Нигилизм в современном обществе: феномен и сущность
На правах рукописи
Бабошин Василий Викторович
НИГИЛИЗМ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ:
феномен и сущность
09.00.11 – социальная философия
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
доктора философских наук
Ставрополь – 2011
Работа выполнена в государственном образовательном учреждении
высшего профессионального образования
«Северо-Кавказский государственный технический университет»
Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор
Белов Анатолий Викторович
доктор философских наук, профессор
Нижников Сергей Анатольевич
доктор философских наук, профессор
Пржиленский Владимир Игоревич
Ведущая организация: Московский физико-технический
институт (государственный университет)
Защита состоится 17 октября 2011 г. в 13-00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.245.04 при Северо-Кавказском государственном техническом университете по адресу: 355028, г. Ставрополь, пр. Кулакова, 2, ауд. 402 а.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Северо-Кавказского государственного технического университета по адресу: 355028,
г. Ставрополь, пр. Кулакова, 2.
Автореферат разослан «___» сентября 2011 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета Лагунов А. А.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования обусловлена возросшим уровнем значения социальных норм и ценностей в создании условий для устойчивого и поступательного развития общества, а также настоятельным велением времени по поиску путей противодействия экстремизму, одним из источников которого является моральный и правовой нигилизм. Потребность концентрации современной социально-философской мысли на нигилистической проблематике обусловлена причинами как теоретического, так и сугубо прикладного характера. К первым, в частности, относится острая потребность в уточнении существующих подходов к исследованию феномена нигилизма, продемонстрировавшего не только устойчивость своего исторического существования в любом социуме и любой социокультурной ситуации, но и ярко выраженную способность к мимикрии, самовоспроизводству и мультипликации. Очевидная ограниченность концептуальных схем позволяет получить лишь одномерное представление относительно социальной природы нигилизма, что предельно актуализирует потребность в привлечении эвристического потенциала всех без исключения областей социально-гуманитарного знания, объединенных общим принципом междисциплинарности.
Следует также устранить и ту неопределенность, которая неизбежно обнаруживает себя при малейшей попытке оперировать понятием нигилизма. Иными словами, перед исследовательским сообществом стоит задача достичь необходимого понятийного консенсуса в качестве обязательного условия продуктивной деятельности на данном научном направлении. Одновременно представляется полезным посредством систематизации и типологизации всего спектра разновидностей нигилистических проявлений упорядочить топографию нигилистического пространства, облегчив тем самым дальнейшее изучение заявленной в диссертации темы.
Последнее имеет не меньшее, если не большее, значение для повышения эффективности социальной практики и оптимизации социального проектирования. В первую очередь, сказанное может быть отнесено к российскому социуму, для которого увлечение нигилистической идеологией имело фатальные, далеко идущие негативные последствия. Только всесторонние и глубокие представления о природе и сущности нигилизма, особенностях его существования, как в рефлексивном ментальном пространстве, так и на уровне обыденного сознания, а также о способах его объективации позволят избежать тех серьезных издержек, которые являются неизбежным следствием тотального разрушения социального организма.
Дополнительную актуальность проблеме придает то, что она ставится и выносится на обсуждение научного сообщества в условиях нарастающей глобализации, превратившейся в основной тренд современной цивилизации. Под воздействием глобализационных процессов мир обязан появлению так называемого «нового нигилизма», построенного на отрицании любой сакральности, любых авторитетов и любого нормотворчества в принципе. И если традиционные детерминанты и формы нигилизма нашли хоть какое-то освещение в работах философов, то его вновь возникающие модификации все еще остаются далеко за пределами исследовательского целеполагания. Более того, не стоит забывать, что именно современные коммуникативные возможности распространили нигилистический дискурс отдельных локальных референтных групп далеко за пределы ареала их социального обитания, увеличив тем самым суммарную долю экстремизма, агрессии и ксенофобии.
Разумеется, дескриптивное исследование нигилизма ни в коем случае нельзя считать самоцелью. Необходимо предложить конструктивную программу «купирования» наиболее опасных проявлений нигилистической идеи с одновременным поиском возможностей использования отдельных постулатов и установок нигилизма в интересах общественного блага. В этой связи предметом отдельного исследования может стать феномен социальной критики, дающий наглядный пример превращения отрицания в орудие борьбы с косностью и догматизмом. Поиски антинигилистического «ресурса» заставляют обратиться к содержанию национального архетипа, сказавшегося не только на деятельностном уровне, в фактах и явлениях российской истории, но и во многом определившем национальную интеллектуальную традицию.
Степень научной разработанности проблемы. Рассмотрение различных философских и религиозных предпосылок нигилизма как мировоззрения и даже как мироощущения содержатся в трудах древнеиндийских и древнекитайских представителей буддизма, а также в сочинениях античных киников и скептиков. Августин Блаженный в своем трактате «О граде Божьем» сформулировал идею противопоставления мирского и духовного, постулируя асоциальность как вид моральности. В работах Броделя Ф., Гегеля Г.В.Ф., Камю А., Руссо Ж.-Ж. содержится анализ влияния исторического сознания на систему ценностей и ее интерпретации, что, в конечном итоге, может стать причиной нигилистических трактовок общества. Гуссерль Э., Гелленер Э., Макинтайр А. сформулировали взаимосвязь кризиса европейского человечества и проблемы свободы. Взаимосвязь нигилизма и индивидуализма, роль которого все возрастает в современном обществе, обнаружили Элиас Н. и Дюмон Л. Критическое мышление и его роль в структуре и содержании нигилизма изучали Арон Р., Поппер К., Уинч П., Эвола Ю., Сартр Ж.-П., Патнэм Х., Луман Н., Уолцер М., Фурс В.Н., Чукин Г.С. Камю А., Бодрийяр Ж., Дарендорф Р. поставили экзистенциальные вопросы, рассматривая их как возможные основания нигилистического отношения к миру. Бек У. и Кули Ч. анализировали системные отношения социальных порядков, видя в них источник нигилизма. Жукова О.А., Майданский А.Д., Эфроимсон В.П., Дубровский Д.И. изучали дискурсивно-этические аспекты нигилизма. Фридман Т., Тоффлер Э., Гаджиев К.С. исследовали нигилизм в контексте глобализации и социальноэкономического развития человечества.
Лекторский В.А., Микешина Л.А., Моисеев Н.Н., Смирнова Н.М., Степин В.С. разрабатывали эпистемологические и когнитивные основания анализа нигилизма как отрицательного суждения и релятивистского миропонимания. Выявлению социальной специфики нигилистической интерпретации норм и ценностей способствовали разработки Адорно Т., Бергера П., Лукмана Т. Различные концепции модерна как источника новых социальных эффектов были разработаны в теориях индивидуализированного общества (Бауман З.), общества риска (Бек У.), постиндустриального общества (Арон Р., Белл Д.). Аршинов В.И., Буданов В.Г. построили в рамках синергетического подхода методологию изучения коммуникативного процесса как самоорганизующегося, продуцирующего значения и смыслы. Именно сбой коммуникативного смыслообразования становится источником нигилистического отношения к миру. Назаретян А.П. разрабатывает синергетическую концепцию смыслообразования, открывая важные аспекты и семантическую природу феномена социального нигилизма.
Апресян Р.Г. анализировал в своих работах современные интерпретации понятия общественной морали. Агафонов В.А. анализирует формы права в контексте проблемы правового нигилизма. Социальные и культурные основания правового нигилизма изучал Берман Г.Дж. Бодрийяр Ж., Бохеньский Ю. подвергли осмыслению духовные процессы современного глобализирующегося мира. Теория модерна, позволяющая поместить социальный нигилизм в контекст глобальных процессов современности, разрабатывается в трудах Богатырева Е.А., Бузиной О.К. В трудах Вебера М. разрабатывается теория ступеней и направлений религиозного неприятия мира, позволяющая ввести в изучение нигилизма аксиологический подход. Вилле М. поставил под сомнение формирование единого правового пространства на основе всеобщей декларации прав человека. Кравцов Н.А. исследовал теоретические и социокультурные факторы роста нигилистических настроений в области права.
Грицанов А.А., Румянцев Т.Г. эксплицировали понятие нигилизма как междисциплинарное и контекстуально обусловленное. Дарендорф Р. и Эвола Ю. исследовали генетическую связь утопического мышления и нигилистического сознания. Ермолаев С.А., Иконникова Н.К., Кочетков В.В., Кочеткова Л.Н. изучали новые формы социальности и риски, связанные с их развитием. Коэн Д., Арато Э. обобщили концепции гражданского общество и показали связь политической теории и нигилизма. В работах Кули Ч., Лумана Н., Макинтайра А., Парсонса Т., Тоффлера Э., Тоффлер Х. содержится взгляд на социальность как на источник общественного порядка и его отрицания. Работы Франка С.Л. и Мюрберга И.И. позволили прояснить истоки нигилизма Ф. Ницше, творчество которого занимает центральное место в философском осмыслении данного феномена. Комментарии к произведениям Ницше, написанные Хайдеггером М., выстроили контуры обсуждения нигилистической проблематики как в России, так и в Европе. Шопенгауэр А., Шпенглер О., Шелер М. были близки Ф. Ницше как по методу, так и по способу постановки проблем.
Никольский С.А. использовал средства философии и литературоведения для реконструкции мировоззрения русского земледельца и россиян в целом. Пржиленский В.И. исследовал ситуацию конфликта идентичностей, рассматривая его как импульс, приводящий к отрицанию традиционных путей самоидентификации. Не следует забывать, что нигилизм – это не только система суждений, но и действий. Поэтому так важны исследования Пригожина А.И., который рассмотрел нигилистическое отношение к миру в контексте системы социального целеполагания.
Ортега-и-Гассет Х., Ролз Д., Рорти Р., Сартр Ж.-П., Серль Дж., Слотердайк П., Фейерабенд П., Хеффе О., Хабермас Ю. анализировали в своих работах пошатнувшиеся представления о справедливости и их выражении в социальной практике. Леонтьев Д.А. и Шульга Е.Н. рассмотрели герменевтику в рамках когнитивного подхода, соединив феноменологическую и психолингвистическую перспективы определения специфики социальных явлений. Благодаря этим исследованиям стало возможно рассматривать нигилизм не на уровне суждений или убеждений, сформулированных в ходе рассуждения, а как фреймы, сценарии и когниции, в рамках которых отрицание какой-либо ценности, нормы или института носит не столь явный характер.
Явлинский Г.А. впервые ввел понятие социального нигилизма в пространство отечественного обществоведения. Якимович А.К., Анненский И. Ф., Черткова Е.Л., Чуковский К. И. изучали эстетические аспекты нигилизма и эстетический нигилизм как целостное явление. Филипс Л., Йоргенсон М.В. адаптировали теорию и методы дискурс-анализа применительно к логике социального отрицания. Ясперс К., развивая концепцию негативной диалектики, показал историко-логические предпосылки нигилизма. Исследования Леонтьева Д.А. создают условия для рассмотрения нигилизма в контексте логики действия. Гаспаров И. в ходе анализа философии Парфита Т. связал нигилизм с проблемами сознания и тождеством личности.
Социокультурные и социально-исторические основания российского нигилизма и их критика классиками российского консерватизма в XIX веке были выявлены в работах Белова А.В., Федотовой В.Г. Крайне важны связи, определенные между нигилизмом и ресинтиментом в сфере морали, установленные Шпенглером О., Шелером М. и Юнгером Э. Булдаков В.П. рассматривал влияние революции на рост нигилистического отношения к праву и морали. Рикер П., Бодрийяр Ж., Бергер П., Бергер Б., Бурдье П., Коллинз Р., Шлезингер А., Хобсбоум Э.Дж. изучали социологические и культурно-исторические аспекты формирования причинного комплекса нигилизма. В русской и советской философии проблемы утверждения и отрицания социального идеала исследовали Новгородцев П.И., Межуев В.М., Батыгин Г. С. Важные политикоправовые моменты нигилистического дискурса анализировали Бродский А. И., Ильин В.В., Панарин А.С.
Вместе с тем, несмотря на все перечисленные исследования, феномен социального нигилизма нуждается в философском осмыслении, что предполагает исследование его природы и сущности средствами и методами социальной философии.
Теоретико-методологическую основу исследования составляет теория коммуникативного действия и методологические принципы социосинергетики, социосемиотики, социальной психологии, социальной феноменологии и дискурс анализа. На их базе формируется комплекс познавательных средств и методов как классической, так и неклассической социальной философии. Нигилизм как феномен, обозначающий определенное отношение человека к обществу, его нормам и установлениям, изучается в модусах социального отношения, рационального действия, моральной, правовой и эстетической оценки.
Общенаучные методы исследования дополняются в работе специальными методологическими комплексами. Дискурс-анализ, теория аутопоэзиса и социальная феноменология позволяют перейти от многообразия проявлений нигилизма в философских учениях, произведениях искусства и повседневной жизни к сущности данного явления, к его укорененности в глубинных слоях человеческой экзистенции. Методы социосинергетики и социосемиотики позволяют проанализировать взаимосвязь индивидуального и коллективного сознания в распространении идей нигилизма и их интерпретации.
Поиск адекватной методологии социально-философского исследования нигилизма должен учитывать новейшие течения социальной эпистемологии, к числу которых относятся, прежде всего, междисциплинарный и когнитивный подходы. Разумеется, само исследование должно носить междисциплинарный характер, возможность которого заложена в самой социальной философии, а ее предмет включает в себя и философию истории, и философию права и аксиологию, и праксиологию. Поэтому методологический фундамент исследования составили: принцип единства исторического и логического; принцип исторической и социокультурной обусловленности; принцип связи между социальными процессами и знанием; принцип связи между знанием и социальным поведением.
Объектом исследования выступает современный социальный нигилизм.
Предметом исследования являются содержательные характеристики социального нигилизма как отрицания идеалов, норм и ценностей, а также его проявления в условиях современного общества.
Цель исследования – выявить причины, формы и сущность современного социального нигилизма, а также наметить перспективы его преодоления.
Цель исследования предполагает решение следующих задач:
- выявить средства философского осмысления и методы социально-философского исследования нигилизма как фундаментального явления в жизни человека и общества;
- определить понятие нигилизма, выявить и описать социально значимые формы нигилистического отношения к миру;
- осуществить ретроспективный анализ нигилистических учений и основанных на них социальных практик;
- исследовать феномен нигилизма средствами и методами коммуникативной теории общества, проанализировать социальное измерение нигилизма;
- выявить и описать специфику нигилизма в современных обществах модерна, показать соотношение коммуникативного и инструментального в этом процессе;
- определить локализацию нигилистического контента в структурах общественного сознания, установить основные детерминанты и закономерности его функционирования;
- на примере социальной критики выявить конструктивный потенциала отдельных нигилистических дискурсов;
- установить специфику воздействия процессов глобализации на трансформацию нигилистической идеи;
- обнаружить латентный нигилизм этической дискурсивности;
- рассмотреть контрнигилистические характеристики отечественной интеллектуальной традиции как производной национального архетипа.
Новизна исследования состоит в следующем:
- обоснована теоретикометодологическая стратегия исследования социальной природы современного нигилизма, предписывающая рассматривать логику нигилистического отрицания как социального акта, вызванного рассогласованием системы целей, средств и ценностей, принятых в данном обществе;
- показано, что различные формы нигилизма (моральный, правовой, интеллектуальный, эстетический, религиозный) имеют социальную природу и оказывают детерминирующее влияние на социальные процессы; функциональные и дисфункциональные следствия нигилистического отношения к миру формируют систему коллективного целеполагания, независимо от того, рождаются ли они в когнитивных системах, системах ценностей или системах действия;
- доказано, что в процессе развития мировой цивилизации выкристаллизовались исторические типы нигилизма, в целом соответствующие историческим типам философии (античному, средневековому, ренессансному, современному), каковые выступили как системы координат, в которых производилось отрицание ценностей;
- показано, что коммуникативно-дискурсивная природа нигилизма проявляется в процессе смыслообразования, когда отрицание является актом некоего утверждения, осуществляемого специфическими коммуникативно-дискурсивными средствами;
- сформулирована авторская концепция, объясняющая современные проявления нигилизма особенностями социального процесса, имеющего дискурсивно-коммуникативную природу и порождающего системный сбой в структуре коллективного целеполагания в условиях трансформирующегося социума;
- описана специфика продуцирования нигилистических установок на уровне коллективного бессознательного, доказана первичность массовых фобий и комплексов по отношению к рациональному целеполаганию;
- исследована двуединая природа социального нигилизма, диалектика которой состоит в его способности одновременно выступать как стимулом, так и препятствием общественного прогресса;
- доказана ошибочность нигилистических воззрений на процессы глобализации, выявлен характер связанных с этими процессами фобий, установлено превалирование позитивных моментов над издержками обобществления социального пространства;
- произведена экспертиза классического и посткклассического европейского этического дискурса с целью обнаружения в нем латентных нигилистических интенций;
- выявлены и описаны векторы противодействия нигилизму, определяющие динамику развития современного российского общества, предложена формула антинигилистического консенсуса, определяемого традициями отечественного интеллектуального творчества.
Положения, выносимые на защиту:
1. Основными уровнями, на которых генерируется и проявляется причинный комплекс нигилизма, являются уровень системы и уровень личности, что предопределяет поиск необходимого методологического инструментария для данного исследования. Изучение уровня личности предполагает привлечение таких средств анализа как социосемиотика, социальная психология, социальная феноменология. Уровень системы исследуется при помощи классической теории систем и ее социального варианта, а также при помощи социосемиотики и социальной феноменологии. Роль связующего звена должна выполнять социальная критическая теория в совокупностью с теорией речевых актов. Этим сочетанием обусловлен и выбор основных методов, а также средств исследования. При помощи репрезентации можно рассматривать нигилизм как комплексный и сложный феномен, комплексность и сложность которого укладывается в некую гетерогенную структуру и может быть уподоблена фрейму или сценарию. Когнитивный подход позволяет учесть наличие в нигилизме, наряду с социальным содержанием, эмоционально-психологического, логико-дискурсивного, прагматического и аксиологического мотивов. Междисциплинарность рассмотрения опирается на новые методы и средства анализа, разработанные в рамках когнитивного подхода.
2. Нигилизм, будучи социальным феноменом, проявляет себя в различных сферах социального и духовного опыта человека, порождая множество форм (моральный, ценностный, правовой, познавательный, эстетический, религиозный) и исторических типов (античный, средневековый, современный). Разнообразие проявлений нигилизма порождает и разнообразие теорий, его объясняющих, а также дисциплинарное разделение наук, его изучающих. Между тем, единство всем формам нигилизма обусловлено его коммуникативно-дискурсивной природой и подтверждается способом смыслообразования, в рамках которого отрицание социально значимых ценностей наделяется смыслом. При рассмотрении социального содержания нигилизма как определенного отношения к нормам и социальному порядку, определяемому этими нормами, необходимо обращаться к психологическим и лингвистическим аспектам переживания данного отношения, но не отдельно друг от друга, а в их смысловом единстве. Таким образом, именно смысл выступает как связующее звено между психологией и лингвистикой как предметными полями деятельности. Репрезентация как метод сформировалась в рамках когнитивного подхода, междисциплинарного по своей сути.
3. В процессе развития мировой цивилизации эволюция нигилистических идей и настроений, запечатленных в философских системах, религиозных учениях и произведениях искусства, манифестирует себя как цепь социально-исторических типов нигилизма. Эти типы совпадают с периодами всемирной истории: античный, средневековый, новоевропейский и, наконец, – современный. В качестве особых культурно-исторических типов могут быть выделены древнегреческий, древнеиндийский, древнекитайский нигилизм, а также их средневековые аналоги. Но, в отличие от исторических эпох, последовательно сменяющих друг друга, социально-исторические типы нигилизма не уходят в прошлое, но сохраняют свое значение для дискурсивных практик современного общества. Более того, они сосуществуют в едином пространстве социального дискурса, детерминируя стратегии индивидуального и коллективного целеполагания, взаимно дополняя друг друга и активно взаимодействуя между собой.
4. Нигилизм есть естественное следствие социальной рационализации, но его преодоление возможно лишь в процессе продолжения и углубления этой рационализации. Расширение сферы применения целерационального действия должно быть дополнено углублением роли и значения коммуникативного действия, а последнее должно обрести новое качество, став выразителем коммуникативной рациональности современного мира. Рассмотрение герменевтики в рамках когнитивного подхода, соединив феноменологическую и психолингвистическую перспективы позволяет по новому определить специфику социальных явлений. Благодаря этим исследованиям стало возможно рассматривать нигилизм не на уровне суждений или убеждений, сформулированных в ходе рассуждения, а как фреймы, сценарии и когниции, в рамках которых отрицание какойлибо ценности, нормы или института носит не столь явный характер.
5. Нигилизм выступает как реакция на кризис рациональности, специфика современного нигилизма в том, что этот кризис затронул широкие слои общества, представители которых все активнее вовлекаются в новые формы жизни. Участие в этих новых формах жизни предполагает все возрастающую долю целерациональных действий, что в условиях кризиса с неизбежностью порождает нигилизм во всех его основных формах. Коммуникативный процесс, лежащий в основе социальной организации и самоорганизации, продуцирует значения и смыслы, а также репродуцирует, консервирует и репродуцирует эти значения и смыслы. Именно сбой коммуникативного смыслообразования становится источником нигилистического отношения к миру.
6. В настоящее время существует не только на возможность, но и на необходимость осознанных и целенаправленных усилий по преодолению нигилистических настроений в коллективном сознании. Соответствующая коррекция содержания общественного сознания должна включать в себя комплекс превентивных мер направленных на недопущение его дальнейшей «нигилизации», «очищение» от уже имеющихся нигилистических интенций; а также перекодировку нигилистического дискурса, переориентирующего контрпродуктивное, тотальное отрицание на конструктивную социально-критическую рефлексию. При этом речь не может идти о некой универсальной модели контрнигилистической коррекции общественного сознания в качестве панацеи для каждого социума и любой отдельно взятой конкретной ситуации.
7. Соотнесение такого многосложного и многогранного феномена как нигилизм исключительно с негативной атрибуцией является недопустимым упрощенчеством, искажающим саму суть явления и вступающим в противоречие с той ролью, которую оно сыграло и все еще продолжает играть в поступательном общественном развитии. Существует достаточно много разновидностей нигилистически окрашенных дискурсов, далеких от идеи тотального разрушения или отрицания во имя отрицания. Примером одного из таких дискурсов является социальная критика, не декларирующая отрицание в качестве самоцели. В отличие от нигилизма, в его общепринятом значении, социальная критика аналитична, информативно насыщенна и содержит в себе предложение конструктивных, теоретически обоснованных альтернатив.
8. Нарастание процессов глобализации обусловило возникновение соответствующей нигилистической реакции, вызванной непониманием или неприятием тех изменений, которые затронули все без исключения стороны жизнедеятельности общества. Так называемый «новый нигилизм» не имеет под собой объективной основы, несмотря на все издержки глобализации. Значительная доля ответственности за продуцирование связанных с глобализацией фобий лежит на государственных и общественных институтах, не успевающих модернизироваться в соответствии с требованиями времени, социально-гуманитарных науках, оказавшихся не в состоянии предложить релевантную концептуализацию происходящего в мире, консервативных силах в обществе, традиционно противящихся любым новшествам и нововведениям. Преодоление данной разновидности нигилизма лежит в области следования императивам модернизации, реализации эффективного самоконтроля и развития критически-рефлексивных способностей человека.
9. Генезис и последующее развитие этики, осуществленное в рамках европейской теоретической мысли, обнаруживает основания для появления латентных форм морального нигилизма. Моральный нигилизм имманентен европоцентристскому этическому дискурсу. Он обусловлен, в первую очередь, внутридискурсивными противоречиями, скептическим отношением к возможности решения этических проблем как таковых, непреодоленным дуализмом морали и имморализма, неудавшимися попытками совместить моральное и рациональное, стремлением депроблематизировать тему морали в целом. Эмансипация этических моделей от морального нигилизма лежит в плоскости актуализации достижений отечественной философской мысли, взятых в контексте совокупного опыта этически ориентированных социальных практик.
10. Эффективность любой антинигилистической стратегии обнаруживает свою первоочередную зависимость от ее коррелированности с содержанием и архетипами национального менталитета, его фундаментальными установками и экспектациями. Невозможность строгой формализации и научной категоризации ментального пространства социума позволяет, тем не менее, выделить в последнем определенный контрнигилистический «субстрат», способный превратить усилия отдельных противников нигилизма в консолидированный общественный тренд. Феномен правдоискательства, в его специфической российской версии, вне всякого сомнения, представляет собой своеобразный закон общественного бытия, устойчиво действующий на протяжении всей истории государства. Представления о сверхэмпирическом должном при этом никогда не вели к простой нигилистической редукции, к банальному отрицанию сущего, то есть к такому отрицанию, которое лишено какого-либо позитивного целеполагания. Напротив, приверженность нормативным, в чем-то идеальным, моделям многократно корректировала протекание общественных процессов, вводя их, в конечном итоге, в конструктивное русло, хотя при этом очень часто придавала им динамизм, нелинейность и даже драматизм.
Теоретическая значимость работы состоит в том, что ее результаты позволяют получить более полное представление о сущностных характеристиках феномена социального нигилизма, его генетической составляющей, формах объективации и их последствиях для современного общества. В работе предложена апробированная методологическая стратегия, которая может быть использована социальной философией для дальнейших исследований проблематики социального нигилизма. Содержащаяся в диссертации авторская контрнигилистическая модель функционирования российского социума призвана содействовать обнаружению взвешенных, реалистических решений важнейших общественных проблем, препятствующих деструктивному волюнтаризму и разрушительному радикализму.
Практическое значение диссертации заключается в том, что полученные в ней результаты могут найти свое применение в процессе подготовки и принятия крупномасштабных управленческих решений, позволят активизировать экспертное сообщество в его усилиях по противодействию любым нигилистическим проявлениям, будут способствовать оптимизации социального поведения, а также использоваться при чтении учебных, специальных и факультативных курсов по социальной философии: «История нигилистической мысли», «Эпистемология социального нигилизма», «Нигилизм модерна и постмодерна: дескрипция и анализ», «Современный российский нигилизма», «Эффективные контрнигилистические модели».
Соответствие диссертации паспорту научной специальности.
Отраженные в диссертации научные положения соответствуют области исследования специальности 09.00.11 – Социальная философия, особенно в таких ее пунктах как:
8. Социально-философская трактовка потребностей и интересов
действующего субъекта.
9. Проблемы современной философии сознания в их социально-философской
трактовке. Феномен «свободы воли», роль сознания в праксеологическом
отношении человека к миру. Сознательное, бессознательное и
подсознательное в деятельности людей.
10. Целепостановка и целереализация как операциональные подсистемы
деятельности. Социально-философская интерпретация проблемы
соотношения цели и средств деятельности.
11. Стимулы и механизмы становления человека и общества. Социально-
философские проблемы антропосоциогенеза.
12. Социально-философский анализ культуры как взаимосоотнесенных
символических программ мышления, чувствования и поведения людей.
13. Современные концепции «социального действия» в их философской
интерпретации.
14. Формы и механизмы социальной детерминации. Социокультурная
причинность. Необходимость, случайность в деятельности людей. Проблема
доминант и детерминант общественной жизни.
Апробация диссертации. Работа выполнена на кафедре философии Северо-Кавказского государственного технического университета и обсуждена на заседании кафедры 05 апреля 2011 года. Результаты исследования докладывались на V Российском философском конгрессе «Наука, философия, общество» (Новосибирск, 2009 г.); второй международной научно-практической конференции «Социальная эволюция, идентичность и коммуникация в XXI веке» (Ставрополь, 2010 г.); международной научно-практической конференции «Модернизационный потенциал российской экономики и общества» (Ставрополь, 2011 г.); международной научно-практической интернет-конференции «Философские, научные и духовно-нравственные проблемы глобализации» (Москва, 2009 г.) и других конференциях различного уровня. Основное содержание диссертации раскрыто в 54 научных публикациях (из которых 3 монографии, 13 статей в журналах из перечня ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени доктора и кандидата наук) общим объемом 56,2 п. л.
Структура работы. Исследование состоит из введения, трех глав, включающих десять параграфов, заключения и библиографии, содержащей 294 наименования. Общий объем диссертации 293 страницы.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во «Введении» обосновывается актуальность темы исследования и показывается степень ее разработанности, определяются цели и задачи исследования, его теоретико-методологические основания. Формулируются пункты научной новизны полученных результатов, указываются положения, выносимые на защиту и дается авторская оценка теоретической и практической значимости диссертации. Дается информация о структуре работы и обстоятельствах ее апробации.
В первой главе «Теоретико-методологические основы социально-философского исследования нигилизма» анализируются общефилософские и теоретические вопросы, связанные с нигилизмом как явлением общественной жизни. Ракурсы рассмотрения нигилизма – теоретико-методологический, концептуально-аналитический, историко-типологический – взаимно дополняют друг друга, создавая возможность построения целостной картины изучаемого явления.
В первом параграфе «Методология исследования нигилизма как социального явления» разрабатывается общая стратегия исследования и обосновывается выбор познавательных средств. Распространение синергетических средств и методов анализа на сферу социальной жизни позволило выявить целый ряд интересных соответствий и включить социальную реальность в предметное поле глобального эволюционизма. Социосинергетика адаптирует понятия, первоначально применявшиеся в механике, а затем и в физической химии для описания изменений в обществе. Бифуркации, аттракторы и другие явления были обнаружены в ходе изучения эволюции социальных систем, для которых также оказался характерным феномен самоорганизации.
Для социосинергетики принципиально важно определить специфику социальных систем, которая проявляется, в том числе, и в аспекте самоорганизации общества. Одним из важнейших пунктов здесь является отношение к общественному прогрессу. Вернее, к проблеме направления прогрессивного развития. Таким образом, на уровне социальных систем возникновение предпосылок для проявления нигилизма связано с проявлением универсальных закономерностей глобального эволюционизма. Парадигма глобального эволюционизма обобщает результаты более чем векового развития системного подхода и является важнейшим методологическим основанием современной философии и науки. В рамках глобального эволюционизма удалось решить проблему единства научного знания, установив соответствие между онтологическими основаниями различных наук, что, в свою очередь, позволило построить единую систему научной методологии. На протяжении двух последних столетий в философии не прекращались споры о том, обладают ли социальные науки своим особым методом и является ли их предмет настолько специфичным, чтобы вывести его за рамки онтологической иерархии уровней и слоев бытия.
Соответственно и в анализе явления нигилизма, требуются средства и методы междисциплинарного исследования. При этом необходимо руководствоваться теми проектами объединения наук, которые обеспечат не перевод терминологии или концептуальной схемы, а откроют новые возможности в понимании изучаемого феномена. И, разумеется, теоретической базой для организации междисциплинарного исследования должна оставаться философия, то есть социальная философия. С самого начала в дисциплинарно организованной науке именно философии отводилась роль фундамента, координатора и главного организатора различных наук. Попытки оспорить необходимость выполнения философией ряда исконно присущих ей функций, таких как интегративная, систематическая и методологическая, были и будут до тех пор, пока были и будут проекты предметной экспансии. Но, к сожалению, ни одного серьезного аргумента в пользу лишения философии этой координирующей роли приведено не было.
Социальная реальность концептуализируется на основе базовых понятий теории социальной коммуникации. Социальное время с его ритмами позволяет заглянуть в глубинные слои социальной жизни и увидеть там особую логику и специфические механизмы смыслообразования. Особенность нигилизма, понимаемого как явление социальной природы, состоит в такой его интерпретации, согласно которой его причины, источники и движущие силы находятся в глубинных слоях человеческой экзистенции.
Фундаментальные принципы применяемой в работе методологии вытекают из коммуникативной теорией общества Ю. Хабермаса, социальной феноменологии А. Щюца, теорией речевых актов Д. Серля и теорией аутопоэзиса У. Матураны, Ф. Варелы, Н. Лумана. И хотя к ним не сводится все многообразие теоретических и методологических инноваций последних десятилетий, в этих трех теориях заключена квинтэссенция того, что можно было бы определить как исследования производительной силы коммуникации. Вопрос об отношении нигилизма к природе коммуникации не может не быть центральным в связи с тем, что нигилизм также является речевым актом. По крайней мере, именно так, в виде коммуникативного акта или речевого отрицания, он проявляется и расшифровывается адресатами данного символического действия. И это дает основание для того, чтобы рассмотреть не только причины и следствия, но и смысл нигилизма, а также его разновидности. Такое рассмотрение нигилизма позволяет лучше понять его социальные и антропологические предпосылки, источники и движущие силы.
Исходя из коммуникативной теории и методологии социального познания, необходимо обратиться к идеям методологического конструктивизма, обретающим все большее влияние в современных философских исследованиях, в том числе и в сфере социальной философии. Идеи конструктивизма как направления философской и методологической мысли восходят к учению И. Канта, согласно которому мы познаем только то, что способны сконструировать, исходя из чувств и априорного знания. В ХХ веке именно эта сторона учения Канта была переосмыслена в контексте новых знаний о мире и человеке, а также с учетом значительно изменившегося предметного пространства естественных и социально-гуманитарных наук. В процессе эволюции современного теоретического и методологического знания идеи конструктивизма оказывались востребованы в феноменологии, философии науки и социологии знания.
Актуализации конструктивистского взгляда на познание способствовало и активное развитие когнитивных наук с их междисциплинарностью и трансдисциплинарностью. Но главным основанием становления конструктивистской парадигмы конечно же выступили человекоразмерные системы, ставшие главным объектом внимания неклассической науки. Для исследователей социальных процессов и явлений применение конструктивизма становится основанием для утверждения о том, что социальная реальность конструируется в процессе повседневной жизнедеятельности. Основным источником появления социальных отношений здесь выступает сам феномен коммуникации, продуцирующий значения и смыслы, в соответствии с которыми и строится межиндивидуальное и групповое взаимодействие. Двоякий характер социального конструктивизма проявляется в том, что предметом его исследования становится социальность как вид знания и знание как вид социальности.
Существенно, что при анализе различных социальных явлений, связанных с аксиологическим отношением к миру, оценочными суждениями и, в частности, с нигилистическим отрицанием норм и ценностей, необходимо применять стратегию коммуникативного конструктивизма, вне которого невозможно понять собственно социальное содержание этих действий и этих отрицаний. Коммуникация не просто пронизывает все сферы социальной жизни, она и составляет содержание этой жизни, ее смысл и значение для индивидов. Особого интереса в связи с этим заслуживают работы В.И. Аршинова и В.Г. Буданова, объединяющие методологическую рефлексию социосинергетики и автопоэзиса Основу методологического прочтения синергетики должно составлять понимание сознания как коммуникативной самореферентной (автопоэтической) системы. Это сознание находится в процессе виртуального самосозидания, включенного в процесс коммуникации двух автопоэтических субъектов, что и создает уникальный эффект социальной реальности, и объективной, и субъективной одновременно.
Во втором параграфе «Понятие нигилизма и его формы» анализируется сущность и специфика разных форм нигилизма. Понятие нигилизма впервые появляется в философии XIX века, хотя феномены, мыслящиеся в данном понятии, известны довольно давно. Их описывали различные авторы в разные исторические эпохи. Греческий кинизм и римское падение нравов, немецкий иррационализм и русский анархизм являются историческими проявлениями социального нигилизма в целом или отдельных его разновидностей.
Но, несмотря на все многообразие, у всех проявлений нигилизма есть вполне отчетливая общая черта, причем черта эта несомненно является сущностной. Нигилизм – это протест, отрицание, гиперболизированное «нет» в ответ на любую попытку коммуникации. А значит – это разрыв той ситуации готовности к коммуникации, которая естественна для человека как социального, морального, признающего право и традиции существа. Вне коммуникации нет и нигилизма, ибо нигилистическая реакция может быть объявлена как позиция лишь в контексте пространства социальной коммуникации.
Таким образом, можно выделить пять основных форм нигилизма: когнитивный, правовой, моральный, политический и эстетический. Разумеется, все они взаимосвязаны и тесно переплетены как в теоретических построениях, так и в повседневной практической деятельности. Переход к различению типов коммуникативных действий в случае исследования нигилизма означает также возможность рассмотрения разных видов отрицаний. Именно так различные формы нигилизма обретают свое выражение, являясь отрицанием когнитивных, моральных или эстетических норм.
Когнитивный (познавательный) нигилизм, сколь ни казался бы он далеким от социальных процессов в силу своей теоретической и философской природы, имеет достаточно глубокое влияние на жизнь человека и общества. Доказательством является та социальная реакция, которой сопровождались все более или менее видные манифесты, связанные с разоблачением роли науки и философии, тот шум, который поднимался всякий раз, когда происходило публичное разоблачение претензий науки на особый когнитивный статус «социологами знания» или «гносеологическими анархистами».
Правовой нигилизм реализуется в сфере отношения к юридическим нормам. В современной философии права до сих пор идут перманентные споры о природе и сущности права, что порождает сомнения в самой идее правового бытия и правовой реальности. Позитивисты и прагматисты, отрицающие возможность экспликации какого-либо права, существующего отдельно от закона, показывают тем самым, что право, как и закон – дело рук человеческих. Следующий шаг к теоретическому обоснованию правового нигилизма – тезис о том, что все сделанное людьми может быть подвергнуто сомнению и, в конечном итоге, отвергнуто другими людьми. Знаменитый протагоровский афоризм о том, что человек есть мера всех вещей, в своем исходном софистическом значении содержит это утверждение и умноженный на мировоззренческий субъективизм, приводит к заключению о том, что право находится во власти тех, кто обладает силой и используется ими для осуществления господства.
Моральный нигилизм можно рассматривать как синоним социального, но это неверно. Отрицание морали вполне может сочетаться с признанием важности и значимости социальных институтов, если, например, истолковывать и институты и ценности как возможные средства в духе социального утилитаризма. Без институтов нельзя, а моральные запреты не имеют действительной силы и могут быть как вредными, так и полезными – такова логика морального нигилизма. Но чаще эти вещи сочетаются в одной мировоззренческой позиции.
Политический или гражданский нигилизм предельно близок к правовому нигилизму и представляет собой отрицание политических институтов, а также значения политической системы и политических процессов для жизни человека и общества. Сюда же относится и недоверие к возможностям и институтам гражданского общества, что отличает современный политический нигилизм от более ранних его проявлений.
Несколько особняком стоит социальный феномен, именуемый эстетическим нигилизмом. Разумеется, эстетический нигилизм может быть отнесен к предметно-дисциплинарному пространству эстетики, но и социальная, социально-коммуникативная природа данного явления не вызывает сомнений. Речь практически всегда идет о социальном акте, об обращении к другим людям посредством отрицания норм одежды, внешнего вида оформления зданий и даже «образа жизни».
Все вышесказанное позволяет заключить о том, что различные формы нигилизма в современном обществе приобретают характер единого социального нигилизма, выражающегося в недоверии и к общественным ценностям, и к идеалам, и к политико-правовым институтам, и к разнообразным нормам и правилам. Особенностью современного общества является потребность в понимании значения этого самого общества, потребность в высоком уровне сознательности, потребность в солидарности с различными социальными структурами. То, что в социальных порядках традиционных обществ обеспечивалось автоматически благодаря их укладу, в обществах модерного типа должно быть гарантировано поддержкой со стороны сознательных граждан, разделяющих заботу о коллективном благе. И, соответственно, отказ от этого представляется социальным нигилизмом, причины которого в деформации социальной жизни, в деструкции и нарушении естественных коммуникаций между его членами. Таким образом, можно сделать вывод о том, что в основе всех форм нигилизма лежат социальные причины, и что сами проявления нигилизма имеют отчетливо выраженную коммуникативную природу. Нигилизм во всех своих проявлениях и социален, и коммуникативен по своей сущности, что позволяет объединить все названные формы нигилизма в едином родовом явлении – социальном нигилизме.
В третьем параграфе «Исторические типы нигилизма» осуществляется типологизация феномена нигилизма на основе исторического подхода. Нигилизм в философии выступает в самых разных формах и образах. Исторические типы нигилизма не сменяют друг друга, а сосуществуют в пространстве повседневности, сохраняя свои аргументы, влияя на жизненную позицию и мотивируя к действиям.
В буддизме отрицание мира является теоретически проработанным: нигилизм здесь базируется на специфическом виде негативной диалектики, которая называется «прасанга», что дословно означает – аргументация, основанная на отрицании. Наиболее древней и исторически первой традицией европейского нигилизма выступает кинизм или цинизм, получивший свое название от древнегреческого слова «кинос», означающего в переводе «собака». Древние киники позднее были классифицированы как одна из малых сократических школ, в которой была поставлена цель самопознания через возврат к исходному, досоциальному и докультурному состоянию, то есть возврат к природе.
Следует особо отметить, что нигилизм в религиозной этике древних и средневековых обществ – это не отрицание всех и всяческих ценностей, а отрицание одной группы ценностей во имя другой группы. Ради ценностей справедливости, добра, ненасилия происходит отрицание ценностей, связанных с установившимся социальным порядком, нормами и обычаями, относящимися к повседневной жизни. Важно отметить, что для повседневной жизни характерна ситуация выбора между прагматическими целями, с одной стороны, и духовно-нравственными ценностями, – с другой. Такое противопоставление социально-прагматического и идеально-духовного всегда лежало и лежит в основе противоречий между убеждениями и возникающими в жизни ситуациями, когда необходимо действовать. Именно оно рождает религиозную этику, предписывающую искать благо за пределами социального, а не в его рамках.
Из полемики ранних христиан, которые были по преимуществу не только не образованны, но и не принадлежали к западной (эллинистически-римской) культуре, с образованными язычниками стала рождаться особая логика – логика абсурда. Как писал Тертуллиан, «Сын Божий распят – это не стыдно, ибо достойно стыда; и умер Сын божий – это совершенно достоверно, ибо нелепо; и, погребённый, воскрес: это – несомненно, ибо невозможно»[1]. Логика отрицания в данном случае возникла из трудностей, которыми сопровождался диалог культур. Трудности возникли из-за несоответствия ментальности представителей иудеохристианской и эллинистически-римской культурных традиций. Тут впервые подвергается рефлексии интеллектуальное и ценностное противостояние Запада и Востока, или приписываемое св. апостолу Павлу противопоставление Афин и Иерусалима.
Как уже отмечалось прежде, проявления нигилизма мы находим в различные исторические эпохи и в разных обществах. Но впервые нигилизм был определен и осмыслен как позиция именно в Новое время. Социальному и моральному нигилизму предшествовали важнейшие сдвиги в миропонимании и мироощущении новой эпохи. Изменения затронули науку и философию, религию и искусство. И хотя нигилизм играет достаточно важную роль в мировоззрении буддизма и индуизма, в византийской и русской аскетике, в постструктуралистских реконструкциях и постмодернистских деконструкциях, концептуализированный нигилизм, пик которого приходится на XIX – ХХ века, становится квинтэссенцией всего предшествующего развития позиции отрицания. Именно в это время о нигилизме спорят, его формулируют как позицию и подводят под формулировки соответствующую философскую базу. После бурного увлечения идеями прогресса европейские интеллектуалы не менее энергично развивают идеи прямо противоположного содержания. Руссо, Шопенгауэр, Тургенев, Ницше и многие другие делают объектом своей критике не только и не столько прогресс, сколько культуру, его порождающую, ценности, к нему приведшие, наконец, философию, его породившую.
В ХХ веке, несмотря на всю влиятельность философии как вида знания, слишком велико значение разделения труда и в новых культурных веяниях все меньше обвиняют профессиональных философов, все больше широкие народные массы. Цивилизационных инноваторов ищут среди художников, ученых, общественных деятелей, а еще чаще процесс социокультурного развития рассматривают как закономерный, детерминированный внешними факторами – от развития техники до культурной глобализации.
Нигилизм как феномен, обозначающий определенное отношение человека к обществу, его нормам и установлениям, не является чем-то абсолютно новым, присущим лишь современному обществу. Различные его формы и типы отмечались и прежде, причем, как в европейской истории, так и в развитии других цивилизаций. Но при исследовании нигилизма как явления, получившего развитие в современном российском обществе, необходимо по-новому определить методологические принципы такого исследования. Прежде всего, следует обратить внимание на то, что социальная природа нигилизма является сложной, гетерогенной и многоуровневой, а ее проявление в различных формах нигилизма (моральной, правовой, эстетической и др.) также является весьма различном.
Вторая глава «Феномен современного нигилизма: индивидуальное и социальное» посвящена изучению нигилизма как социально-коммуникативного феномена, проявляющегося в пространстве современного социума. Анализируются базисные структуры коммуникативного действия, создающие возможности для принятия норм, целей и ценностей общества или их отрицания. Осмысливаются проблемы и перспективы, связанные с разворачивающимся процессом реализации современности.
В первом параграфе «Нигилизм в коммуникативной теории общества» анализируются те аспекты нигилизма, которые связаны с его проявлением в пространстве коммуникации. В социальной философии нигилизм необходимо рассматривать не только как вид мировоззрения, но и как тип социального действия. Теория социального действия восходит своими корнями к М. Веберу, в работах которого различаются четыре вида человеческого действия: традиционное, аффективное, целерациональное и ценностно-рациональное. Первые два действия, согласно теории Вебера, основаны либо на долголетней привычке (традиционное), либо на состоянии сильного эмоционального переживания (аффективное). Они не являются рациональными, ибо в них не присутствует наличие цели и осознанно принятого решения. Ценностно-рациональное действие не опирается на просчет последствий, а представляет собой определение цели на основе системы ценностей и мировоззрений. Ценностно-рациональные действия приводят к различным результатам, но их проведение в жизнь всегда основано на определенных убеждениях, на чувстве долга, вере, следовании собственным представлениям о добре, красоте, истине. Такие действия всегда подчинены заповедям, традициям, нормам, предписаниям и поэтому они не являются рациональными в полном смысле слова. Только целерациональные действия можно считать полным воплощением рациональности: такие действия и субъективно осмыслены, и нуждаются в предварительном формулировании цели, и в планировании, и в подборе средств, и в расчете возможных последствий.
В сплетении различных проявлений рациональности и следует искать специфические нигилистические отношения к социальным или моральным нормам. Если осмысленными являются экспрессивные самопрезентации, основанные на нормах и переживаниях, то они не имеют отношения к объективному миру, но не ограничиваются и универсумом субъективного: они интерсубъективны. В этом и состоит специфика рассмотрения общества как коммуникативного процесса, направленного на достижение взаимопонимания. Нигилизм же возникает, как правило, в ситуации коммуникативного сбоя, то есть ситуации, когда процесс коммуникации нарушен или протекает в особом режиме.
Несмотря на то, что с самого начала своего появления критическая социальная теория разрабатывалась как концепция изменения общества, в ней содержится большое количество мировоззренческих и смысложизненных вопросов. Ее создатели поставили целью конструирование инструментария, пригодного для исследования не только глобальных и часто повторяющихся явлений, но и уникальных событий, происходящих в общественной жизни. Значительное место в концепциях представителей этой школы отводилось критическому анализу классических подходов к решению социально-философских проблем и полемике с ними.
Основным объектом критики являлись различные версии позитивизма и функционализма, в которых была достигнута предельная степень дифференциации единой практики на отдельные отрасли, сферы и предметные области. В результате, позитивистски и функционалистски ориентированные философы рассматривали экономические, политические или культурные процессы как изолированные и самодостаточные. Именно в этом сторонники коммуникативного понимания социальных процессов видели корень всех зол не только в науках об обществе, но и в самом развитии новоевропейского общества, потому что данное развитие все в большей степени становилось зависимым от науки и научного разума. Совершенно очевидно, что на современном этапе необходимы диалектическое преодоление противоположностей объекта и субъекта средствами коммуникативной теории общества, а также критический анализ превращенных форм.
На основе вышесказанного становится ясно, почему концептуальным фундаментом исследования нигилизма должна выступать коммуникативная теория общества или теория коммуникативного действия. Эта теория является модернизированным вариантом теории социального действия, показывающая взаимосвязь ценностей, убеждений, норм, господствующих в данном обществе, с реальными действиями индивидов. Иными словами, необходимо подвергнуть философской рефлексии проблему нормативно-ценностной обусловленности человеческой активности в условиях стремительно меняющегося мира.
Коммуникативная природа нигилизма ставит целый ряд новых вопросов, но и задает новые горизонты понимания нигилистического отношения к миру. Только в рамках понимания социального действия как коммуникативного акта можно перейти от рассмотрения мировоззренческих оснований и дискурсивных предпосылок нигилизма к его реальным проявлениям в социальной жизни, а также к его присутствию в социальном дискурсе современности.
Во втором параграфе «Специфика нигилизма в трансформирующихся обществах модерна» показываются итоги применения к анализу феномена нигилизма социальной теории модерна. Современное общество породило совершенно особый тип нигилизма, связанный с изменением способа существования самого социума. Поэтому его по праву можно назвать социальным нигилизмом. Это совершенно новое качество социальных связей возникло не сразу. Можно сказать, что к нему вело все общественно-экономическое развитие европейской цивилизации, в котором все характеризуется фундаментальным понятием отчуждения, о котором писал еще К. Маркс. Но первоначальные проявления отчуждения касались преимущественно сферы производственных отношений и лишь спустя время воздействие нового типа социальных связей проникло во все сферы социального бытия.
В современном обществе социальная и системная интеграции оказываются разделены и разъединены. Традиционная нравственность распадается на моральность и легальность, причем моральные нормы и запреты оказываются фактически ограничены сферой приватной жизни, в профессиональной деятельности все сводится к исполнению писанных законов. Именно здесь и кроется одна из причин массовизации различных форм нигилизма в современном обществе, прежде всего правового и морального. Нигилизм в сфере мировоззрения всегда опирается на определенные концепции и теории, утверждающие или отрицающие нечто относительно средств познания действительности или ее отображения в сознании и речи. В эпоху лингвистического поворота не мог остаться в стороне и сам язык, став своеобразным объектом отрицания. Сегодня, когда обсуждением тематики, так или иначе связанной с постмодернизмом, занимается все возрастающее количество исследователей, найти нечто резюмирующее достаточно трудно, независимо от того, обращаемся ли мы к обычным публикациям, или открываем философские словари. Действительно, важно обратить внимание на это изменение социальных и культурных стандартов, смешение которых способствовало перемещению субъекта или субъектов нигилистической позиции из пограничного пространства внутрь европейской цивилизации, в самый ее центр. Из маргиналов нигилисты превратились в самых что ни на есть добропорядочных обитателей центра, в представителей среднего класса, в основу основ социума. Нигилизм преподносится сегодня как влиятельное направление мысли, искусства и духовных поисков, его подробный разбор и концептуализация преподаются как высшие достижения философского духа и человеческого разума.
В наше время нигилизм все чаще выступает не как осмысленная и обоснованная позиция, а как некая реакция, которую социологи считали психологической и объясняли при помощи инструментария социальной психологии, а то и как девиацию. Но в социальной философии такие ответы не могут считаться удовлетворительными. Необходимо понять причину отрицания с учетом смыслового характера социальной детерминации. У нигилизма, как правило, основания в мировоззрении и ценностях. В социальной антропологии все чаще применяется понятие картины мира (world-view), что позволяет рассматривать отношение к миру в терминах этоса.
Кризисное сознание рано или поздно приводит общество к осознанию необходимости что-то менять: разрушается воспроизводство общественных отношений. В условиях активности индивидов и социальных групп такая ситуация может привести к революционным изменениям, активному вмешательству в существующие или постепенно формирующиеся порядки. В условиях отсутствия у индивидов достаточной пассионарности возникает эффект апатии, который часто обозначают через теплофизическое понятие энтропийного максимума. Между тем, еще в XIX веке было очевидно родство нигилизма и радикального либерализма. Причем наиболее остро это родство осознавалось в российской философско-исторической мыли.
Таким образом, мы видим, что одной из причин социального нигилизма является все возрастающая сложность социума и его технологичность. Для участия в социальных процессах и вовлеченности в социальную жизнь необходимы знания, умения и навыки, которыми необходимо овладеть в ходе обучения в высокотехнологичных учебных заведениях современного общества. В обществе знания одним из объектов отрицания становятся сами знания (содержание знаний), другим – необходимость овладевать знаниями, третья – потребность в соединении знаний и умений.
Социальная природа нигилизма универсальна. Нигилизм всегда выступает как реакция на социальные перемены, причем перемены особого рода. Нормальное течение общественной жизни предполагает перемены, но в случаях предельно резких и неравномерных изменений одни части общества оказываются в одном историческим времени, а другие остаются в другом. Не менее распространенным примером нигилизма является отрицание как реакция на застой, то есть на отсутствие перемен, тогда когда они необходимы.
В третьем параграфе «Нигилистический контент общественного сознания» исследуются основные разновидности и особенности локализации нигилистических установок в структурах коллективного сознания современного общества. Предпринимается попытка найти философское объяснение феномену устойчивого существования нигилистического тренда в качестве одного из атрибутов социального бытия.
Методологические основания и когнитивные принципы социального психоанализа, по мнению автора, позволяют исследовать глубинное содержание коллективного подсознания и его архетипы, получить представление о характере детерминации нигилистически окрашенного социального поведения, понять природу разнообразных невротических реакций, прояснять истоки социальных фрустраций. Тождественность функционирования механизмов общественного и индивидуального сознания позволила экстраполировать понятийно-категориальный аппарат психоанализа в сферу социальной философии. Так, в диссертации по социально-философской проблематике нашли свое применение понятия «психотравма» «избыточная память», «недостаточная память», «навязчивое повторение» и т.п. Анализ обширного социально-эмпирического материала позволяет придти к выводу, согласно которому нигилистический настрой общества есть продукт не только рационалистической рефлексии, но и установок коллективного бессознательного.
В параграфе особо подчеркивается принципиальная невозможность проведения демаркационной линии между рефлексивной и бессознательной социально-нигилистической реакцией. Отмечается, в частности, что нигилистическое отношение к деятельности носителей властных полномочий может результироваться одновременно как «травмированным» историческим сознанием, так и личностным социальным опытом.
Предметом специального исследования стала проблема искусственной стимуляции нигилистических настроений. Если социальная психоаналитика имеет дело, в первую очередь, с так называемым «имманентным нигилизмом», обусловленным объективными обстоятельствами общественного развития, то дополнение ее арсенала инструментарием иных социально-гуманитарных наук позволяет идентифицировать нигилистический дискурс в качестве продукта осознанного манипулятивного воздействия. При этом констатируется многообразие не только субъектов манипуляции, но и разнообразие продуцируемого нигилистического контента. Установлено, что основными «драйверами» «искусственного нигилизма», как правило, выступает набор дихотомий, предполагающих не тотальное отрицание, а обязательное наличие альтернативы существующему status quo. Базовым принципом дихотомистической модели нигилизма является отрицание сущего в пользу должного. Причем в рассматриваемом в диссертации контексте понятия сущего и должного весьма относительны и условны. Сторонники модернизации могут видеть угрозу в сохранении традиционного жизненного уклада, точно также как для консерваторов абсолютно неприемлема идея обновления.
Поддержанию социального нигилизма способствует и дихотомизация общественного сознания по принципу «свой - чужой». Внедрение в сознание масс образа «чужого», в качестве угрозы существующей идентичности, способно породить сильнейшую фобию в отношении всякой «инаковости», к чему достаточно часто прибегают тоталитарные режимы.
Заметное место в параграфе уделяется влиянию утопических конструктов на продуцирование нигилистических установок. Нигилистическая продуктивность социальной утопии, согласно логике диссертационного исследования, объясняется тем, что утопический проект, как правило, предполагает возможность его реализации в качестве альтернативной модели общественного развития. В этом, по мнению диссертанта, состоит главная опасность нигилистической утопии, которая, в конечном итоге, сводится к предложению простых, зачастую насильственных, решений сложных проблем общества. В любом случае объективированная утопия будет представлять собой широкомасштабный эксперимент с негарантированными последствиями.
Диссертант приходит к выводу не только о наличии возможности, но и об острой необходимости осознанных и целенаправленных усилий по преодолению нигилистических настроений в коллективном сознании социума. Соответственная коррекция содержания общественного сознания может, как представляется автору, проводиться по трем основным направлениям:
- превентивные меры, направленные на недопущение «нигилизации» общественного сознания;
- «очищение» массового сознания от нигилистических интенций;
- перекодировку нигилистических установок, подразумевающую переориентацию от деструктивного, тотального нигилизма на его конструктивные формы в виде социальной критики.
В третьей главе «Социальный нигилизм и пути его преодоления: перспективы становления новой российской социальности», содержащей четыре параграфа, рассматриваются перспективы «денигилизации» современного российского социума, исследуется его контрнигилистический потенциал, разрабатывается проблема переориентации контрпродуктивных нигилистических установок в конструктивное русло.
В первом параграфе – «Феномен ”конструктивного” нигилизма (на примере социальной критики)» – предпринимается попытка преодоления широко распространенного, как на уровне обыденного сознания, так и в профессиональном сообществе, стереотипа, редуцирующего сложную и противоречивую нигилистическую рефлексию исключительно к разрушению и отрицанию. В качестве примера, призванного помочь увидеть полиипостасность и многообразие форм нигилистической идеи, а также ее содержательную многополярность, диссертант обращается к проблематике социальной критики, содержащей в себе достаточно полный набор атрибутов нигилизма.
Логика параграфа построена на осознании необходимости, в первую очередь, исследовать генезис современной версии социально-критического мышления, непосредственно связанного с началом новоевропейской истории. Отмечено, что толчком к формированию социально-критической традиции стала возникшая в этот период и широко распространившаяся убежденность в несовершенстве природного и социального мироустройства, нуждающегося в самом радикальном реформировании. При этом в качестве важнейшего фактора, содействовавшего популяризации критической дискурсивности, названо изменение статуса протестности в аксиологической шкале. Данное изменение состояло в переходе от интерпретации протеста в качестве богоборческого бунта к его пониманию как акта альтруизма.
Диссертант артикулирует мысль об этической центрированности социальной критики в качестве профессионального занятия социально-ответственной личности, рассматривает процесс ее последующего институционального оформления. Более того, он считает для себя важным отметить приоритетность этического начала перед рациональным в качестве универсального атрибута любой разновидности социально-критической дискурсивности. Подчеркивается обращенность социальной критики к универсальным экзистенциалам, таким как страх, надежда, избавление и т.п.
В параграфе устанавливается закономерность, согласно которой всплески бунтарства приходятся на те моменты социального бытия, когда возрастание энтропии приводит к нарушению существующего консенсуса, обеспечивающего устойчивость и стабильность общества. В этих условиях происходит «перепрограммирование» массового сознания, в результате которого личность перестает признавать собственную зависимость от традиционного социального габитуса.
Обращает на себя внимание амбивалентность характера воздействия социальной критики на общество. С одной стороны, социально-критический активизм оказывает позитивное воздействие на свой объект, обеспечивая его прогрессирующее развитие, а с другой, обнаруживает деструктивное нигилистическое отношение к исторически апробированным формам человеческого общежития, прошедшему испытание временем ценностному корпусу, устоявшейся культурной традиции. Гипертрофированная артикуляция нигилистической тональности в социальной критике уже неоднократно приводила к бездумному разрушению традиционных устоев социума и безответственному экспериментаторству, а гуманистические императивы, от имени которых выступали ниспровергатели основ, в конечном итоге, оказывались не просто девальвированными, но и оборачивались своей противоположностью.
Автор ставит под сомнение общепринятые представления о функционировании типовой социально-критической модели в соответствии с алгоритмом: мотив, цель, средства, результат. Он настаивает на том, что все эти составляющие обнаруживают высокую степень автономности, что бесконечно увеличивает разрыв между первичным целеполаганием и конечным результатом, а сам критический дискурс оказывается помещенным в своеобразную «точку бифуркации», в которой крайне затруднены любые прогностические оценки. Не в последнюю очередь конечный результат зависит от того, насколько успешно критический дискурс будет конкурировать с апологетической, лояльной дискурсивностью.
В тексте параграфа проводится важная мысль относительно изменений в функционировании механизмов и принципов трансляции социальной критики. Если ранее успех критического дискурса во многом зависел от личностной харизмы его автора, то теперь мы наблюдаем заметный отход от классических форм воздействия на целевые группы, традиционных лингвистических клише и теоретических обоснований. В первую очередь сказанное относится к тем трансформациям, которые за последние десятилетия претерпел язык, постулирующий социально-критические идеи. Речь, как представляется диссертанту, может идти о так называемом, «двойном нигилизме», когда отрицаются не только существующие социальные реалии, но и способы их описания. То же самое касается и форм протестности, когда, например, на смену классическому митингу с его четко сформулированным протестным целеполаганием, пришел хэппенинг или его новейшая разновидность – флэшмоб.
Отмечается, что произошедшая трансформация способствовала нигилистическому самоопределению и самовыражению любого индивида, наделенного протестным сознанием и стремящегося к манифестации отрицания. Произошедшая при этом мультипликация нигилизма «снизу», обеспечила защиту от интеллектуального насилия и стимулировала индивидуальное критическое мышление.
По мнению диссертанта, в настоящее время сохраняются все условия для включенности нигилистической составляющей в социально-критический контекст. Не в последнюю очередь это происходит по причине усложнения общественных структур и ускорения социальных процессов, с большим трудом поддающихся теоретическому осмыслению. Автор исследования напоминает, что современная социально-философская мысль все чаще трактует социальную эмпирию в качестве некоего субъективного ощущения. Отсутствие адекватного концептуального и понятийного аппарата, нелинейность социального развития, изменчивость и полиморфность общественного бытия напрямую поощряют провозглашение первичности имиджа относительно его референта. Социальная критика в этих условиях вынуждена следовать в общетеоретическом фарватере, что само по себе является обоснованием присутствия в ней нигилистической интенциональности.
Во втором параграфе «Глобализация и “новый” нигилизм» содержится анализ специфических нигилистических воззрений, детерминированных особенностями протекания процессов глобализации, рассматривается различие между традиционными и посттрадиционными нигилистическими интенциями.
Одним из оснований «нового» нигилизма в диссертации называется фактор избыточности информации, трудно поддающейся усвоению и освоению. Феномен избыточной информации раскрывается в работе через понятие «гипертрофированной коммуникативности»[2] (Ж. Бодрийяр), означающее превращение индивида в информационно детерминированную единицу, утратившую способность достичь независимого состояния от информационного диктата. Автор доказывает безосновательность «информационных» фобий, указывая на то, что расширение и общедоступность информационного пространства унифицируют цивилизационное развитие, преодолевают асинхронизм исторического пути различных народов и регионов, дают шанс «аутсайдерам» провести ускоренную модернизацию. Одновременно проводится мысль относительно исторической закономерности глобализационного тренда, интерпретируемого как мощный ресурс ускорения общественного прогресса.
Вместе с тем, параграф содержит в себе констатацию неприемлемости нигилистического подхода к глобализации, которая, информационно насыщая социум, обеспечивает подконтрольность властных структур со стороны гражданского общества. Отмечается, что именно глобальный мир в большей степени соответствует сложности и масштабности проблем, стоящих перед современным человечеством, чем простой конгломерат атомизированных сообществ.
Диссертант вводит проблему «информационного эклектизма» в контекст потребности социума в однозначной истине, отмечая при этом невозможность простых рецептов ее решения. Опасность подобных решений состоит во введении информационной цензуры, которая, во-первых, противоречила бы самой идее глобализации, а, во-вторых, продуцировала бы своего рода социального «голема», воплощающего в себе манипулятивно управляемую общественную среду.
Возможности преодоления глобалистски детерминированного социального нигилизма видится автору в области осуществления действенного самоконтроля, в развитии критически-рефлексивных способностей человека. Так, если внешние усилия по противодействию нигилизму предполагают применение запретительных мер, то антинигилистическое самоопределение само по себе создает интериоризированное аксиологическое пространство, локализация в котором есть результат осознанного, критически осмысленного и эмпирически апробированного выбора.
Свою тематизацию нигилистическая проблематика получила в контексте утраты логики и перспектив общественного развития, что не в последнюю очередь было обусловлено разрушением социальной онтологии, деконструкцией привычной картины мира в качестве одного из продуктов глобализации. Автор предлагает рассматривать подобную нигилистическую интенциональность не как тупик социальной рефлексии, но как инструмент противодействия социальной инфантильности, как своеобразный протест против готовности обреченно принять любую, приготовленную судьбой или т.н. «общественными законами», участь.
В заключительной части параграфа констатируется потребность в переосмыслении соотношения динамических и статистических закономерностей, упорядоченности и энтропии, случайного и необходимого, реализованного и нереализованного, то есть всего того, что демонстрирует весьма нетипичную диалектику в условиях глобализации, опровергая, тем самым, целые научные школы и направления. При этом подчеркивается важность недопущения попадания в релятивистический тупик, в котором, в частности оказывается постмодерн, признающий как случайность необходимости, так и необходимость случайности. Выражается убежденность в том, что следование сформулированным эвристическим установкам позволит в большей степени приблизиться к пониманию работы сложных социальных механизмов, не укладывающихся в «прокрустово ложе» классической рациональности, ставшей в последнее время питательной средой для многих разновидностей, как когнитивного нигилизма, так и иных его глобалистских модификаций.
Во третьем параграфе «Нигилистический инсайд в этическом дискурсе» на примере морали, доказывается авторская гипотеза, согласно которой нигилистические интенции латентно присутствуют во всех без исключения позитивных дискурсах, даже в тех из них, где контрнигилистическая идея образует, своего рода, дискурсивный мейнстрим. Потребность в подобном исследовании обусловлена, по мысли диссертанта, теми фатальными для социума последствиями, которыми чревато самоотрицание этического дискурса.
Экспликация понятий «ethikos» и «moralis» позволила переосмыслить проблему генезиса европейской этической традиции, выделив в ней детерминанты прагматического порядка. Одной из предпосылок латентного морального нигилизма эпохи античности названо признание неразрешимости противоречия между вечной гармонией космоса и ущербностью эмпирического мира, отраженное в платоновской философии. Другой предпосылкой стала резкая дихотомизация этически сущего и этически должного, в результате чего моральные идеалы оказались оторванными от конкретики социальной эмпирии и были перенесены в некое сверхэмпирическое пространство.
Традиция, зародившаяся в античности и связанная с транцендированием морали, не только была продолжена в средневековье, но и получила свою модификацию в новоевропейский период. Автор напоминает, что один из создателей доктрины гражданского общества И. Кант резко протестовал против попыток построения морально ориентированного государства как потенциальной деспотии. Моральные императивы в социальном менеджменте, согласно кантианской логике, есть ограничение демократических свобод, безнравственная насильственная попытка сделать человека счастливым. Аналогичным образом современный либерализм исходит из редукционистской позиции, согласно которой контроль за деятельностью властных структур осуществляется из правового, но не этического пространства.
Латентный нигилизм морально-этических концептуализаций присутствует в представлениях о диалектичности морали и имморализма, представлениях, достаточно часто заявляющих о себе в псевдоморалистической риторике. К последней, в том числе, можно отнести рассуждения о том, что соблюдение моральных норм не есть обязанность, но право индивида, его частное дело.
В параграфе рассматриваются анархическая и конвенциональная разновидности латентного морального нигилизма. Подчеркивается, что в первом случае речь идет об отсутствии дескриптивной эксплицитности моральных оценок, а во втором о том, что истинность соответствующих императивов определяется наличием соответственного общественного консенсуса. Общим для обоих подходов является отрицание объективных критериев морализма социальной практики.
Заслуживает внимания анализ тех общественных издержек, которые были получены в ходе попыток выработать т.н. «альтернативную этику», приводивших, в конечном итоге, к деформации аксиологической пирамиды. При этом особое место отдается исследованию феномена, связанного с ресентиментом морали, когда «то, что раньше было “злом”, кажется “добром”[3]
(М. Шелер).
В параграфе дается разъяснение опасности латентного нигилизма, присутствующего в этической традиции современного Запада, обнаруживаемого в попытках решения дилемм морали и утилитаризма, этического и прагматического. Отмечается, что примером неудачного решения данной дилеммы стала депроблематизация вопроса как такового. Сюда же диссертант относит позицию Г. Моргентау, полагающего, что содержание проблемы не в необходимости выбирать между моральными принципами и конкретным интересом, эмансипированным от морального достоинства, а, скорее, между моралью утопической и моралью реалистической[4].
В параграфе содержится констатация того факта, что многочисленные, безуспешные попытки предложить сколь-нибудь реалистичную модель радикального преодоления морального нигилизма породили своего рода этический скептицизм, интеллектуально смирившийся не только с тотальным имморализмом, но и с неверием в действенность моральных регулятивов вообще. Указывается, что на первое место у современной интеллектуальной элиты выходит вопрос об эффективном менеджменте, о достижении намеченных целей любыми средствами. Характерно, что в современной западной литературе решение этических проблем сводится исключительно к оптимизации менеджмента. В качестве примера автор ссылается на теории необходимости учёта влияния менеджеров на мотивы поведения подчинённых (Ликерт), нахождения подчинёнными консенсуса на основе подготовленных менеджментом разработок (Марч, Саймон), психологической эффективности власти (Риф) и т. п[5].
Диссертант настаивает на том, что подобный интеллектуальный фон напрямую поощряет всех без исключения участников социальной практики и в первую очередь власть предержащих, абсолютизировать поставленные перед собой цели, превращать их в некую разновидность фетиша, полагая приемлемыми любые средства для их достижения. Распространение морального нигилизма ведет к тому, что каждый по отношению к другому воспринимается как материал для получения некоего конечного продукта, чей генетический код не включает в себя мораль, которая, в свою очередь, если и может быть востребована, то исключительно в риторических целях.
Отмечается, что при всех своих безусловных достижениях западная интеллектуальная традиция не сформировала полноценных предпосылок для продуктивного решения проблемы преодоления морального нигилизма, не составила чёткого мнения о значении морали для современного общества, а, следовательно, не устранила, хотя бы и на теоретическом уровне, существующий дуализм морали и имморализма. Всё сказанное выше с необходимостью предполагает обращение к анализу отечественной социально-философской мысли, где и следует искать продуктивные, в теоретическом плане, альтернативы моральному нигилизму в качестве концептуальной модели и мотива эффективного социального действия.
В четвертом параграфе «Антинигилистический потенциал национального архетипа и отечественной интеллектуальной традиции» ставится задача обнаружения, описания и использования тех установок коллективного сознания россиян, которые нашли свое отражение в отечественной социально-гуманитарной мысли и которые могли бы быть задействованы в качестве средства противодействия распространению нигилизма.
Логика параграфа строится на убежденности автора в том, что стратегия борьбы за жизнеутверждающие идеалы должна, в первую очередь, разрабатываться при обязательном условии апелляции к национальному менталитету, его архетипам, фундаментальным установкам и экспектациям, то есть ко всему тому, что, в конечном итоге, формирует специфический модус ментальности, определяемый в философии в качестве «духа нации».
Одним из контрнигилистических векторов названа установка национального самосознания на обнаружение высшей правды, не зависящей от конъюнктуры изменчивых обстоятельств или приземленной прагматики. По мнению автора, устремленность к правдоискательству представляет собой своеобразный закон общественного бытия, устойчиво действующий на протяжении всей истории государства. Специфика отечественного менталитета заключается в том, что представления о сверхэмпирическом должном никогда не вели к простой нигилистической редукции, к банальному отрицанию сущего, то есть к такому отрицанию, которое лишено какого-либо позитивного целеполагания. Напротив, приверженность нормативным, в чем-то идеальным, моделям многократно корректировала протекание общественных процессов, вводя их в конструктивное русло, хотя при этом очень часто придавала им динамизм, нелинейность и даже драматизм.
Диссертант полагает, что даже нигилистические интенции массового сознания россиян в основе своей глубоко контрнигилистичны. В качестве примера анализируется феномен т.н. «юридического нигилизма», состоящего в неприятии внешней законности, если таковая противоречит высшей, экзистенциальной правде. При этом утверждается, что за неприятием формального нормотворчества стоит его неспособность достичь социального идеала, обеспечить соблюдение интересов всех и каждого, вне зависимости от их социального статуса или исповедуемых принципов. Слишком часто в отечественной истории закон принимал и все еще продолжает принимать сторону власть имущих, выступая в их руках не более чем инструментом достижения узко сословных целей, а отнюдь не гарантом общественных интересов.
Параграф содержит в себе констатацию того факта, что нигилизм не имманентен ни российскому архетипу, ни национальной социокультурной традиции. Скорее речь может идти о специфической реакции наших сограждан на социальные раздражители, на неприятие общественных деструкций. Никакие усилия властных структур не смогут победить нигилистические интенции в российском социуме, пока не изменится сам жизненный мир россиян.
Вместе с тем в параграфе звучит предостережение против ожиданий «легкой» победы над нигилизмом. Высказывается суждение о том, что для решения проблемы преодоления нигилистических настроений в российском социуме не достаточно просто «перезапустить» соответствующие архетипические механизмы, призванные обеспечить конструктивную работу общественного сознания. В случае, если вышеуказанные механизмы будут функционировать без учета объективно существующих реалий и общественных потребностей, их работа будет протекать в «холостом» режиме. То же самое случится и при выборе ложных цивилизационных ориентиров.
Задача, по мнению автора, состоит в том, чтобы максимально адаптировать национальный архетип к специфике современной российской ситуации, взятой в диалектике ее развития. Здесь важно не забывать, что питательной средой для массового распространения нигилистических воззрений всегда являлись пессимизм и апатия, неизбежно возникающие при отсутствии видения позитивной перспективы. Под последней предлагается понимать всесторонне обоснованный модернизационный проект, призванный обеспечить России конкурентные преимущества в гонке цивилизаций.
Главная мысль параграфа заключается в тезисе, согласно которому глубинные структуры сознания современного российского общества, его архетипическое содержание, обладают достаточной устойчивостью против инфильтрации в них нигилистической идеологии. Бесперспективность решения важнейших социальных проблем с нигилистических позиций стала лейтмотивом отечественной философской мысли, а также доминантной интенцией обыденного сознания, важнейшим принципом повседневной коммуникации и ориентиром для реализации основополагающих дискурсивных и социальных практик. Любые попытки реализации нигилистических подходов и принципов при решении сколь-нибудь масштабных задач всегда имели для российского социума однозначно деструктивные последствия.
В заключении подводятся основные итоги исследования, формулируется вывод о противоречивости и многогранности феномена нигилизма, его амбивалентности с точки зрения последствий объективации нигилистических интенций в социальной практике. Отмечается, что в настоящее время существуют все предпосылки для воспрепятствования распространению нигилистических настроений в современном российском обществе. Основными объектами усилий в этом направлении видятся современные социальные системы, допускающие рассогласования между целями, средствами и ценностями, принятыми в обществе, что приводит к сбоям в протекании смыслообразующих процессов.
Предлагается методологическая стратегия для дальнейшей разработки проблематики социального нигилизма в условиях посттрадиционного общества. При этом указывается на значительный эвристический потенциал дискурс-анализа позволяющего не только добиться глубокого понимания природы гетерогенных речевых практик, но и прояснить их влияние на социальные практики.
В качестве важнейшего направления дальнейшего исследования истоков и детерминант нигилизма обозначен анализ специфики социальных самоописаний адаптирующих социальные идеалы к вновь формирующимся условиям.
Одновременно подчеркивается научная перспективность совершенствования типологизации нигилистических конструктов применительно к сферам их локализации. Столь же перспективной представляется разработка тематики выделения и сравнительного анализа исторических типов нигилизма, которые, как это показано в работе, не только не сменяют друг друга, но и активно сосуществуют, и даже дополняют друг друга. Обосновывается прогностическое значение продолжения исследования нигилистической проблематики в рамках социально-философской рефлексии.
Основные положения диссертации опубликованы
в следующих работах:
Монографии:
- Бабошин, В.В. Нигилизм в социальном дискурсе современности / В.В. Бабошин. – Ставрополь: Сев-КавГТУ, 2011. – 11,4 п. л.
- Бабошин, В.В. Феноменология социального нигилизма / В.В. Бабошин. – Ставрополь: Сев-КавГТУ, 2009. – 14,3 п. л.
- Бабошин, В.В. Культурный нигилизм / Коллектив авторов // Современная культура в контексте эволюции научной рациональности. – Москва-Ставрополь: ИИЕТ РАН, СГУ, 2009. – С. 392-414. – 1,4 п. л.
Публикации в журналах из перечня ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени доктора и кандидата наук:
- Бабошин, В.В. Логика отрицания в структуре и содержании социального действия [Текст] / В.В. Бабошин // Вестник Ставропольского государственного университета. 2011. №72 (1) – С. 33-38. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Ценности и их отрицание в этике дискурса модерна [Текст] / В.В. Бабошин // Вестник Ставропольского государственного университета. 2011. № 73 (2) – С. 283-291. – 0,8 п. л.
- Бабошин, В.В. Моральный, правовой и социальный нигилизм: к вопросу о типологии [Текст] / В.В. Бабошин // Вестник Ставропольского государственного университета. 2011. №76 (5). – С. 180-187. – 0,7 п. л.
- Бабошин В.В. Нигилизм как отрицание существующего порядка [Текст] / В.В. Бабошин // Вестник Северо-Кавказского государственного технического университета. 2011. №2 (27). – С. 152-154. – 0,4 п. л.
- Бабошин, В.В. Новоевропейский нигилизм в контексте становления современного общества [Текст] / В.В. Бабошин //Личность. Культура. Общество. 2011. Вып. 2 (63-63). – С. 205-211. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Уникальность современного российского нигилизма [Текст] / В.В. Бабошин // Власть. 2011. № 3. – С. 74-76. – 0,4 п. л.
- Бабошин, В.В. Причины ценностного нигилизма в современном обществе [Текст] / В.В. Бабошин // Известия Высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2010. №1. – С.5-7. – 0,4 п. л.
- Бабошин, В.В. Философские и религиозные истоки социального нигилизма [Текст] / В.В. Бабошин // Личность. Культура. Общество. 2010. Вып. 4 (59-60). – С.283-289. – 0,6 п. л.
- Бабошин, В.В. Философские и методологические основы исследования нигилизма как социального явления [Текст] / В.В. Бабошин // Вестник Ставропольского государственного университета. 2010. № 1. – С. 246-252. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Философские основания и смысл европейского нигилизма [Текст] / В.В. Бабошин // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2009. №1. – С. 5-8. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Нигилистическая составляющая в оценке социокультурной процессуальности: когнитивный аспект [Текст] / В.В. Бабошин // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2009. №1. – С.43-47. – 0,4 п. л.
- Бабошин, В.В. Культурные и социальные детерминанты правового нигилизма [Текст] / В.В. Бабошин // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2009. №6. – С. 33-37. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Истоки этического нигилизма в западной интеллектуальной традиции [Текст] / В.В. Бабошин // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2008. № 4. – С.51-54. – 0,4 п. л.
Публикации в других журналах и сборниках:
- Бабошин, В.В. Новоевропейский нигилизм в контексте становления современного общества [Текст] / В.В. Бабошин // Сборник статей по материалам международной научно-практической конференции «Модернизационный потенциал российской экономики и общества». – М.- Ставрополь: ИДНК, 2011. – С. 52-59. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Специфика нигилизма в социальном пространстве современности [Текст] / В.В. Бабошин // Сборник статей по материалам второй международной научно-практической конференции «Социальная эволюция, идентичность и коммуникация в XXI веке». – Ставрополь: СевКавГТУ, 2010. – С. 93-94. – 0,2 п. л.
- Бабошин, В.В. Методология исследования нигилизма как социального феномена [Текст] / В.В. Бабошин / Общественно-экономические и политико-правовые проблемы регионального развития современной России. Сборник научных статей. РАН, Российское философское общество, Ставропольское отделение. Вып. 2. – Пятигорск: Рекламно-информационное агентство на Кавминводах, 2010. – С. 67-78. – 1,2 п. л.
- Бабошин, В.В. Методологические аспекты изучения современной версии культурного нигилизма [Текст] / В.В. Бабошин // Сборник статей по материалам региональной научной конференции «История науки и техники в Северо-Кавказском регионе: становление и перспективы развития». – М.- Ставрополь: СГУ, 2009. – С. 74-81. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Отрицание как социально-философская категория [Текст] / В.В. Бабошин // Современные проблемы истории и философии науки. Вып. 3. Сборник научных статей. – Москва-Ставрополь: ИИЕТ РАН, СГУ, 2009. – С. 26-31. – 0,4 п. л.
- Бабошин, В.В. Нигилизм как форма мировоззрения [Текст] / В.В. Бабошин // Философские, научные и духовно-нравственные проблемы глобализации. Материалы Международной научно-практической интернет-конференции (25 мая 2009). – М.: ООО «Широкий взгляд», 2009. – С. 13-14. – 0,1 п. л.
- Бабошин, В.В. Причины ценностного нигилизма в современных обществах [Текст] / В.В. Бабошин / V Российский философский конгресс «Наука, философия, общество». Материалы. Т. III. – Новосибирск: Параллель, 2009. – С.15-16. – 0,1 п. л.
- Бабошин, В.В. Нигилизм в контексте глобализационных процессов современности [Текст] / В.В. Бабошин // Труды членов Российского философского общества. Вып. 16. – М.: Российское философское общество, 2009. – С. 56-63. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Методологические аспекты изучения современной версии культурного нигилизма [Текст] / В.В. Бабошин // Современные проблемы истории и философии науки. Сборник научных статей по материалам конференции. Вып. 2. – Москва-Ставрополь, 2008. – С. 31-38. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Этносоциальные процессы современной России [Текст] / В.В. Бабошин // Межвузовский сборник научных трудов «Актуальные проблемы современного Российского права». – Невинномыск: Невинномысский государственный гумманитарно-технический институт, 2007. – С. 221-224. – 0,3 п. л.
- Бабошин, В.В. Национальная доминанта как фактор детерминации социально-политических процессов на Северном Кавказе [Текст] / В.В. Бабошин // Проблемы реализации уголовной политики Российской Федерации на региональном уровне. – Сборник научных тудов: ВНИИ МВД РФ, 2007. – С. 27-36. – 0,9 п. л.
- Бабошин, В.В. Мультикультурализм и толерантность [Текст] / В.В. Бабошин // Сборник научных трудов. – Ставрополь: Северо-Кавказский социальный институт, 2006. – С. 221-224. – 0,3 п. л.
- Бабошин, В.В. Социология нации. Проблемы Северо-Кавказского региона [Текст] / В.В. Бабошин // Вестник Северо-Кавказского государственного технического университета. 2005. №1. – С. 50-52. – 0,3 п. л.
- Бабошин, В.В. Методологические особенности построения концепции нации [Текст] / В.В. Бабошин // Научная мысль Кавказа. 2005. №5. – С.13-25. – 1,2 п. л.
- Бабошин, В.В. Национальное государство или федерация национальностей // Научная мысль Кавказа. 2005. №6. – С. 3-14. – 0,8 п. л.
- Бабошин, В.В. Национальные интересы и государство: политологический подход [Текст] / В.В. Бабошин // Научная мысль Кавказа. 2005. №8. – С. 11-25. – 0,9 п. л.
- Бабошин, В.В. Этносоциальный фактор и либеральный проект: проблема корреляции [Текст] / В.В. Бабошин // Сборник научных трудов «Политический и религиозный экстремизм». – М.: ВНИИ МВД России, 2005. – С. 55-69. – 1 п. л.
- Бабошин, В.В. Этноисторическая память и национальная безопасность [Текст] / В.В. Бабошин // Сборник научных трудов «Политический и религиозный экстремизм». – М.: ВНИИ МВД России, 2005. – С.131-136. – 0,4 п. л.
- Бабошин, В.В. Этнический фактор в постиндустриальном обществе [Текст] / В.В. Бабошин // Вестник Северо-Кавказского государственного технического университета. 2004. №11. – С. 27-29. – 0,4 п. л.
- Бабошин, В.В. Холисткая версия феномена национального [Текст] / В.В. Бабошин // Научная мысль Кавказа. 2004. №3. – С. 7-17. – 0,8 п. л.
- Бабошин, В.В. Этносоциология как наука [Текст] / В.В. Бабошин // Научная мысль Кавказа. 2004. №9. – С. 3-10. – 0,6 п. л.
- Бабошин, В.В. Национальная идентичность: миф или реальность [Текст] / В.В. Бабошин // Научная мысль Кавказа. 2004. №13. – С. 20-33. – 0,3 п. л.
- Бабошин, В.В. Идея нации в культурологическом дискурсе [Текст] / В.В. Бабошин // Актуальные философские и методологические проблемы современного научного познания. Сборник статей по материалам 68 научно-практической конференции преподавателей и студентов СтГАУ. – Ставрополь: СтГАУ, 2004. – С. 81-86. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Национализм как средство достижения политических целей [Текст] / В.В. Бабошин // Государство и национальные движения. Теоретические подходы к понятию нации. Тезисы 8-й научно-практической конференции «Вузовская наука – Северо-Кавказскому региону». – Ставрополь: Сев-КавГТУ, 2004. – С. 123-127. – 0,3 п. л.
- Бабошин, В.В. Биотерроризм как объект экологического права [Текст] / В.В. Бабошин // Сборник научных трудов. Вып. 16. – Ставрополь: СевКав ГТУ, 2003. – С. 24-33. – 0,8 п. л.
- Бабошин, В.В. Концепция национальных интересов в глобализующемся мире [Текст] / В.В. Бабошин // Вестник Ставропольского государственного университета 2003. №33. – С. 144-151. – 1,2 п. л.
- Бабошин, В.В. Краткий исторический анализ тенденций развития Северного Кавказа [Текст] / В.В. Бабошин // Сборник научных трудов. – Ставрополь: СФ ВИПК МВД России, 2002. – С. 4-28. – 1,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Анализ фундаменталистских течений ислама в регионе Северного Кавказа современной России [Текст] / В.В. Бабошин // Сборник трудов кафедры. – Ставрополь: СФ ВИПК МВД России, 2002. – С. 4-12. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Проблема смысла жизни в духовном опыте человечества [Текст] / В.В. Бабошин // Сборник научных трудов. Сер. «Гуманитарные и социально-экономические науки». Вып. 1. – Ставрополь: СГТУ,1998. – С. 208-210. – 0,2 п. л.
- Бабошин, В.В. Нравственно допустимое поведение: социологические аспекты [Текст] / В.В. Бабошин // Философия и современность (Научные труды кафедры). Вып. VII. – Ставрополь: СГТУ, 1997.– С. 3-19. – 1 п. л.
- Бабошин, В.В. Социальный потрет подростков с девиантным поведением [Текст] / В.В. Бабошин, А.И. Ступницкий // Актуальные проблемы философии, социологии и психологии. Вып. III. – Ставрополь: СГТУ, 1996. – С. 44-49. – 0,4/0,2 п. л.
- Бабошин, В.В. Среднее образование в системе воспитания молодежи [Текст] / В.В. Бабошин // Современные проблемы философии, социологии, психологии, экологии. Вып. IV. – Ставрополь: СГТУ, 1996.– С. 4-8. – 0,2 п. л.
- Бабошин, В.В. Роль системы образования в управлении профессиональным самоопределением молодежи [Текст] / В.В. Бабошин, Ю.Н. Клочко // Современные проблемы философии, социологии, психологии, экологии. Вып. IV. – Ставрополь: СГТУ, 1996. – С. 19 -29. – 0,6/0,3 п. л.
- Бабошин, В.В. Развитие социальной активности как механизм и процесс становления нравственно целостной личности подрастающего поколения (методологические аспекты) [Текст] / В.В. Бабошин // Актуальные проблемы теории и социальной практики. Вып. VI. – Ставрополь: СГТУ, 1996. – С. 78-94. – 1 п. л.
- Бабошин, В.В. Мотивы противоправного молодежи (опыт конкретного социологического исследования) [Текст] / В.В. Бабошин // Философия и жизнь: актуальные проблемы. – Ставрополь: СГТУ, 1996. – С.68-76. – 1,3 п. л.
- Бабошин, В.В. Кризис системы образования: реалии и проблемы. Опыт конкретных социологических исследований [Текст] / В.В. Бабошин // Философия и жизнь. – Ставрополь: СГТУ, 1996. – С. 68-76. – 0,6 п. л.
- Бабошин, В.В. Единство дифференциации и интеграции в развитии наук: социально-философский аспект [Текст] / В.В. Бабошин // Актуальные проблемы формирования личности: методология, теория, практика. – Ставрополь: СевКавГТУ, 1995. – С. 94-102. – 0,5 п. л.
- Бабошин, В.В. Индивидуализация и дифференциация процесса формирования творческой активности специалиста [Текст] / В.В. Бабошин, // Актуальные проблемы формирования личности: методология, теория, практика. – Ставрополь: СГТУ, 1995. – С. 42-44. – 0,2 п. л.
[1] Тертуллиан. Избранные сочинения. – М.: Прогресс, Культура, 1994. – С. 166.
[2] Бодрийяр Ж. Система вещей. – М., 1999. – С.47.
[3] Шелер М. Ресентимент в структуре морали. – С. – Петербург: Наука, 1999. – С. 68
[4] Моргентау Г. Политические отношения между нациями. Борьба за власть и мир // Социально-политический журнал. 1997. № 2. – С. 189-201.
[5] См. Милнер М. Теория организаций. – М.. 2008.
