Статическая и динамическая модели бытия
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
На правах рукописи
ИВАНЕНКО
Алексей Игоревич
СТАТИЧЕСКАЯ И ДИНАМИЧЕСКАЯ
МОДЕЛИ БЫТИЯ
Специальность 09.00.01 – онтология и теория познания
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора философских наук
Санкт-Петербург
2012
Работа выполнена на кафедре онтологии и теории познания Санкт-Петербургского государственного университета.
Научный консультант: доктор философских наук
Савчук Валерий Владимирович
Официальные оппоненты: доктор философских наук
Колычев Петр Михайлович (СПб ГУ ИТМО)
доктор философских наук
Назаренко Анатолий Федорович (СПб МВД России)
доктор философских наук
Светлов Роман Викторович (СПбГУ)
Ведущая организация: Санкт-Петербургский государственный академический институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина.
Защита состоится ________ 2012 года в ____ часов на заседании специализированного диссертационного совета Д 212.232.03 по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора философских наук на философском факультете Санкт-Петербургского государственного университета по адресу: 190000. Санкт-Петербург. Менделеевская линия, 5, философский факультет, аудитория ____
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Санкт-Петербургского государственного университета.
Автореферат разослан «_____» ______ 2012 года.
Ученый секретарь диссертационного совета,
Кандидат философских наук
И.И. Мавринский
Общая характеристика работы
Актуальность исследования. Изучение категории бытия посредством метода моделирования содержит в себе ряд насущных моментов. Прежде всего, заявленная в названии исследования тема затрагивает актуальную проблему научности философии и проблемы метода, в т.ч. уместность использования общенаучного метода моделирования в философии.
Другим актуальным моментом представляется анализ связи философии с историко-культурным контекстом, в частности с заявленным Готфридом Бёмом «иконическим поворотом» (Ikonische Wende)[1], который рассматривается им в общекультурном контексте. Указанный ракурс с одной стороны позволяет интерпретировать метод моделирования в контексте «иконического поворота», а с другой стороны – установить связь между категорией бытия, междисциплинарными категориями и универсальными образами культуры, которая фиксируется в понятии модели бытия. Отчасти введение нового термина является реакцией на упрек, брошенный Хайдеггером Гегелю по поводу того, что бытие оказалось «наиболее общим и пустым понятием» (allgemeinste und leerste Begriff)[2].
Также весьма актуальным представляется исследование онтологического статуса таких междисциплинарных категорий как вакуум, информация, революция, хаос и эволюция, которые часто рассматриваются при изучении науки, но не при постижении бытия. Между тем, приобретая статус универсальных понятий, они нередко соотносятся, а иногда и подменяют собой философские категории, посему особый интерес представляет их разработка под углом наполнения бытия конкретным содержанием.
Кроме того, в самой онтологии к настоящему времени существует целый ряд концепций бытия. В качестве примера можно назвать «фундаментальную онтологию» М. Хайдеггера, «новую онтологию» Н. Гартмана и «номадическую онтологию» Ж. Делёза, а также, в отечественной традиции, «научную онтологию» С.Т. Мелюхина или «релятивную онтологию» П.М. Колычева. Само существование множества онтологий предполагает актуальность попыток их систематизации на основе фундаментальных критериев, например, включения или исключения принципа изменчивости (движения), что закреплено в полном названии исследования «Статическая и динамическая модели бытия», где «статическая модель бытия» фиксирует традиционный классический подход, а «динамическая модель» – попытки его преодоления.
Степень разработанности темы. Исследование категории бытия посредством моделирования стало возможным благодаря работам В.А. Штоффа «Роль моделей в познании» (1963) и «Моделирование и философия» (1966). Однако убеждение во всеобщем и абстрактном характере философии некоторое время препятствовало применению метода моделирования к бытию.
Следующей ступенью к построению моделей бытия послужила монография С.С. Гусева «Наука и метафора» (1984), где фиксировался интерес естествознания к содержащим «иконический элемент» метафорам ввиду «осознания чрезмерной абстрактности» научных построений. В немалой степени эти выводы стали возможны благодаря «реабилитации» метафоры в трудах Г. Райла и У. Куайна. Сказанное было справедливо не только к естествознанию и С.О. Казарян публикует книгу «Античное моделирование и Платон» (1987), где предпринимает первую исследование бытия посредством моделирования, которое неизбежно обнаруживает историческую перспективу. Между тем указанный автор еще не пользуется термином «модель бытия». Это словосочетание появляется уже в следующем десятилетии, а его авторство следовало бы приписать М.С. Кагану, который, впрочем, говорит о «моделях бытия культуры», т.е. рассматривает «модель бытия» исключительно в культурологическом смысле. Данное словосочетание обрело онтологический смысл благодаря популяризации концепции «иконического поворота» В.В. Савчуком и исследованиям онтологии воображаемого Ю.М. Романенко.
Между тем, отечественная философская традиция никогда не развивалась изолировано, посему мы не можем ею ограниваться, ведя речь о степени разработанности темы. Отечественная философия с самого своего оформления в XIX веке всегда развивалась под сильным влиянием западной мысли, под которой обычно понимали британскую, немецкую или французскую традиции. Так В.А. Штофф не скрывает, что метод моделирования имеет свои истоки в британском позитивизме, где всеобщее мыслилось результатом логической индукции (Г. Спенсер). В немецкой философии традицию образного постижения бытия следует возвести к М. Хайдеггеру, который ратовал за конкретный подход к бытию посредством обращения к поэзии. Во французской философии «обязательная наглядность» метода моделирования реализуется у постмодернистов в восходящей к античной эпохе категории симулякра (Ж. Батай, Ж. Бодрийяр, Ж. Делёз).
Кроме того, исследуя категорию бытия посредством метода моделирования, диссертант не пренебрегает давней традицией её истолкования посредством иных методов. Поэтому он обращается, прежде всего, к античному пониманию бытия, изложенному в сочинениях Парменида, Платона и Аристотеля. В целях исключения случайности толкования автор сопоставляет свой герменевтический опыт с опытом исследователей античной философии. Из них предпочтение отдается классическим трудам В.Ф. Асмуса, А.В. Ахутина, А.Л. Доброхотова, А.Ф. Лосева, а также Л. Джерсона, Дж. Диллона и В. Йегера. В понимании Аристотеля как родоначальника динамической модели бытия диссертант во многом опирается на монографию А.Г. Чернякова «Время и бытие в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера» (Москва, 2003), где задается новый вектор прочтения Аристотеля как предшественника философии экзистенциализма. Сходные идеи прослеживаются у Э. Жильсона, который исследовал преемственность между онтологией (средневекового) аристотелизма и экзистенциализма.
Категория бытия разрабатывалась и в рамках средневековой философии, поэтому автор поддерживает точку зрения А.Н. Уайтхеда о невозможности игнорировать тысячелетний период развития онтологии в этот период, несмотря на то, что философия тогда мыслилась служанкой теологии, фундаментальные вопросы бытия (например, личности и индетерминизма) поднимались в контексте конфессиональных споров. С позиций исследования преодоления античной «статической модели бытия» особый интерес представляет наиболее ранний и наиболее творческий период патристики, где мифологемы творения и грехопадения приобретали онтологическое измерение. Таким образом, диссертант обращается к трудам «великих александрийцев» (Клименту, Афанасию и Кириллу), а также к Августину, Григорию Нисскому, Максиму Исповеднику, Дионисию Ареопагиту, Иоанну Дамаскину и др. В целях истолкования раннесредневековой онтологии диссертант также основывается на исследованиях таких отечественных авторов как Л.П. Карсавин, Р.В. Светлов и С.С. Хоружий. Именно на основании монографии Р.В. Светлова «Античный неоплатонизм и александрийская экзегетика» и обосновываемой в ней идеи «гнозисного сознания» бытия как «мировой драмы»[3], автор приходит к парадигме гнозиса как одной из первых проекций динамической модели бытия. На основании работ С.С. Хоружего, диссертант делает заключение, что концептуальным содержанием этой парадигмы было «онтологическое расщепление»[4]
. В пределе, это привело к появлению схоластической концепции креационизма.
Креационизм, в свою очередь, диалектически отрицается эволюционизмом, что позволяет нам обратиться к новому пониманию бытия, которое первоначально закладывается в трудах таких естествоиспытателей индустриальной эры как Ж.-Б. Ламарк и Ч. Дарвин. Несмотря на биологическую конкретику, постижение бытия посредством древовидного образа эволюции выражает метафизику игры, где решающая роль отводится принципу мутации (изменчивости) как бесцельной игре природы. На подлинно философский уровень категорию эволюции возводят такие мыслители как А. Бергсон и Г. Спенсер. Кроме того, онтологический статус этого понятия закрепляет П. Тейяр де Шарденом, а также теоретики «эмерджентной эволюции» – С. Александер и К.Л. Морган.
Следующей после универсальный образ бытия формируется в рамках т.н. «теории хаоса» эпохи постмодерна. В России эти теории представлены главным образом в форме синергетики, отцами которой считаются физики Г. Хакен и И.Р. Пригожин. К теориям хаоса примыкает «фрактальная геометрия природы» Б. Мандельброта, а также развиваемая Р. Томом и В.И. Арнольдом «теория катастроф». Исследованиями хаоса также занимались Дж. Глейк, Ю.Л. Климонтович, Г. Шустер. Из попыток философского осмысления теорий хаоса следует выделить работы В.И. Аршинова, В.В. Афанасьевой и В.П. Бранского.
Поскольку за последние 200 лет онтология обогатилась открытием общественного бытия, то диссертант обращается к исследованиям бытия в его социальной проекции, где фактор изменчивости (временности, историчности) приобретает принципиальное значение. При разработке понятия социального как одной из возможных форм бытия автор опирается на работы Э. Дюркгейма, С.Л. Франка и, отчасти, М. Хайдеггера. У последнего, по словам Т. Шварца, за понятием «люди» (das Man) скрывается понятие общества. Равным образом и в концепции «со-бытия» (Mitsein) подчеркивается «общественный характер сознания индивида»[5]
. Исторический характер общественного бытия в предельной форме выражается в понятии революции, вследствие чего диссертант исследует онтологический статус этого понятия на основе основополагающих работ отечественных (А.Н. Чистозвонов, М.А. Барг и Г.А. Завалько) и зарубежных (К. Бринтон, Г.Чайлд и Дж.Голдстоун) историков и социологов.
Поскольку бытие никогда не сводится исключительно к своему материальному плану (пусть даже в модусе социальной материи), то автор обращается к разработке темы идеальности бытия. Ключевыми работами в этой области следует признать труды Э.В. Ильенкова, Д.И. Дубровского, П.Н. Колычева, С.Л. Рубинштейна и В.Н. Сагатовского. При интерпретации идеального автор необходимо затрагивает исследования категорий виртуальной реальности (Е.Е. Таратута), информации (В.Н. Гончаров, В.И. и В.Л. Корогодины, М.А. Петров), духовности (С.П. Штумпф), медиа (М.Маклюэн), медиареальности (В.В. Савчук) и научного знания (С.С. Гусев, Т.Кун, В.А. Штофф).
В целом, относительно разработанности темы можно сказать, что литература, посвященная данному вопросу, обширна, между тем, весьма мало исследований, где бы бытие исследовалось посредством метода моделирования, что могло бы придать ему искомую со времен М. Хайдеггера конкретность. Современные концепции бытия в незначительной степени исследуют интуиции бытия в нефилософских областях знания, поскольку само их присутствие там является предметом дискуссий. Также современные концепции бытия, которые игнорируют метод моделирования, в незначительной степени уделяют внимание натурфилософским построениям в рамках естественных наук.
Цель и задачи исследования. Обосновать исторический характер категории бытия на основании перехода от статической модели бытия к динамической.
Для достижения этой цели исследования диссертант поставил следующие задачи:
1. Ввести понятие модель бытия, проанализировать его соотношение как с классическими, так и постклассическими философскими категориями.
2. Раскрыть внутреннюю структуру модели бытия и продемонстрировать соотношение и взаимодействие с историко-культурным контекстом, который включал бы в себя данные теологии, естествознания, социальных наук и искусства, чтобы подчеркнуть интегрирующую функцию философии в целом и онтологии в частности.
3. С помощью метода моделирования исследовать современный уровень знаний о бытии с привлечением междисциплинарных категорий.
Основные методы и методологические принципы исследования. Диссертант исследует тему в рамках классической гуманитарной методологии, а именно посредством критического анализа источников и исследовательской литературы. Вместе с тем он оперирует следующими методами современного знания:
1. Метод философской герменевтики. Суть этого метода диссертант видит в истолковании текстов по заданной теме, исходя из того историко-культурного контекста, в рамках которого они формировались.
2. Структурный анализ. Обобщением материала исследование происходит посредством выявления бинарных оппозиций статического и динамического, покоя и движения, порядка и хаоса, линейного и нелинейного, оседлого и кочевого (номадического). Подобные различения позволяют произвести систематизацию и обозначить необходимый семантический диапазон.
3. Метод философской компаративистики. Данный метод позволяет выявить точки пересечения смыслов в текстах объединенных общей тематикой, что акцентирует внимание на характерном и существенном.
4. Метод моделирования. Применимость метода моделирования в онтологии носит спорный характер, посему этот вопрос отдельно разбирается в начале диссертационного исследования. Тем не менее, предварительная применимость этого общенаучного метода к философии следует из допущения, что философия является наукой. Метод моделирования заключается в построении моделей, т.е. теоретических конструкций, основанных на тесной привязке к определенному образу. Специфика метода моделирования состоит именно в образном (иконическом) элементе теории. Применительно к онтологии, этот элемент устанавливает связь философии с исторически обусловленными парадигмами мышления.
Научная новизна исследования
1. Обосновано применение метода моделирования в онтологии посредством введения понятия «модель бытия».
2. Установлена историчность статической и динамической трактовки категории бытия в её связи с историко-культурным контекстом.
3. Произведено различие статической и динамической модели бытия по критерию включения или элиминации принципа изменчивости (временности, динамизма).
4. Продемонстрирована логика перехода от статической модели бытия к динамической.
5. Раскрыто онтологическое содержание общенаучных и междисциплинарных категорий информации, революции, хаоса и эволюции.
Основные положения, выносимые на защиту
- «Иконический поворот» в современной культуре актуализирует метод моделирования. К концу XX века человеческая цивилизация накопила столь значительный объем знаний, что пришло осознание его избыточности и «чрезмерной абстрактности» (С.С. Гусев). Метод моделирования позволяет в одном или нескольких образах раскрыть содержание теоретической концепции. Истоки «иконического поворота» в онтологии можно усмотреть в обращенности Хайдеггера к необходимо подразумевающей образную форму поэзии. Метод моделирования в онтологии позволяет согласовать логический и поэтический стиль мышления в понятии модели бытия.
- Различение статической и динамической моделей бытия производится на основании принципа изменчивости, который подразумевает его включение или элиминацию. В первом случае выделяется динамическая модель бытия, а во втором – статическая.
- Основание для различения статической и динамической модели бытия были заложены в самом начале формирования западной философии. Однако именно тогда наметился дисбаланс в их соотношении. Подлинное бытие Парменида и Платона наделялось преимущественно статическими характеристиками, а неподлинное (становление, природа) – динамическими. Одним из магистральных направлений развития онтологии стало смещение акцента с онтологической статики на онтологическую динамику.
- Проекцией современной модели бытия является парадигма хаоса. Это прослеживается в обращения к хаосу в рамках различных областей знания – от искусства до науки.
- Онтологический статус хаоса проявляется не только на уровне физической реальности (что подробно исследует синергетика), но и на уровне социальной реальности – в революциях общественно-политического и научно-технического порядков.
- Основное онтологическое содержание хаоса заключается в манифестации динамического принципа, который проявляет себя различных нестационарных состояниях, обозначаемых как движение, расщепление (бифуркация) или необратимость.
Теоретическая и практическая значимость работы. Результаты диссертационного исследования позволяют реализовать в современных условиях интегрирующую функцию философии, поскольку они закладывают основы для сравнения и взаимного перевода различных и даже разнородных дискурсивных практик. Эти результаты создают контекст для интерпретации различных природных и социальных феноменов.
В теоретическом отношении диссертация закладывает основания образного понимания бытия и устанавливает онтологический смысл междисциплинарных исследований хаоса в качестве современного выражения динамической модели бытия. Разработан и выяснен онтологический статус основных категорий теорий хаоса (аттрактор, белый шум, турбулентность, флуктуация), а также прояснено их соотношение с аналогичными категориями из биологии (генетическая информация, гомеостаз, эволюция, мутация) и обществознания (медиареальность, сознание, революция).
Практическая значимость настоящего исследования состоит в том, что оно содержит общетеоретические принципы для истолкования современных динамических процессов, происходящих на разных уровнях реальности и, прежде всего, в рамках обществознания. Исследование знакомит с современным состоянием онтологического знания, а также с его отношением к естественнонаучному и гуманитарному знанию. В практическом отношении материалы диссертации могут также использоваться в преподавании специальных и общих курсов по онтологии и теории познания, а также ряду смежных философских дисциплин.
Апробация исследования. Материал работы на протяжении ряда лет использовался автором при чтении курсов по философии для студентов СПбГТУРП.
Результаты работы представлялись автором в ходе конференций проводимых Центром медиафилософии при философском факультете СПбГУ, а также на международной конференции, проводимой в 2008 году Балтийским государственным техническим университетом «Военмех». Основные результаты исследования отражены в 16 публикациях, 11 из которых представлены в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией. Также на основе диссертации написана и опубликована монография «Модели бытия» (12 п.л.).
Диссертационное исследование обсуждались на заседании кафедры онтологии и теории познания Санкт-Петербургского Государственного Университета. По результатам обсуждения кафедра приняла положительное заключение о работе и рекомендовала ее к защите.
Структура диссертации состоит из введения, трех глав, разделённых на параграфы, заключения, библиографического списка (162 наименования) и двух приложений (иллюстрации из книги Э.Геккеля «Эволюция человека» и репродукция картины М. Эшера «Хаос и порядкок», 1950).
Основное содержание диссертации:
Во введении дается общая характеристика проблематики диссертации, обосновывается ее актуальность, научная новизна, формулируются цели и задачи исследования.
Первая глава «Статическая модель бытия» посвящена обоснованию применения метода моделирования в онтологии, выявлению первичной статической модели бытия и её критике. Отсюда структура главы распадается на три параграфа.
В первом параграфе первой главы «Иконический поворот в онтологии» постулируется с опорой на работы В.В. Савчука «иконический поворот» в современной культуре, а затем, посредством работ В.А. Штоффа и С.С. Гусева, исследуется предпосылки этого поворота в рамках научной методологии. Таковыми предпосылками являются метод моделирования, предполагающий обязательную наглядность, а также возрастание роли метафоры в науке, вызванной усталостью от «чрезмерной абстрактности»[6].
Вместе с тем, возникает вопрос о применимости метода моделирования в онтологии, поскольку известно различие мышления посредством представлений и мышления посредством понятий, суть которого заключается в т.ч. и в степени абстрактности. Основной аргумент применимости метода моделирования в онтологии диссертант видит в том, что моделирование является общенаучным методом, из чего следует, что оно применимо и к онтологии, поскольку предполагается, что онтология является наукой. Другим аргументом в пользу применимости метода моделирования в онтологии является положение М. Хайдеггера о том, что истина раскрывается в искусстве. Отсюда неотъемлемая в художественном познании образность ничуть не препятствует раскрытию бытия. Кроме того, возрастание роли метафоры в науке может свидетельствовать, что научное и художественное познание не могут противопоставляться на основании использования или элиминации «иконического элемента». Герменевтика искусства не в меньшей мере, чем герменевтика науки имеют выход к бытию. На основании подобных истолкований возможно построение модели бытия.
Постижение бытия посредством выявления моделей бытия необходимо нуждается в сопоставлении исследования бытия посредством идей. Первую попытку выявления оппозиции идея/модель произвел в 1987 году армянский автор С.О. Казарян в работе «Античное моделирование и Платон», где понятия модель и идея фактически отождествлялись. Однако более детальный анализ позволяет увидеть различие между идеей и моделью. Первая претендует на абсолютное истолкование сущности предмета, а вторая – на относительное и исторически обусловленное. Здесь заслуживает внимание параллель между однокоренными понятиями модель и мода, которая подчеркивает временной аспект. Также В.А. Штофф обращал внимание на «подобие» и «образец» как на фундаментальные характеристики модели. Эти характеристики на заре средневековья получили первичное осмысление в рамках теологического дискурса как «образ и подобие», согласно которому был создан человек. Вместе с тем, анализ понятия моделей посредством сопоставления с понятиями моды, образ(ц)а и подобия (копии) позволяет сделать выход на интерпретацию бытия посредством симулякров в современной французской философии, прежде всего у Ж. Делёза и Ж. Бодрийяра.
Отсюда насущным оказывается исследование онтологического статуса моделей. Диссертант заимствует идею многослойного бытия Николая Гартмана и выясняет, какой именно слой бытия занимают модели. Далее в первом параграфе происходит различение четырех слоев (уровней) бытия: физическая, социальная, виртуальная и психическая реальности. Модели, во многом с опорой на исследования Ж. Бодрийяра, Э. Девиса, С. Лангер и Е.Е. Таратуты, отнесены к слою виртуальной реальности. С одной стороны они не существуют в природе и являются интеллектуальными построениями, а с другой – их нельзя отнести чисто к психическим феноменам. Большинство исследователей определяют виртуальную реальность как искусственную, объективную, образную и невещественную. Конкретным выражением виртуальной реальности в наши дни является медиареальность.
Во втором параграфе первой главы «Первичное моделирование бытия» диссертант на основании текстов античных философов выявляет первую историческую модель бытия, которая формируется на базе образа бытия из поэмы Парменида. Таким образом, в основе центральной категории онтологии лежит поэтический образ, необходимо подразумевающий «иконический элемент», т.е. наглядное выражение. Таковым «иконическим элементом» образа бытия Парменида являлась сфера. Одной из основных характеристик этого бытия являлись вневременные характеристики неизменности, постоянства и стабильности – то, что диссертантом было обобщено в понятии статической модели бытия. Фундаментальность статических характеристик бытия также следует из апорий против движения, которые связаны с именем ученика Парменида Зеноном.
Разумеется, это не означает, что динамическая проблематика была чужда античным философам. Сохранились фрагменты текстов ионийских натурфилософов, которые обращали внимание на универсальность динамических характеристик мира (Фалес, Гераклит), однако при формировании античной классической философии произошло различение бытия и природы как мира подлинного бытия и мира становления. Отсюда определение времени Платоном как «движущегося подобия вечности», из чего следует принципиальная вторичность мира вещей, который является лишь тенью подлинного и вечного мира идей. Опора на труды известного платоноведа А.Ф. Лосева позволяет сблизить концепции Парменида и Платона в рамках статической модели бытия. При этом их разногласия по вопросу единства или множественности бытия не носят принципиального характера, поскольку сам мир идей Платона имеет определенное «системное единство» (Л. Джерсон).
В третьей параграфе первой главы «Формирование динамической проблематики в онтологии» исследуются первые попытки преодоления статической модели бытия Парменида-Платона. С опорой на исследования А.Г. Чернякова диссертант прослеживает формирование динамической проблематики в онтологии, начиная с Аристотеля. Действительно, динамическая проблематика в философии берет свое начало с Фалеса и Гераклита, однако эта динамика еще не является онтологической, поскольку тема бытия еще не поставлена. Элеаты, обосновав невозможность движения, изгнали динамические характеристики из своего представления о бытии. Даже Аристотель, с которого мы отсчитываем начало формирования динамической проблематики в онтологии, продолжал наделять бытие статическими характеристиками.
Исторически аристотелизм манифестировал неподвижную картину мира, основой которой являлась онтологическая статика. Тем не менее, Аристотель одним из первых дает философское понимание движения как перехода от возможности к действительности (Метафизика, XII, II, 1069b15). При этом закладывается основа будущей онтологической динамики, а именно категория возможности (dynamis, потенциал), которая занимает промежуточное положение между бытием и небытием. Проблема онтологической динамики у Аристотеля необходимо подразумевают исследование отношения категорий возможности с четырьмя метафизическими причинами. Текст «Метафизики» позволяет сопоставить категорию возможности как с материей (1060a20), так и с началом движения (1019a15). Вместе с тем, полное отождествление категории возможности с указанными метафизическими причинами невозможно, так как из этого следуют имманентные противоречия. Если бы возможность была материей, то необходим был бы переход последней в иное, а именно форму. Однако это невозможно, поскольку материя и форма не возникают (1069b35). Отсюда можно констатировать, что вопрос об онтологической динамике ставится, но пока еще не получает удовлетворительного решения.
Во второй главе «Парадигмы динамической модели бытия» рассматриваются три парадигмы, соответствующие трем историческим эпохам, в рамках которой предпринимались дальнейшие попытки построения динамической модели бытия. Поскольку формирование онтологической динамики у Аристотеля А.Г. Черняков рассматривает под углом зрения, того наиболее полное выражение эта динамика достигла в экзистенциальной философии, где существование предшествует сущности. В рамках метода моделирования бытия экзистенциализм (на примере Ж.-П. Сартра) сопоставляется с концепцией эволюцией Ж.-Б. Ламарка, где упражнение формирует орган живого организма. Отсюда выделяется центральная парадигма эволюции, которая исторически следует за парадигмами креационизма и катастрофизма, чьи истоки коренятся в религиозно-философской парадигме гнозиса как идеи онтологического расщепления, удачно выраженным в каббалистическом образе разбивающихся сосудов. Парадигма эволюции характеризует умонастроение индустриального общества эпохи романтизма, и она постепенно уходит в прошлое. Новая парадигма, формирующаяся в эпоху постмодернизма и информационного общества, тесно связанна с образом хаоса.
В первом параграфе второй главы «Парадигма гнозиса» на основании работ Р.В. Светлова «Античный неоплатонизм и александрийская экзегетика» (1996) выделяется понятие гнозиса как умонастроение эпохи поздней античности, плавно перетекающей в средневековье. Суть этого умонастроения заключалась в восприятии мира как арены эсхатологической битвы добра и зла, которая в определенной степени содержала онтологическую динамику в основных модусах творения, эманации или грехопадения. С.С. Хоружий интерпретировал содержание этой динамики как «онтологическое расщепление» бытия на бытие абсолютное и бытие вторичное. Наглядным образом этого расщепления стали «разбивающиеся сосуды» (шевират ха келим) каббалиста Исаака Лурии. Несмотря на конфессиональные и догматические различия философы парадигмы гнозиса мыслили бытие сходным образом, так что, замечает, Р.В. Светлов, «эмационистские и креационисткие начала здесь перемешиваются»[7].
Важным фактором онтологической динамики в парадигме гнозиса оказывается воля (thelema). Средневековый философ и теолог Иоанн Дамаскин проводит различие между волей и решением, которое аналогично различию Аристотеля между возможностью и действительностью. Отсюда вскрытые античным мыслителем начала онтологической динамики не только не предаются забвению, но становятся характеристиками абсолютной реальности мыслимой в образе Бога. Именно воля инициирует процесс онтологического расщепления известный как творение. Поскольку Аристотель и Иоанн Дамаскин философствовали на одном греческом языке, то воля (thelema) не является простым переводом слова возможность (dynamis). Воля, выражаясь в акте творения, приводит к расширению возможности или, другими словами, наращиванию потенциала. Вместе с тем, в рамках парадигмы гнозиса существовали и другие выражения воли, а именно служение и грехопадение – в последнем случае акцентировался катастрофический аспект волеизъявления. Вместе с тем кристаллизация парадигмы гнозиса в концепции креационизма зафиксировала статические характеристики бытия, где абсолютное и сотворенное бытие в равной степени наделялись чертами постоянства и неизменности.
Во втором параграфе второй главы «Парадигма эволюции» исследуется преодоление креационизма концепцией эволюции, которая приобретает статус парадигмы. Основной принцип креационизма, как его формулирует К. Линней, заключается в постоянстве видов: Species tot numeramus, quot diverf form in principio funt creat[8]. Сам акт творения изымается из истории и изолируется в мифологическом времени. Концепция эволюции существенно эмансипирует онтологическую динамику и обнаруживает её действенность не только в рамках мифологического времени творения, но равномерно распределяет на протяжении всей истории.
Естественным образом толкование эволюции получило свое выражение в трудах эволюционистов-естественников, таких как Ж.-Б. Ламарк и Ч. Дарвин, однако воздействие этой концепции испытали такие философы как А. Бергсон, Г. Спенсер и Ф. Ницше. «Иконический элемент метафоры» эволюции выражен в образах лестницы и дерева, которые выражают идеи перехода от низшего в высшему и от единства к многообразию. При этом моменты перехода имманентны всему бытию, а не только его привилегированной части, например, Богу. На места фактору творения приходит фактор мутации (изменчивости), который лишен печати совершенства. Мутации микроскопичны и бесцельны. В определенном смысле, они несут в себе значение игры природы – lusus naturae. Однако, взаимодействуя, они формирую величественную картину мироздания.
В третьем параграфе второй главы «Парадигма хаоса» исследуется приход новой парадигмы динамической модели бытия, которая сменяет собой эволюцию. Этот приход во второй половине ХХ века фиксируется в различных областях знания: в философии (Ж. Делёз) и в естествознании (И.Р. Пригожин). Хаос также называется образом всей эпохи Постмодерна (И.П. Ильин).
Первичное осмысление хаоса происходит в рамках художественного познания: в начале у Гесиода и Овидия, а потом, после полутора тысячелетнего забвения, он вновь становится центральной темой художественной литературы, особенно у писателей-фантастов (П. Андерсон, Р. Желязны, Г. Лавкрафт и др.), и даже живописи (М. Эшер, Порядок и хаос, 1950). За это время смысл хаоса радикально меняется: из антитезы мира, хаос превращается в его суть. В рамках художественного постижения хаоса фиксировались такие его черты как спонтанность, иррационализм, разнонаправленность, творческое начало. Относительное забвение хаоса в условиях господства религиозного умонастроения связано с тем, что многие вышеназванные черты хаоса приписывались абсолютному бытию.
Однако универсальное значение хаос приобрел благодаря научной картине мира, где на разных уровнях мироздания фиксировались хаотические («сложно-динамические»[9] ) явления: броуновское движение, молекулярный и квантовый хаос, турбулентные процессы в жидких средах и атмосфере. При этом в естественнонаучной литературе проводились различения между хаотическими процессами в простых и в сложных системах, которые имели разные проявления. Интерес к хаосу со стороны научной общественности привел к появлению такого междисциплинарного направления как синергетика, исследующая процессы перехода хаоса в порядок, и теория катастроф, исследующая обратное движение этого процесса. Параллельно предпринимались попытки описания хаотических процессов языком математики.
Вместе с тем, в т.н. «теориях хаоса» обнаруживались черты онтологической динамики, родственной парадигмам гнозиса и эволюции. Истоком онтологического расщепления, способного из небытия породить бытие, была обозначена флуктуация – процесс спонтанного появления чего-либо. Базовой флуктуацией признавалась флуктуация вакуума, способного породить из себя частицы вещества. В отличие от творения флуктуации были менее масштабны и гораздо более часты. В какой-то мере они близки мутациям, однако относятся не столько эволюции живой материи, сколько обуславливают появление материи неорганической.
В третьей главе «Динамическая модель бытия» на основании парадигмы хаоса предпринимается реконструкция динамической модели бытия. Для этой цели проявления хаоса исследуется не только на уровне физической, но и на уровне социальной реальности, где выражением хаоса становятся революции. Кроме того, динамическая модель бытия в русле традиций Делёза интерпретируется как номадическая онтология, где базовой формой движения является колебательное (флуктуативное) движение, сопровождаемое внезапными и бесцельными качественными переходами.
В первом параграфе третей главы «Хаос и революция» исследуется выражение хаоса на уровне социальной реальности. Благодаря работам структуралистов удалось скорректировать классическое позитивистское представление о прогрессе как возрастании порядка, поскольку архаическим коллективам социальный порядок был не чужд. Отсюда социальный хаос проявляет себя главным образом в моменты перехода от одного социального порядка к другому, т.е. в моменты того, что в самом общем смысле называют революциями. Далее, диссертант переходит к исследованию революции как выражению социального хаоса, где содержатся элементы как катастрофы, так и самоорганизации.
Поиск аргументации необходимо приводит автора к современным открытиям в области социальных наук (к исследованиям К. Бринтона и Дж.Голдстоуна), где феномен революции получил глубокую проработку. Диссертанта интересуют в революциях, прежде всего те черты социальной динамики, которые могут выразить динамику бытия в целом. Отсюда автор вслед за К. Бринтоном выделяет фазы революционного процесса, а также обращает внимание на взаимосвязанность различных революций посредством обмена идей. Эти аспекты приводят исследование к анализу параллелей между динамикой социального и динамикой идеального.
Во втором параграфе третьей главы «Динамика идеального плана» диссертант исследует проявления хаотического и динамического на уровне идеального плана бытия. Следует отметить, что в самом начале работы автор специально не выделял идеальное как особый уровень бытия, однако данная категория, безусловно, укоренена в философской традиции, посему исследование онтологической динамики не может игнорировать динамику идеального. Вместе с тем, само по себе идеальное долгое время описывалось посредством статических характеристик, поскольку идеальное производно от идеи, которые необходимо подразумевали состояние неизменности и тождества самих себе. До сих пор сохранилось представление о вечных, абсолютных и неизменных ценностях идеального порядка. Однако современная картина мира все же заставляет пересмотреть эти представления, поскольку статус общенаучной и междисциплинарной категории получает информация, которая принимает на себя многие черты идеального. Анализ соотношения идеального и информации также необходимо подразумевает присутствие духа как третьего концепта рассмотрения.
В отечественной философии накоплен богатый опыт истолкования идеального, который во многом связан с дискуссией Э.В. Ильенкова и Д.И. Дубровского. Предметом спора являлся вопрос о существовании идеального «вне головы». Э.В. Ильенков отвечал на этот вопрос положительно, а его оппонент отрицательно. Однако научно-техническая революция и внедрение ЭВМ убедило Д.И. Дубровского, что идеальные по своей природе знания и логические формы могут «функционировать вне сферы психического»[10]
. Этот ход мысли позволяет отождествить идеальное и информацию, но не дух, который представляет собой информационный конструкт, обеспечивающий историческое единство форм социальной реальности.
В самом деле, информация мыслится шире духовности, поскольку она охватывает и лишенную духа живую природу, тогда как дух всегда содержит информацию (как меру порядка), но находит свое применение исключительно на уровне социального порядка. Еще в XIX веке в немецком кантианстве было произведено различие между естественными и гуманитарными науками, между Naturwissenschaften (науки о природе) и Geistwissenschaften (науки и духе), где духовное отождествлялось с культурным, но противопоставлялось естественному. При этом современная картина мира и модель эволюции не предполагают абсолютной межи между человеческой духовностью и информацией в природе. Не случайно современная наука возводит происхождение человека не только к существам, которые обладают не только генетической информацией, но и психикой.
Объективированный дух человека или культура выражается в «духовных сферах» в религии, науке, искусстве, морали и праве. Самой динамически развивающейся духовной сферой следует признать науку, хотя определенную динамику в менее выраженной форме претерпевают и религия, искусство, мораль и право. Посему динамику духовных сфер диссертант прослеживает на примере научных революций Т. Куна. Сравнительный анализ социально-политических и научных революций позволяет увидеть одинаковую последовательность:
Аномалия кризис (экстраординарная наука) новая парадигма
Старый режим двоевластия термидор (реставрация).
Эти две последовательности совпадают с третьей, выявленной на основании синергетических исследований:
Флуктуация (бифуркация) турбулентность аттрактор.
В свою очередь эти последовательности имеют отчетливо выраженный диалектический характер, на что обращал внимание еще М.С. Каган, когда писал, что синергетика «конкретизирует диалектическую идею саморазвития»[11]. Однако применительно к указанным процессам речь идет скорее о диалектике хаоса, чем диалектике Абсолютного Духа Гегеля, поскольку имеет место альтернативность вариантов развития.
В третьем параграфе третьей главы «Номадическая онтология как конкретное выражение динамической модели бытия» диссертант вслед за Ж. Делёзом отождествляет хаотическое и номадическое, что используется для придания позитивного содержания динамической модели бытия. Динамика хаоса, выраженная в образе номада, подчеркивает первичный, спонтанный, колебательный и абсолютный характер движения. При этом, обращение к истории онтологии, позволяет выявить истоки номадического принципа в потенциале (dynamis) Аристотеля и длительности (duration) А. Бергсона.
Сопоставление категорий хаоса и времени показывает онтологически приоритетный характер первого, поскольку т.н. «теории хаоса» мыслят его развертывание в двух модусах. Время подразумевает лишь второй модус, связанный с катастрофическим аспектом. Первый модус хаоса в форме т.н. «белого шума» может подразумевать состояние, когда нет покоя, однако флуктуации взаимно погашают друг друга и не способствуют появлению качественно новых производных (эмерджентов). Отсюда время может трактоваться как частный случай проявления нестабильного хаоса.
Также в исследовании исследуется место сознания и человека (как носителя сознания) в рамках динамической модели бытия. Поскольку сознание является философской категорией, то его понимание возможно через нахождение парной (бинарной) категории. В отечественной философии сознание мыслилось через противопоставление с материей, но в современном контексте уместнее было бы противопоставить сознание медиареальности. Первичное понимание медиа дал М. Маклюэн, однако его позиция отличалась тем, что можно было бы обозначить «метафизическим антропоцентризмом», поскольку медиа мыслились как расширения человека. Между тем, если понимать под медиа средства коммуникации, то они появляются задолго до появления человека. В таком случае, скорее приходится говорить, что медиа создают человека, а не человек медиа. Отсюда человеческое сознание оказывается частным случаем хаотической динамики идеального плана. Подобно тому, как поле испускает частицу вещества, так и медиа (циркуляция информации между организмами) испускает человеческое сознание. Если накладывать это сравнение на выявленную еще в первой главе концепции слоистого бытия, то социальная и виртуальная реальность мыслятся возникающими спонтанно, в результате флуктуации (спонтанного колебания) информации, составляющей основу живой природы.
В заключении подводятся итоги исследования, выделяются основные результаты работы, намечаются перспективы. В частности, помимо наведения мостов между онтологией и другими областями гуманитарного и естественнонаучного знания, выделение моделей бытия позволяет мыслить мир и его основу в единстве, реализуя программу философии как знания предельно всеобщего.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
1. Креационистская модель бытия // Вестник Ленинградского государственного университета имени А.С. Пушкина. – Санкт-Петербург, ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2008. Серия философия. № 1 (10) – С.51-65. (0.5 п.л.)
2. Призрак четвертой русской революции // Материалы международной научной конференции «Этнодемографические факторы национальной безопасности России». – Санкт-Петербург, БГТУ, 2008. – С.63-66. (0.25 п.л.)
3. Вирулентность революции на примере России // Материалы международной научной конференции «Эволюция революционности и консерватизма в социальных слоях России и других государств». – Санкт-Петербург, Нестор, 2008. – С.123-126. (0.25 п.л.)
4. Романтический дух эволюции // Вестник Санкт-Петербургского университета. – Санкт-Петербург, СПбГУ, 2009. Серия 6, вып. 2. – С.328-335. (0.5 п.л.)
5. Парадигма хаоса // Вестник Поморского университета. – Архангельск, Поморский госуниверситет, 2009. № 7. – С.110-116. (0.5 п.л.)
6. Экзистенциализм – это аристотелизм // Вестник Бурятского государственного университета. – Улан-Удэ, Бурятский госуниверситет, 2009. Вып. 14а. – С.50-54. (0.5 п.л.)
7. (Эк-)статично ли бытие? // Известия Тульского государственного университета. – Тула, ТулГУ, 2010. Гуманитарные науки. Вып. 1. – С.12-19. (0.5 п.л.)
8. Мутации мысли // Ценности и смыслы. – Москва, Мультипринт, 2010. № 3 (6). – С.147-149. (0.2 п.л.)
9. Природа моделей // Вестник Тюменского государственного университета. – Тюмень, ТюмГу, 2010. №5. – С.197-201. (0.5 п.л.)
10. Хаос и революция (пролегомены к онтологии революции) // Вестник волгоградского государственного университета. – Волгоград, ВолГУ, 2010. № 2 (12). Серия 7: Философия. Социология и социальные технологии.– С.54-63. (0.5 п.л.)
11. Метаморфозы истины // Практики признания истины: сборник статей, посвященный 65-летию доктора философских наук, профессора Бориса Ивановича Липского / Отв. ред. В.В. Савчук, А.Б. Паткуль. – СПб.: СПбГУ, 2011. – С.143-155. (0.5 п.л.)
12. Динамика духовных сфер // Вестник Омского университета. – Омск, ОмГУ, 2011. №1 (59). – С.32-36. (0.5 п.л.)
13. Деструктивные аспекты мультипликации // Медиафилософия VII. Медиареальность субъекта / под ред. В.В. Савчука, М.А. Степанова. – СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2011. – С.175-181. (0.3 п.л.)
14. Динамический аристотелизм // Омский научный вестник, 3(98), 2011. С. 81-83. (0.5 п.л.)
15. Проекция «иконического поворота» в онтологии // Научно-технические ведомости СПбГПУ, серия "Гуманитарные и общественные науки". 2011. № 3 (131). С. 220-224. (0.5 п.л.)
16. Сознание и медиареальность // Вестник Ленинградского государственного университета имени А.С. Пушкина. – № 3 (Том 2 Философия), 2011. – С.72-79. (0.5 п.л.)
17. Модели бытия. – СПб.: РХГА, 2011. – 208 с. (12 п.л.)
[1] Boehm G. Die Wiederkehr der Bilder // Was ist ein Bild? – Hrsg. von G. Boehm. Mnchen,
1994. – S. 17-19.
[2] Heidegger M. Sein und Zeit. – Tbingen, M. Niemeyer, 1967. – S. 2.
[3] Светлов Р.В. Античный неоплатонизм и александрийская экзегетика. СПб: СПбГУ, 1996. – С.17-18.
[4] Хоружий С.С. Аналитический словарь исихастской антропологии // Синергия: Проблемы аскетики и мистики Православия. – М.: Ди-Дик, 1995. – С.47.
[5] Шварц Т. От Шопенгауэра к Хейдеггеру / пер. с нем. под ред Т.И. Ойзермана. – М.: Прогресс, 1964. – С.121-123.
[6] Гусев С.С. Наука и метафора. – Л.:ЛГУ, 1984. – С. 12.
[7] Светлов Р.В. Цит. соч. – С.50.
[8] «мы насчитываем столько видов, сколько вначале было сотворено» - см.: Linnus C. Fundamenta Botanica. Amstelodami (Salomon Schouten) 1736. - VI 157.
[9] См. Климонтович Ю.Л. Турбулентные движения и структура хаоса. – М.: КомКнига, 2007. – С.24: «Термином ‘хаос’ характеризуют самые различные виды сложных движений»
[10] Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. – М.: Канон+, 2002. – С.66.
[11] Каган М.С. Синергетика и культурология // Синергетика и метод науки / под ред. М.А. Басина. – СПб.: Наука, 1998. – С.211.
