в Вайнбергском лагере активно муссировалась идея общемусульманской солидарности, которая должна была объединить российских мусульман вокруг идеи освобождения от русского господства; пропаганда стремилась к насаждению и усилению в них ненависти к русскому народу. В качестве доказательства правомерности «джихада» в союзе с христианской державой демонстрировалось уважение Германии к исламу, часто ссылаясь на выступление Вильгельма II, якобы еще в 1898 г. объявившего себя «другом мусульман на все времена», и представляя факт привилегированного содержания военнопленных мусульман в качестве доказательства личной симпатии кайзера к исламу.
Еще одним направлением агитации среди российских мусульман являлось формирование у них прогерманских убеждений. Для этого пропаганда старалась создать образ Германии как государства с высокой культурой и развитой экономикой, защитницы интересов разных национальностей, противопоставляя это слабой экономике, тиранским способам управления и угнетенному положению нерусских народов в России.
Пропаганда общетюркского единства и туранистских идей инициировалась прежде всего турецкой стороной. Чем больше проявлялась неудача идеи «джихада», тем усиленнее становились попытки привлечь внимание татарских военнопленных к своим тюркским корням.
Основной контингент главного пропагандистского ведомства – Службы информации по Востоку, состоявший из представителей образованной элиты, предопределил отсутствие конкретности, простоты изложения – одним словом, недоступность содержания пропаганды основной массе мусульман. Поспешно созданная структура пропаганды и не всегда обдуманный подбор кадров также сказывались на процессе работы по воздействию на военнопленных. К этой деятельности привлекались в первую очередь представители российской эмиграции в Турции, уехавшие из России в поисках поддержки и возможностей для свободной политической деятельности в период реакции и оказавшиеся в ближайшем окружении главного лидера турецкого правительства – военного министра Энвера-паши. Несмотря на скептическое отношение многих представителей мусульманской элиты России к немецко-турецкому союзу в мировой войне и пропаганде «священной войны», возможность иметь мощного покровителя в лице Германии, способного помочь в решении национальных проблем, привлекла некоторых известных российских мусульман к сотрудничеству с немецкими службами. Среди пропагандистов оказались и случайные люди, например студенты, обучавшиеся в Германии и Турции, и сами военнопленные, чьи собственные убеждения так или иначе перекликались с отдельными принципами пропаганды.
Главную роль в начальном этапе пропаганды среди татарских военнопленных играл известный татарский религиозный и политический деятель Габдеррашид Ибрагим, с июня по октябрь 1915 г. выполнявший должность имама[46] Вайнбергского лагеря, затем его роль перешла к журналисту Галимджану Идриси, небезызвестному читателям татарской прессы. Деятельность в Вайнбергском лагере студента стоматологии, сына татарского купца Камалетдина Бедри (Бедретдина Сейфульмулюкова) связана прежде всего с осуществлением контроля над корреспонденцией на татарском языке и оказанием стоматологической помощи военнопленным.
Главный недостаток этого сотрудничества состоял в том, что конечные результаты пропаганды каждой стороной представлялись по-своему. Выдвигая идею национальной независимости мусульман России, немецкие стратеги не собирались вникать в суть проблем, связанных с осуществлением этой идеи. Расистские представления о народах Восточной Европы как о людях, находящихся на более низком культурном уровне, не позволяли им рассматривать российских мусульман в качестве равноправных союзников. Татарские пропагандисты, чьи надежды на Турцию в качестве политического и духовного центра тюрко-мусульманского мира не оправдались, отказались от общеисламской идеологии и взяли на вооружение национальную идеологию, устремленную на развитие внутреннего потенциала нации и ее интеграцию в европейское общество.
Во втором параграфе «Способы пропаганды» рассматриваются устные, наглядные и письменные способы агитации среди российских мусульман.
Устная пропаганда осуществлялась во время исламских праздников, сопровождавшихся массовым участием военнопленных, присутствием немецких и турецких официальных лиц, священнослужителей и прочих известных людей, религиозными проповедями и речами, призывавшими к политической активности. Похожие сценарии были характерны и встречам военнопленных с известными в мусульманском мире турецкими, татарскими, арабскими и персидскими политиками, религиозными деятелями, писателями и журналистами, посещавшими лагерь. Все это рассматривалось организаторами в качестве необходимых элементов для формирования и усиления чувств общемусульманской солидарности среди военнопленных.
В лагерных школах, которые пользовались большой популярностью среди татарских военнопленных, осуществлялась главным образом устная политическая агитация. Здесь желающие могли учиться грамоте или углублять свои знания, изучать русский и немецкий языки. Особый акцент при обучении военнопленных был сделан на их ознакомление с достижениями Германии в области производственной техники и промышленности, сельского и лесного хозяйств.
Наглядная пропаганда, предполагавшая формирование у военнопленных представления о Германии как о стране с самой передовой системой образования и развитой культурой, сильной экономикой, основанной на развитой промышленности и сельском хозяйстве, в отличие от устных обращений и призывов, носила скрытый характер и старалась избегать излишней показательности.
Письменная пропаганда среди российских мусульман осуществлялась главным образом через газету, издававшуюся Службой информации по Востоку на татарском и русском языках, первые номера которой вышли еще 5 марта 1915 г., а также турецкую прессу и книги, которые составляли фонд лагерной библиотеки. Подчеркнуто агитационный дух был характерен газете для военнопленных, что отображалось уже в ее названии – «Эль-Джихад». В силу того, что, вопреки первоначальным планам о еженедельной газете, выходила она крайне нерегулярно, газета не могла стать информатором о состоянии военных действий, и ее главное значение заключалось в том, чтобы поддерживать проводившуюся в лагере устную пропаганду. Будучи единственным источником хотя бы довольно скупых и чаще всего неактуальных сведений с театра военных действий для тех, кто не читал на русском и турецком языках, газета приобрела большую популярность среди татар, хотя по своему содержанию и стилю она не соответствовала запросам большинства военнопленных. Даже после того как в конце 1916 г. было принято решение о прекращении вербовки пленных-мусульман в «джихад» и газета по существу потеряла свое значение в качестве средства пропаганды «священной войны», она продолжала выходить под тем же названием, но только на татарском и арабском языках,[47] и поддерживала прогерманскую агитацию среди российских мусульман до октября 1918 г.
Газета «Яа тормыш» («Новая жизнь»), которая должна была заменить издание с неактуальным названием «Эль-Джихад» и воспитывать в татарских военнопленных проводников немецкого влияния на российский восток, уделяя на своих страницах место прежде всего практическим знаниям о сельском хозяйстве и промышленных предприятиях, увидела свет в декабре 1918 г. и успела выйти всего лишь в 4-х номерах. Пропагандистские издания играли значительную культурно-просветительскую роль, знакомя читателей с другим миром, и даже если они не могли способствовать массовому вступлению военнопленных в ряды «джихадистов», тем не менее в какой-то степени вдохновляли их идеями национальной свободы и равноправия народов.
Недоступность содержания пропаганды основной массе вчерашних крестьян, а также недостаток подходящих, а тем более специально подготовленных кадров для работы с военнопленными, в значительной степени предопределили безуспешность усилий немецких ведомств. Подчеркнуто антироссийский и антирусский характер пропаганды, излишне враждебная настроенность к странам Антанты и слишком заметное на этом фоне возвеличивание Германии еще на раннем этапе агитации стали рассматриваться как фактор, усиливающий недоверие военнопленных. Тем не менее усиление ненависти к русскому народу и российским властям, отсутствие чего означало бы бессмысленность пропаганды «священной войны» среди татарских военнопленных, оставалось одним из основных направлений агитации вплоть до окончательного отказа от этой идеи. Правда, организаторы пропаганды признали необходимость того, чтобы она была менее заметной, и всячески стремились к этому.
Третья глава «Результаты пропаганды» посвящена анализу восприятия татарскими военнопленными пропаганды и рассмотрению процесса их становления объектом дипломатического соперничества между немецкой и турецкой сторонами, осознавшими крах «священной войны» и искавшими другие пути их использования, каждая в собственных интересах.
В первом параграфе «Восприятие военнопленными пропаганды» рассматриваются факторы, оказавшие влияние на отношение военнопленных к пропаганде, и прослеживаются действия комендатуры, упорно искавшей причины отсутствия желаемого массового вступления мусульман в ряды добровольцев и стремившейся как можно скорее добиться требуемых результатов.
Несмотря на первоначальные оптимистичные прогнозы, основанные на кажущейся лояльности военнопленных по отношению к пропаганде, число желающих вступить в «джихад» в Вайнбергском лагере было ничтожно мало. Отсутствие самого главного фактора для убеждения пленных в необходимости союза с Турцией и Германией в борьбе против России – «национальной ненависти татар к русским» – предвещало бесперспективность пропаганды «священной войны» среди российских мусульман. Недовольство своим ущемленным положением на собственной исторической родине предопределило восприимчивость татарских военнопленных к активно агитируемой идее национальной независимости, тем не менее они плохо воспринимали необходимость «священной войны» ради достижения этой цели. Получение равных с русскими возможностей развития татарской национальной культуры, религии, образования, традиций и обычаев, что могло быть реализовано в рамках Российского государства, согласно широко распространенным на страницах татарской прессы взглядам, могло быть достигнуто мирным и вполне законным путем. Религиозность, свойственная большинству татар, производила эффект, противоположный предположениям немецких экспертов, обязывая военнопленных хранить верность патриотическому долгу. Присяга о верной службе русскому царю, данной на Коране, заставляло многих держаться в стороне от пропагандистов и «джихадистов».
Процесс комплектации татарских добровольческих формирований сопровождался беспорядками среди военнопленных, вызванными жестокими преследованиями «джихадистов» со стороны товарищей по лагерю. Меры по наказанию активистов контрпропаганды привели к его скорому спаду, но длительное ожидание транспортировки в Турцию усугубляло ситуацию, вследствие чего добровольцы постоянно находились в состоянии страха. Затягивание транспортировки было связано главным образом с началом весенних полевых работ и растущей востребованностью труда военнопленных – вплоть до такой степени, что это не могло не коснуться даже освобожденных от работы «джихадистов». Во избежание дальнейшего накаливания обстановки среди «джихадистов», обескураженных жестоким обманом, – именно так они воспринимали решение немецких властей привлечь их к сельскохозяйственным работам – вышестоящее ведомство по делам военнопленных временно отказалось от своих намерений. Только некоторые из 1100 татарских «джихадистов», отправленных из Германии в Турцию, вступили в ряды турецкой армии, но воевали они не на Кавказском фронте против русских, а в Месопотамии против англичан.
В Вайнбергском лагере значительно лучше обстояли дела с другой целью пропаганды – воспитанием дружеского отношения к немцам. Еще на раннем этапе агитации среди татар оказалось немало желающих остаться и работать в Германии, что означало несомненно большую перспективность второго направления пропаганды.
Российские революции 1917 г. оказали заметное воздействие на настроения татарских военнопленных. Если Февральская революция была воспринята ими как освобождение от присяги верности русскому царю, победа справедливости и конец всех национальных и религиозных ограничений, то Октябрьская революция и Брестский сепаратный мир, заключенный в марте 1918 г. между германским правительством и Советской Россией, обнадеживали их на скорое начало репатриации. Даже если открытая большевистская агитация в мусульманских пропагандистских лагерях не допускалась, военнопленные, возможно, разными путями были информированы о большевистских лозунгах и обещаниях, касающихся прав нерусских народов России, которые оказались более доступными и привлекательными для большинства народных масс, в том числе и военнопленных. Их ожидания от предстоящего возвращения домой, в Советскую Россию, приобретали новый смысл.
Во втором параграфе «Предпосылки и результаты кампании по вербовке пленных в Турцию в качестве крестьян и ремесленников» рассматриваются условия, при которых прекращение в мусульманских лагерях вербовки в «джихад» стало неизбежным, и военнопленные становились жертвами расхождения политических интересов Германии и Турции.
Основным поводом для разработки новых директив пропаганды среди мусульманских военнопленных рассматривается отказ турецкой стороны от дальнейшей поддержки идей общемусульманского единства и стратегии «священной войны», представлявшей опасность для целостности Османской империи. Хотя о неодобрении Энвером-пашой пропаганды «джихада» в мусульманских лагерях Германии было известно в Берлине еще в октябре 1915 г., и отказ Османской империи от выполнения своей миссии, с которым она вступила в Первую мировую войну, признавался германским МИД вероятным исходом событий, после того, как эти предположения стали реальностью, немецкая исламская политика оказалась в тупике. Отказавшись от идеи панисламизма и «священной войны», турецкие правители были вынуждены искать поддержку в идеологии тюркизма и туранизма[48], и их взор был направлен на территорию Российской империи с многочисленным тюркским населением. Татарские военнопленные, находившиеся в Германии, могли способствовать не только «тюркизации» нетюркских территорий Османской империи, но и восстановлению разваливающейся турецкой экономики, осуществляя освоение земель с преимущественно гористым рельефом и неплодородной почвой для занятия земледелием. В правящих кругах Османской империи существовал также план использовать пленных мусульман на строительстве железных дорог в Анатолии, и в Вайнбергском лагере была проведена определенная работа по вербовке рабочих, которая однако не имела особого успеха.
Отказ Турции от «джихада» во многом был вызван и несогласованностью действий немецкой и турецкой сторон по организации использования «джихадистов», «сделанных в Германии». Турецкая сторона оказалась неготовой к принятию бывших военнопленных из Германии, привыкших к привилегированному обеспечению и хорошему обращению, что вызвало случаи дезертирства и разные эксцессы.
Гораздо большего успеха достигло заявление турецкой стороны о готовности принять оставшихся в Вайнбергском лагере татарских военнопленных в качестве граждан Турции и предоставить им жилье и материальную помощь в виде земельных участков, сельхозорудия и домашнего скота для крестьян, инструментов и необходимого начального капитала для ремесленников. Такая инициатива турецкой стороны поселить татарских военнопленных в Турции поначалу воспринималась немецкой стороной положительно, так как это позволяло предоставить встревоженным за свое будущее добровольцам гарантию того, что после окончания войны они окажутся под защитой османского правительства. Во-вторых, эта возможность могла быть использована для осуществления обещанной отправки добровольцев в Турцию, передав их в распоряжение турецких властей. Но неожиданно большое количество татар, готовых поселиться в Турции (по некоторым данным, до 8000 – 9000 человек), поставило немецкие ведомства в весьма затруднительное положение, связанное с необходимостью срочного решения вопроса о дальнейшей судьбе военнопленных: допускать массовой отправки дешевой рабочей силы в Турцию в Берлине не собирались. В июле 1916 г., только после многократных обращений имама Галимджана Идриси в официальные инстанции и во многом благодаря усилиям сотрудников турецкого посольства, было решено транспортировать в Турцию 500 пленных группами из 50 человек с интервалом примерно в 10 дней. Это решение, с одной стороны, позволило избежать усиления волны недовольства военнопленных, чувствовавших себя жестоко обманутыми, с другой – протянуть время, с тем чтобы сделать потерю рабочей силы как можно незаметнее.
Всплеск в агитационной деятельности среди российских мусульман, вызванный заявлением турецкой стороны о возобновлении приема «джихадистов» в 1917 г., был связан с оживлением надежд османских лидеров во главе с Энвером-пашой на осуществление «стратегии Турана» вследствие Октябрьской революции в России и Брестского мира. В этой ситуации татарские военнопленные, достигшие более высокого уровня политического сознания за время пребывания в пропагандистском лагере, представляли собой готовый агентурный персонал для способствования турецкому проникновению на стратегически важные для Турции регионы: Северный Кавказ, Крым, Туркестан, Азербайджан и Поволжье. Но попытки турецкой стороны договориться с немецкими ведомствами о направлении туда татарских пленных не удались.
Брестский сепаратный мир, заключенный между Германией и Советской Россией 3 марта 1918 г., предвещал скорое начало репатриации российских военнопленных. Но после Ноябрьской революции в Германии Советская Россия аннулировала условия Брестского мира, вместе с тем и юридические основы репатриации оставшихся в Германии пленных. Если репатриация военнопленных из британской и французской армий, начавшаяся после Компьенского перемирия 11 ноября 1918 г., завершилась уже к началу 1919 г., то российским мусульманам пришлось ждать еще около двух лет до того, как были выполнены все необходимые договоренности.
Прусское Военное министерство строго следило за ходом репатриации: всем заявлениям пленных (за исключением российских немцев) о предоставлении немецкого гражданства следовало отказать в исполнении. Тем не менее, существование небольшой татарской колонии, которой были предоставлены бараки рядом с мечетью после официального закрытия лагеря 1 мая 1922 г., свидетельствует о том, что поддержание хороших связей с «русской Татарией» считалось еще значимым для германской внешней политики. К началу 1925 г. материальное положение колонистов, многие из которых остались без работы, резко ухудшилось, и, будучи не в состоянии содержать предоставленное им жилье, они как можно скорее вынуждены были уехать на родину. Последним свидетельством того, что на этом месте когда-то происходили невиданные для Германии того времени события, затронувшие судьбы многих российских солдат и оставившие на их памяти и радостные, и трагические воспоминания, до 1930 г. оставалась деревянная мечеть, медленно разрушаясь и символизируя своим брошенным видом погасшее внимание к исламу в Германии, некогда объявившей себя «другом мусульман на все времена».
В заключении изложены основные выводы исследования.
Недостатки в организационных и содержательных аспектах пропаганды, а также расхождение политических интересов Германии и Османской империи в значительной степени определили судьбу немецко-турецкого «джихада». Но основная причина неудачи кампании «священной войны» состояла в том, что представления германских стратегов о силе религиозного фанатизма, способного объединить мусульман в борьбе во имя священных идеалов подобно крестоносцам средневековья, не соответствовали реальной действительности.
Поведение российских мусульман на фронтах и в тылу подтвердило: принципы государственности и чувство гражданского долга перед отечеством являлись для них важнее всяких религиозных и национальных чувств и обязанностей.
Опыт немецких ведомств с татарскими военнопленными показал, что ожидания Германии по отношению к мусульманам не оправдались. Пропаганда «священной войны» среди них не достигла желаемых результатов: массового вступления военнопленных в ряды добровольцев не наблюдалось.
Несмотря на все пережитые трудности и разочарования, пребывание в пропагандистском лагере сделало мусульманских солдат российской армии другими людьми, достигшими более высокого уровня политического сознания, овладевшими более выраженным национальным самосознанием и новым мировоззрением.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
В изданиях, рекомендованных Перечнем ВАК Министерства образования и науки Российской Федерации:
1. Гатауллина Л.Р. Татарская пресса 1914 – 1915 гг. об отношении российских мусульман к Первой мировой войне // Ученые записки Казанского государственного университета. 2008. Т. 150, кн.1. С. 133 – 139.
2. Гатауллина Л.Р. Из истории создания военных формирований татарских джихадистов в Германии (1915 – 1916 гг.) (по материалам архива Министерства иностранных дел Германии) // Ученые записки Казанского государственного университета. 2010. Т. 152, кн.3, ч. 2. С. 109 – 115.
В прочих изданиях:
- Гатауллина Л.Р. Патриотическая пропаганда на страницах татарской прессы 1914 – 1915 гг. // Роль истории в формировании патриотизма и толерантности: Материалы всероссийской научной конференции (Казань, 31 октября – 2 ноября 2007 г.). Казань, 2007. С. 114 – 123.
- Гатауллина Л.Р. «Да будет дарована великая победа мусульманской армии и её союзникам!» (Газета «Эль-Джихад» как средство пропаганды панисламизма среди татарских военнопленных в Германии во время 1-й мировой войны) // Гасырлар авазы = Эхо веков. 2009. № 1/2. С. 172 – 185.
[1] Джихад» (араб. – усердие) обычно понимается как борьба против безбожников и врагов мусульманского государства и общины. Как сугубо исламское явление «джихад» в ранней исламской истории был связан непосредственно с необходимостью вооруженной борьбы за новую веру. Вместе с тем достаточно рано возникла концепция двух «джихадов»: малого («джихада меча») и большого («джихада сердца»), отдающая предпочтение ненасильственному толкованию понятия «джихад».
Обычно «джихад» отождествляется с понятием «газават» (или «священная война»), что, будучи правомерным, все же не полностью передает смысл учения о «джихаде». В данном исследовании «джихад» и «священная война» означают тождественные понятия и сохраняют тот смысл, в котором они использовались в германо-турецкой пропагандистской кампании 1914 – 1916 гг., т.е. означают борьбу мусульман под руководством османского халифа в союзе с христианской Германией против христианских держав Антанты.
[2] Каппелер А. Две традиции в отношениях России к мусульманским народам Российской империи // Отечественная история. 2003. № 2. С. 129.
[3] Первоначально в Вайнбергском лагере, располагавшемся около города Цоссен, размещались африканцы – мусульманские подданные Франции; затем наряду с российскими мусульманами здесь были сконцентрированы и представители других нерусских народов Российской империи, которых предполагалось использовать в борьбе против России на Кавказе – грузины и армяне. Несмотря на изолированное размещение мусульман от грузин и армян, комендатура и пропагандисты усмотрели в их присутствии одно из препятствий для успешного хода пропаганды «джихада», в результате чего грузины и армяне были отправлены в другие лагеря. Сравнительно немногочисленные представители африканских мусульман перемещались в Лагерь Полумесяца, находившийся в городке Вюнсдорф.
[4] В рассматриваемый период военные корпуса в Германии являлись территориальными военными командованиями: вся территория страны была разделена в военно-административном плане на корпусные районы, где находились управление корпуса и причисленные к ним части, а также управление лагерей для военнопленных (инспекция лагерей для военнопленных), располагавшиеся на территории корпуса. Мусульманские пропагандистские лагеря находились на территории Гвардейского корпуса.
[5] Hpp G. Muslime in der Mark: als Kriegsgefangene und Internierte in Wnsdorf und Zossen, 1914 – 1924. Berlin, 1997. S. 46.
[6] История Казани в документах и материалах. ХХ век. Казань, 2004. 711с. ; У милосердия древние корни (Благотворительность и милосердие в Казани в годы Первой мировой войны. 1914 - 1917). Сборник документов и материалов. Книга 2. / Сост. А.М. Дмитриева, Р.Р. Исмагилов, Н.А. Шарангина, отв. ред. Л.В. Горохова, ред. З.С. Миннуллин, науч. ред. Д.Р. Шарафутдинов. Казань, 2003. 237 с.
[7] Арапов Д.Ю. «Можно отметить ряд высоких подвигов воинской доблести, проявленных мусульманами» // Военно-исторический журнал. 2004. № 11. C. 42 – 44; Его же. «Записки П. А. Столыпина по «мусульманскому вопросу» // Восток. 2003. № 2. C. 124 – 144. Его же. Русский посол в Турции Н.В. Чарыков и его «заключение» по «мусульманскому вопросу» 1911 г. [Электронный ресурс]// Вестник Евразии. 2002. № 2 (17). URL: http://www.hist.msu.ru/Departments/RusHis19/Staff/arapov/text/charykov.php (дата обращения: 12.10.2008); Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Сост. и автор вводной статьи, комментариев и приложений Д. Ю. Арапов. М., 2001. 367 с.
[8] Galli G. Dschihad. Der Heilige Krieg des Islams und seine Bedeutung im Weltkriege unter besonderer Bercksichtigung der Interessen Deutschlands, Freiburg/Br., 1915. 38 S.; Grimme H. Islam und Weltkrieg, Mnster, 1915. 24 S.; Kohler J. Der Heilige Krieg. Berlin, 1915. 16 S.; Schfer R. Islam und Weltkrieg. Leipzig, 1915. 35 S.; Tschudi R. Der Islam und der Krieg. Hamburg, 1914. 12 S.
[9] Becker C.H. Deutschland und der Islam. Stuttgart, Berlin, 1914. 31 S.; Becker C.H. Die Kriegsdiskussion ber den Heiligen Krieg (1915) // Idem. Islamstudien: Vom Wesen und Werden der islamischen Welt, Bd. 2, Leipzig, 1932. S. 281 – 304 (Deutschland und der Heilige Krieg), S. 304 – 309. (Schluwort) ; Snouck Hurgronje C. The Holy War «Made in Germany». New York, London, 1915 // Idem. Verspreide Geschriften. Bonn, Leipzig, 1923. Bd. III. S. 257–284 ; Idem. Deutschland und der Heilige Krieg // Internationale Monatsschrift fr Wissenschaft, Kultur und Technik 9, (01.05.1915), S. 1025 – 1034 ; Kampfmeier G. Deutschland im Bunde mit dem Islam und die Aussichten des gemeinsamen Kampfes gegen England und Russland // Die Vernichtung der englischen Weltmacht und des russischen Zarismus durch den Dreibund und den Islam. Berlin, 1915. S. 35 – 70.
[10] Aus deutschen Kriegsgefangenenlagern. Zweite Folge. Eindrcke eines Seelsorges. Frankrfurt a. M., 1916. 172 S. ; Kahleyss М. Muslime in Brandenburg – Kriegsgefangene in 1. Weltkrieg: Ansichten und Absichten. Berlin, 1998. 184 S.
[11] Nadolny R. Mein Beitrag. Erinnerungen eines Botschafters des Deutschen Reiches / Herausgegeben und eingeleitet von G. Wollstein. Wiesbaden, 1955. 187 S.
[12] Stern-Rubarth. …Aus zuverlssiger Quelle verlautet. Ein Leben fr Presse und Politik. Stuttgart, 1964. 331 S.
[13] v. Glasenapp H. Meine Lebensreise. Wiesbaden, 1964. 319 S.
[14] Первая мировая война: 1914-1918. М., 1968. 440 с. ; Первая мировая война: политика, идеология, историография (К 75-летию начала войны): Межвуз. сб. Куйбышев, 1990. 155 с.
15 Первая мировая война: Дискуссионные проблемы истории. М., 1994. 302 с.; Первая мировая война: Пролог ХХ века / Отв. ред. В. Л. Мальков. М., 1998. 697 с.; Мировые войны ХХ века: В 4 кн. / Ин-т всеобщей истории. Кн. 1: Первая мировая война: Ист. очерк / Науч. рук. В.Л. Мальков; Отв. ред. Г.Д. Шкундин. М., 2002. 686с. ; Россия и Первая мировая война (материалы международного научного коллоквиума). СПб., 1999 ; Уткин А.И. Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне. Смоленск, 2000. 640 с. ; Его же. Первая мировая война. М., 2001. 591 с.
[16] Аветян А.С. Русско-германские дипломатические отношения накануне первой мировой войны, 1910–1914. М., 1985. 287 с. ; Алиев Г.З. Турция в период правления младотурок. М.,1972. 388 с. ; Шеремет В.И. Босфор. Россия и Турция в эпоху первой мировой войны. По материалам русской военной разведки. М., 1995. 285 с. ; Шкундин Г.Д. Болгария и Турция в объятиях германского союзника // Мировые войны ХХ века. Кн. 1. С. 451 – 471.
[17] Валеев Р.К., Тагиров И.Р. Общественно-политическая жизнь в первой четверти ХХ в. // Материалы по истории татарского народа. / Отв. ред. С.Х. Алишев. Казань, 1995. С. 388 – 423 ; Загидуллин И. К. Исламские институты в Российской империи: Мусульманская община в Санкт-Петербурге. XVIII - начало XX вв. Казань, 2003. 179 с. ; Султанов Ф.М. Ислам и татарское национальное движение в российском и мировом мусульманском контексте: история и современность. Казань, 1999. 236 с. ; Тагиров И.Р. История национальной государственности татарского народа и Татарстана. Казань, 2000. 310 с. ; Усманова Д.М. Депутаты от Казанской губернии в Государственной думе России. Казань, 2006. 495 с. ; Хабутдинов А.Ю. Формирование нации и основные направления развития татарского общества в конце XVIII – начале XX веков. Казань, 2001. 383 с. ; Его же. Лидеры нации. Казань, 2003. 159 с. ; Циунчук Р. А. Думская модель парламентаризма в Российской империи: этноконфессиональное и региональное измерения. Казань, 2004. 415 с.
[18] Исхаков С. Вместе или порознь. Тюрки-мусульмане в российской армии в 1914 -1918 гг. [Электронный ресурс] // Татарский мир. 2004. № 15. URL: http://www.tatworld.ru/article.shtml?article=592§ion=0&heading=0 (дата обращения: 5.10.2007) ; Его же. Европа и мусульмане из России: Первый опыт сотрудничества в начале ХХ века [Электронный ресурс] // Европа. 2003. № 3 (8). С. 107 – 123. URL: http://www.ceeol.com/ (дата обращения: 15.12.2008) ; Его же. Российские мусульмане и революция (весна 1917 г. - лето 1918 г.). [2-е изд., испр. и доп.]. М., 2004.598 с. ; Усманова Д.М. Указ соч. С. 129 – 139.
[19] Арапов Д.Ю. «Можно отметить ряд высоких подвигов воинской доблести, проявленных мусульманами» // Военно-исторический журнал. 2004. № 11. С. 42 – 44 ; Гиззатуллин И. Вошуро: светлые мечты и трагический конец // Гасырлар авазы = Эхо веков. 1999. № 3/4. С. 125 – 128 ; Исхаков С. Вместе или порознь … ; Илиас Алкин – общественный деятель, военачальник, ученый. Документы и материалы. / Сост. Тагиров И.Р., Шарафутдинов Д.Р. Казань, 2002. 351с.
[20] Миннуллин З. С. Деятельность татарских благотворительных организаций в годы Первой мировой войны // Благотворительность в России. 2004/2005: ист. и соц.-экон. исслед. СПб., 2005. С. 106 – 114 ; Его же. Временный мусульманский комитет по оказанию помощи воинам и их семьям: образование и деятельность // Фнни язмалар. 2001. С. 295 – 299 ; Семенова Е.Ю. Благотворительные учреждения Самарской и Симбирской губерний в годы Первой мировой войны (1914 – нач. 1918 гг.). Самара, 2001. 71 с.
[21] Мдиев М. Герман ире яшел лн: беренче бтенднья сугышы чорында татар солдатларыны сирлектге тормышыннан бер схиф // Идел. 1990. № 7. 30 – 34 б.
[22] Гарифуллин Д. Алман иренд “Татар иле” // Гасырлар авазы = Эхо веков. 1996. № 1/2. 221– 225 б.
[23] Галимджан Идриси (в немецких источниках его имя передается как Алим Идрис, в данной работе в цитатах из немецких источников его имя передано в соответствии с оригиналом) – выполнял должность имама Вайбергского лагеря, начиная с марта 1916 г. до его закрытия.
[24] Гилязов И. Судьба Алимджана Идриси // Гасырлар авазы = Эхо веков. 1999. № 3/4. С. 158 – 172. ; Его же. Общество поддержки российско-мусульманских студентов в Берлине (1918-1925). История возникновения // Гасырлар авазы = Эхо веков. 1996. № 3/4. С.193 – 199.
[25] Гилязов И. А. Легион «Идель-Урал». Представители народов Поволжья и Приуралья под знаменами «третьего рейха». Казань, 2005. 383 с.
[26] Нагорная О.С. «Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914 – 1922). М., 2010. 440 с.
[27] Там же. С. 184.
[28] Fischer F. Deutsche Kriegsziele. Revolutionierung und Separatfrieden im Osten 1914-1918 // Historische Zeitschrift. Bd. 188. 1959. S. 249 – 310 ; Idem. Griff nach der Weltmacht. Die Kriegszielpolitik des kaiserlichen Deutschlands 1914–1918. Dsseldorf, 2000 (1967). 575 S. ; Idem. Krieg der Illusionen. Die deutsche Politik 1911–1914. Dsseldorf, 1978. 805 S.
[29] Zechlin E. Friedensbestrebungen und Revolutionierungsversuche // Aus Politik und Zeitgeschichte. № 20, 24 und 25. 1961. S. 269 – 288, S. 325 – 337, S. 342 – 367.
[30] Schwanitz W. G. Djihad „Made in Germany“: Der Streit um den Heiligen Krieg 1914-1915 // Sozial. Geschichte. Zeitschrift fr historische Analyse des 20. und 21. Jahrhunderts, NF 18. Jg. – Juni 2003. Heft 2. S. 7 – 34 ; Idem. Paschas, Politiker und Paradigmen: Deutsche Politik im Nahen und Mittleren Osten 1871 bis 1945 // Idem. (Hg.), Deutschland und der Mittlere Osten. S. 22 – 45. Erschienen in Comparativ. Leipziger Beitrge zur Universalgeschichte und vergleichenden Gesellschaftsforschung, 14. Jg., Heft 1. 2004. S. 22 – 45.
31 Oberhaus S. „Zum wilden Aufstanden entflammen“. Die deutsche gyptenpolitik 1914 bis 1918. Ein Beitrag zur Propagandageschichte des Ersten Weltkrieges (Diss. Dr. Phil.). Dsseldorf, 2006.
[32] Hagen G. Die Trkei im Ersten Weltkrieg. Flugbltter und Flugschriften in arabischer, persischer und osmanisch-trkischer Sprache aus einer Sammlung der Universittsbibliothek Heidelberg. Eingeleitet, bersetzt und kommentiert. Frankfurt a. M., 1988. 299 S.
[33] Doegen W. Kriegsgefangene Vlker: Bd. 1. Der Kriegsgefangenen Haltung und Schicksal in Deutschland. Berlin, 1921. 263 S.
[34] Seiler-Chan A.-Ch. Der Islam in Berlin und anderwrts in Deutschland // Moslemische Revue. 1934. №10 (4). S. 47 – 56.
[35] Bihl W. Die Kaukasus-Politik der Mittelmchte. Teil I: Ihre Basis in der Orientpolitik und ihre Aktionen 1914 –1917. Wien, 1975. 402 S.
[36] Bihl W. Die Kaukasus-Politik der Mittelmchte. Teil II: Die Zeit der versuchten kaukasischen Staatlichkeit 1917-1918. Wien, 1992. 416 S.
[37] Heine P. Al-ihd – eine deutsche Propagandazeitung im 1. Weltkrieg // Die Welt des Islams. 1981. Bd. XX. № 3/4. S. 197 – 199.
[38] Hpp G. Arabische und islamische Periodika in Berlin und Brandenburg 1915 – 1945. Berlin, 1994. 110 S.
[39] Hpp G. Muslime in der Mark: als Kriegsgefangene und Internierte in Wnsdorf und Zossen, 1914 – 1924 Berlin, 1997. 221 S.
[40] Ibid. S. 89.
[41] Kahleyss М. Muslime in Brandenburg – Kriegsgefangene im 1. Weltkrieg: Ansichten und Absichten. Berlin, 1998. 184 S.
[42] Ibid. S. 22.
[43] В основе панисламизма, выдвинутого теологом Дж. Аль-Афгани, лежала идея общности интересов мусульман в возрождении исламской цивилизации. Общемусульманский союз, который должен был носить чисто религиозно-культурный характер, со временем стал интерпретироваться заинтересованными силами как религиозно-политическое движение, в основе которого лежало представление о единстве мусульман всего мира и идея о необходимости создания единого мусульманского государства.
[44] Цит. по: Kampen, W. v. Studien zu deutschen Trkeipolitik in der Zeit Wilhelm II. Kiel, 1968. S. 66.
[45] Позже Вайнбергский лагерь был перемещен в Вюнсдорф, на территорию рядом с Лагерем Полумесяца.
[46] Имамы выполняли обязанности главного священнослужителя и пропагандиста в лагере.
[47] Последний номер русского издания газеты «Эль-Джихад» вышел в январе 1917 г.
[48] Туранизмом (или пантуранизмом) в исследовательской литературе обычно называют движение или идею политического, культурного и этнического единства всех тюркоязычных народов, к которым присоединяют и венгров, и эстонцев, и финнов. Туранизм в широком смысле понятие более объемное, чем тюркизм или пантюркизм, объединяющий лишь тюркские народы.
