Взаимодействие культур в эпоху бронзы в среднем зауралье и подтаежном тоболо-иртышье: факторы, механизмы, динамика
УЧРЕЖДЕНИЕ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК
ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ РАН
На правах рукописи
КОРОЧКОВА ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ КУЛЬТУР В ЭПОХУ БРОНЗЫ В СРЕДНЕМ ЗАУРАЛЬЕ И ПОДТАЕЖНОМ ТОБОЛО-ИРТЫШЬЕ:
ФАКТОРЫ, МЕХАНИЗМЫ, ДИНАМИКА
специальность 07.00.06 – археология
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Москва
2011
Работа выполнена в Отделе бронзового века Учреждения Российской академии наук Института археологии РАН
Официальные оппоненты:
Заведующий лабораторией естественнонаучных методов ИА РАН
чл.-корр., доктор исторических наук Черных Евгений Николаевич
Заведующий кафедрой археологии Кемеровский госуниверситета,
профессор, доктор исторических наук Бобров Владимир Васильевич
Директор Института гуманитарных исследований Тюменского госуниверситета
профессор, доктор исторических наук Матвеев Александр Васильевич
Ведущая организация: Учреждение Российской академии наук Институт истории материальной культуры РАН
Защита состоится «25» марта 2011 г. в 12 часов на заседании совета Д002.007.01 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Учреждении Российской академии наук Институте археологии РАН по адресу: г. Москва, ул. Дм. Ульянова, 19, 4-й этаж, конференц-зал
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ИА РАН по адресу: г. Москва, ул. Дм. Ульянова, 19.
Автореферат разослан « _______» _____________ 2011 г.
Ученый секретарь совета,
доктор исторических наук Е.Г. Дэвлет
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность. На рубеже III-II тыс. до н.э. население Урала и Западной Сибири вступает в новую фазу исторического развития – эпоху бронзы. Зона металлоносных культур, которая прежде была ограничена рубежами Циркумпонтийской провинции, стремительно расширяется. На пространствах Центральной Евразии, преимущественно степного и лесостепного пояса, формируется Евразийская металлургическая провинция, которая в апогее своего развития занимала территорию от левобережья Днепра до Саяно-Алтая. Внедрение металла, скотоводства, колесного транспорта, повлекло кардинальные перемены, что археологически выразилось в формировании новых культурных образований и общностей, свидетельствующих о высокой степени культурных интеграций и плотности коммуникативных процессов, мощном прорыве в технологии и производстве, новациях в системе жизнеобеспечения, идеологической сфере, социальной организации древних обществ. Именно в это время рельефно обозначились различные перспективы перед культурами-производителями и культурами-потребителями металла, что напрямую зависело от неравномерного распределения полезных ископаемых и возможности доступа к этим ресурсам. Контактность и готовность культуры к диалогу в условиях возникшего разделения труда становились непременным фактором ее жизнеспособности.
В центре внимания диссертационного исследования – процессы взаимодействия культур бронзового века в Среднем Зауралье и районах подтаежного Тоболо-Иртышья.
Научные достижения в области изучения бронзового века Урала и Западной Сибири несомненны и обеспечены они трудами ученых из Екатеринбурга, Москвы, Новосибирска, Омска, С.-Петербурга, Тюмени, Челябинска и других региональных центров. Открыты и исследованы уникальные памятники, опубликовано большое количество археологических материалов, разработаны непротиворечивые схемы культурно-хронологической периодизации, обозначены основные источники культурных новаций, очаги культурогенеза, получены представительные серии радиоуглеродных дат, созданы базы данных антропологических и остеологических определений. Выделенные для этого времени мегаобразования (Евразийская металлургическая провинция, археологические общности – абашевско-синташтинская, срубная, андроновская, андроноидная, межовско-ирменская, культур валиковой керамики) связывают изучаемый регион с синхронными образованиями Евразии, позволяют привлекать обширные и разнообразные материалы, гарантируя тем самым компаративизм исследования. Таким образом, создана добротная база для постановки вопросов широкого плана, в том числе моделирования процессов взаимодействия. Информационный потенциал материалов бронзового века трудно переоценить благодаря появлению производящих форм хозяйства (скотоводство), металла, транспорта, характерного погребального обряда, ярко выраженного этнического костюма. Они несут в себе исключительные сведения о межкультурных связях и распространении инноваций, факторах и формах диалога культур, способах восприятия, механизмах отбора и трансляции культурных, технологических и хозяйственных достижений новой эпохи.
Расширение зоны производящего хозяйства, развитие металлообработки, транспорта, обеспечили высокую плотность коммуникативных процессов в рамках формирующихся металлургических провинций и культурных общностей. Наиболее сложные конфигурации межкультурных связей возникали на периферии подобных образований. Факторы и механизмы таких контактов представляют собой недостаточно изученный и крайне важный для понимания не только древности, но и современности, феномен.
Выбранный в качестве основного исследовательского полигона регион - Среднее Зауралье и подтаежные районы Тоболо-Иртышского междуречья, был включен в зону транскультурного сейминско-турбинского феномена и находился в непосредственной близости от волго-уральского очага культурогенеза. Начало бронзового века на изучаемой территории характеризуют памятники ташковской, кротовской, одиновской, коптяковской культур. Позднее эти районы составили северо-западную периферию андроновского мира (алакульская, федоровская культуры, черноозерский вариант андроновской общности). Продвижение на север технологических и хозяйственных достижений эпохи во многом обеспечили культуры андроноидной общности (черкаскульская, пахомовская, сузгунская). На финальной стадии бронзового века культуры (межовско-березовская, бархатовская, сузгунская, ирменская) продемонстрировали типичную для того времени ситуацию дифференциации, сменив приоритеты культурных связей с меридиональных на широтные. В общей сложности в исследовательский анализ вовлечены 15 археологических культур и типов памятников.
В системе археологических общностей и культур бронзового века исследуемая территория соответствует окраинным областям Евразийской металлургической провинции и представляет собой буферную зону между миром степных и таежных культур. Отсюда пульсирующие территориальные рамки работы, дрейф в область таежной и степной проблематики. Здесь происходили миграции разного масштаба, что предполагает воздействие более активной культуры мигрантов на относительно статичную и консервативную культуру аборигенов, включения мощных селективных механизмов отбора инноваций. Замечательной особенностью привлекаемых археологических источников является пример взаимодействия и смены центра и периферии, столкновения встречных культурных традиций, исходивших из разных центров. Вовлеченность изучаемого региона в сферу действия основных феноменов Евразийской металлургической провинции, а также его периферийное положение в рамках провинции, обеспечивают моделирование самых разнообразных вариантов взаимодействия в контактной зоне лесостепь - степь, лесостепь - лес, территория производства металла - территория потребления. Ярко выраженные отличия в артефактном наборе археологических культур региона позволяют обратиться к проблеме этнической верификации культурных образований.
Цели и задачи работы. Основная цель – изучение взаимодействия культур в динамике, выяснение механизмов и факторов преемственности, трансформации, трансляции инноваций, форм адаптации населения в меняющихся природных условиях и культурном окружении. В ряду конкретных задач - характеристика основных археологических культур по единому исследовательскому плану; выявление фоновых, специфических, субкультурных и инокультурных признаков и их комбинаций; характеристика археологических объектов/памятников, обладающих экстраординарным статусом и их интерпретация; выявление археологических признаков взаимодействий и их повторяемости; анализ конкретных археологических ситуаций; поиск закономерностей.
Методология Работа базируется на признании глобальной периодизации эпохи раннего металла, цикличности, темпах и ритмах кардинальных новаций эпохи, предложенной Е.Н.Черных (1978, 2002, 2008). Согласно данной концепции эпоха бронзы изучаемой территории соответствует позднему бронзовому веку (ПБВ). Моделирование процессов проецируется на глобальные и локальные проявления взаимодействия культур в рамках Евразийской металлургической провинции, в развитии которой прослеживаются три основных этапа: становления, стабилизации и распада (ПБВ-1, ПБВ-2, ПБВ-3), что позволяет соотнести динамику взаимодействия культур Зауралья и Тоболо-Иртышского междуречья с общими процессами культурного развития на территории Северной Евразии во II тыс. до н.э.
Основные научные методы традиционны для работ подобного рода: метод синтеза, учитывающий результаты аналитических исследований, сравнительный, типологический, статистический, принимаются во внимание данные палеогеографии, результаты антропологических и остеологических определений. В качестве возможной теоретической основы учтены перспективы семиотического подхода. Необходимой стадией научного поиска, направленного на раскрытие закономерностей, является формальное систематическое описание исследуемого материала - первое условие и предпосылка исторического изучения. В этом смысле автор разделяет позицию структуралистов, методы которых основаны на точном и объективном описании, но плодотворны и возможны там, где имеется повторяемость в значительных масштабах. Культурные образования эпохи бронзы Зауралья и Западной Сибири подобные серии представляют.
Источники Работа базируется на ресурсах фондов и архива Археологического музея Уральского госуниверситета им А.М.Горького с опорой на материалы собственных раскопок памятников эпохи бронзы в Челябинской (мог. Урефты I), Тюменской (пос. Дуванское XVII, Ново-Шадрино VII, VIII, Ук III), Свердловской (Шайтанское Озеро II, пос. Мохиревское III), Курганской (пос. Сухрино III) областях, ХМАО-Югре (местонахождение Сайгатино VI, мог. Сатыга XVI, пос. Барсова Гора III/76). Автор высоко ценит вклад своих коллег из Екатеринбурга, трудами которых на протяжении второй половины XX века составлены уникальные археологические фонды, включающие материалы разведок и раскопок на огромной территории Урала и Западной Сибири (Свердловская, Тюменская. Курганская, Челябинская, Оренбургская, Омская, Пермская области, Башкирия, Ханты-Мансийский округ-Югра, Ямало-Ненецкий округ). Тесные и плодотворные контакты с коллегами из Москвы, Новосибирска, Санкт-Петербурга, Тюмени, Челябинска, Омска, Нижнего Тагила, Барнаула, Сургута способствовали получению оперативной и непосредственной информации о новых открытиях, предоставили в распоряжении автора многочисленные интересные коллекции, хранящиеся в фондах Института археологии РАН, Института истории и археологии УрО РАН, Института Проблем Освоения Севера СО РАН, Тюменского, Омского, Челябинского университетов, Нижнетагильской социально-педагогической академии, Свердловского, Челябинского, Тюменского, Новосибирского, Нижнетагильского краеведческих музеев.
Научная новизна работы заключается в том, что она является первым обобщающим специализированным исследованием, посвященным собственно проблемам взаимодействия культур бронзового века региона. Новаторской представляется попытка объяснения некоторых нетипичных археологических ситуаций с точки зрения понятия «субкультура» – этот сюжет в работе занимает особое место (Корочкова, 1993; 1999, 2003, 2009в; Стефанов, Корочкова, 2004; 2006). Обоснован авторский взгляд на трактовку термина «андроновская общность» (Корочкова, 1995; 2004; 2009в), специфику взаимодействия алакульской и федоровской культур (Корочкова, 2002; 2003; Стефанов, Корочкова, 2004; 2006; Korochkova, Stefanov, 2002). Предлагаются для обсуждения модели «андроновской колонизации» и «эстафетного культурогенеза», обеспечивших волнообразное постепенное расширение культур андроновского типа с производящей экономикой в северном направлении (Корочкова, 2009в). Обозначена и аргументирована иерархия культур андроноидной общности с точки зрения миграционного фактора (Корочкова, 2003; 2009г, 2010а, б; Потемкина, Корочкова, Стефанов, 1995). Актуализирована проблема так называемых «зольников» как преднамеренно формировавшихся объектов, которые использовались, в том числе для временных и постоянных захоронений, осуществления актов экскарнации и частичного обожжения (Корочкова, 1999; 2007; 2009а). Подобные объекты, распространенные на огромной территории от Западной Сибири до Причерноморья, свидетельствуют о культивировании сходных ритуалов и представлений в среде населения, владевшего развитыми формами скотоводства. Аргументирована аннуляция некоторых ранее выделенных культур (логиновской, вишневской, межовской) и уточнена хроно-стратиграфия региона (Корочкова, Стефанов, Стефанова, 1991; Евдокимов, Корочкова, 1991; Стефанов, Корочкова, 2000) с позиций апробированного принципа характеристики археологической культуры как «политетического набора специфических и всеобщих категорий типов артефактов, которые неслучайным образом встречаются вместе в комплексах в пределах ограниченного географического ареала» (Кларк). В диссертации использованы материалы недавно открытого уникального памятника Шайтанское Озеро II [1], относящегося к разряду крупных сакральных центров по типу знаменитых мемориалов Сейма, Турбино, Ростовка (Сериков, Корочкова, Кузьминых, Стефанов, 2008; 2009; Корочкова, Стефанов, 2010в). В результате заполнена труднообъяснимая ранее «зауральская лакуна» сейминско-турбинского ареала и появилась реальная возможность детализации культурологической модели данного транскультурного феномена. Дополнена содержательная характеристика кротовско-елунинского культурного массива, представлявшего оппозицию сложившейся в степной полосе абашевско-синташтинско-петровской общности, и предложена для обсуждения гипотеза формирования сейминско-турбинской субкультуры в рамках кротовско-елунинского массива (Корочкова, 2009в). Сформулированы выводы о факторах, механизмах культурных связей, обозначены археологические признаки миграций, колонизаций, военных и диалоговых отношений (Корочкова, 2009в, 2010а, 2010б).
Практическая ценность работы заключается в раскрытии потенциала археологических источников эпохи бронзы Урала и Западной Сибири для реконструкции процессов взаимодействия культур. Данный подход реализован автором при разработке концепции экспозиции и каталога Археологического музея Уральского университета, различных тематических выставок («Песни предков, Сургут-Ханты-Мансийск, 1999; «Ювелирное искусство от древности до современности», Екатеринбург, Музей ювелирного и камнерезного дела, Екатеринбург, 2000; «Археология Западной Сибири в свете новейших открытий» - Северный археологический конгресс, Ханты-Мансийск, 2002), экскурсий, общих и специальных курсов по археологии и первобытной истории. Предложенные уточнения в иерархии основных культур ПБВ расширяют информационные ресурсы археологического материала. Эти данные могут быть использованы при научной обработке и введении в научный и музейный оборот контекстных коллекций, а также случайных и единичных находок.
Апробация исследования Устойчивый интерес автора к выбранной теме на протяжении 30 лет отражен в серии статей, в том числе в изданиях, рекомендованных ВАК – «Российская археология», «Археология, этнография и антропология Евразии», «Уральский исторический вестник», монографии «Взаимодействие культур в эпоху поздней бронзы (андроноидные древности Тоболо-Иртышья)», трех коллективных монографиях, тезисах к докладам на научных конференциях в Екатеринбурге, Москве, Новосибирске, Челябинске, Оренбурге, Тюмени, Алма-Ате, Суздале, Уфе.
Структура работы Работа состоит из введения, пяти глав и заключения. Логика изложения подчинена хронологии, структурирование основных глав осуществлено по принципу «археологические культуры – археологические общности» и обозначено выделением тематических параграфов. Каждая глава завершается обобщающим разделом, посвященным динамике связей и феноменам рассматриваемого периода. Историографический аспект реализован в соответствующих главах. Разделы, посвященные археологическим культурам, выстроены по общей схеме, предусматривающей анализ артефактов и материальных остатков в едином исследовательском ключе. Специально акцентировались сюжеты об археологических признаках взаимодействий: их материальное выражение, комплектность, многочисленность или напротив единичность, повторяемость комбинаций. Диссертация снабжена списком литературы и приложением, включающим 167 графических иллюстраций.
Хронология работы основана на базе данных радиоуглеродных датировок, собранной в лаборатории естественнонаучных методов Института археологии РАН. Согласно ей хронологический диапазон Евразийской металлургической провинции охватывал примерно одно тысячелетие – с рубежа III-II до рубежа II-I тыс. до н.э. Календарный возраст периода ПБВ-1 установлен преимущественно по образцам синташтинской, абашевской, коптяковской культур в рамках XXII – XVIII/XVII вв. Хронология ПБВ-2 укладывается в весьма протяженный период XX-XV вв., что свидетельствует о длительной истории культур стабильной фазы. В русле заявленной темы особенное значение имеет датировка алакульских и федоровских комплексов. Их преимущественные даты - XVII-XV вв. до н.э. Период ПБВ-3 падает на вторую половину II тыс. до н.э. Уточнить хронологические рамки периода позволяют даты, полученные из слоев ирменской и бархатовской культур. Базовой является серия дат городища Чича (фазы 1 и 2), указавшая на диапазон XIV-XII и X-IX вв. Калиброванные значения бархатовских комплексов располагаются в близком интервале XIII-XII/ XI-IX вв. до н.э. Крайне скупо обеспечены радиоуглеродными датировками памятники андроноидной общности – черкскульские, пахомовские, сузгунские. Их позиция обоснована промежуточным положением между собственно андроновскими и памятниками конца бронзового века в шкале относительной хронологии.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Введение Обоснован выбор темы, ее актуальность, обозначены территориальные и хронологические рамки работы, методы, источники, новизна и практическая ценность, состояние проблематики.
ГЛАВА 1. Культуры и общности ранней стадии бронзового века
Начало бронзового века ознаменовано переходом к эре производящей экономики. Процессы внедрения новой экономики, основанной на развитии животноводства и металлургии бронзы, сопровождавшиеся другими открытиями (колесный транспорт), и переменами (в системе погребальной обрядности, домостроительстве, усложнении социальной структуры, появлении этнического костюма и др.), совершались неравномерно. Они изобиловали самыми непредсказуемыми особенностями, которые во многом зависели от целого ряда причин: подготовленности местного населения к подобным нововведениям, наличия необходимых условий для перехода к производящей экономике, сказывались ландшафтные особенности, близость к рудным месторождениям и источникам сырья. Особое значение приобретает фактор самостоятельного или стимулированного перехода к прогрессивной экономике. Степень влияния и культурного воздействия в это время во многом определялись принадлежностью к кругу культур-производителей/поставщиков и потребителей металла.
На изучаемой территории период ПБВ-1 характеризуют культуры: кротовская в Прииртышье, одиновская в Приишимье, ташковская в Притоболье, коптяковская в Среднем Зауралье.
§ 1. Кротовская культура Территория кротовской культуры охватывает лесостепную полосу от Среднеиртышского озерного края на западе до Новосибирского Приобья на востоке, от широты р. Тара на севере до Кулундинской степи на юге. Ядро орнаментальной традиции составляет шагающе-протащенная манера декора. Металл типичного сейминско-турбинского облика. Могильники отражают сложившуюся систему погребальной обрядности, своеобразие которой передают грунтовые захоронения, отличавшиеся поливариантностью обрядов. Преобладающим является положение вытянуто на спине. Характерно помещение сопутствующего инвентаря на перекрытие могил или рядом с ними, а также наличие большого количества безинвентарных погребений. Хозяйство реконструируется как комплексное, с преобладанием производящего сектора. Особенностью стада является довольно высокая доля мелкого рогатого скота, что свидетельствует об относительно подвижной системе животноводства. Среди артефактов кротовской культуры есть находки синташтинского, окуневского, одиновского и ташковского типов, указывающие на контакты с носителями данных культур. Высказано мнение о необоснованности выделения самостоятельных логиновской и вишневской культур, материалы которых соответствуют комплексам кротовско-елунинского круга. Аргументирован вывод о принципиальной близости кротовской и елунинской культур.
§ 2 Одиновская культура, основные памятники которой локализуются в Нижнем Приишимье, представляет собой своеобразный лесной «язык» в лесостепном культурном массиве. Уточнена характеристика керамики, что позволяет причислять к памятникам одиновского типа комплексы с посудой, украшенной оттисками гребенчатого штампа в сочетании с рядами ямок или без них. Известные погребения совершены по обряду, близкому кротовской культуре, что подтверждает наличие сформировавшейся общей ритуальной практики в культурах северной лесостепи, ориентированных на сейминско-турбинский очаг металлообработки. Контактными признаками одиновской культуры являются специфические заимствования в орнаментике (в том числе псевдотекстильные отпечатки), которые сигнализируют о тесных связях с группами таежного населения. Бесспорные факты сопряженности с характерными бронзовыми изделиями из оловянистых сплавов, указывают на вовлеченность в сферу действия СТ-феномена. Данные о хозяйстве чрезвычайно скудны, но в целом отражают процессы внедрения скотоводства в традиционную экономику.
§ 3. Ташковская культура Территория приурочена к лесостепным и предтаежным ландшафтам Нижнего Притоболья. На фоне синхронных образований отличает доминирование присваивающего сектора в экономике, высокая роль рыболовства; отсутствие погребений и неочевидный характер связи с металлообработкой СТ-типа. В отношении трактовки поселений с замкнутой планировкой автор присоединяется к мнению коллег, которые рассматривают подобные поселки как культовые памятники. Обоснован взгляд на ташковскую культуру как периферийное образование кротовско-елунинского массива, о чем сигнализирует характер керамических комплексов, своеобразие которых составляет сочетание отступающе-накольчатого, шагающе-протащенного и печатно-гребенчатого декора.
§ 4. Коптяковская культура. В широтном направлении ареал культуры распространялся от Уральского хребта до Тюменского Притоболья, в меридиональном – от Миасса до Н.Тагила. Коптяковские древности известны также по другую сторону Уральского хребта, в Прикамье. Ее керамический комплекс демонстрирует сочетание архаичных, восходящих к местным энеолитическим культурам, и современных, сопоставимых с петровско-алакульскими, признаков. Яркой приметой является наличие круглодонных емкостей.
Погребальный обряд, характеризуют следующие черты: грунтовые узкие неглубокие могилы, ингумация (вытянуто на спине), кремация или фракционные захоронения, помещение в могилу специфического бронзового инвентаря или его фрагментов, каменных наконечников стрел треугольной формы, установка сосудов рядом или над могилой на специальном перекрытии. Перечисленные признаки указывают на принадлежность к традициям, сложившимся в рамках кротовско-елунинского массива.
Металлокомплекс включает характерные экземпляры, сделанные в традициях СТ-металлообработки (кельты с ложными ушками и безушковые, пластинчатые ножи, ножи-скобели и ножи-пилки), и изделия евразийского типа (двулезвийные кинжалы с прилитыми рукоятями, в том числе орнаментированными, прорезные рукояти, ножи с перекрестьем и перехватом, кельт-тесло, кованое долотце, крюки, наконечники копий и их фрагменты, пластинчатые желобчатые браслеты и кольца). Характерной особенностью является наличие синкретичных типов, сочетающих сейминско-турбинские и евразийские традиции, а также наличие уникальных изделий (втульчатые чеканы), которые однозначной атрибуции не имеют. Среди евразийской группы изделий, особенно среди украшений, значительна доля явных петровско-алакульских импортов. Подавляющая часть изделий отлита из среднелегированных оловянных бронз, часто с примесью цинка, свинца, мышьяка. Невелика доля изделий из металлургически «чистой» меди, единичны изделия из мышьяковой бронзы.
Генезис коптяковской культуры воспринимается как результат воздействия на местную аборигенную культуру, археологически представленную комплексами аятского и, возможно, елизаветинского типов, групп лесостепного населения (петровско-алакульской линии развития) и носителей СТ-традиций.
§ 1.5. Иерархия культур и связи Содержание периода определяют динамичные процессы формирования Евразийской металлургической провинции. Основными слагающими стимулами формирования новой металлургической провинции явились два встречных импульса, западный - исходивший с территории распавшейся ЦМП, и восточный - с территории Рудного Алтая. На востоке без очевидного воздействия со стороны металлоносных культур произошло открытие доселе неизвестных рецептов медных сплавов с использованием олова и уникальной технологии тонкостенного втульчатого литья. Эта гипотеза, выдвинутая 20 лет назад Е.Н. Черных и С.В. Кузьминых, прошла проверку новыми убедительными материалами. Именно отсюда, с территорий, лежащих между Алтаем и Иртышом, на огромной территории лесостепного и таежного пояса Северной Евразии распространился знаменитый сейминско-турбинский комплекс, включающий характерное оружие и орудия из оловянистых сплавов, каменные наконечники стрел, пластины, нефритовые кольца, защитные доспехи и обычай сооружения жертвенников-мемориалов, насыщенных перечисленными предметами. Стремительный характер продвижения носителей СТ-бронз на запад подтверждают знаменитые могильники Сейма, Турбино, Усть-Гайва, Бор-Ленва, Юринский (Усть-Ветлужский), Сатыга XVI. Исследуемые в работе культуры (кротовская, одиновская, ташковская, коптяковская) непосредственно попадают в зону действия СТ-феномена, однако проявления СТ-субкультуры в них далеко не однозначны, а подчас и неочевидны. Кротовская, одиновская, ташковская культуры, помимо того, что обеспечены фоновыми признаками (металл, свидетельства скотоводства, сходство погребальных ритуалов) демонстрируют многочисленные и разнообразные примеры контактов и наличия синкретичных комплексов с керамикой, орнаментированной в шагающе-протащенной, отступающе-накольчатой и печатно-гребенчатой манере. Учитывая это, правомерно поставить вопрос о выделении археологической общности/массива, которую уместно назвать кротовско-елунинской. Мнение о существовании кротовско-елунинской общности было сформулировано еще в начале 1990-х гг. М.Ф.Косаревым. С его точки зрения кротовско-елунинская общность локализовалась в лесостепном и южнотаежном Прииртышье, западной части Среднего Приобья, Алтайском Приобье и включала степановскую, кротовскую и елунинскую культуры. Принимая во внимание фоновые признаки ташковской культуры, а также открытие комплексов близких кротовско-елунинским в Северном и Восточном Казахстане, границы данного массива можно расширить. Таким образом, ареал кротовско-елунинской общности приобретает масштабы глобального образования, которое в начале II тыс. до н.э. охватило обширные территории лесостепного Приобья, Прииртышья, Приишимья и Притоболья. Исследуемая в работе территория подтаежного Тоболо-Иртышья на этом фоне приобретает статус окраинной зоны. Положение на стыке с другими культурными ареалами, с миром таежных культур совершенно определенно должно было отразиться в археологических материалах местных культур. И, действительно, все из них обнаруживают оригинальные черты, которые свидетельствуют о связях с населением таежных районов. В свою очередь проявления лесостепных культур в таежных памятниках объясняют и проясняют источники и пути новаций эпохи металла, их продвижение в глубь таежной зоны. Есть основания считать, что трансляторами этих достижений на север были носители одиновской культурной традиции, которая самым непосредственным образом была связана с кротовско-елунинской общностью и миром таежных культур.
Основной набор атрибутов новой эпохи в рамках исследуемых культур наиболее полно представлен в материалах кротовской культуры и тесно связанной с ней елунинской. Принимая во внимание приуроченность памятников елунинской и кротовской культур к территории Рудного Алтая – реальной сырьевой базе сейминско-турбинского металлопроизводства, можно предположить, что формирование сейминско-турбинского феномена произошло в рамках кротовско-елунинского массива на территории лесостепного Алтая, Приобья и Прииртышья, а носителями СТ-бронз на запад можно считать воинственные дружины - представителей элитарной группы населения кротовской/елунинской культуры.
Особое место в череде образований ранней фазы занимает коптяковская культура. Локализация памятников в горно-лесном Зауралье ставит под сомнение (при отсутствии остеологических остатков) культивирование скотоводства и формирование необходимых предпосылок для самостоятельного перехода к производящей экономике. Феномен высокоразвитой металлообработки актуализирует тему экстраординарного характера данного образования, сформировавшегося в результате внедрения на территорию, обладавшую сырьевыми источниками, заселенную накануне II тыс. до н.э. коллективами, развитие которых соответствовало уровню каменного века, инокультурных СТ-групп, обладавших навыками поиска и разработки меднорудных месторождений, владевших секретами высокотехнологичного втульчатого литья, ориентированных на диалог с поставщиками легирующих добавок, скота. В качестве таких партнеров выступают культуры степного и лесостепного Зауралья, входившие в петровско-алакульский массив, чье присутствие обозначено заимствованиями в орнаментике керамики, технологии металлопроизводства и прямыми импортами.
ГЛАВА 2. Регион в системе андроновского мира
Следующий период в истории населения Тоболо-Иртышского междуречья можно обозначить как «андроновский». Во второй четверти-середине II тыс. до н.э. территории лесостепного Зауралья и Тоболо-Иртышья подвергаются колонизации степными группами населения и включаются в ареал андроновской общности. Миграции сопровождались распространением навыков скотоводства нового типа, евразийских традиций металлообработки, домостроительства, погребальной обрядности. Под андроновскими миграциями понимается проникновение на исследуемую территорию носителей алакульской и федоровской культур. Отсюда постановка вопроса о степени и факторах влияния этих разных традиций на культуру аборигенного населения. Другой исследовательский сюжет связан с выяснением факторов сохранения преемственности культур и характера взаимодействия аборигенного и пришлого населения.
§ 2.1. Историографический обзор нацелен на выявление наиболее проблемных узлов андроновской темы. На состояние андроновской полемики повлияли характер первых раскопанных памятников, особенно активные исследования на Урале, что невольно сместило центр дискуссии, и объясняет причины экстраполяции характерных исключительно для Зауралья образований, в частности речь идет о памятниках алакульского и федоровского типов, на весь андроновский ареал.
§ 2.2. Культуры, типы памятников андроновской общности В данном разделе предпочтение в рамках археологической систематики отдано термину «тип памятников», что вызвано стремлением подчеркнуть преобладание общих черт в облике выделяемых группировок, транскультурным характером некоторых признаков (подкурганный обряд, погребения скорченно на боку, сходные типы украшений и т.п.), обилием синкретичных комплексов, а также их большой территорией распространения и отсутствием резких границ,. Подобный терминологический акцент – объективное отражение специфики археологического материала, который сигнализирует о мощных интеграционных процессах в степной и лесостепной зоне Евразии и формировании своеобразной контактной непрерывности, создающей впечатление некой размытости культурных ареалов.
Аргументами для отнесения к андроновскому периоду являются следующие фоновые признаки: наличие керамики, определяемой как федоровская, алакульская или алакульско-федоровская, металл срубно-андроновского (евразийского) или самусьско-кижировского облика, особенности системы погребальной обрядности, наследующей ритуальную практику, сложившуюся в среде населения степного и лесостепного пояса. В рамках изучаемого региона период ПБВ-2 отмечен памятниками черноозерско-томского, алакульского и федоровского типов.
2.2.1. Памятники алакульского типа на исследуемой территории открыты исключительно в Тюменском Притоболье. В Среднем Зауралье алакульское присутствие обозначено немногочисленными пунктами с единичными находками характерной керамики, в Среднем Прииртышье алакульских памятников нет. Исследованные комплексы не представляют собой монотонного среза. Они отличаются хронологически, а также различной степенью интеграции алакульских мигрантов и местного населения.
2.2.2. Памятники черноозерского (черноозерско-томского) типа Памятники андроновского времени в лесостепном Прииртышье и Приобье были в свое время отнесены М.Ф. Косаревым к черноозерско-томскому варианту андроновской общности. Позднее подобные комплексы были открыты в Притоболье и Приишимье. Исследователи единодушны в оценке своеобразия черноозерской керамики, одна из групп которой, безусловно, андроновского происхождения, а другая демонстрирует гончарные традиции, характерные для местной кротовской культуры. Могильники представлены большими грунтовыми некрополями Черноозерье 1, Сопка 2, Боровянка XVII и редкими подкурганными захоронениями. Металл в составе черноозерских комплексов представляет характерный комплект изделий, сочетающих евразийские и местные постсейминские традиции металлообработки. Своего рода индикаторным изделием этой поры является изображение человека и «человека в круге», выполненного из бронзы или дерева.
Пространственные очертания черноозерского массива в целом совпадают с границами предшествующего кротовско-елунинского, что подтверждает версию о сложении восточных культур андроновского типа (черноозерской, канайской) в результате дальнейшей трансформации культуры местного населения (кротовская, елунинская) под влиянием андроновских мигрантов. На столь огромной территории подобные взаимодействия принимали самые разнообразные конфигурации, но главная тенденция, обозначенная сохранением местной линии преемственности, определяла основной культурный фон этого времени.
2.2.3. Памятники федоровского типа локализуются преимущественно в лесостепном Зауралье, особенно высока их концентрация в причелябинском районе. Здесь открыто довольно много погребений, но нет «чистых» поселений. Нет здесь и собственно федоровских могильников, все известные курганы раскопаны на территории преимущественно алакульских некрополей. Памятников федоровского типа в северной лесостепи, за пределами алакульского ареала, известно всего два и оба они приурочены к системе Андреевских озер - поселение Дуванское XVII и Перейминский 3 могильник.
2.2.4. Динамика и характер связей «андроновского периода» Археологическая карта андроновского периода показывает, что миграционному освоению подверглась преимущественно территория лесостепи. Далее на север территориальные устремления носителей алакульских и федоровских традиций не распространялись, что подтверждает справедливость одного из условий первобытных миграций: экологическая среда должна благоприятствовать традиционному быту и хозяйству мигрантов. Наибольшим своеобразием отличается Среднее Зауралье и прилегающие районы Тюменского Притоболья, где андроновские проявления имели более разнообразный и неоднозначный характер. Во многом это было обусловлено близостью к Южному Зауралью, на территории которого протекали бурные, ярко выраженные процессы развития и взаимодействия алакульской и федоровской культур.
Проработанные материалы андроновских памятников лесостепного Зауралья, которые в свое время послужили основой для выделения сначала федоровского и алакульского этапов андроновской культуры, а позднее самостоятельных археологических культур, позволили уточнить содержание термина «федоровская культура» и обосновать модель алакульско-федоровских взаимодействий. Последняя тема особенно актуальна, т.к. многие исследователи придерживаются гипотезы о сложении федоровской культуры на основе алакульской. С подобной версией трудно согласиться, т.к. она не объясняет следующие парадоксы: почему происходит резкая смена погребальной обрядности и утрата наиболее существенных черт предшествующей алакульской традиции; почему федоровское гончарство не наследует алакульские традиции и демонстрирует совершенно иные морфологические, технологические и орнаментальные свойства; почему прерывается тальковая стратегия в керамическом производстве; почему реализация всех циклов федоровского погребального церемониала в Зауралье приобрела ярко выраженные трудозатратные признаки; почему резко сократилось население; почему нет детских погребений; почему нет сугубо федоровских могильников и поселений?
Эти же и многие другие вопросы возникают в связи с высказываемой версией о зауральской прародине федоровской культуры на местной энеолитической основе. Кроме того, в данном варианте придется обосновать сложение особого типа производящего хозяйства в регионе, не имеющего для этого объективных предпосылок. Так же трудно объяснить внезапное появление развитой культуры камня на территории, обладавшей практически неисчерпаемыми запасами леса – основного строительного материала аборигенов лесостепной и подтаежной зоны. Ни до, ни после федоровского этапа, в Зауралье не фиксируется развитие мегалитической культуры. Известные случаи приемов каменной архитектуры на поселениях синташтинской культуры к настоящему времени зафиксированы только для поселенческих объектов и не могут считаться местным достижением.
Отсутствие прототипов в местной (алакульской) среде делают правомерной постановку вопроса о пришлом характере федоровской культурной традиции в Зауралье. «Исчезновение» на северо-западной окраине андроновского мира некоторых компонентных признаков культуры (поселения, жилища, автономные могильники, украшения), означают возможность интерпретации федоровского феномена в Зауралье как субкультурного явления. Федоровская культура не изменила кардинально обстановку в регионе, приоритет остался за местной алакульской культурой. Судя по археологическим данным федоровское население не было многочисленным и было инкорпорировано в алакульскую среду. Они жили в тех же поселках, хоронили своих сородичей на тех же кладбищах, что и «алакульцы». При этом погребальный ритуал пришлого населения приобретает своеобразные черты, которые направлены, прежде всего, на максимальное дистанцирование от местной алакульской культуры. В результате культивирования такой позиции (акцентирование черт, отличающих от алакульской культуры, вплоть до отказа от одинаковых культурных элементов), происходит оформление федоровской культуры. Стремление пришельцев сохранить и подчеркнуть свою этническую и культурную самобытность, пусть в родственном, но все-таки чужом окружении, могло быть реализовано только в сакральной сфере. При этом отдельные элементы/черты погребальной обрядности приобрели в новых условиях несвойственную им на исходной территории гипертрофированную значимость (100% кремация; ограды, преимущественно из гранитных плит; лошадь в качестве ритуальной пищи; блюда; отсутствие жертвенников и др.). Ситуация, когда ассимилируемое меньшинство активно сопротивляется процессу слияния, является типичной при взаимодействии любых культур. В этих условиях маргинальные черты культуры приобретают особенно сильную этническую нагрузку. Возможно, именно поэтому в Зауралье имеют место перечисленные выше признаки, которые в остальных районах андроновского ареала не имеют столь выраженного характера и обязательного свойства. Поэтому использование термина «федоровские» для обозначения родственных культур в центральных и восточных областях андроновского ареала не кажется правомерным.
Собственно андроновский период в истории населения северной лесостепи был непродолжительным. Строго говоря «чистых», собственно андроновских (федоровских) памятников в северной лесостепи нет. Все они в той или иной степени содержат местный компонент, а т.к. он был пусть близким, но неоднородным, то это неизбежно сказывалось на облике возникавших синкретичных образований. Точно так же как сказывался неоднородный характер андроновского компонента, который во многом был осложнен шлейфом транзитных культурных воздействий.
3. Культуры андроноидной общности
Представление об андроноидной общности во многом сформировалось благодаря работам М.Ф. Косарева. Первоначально он относил к ней черкаскульскую культуру свердловско-тагильского региона, сузгунскую южнотаежного Прииртышья и еловскую Томско-Нарымского Приобья, позднее были выделены пахомовская (предтаежное Тоболо-Иртышье) и корчажкинская (Алтайское Приобье) культуры, памятники ордынского типа. В соответствии с выбранной территорией изучения, в сфере преимущественных исследовательских интересов оказываются черкаскульская, пахомовская и сузгунская культуры. Они не составляют единого хронологического пласта, их синхронность, по-видимому, была непродолжительным историческим актом. Но они представляют близкие модели преемственности, изменчивости и взаимодействия андроновских и местных традиций периода андроновской (федоровской) миграционной волны. В соответствии с хронологической логикой изложения сюжет о сузгунской культуре, помещен в главу, посвященной заключительной фазе ПБВ.
§ 3.1. Черкаскульская культура Памятники занимают компактную территорию лесостепного и горно-лесного Зауралья, северные и центральные районы Башкирии. Уточнена характеристика керамического комплекса, в который помимо посуды, украшенной оригинальным желобчатым и меандровым декором, предлагается включать посуду, украшенную простым монотонным узором из разнонаклонных оттисков, традиционно относимую к межовскому типу. Среди металлических, глиняных и костяных изделий нет ни одной специфической категории изделий, все они передают общие стандарты ПБВ-2, 3. Известные жилища и поселения демонстрируют архитектурные традиции андроновского мира. Система погребальной обрядности в полном объеме наследует традиции федоровской погребальной обрядности, культурную специфику передают компактные оградки вокруг отдельных могил, практика ингумации и кремации, наличие детских погребений. Хозяйство реконструируется как многоотраслевое, в котором баланс присваивающих и производящих отраслей зависел от вмещающего ландшафта. Инокультурные признаки указывают на динамику связей: ранний период отражают свидетельства федоровско-черкаскульских контактов, поздний - контакты с саргаринскими группами населения.
§ 3.2. Пахомовская культура Основной ареал располагался в пределах подтаежного Тоболо-Иртышья. На западе, он был ограничен черкаскульской культурой, на юге – памятниками ранней стадии развития алексеевско-саргаринской культуры. Соседями на востоке были, скорее всего, носители еловской культуры. Сложно что-либо конкретное сказать о северных соседях, т.к. конкретная культура гребенчато-ямочного массива южнотаежного Тоболо-Иртышья не идентифицирована. Керамика представлена группой «нарядной» (столовой, ритуальной) и «ненарядной» (бытовой, кухонной) посуды подобно андроновскому сервизу предшествующего времени. С федоровской пахомовскую посуду сближают меандровые и геометрические узоры, сделанные на основе косой сетки, желобки. Особый колорит пахомовской керамике придают таежные черты - маленькие круглые ямки, «скобки», «решетка». Сугубо пахомовским атрибутом являются биконические грузила с отверстием в центре. Характерной находкой являются массивные глиняные диски («лепешки»). Немногочисленные изделия из металла сопоставимы с экземплярами ирменских и алексеевско-саргаринских памятников ранней фазы их развития. Жилища типичного андроновского облика – каркасно-столбовые, компактные, иногда с колодцами. Специфической составляющей поселений являются зольники. Приоритетными для носителей пахомовской культуры стали местные традиции погребальной обрядности, одну из заметных особенностей которой составлял обычай выставления (экскарнации) и последующих вторичных парциальных захоронений в специальных склепах или индивидуальных могилах. Характерной чертой является минимализм погребального инвентаря. Хозяйство реконструируется как многоотраслевое, сочетающее элементы присваивающей и производящей экономики Значительное место в хозяйстве отводилось охоте и рыболовству.
3.3. Культурно-исторический ландшафт андроноидной общности Сложение андроноидных культур, составивших массив оригинальных, но вместе с тем весьма сходных по своему облику образований, знаменовало бурно проходившие в лесостепной полосе от Урала до Оби процессы интеграции и консолидации, аналогичные тем, которые протекали несколько ранее в степи и соответствовали стабильной фазе развития алакульской и андроновской (федоровской) культур. Очевидные преимущества в системе экономики андроновских колонистов, продвижение которых на север было стимулировано климатической обстановкой того времени, их ориентация на диалог и мирные взаимодействия, способствовали быстрой адаптации и внедрению элементов пришлой культуры в местную среду без значительного ущерба для своей самобытности. Именно на северной окраине андроновского ареала традиции федоровской культуры, которые к тому времени были утрачены в степной полосе, получили дальнейшее развитие и сохранились, в том числе в орнаментике, до конца бронзового века. Некоторые исследователи полагают, что эти традиции сохранились до современности в орнаментах угорских групп населения.
Протекавшие на северной периферии андроновского мира процессы взаимодействия соответствуют модели аккультурации, взаимного сближения и обогащения культур, которые были обеспечены благоприятными условиями сохранения культурной самобытности носителей различных традиций. Итоги такого взаимодействия определялись в каком-то смысле пассионарностью действующих участников диалога, возможностями их системы жизнеобеспечения, социальными и духовными достижениями.
Система жизнеобеспечения населения андроноидной общности, основанная на оптимальном сочетании производящих и присваивающих форм хозяйства, генетическая близость с населением степной зоны, с одной стороны, и с населением таежной зоны с другой, обеспечивали успешный характер колонизации и расширения ареала андроноидных культур. Экстенсивный характер экономики требовал постоянного освоения новых территорий, использование металла при отсутствии собственной сырьевой базы – поддержания тесных контактов и обменных каналов. Трудно что-либо конкретное сказать об источниках поступления металла, но, исходя из типологии тех немногих предметов, которые известны, можно предположить, что они были привязаны к евразийским центрам металлургии и металлообработки. Отсюда хорошо регистрируемые по находкам керамики далекие проникновения на юг и заметные контактные инициативы именно со стороны андроноидного населения. Действие зауральского очага металлообработки в это время не прослеживается.
Ареалы андроноидных культур очерчиваются достаточно отчетливо, однако на их стыке известны памятники неконкретного, но, безусловно, андроноидного облика. Появление таких комплексов – типичное следствие коммуникативных процессов периодов интеграции и консолидации, формирования общностей, протяженного ареала контактной культурной непрерывности.
Учитывая особенности сложения андроноидных культур, в генезисе которых определяющую роль сыграл андроновский фактор, можно допустить присущую им изначально тесную связь со степным миром. Наиболее ориентированной на этот круг связей была черкаскульская культура, которая сложилась при явном преобладании андроновского (федоровского) компонента, в отличие от пахомовской, которая сохранила наследие и приоритет местной культуры, впитала достижения степной андроновской и южнотаежной постодиновской культур в равной мере. Этими особенностями культурогенеза объясняются информационные связи черкасульской и пахомовской культур. Если первая была в большей степени ориентирована на степь, то пахомовская в тайгу. Реализованные миграционные направления во многом обозначили роль и вклад андроноидных культур в общий процесс культурогенеза.
4. Культуры и общности заключительной стадии бронзового века
Заключительный период бронзового века (ПБВ-3) ознаменован характерными для того времени тенденциями, в основе которых распад и трансформация былого андроновского и андроноидного единства, дифференциация культур. В степном поясе формируется общность культур валиковой керамики (КВК). Исследователи единодушно отмечают заметное сокращение памятников этого времени, что является отражением перехода к полукочевым и кочевым формам хозяйства. Севернее, в подтаежной зоне складываются культуры межовско-ирменского пласта. Динамика и характер культурогенеза в рамках изучаемого региона отличались интенсивностью интеграционных процессов, о чем свидетельствуют археологические культуры различного статуса – от узколокальных до гигантских (магистральных) образований.
В центре исследовательского внимания межовско-березовская, бархатовская, сузгунская, ирменская, красноозерская и отчасти алексеевско-саргаринская культуры. Главная история трех последних разворачивалась несколько в стороне от изучаемого региона, но т.к. их влияние самым непосредственным образом сказывалось на исторической обстановке в Зауралье и Тоболо-Иртышье, возникла необходимость включения «ирменского», «красноозерского» сюжетов в структуру данного раздела.
4.1. Межовская/березовская культура Основная территория распространения – горно-лесные и лесостепные районы Зауралья. Акцентировано внимание на уязвимости источников, привлеченных для выделения зауральской межовской культуры. Нет однослойных поселений, нет погребений, нет комплекса специфических, равно как и фоновых, признаков заключительной фазы ПБВ. Керамика выделена типологически в составе многослойных комплексов и может быть с равным успехом отнесена к черкаскульской культуре. Отсюда частое использование специалистами определений «черкаскульско-межовская культура». Какие археологические комплексы при отсутствии межовских могут номинироваться на культуру конца бронзового века? Самого пристального внимания заслуживает гипотеза, выдвинутая К.В. Сальниковым. Он выделил в свое время памятники березовского типа, которые позднее предложил рассматривать в качестве основной культуры конца бронзового века Л.П. Хлобыстин. Поддерживающим аргументом является наличие ярких фоновых признаков, однослойных поселений. Единственное известное погребение Березки Vб (оградка 4) демонстрирует типичные черты фазы.
4.2. Бархатовская культура Большинство известных памятников расположены в пограничной зоне тайги и северной лесостепи Притоболья, включая нижнее течение Исети, Пышмы и Туры. Главным аргументом для выделения бархатовской культуры послужила керамика, обладающая типичными фоновыми признаками (короткая шейка, утолщение на переходе от шейки к тулову, наличие узкогорлых форм с сильно раздутым туловом, разреженный орнамент, выполненный преимущественно гладким штампом, насечками) и рядом специфических черт (разбивка орнаментального бордюра двумя вертикальными линиями, «флажки», сгруппированные ямки и вдавления). Металлические предметы: бронзовый кельт с ложными ушками и валиком у края втулки, черешковые наконечники стрел, однолезвийный пластинчатый нож с оттянутым назад концом, массивная ажурная подвеска, бляшки с петелькой на обратной стороне – типичны для комплексов конца бронзового века Зауралья и Западной Сибири. Оригинальным, сугубо бархатовским атрибутом можно считать так называемые глиняные «катушки». К разряду фоновых можно отнести глиняные антропоморфные скульптурки характерного стиля. Некоторые бархатовские поселки имели оборонительные сооружения. Конструктивными особенностями однокамерных и многокамерных малых построек являются специально обустроенный выход в виде коридора, тамбура или пандуса, и очаг, окруженный канавкой. Сохраняется ориентация на комплексное многоотраслевое хозяйство. В стаде домашних животных наряду с крупным рогатым скотом значительное место занимает лошадь. Есть мнение о знакомстве бархатовских групп с земледелием. Сложение бархатовской культуры происходило на местной андроноидной основе в условиях широких и тесных контактов с населением сопредельных территорий: межовско-березовским, алексеевско-саргаринским, ирменским, сузгунским.
4.3. Ирменская культура в рамках исследуемого региона представлена комплексами розановского типа в Среднем Прииртышье. Среднее Прииртышье является западной окраиной ареала ирменской культуры, основная история которой протекала на территории Верхнего Приобья и Барабы. Главную специфику памятников розановского типа определяют многочисленные примеры взаимодействия носителей ирменской культуры с сузгунским. О далеко зашедших процессах интеграции свидетельствуют синкретичные группы посуды смешанного облика, а также присутствие мощного ирменского компонента в сузгунских комплексах поздней фазы развития в южно-таежном Прииртышье.
4.4. Сузгунская культура Основная часть памятников локализуется по берегам Иртыша от Тары до Тобольска. Керамику отличает сочетание андроноидной и таежной орнаментики. Специфику керамического комплекса определяет высокий удельный вес ямок и фигурных штампов. Особую категорию находок представляют глиняные модели бронзовых изделий. Ассортимент включал ножи, шилья, кельты, клинья, наконечники стрел, копий, украшения (круглые бляхи с петелькой на обороте). Основные поступления металла исходили из лесостепных и степных районов. За исключением бронзовой антропоморфной фигурки с Чудской Горы, перекликающейся с антропоморфными изображениями черноозерских комплексов, все остальные изделия (металлические и их модели) принадлежат евразийским мастерским. Ярким атрибутом сузгунской культуры являются предметы глиняной пластики, среди которых преобладали зооморфные изображения. Система погребальной обрядности соответствует традициям периода ПБВ-3: захоронения в древней почве в неглубокой грунтовой яме или на ней в дерновой ограде или деревянной раме. Хозяйство многоотраслевое комплексное. Многие из известных сузгунских памятников представляют собой культовые объекты, имевшие длительную историю существования. Есть основания считать, что сузгунское население имело достаточный опыт строительства оборонительных систем. Круг основных связей – культуры красноозерская, бархатовская, ирменская, лозьвинская, алексеевско-саргаринская поздней фазы. Формирование сузгунской культуры произошло в условиях прямого проникновения пахомовских коллективов в южно-таежное Тоболо-Иртышье и непосредственного взаимодействия их с аборигенным населением, археологически представленного памятниками постодиновского типа. Окончательное оформление происходило на фоне тесного взаимодействия с группами населения ирменской культуры.
4.5. Красноозерская культура Основные памятники концентрируются в южнотаежном Прииртышье. Керамический комплекс включает плоскодонные горшки с выгнутой дугообразной шейки, редкие баночные сосуды и округлодонные чаши. Специфический облик керамике придает использование фигурных штампов – крестового, змейки, а также узоры, выполненные в технике отступающей палочки. Вещевой инвентарь включает литейные формы кельтов, пластинчатых ножей, возможно с кольцевым навершием или с аркой на кронштейне, копья, наконечников стрел; глиняные тигли, сделанные на фрагментах сосудов. Изделия из бронзы: наконечники стрел двухлопастные с втулкой и шипом, кинжал, выпукло-вогнутые бляшки, принадлежат культурам Восточноазиатской металлургической провинции – ирменской, карасукской, предскифской (типа Аржан). Замечательной находкой красноозерской культуры являются фрагменты костяных доспехов – пластины и оплечья панциря, украшенные кружковым орнаментом. Поселения представлены укрепленными и неукрепленными площадками с рассеянной или уличной планировкой. Хозяйство реконструируется как многоотраслевое с преобладанием присваивающего сектора. Животноводческие навыки, по мнению, специалистов, были заимствованы ими у носителей ирменской культуры. Сложение краснозерской культуры связано с продвижением в лесостепную зону групп таежного населения.
4.6. Подтаежное Тоболо-Иртышье и Среднее Зауралье в конце бронзового века Историческую особенность культурогенеза этой фазы отражают разнонаправленные процессы дифференциации культур и активно развивавшиеся интеграционные процессы. Интеграционные импульсы различной степени интенсивности обеспечили формирование культурных образований разного масштаба. Еще одной замеченной особенностью является существование многочисленных смешанных разнокультурных комплексов, которые свидетельствуют об активных процессах взаимодействия. Но, если для предыдущей стадии развития в большей степени характерна ситуация контактной непрерывности, когда перетекание признаков происходило плавно, без заметных барьеров и резких границ, то теперь границы культур и контактных зон очерчиваются вполне определенно, что сигнализирует о процессах дифференциации, закономерных для заключительной фазы развития любой системы, когда в ней начинают преобладать центробежные и деструктивные процессы, которые в итоге и приводят к дальнейшему переоформлению и скачку в развитии.
Характерными типами изделий становятся кинжалы с металлическими рукоятями, ножи с упором на черенке, серпы-косари или крюкастые серпы с фигурной пяткой, втульчатые или прямолезвийные долота, ножи-бритвы с фигурным лезвием. Основные источники поступления сырья связаны с меднорудными месторождениями Уральского и Приуральского горно-металлургических центров, Казахстанской горно-металлургической областью. Помимо алексеевско-сарагринского и ирменского, предполагается существование зауральского центра металлопроизводства. Косвенным признаком может служить формирование здесь в дальнейшем иткульского металлургического очага, а также единичные, но специфические находки металлических орудий (кельтов).
Систему погребальной обрядности передают следующие черты – погребения на древней поверхности или в неглубоких грунтовых ямах в древней почве, минимализм погребального инвентаря, поливариантность захоронений – вытянуто на спине, скорченно на боку, парциальные погребения.
Домостроительные тенденции варьируют от компактных построек со слабоуглубленными котлованами до просторных сооружений ирменского типа. В рамках каждой культуры преобладали собственные приоритеты, обусловленные особенностями системы хозяйства и масштабами скотоводческой экономики, что сказывалось на размерах и принципах обустройства поселений – большие и малые, рассеянной и уличной планировки. Еще одной общей чертой можно считать появление на этой стадии оборонительных сооружений.
Ярким фоновым признаком является распространение глиняной антропоморфной и зооморфной пластики, выполненной в едином стиле. Распространение глиняной пластики в конце бронзового века в Евразии принимает эпохальный характер.
Основные взаимодействия разворачиваются в это время между, если можно так выразиться, равноправными партнерами. Но при этом ирменской культуре принадлежит определяющая («пассионарная») роль. Именно под влиянием ирменской культуры происходит окончательное оформление сузгунской культуры в Прииртышье. Есть основания полагать, что столь мощное воздействие было обеспечено экономическим потенциалом ирменской культуры, базировавшемся на собственной металлообработке и продуктивном скотоводстве.
Способность лесостепного и южнотаежного населения устанавливать разнообразные контакты, вступать в тесные отношения с племенами соседних и удаленных областей лесного Обь-Иртышья находит простое объяснение – взаимодействующие группы связаны общностью происхождения, сузгунская, бархатовская, ирменская археологические культуры сформировались на основе родственных культурных образований предшествующего периода.
5. Культурные интеграции эпохи:
факторы, механизмы, модели
Характер, интенсивность, направленность связей в период ПБВ-1 были обусловлены динамичными взрывными процессами становления новой металлоносной эпохи и обеспечивались, прежде всего, влиянием носителей бронзовой металлообработки. На Урале и к востоку от Уральского хребта в начале бронзового века складывается два больших культурных массива, демонстрирующих различные модели перехода к бронзовому веку. Первый представлен памятниками синташтинской культуры, наследующей традиции металлообработки Циркумпонтийской провинции. Второй массив – кротовско-елунинский, базировался на открытии собственной оригинальной технологии тонкостенного втульчатого литья и оловянистых сплавов. Оформление этих культурных миров, помимо выработки определенных стереотипов в металлообработке, сопровождалось становлением и закреплением собственных традиций в системе погребальной обрядности, стратегии жизнеобеспечения, домостроительстве, костюме и т.д.
Принимая во внимание связь синташтинской металлообработки с традициями Циркумпонтийской провинции, ее более длительную металлоносную родословную, можно предположить, что включение степного и лесостепного Зауралья в ареал «бронзовых» культур было стимулировано, в том числе миграцией значительных групп населения с запада. Своего рода «перетекание» признаков абашевской культуры в синташтинскую и далее в петровскую показывает хронологическую последовательность, темпы и направление распространения культуры бронзы в степном поясе далее на восток.
В это же время в лесостепном поясе от Алтая и далее на запад среди разнородных культур распространяются сходные типы металлических предметов сейминско-турбинского типа. Именно они сигнализируют о начале бронзовой эры на территории северной лесостепи и южной тайги до Урала, а к западу от Уральского хребта о смене приоритетов и традиций среднебронзовой эпохи. В отличие от степного, в северном (лесостепном/южнотаежном) поясе, события развивались по иному сценарию. Они не сопровождались миграцией больших групп населения, формированием общностей, подобных тем, которые в это время образуются в степи. Исследуемая территория входила в зону кротовско-елунинского массива, в составе которого выделяются кротовская культура на Иртыше, елунинская на Алтае, ташковская в Притоболье. Помимо общих эпохальных признаков их объединяет сходство керамических комплексов, демонстрирующих сочетание трех основных орнаментальных традиций – шагающе-протащенной, отступающе-накольчатой, печатно-гребенчатой. При этом каждая из них составляла ядро определенного образования. Культуры разнятся по принципу обеспеченности атрибутами новой эпохи. Полный комплект таких признаков демонстрируют кротовская и елунинская культуры – металл СТ-типа, скотоводство, сложившаяся система погребальной обрядности, стационарные долговременные поселения. Менее всего эти признаки представлены в материалах ташковской культуры, что передает ситуацию центра и периферии массива. Связи между культурами весьма относительные, нивелировки подобно той, которая в это время наблюдается в степи среди памятников синташтинско-петровского типа, не происходит. Кротовско-елунинский массив представляет скорее блок близких образований, что соответствует закономерностям формирования первых металлоносных культур, которые возникают не поодиночке, а своеобразными блоками и на первых порах для них характерно сочетание новационных и архаичных признаков (Бочкарев, 1991).
На исследуемой территории первый металл до недавнего времени был представлен в основном случайными единичными находками. Среди них нет образцов сопоставимых с синташтинскими Южного Зауралья, но есть предметы, выполненные по характерной сейминско-турбинской технологии втульчатого литья. Большинство известных предметов сейминско-турбинского типа обнаружено в своеобразных некрополях-мемориалах, в которых бронзовые предметы были сосредоточены в малой толике могил. На востоке подобные мемориалы ассоциируются с могильником Ростовка, к западу от Уральского хребта – это знаменитые Сейма, Турбино и др. Но между Прииртышьем и восточными склонами Урала подобных памятников нет. Единственный известный здесь могильник Сатыга XVI расположен в глубине тайги.
Согласно концепции Е.Н. Черных и С.В. Кузьминых уникальный способ втульчатого литья из оловянистых бронз был открыт на крайней периферии металлоносных культур (Рудный Алтай) с весьма слабо развитой металлургией предшествующего времени. Именно отсюда носители новой технологии стремительно распространялись в западном направлении. Анализ археологических материалов позволяет присоединиться к версии столичных коллег и дополнить предложенную ими модель некоторыми деталями. Воинственный и стремительный характер мигрирующих групп подтверждается тем, что собственно в передвижения были вовлечены немногочисленные коллективы, обеспеченные богатым вооружением. Движение СТ-мигрантов не сопровождалось распространением традиций той среды, из которой они вышли – кротовско-елунинской, но сопровождалось распространением комплекса СТ-субкультуры, сконцентрированной в системе погребальной обрядности. При этом наибольшую выразительность акты манифестации СТ-субкультуры приняли за пределами близкого им кротовско-елунинского культурного мира, который простирался до Притоболья. Археологически это нашло выражение в открытии больших и малых СТ-мемориалов, значительного количества случайных находок к западу от Тобола.
Движение групп населения, обладавших уникальным оружием и орудиями, средствами транспорта, означало, что эти люди были знакомы с навыками производящего хозяйства, они знали, как разводить и содержать лошадей и других домашних животных, как плавить металл и делать из него оружие и орудия. Однако все эти навыки не сказались в полной мере на культуре жизнеобеспечения населения, с которым они контактировали. Археологически фиксируется распространение не новых технологий, а передового оружия. Подобная демонстрация вооружения и практика сооружения воинских мемориалов – признаки скорее военных агрессивных акций, нежели хозяйственного освоения новых земель. Показательно, что к западу от Урала традиции СТ-металлообработки в дальнейшем не нашли своего развития. Почему на территории северной лесостепи между Иртышом и Тоболом нет СТ-могильников сказать трудно. Можно предположить, что в пределах кротовско-елунинского массива, СТ-мигранты продвигались в относительно мирной для себя среде. Не исключено, что ими действительно был выбран северный путь, обусловленный главной транспортной магистралью того времени – р. Иртыш.
Особым пунктом в маршруте СТ-групп стал Урал. Среднее Зауралье как стратегический пункт получения ценного сырья не могло долго оставаться вне зоны внимания и особого контроля со стороны металлоносных культур. Формирование самобытной коптяковской культуры яркое тому подтверждение. Обращает на себя внимание явная приуроченность коптяковского ареала к территории основных меднорудных месторождений Среднего Урала. Большое количество предметов, являющихся своего рода промежуточными формами между классическими сейминско-турбинскими и самусьско-кижировскими образцами, позволяет выдвинуть предположение о формировании в Зауралье собственного металлообрабатывающего очага. Его своеобразие подчеркивают некоторые оригинальные типы изделий и химизм металла. Металлокомплекс коптяковской культуры представляет собой удивительно гармоничный симбиоз различных технологий, в котором превалирующими были СТ-традиции металлообработки. Как долго существовал зауральский очаг? Ответить на это вопрос довольно сложно, т.к. сейчас типология металла азиатской зоны ЕАМП нуждается в некоторой переоценке. После открытия Шайтанского Озера II стало ясно, что бытование предметов, сделанных по СТ-технологии было довольно длительным, а соответственно и более насыщенной представляется собственно история СТ-металлообработки. Есть основания полагать, что ее трансляторами вглубь таежной зоны могли быть как раз мастера зауральского очага. На уральский след указывают характерный металл и тальковые изделия в таежных памятниках - Товкуртлор 3, Сайгатино VI, кельт у д. Тюково под Тобольском.
Выдающейся особенностью коптяковской культуры является наличие на ее территории культовых комплексов, в том числе крупного сакрального центра Шайтанское Озеро II. Памятники подобного типа свидетельствуют о формировании и культивировании ритуальной практики, связанной с деятельностью первых металлургов и воинов. Для нее характерно отчуждение значительного количества металла, прежде всего, оружия, в виде обширных и точечных скоплений, в комплексе с каменными наконечниками стрел, ножами, скребками на территории специальным образом устроенных мемориалов.
Контакты с жителями степных районов носили избирательный характер и инициативной стороной в них выступали жители более южных районов. Замеченная тенденция явственно обозначится на следующем этапе развития в период ПБВ-2, особенность которого составляют мощные интеграционные процессы, обусловленные «андроновской колонизацией» и формированием андроновской общности.
Название «андроновская общность» целесообразно использовать как некий суммарный термин, который отражает чрезвычайно высокую плотность интеграционных процессов, охвативших в короткий период в начале ПБВ-2 огромную территорию от Урала до Енисея. Есть все основания полагать, что и в данном случае наблюдаются встречные импульсы, которые исходили из разных мест, не имели однонаправленного движения, означали закономерное расширение зоны влияния производящих культур, достигнувших определенных ступеней своего развития. Причина тому – экстенсивное домашнее скотоводство и начавшиеся серьезные подвижки в климатической обстановке. В условиях радиальной миграции групп степного населения процессы взаимодействия приобретают неизбежный и повсеместный характер. Археологически это выразилось в преобладании общих, фоновых признаков над специфическими, появлении синкретичных типов памятников.
Радиальный характер миграции в андроновскую эпоху подтверждается многочисленными примерами появления алакульских и федоровских черт в комплексах культур степной бронзы вплоть до Приаралья и предгорий Тянь-Шаня. В центре исследовательского внимания – результаты северного направления миграций. Археологически прослеживается постепенное расширение ойкумены степных культур на север, что хорошо регистрируется по появлению памятников сначала алакульского, а позднее федоровского типа в северной лесостепи. Период алакульских контактов был, по-видимому, непродолжительным. Алакульские группы, продвинувшись в некоторых местах до широты современного Заводоуковска и Тюмени, не оставили большого количества археологических памятников собственно в северной лесостепи. Складывается впечатление, что они не были ориентированы на глубокие взаимопроникающие контакты с местным населением. Их наследие в культурах последующих периодов на этой территории если и ощущается, то весьма незначительное.
Самые первые федоровские проявления связаны с появлением памятников черноозерского типа. Подобные памятники открыты на территории лесостепного Тоболо-Иртышья, в Среднем Зауралье их нет. Формирование характерного облика черноозерских комплексов произошло в результате тесных контактов местного населения (поздняя фаза развития кротовской культуры) и мигрантов из степной полосы. Указать более узкий район исходной миграции степных переселенцев, хоронивших своих сородичей по особому обряду (скорченно на боку в подкурганных сооружениях) в сопровождении посуды, украшенной пышным ковровым орнаментом, сложно. Рассеянная миграция в разных направлениях носителей андроновской (федоровской) традиции, затрудняет поиски ее культурного ядра. Скорее всего, оно локализовалось на территории Казахстана, где имела глубокие корни практика сооружения каменных погребальных ограждений, и где к тому времени утвердился тип экономики, основанный на отгонном скотоводстве. Вместе с утверждением андроновского типа хозяйства воспринимаются и свойственные данному ХКТ типы орудий, среди которых основное место принадлежит орудиям для хозяйственной деятельности. В керамических коллекциях представительство керамики украшенной в федоровском стиле невелико, она составляет не более 10-20 % от общей массы. Основная часть посуды украшена в традиционной местной манере. Высокая степень влияния культуры мигрантов археологически проявляется не столько в керамике, сколько в других артефактах и свидетельствах. Остеологические коллекции сообщают о кардинальном крене хозяйства в сторону производящей экономики, об этом же свидетельствуют жилища каркасно-столбовой конструкции (с колодцами и хозяйственными ямами), предназначенными, в том числе для содержания скота, зольники, содержавшие большое количество костей домашних животных. Наряду с могильниками, в которых практикуются местные погребальные обряды, появляются характерные степные курганы, в которых хоронили скорченно на боку, иногда встречается кремация. Как результат андроновского влияния воспринимается утверждающаяся практика совершения преднамеренных захоронений в отношении если не всех, то большой части членов общества. В дальнейшем андроновские погребальные традиции практически растворятся в культуре местного населения, периодически напоминая о себе некоторыми характерными деталями.
О сложности и неоднозначности происходивших процессов колонизации свидетельствуют, в том числе памятники иного, не черноозерского, облика, которые подсказывают, что, в частности, притобольские земли «оккупировались» группами андроновского населения, которые проникали сюда разными путями. Один из таких маршрутов пролегал через алакульский массив лесостепного Зауралья и Притоболья и сопровождался формированием самобытной субкультуры мигрантов (федорвоской). В условиях своеобразного культурного шока, вызванного наличием сильного и этнически близкого окружения, мигранты акцентировали все те ранее второстепенные черты, которые кардинально отличали их от культуры аборигенного населения. Не имея возможности влиять на систему жизнеобеспечения сильной и стабильной алакульской культуры, они пошли по пути манифестации в сакральной сфере тех черт, которые абсолютно подчеркивали их автономность. Значительные силы были оттянуты на сооружение трудозатратных грандиозных мегалитических усыпальниц, а сами погребальные церемонии приобрели характер длительных и сложных акций. Археологически федоровская культура проявила себя исключительно в погребальных комплексах. По сути дела реконструируется модель частичной ассимиляции, когда мигранты жертвуют своей культурой в пользу инокультурной среды частично, в какой-то одной из сфер жизни, но консолидируют собственные культурные ценности в сакральной деятельности. Именно культовая практика, религия в инокультурном окружении часто становятся средством этнического самоутверждения и сохранения идентичности, что подтверждают реалии и сегодняшней жизни.
Подобную модель взаимодействия в виде культурного обмена и диалога носителей федоровской традиции можно считать общей для андроновской общности. В условиях разного культурного окружения, варианты взаимодействий и реакции взаимодействующих сторон отличались. В подтаежном Прииртышье, Приишимье и Притоболье, где обитало не родственное им население – потомки культур кротовско-елунинского круга, которое, скорее всего, говорило на других языках, культивировало собственные ритуалы, экономика которого включала элементы производящего хозяйства, но во многом сохраняла ориентацию на охоту и рыболовство, федоровские мигранты оказались в ситуации, когда их достижения в системе жизнеобеспечения были очевидны. Отсюда столь тесное и стремительное взаимодействие, столь продуктивный диалог, который привел к слиянию местной и пришлой культур. Самые разнообразные данные говорят о весомом вкладе андроновских колонистов в культуру местного населения. То, что андроновские черты не растворились полностью в местной среде, а напротив были даже в какой-то степени усилены и акцентированы на следующем этапе культурогенеза, свидетельствует о бурно протекавших процессах аккультурации, что предполагает полное усвоение новой культуры без сколько-нибудь существенного ущерба для старой. Это был чрезвычайно активный период культурных интеграций, которые придали местной культуре новые стимулы и перспективы развития, обеспечили включение северной лесостепи и южной тайги в систему связей Евразийской металлургической провинции. Есть основания полагать, что носители федоровской культуры обладали какими-то особыми ценностями, которые были восприняты населением самых различных районов. Однако что это были за достижения, навыки, идеи – сказать трудно. Если за пределами алакульского ареала в качестве таковых могут рассматриваться прогрессивная форма хозяйства, в котором предположительно высокую роль играла лошадь, то какие достижения федоровских групп оказались существенными для алакульской культуры, представить сложно. Быть может, они были носителями каких-то новых мировоззренческих взглядов, конструктивной идеологии, которая обеспечивала им возможность комплиментарных контактов на огромной территории и глубокого влияния на аборигенные культуры? Исключать такой вариант не стоит, учитывая мощное андроновское (федоровское) наследие в культурах конца бронзового века. Особенно ярко оно проявилось в культурах андроноидной общности, которая складывается в XIV-XII вв. до н.э. в подтаежной зоне от Урала до Барабы и Алтая.
Генезис андроноидных культур (черкаскульская, пахомовская, сузгунская, еловская, корчажкинская) понимается в целом как результат аккультурации местного и пришлого населения. Однако при всем сходстве главного механизма сложения, сходстве результатов, они обладали ярко выраженным своеобразием. Такая «индивидуальность» во многом определялась спецификой местной среды, а также балансом взаимодействующих сторон, которые не исчерпывались только участием андроновского и местного населения. Есть основания полагать, что в эти процессы были втянуты и жители южной тайги.
Черкаскульская и пахомовская культуры выпукло представляют различные судьбы и вклад андроноидных культур в дальнейшие процессы культурогенеза на Урале и в Западной Сибири, обусловленные, в том числе различным характером и направлением связей. Период формирования андроноидных культур в лесостепной полосе по своему историческому содержанию соответствовал протекавшим ранее процессам интеграции и расширения андроновской ойкумены. Культуры этого периода несли мощный миграционный заряд, который во многом стимулировался бурными процессами распространения андроновского типа хозяйства, основу которого составляло подвижное скотоводство. Логично было бы ожидать дальнейшего расширения и продвижения хозяйственных достижений в среду таежного населения, однако эти возможности ввиду специфики природных условий были ограничены. Каким образом были реализованы «территориальные вопросы» в сложившихся условиях?
Две соседствующие андроноидные культуры – черкаскульская и пахомовская, демонстрируют совершенно различные миграционные модели. Археологические материалы отчетливо регистрируют массовое продвижение носителей пахомовской культуры в северном направлении, черкаскульской – в южном. Чем был вызван мощный миграционный отток черкаскульских групп, памятники которых открыты в Центральном Казахстане, Оренбуржье, Поволжье, Башкирии, на Алтае? По-видимому, сказывались местные природные условия, которые не отвечали потребностям развития скотоводства. Территория к востоку была прочно занята племенами пахомовской культуры. Южное направление миграций могло быть стимулировано изменившейся обстановкой в степном регионе, где происходит распад и трансформация андроновской общности, сопровождавшиеся формированием культур общности КВК. Исследователи предполагают явное сокращение численности населения на этапе развития алексеевско-саргаринской культуры. В опустевшие области и устремились группы черкаскульского населения, связанные своим происхождением со степным миром. В данном случае реконструируется типичная поведенческая модель диаспоры, в недрах которой всегда живет стремление к возвращению или миф о возвращении. На территории, занятой алексеевско-саргаринской культурой, «черкаскульская диаспора» проявила себя в качестве активной субкультуры, которая манифестировала свою идентичность в грандиозных погребальных ансамблях. Наиболее ярким примером такого сооружения является курган, раскопанный в могильнике Приплодный Лог, представляющий собой монументальное сооружение, которое посещалось в течение длительного времени и служило не только усыпальницей, но и местом отправления собственных культов.
Иное направление связей реализовано носителями пахомовской культуры. Связанные своим происхождением, в том числе и с населением таежной зоны, овладевшие в полной мере навыками отгонного скотоводства, именно они стали трансляторами нового типа хозяйства в южнотаежную подзону. Здесь непосредственно под их влиянием и с их участием позднее складывается сузгунская культура, локализованная вдоль течения Иртыша и по сути разделившая в конце бронзового века мир таежных охотников и лесостепных животноводов, мир тайги и мир степи. Достижения в области развития системы жизнеобеспечения пахомовская культура дополнила включением в свой контекст общих ритуальных практик, которые говорят о глубокой интегрированности в систему связей ПБВ в Евразии. Одним из ярких феноменов пахомовской культуры являются зольники. Пахомовские зольники вместе с ирменскими на востоке и белогрудовскими и сабатиновскими на западе очерчивают огромную территорию от Приобья до Причерноморья, на которой культивировались сходные ритуалы. Распространение сходных обрядов подсказывает, что речь может идти об этнической консолидации, связанной с расширением зоны влияния индоевропейских традиций. Внедрение навыков культуры их носителей сопровождалось заимствованиями в хозяйстве, социальной, сакральной и языковой сферах.
Дальнейшими хранителями и трансляторами традиций достижений индоевропейского мира вглубь таежной зоны в дальнейшем стали не собственно андроновские колонисты, а креолизированные группы лесостепного населения. Приведенный еще раньше (на стадии ПБВ-1) в действие механизм расширения сферы влияния скотоводческих культур на север, создал ситуацию своеобразного эстафетного «андроновского культурогенеза». В итоге андроновские традиции, о чем ярко свидетельствует орнаментика андроноидных культур, доживают в Тоболо-Иртышье вплоть до конца бронзового века, в то время как на исходной территории они к тому времени полностью затухли. Пахомовская культура – яркий пример среднего звена эстафеты. Это культура в целом стабильного периода, что подтверждает большое количество памятников в Тоболо-Иртышье. Нетипичные ситуации, как этого и стоило ожидать, возникают на периферии ареала, отсюда реально ощущаемые трудности в определении культурной принадлежности того или иного отдельного памятника. Одним из ярких примеров такого рода является проблема соотношения пахомовских и сузгунских древностей. Формирование сузгунской культуры – результат продолжающейся колонизации и распространения зоны производящего хозяйства на север. Но в это время и в этих условиях эстафету приняло андроноидное население лесостепной полосы, которое было самым тесным образом связано с жителями южной тайги. Отсюда столь органичное и глубокое внедрение андроноидных традиций в культуру местного населения, которое было подготовлено и открыто для подобного рода контактов сложившейся к тому времени системой связей с лесостепными соседями, чему во многом способствовали природные условия края, вполне пригодные, в том числе для ведения домашнего животноводства. Такая поэтапность, постепенность вполне соответствуют состоянию археологической неопределенности, размытости, непрерывности, что и передают археологические комплексы пограничных территорий. Тем более что четкой границы в период собственно колонизации и быть не могло, она устанавливается вместе с окончанием процесса оформления новой культуры и выработки оппозиции «свой-чужой». Историческое значение реализованной носителями пахомовской культуры миграционной модели заключается в расширении ареала производящих культур до южной тайги. Только с русской колонизацией XVI в. эти границы будут расширены дальше к северу.
Период ПБВ-3, как это и соответствует содержанию заключительного периода, характеризуют процессы дифференциации, дробления культур, распада былого единства, нарастания дестабилизирующих факторов, сигнализирующих о приближение новых сломов, нового деструктивного периода.
Обозначенные процессы документируют культуры конца эпохи бронзы – ирменская, сузгунская, бархатовская, межовско-березовская. При этом надо отметить, что не все из них равнозначны по своему статусу, влиянию, вкладу. Так очевидно, что в рамках изучаемой территории особое значение приобретает ирменская культура, которая имела собственную рудную базу, мощный металлургический и металлообрабатывающий очаг. Территория ирменской культуры охватывала в период апогея Верхнее и Томское Приобье, Барабу и Среднее Прииртышье, Кузнецкую котловину. В рамках интересующего региона, ирменская культура представлена памятниками розановского типа, представляющих иртышский локальный вариант.
Как это и свойственно магистральным образованиям, ирменская культура была открыта для всякого рода контактов и связей. Ее отдельные проявления хорошо регистрируются на Ишиме, на Тоболе. Есть основания полагать, что именно под влиянием ирменских контактов произошла окончательная консолидация населения, обитавшего на берегах Иртыша от Тары до Тобольска и его притоков, где сосредоточены памятники сузгунской культуры. Подобные процессы охватили в это время и другие области, о чем свидетельствуют материалы городищ Чича-1 в Барабе и Кент в Сары-Арке. Появление таких поселений с цитаделями и компактной округой, специальным образом спланированных, отмеченных высокой степенью концентрации разнокультурных комплексов, подтверждает существование развитой системы социальной регуляции и управления и являются своеобразным результатом всей предшествующей истории взаимосвязей и контактов.
Археологическим доказательством диалоговых отношений служит большое количество памятников ирменско-сузгунского (сузгунско-ирменского) облика в Прииртышье. Залогом таких связей явилась определенная степень родства ирменской и сузгунской культур, в основе которого лежал сходный андроноидный компонент. Точно по такому же принципу развивались и связи сузгунской культуры с таежными соседями. Археологически это состояние передают памятники сузгунско-красноозерского (красноозерско-сузгунского) облика в Прииртышье, которые сигнализируют о продвижении в лесостепной регион групп таежного населения. Основной магистралью таежных мигрантов был Иртыш, именно по его берегам обнаружена основная часть памятников красноозерского и смешанного сузгунско-красноозерского типа. Несмотря на тесные контакты, сложившиеся возможности сосуществования (в силу реализации различных хозяйственных укладов?) с местным сузгунским населением, носители красноозерской культуры не внесли существенного вклада в дальнейшие процессы культурогенеза. Их след в комплексах переходного времени и раннего железного века, если и прослеживается, то весьма слабо. Культурную преемственность на этапе дальнейших трансформаций обеспечили ирменская и сузгунская культуры, обогащенные разнообразными инокультурными связями. Помимо обозначенных выше культур, Прииртышье в конце бронзового века оказывается в сфере влияния культур валиковой керамики.
В условиях начавшейся дифференциации лесостепных культур, представлявших ранее относительно монолитный андроноидный массив, происходит неизбежная ротация и перераспределение культурных ареалов. Приртышье в этом смысле представляет уникальный район, где фиксируется разнообразие культурных модификаций как результат взаимодействия носителей сузгунских, ирменских, красноозерских и алексеевско-саргаринских традиций, принадлежавших миру таежных, лесостепных и степных культур.
Другой вариант подобного процесса взаимодействия передают памятники Нижнего Приишимья. Здесь отчетливо прослеживается влияние еще одной культуры - бархатовской. Но главным субстратом в Приишимье выступают носители сузгунской культуры. Более определенная и, если можно так выразиться, однозначная картина, вырисовывается в Притоболье. Здесь в конце бронзового века формируется самобытная бархатовская культура, которая обладала целым рядом устойчивых специфических признаков. Ее отличает компактная территория, на границах ареала она представлена многообразием смешанных памятников, но в зоне своего ядра отличается совокупностью устойчивых признаков. На юге партнерами бархатовской культуры выступали алексеевско-саргаринские племена, на севере – сузгунские, на востоке – население, оставившее памятники типа Чупино и Кучум-Гора. Спорным и неоднозначным представляется положение с западными соседями. Традиционно считается, что Среднее Зауралье в конце бронзового века входило в область межовской/березовской культур. Однако в последние годы здесь открыты поселения бархатовской культуры, что существенно раздвигает границы последней на запад. Данный вывод может показаться преждевременным, учитывая характерные для того времени примеры инокультурных «языков» в Тоболо-Иртышье, чересполосного и совместного проживания на одной территории групп разнокультурного, но близкого населения. Принципы и условия такого сосуществования остаются неясными, тем более что неизвестны очевидные и безусловные примеры бархатовско-березовских контаминаций (в отличие, например, от бархатовско-сузгунских, бархатовско-саргаринских). Последнее обстоятельство можно рассматривать как дополнительный штрих к реконструируемой в Зауралье ситуации. Возможности собственного культурогенеза к концу бронзового века здесь были в значительной степени утрачены, а потому данная территория оказалась в сфере преимущественного влияния бархатовской культуры, чьи территориальные устремления могли быть реализованы исключительно в западном направлении в силу присутствия сильных соседей на востоке и на юге. Сложившаяся система жизнеобеспечения, основу которой теперь составляло, в том числе и коневодство, обеспечивала освоение уязвимого для ведения животноводства горно-лесного Зауралья. Многие исследователи единодушно указывают на влияние западносибирского компонента в сложении приуральских культур конца бронзового века. В связи с оценкой связей бархатовской культуры стоит обратить внимание на появление еще одного культурного партнера в конце бронзового века. Если на Ишиме и Иртыше представители групп таежного населения ассоциируются с красноозерской культурой, то в Притоболье и Зауралье таежный компонент представлен древностями гамаюнского типа.
Таким образом, несмотря на формирование достаточно обособленных локальных образований, имевших собственное ядро, контактную округу, культуры конца бронзового века демонстрируют развитую систему активных связей, которые в рамках Евразийской провинции принимали вид растянутых в пространстве цепочек (крестовая керамика в Тагискене, бархатовская керамика в степном Зауралье, керамика алеексеевско-саргаринского облика в южнотаежном Прииртышье, ирменского в Притоболье и Приуралье, антропоморфные фигурки в Среднем Приобье). Распространение в комплексах лесостепных культур конца бронзового века глиняной пластики определенного стиля является объективным подтверждением сложения тесных информационных связей и культивирования сходных ритуальных практик в евразийском лесостепном поясе.
Заключение
Расширение зоны производящего хозяйства, включавшего помимо производства продуктов питания, металлургию и металлообработку, самым непосредственным образом сказалось на культурных контактах. Преобладающими становятся связи, направленные «внутрь» круга таких культур, благодаря чему происходило своеобразное выравнивание технологий и «языка» культур (Черных, 2007), что нашло отражение в формировании металлургических провинций, культурных общностей, массивов.
Оценивая археологические свидетельства взаимодействий в бронзовом веке на изучаемой территории, главными факторами связей можно считать:
- Уровень социально-экономического развития, что в рамках ПБВ означало уровень развития комплексного производящего хозяйства, в основе которого лежали производство металла и скотоводство.
- На направлении и развитии информационных связей сказывалась конкретная историческая обстановка. В данном случае она определялась сложением двух культурных массивов – степного и лесостепного. Плотность связей между ними менялась и характеризовалась стремлением к интеграции и диалоговым отношениям, реализованными в рамках сложившейся Евразийской металлургической провинции.
- Определяющее значение имели особенности природного окружения. В преимущественном положении оказались культуры, приуроченные к зоне меднорудных месторождений и лесостепным ландшафтам, которые обеспечивали развитие скотоводства. Здесь плотность информационных связей имела наивысшие показатели, именно отсюда исходили основные инновационные и интеграционные импульсы. В зоне подобных очагов формировались своеобразные магистральные культуры (Головнев, 2009), определявшие характер взаимодействий эпохи.
- Необходимым условием диалога и культурных интеграций является подготовленность взаимодействующих сторон. Воздействие воспринимается тем полнее, чем ближе культуры находятся в стадиальном положении, т.к. судьба внешнего импульса во многом зависит от того, насколько он совпадает с тенденциями внутреннего развития
- Мощный стимул связей – миграции. Миграционные мотивы поддерживаются поиском новых источников сырья, необходимостью расширения хозяйственных угодий, военными амбициями, жизненной активностью, обусловленной развитием транспорта, мифами, новыми знаниями.
- Особое значение на характер связей оказывает производство оружия и активизация военных действий. Технологический переворот, обусловленный появлением металлического оружия, произвел революцию в системе отношений между культурами, их иерархии. Существенным фактором отношений становится производство и поставки высокотехнологичного оружия. Археологически это проявляется в формировании субкультуры воинской элиты, появлении укрепленных поселков, воинских мемориалов вдали от исходной территории, формировании комплекса наступательного вооружения и защитных доспехов.
Механизмы восприятия внешних воздействий включали процедуры селекции, воспроизводства, приспособления и структурной интеграции. Отбор происходил в соответствии с внутренними потребностями развития культуры и во многом зависел от характера и формы взаимодействий – диалог или монолог, мирные или принудительные. Наибольшей динамичностью отличались связи между элитами, отражением чего служат общие фоновые черты в оружии, украшениях, пластике, культах, аккумулирующих главные достижения и ценности эпохи. Распространение новаций имело волнообразный радиальный характер от центра к периферии. При этом наиболее существенные ценностные черты исходной/магистральной культуры на окраине приобретали в отдельных случаях ярко выраженный специфический облик, стимулированный стремлением ее носителей сохранить собственную самобытность в новом окружении. Археологически это фиксируется в выделении субкультурных образований различного толка.
Производство металла и возможность вести устойчивое скотоводческое хозяйство стали главными факторами формирования культурных очагов и центров, откуда исходили общие инновации, которые продуцировали различные технологические и культурные традиции, модели взаимодействия (обмен навыками, идеями, вещами) и освоения новых территорий – от стремительных военных походов, экспедиций до поэтапной колонизации. Производство и поставки сырья и металла опирались на сложную и разветвленную систему предпочтительных транспортных путей. Основу инфраструктуры составляли мощные водные магистрали - Тобол, Ишим и Иртыш, обусловившие установление меридионального канала связей и расширение ареала металлоносных культур в последовательности степь-лесостепь-тайга.
О бурно шедших процессах взаимодействия разноэтничного населения свидетельствуют хорошо прослеживаемые процессы метисации, которые были ведущей формой расообразовательных процессов в течение всего бронзового века. Смешение европеоидного и монголоидного компонентов к моменту формирования андроноидных культур можно считать установленным фактом. С известной долей осторожности можно предполагать контакты носителей праугорских, прасамодийских и индоевропейских диалектов. Учитывая мощный местный компонент, его преобладание на всех стадиях ПБВ, можно в целом оценивать изучаемую территорию в рамках угорского этнокультурного массива, испытавшего на разных стадиях мощные иноэтничные вливания, что в целом и обеспечило перспективы этого региона и его дальнейшее включение в активные процессы культурогенеза раннего железного века, когда он полностью входит в ареал саргатской общности.
Реконструированная система связей на исследуемой территории убедительно показала преимущества и исторические перспективы принципов мирного сосуществования и культурных интеграций, экономического сотрудничества и взаимообмена. Культуры бронзового века, по сути, продемонстрировали принципы современной экономики, базирующиеся на преимуществах поставок высокотехнологичных изделий и разделении труда. В целом, оценивая культурологические модели связей, можно констатировать, что определяющее значение имели процессы аккультурации и диалога культур, в которых наиболее активная и действенная роль принадлежала носителям элиты. Еще одним мощным фактором связей становится производство и поставки оружия, война и ее последствия. Прогресс в производстве оружия самым непосредственным образом сказался на формирующемся менталитете металлоносных культур.
СПИСОК ПУБЛИКАЦИЙ
Монографии
- Корочкова О.Н. В.И. Лесное Тоболо-Иртышье в конце эпохи бронзы / Потемкина Т.М., Корочкова О.Н., Стефанов. М.: ПАИМС, 1995. – 107 с.
- Корочкова О.Н. Андроновские древности Тюменского Притоболья / Стефанов В.И., Корочкова О.Н. Екатеринбург: Полиграфист, 2000. – 105 с.
- Корочкова О.Н. Урефты: зауральский памятник в андроновском контексте / Стефанов В.И., Корочкова О.Н. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2006. 160 с.
- Корочкова О.Н. Взаимодействие культур в эпоху поздней бронзы (андроноидные древности Тоболо-Иртышья) / Корочкова О.Н. Екатеринбург: УралЮрИздат, 2010а. – 104 с.
Статьи в рецензируемых журналах
- Корочкова О.Н. Алакульская и федоровская культуры в лесостепном Зауралье: проблемы взаимодействия / Стефанов В.И., Корочкова О.Н. // Российская археология. -2004. - № 4. – С. 52-66.
- Корочкова О.Н. О западносибирских зольниках эпохи поздней бронзы / Корочкова О.Н. // Российская археология. – 2009а.- № 1. – С. 25-35.
- Корочкова О.Н. Шайтанское Озеро II: новые сюжеты в изучении бронзового века Урала / Сериков Ю.Б., Корочкова О.Н., Кузьминых С.В., Стефанов В.И. // Археология, этнография и антропология Евразии. – 2009б. - № 2 (38). - С. 67-78.
- Корочкова О.Н. Культурные интеграции позднего бронзового века: факторы, механизмы, модели / Корочкова О.Н. // Уральский исторический вестник. – 2009в. - № 2 (23). - С. 40-49.
- Корочкова О.Н. Пахомовская культура / Корочкова О.Н. // Археология, этнография и антропология Евразии. – 2009 г. - № 3 (39). - С. 75-84.
- Корочкова О.Н. Андроноидные культуры Урала и Западной Сибири: генезис, динамика, связи / Корочкова О.Н. // Уральский исторический вестник. – 2010б. - № 2. - С. 46-51.
- Корочкова О.Н. Культовый памятник на Шайтанском озере под Екатеринбургом (по материалам раскопок 2008 г.) / Корочкова О.Н., Стефанов В.И. // Российская археология. – 2010в. - № 4. - С. 128-137.
Статьи в сборниках
- Корочкова О.Н. Курганы федоровского типа могильника Урефты I / Стефанов В.И, Днепров С.А., Корочкова О.Н. // Советская археология. - 1983.- № 1. – С. 155-166.
- Корочкова О.Н. Поселение федоровской культуры / Корочкова О.Н., Стефанов В.И. // Бронзовый век степной полосы Урало-Иртышского междуречья. Челябинск, 1983. С. 143-151.
- Корочкова О.Н. Поселения заключительного этапа бронзового века на р.Тобол / Стефанов В.И., Корочкова О.Н. // Древние поселения Урала и Западной Сибири. -Свердловск. 1984. – С. 79-90.
- Корочкова О.Н. Культуры бронзового века предтаежного Тоболо-Иртышья / Корочкова О.Н., Стефанов В.И., Стефанова Н.К. // Вопросы археологии Урала. -Екатеринбург, 1991. С. 70-92.
- Корочкова О.Н. Поселение Пахомовская Пристань I / Евдокимов В.В., Корочкова О.Н. // Источники этнокультурной истории Западной Сибири. - Тюмень.- 1991. - С. 50-63.
- Корочкова О.Н. Новое в изучении зольников и погребальных комплексов эпохи поздней бронзы Западной Сибири / Корочкова О.Н. // 120 лет археологии Восточного склона Урала. Первые чтения памяти В.Ф. Генинга. Екатеринбург, 1999. - С. 57-63.
- Корочкова О.Н. Алакульско-федоровские комплексы Зауралья: к постановке проблемы / Корочкова О.Н. // Проблемы археологии Евразии. М., 2002. - С. 189-197.
- Корочкова О.Н. К обсуждению термина «андроновская общность» / Корочкова О.Н. // Проблемы первобытной археологии Евразии. М., 2004. С. 202-211.
- Корочкова О.Н. Самусьско-кижировский комплекс у дер. Сайгатино / Корочкова О.Н // Ханты-Мансийский автономный округ в зеркале прошлого. Томск-Ханты-Мансийск, 2004. - Вып. 2. – С. 318-323.
- Корочкова О.Н. Курганы срубной культуры у поселка Мирный / Корочкова О.Н, Корякова Л.Н. // Археология Урала и Западной Сибири. - Екатеринбург, 2005. - С. 134-146.
- Корочкова О.Н. Несколько штрихов к характеристике белоярской культуры / Корочкова О.Н., Пономарева Т.М. // Ханты-Мансийский округ в зеркале прошлого. Ханты-Мансийск, 2006. – Вып. 4. - С. 35-61.
- Korochkova O.N. The Trans-Ural Fedorovo Comlexes in Relation to the Andronovo / Korochkova, O. and V. Stefanov.2004 // Lindiff, K.(ed.) Metallurgy in ancient eastern Eurasia from the Urals to the Yellow River. Lewistone: The Edwin Mellen Press: P. 85-108.
Тезисы, заметки
- Корочкова О.Н. Заключительный этап бронзового века в Тюменском Притоболье (краткая характеристика комплексов бархатовской культуры) / Корочкова О.Н., Стефанов В.И. // Проблемы поздней бронзы и перехода к эпохе железа на Урале и сопредельных территориях. Тез. науч. конф. - Уфа, 1991. С. 59-62.
- Корочкова О.Н. Андроноидные культуры Западной Сибири / Корочкова О.Н. // Археологические культуры и культурно-исторические общности Большого Урала. Тез. докладов XII Уральского археологического совещания. – Екатеринбург, 1993. – С. 95-96.
- Корочкова О. Н. О федоровской культуре / Корочкова О.Н. // Проблемы культурогенеза и культурное наследие. Материалы к конференции. - С-Пб, 1993. – С. 84-87.
- Корочкова О.Н. Андроновская общность и культуры предтаежного Тоболо-Иртышья / Корочкова О.Н. // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Материалы конференции. – Ч. V, кн. 1. - Челябинск, 1995. – С. 78-82.
- Корочкова О.Н.. О культовых памятниках Тоболо-Иртышья конца эпохи бронзы / Потемкина Т.М., Корочкова О.Н., Стефанов В.И // Полевой симпозиум «Святилища и жертвенные места финно-угорского населения Евразии». - Пермь, 1996. - С. 70-73.
- Корочкова О.Н., О некоторых особенностях погребальной обрядности населения алакульской культуры / Корочкова О.Н., Стефанов В.И. // XIV Уральское археологическое совещание. Тезисы докладов международной научной конференции. - Челябинск,1999.- С. 81-82.
- Корочкова О.Н. К оценке специфики федоровских комплексов Зауралья / Корочкова О.Н. // Комплексные общества Центральной Евразии в III-I тыс. до. н.э. Материалы к конференции.- Челябинск, 1999. – С. 163-167.
- Корочкова О.Н. Андроновская культурно-историческая общность / Корочкова О.Н. – Уральская историческая энциклопедия. – Екатеринбург, 1999. – С. 23.
- Корочкова О.Н. Андроноидная общность / Корочкова О.Н. // Уральская историческая энциклопедия. – Екатеринбург, 1999. – С. 23.
- Корочкова О.Н. Бархатовская культура / Корочкова О.Н. // Уральская историческая энциклопедия. – Екатеринбург, 1999. – С. 69.
- Корочкова О.Н. Бронзовый век (бронзы эпоха) / Корочкова О.Н., Шорин А.Ф. // Уральская историческая энциклопедия. – Екатеринбург, 1999. – С. 96-97.
- Корочкова О.Н. Межовско-ирменский историко-культурный пласт / Корочкова О.Н. // Уральская историческая энциклопедия. – Екатеринбург, 1999. – С. 330.
- Корочкова О.Н. Пахомовская культура / Корочкова О.Н. // Уральская историческая энциклопедия. – Екатеринбург, 1999. – С. 392-393
- Корочкова О.Н. Сузгунская культура / Корочкова О.Н. // Уральская историческая энциклопедия. – Екатеринбург, 1999. – С. 502-503.
- Корочкова О.Н. Урефты I могильник / Корочкова О.Н. // Уральская историческая энциклопедия. – Екатеринбург, 1999. – С. 550.
- Корочкова О.Н. Федоровская культура / Корочкова О.Н. // Уральская историческая энциклопедия. – Екатеринбург, 1999. – С 561.
- Корочкова О.Н. О федоровских древностях Зауралья / Корочкова О.Н., Стефанов В.И. // XVI Уральское археологическое совещание. Тезисы докладов международной научной конференции. Оренбург, 2001. – С. 83-84.
- Корочкова О.Н. О некоторых аспектах алакульско-федоровских взаимодействий в лесостепном Зауралье / Корочкова О.Н. // Человек в пространстве древних культур. Материалы всероссийской научной конференции. - Челябинск, 2003. – С. 154-155.
- Корочкова О.Н. О взаимодействии алакульской и федоровской культур в лесостепном Зауралье / Корочкова О.Н., Стефанов В.И. // Этнические взаимодействия на Южном Урале. Материалы научной конференции - Челябинск, 2004. - С. 76-79.
- Корочкова О.Н. О некоторых аспектах «андроновской» историографии // Современные проблемы археологии России. / Корочкова О.Н. - Материалы Всероссийского археологического съезда. - Новосибирск, 2006. – С. 402-404.
- Корочкова О.Н. О специфике сибирских зольников бронзового века / Корочкова О.Н. // XVII Уральское археологическое совещание. Материалы научной конференции. - Екатеринбург-Сургут. 2007. – С. 144-145.
- Корочкова О.Н. Бронзовый век Урала: новые перспективы / Сериков Ю.Б., Корочкова О.Н., Кузьминых С.В., Стефанов В.И. // Труды II (XVIII) Всероссийского археологического съезда в Суздале. Т. 1. – М., 2008. – С. 341-346.
- Korochkova O.N. Shaitanskoe ozero II: The Ritual Sites of the First Metallurgist of Middle Urals / O.N. Korochkova, S.V. Kuzminykh, Y.B. Serikov and V.I. Stefanov. // Archaeology in China and the World: Past, Present and Prospects (Institute of Archaeology, CASS, 2010,7.28–30). Beijing, 2010. Pp. 88–89
[1] Самые искренние слов признательности адресую автору открытия и первых раскопок памятника Шайтанское Озеро II Ю.Б. Серикову за сделанное предложение продолжить дальнейшее исследование этого уникального комплекса.
