А. а. фет и я. п. полонский: биографические и творческие связи
Курский государственный университет
На правах рукописи
КОКОВИН Александр Федорович
А. А. Фет и Я. П. Полонский:
биографические и творческие связи
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Специальность 10.01.01 – русская литература
Курск 2010
Работа выполнена на кафедре литературы Курского государственного университета
Научный руководитель:
доктор филологических наук профессор М. В. Строганов
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук профессор А. П. Ауэр
кандидат филологических наук доцент Н. А. Корзина
Ведущая организация: Орловский государственный университет
Защита состоится «___» __________ 2010 года в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.263.06 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук в Тверском государственном университете (170002, Тверь, пр. Чайковского, 70)
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тверского государственного университета (170000, Тверь, ул. Володарского, 14)
Автореферат разослан «___» февраля 2010 г.
Ученый секретарь
специализированного совета
доктор филологических наук
профессор С. Ю. Николаева
Общая характеристика работы
Круг поэтов, который условно называли поэтами «чистого искусства», обращался к самым глубинным вопросам человеческого бытия, разрабатывал «вечные» темы: красоту мира, природы, любви. Если реалистическая проза решала проблему человека конкретно исторически, то эти поэты перевели ее в общечеловеческий план. И это роднило их между собой. В. М. Жирмунский в свое время говорил даже о «школе Фета» и относил к ней А. К. Толстого, Полонского и, в особенности, Вл. С. Соловьева.
Знакомство Фета и Полонского произошло во время учебы в Московском университете, продолжалось полвека и приобрело характер творческого диалога (Б. М. Эйхенбаум о книге Полонского «Вечерний звон»). Диалогический комплекс посланий и посвящений, включающий в себя восемь стихотворений Полонского, адресованных Фету, и четыре ответных стихотворения Фета, позволяет говорить о взаимоадресном цикле двойного авторства (О. В. Мирошникова).
Однако в своих размышлениях над проблемой человека каждый из этих художников прокладывал свой путь. Их поэтическое творчество выделялось редким выразительным многообразием и поиском нетрадиционных способов художественного выражения. Полувековое общение поэтов происходило преимущественно в форме переписки (расставшись после общих студенческих лет, они жили в разных местах и встречались редко). Эпистолярное общение было регулярным и насыщенным. Представления о поэзии как главнейшем двигателе духовного и общественного развития, вопросы качества переводов и их принципах обсуждались в переписке Фета с Полонским, которая стала страстным разговором несхожих поэтов, и ценивших друг друга, и ревниво оберегавших собственную неповторимость. Фет вычленяет в стихах Полонского сильные стороны и отделяет их от частой у Полонского небрежности. Полонский, восхищаясь Фетом, то и дело предостерегает его от лирических «дерзостей», а жалуясь на недостаток творческой силы, упорно держится своей — в общем-то эклектичной — манеры. В их диалоге наглядно предстает разность личностей — цельного, упрямого, страстного Фета и толерантного, смирного и нервно-самовлюбленного Полонского. Различия, однако, не отменяют общности: оба не мыслят себя вне поэзии.
Современное состояние изучения творчества Полонского и Фета следует признать вполне удовлетворительным. Однако работ, в которых творчество Фета и Полонского было подвергнуто сравнительному анализу, нет. Сопоставительное изучение поэзии Фета и Полонского было начато еще до 1917 г. (Вл. Соловьев, Ю. Никольский). Однако в научной литературе XX — начала XIX в. указания на сходство и различие поэтов мы встречаем в основном в работах общего характера, которые посвящены вопросам творческой биографии или «художественным особенностям» одного из этих поэтов. Справедливо указано, что сходство этих поэтов — «в несходстве и самостоянии созданных ими поэтических систем и художественных миров — при общности философско-этических идеалов» (Л. Е. Ляпина). Но проблема творческого общения и взаимовлияния Фета и Полонского лишь констатируется и не получает необходимого обоснования, либо в них ставятся частные аспекты проблемы. Таковы известные и в целом весьма ценные исследования К. В. Мочульского, Б. М. Эйхенбаума, Б. Я. Бухштаба, Д. Д. Благого, Л. А. Озерова, В. С. Баевского, М. В. Строганова, В. А. Кошелева. Именно на этих исследованиях базируется решение основных проблем нашего диссертационного исследования, хотя мы стремимся монографически решить всю совокупность проблем взаимных отношений Фета и Полонского. Кроме того, нами учтены и те немногочисленные исследования, которые специально посвящены изучению отношений Фета и Полонского и сопоставлению их художественных миров (Н. Н. Фонякова, Г. П. Козубовская). Но и в этих статьях вопрос о типологической близости и преемственных связях Полонского и Фета, о диалогическом характере их отношений не был сформулирован и не стал до сих пор предметом монографического исследования. Отсутствие такого исследования, осмысляющего эти проблемы, рассматривающего творчество Фета и Полонского как органическую часть историко-литературного процесса второй половины XIX в., предопределило выбор темы диссертации.
Сопоставительный анализ позволяет выявить закономерности в формировании мировоззрения и художественных принципов поэтов и в то же время точнее обозначить индивидуальные черты каждого из них. Этот прием дает возможность проследить, как один и тот же мотив в художественной системе каждого автора развивается в особый образный комплекс, анализ которого открывает путь к пониманию творческой индивидуальности поэта. Кроме того, сопоставительный анализ требует выявить тематические переклички, общие художественные и стилистические приемы в произведениях сравниваемых писателей. Но сопоставительный анализ требует также учесть сходство и различие в восприятии творчества писателей в современной им литературной критике, в дневниках, в мемуарной и эпистолярной прозе современников.
Сравнительная характеристика художественных систем Фета и Полонского, наиболее близких друг другу среди поэтов одного поколения, — как с точки зрения их современников, так и согласно их собственным представлениям, может быть весьма плодотворной. Общность литературной позиции и ощущение своей принадлежности к одному поколению сопровождало длительные личные контакты Фета, Полонского и их общих друзей А. А. Григорьева и А. Н. Майкова. Следует при этом отметить, что хотя Фет и Полонский выступали не только как поэты, но и как прозаики, литературоведение долгое время рассматривало этих авторов исключительно как поэтов. Для читательского и исследовательского сознания долгое время не отменяемой истиной было утверждение Л. Н. Майкова, что «лиризм — естественная и, надобно прибавить, исключительная сфера творчества Фета». То же самое думали и о Полонском. В результате такого подхода творческое наследие и Фета, и Полонского разделилось на две части: изучаемую и маргинальную. Между тем художественная проза, публицистика и литературно-критические статьи ярко воплощали эстетические воззрения Полонского и Фета, давая представление о творческой личности каждого из поэтов, о специфике их писательского метода и об отношении к различным художественным явлениям современности. Проза Фета и Полонского является органической частью литературной и общественной жизни России второй половины XIX в., хотя она не была понята и принята при их жизни (на что, разумеется, были свои причины).
Поэтому научная новизна исследования состоит в том, что впервые его предметом становится творческий диалог Фета и Полонского. Мы анализируем философские и литературно-критические аспекты эстетической позиции каждого из художников, даем сравнительно-типологический анализ художественного, публицистического и эпистолярного наследия Полонского и Фета, уделяя преимущественное внимание образным, тематическим, сюжетным, мотивным перекличкам и параллелям.
Учитывая опыт предшествующих исследователей, мы в своей работе подробно останавливаемся на тех аспектах и случаях рецепции, которые не были прежде изучены с достаточной степенью глубины. Следует также указать, что поскольку проза Полонского и Фета только в недавнее время стала предметом научного изучения, обращение именно к этому материалу усиливает научную новизну нашего исследования.
В силу описанных причин очевидна актуальность исследования, посвященного последовательному описанию биографических отношений Фета и Полонского и систематическому выявлению межтекстуальных связей их лирики и прозы на всех уровнях текста: жанр, сюжет, тематика, лексика, образный строй. Мы исходим из того, что отношения писателей вообще (в том числе и отношения Фета и Полонского) носят характер творческого диалога, при этом обе стороны равновелики друг другу. Мы учитываем, что эстетическое и историко-литературное значение Фета гораздо выше, чем значение Полонского. Толкование литературных отношений писателей как творческого диалога предполагает его взаимный креативно-рецептивный характер. Не только более оригинальный Фет мог влиять на Полонского, но и менее оригинальный Полонский мог оказывать значительное творческое воздействие на Фета. В принципе, это положение уже достаточно распространено в науке, однако последовательное проведение его в данном исследовании также усиливает его научную актуальность.
Цель исследования имеет комплексный характер. Нам предстоит, во-первых, восстановить детали творческого диалога поэтов, а во-вторых, выявить сходство и специфику поэтической позиции Фета и Полонского с опорой на материалы, полученные при изучении жанровых образований, сюжетной организации, тематики, лексики, образного строя. Данная цель может быть достигнута при условии решения ряда задач:
1) выяснить те личностные и историко-культурные факторы, которые определили формирование поэтической картины мира обоих поэтов;
2) определить своеобразие общественно-политической и эстетической позиции Фета и Полонского;
3) осуществить сравнительно-сопоставительный анализ образной системы и поэтических принципов художественного изображения внешнего и внутреннего мира человека;
4) выявить когнитивное содержание мнемонических образов поэзии и прозы Фета и Полонского, символов, форм, специфики и единства в ней конкретно-чувственных, иррациональных и абстрактно-логических элементов познания;
5) рассмотреть прозу Фета и Полонского 1840—1880-х гг. в контексте историко-литературного процесса, проследить эволюцию творческой манеры писателей, выявить основные тенденции их развития.
Теоретико-методологическая база диссертации определяется ее целью и задачами. Наша работа имеет историко-литературный характер, и это естественным образом предполагает использование биографического, историко-генетического и историко-функционального методов исследования. Но поскольку работа посвящена сравнительному исследованию двух писателей, основными являются сравнительный и сравнительно-типологический методы.
На защиту выносятся следующие основные положения диссертации:
1. Фет и Полонский, познакомились в пору своего формирования и сохраняли взаимопонимание и взаимный интерес на протяжении всего творческого пути. При всей оригинальности их талантов, в них проявлялись черты, характерные для поэтов их поколения.
2. Публицистика и литературно-критические статьи Полонского и Фета ярко воплощали их эстетические воззрения, давали представление о творческой личности поэтов, о специфике писательского метода и об отношении к различным художественным явлениям современности. Критические статьи Фета и Полонского были фактами борьбы эстетических идей 1850—1860-х гг. Полемизируя с утилитарной концепцией искусства, поэты утверждали теорию свободного творчества.
3. Проза Фета и Полонского (художественная, очерковая, публицистическая и мемуарная) носит автобиографический характер. Ретроспекция определяет ее пространственно-временную организацию: это типичная установка автобиографических произведений о прошлом. В их прозе раскрывается многосторонняя и деятельная натура их создателей, содержатся ответы на многие вопросы, касающиеся биографии и творчества.
4. Диалогическая связь текстов двух писателей проявляется в использовании ими родственных поэтических принципов при изображении быта и внутреннего мира человека, картины мира, в частности в обрисовке пейзажа, неотделимого от душевно-духовного переживания героя.
5. В творчестве Полонского весьма ощутима ориентация на произведения Фета. Отзывчивость, тонкое и глубокое понимание его образности в частностях и целом постоянно выражались в произведениях Полонского при жизни поэтов. Фетовские мотивы, ситуации, символы составляют едва ли не более существенный слой лирической системы Полонского, чем реминисценции из Пушкина и Лермонтова.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что его результаты характеризуют важнейшие параметры тех моделей мира, которые созданы в произведениях Фета и Полонского; углубляют представление об особенностях проблематики и поэтики творчества двух писателей. Сопоставительный анализ помогает уточнить представление о «школе Фета» в русской литературе середины XIX в. и отказаться от шаблонных представлений о поэзии «чистого искусства».
Практическая ценность работы состоит в том, что ее материалы могут быть применены при изучении литературного процесса XIX в. Полученные результаты исследования могут быть использованы при преподавании творчества Фета и Полонского и русской поэзии XIX в. в курсе истории литературы. Сделанные наблюдения и выводы предполагается учесть и в спецкурсах об истории русской поэзии и о взаимоотношениях поэзии и прозы, а также в школьной практике преподавания литературы.
Апробация результатов исследования. Основные положения исследования изложены автором в 6 публикациях, а также были представлены в форме докладов на общероссийских и международных научных и научно-практических конференциях: «XVIII Фетовские чтения» (Курск, 2003); «Теоретические и прикладные проблемы социально-правовых, медико-биологических, технико-экономических сфер жизни общества» (Курск, 2007); «Русское литературоведение на современном этапе» (Москва, 2007); «XXII Фетовские чтения» (Курск, 2007), «XXIII Фетовские чтения» (Курск, 2008), «XXIV Фетовские чтения» (Курск, 2009).
Структура работы обусловлена необходимостью последовательно разрешить те основные задачи исследования, которые были названы выше, и складывается из Введения, трех глав, Заключения и Библиографии (списка использованной литературы включает 247 наименований). Общий объем исследований 212 страниц.
Основное содержание работы
Во Введении обосновывается актуальность темы, степень ее изученности, определяется научная новизна диссертации, цели, задачи и методы; формулируются методологические и теоретико-литературные принципы анализа, раскрывается практическая значимость работы.
В первой главе «История отношений А. А. Фета и Я. П. Полонского» два раздела. В разделе 1 «А. А. Фет и Я. П. Полонский в 1839—1875 годы» последовательно восстанавливается история личных и творческих отношений Фета и Полонского, в которой особую роль сыграл А. А. Григорьев. Дружба Фета с Полонским ведет свое начало с 1839 г., со времен обучения их в Московском университете и со встреч в доме родителей Григорьева, где Фет жил в годы учебы в университете и где собирался цвет тогдашнего студенчества. Фет вспоминал, что на Полонского он «с университетской скамьи привык смотреть как на брата». Возобновляя после многолетнего перерыва дружбу, Фет в письме к Полонскому от 26 декабря 1887 г. в нескольких словах охарактеризовал их отношения: «Напрасно напоминать тебе наши постоянные дружеские, или, лучше сказать, братские отношения в течение сорока лет; напрасно говорить, что ты один из четырех человек, которым я в жизни говорил „ты“; напрасно говорить, что я никогда ни на минуту не переставал ценить тебя как человека и ставить в излюбленных мною стихотворениях рядом с Лермонтовым и Тютчевым». В круг общих интересов Фета, Полонского и Григорьева входил театр, в частности игра знаменитого трагика тех лет Мочалова, особенно в роли Гамлета.
Позже Полонский разыскал Григорьева во Флоренции и устроил на службу в журнал «Русское слово». Пригласил Полонский к сотрудничеству в этом журнале и Фета. Журнал «Русское слово» после перерыва почти в 15 лет вновь соединил бывших университетских приятелей. Недолгое сотрудничество в журнале оказалось весьма плодотворным для всех его участников. Достаточно указать, что в здесь были напечатаны программные статьи «О стихотворениях Тютчева» Фета и «Стихотворения Мея» Полонского; переводы Фета из Гете, Гейне, Гафиза, Шекспира; критические статьи Григорьева «Взгляд на историю России, соч. С. Соловьева», «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина», «И. С. Тургенев и его деятельность. По поводу романа „Дворянское гнездо“» и др., а также большое количество стихотворений обоих поэтов.
Эта дружба была прервана в 1875 г. из-за ссоры Фета с Тургеневым, в которой косвенно оказался замешан Полонский. Но в 1887 г., после смерти Тургенева, дружеские отношения поэтов были восстановлены и не прерывались уже до конца жизни.
Раздел 2 «Полонские в фетовской Воробьевке. 1890 год» посвящен событиям лета 1890 г., когда семья Полонских посетила имение Фета Воробьевку. Старший сын Полонского Александр, бывший в то время студентом Петербургского университета, в письме к товарищу от 14 июня 1890 г., вскоре после приезда Полонских в Воробьевку, дает подробное описание усадьбы. Живописные этюды Полонского-отца и бытовые комментарии к ним сына позволяют представить в мельчайших подробностях «обитель Фета», образ его жизни и окружающую обстановку, в настоящее время во многом утраченную. Все эти данные имеют огромное историко-культурное значение. В течение лета 1890 . Фет и Полонский обменялись рядом стихотворений, реальным комментарием к которым являются документы Полонских. Отголоски этого посещения встречаются в переписке Фета с Полонским, Вл. С. Соловьевым, Н. Н. Страховым и великим князем Константином (К. Р.) на протяжении ряда последующих лет. Реконструкция этого диалога дает возможность восстановить подлинное место Воробьевки в творчестве обоих поэтов.
По признанию Полонского в письме к Фету от 3 августа 1892 г., лето в Воробьевке было для него «блаженным временем», когда он там «жил – живописал и ссорился с Н. Н. Страховым». В творчестве Полонского ощутима ориентация на произведения Фета. Отзывчивость, тонкое и глубокое понимание его образности постоянно выражались в произведениях Полонского. Мотивы, ситуации, символы Фета составляют весьма значительный слой реминисценций в лирике Полонского. Но именно Фет сумел оценить в Полонском глубину лирического таланта. Как лирика он ставит его в письме от 23 января 1888 г. на необычайную высоту: «...никакая сила не может отнять у тебя того высокого места, на которое твой талант вознес тебя». «Истинный поэт», «вещий поэт», «блестящий талант» — подобных определений в письмах Фета к Полонскому можно найти немало.
Таким образом, познакомившись в пору формирования мировоззрения и творческих принципов, Фет и Полонский сохранили взаимопонимание и взаимный интерес на всем протяжении творческого пути. В начале пути своеобразным «царством искусства» становится дом Аполлона Григорьева, в конце пути — фетовская Воробьевка.
Во второй главе «Эстетические воззрения А. А. Фета и Я. П. Полонского в историко-литературном контексте» восстанавливаются творческие установки поэтов на фоне литературной полемики середины XIX в. по определяющим эстетическим, нравственным и общественно-политическим проблемам. Фет и Полонский, как известно, принадлежали к одному литературному лагерю, и в этом смысле были писателями очень близкими и даже родственными по своим творческим установкам. Но, несмотря на черты сходства, многое и разделяло их. В настоящей главе прослеживаются точки сходства и различия их идейно-эстетических взглядов.
В моделировании поэтической картины мира оба поэта опираются на основные категории эстетики, что становится объектом исследования в разделе 1 «Цели и задачи поэзии в эстетике А. А. Фета и Я. П. Полонского». Н. Н. Страхов, отводя упреки в отсутствии направления у Полонского, определяет основу поэтического мировидения не только Полонского, но и Фета: «Это — поклонение всему прекрасному и высокому, служение истине, добру и красоте, любовь к просвещению и свободе, ненависть ко всякому насилию и мраку».
Во главу угла человеческой деятельности оба поэта ставят «удовлетворение врожденной жажды истины» (Фет). В статье «Два письма о значении древних языков в нашем воспитании» Фет пишет, что у искусства и науки «общая цель — отыскать истину». Для Фета и Полонского предметом поэтического изображения является красота, которую они видят повсюду: во внешнем мире и в человеке. Истинная цель искусства, как следует из литературной и критической практики Фета — это не отражение, а служение породившей мир красоте. Онтологическая поэтика Фета соотносима с поэтикой Полонского, который писал в статье «Стихотворения Мея» (1859): «Поэт есть истина в красоте и красота в истине», хотя тут же оговаривается, что «не всякая истина поэтична и не всякая красота истина». В применении к отношениям искусства и действительности разговор должен идти не о том, что искусство «отражает» жизнь, но о том, как действительность преломляется в субъективном мире творца.
Итак, оба поэта видят цель поэзии в «удовлетворении врожденной жажды истины» и создании образа красоты. Но эта общность не исключала различного понимания соотношения субъективного и объективного содержания поэзии, «реального» и «идеального», «произошедшего события» и «поэтической памяти». Не совпадают и их понимание природы поэтического образа: простота, ясность сюжета сближают у Полонского поэтическое произведение с прозаическим; Фет же выдвигает требование «призрачного увеличения объема», без которого нет подлинной поэзии.
Творчество Фета и Полонского диалогически соотносится с творчеством современников: И. Тургеневым, Н. Некрасовым Ф. Тютчевым, И. Аксаковым, А. Майковым, Л. Толстым, А. Чеховым, С. Надсоном. Для нашего исследования предпочтительными представляется сопоставление творчества Фета и Полонского с Некрасовым и Толстым, наиболее полно отражающим литературную проблематику второй половины XIX в.
В разделе 2 «Фет и Полонский в полемике с Некрасовым» рассматриваются представления Фета, Полонского и Некрасова о роли поэзии в общественном сознании через восприятие лирики Пушкина, чьи строки «Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв» стали своего рода девизом защитников «чистого искусства». Всякое служение внешним целям («прозрачность отраженья»), по утверждению Фета, приводит к потере свободы, к утрате искусством истинного смысла и значения: «Псевдопоэту» (1866), «Муза» («Ты хочешь проклинать, рыдая и стеня...», 1887), «Quasi una fantasia» (1889) и другие стихотворения.
Некрасов, Фет и Полонский практически одновременно входят в литературу. В 1840 г. выходят первые сборники Некрасова и Фета, близкие друг другу как неоригинальностью, так и характером этой неоригинальности. Следует отметить внимание обоих молодых поэтов к Бенедиктову, обернувшееся установкой на новаторство. В 1854 г. Некрасов в «Современнике», а Фет в «Отечественных записках» публикуют стихотворения с одинаковым названием «Муза». Оба они восходят к стихотворению Пушкина «Наперсница волшебной старины...» (1822). Но Некрасов и Фет противопоставляют себя этой традиции, хотя и разным ее сторонам.
Полонский посвятил Некрасову стихотворения «Поэту-гражданину» и «О Н. А. Некрасове», проникнутые, при всей полемичности, чувством нераздельности судеб. А стихотворение «Блажен озлобленный поэт» является парафразой стихотворения Некрасова «Блажен незлобивый поэт». Как и стихотворение «По торжищам влача тяжелый крест поэта…», они отражают споры «людей сроковых годов» о назначении поэзии.
Уже первая строфа стихотворения Полонского «Для немногих» указывала на прямую поэтическую преемственность от Пушкина и Жуковского. Заявляя о гражданственности своей позиции, Полонский солидаризировался с Некрасовым. В то же время он отрицал признанное радикальной критикой право поэта присваивать себе роль судьи над современным обществом: Это единственная из многочисленных поэтических деклараций Полонского, в которой (хотя и не так определенно, как в стихах Фета и Майкова) ощущается связь с «чистым искусством». Полонский до конца жизни сохраняет верность пушкинской традиции (стихотворения на темы искусства в книге «На закате»).
Итак, полемика с Некрасовым помогала Фету и Полонскому найти свое место в литературном процессе середины XIX в.
Почти 40 лет длились отношения Фета и Полонского с Л. Толстым. Они были неровными: от дружбы к охлаждению и вновь к возобновлению творческих и человеческих связей. Толстовская картина мира вызывала неоднозначную реакцию, и оценки обоих поэтов отражали восприятие современниками произведений великого писателя. Их взаимоотношения стали объектом рассмотрения в разделе 3 «Творчество „позднего“ Л. Н. Толстого в эстетической концепции Полонского и Фета».
Л. Толстой был не просто современником, но ближайшим другом Фета в течение двадцати пяти лет, его литературным советником и критиком. О нем Фет написал в предисловии к мемуарной книге «Ранние годы моей жизни»: «…в деле критики литературного интереса едва ли можно отыскать более надежного судью, чем гр. Л. Н. Толстой». Перед мощью его таланта Фет склонялся до последних дней жизни, вопреки непримиримым идеологическим разногласиям, прервавшим их многолетнюю дружбу. Поэтому ориентация художественной прозы Фета на толстовскую прозу вполне объяснима, а диалог художников в их произведениях представляется естественным.
Первым произведением Толстого, на которое откликнулись и Фет и Полонский, стала повесть «Казаки», но оценки произведения кардинально расходились. Фет стал первым из литераторов, и восторженным, ценителем «Казаков». Несмотря на огромную разницу в умственном и духовном строе, у них было общим «непосредственное, „утробное“ чувство жизни и мира» (Н. К. Гудзий). Уже первый рассказ Фета «Каленик» является выражением его любимых идей об отношениях человека и природы: перед вечными тайнами жизни бессилен разум человека, и природа открывается лишь «непостижимому чутью» таких людей, как Каленик, который есть «дитя природы» и от нее наделен «стихийной мудростью». Фет на основе автобиографических реалий создает произведение, соотносимое с толстовскими «Казаками» и вписывающееся в контекст русской литературы 1840—1850-х гг. В «Каленике» Фет обозначил свою позицию по вопросу о кризисе отношений между природой и социально детерминированным человеком. В последнем своем рассказе «Вне моды» он реализует ту же идею — человек должен «стать природой», подобием природной субстанции.
Глубинные основы миросозерцания Толстого, воплотившиеся в «Казаках», оказались мало доступны критикам тех лет, хотя художественную силу повести признавали почти все. Полонский в своей статье о «Казаках» (Время. 1863. № 3) первым выступил с категоричным неприятием произведения Толстого. Он возражал против отрицательного отношения Толстого к цивилизации и ее противопоставления казацкой среде: «Всё, что нашел Оленин истинно прекрасного в станице, всё это есть и в среде образованной». Таким образом, Толстой и Фет противопоставляют «вечные начала» органической, «стихийной», «роевой» жизни человеческому разуму и движению истории. Полонский же не приемлет их отношение к прогрессу как выдумке «литераторов» и «теоретиков», с их якобы «головными», нежизненными понятиями. Как и Фет, Полонский настаивает на недопустимости обнаженной мысли в художественном произведении, но и он вынужден признать, что «произведение графа Л. Н. Толстого» «дышит… жизнью», «поразительно свежо», «заключает в себе так много правды», «носит… на себе печать сильного таланта».
По мере публикации Толстым религиозно-философских и общественно-политических сочинений, Полонский и Фет всё более расходятся с ним, но продолжают любить Толстого как человека и художника, не принимая его как мыслителя. Единодушными оказались Фет и Полонский в отношении к «Крейцеровой сонате». Полемизируя с Толстым, Полонский высказал это не прямо, а в стихотворении «Сердцем предвидя невольный ответ…», поэтически рисующем естественность и неодолимость сердечного влечения. Полонский выразил и свое несогласие со взглядами Толстого на брак, в стихотворениях «Диссонанс» и «Отзыв» (1891).
В дальнейшем творческий диалог Фета и Л. Толстого продолжился в других жанрах: в критических и публицистических статьях, в философском эссе «Послесловие к переводу А. Шопенгауэра», в письмах, дневниках и воспоминаниях. Изменился и предмет диалога: из эстетической области он переместился в «мировоззренческую». Предпринятая Толстым попытка рационального толкования Евангелия вызывала удивление и недоумение поэтов. Относясь с уважением к интимным убеждениям писателя, они не разделяли его стремления проповедовать нечто вроде «Евангелия от Толстого»: «Религию не сочиняют, а приносят с собою» (Фет).
Фет преклонялся перед Толстым-художником, но после перелома мировоззрения и творчества Толстого он не скрывал своего разочарования и считал смешение интуитивного знания с рациональным коренным заблуждением Л. Толстого. Подобной точки зрения придерживался и Полонский. В 1895 г. Полонский выступил против Толстого в статье о книге «Царство божие внутри вас» (Русское обозрение. № 5—6, издана в 1896 г. отдельной брошюрой). Полонский в числе причин расхождений с Толстым называет несогласие по вопросам искусства: «Если не было искусства, колоссальных зданий, статуй, картин, поэтических произведений, религиозных памятников и философских теорий, или не было бы ни их остатков, ни их изучения, человечество не могло бы помнить своего прошлого».
Фет и Полонский по-разному понимали мировоззрение и художественные принципы Толстого. Толстой не вписывался ни в один из традиционно противостоящих лагерей: с точки зрения официальной теологии он слишком много прав предоставил отвлеченному разуму, а с точки зрения философии — слишком узко провел границы человеческого разума, урезав его прерогативы за счет веры. Но схождения и отталкивания двух поэтов с эстетикой Толстого демонстрируют сложные и противоречивые тенденции литературного процесса второй половины XIX в.
Итак, триада истина, добро и красота лежит в основе определения целей искусства Фетом и Полонским. Залогом осуществления этих принципов является свобода творчества. «Удовлетворение врожденной жажды истины» в форме «животрепещущего колебания, гармоничного пения, присущего красоте», декларируют оба поэта в лирике, прозе, критических и публицистических статьях. Всякое служение внешним целям приводит к потере свободы, к утрате искусством истинного смысла и значения. С этих позиций Фет и Полонский вступают в полемику с Некрасовым (1850—1860-е гг.) и Толстым (1870—1880-е гг.). Сформулированная Полонским тенденция: «в XIX веке общество сочувствует не незлобивым, а озлобленным» — стимулирует и самого Полонского, и Фета выразить свою позицию. Сопоставление эстетических позиций Фета и Полонского с Толстым показывает, что Фет и Полонский участвовали в процессе психологического исследования человеческой личности, хотя лирика не предполагает построения законченных характеров.
Своеобразие поэтических миров Полонского и Фета рассматривается в третьей главе «Поэтические миры Я. П. Полонского и А. А. Фета». Раздел 1 «Картина мира в лирике Фета и Полонского» посвящен анализу различий близких по духу художников. Общность установки на идеализацию мира явлений не исключала принципиального различия в понимании соотношения субъективного и объективного содержания поэзии, реального и идеального, произошедшего события и поэтической памяти. Вследствие этого не совпадает и их понимание природы поэтического образа. У Полонского простота, ясность сюжета, сближающего поэтическое произведение с прозаическим, у Фета – требование «призрачного увеличения объема», без чего нет подлинной поэзии. Фет воспринимает мир в его природном качестве, без каких бы ни было социальных наслоений. Фетовский идеал «очищен» красотой, но сохраняет живую, поэтически выразительную, чувственно ощущаемую связь с природой. Фет, отвергавший философию в поэзии, по существу выходит на философский уровень осмысления бытия, в то время как у Полонского «вечные вопросы» вызывают «грустное недоумение» и «безотчетную веру» (П. П. Перцов). Полонского интересует соотношение характера и обстоятельств: изображая современную жизнь, он исследует характер в переломные моменты истории.
В поэзии Фета человек и мир, соотносящиеся как целое и часть, макро- и микрокосм, в каком-то смысле заменяемы и тождественны, грань, разделяющая природу и человека, проницаема, природа и человек как бы перетекают друг в друга. У Полонского эта грань никогда не разрушена. Чутко воспринимая природность фетовского человека, Полонский не может отказаться от самосознания как чисто человеческой черты. Мир Фета природен, подчинен цикличности и изъят из истории. Полонский же прикован к истории, совершающейся у него на глазах, и к человеку, существующему в этой истории. В иерархии явлений человеческой и природной жизни высшим феноменом выступает у Полонского и Фета «вечность». Ц Полонского она возникает преимущественно в комплексе фетовских реминисценций, в мотивной линии вечной смены времен года и периодов жизни («А. А. Фет»), в метафорической сфере вечной весны, красоты, песни, любви, роз и соловьев (авторские «знаки» Фета).
В концепции человека у Фета и Полонского доминирует страдание. Фет, расщепивший человека на бытового и бытийного, исключивший прозаическую сторону бытия из поэзии, возвел страдание к поэзии, красоте, духовности. Радость-страдание от красоты мира, немота от несказанности красоты. У Полонского страдание связано в первую очередь с прозой бытия, с закономерностями развития человека. Человек и природа у Фета состоят из однородной субстанции, поэтому они превращаются друг в друга, границы между ними разрушаются.
Фет и Полонский по-разному реализуют концепцию бытия, свою роль поэтов. Фет постигает сложность жизни в метаморфозах, а Полонский в неразрывном единстве трагической и комической сторон. У Фета поэт демиург, а у Полонского аналитик, нравственный камертон, «алхимик».
Раздел 2 «Автор–повествователь–герой в прозе А. А. Фета и Я. П. Полонского». В свое время Тургенев скептически оценил уровень психологизма поэзии Фета, считая, что он не обладал «таким же тонким и верным чутьем внутреннего человека, его душевной сути, каковым он обладал в отношении природы и внешних форм человеческой жизни. Тут не только Шиллер и Байрон, но даже Я. Полонский побивает его в пух и прах». Но эстетическая доминанта поэзии Фета сформировалась как раз на основе глубокого психологического исследования душевного мира человека.
Для Полонского характерно глубокое психологическое исследование человека. Еще в канун 1860-х гг. перед Полонским встала задача «изучения и обрисовки природы человека во всей сложности, изображение самих душевных процессов (а не только результатов) во всей их противоречивости» (Б. М. Эйхенбаум). В стихотворениях Полонского видна неотъемлемая и отличительная черта его поэзии, напряженный драматизм лирической речи. Полонский всегда тяготеет не столько к картине, сколько к лирической новелле, в основе которой лежит, однако, не просто рассказ о том, что произошло с героем, но та или иная драматическая ситуация, раскрывающая коллизии душевной жизни героя, взятой в движении, в борьбе противоречий. Фет же нашел свои способы передачи сложного мира человеческой личности, лирического переживания, конкретности чувства. Качественный сдвиг был в том, что Фет сумел выразить в лирике те сложнейшие психические процессы, которые теперь принято называть подсознательными. Алогичное течение этих процессов требовало соответствующих алогичных образных сцеплений. Лирическая же поэзия, по мнению Фета, не терпит пространных описаний, в ней всё сконцентрировано вокруг лирического события, а изображение неопределенных чувств, в чем обычно упрекали «чистых поэтов», годится только для прозы.
Психологизм Фета наиболее ярко раскрылся в его рассказе «Первый заяц», где Фет показал сложный характер отношений во внешне благополучной дворянской усадьбе. Едва ли не с толстовской глубиной Фет передает напряжение в семье маленького героя, безропотную покорность матери, особенно ощутимую на фоне независимой позиции брата отца, стремление героя подольститься к отцу, хотя и любящего своих родных, но постоянно, даже в день именин любимой жены, проявляющего свое недовольство (М. В. Строганов).
Фет открывает и выявляет не только богатство человеческих чувств, которое открывала лирика и до Фета, а именно богатство человеческой чувственности, которое существует помимо ума и умом не контролируется. Отсюда у Фета осознанный творческий принцип: «наперекор уму». Чуткие критики указывали на подсознание как особую сферу фетовской лирики: он «умеет забираться в сокровеннейшие тайники души человеческой»; «Ему открыта, ему знакома область, по которой мы ходим с замирающим сердцем и полузакрытыми глазами» (А. В. Дружинин).
Таким образом, о психологизме поэзии Фета позволяют говорить ее определяющие черты: трансцендентальный мир, одно из средств приобщения к которому является интуиция; искусство как путь постижения прекрасного; изображение мельчайших оттенков чувств и состояний человеческой души; повышенная метафоризация поэтической речи. Полонский же создает драматическую ситуацию, в резких столкновениях раскрывающую коллизии душевной жизни героя, взятой в движении, в динамике, в борьбе противоречий.
Интерес к повседневности, обращение к психологическому анализу получили воплощение в создании писателями внутреннего мира героев. Проявление психологических особенностей связано с погружением персонажей в конкретные, жизненные обстоятельства, с изображением будничного течения жизни. Характеры героев, их внутренний мир, поведение, поступки, формируют психологический рисунок поэзии и прозы исследуемых авторов. И раздел 3 «Конструкт память в воспоминаниях А. А. Фета и Я. П. Полонского» посвящен исследованию прозаического наследия Фета и Полонского как самобытного явления, вполне вписывающегося в литературный процесс эпохи.
Проза Фета и Полонского была не попыткой преодоления творческого кризиса и не случайной пробой пера, но органической формой творческого самовыражения, внутренней потребностью. Она давала возможность более полной самореализации, позволяя сказать то, что не могло быть выражено языком поэзии. Проза сосуществовала рядом с поэзией, являясь «плодом обдумывания и труда» (Н. Н. Страхов). Прозу Фета и Полонского справедливо считают автобиографичной, поскольку исследователям и читателям бросаются в глаза многочисленные параллели между фактами их биографий и прозаическими произведениями. В этом отношении М. В. Строганов выразил, пожалуй, общее мнение литературоведов по поводу прозы Фета: «Фет не умеет фантазировать, и между его сюжетной прозой и другими, несюжетными прозаическими жанрами его: мемуарами, критикой, публицистикой — принципиальной разницы нет: это всегда яркий рассказ о том, что реально было в реальной жизни с четким определением временной, причинно-следственной обусловленности, с ясно прописанной целевой установкой и предметно-определительными отношениями. Всё, что написано в прозе, было именно так, как написано в ней».
Как прозаики Фет и Полонский ориентируются на достижения Тургенева, Л. Толстого и других современников. Повесть «Дядюшка и двоюродный братец» близка к автобиографическим повестям Толстого «Детство» и «Отрочество». Но Фет совмещает в своем произведении разные эпохи развития личности, он не изображает процесс протекания душевной жизни, «диалектику души». В стремлении воссоздать атмосферу детства, в погружении в его заботы и интересы видны скрытые апелляции к Толстому и полемика с ним в осмыслении этого периода. Манеру Фета сближают с Толстым неторопливость повествования, преобладание статических элементов над динамическими, фрагментарность, обусловленная особенностями работы памяти, проникновенный лиризм. Первые прозаические опыты Фета «Каленик» и «Дядюшка и двоюродный братец» органично влились в автобиографическую струю русской литературы.
Чистотой детского взгляда проникнуто повествование в романе Полонского «Признания Сергея Чалыгина», вызвавшем одобрение А. К. Толстого, И. А. Гончарова. Определив роман как «воспоминания детства», Тургенев в «Письме к редактору Санкт-Петербургских ведомостей» писал, что роман Полонского уступает автобиографической трилогии Л. Толстого «в изящной отделке деталей, в тонкости психологического анализа», но «едва ли не превосходят… правдивой наивностью и верностью тона». Исповедальность Полонского сродни толстовской, но у него иная интонация и точка зрения на мир: маленький герой Полонского менее уверен в себе, зато он более чуток и впечатлителен, менее замкнут на своем «я».
Анализ прозы Фета и Полонского показывает зыбкость границ между жанром воспоминания и использованием его в качестве художественного приема. А. Е. Тархов назвал последнее прозаическое произведение Фета «Вне моды» «наиболее „чистым“ случаем автобиографизма фетовской прозы». В небольшом рассказе писатель представил основы своего миросозерцания. Автобиографическое начало в нем настолько откровенно, что легко распознавалось современниками. В этом отношении интересен отзыв Полонского, который писал Фету 31 декабря 1888 г.: «Сейчас я прочел в „Ниве“ рассказ твой „Вне моды“. Это ты себя изобразил в виде Афанасия Ивановича? <…> Этот рассказ мне понравился гораздо более, чем твои воспоминания, хотя и там есть немало хорошего». Высокая оценка этого произведения Полонским объясняется, помимо художественных достоинств, его исповедальным характером. Считая Фета лириком по преимуществу, Полонский относился к его прозе весьма сдержанно. Сопоставление рассказа с мемуарами было вполне закономерным: рассказ печатался в промежутке между двумя публикациями в «Русском вестнике» воспоминаний Фета, соответственно и воспринимался в контексте воспоминаний. Сами же воспоминания вызвали недоумение Полонского и К. Р., которые надеялись прочесть в них откровения о тайнах рождения лирических созданий поэта, а вместо этого получили документальное описание событий, свидетелем которых был Фет. Сам Полонский воспоминания о своей собственной жизни начал как большое жизнеописание — подробно и последовательно, но остановился на 1840-х гг.
Изучение прозы Фета и Полонского остановилось на констатации ее автобиографического характера и на утверждении отсутствия в ней художественного вымысла. Так, рассказ «Не те» буквально перепечатан в составе мемуаров. В рассказах «Каленик» и «Первый заяц» главное событие или главный герой изображены в такой степени «жизнеподобно», что отличия от мемуарного повествования следует интерпретировать как стилистическое явление. В рассказе же «Кактус» отдельные эпизоды вымышлены Фетом с собственно художественной целью. Всё это создает те особые формы автобиографичности в каждом из этих произведений, которые не поддаются какой-то однозначной типологизации. Между тем рассказ Фета «Каленик» был посвящен актуальной проблематике 1840—1850-х гг.: современный социальный человек перед лицом «равнодушной» природы. Повести Фета «Дядюшка и двоюродный братец» и «Семейство Гольц» написаны на основе реальных жизненных впечатлений, но в них имеется четко простроенный вымышленный сюжет, который как бы скрадывает эти реальные факты и детали, впрочем, легко вычленяемые в тексте.
«Минувшее», «былое стремление», «память былого», «ожившая память» — постоянно присутствующие в творчестве и переписке знаки внимания к прошлому. «Где нет предания, не может быть и преуспеяния», — пишет Фет Полонскому в июне 1883 г. Поэтика воспоминаний во многом формирует художественный мир Фета и Полонского. Фет, в предисловии к воспоминаниям указывает на их способность останавливать внимание на преходящем, незаметном в повседневной жизни, сравнивая их с фотографией. Фотография, представляя собой вполне законченный, самодостаточный текст, становится творческим принципом, структурирующим стержнем фетовских воспоминаний, образуя художественное единство особой природы. Сцепление таких текстов и образует поток памяти.
Исследователи отмечали фрагментарность «Воспоминаний» Фета. Толстой писал поэту: «…страшно боюсь, что вы многим значительным пренебрегли и многим незначительным увлеклись». Но позже о своих «Воспоминаниях» писал: «Чем дальше я подвигаюсь в своих воспоминаниях, тем нерешительнее я становлюсь о том, как писать их. Связно описывать события и свои душевные состояния я не могу, потому что я не помню этой связи и последовательности душевных состояний». Фет, начиная свои воспоминания, также предупреждает: «Находясь, можно сказать, в природной вражде с хронологией, я буду выставлять годы событий только для соблюдения известной последовательности, нимало не отвечая за точность указаний, в которых руководствуюсь более соображением, чем памятью». Автор на полуслове обрывает разговор о событиях для него важных, чтобы перейти к незначительным и посторонним частностям. Врменное, случайное выступает на первый план. Но эти частности отобраны памятью, чуткой к ярким, неординарным деталям бытия. Очевидно, что в привычном, повседневном самоощущении человека сцепление разных времен жизни непосредственно и прямо в памяти не откладывается. Курьезные и колоритные вещи, смешные и трогательные слова существуют в нерасчленимом потоке жизни. Но уже сам факт того, что некая вещь закрепляется в памяти, оказывается окном во внутренний мир человека.
В этом отношении показательно предуведомление читателю, с которого Полонский начинает свои воспоминания о младенческих годах. Полонский пишет, что старался не приводить точных дат, чтобы не наделать ошибок и не сбить читателя с толку. Он писал воспоминания, ничего не вспоминая насильно и доверяясь тому, что действительно сохранила его память. Между тем память Полонского отличалась достоинством, о котором он умолчал. Он действительно мог забыть название, цифру, имя, дату, но творческая память помогла, и Полонский создал мемуары, передающие живые детали эпохи, быт и психологию людей 1820—1840-х гг.
Обращаясь к жанру воспоминаний, Фет и Полонский выбирают предельно простую форму, подчиненную естественному течению времени, и, начиная рассказ, пытаются пробиться сквозь «непроницаемый мрак памяти». В воспоминаниях Фета и Полонского устанавливается иерархия жанрообразующих средств, обусловливающих друг друга: ядерными образами служат метафоры памяти как активной творческой силы или хранилища прошлого (например, на дне памяти) и самого прошлого (поток, мозаика, туман, книга, островки, страницы, между которыми возникают пробелы, темные пятна). Отдельные наиболее яркие воспоминания противопоставляются всему пространству прошлого на основе оппозиции светлого и темного: «светлое пятно на непроницаемом мраке памяти моей»; «память моя до самых слабых сумерков своих находит лики моих родителей». Тематическая и композиционная близость произведений обусловливает отбор образных средств, базовых образов. Память организует структуру повествования, создает ритмический рисунок с опорой на словах воспоминание, память, вспоминаю, помню, запомнилось, памятны и т. п.
В Заключении подводятся основные итоги исследования.
Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
- А. П. Чехов и Я. П. Полонский: К истории взаимоотношений // Вестник Новгородского университета. 2007. № 43. С. 76—78.
- Указатель имен и произведений А. А. Фета в сборниках научных трудов, изданных КГПИ—КГПУ в 1985—2000 гг. // XVIII Фетовские чтения: Афанасий Фет и русская литература / Ред. Н. З. Коковина, М. В. Строганов. Курск, 2004. С. 210—293.
- Полонские в фетовской Воробьевке // Теоретические и прикладные проблемы социально-правовых, медико-биологических, технико-экономических сфер жизни общества: Материалы международной научно-практической конференции. Курск, 2007. С. 24—29.
- А. П. Чехов и Я. П. Полонский: Пушкинская премия в биографии А. П. Чехова // Биография Чехова: итоги и перспективы: Материалы международной конференции. Новгород Великий, 2008. С. 119—125.
- Конструкт память в воспоминаниях А. А. Фета и Я. П. Полонского // Русское литературоведение в новом тысячелетии: Материалы международной конференции. М., 2007. С. 81—84.
- Воробьевка в восприятии Полонских // Афанасий Фет и русская литература: Материалы международной конференции: Курск, 20—22 сентября 2007 г. / Ред. Н. З. Коковина, М. В. Строганов. Курск, 2008. С. 136—141.
