Концепция времени и пространства в автобиографической прозе а.м. ремизова 1920 – 1950-х гг.
На правах рукописи
ВАХНЕНКО Екатерина Евгеньевна
КОНЦЕПЦИЯ ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВА
В АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ А.М. РЕМИЗОВА
1920 – 1950-х гг.
Специальность 10.01.01 – русская литература
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Улан-Удэ – 2007
Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы Иркутского государственного университета
Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент
Ташлыков Сергей Андриянович
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Затеева Татьяна Владимировна
кандидат филологических наук, доцент
Бухарова Ирина Георгиевна
Ведущая организация – Забайкальский государственный гуманитарно-педагогический университет им. Н.Г. Чернышевского
Защита состоится «_24_» апреля 2007 г. в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.022.04 при Бурятском государственном университете (670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24а, ГОУ ВПО БГУ, конференц-зал).
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Бурятского государственного университета (670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24 а, ГОУ ВПО БГУ).
Автореферат разослан «____» марта 2007 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета Бадмаев Б.Б.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования. Обращение к литературе русского зарубежья (первой волны эмиграции), являющейся частью отечественного историко-литературного процесса, открывает перед филологами ряд перспектив: создание монографических работ, общетеоретических исследований, учебно-методических комплексов, способствующих осмыслению специфики творческого наследия писателей-эмигрантов. В частности, изучение поздней эмигрантской прозы А.М. Ремизова (1920-1950-е гг.), особенностей художественной памяти писателя, организации времени и пространства позволяет создать целостное представление о художественном мире писателя. Этому способствует публикация отдельных произведений Ремизова, которые становятся доступными для российского читателя только в начале XXI века. С 2000 по 2002 гг. вышло десятитомное собрание сочинений, в которое впервые вошли «Учитель музыки», «Мышкина дудочка», «Подстриженными глазами», «Иверень» (по парижским изданиям, по авторизованным печатным текстам из Собрания Резниковых, наборным рукописям с исправлением текста по вариантам рукописей в ИРЛИ и РГАЛИ). Частично «Петербургский буерак» и «Взвихренная Русь» публиковались в России в 1917-1926 гг., но полностью они представлены в данном издании по автографам и предварительным публикациям, по наборным рукописям РГАЛИ.
Собрание произведений, созданных А.М.Ремизовым за рубежом в 1920-е-1950-е гг., дает наиболее полное представление о мировоззрении писателя и позволяет вывить специфику его автобиографического повествования в русле мемуарной и автобиографической прозы первой половины XX века.
Эта специфика, на наш взгляд, проявляется в особой роли автобиографической памяти писателя, в организации пространственно-временного континуума в творческом наследии А.М. Ремизова периода эмиграции.
Данное диссертационное исследование посвящено разработке концепции времени и пространства в автобиографической прозе А.М. Ремизова на материале книг «Подстриженными глазами» (1933-1946 гг.), «Иверень» (наборная рукопись в 1940-х гг.), «Взвихренная Русь» (опубликована в 1927 г.), «Учитель музыки» (первая редакция в 1931-1934 гг.), «Мышкина дудочка» (1949 г.), «Петербургский буерак» (1950 г.).
Изучение творчества А.М. Ремизова велось с различных позиций. Большое количество исследований посвящено раннему художественному наследию писателя: работы о поэтике произведений (Е.А. Горный, А.А. Данилевский, С.Н. Доценко, И.П. Карпов, М.В. Козьменко, Г.Н. Слобин), о мифологических и фольклорных истоках его творчества (А.М. Грачева, Е.Р. Обатнина, О.А. Чуйкова, И. Данилова, О.В. Артемьева), об особенностях автобиографического героя, о взаимодействии героя и социальной среды (Секё Каталин, А.С. Сваровская, О.В. Гущин), о типах и роли снов (Д. Давыдов, О.В. Сергеев, А.Г. Соколов, В.А. Чалмаев), о специфике миропонимания и о парадоксальном сознании Ремизова (А.М. Грачева, И.О. Кукуй, О.В. Сергеев), об интертекстуальности прозы Ремизова (И.Ю. Целовальников) и т.д.
Поздняя автобиографическая проза писателя также рассматривалась с различных позиций. Следует выделить исследования А.М. Грачевой о субъективной интерпретации действительности героем А.М. Ремизова. Также необходимо отметить монографию Н.Л. Блищ «Автобиографическая проза А.М. Ремизова (проблема мифотворчества)». Особенностям жанровой природы произведений А.М. Ремизова периода эмиграции были посвящены работы Антонеллы д’Амелии («“Автобиографическое пространство” Алексея Ремизова»), А.В. Лаврова («”Взвихренная Русь” Алексея Ремизова: символистский роман – коллаж»), О.В. Раевской-Хьюз («Волшебная сказка в книге А. Ремизова “Иверень”»).
Одной из знаковых работ, посвященных анализу сновидческой реальности, является исследование Н.А. Нагорной «Виртуальная реальность сновидения в творчестве А.М. Ремизова». Автор впервые ввел понятие «виртуальная реальность сновидений», а также представил концепцию сновидений и онейрическую поэтику на материале произведений доэмигрантского творчества А.М. Ремизова. Нагорная полно исследовала сон как литературный прием; однако понятие виртуальной реальности в эволюции художника не стало предметом пристального анализа литературоведа. Между тем обращение к понятию «виртуальная реальность» создает предпосылки для создания новых подходов к изучению творчества Ремизова.
Следует признать, что, несмотря на вышеназванные работы, специфика времени и пространства в эмигрантской прозе Ремизова не стала предметом специального исследования.
Цель работы – представить концепцию времени и пространства в автобиографической прозе А.М. Ремизова эмигрантского периода.
Задачи работы:
1. обозначить специфику автобиографической прозы А.М. Ремизова в контексте русской литературы рубежа веков;
2. определить особенности автобиографической памяти писателя;
3. выделить основные способы организации времени и пространства в памяти автобиографического героя;
4. рассмотреть понятие «виртуальная реальность» с точки зрения его эволюции и возможного применения в художественной литературе;
5. выявить способы расширения временных и пространственных координат посредством введения приемов «виртуальной реальности» в автобиографической прозе А.М. Ремизова.
Новизна диссертационного исследования состоит в том, что специфика автобиографической прозы А.М. Ремизова рассматривается в контексте жанровых модификаций автобиографической и мемуарной прозы рубежа веков. Мы обратились к одним из основных критериев в разграничении жанров художественной автобиографии и мемуаров – особенностям памяти и организации пространственно-временного континуума. Это позволило выявить специфику художественной памяти писателя и впервые обозначить основные виды мифологем в его автобиографическом наследии, определить способы организации времени и пространства в произведениях периода эмиграции. Осмыслено понятие «виртуальная реальность» относительно его возможного применения в художественном произведении и описаны основные способы организации «виртуальной реальности» в автобиографической прозе А.М. Ремизова периода эмиграции, охарактеризована их значимость относительно временной и пространственной организации произведений.
Теоретической основой исследования стали труды по теории и истории культуры (Д.С. Лихачев, М.М. Бахтин, Й. Хёйзинга), по теории и семиотике текста (Ю.М. Лотман, Р. Барт, Б.А. Успенский), по интерпретации мифа и архетипа (Е.М. Мелетинский, В.Я. Пропп, В.Н. Топоров, М. Элиаде); работы о специфике памяти (Поль Рикёр, В.В. Нуркова), труды по проблеме виртуальной реальности (П.И. Браславский, Н.А. Нагорная), работы, посвященные определению жанровой принадлежности автобиографических произведений конца XIX – начала XX вв. (Б.В. Аверин, Н.А. Николина, Е.М. Болдырева, Л.И. Бронская, Л.Н. Савина), работы, посвященные творчеству А.М. Ремизова (А.М. Грачева, Е.Р. Обатнина, Антонелла д’Амелия, О.П. Раевская-Хьюз, А.В. Лавров, Ю.В. Розанов, Г.Н. Слобин, С.Н. Доценко).
Методологическая основа исследования. В диссертации используется историко-типологический метод исследования и метод мифореставрации; в отношении ряда произведений применяется структурно-семантический метод.
Объектом изучения стала автобиографическая проза А.М. Ремизова периода эмиграции (1920-х – 1950-х гг.).
Предметом настоящего диссертационного исследования является специфика времени и пространства в автобиографической прозе А.М. Ремизова эмиграционного периода.
Научное и практическое значение диссертационного исследования состоит в том, что его выводы способствуют пониманию специфики автобиографической прозы А.М. Ремизова периода эмиграции в процессе эволюции мемуарной и автобиографической прозы конца XIX – начала XX века, раскрывают особенности художественной памяти героя и обозначают её роль во временной и пространственной организации произведений. Анализ миропонимания писателя с позиции сознательного «выхода за пределы реального» (сновидческая и игровая интерпретация действительности) позволяет говорить о возможном использовании междисциплинарного понятия «виртуальная реальность» в контексте автобиографической прозы художника, в частности, об искажении временных и пространственных координат относительно реальной действительности в произведениях А.М. Ремизова.
Практическая ценность работы заключается в возможности использования её содержания в исследованиях творчества писателя, изучения и анализа общих проблем истории русской литературы конца ХIХ – начала ХХ вв., а также в вузовском и школьном преподавании.
Положения, выносимые на защиту:
- Произведения А.М. Ремизова периода эмиграции с точки зрения жанровой принадлежности можно назвать автобиографическим мифом, комбинированным жанровым образованием, созданным писателем по принципам традиционного, архаического мифомоделирования.
- Художественная память у Ремизова многоуровневая, синтетичная, она участвует в создании микроуниверсума и представляет сложную систему взаимодействующих элементов в сознании писателя, соединенных между собой активной позицией автора в пространстве русской культуры. В отличие от сложившейся автобиографической традиции XIX века, она не имеет границ, существует над субъектом, подчиняет личную, биографическую, память. Взаимодействуя с мифологической памятью, в основе которой лежит мифологическое мышление, воспоминание функционирует на уровне миромоделирования. Три вида мифологем – личные, общекультурные и комбинированные – как следствие художественной памяти писателя определяют специфику его автобиографического мифа.
- Организация времени и пространства в автобиографической прозе А.М. Ремизова представлена как циклическая мифологическая модель. Для аннулирования исторического времени писатель обращается к «неактуальным» для эпохальной действительности способам исчисления времени: обращение к народному и православному календарям, ритуализация ежегодно совершаемых действий в рамках народного праздника, трансформация летописного времени через разрушение календарной канвы событий. Обращение к мифологическому и сказочному хронотопам, где время и пространство воспринимаются в их неразрывности и цельности, позволяет говорить о своеобразной локализации мифологического пространства.
- Способы создания виртуальной реальности в художественном произведении – попытки расширить границы реального времени и пространства путем создания множественности миров, которые, будучи продуктом расщепленного сознания, трансформируют пространственно-временные координаты, присущие обыденной действительности, способствуют реализации авторского пространственно-временного континуума. Это обусловлено особенностями художественной памяти писателя, спецификой его мировоззрения. Игра и сон – два основных способа создания виртуальной реальности у А.М. Ремизова. Игра, будучи явлением художественной и бытовой жизни писателя, являясь содержательно замкнутой, в то же время остается открытой, цикличной, расширяет время и пространство жизни автобиографического героя по законам авторского миропонимания. Сон у А.М. Ремизова – способ создания виртуальной реальности, которая обусловлена синтетической памятью писателя и представляет мир, структурированный дневным сознанием сновидца с искаженными временными и пространственными координатами.
Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографического списка, включающего 227 наименований. Основная часть работы изложена на 186 страницах машинописного текста.
Апробация работы. Основные положения диссертации излагались на научных конференциях молодых ученых в ИГУ (2004 г., 2006 г.), в НГУ (2005 г.), в ТГУ (2005 г.), на международной конференции в ОмГУ (2005 г.). Содержание работы отражено в девяти публикациях.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы, определяется объект исследования, раскрывается научная новизна, научно-практическая значимость работы, указываются методы исследования, обозначаются цели и задачи работы. В качестве необходимого дополнения к рассмотрению жанровой специфики произведений мемуарно-автобиографического характера вводятся авторские критерии, позволяющие разграничить жанры художественной автобиографии и литературных мемуаров на рубеже XIX – XX веков: способ подачи материала, особенности памяти, позиции автора, повествователя и героя, специфику временной и пространственной организации.
Первая глава «Автобиографическая проза начала XX века» носит общетеоретический характер и посвящена раскрытию специфики автобиографической прозы рубежа XIX-XX веков.
В первом параграфе «Жанровая специфика автобиографической прозы рубежа веков» рассматриваются современные подходы исследователей (Л.И. Бронской, Е.М. Болдыревой, Л.Н. Савиной, Л.А. Трубиной) к проблеме жанровой принадлежности мемуарно-автобиографических произведений начала XX века. Автор приходит к следующим выводам: во-первых, личность не мыслится вне истории и политической ситуации. Вследствие особого исторического сознания писателей в начале XX в. традиционные рамки автобиографической прозы расширяются; авторы пытаются на примере собственной судьбы эстетически познать сущность эпохальных событий. В художественном произведении создается субъективный образ истории по мемуарному принципу: «Я так видел, так запомнил», колоритнее представляется и фигура самого писателя, который пытается связать с внешними событиями личные переживания, подробности бытовой жизни и выстраивает концепцию, модель времени в рамках сложившейся историко-культурной ситуации. Субъективное начало в произведениях возможно как один из вариантов объяснения и фиксации исторической реальности начала века. Следует назвать несколько художественных автобиографий, в которых историческое на уровне событий и фактов выведено за пределы личного: «Другие берега» В.В. Набокова, «Котик Летаев» и «Крещеный китаец» А. Белого, «Лето Господне» И.С. Шмелева. Во-вторых, повышенный интерес к реальному отображению событий выводит на первый план документальное начало, которое, вопреки вымыслу, становится своеобразным доказательством правдоподобности изображаемого писателем бытия. В соединении документального и художественного в границах автобиографического произведения в начале XX века неизменным остаются: отражение реальности, ретроспективность, обращение к читательской памяти, типизация, выявление общезначимого, эпохального смысла.
Во втором параграфе «Память, время и пространство в автобиографической прозе начала XX века» рассматривается роль памяти в мемуарно-автобиографических повествованиях начала XX века относительно временной и пространственной организации произведений.
Историческое сознание связано с автобиографической памятью, что позволяет писателям расширить границы собственной биографии за счет углубления в историческую реальность и её субъективного анализа. В автобиографических произведениях начала XX в. виды памяти проявляются по-разному: в мемуарах преобладает память историческая, в художественной автобиографии превалирует автобиографическая. Но нельзя говорить о том, что один вид памяти исключает другой; взаимодействуя, они подчинены концепции автобиографа, который волен погружаться в воспоминания, связанные с эпохальными событиями, с моментами личной жизни. По-разному в мемуарах и художественной автобиографии проявляют себя воспоминания. Для мемуариста воспоминание есть исходный и основной способ изображения событий, но для автобиографа - это один из многочисленных способов изображения событий в рамках развертывающегося сюжета наряду с художественным вымыслом и эмоционально-чувственным отображением действительности. Память может включать разного рода воспоминания, интерпретировать их относительно определенного состояния личности, применяться к значительному жизненному периоду, в котором отражается духовный и физический путь развития. Следует предположить, что орудием писателя в автобиографии становится память, тогда как воспоминание характерно для мемуаристики, но оно может эпизодически использоваться для детализации и конкретизации в границах автобиографического повествования. Исходя из этого, необходимо говорить о памяти как о значимом, определяющем элементе художественного мира писателя, и как о необходимом многофункциональном приеме его поэтики.
Глубина автобиографической памяти у каждого писателя своя, соответственно, временная и пространственная организация произведений зависит от пространности памяти, от интеллектуальных возможностей творца выйти за пределы собственной жизни во время истории и культуры в целом. На рубеже XIX – XX веков в художественных произведениях автобиографического характера происходит соединение исторического и автобиографического времени в результате углубления исторического сознания общества в связи с особой значимостью эпохальных событий. Создается перекрестная временная модель, которая может быть объяснима только через взаимосвязь исторического сознания общества с различными видами памяти.
В автобиографических произведениях начала XX в. историческое сознание и автобиографическая память позволяют писателю в рамках концепции вывести повествование за границы биографического и исторического времени и пространства или сузить до пределов конкретного жизненного периода. В этом случае следует говорить об «автобиографической эпизации», которая создается в произведении за счет расширения рамок хронотопа.
Время автобиографических произведений первой половины XX века сближает с эпическим следующее: связь с историей, соответственно внешнюю однонаправленность, замкнутость в системе концептуальной памяти писателя, всеохватность, особая насыщенность событиями.
Пространство – категория не менее важная в жанровом разграничении художественной автобиографии и литературных мемуаров. Создатели художественных автобиографий начала XX в. по-разному используют возможности памяти в зависимости от концептуального замысла: раздвигают границы, выводят повествование за рамки биографического и исторического времени и пространства или сужают до пределов конкретного жизненного периода.
Третий параграф «Способы моделирования действительности в автобиографической прозе начала XX века» посвящен рассмотрению процесса циклизации в художественном произведении и мифологизации жизни литературного героя.
Одним из способов моделирования действительности писателями начала XX века стало создание цикла и родственных ему прозаических единств.
Вторым способом является мифомоделирование (мифотворчество). Опираясь на труды Е.М. Мелетинского, М. Элиаде, К. Хюбнера, К.Г. Юнга, А.М. Пятигорского, диссертант обозначил структурные элементы мифа и сопоставил его с автобиографическим мифом в литературе начала XX века.
Для автобиографической литературы начала XX века (и для литературы периода эмиграции) характерно значение личности в мироздании и во времени, в человечестве, чем отчасти объясняется обращение к названным жанрам. В автобиографической литературе нач. XX века возникла тенденция к преобразованию жизни автора по законам искусства, что объясняется социально-историческими и культурными преобразованиями в стране. Мифологизация жизни в автобиографическом повествовании становится для писателя способом выражения не только авторского мировосприятия, но и отображает специфику писателя как творца, представителя русской литературы. Центром повествования становится не эпоха с историческими и культурными преобразованиями, а мифологизированная личность художника. В этом случае мы имеем дело с «автобиографическим» мифом.
В начале XX века творчество писателей-эмигрантов основано на принципе архаического мифомоделирования: жизнь человека уподоблялась космическим ритмам, строилась по законам ритуального повторения космогонической модели мира, что являлось «знаком» в культуре рубежа веков – вписать себя в эпоху, рассказать о себе, как о творце, воссоздающем миф о потерянной России, и об эпохе, времени как своеобразном «Времени Оно» (М. Элиаде), которое ещё есть возможность воплотить в искусстве. Так, В.В. Набоков называет это время «потерянным раем» («Другие берега»).
Автобиографический миф не определяется биографическими рамками (как в художественной автобиографии), он ограничен спецификой памяти и рамками авторского сознания; биографические факты становятся основой, которая может обрастать новыми смыслами и трактоваться согласно смоделированной писателем реальности. В художественной автобиографии автор является творцом концепции жизни в пределах своей биографии в существующем мироздании, ограниченным временными и пространственными рамками.
Писатель пытается воссоздать время, циклизируя его, что способствует переосмыслению истории через утверждение повторяемости жизненных циклов, формирующихся на рубеже эпох. Циклическая концепция времени свойственна архаическому мифомоделированию, поэтому мифотворчество в начале XX века можно рассматривать двояко: как личное мифотворчество – автобиографический миф, предметом изображения в котором становится личность автора (его творчество, жизнь и мировоззрение в целом), и как эпохальный миф, предметом изображения в котором становится эпоха.
Глава 2. Автобиографический миф А.М. Ремизова: специфика памяти, времени и пространства (на материале книг «Подстриженными глазами», «Иверень», «Взвихренная Русь», «Учитель музыки», «Мышкина дудочка, «Петербургский буерак»).
В первом параграфе «Автобиографический миф А.М. Ремизова как особая жанровая форма» определяется специфика автобиографического повествования А.М. Ремизова как соединение двух начал – мемуарного и автобиографического. Первое направлено на отображение событий исторического значения, свидетелем и участником которых был писатель, второе – на объяснение специфики своего миропонимания и мироощущения посредством активизации элементов многоуровневой синтетической памяти. Для писателя законы жанра не имеют значения; он создает свои законы, моделирует личный миф, одной из особенностей которого является раскрытие не только этапов жизни, биографии, но, прежде всего, это «история развития души автора». Предметом мифологизации является не жизненный путь, традиционно понимаемый как биографическое повествование о себе, а мировоззрение и мироощущение писателя в непрерывном процессе творчества.
А.М. Ремизов не чувствовал границ между литературным творчеством и бытовой жизнью, поэтому его образ в автобиографических произведениях следует воспринимать как мифологический, в котором соединяются реальность биографическая и вымышленность литературная, основанная прежде всего на собирательности художественного образа.
Ремизовская автобиография, как и классическая, ставит в центр повествования жизнь героя, при этом она условно разбивается на основные жизненные периоды (книги). Но пространственно-временные границы этой автобиографии размыты, и внешне невозможно прочертить их даже условно. Жизненный путь героя – путь, который выбрал себе автор вне календарного летоисчисления, вписал его в русскую историю и культуру, превратив линейность в многомерность, цикличность, уничтожив хроникальность.
В автобиографическом повествовании Ремизова читателю представлен совершенно иной тип героя – писатель, творец. Герой произведений Ремизова ведет не биографическое, а литературное родословие – от авторов произведений Древней Руси (протопоп Аввакум) до современников писателя (А.А. Блок), при этом видна духовно-генетическая связь не по крови и роду, а по специфике мышления, мироощущению и особой писательской позиции: Аввакум – Пушкин – Гоголь – Достоевский – Лесков – Блок. Установка на биографичность, характерная для жанра классической автобиографии, сменяется установкой на изображение героя в контексте основных духовно-нравственных приоритетов самого художника и всего поколения эмигрантов, ориентированных на многовековую русскую культуру.
Автобиографическое повествование А.М. Ремизова создается по циклической модели мира, в которой сакрализуется жизненный путь героя. Руководствуясь принципом субъективного видения, автор структурирует жизнь по законам древней космогонии, чтобы полнее представить картину историко-литературной действительности и собственную персону как центр мироздания.
От традиционных жанров художественной автобиографии и литературных мемуаров автобиографическое повествование А.М. Ремизова отличает следующее: повышенная субъективность подачи материала, ориентированная на раскрытие духовного мира писателя и специфики его мироощущения, наличие игрового начала, композиционная усложненность произведений.
Автобиографический миф Ремизова невозможно рассматривать исключительно с позиции структуризации и композиционно-сюжетной циклизации. Основными определяющими его компонентами являются специфика автобиографической памяти писателя, способы организации времени и пространства.
Во втором параграфе «Память как моделирующая основа автобиографического мифа А.М. Ремизова» рассматривается специфика художественной памяти писателя на примере произведений «Подстриженными глазами», «Взвихренная Русь», «Мышкина дудочка».
Первый подпараграф посвящен особенностям памяти писателя, которая определяется как синтетическая, выходящая за пределы биографической памяти в пространство русской культуры. Она моделирует мир, участвует в создании микроуниверсума, в котором составляющими элементами становятся воспоминания и то, что порождается ими. Личная память А.М. Ремизова представляет конструктивное образование, границы которого обусловлены архаическими пластами многовековой культуры человечества. Память начинается со звона колокола Ивановской колокольни, но в «Подстриженных глазах» автор оговаривается, что эта точка в памяти не является настоящей его памятью, это только «первый оклик, на который я встрепенулся»[1]. Через генетически ощущаемую прапамять писатель стремится посредством чувственного восприятия мира зафиксировать состояние эпохи, центром которой он делает собственную личность творца. Поэтому восприятие мира подается им как осколочное бытие, которое заключается не в рамках хронологически размеченной жизни, а в пределах духовной памяти человечества. Эта особенность ремизовской памяти выводит произведение за рамки автобиографии в традиционном понимании жанра.
Писатель использует понятия «узлов», «закрут», «загогулин» памяти. Этим он объясняет читателю позицию автобиографа, сознательно выходит из традиционных рамок автобиографического повествования и обозначает, что хронологических границ в описании его миропонимания не существует. «Узлы» – состояния, идущие из памяти человечества, проявляющиеся как элементы бессознательного. «Закруты» – знаковые состояния духовного мира писателя. «Загогулины» – объединенные фрагменты воспоминаний, связанные с жизненными событиями и образующие в системе памяти тематические узоры. В отличие от «узлов и закрут», которые объясняют мироощущение Ремизова, «загогулины» дают представление о ситуациях в жизни писателя, представленных как судьбоносные явления.
Особая роль в системе синтетической памяти А.М. Ремизова принадлежит воспоминаниям. В традиционном автобиографическом повествовании воспоминание процессуально, ограничено во времени и пространстве, открыто читателю, доступно для его сознания. У Ремизова можно увидеть два типа воспоминаний: понятное и открытое читателю, которое опознается через объяснения и отсылки к авторитетам современной автору эпохи или других эпох; и закрытое, которое невозможно понять и принять другому человеку, оно закодировано для читателя, работает на создание мифа об авторе-герое. Воспоминания закрытого типа характерны для художественной автобиографии, продиктованы эпохальным контекстом начала XX века.
В системе памяти писателя цепочки воспоминаний могут порождать друг друга в творческом акте. Книга порождает воспоминания, они же – свободный поток размышлений, что приводит к нивелированию исторического времени, к созданию особой темпоральности. Воспоминания у Ремизова могут не соединяться между собой, что объясняется компилятивным способом создания текста, представляют разрозненные зарисовки-миниатюры из жизни героя. Это не характерно для автобиографической памяти в произведении, которая традиционно представляется как плавный поток; в нем воспоминания представляют цепочку связанных элементов. Из этих осколочных воспоминаний склеивается картина прошлого, которая включает метатекстовый пласт; в нем получают развитие авторские чувства, свободные ассоциации. Поэтому воспоминание у А.М. Ремизова имеет многослойный характер.
В произведениях писателя ассоциация как способ моделирования конструкта памяти является связующим звеном личной и общекультурной памяти в спектре её субъективного понимания и преломления. Для Ремизова ассоциативность является практически основным способом соединения воспоминаний, поскольку позволяет актуализировать в единый сюжетный ряд не только биографические детали прошлого, но и контаминировать фрагменты чувственно-эмоционального начала памяти с элементами духовной культуры человечества на образно-символическом уровне. Личная память является знаковым центром, через который реализуются моменты общекультурной (литературной) жизни прошлых эпох, жизни, не принадлежащей автору реально, но легко воспроизводящейся через вехи жизни героя.
Многослойность воспоминания для А.М. Ремизова имеет специфическую функцию актуализации прошедшего в спектре новых осмыслений, чувств. Одни и те же события могут несколько раз подаваться в произведении, но интерпретироваться по-разному. Это становится возможным из-за проявляющихся узлов и закрут памяти писателя. Момент своего рождения Ремизов описывает несколько раз, но всегда в различном контексте. Здесь факт как воспоминание облачен в концепцию и работает на создание сверхсмысла. Воспоминания А.М. Ремизова могут быть связаны и с мистическими событиями жизни, являющимися символами его духовного становления. Он может возвращаться к биографическим эпизодам, не придерживаясь рамок хронологии (рождение в ночь на Ивана Купала, проклятие матери, плевок юродивого в его глаза, отказ Иоанна Кронштадтского его благословить, смена ирреального, иллюзорного мира на реальный после того, как надел очки).
Второй подпараграф посвящен описанию мифологем в творчестве А.М. Ремизова, которые формируются в системе его многоуровневой памяти. По акцентам, расставленным в литературе, он пытается моделировать жизнь. Три вида мифологем определяют специфику автобиографического мифа писателя: личные, общекультурные и комбинированные.
Природа личных мифологем в творчестве А.М. Ремизова заключается в их индивидуальной значимости, что позволяет раскрыть грани авторского сознания и мировосприятия в условиях социально-исторической и литературной жизни. Сакральная функция личных мифологем создается за счет воспроизводимости мотивов и образов (архетипов) древнейшей культуры человечества в качестве образца с учетом авторской интерпретации своей жизни.
Одной из основных личных мифологем следует считать мифологему собственной судьбы, которая формируется по акцентам, расставленным в русской литературе до Ремизова. Писатель моделирует собственную жизнь, прочерчивая духовные «траектории», отмечая их каким-либо знаковым состоянием своего эмоционального мира, который диктует условия для развития памяти. Диссертант выявляет «траектории» странничества и страдания, возникшие из соотнесения собственного пути изгнанника с трагической судьбой Аввакума и определяющие мифологему авторской судьбы. Любопытна жизненная позиция Аввакума и Ремизова: «наперекор» Ремизова («Прошел я через огонь скорбей… И горечь, и огорчение близки моему сердцу… Надо научиться как-то побеждать, крепко держась за жизнь»[2] ) и бунт Аввакума – движение, обратное течению (как водному, так и социальному).
Второй личной мифологемой является мифологема отверженности. В её основе лежит библейский мотив Каина, проявившийся в творчестве писателя в виде сквозных мотивов одиночества, неприятия писательского дара. События из жизни писателя сформировали мифологему. С детских лет близорукость Алексея Ремизова дала возможность воспринимать мир «подстриженными глазами», четырехмерным пространством. Это позволило ему почувствовать «выделенность» из мира людей. Данная мифологема в творчестве Ремизова определяется духовной связью с протопопом Аввакумом. Страдания и лишения знаменуют жизненный путь писателей. Мотив изгнанника определяется Ремизовым личными (вынужденная эмиграция) и социальными мотивами (неприятие творчества редакторами, критиками, писателями). Духовное страдание объясняет позицию творца, обреченного на отверженность и боль.
К общекультурным мифологемам относится мифологема распятия, она связана с мифологемой собственной Судьбы. Общекультурные мифологемы соединяют жизнь писателя с моментами литературной и исторической жизни человечества, вписывая авторский микрокосм в макрокосм культурной памяти. Обозначая связь: Христос – Аввакум – Ремизов, писатель скрепляет исторической памятью, пропамятью (орфография Ремизова) физические и духовные страдания, проецируя их на созданную мифологему. Крест, распятие, понимается им как духовный крест, победа над смертью, ноша Спасителя, которая невозможна без воссоздания в себе мученического пути (воспроизведение архетипической ситуации распятия). Также крест можно понимать и как трансформированный мифологический образ мирового древа, вертикальная ось культуры, связующая «малое» (личное) с «великим» (человеческим). В этом смысле человек (Аввакум или Ремизов) на кресте является связующим звеном личного микрокосма человека с макрокосмом культуры, истории и литературы.
Мифологема огня – одна из общекультурных мифологем в автобиографическом мифе Ремизова. С архетипическим образом огня писатель связывает свою судьбу и определяет им смысл творчества. В каждой из книг он упоминает этот образ, трактуя его по-разному, но неизменным остается значение огня как жизнетворящей силы. Огонь, как и крест, можно назвать судьбоносным началом жизни Ремизова. Распятие на кресте и сжигание на огне, – возвращение к истокам культуры, действо сакральное, способное повториться в любой исторический период, несущее смысл духовного очищения. Так, Ремизов, описывая казнь Аввакума (с проекцией на себя), упоминает о «белом огне». Огонь крестовый не несет разрушающего свойства. В случае, когда огонь проявляется у Ремизова как пожар (поджог училища, пожары завода Вогау и типографии Ивана Федорова), можно говорить об его стихийном характере; в недрах глубинной памяти писателя объект возрождается из огня. Огонь как явление космогонического характера проходит сквозь «Взвихренную Русь», обладает разрушительной и созидательной силой. В «Мышкиной дудочке» огонь представлен как разрушительная стихия – «светопреставление», которая в памяти писателя является переходом в новое онтологическое состояние.
С мифологемой огня тесно связана и мифологема страждущей России. В ней соединяются как общекультурные архетипические, так и личные мотивы Ремизова, поэтому она является комбинированной мифологемой. Архетипический образ матери и космогонический образ порождающей земли сливаются у А.М. Ремизова в образ России. С детства образ матери в сознании писателя связан со страданием и одиночеством. Мать, пославшая проклятие сыну при рождении, запечатлевшаяся в его памяти с «… длинным земным поклоном» перед иконой, в его творчестве переходит в образ страдающей Богородицы, хранительницы российской земли. Образ Богородицы ассоциируется в сознании Ремизова с полыхающей русской землей («Взвихренная Русь»). Образ матери также сближен с образом пустыни, которая является у Ремизова местом спасения от бед исторических. Образ пустыни можно трактовать двояко: пустыня – это земля, которую Бог не благословил, превратить страну в пустыню – уподобить ее мифологическому Хаосу; и пустыня как место отшельников, ушедших от мирских сует, страждущих за народ христианский. Архетип матери во «Взвихренной Руси» проявился и в образе богомольной старушки (аналог страждущей Богородицы), олицетворяющей Россию.
Одной из главных мифологем в границах автобиографического мифа Ремизова является мифологема дома как центра мира. Архетипическое значение мотива дома как космоса, в котором человек чувствует себя гармонично; пространство вне дома представляется как хаос. У Ремизова Хаос представлен образами дороги (перекресток, путь в ссылку – заточение в кандалы, трудности пешего передвижения), улицы как средоточения Хаоса и разрушение Космоса дома. Согласно противопоставлению пространства дома как Космоса (гармонии и упорядоченности) и пространства улицы как Хаоса (разрушение гармонии человека с окружающим миром) можно говорить о закрытом сакральном пространстве, посредством которого и реализуется мифологема дома в автобиографическом творчестве А.М. Ремизова.
Также в творчестве писателя явно обозначает себя открытое пространство дома, не имеющее четких границ: Россия и Москва, ставшая недостижимым местом гармонии человека с миром в условиях эмигрантской жизни скитальца. Содержание данной мифологемы не вписывается в семейно-родовые границы, что было традицией для создателей автобиографической прозы сер. XIX – нач. XX вв. Дом у писателя – сакральное место для творчества, где вершится ритуал, создается мифологическое пространство. Описывая свою жизнь в Париже, Ремизов представляет квартиру по улице Буало как центр мира, а внешний мир – пространство дома, населенное мифологическими персонажами. Писатель переосмысляет миф о Дельфийском оракуле, вообразив свою квартиру святилищем. Вещь в пространстве дома выполняет функцию волшебного предмета, сакрализует жизнь хозяина и способствует организации пространства домашнего очага.
Третий параграф «Организация времени и пространства в автобиографической прозе А.М. Ремизова» посвящен осмыслению особенностей пространственно-временного континуума в произведениях писателя.
В первом подпараграфе на примере книг «Учитель музыки», «Иверень», «Мышкина дудочка» рассмотрены способы организации времени и пространства. В данных произведениях писатель для аннулирования исторического времени обращается к «неактуальным» для эпохальной действительности способам исчисления времени, циклизируя и замыкая его. Точками отсчета времени жизни автобиографического героя становятся народные и христианские праздники, ритуализация ежегодно совершаемых действий в рамках народного праздника. Например, в книге «Учитель музыки» в части «Петербургские святки и летопроводец» время измеряется народными и библейскими событиями, что указывает на цикличность, обратимость времени. Это объясняется культурно-историческими предпосылками, связанными с празднованием дня Симеона-Летопроводца, Рождества.
Еще одним способом циклизации времени является обращение писателя к мифологическому и сказочному хронотопам. Для времени исторического в памяти автобиографического героя нет места, мистические окрашенные события крещенских вечеров в таинственном пространстве петербургской жизни Корнетова задают сказочный хронотоп. Пространство квартиры напоминает пространство сказочной избы: расположена «на высотах», с тремя комнатами, которые символично представляют вход в различные миры: «рабочая – нечто неподобное в семь углов – “избушка ледяная”, затем большая комната – “палаты пировые брусяные”, а из них ход… в “логовище”; ванная звалась “купельницей”; кухня – “куховар”… “поварня”»[3]. В этом мистическом пространстве время бытовой жизни хозяина квартиры нивелируется, его отсчет начинается в пространстве таинственной квартиры. Роль хозяина квартиры – роль проводника не только по комнатам, но и по лабиринту улиц, петляя по которым, неизменные участники крещенских вечеров разыскивают исчезнувшего со старого места жительства учителя музыки. В лабиринте теряется ощущение времени: оно течет в ином измерении, а герои, плутая, погружаются в пространство, способное расширяться вглубь и вширь. Время, подобно безграничности пространства, теряет мерность, его отсчет начинается с момента входа в лабиринт и продолжается в новом пространстве и времени. Достичь центра в мифологическом лабиринте могут обладающие сакральным знанием (у Ремизова это представители обезьяньего ордена), ведь центр петербургского лабиринта и есть квартира Корнетова, а путь до нее – множество тупиков, которые гости посетили в поисках учителя музыки.
Несмотря на циклизацию житейского времени, обусловленного синтетической памятью, в «Учителе музыки» выводится параллельное замкнутому летоисчислению мифологическое время, координатами которого измерялась жизнь героя в период петербургских вечеров. Ремизов сознательно разделяет два временных потока, определяя замкнутое время бытового существования в эмиграции как профанное, его цикличность объяснима как безысходность существования, замкнутый жизненный круг, но период путешествий героя обозначается как выход из скучных будней в мистически окрашенное бытие.
В «Иверене» писатель наделяет себя полномочиями героя волшебной сказки, организовывая действо по законам жанра. Композиция книги своеобразна: в ней выделятся три законченных повествования, главы книги объединены в циклы. Такими циклами являются: «Начало слов. Запев к «Кочевнику». Иверень (Родословие)», «Кочевник. В сырых туманах», «Розовые лягушки. Мое вступление в литературу». Вся книга «Иверень» собрана Ремизовым в одну из трех композиционно-сюжетных самостоятельных циклов по схеме волшебной сказки. Она легко выделяется в повествовании, а действия героя, регламентированные ею, определяют движение времени в одном направлении, но, несмотря на момент автобиографизма, оно исторически не определено, замкнуто в сюжете и актуально только в пределах событий. «Жили-были на Вологде три титана…», «а на Москве два демона», «В Вологде жили-были два еркула» – эти словесные формулы аннулируют наличие временных компонентов в каждом из обозначенных кругов действий героя. Течение этого времени однонаправлено и легко определяется словесно: «вдруг», «произошло недоразумение», «всем нам не за горами срок убираться», «только ступил…, сразу почувствовал». Пространство зависит от многособытийности. Через странствия и преодоления препятствий Ремизовым показывается довольно продолжительный период в жизни героя. Можно наблюдать строгую локализацию: Пенза, Вологда, Москва; пределы квартир, где обитает герой, четко обозначены. Пространство может сужаться – постепенный спуск героя в «подземное царство» (сначала в подвал, затем в тюрьму) как результат вынужденной перемены мест, или расширяться – каждое важное событие в жизни героя происходит на новом месте (городе, квартире, пристанище). За счет широкой географии жилья и вынужденных перемещений героя расширяется пространство. В главе «В сырых туманах» оно приобретает характер сказочного пространства – «мужского дома», который стоял в лесной глуши, «на круче, без соседей». Вместо умершей красавицы – спящая загадочная царевна Оде. Ягина избушка (бабушки Ивановой) также претендует на сказочное место отдыха героя, на пространство «малого дома». В итоге всех странствий герой Ремизова вновь возвращается в место, откуда начал путь.
Во втором подпараграфе рассматриваются основные способы трансформации летописного времени. В книге «Взвихренная Русь» память А.М. Ремизова отразило особенности восприятия исторических событий начала XX века, но их субъективное понимание позволило писателю расширить рамки календарного времени и представить эпохальные события в особой системе координат. Два временных потока (истории и личной жизни), пересекаются в точках, календарно закрепленных писателем.
Определив, что летописное время в книге является основным, диссертант выделил основные приемы его трансформации. Во-первых, замедление размеренного течения летописного времени за счет введения вставных разножанровых произведений (некрологи, стилизованный фольклорный плач-молитва) и технических правок, аннулирующих хронологическую последовательность изложения событий. Эти законченные произведения можно назвать аккумулирующими центрами повествования; они содержат сжатую концепцию истории русской земли, поданную писателем-летописцем в свете событий современности. Во-вторых, субъективация исторических событий через отход от календарного исчисления времени к христианскому времени святых праздников и отстранение от событий истории посредством ухода в своеобразный рай, «Божий мир». Движение субъективного времени происходит не с помощью календарной датировки и указания на события истории, оно измеряется временем святых праздников: Рождество – Крещение – Благовещенье – Пасха. Это время не имеет пересечений с историей, отличается цикличностью и мерным течением, которое не может быть сиюминутным, прерывистым, как историческое, календарное; закреплено в христианском календаре. Ещё одним способом уйти от исторической действительности для героя Ремизова является погружение в бытовое время и пространство личной жизни. Описание жилища, процесса чаепития и пребывания в «клопиной квартире» создают замкнутое пространство, аналогичное тюремному заточению, которое противопоставляется хаосу пространства улицы. В-третьих, введение потока памяти, который задается в результате субъективного восприятия Ремизовым исторического прошлого. Веха в жизни народа и страны может стать для писателя материалом для рефлексии и средством актуализации духовной памяти человечества в образных парадигмах, создающих сверхвремя, уводящее за пределы исторической действительности и расширяющее её до пределов авторской концепции миропонимания. Через систему образов Ремизов прочерчивает духовные траектории, позволяющие выйти за пределы истории, связать несколько эпохальных точек и образовать новый поток времени, течение в нем измеряется спецификой авторской памяти. Три траектории позволяют увидеть взаимосвязь времен и их историческую преодолимость. Первая траектория страдания и боли связывает времена через осколки памяти человечества системой образов (огонь, Голгофа, колокольный звон и молитва Алеши Карамазова за страдания окружающих). Вторая траектория – экскурс в прошлое России. Описание Ремизовым строительства Петербурга Петром I можно назвать воспоминанием, которое функционирует на уровне миромоделирования, является свидетельством автора о событиях реальной действительности, но свидетельством совершенно иного плана – духовной, а не биографической жизни мемуариста. Третья траектория – траектория воспоминания. Биографическое время жизни Ремизова отражается в его переплетениях со временем жизни Блока и вписывается в историческое. В форме внутреннего диалога в монологе (обращение Ремизова к Блоку в настоящем времени) воспоминания группируются вокруг образов современной писателям эпохи.
Глава 3. «Виртуальная реальность» в автобиографическом мифе А.М. Ремизова посвящена способам разрушения календарного времени и пространства в автобиографическом творчестве художника.
В первом параграфе «Понятие “виртуальной реальности” и его преломление в художественном произведении» рассмотрена эволюция термина, обозначен ряд особенностей, определяющих виртуальную реальность в художественном произведении. Расширение границ реальности путем создания множественности миров, являющихся продуктом индивидуального расщепленного сознания, трансформирующих пространственно-временные координаты, присущие обыденной действительности, способствует реализации авторского пространственно-временного континуума. Происходит материализация возможных миров в различных формах, в том числе и игровых. Множество миров, порожденных сознанием героя, способствуют более глубокому, иногда парадоксальному раскрытию внутреннего мира героя. Использование приемов создания виртуальной реальности в произведении позволяет сформировать новую реальность с особыми временными и пространственными координатами, диктуемыми художественной памятью писателя и спецификой его миропонимания.
В диссертации определены основные способы создания виртуальной реальности в художественном произведении – сознательное структурирование новой действительности по образу реальной – игра, и моделирование ирреального времени и пространства за счет использования элементов бессознательного – сон, что характерно и для автобиографического творчества А.М. Ремизова.
Основные признаки игры как способа организации «виртуальной реальности» заключаются в создании иного бытия, которое, в отличие от объективной реальности, четко структурировано. Каждый участник игрового действа ограничен рамками места и времени и обязан соблюдать правила, иначе разрушается гармония и теряется эстетическая ценность игры; содержание и сущность игрового действа имеют своего адресата и рассчитаны на уровень сознания участников, их интеллектуальный потенциал.
Вторым способом создания виртуальной реальности является сон. Относительно трехмерной реальности в сновидении время представляется дискретным, многослойным – прошлое наслаивается на настоящее, настоящее проецируется в будущее. Во сне сознание человека неактивировано (предметный мир заменяется субъективной мотивацией, чувствами, эмоциями). На отсутствие ясности указывает невозможность оценить события сна как целое; длительность событий, представленных как череда кадров, воспринимается на эмоционально-чувственном уровне. Пространство сна разомкнуто, многослойно, объемно, не определяется координатами реальной действительности и представляет структуру, частично отражающую концепцию миропонимания личности в момент её сознательной активности. Сновидение под действием бессознательного преломляет действительность, создает на основе обыденной реальности иную модель отношений субъекта с миром объектов, мотивированную их психологическим взаимодействием. Таким образом, можно говорить о реальности сна как о виртуальной, гипотетически возможной, изменчивой в границах субъективного видения действительности.
Во втором параграфе «Организация времени и пространства в границах игрового сознания А.М. Ремизова» на примере части книги «Взвихренная Русь» - «Обезвелволпал» - рассматривается игра как явление литературной, художественной жизни автора и одновременно явление его повседневной, бытовой жизни. Писатель, как основная фигура этой игры, внутри этих внешне заданных рамок установливает собственные правила поведения и через введение отдельных приемов расширяет пространственные и временные рамки игрового действа.
Игра необходима Ремизову как способ свободной интерпретации жизни, как выражение и отражение в ней, себя – творца – в крайне неустойчивой действительности русской эмигрантской интеллигенции. Ремизов создает свою модель государства именно в переходный период рубежа веков, нестабильное время хаоса, когда возникают теории создания нового мира на руинах старого. Православный Бог в сознании людей умирает, появляются новые религиозные и философские искания в культурной среде. Ремизов выступает теургом: с помощью игры создает собственный мир так же, как и Бог создал землю, из хаоса; его границы четко определены. Модель реально-воображаемого мира строится на своеобразном противопоставлении человеческого (вместе с тем и исторического) и обезьяньего (вымышленного). В нем писатель принимает два противоположных облика – царя и юродивого; формируется своеобразная игровая парадигма, отличительной чертой которой становится переход из одного облика в другой. Так, «обезьянья» игра имела выражение через олицетворение писателя с предводителем обезьян царем Асыкой и через его поведение как юродивого в маске скомороха. Игра в царя и юродивого в маске скомороха амбивалентна, проводится в двух игровых парадигмах в различное время, смена ролей происходит в зависимости от места и времени происходящих событий.
Юродство писателя не природное, а добровольное, он как бы балансирует на грани смешного и серьезного, трагического, создает свой мир «навыворот», обнажая душу и переворачивая все вверх ногами, шутит над собой и сложившейся действительностью в полной серьезности. Трагическое восприятие жизни передается комически. Юродство Ремизова традиционно зрелищно, имеет смысл только в окружении его членами обезьяньего ордена; тогда писатель начинает вести себя иначе, наедине с собой он не юродствует, посвящая все свободное время творчеству.
Ремизов играет в юродивого и в царя, но игра в юродивого происходит в пределах исключительно «внешнего» мира, в «чужом» пространстве улицы, в хаосе взвихренной России, обусловлена и предопределена историческими событиями. Игра в царя протекает исключительно в границах петербургской квартиры Ремизова (позднее продолжится в парижской квартире), замкнута по своей сути, сакральна и жестко регламентирована.
Создается время, заданное парадигмой самого играющего, который, используя календарный отрезок времени, расширяет временные и пространственные рамки игры до пределов, диктуемых, прежде всего, ранее заданными правилами игрового поведения. В установленное время и пространство кроме участников игры никто не может проникнуть и скоординировать её ход, так как не вовлеченным в круг действующих лиц она непонятна и совершенно не видна, духовно значима лишь для писателя и его окружения. Тем самым через моделирование собственного мира он находит в литературной игре художественную свободу творчества. Поэтому игра Ремизова способна расширяться до необходимых автору временных и пространственных пределов, и, являясь содержательно замкнутой, остается открытой (цикличной) – может повториться в новых пространственно-временных условиях.
В третьем параграфе «Сон как выход за пределы реального времени и пространства» на примере произведений «Взвихренная Русь», «Учитель музыки», «Мышкина дудочка», «Петербургский буерак» определена специфика снов, выступающих как сознательно структурированная модель, система символов и образов, несущая смысловую нагрузку и раскрывающая особенности миропонимания писателя, ощущения времени и пространства как возможного конструктивного бытия в условиях исторической предопределенности.
Объектом внимания явились сюрреалистичные сны, выступающие как структурированная модель, система символов, образов, ощущений, несущая смысловую нагрузку, раскрывающая особенности миропонимания Ремизова. Все образы и символы сновидений писателя выходят из его многоуровневой памяти. Духовный опыт Ремизова основывается на архетипах, проявляющихся в его творчестве и снах автобиографического героя как личные, общекультурные и комбинированные мифологемы. Это образы-символы: огонь, вихрь, лестница, крест, пустыня, перекресток и экзистенциальные мотивы вины, страдания, боли.
Диссертант выделил четыре типа снов в автобиографическом наследии А.М. Ремизова: сны, порожденные исторической действительностью; сны, обусловленные синтетической памятью автора и отражающие его мироощущение; сны, переходящие в явь и раскрывающие сущность бытовой жизни сновидца; сны исповедальные, концептуально завершающие автобиографическое повествование.
Из всего многообразия снов первого типа выделяются пророческие, вещие сны, которые имеют не только репродуцирующий, но и прогнозирующий, «вещий» смысл, так как предсказывают герою судьбу страны. Они многомерны, в одной временной точке сливаются прошлое, настоящее и будущее. Несмотря на то, что в любом сне изменяется течение реального времени, события переворачиваются наизнанку, время становится непостижимым для человеческой логики, для ремизовского сновидца открывается особая перспектива – он становится прорицателем, которому подвластно проникновение в сверхвремя и постижение сакрального для человечества знания. Поэтому время сна и время истории тесно связанны между собой; создается ощущение соединения времен одним событием; связующим звеном становится автор-сновидец-прорицатель.
Следующий тип снов – сны, обусловленные синтетической памятью автора, отражающие его мироощущение. В них с особой ясностью проходит мысль о непрерывности жизни духа, о тесной связи сна с личной памятью писателя (не выходящей за пределы жизни – автобиографической памятью). Сны данного типа сны, раскрывающие специфику памяти писателя, представлены в книге «Подстриженными глазами», где трудно провести грань между миром снов и действительностью: они постоянно сливаются, дополняют, продолжают друг друга. Поэтому отдельные эпизоды, из которых состоит книга, свободны от законов логического мышления, соответственно, от привычной логики автобиографического повествования, так как подчинены мифологической памяти писателя.
Третий тип – сны, переходящие в явь, раскрывающие сущность бытовой жизни сновидца. Погружение в сон не всегда позволяет Ремизову отразить специфику своего мироощущения, которое тесно связано с многоуровневой памятью. Поэтому он часто использует прием «сознательного сна» или сна наяву, расширяющий границы биографической реальности. Особое зрение «видеть то, что другим не под силу» позволяет Ремизову сознательно выйти за пределы дневной реальности. Для этого он использует различные видения, роль которых заключается в максимальном сближении событий с особым ощущением действительности, на грани сна и яви. Сон и видение в текстах Ремизова сближены, используются художником как единое целое. Все сны и видения автобиографического героя логически связаны между собой. Каждый последующий сон в книгах Ремизова «Учитель музыки» и «Мышкина дудочка» обусловлен предыдущим. Также для перехода из яви в сон Ремизов использует прием погружения в состояние незрячести, гипертрофируя свою близорукость до слепоты на грани видений. Слепота рассматривается как свобода не только от постоянного страха за жизнь при переходе через улицу, но и как свобода от реальной действительности (состояние легкости, безмятежности и всемогущества, характерное для человека во сне).
Четвертый тип снов – сны исповедальные, концептуально завершающие автобиографическое повествование. Последний сон героя «Учителя музыки» важен для понимания жизни в эмиграции, автор называет его последним «живым» моментом реальности. Ремизов локализует пространство сна до конкретного пространства улицы (вход в метро) и объективирует время, превращая его из мистического и многомерного в линейное время обыденной жизни. Этот сон автор определяет как заключительный, его можно назвать развязкой душевной драмы Корнетова-Ремизова, прозвучавшей как исповедь сновидца, после которой происходит очерствение души в грубой реальности. В этом плане интересен и сон из «Мышкиной дудочки» - «Последнее слово», который раскрывает тему прощания с литературой и тему смерти.
В заключении подводятся итоги исследования. В работе осуществлено целостное рассмотрение специфики времени и пространства в автобиографическом наследии А.М. Ремизова периода эмиграции 1920-х-1950-х гг. Проведенное исследование творчества писателя позволяет говорить о своеобразии его мироощущения и определить тесную взаимосвязь синтетической памяти Ремизова с особым постижением времени, не ограниченным исключительно календарными рамками, и с организацией пространства по законам художественного мировосприятия.
Концепцию времени и пространства в автобиографическом наследии А.М. Ремизова периода эмиграции можно представить как систему различных способов трансформации времени и пространства: от простейшей циклизации профанного, бытового времени героя и трансформации летописного времяисчисления до сакрализации, мифологизации времени и расширения пространства через создание возможных миров в сознании героя посредством игровой и сновидческой интерпретации реальности.
Основное содержание диссертации отражено в публикациях:
- Вахненко, Е.Е. Жанровые особенности волшебной сказки в книге А.М. Ремизова «Иверень» [Текст] / Е.Е. Вахненко // Вестник Иркутского университета. Специальный выпуск. Материалы ежегодной научно-теоретической конференции молодых ученых. – Иркутск: Иркут. ун-т, 2004. – С. 167-170.
- Вахненко, Е.Е. Виртуальная мифолегенда как модель жизнетворчества А.М. Ремизова (на материале книги «Подстриженными глазами») [Текст] / Е.Е. Вахненко // Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения: Материалы VI Всероссийской научно-практической конференции молодых учёных (22-23 апреля 2005 г.). – Томск: Изд-во ТГУ, 2005. Вып. 6. – Ч.2.: Литературоведение. – С. 43-46.
- Вахненко, Е.Е. Литературные мемуары и художественная автобиография: к проблеме разграничения жанров [Текст] / Е.Е. Вахненко // Судьба жанра в литературном процессе: сб. науч. ст. Вып. 2. – Иркутск: Иркут. ун-т, 2005. – С. 36-52.
- Вахненко, Е.Е. Мотив трагической судьбы протопопа Аввакума и его преломление в системе автобиографической памяти А.М. Ремизова [Текст] / Е.Е. Вахненко // Святоотеческие традиции в русской литературе: сб. материалов научной конференции. – Омск: Изд-во «Вариант-Омск», 2005. – Ч. I. – С. 98-102.
- Вахненко, Е.Е. Особенности памяти в автобиографическом повествовании А. М. Ремизова «Подстриженными глазами» [Текст] / Е.Е. Вахненко // Литера. Вестник факультета филологии и журналистики Иркутского государственного университета. – Выпуск 2. – Иркутск: Изд-во «Оттиск», 2005. – С. 50-63.
- Вахненко, Е.Е. «Юродивый скоморох» в облике обезьяны (к феномену ремизовской игры в «Обезвелволпале») [Текст] / Е.Е. Вахненко // Анализ литературного произведения. В пространстве комического: Межвуз. сб. научн. тр. памяти проф. А.П. Московского. – Иркутск: Изд-во ГОУ ВПО «Иркут. гос. пед. ун-т», 2005.– С. 42-52.
- Вахненко, Е.Е. Временные координаты «Взвихренной Руси» А.М. Ремизова [Текст] / Е.Е. Вахненко // Современные проблемы изучения и преподавания литературы: Межвузовский сборник науч.-метод. тр. – Вып. 7. – Иркутск: Изд-во Иркут. гос. пед. ун-та, 2006. – С. 13-24.
- Вахненко, Е.Е. Мифологемы в структуре автобиографической памяти А.М. Ремизова (на материале книг «Подстриженными глазами», «Взвихренная Русь», «Учитель музыки», «Мышкина дудочка») [Текст] / Е.Е. Вахненко // Вестник Иркутского государственного технического университета. – Иркутск: Иркут. гос. тех. ун-т, 2006. – № 4. Т.2. – С. 111-115.
- Вахненко, Е.Е. Способы организации «виртуальной реальности» в автобиографическом повествовании А. М. Ремизова «Взвихренная Русь» [Текст] / Е.Е. Вахненко // Современные гуманитарные исследования, № 4. – М.: ООО «Компания Спутник+», 2006. – С. 64-70.
[1] Ремизов А.М. Собрание сочинений: В 10 т. / А.М. Ремизов. – М.: Русская книга, 2000. – Т.8. Подстриженными глазами. Иверень. – с. 6.
[2] Кодрянская Н. Ремизов в своих письмах / Н. Кодрянская – Париж, 1997. – с. 70-71.
[3] Ремизов А.М. Собрание сочинений: В 10 т. / А.М. Ремизов. – М.: Русская книга, 2002. – Т.9. Учитель музыки: Каторжная идиллия. – С. 10.
