Основные идейные и сюжетно-образные мотивы в литературе новой англии xvii - xviii веков. становление традиций в литературе сша

На правах рукописи

БАРАНОВА КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА

ОСНОВНЫЕ ИДЕЙНЫЕ И СЮЖЕТНО-ОБРАЗНЫЕ МОТИВЫ В ЛИТЕРАТУРЕ НОВОЙ АНГЛИИ XVII - XVIII ВЕКОВ. СТАНОВЛЕНИЕ

ТРАДИЦИЙ В ЛИТЕРАТУРЕ США

Специальность 10.01.03 – литература народов стран зарубежья (литература народов Европы и Америки)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Москва 2011

Работа выполнена на кафедре истории зарубежных литератур

Московского государственного областного университета

Научный консультант	доктор филологических наук, профессор Солодовник Вера Ивановна
Официальные оппоненты	доктор филологических наук, главный научный сотрудник отдела литературоведения ИНИОН РАН Николюкин Александр Николаевич
	доктор филологических наук, профессор Селитрина Тамара Львовна
	доктор филологических наук, профессор Татаринова Людмила Николаевна
Ведущая организация	ГОУ ВПО «Литературный институт им. А.М. Горького»

Защита состоится «16» июня 2011 г. в 15 часов на заседании диссертационного совета Д 212.155.01 по литературоведению в Московском государственном областном университете по адресу: 105005, г. Москва, ул. Энгельса д. 21 а

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке МГОУ по адресу: 1070005, г. Москва, ул. Радио, д. 10 а

Автореферат разослан «____» _____________ 2011 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета __________________ доц. Алпатова Т.А.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Культура любого народа тесно связана с его историей. Одним из значимых моментов исследования литературы как части духовного наследия можно полагать анализ центральных «осей» или понятийных узлов, которые «держат» литературу в этой культуре в русле выработанных ею национальных традиций. Следовательно, в литературе каждого народа находит отражение самосознание нации, что позволяет говорить о проверке сознательно выраженных идей, которые, несмотря на бег времени, остаются востребованными и в настоящее время, ибо являются основополагающими. С этой точки зрения, несомненный интерес представляет та область литературоведения, которая прослеживает «художественные нервы» произведений литературы, иначе говоря, «сквозные» темы, мотивы, образы, т.е. то, что способствует реализации главных идей художественного текста или целого ряда таких текстов.

Американская литература в этом отношении весьма самобытна. На первый взгляд, она с трудом поддается выявлению закономерностей с точки зрения национальной культуры. По мнению самих американцев, ее «строительство» шло несколько искусственным путем. Основные идеи, закладываемые в сознание зарождающегося общества, были привезены на североамериканский континент, в частности в Новую Англию, из Европы. Долгое время культура жителей первых колоний восточного побережья отождествлялась ими с английской культурой. Такое положение дел было особенно характерно для первой половины XVII столетия.

Однако по мере освоения континента у переселенцев появляется свой собственный жизненный опыт. Его интерпретация «оседает» и накапливается в их сознании. На наш взгляд, будущие черты национальной культуры начинают складываться уже в раннюю эпоху колонизации Северной Америки. Это и есть первый фактор особого интереса к феномену зарождающейся американской культуры и литературы. Вторую зону интереса, тесно примыкающую к первой, можно усмотреть в возникновении некоего «диалога» вновь формируемых представлений и тех идей, которые были вывезены в Америку из Европы в начале XVII века. Естественно, последние не могли оставаться неизменными. Неуклонно и последовательно, согласуясь с существующими реалиями бытия, они подвергались определенным трансформациям, отклоняясь от того, что было привычным и традиционным. В этом проявлялось начало тех изменений, которые эти воззрения претерпевали в последующем. Анализ происходившей в то время эволюции менталитета членов новоанглийских общин представляет собой серьезную научную проблему, которая отражается в американской литературе XVII-XVIII веков и находится в центре внимания нашей работы.

Исследователи колониального периода (М.М. Коренева, Л.А. Мишина, Е.А. Стеценко, В.И. Солодовник и др.), который является важнейшим периодом становления американской литературы, подчеркивают, что она по-своему уникальна и преимущественно базируется на религиозной основе. С этим выводом нельзя не согласиться. Прежде всего, следует помнить, что большинство первых переселенцев Новой Англии – это люди, умонастроения которых можно охарактеризовать одним словом – пуританизм. По мнению колонистов, они строили здоровое общество на новых землях, общество, основанное на прочном порядке, то есть создавали базис для сильного и демократического государства.

Во многих работах американского литературоведения изучаемая нами эпоха обозначается термином pre-national literature. Именно этот временной отрезок может рассматриваться как период зарождения американской словесности, в течение которого колонисты пытались осознать и выделить то, что было чрезвычайно важно для их существования, а потому находило отражение в дневниках, трактатах, проповедях, хрониках первых американских литераторов.

В сочинениях XVII века можно выделить целый ряд мотивов: ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ (PROVIDENCE), ИЗБРАННОСТЬ И ДОСТОИНСТВО (WORTHINESS), НЕГРЕХОВНОСТЬ (INNOCENCE), ДИКИЕ ПРОСТОРЫ (WILDERNESS), ТРУДОЛЮБИЕ (INDUSTRY), FREEDOM (СВОБОДА), EQUALITY (РАВЕНСТВО), которые затем находят свое воплощение в творчестве авторов XVIII-ХХ веков, а это значит, что данные мотивы можно полагать сквозными и рассматривать их как истоки развития основных тем американской литературы на протяжении нескольких столетий. Термин сквозной мотив используется в исследовании для обозначения тех значимых элементов повествований, которые прослеживаются на протяжении всей эпохи и являются факторами отображения в литературе указанного периода доминантных идей. Если проанализировать выделенные нами для исследования мотивы, то можно сказать, что они представляют собой своеобразные «слагаемые», которые, дополняя друг друга на начальном этапе образования словесности Новой Англии, начинают проявляться с определенной долей повторяемости в различных сочинениях авторов XVII-XVIII веков.

Мотив представляет собой важный компонент литературного текста. В нашей работе мы определяем его как повторяющийся элемент повествования в течение длительного периода развития литературы, пронизывающий целый ряд произведений в рамках изучаемого временного отрезка и характеризующий зарождающийся национальный менталитет. Мотив может восприниматься как существенная часть последнего. Такое понимание мотива представляется для нас весьма значимым, ибо позволяет рассматривать его и как надтекстовое образование, проходящее сквозной линией через сочинения разных авторов одной исторической эпохи. В этом смысле особую роль играют идейные мотивы, которые в конкретных текстах, наполняясь соответствующим содержанием, могут превращаться в сюжетно-образные, причем в данном исследовании мотив интересует нас как художественное воплощение в литературе некоторых составляющих американского самосознания.

Предлагаемые для анализа мотивы были отобраны в связи с:

• особенностями формирования национальной литературы США, вобравшей в себя многое из европейского интеллектуального опыта, а также формирующихся собственных представлений о мире;
• необходимостью уточнения в литературе США места заимствованного и исконного элементов;
• важностью изучения влияния религиозно-философского течения пуританизма на формирование самосознания и литературы складывающейся нации;
• недостаточной изученностью теоретических вопросов, связанных с зарождением и развитием основных мотивов американской литературы.

Мотив затрагивает как тему произведения, так и его сюжет. При этом для нашей работы оказываются важными не формальные признаки мотива, а его функции, среди которых мы выделяем идейные, а также сюжетно-образные, т.е. структурирующие сюжет и образную систему. Первые из названных здесь мотивов в значительной степени тяготеют к мифическим истокам. Сюжетно-образные функции рассматриваемых мотивов были выявлены в конкретных эпизодах различных произведений, причем и те, и другие оказались весьма существенными при анализе творчества американских колониальных авторов.

Теоретическое обоснование мотив получает на рубеже XIX-XX веков и в течение всего прошлого столетия находится в центре исследовательских интересов таких отечественных ученых, как Э.А. Бальбуров, А.Л. Бем, Н.В. Брагинская, Н.М. Ведерникова, А.Н. Веселовский, Б.М. Гаспаров, Г.В. Краснов, Н.Е. Меднис, Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов, Т.И. Печерская, В.Я. Пропп, Б.Н. Путилов, А.В. Рафаева, И.В. Силантьев, Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпа, О.М. Фрейденберг. К изучению указанной проблемы не меньший интерес проявляют и зарубежные исследователи: Д. Бароуз, Т. Блю, А. Дандес, Х. Демрич, К. Пайк, С. Томпсон, А. Силвер, Дж. Урсини, Р. Эйзенхауер и др.

Наряду с фундаментальными работами в области изучения мотива, теоретической базой нашего исследования являются основные изыскания отечественных, американских и европейских ученых, анализирующих произведения интересующего нас периода. Речь идет о трудах таких известных авторов как А.В. Ващенко, А.Ф. Головенченко, А.А. Долинин, А.А. Елистратова, Я.Н. Засурский, А.М. Зверев, М.М. Коренева, Л.А. Мишина, Т.Л. Морозова, А.Н. Николюкин, Р.М. Самарин, Н.И. Самохвалов, Т.И. Сильман, В.И. Солодовник, А.И. Старцев, Е.А. Стеценко, А.М. Шемякин; Л. Баритц, В.В. Брукс, Э. Гостад, Р. Грисвольд, Ф. Гура, Э. Дан, К. В. Дорен, Л. Зифф, Б. Каклик, М. Канлиф, П. Коннер, М. Лоуенс, Р. Льюис, П. Миллер, Р. Нейбур, М. Тайлер, Р. Уорен, Д. Хол, А. Швейдзер и др. Все это очень серьезные, основательные труды, детально исследующие различные исторические периоды становления американской литературы, и, тем не менее, ни в одной из них проблема мотива как характерной закономерности становления национальной культуры и, следовательно, национального менталитета не была затронута.

Представляется, что нет необходимости восстанавливать все важные подробности истории колонизации континента, т.к. они хорошо известны. Между тем, анализ первых дневников, автобиографий, трактатов, памфлетов, созданных в XVII веке, а также в первой половине XVIII века, доказывает, что в письменной литературе постоянно отмечались выделенные нами мотивы. Присутствуя в сознании колонистов, эти идеи, естественно, отражались на страницах литературных произведений, что подтверждает даже простой статистический анализ. Однако до сих пор литературоведение не ответило на вопрос, каким образом протестантские по своей сути понятия секуляризировались; как фольклорное сознание перерабатывало христианские догмы. Все это представляет, на наш взгляд, несомненный интерес для современной американистики.

Актуальность настоящего диссертационного исследования заключается в том, что оно находится в русле одного из наиболее разрабатываемых направлений современного литературоведения и предлагает анализ малоизученных сторон сложного процесса зарождения и дальнейшего формирования американской колониальной литературы на базе изучения основных мотивов в произведениях XVII-XVIII веков.

Новизна данной работы определяется тем, что впервые в отечественном литературоведении предпринята попытка детально изучить семь основных мотивов произведений указанного периода (ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ, ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО, НЕГРЕХОВНОСТЬ, ДИКИЕ ПРОСТОРЫ, ТРУДОЛЮБИЕ, СВОБОДА, РАВЕНСТВО) в качестве идейных и сюжетно-образных составляющих этих сочинений. При этом изучаемые мотивы рассматриваются как комплексные эволюционирующие явления, характеризующие зарождающуюся американскую литературу и переходящие в менталитет формирующейся нации в качестве важных аспектов, которые находят свое отражение в литературе США последующих эпох.

Объект исследования представляют вышеперечисленные базисные или стержневые мотивы, выделенные при анализе произведений американской литературы XVII-XVIII веков.

Предметом исследования являются различные трактовки каждого из отмеченных выше основных мотивов в анализируемых произведениях колониальных авторов; уточнение взаимозависимости между ними, а также установление имеющих место интерпретационных изменений, как в рамках творчества отдельных писателей, так и всей эпохи в целом.

Выдвигаемая гипотеза проводимого нами анализа основывается на том предположении, что указанные выше мотивы являются сквозными. Их можно проследить во многих выдающихся произведениях американской литературы ХIХ века, но своими корнями они уходят в колониальный период развития страны, когда европейские переселенцы на североамериканском континенте закладывали фундамент не только нового общества и создаваемой ими новой нации, но и формировали базис для становления собственно американской литературы. Следовательно, необходимо определить, какое отражение упомянутые мотивы находили в литературе колониального периода на всем его протяжении, выявить совпадающие и отличительные черты их интерпретации у различных очевидцев и участников тех событий и рассмотреть их дальнейшую эволюцию, устанавливая возможности миграции анализируемых мотивов по оси центр-периферия.

Целью данного диссертационного исследования является выделение и комплексный анализ идейных и сюжетно-образных мотивов для выяснения эволюционного пути их развития в произведениях зарождающейся американской литературы XVII-XVIII веков.

Поставленная цель предопределила круг задач, выполнение которых необходимо для ее достижения:

• выделить для комплексного анализа в исследуемых произведениях основные мотивы, как значимые элементы для формирования американской культуры;
• выявить смысловое наполнение и дифференциальные признаки терминов мотив, лейтмотив, архетип, миф, символ, мифема/мифологема, тема применительно к материалу исследования;
• установить значение изучаемых мотивов для формирования американского национального самосознания и национальной литературы;
• исследовать трактовки выделенных мотивов в сочинениях разных авторов XVII века и выявить наличествующие в них моменты сходства и различия;
• проанализировать развитие основных мотивов в произведениях авторов XVIII века и провести их сопоставление;
• определить через анализ стержневых мотивов истоки создания нравственно-философских систем классиков американского литературного процесса XVIII века: Джонатана Эдвардса и Бенжамина Франклина.

Положения, выносимые на защиту:

1. Анализируемые в диссертации мотивы (ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ, ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО, НЕГРЕХОВНОСТЬ, ДИКИЕ ПРОСТОРЫ, ТРУДОЛЮБИЕ, СВОБОДА, РАВЕНСТВО), являясь иногда и идейными, и сюжетно-образными, выступают в качестве стержневых в американской колониальной литературе XVII-XVIII веков, ибо проявляются с известной долей постоянства в различных произведениях многих авторов рассматриваемого периода. Все они выходят из глубин главных пуританских мифов, перенесенных первыми переселенцами Новой Англии из Европы и, вместе с тем, могут рассматриваться как связующие звенья между литературой XVII-XVIII веков и сочинениями американских романтиков XIX столетия.
2. Проанализированные произведения американской словесности XVII века характеризуются определенной двуплановостью. С одной стороны, они представляют собой объективное отображение исторических событий, а с другой – демонстрируют явное тяготение к образности, использованию разнообразных элементов, присущих художественным текстам, из чего можно заключить, что литература Новой Англии XVII века обладает значительно бльшим художественным потенциалом, чем это принято считать.
3. Освоение Нового Света представляло собой реальный жизненный опыт переселенцев, который отражался в их сочинениях через систему основных идейных и сюжетно-образных мотивов. Их эволюция показывала изменения, происходившие в менталитете зарождавшегося сообщества с учетом поправки на прагматически ориентированные цели выживания на неизведанных землях. Из взаимосвязи изучаемых мотивов слагалась идейная и художественная ценность самих произведений.
4. В дневниках XVII века можно вычленить появление первых ростков зарождающегося самосознания колонистов как сообщества. Через интерпретацию стержневых мотивов оказывается возможным проследить эволюционное движение от религиозного идеала (Брэдфорд) к гражданскому (Уинтроп), а также выявить попытки ввести в повествование элементы личного восприятия сложившихся ранее мифов (Роландсон).
5. Основные цели, которые преследовали поселенцы, возводя Град на Холме, и решаемые ими повседневные жизненные задачи обусловили литературную жанровую специфику первых произведений американской словесности (дневники, хроники, трактаты), в которых наблюдается зарождение и становление мозаичного сюжета.
6. Встречающиеся на страницах ранних колониальных сочинений персонажи повествования выступали одновременно в двух ипостасях. С одной стороны, они имели отношение к конкретной личности соответствующей эпохи. С другой стороны – появлялись в виде аллегорических образов, которые формировались под влиянием довлеющего над всем новоанглийским обществом религиозного идеала. Таким образом, возникающие в анализируемых произведениях идейные и сюжетно-образные мотивы отражали то реальное и идеальное, что концентрировалось в менталитете переселенцев, корректировалось с точки зрения религиозного идеала, начинающего свое смещение в сторону идеала гражданского.
7. Произведения Джонатана Эдвардса, одного из крупнейших новоанглийских авторов XVIII столетия, также характеризуются наличием выделенных для анализа идейных и сюжетно-образных мотивов. Последние пронизывают все его творчество, во многих случаях выстраивая сюжет. Поставив Божественное начало в центр мироздания, он показывает, каким образом должна быть сформирована личность американца. По сути, идеал «Нового Адама» соотносится с автором знаменитых проповедей и трактатов. Сюжетно-образные мотивы у Эдвардса взаимопереплетаются и приводят к трансформации идеи «Нового Адама», перенося акцент на человека. Кроме того, Эдвардс тяготеет к созданию образа самого Творца, показывая, как Его портрет воспринимается «Новым Адамом» в создаваемом им новом мире.
8. Анализ произведений Эдвардса позволяет утверждать, что правомерен вывод о его эволюции как мыслителя и писателя. Эдвардс начального периода творчества не равен Эдвардсу-художнику последних лет жизни. Не ставя под сомнение значимость Создателя, в конце своей творческой деятельности автор «Свободы воли» неоднократно подчеркивает, что жизненный путь людей определяется свободой их собственного выбора этого пути.
9. В своих работах Джонатан Эдвардс самым первым из колониальных авторов обратил внимание на необходимость самосозидания. В этом смысле его возможно рассматривать не только и не столько как «последнего из могикан», отдающего должное пуританизму, сколько воспринимать как мыслителя, начавшего процесс американизации пуританских идеалов. Наиболее полно данное положение можно проиллюстрировать эволюцией мотивов ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ, ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО в анализируемых произведениях писателя, которого с полным основанием можно воспринимать как одного из талантливых художников слова не только колониального периода, но и всей американской литературы.
10. В противовес общепринятому мнению, что Бенжамин Франклин в своих произведениях первым заложил основу базисного для американского самосознания тезиса о возможности добиться успеха, полагаясь только на самого себя и свои силы (self-reliance), считаем, что указанное положение применимо и к творчеству Джонатана Эдвардса. Однако сравнение их систем нравственного совершенствования дает основание утверждать, что, хотя произведения и того, и другого мыслителя опираются на воззрения, типичные для ранней колониальной словесности XVII века, они дают разное воплощение изначального идеала. У писателя-богослова видение работы над собой помещено в духовную сферу, а у известного просветителя нравственная концепция самосовершенствования, вбирая в себя идеи европейского Просвещения, направлена на практическую деятельность человека. Выявленная связь с ранними колониальными сочинениями у обоих авторов представляется более глубокой, чем это принято считать в литературоведении.
11. Джонатана Эдвардса и Бенжамина Франклина, очевидно, лично не знакомых друг с другом, можно метафорически рассматривать как участников судьбоносного диалога о будущем формирующейся нации. Как бы дискутируя друг с другом, обнажая точки соприкосновения своих воззрений и их различия, обе эти уникальные личности предложили в чем-то сходные, а в чем-то противопоставленные друг другу платформы изменения и развития общества, в котором они жили. Это можно проследить через эволюцию выявленных в диссертации мотивов. Речь идет о религиозно-философской программе Эдвардса и нравственно-этической системе морального совершенствования Франклина как едином фундаменте будущего культурного самосознания нации.

Материал исследования включает в себя не только труды таких видных литературных деятелей XVIII века, как Б. Франклин и Дж. Эдвардс, но и достаточно малоизученных и малоизвестных в нашей стране авторов XVII века, таких как У. Брэдфорд, Дж. Уинтроп, Э. Джонсон, У. Роджерс, М. Роландсон, С. Сьюолл: «История поселения в Плимуте» (Of Plymouth Plantation) У. Брэдфорда (William Bradford); «Дневник» (Journal), проповедь «Образец христианского милосердия» (A Model of Christian Charity) Дж. Уинтропа (John Winthrop); «Повествование о пленении и избавлении миссис Мэри Роландсон» (Narrative of the Captivity and Restoration of Mrs. Mary Rowlandson) М. Роландсон (Mary Rowlandson); «Кровавый догмат преследования за убеждения» (The Bloody Tenent of Presecution, for cause of Conscience, discussed, in a Conference between Truth and Peace), «Письмо к городу Провиденс» (Letter to the Town of Providence) и «Ключ к языку Америки» (A Key into the Language of America) Р. Уильямса (Roger Williams); «Неемия на стене в смутные времена» (Nehemiah on the Wall in Troublesome Time) Дж. Митчелла (Jonathan Mitchell); «Дневник» (Diary), трактат «Продажа Джозефа» (The Selling of Joseph) С. Сьюолла (Samuel Sewall); «Чудотворное знамение Сионского спасителя в Новой Англии» (The Wonder-Working Providence of Sions Saviour in New England) Э. Джонсона (Edward Johnson) и др.

Материалом исследования также являлись следующие произведения Дж. Эдвардса (Jonathan Edwards): «Правила поведения» (Resolutions), «Бог славен тем, что человек ему подвластен» (God Glorified in Man’s Dependence), «Описание удивительных обращений» (Narrative of Surprising Conversions), «Личное повествование» (Personal Narrative), «Грешники в руках грозного Бога» (Sinners in the Hands of an Angry God), «Трактат о религиозных чувствах» (A Treatise Concerning Religious Affections), диссертация «Сущность истинной добродетели» (The Nature of True Virtue) и др. Помимо двух самых известных произведений Б. Франклина (Benjamin Franklin) «Автобиографии» (Autobiography) и «Альманаха Бедного Ричарда» (Poor Richard’s Almanack) материалы исследования включали в себя также его морально-философские притчи и очерки, например, «Исторический очерк конституции и правительства Пенсильвании» (An Historical Review of the Constitution and Government of Pennsylvania), «Прошение Левой руки» (Petition of the Left Hand), «О работорговле» (On the Slave-Trade), «Заметки относительно дикарей Северной Америки» (Remarks on the Politeness of the Savages of North America), «Обращение к населению» (Address to Public), «Терпимость в старой Англии и в Новой Англии» (Toleration in Old and New England), «Притча против преследования» (A Parable against Persecution) и др., а также многочисленные письма известного просветителя.

Общей методологической основой исследования является системное единство выработанных литературоведением подходов к рассмотрению и анализу историко-литературного процесса в целом. Синтез сравнительно-типологического, культурно-исторического и социокультурного методов, а также приемы нарратологического и мотивного анализов в совокупности с методом целостного анализа художественного произведения формируют исследовательский инструментарий данной работы. В диссертации творчество литераторов колониального периода анализируется в русле общих тенденций развития американской литературы.

Теоретическую значимость исследования можно усмотреть в том, что предложенная концепция эволюции основных мотивов может оказать определенное влияние на дальнейшую разработку теории мотива в литературе, расширить современные представления о художественной ценности произведений американских литераторов XVII-XVIII веков. Используемая в работе методология может быть перенесена на анализ иных мотивов.

Практическая ценность исследования определяется тем, что его результаты внедрены в практику преподавания на факультете английской филологии ИИЯ ГОУ ВПО МГПУ при чтении лекций и проведении семинарских занятий в рамках теоретического курса «Зарубежная литература стран изучаемого языка (Америка)», предназначенного для студентов 3-4 курсов (раздел «Ранний этап американской литературы»). Результаты исследования также могут применяться на филологических факультетах университетов при разработке спецкурсов по истории литературы США, в написании учебников и учебно-методических пособий.

Апробация данной работы осуществлялась в ходе обсуждения отдельных аспектов диссертации на заседаниях кафедры истории зарубежных литератур Московского государственного областного университета (2008, 2009, 2010 гг.), кафедры английской филологии Института иностранных языков Московского городского педагогического университета (2005, 2006, 2007, 2008, 2009, 2010 гг.). Материалы исследования были положены в основу научных докладов и выступлений на следующих научных конференциях: III Международная научная конференция. Сравнительное литературоведение: "Стереотипы в литературах и культурах" (БСУ, Баку, 2008 г.); Международный форум специалистов в области лингвистики и иноязычной коммуникации «XXI век: содружество лингвокультур» (МГПУ, Самара, 2008); отчетные конференции по итогам научно-исследовательской работы в ГОУ ВПО МГПУ «Актуальные вопросы лингвистики, литературоведения, лингводидактики» 2006, 2007, 2008, 2009, 2010 г.). По теме диссертации опубликованы 24 научные работы, две из которых монографии: «Истоки основных лейтмотивов американской литературы в произведениях колониального периода (XVII век)» (МГОУ, 2009 г.) и «XVIII столетие. Рождение американской мечты (творчество Дж. Эдвардса и Б. Франклина)» (МГОУ, 2010 г.). Основные положения диссертационного исследования явились основой для 22 научных статей, 12 из которых опубликованы в ведущих рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ.

Структура работы. Данное диссертационное исследование состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка.

Во введении обоснована актуальность избранной темы для современного литературоведения, показана степень изученности проанализированного нами материала, определятся новизна исследования, его цель и задачи, раскрываются теоретическая значимость и практическая ценность выполненной работы, выдвигаются положения, выносимые на защиту, а также предлагается описание структуры диссертации.

В главе I «Теоретические основания и методология исследования» поясняются основные терминологические понятия, которые используются в данной работе – мотив, лейтмотив, миф, мифема/мифологема, символ, архетип, тема. Поскольку в настоящее время многие из них не имеют однозначного толкования в науке и характеризуются возможностью взаимозаменяемости, здесь уточняется понятийный аппарат исследования.

В разделе 1.1 «Мотив и смежные с ним категории как структурные единицы литературного произведения» рассматриваются взаимосвязи мотива с такими явлениями как архетип, миф, символ, ибо все они неразрывно и концептуально связаны с мотивом. Упомянутые единицы в своих дефинициях часто толкуются именно через мотив. В современной науке отмечается, что архетип представляет собой обозначение «наиболее общих и фундаментальных изначальных мотивов и образов, имеющих общечеловеческий характер и лежащих в основе любых художественных структур»^[1]. Не являясь самим образом или мотивом, архетип рассматривается как некая «схема», обладающая качеством универсальности. Он может соединять прошлое и настоящее, всеобщее и частное, свершившееся и потенциально возможное. Связь мотива и архетипа прослеживается также в том, что «мотивы и их комбинации, наделенные свойством вездесущности, устойчивые психические схемы (фигуры), бессознательно [воспроизводятся и обретают] содержание в архаичном ритуале, мифе, символе, верованиях, а также в художественном творчестве вплоть до современности»^[2]. По мнению А.А. Фаустова, под архетипом следует понимать «осадок в памяти» всего того, что было пережито архаическим человечеством и что отдельно взятому человеку передается «генетически»^[3]. Из вышесказанного следует важный вывод о том, что так называемые архетипические образы и мотивы – это «вариации на тему архетипа». Наиболее интенсивно, как подчеркивает ученый, эти архетипические мотивы проявляются в мифах, сновидениях, художественном творчестве.

В зарубежном литературоведении конца ХХ – начала ХХI веков теория архетипа весьма интенсивно разрабатывается такими учеными, как М. Абрамс, Н. Фрай, В. Лейт, Р. Саг и др., причем в западном литературоведении архетип часто рассматривается в качестве основного элемента коллективного бессознательного. В отечественном литературоведении ему также уделяется большое внимание. В 70-80 годы прошлого столетия этой проблемой занимаются такие литературоведы, как С.С. Аверинцев, А.С. Козлов, Е.А. Мелетинский, А.М. Панченко, И.П. Смирнов. В последние годы архетип находится в центре исследований А.Ю. Большаковой, А.А. Фаустова, Г.В. Якушевой.

В настоящее время термин архетип может использоваться для обозначения универсального образа или сюжетного элемента (мотива). В современной российской науке базой для исследования в области архетипов выступает знаковая монография Е.М. Мелетинского «О литературных архетипах», в которой автор предлагает понимать под архетипом «постоянные сюжетные элементы», складывающиеся в архаических нарративах. Последние позднее сохраняются в литературе в качестве «единиц некоего “сюжетного языка”»^[4]. Анализ рассмотренных определений архетипа в авторитетных энциклопедических источниках, позволяет усмотреть непосредственную связь между архетипом и мотивом, однако каждое из названных явлений имеет свою сферу употребления и, таким образом, они, на наш взгляд, не могут быть взаимозаменяемыми.

Вторым явлением, сопряженным с мотивом, является миф. Ученые отмечают, что миф как терминологическая единица языка также обладает семантической перегруженностью. Чаще всего под этим словом понимается древнейшее сказание о важных и непонятных, даже загадочных для первобытного человека событиях, что выступает в форме неосознанно-художественного повествования. Миф проявляется в виде порождения коллективной общенародной фантазии и отражает действительность, характеризуясь неосознанностью творческого процесса. Предлагаемый экскурс в теорию и историю мифологии представляется весьма существенным для нашего исследования, т.к. в процессе этой работы выявились явные тенденции сопряжения двух изучаемых явлений – мифа и мотива. При этом во многих случаях оказалось возможным говорить о включении понятия мотив в качестве одной из составляющих мифа.

В зарубежном литературоведении серьезные изыскания в области мифологии проводились такими учеными, как Р. Барт, Р. Вейман, Я. Гримм, Э. Кассирер, Э. Лэнг, М. Мюллер, Э. Тейлор, Б. Фонтенель, Н. Фрай, З. Фрейд, Р. Чейз, Ф. Шеллинг, К.Г. Юнг. Столь представительный список имен показывает, что по сравнению с теорией архетипа, проблема мифа оказалась в центре внимания гораздо бльшего количества зарубежных исследователей. В течении XVII-XIX веков появился значительный интерес к мифу и мифотворчеству (мифологическая школа фольклористики). ХХ век также явился временем интенсивного изучения мифа. Именно в этот период возникает «неомифологическая» теория (Р. Чейз) и теория мифокритики (У. Трой и Н. Фрай), усилиями которых была создана теоретическая основа западной мифологической критики. В отечественном литературоведении существенный вклад в изучение мифов внесли С.С. Аверинцев, А.Н. Афанасьев, М.М. Бахтин, Ф.И. Буслаев, А.Н. Веселовский, А.С. Козлов, А.Ф. Лосев, Ю.М. Лотман, Е.М. Мелетинский, А.Ф. Потебня, А.Н. Пыпин, М.И. Стеблин-Каменский, В.Н. Топоров, О.М. Фрейнденберг и др. В современных научных и литературно-критических работах, в разной степени затрагивающих проблемы мифологизма в индивидуальном творчестве, можно выделить две основные тенденции. Одна из них связана с расширительным пониманием мифа, а вторая, традиционная для российской филологии, активно включает в литературоведческий анализ конкретно-исторические сведения и научные реконструкции, полученные фольклористикой, этнолингвистикой и смежными с ними дисциплинами. 

В ХХ веке в мифологической критике, влиятельном направлении англо-американского литературоведения, которое иногда называют «архетипной критикой», широкое распространение получает термин мифема или мифологема, обозначающий заимствование у мифа мотива, темы или ее части и воспроизведения в более поздних фольклорных или литературных сочинениях. Для нас же значимым моментом в вышеприведенном обзоре является сопричастность изучаемых терминологических единиц базисному для данного диссертационного исследования понятию мотив^[5].

Третьим важнейшим явлением, связанным с мотивом, оказывается символ. Анализ выделенных нами для рассмотрения мотивов в конкретных произведениях американской колониальной словесности показал, что во многих случаях в созданных в ту эпоху текстах символы имели очень важное значение. Согласно «Поэтике: Словарю актуальных терминов и понятий», символ в художественной литературе понимается как «тип образа, который в отличие от тропа, имеет прямой предметный смысл, разворачивающийся в бесконечный спектр значений (по определению А.Ф. Лосева «символ – функция бесконечности»^[6]. Символ за счет своей многослойности не может быть истолкован четко и однозначно, и в этом заключается его принципиальное и содержательное отличие от иных категорий.

Символ становится особенно значимым в любом виде искусства, ибо он тесно связан с такой категорией, как образ. Последний всегда условен и символичен в силу того, что в единичном воплощает общее. Исследователи подчеркивают, что «в художественной литературе известная символичность всегда таится в любом сравнении, метафоре, параллели, даже подчас эпитете. Олицетворения в баснях, аллегоричность сказок, аллегория вообще – это в сущности разновидности символики»^[7]. Существенное влияние на развитие символа, как известно, оказало христианство. Аллегоричность поучений Ветхого Завета, в притчах Иисуса, изложенных в Новом Завете, преобразуется в символику. Использование символов помогало созданию и пониманию образа в литературе.

Более систематическое и многовариантное обоснование символ получает в работах известного русского философа и филолога А.Ф. Лосева. По мнению ученого, любое произведение искусства представляет собою результат творческого процесса по созданию образа, а значит, в его основе лежит символ. Через образ мы выходим на символ. Иными словами, когда мотив реализуется через образ, он приобретает символическую окраску.

Символ является значимой составляющей при анализе произведений литературной словесности Новой Англии XVII-XVIII веков, ибо пуританская традиция видеть в реальных проявлениях бытия символы и обращаться в ходе повествования к их интерпретации усиливает роль символа для проводимого исследования.

Для диссертационной работы важным выводом из рассмотренных положений является то, что многозначность символа может создаваться именно с помощью мифологических образов, которые сами по себе предполагают множество возможных толкований, а «в качестве мифологических персонажей или мотивов могут выступать и герои мировой литературы и «вечные образы» мировой культуры»^[8]. Реализация мотива через образ оказывается весьма существенным моментом при анализе текстового материала произведений американской колониальной словесности. Категории архетипа, мифа, мифологемы/мифемы, символа оказываются сопряженными с мотивом, который в настоящем исследовании выступает в качестве основы анализа сочинений колониальной литературы Новой Англии XVII-XVIII веков.

В наши дни в литературоведении существует практика толковать один термин через другой, в результате чего все они (мотив, символ, архетип, мифологема/мифема) оказываются как бы взаимопереплетенными. Мотив, по сути, «вплетается» во все вышеназванные категории и даже в чем-то связывает их, хотя понятно желание ученых попытаться установить более или менее четкие границы использования каждого из перечисленных терминов. С нашей точки зрения, говорить о возможности их полной дифференциации допустимо лишь в теоретических умозаключениях.

В разделе 1.2. «Неоднозначность использования термина мотив в современном литературоведении» подчеркивается, что мотив, являясь одним из основополагающих понятий в науке, достаточно сложен для изучения, ибо он до сих пор не имеет единого научного толкования, и целостной теории мотива пока не существует. В значительной степени расхождения в трактовке термина объясняются различиями в методологических подходах авторов и целях их исследований. Представляя из себя весьма значимый компонент литературного текста, он трактуется как «простейшая повествовательная единица»^[9], «мельчайший тематический элемент»^[10], «образная интерпретация сюжетной схемы»^[11], «тема неразложимой части произведения»^[12]. Существует целый ряд иных определений мотива, в которых он рассматривается как компонент семантически целостной структуры, обладающей свойством неразложимости. Фактически в большинстве работ, посвященных этому явлению, указывается на его максимально тесную связь с темой, фабулой и сюжетом.

Теоретическое обоснование мотив получает в работах А.Н. Веселовского. Помимо него, на протяжении всего ХХ столетия многие российские и зарубежные литературоведы обращались к изучению данного явления (см. с.3 автореферата). Не утратило своей актуальности исследование мотива и в наши дни. Наряду с трудами вышеуказанных ученых можно выделить весьма внушительный список источников, в которых разрабатывается теория мотива в литературоведении и фольклористике. В течение ХХ века в отечественной теории мотива были выработаны четыре подхода к изучению анализируемого феномена: семантический (А.Н. Веселовский, А.Л. Бем, О.М. Фрейденберг), морфологический (В.Я. Пропп, Б.И. Ярхо), дихотомический (А.Л. Бем, А.И. Белецкий), тематический (Б.В. Томашевский, В.Б. Шкловский, А.П. Скафтымов)^[13]. Каждому из них в диссертации дается краткая характеристика.

Достаточно популярным в наше время является тематический подход к изучению мотива, начатый в 20-е годы прошлого столетия и продолженный Б.В. Томашевским и В.Б. Шкловским. Ученые, работающие в данном направлении, указывают на тесную связь темы и мотива, усматривая истоки тематической трактовки мотива в идеях А.Н. Веселовского. Здесь интересно отметить, что А. Захаркин, автор статьи «Мотив» в «Словаре литературоведческих терминов», определил его как «выходящий из употребления термин»^[14]. Однако время «расставило» несколько иные акценты и внесло существенные поправки в высказанное предположение. Развитие литературоведения однозначно показывает, что вывод исследователя о неизбежном исчезновении термина мотив оказался преждевременным. Он не только не исчез, но напротив, получил широкое распространение и весьма вариативные трактовки, что иногда приводит к размыванию термина. Именно поэтому в наше время проблема изучения мотивной организации произведений становится особенно актуальной.

Несомненный интерес представляет трактовка мотива у В.Б. Шкловского. Ученый рассматривает его как «тематический итог фабулы или ее целостной части, и в этом плане мотив уже становится над фабулой – как смысловой атом сюжета произведения»^[15]. Мотив выступает как единица типологического анализа сюжетов литературной эпохи в целом. В своем исследовании мы, прежде всего, опираемся на это теоретическое осмысление мотива. Выделенные нами для изучения семь мотивов в колониальной литературе Новой Англии XVII-XVIII веков трактуются в указанном ракурсе.

В «Литературной энциклопедии» под редакцией А.Н. Николюкина подчеркивается «повторяемость мотива в повествовательных жанрах разных народов как основы «предания», «поэтического языка», унаследованного из прошлого»^[16]. Здесь же оговаривается, что мотив может объединять несколько произведений, а также выступать в организации «второго, тайного, смысла произведения, другими словами, – подтекста, подводного течения»^[17].

Примечательным для нас также является определение мотива в «Литературном энциклопедическом словарь» под ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева, где указывается, что мотив – это «устойчивый формально-содержательный компонент литературного текста; мотив может быть выделен как в пределах одного или нескольких произведений писателя (например, определенного цикла), так и в контексте всего его творчества, а также какого-либо направления или литературы целой эпохи. Мотивы кочуют во времени и переосмысляются каждой последующей эпохой»^[18] [выделено нами – К.Б.]. Практически все современные литературоведы отмечают связь между темой и мотивом. В нашей работе под темой понимается «главная мысль литературного произведения, основная проблема, поставленная в нем писателем»^[19].

Интересна интерпретация мотива Б.М. Гаспаровым, которая отличается от традиционной. По сути, в его трактовке термина происходит совмещение понятий мотива и лейтмотива не в значении последнего основной мотив, а в значении конкретный образ или многократно упоминаемая отдельная деталь, проходящие сквозь творчество писателя или отдельное его произведение. Таким образом, мотив воспринимается как семантический повтор. Иначе говоря, происходит его предельно широкая трактовка, которая применительно к анализируемому материалу может проявиться в понятиях сквозной мотив и стержневой мотив, выступающих в роли семантического повтора в произведениях целой эпохи на протяжении двух столетий.

Хотя в зарубежных изысканиях проблема мотива также интересует исследователей, она представлена не столь широким спектром теоретических работ по сравнению с отечественными школами. Многие западные ученые в своих трудах опираются на идеи российских теоретиков (В.Я. Пропп). Обобщенный обзор существующих точек зрения относительно мотива в американском литературоведении представлен в опубликованном докладе Х. Демрича «Темы и мотивы». Автор указывает, что термин мотив, коррелирующий с английским motif может выступать в нескольких значениях. Первое из них, это – центральная идея, повторяющийся элемент в развитии произведения искусства или литературного сочинения (a subject, a central idea, a recurrent thematic element used in the development of an artistic or literary work)^[20], существенное для литературоведения. Здесь мотив подается как целостный комплекс, включающий в себя и основную мысль, и то, о чем идет речь, и повторяющийся элемент сюжета. Это положение несколько отличает позицию западных ученых от воззрений их российских коллег. В своем исследовании мы опираемся на понимание мотива большинством отечественных литературоведов, дифференцирующих категории темы, мотива и сюжета.

В разделе 1.3. «Соотношение категорий мотив и лейтмотив в современном литературоведении» проводится сопоставление указанных единиц, поскольку обе они на современном этапе развития литературоведения часто используются как взаимозаменяемые.

Понятие лейтмотива складывалось еще в древнейших формах словесного творчества, но теоретическое его осмысление и последовательное изучение начались лишь в XIX веке. Во многих литературоведческих трудах нашего времени проблема лейтмотивности произведений выступает как центральная. Это относится как к работам отечественных ученых (Б.М. Гаспаров, Н.Л. Зыховская, Л.В. Карасев, Е.Р. Кирдянова, Е.И. Ляхова, И.Б. Роднянская, И.А. Суханова, Н.И. Холодина, Л.П. Щенникова и др.), так и к сочинениям их зарубежных коллег Г. Гарлэнд, М. Гарлэнд, Х. Демрич, В. Дибелиус, Б. Кейвин, М.С. Мэривезер, Ю. Фолк, Дж. Фрэнсис и т.д.

Теория лейтмотива пришла в литературоведение из музыковедения (нем. leitmotiv – ведущий мотив). Одна из наиболее распространенных трактовок исследуемого термина – это основной мотив, «руководящая мысль, преобладающее настроение, главная тема, основной идейный или эмоциональный тон произведения, творчества, направления»^[21]. Таково толкование данного феномена в широком значении. «В более узком значении лейтмотив – структурный фактор, образ: образный оборот, повторяющийся на протяжении всего произведения как момент постоянной характеристики какого-либо героя, переживания или ситуации…»^[22]. В «Словаре литературоведческих терминов» под редакцией Л.И. Тимофеева и С.В. Тураева лейтмотив рассматривается как «конкретный образ, проходящий сквозь творчество писателя или отдельное произведение, настойчиво повторяемая, многократно упоминаемая отдельная деталь или даже слово, служащее ключевым для раскрытия замысла писателя»^[23]. Значение «ведущий мотив» в этом определении отсутствует, но обращается внимание на то, что образ, воспринимаемый в качестве лейтмотива, может быть выявлен либо в одном произведении писателя, либо во всех его сочинениях, и акцентируется многократная повторяемость этого явления, а также то, что в качестве лейтмотива может выступать отдельное слово, значимое для раскрытия замысла произведения.

Наиболее полная интерпретация лейтмотива представлена в «Литературной энциклопедии» под редакцией А.Н. Николюкина^[24], где толкование термина предлагается в широком и узком смыслах. В словарной статье указывается на возможность варьирования лейтмотива. Примерно таким же образом трактуется этот термин в «Литературном энциклопедическом словаре», где также подчеркивается его способность обрастать ассоциациями, при этом он становится не просто «зримым отображением темы, но и символом»^[25]

.

В некоторых работах российских авторов термины мотив и лейтмотив используются как взаимозаменяемые (Б.М. Гаспаров). Это характерно и для американского литературоведения, где понятия мотив и лейтмотив фактически идентичны.

В задачи нашего исследования не входит подробный анализ всех существующих точек зрения на сходство и различия в понимании мотива и лейтмотива при их сопоставлении. Отметим, что дальнейшие размышления по поводу этих двух категорий никак не претендуют на универсальность. В работе мы попытались разграничить мотив и лейтмотив применительно к практической стороне этой проблемы.

Для анализа, проводимого в диссертации, более важными представляются конкретные соображения по поводу мотива и лейтмотива применительно к изучаемому материалу. Учитывая критерий повторяемости, полагаем, что эти два понятия не равноположены. Признак лейтмотива – его обязательная повторяемость в пределах текста одного и того же произведения; признак мотива – его обязательная повторяемость за пределами текста одного произведения, причем в конкретном произведении мотив может выступать в функции лейтмотива, если приобретает характер основного в самом тексте.

В данном пояснении для нашего исследования значимыми оказываются несколько моментов. Во-первых, это способность мотива соотноситься с достаточно обширным пластом литературного материала (от нескольких произведений автора до сочинений целой эпохи). Таким образом, изучение выделенных нами мотивов в работах разных авторов на протяжении колониального развития литературы Америки опирается на теоретическую базу, выработанную современным литературоведением в плане изучения мотива. Во-вторых, в цитируемых энциклопедических источниках оговаривается возможность переосмысления мотивов, иными словами, их способность к изменению и эволюции, что на конкретном материале показано в главах II-IV диссертации. Укажем также на возможность трактовки термина мотив как многослойной сущности, способной раскрывать заложенные в произведении скрытые смыслы, обладающие потому определенной символикой. Анализ изученных текстов позволяет говорить о том, что мотив в них имеет способность эволюционировать и подвергается тем или иным трансформациям. При этом на разных этапах исторического периода часть основных мотивов может отходить на второй план, чтобы через некоторый промежуток времени опять вернуться в литературу в качестве стержневых.

Следовательно, преимущественно можно говорить о лейтмотивах в конкретном произведении определенного автора XVII столетия. По мере же обобщения этих лейтмотивов у разных сочинителей, происходит выделение их значимости, сближение с мотивом и переход в категорию последнего. Являясь составляющими элементами формирующегося самосознания зарождающейся нации, проявляются они именно как сквозные мотивы в течение всего колониального периода.

Вычленение мотива, как отмечается в работе, не может быть сведено только лишь к лексическому его проявлению. Зачастую именно в контексте всего произведения происходит конкретизация понятия, а сам мотив выступает либо в виде идейного, либо сюжетно-образного. В связи с этим правомерно говорить о функции, которую выполняют изучаемые нами мотивы. С одной стороны, мотивы несут важнейшую идейную нагрузку, очерчивая категориально-значимые факторы и основы формирующегося культурного самосознания. С другой стороны, они помогают выстраивать сюжет и систему образов, т.е. выполняют сюжетно-образную функцию, проявление которой можно усмотреть в конкретных эпизодах повествования того или иного колониального автора.

Например, идейные мотивы ТРУДОЛЮБИЕ, НЕГРЕХОВНОСТЬ, ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ, гораздо больше тяготеют к мифическому багажу, выявляя идейную основу, чем их сюжетно-образные соответствия. Однако одновременно эти мотивы выступают в качестве фундамента для выполнения будущей сюжетно-образной функции, которая в начале XVII века только начинает проявляться в сочинениях авторов указанного периода и может быть выявлена в конкретных эпизодах у того или иного автора. Ведь процесс становления мотива без реализации через функцию не представляется возможным. Поэтому не критерий частотности использования мотива ставится во главу угла, а его символизация применительно к описываемой эпохе.

Взаимосвязь идейных и сюжетно-образных мотивов можно проиллюстрировать, показав переход идейного мотива ТРУДОЛЮБИЕ в сюжетно-образный в конкретном эпизоде «Истории поселения в Плимуте» (Of Plymouth Plantation) У. Брэдфорда, когда община изгоняет ленивого Мортона, одного из действующих лиц хроники, из своих рядов. Мотив ТРУДОЛЮБИЕ раскрывается здесь через свою противоположность (тунеядство), приобретая сюжетно-образное наполнение. Следовательно, уже в самом начале зарождения американской колониальной литературы, когда переселенцы только начинают ощущать первые признаки своей идентичности, оказывается возможным выделять в их сочинениях некоторые идейные и сюжетно-образные мотивы, причем они проявляются именно как сквозные мотивы в течение всего колониального периода.

У большинства литературных образов XVII века наличествует их мифологический или легендарный прообраз. Если выразить данную мысль метафорически, это то зерно, которое упало на плодородную землю и «проросло» в виде определенных образов. В качестве таковых можно полагать образ Нового Эдема и образ Нового Адама. Со своей исторической родины колонисты привезли мечту и о том, и о другом. Строительство Града на Холме и желание соответствовать представлению об избранности входят важными элементами в образы–характеры, создаваемые зарождающейся американской колониальной литературой.

Вводя понятие сюжетно-образного мотива, мы отдаем себе отчет, что большинство из произведений, особенно XVII века, нельзя отнести к ярко-выраженным сюжетным повествованиям. Даже самое «сюжетное» сочинение рассматриваемого периода «Повествование о пленении и избавлении миссис Мэри Роландсон» (Narrative of the Captivity and Restoration of Mrs. Mary Rowlandson), которое является настоящей историей (здесь можно выявить завязку, реальные действия в развитии, развязку), с оговорками, можно приравнять к сюжетному творению. Лейтмотивы ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ и ДИКИЕ ПРОСТОРЫ выстраивают весь сюжет через образ и воплощаются в символе. В этом проявляется одна из основных функций мотива как такого.

Все воспроизведенное в дневнике Мэри Роландсон действие состоит из эпизодов, которые в виде мозаики воссоздают целостное представление о том, что с ней произошло. Иными словами, здесь можно говорить о появлении мозаичного сюжета в произведениях колониальной словесности XVII века. Указанная тенденция объясняется зависимостью мотивов от жанров (дневники, хроники, проповеди и трактаты), в которых они реализовались. По сути, подобные сочинения состоят из эпизодов и являются тем пространством, где анализируемые мотивы «складываются». Дневниковые зарисовки, кратко рассказанные события, те или иные описания «нанизываются» на мотивообразующую ось, превращаются в значимые для повествования картинки. Так и появляются микро-сюжеты. Мы считаем оправданным и целесообразным трактовать сюжетно-образные мотивы в произведениях колониального периода как проявляющиеся в мозаичных сюжетах.

Приведем пример синтеза разных функций лейтмотива и его реализации в мозаичной структуре повествования. Так, в мотиве ДИКИЕ ПРОСТОРЫ мощно звучит, с одной стороны, необходимость выживания на диких просторах неизведанных земель, а с другой – идея освоения Земли Обетованной, строительство Града на Холме и своего дома как общества достойных людей, имеющих свободу вероисповедания. Преобразуя территории, на которых поселились колонисты, опираясь на собственные наблюдения, пропуская их через призму пуританских воззрений, переселенцы слагали истории о своей жизни и о жизни своих современников в виде эпизодов, помещая последние в записи дневников и хроник. Малые эпизоды и эпизодические образы складывались в общий сюжет, и он приобретал характер мозаичного. Через эти сюжеты и происходило общее формирование семи стержневых мотивов.

Глава II диссертации «Основные мотивы произведений американской литературы XVII века» посвящена изучению истоков базисных мотивов, их первичной интерпретации на американской земле. Здесь же показано, каким образом традиционные их трактовки начинают изменяться, уточняются причины этих трансформаций.

В разделе 2.1. «Духовный облик «Нового Адама». Лейтмотивы дневниковых записей Уильяма Брэдфорда» анализируется его произведение «История поселения в Плимуте», которое можно рассматривать в качестве образца колониальной литературы XVII века. Оно во многом определило становление и дальнейшее развитие некоторых национальных традиций. По существу, это ретроспективные наблюдения автора, а сама работа может быть определена как некий синтез различных жанровых элементов. Это, с одной стороны, дневниковые записи и мемуары, по сути, воспоминания автора о том, что происходило. С другой стороны, это введение строго документальных материалов в дневниковое повествование и, кроме того, в сочинение Брэдфорда заложены элементы автобиографизма.

Для формирующейся на североамериканском континенте нации XVII столетие явилось тем временным срезом, который, прежде всего, характеризовался неповторимостью и уникальностью «религиозного» освоения Нового Света. С этой точки зрения, перенесенное через океан пуританско-философское мировоззрение, в основе которого лежало учение Кальвина и вытекающие из него религиозные догматы, стало движущей силой для переселенцев в осмыслении окружающей их действительности. Необходимость обретения свободы и, в первую очередь, свободы вероисповедания, которую члены общин получали на новых землях, давала им возможность распространять христианскую религию, основываясь на промыслительности и выработанном ими убеждении в своем достоинстве, исключительности и избранности, а потому своей негреховности. Проводимая переселенцами борьба со Злом на диких просторах параллельно с тяжким трудом в желании построить Град на Холме и заложить основы равенства в создаваемом ими обществе – вот содержательные элементы, которые прослеживаются в первых работах пуританских авторов на их новой родине и через выделенные идейные и сюжетно-образные мотивы отражаются в литературных произведениях той эпохи, в частности в анализируемом произведении Брэдфорда.

Именно важность этих идей для переселенцев при освоении новых территорий объясняет, почему данные мотивы проходят красной нитью через большинство сочинений американской словесности указанного периода, и почему им суждено было стать частью зарождающегося менталитета будущей нации. Переселенцам очень важно было проверить свои догматы жизнью. Но они полагали существенным и обратный процесс – как бы приблизить жизнь и окружающую их действительность к своим религиозным верованиям.

Для американской литературы одной из ключевых фигур является образ «Нового Адама», чье появление обычно связывают с творчеством писателей-трасценденталистов, но который, безусловно, формировался в предыдущих столетиях. «Новый Адам» (иной термин «Американский Адам») используется литературоведами-американистами для наречения жителя Нового Света, человека, который действует согласно новым принципам, имеет новые идеи, формирует новые мнения и выступает своеобразным контрастом европейцу, ибо последнему в XVII веке, с их точки зрения, были в бльшей степени присущи такие качества, как преклонение перед богатством и знатностью, праздность и отход от истинной религии. Зарождение данного образа в американской словесности XVII века непосредственно связано с появлением на страницах колониальных произведений семи основополагающих мотивов, выделенных для анализа.

«Новый Адам» воспринимается современной критикой в виде некоего мифического образа, которому многие ученые отводят центральное место среди иных мифов американской литературы. Его основы лежат в мировоззрении тех английских колонистов-пуритан, для кого Новый Свет выступал не только в виде Рая, но и реальных заокеанских территорий, где они могли бы обрести и, в конечном счете, обрели спасение от религиозных преследований. Тем не менее, в их осмыслении новые земли – это, прежде всего, метафорический Сад, в котором колонистам как бы предлагается второй шанс на спасение. Именно здесь они имеют возможность начать богоугодные деяния заново, освободиться от тех ошибок, которые возникли в результате первородного греха, когда пал Библейский Адам. «Нового Адама», по их мнению, в «Сад независимости и равенства» приводит Провидение. Он сам руководствуется промыслительностью, верой в свое избранничество и добродетелью. Эти характеристики легли в основу мифа о новом «Американском Адаме», человеке, который строит свою жизнь во многом полагаясь на себя, и образ которого позднее будет совершенствоваться и углубляться в литературе XIX века у Торо, Эмерсона, Уитмена и других американских писателей.

Однако основополагающие черты этой знаковой фигуры в литературе США были заложены уже в произведениях колониальной словесности XVII века, в частности, в «Истории поселения в Плимуте». Образ «Нового Адама», и это явно прослеживается у Брэдфорда, характеризуется особым синтезом идеи и ее художественного воплощения. В нем аккумулируются черты того общества, в котором жил Брэдфорд (например, через жизнеописание первого губернатора колонии Уильяма Брюстера), причем при изображении последнего автором используются элементы художественности. Они представляют из себя философские обобщения, многочисленные сравнения, а также такие стилистические приемы как аллюзии, в том числе и библейские, контраст, гипербола. Не менее значимо в этом отношении обращение рассказчика к мельчайшим деталям повествования, дидактизм его зарисовок, а также страницы, посвященные описаниям явлений природы, например, картины бури, где эмоциональный накал и драматизм событий, происходящих с колонистами, достигают своего апогея. Данный эпизод воспринимается как короткий рассказ со своим зачином, кульминацией, развязкой. Он также может служить примером мозаичного сюжета, из череды которых и складывается все произведение.

С точки зрения анализа изучаемых мотивов, «История поселения в Плимуте» рассматривается впервые. Естественно, что приоритетность мотива ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ на заре становления культурного самосознания колонистов неоспорима. Именно поэтому указанный лейтмотив в конкретных дневниковых записях выступает, как краеугольный камень, положенный в фундамент ранней американской словесности, как базисная характеристика духовного облика «Нового Адама». В качестве первостепенно-значимого компонента он переходит в литературу последующих столетий, являясь, например, основополагающим в сочинениях Джонатана Эдвардса.

С этой чертой непосредственно связано понимание колонистами своей роли в создании нового общества. Причисление себя к людям, избранным Всевышним, людям, которым Он доверил просветительскую деятельность по распространению основ христианства и воссозданию истинно правильной церкви, а также борьбу с Сатаной и его служителями на неизведанных землях, определило специфику использования понятия достоинства и избранности в качестве второго значимого лейтмотива в дневниковых заметках Брэдфорда. И хотя автор специально не делает акцент на этой характеристике «Нового Адама», избранность как необходимая составляющая его облика, оказывается у Брэдфорда обязательной.

Привезя с собой все основные представления о мире, включая и образ «пустыни», колонисты воспринимают дикие просторы не только как символ. На новой родине заросшие лесные чащи становятся объективной реальностью. Это непроходимые дебри, с которыми нужно бороться для выживания. Не чувствуя гармонии с окружавшими их зарослями, переселенцы начинают воспринимать лес как средоточие Зла. Это понимание прочно укореняется в умах пуритан Новой Англии, и они считают необходимым для себя разрушать эти силы. Таким образом, восприятие понятия диких просторов колонистами, основываясь на реальных географических пространствах, переосмыслялось и интерпретировалось аллегорически, а лейтмотив ДИКИЕ ПРОСТОРЫ отчетливо начинает проявляться у Брэдфорда.

Лейтмотив ТРУДОЛЮБИЕ также оказывается весьма значимым в «Истории поселения в Плимуте». Труд, даже самый тяжелый и изнурительный, воспринимается «Новым Адамом» как повеление Господа, которое надлежит безропотно исполнять. Именно так и поступают колонисты. Лейтмотив ТРУДОЛЮБИЕ выступает в качестве базисного в этом произведении еще и потому, что данное явление важно для выживания переселенцев и существенно как в жизни, так и в отражающей ее литературе. Труд поселенцев явился реальным фундаментом основания первых колоний, что проявляется в сочинении Брэдфорда, причем автор видит необходимость общего труда, способного обеспечить сносное существование всех членов общины.

Провозглашенная Брэдфордом многоплановая программа выживания помимо трудолюбия выдвигала на первый план также негреховность, свободу и равенство. Естественно, что «Новый Адам» должен был быть незапятнанным во всех отношениях человеком. Чистота помыслов, недопущение прегрешений воспринимались как неотъемлемые составляющие идеологии и мировоззрения сподвижников Брэдфорда. Формирование духовного облика «Нового Адама» в его сочинении закрепляется лейтмотивом НЕГРЕХОВНОСТЬ.

Лейтмотив СВОБОДА реализуется в дневниковых записях Брэдфорда как многоаспектное явление, существенными элементами которого, безусловно, являются физическая и религиозная свобода. Для него свобода совести означала возможность свободного вероисповедания. Борьба с инакомыслием, хотя и возникала на страницах его мемуаров (особенно по отношению к вере индейцев), все же отступала на второй план. Но подобное понимание свободы было присуще далеко не всем поселенцам.

Еще одним важным лейтмотивом, который встречается на страницах хроник Брэдфорда, является лейтмотив РАВЕНСТВО. Отмечая его неоднозначное толкование у губернатора и иных колонистов, подчеркнем, что для членов общины Брэдфорда было важно установить для всех поселенцев справедливые и равные права, о чем он постоянно упоминает на страницах своего произведения, и что заметно отличает его трактовку данного феномена от воззрений на эту категорию жителей Англии, а также некоторых представителей иных американских колоний (Дж. Уинтроп).

Интересно отметить, что, анализируя жизнь Брэдфорда в своей книге «Великие деяния Христа в Америке» (Magnalia Christi Americana или The Ecclesiastical History of New England from Its First Planting), известный проповедник конца XVII века Коттон Мэзер неоднократно выделяет исключительные качества губернатора, указывая, что последний, безусловно, представлял собою незаурядную личность. Богослов характеризует Брэдфорда как достойного колониста, достопочтенного отца-пилигрима, труд которого необходимо оценить по достоинству. И хотя священнослужитель прямо не говорит об этом, из всех его восхвалений в адрес Брэдфорда вытекает мысль о том, что Коттон Мэзер воспринимает личность самого губернатора как образ «Нового Адама».

«История поселения в Плимуте» является тем произведением раннеамериканской словесности, в котором прослеживаются все семь изучаемых нами мотивов. И это – не случайно. Каждый из них несет на себе существенную для той эпохи смысловую нагрузку и способствует формированию религиозного идеала.

В разделе 2.2. «Возникновение гражданского идеала. Мотивы произведений Джона Уинтропа, Роджера Уильямса и Сэмюэля Сьюолла» рассматривается становление гражданского идеала, который воплотился в произведениях вышеназванных авторов, причем происходило это в большой степени через интерпретацию таких анализируемых в нашем исследовании мотивов как ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ, ИЗБРАННОСТЬ И ДОСТОИНСТВО, ТРУДОЛЮБИЕ, СВОБОДА и РАВЕНСТВО, что нашло свое яркое отражение в жанре, поэтике, стиле и структуре сочинений этих литераторов.

В силу религиозно-пуританских взглядов раннеколониальных литераторов понимание провиденциальности для них было практически однозначным, но свобода интерпретировалась ими по-разному. Видение того общества, которое надлежало построить колонистам-пуританам на североамериканском континенте, не было идентичным для всех членов общин, хотя бльшая часть населения Новой Англии преследовала единую цель – создание христианского общества, способного отстоять истинную в их понимании религию и распространить ее на территории, никогда не знавшей учения Христа. Казалось бы, понимание стоявших перед ними задач, а также реальные тяготы, характерные для освоения новых земель, должны были бы не просто сплотить ряды переселенцев, но создать все предпосылки для единой трактовки изучаемого феномена. В действительности этого не произошло. Строя идеальное, с их точки зрения, общество, все переселенцы-пуритане не хотели иметь никого над собой, кроме Всевышнего. Их заветным желанием был новый мир, свободный и справедливый, но предлагаемые пути подобного созидания идеологами американского пуританизма варьировались.

Так, Джон Уинтроп, полагая, что все в мире совершается промыслительно, считал, что Создатель остановил свой выбор именно на английских переселенцах, дабы данные избранные Господом люди пропагандировали Его учение. По мнению этого сочинителя, колонистам следовало не просто осознать свою исключительность, но и жить в соответствии со своим предназначением, заключив ковенант с Богом, полагаясь на решения авторитарной власти и во всем следуя воле магистратов. На этом Уинтроп настаивает, подкрепляя свою позицию многочисленными символическими примерами, которые в трактовке автора приобретают силу Провидения. Именно с точки зрения промыслительности он объясняет все происходящее в мире.

Если для Уинтропа структура Массачусетских поселений, безусловно, связана с построением Града на Холме, создателями которого являются лишь избранные, Богу угодные индивидуумы, если он имеет всесторонне продуманную концепцию задуманного им действа во славу Господа и полагает, что знает, каким образом достичь стоящей перед колонистами цели, о чем и сообщает своим сподвижникам в проповеди «Образец христианского милосердия» (A Model of Christian Charity), а затем и в своем «Дневнике» (Journal), то Уильямс высказывает прямо противоположные взгляды на интерпретацию мотивов ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО, РАВЕНСТВО и СВОБОДА, полностью отвергая идею о том, что только избранным уготована особая роль в достижении гражданского идеала. Мотивы СВОБОДА и РАВЕНСТВО получают в его произведениях более демократичное толкование по сравнению с теми идеями, которые высказывает Уинтроп.

Для Уильямса вопрос о равенстве людей, также как и об их свободе, решается однозначно. Он не просто провозглашает эти лозунги, утверждая, что все жители земли равны и должны быть свободны, но проводит декларируемые им тезисы в жизнь, закладывая принципы равенства, физической свободы и свободы вероисповедания в поселении Род-Айленд. В осознании толкования свободы мысли Уильямса звучат в унисон с пониманием этого мотива Сьюоллом. Однако оба колониальных автора акцентируют внимание читателя на различных ипостасях анализируемого мотива. Уильямс рассматривает свободу, прежде всего, как свободу совести, в то время как Сьюолл сосредоточивает свое внимание на физической свободе и активно выступает против института рабства.

Подчеркнем, что провозглашение неравенства живущих на земле единственно возможной и правильной моделью справедливого гражданского общества у Уинтропа не было абсолютным. С одной стороны, он недвусмысленно узаконивает классовое расслоение общества, как на страницах проповеди, так и на страницах своего «Дневника». С другой стороны, в его сочинениях можно отметить места, где автор как бы противоречит своей собственной позиции относительно продекларированной им классовой иерархии. Так, например, заявление Уинтропа о том, что по рождению ни один человек не может быть признан более достойным или более богатым, нежели другой, в определенной степени, «перечеркивает» собственные выводы этого сочинителя. Таким образом, правомерным является вывод о возможной эволюции взглядов Уинтропа или, скорее, о его непоследовательности в понимании и объяснении некоторых аспектов жизнеустройства колоний. Фактически провозглашение им гражданского и религиозного неравенства сталкиваются с высказанной в его проповеди идеей о равенстве, присущем всем людям от рождения.

С течением времени (с 1630 по 1640 годы) на страницах «Дневника» губернатора Массачусетской колонии все чаще начинают встречаться полемические рассуждения, в которых автор из бесстрастного наблюдателя превращается в заинтересованного рассказчика, весьма детально и аргументировано отстаивающего свое видение гражданского идеала. Страницы его «Дневника» свидетельствуют, что повествование Уинтропа представляет из себя синтез дневниковых записей и автобиографических вкраплений. Можно предположить, что здесь закладываются некоторые традиции специфики «авторского» присутствия, характерные для литературы США последующих столетий. Понимание сущности гражданского идеала у Уинтропа эволюционирует. Так, если в тридцатые годы XVII века он полагает одной из центральных составляющих фундамента создаваемого идеального общества идею всеобщего братства и любви, то позднее этот постулат значительно трансформируется, и весь пафос переносится им на противостояние добра и зла, которые наличествуют в пуританском сообществе. Позиция Уинтропа в этом вопросе во многом находится в оппозиции не только по отношению к мнению Уильямса, известного бунтаря и вольнодумца. По сути дела, в высказываемых Уинтропом идеях относительно равенства и свободы, можно также усмотреть определенное мировоззренческое противостояние Брэдфорду.

Несмотря на неоднозначность трактовок изучаемых мотивов, все они отмечаются в проанализированных произведениях вышеуказанных литераторов. Показательно, что для большей части колонистов идеи, высказанные Уильямсом по поводу избранности, свободы, равенства, воспринимались как инородные. Меньшая часть переселенцев не одобряла подобные воззрения соотечественников, и лишь единицы активно боролись с религиозной нетерпимостью, отстаивая идеи равноправия и свободы для всех. Большинство жителей Новой Англии придерживались строгих пуританских канонов.

Важным элементом рассматриваемых дневников является наличие в них некоторых художественных приемов, при помощи которых авторы усиливают эмоциональное воздействие на читателя и помогают сделать изложение более понятным и доходчивым. Это сравнения, повторы, встречающиеся на страницах их работ, метафорические описания, параллельные конструкции, контрастные зарисовки. В дневнике у Сьюолла, например, были отмечены элементы юмора и иронии, а также определенная связь с фольклорными традициями, восходящими к «Истории поселения в Плимуте» Брэдфорда. Очевидно, целенаправленное использование подобных приемов (привлечь внимание аудитории, склонить читателей на свою сторону, объяснить им свою позицию, убедить в правоте высказываемых мыслей), отмеченное в дневниках, являет собой значимую черту в колониальной словесности. В жанровом отношении рассмотренные дневники представляют собой некий синтез исторических записок и автобиографизма.

В разделе 2.3. «Духовное освоение пустыни. Лейтмотивы ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ и ДИКИЕ ПРОСТОРЫ в произведении Мэри Роландсон «Повествование о пленении и избавлении миссис Мэри Роландсон» основное внимание уделяется анализу указанного сочинения. Оба лейтмотива, переплетаясь и влияя друг на друга, оказываются знаковыми для ее работы. Все повествование ведется рассказчицей на фоне изображения заросших лесных массивов. Данное произведение принадлежит к специфически колониальному жанру американской словесности XVII века – так называемой литературе пленений (captivity literature). Это самое популярное сочинение подобного типа того времени. По существу, в повествовании Мэри Роландсон изложен личный опыт самопознания и определенного совершенствования духовного мира автора. Тяготы пребывания в плену, знания и умения, полученные ею от непосредственного общения с аборигенами, предстают в виде искреннего служения Создателю, образца достойного поведения христианки, которой удалось вырваться из плена и спастись благодаря мудрому Провидению. Анализируемое сочинение обнаруживает параметры, типичные для дневниковых записей и хроник тех лет.

Путешествие миссис Роландсон можно рассматривать и как реальное перемещение в пространстве, и как блуждание по кругам ада, во время которого она постигает себя и Божественный промысел. Набожная пуританка предстает перед нами совершенно другим человеком в конце этого пути. Она как бы поделила свою жизнь на два периода – до и после плена. Скитаясь по лесам вместе с индейцами, рассказчица все время сравнивает свои прежние чувства, поступки, мысли, с тем, что ей приходится переживать в неволе. Героиня полностью вверяет свою судьбу Всевышнему и ищет указаний от него в библейских текстах. Она не предпринимает самостоятельных действий и отказывается от побега, к которому склоняет ее другая пленница. Вместо этого, соответствующим образом интерпретируя Священное Писание, Мэри Роландсон приходит к выводу, что ей необходимо смириться с происходящим и уповать на волю Господа. Приобретенный опыт помогает автору более глубоко понимать Библию, к которой она постоянно обращается в тяжкие минуты жизни.

Композиционно это небольшое произведение имеет весьма простую структуру. Оно открывается детальным описанием нападения индейского племени на английский гарнизон и истребления или пленения 37 его жителей, за которыми следуют двадцать эпизодов-переходов, воссоздающих скитания пленницы по обширным лесным массивам североамериканского континента вместе с захватившими ее аборигенами.

Здесь интерпретация мотива ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ практически ничем не отличается от его трактовок у иных авторов колониального периода XVII века и находится в русле общего пуританского понимания. Однако в анализируемом сочинении промыслительность всего происходящего, полное смирения осознание своей участи и покорность, с которой автор ее принимает, находятся на грани исступления. Безоговорочное следование указаниям Библии, символическое толкование любых, даже незначительных деталей жизни все реально у Роландсон и одновременно метафорично.

В рассмотренном произведении наиболее детально и полно интерпретируется лейтмотив ДИКИЕ ПРОСТОРЫ. В трактовке рассказчицы – это, прежде всего, аллегорическое переосмысление Библейской пустыни, что реализуется через ее духовное освоение, включая в себя и восприятие пустыни как святилища, своеобразного убежища от порочности и греховности развращенного мира, и одновременно понимание этой территории как вместилища сил Зла, где проживают слуги Дьявола. Несмотря на то, что многие описания дебрей полны мрачных деталей, эти зарисовки со всеми приведенными в тексте произведения эпитетами не оставляют впечатления безысходности. Фактически Мэри Роландсон, в роли пленницы, движется по своеобразному кругу.

Будучи оторванной от цивилизации, она вынуждена переместиться на пространство диких просторов (аллегорическая трактовка пустыни), а затем вернуться обратно. Покинув обжитые земли, свой родной дом, совершая переходы из одной части леса в другую, Роландсон проводит непрестанное осмысление происходящего и, по существу, метафорически выполняет движение от Христианского Дома – через мучения и преодоление – назад к нему. Иными словами, это путь из прежней жизни, через хаос и невежество, к гармонии смирения и знания. Наблюдая за собой, она вводит в повествование настоящий психологический анализ своего поведения в разных ситуациях. Впервые в раннеколониальной литературе так отчетливо проявляется тенденция к я-центризму. Таким образом, можно сделать вывод о приобретении ею духовного опыта в неволе. Это поиск спасения в пустыне.

В самом повествовании наблюдается элементы эволюционной трактовки анализируемого лейтмотива. За время пребывания в плену у Мэри Роландсон, по-видимому, неосознанно происходит изменение ее отношения к индейцам, т.е. и здесь можно говорить об определенной позитивной эволюции в их восприятии автором. Ее повествование, созданное в русле ранних произведений колониальной словесности, отличается от них бльшим эмоциональным накалом и усилением использования художественных приемов. Противопоставления, многочисленные образные сравнения, красочные эпитеты, метафоры, тщательный подбор лексики, использование антитезы и гиперболы – вот те художественные плоды, которые появляются на фоне субъективно-объективного изложения событий ее дневниковых записей. Здесь также можно говорить о реализации мозаичного сюжета в построении повествования.

В главе III диссертации «Опыт духовного пробуждения: творчество Джонатана Эдвардса» с литературоведческих позиций изучаются работы одного из выдающихся мыслителей XVIII столетия, которого как в американской, так и в отечественной науке, прежде всего, воспринимают как философа. В главе отмечается та эволюция Эдвардса-художника, которая присутствует уже в самом начале его литературной деятельности. Здесь анализируется, каким образом этот автор рассматривает процесс духовного совершенствования, перенося акцент с возвеличивания Всевышнего на изучение духовного мира человека.

В разделе 3.1. «Джонатан Эдвардс – наследник европейского пуританизма» показано, что религиозно-философкое наследие наложило ярко выраженный отпечаток на его сочинения. Будучи величайшим пуританским богословом, глубоким мыслителем и философом, в своих многочисленных работах теолог попытался повернуть сознание верующих к возрождению первоначальных религиозных обязательств, с которыми отцы-пилигримы вступили на земли североамериканского континента. Выдвигая идею возвращения к заветам первых колонистов, он своим творчеством объективно способствовал началу эволюции пуританизма на североамериканском континенте. Новым в интерпретации догматической канонической религии является взгляд Эдвардса, обращенный как бы «назад», «в прошлое», чтобы восстановить подорванное могущество пуританского вероучения. Уже в своих первых сочинениях «Бог славен тем, что человек ему подвластен» (God Glorified in Man’s Dependence), «Описание удивительных обращений» (Narrative of Surprising Conversions), «Божественный сверхъестественный свет» (A Divine and Supernatural Light) Эдвардс очерчивает контуры собственного понимания религиозного идеала. Через выделенные в диссертации мотивы можно проследить эволюцию взглядов самого автора. Выступая, с одной стороны, наследником европейских традиций, а с другой – несколько удаляясь от них в трактовках изучаемых нами мотивов, Эдвардс акцентирует внимание именно на духовном самосовершенствовании. Работая преимущественно в рамках однотипного жанра (религиозные трактаты, проповеди), он выступает в них как настоящий художник слова. Используемые им выразительные средства языка, разнообразные стилистические приемы, специфический подбор лексики превращают многие из его сочинений в замечательные образцы литературного творчества. При этом Эдвардс-литератор на страницах своих произведений выступает как тонкий стилист, удивительно бережно и точно обращающийся со словом.

Его сочинения включают в себя блистательные описания, нежные и проникновенные, возвышенные и торжественные, устрашающие и яростные, являющиеся проявлением глубоких переживаний автора. Они затрагивают душу и чувства его слушателей и читателей и являются настоящими образцами художественности. Яркая образность и эмоциональная выразительность повествования достигается во многом благодаря повсеместным обращениям Эдвардса к изображению природы. Наиболее рельефно эти характеристики проявляются в духовной биографии писателя «Личное повествование» (Personal Narrative). Представляется возможным сравнить его с известным произведением Мэри Роландсон, в котором повествуется о личных переживаниях рассказчицы. Воссозданные ею конкретные сцены реально могли произойти с любым колонистом, но получили личную трактовку именно у нее, причем интерпретация произошедших с автором дневника событий представляла собой то осмысление эпохи, которое было присуще большинству ее современников.

Свойственный сочинению Роландсон аллегоризм отсутствует в «Личном повествовании» Эдвардса. Свои личные переживания богослов оформляет в логично выстроенную концепцию. В чем-то его трактовка событий опережает типичное для первой половины XVIII века осмысление существовавшего тогда положения дел. Духовная автобиография писателя весьма психологична. Богослов, философ и литератор, Эдвардс полагал необходимым выстроить собственную систему мироздания, отстаивая в своих трудах первого периода абсолютную власть Бога над людьми. Именно такое понимание мотива ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ можно усмотреть в его вышеназванных произведениях. Следовательно, правомерно рассматривать творчество Эдвардса как связующее звено между традициями европейского пуританизма, которые явно проступают в его работах, и сочинениями американских романтиков, близость к которым, в передаче чувственной стороны бытия, характерна для трудов богослова.

В отличие от текстов колониальных авторов XVII века, творчество Эдвардса характеризуется отсутствием мозаичного сюжета. В его проповедях и трактатах оказывается невозможно вычленить смену эпизодов, из которых строится повествование. Отличительной чертой его трудов является наличие внутреннего сюжета, т.е. такого сюжета, действие которого разворачивается в сознании самого автора. Например, в «Личном повествовании» затруднительно выделить какие-либо значительные внешние действия, но внутренний мир рассказчика подвергается существенным изменениям, и это происходит в душе персонажа. Таким образом, можно высказать предположение о том, что Дж. Эдвардс, как и М. Роландсон, стояли у истоков психологической прозы XIX века (Н. Готорн, Г. Джеймс).

В разделе 3.2. «Джонатан Эдвардс как один из родоначальников американского пуританизма. Мотивы ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО, ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ в произведениях 40-50-х годов» показана дальнейшая эволюция писателя с точки зрения его понимания религиозного идеала. В своих ранних произведениях Эдвардс, следуя пуританской традиции, через мотив ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ утверждает, что Бог абсолютно всевластен, что от Него зависят поступки человека. Автор постоянно говорит о том, что люди всегда руководствуются Божьим Промыслом в мыслях и делах и, фактически поступают определенным образом потому, что так им велено Создателем. К концу своей жизни и творчества известный мыслитель, полагая, что человек и сам наделен возможностью решать, как поступить, и имеет на это право, в некоторой степени противоречит себе. Иными словами, писатель указывает на то, что люди могут больше доверять себе, своим суждениям. Акцентируя внимание на личности, теолог заявляет о возможности наличия свободы выбора у человека. Однако Эдвардс замечает, что свободой выбора человек может обладать, если он способен на это, а получить эту способность осуществлять свободное волеизъявление допустимо только через служение Господу.

Соответственно, по мнению Эдвардса, свобода человека при осуществлении выбора, все же ограничена способностью или неспособностью людей сделать этот выбор. Здесь через анализируемый нами мотив явственно проступает эволюция ранних идей богослова. Знаменитый теолог говорит о том, что человек, безусловно, должен быть морально достойным для осуществления подобного выбора, но он (человек) вправе сам осуществлять свой выбор. Все вышесказанное позволяет сделать вывод, что в своих исканиях Джонатан Эдвардс несколько меняет свою точку зрения на взаимосвязь Божественного промысла и деяний человека. Очевидно, именно здесь берет начало идея опоры на самого себя (self-reliance), которая станет одной из важных составляющих национального американского самосознания в произведениях последующих веков.

Сочинения Эдвардса, с литературной точки зрения, характеризуются логичностью и ясностью изложения, что является неоспоримым достоинством его работ, равно как и аргументированная доказательность выдвигаемых им положений. При этом в созданных им проповедях и трактатах Эдвардс существенно отклоняется от стиля первых колониальных произведений американской словесности не только в смысле использования художественных образов, стилистических приемов и эмоционального накала своих произведений. Он вносит поправки в канонические формы пуританского повествования. Используя в тексте выразительные, понятные житейские сравнения, автор опускает на земную почву глубокие философские построения, пытаясь донести до читателей основную доктрину. Именно поэтому его проповеди в определенных местах приобретают бытовой характер и становятся максимально понятными.

Данные положения сближают его творчество со знаменитым дневником Брэдфорда. Как и губернатор Плимутской колонии, Эдвардс стремится доходчиво объяснить читателям значимые, по его мнению, идеи. Так, рассматривая с различных точек зрения тот или иной важный религиозный или философский постулат, он пытается донести его до своих прихожан в максимально понятном виде. В качестве примера можно привести образ Солнца, вводимый автором в текст «Свободы воли» (Freedom of the Will) как символ благоденствия и образ Огня как его антипод, представляющий собой губительную, всеразрушающую силу. Сопоставление их по контрасту придает особую выразительность этим образам. Яркие сравнения, метафоры, приемы повтора и антитезы можно выделить как излюбленные автором элементы художественного оформления, которые Эдвардс мастерски вплетает в тексты своих сочинений.

Все колониальные авторы внесли свой вклад в создание образа «Нового Адама». Не составляет исключения и Эдвардс. Но в отличие от многих своих предшественников и современников, писатель-богослов тяготеет к созданию образа самого Творца и вдохновенно рисует портрет Создателя, что явно прослеживается через анализ интересующих нас мотивов. Он заостряет внимание на том, каким образом «Новый Адам» должен воспринимать Всевышнего, принимая Его во всех проявлениях, боготворя Его и растворяясь в Нем.

В разделе 3.3. «У истоков нравственного идеала. Диссертация Джонатана Эдвардса «Сущность истинной добродетели» рассматривается теория духовного самосовершенствования, созданная мыслителем. В этом сочинении Эдвардса через анализируемые в данной диссертации мотивы можно усмотреть его возросший интерес к проблеме личности и ее совершенствования.

В начале данного раздела на основе произведения автора «Правила поведения» (Resolutions), которое, в определенном смысле, можно рассматривать как базис в формировании будущего национального нравственного идеала, анализируется свод правил, неукоснительное следование которому способно привести человека к намеченной цели, улучшить и обогатить его внутренний мир. Особое внимание в содержательном аспекте представляет краткая преамбула, где Эдвардс, заявляя, что он полагается во всем на волю Господа, просит у Создателя сил для исполнения намеченного, при условии, что его деяния согласуются с решениями Творца. Выделенные пункты правил это этапы пути, по которому необходимо пройти, чтобы достичь нравственного идеала. Иными словами, это в мельчайших подробностях разработанный образец самосовершенствования, в котором центральное положение занимает служение Господу, четко изложенная программа духовного роста американского пуританина. Фактически Эдвардс хотел путем постоянной внутренней работы над собой и ради прославления Всевышнего сформулировать модель, по которой в нравственном отношении человек может сотворить себя самого (self-made person). Подобное положение представляется нам крайне важным, ибо этот постулат также войдет в качестве значимой составляющей в самосознание формирующейся нации.

Своего апогея эта проблема достигает в диссертации богослова «Сущность истинной добродетели» (The Nature of True Virtue), где, затрагивая феномены красоты и добродетели, в терминах интересующего нас мотива ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО, Эдвардс утверждает, что и красота, и добродетель, и достоинство являются проявлениями добросердечности, или, иначе говоря, их вместилищем является сердце. Разделяя красоту на общую и особенную (a general and particular beauty), к последней автор относил то, что касалось личной сферы ограниченного характера, и она, на его взгляд, была присуща далеко не всем, а лишь тем избранным, кто придерживается нравственных устоев и является глубоко верующим человеком.

Из сказанного выше вытекает, что Эдвардс-литератор начального периода не равен Эдвардсу-писателю последних лет его жизни. В выявленных интерпретационных изменениях изучаемых мотивов можно усмотреть эволюционное развитие мыслителя и художника. Так, поставив Божественное начало в центр мироздания, он показывает, каким образом должна быть сформирована личность американца. Не выступая в качестве посредника между Богом и людьми, он проповедует необходимость самосовершенствования, преображения души, т.е. постоянной работы над собой. Без внутреннего очищения, провозглашает автор, невозможно вести жизнь, угодную Создателю, а потому именно духовная деятельность рассматривается им как базисная основа трудолюбия. При этом анализируемый мотив в его понимании – это непрекращающаяся работа по улучшению своего внутреннего «я».

Соответственно, в своей интерпретации мотива ТРУДОЛЮБИЕ Эдвардс весьма далеко отходит от канонической трактовки и закладывает основание для рождения «настоящей пуританской личности», показав, на какую высоту может подняться истинно верующая душа.

Не менее новаторски звучит в его работах и интерпретация мотива ДИКИЕ ПРОСТОРЫ. Данное понятие живо и по сей день и часто используется для обозначения чего-то пугающего. Эдвардс, раскрывая его, выделяет в нем особо ту сторону, которая показывает, каким образом можно преодолеть «духовную пустыню» отсутствия у человека веры. Не последнюю роль здесь играет его глубокая убежденность в том, что лишь через страдание можно приблизиться к Божественной Истине. С точки зрения Эдвардса, к избранным относятся только истинно верующие люди, прославляющие Господа и следующие Его заветам. Такова интерпретация мотива ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО в его произведениях.

Глава IV диссертации «Бенжамин Франклин. Доктрина духовного и морального самосовершенствования» преимущественно посвящена творчеству знаменитого американского просветителя. В ней исследуется малоизученный аспект «генетической» связи его работ с произведениями авторов раннеколониального периода. Глава построена на принципах типологии и компаративистики. Здесь Б. Франклин представлен как один из родоначальников американской нации, заложивший основу ее культурного самосознания. Проанализированные материалы показывают, что постулаты Дж. Эдвардса, выработанные в его религиозно-философской программе, также способствовали зарождению национального самосознания.

В разделе 4.1. «Наследие традиций XVII века в «Альманахе Бедного Ричарда» показано, что литературные произведения Франклина, и в большой степени издаваемый в течение 25 лет его «Альманах Бедного Ричарда» (Poor Richard’s Almanack), сыграли видную роль в самоидентификации нарождающейся нации, в становлении национального характера. Опираясь на работы своих предшественников, трансформируя звучащие в трудах колониальных литераторов мотивы ТРУДОЛЮБИЕ, ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО, НЕГРЕХОВНОСТЬ, Франклин закладывает основы своей нравственно-этической концепции, где именно трудолюбию придается первостепенное значение. Развивая взгляды Эдвардса, для которого моральное совершенствование в плане духовного очищения человека является весьма существенным фактором, Франклин несколько переставляет акценты в понимании морали, полагая высокоморальным именно трудящегося человека, который сам может создать себя, достигая необходимого уровня благосостояния через труд.

Мысль о существенной значимости труда, имеющая европейские протестантские корни, была естественным образом перенесена на американский континент первыми колонистами и отмечалась уже в дневниковых записях первых колониальных авторов. Заслуга Франклина заключается не в том, что он выделил трудолюбие как значимую составляющую для становления американского самосознания, а в том, что выдающийся просветитель переработал и усовершенствовал идеи, высказанные в этом плане его литературными предшественниками, а также Дж. Эдвардсом. Однако можно вычленить существенное отличие того, как Франклин интерпретирует этот мотив от трактовок, предложенных другими сочинителями. У Франклина идея трудолюбия приобретает концептуальный характер, а ее автор уделяет максимальное внимание вопросу самосовершенствования, нацеленному на достижение достатка на основе экономии, бережливости и воздержания. Высказанная им идея о необходимости трудиться на собственное благо, обеспечивая благосостояние родины, в его сочинениях выходит на первый план, а в дальнейшем становится неотъемлемой частью американского характера.

Обращение к важности трудолюбия можно отметить у Франклина во всех выпусках его альманаха, но особенно отличается наличием этого мотива текст памфлета «Путь к богатству» (The Way to Wealth). Неоднократно при помощи метких и выразительных изречений, часто облеченных в форму пословиц и поговорок, Ричард Сондерс, выступая в роли своеобразного рупора франклиновских идей, буквально насаждает эту мысль в сознание своих читателей. Не менее ярко этот мотив проявляется и в «Автобиографии» (Autobiography), и иных работах просветителя. Саму Америку Франклин определяет «страной труда».

Применяя свой любимый прием – введение того или иного положения от противного – Франклин часто высказывает мысль, что лень является одним из самых существенных людских пороков. В этом можно усмотреть определенную аналогию брэдфордскому восхвалению трудолюбия через порицание лени Мортона. Имея пуританское воспитание, Франклин генетически унаследовал уважительное отношение к труду. Прославляя трудолюбие, он одновременно решает задачу по созданию идеального представителя формирующейся нации, гражданина новой страны, который может появиться только в том случае, если людям показать, каким путем этого следует добиваться.

Отсюда создание фундамента его концепции, в основу которой положено трудолюбие, но с иными интерпретационными характеристиками по сравнению с тем, что было свойственно для раннеколониальных литераторов и Эдвардса. Тем не менее, именно в продолжение линии улучшения личности как таковой, которая зарождалась на американской почве, можно усмотреть американские истоки созданной Франклином нравственно-этической концепции.

Альманах Франклина играл существенную роль в создании и формировании американского характера, что, в свою очередь, влияло на осознание этого факта читателями. Последние начинали воспринимать себя представителями единой нации. Именно в этом произведении у Франклина-писателя максимально проявляется его художественное мастерство. Несомненно, это, прежде всего, вплетение в канву повествования многочисленных собственных и с блеском переработанных заимствованных пословиц и поговорок, умелое использование различных тропов, включая такие стилистические приемы как повторы, сравнения (часто построенные на антитезе), метод контраста, обращение к аллюзиям, в том числе и библейского характера.

Сочинения Франклина характеризуются такими чертами публицистики XVIII века, как простой стиль изложения, доступность подачи материала, афористичность, умение приводить запоминающиеся сравнения. Текст всех выпусков «Альманаха Бедного Ричарда» отмечен блистательным остроумием автора. Его публикации легко читаются, они повествуют о событиях, которые могут заинтересовать читателя. Его произведения, помимо простоты и ясности изложения, характеризуются точным подбором слов.

В текстах «Бедного Ричарда» можно отметить использование таких изучаемых нами мотивов как ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО, НЕГРЕХОВНОСТЬ, а также ДИКИЕ ПРОСТОРЫ. Высказывания и комментарий Франклина по отношению к этим явлениям позволяют говорить, что все они осмысливаются просветителем через мотив ТРУДОЛЮБИЕ, который явно принадлежит к ядерной части всей системы мотивов. Он выступает в виде метафорического стержня, на который «нанизываются» все прочие мотивы. В отличие от него НЕГРЕХОВНОСТЬ и ДИКИЕ ПРОСТОРЫ смещаются скорее в периферийную область, «мигрируют», меняя локацию в указанной системе. Последние из вышеотмеченных мотивов не столь часто появляются на страницах произведений просветителя. Объяснение этому, как нам кажется, кроется в том факте, что в XVIII веке в колониальной среде эти явления воспринимаются как устоявшиеся. Они выступают как величины, наличие которых никем не оспаривается, а значит и не требует особых доказательств.

Потомки Франклина знают его «Альманах Бедного Ричарда» в основном по одной его части – памфлету «Путь к богатству». Да и литературная критика, в большой степени, проявляет интерес именно к этой части «Альманаха», что, как нам кажется, незаслуженно принижает анализ «Бедного Ричарда», ибо американский фольклор рождался вместе с нацией, в диалоге с европейским фольклором. «Альманах» Франклина – лучшее тому доказательство.

В разделе 4.2. «Эволюция мотивов ТРУДОЛЮБИЕ, ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО, ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ в творчестве Б. Франклина. «Автобиография» как учение о нравственном совершенствовании личности» можно отметить эволюцию почти всех изучаемых в диссертации мотивов. В их интерпретации, с одной стороны, наблюдается продолжение традиции предшественников Франклина – новоанглийских литераторов. С другой стороны, он во многом отходит от их трактовок, предлагая свою концепцию нравственного развития индивидуума. И здесь в качестве базового мотива звучит именно ТРУДОЛЮБИЕ, причем просветитель повторяет многие положения, высказанные им в «Альманахе». Интересно сравнить оба сочинения с точки зрения того, как Франклин наставляет в них сограждан.

Дидактизм изречений, безусловно, присутствует в альманахе, однако он несколько завуалирован, изящно замаскирован Франклином. В результате этого читатель не отворачивается от услышанного, а полностью одобряет высказанные назидания, что неосознанно побуждает его к действию. Именно таким образом альманах воздействует на читателя, предоставляя ему возможность выбора. Дидактизм же «Автобиографии», напротив, лежит на поверхности и способствует достижению цели этого сочинения – передать свой опыт самосозидания будущим поколениям.

В «Автобиографии» Франклин реально создает образ того пути, по которому следует двигаться, чтобы избавиться от неизбежных для каждого недостатков, полагаясь на Божие благословение. Мотив ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ, хотя и не выдвигается на первый план в сочинении просветителя, необходимо присутствует в тексте его основного труда, продолжая генетическую преемственность с произведениями первых колониальных литераторв и Дж. Эдвардса. Для Франклина роль Провидения также самоочевидна и первостепенна, как и для Брэдфорда, Уинтропа, Роландсон, Эдвардса. Безусловно, трактовка изучаемого мотива не является у Франклина константной. Значимость Божьего благословения оказывается более существенной для писателя на закате его творчества. В своих работах этого периода, будучи деистом, он не просто признает сотворение мира Всевышним, но и неоднократно отмечает провиденциальность всего происходящего. Возможность полагаться на себя и свои силы (self-reliance) берет начало именно в осмыслении им данного явления.

Ориентируясь на промыслительность и провозглашая необходимость постоянной работы над собой как путь достижения поставленной цели, Франклин имеет в виду не только получение видимых практических результатов, хотя прагматичность и полезность поступков, с его точки зрения, весьма значимы. Его волнует и нравственный аспект проблемы. Автор подчеркивает необходимость трудиться, не жалея своих сил; указывает на потребность быть рачительным, завоевывать уважение соседей, заботиться о благе семьи, а значит и всей страны. Только в этом случае можно стать успешным и достойным гражданином нового общества. Для Франклина достойный человек – это, прежде всего, трудящийся человек, достигающий высокого положения в обществе. Его преуспевание и личное процветание целиком зависят от него самого. Таким образом, мотив ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО значительно трансформируется в произведениях автора «Автобиографии». Его, также как и Эдвардса, интересует моральное самосовершенствование человека. Можно сказать, что изучаемый мотив является одним из существенных компонентов нравственно-этической системы просветителя.

В этом отношении важно подчеркнуть движение к индивидуализму у Франклина, значимость развития, изменения в лучшую сторону конкретного человека. Работа на себя, созидание собственной личности, процветание своей семьи выходят на первый план, ибо благополучие каждого, в конечном счете, может привести к процветанию всей нации.

В «Автобиографии» Франклин не только пишет классический рассказ о том, как он создал самого себя, но также показывает собственные попытки измениться, стать лучше, чтобы ему самому можно было соответствовать тому гражданскому идеалу, который он обозначил в своей концепции.

В разделе 4.3. «Франклин и американский менталитет. Идеи, породившие национальные культурные традиции» подводится итог анализу того, каким образом в последний период литературной деятельности просветителя в его работах проступают изучаемые нами мотивы. Это время характеризуется заметным изменением тематики произведений литератора. Политическая направленность его сочинений выходит на первый план, и в них наиболее мощно начинают звучать мотивы СВОБОДА и РАВЕНСТВО.

Опираясь на труды колониальных авторов, Франклин развивает эти идеи, активно выступая за приобретение американскими колониями свободы и независимости. Отстаивая права колонистов в их противостоянии наследию феодальных структур, а в дальнейшем и самой метрополии, Франклин встает на защиту прав и свобод своих соотечественников и утверждает право последних самостоятельно вести национальное существование. Анализ того, как понимается Франклином идея свободы, дает основание заключить, что изучаемый мотив характеризуется такой составляющей, как независимость. Угроза потери имеющихся прав и свобод колонистов требовала наличия у последних не только моральных, но и юридических оснований вести борьбу за свою свободу, и в этом отношении сочинения просветителя неоценимы.

Мотив СВОБОДА проходит красной нитью практически через все его произведения этого периода, включая в себя и такую ипостась, как свобода совести. Наиболее ярко борьба Франклина против догматов американского пуританизма и религиозной нетерпимости отражена в небольших сочинениях просветителя семидесятых годов XVIII столетия: «Терпимость в Старой Англии и Новой Англии» (Toleration in Old and New England) и «Притча против преследования» (A Parable against Persecution). Призывая к толерантности в этом вопросе, он требует уважительного отношения к инакомыслию и настаивает на том, чтобы у человека обязательно была возможность выбора.

Не в меньшей мере заботит просветителя и проблема равноправия граждан нового общества. Мотив РАВЕНСТВО переходит в произведения Франклина из раннеколониальной традиции. Трактовка его, впрочем, не была однозначной у всех словесников XVII века. Прибыв на новые земли, большинство европейских переселенцев вели борьбу с коренным населением континента и не рассматривали их как равных себе. Лишь немногие авторы тех далеких лет, опережая свое время, заявляли о настоящем равенстве людей (Р. Уильямс). Именно эти идеи развивает Б. Франклин, выдвигая положение о равных правах для всех и распространяя его на представителей всех национальностей независимо от цвета кожи, вероисповедания и родословной. Мотив РАВЕНСТВО в эти годы начинает звучать в его трудах с особой силой. К идеям, высказанным им по данному поводу в более ранних работах, Франклин постоянно возвращается. Он выступает против сословных привилегий и подводит читателей к мысли о том, что равенство должно быть присуще представителям всех рас, независимо от их материального достатка или того религиозного учения, которому они следуют. Будучи последовательным противником рабства, Франклин, руководствуясь вопросами справедливости, а также и экономическими соображениями, не только выступает за освобождение рабов, но и указывает на необходимость их социальной адаптации. Являясь идеологом американской буржуазной революции, Франклин ставит свою подпись под «Декларацией независимости» и, таким образом, учреждает законодательную основу для провозглашаемых им принципов.

Однако судьбоносный для американского общества призыв к трудолюбию и процветанию, по-прежнему, оказывается самым важным для просветителя, равно как и его призывы к нравственному совершенствованию, что в конечном счете выливается в создание теории самосозидания. Мотивы ТРУДОЛЮБИЕ, ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО максимально значимы в сочинениях Франклина в данный период его творчества и, безусловно, являются центральными. Обращение ко Всевышнему также постоянно прослеживается в последних сочинениях просветителя, что еще раз доказывает несостоятельность обвинений его в богоотступничестве. Мотивы же ДИКИЕ ПРОСТОРЫ и НЕГРЕХОВНОСТЬ как бы перемещаются на периферию, уходя вглубь сознания. Ясно, что для колонистов Новой Англии в XVIII веке дикие просторы уже таковыми не являются. Они воспринимаются как часть собственной обжитой территории.

Некоторые биографы и исследователи литературного наследия Франклина, например, М. Мелтзер, считают, что, несмотря на обилие и разнообразие сочинений просветителя, его все же сложно воспринимать как писателя. Полагаем, что с подобным высказыванием вряд ли можно согласиться. Хотя Франклин, действительно, никогда не выдвигал на первый план свою литературную карьеру и не заявлял о ней, созданные автором многочисленные произведения – это, безусловно, литература. Во-первых, его «Автобиографию» литературоведы в Америке и в Европе уже давно рассматривают как первое классическое американское литературное сочинение. Во-вторых, его сочинения последних лет, характеризующиеся своей политической направленностью, логично вписываются в основное русло работ публицистических жанров, оказавшихся важными для Америки XVIII и последующих веков. Литературная обработка «Декларации независимости», по мнению исследователей творчества Франклина, была выполнена именно им. В-третьих, анализ художественной стороны многих его произведений также дает основательную почву для вывода о значительной роли Франклина как литератора. Все эти факты, а также разнообразие сочинений и их количество, не говоря уже о содержательной стороне творчества просветителя, позволяют не согласиться с иногда высказываемым мнением, что работы этого автора вряд ли можно отнести к настоящим литературным творениям.

В современном отечественном и зарубежном литературоведении несколько недооценивается роль идей и самих произведений (текстов, где эти идеи нашли свое отражение) ранней колониальной литературы в формировании концепции нравственно-этического самосовершенствования Франклина. Все мотивы, которые проявляются в творчестве просветителя, своими корнями уходят в трактовки тех же мотивов колониальной литературы XVII века. Так, у Брэдфорда Франклин мог позаимствовать веру в то, что все сущее создано Всевышним. Произведения Уинтропа, в которых можно проследить тенденцию превращения религиозного идеала в гражданский, по сути, являются предтечей разрабатываемой Франклином модели нового общества. С идеями Роландсон Франклина роднит повышенный интерес к личности. Движение к индивидуализму, отмечаемое в его сочинениях, как бы продолжает линию, намеченную в ее дневнике.

Следовательно, представляется правомерным заключить, что анализируемые нами мотивы, так или иначе проявляющиеся на страницах его произведений, у Франклина служат созданию собирательного образа американца – нового человека в новом свободном обществе. Все они в интерпретации просветителя подводят к ответам на судьбоносные вопросы той эпохи: «Что значит быть американцем?» и «Какие ценности для представителя нового общества максимально значимы?» И в этом опять явственно ощущается связь Франклина с пуританскими авторами Новой Англии начала XVII столетия. Думается, будет справедливо утверждать, что именно у Франклина проблема идентификации обозначена в американской литературе XVIII столетия максимально рельефно. Дальнейшее развитие этой идеи можно усмотреть в творчестве Г. Мелвилла, Г. Торо, М. Твена и других крупных писателей США XIX века.

В творчестве Франклина отмечается эволюция почти всех изучаемых в диссертации мотивов. В их интерпретации, с одной стороны, наблюдается продолжение традиций, заложенных колониальными литераторами – предшественниками просветителя. С другой стороны, считаем возможным утверждать, что он во многом отходит от традиционных трактовок этих мотивов, предлагая свою концепцию нравственного развития индивидуума.

Использование фольклора отличает его сочинения, делая их доступными и понятными для большинства читателей. Мастерство автора можно усмотреть также и в том, что он в зависимости от целей своего произведения, а значит и от конкретного адресата (будь то ремесленники, торговцы, землепашцы или представители высших сословий, заседающие в верхней палате парламента, или юные граждане Америки), варьирует стиль изложения и избирает для каждой читательской аудитории точно выверенные фигуры речи.

В понимании того, каким должен быть представитель нового общества Америки середины и конца XVIII века, Б. Франклин имеет точки схождения и расхождения с таким известным философом и литератором указанного столетия как Дж. Эдвардс. На наш взгляд, нравственно-этическая концепция гражданина нового общества Б. Франклина во многом сопоставима с идеями религиозно-философской системы самосовершенствования Дж. Эдвардса. С точки зрения первенства выдвижения лозунга о самосовершенствовании, выдающийся богослов может даже соперничать с известным американским просветителем. И Эдвардс, и Франклин внесли значительный вклад в эволюцию национально-культурного идеала, что проявилось в их понимании принципа свободы воли, то есть решения вопроса о том, насколько человек самостоятелен в своем выборе, и определении тех позиций, от которых зависит успех людей на этом пути. Эдвардс, возводя в абсолют провиденциальность, тем не менее, дает основание полагать, что и человек обладает некой способностью влиять на свою судьбу. Для Франклина же на первый план выдвигается именно возможность самого человека принимать решения в отношении того, что и каким образом должно быть сделано.

На взгляд просветителя, успешность личности зависит, в первую очередь, от ее собственных решений и поступков, но роль Провидения также принимается им во внимание и не исключается из общего контекста. Таким образом, с точки зрения эволюции ментальности, можно заключить, что оба сопоставляемых автора в определенном смысле развивали заповеди праотцов в трактовке изучаемых в диссертации мотивов ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ и ТРУДОЛЮБИЕ. Однако их интерпретации, уходя корнями в пуританское прошлое, не являются идентичными.

Сравнивая их сочинения, представляется возможным говорить о том, что через идейные, а иногда сюжетно-образные мотивы оба мыслителя XVIII столетия в ходе «диалога» своих идей внесли большой вклад в создание и развитие американской культуры и литературы через дополняющие друг друга системы самосовершенствования личности, опираясь на традиции, заложенные ранними колониальными авторами, развивая и трансформируя базисные для их сознания идеи. Оба этих выдающихся человека своего времени внесли значительный вклад не только в формирование новой личности складывающейся нации, но и в создание единого базиса будущей национальной культуры.

Таким образом, изучаемые в данном исследовании мотивы, безусловно, послужили развитию тех идей и образов (self-reliance, American dream), которые оказались стержневыми в американской литературе XIX-XXI веков и во многом определили национальный характер литературы США.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования, делаются основные выводы по работе и предлагаются обобщенные наблюдения над стержневыми мотивами колониальной литературы XVII-XVIII веков. Повторимся, что не только сами мотивы ранее не были объектом анализа, но и те функции, которые они выполняют в общей структуре литературного произведения, до сих пор не подвергались научному изучению. Рассмотрение характера идейных и сюжетно-образных мотивов помогло решить ряд задач, которые, по нашему мнению, являются важными для истории американской литературы и литературоведения. Прежде всего, это касается проблемы идеала. Выявленная эволюция семи проанализированных мотивов показала, как именно в течение двух столетий происходило движение от религиозного идеала к идеалу гражданскому и далее к я-центризму. Детальный анализ каждого из мотивов у разных авторов, изучение их трансформации позволяют выдвинуть идею о мозаичном сюжете как одном из основных видов сюжета сочинений американской литературы XVII-XVIII веков, что, в свою очередь, вносит дополнение в существующее представление о жанрах колониальной литературы. Проделанная исследовательская работа показала, что произведения колониального периода имеют более серьезную художественную ценность, чем это принято считать в науке. Еще одним из значимых результатов исследования считаем выявленный нами феномен перехода пуританских мифологем в художественно-аллегорические образы. Это, на наш взгляд, достаточно убедительно иллюстрируется через образ «Нового Адама» в произведениях колониальной литературы.

Библиографический список состоит из 458 наименований.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

Монографии:

1. Истоки основных лейтмотивов американской литературы в произведениях колониального периода (XVII век). – М.: Издательство МГОУ, 2009 /16,25 п.л./
2. XVIII столетие. Рождение американской мечты (творчество Дж. Эдвардса и Б. Франклина). – М.: Издательство МГОУ, 2010 /15,75 п.л./

Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ:

3. К вопросу о роли Джонатана Эдвардса в становлении американской литературы // Вестник Тамбовского университета. Сер. «Гуманитарные науки». – 2008. – Вып. 4 (60). – C.274-280. /1,0 п.л./
4. К проблеме генезиса лейтмотивных тем в раннеамериканской литературе // Вестник Тамбовского университета. Сер. «Гуманитарные науки». – 2008. – Выпуск 5 (61). – C.277-280. /0,5 п.л./
5. Истоки лейтмотива трудолюбия в американской литературе колониального периода // Вестник Тамбовского университета. Сер. «Гуманитарные науки». – 2008. – Выпуск 11 (67). – C.242-248. /1,0 п.л./
6. Философские истоки американского культурного самосознания (Джонатан Эдвардс и Бенджамин Франклин) // Известия Самарского научного центра РАН. Спец. вып. «Актуальные проблемы гуманитарных исследований». – 2008. – C.145-152. /1,1 п.л./
7. Истоки лейтмотива избранность в американской литературе колониального периода // Вестник Тамбовского университета. Сер. «Гуманитарные науки». – 2009. – Вып. 1 (69). – C.66-74. /1,2 п.л./
8. Взгляд на истоки и становление американского литературоведения // Вестник Тамбовского университета. Сер. «Гуманитарные науки». – 2009. – Вып. 4 (72). – C.128-136. /1,2 п.л./
9. Идея предопределения и американская словесность XVII века // Вестник Московского государственного областного университета. Сер. «Русская филология». – 2009. – Вып. 3. – C.117-122. /0,9 п.л./
10. Ведущие лейтмотивы в американской литературе колониального периода // Вестник Московского государственного областного университета. Сер. «Русская филология». – 2009. – Вып. 4. – C.127-134. /1,0 п.л./
11. Истоки лейтмотива wilderness в американской литературе // Вестник МГПУ. Сер. «Филология. Теория яз. Язык. образ.» – 2010. – № 1 (5). – C.17-24. /0,5 п.л./
12. Неоднозначность понимания категории свободы в произведениях ранней американской словесности // Вестник Московского государственного областного университета. Сер. «Русская филология». – 2010. – Вып. 1. – C.105-111. /0,9 п.л./
13. Лейтмотив равенства в произведениях ранней американской словесности // Вестник Московского государственного областного университета. Сер. «Русская филология». – 2010. – Вып. 3. – C.118-125. /1,0 п.л./
14. Лейтмотив WILDERNESS и образ Нового Адама в «Истории поселения в Плимуте» Уильяма Брэдфорда // Вестник МГПУ. Сер. «Филология. Теория яз. Язык. образ.» – 2010. – № 2 (6). – C.10-16. /0,5 п.л./

Статьи, опубликованные в сборниках научных трудов:

15. Джонатан Эдвардс как предтеча национально-культурного самосознания США // Актуальные проблемы иноязычного образования: Сб. науч. ст. – Самара: МГПУ, 2008. – C. 8-11. /0, 5 п.л./
16. К вопросу о категориях трудолюбия и избранности в хрониках Уильяма Брэдфорда // Вестник Самарского Государственного Университета. Сер. «Филология». – 2008. – № 5(64). – C. 3-9. /0, 5 п.л./
17. Категории труда и трудолюбия в нравственно-этической системе Бенджамина Франклина Идейно-художественной многообразие зарубежной литературы нового и новейшего времени: Межвуз. сб. науч. тр. Ч. 9 – М.: МГОУ, 2008. – С. 35-49. /0, 9 п.л./
18. Миф о нации избранных – неотъемлемая часть американского самосознания // Сравнительное литературоведение: Материалы III Межд. науч. конф. «Стереотипы в литературах и культурах».– Баку, 2008. – С. 129-134. /0,8 п.л./.
19. Реформация и ее влияние на становление американской колониальной литературы // Вестник МГПУ. Сер. «Филология. Теория яз. Язык. образ.» – 2008. – № 2 (27). – C.5-11. /0, 5 п.л./
20. К вопросу о роли Джона Уинтропа в становлении раннеамериканской литературы // Актуальные проблемы изучения гуманитарных наук: Межвуз. сб. науч. тр. – Баку, 2009. – С. 154-162. /0,7 п.л./
21. Зарождение мотива «предопределение» в американской литературе колониального периода // Современные исследования в области гуманитарных наук: Сб. науч. ст. – М.: 2009. – C.12-21. /0, 9 п.л./
22. Лейтмотив предопределения в работах Джонатана Эдвардса // Идейно-художественной многообразие зарубежной литературы нового и новейшего времени: Межвуз. сб. науч. тр. Ч. 10 – М.: МГОУ, 2009. – С. 7-18. /0, 8 п.л./
23. Символизм и категория предопределения в американской литературе колониального периода // Вестник МГПУ. Сер. «Филология. Теория яз. Язык. образ.» – 2009. – № 2 (4). – C.8-14. /0, 5 п.л./
24. Зарождение лейтмотива негреховности (innocence) в колониальной литературе США // Сборник научных трудов ученых Московского городского педагогического университета и Бакинского славянского университета. – М.: МГПУ, 2010. – С.132-138./0, 5 п.л./

---

^[1] Литературная энциклопедия терминов и понятий под ред. А.Н. Николюкина. – М.: НПК «Интелвак», 2001. – С.59-60

^[2] Фаустов А.А. Архетип. // Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий. – М.: Издательство Кулагиной, Intrada, 2008. – С. 24

^[3] Там же. – С. 24

^[4] Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. – М.: РГГУ, 1994. – С.5

^[5] Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий (гл. науч. ред. Н.Д.Тамарченко), М.: Издательство Кулагиной, Intrada, 2008. – С. 130

^[6] Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий (гл. науч. ред. Н.Д.Тамарченко), М.: Издательство Кулагиной, Intrada, 2008. – С. 226

^[7] Литературный энциклопедический словарь под ред. В.М. Кожевникова, П.А.Николаева – М.: Советская энциклопедия, 1987. – С. 349

^[8] Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий (гл. науч. ред. Н.Д.Тамарченко), М.: Издательство Кулагиной, Intrada, 2008. – С. 228

^[9] Веселовский А.Н. Историческая поэтика. – Л.: Гослитиздат, 1940. – С.494

^[10] Ветловская В.Е. Анализ эпического произведения. Проблемы поэтики. – СПб.: Наука РАН, 2002. – С.99

^[11] Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. – М.: Восточная литература РАН, 1998. – С. 222

^[12] Томашевский Б.В. Краткий курс поэтики. – М.;Л.: Госиздат, 1931. – С.136

^[13] Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии. Научное издание. Новосибирск: Издательство ИДМИ, 1999. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/silantiev1.htm

^[14] Захаркин А. Мотив // Словарь литературоведческих терминов. Редакторы-составители Л.И.Тимофеев, С.В. Тураев. – М.: Просвещение, 1974. – С. 226

^[15] Шкловский В.В. О теории прозы. – М.-Л.: Круг, 1925. – С. 131

^[16] Литературная энциклопедия терминов и понятий под ред. А.Н. Николюкина. – М.: НПК «Интелвак», 2001. – С.594

^[17] Там же. – С.594

^[18] Литературный энциклопедический словарь под ред. В.М. Кожевникова, П.А.Николаева. – М.: Советская энциклопедия, 1987. – С. 240

^[19] Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий (гл. науч. ред. Н.Д.Тамарченко), М.: Издательство Кулагиной, Intrada, 2008. – С. 262

^[20] Daemmrich H. S. Themes and Motifs in Literature: Approaches: Trends: Definition. The German Quarterly, Vol 58, No.4, 1985. – P.67

^[21] Краткая литературная энциклопедия под редакцией А.А. Суркова. – М.: Советская энциклопедия, 1967. – С. 102

^[22] Там же. – С. 102

^[23] Словарь литературоведческих терминов. Редакторы-составители Л.И.Тимофеев, С.В. Тураев. – М.: Просвещение, 1974. – С. 172

^[24] Литературная энциклопедия терминов и понятий под ред. А.Н. Николюкина. – М.: НПК «Интелвак», 2001. – С.976

^[25] Литературный энциклопедический словарь под ред. В.М. Кожевникова, П.А.Николаева. – М.: Советская энциклопедия, 1987. – С. 436