Завершение кавказской войны (1860 – 1864 гг.): военно-политические и социальные аспекты
На правах рукописи
Скибицкая Ирина Михайловна
ЗАВЕРШЕНИЕ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ (1860–1864 гг.):
ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ
Специальность 07.00.02 – Отечественная история
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание учёной степени
кандидата исторических наук
Краснодар – 2011
Работа выполнена на кафедре дореволюционной отечественной истории ГОУ ВПО «Кубанский государственный университет»
Научный руководитель: кандидат исторических наук, доцент
Авраменко Анатолий Михайлович
Официальные оппоненты: доктор исторических наук, доцент
Виноградов Борис Витальевич
кандидат исторических наук
Самовтор Сергей Владимирович
Ведущая организация: Ставропольский государственный университет
Защита состоится 27 апреля 2011 года в 15.00 на заседании диссертационного совета Д.212.101.03 по историческим наукам при ГОУ ВПО «Кубанский государственный университет» по адресу: 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Кубанский государственный университет».
Текст автореферата размещен на сайте ГОУ ВПО «Кубанский государственный университет» www.kubsu.ru
Автореферат разослан 25 марта 2011 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
кандидат исторических наук, доцент П.П. Матющенко
I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования. Заключительный этап Кавказской войны, в результате которого Северо-Западный Кавказ был окончательно присоединен к России, в последние десятилетия предстает в виде сложной проблемы, где научные аргументы нередко заменяются оценками действий Российской империи без учета специфики изучаемого времени, требующего оценивать события по внутренним законам изучаемой эпохи, а не по категориям более позднего времени.
Обширную историографию Кавказской войны в последние десятилетия попол-нило множество публикаций, в которых политика Российской империи оцениваются необъективно, без полного учета внутренних и внешних факторов изучаемого периода. Отдельные историки рассматривают действия адыгов исключительно в контексте национально-освободительной борьбы с российскими войсками. Это точка зрения имеет право на существование, но некоторые ее приверженцы, прибегают к надуманным преувеличениям жертв, исчисляя число мухаджиров в несколько миллионов, не подтверждая это соответствующими источниками. При этом остаются незамеченными факты военной службы адыгов в составе российской армии и казачьих войск, в отрядах горской милиции, что искажает историческое прошлое.
Ключевые проблемы Кавказской войны, носящие сегодня дискуссионный характер, требуют детального изучения и кропотливой работы с обширным количеством источников, а не поверхностных выводов и выдергивания исторических фактов из контекста истории. Поэтому актуальность изучения данной проблемы не вызывает сомнения, ибо только объективная история может остановить рост политизированных публикаций вокруг трагедии адыгов, прояснить историческую память и тем самым способствовать гармонизации межнациональных отношений на Северо-Западном Кавказе.
Объектом данного диссертационного исследования является заключительный этап Кавказской войны (1860–1864 гг.). Предмет анализа – военные, политические, социальные и демографические процессы на Северо-Западном Кавказе на заключительном этапе Кавказской войны.
Хронологические рамки исследования охватывают 1860–1864 гг., что соответствует завершающему этапу Кавказской войны. Именно в 1860 г. был принят новый план военных действий, который означал радикальное изменение стратегии: русские войска от отражений набегов противника и ответных карательных экспедиций перешли к фронтальному вытеснению непокорных горцев и заселению региона казачьими станицами. Однако в ряде случаев диссертант выходит за пределы указанных хронологических рамок, чтобы объяснить истоки или последствия исследуемых исторических событий.
Географические рамки исследования включают территорию Северо-Западного Кавказа между рекой Кубанью и Черноморским побережьем, что объясняется особенностями театра военных действий заключительного этапа войны.
Степень изученности проблемы. Заключительный этап Кавказской войны ранее не рассматривался комплексно, хотя многочисленные дореволюционные публикации содержат обширный фактический материал, позволяющий детально изучить сложный процесс завоевания и колонизации Закубанья и Черноморского побережья Кавказа. Первыми историками в данном случае были участники войны, но они стремились запечатлеть конкретные события, очевидцами которых были сами (и в данном случае их публикации рассматриваются как источники), но обобщение опыта требовало времени, изучения огромного фактического материала, далеко не всегда доступного исследователю в то время. Так, уже в 1864 году, по свежим следам, С.М. Духовской опубликовал обширный материал о военных действиях на исходе войны в Закубанье, а также о роли внешнеполитического фактора в затягивании войны (с приложением ряда документов)[1].
Одним из первых военных историков, обосновавших завоевание Северо-Западного Кавказа и военную колонизацию Закубанья с точки зрения внешнепо-литических и военно-стратегических интересов России, стал Р.А. Фадеев[2]. В своих «Письмах с Кавказа» он рассматривал русскую колонизацию региона как стратегию завоевания, не скрывая правды о волнениях в казачьих станицах, не желающих массово переселяться в Закубанье. Международные аспекты проблемы были отражены в трудах М.И. Венюкова, В.А. Потто, С.С. Эсадзе и ряда других авторов[3]. Как современники, а нередко и участники описываемых событий, дореволюционные авторы учитывали общую оценку Кавказской войны в представлениях ведущих кавказских генералов и дипломатов того времени. И хотя отдельные современные историки оценивают этих авторов крайне негативно, ставя им в вину высокие государственные соображения и цивилизационную миссию России в отношении Кавказа, многие идеи последних оказались удивительно актуальны в наши дни.
Стараясь осмыслить особенности Кавказской войны, дореволюционные историки обратили внимание на уровень хозяйственных отношений в горских обществах. Так, кубанский историк Ф.А. Щербина в «Истории Кубанского казачьего войска», доведенной до 1860 г., обращал внимание на экономический фактор, подталкивавший черкесов к набегам. Он привёл интересные данные о расселении и численности закубанских племен[4].
Академик Н.Ф. Дубровин, изучая историю Кавказской войны, считал, что набеги горцев были следствием их этнопсихологических особенностей[5]. Подобных взглядов придерживался М. Острогорский[6]. Важность природно-географического фактора, как ключевой причины сохранения набеговой системы у черкесов, показана в «Адатах» Ф.И. Леонтовича[7]. Е.П. Ковалевский обосновал оценку уровня общественно-политического развития горских племен Закубанья как догосударственного[8]. Особенности политического устройства черкесских племен также рассматривали И.Ф. Бларамберг, Н.И. Карглоф, А.Н. Дьячков-Тарасов[9]. Работа Е.Д. Фелицына «Князь Сефер-бей Зан» содержит ряд ценнейших документов, позволяющих делать выводы о политическом самосознании адыгов. Проблему мухаджирства, а также данные о численности переселенцев наиболее обстоятельно рассматривал А.П. Берже[10]. П.П. Короленко подробно показал процесс колонизации Закубанья казаками в ходе завоевания этого края[11]. Другой кубанский историк и архивист И.И. Кияшко дал подробное описание характера военных действий, планов командования и роли кубанского казачества в ходе завоевания Закубанья[12]. В целом, дореволюционные авторы оправдывали необходимость радикального решения в вопросе присоединения Северо-Западного Кавказа, противопоставляя российскую цивилизацию устоявшимся нравам и обычаям горцев. Они накопили огромный фактический материал, а некоторые приступили к созданию обобщающих научных трудов, но комплексный анализ последнего этапа Кавказской войны так и не был сделан.
Учёным советского периода пришлось переосмысливать Кавказскую войну в рамках марксистско-ленинской идеологии. В новых исторических условиях приветствовалось любое разоблачение царизма, детальный военно-исторический анализ Кавказской войны не был востребован. Под влиянием классово-партийного подхода данное явление стало рассматриваться как национально-освободительная борьба против колониального гнета царизма. Это привело к тому, что уровень общественного строя горских племен был неоправданно завышен. Родоплеменное общество стали трактовать как феодальное, без попыток осмыслить, насколько правомерно переносить западноевропейское понятие «феод» в догосударственное общество горцев. Лишь Н.И. Покровский в середине 1930-х гг. приступил к серьёзному изучению интересующей нас проблемы, что нашло отражение в написанной им статье для «Большой советской энциклопедии»[13], но его фундаментальный труд «Кавказские войны и имамат Шамиля», изданный лишь посмертно, не затрагивает Северо-Западный Кавказ. В конце 40-хх гг. прошлого века была сделана попытка новой переоценки концепции Кавказской войны: теперь отрицалась антиколониальная и антифеодальная направленность войны, акцент делался на прогрессивные последствия присоединения горцев Северного Кавказа к России. А длительное сопротивление горцев объяснялось, прежде всего, активным вмешательством иностранных государств. Эта концепция, сформулированная М.Д. Багировым[14], получила официальный статус.
Но уже в середине 50-х гг. некоторые советские историки стали пытаться объективно разобраться в столь сложной проблеме, несмотря на идеологическое давление. Так, А.В. Фадеев, освещая борьбу северокавказских горцев, обозначил проблему значения идеологии мюридизма в Кавказской войне[15]. Краснодарский историк М.В. Покровский, рассматривая развитие общественных отношений у черкесских племен в ходе Кавказской войны, пришел к выводу, что отсутствие частной собственности на землю препятствовало развитию у них феодальных отношений, а это в свою очередь указывает на то, что адыги к началу активных военных действий в Закубанье не имели предпосылок для становления собственной государственности[16]. Схожих взглядов придерживался кавказовед Л.И. Лавров [17]. Пристального внимания заслуживают исследования советского этнолога, исследователя обычного права А.М. Ладыженского, считавшего, что зачатки государственной власти у некоторых горцев Северного Кавказа представляют интерес для теории о происхождении государства[18]. Весомый вклад в изучение общественного устройства адыгских племен и их численности внес советский кавказовед В.К. Гарданов[19]. Таким образом, несмотря на идеологическое давление, труды М.В. Покровского, Л.И. Лаврова, А.М. Ладыженского, В.К. Гарданова, Н.А. Смирнова, А.В. Фадеева и ряда других ученых стали весомым вкладом в изучение процесса присоединения Северо-Западного Кавказа к России. Но при этом конкретная история боевых действий периода Кавказской войны в советский период не изучалась. Многочисленные труды по истории военного искусства даже не упоминают Кавказскую войну.
В 1980-е гг. благодаря владикавказскому ученому М.М. Блиеву произошел новый поворот в осмыслении Кавказской войны. Исследуя социальные истоки и причины набегов горцев, он пришел к мысли, что горцы Северного Кавказа находились на стадии перехода от патриархально-родовых общественных отношений к отношениям раннефеодальным, т.е. у горцев Северо-Западного Кавказа к исходу Кавказской войны продолжало сохраняться общественное устройство, предшествующее государству[20]. Позднее М.М. Блиев создал фундаментальный труд, содержащий раздел, посвященный черкесской проблеме от подписания Адрианопольского мира до исхода в Османскую империю черкесских мухаджиров[21]. Но выводы историка, позволяющие проследить социальные истоки Кавказской войны и причины набегов горцев, вызвали ряд необоснованных эмоциональных выпадов со стороны отдельных авторов.
После развала Советского Союза недавние критики М.М. Блиева стали забывать о классово-партийном подходе и перешли на позиции национального мифотворчества. С 90-х гг. прошлого века отдельные историки активно внедряют концепцию геноцида адыгов в массовое сознание и возлагают вину за исход мухаджиров в Османскую империю на Российское государство. Так, С.Г. Кудаева делает вывод: четырехлетнее сопротивление адыгов было героической попыткой «защититься от массового истребления и выселения», организованного русским командованием[22]. Авторы книги «Гибель Черкесии» подчеркивают значимость «национального гнета» со стороны России, повлекшего за собой массовое переселение горцев[23]. В книге «Земля адыгов» (написанная не специалистами) царская Россия рассматривается как «непосредственный виновник трагедии адыгов», а мухаджирство – как «своеобразный пассивный протест населения Черкессии против «нового порядка» – жестокого колониального режима царизма»[24]. Краснодарский профессор И.Я. Куценко, обвиняет Россию, и нередко казачество, в геноциде горцев. Подчеркивая, что «все узловые проблемы Кавказской войны являются дискуссионными, кроме одной, которая в дискуссии не нуждается: той, что царской Россией было совершенно чудовищное преступление против человечности – геноцид коренного населения Северо-Западного Кавказа»[25]. На близких позициях стоит и сочинский историк Т.В. Половинкина[26].
Особенно мощный всплеск фальсификаций Кавказской войны приходится на 150-летие ее окончания, когда Д. Дудаев устроил в Грозном конференцию, где звучали антироссийские лозунги. Конференцию в Махачкале, посвященную этой проблеме, была вынуждена покинуть группа историков во главе с В.Б. Виноградовым. В 1994 г. в городе Адыгейске была организована юбилейная конференция, посвященная Кавказской войне, во время которой преобладали далекие от научной истины аргументы. Поэтому вскоре в Краснодаре была проведена ответная научная конференция по той же тематике, где развернулась острая дискуссия. Материалы конференции были опубликованы[27].
Объективную позицию занимает историк З.Б. Кипкеева. Факты, приводимые в ее докторской диссертации и монографии, опровергают исторические мифы, раскрывают правду о том, что значительная часть горского населения в конце Кавказской войны переселялась в Османскую империю добровольно при содействии российских властей, что опровергает концепцию геноцида адыгов[28]. Объективный анализ зарубежных источников, связанных с исходом и численностью мухаджиров, представлен в работах А.В. Кушхабиева[29].
Кавказская война на Северо-Западном Кавказе впервые стала темой диссертационного исследования О.В. Матвеева, который в дальнейшем продолжил разработку этой проблематики. Именно им дается убедительное обоснование того, что широкомасштабные военные действия начинаются в регионе только с конца 1820-х гг., в отличие от Северо-Восточного и Центрального Кавказа. Он дал характеристику некоторым активным участникам Кавказской войны – Магомед-Амину, генералу В.А. Гейману, С.М. Духовскому и др. О.В. Матвеев охарактеризовал проблему черкесской государственности в исследуемый период и так называемый «Сочинский меджлис», привел яркие примеры помощи казаков горцам в конце Кавказской войны, что противоречит концепции геноцида, внедряемого некоторыми современными авторами. Он внес существенный вклад в изучение историографии Кавказской войны[30].
Отдельные аспекты войны на Северо-Западном Кавказе затрагиваются в работах В.В. Дегоева, А.Д. Панеша, В.И. Ворошилова, В.А. Матвеева, В.П. Пляскина, В.М. Муханова, Н.Ю. Силаева, Л.В. Бурыкиной и ряда других авторов[31]. На специфические условия ведения войны на Северном Кавказе обращает внимание в своей монографии В.В. Лапин[32]. Но развитие военного искусства в период Кавказской войны до сих пор не стало предметом исследования военных историков, и лишь недавно была защищена диссертация о трансформации военного дела у адыгов в годы Кавказской войны[33].
В зарубежной историографии массовое переселение черкесов представлено как результат завоевательной политики царизма. Но эти же авторы забывают упомянуть о провокационной деятельности Османского правительства и Великобритании. Такой подход виден в работах Л. Виллари «Огонь и меч на Кавказе», П. Брока «Гибель Черкессии», в книге Э. Осли «Покорение Кавказа»[34]. В трудах зарубежных черкесских авторов сознательно преувеличивается роль политики России, как основной причины исхода мухаджиров. Это видно на примере книг Нехата Берзеджа «Изгнание черкесов», Иззета Айдемира «Эмиграция», Хавжоко Шауката Муфти «Герои и императоры в черкесской истории»[35]. Правда, Хавжоко Шаукат Муфти подвергает критике провокационную политику Османской империи, способствовавшую активному исходу черкесов в Турцию.
Среди дискуссионных вопросов, обсуждаемых сегодня, выделим хронологиче-ские рамки Кавказской войны. В большинстве энциклопедий, справочников и учебников давно указывают даты 1817–1864 гг. Но некоторые современные историки стали необоснованно расширять её хронологические рамки. Так, по мнению Б.К. Мальбахова и А.М. Эльмесова, началом войны в Черкесии нужно считать строительство Моздока в 1763 г., якобы положившего начало «русско-кавказской» войне[36]. Участники конференции в Адыгейске в 1994 г. расширяли хронологические рамки Кавказской войны до 100 и даже до 150 лет. Так, по мнению А. Т. Керашева, Кавказская война началась с 1798 г., X. М. Думанов определил ее с 1779 г., М. Г. Аутлев – с 1763 г., Р. Куадже – с 1711 г.
Дискуссионным является также определение этапов Кавказской войны. Так, известно её деление на три этапа: 1-й – до 1829 г. (эпизодические походы в Кабарду, Осетию, Чечню и на Северо-Западный Кавказ), 2-й – 1829–1859 гг. (война под руководством Шамиля в Чечне и Дагестане, военные действия в Закубанье в период Крымской войны) и 3-й – завершающий этап войны в Закубанье – 1859–1864 гг.[37] Диссертант придерживается традиционной хронологии Кавказской войны считая, что она длилась 47 лет (1817–1864 гг.). До 1859 г. осуществлялось завоевание Восточного Кавказа, где действовали основные силы, а в 1860–1864 гг. – Северо-Западного Кавказа. Только в октябре 1860 г. был окончательно принят силовой план завоевания Западного Кавказа, что позволило завершить войну.
Нельзя согласиться с определением Кавказской войны как русско-черкесской, т.к. «наиболее организованное сопротивление российской экспансии оказывали чеченцы и некоторые племена Дагестана. Да и черкесы далеко не все противостояли России», в противостоянии России и Турции «иногда целые субэтнические группы адыгов (бесленеевцы, бжедуги, хатукаевцы) предпочитали стоять на стороне первой» [38].
Важным дискуссионным вопросом является проблема черкесской государственности на завершающем этапе Кавказской войны. На рубеже XX–XXI в ряде работ адыгейских историков стала прослеживается мысль о том, что политические и социальные процессы, происходившие внутри черкесских племен в середине XIX в., привели к становлению государственности, фактом возникновения которой считается наличие Сочинского меджлиса. По мнению В.Х Кажарова, Сочинский меджлис «стал постоянно действующим органом власти, сочетавшим законодательные, распорядительные и исполнительные функции»[39]. Схожей позиции придерживается Р.В. Хапачева, указывая на наличие в Черкесии внутренних общественно-политических и социально-экономических предпосылок для создания подобной властной структуры[40].
Профессор А.Ю. Чирг народные собрания «демократических» племен абадзехов, шапсугов и натухайцев рассматривает «как представительные органы власти», формировавшиеся на основе территориальных и родственных связей. Эти же собрания также были «не только политическими, но и судебными органами». Он предполагает возможность становления республиканской формы правления у «демократических» племен. В то же время, политический строй «аристократических» племен, А.Ю. Чирг необоснованно определяет как сословно-представительную монархию, считает, что на Северо-Западном Кавказе якобы «существовало шесть адыгских княжеств», характеризуя их как политические, независимые, государственные образования до русско-турецкой войны 1828–1829 гг.[41] Подобные идеи развиваются и в некоторых новых диссертациях[42]. Эти авторы считают, что именно вмешательство России уничтожило раннюю государственность Черкесии. Диссертант, напротив, полагает, что при сопоставлении общеизвестных государственных признаков с процессами, происходившими внутри горских обществ Западного Кавказа, правильнее было бы говорить о предгосударственном общественном устройстве.
Таким образом, в историографии завершающего этапа Кавказской войны прослеживается ряд этапов. Дореволюционный этап характеризуется накоплением материала, когда создавались первые обобщающие работы (Н.Ф. Дубровин, В.А. Потто и др.), изучались материалы по истории некоторых полков, действиям отдельных отрядов, но в основном эти работы носили описательный характер. Обобщающего труда по завершению Кавказской войны создано не было.
В советский период длительное время научное изучение Кавказской войны было невозможным. Лишь во второй половине 1950-х гг. начались попытки объективного анализа событий Кавказской войны. Но и здесь историки встречались с откровенным противодействием, а желание М.М. Блиева опубликовать главу о Кавказской войне в обобщающей монографии в соавторстве с Н.С. Киняпиной и В.В. Дегоевым вызвало противодействие сторонников устоявшейся уже научной позиции.
После развала СССР обострились споры о роли России на Кавказе в XIX в. Одни историки остались на старых позициях, рассматривающих Кавказскую войну как освободительную, добавив к этому проблему геноцида горцев. Другие рассматривают этот период в более сложном историческом и политическом контексте, отрицая проект геноцида, как не имеющий научной основы.
Цели и задачи исследования. Цель диссертационного исследования заключается в комплексном изучении заключительного этапа Кавказской войны на Северо-Западном Кавказе в 1860–1864 гг. Для достижения поставленной цели автором определены следующие задачи:
- Проанализировать стратегические планы русского командования накануне ведения боевых действий в Кубанской области;
- Определить численность сил противоборствующих сторон на завершающем этапе Кавказской войны;
- Рассмотреть политические и социальные процессы внутри горских обществ в исследуемый период и определить степень их готовности к созданию своей государственности;
- Определить характер и сущность военных действий на завершающем этапе Кавказской войны, а также их геополитическое значение.
- Показать миграционные процессы горского и казачьего населения на Северо-Западном Кавказе как результат военных действий в 1860–1864 гг.
Методологической основой диссертационного исследования является принцип историзма, без которого невозможно объективное исследование прошлого. Следование данному принципу означает рассмотрение исторических явлений в саморазвитии, помогает установить причины их зарождения, выявить качественные изменения на различных этапах. Данный метод предполагает изучение прошлого с учетом конкретно-исторической обстановки соответствующей эпохи, во взаимосвязи и взаимообусловленности событий. К примеру, для правильной оценки исторических событий на Северо-Западном Кавказе второй половины XIX в. необходимо учитывать особенности жизнедеятельности местных народов, их отношения между собой и соседями, рассмотреть процесс развития экономических, социальных, культурных и этнических факторов данного региона, проанализировать геополитические интересы России, Турции, Великобритании и Франции в данный период времени. Недопустимо при этом переносить этические и прочие критерии современности на действия людей середины XIX века.
В диссертации используется метод системного анализа, позволяющий воспроизвести цельную комплексную картину прошлого. Основой применения данного метода в истории является единство в общественно-историческом развитии единичного, особенного и общего. Развитие и функционирование обществ включает в себя отдельные неповторимые исторические ситуации и процессы, из которых складывается историческая реальность. В данном случае, это системный характер Кавказской войны на Северо-Западном Кавказе позволяющий увидеть, что все события и процессы не только обусловлены и имеют причинно-следственные связи, но и взаимосвязаны между собой функционально.
Используется также историко-генетический метод. Его задача состоит в последовательном раскрытии свойств, функций и изменений изучаемой реальности в процессе ее исторического движения от первопричины, т.к. по природе генетический метод является аналитически-индуктивным, а по форме выражения информации – описательным, то он позволяет не только раскрыть причинно-следственные связи и закономерности исторического развития данного периода, но также показать исторические события и личности в их индивидуальности и образности.
При написании настоящей работы применятся также историко-сравнительный метод. Объективной основой для сравнении является то, что прошлое представляет собой повторяющийся, внутренне обусловленный процесс. Многие явления тождественны или сходны внутренней сутью и отличаются лишь пространственной или временной вариацией форм. При этом одни и те же или сходные формы могут выражать разное содержание. Данный метод необходим для анализа процессов, происходящих внутри горских обществ и как следствие возможности объяснить особенности их политического и социально-экономического развития накануне завершения Кавказской войны, т.к. именно в процессе сравнения открывается возможность для объяснения исторических фактов и раскрытия их сущности.
Для объективного анализа исторических процессов данного периода необходимо учитывать географическую специфику местности. Для локализации географических объектов и событий применялся картографический метод исследования.
Источниковую базу диссертации составляют различные опубликованные и неопубликованные материалы, многие из которых впервые вводятся в научный оборот. Задействованные в данной работе источники можно условно разделить на ряд групп.
Наиболее важной группой источников являются документальные материалы Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), содержащиеся в фондах Канцелярии наказного атамана Кубанского казачьего войска (Ф. 249), Войскового дежурства Кубанского казачьего войска (Ф. 254), Канцелярии начальника Нижнекубанской кордонной линии Кубанского казачьего войска (Ф. 261), Штаба Адагумского отряда Кубанского казачьего войска (Ф. 325), Штаба начальника Лабинской кордонной линии (Ф. 347), Комиссии для разбора сословных прав горцев Кубанской и Терской областей Главного управления Кавказского наместника (Ф. 348), Полкового правления Адагумского полка Кубанского казачьего войска (Ф. 350), Управления Натухайского военного округа (Ф. 389), Кубанского областного статистического комитета (Ф. 460), Кубанской областной чертежной (Ф. 574), Коллекции документов по истории Кубанского казачьего войска (Ф. 670), Канцелярии помощника Кубанской области по управлению горцами (Ф. 774). В них представлены документы о планах и решениях русского командования, донесения о действиях боевых отрядов и образовании кордонных линий, о казачьей колонизации Закубанья, об основании станиц, об административно-территориальных преобразованиях, о сословных правах горцев Кубанской области и много другой ценной информации.
В исследовании были использованы материалы из Российского государственного военно-исторический архива (РГВИА), обнаруженные в фондах Канцелярии Военного министерства (Ф.1), Главного управления Генерального штаба (Ф. 38), Военно-ученого архива (ВУА – ф. 492), Штаба командующего войсками Кубанской области (Ф. 14257). В указанных фондах содержатся отзывы главнокомандующего Кавказской армией А.И. Барятинского к военному министру Д.А. Милютину, законопроекты, касающиеся переселения горцев, указы и рапорты, докладные записки военного советника при Российском посольстве в Константинополе В.А. Франкини военному министру и ряд других документов.
В Центральном государственном архиве Республики Кабардино-Балкарии использованы документы Управления Кабардинского округа (Ф.2), проливающие свет на переселенческую политику русского командования на Кавказе в отношении горских народов.
Переписка Д.А. Милютина с Н.И. Евдокимовым по вопросам переселения казаков в Закубанье в 1861 г. обнаружена в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ) в личном фонде Милютиных (Ф. 169).
Законодательные акты, опубликованные в Полном Собрании Законов Российской империи, позволяют проследить основные этапы заселения Закубанья и административные преобразования, основание и упразднение станиц, управление территориями и др.[43]
Диссертантом использованы разнообразные материалы, опубликованные в «Актах, собранных Кавказской археографической комиссией» (АКАК), на страницах дореволюционного журнала «Русская старина», в «Кубанском сборнике»,[44], сборниках материалов по обычному и сословному праву горских народов, а также сборники архивных документов и материалов по истории Кавказской войны[45]. В частности, в одном из таких сборников напечатаны записки военного советника В.А. Франкини[46], представляющие политическое обоснование скорейшего покорения Северо-Западного Кавказа.
Важным источником при изучении Кавказской войны являются многочисленные мемуары её участников. Диссертант отдавал приоритет использованию архивных документов (опубликованных и неопубликованных), но в необходимых случаях привлекались опубликованные воспоминания Г.И. Филипсона, Д.А. Милютина, А.М. Дондукова-Корсакова, М.Я. Ольшевского и др.[47].
Несомненную важность для исследования боевых действий русских войск в Закубанье и Северо-восточном побережье Черного моря представляют различные картографические материалы. Неоднократно переиздававшаяся «Карта Черкесии», составленная А. Фонвиллем, показывает завершающий этап Кавказской войны: на ней отдельно выделены территории, занятые русскими войсками в 1860, 1861, 1862, 1863, 1864 гг., обозначены важнейшие укрепления, а также маршруты русских отрядов, двигавшихся к урочищу Кбаада в 1864 году.[48] Эта информация была использована при составлении карты А. М. Авраменко, изданной в 1997 и 2007 гг.[49] На карте А. М. Авраменко указаны также районы расселения черкесских и абазинских племён, убыхов и ногайцев в середине XIX в., на основе информации, содержащейся на картах Е. Д. Фелицына и Ф. А. Щербины[50]. Карта Е. Д. Фелицына была перепечатана в книге В.Г. Толстова «История Хоперского полка Кубанского казачьего войска. 1696–1896» (Тифлис, 1900–1901). В сильно сокращённом виде материалы карты Е. Д. Фелицына были использованы Ф. А. Щербиной при составлении новой карты, напечатанной как приложение ко второму тому его «Истории Кубанского казачьего войска» (Военно-историческая карта Кубанской области за время с 1800 по 1860 г.). [51]
Указанные выше карты использовались при изучении описания военных действий 1860–1864 гг., но для уточнения многочисленных деталей привлекались топографические, общегеографические и дорожные карты более крупных масштабов. Так, представляет особый интерес «Карта Кубанской области, составленная по новейшим сведениям» Е. Д. Фелицына (1882 г.) [52]. В качестве «Пояснительной записки к 20-верстной карте Кубанской области» Е. Д. Фелицын опубликовал также «Краткий очерк истории заселения Кубанской области, с картой»[53]. Использовались некоторые карты, созданные топографами Отдельного Кавказского корпуса, Кавказской Армии, Кавказского военного округа, а также Русским географическим обществом. Для привязки к современной местности были использованы подробнейшая «Карта Кубанской области и близких к ней Черноморской губернии и части Сухумского округа» Н.С. Иваненкова, созданная в 1900–1902 гг. (1: 420 000), более крупная «Карта Кавказа. Тифлис, 1913. (1 дюйм — 5 верст)», к которой был составлен подробный указатель Д. Д. Пагирева, а также изданные недавно атласы с картами крупных масштабов. Использовались и карты, хранящиеся в фондах ГАКК.
Научная новизна исследования. До настоящего времени, несмотря на обширное количество публикаций дореволюционных авторов, а также ряда трудов современных авторов по проблеме мухаджирского движения, комплексное изучение заключительного этапа Кавказской войны не проводилось.
В ходе детального исследования процесса завоевания Закубанья и Черноморского побережья Кавказа в период 1860–1864 гг., было доказано, что местное население было вынуждено покидать родные аулы по мере наступления царских войск, но при этом не ставилась цель его истребления. Потери горцев в большей степени были вызваны не боевыми действиями, а массовым исходом в Турцию, в процессе которого погибло значительное число переселенцев.
Сделаны выводы об объективных и субъективных причинах, приведших к исходу большей части адыгов (черкесов) в Османскую империю в данный период времени.
Акцентируя внимания на уровне правовых отношений у западных адыгов, основой которых являлось обычное право, автором были подвергнуты анализу политические и социальные процессы внутри горских обществ к исходу Кавказской войны, рассмотрена роль Сочинского меджлиса в процессе консолидации черкесских племен к концу войны в регионе и сделаны выводы, что в целом уровень развития западных адыгов следует оценивать как догосударственный.
Впервые проанализированы правовые аспекты переселенческой политики русского командования в отношении черкесских племен, что позволяет опровергнуть миф о «геноциде адыгов», и доказывает, что в этой политике были заложены альтернативные проекты, целью которых было скорейшее завершение Кавказской войны и расселение на новых землях лояльного горского населения.
В диссертации впервые всесторонне изучены данные о численном составе и военном потенциале горских племен, что позволяет составить наиболее объективные выводы о реальном количестве черкесского населения к исходу Кавказской войны. Эти сведения сопоставляются с численностью российских войск, действовавших в регионе.
Положения, выносимые на защиту.
- Действия русского командования в Закубанье и на северо-восточном побережье Черного моря рассматриваются как логическое продолжение общей политики завоевания Кавказа, продиктованное государственной необходимостью и геополитическими интересами империи в данный период времени. Вместе с тем процесс завоевания Северо-Западного Кавказа на заключительном этапе войны имеет свои особенности, выявившиеся в действиях русского командования. Важнейшей особенностью было сочетание фронтального продвижения русских войск с целью вытеснения противника с одновременным закреплением территории путём основания казачьих станиц.
2. В ходе исследования была определена примерная численность горского населения, в том числе способного носить оружие, и количество русских войск с учетом сил Кубанского казачьего войска. Эти данные опровергают утверждения тех историков, которые непомерно завышают численность русских войск, сосредоточенных в данном регионе в изучаемый период.
3. Вопреки утверждению некоторых авторов, политика Российской империи не
могла способствовать уничтожению горской государственности в так называемой «Черкесии», поскольку государственные институты здесь к этому времени еще не сложились.
4. Тот факт, что одна часть горцев стремилась активно покинуть родину, а другая переселялась на Прикубанскую плоскость, опровергает исторические мифы о геноциде горцев и свидетельствует о том, что с их стороны это был добровольно сделанный выбор из условий, предложенных русским правительством. Это же подтверждает попытка значительной группы адыгов получить разрешение Александра II на возвращение из Турции в Кубанскую область.
Соответствие диссертации паспорту научной специальности. Диссертация соответствует паспорту специальности 07.00.02– Отечественная история: п. 8 «Военная история России, развитие ее Вооруженных сил на различных этапах развития», п. 5 «История международного положения и внешней политики страны на различных этапах ее развития», п. 10 «Национальная политика Российского государства и ее реализация. История национальных отношений».
Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования. Материалы данной диссертации могут быть использованы при написании монографий и статей, разработке лекционного курса, как по истории Кавказской войны, так и по истории Северо-Западного Кавказа в целом. Учитывая политическую нестабильность в Северо-Кавказском регионе, данная работа может способствовать выработке государственных решений в реализации национальной политики административными структурами в современных условиях, а также в противодействии надуманным историческим мифам.
Апробация материалов и выводов исследования. Результаты настоящего исследования прошли апробацию в 16 научных публикациях автора общим объемом 10.1 печатных листов, в том числе 2 опубликованы в рецензируемых журналах из списка ВАК Доклады и сообщения были обнародованы на 3 международных, 3 всероссийских, 5 региональных конференциях. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите кафедрой дореволюционной отечественной истории Кубанского государственного университета.
Материалы диссертации используются в учебном процессе при преподавании курса отечественной истории и истории региона.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка используемых источников и литературы, деление на главы и параграфы сделано по тематическо-хронологическому принципу. В приложение включены таблицы, карты и прочие материалы подтверждающие аргументацию диссертанта.
II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении раскрывается актуальность темы исследования, определен объект и предмет исследования, цель и задачи, проанализирована степень изученности проблемы. В этой части работы обосновываются хронологические, территориальные и географические рамки, методологические подходы автора, изложен анализ историографической и источниковой базы, раскрывается научная новизна и практическая значимость диссертации, подтверждается апробация результатов исследования.
Первая глава «Военно-политическая обстановка на Северо-Западном Кавказе накануне завершения Кавказской войны» состоит из трех параграфов. В первом параграфе «Стратегические планы русского командования в Закубанье и в Причерноморье» анализируются планы и подходы русского командования к введению войны в Закубанье и на северо-восточном побережье Черного моря, ставшие впоследствии основой военной стратегии в Закубанье на заключительном этапе Кавказской войны.
Автор отмечает, что ясного и окончательного плана покорения Кавказа у русского командования длительное время не существовало. Исторические документы подтверждают, что русское командование в разработке плана по присоединению Северо-Западного Кавказа использовало, прежде всего, проекты генералов А.П. Ермолова и А.А. Вельяминова. Значимость казачьего поселения в планах завоевания Северо-Западного Кавказа была поставлена на первое место командующим Кавказской армией А.И. Барятинским. Кроме того, А.И. Барятинским была устранена главная причина военных неудач с конца 30-х годов, когда управление армией осуществлялось из столицы без учета реальной обстановки. В полной мере самостоятельность командующего и единство власти стали реальны только при князе Барятинском. Новое разделение Кавказского края на самостоятельные районы должно было соответствовать топографии и стратегическим целям. В ноябре 1857 года военному министру было предоставлено Д.А. Милютиным дополнительное пояснение “О средствах к развитию русского казачьего населения на Кавказе”. В нем в общих чертах была определена судьба закубанских горцев. Князь А.И. Барятинский определил цель войны на Западном Кавказе как силовое вытеснение черкесов из гор. В отличие от Дагестана, где он прослеживал начало гражданственности и привычку к повиновению властям, черкесские племена Западного Кавказа было возможно, по его мнению, покорить только силой оружия. План завоевания Северо-Западного Кавказа, принятый в 1860 г., предусматривал выселение горского населения на равнину, недовольным же давалась возможность выехать в единоверную Турцию. В сентябре того же года А.И. Барятинский назначил генерал-адъютанта Н.И. Евдокимова командующим войсками Кубанской области, т.к. видел в нем человека, способного последовательно осуществить данный проект. В это же время было окончательно определен план завоевания и заселения русскими Западного Кавказа. Учитывая действия европейских держав и, прежде всего, антироссийскую политику Англии, царское правительство было готово к силовым мерам для скорейшего решения своих внешнеполитических задач.
Таким образом, планы русского командования по покорению Северо-Западного Кавказа стали логическим продолжением общей политики завоевания Кавказа, вызванной государственной необходимостью и геополитическими интересами России в данный период времени. Установление контроля над Северо-Западным Кавказом являлось естественным процессом разрастания империи, втягивающей волей и неволей в общероссийский процесс развития самобытные горские общества. При этом нужно подчеркнуть, что русское командование не стремилось к уничтожению адыгов, оставляя за ними право выбора как средство недопущения кровопролития.
Во втором параграфе «Силы противоборствующих сторон» определена примерная численность горских племен накануне завершающего этапа Кавказской войны (700–800 тысяч человек) и вероятная численность их боевых сил, которая могла составлять 80 тысяч (боеспособные мужчины, составляющие десятую часть населения). Однако автор обращает внимание на то, что эти силы никогда не могли объединиться и действовать согласованно, в отличие от российских войск. При этом диссертант подчеркивает, что русские войска, находящиеся в театре боевых действий также никогда ни выступали одновременно. Часть из них входила в состав действующих отрядов в Закубанье, часть - контролировала территорию, составляла гарнизоны в разных укрепленных пунктах, часть войск выполняли работы по строительству дорог и закладки станиц. Так, к маю 1860 г. под командованием генерала Г.И. Филипсона в Кубанской области находилась значительная часть Кавказской армии, с учетом сил Кубанского казачьего войска достигавшая 80 тыс. человек. Впоследствии, это количество было увеличено, а после успешных действий в 1863–1864 гг. Даховского, Пшехского и Джубгского отрядов, количество войск, находящихся в крае, было сокращено. Согласно отчету Н.И. Евдокимова на 1 июля 1863 г., в войсках Кубанской области с прикомандированными к ней частями и Кубанским казачьим войском находилось 104 458 чел., на 1 июля 1864 г. - 114 698 человек. Эти цифры опровергают утверждения ряда адыгейских и кабардинских историков, непомерно завышающих численность русских войск сосредоточенных в данном регионе в изучаемый период.
По мнению автора, залогом победы русских войск в Закубанье и на Черноморском побережье Северо-Западного Кавказа стал многолетний военный опыт, накопленный за весь предыдущий период Кавказской войны. Также как и на Восточном Кавказе, русские войска действовали в условиях гор, где боевые операции могли быть успешными только в случае раскрытия местности прорубленными просеками и проложенными дорогами. Проблемой для русского командования оставалось недостаточное знакомство с местностью и отсюда невозможность объективной оценки местности будущего театра военный действий в отличие от европейских войн, которые хорошо обеспечивались картографическими материалами. Завоевание Закубанья проходило одновременно с рекогносцировкой местности и работой военных топографов. Успехом России в этой войне стало участие на ее стороне части местного населения, из которых формировались отряды горской милиции. Все это в целом делало победу России неизбежной.
В третьем параграфе «Политические и социальные процессы внутри горских обществ. Сочинский меджлис» показано, что даже к концу Кавказской войны горские общества сохраняли консервативность своей структуры, механизм которой, из века век повторял и воспроизводил устоявшиеся формы общественных отношений, в центре которых был вековой социальный институт набеговой системы, соответствующий родоплеменной организации общества. Анализ документов по сословному праву показал, что у черкесов и кабардинцев сохранялась племенная, братская и родовая собственность на землю с преобладанием переложной системы хозяйства. Сосредоточение земли как частной собственности в руках отдельных семей в черкесских племенах не прослеживается. Выводы диссертанта подтверждаются мнением Комиссии для разбора сословных прав горцев Кубанской и Терской областей Главного управления Кавказского наместника.
Общинный порядок землевладения делал территорию и население ее замкнутыми для внешнего влияния и препятствовал его социально-экономическому развитию. Многие исследователи игнорировали свидетельства авторов первой половины и середины XIX века, которые утверждали, что представление о земельной собственности в ряде мест Кавказа еще не успело сложиться, и ссылались на случаи земельных споров и факты продажи земли в Адыгее и Кабарде в XIX в., но закрывали глаза на то, что продажа земли имела место уже после включения в этих районов в экономическую систему Российской империи. Это фиксировал еще в 60-е гг. ХХ в. авторитетный кавказовед Л.И. Лавров.
Материалы, изложенные в диссертации, указывают на отсутствие феодальных отношений у горцев Северо-Западного Кавказа. Понятие «феодализм», вытекающее из определения «феода», было сформулировано историками на материале средневековой Европы и относится ко времени уже оформившейся государственности и землевладения, предполагающего наличие зафиксированных границ, административных центров, аппарата управления. При этом феод – это земельное владение или фиксированный доход, пожалованные сюзереном своему вассалу в наследственное владение с условием несения последним феодальных служб в пользу первого – военной повинности, придворной службы и т.д. Феодализм предполагает раздробление права собственности в рамках феодальной иерархии: вассалы на тех же условиях передавали часть полученных владений или доходов своим вассалам и становились для них сюзеренами. Подобные отношения в черкесских землях отсутствовали: в адатах невозможно найти каких-либо признаков феода. Только у восточных адыгов (кабардинцев), сложились отношения близкие к феодальной системе, но взаимосвязи кабардинского князя и его вассалов были в большей степени не отношениями «по земле», а отношениями «по службе». При анализе социального уровня адыгских племен, следует обращать внимание на значимость родовых союзов. Родовое сознание и фамильная гордость стояли выше всяких гипотетических национальных интересов, а этот факт в свою очередь, не дает основание утверждать, что борьба горцев носила массовый национально-освободительный характер. Мы можем наблюдать лишь элементы организованной борьбы с Россией под руководством отдельных лидеров на примере Сефер-бея и Магомед Амина.
Несмотря на то, что власть во всех горских племенах формально принадлежала племенной знати в лице так называемых «князей» (по русской терминологии того времени) и родовых старейших ее нельзя рассматривать как государственную власть и в господствующий класс знать так и не превратилась. Становление государственной власти опирается, прежде всего, не на личные качества конкретного лидера, а на сложный процесс складывания антагонистических классов, ведущий к созданию особой системы органов, закрепляющих власть одних над другими. Личные качества вождя при наличии уже сложившихся предпосылок для утверждения государственной власти, несомненно, могут ускорить этот процесс, как это было на примере становления Древнерусского государства или государства франков, а также в ряде других примеров, но не могут являться первопричинными. Мини-модель теократического феодального государства Шамиля, конструированная Магомет Амином в Черкесии, оказалась нежизнеспособной не по причине активных военных действий русского командования, а по причине отсутствия социально-экономического и политического фундамента для его построения. По этой же причине оказались напрасными все старания геополитических противников России в Черкесии, стремившиеся к искусственному построению там государственности.
На основании вышесказанного, автор считает, что при сопоставлении общепринятых государственных признаков с процессами, происходящими внутри горских обществ Западного Кавказа, их правильно было бы оценивать как предгосударственное общественное устройство. Только позднее, в рамках империи они приобщались к ее экономике и правопорядку, к единому историческому процессу, племена сливались в народность, дорастали до того, чтобы стать нациями и в будущем образовать национальные республики и государства.
Вторая глава «Военные действия на заключительном этапе Кавказской войны» состоит из трех параграфов. В первом параграфе «Создание кордонных линий и действия военных отрядов в Закубанье и на Черноморском побережье Кавказа в 1860–1862 гг.» рассматривается первый этап в процессе завоевания Закубанья и Черноморского побережья, охватывающий период 1860–1862 гг., сопровождавшийся занятием обширного пространства, колонизация Северного склона Кавказского хребта и начало колонизации на Южном склоне от Геленджика до Туапсе. Раскрываются планы русского командования на данном этапе, стратегия и действия боевых отрядов исследованы в хронологическом порядке. Документальные источники свидетельствуют, что русское командование неоднократно пыталось решить проблему исхода горцев с занимаемых территорий мирным путем, оставляя за ними право первого выстрела.
Задуманный план стратегических действий в Закубанье отличался от системы, господствовавшей в прежних походах. Противоположные покатости Кавказского хребта – северная и южная – составляли в военном отношении две отдельные сферы действий. При тогдашнем состоянии Черноморского флота, действия на этих двух военных театрах не могли связываться с морем. Поэтому наступление с южной стороны могло приобрести важное значение только к концу войны. Другой причиной, способствовавшей изменению прежней тактики, была обширность Закубанья. При движении войск вглубь территории в предшествующих походах отряды всегда действовали перпендикулярно к Кубани и Лабе. Но при таком продвижении к горам от Кубанской и Лабинской линий они не могли идти сплошной стеной во всю длину Закубанья, поддерживая друг друга. А.И. Барятинский принял план, по которому войска двигались не перпендикулярно, а параллельно Главному Кавказскому хребту, обрезая территорию противника в длину. В ходе двух операций войска должны были направляться от Лабы на запад и от моря на восток, сходясь навстречу друг к другу.
Детальный анализ военных действий позволяет утверждать, что только во второй половине 1862 г. был достигнут окончательный перелом в военных действиях на Западном Кавказе, сопровождавшийся оккупацией обширного пространства, колонизацией северного склона Кавказского хребта и началом колонизации на южном склоне от Геленджика до Туапсе. При этом не удалось обнаружить информации о массовых кровопролитных боях и следов физического уничтожения мирного населения войсками. Источники сообщают лишь о перестрелках и мелких стычках, что подтверждает и статистика боевых потерь. Анализ документальных и нарративных источников указывает на то, что медленно продвигавшиеся вперед русские войска в значительной степени напоминали строительные отряды, периодически отбивавшие нападения горцев, ведущих партизанскую войну. Общие потери убитыми и ранеными за 1860–1862 гг. составили 3236 человек. Из них в 1860 г. офицеров – 47, нижних чинов – 529; в 1861 г. офицеров – 13, нижних чинов – 330; в 1862 г. офицеров – 99, нижних чинов – 2218 человек.
Тщательные поиски следов крупных сражений на топографическом уровне результатов не дали. Заодно исследования показали отсутствие каких-либо значительных объектов (крепости, центры управления, очаги государственности), которые оказались бы достойными упорной защиты со стороны местного населения.
Второй параграф «Боевые действия в 1863–1864 гг. и окончание Кавказской войны» раскрывает второй этап в процессе завоевания Закубанья и Черноморского побережья Кавказа в 1863–1864 гг., когда была осуществлена колонизация Южного склона Кавказского хребта. Основные военные действия 1864 г. были завершены русскими войсками в урочище Кбаада, где 21 мая было объявлено об окончании Кавказской войны.
На заселённом в 1864 г. пространстве было возведено 52 новые станицы с тремя поселками, в которых обосновались 4417 семей разного рода переселенцев. Было построено 54 кордонных поста, проложено 8031 верст дороги, устроено 12 постоянных и 2 временных моста.
Длительная кровопролитная Кавказская война завершилась победой для Российской империи и трагедией для черкесов, надеявшихся теперь обрести вторую родину в стране единоверцев и начавших массовый исход в Турцию.
За 1863–1864 гг. потери русской армии убитыми, ранеными и попавшими в плен составили 1706 человек. Из них в 1863 г. офицеров – 60, нижних чинов – 1311; в 1864 г. офицеров – 23, нижних чинов – 312. Общие потери, включая убитых и раненых, на завершающем этапе Кавказской войны в 1860–1864 гг. составили 4942 чел. Согласно архивным сведениям, собранным кубанским историком И.И. Кияшко, общие потери среди кубанских казаков (включая офицеров, служащих и не служащих нижних чинов, гражданских лиц) составили за 1860–1864 гг. 435 чел. При этом 34 человека (8%) составили потери среди мирных жителей и неслужащих нижних чинов (отставных, льготных, нестроевых и т.д.). Среди военнослужащих Кубанского войска значительное число погибших не связано с прямыми боевыми действиями: многие были убиты горцами при рубке леса, заготовке фуража, сопровождении почты и т.д. При несомненной храбрости воинов адыгов, такие незначительные боевые потери русских доказывают, что боевые действия нельзя считать ожесточенными и они не могли существенно повлиять на изменение численности адыгов в целом. Уменьшение численности черкесского населения стало следствием, прежде всего, миграционных процессов, потерь в ходе переселения, причем в большей степени на территории Османской империи, что опровергает теорию геноцида.
В третьем параграфе «Международные аспекты завершающего этапа Кавказской войны» раскрывается значение Северо-Западного Кавказа, как неотъемлемой части Восточного вопроса. Он занимал одно из важнейших мест в сложном узле взаимоотношений России, с Турцией и рядом западноевропейских государств, ведущим игроком среди которых была Англия. Для Османской империи Северо-Западный Кавказ оставался важным стратегическим плацдармом, откуда можно было наносить удары по южным рубежам России. В свою очередь, Россия под влиянием внешнего фактора была вынуждена действовать наступательно для завоевания и закрепления за собою всего Кавказа, чтобы укрепить свои южные границы между Чёрным и Каспийским морями.
Европейские государства, вмешиваясь в дела кавказских народов, менее всего заботились об их дальнейшей судьбе. Каждое государство стремилось извлечь максимум собственной выгоды из черкесской проблемы. Англия, осуществляя провокации через подставных лиц, стремилась обеспечить постоянный приток оружия горцам и упорно продолжала придерживаться доктрины непризнания прав России на Черкесию. Турция активно содействовала отправке экспедиций и оружия к черкесским берегам. Вспыхнувшее в январе 1863 г. восстание в Польше способствовало активизации Англии и Турции в черкесском вопросе. С помощью Польши и Кавказа они стремились максимально ослабить Россию. В обострении конфликта были заинтересованы как лидеры польской эмиграции, стремившиеся добиться независимости Польши, так и консервативная оппозиция британского парламента. К концу войны в Закубанье Франция также пыталась использовать черкесскую проблему как отвлекающий фактор для России от событий в Польше и при удобном раскладе добиться для нее независимости. Однако в целом Англия и Франция, по сути, вмешиваясь во внутренние дела России, стремились развязать новую русско-турецкую войну на Кавказе, в которой, несомненно, выступили бы на стороне Турции.
В этих условиях, Россия вынуждена была действовать жестко и решительно, чтобы успеть завершить войну в Закубанье не позднее весны-лета 1864 г. и превратить Кавказ в составную часть империи. К этому подталкивал печальный опыт Крымской войны, когда Кавказ активно использовался внешними силами, направленными против нее. Петербургский кабинет прекрасно понимал, что только скорейшее завершение войны в Черкесии лишало европейские страны возможности использовать Кавказ как фактор давления на Россию.
Третья глава «Миграционные процессы на Северо-Западном Кавказе как результат военных действий (1860–1864 гг.)» состоит из трех параграфов. В первом параграфе «Переселение адыгов во взглядах русского командования» речь идет о планах русского командования по переселению горцев Северо-Западного Кавказа на равнину и предоставлении возможности непримиримой части горского населения исхода в пределы Османской империи. Анализ этого процесса показал, что активность русского командования в вопросах переселения горцев во многом была обусловлена провокационной политикой европейских стран. Они стремились с помощью интриг воздействовать на турецкое правительство и приостановить переселение.
В то же время русское командование подходило избирательно к выселенцам. Оно было заинтересовано в том, чтобы пределы Северного Кавказа покинули, прежде всего, непримиримые сторонники независимости, что же касается людей благонадежных, то еще в апреле 1860 г. командующий войсками левого крыла генерал Н.И. Евдокимов в секретном предписании генералу В.В. Орбелиани советовал удержать их от следования в Турцию. Русское командование также стремилось четко разграничить тех горцев, которые реально оправлялись в Турцию по торговым делам или на поклонение гробу Магомета, от тех, кто под предлогом временного отпуска в Турцию полностью распродал свое имущество. По мнению князя А.И. Барятинского, распродажа горцами имущества являлась явным намерением их перейти в подданство Порты.
Отвечая на вопрос, действительно ли русское командование хотело полностью очистить Закубанье от черкесов (а именно такая интерпретация более всего устраивает некоторых историков для обвинения России в геноциде черкесского народа), диссертант подчеркивает, что процесс переселения не всегда зависел от решений русского командования на Кавказе. Даже английская газета «Таймс» в июне 1864 г., несмотря на свою традиционно антирусскую позицию, признала, что Россия, хотя и приняла решение удалить с Кавказа некоторые племена, тем не менее, предложила «черкесам переселиться на выбор – или в Турцию, или на Кубань». И те, кто предпочел последнее, остались жить на Кубани. Командование располагало значительным количеством земель для переселения горцев. При этом в газете подчеркивалось, что большинство горцев «предпочли перебраться под власть магометанской державы, постоянно поддерживавшей своих единоверцев в их борьбе с Россией».
Заметим, что и после окончания войны в Закубанье процесс переселения не прекращался, и даже те горцы, которые переселились на указанные места, начали активный исход из Бжедуховского и Абадзехского округов: до 20 октября 1864 г. их ушло в Турцию до 20 тыс. душ обоего пола. В донесениях начальников округов указывались причины, заставляющие горцев стремиться в Турцию. В первую очередь, это были религиозные и племенные симпатии горцев к ушедшим в Турцию их единоплеменникам и распространенные между жителями горских округов прокламации турецкого правительства. А во вторую – опасение владельцев лишиться своих зависимых крестьян вследствие распространенной между горцами мысли о намерении русского правительства отменить крепостное право и ограничить поземельный надел (по 6 десятин на душу), определенный для последних высочайше утвержденным положением о заселении предгорий Западного Кавказа.
Однако уже после войны оставшимся горцам размер душевого надела для свободных людей был увеличен и составил от 9 до 14 десятин на каждую душу мужского пола, в зависимости от качества почвы в различных местностях. Несомненно, данные условия обеспечили нормальные условия жизни для горцев, оказавшихся в российском подданстве. Горцы Кубанской области были поселены на Прикубанской равнине. В их среде устанавливались «правильная администрация» и суд, основанный на народных обычаях и шариате. А общая политика русских властей была теперь направлена на недопущение никаких насильственных мер в отношении местного населения, чтобы не допустить исхода в Турцию оставшихся горцев.
Во втором параграфе «Казачья колонизация Закубанья и Черноморского побережья Кавказа» доказывается, что заселение казаками Закубанья и Черноморского побережья стало важной составляющей стратегии русского командования в войне на Северо-Западном Кавказе. Детальную разработку проекта колонизации А.И. Барятинский поручил новому начальнику Кубанской области генералу Н.И. Евдокимову Согласно плану Н.И. Евдокимова все горцы должны были быть выселены с гор на равнины, прилегающие к левым берегам Кубани и Большой Лабы. При этом предгорные места заселялись казачьим населением.
Евдокимов считал, что окруженные со всех сторон русскими поселениями, горцы окажутся в положении ногайцев, проживающих на тот момент в пределах Ставропольской губернии. На всем пространстве между Лабою и восточным берегом Черного моря по предгорьям и в нагорной части, Евдокимов планировал обустроить 50–60 станиц с 200–300 семействами в каждой. Всего по его подсчетам процесс завоевания горцев мог продлиться пять лет, причем ежегодно должно было водворяться в среднем до 12 станиц с количеством от 300 до 360 семейств. При открывавшихся масштабах колонизации уже нельзя было ограничиться вызовом государственных крестьян, женатых нижних чинов и вызываемых по жребию линейных казаков. В заселении Закубанья по замыслу Н.И. Евдокимова должны были принять участие также черноморские, азовские и донские казаки.
В ходе масштабной колонизации в 1861–1865 гг. было основано более 100 станиц, заселенных казаками ряда казачьих войск, (в первую очередь бывшего Черноморского и Кавказского линейного), а также солдатами, крестьянами, - выходцами из различных губерний России, зачисленными в казачье сословие. Ежегодно на передовых линиях возводилось более 10 станиц, управление которыми учреждалось по типу бывшего Кавказского линейного войска. В свою очередь из этих станиц создавались полки и бригады с полковым управлением и территорией. Однако этот процесс проходил в сложных условиях и имел немало трагических сторон. Ряд северокавказских историков считают, что русское правительство отобрало у горцев в процессе колонизации лучшие земли, но это не соответствует действительности. В станицах, расположенных в районе Кавказского хребта, хлебопашеством можно было заниматься только в низменных местах, преимущественно в ущельях горных рек. Однако разливы этих рек весной могли полностью уничтожить будущий урожай. В наиболее тяжелом положении оказались жители, расселенные на южном склоне Кавказского хребта. Станицы, расположенные у самого морского берега, первоначально имели только морское сообщение с краем. Проблема бездорожья порождало проблему снабжения, жизнь в этих станицах поддерживалась за счет казенного провианта. Тяжелая ситуация была и в нагорных станицах, которые располагались на северном склоне хребта.
В третьем параграфе «Эмиграция кавказских горцев в Османскую империю» рассматривается проблема исхода адыгов в переделы Османской империи.
Несмотря на то, что большинство проблем Кавказской войны остаются дискуссионными, уже сейчас можно утверждать, что процесс переселения адыгов в пределы Османской империи не является с позиции определения «геноцида» предумышленным созданием таких жизненных условий, при которых возможно частичное или полное уничтожение этнической группы.
Процесс переселения адыгских мухаджиров в Турцию на заключительном этапе войны можно разделить на два этапа. Первый – 1859–1862 гг., связанный с началом активных военных действий в Закубанье. Второй – 1863–1864 гг., после окончательного перелома в ходе войны на Северо-Западном Кавказе, занятия обширного пространства и колонизации северного склона Кавказского хребта и начала колонизации на южном склоне от Геленджика до Туапсе. После окончания войны начался третий этап переселения, длившийся вплоть до начала ХХ века.
Мнение ряда историков о том, что русское командование рассматривало переселение горцев только как основную меру к покорению края, не подтверждается источниками. Временно исполняющий обязанности командующего Кавказской армией генерал-адъютант кн. Орбелиани в своем письме графу Н.И Евдокимову в августе 1862 г. указывал на то, «что на переселение горцев в Турцию должны мы смотреть как на меру вспомогательную, а отнюдь не как на главную нашу цель». Исход горцев был следствием конфликта архаичной самобытной культуры и российской цивилизации. Подобный конфликт был бы неизбежен с любым государством при попытке реализовать свои геополитические интересы на Кавказе и осуществить цивилизационную миссию в отношении местных народов. Турция столкнулась с теми же проблемами: это и нежелание горцев переселяться на указанные правительством места, и конфликт с местным населением, вызванный грабежами мухаджиров.
Методы выселения горцев не были более жестокими, чем аналогичные мероприятия, известные в эту пору другим странам. К принудительному расселению кавказских иммигрантов в районах, определенных властями прибегала и турецкая администрация, также столкнувшаяся с нежеланием части из них переселятся на определенные правительством места. Процесс переселения происходил при наличии альтернативы переселения на Прикубанскую плоскость или исхода в Турцию, с согласия и при помощи российских властей. Говоря о массовом характере горской миграции, необходимо отметить, что в данный период горцы делали свой осознанный выбор не только в пользу Османской империи, но и в пользу России. Одновременно с мероприятиями по выселению горцев в Турцию, русское командование продолжало проводить операцию по переселению горцев, «вышедших с покорностью», на левый берег р. Кубани. То, что одна часть горцев активно стремилась покинуть родину, а другая переселялась на Прикубанскую плоскость, еще раз опровергает исторические мифы и свидетельствует, что со стороны горцев это был добровольно сделанный выбор из условий, предложенных русским правительством.
В результате военно-переселенческой политики российских властей, оставшиеся в Кубанской области племена окончательно водворялись на Прикубанской плоскости. В их среде устанавливались правильная администрация и суд, основанный на народных обычаях и шариате. Именно те адыги, которые признали власть царя и согласились переселиться на указанные им земли в Кубанской области, сумели сохранить свой язык, культуру и самоуправление. Компактное проживание адыгов позволило сохраниться им как этносу, в отличие от их соотечественников в Турции, где они неизбежно подвергались ассимиляции.
В Заключении диссертации сформулированы основные выводы исследования, позволяющие проследить и охарактеризовать исторические события, военные действия и процессы колонизации Закубанья и северо-восточном побережье Черного моря на заключительном этапе Кавказской войны 1860–1864 гг.
1. Действия русского командования в Закубанье и на северо-восточном побережье Черного моря рассматриваются как логическое продолжение общей политики завоевания Кавказа, продиктованное государственной необходимостью и геополитическими интересами империи в данный период времени. Вместе с тем процесс завоевания Северо-Западного Кавказа на заключительном этапе войны имеет свои особенности, выявившиеся в действиях русского командования.
2. К началу войны в Закубанье русское командование изменило привычную стратегию, и приняло план, по которому войска двигались не перпендикулярно, а параллельно Главному Кавказскому хребту, это позволяло обрезать территорию противника в длину. В ходе двух масштабных операций войска должны были направляться от Лабы на запад и от моря на восток, сходясь навстречу друг к другу.
3. Завершение Кавказской войны в условиях горного лесного ландшафта обогатило русское военное искусство, позволило выработать и закрепить навыки ведения боевых действий, которые до сих пор представляют интерес.
4. В ходе исследования определена примерная численность горского населения и количество русских войск с учетом сил Кубанского казачьего войска. Эти данные опровергают утверждения некоторых историков, непомерно завышающих численность русских войск сосредоточенных в данном регионе в изучаемый период, соответственно и потери горцев.
5. Вопреки утверждению ряда ученых, политика Российской империи не могла способствовать уничтожению горской государственности, поскольку государственные институты у черкесов Закубанья к этому времени еще не сложились.
6. Русское командование стремилось облегчить горцам процесс переселения, помогая им не только деньгами и транспортом, но и расселяя их семьи в зимнее время в казачьих станицах Адагумского полка. Таким образом, оно сумело избежать масштабных последствий гуманитарной катастрофы, в отличие от Турции.
7. Тот факт, что одна часть горцев стремилась активно покинуть родину, а другая переселялась на Прикубанскую плоскость, опровергает исторические мифы о геноциде горцев и свидетельствует о том, что с их стороны, это был добровольно сделанный выбор из условий, предложенных русским правительством.
Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора:
1. Скибицкая, И.М. Дискуссионные проблемы истории завершающего этапа Кавказской войны / И.М. Скибицкая // Культурная жизнь Юга России. – Краснодар, 2007. - № 6. С. 37–39. (рецензируемый журнал из списка ВАК). ( 0,4 п.л.)
2. Скибицкая, И.М. Проблемы русской колонизации Закубанья на заключительном этапе Кавказской войны (1860–1864 годы) / И.М. Скибицкая // Культурная жизнь Юга России. – Краснодар, 2010. - № 1. С. 60–63. (рецензируемый журнал из списка ВАК). ( 0,4 п.л.)
3. Скибицкая, И.М. Деятельность польских авантюристов в Кавказской войне/ И.М. Скибицкая // Мир славян Северного Кавказа. - Краснодар, 2004. Вып. 1. - С. 113-121. ( 0,5 п.л.)
4. Скибицкая, И.М. «Рад видеть своими подданными…» (Еще раз о встрече Императора Александра II с горцами осенью 1861 г.) / И.М. Скибицкая // Алексеевские чтения. - Краснодар, 2004. - С. 49-56. ( 0,5 п.л.)
5. Скибицкая, И.М. Некоторые аспекты политической культуры адыгов первой половины XIX века / И.М. Скибицкая // Дикаревские чтения (10). - Краснодар, 2004. - С. 41-49. ( 0,6 п.л.)
6. Скибицкая, И.М. Война за Кавказ вчера и сегодня: некоторые аспекты и параллели / И.М. Скибицкая // Россия в войнах ХХ века. Материалы 7-й Всероссийской научно-практической конференции. - Краснодар, 2004. - С. 256-261. ( 0,3 п.л.)
7. Скибицкая, И.М. Сочинский меджлис в оценках современной историографии / И.М. Скибицкая // Грани: материалы VI научной конференции ФИСМО. - Краснодар, 2005. - С. 106-112. ( 0,4 п.л.)
8. Скибицкая, И.М. По поводу одной дискуссии / И.М. Скибицкая // Мир славян Северного Кавказа. - Краснодар, 2005. - Вып. 2. - С. 224-237. ( 0,6 п.л.)
9. Скибицкая, И.М. Северо-Западный Кавказ в планах русского командования от отдельных экспедиций к планомерному наступлению в начале 60-х гг. XIX в. / И.М. Скибицкая // Голос минувшего. Кубанский исторический сборник. - Краснодар, 2005. - Вып. 3-4. - С. 20-28 ( 1,1 п.л.)
10. Скибицкая, И.М. «Становились везде твердою ногою…» С.М. Духовской и его труд о финале Кавказской войны / О.В. Матвеев, И.М. Скибицкая // Материалы международных дворянских чтений. - Краснодар, 2005. - С.118-125. ( личный вклад автора 0,3 п.л.)
11. Скибицкая, И.М. К историографии завершающего этапа Кавказской войны: Симон Спиридонович Эсадзе / О.В. Матвеев, И.М. Скибицкая // Историческое регионоведение Северного Кавказа – вузу и школе. Материалы 9-й всероссийской научно-практической конференции. - Армавир, 2005. - Ч. 1. - С. 60-63.(личный вклад автора 0,3 п.л.)
12. Скибицкая, И.М. Окончательное покорение Западного Кавказа в записках М.И. Венюкова / И.М. Скибицкая // Грани: материалы VI научной конференции ФИСМО. - Краснодар. 2006. - С. 73-78. ( 0,5 п.л.)
13. Скибицкая, И.М. Создание кордонных линий и продвижение военных отрядов в Закубанье в 1860-1862 гг. (историко-географический аспект завершающего этапа Кавказской войны) / И.М. Скибицкая // Историко-географический сборник. - Краснодар, 2007. - Вып. 1. - С. 409-429. ( 1,9 п.л.)
14. Скибицкая, И.М. «Кубань с Украиной»?: или кто раскачивает политическую лодку сегодня / И.М. Скибицкая // Кубань-Украина. Вопросы историко-культурного взаимодействия. - Краснодар, 2007. - Вып. 2. - С. 169–177. ( 0.7 п.л.)
15. Скибицкая, И.М. Записки Т. Лапинского как источник по истории Кавказской войны / И.М. Скибицкая // Поляки в России: сборник научных статей. - Краснодар, 2007. - Вып. 2. - С. 161–170. ( 0,6 п.л.)
16. Скибицкая, И.М. К вопросу о соотношении сил противоборствующих сторон на завершающем этапе Кавказской войны / И.М. Скибицкая // Кубанский сборник: сборник научных статей и материалов по истории края / под ред. А.М. Авраменко, Г.В. Кокунько. - Краснодар, 2008. - Т. 3 (24). - С. 24–36. ( 1 п.л.)
[1] Духовской С. Даховский отряд на Южном склоне Кавказских гор в 1864 году. СПб., 1864.
[2] Фадеев Р.А. Кавказская война. М., 2003.
[3] Потто В.А. Кавказская война: в 5 т. Ставрополь, 1994; Эсадзе С. Покорение Западного Кавказа и окончание Кавказской войны. Майкоп, 1993; Венюков М.И. Кавказские воспоминания. 1862–1863 г. // Осада Кавказа (воспоминания участников Кавказской войны). СПб., 2000.
[4] Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Т.2. Екатеринодар, 1913.
[5] Дубровин Н.Ф. О народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. Нальчик, 2002.
[6] Острогорский М. Завоевание Кавказа Россией. 1801–1864. СПб., 1896.
[7] Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа / Сост. Ф.И. Леонтович. Нальчик, 2002. Вып.1.
[8] Ковалевский Е.П. Очерки этнографии Кавказа // Ландшафт, этнографические и исторические процессы на Северном Кавказе в XIX – начале XX века. Нальчик, 2004.
[9] Бларамберг И. Историческое, топографическое, статистическое и военное описание Кавказа. М., 2005; Карлгоф Н.И. О политическом устройстве черкесских племен, населяющих северо-восточный берег Черного моря // Ландшафт, этнографические и исторические процессы на Северном Кавказе в XIX – начале XX века. Нальчик, 2004. С. 101-135; Дьячков-Тарасов А.Н. Абадзехи // Там же. С. 593–640.
[10] Берже А.П. Выселение горцев с Кавказа в 1858–1865 гг. // Русская старина. 1882. Т. 33. С. 161–176, 337–363.
[11] Короленко П.П. Переселение казаков за Кубань в 1861 г. с приложением документов и записка полковника Шарапа // Кубанский сборник. Т. 16. Екатеринодар, 1911. Паг. 1. С. 265–576.
[12] Кияшко И.И. 2-й Таманский, Адагумский и Абинский конные полки Кубанского казачьего войска // Кубанский сборник. Т. 14. Екатеринодар, 1909. С. 377–474.
[13] Покровский Н. Кавказские войны // Большая советская энциклопедия. Т.30. М., 1937. С. 483–505.
[14] Багиров М.Д. К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля // Большевик. 1950. № 13. С. 21-37.
[15] Фадеев А.В. О внутренней социальной базе мюридистского движения на Кавказе в XIX веке // Вопросы истории. 1955. № 6. С. 67–77.
[16] Покровский М.В. О характере движения горцев Западного Кавказа в 40–60-х годах XIX // Вопросы истории. 1957. № 2. С. 62–74; Покровский М.В. Из истории адыгов в конце XVIII – первой половине XIX века. Краснодар, 1989.
[17] Лавров Л.И. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев, балкарцев. Нальчик, 2009. С. 242.
[18] Ладыженский А.М. Адаты горцев Северного Кавказа // Южнороссийское обозрение Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК при РГУ и ИСПИ РАН. Ростов н/Д., 2003. Вып. 18. С. 58.
[19] В.К. Гарданов – историк и этнограф / Предисл. и сост. А.И. Мусукаев. Нальчик, 2004.
[20] Блиев М.М. Кавказская война: социальные истоки, источники и сущность.// История СССР. - 1983. - № 2. С. 54-76.; Блиев М.М. К проблеме общественного строя горских «вольных» обществ Северо-Восточного и Северо-Западного Кавказа XVIII – первой половины XIX // История СССР. 1989. № 4. С. 151-168.
[21] Блиев М.М. Россия и горцы Большого Кавказа на пути к цивилизации. М., 2004.
[22] Кудаева С.Г. Адыги (черкесы) Северо-Западного Кавказа в XIX в. Нальчик, 2007. С. 167.
[23] Керашев М.А., Ачмиз М.Я., Аминова В.М. Гибель Черкесии. Краснодар, 1994.
[24] Земля адыгов (Адыгэмэ ячIыгу) / Под ред. А.Х.Шеуджена. Майкоп, 1996. С. 176.
[25] Куценко И.Я. Правда и кривда. Нальчик, 2007 С. 79
[26] Половинкина Т.В. Черкесия – боль моя. Исторический очерк (древнейшее время – начало ХХ в.). Майкоп, 2001.
[27] Кавказская война: уроки истории и современность: материалы научной конференции. Краснодар, 1994.
[28] Кипкеева З.Б. Народы Северо-Западного и Центрального Кавказа: миграции и расселение (60-е годы XVIII в. – 60-е годы XIX в.). М., 2006.
[29] Кушхабиев А.В. Черкесы в Сирии. Нальчик, 1993; Кушхабиев А.В. Очерки истории зарубежной черкесской диаспоры: монография. Нальчик, 2007.
[30] Матвеев О.В. К проблеме терминологии и периодизации Кавказской войны на Северо-Западном Кавказе // Кавказская война: уроки истории и современность. Краснодар, 1995. С. 132–144; К вопросу о черкесской государственности на Завершающем этапе Кавказской войны // Вопросы отечественной истории. Краснодар. 1995. С. 41–51; Кавказская война и ее последствия для адыгов // Этнографическое обозрение. 1996. № 2. С. 104–113.; Кавказская война на Северо-Западном Кавказе и ее этнополитические и социокультурные последствия: автореф. дис… канд. ист. наук. Краснодар, 1996; Неусвоенные уроки Кавказской войны // Казачество Юга России в XXI веке: место и роль в обществе и государстве. Ростов н/Д., 2001. С. 68–73; и др.
[31] Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М., 2003; Панеш А.Д. Западная Черкесия в системе взаимодействия России с Турцией, Англией и имаматом Шамиля в XIX в. (до 1864 г.). Майкоп, 2007; Ворошилов В.И. История убыхов. Майкоп, 2006.; Матвеев В.А. Россия и Северный Кавказ: исторические особенности формирования государственного единства (вторая половина XIX – начало XX в.) Ростов н/Д., 2006; Пляскин В.П. Государственная национальная политика России на Кавказе (1864–1917 гг.): военно-исторический аспект: автореф. дис… док. ист. наук. М., 2003.; Муханов В.М. Покоритель Кавказа князь А.И. Барятинский. М., 2007. 428 с.; Силаев Н.Ю. Миграционная политика российского правительства на Северном Кавказе во второй половине XIX в.: практика и результаты // Вестник Московского университета. Серия 8, История. 2002. № 3. С. 73-91; Бурыкина Л.В. К вопросу о методах, применявшихся царизмом на заключительном этапе военно-казачьей колонизации Северо-Западного Кавказа // Сайт Кубанского казачьего войска: URL: http://www.slavakubani.ru/read.php?id=361&page=1 (дата обращения 12.12.2010).
[32] Лапин В.В. Армия России в Кавказской войне XVIII–XIX вв. СПб., 2008.
[33] Аутлев Д.М. Военное дело у адыгов и его трансформация в период Кавказской войны: дис. … канд. ист. наук. Краснодар, 2009. 247 с.
[34] Villari L. Fire and Sword in the Caucasus. L., 1906; Brock P. The Fall of Circassia // English Historical Review. L., 1956. Vol. 71. P.401-427; Осли Э. Покорение Кавказа: Геополитическая эпопея и войны за влияние. М., 2008.
[35] Берзедж Н. Изгнание черкесов: причины и последствия. Майкоп, 1996.; Aydemir Izzet. Gc. Ankara, 1988; Хавжоко Шаукат М. Герои и императоры в черкесской истории. Нальчик, 1994.
[36] Мальбахов Б.К., Эльмесов А.М. Моздок – краеугольный камень, положивший начало русско-кавказской войне // Доклады Адыгейской (Черкесской) международной академии наук. Нальчик, 1995. Т. 1. № 2. С. 128-130.
[37] Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Османской империи (20–70-е гг. XIX в.). Сборник архивных документов / Сост. Т.Х. Кумыков. Нальчик, 2001.
[38] Об оценке Кавказской войны / А.М. Авраменко, О.В. Матвеев, П.П. Матющенко, В.Н. Ратушняк // Кавказская война: уроки истории и современность. Краснодар, 1995. С. 26.
[39] Кажаров В.Х. Адыгская хаса. Из истории сословно-представительных учреждений феодальной Черкесии. Нальчик, 1992. С. 155.
[40] Хапачева Р.В. Общественное управление у адыгов (20–60-е гг. XIX в.): автореф. дис… канд. ист. наук. Майкоп, 2001. С.21.
[41] Чирг А.Ю. Развитие общественно-политического строя адыгов Северо-Западного Кавказа (конец XVIII – 60-е годы XIX века). Майкоп, 2002. С.71.
[42] См., например: Кандор Р.С. Трансформация традиционной системы управления западных адыгов (черкесов): конец XVIII в. – 60-е гг. XIX в.: дис… канд. ист. наук. Майкоп, 2009.
[43] ПСЗ. Собр. 2. Т. 39 (1864). СПб., 1867. Ст. 41410; Т. 40 (1865). СПб., 1867. Ст. 42356, 42817 и др.
[44] Ореус И.И. Граф Николай Иванович Евдокимов. 1804-1873 // Русская старина. 1888. Т. 58. С. 143-162; 1888. Т. 60. С. 169-202; 1889. Т. 61. С. 479-506; 1889. Т. 62. С. 357-387, 641-660; 1889. Т. 63. С. 81-109, 387-420; Кияшко И.И. 2-й Таманский, Адагумский и Абинский конные полки Кубанского казачьего войска // Кубанский сборник. Т. 14. Екатеринодар, 1909. С. 377-474; Короленко П.П. Переселение казаков за Кубань в 1861 г. с приложением документов и записка полковника Шарапа // Кубанский сборник. Т. 16. Екатеринодар, 1911. Паг. 1. С. 265-576.; Акты собранные Кавказскою Археографическою Комиссиею (АКАК) Т. 12. Тифлис, 1904.
[45] Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа / Сост. Ф.И. Леонтович. Нальчик, 2002. Вып. 1–2; Архивные материалы о Кавказской войне и выселении черкесов (адыгов) в Турцию (1848-1874) / Сост. Т.Х. Кумыков. Нальчик, 2003. Ч. 2; История адыгов в документах османского государственного архива / Сост. А.В. Кушхабиев. Нальчик, 2009. Вып. 1; Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Османской империи (20–70-е гг. XIX в.). Сб. архивных док. / Сост. Т.Х. Кумыков. Нальчик, 2001; Сборник документов по сословному праву народов Северного Кавказа. 1793-1897 гг. Нальчик, 2003. Т. 1–2; Трагические последствия Кавказской войны для адыгов. Вторая половина XIX – начало XX века. Сб. док. и материалов / Сост. Р.Х. Гугов, Х.А. Касумов, Д.Д. Шабаев. Нальчик, 2000.
[46] Трагические последствия Кавказской войны для адыгов. Вторая половина XIX – начало XX века: сборник документов и материалов / Сост. Р.Х. Гугов, Х.А. Касумов, Д.Д. Шабаев. Нальчик, 2000. С. 93-96.
[47] Филипсон Г.И. Кавказская война. Воспоминания. М., 1885; Милютин Д.А. Воспоминания. 1861 г. // Осада Кавказа (воспоминания участников Кавказской войны). СПб., 2000. С. 198-260; Дондуков-Корсаков А.М. Мои воспоминания. 1845-1846 г. // Там же. С. 408-506; Ольшевский М.Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. СПб., 2003.
[48] Карта Черкесии 1860–1864 // Фонвилль А. Последний год войны Черкесии за независимость. Краснодар, 1927 [1865] (1 дюйм — 40 верст)/.
[49] Авраменко А.М. Завершение Кавказской войны в Закубанье и Причерноморье в 1860–1864 гг. [карта] // C. А. Литвинская. Историческая экология (региональный очерк). Краснодар, 1997. С. 141; Авраменко А.М. Завершение Кавказской войны в Закубанье и Причерноморье в 1860–1864 гг. [карта] // Кубанский сборник. Том 2 (23). / Науч. ред., составитель О. В. Матвеев. Краснодар, 2007. Вклейка между с.144/145.
[50] Фелицын Е.Д. Военно-историческая карта Северо-Западного Кавказа с 1774 г. до окончания Кавказской войны // Потто В.А. Исторический очерк Кавказских войн от их начала до присоединения Грузии. Тифлис, 1899 (1 дюйм — 20 верст).
[51] Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1913. Т.2. Масштаб 36 вёрст в дюйме).
[52] РГВИА. Ф. 330. Оп.64. Д. 224.
[53] Известия Кавказского отделения Императорского Русского географического о-ва. Тифлис, 1883–1884. Т. 8. Кн. 1, 2.
