Образы земли и подземелья в символистской картине мира александра блока
На правах рукописи
ФЕВРАЛЁВА Ольга Валерьевна
Образы земли и подземелья в символистской картине мира Александра Блока
Специальность 10.01.01 – русская литература
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание учёной степени
кандидата филологических наук
Владимир
2007
Работа выполнена во Владимирском государственном педагогическом
университете
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор
Приходько Ирина Степановна
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Магомедова Дина Махмудовна;
кандидат филологических наук, доцент
Коптелова Наталья Геннадиевна
Ведущая организация: Московский государственный университет
имени М.В. Ломоносова
Защита состоится «____» ____________ 2007 года в ____ часов на заседании диссертационного совета Д 212.062.04 при Ивановском государственном университете по адресу: 153025, Иваново, ул. Ермака, д.39, ауд. 459.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Ивановского
государственного университета.
Автореферат разослан « ____ » _______________ 2007 года
Ученый секретарь
диссертационного совета Е.М. Тюленева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Исследования художественного мира Александра Блока редко затрагивают поэтику материального из-за сложившегося представления о второстепенности эмпирики в символистском сознании. Но творчество всякого великого художника выражает непосредственное и целостное бытие, в котором материальное и идеально-формальное воображение, конкретное и абстрактное мышление равноправны. Г. Башляр утверждает, однако, что «грёзы материи» претендуют на прямую связь с телесным существованием и первыми впечатлениями жизни, то есть на первичность в ментально-креативной сфере личности.
Материалом данного исследования творческого мышления Блока является всё его наследие, включая письма, дневники и записные книжки. Основным объектом изучения назовём язык поэта как воплощение его миропонимания.
В конце 1990-ых годов И.С. Приходько выступила с проектом символистского словаря А. Блока, частью работы над которым является настоящее диссертационное исследование. Этим прежде всего определяется его актуальность. Оно может также иметь самостоятельную ценность как опыт разностороннего рассмотрения одного из образно-понятийных комплексов, на которые проецируется всё мировоззрение поэта. Тем, что работа посвящена одному из наименее изученных крупных сегментов блоковской образности, а также тем, что анализ материала будет вестись в двух измерениях: литературоведческом и лингвистическом – определяется её научная новизна.
Предметом изучения станет хтоническая (земная и подземная) образность в творчестве А. Блока, средства и способы ее выражения, семантическая структура её тезауруса, система её взаимодействий с другими образно-тематическими сферами.
Целью работы является установление роли хтонических образов и мотивов в мифопоэтике А. Блока, а также хтонических концептов в языковом сознании художника. Автору предстоит доказать гипотезу о том, что система хтонических представлений является одной из важнейших в художественном мире А. Блока.
Частные практические задачи работы:
- описать семантические уровни понятий земля, земное, подземное в творческом сознании А. Блока;
- составить блоковский тезаурус хтонической и околохтонической тематики с определением окказиональных значений слов;
- выявить связи хтонических образов с другими образно-тематическими подсистемами;
- выявить идеологические потенции хтонических образов, реализуемые в поэтической философии Блока.
Методологическими ориентирами служат, с одной стороны, труды Д.Е. Максимова, З.Г. Минц, Л.К. Долгополова, К.Г. Исупова, Л.А. Колобаевой, Д.М. Магомедовой, А. Пайман, И.С. Приходько, Т.В. Игошевой, С.Г. Исаева, Р.Н. Холодковского, С.Ю. Ясенского, в которых рассмотрение блоковского творчества в свете некой эстетико-философской проблемы приводит к новому взгляду на личность и наследие поэта в целом; с другой – структурно-семантическое направление анализа языка, развиваемое А. Вержбицкой, Ю.Д. Апресяном, Н.Д. Арутюновой, В.В. Колесовым, Ю.С. Степановым, А.Б. Пеньковским, А.Д. Шмелёвым, А.А. Зализняк, И.Б. Левонтиной, Е.С. Никитиной и другими учёными. Автор обращается также к идеям таких философов языка и культуры как М.М. Бахтин, Й. Хёйзинга, В.В. Бибихин, С. Лангер, Г. Башляр. Структурный анализ текстов, содержащих слова, принадлежащие тезаурусу земли и подземелья, входит в развёрнутый комментарий того или иного лексико-семантичского аспекта центрального понятия. Всякий тезис комментария иллюстрируется рядом цитат, расположенных в хронологичском порядке, что позволяет проследить эволюцию осмысления поэтом того или иного слова. Поскольку образ или мотив создается в литературном тексте посредством слова, в центре внимания оказываются эти составляющие художественного целого. Задача выявить источники затрагиваемых мотивов и образов не ставится, но пренебрежение этой стороной работы сделало бы исследование слишком поверхностным. Мифопоэтическая природа блоковских текстов, достаточно хорошо изученная современными учеными, принята в настоящем исследовании как данность, в связи с чем возникает необходимость обращения к трудам мифологов: А.Ф. Лосева, О.М. Фрейденберг, В.Н. Топорова, М. Элиаде, Я.Э. Голосовкера, Е.М. Мелетинского, Л.И. Карасёва.
Положения, выносимые на защиту:
- Слово земля является одним из центральных блоковских концептов.
- Концепт земля в творческом сознании А. Блока представляет собой иерархическую систему частных значений и образов, вытекающую из русского языкового мышления и наполняемую оригинальными авторскими коннотациями.
- В этой системе наименее изученными оказываются подземные образы и мотивы, из которых пространственные могут быть поняты как вторичные, косвенные, подчинённые традиции и в этом смысле несколько «стёртые», тогда как субстанциональные раскрывают глубину оригинальности мышления Блока и яркость непосредственного, раскованного воображения художника.
- Образы земной субстанции находятся в неразрывной связи с образами других стихий: огня, воды и воздуха и служат полем их слияния.
- «Центром притяжения» системы хтонических образов и мотивов Блока следует назвать представление о плотной весомой материи как таковой, корреспондирующей с представлением о живой, одушевлённой плоти, зачастую предстающей в образе космического антропоморфного существа.
- Со сферой земли-подземелья связаны многие устойчивые образы и мотивы А.Блока.
- Хтоническая образность в мире А.Блока служит раскрытию наиболее важных для поэта понятий – таких как история, музыка, стихия, судьба, человек.
Теоретическое значение работы состоит в попытке переосмыслить традиционную терминологию и синтезировать различные способы научного прочтения текстов А. Блока.
Практическое значение работы заключается в том, что в ней осуществляется опыт систематизированного аналитического описания крупного тезауруса лексики и соответствующей сферы художественных представлений А. Блока с выходом на основные мировоззренческие положения символиста. В этой связи работу можно рассматривать как материал к подготовке Символистского словаря А.А. Блока. На основе диссертации можно также разработать спецкурс по поэтике и символистскому словарю Блока.
Апробация диссертации
Диссертация обсуждалась на кафедре русской и зарубежной литературы Владимирского государственного педагогического университета; фрагменты работы звучали на конференциях, проходивших в Иваново (ИвГУ), Владимире (ВГПУ), в доме-музее А. Блока (Шахматово-Москва) и были опубликованы в журналах и сборниках научных статей.
Структура работы
Диссертационное сочинение состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. В конце каждой части работы следуют развёрнутые примечания, содержащие ссылки на источники, пояснения к тексту и размышления, имеющие косвенное отношение к предмету, но открывающие дополнительные возможности его понимания.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Введение открывается рядом тезисов, определяющих роль наследия А. Блока в русской культуре и основные, по мысли автора, особенности творчества и личности этого художника. Поэтическое мышление Блока глубоко философично. Согласно его представлениям о миропорядке, духовно-идеальное и материальное начала не столько вступают в противоборство, сколько дополняют друг друга. Одним из ключевых в мировоззрении Блока становится понятие стихии – универсальной силы, действующей через ту или иную субстанцию, превращающей вещество в субъект космического процесса, представленного диалектикой антитетических тенденций: распада и слияния, убыли и роста. Классическая тетрада стихий воды, огня, земли и воздуха, восходящая к античной натурфилософии, играет в важную роль в блоковском мифе о мире, но исследователи чаще идут по пути установления иерархии начал, а не рассмотрения их взаимодействия в этой художественной системе.
Хтонические мотивы кажутся в лирике и прозе Блока случайными. Они настолько резко противоречат традиционным представлениям о блоковском духе, что даже прозорливые и вдумчивые исследователи занижают или прямо отвергают роль земли в мировоззрении поэта, что представляется не вполне справедливым.
Введение завершается формулировкой цели и задач диссертации, перечнем положений, выносимых на защиту. Здесь же раскрывается научная новизна, теоретическое и практическое значение исследования.
Первая глава – Лексико-семантический комплекс земля-подземелье и его место в символистском словаре Блока, – посвящённая общетеоретическим основаниям работы, состоит из четырёх параграфов. В первом – Слово в поэтическом и символистском тексте – освещены взгляды на вышеозначенный вопрос таких филологов, как А.А. Потебня, Ю.Н. Тынянов, В.В. Виноградов, В.В. Кожинов, Ю.М. Лотман, Б.А. Ларин, И.Б. Роднянская, Л.Я. Гинзбург; рассмотрены различные понимания слова-символа в лирике начала ХХ века, наконец, отмечены опыты создания словарей поэтического языка.
Во втором параграфе – Проблема символистского словаря А. Блока – даётся обзор достижений блоковедения ХХ века и говорится о сложностях описания лексико-идеологической системы поэтического языка Блока, главную из которых составляет известный конфликт между формальной статичностью художественного слова и бесконечной изменчивостью и подчас неожиданностью вкладываемого в него смысла. Разложение поэтической лексико-семантической единицы на «образ» и «предмет» сравнения, к которому прибегают Н.В. Павлович, Н.А. Кожевникова, З.Ю. Петрова, Н.Н. Иванова, О.Е. Иванова, не всегда применимо: в символистском художественном мире «первый» и остальные планы повествования постоянно меняются местами»[1], - пишет З.Г. Минц. Д.М. Поцепня указывает на следующую трудность: «Одно и то же слово (образ) может войти в контрастирующие художественные категории мировоззрения Блока»[2]. Указанной спецификой материала будет обусловлена неизбежность отступлений от строго заданной темы и возвращений к рассмотренным ранее явлениям.
Немалая методологическая проблема блоковедения связана с терминологией.
Во 80-е годы ХХ века Д.Е. Максимов предложил классификацию элементов блоковской мифопоэтики, выделяющую 1) символы-мифы; 2) символы, «сложившиеся… задолго до Блока, но наполненное в его поэзии специфическим содержанием»; 3) «символы-категории»; 4) символически осмысленные «имена-идеи»[3], впоследствии расширенную Д.М. Поцепнёй и И.С. Приходько. Поскольку объектом нашего рассмотрения станет языковая картина мира, одним из основных теоретических понятий в диссертации будет термин концепт, понимаемый И.С. Приходько как «слово обработанным в мастерской культуры, литературы, философии, слово, которое в результате этой обработки приобрело соотнесённость с культурными эпохами, памятниками, идеями и, соответственно, многозначность и расширение внутреннего объема. Попадая в творческую мастерскую автора, оно уже несет на себе эти смысловые наслоения и кроме того подвергается дополнительной авторской обработке, включаясь в индивидуальный авторский контекст, вступая в новые связи и, как следствие, открывая свои новые смысловые грани. Причем каждый автор актуализирует в концепте именно те культурные смыслы, которые в наибольшей степени отвечают его идейно-художественной задаче»[4]. От символа, который стремится быть конкретным чувственным образом, а также от чистой абстракции - категории, концепт отличает его укоренённость в языке. Это прежде всего слово в ореоле культурных ассоциаций, «мировоззренческий термин»[5], живущий в сознании и речи носителя культуры.
Третий параграф – Мифологема земли в общекультурном сознании – прослеживает становление семантики ключевого для нас понятия. Семантика слова земля не сводится лишь к вещественности. В абстрагированном сознании человека нового времени земля – это воплощение идеи места – второй аристотелевской категории. Утверждение о главенстве одного из двух смысловых уровней земли – её 1) пространственного или 2) субстанционального аспекта – было бы спорным. Важно помнить об этой двойственности, а также о том, что каждый из двух обозначенных уровней имеет несколько сегментов. Слово земля в пространственном смысле может означать: 1.-1.) конкретный локус, характеризуемый как свой и чужой; 1.-2.) всю поверхность планеты (включая и мировой океан), в смысле же – или 2.-1.) плодородный слой почвы, или 2.-2.) всё царство минералов. Каждый из смежных и неизбежно взаимопроникающих сегментов являет собой целостную концептосферу.
Заключительный параграф – «Концепт земля в трудах исследователей творчества А. Блока» - показывает, какое место указанному понятию отводится учёными в поэтике Блока. Литературоведы затрагивали, как правило, лишь один или два аспекта понятия земли, не задаваясь целью целостно описать смысловую структуру. Воссоздавая систему аксиологических идей Блока, Д.Е. Максимов избегает слова земля, предпочитая говорить, например, о земном бытии. З.Г. Минц, анализируя «Стихи о Прекрасной Даме» (1904), выделяет в качестве «основной антитезы» «оппозицию «неба» и «земли», духовного и материального. Понятия земли и земного в статьях крупнейшего блоковеда фигурируют преимущественно в отвлечённом смысле, опосредованном идеалистическим учением Платона и мистико-философской лирикой Вл. Соловьёва. Однако, прослеживая дальнейшую эволюцию антитезы земля-небо в лирике Блока, З.Г. Минц делает вывод о том, что в позднем творчестве поэта «земное («внизу») и небесное («вверху») внутренне родственны»[6]. Важные наблюдения над значением земной стихии в мифопоэтике Блока, подчас не имея такой цели, проводя источниковедческое разыскание – устанавливая связи блоковского творчества с русским фольклором, масонством, различными философскими учениями, христианством, сделали Н.Ю. Грякалова, Д.М. Магомедова, И.С. Приходько. Труд австрийского слависта А. Ханзена-Лёве «Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм начала века. Космическая символика» (СПб., 2003) претендует на исчерпывающее описание символистской концептосферы. Крупный раздел монографии посвящён мифологеме «Мать-Земля». О том, что в ранней поэзии Блока Душа мира «трансформируется в образ Души земли, «матери земли», - пишет Т.В. Игошева, рассматривая эту мифологему как софийно-богородичный образ в рамках системы религиозных мотивов.
Вторая глава – Семантические уровни концепта земля в текстах А. Блока – содержит последовательное рассмотрение значений слова земля, каждое из которых формирует особый ряд синонимов, частных представлений, смежных по смыслу понятий. Глава состоит из четырёх параграфов.
Первый параграф - Земля - эмпирическая действительность - посвящён наиболее абстрактному и вторичному смыслу, вкладываемому в ключевое слово. Метонимический коррелят реальности, жизни, в соответствии с христианско-романтической традицией, земля воспринималась преимущественно как мир зла. Земное здесь совпадает с житейским, мирским, профанным, суетным и т.п.. Однако, в круг идейно-эстетических задач символистов входило не столько отвержение земного мира, сколько прозрение сквозь его толщу «иных миров» и преображение его силой веры (или мистического знания), любви и искусства. Сформулированный Вяч. Ивановым принцип «неразлучённости с землёй» был дорог Блоку, писавшему, что земля открывает художнику «не один только первый план мира, но и то, что скрыто за ним»[7]
. Основой позитивного осмысления земного мира служит также понимание его как области возможного воплощения идеи или духа, то есть восхождения на более высокий уровень действенности.
Обобщённое содержание лексемы земля распадается на представления о природе как таковой, о мире людей; к ним условно примыкает представление об идеально-утопических мирах.
Семантический сегмент 1.-1. Земля-природа, в свою очередь делится на два значения. Первое можно приравнять к понятию биосферы. Естественный мир практически всегда оправдывается и подчас пантеистически освящается Блоком. Если земля понимается как мир природы или простых людей, здоровых, искренних переживаний, ей может быть отдано предпочтение перед небом.
Второе значение связано с понятием естественности человека, ознаменованной раскованной чувственностью. С землёй в дневниковых записях 1902 года ассоциировано понятие астартизма. Концепты земля и плоть, в блоковском контексте сближенные с идеей пола, нередко замещают друг друга. Мотивы тяжести, тоски, похоти, земли образуют единый смысловой узел в статье «О реалистах» (1907). Гармонизация жизни пола выражена формулами «лёгкая плоть» [5: 119] и «земное небожительство» [7: 126]. К смысловому комплексу земной страсти приплетается образный мотив «чёрной крови», семантика которого включает в себя представление о разрушительном вожделении. Он проявляет свою связь с мотивом «родового проклятья». Мотив чёрного-крови-проклятья в лирике Блока оказывается символом «демонического» духа, осознанного как отцовское наследство. Тяготясь этим началом, поэт искал пути обуздания или сублимации «чёрной крови». В поэме «Возмездие» (1911) он оправдывает её как субстанцию-стихию «мятежа», то есть сопротивления злу. Аспектом оправдания становится перенесение образа-мотива из сферы индивидуально-психологического в сферу общего, «нашего», связанного с категорией «земного» [3: 306].
Даром земли оказывается талант художника. «Живую, весеннюю землю» [5: 124] чувствует поэт в творчестве Б. Зайцева. Отдавая предпочтение футуризму перед акмеизмом, Блок поясняет: «Это – более земное и живое» [7: 232]. Стихийно-земному началу отводится мессианская роль в деле обновления человека. Но земля-природа в сейсмической ипостаси становится воплощением возмездия за преступления человечества, перечисленные в статье «Стихия и культура» (1908).
1.-2. Земле как человеческому миру чаще сопутствует негативная оценка, однако Блок не останавливается на понимании земной жизни как томительной бессмыслицы. Герой «третьего тома» его лирики не пытается отречься от горестной земли, от своей причастности к её бедам и ответственности за них.
Трудно провести чёткую границу между 1.-1. и 1.-2. Наблюдая за многими лирическими контекстами Блока, приходится убеждаться в синкретизме этих представлений в семантической системе концепта земля. Категорией, объединяющей природное и культурное бытие, оказываются идея судьбы или рока. С возрастанием роли понятия человек и человеческое в мировоззрении Блока усложняется оценка земли. О герое, названном «разумом и сердцем» [4: 520, 530] драмы «Роза и Крест» (1912) автор пишет: «Бертран – земля» [7: 213].
Оппозицию культурного и природного уровней земного бытия снимает представление о земле-планете.
Значение 1.-3. Земля как иной мир присуще библейским формулам-мифологемам земли обетованной и новой земли, символизирующим идеальное будущее.
Семантический уровень, рассмотренный во втором параграфе, – Пространственные аспекты концепта земля – вбирает в себя понятия моя земля и родная земля; архетипические образы центра, периферии, границы; образы ландшафта, подземных помещений, наконец, инфернального локуса.
Формула моя земля в ранней лирике Блока именует «потерянный рай», идея которого, по мысли А. Пайман, стоит в ряду определяющих всё блоковское мировоззрение. Мотив действительной или только угрожающей невозможности возвращения к прошлому является наиболее трагическим аспектом блоковского мифа пути. Утраченная земля-родина может ассоциироваться не только с минувшей молодостью, но и с мифологическим «прошлым» души, с её жизнью в высших сферах или в легендарных временах. Начиная с 1908 года моя земля в текстах Блока подразумевает Россию. С концептом моя земля перекликается формула, взятая из неоднократно цитируемого Блоком латинского изречения, восходящего к книге Экклезиаста: «Revertitur in terram suum, unde errat…» - «Вернётся в землю, которою был…» [1: 457]. Примечательна захваченность поэта идеей смерти как возврата, и земля в данном случае – даже не родина, а первосубстанция человека.
Пространственный архетип центра в художественном мире Блока почти не воспроизводится. Образы, традиционно играющие эту роль: башня, гора, церковь – отнесены к маргинальным и пограничным зонам. Точкой наибольшего земного притяжения для героя Блока становится распутье, где он останавливается для медитативно-мистического созерцания. С другой стороны, распутье может оказаться ловушкой, местом столкновения с двойником. Герой большинства блоковских сюжетов устремлён к периферийным и переходным пространствам: на окраину города и за город, на берег или опушку леса, на дорогу и в бездорожье, на улицу и в переулок, что отражает включённость блоковского текста в миф Петербугра как «экс-центричного», по слову В.Н. Топорова, города, а также характерное для мироощущения Блока в целом чувство нарушения равновесия, смещения ориентиров. Расхожей идиоме край земли поэт возвращает символико-мифологическое значение границы, за которой кончается «здешнее». Это промежуточное пространство трагично тем, что оказавшись в нём, лирический герой не знает, куда двигаться дальше, вернуться же он уже не может. Отсутствие определённого центра в «плоскостном» пространстве блоковского мира компенсируется предчувствием его в трёхмерности глубин. Образ земных глубин актуализируется в поздних размышлениях Блока о музыкальной стихии, например, в статье «Интеллигенция и революция» (1918).
Тексты Блока изобилуют пространственными образами дола (долины), лугов, низин, полей, равнин и т.п.. В символическом пейзаже ранней лирики это области природы, духовно солидарной с героем, отражающей весь диапазон его переживаний. Равнинные пространства могут быть местом явления мистической возлюбленной, встречи героя с «Ней». Они могут оказаться миром зачарованным, соблазнительным, обителью демонических существ: двойника, призрака, горбуна, Невидимки. В отличие от поля и луга, природных пространств, соседствующих с культурными, мыслящихся близкими к «дому», степь – мир «дикий», ассоциируемый с кризисом человеческих установлений. В равнинном символическом хронотопе Блока определяющую роль играет фактор времени, отнесённости к тому или иному периоду суточного или годового цикла.
Немаловажными хтоническими символами являются в мире Блока образы отверстий в земле, а также обрывов и косогоров. Овраг ассоциируется у Блока со смирением, самоукрощением в духе христианского аскетизма или языческого растворения в природе. Оба мировоззренческих начала синтезированы в стихотворении «Вот Он – Христос – в цепях и розах…» (1905), в котором святой Лик является над прозаическим, скромным пейзажем, а овраг, превращается в могилу-борозду, в которую падает жертвенный злак. Образ оврага в серии набросков «Ни сны, ни явь» (1921) предстаёт частью шахматовского пейзажа, и его мотив сплетается с мотивами дома и могилы. Обрыв и косогор – знаки раскрытия глубин земли-материи, метафоры литературной ситуации в статье «О реалистах» (1907), а именно обращения писателей к теме пола, интереса к резким психологическим парадоксам. Канава и яма – образы подчёркнуто негативные, связанные с грязью, низостью, уродством и косностью в лирическом цикле «Город» (1904-1908) и заметке «Ирония» (1908). Метафора колодца становится устойчивой в рассуждениях Блока о мистицизме или эстетизме как об ограниченном духовном кругозоре. Ров, наполненный водой, служит атрибутом рыцарского замка, символа всей западной культуры («Девушка розовой калитки и Муравьиный царь» (1906)) с её красивой безжизненностью, видимо, воспроизводя архетип реки-границы миров. Примечательно, что вода во рву представляется Блоку текущей. Не стены, подвластные разрушению, а именно ров воспринимается как истинная преграда на пути в замок; сказочный мир замкнут этим кольцом и погружён в летаргию.
Образ гор вводит в художественную топику Блока тип вертикального движения. Они символизируют сакральные, небесные ландшафты или пространства дерзания, поиска идеала, творческого уединения, которое, окажется бесплодным, если поэт не спустится с вершины в дольний, человеческой мир. Порой горы играют в восприятии Блока роль преграды, разграничивающей «миры». Прибрежные скалы, утёсы, фьорды представляют особое драматическое пространство, где разрываются связи с прошлым. Неотъемлемый аспект «горного» сюжета – отъединённость от человечества. Навеянный кульминационным эпизодом драмы Г. Ибсена «Бранд» мотив восхождения в горы как разрыв с землёй и уход к небу является центральными в недописанной Блоком «мистерии» «Дионис Гиперборейский» (1906), но сюжет имеет нежданный поворот: люди, ушедшие на неведомые высоты, стали бесконечно пошлыми от гордыни. С 1910 года в сознание Блока входит горная лермонтовско-врубелевской мифологема – Демон. Уход с гор может означать для лирического «я» уступку тёмному, зловещему началу, измену и саморазрушение; или – путь к знанию о человеческих судьбах, сострадание, самоуглубление, как в стихотворении «Передвечернею порою…» (1906), и в «Песни Ада» (1909), и в обозрении пути русского символизма в 1910 году.
В поэтической топике Блока следует различать скалистые, каменные или снежные горы-вершины – и холм, называемый зубчатой горой, в лирике фигурирующий как часть мира героини. Её прообразом стала заросшая лесом возвышенность, на которой располагалась усадьба Менделеевых Боблово. Слова холмы, холм занимают своё место в поэтическом лексиконе Блока. В цикле Ante Lucem (1898-1900) образы холмов окружены ореолом трагизма. Они составляют часть «пышного» и «отвлечённого» германского пейзажа. В драматическое поэме «Песня судьбы» они символичны как участки, раньше всех освобождающиеся от снега и встречающие весну с её роковыми переменами.
Болото в цикле «Пузыри земли» (1904-1905), в поэме «Ночная Фиалка» (1906) и в статьях 1906 года предстаёт материализованной Вечностью, первородным хаосом, допускающим любой парадокс материи, например, неразличение живого и неживого, поскольку главная сила болота в способности сохранять от разрушения мёртвое и сдерживать интенсивность жизни. Глубины болот, воспринимаемых как национальная стихия, сохранили «золотую руду» живой русской легенды, противопоставляемой в статье «Девушка розовой калитки и Муравьиный царь» остановившейся, омертвелой западной «сказке». Сама Душа Мира в некоторых текстах отождествляется с Тишиной «озарённых болот» [2: 18]. Однако, понимание того, что благо болотного мира – не в креативности, а лишь в консервативности; того, что в этом пространстве все слишком неопределённо и неразличимо, подталкивает Блока к переосмыслению образа. «Болотная» земля Петербурга проецируют свои свойства на культуру, искусство и сам жизненный уклад «Города». Стихия лирики, подвергнутая блоковской критике в 1907 году, уподоблена болотным недрам: внутренне богатая, она «ничего не даёт», а добывать её сокровища опасно. Топическая метафора болота как русской «общественности», либо не воспринимающей литературы, либо «отравляемой» ею, возникает в статье «Три вопроса» (1908).
Наиболее традиционной мифологемой подземного пространства оказывается загробный мир. Тема и образ ада у Блока отчасти продолжает классическую традицию, вершиной которой стала первая часть «Божественной комедии» Данте - Inferno, но вернее будет сказать, что в блоковском мире имеют место иносказания с использованием инфернальной образности. Поэт не стремится изобразить достоверно-буквальный Ад. Инфернальные мифологемы в ранней лирике бывают перенесены в область земной жизни. Ад для Блока – не столько конкретный локус, сколько внутреннее состояние героя (и мира – «страшного мира»), утратившего святыню, погрузившегося в отчаяние.
В художественном мире Блока, как и в мифологическом сознании вообще, архетипом подземного помещения является могила, и всякий спуск под землю символизирует погребение, но земля погребальная, смерть-земля не была для Блока категорией «ужаса», напротив, смерть осознаётся поэтом как очищение души и преддверие обновленного бытия. В блоковском восприятии погребального локуса побеждает парадоксальное чувство торжества жизни. Всепрощающее отношение к мёртвому Блок подчёркивал в народном сознании. Слово погреб не теряет этимологической связи с понятием погребения. Его вводит в круг блоковских топических образов самое хтоническое стихотворение цикла «Город» «Поднимались из тьмы погребов…» (1904). Подполье, стало символом отчуждения человека от человечества, обострённого сознания своей униженности и озлобленности в творчестве Ф.М. Достоевского, автора известных «Записок из подполья». Блок, очевидно, использовал слово подполье как знаковое, следуя этой традиции. Образ подвала в блоковском тексте служит также аллюзией – к трагедии А.С. Пушкина «Скупой рыцарь». О пещере Блок нередко пишет в критических заметках, как об образе чужой лирики, в собственной почти его не используя. Динамическую альтернативу образам погребального локуса составляют образы пространства подземного труда – строительства или горной добычи. Впервые Блок включает их в свой художественный мир в стихотворении «Мы – чернецы, бредущие во мгле…» (1902), герои которого изображены тружениками шахты. Мотив раздробления горной породы смыкается с идеей душевной расколотости в стихотворении «Фиолетовый запад гнетёт…» (1904). Впрочем, эта смысловая связь не закрепляется в творческом сознании Блока. В публицистике мотив разбивания камня на пути символизирует упорство человеческих стремлений. Упоминания подземного убежища – нор – находим в текстах 1906 года. Логовом (логовищем) именует «демоническое» замкнутое пространство, владенье роковой героини или «проклятого» лирика. Хтонический образ, ставший для Блока символом зарождения новой культурной силы или сохранения подлинной ценности, - катакомбы, о которых поэт начитает говорить с 1913 года. Образ подземного хода разрабатывался Блоком в первоначальном варианте драмы «Роза и Крест» как топический символ, связанный с Рыцарем-Грядущее.
Содержание третьего параграфа – Субстанциональные аспекты концепта земля – составляет рассмотрение семантического поля, центром которого служит комплекс консистенциальных слов-образов. К этому полю примыкает группа образов ископаемых минералов, тектонико-геологическая символика.
Субстанциональное осознание земли подготавливается в любовно-мистической лирике Блока через символику одеяний и ткани. Образы земной материи открывают книгу «Нечаянная Радость» (1907), и во всём сборнике земля предстаёт в нарочитой осязаемости, причём в критических состояниях вещества: «жесткой», «промёрзлой» [2: 47]; «раскалённой» [2: 18], «треснувшей под зноем» [5: 77], «застывающей» [2: 216]. Слово почва в блоковских текстах часто используется в переносном значении причины, повода, условия, основания, жизненной устойчивости, питательной среды, но не теряет материалистической семантики. Тактильно прочувствованное описание работы на земле и земной материи даётся в статье «Педант о поэте» (1906) как описание литературоведческого труда. Красноречив и художественно диалектичен ряд контекстуальных синонимов: «задушевная, чернозёмная или революционная беллетристка» [5: 109], – в котором материалистическим эпитетом обеспечен смысловой обмен между двумя более отвлечёнными. Заметка «Памяти К.В. Бравича» (1912) важна определением места, которое отводится самим Блоком земле в иерархии субстанций: «Бравич – всегда этот второй элемент, эта почва искусства; земля, без которой не видно неба» [5: 472].
Копание (рытьё) земли в письмах и стихах Блока описывается зачастую как общение с миром особой таинственной правды или самоизлечение от скепсиса. Частое использование возвратного залога: копаюсь, рыться – подчёркивает сближения земли и «я».
Устойчивой является корреспонденция категории исторического времени с образом земных наслоений и с понятием «культурных слоёв» в археологии, мотивами которой проникнуты записи итальянских впечатлений Блока и этюды «Молнии искусства» (1909-1920).
С песком, имеющим две ипостаси: пустынную и береговую, для Блока связаны две материалистические категории: сухость и влажность. В обоих случаях это стихия преимущественно дисгармоничная, вселяющая тревогу или тоску. В психологическом плане ранней лирики песок как «фоновый» пейзажный образ символизирует зыбкость мыслей, чувств, отношений, а также существование между жизнью и смертью, ядовито-разрушительное начало, которое, однако, высвобождает лучшие духовные силы героя стихотворения «Я умер. Я пал от раны…» (1903). В цикле «Вольные мысли» (1907) песок финских дюн и пляжей – одна из доминирующих стихий-союзниц лирического «я». Цикл «Родина» (1907-1916) открывается стихотворением «Ты отошла, и я в пустыне…» (1907), в котором песок становится символом смирения, самоумаления. После трагического для Блока 1909 года образ смешанного со снегом хрустящего (скрипящего) песка, возникший в стихотворении «На смерть младенца», закрепляется в сознании поэта и воспроизводится в лирике, исполненной смятения.
Глина в мифопоэтическим сознании Блока – это вещество, из которого создан человек вообще и сам лирический герой, что соответствует идеям Священного Писания. Смерть-возвращение в землю в поэме «Возмездие» – это погружение в глину, становящуюся ярким образом погребальной субстанции, притягивающую весь противоречивый блоковский комплекс ощущения смерти как освобождения.
Тезаурус минерального царства в мире Блока включает в себя обобщающие образы камня, руды, угля и соли. Камень остаётся несколько абстрагированным образом, символизирующим явления этико-психологического порядка. Регулярным для ранней лирики является мотив окаменения человека или его сердца как знак отчаяния, тоски, утраты любви и веры. Слово камень включено в ряд таких важных для Блока идиом, восходящих к Священному Писанию, как камень преткновения, пробный камень, камень вместо хлеба. Особое место в лирике занимает фольклорно-апокрифичесий бел-горюч камень, камень Алатырь, возникающий в стихах цикла «Родина» как мифологема России и ассоциированный с неподвижностью, лишь потенциальными свершениями. В цикле «На поле Куликовом» (1908) он изображён как преграда на пути. Значительную роль в блоковской мифопоэтике играют образы драгоценных камней, особенно аметиста и алмаза. С трудом над камнем: добычей, переносом, обработкой, строительством – в текстах Блока чаще всего отождествляется труд литератора.
Символика руды как знака потаённого неисчерпанного богатства скудной, «нищей» на поверхности русской земли, исключительно позитивна. Уголь нередко называется Блоком в ряду других ископаемых минералов, хотя подчас поэт особо возвеличивает его как: «подземного мессию» [3: 269]. «Сакрализация» угля основана не только на надежде, что разработки этого ископаемого принесут процветание России, но и на вере в то, что труд на глубинах земли гармонизирует само существо человека. Символика угля основана на его способности претворяться в алмаз. Сам образ превращения угля в алмаз восходит к Ницше («Так говорил Заратустра»). Последнее стихотворение цикла «Ямбы» (1910-1914) и наброски к тексту поэмы «Возмездие» содержат образ, в котором синтезированы свойства обоих камней: «Возмездья чёрный бриллиант» [3: 526]. Предпосылками разработки образа соли служило, с одной стороны, зрелище градирен-салин Бад-Наугейма, подробно изображаемых Блоком в прозе и стихах, с другой, – евангельская фраза: «Вы – соль земли» [Мф 5: 13]. Блок часто обращается к продолжению цитаты: «Если же соль потеряет силу, то что сделает её солёною? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить её вон на попрание людям» [Мф 5: 13] и обыгрывает её в статьях разных лет, применяя к образу современника символ «обессиленной» соли. Однако, в подготовительных текстах к поэме «Возмездие» поэт пишет о людях, называемых «едкой солью земли» [3: 464], катализатором трагических, но неизбежных перемен.
Представление о земной субстанции как о тяжкой и косной в блоковской картине мира окончательно разрушается комплексом тектонико-сейсмических образов: земной коры, вулканов и лавы, подземного огня. Самое раннее использование их приходится на 1902 год, когда было создано стихотворение «Мы истомились в безмерности…». В тексте концентрируется апокалиптическая образность, тектоника же представлена в языческой амбивалентности - в связи с идеей животворности, производительности и разрушения. «Вулканическая» образность актуализируется в статьях 1908 года в связи с землетрясением на юге Италии. В прозе революционных лет Блок исчерпывает семантику этого символа признанием всякой катастрофы как предвестия покоя и гармонии.
Образы глубинных подземных токов – огня-лавы и подземной ключевой воды – часто изображаются Блоком как близкие и подобные. Вопреки достоверности образа природного явления, поэт рисует подземный огонь протекающим не в глубинах мантии, а на уровне грунтовых вод. Метафорический образ поджигания корней встречается в заметке «Русские дэнди» (1918). Подземный огонь в сознании Блока – это и горение торфа, осмысленное в записках 1917 года как символ всероссийского духовного бедствия.
Такие стихии, как огонь, воздух и вода в блоковском мире не составляют отчётливых оппозиций с землёй. Летучая пыль служит синтетическим образом земли-воздуха. Болотная земля вмещает в себя все стихии одновременно: землю, воду, воздух («пузыри земли») и даже огонь (горящий торф). Смеси земли с водой – слякоть и трясина (топь, пучина, зыбь, хляби) формируют особую группу вещественных образов поэтики Блока. Двойником-конкурентом земли, однако, можно назвать снег, становящийся субстанцией мнимого или ложного воплощения героини и беззаконного погребения героя, забвения, бессилья и отчаяния. Конфликт отчётливо заявлен в заглавии третьего лирического сборника Блока «Земля в снегу» (1908), но разрешён в предисловии к книге: снежный пласт на земле – знак мертвенности, но за ней ожидается весеннее воскресение и обновление жизни.
Последний четвёртый параграф - Земля как субъект художественного мира А. Блока – включает в себя несколько разделов. 4.-1. Земля-богиня рассматривает преломления одной из древнейших мифологем, входящей в мир поэта через произведения Гёте, Вл. Солвьёва, В.Я. Брюсова, Р. Вагнера. Пункт 4.-2. Земля как душевно-телесное существо доказывает тезис о том, что земля-материя для Блока – живая плоть, вещество-существо. Образ космического макроорганизма формируется в книге «Нечаянная Радость» и публицистике, поднимающей проблему стихии и культуры. Лирическoе «я» Блока подчас мыслит себя живой частью земного тела («Я – последний мускул земли» [2: 40]), либо ощущает подобие психо-соматических и геологических состояний и процессов. В разделе 4.-3. речь идёт о роли в блоковской мифопоэтике Духа Земли (Erdgeist`а, призываемого Фаустом в первой сцене драмы Гёте), под влиянием которого, по словам самого поэта, была создана поэма «Двенадцать» (1918).
Третья глава - Персонификации хтонического начала в художественном мире А. Блока – посвящённая образам и мотивам, подтверждающим высокую значимость земной стихии в творчестве поэта-символиста, состоит из пяти параграфов.
Параграф первый – Образный мотив человека под землёй. В блоковском мире обозначенный мотив поддаётся типологии: персонаж может быть изображён не только пребывающим в подземелье (статический вариант), но и нисходящим или, напротив, поднимающимся. Основным среди вариантов всё же следует признать мотив погребённости, распространённый на все типы лирического субъекта мифопоэтики Блока: на героя, его двойника-отца, на героиню. Тема смерти и погребения в ранней блоковской поэтической идеологии связана прежде всего с религиозными интенциями и с темой разрешения фатальных противоречий жизни. Мотив собственного погребения, погружения, возникает в юношеской лирике не столько как знак скорби, безнадёжности, сколько в связи с любовно-мистическими упованиями. Во втором томе стихов он получает трагическое развитие, сливаясь с мыслью об утрате миром величия, чуда, героики. Если в ранних стихах погружение героя в землю или в песок жертвенно и символизирует самоотречение во имя любви, то похороны в стихотворении «Бред» (1905), заточение в склепе героя с матерью и женой («Сон» (1910)), замуровывание в гроб отца («Возмездие») кажутся расплатой за некий грех. В то же время погребенному даруется покой. В стихотворении «Похоронят, зароют глубоко…» (1915) умершие освобождаются от страстей и надеются на достижения той мудрости, что была недоступна живым. Погружение в землю становится также метафорой протеста против «лживой жизни», отчуждения от современности.
Второй параграф - Хтоническая демонология в мифопоэтике А. Блока. Здесь рассматриваются мифические образы, связанные со сферой земли:
чертенята, Невидимка, тролли, нибелунги. Как правило, они проникают в блоковский мир из творчества других авторов, но получают в нём оригинальное осмысление. Так, беззлобные существа из цикла «Пузыри земли» в этическом плане противоположны ведьмам, чьё наименование в трагедии Шекспира «Макбет» послужило заголовком блоковского цикла. Нибелунги из знаменитой драматической трилогии Р.Вагнера олицетворяют многие грани не только социального зла, но и психологические противоречия человека рубежа эпох.
Комплекс идей Блока, связанных с фантастическими существами, направлен в основном на осмысление судьбы человека, сущность которого переживает глубочайший кризис на всех онтологических уровнях. Она должна переродиться, но, по мысли Блока, в переходный период неизбежно претерпевает бесчисленные искажения. Дематериализация культуры оказывается предпосылкой тотальной деформации образа её творца; влекущей за собой разрушение фундаментальных идентичностей. Всякий субъект в художественном мышлении Блока может быть рассмотрен в аспекте поэтической антропологии, будучи в то же время отнесённым к иной группе образов: животных, растений, мифических существ.
В третьем параграфе – Образы хтонических животных в творчестве А. Блока – анализируется семантика в блоковских произведениях разных лет образов таких существ, как муравей, жук, крот, мышь. Вопреки традиционно позитивному восприятию муравьёв в мировой литературе и мифологии, Блок сообщает этим образам негативные коннотации. Поэт выстраивает параллели между слепо-оптимистическим пафосом созидания цивилизации и непрерывным автоматическим трудом насекомых. Знаменательно, что с муравьём сопоставлен в статье «Стихия и культура» не «простой человек», а интеллигент, чья жизнь, по мнению Блока, подчинена инерции отживших идей; чья готовность жертвовать жизнью выродилась в «волю к смерти». Человеческое малодушие перед лицом катастрофы символизирует жук. Образы крота в блоковских текстах («Ямбы», «Возмездие») сопровождает авторское сочувствие. Жизнь этого существа сопоставима, во-первых, с состоянием человека, ушедшего в «подполье» от окружающей несправедливости, во-вторых, - с погружённостью до срока в землю новой исторической силы. В образе мыши, однако, подчёркивается ущербность «подпольного» существования. Крыса упомянута в заметке «Горький о Мессине» (1909) как существо, по сравнению с которым человек беспомощен перед стихией. Семантический ореол образа змеи подробнейше рассмотрен Н.Ю. Грякаловой в её статье «О фольклорных истоках поэтической образности Блока» (А. Блок. Исследования и материалы. – Л., 1987. – С. 58-68), поэтому в диссертации он специально не анализируется.
Четвёртый параграф озаглавлен: Образы человека-растения в творчестве А. Блока и посвящён образам, в которых сопрягаются человеческий и растительный элементы. Восприятием вегетативного начала как важного уровня человеческой естественности, влияющего на жизнь в целом, очевидно, продиктованы слова в культурософской статье «Крушенье гуманизма» (1919): «человек – растение, цветок» [6: 114]. Поэт использует растительные образы для 1) раскрытия человеческих; 2) когда всматривается в растение и находит в нём человеческие черты; 3) когда оба начала равноценны и равноправны. Ипостаси растительного начала могут быть подразделены на 1) цветок; 2) куст и дерево; 3) травы, былинки, стебли, ростки; 4) злаки, корни, семена, плоды. Все они в разной степени притягивают к себе человеческий образно-идейный элемент.
Блок не сводит его к знаку-эмблеме красоты и юности, к инертному объекту созерцания, преклонения или обладания. В смысловом поле этого образа более важна сема внутренней жизненной полноты и действенности. Цветок в мире Блока приобретает черты активного субъекта, способного влиять на душу человека. Он почти всегда становится символом лирической героини, в той или иной степени переходящим в замещающий её образ. Наиболее выразительным женственным антропофитным образом в творчестве Блока является «Ночная Фиалка» из одноимённой поэмы и статьи «Безвременье», написанных в 1906 году. С цветком связаны мотивы воплощения божественной женственности; страстной любви; бессознательности, жертвенности, хрупкости и – в то же время – жизнестойкости; красоты, исполненной могущества. Двойственность символистского понимания цветка подсказана его природой: цветок прекрасен и обращён к небу, но связан корнями с «тёмной глыбой» хтонической материи, из чего следует посредническая роль цветка между профанным (или даже инфернальным) и сакральным пространствами. В статье «Душа писателя» (1909) Блок привлекает знания о жизни растений, чтобы объяснить социально-психологическую подоплёку литературного творчества. Связь писателя с миром изображена по аналогии с зависимостью цветка от почвы, причём сопоставление системно, подробно и буквально до натурализма.
С деревом и кустом, как правило, отождествлён мужской персонаж лирики и драматургии Блока. Травы, стебли, былинки ассоциированы с холодной, «русальной» женственностью. Особой семантической нагрузкой обладает слово злак, сакрализованное, метонимически возводимое к евангельскому символу смерти и воскресения Христа, а также к языческим аграрным культам. Образ преимущественно включён в контексты, повествующие о смерти и предвкушаемом, ожидаемом воскресении или затаённой жизни. Полное уподобление человека, постигающего Бога, злаку находим в стихотворении «Вот Он – Христос – в цепях и розах…» (1905). Профанным двойником злака является приземленно-витальный либо умерший безвозвратно колос.
Большее распространение получают в блоковской художественной системе хтонические образы растительного созревания, семантические связи которых с человеческим началом многосторонни и сложны. Базисом для них служит мысль о губящем и порождающем времени, о прошлом и грядущем. В стихотворении «Я ухо приложил к земле…» (1907) образ адресата отождествлён не только с кротом, но и с растением и его зачатком зерном. Лейтмотив «брошенного семени» означает продолжение человеческого рода в предисловии 1919 года к поэме «Возмездие» и снова вызывает в памяти евангельскую притчу о гибнущем ради «много плода» зерне. Прозаический набросок «Ни сны, ни явь» (1921) завершается диалогом, в подтексте которого – те же ожидания новой человеческой породы, должной подняться, как растительные всходы, из земли.
В пятом параграфе – Земля и народ – взаимопроникновение понятий – затрагивается связь хтонической стихии с одним из важнейших образов-понятий Блока. Народ и народная душа в сознании поэта – не только порождение земли, но и сама земля. Регулярно для блоковской публицистики сопоставление народного гнева с тектоническими колебаниями как проявлениями судьбы-возмездия. Идеализируемое Блоком погребение ассоциируется с растворением в народной душе, существующей, как и земля, по законам вечности.
В Заключении подводятся итоги работы, формулируются выводы диссертационного исследования. Стихия земли во всех проявлениях вдохновляла А. Блока на протяжении всего его творческого пути. Поэт говорит о ней как об источнике откровений своей эпохи в статье «Рыцарь-монах» (1910), посвящённой памяти Вл. Соловьёва: «мы видели, как в громах и молниях стихий земных и подземных новый век бросал в землю свои семена; в этом грозовом свете нам промечтались и умудрили нас… - все века» [5: 453]. Метафоры, связанные с землёй, поэт развёртывает до предела, до избыточности, превращает их в лейтмотивы. Хтонические образы и мотивы привносят особую энергетику в блоковский текст, о чём свидетельствует повышенная экспрессия фрагментов, содержащих слова из рассмотренного тезауруса. Образы земной материи, геологических и вегетативных процессов помогли художнику выразить самые заветные идеи о природе творчества и судьбе художника, об индивидуальном бытии человека как в духовном, так и в душевно-телесном аспектах; о культурно-исторических процессах.
Основные положения диссертации отражены в публикациях:
- Февралёва О.В. Образы человека-растения в творчестве А. Блока // Филологические науки. М., 2007. № 2. 0,8 п.л.
- Февралёва О.В. Земля и снег в художественном мире А. Блока. К вопросу о концепции стихий // Вестник Ивановского государственного энергетического университета. Иваново, 2007. Вып. 1. 0,6 п.л.
- Февралёва О.В. «Пузыри земли»: природное и человеческое у Шекспира и Блока // Шекспировские чтения 2004. М: «Наука», 2006. 0,5 п.л.
- Февралёва О.В. Образы подземелья в художественном мире А. Блока // Куприяновские чтения. Материалы межвузовской научной конференции. Иваново, 2006. 0,5 п.л.
- Февралёва О.В. Блок и Тютчев: поэтическая мифология дня и ночи // Художественный текст и культура VI. Материалы международной научной конференции. Владимир, 2006. 0,6 п.л.
- Февралёва О.В. Категории сытости и голода в поэтическом сознании А. Блока // А. Блок и Псковский край. Материалы I Блоковских чтений. Псков, 2005. 0,8 п.л.
- Февралёва О.В. Понятия меры и безмерности в творчестве А. Блока // Художественный текст и культура V. Материалы международной научной конференции. Владимир, 2004. 0,4 п.л.
[1] Минц З.Г. Поэтика Александра Блока. СПб., 1999. С. 282.
[2] Поцепня Д.М. Поэзия А. Блока. Стилистические проблемы. Л., 1976. С. 134.
[3] Д.Е. Максимов. Поэзия и проза Ал. Блока. Л., 1981. С. 343-347.
[4] Приходько И.С. "Символистский словарь А. Блока" – доклад, прозвучавшей на конференции "Динамическая поэтика" (ИРЯ РАН, 19-22 мая 2005), материалы которой в ближайшее время появятся в печати.
[5] Арутюнова Н.Д. Истина и судьба // Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999. С. 628.
[6] Минц З.Г. Указ. соч. С. 529.
[7] Блок А.А. Собрание сочинений. В 8 томах. М.-Л., 1960-1963. Т. 5. С. 418. Дальнейшие ссылки в тексте на это издание с указанием номера тома и страницы.
