Проблемы поэтических образов в творчестве джалолуддина руми
На правах рукописи
Салими Хатлони
ПРОБЛЕМЫ ПОЭТИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ
в творчестве Джалолуддина РуМИ
10.01.03 – Литература народов стран зарубежья
(таджикская литература)
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание учёной степени
доктора филологических наук
Душанбе – 2009
Работа выполнена в отделе истории литературы Института языка и литературы им. Рудаки Академии наук Республики Таджикистан.
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Шарифов Худои
доктор филологических наук, профессор
Абдусатторов Абдушукур
доктор филологических наук,
Казакова Умринисо
Ведущая организация: Таджикский государственный
педагогический университет
имени Садриддина Айни
Защита состоится «___» ___________ 2009 г. в «___» часов на заседании диссертационного совета Д047.004.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Институте языка и литературы им. Рудаки Академии наук Республики Таджикистан (734025, г. Душанбе, пр. Рудаки, 21).
С диссертацией можно ознакомиться в Центральной научной библиотеке им. Индиры Ганди Академии наук Республики Таджикистан (734025, г. Душанбе, пр. Рудаки, 33).
Автореферат разослан «___» __________ 2009 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
кандидат филологических наук Касимов О.Х.
Общая характеристика работы
Актуальность темы. Ни одна из других форм художественного творчества, пожалуй, так настойчиво и целеустремлённо не добивалась воплощения в действительность идеи метаморфирования завязшего в бытовой суете человека в Бога, как ирфон – суфийское мистическое творчество. Апогеем же в этой поэзии, безоговорочно, является творчество Мавлоно Джалолуддина Мухаммада Балхи Руми, не потерявшее своё значение и по сей день, мудрость которого и впредь будет служить человечеству.
Джалолуддин Руми внёс в сокровищницу мистической поэзии, общечеловеческой культуры весьма внушительный вклад. Лирический «Куллиёт Шамса Табрези» – огромный по размерам собрание мистических стихов поэта, которые он творил от имени любимого наставника, Шамса из Табреза; главное произведение Джалолуддина Руми, известное под названием «Маснавии маънави» («Парнорифмовое произведение, обращенное ко внутреннему смыслу всего сущего»), содержащее 25632 бейтов, насыщенные философией великого поэта, «Мактубот» (письма) и проповеди, а также речи, содержащиеся в трактате «Фихи мо фихи» («Несистематические заметки»), «Маджолиси сабъа» («Семеричные собрания»), представляющие собой проповеди учителя нравственности – известны сегодня культурным слоям во всём мире.
Творчество Джалолуддина Руми уже давно стоит в центре внимания учёных всего мира, среди которых особо следует упомянуть имена Е.Э. Бертельса, В.А. Жуковского, М.Т. Степанянца, А.В. Смирнова, Р. Никольсона, В. Дюранта, Г. Эте, А. Арбери, И. Хаммера, Э. Ду Витрей–Мейеровича, К. Эрнста, Х. Бюргеля, У. К. Читтика, С. Нафиси, З. Сафо, А. Зарринкуба, Б. Фурузонфара, А. Дашти, М. Муваххида, К. Замони, М. Ходжави, А. Гулпинорли, Ш. Озлука, А. Кабаклы, М. Ондера.
В Таджикистане уже несколько десятилетий наравне с суфийской мистикой к изучению творчества Джалолуддина Руми приступили литературоведческая и философская отрасли науки. Здесь заметных успехов достигли исследователи Н. Одилов, М. Хазраткулов, А. Курбонмамадов, Р. Ходизода, А. Мухаммадходжаев. Существенный интерес вызывают отдельные статьи Ш. Девонаева, К. Бекзода, М. Султонова, А. Алимардонова, К. Олимова и Дж. Назри, незавершенные начинания которых были развиты другими учёными.
В литературоведческом аспекте творчество Джалолуддина Руми нашло отражение в работах Н. Одилова, Р. Ходизода, М. Хазраткулова, Ш. Мухтора, И. Зиёева, Х. Зиёева, Дж. Саидзода, М. Махмаджоновой, К. Саидолимова.
Большую работу для возврата творчества Джалолуддина Руми его соотечественникам, по несправедливости лишённых возможности читать творения гениального поэта в оригинале, проделали А. Мухаммади Хуросони и Б. Ализода, которые по наиболее полным изданиям со знанием дела перевели на кириллицу проверенные тексты «Маснави» и другие произведения поэта.
Изучение всевозможных направлений и школ суфизма привело исследователей к мысли о познании истоков мистики и поэтического искусства, стремящегося к анализу основ духовного учения о Творце, Человеке и мироздании. Достижения в исследованиях в этом направление выявили, что мистический суфизм представляет собой художественно – философское мыслительное течение, утверждающее художественную историю человечества, интенсифицируя просветительские идеи, духовные достижения человека, его стремление к свободе, познанию самого себя и действительности ищущей личностью. Особую роль в этом стремлении сыграла творчество Джалолуддина Руми.
Крупнейшая культурная школа изучения персидско–таджикской литературы также ищет в просветительских началах мистического суфизма, как сплава различных религиозных и философских доктрин, в арийских, индийских, греческих, арабских устных и письменных источниках. Эта концепция, нашедшая своё воплощение в исследованиях ведущих учёных Востока и Запада, вот уже многие годы привлекает к себе внимание и участие искателей мудрости во всём мире.
В качестве источника для знакомства и изучения жизни и творчества Джалолуддина Руми из ранних сочинений прежде всего следует упомянуть «Манокиб ул–орифин» («Добродетели мистиков») Ахмада Афлоки, «Валаднома» Султона Валада, «Найнома» («Книга о флейте») Мавлоно Яъкуба Чархи, «Рисолаи нойия» («Трактат о флейте») Абдуррахмона Джоми, «Лубби лубоби Маснави» Хусайна Воиза Кошифи, позднее, «Джавохир ул – асрор» Камолиддина Хоразми. Важное значение в этих целей имеют комментарии и толкования типа «Тафсири Маснавии маънави» Р. Никольсона, «Шархи асрор» («Толкование тайн») Муллоходи Сабзавори, «Шархи Маснавии шариф» («Коментарии к Благородному Маснави»), «Аходиси Маснави» («Притчи Маснави») Б. Фурузонфара, «Шархи кабир» Исмоила Анкарави, «Шархи джамеи Маснавии маънави» («Сводные комментарии к Маснавии маънави») Карима Замони, перевод И. Хаммера и т.п.
Но, прежде всего, следует документально убедиться, что до всего этого, бесспорно, имело место существование различных школ, направлений и орденов суфийского толка, которые в своём существовании достигали определённой ступени развития и совершенства, позволявшее выдвинуть из своей среды мудрых наставников в ряды выдающихся мистиков времени, передавая их речи и сочинения поколениям, жаждущих духовной премудрости, служили средством духовного обогащения Человека. Имена Зуннуна Мисри, Мансура Халлоджа, Абубакра Шибли, Джунайда Багдади, Боязида Бастоми, Абулхасана Харакони, Абдуллоха Ансори, Абусаида Абулхайра, Фаридуддина Аттора, Санои, Ироки, Рози, Саади, Бахоуддина Валада, и тысяч других выдающихся личностей, которые избранным ими путём праведности учили людей познанию духа и самого себя, как это делал Мавлоно Джалолуддин Мухаммад Балхи Руми, который определяет логическую сущность бытия и след реальной действительности объектом сознательного, с позиций самосознания, постижения посредством мистических анализов и исследований.
Главная цель Джалолуддина Руми в его концепции мышления и мистических размышлений заключается в воспевании идеи – единства сущего. Этим способом он с помощью символов и аллегорий воплощает мысль о единстве рода человеческого. В самых беспокойных условиях мрачного фанатизма он сумел с помощью избранной им доктрины духовного совершенствования – «Тарикат» - объединить всё большие и малые религиозные течения вокруг концепции «единства» и «монотеизма» в рамках восприятия идеи «единства сущего». На этой почве он сумел создать предпосылки для пропаганды идеи «совершенного мира» и представить сердцевину достижений человеческой цивилизации для всеобщего пользования.
«Тарикат» Джалолуддина Руми в большей степени в мистическом, концептуальном и мировоззренческом плане имеет близкое соприкосновения и идентичность с различными другими мистическими течениями и направлениями. Но в подходе к теории познания действительности, восприятии истины, шариата и тариката, вопросов самосознания и мировоззрения он не имеет аналога.
Учение Джалолуддина Руми, выраженное средствами художественного изображения, звучит проповедью мысли о братстве и взаимосвязанности всего рода человечества, единстве человека с природой, нашедшее своё воплощение в религиозных объединениях, в чистых и искренних духовных отношениях людей, обнаруживших своё родство в вере. Размышления об этой идее он воплотил в «Куллиёте Шамса Табрези», в череде нравственных мистических притч шестеричного океана неповторимой мудрости и остроумия под названием «Маснавии маънави», в семи проповедях «Маджолиси сабъа», в той или иной мере в 145 письмах его эпистолярного сборника, а также в «Фихи мо фих».
Главными выразителями и мистической сущностью понятия «единства сущего», по сути дела, являлись «Адам» («Человек») и «Олам» («Вселенная»), которые в душе своей почувствовали жжение пламени любви Творца. С этого момента эти существа приступили к поискам пути соединения со своим Творцом, растворения в нём. Преимущество такой притягательности поэт, прежде всего, изображает в зове извечной «любви», которую Творец при сотворении мира вдохнул всем сотворённым. Поэтому Джалолуддин Руми в этом духе видит олицетворение образа действительности. Именно этот момент переживания Человеком, не в пример другим творениям Бога наделенным разумом и речью, духовной трагедии сотворения, и воспел Джалолуддин Руми во вступительной к «Маснави» аллегорической притче о «Нае» (флейте).
На сей день осуществлены более солидные исследования по изучению жизни и творчества Джалолуддина Руми, в которых не обойдены также его мистические воззрения и художественные поиски в познании Абсолютного разума.
Но как бы внушительны ни были упомянутые научные достижения, посвящённые жизни и творчеству Джалолуддина Руми, удовлетворяться достигнутым никак нельзя, ибо в его огромном и сложном по содержанию творчестве исследователя «подстерегают» ещё немало нераскрытых тайн, символов и аллегорий. Нельзя полагать, что высказанные по тому или иному случаю мысли и мнения не могут иметь оппозиции, как «тайна флейты» или секреты «Падишаха и служанки», подобно другим воззрениям и мыслям мудреца, всё ещё нуждаются в проницательном исследовательском взгляде.
Произведения Джалолуддина Руми являются образцами редчайшей содержательности мистического суфизма. Исследование, толкование этой кладези смысла говорят с позиции бытия, выражающего самосознание, богочтение, природу, Человека, духовную сущность нравственности, место Человека в действительности, смысл его соприкосновения с Богом, разумное восприятие бесподобного Владыки. С другой стороны, во всех его произведениях важнейшее место занимает мысль о духовной сущности Человека. И мудрец здесь преследует цель постигнуть это малопонятное явление, которое он то называет «аёни ноаён», «пайдои нопайдо» («очевидная, явная тайна»), то «рози пинхон» («скрытая тайна») и т.д., объяснить тайну его сотворения, его начала и конца, его миссии на лоне бытия.
Данная диссертация посвящается исследованию воззрений Джалолуддина Руми о доктрине благородства и человеколюбия, которой он сам следовал до слияния со своим Господином. Как вытекает из его рассуждений в этом направлении, все стремления Человека направлены на то, чтобы раствориться в духе Творца. Другой девиз путника этой стези - совершенствоваться в лучах его сияния, что постоянно держало исследователей в напряжении поисков и размышлений.
Все главы работы, главным образом, разрабатываются на основе мистических источников раннего периода, особенно средневекового тазкира, большей частью - современников поэта. Исследование проводиться на основе анализа всех произведений поэта, прежде всего «Куллиёта Шамса Табрези» (издательство «Амири Кабир», Тегеран, 1372 х.) и всех полных шести «дафтаров» («книг») «Маснавии Маънави», перенесённых на кириллицу (А. М. Хуросони, Б. Ализода, Душанбе, 2001) в сопоставлении с текстом, подготовленным Р. Никольсоном и текстами, изданными в Кабуле.
Цель и задачи исследования. Целью исследования является рассмотрение различных сторон многогранного искусства изображения в произведениях Джалолуддина Руми. В связи с этим подвергнуты анализу мифологические источники, символика, притчи, аллегории и метафоры, а также – обычаи. В то же время автор внимательно следить за «игрой» поэтических фигур и средств при осуществлении поэтических сцен всевозможного характера.
В связи с отмеченным положением, диссертация, написанная на основе материалов мистических источников и поэтических приёмов Джалолуддина Руми при создании художественной метафорики, нацелена на решение следующих задач:
- рассмотреть теоретические принципы осуществления художественного изображения на почве мистических и суфийских воззрений с охватом проблем самосознания и совершенствования человеческой сущности, поэтических фигур и средств, которыми при этом пользовался великий мистик;
- подвергнуть исследованию процесс духовного роста человека до вершин самосознания, через которое становится возможным постижение духовной сущности Творца, слияния с которым посредством « любви» он добивается;
- проследить учение Джалолуддина Руми о позиции духа с учётом воззрения о «единстве сущего», а также возвышения человеческого духа, опирающегося на силу притяжения Творца;
- рассмотреть поэтику художественных фигур в метафоризации изображения, воплощение метафорических образов в произведениях Джалолуддина Руми в связи с воззрением о «единстве сущего».
- рассмотреть изображение реальной действительности в творчестве поэта, восприятия им роли естественных наук, изображение взаимосвязей между животными, растениями и небесными телами с мистической позиции Джалолуддина Руми.
Отдельные положения диссертации отводятся рассмотрению учения Джалолуддина Руми о самосознании и восприятии, единства рода человеческого.
Такой подход дает возможность раскрыть при анализе отдельных стихов на определённые темы некоторые аллегории и метафорические уподобления Джалолуддина Руми, чтобы глубже проникнуть во встречающиеся теории эпохи Возрождения и начала эволюции мистического суфизма древнего Востока, особенно цивилизации персоязычного этноса, и представить любознательному читателю истоки изучения мистики, на которых опирался поэт при создании своих неповторимых произведений.
Источники исследования. Основным источником исследования, прежде всего, послужили произведения самого Джаллолуддина Руми и созданные им образы в богатом творчестве. К разработке темы были привлечены «Манокиб ул-орифин» Ахмада Афлоки, «Валаднома» Султона Валада, «Лубби лубоби Маснави» Хусайна Воиза Кошифи, «Найнома» Мавлоно Яъкуба Чархи, «Джавохир ул–асрор» Камоллидина Хусайна Хоразми, «Шархи асрор» Муллоходи Сабзавори, «Шархи Маснавии Шариф», «Аходиси Маснави» Бадеъуззамона Фурузонфара, «Шархи чомеи «Маснавии маънави» Карима Замони, «Мистика Мавлави» Халифа Абдулхакима, «Нашру шархи «Маснавии шариф» тюркского учёного Абдулбоки Гулпинорли, «Сирри най», «Бахр дар куза» и другие произведения Абдулхусайна Зарринкуба. В диссертации использованы также и работы европейских исследователей на мистическую тематику.
Научная новизна диссертации. В существующей на сей день научной литературе рассматривались, главным образом, художественные и мистические функции образов в творчестве Джалолуддина Руми. В своём исследовании мы попытались проникнуть в историю вопроса, выявить его гносеологические корни и диалектику развития, а также методологию и методологические основы произведений мыслителей Востока. Эта особенность и определяет научную новизну исследования. Огромная духовная, нравственная, философская, теологическая нагрузка, которую несёт рассматриваемая тема, уже предполагала именно такой подход к решению вопроса. Исследованием охвачена система поэтических образов творчества Джалолуддина Руми и его современников.
Методика и методология исследования основывается на сравнительно литературном подходе к изучению источников и художественного творчества.
Научно – практическая ценность работы. Достижения настоящего исследования приобретают важное практическое значение в силу актуальности принципа органической связи художественной мысли и теории познания, истории поисков сущности Человека и его места в духовной и материальной жизни. Следовательно, выводы и материалы диссертации можно широко использовать при создании общей истории литературы, написания учебников, научно – популярных книг не только по литературе, но и по специальным вопросам философии и религии. Широкое применение исследование может находить при чтении лекции и спецкурсов на филологических факультетах вузов и в теологических учебных заведениях.
Апробация и внедрение результатов исследования. Материалы диссертации опубликованы в научно–информационных журналах «Вестник Таджикского национального университета» (Душанбе, 2008-2009гг.), Известиях АН РТ, научных журналах Российской Федерации, в научно–популярных изданиях «Садои Шарк», «Илм ва хаёт», «Адаб», «Таджикистан», «Маърифат», «Истикбол», «Падидаи хаёл», и других изданиях, список которых приводится в конце автореферата.
Автор также выступал на многих Республиканских научных конференциях, Международных научно – практических конференциях, посвящённых 800 летию со дня рождения Джалолуддина Руми (Тегеран 2007г., Стамбул 2007г., Париж 2007г.)
Составленные автором четыре монографии, написанные по теме диссертации, внедрены в учебный процесс, и применяются студентами и преподавателями филологических факультетов Таджикского национального университета, Таджикского Государственного педагогического Университета имени Садриддина Айни, а также в других вузах.
По теме диссертации автором опубликовано множество статей.
Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на совместном заседании отделов истории литературы. современной литературы и фольклористики Института языка и литературы имени Рудаки Академии наук Республики Таджикистан (протокол № 8 от 02.06.2009г.).
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырёх глав, заключения и списка использованной литературы.
Основное содержание работы
Во введении обосновывается положение об актуальности темы диссертации, определяется степень изученности проблемы, формулируются цели и задачи исследования, приводится обзор использованных источников и научной литературы, подчёркивается научно–теоретическая и практическая значимость работы.
Первая глава диссертации – «Источники изображения и воплощение художественности в произведениях Джалолуддина Руми» состоит из трёх параграфов.
Первый параграф отведён рассмотрению источников изображения литературы XIII века, являющейся продолжением литературных и культурных процессов древнего Востока, особенно арийских этносов, имеющих под собой, прежде всего, мистику суфизма и мифологию религиозных верований, основанных на общих началах единого религиозного мышления. Но новая литература, естественно, отразила традиционные источники в соответствующих новых формах и стилях. Этот период таджикско–персидской литературы можно бесспорно, представить как вершину достижений мистического восприятия и отражения в художественной культуре персоязычного этноса.
Культурные проявления рассматриваемого периода, утверждается в диссертации, на восприятие логических теорий минувших периодов породили своеобразную интеллектуальную волну, послужившей посредником в контаминации интеллектуальных и духовных ценностей минувшего Востока и нового времени.
На этом стыке времён на религиозных началах разнообразного толка и направлений возникло новое направление суфизма новаторского образа мышления, принявшего на себя тяжкий груз просвещения цивилизации своего времени, но не сумевшее обобщить его логическое развитие в полной мере, так как анализ мистики и разума в прениях и дискуссиях теоретического порядка не нашёл своего завершения, ибо в её главном центре стоит проблема просвещения личности и натуры человека, духовная сторона ситуации.
В диссертации утверждается мысль о том, что иранский или арийский суфизм, исходивший из указанного принципиального начала, в своей сущности никогда не был ни религией, ни религиозным течением, ибо он во все времена преследовал цель «просветить» человека. Поэтому об арийском суфизме можно судить как о «тарикате».
Чистота духа для суфиев выступает важнейшим условием совершенствования нравственной личности. Просветительский характер суфизма нового периода, утверждается в диссертации, послужил причиной тому, что на этой почве появилось множество изобразительных и аллегорических произведений, послуживших средством «просвещения» духа личности, душа которой должна служить вместилищем образа Творца.
Поэтому, намерение изучить теории мистических учений предопределяется именно исследованием нераскрытых тайн бытия, более того– духовным восприятием образа и содержания Человека, который, являясь носителем тайн разума, не знает себе равного в постижении Творца средствами разума. Следовательно, с просветительских позиций мистики становится понятным, что образ является своеобразным зеркалом, в котором сущность, т.е. божественная истина проявляет саму себя. Но сущность есть хранителем тайн, в раскрытии которых удача может сопутствовать разуму.
Начало XIII века сыграло в эволюции научной и культурной жизни Мовароуннахра величайшую роль. Одновременно этот период способствовал развитию мистических течений, особенно суфизма. Мистические и просветительские воззрения мыслителей прошлого – Иброхима Адхама, Хасана Басри, Робии Адавийи, Шакика Балхи, Зуннуна Мисри, Бойазида Бастоми, Мансура Халлоджа, Мухйиддина ибн Араби, Абулкосима Кушайри, Абубакра Шибли, Джунайда Багдади, Абулхасана Харакони, Абусаида Абулхайра, Бобо Кухи, Абдуллоха Ансори, Али ибн Усмона Худжвири, Имома Газзоли, Ахмада Газзоли и сотен других мудрецов – мистиков были представлены к услугам образованных и интеллектуальных людей. Большинство из этих воззрений и письменных произведений отражали истинное состояние жизни людей, пробуждали познавательные и сознательные инстинкты, сознание Человека, направляли его к духовному росту, духовному познании Творца, действительности, осознании и освоении идеи и пантеистического Учения о единстве сущего. Часто эти воззрения и сочинения пробуждали сопротивление и теоретические противодействия фанатичных сил и инакомыслящих.
Тем не менее, свободомыслие и просвещенность мистиков того периода привели к тому, что просвещение дало толчок развитию первых суфийских течений, которые в последующих периодах образовали организованное направление просветительства, сыгравшее немаловажную роль в духовном и нравственном воспитании людей, заложившее основу для появления большого количества важных произведений литературы.
В диссертации развёрнуто и аргументированно рассматривается данная концепция. В этом отношении указывается особо важное источниковедческое значение труда Абуабдуллоха Мухаммада ал– Бухори под названием «Сахех», сыгравшая большую роль в развитии суфийской литературы.
Борьба суфиев за Человека духовной ориентации позднее породила большую агиографическую литературу, среди произведений которой особое место занимает «Нур ул–улум» Абулхасана Харакони, произведения Бобо Кухи и Ираки, и «Табакот ус–суфия», «Илохинома», «Канз ус–соликин», «Каландарнома», «Зод ул – мусофирин» и «Насоех» Абдуллоха Ансори, в которых существенное место занимают достижения выдающихся суфиев на поприще духовного просвещения современников и последующих поколений.
В числе книг, содержащих суфийские учения, следует упомянуть и «Хадикат ул–хакикат» Санои Газнави, «Шархи таарруф» Мустамилии Бухори, «Кашф ул–махджуб» Худжвирии Газнави, «Рисолаи Кушайрийа» Имома Кушайри, «Мирсод ул–ибод» Наджмиддина Рози, «Авориф ул–маориф» Сухраварди, «Кимиёи саодат» Имома Абухамида Газзоли, «Савонех» Ахмада Газзоли, использованных в качестве источников. Эти произведения составили познавательную почву суфийской агиографической литературы. В числе важных и действенных познавательных произведений следует упомянуть «Маориф» Бахоуддина Валада, «Маджолиси сабъа», «Фихи мо фих» Джалолуддина Руми.
Исследование показало, что, начиная с Х в. и до того периода, когда мистический суфизм закрепился в персидской поэзии, рассматриваемая тема в большей мере обогатилась в отношении художественной изобразительности. В процессе своего распространения мистический суфизм создал пространство и объект исследовательского и аналитического направления в литературоведении.
Далее в диссертации рассматривается вопрос о роли суфийской мистической литературы в расширении литературных и культурных контактов путём перехода узко–этнических границ, применении инокультурных ценностей для обогащения содержания этической культуры. Исходя из этого, можно утверждать, что мысли и воззрения творческих суфиев представляли собой путеводную звезду в познании общечеловеческой духовности и культуры. В то же время, эти новые элементы служили в творческих или исследовательских процессах новым источником творения. Ярким примером сказанному может служить творчество самого Джалолуддина Руми, все творения которого берут начало в устном культурном слое, имеют источником произведения Санои, Аттора, особенно «Маориф» его родителя Бахоуддина Валада.
В суфийской литературе, констатируется в диссертации, существенное место занимает житийный жанр. В качестве примера в данном случае можно привлечь «Табакоти суфийа» Абдуллоха Ансори, «Асрор ут–тавхид» Мухаммада Мунаввара, содержание которого составляет житие наставника автора, Шайха Абусаида Абулхайра, «Тазкират ул-авлиё» Шайха Фаридуддина Аттора, «Нафахот ул–унс» Мавлоно Абдаррахмона Джоми, «Рашахоти айн ул – хаёт» Фахриддина Али Сафи, содержащее агиографические сведения о знаменитых суфиях, особенно, принадлежащих к ордену накшбандия.
В диссертации высказывается убеждение, что классическую поэзию на фарси периода подъёма суфизма и мистических убеждений трудно представить без отражения убеждений и образной системы суфийской мистической поэзии.
Очевидно, что все помыслы мистиков, их труды и литературные произведения имеют целью просветить людские души, совершенствовать духовного Человека на фоне общественной жизни. На этой почве создавалась и литература. Поэтому чаще всего представители духовной и научной элиты обращали внимание на эту литературу. Учитывая эту действительность, следует согласиться с метким определением, глубоко проникшего в сущность суфийско–мистической литературы автора: «Мистика и на самом деле есть привыкание к божественному нраву».[1]
Изобразительность в произведениях, подобных суфийско–мистическим источникам, более тяготеет к аллегорической художественности.
Этот художественный метод изображения добивается конечной цели, заключающейся в том, чтобы достигнуть подчинения идеи единства сущего концепциям тех суфийских мистических направлений, которые придерживались пантеистических доктрин.
В диссертации приводятся символика и средства, через которых осуществляли свои замыслы мистики-мастера поэзии.
Когда речь заходит о творчестве Джалолуддина Руми, необходимо исходить из начальных стадий суфизма и мистических воззрений иранцев до XIII в., когда начал своё действие со словом Джалолуддин Руми, подняв престиж суфийской мистической поэзии до недосягаемых высот.
Многочисленные источники и теоретические основы, ставшие почвой для рождения мистической поэзии Мавлоно Джалолуддина, в большей мере замешаны на религиозных, особенно мусульманских поверьях и мистических воззрениях этнокультурных очагов. В его произведениях обильно встречаются устные и письменные пласты национальной словесности. Персонажами его притч выступают Симург, Синдбод, Джамшед, Рустам; рядом со сведениями из Авесты имеют место талмудские, евангелийские сюжеты и давыдовские псальмы, коранические айяты и ахбары, житийные похождения. Исходя из этого, в диссертации утверждается положение о том, что воззрения Джалолуддина Руми, в отличие от других мастеров слова, имеют фактологические основы. Это положение в диссертации отмечается на основе научных и творческих разработок отечественных и зарубежных учёных и литераторов. Своё мнение в диссертации автор утверждает многочисленными примерами, собранными по различным сочинениям поэта. Во многих случаях Джалолуддин Руми прямо указывает на источник, из которого он извлекал тот или иной факт художественного изображения. В частности, он часто упоминает свои извлечения из «Калилы и Димны», в данном случае, тоже:
.
Аз Калила боз љў ин ќиссаро
В-андар он ќисса талаб кун њиссаро.[2]
(В «Калиле» ищи это приключение
И в том рассказе взыщи долю свою)
Или же:
Ин Калилав Димна љумла ихтирост
Варна кай бо зо лаклакро мирост?[3]
(Эта «Калила и Димна» - сплошная сплетня,
Не то, как с вороном цапля ладить могла?)
Или поговорка, всё ещё популярная в живой речи персоязычных:
.
Бањри кайке навгилеме сўхтан,
Нест лоиќ аз ту дида дўхтан.[4]
(Из – за какой – то блохи спалить новый ковёр!
Недостойно с твоей стороны закрывать на это взор),
ярко демонстрирует характер творческого подхода Джалолуддина Руми к изображению.
В диссертации на многочисленных примерах демонстрируется мастерство Джалолуддина Руми в достижении поставленной художественной цели обратиться к самым разнохарактерным источникам. При этом великий мистик «тянет» Человека к Богу чрезвычайно «базарным» языком, приёмом, не допустимым с позиции какого – нибудь официозного религиозного ханжи.
Опыт сотен поколений заключён в мудром обобщении мудреца, выраженного в окрыляющей человека простой форме, вселяющей неиссякаемую надежду во многочисленных толпах «простолюдин»:
.
Сояи Њаќ бар сари банда бувад,
Оќибат љўянда ёбанда бувад.[5]
(Тень Творца человек ощущает над собой,
Наконец-то найдёт тот, кто ищет).
Просто, человеку дела никак нельзя заниматься «пустословием». Но ведь многие именно этим занимаются, берутся за дела, которые не предназначены для них. Заключение Джалолуддина Руми, хотя всем известно, в форме, не его гением выраженное – весьма «импозантно» и убедительно:
.
Кори бўзина набудаст фани наљљорї,
Даъвии ёфа макун, ёфа магу, жож махой.[6]
(Не дело обезьяны браться за плотническое дело:
Не хвали пустословием, языком попусту не мели.)
«Маснави» Джалолуддина Руми – это «биография» Человека, начатой символической «жалобой флейты», но поэт, как творец нового, духовного Человека, обращается к помощи всевозможных художественных и нехудожественных, литературных и фольклорных средств, поэтических фигур, к традиционной к тому времени наставнической позе. При всём этом он «рассказывает» о себе, копается в своём духе, раскрывает себя.
Изображение Человека в притчах и повествованиях «Маснави», как порождение мистических переживаний Джалолуддина Руми, в каком бы состоянии ни демонстрировал облик поэта, всякий раз представляет его с реалистической позиции.
Чаще всего состояние экстаза направляет сознание Джалолуддина Руми на духовное восприятие явлений окружающего мира. И это бесподобное волнение Джалолуддина Руми направляет на пробуждение сознания человека.
В сотворении внутреннего изображения и метафоризации в мистическом суфизме прежде всего продуктивными могут быть проявления фантазии, удивления и воображения, ибо эти фактические явления во все времена и повсюду орошали теоретические основы творений мистиков соками просвещения, подталкивали воображение юродивых мистиков, наподобие Джалолуддина Руми и Бедиля.
Как в известных своих произведениях, так и в проповедях, Джалолуддин Руми сам выступает с гуманистическими идеями. Он был среди тех мистиков, которые противостояли всем экстремистским убеждениям. Джалолуддин Руми открыто выступал против всякого рода религиозного фанатизма и пристрастий, уважительно относился ко всем религиозным убеждениям цивилизованного функционирования, разнородным обычаям. Ему было важно, чтобы стремление и поступки людей вели к познанию и восприятию Неповторимого Владыки. В «Маснави» он мудро установил, что «Поя – поя то мулоќоти Худо»[7] («Шаг за шагом – до встречи с Богом»).
В отношении религиозных толков Джалолуддин Руми придерживается такого мнения, что расхождения между толками и течениями существует, фанатизм же создаёт препятствие на пути развития сознания человека, что приводит к затемнению сознания, следствием чего становиться утеря способности различать эгоистическое «Я» от «Мы», суть идеи единства. В «Маснави» такую ситуацию мудрец сравнивает с тем, как ткач запутывается в нитях собственного станка и теряет контроль над работой:
Оќибат дидан набошад дастбоф,
Варна кай будї зи динњо ихтилоф?![8]
(Не будет видно завершенье рукоделью.
Не то, откуда разнобой в верованиях?!)
Как убежденный богоискатель, Джалолуддин Руми придает первостепенное значение искренности порывов и ясности цели.
В диссертации на многочисленных примерах показано, как люди по недоразумению из небольших несоответствий в мыслях и поступках творят неразрешимые ситуации. Джалолуддин Руми же, как чуткий мастер мозаики, улавливает фальшь в структуре всех начинаний этих «творцов».
Джалолуддин Руми убеждён в том, что человечество должно строить свои взаимоотношения на искренности и взаимном доверии. В противном случае разобщённость не будет той почвой, на которой строят человеческие взаимоотношения, а будет так, как в этом бейте:
.
Балки њафтоду ду миллат њар яке,
Бехабар аз якдигар в-андар шаке.[9]
(Не то семьдесят два народа, и каждый
В неведении друг о друге, в подозрении).
Проницательный ум, строящий процесс восприятия на последовательности проявлений, чётко подмечает логическое отступление от долженствовании той или иной детали общего, что даст ему возможность, придать изображению ёмкость и убедительность. Для поэзии же мысли этот момент имеет решающее значение. В тех же «Маснави» поэт подмечает одну такую ситуацию:
.
.
Кофиру мўъмин Худо гўянд, лек
Дар миёни њар ду фарќе њаст нек.
Он гадо гўяд Худо аз бањри нон,
Муттаќї гўяд Худо аз айни љон.[10]
(Неверующий и религиозный оба упоминают Бога,
Но в их упоминаниях есть существенная разница:
Тот попрошайка из–за куска хлеба говорит «Бог»,
Убеждённый же обращается к Богу от души).
В диссертации эта тема разрабатывается с привлечением научной литературы и более аргументировано.
Во втором параграфе главы – «Мифологические понятия и их художественное значение» - рассматривается отношение Джалолуддина Руми к ещё одному из важных источников своего творчества – мифологическому.
В поэзии нового периода XIII в., представителем которой являлся Джалолуддин Руми, мифологическое творчество было глубоко освоено почти всеми слоями общества. Поэтому она легко усваивалась и служила важным элементом традиции, духовности и словесности.
При обращении к мифологическим источникам, в качестве поэтических образов и средств поэтизации изображения, прежде всего оживляются персонажи устного народного творчества в лице дивов, пери, джинов, семиглавых драконов и циклопов. Но более важную роль, конечно, играют обобщающие элементы, которые, к нашему сожалению, дошли до нас в усечённом варианте из «Шахнаме» Фирдавси, которое нами будет использовано в качестве одного из основных источников.
В диссертации утверждается, что поэты – мистики во всех случаях, когда в своих произведениях обращаются к изобразительному восприятию действительности, для художественного обобщения своей поэтической концепции прибегают к помощи испытанных временем образов и мыслей. Такой творческий принцип лежит в основе поэзии Абулкосима Фирдавси, Хокони Шарвони, Низоми Ганджави, Хакима Санои, Фаридидуддина Аттора, Джалолуддина Руми, а позднее укрепился в эпических и любовных маснави Абдуррахмона Джоми, Амир Хусрава Дехлави, Абдулкодира Бедиля, носящих более трагический и нравственный оттенок.
Древние традиции персидско–таджикской литературы, дошедшие до нас в видовых и жанровых формах сказок, легенд, квазиисторических эпосов, исторических и богатырских дастанах в устной и письменной форме, во многих случаях придают смысловое резюме художественным умозаключениям Джалолуддина Руми как в «Куллиёте», так и в «Маснави».
Данная концепция в диссертации утверждается на многочисленных примерах. Саламандра, Симург, Сом, Зол, Фарход, Хусрав, Ширин, Джамшед, Вис и Ромин, гора Коф, див и пери и художественные произведения со смысловым содержанием, служивших полем действий этих персонажей, активно участвуют в метафорике нового мастера изображения.
Третий параграф главы отводится индивидуальной манере применения поэтических фигур и иных художественных средств в поэзии Джалолуддина Руми при осуществлении изображения и других функциональных задач в составе содержания произведений.
Отношение художника к художественным средствам соответствует мере его поэтического дара, ибо через них он выражает загромождение своих чувств и результаты размышлений. С этой позиции создаётся художественное изображение или прямая речь. И эту форму изображения, которая создаётся посредством эмоции или изящной фантазии, можно назвать художественным изображением.
Искусство применения поэтических фигур и изображения в литературоведении не имеет единодушного толкования, но чаще некоторых поэтических фигур в поэзии встречаются детали, «…коих теоретики персидско-таджикской литературы воспринимают за метафорическую поэтическую фразеологию».[11]
Конкретно можно отметить, что в произведениях Джалолуддина Руми наблюдается большая частота уподобления, но не будет преувеличением, если отметим, что в творчестве великого мистика больше, чем всякая другая поэтическая фигур, значит аллегория, метафора.
В диссертации данная тема рассматривается с большой подробностью. Многочисленные примеры из произведений поэта при этом служат иллюстрациями к выводам о той или иной грани мастерства Джалолуддина Руми.
Исследуя данную тему, мы пришли к заключению, что в искусстве поэтизации стиха посредством поэтических фигур Джалолуддин Руми занимает особое место среди других суфийствующих мистиков. Своеобразие мастерства поэта теснейшим образом связано с его мистическими воззрениями, суфийскими символическими представлениями, которые плотными слоями занимают место в его творчестве. В заключение первой главы диссертации отмечается, что в произведениях Джалолуддина Руми использованы все детали поэтических фигур на почве учения о развитии человеческих нравов, духовного познания вселенной и Творца.
Глава вторая - «Любовь» - начало совершенствования человека и средство его общения с Творцом» - состоит из трёх параграфов.
В первом параграфе рассматривается вопрос о духовном изображении Творца в произведениях Джалолуддина Руми.
В мистических источниках Бог именуется различными именами – Худо (Бог), Хак (Истина), Мутлак (Абсолют), Вохид (Единственный), Якто (Единственный), Якин (Несомненный), Бечун (Несравненный), Холик (Творец), Маъбуд (Почитаемый), Бори (Творец), Илахи (Аллах), Кирдигор (Творец), Парвардигор (Заботливый), Сохиб (Господин), Шох (Владыка), Раб(б) (Господин), Ёр (Друг), Ахад (Единственный) и др., распространённые особенно в речи простых людей.
Высококультурные мистики и последователи суфизма иногда обращались к Богу с выражениями «Чон» (Душа) и «Ёр» (Друг). Джалолуддин Руми относится к числу тех поэтов, которые в своих произведениях чаще всего применяют последнее выражение – «Ёр», чем подчеркивается интимность своей близости к Творцу и доступность его для тех, кто стремится к нему.
В диссертации приводится много примеров, подчеркивающих именно такое душевное состояние Джалолуддина Руми. Так, в бейте:
!
.
Эй ёри ман! Эй ёри ман! Эй, ёри безинњори ман!
Эй дилбару дилдори ман! Эй мањраму амхори ман.[12]
(О мой друг! О мой друг! О мой беспечный друг!
О любимый, возлюбленный друг! О защита и покровитель мой)
Поэт выражает эмоциональное состояние, близкое к экстатическому, когда прилив чувств превалирует над возможностями слова.
Джалолуддин Руми – убеждённый певец любви Единственного, и твёрдо можно констатировать, что «В большинстве его газелях отчётливо звучит зов о любви к Богу».[13]
В диссертации данная тема рассматривается подробно и более аргументированно.
Второй параграф главы отводится рассмотрению Человека с точки зрения Джалолуддина Руми.
Понятие «Одам» («Человек») в суфийской мистической литературе выражается различными эпитетами, но всякий раз творец воспринимает его как первопричину акта сотворения вселенной.
В большинстве произведениях, как прошлого, так и нового периодов, как показывает процесс исследования, внешний и внутренний облик, чувства и поведение Человека предстают предметами художественного воплощения как образы суфийской мистики. Мавлоно Джалолуддин тоже придерживается концепции, выраженной Наджмиддином Рози:
.
Эй нусхаи номаи Илоњї, ки туї,
В-эй ойинаи љамоли шоњї, ки туї,
Берун зи ту нест, њар чї дар олам њаст,
Аз худ биталаб, њар он чї хоњї, ки туї.[14]
(О список Божьего начертания, коим есть ты,
И о зеркало царского лика, которым есть ты,
Нет на свете ничего за пределами тебя,
Ищи в себе всё, что угодно тебе: это ведь ты).
В диссертации утверждается положение, в соответствии с которым Человек предстаёт в собственных глазах явлением такого громадного значения, как сотворение. И творец стихов, которым является Мавлоно Джалолуддин, себя целиком отдаёт делу пробуждения Человека от глубокого сна невежества, возвращения ему памяти своей Божественной сущности.
Поэт всеми возможными способами стремится втолковать ему, что он не так далёк от Бога, как ему кажется. Но человеческое «Эго» слишком погрязло в мирских соблазнах. Так:
.
Он ною нўш ёд намеоядат, ки ту
Хуш мехўрї зи дасти яке дев сангсор?[15]
(Разве ты забыл тот пир и флейты переливы,
Теперь так вносимо тебе удар камней из рук какого-то дива?)
«Див», побитый камнями - это вездесущий Сатана, не раз побитого камнями. Этот Сатана, вечный соблазнитель рабов Божьих, властвует над утробами слабовольных людей, ставший причиной изгнания Человека из рая. Человеческая натура, которую в других стихах сравнивает с лютым волком, подвержена обманам многоликого Сатаны:
Гурги даррандаст нафси бад, яќин,
Чї бањона менињї бар њар ќарин?..
Љумла Ќуръон шарњи хубси нафсњост,
Бингар андар мусњаф, он чашмат куљост?![16]
(Лютый волк – похотливый плот, поистине,
Чего сваливаешь всё на своих близких?..
Весь Коран – объяснение мерзостей плота;
Взгляни на книгу, где твои глаза?!)
В диссертации утверждается, что если Джалолуддин Руми в создании «Куллиёта Шамса Табрези» пользовался мистическим опытом своих учителей – Бахоуддина Валада, Хакима Санойи, Шайха Аттора, Бурхона Мухаккика, Шамса Табрези и других, то в создании «Маснавии маънавї» его смело развивающийся художественный вкус уже искал новое воплощение вновь накопленного мировоззренческого материала.
Более действенное средство просвещения он видит в притягательной мистике. Джалолуддин Руми добился небывалого в опыте персидской литературы успеха. И делал он это глубоко осознанно, ибо он сам говорил, что «Маснави» видится им «Средством очищения человеческой натуры»[17].
Третий параграф главы назван: «Любовь – начало совершенствования и средство связи Человека с Творцом».
«Любовь» мистика – это сгусток чувств, который в этом мире не знает сосуда, равного себе по размерам страстей, которые бы были в состоянии удовлетворить его желания. Поэтому она постоянно держит своего «неистовствующего» носителя в состоянии безысходности. Джалолуддин Руми находит ей весьма удачное и ёмкое определение;
" "
Эй ишќ, пеши њар касе ному лаќаб дорї басе,
Ман душ номи дигарат кардам, ки «дарди бедаво»[18]
(Любовь! Много названий и имён тебе дали другие,
А я намедни придумал тебе новое имя: «неизлечимая болезнь»)
Состояние влюблённого мистика отличается динамичностью. Апогеем его страсти выступает покорение любви, которую влюблённый использует в качестве очищающего, озаряющего душу начала. Если трактовать это обстоятельство иначе, то можно сказать, что любовь по своей сути есть душевная ясность и прямота видения мистика. Джалолуддин Руми это положение излагает таким образом:
.
.
Иллати ошиќ зи иллатњо људост,
Ишќ устурлоби асрори Худост.
Ошиќї гар з-ин сару гар з-он сар аст,
Оќибат моро бад-он сар рањбар аст.[19]
(Болезнь влюблённого – особого рода болезнь,
Любовь – астролябия тайн Творца.
Любовь, с какой бы стороны она не пришла,
В конце концов, к Богу указывает нам путь она)
Побудителем всякого изменения, в том числе мистического, выступает движение. Именно движение способствует трансформации материального мира и духовной сферы. Человек, идущий по пути духовного самопознания, также действует, прилагает усилие. Здесь весьма важную роль играет заветная цель субъекта движения, которым является Человек. Стремление – это средство, придающее усилиям Человека динамику убеждённости и уверенности. Стимулятором для Человека, идущего по пути мистического самосовершенствования, является любовь. Именно любовь способствует духовному самоочищению и подготавливает человеческий нрав мистика к слиянию со своей сущностью. Когда любовь созревает в душе Человека, новое состояние посылает ему зов сойтись со своим началом.
Глава третья – «Искусство аллегоризации и воплощение метафорического образа в произведениях Джалолуддина Руми»- состоит из трёх параграфов.
В первом параграфе главы рассматривается вопрос об аллегории и искусстве сотворения аллегорий.
Значение слова «рамз» в творческом обиходе поэтов – мистиков до Джалолуддина Руми и, включая его век, воспринималось как завуалированное, но носящее глубокую смысловую нагрузку и высокую художественную потенцию. Поэтому оно по преимуществу использовалось в виде изящных и содержательных уподоблений. В современном литературоведении такие фигуры иногда называют «эстетическими знаками». Но по функциям эта поэтическая фигура близка к аллегории. Поэтому мы впредь для удобства будем называть её этим определением.
Суфийско–мистическая аллегория представляет собой некоторое завершающее совпадение смысла в словах и важнейшим поэтическим средством в поэзии суфиев–мистиков. Подавляющее большинство источников творчества Джалолуддина Руми созданы на основе этой поэтической фигуры.
В диссертации данное положение подробно рассматривается на многочисленных примерах из произведений поэта. Это обстоятельство и делает наиболее занимательным притчу о флейте «Маснави» Джалолуддина Руми. «Най» (флейта) в поэзии Джалолуддина Руми олицетворяет того же суфия, идущего по пути воссоединения со своим началом.
Второй параграф третей главы посвящён рассмотрению пантеистического воззрения в творчестве Мавлоно Джалолуддина.
Эта линия проповеди суфизма явилась одной из самых удачливых и продуктивных. Но до того, как вобрать духовность, просвещенность, философию ислама, она успела достаточно густо обрастать мистико–культурными, философскими учениями других народов исламского Востока.
В генетическом отношении суфизм фактологически доказывает своё происхождение на древнеиранской почве, хотя и мировоззренчески нивелированные различные племена Востока, побуждённые эмоциональными и националистическими страстями при возникавших фанатических ситуациях, часто провозглашали себя первопроходцами этой стези. Но арийский стиль мышления и творчества сохранил свои неоспоримые первокорни на почве этого воззрения. Когда же речь заходит об исламском, или же арабском суфизме, опять перед взором встают, главным образом, лики тех же мистиков арийского происхождения, которые, распространяя зёрна этого учения, нередко расплачивались своими жизнями.
В распространении учения о единстве сущего мысли и воззрения суфийских мистиков нашли отражение в проповедях и просветительских выступлениях выдающихся авангардов данного течения, Боязида Бастоми, Мансура Халлоджа, Абдуллоха Ансори, Абубакра Шибли, Фахриддина Ироки, Наджимиддина Кубро, Шахобуддина Сухраварди, Джунайда Багдоди, Шайха Абусаида Абулхайра, Мухийиддина ибн Араби, которые в восприятии сущности мистики следовали принципам и теоретическим положениям Зуннуна Мисри, а в познании божественной любви– опирались на престиж Робии Адавии и некоторых других знаменитостей эпохи.
Теоретические посылки корифеев почти всех мистических течений и орденов приводят к тому, что познание Божественной любви направляет духовную сущность Человека на постижение действительности, а в конечном счёте наделяет его инстинктом поиска. Человек, вступивший на путь поисков Истины, по её постижению начинает многотрудное шествие по пути духовного совершенствования – тарикат. В этом процессе его мысли и чувства заняты лишь именем Творца, а заветная цель, которую он преследует, также заключается в растворении в его священной сущности. Так, стремясь к Нему сам, Мавлоно Джалолуддин зовёт за собой и всех других влюблённых.
.
!
.
Хезед, ошиќон, ки сўи осмон равем,
Дидем ин љањонро, то он љањон равем.
Не! Не, ки ин ду бо агарчї хуш асту хуб,
З-ин њар ду бигзарему бад-он бобон равем...[20]
(Вставайте, влюблённые, чтобы к небу стремиться!
Видели этот мир, чтобы к другому миру идти.
Нет, нет! Как бы хороши не были эти два сада,
Оставим обоих и отправимся к тому садовнику...)
В диссертации данная тема разработана подробно, с привлечением многочисленных аргументов из творчества поэта и научной литературы.
Третий параграф главы посвящён исследованию метафорического образа в творчестве Джалолуддина Руми.
Искусство переворачивать действительность, реальность наизнанку является одним из древнейших творческих приёмов, создающих возможность для решения тупиковых, неразрешимых вопросов, встающих перед человеком. В персидско-таджикской литературе метафоризация являлась весьма распространенным творческим методом. Джалолуддин Руми и Хафиз Ширази относятся к числу наиболее успешных поэтов в искусстве метафоризации.
Большая часть творений Джалолуддина Руми, можно с уверенностью сказать, входит в число наиболее выдающихся творений метафорического изображения. «Куллиёт» и «Маснави» в этом отношении не имеют себе равных.
Своими метафорическими творениями Джалолуддин Руми устанавливает контакт между Человеком, реальной действительностью и Богом путём раскрытия тайн посредством разума, излагая руководящее наставление и мудрость для самосовершенствования при преодолении мистического тариката. Так, в метафорической притче «Ответ Лисы Ослу» поэт от имени Лисы молвит:
.
.
Њар ки бе ман шуд, њама манњо худ ўст,
Дўст љумла шуд, чу худро нест дўст.
Ойина (й) бенаќш шуд, ёбад бањо,
З-он, ки шуд њокими љумла (й) наќшањо.[21]
(Тот, кто избавился от «я», все «я» - это он,
Стал другом всех, не имея собственного друга.
Зеркало, лишившееся узоров, становится дороже,
Оттого, что стёрлись на нём все следы).
Создавая свои «Маснави», Джалолуддин Руми для определения стиля, структуры и поэтики произведения считал вполне приемлемым решением обратиться к методу «обрамлённой повести», связав множество басен и притч, нанизанных таким способом, что дополняют и усиливают друг друга.
В диссертации данное обстоятельство рассмотрено на многочисленных аргументах из произведений самого поэта.
Глава четвертая – «Изображение реальной действительности и роль деталей естествоведческих наук с позиции Джалолуддина Руми» - разделена на три параграфа.
Первый параграф главы отведён вопросу существования природы и вещей с точки зрения Джалолуддина Руми.
Гениальный мистик искренно убеждён, что вселенная без всяких оговорок является творением воли Бога. Все материальные тела в этой действительности существуют по воле того же Бесподобного мастера.
Согласно теории Джалолуддина Руми, все вещи в природе духовно взаимосвязаны между собой. Раскрытие этой тайны мироздания ведёт к раскрытию более значительного духовного явления - тайны «единства сущего».
Согласно мировоззренческой концепции Джалолуддина Руми, человек также является частицей дикой природы. Познание человеком окружающего мира происходит посредством чувств, которые в процессы формирования вещей и взаимосвязей между ними в общих чертах начинают осваивать с внешних их параметров. Более глубокие процессы познавания предметов начинают происходить в связи с движениями, происходящими в человеческом сознании.
Реальный мир в человеческом восприятии разворачивается в особом естественном порядке, который находится в зависимости от воли беспредельной силы Творца. Как происхождение или зарождение предметов, так и дальнейшее их существование в движении, зависит от воли того же Творца:
.
.
Њар љамоде, ки кунад рў дар набот,
Аз дарахти бахти ў рўяд њаёт.
Њар наботе, к-он ба љон рў оварад,
Хизрвор аз чашмаи Њайвон х(в)арад.
Боз љон рў чун сўи љонон нињад,
Рахтро дар умри бепоён нињад.[22]
(Всяк неживое, обратившееся к растение,
Древо его судьбы жизнь может породить.
Всякое же растение, тянувшееся к душе,
Хизру подобно, из Источника живой воды испробует влаги.
И, когда же душа устремится к возлюбленному,
Обоснуется на бесконечной жизни).
Итак, в трёх бейтах изложена целая космогоническая концепция, в которой весьма доходчиво обрисован процесс «перехода» вещей неорганической природы в органическую с перспективой слиться со своим Творцом.
В диссертации данный вопрос, аргументированный на творческих образцах Джалолуддина Руми, рассмотрен всесторонне.
Второй параграф главы посвящён использованию элементов естествоведческих дисциплин в творчестве Джалолуддина Руми.
Отношение человека к догадкам естествознания уже в древнейших источниках Ирана, Индии, Греции и других античных источников притягивает своё внимание с самого зарождения человека и формирования его сознания. Но нас в данном случае больше всего интересует отношение человека к реальному миру в таких произведениях, как «Маснави» и «Куллиёт» Джалолуддина Руми.
Прежде чем действительность, её часть, или какая -нибудь деталь естественности становится объектом изображения, творец образа взвешивает их сущность в своём воображении, фантазирует с ними, разбирает различные их грани в мыслях, а затем только выражает в словах их сущность, познавательные заключения. Но во всех случаях, как известно, значение изучения природы начинается с сущностного познавания земли и пространства, отчего зависит начало формирования всего материального мира.
Земля и небо в восприятии Джалолуддина Руми, прежде всего, имеют некую зависимость от корня любви, аллегорически, небо выражает сущность влюблённого (мужчина), а земля - возлюбленной (женщины). При этом небо носит свойство умножения, а земля–свойство рождения. Эта тайна в мистической концепции Джалолуддина Руми находит своё отражение в образе девяти сфер мироздания, каждая из сфер которого особым путём служит средством общения сотворённых с Творцом. Это положение и всесторонне рассматривается в диссертации.
Третий параграф отводится изображению образов органических и неорганических предметов действительности в поэтических творениях Джалолуддина Руми.
Изображая животных и предметов, растений и небесных тел, Джалолуддин Руми прежде всего думает о судьбах человека. Поэтическими отходами от реальности, выраженными в символах и аллегориях, уподоблениях и намёках, баснях и притчах, великий мудрец обращается к человеческому существу, внимательно изучая его поведение в различных обстоятельствах. Этого, в принципе, и требует природа художественного творчества.
Если поэт говорит от имени животных, растений, или же неодушевлённых предметов, то этим образам он придаёт способности мыслить и выражать свои мысли в прямой речи. Иначе говоря, отношение мистики Джалолуддина Руми ко всем существам и предметам действительности в рамках его мистической концепции не отличается от других элементов природы. Но метафорический творческий подход поэта действует по творческим законам. Олицетворение для поэта является средством творческого акта. Наделяя речью живых и мёртвых элементов, фантазия поэта не приходит в противоречие с «фантазией» Творца.
«Интерес Мавлави, - пишет исследователь Аннамори Шимель, - не ограничивается крупными животными, он охватывает все сотворённое, в использовании мельчайших насекомых в своей образной метафоре он пользуется дозволением Корана: разве Священный Коран не пользуется пчелами и муравьями для показа всемогущей воли Творца и вдохновляющей мощи Бога?»[23] О божьем промысле поэт помнит всегда.
.
Он чї њаќ омўхт мар занбўрро,
Он набошад шеррову гурро...
Он чї њаќ омўхт кирми пиларо,
Њељ пиле донад он чун њиларо?[24]
(То, что Истина наставила пчеле,
Но доступно ни льву, ни онагру...
То же, что Истина внушила шелковице,
Может ли знать то искусство слон какой-то?!)
Джалолуддин Руми придерживается мнения, что животные и насекомые тоже наделены способностью восприятия воздействия окружающей действительности, какого-нибудь человека к себе.
«Обмен веществ» - взаимозависимость жизней в живой природе не вызывает никакого удивления в поэте:
.
.
Зањри мор он морро бошад њаёт,
Нисбаташ бо одамї бошад мамот
Халќи обиро бувад дарё чу боѓ,
Халќи хокиро бувад он маргу доѓ.[25]
(Яд змеи - жизнь для той змеи,
Но для человека - он значит смерть.
Для обитателей вод море равно саду,
Но для земных жителей оно-смерть и огонь).
В диссертации разработка данной темы осуществлена детально на основе аргументированных положений и достоверного фактологического материала.
В Заключении подводятся итоги проведенного исследования, излагаются основные выводы и достижения, содержащиеся в четырех главах диссертации.
Джалолуддин Руми относится к числу тех поэтов, чьё творчество является благородным жемчугом не только сокровищницы мистической поэзии, но и общечеловеческой культуры, которое, находясь в центре внимания ученых всего мира, с каждым днем все больше и больше привлекает внимание представителей как Восточной, так и Западной цивилизации.
Творчество Джалолуддина Руми является важнейшим пособием для исследования Человеческой натуры, отличается оригинальными идеями и положениями относительно философии гуманизма в моральном, психологическом, познавательном, социальном и мировоззренческом аспектах.
Гуманистические идеи Джалолуддина Руми облачены в картинах существующего мира, отражающие единство всего сущего, преданности и искренности Человека природе и реалиям жизни, стремлении Человека к самопознанию, которое идентифицируется как главная жизненная потребность разумного творения Создателя.
Концепция Джалолуддина Руми в познании бытия и форм его проявления, анализа познавательных потенциалов человека и их соотношений с социальными атрибутами зиждется на познании истоков мистики и поэтического искусства, стремящегося к анализу основ духовного учения о Творце, Человеке и мироздании.
Источником вдохновения Джалолуддина Руми в создании системы поэтических образов являются, прежде всего, познание Творца, мироздание, и творение Человека и всего сущего. При этом мистический суфизм как особое художественно – философское мыслительное течение и другие категории концепции познания служат инструментарием в распознавании тайн «единства сущего», которые и являются объектом мистических суфийских изысканий великого поэта и мыслителя.
Фундаментальным образов в творчестве Джалолуддина Руми следует признать образ Человека, который в своих исканиях и изысканиях по пути самопознания и богопоклонения пользуется тарикатом, являющееся трассирующим указателем к своему исходу, каковым является божественная суть и любовь Творца.
Образ единства (единения) присущ Создателю, который представляет собой луч, свет и в мастерстве созидания не нуждается в Учителя. Этот образ в творчестве поэта преподносится как «Исключение» и является объектом почитания и любви всего сущего, прежде всего Человека, который ищет в нем свое отражение и стремится к его лицезрению.
Созданный поэтом образ высокоморального Человека на фоне его стремлений к самопознанию и исканий божественного существа имеет теснейшую связь с миром органическим и неорганическим, представители которого с помощью тамсил и других поэтических приемов очень часто становятся главными фигурами в морально-этических концепциях великого мыслителя.
Особого внимания требует тот комплекс идей Джалолуддина Руми, который основан на концепцию «единство всего сущего», синтезирующее многие религиозно-мистические идеи и учения, касающиеся вопросов самопознания и познания божественной сути. Вся эта связь и многоаспектный сеанс между Творцом и Человеком характеризуются ментальным притяжением и стремлением Человека к самосовершенствованию и растворению в своей первоначальной субстанции.
С точки зрения Джалолуддина Руми образ является художественным стрежнем любого произведения. Возникновение каждого существа объясняется актуальностью определенной силы, и образ Создателя в подобных случаях является той актуальностью, которая, несомненно, является Творцом всего сущего, в том числе тех четырех элементов бытия, которые присутствуют во всем и отражают божественные атрибуты.
Духовное богатство творчества Джалолуддина Руми основывается на широком и умелом использовании всех поэтических приемов и фигур, изящных образных средств выражений и идиоматических фраз, морально-религиозных сентенций и притч, тесно связанных с концепцией распознания существующего и морально-этического исследования Человека.
Эстетика и учение о познании красоты в творчестве Джалолуддина Руми охватывает большое пространство, начиная от тонкостей человеческой натуры до полной палитры красок природных явлений, особенно обнаруживающиеся в единстве противоположностей, в отображении красок и свойств дерева и листьев, факела и пепла, неба и звезд и т.д., которые тем или иным образом зависят от Солнечных лучей и Солнечного сияния.
Описание красот природы, которое находятся в полной гармонии с внутренним миром Джалолуддина Руми, является важной составной частью его системы поэтических образов, в центре которой находится Человек, считающийся чудесным созданием Творца в его макромире.
На основе анализа творчества Джалолуддина Руми следует подчеркнуть тот факт, что его мысли и образы имеют широкий и разнообразный комплекс источников и в истории гуманистических учений не имеют себе равных своей оригинальностью.
Использованная литература:
- Куљотурк, Саъдиддин. Худованд ва инсон дар «Девон»-и Мавлоно. // «Номаи порсї», (соли 9, шумораи 3). Тењрон, Вазорати фарњанг ва иршод. - 1383. (208 с.).
- Мусулмонкулов Р. Персидско-таджикская классическая поэтика X-XV вв. М:. «Наука». -1989. (240 с.).
- Розї, Наљмуддин. Мирсод ул-ибод. Тењрон, интишороти «Саної». -1373. (312 с.).
- Румї, Љалолуддин. Куллиёти Шамси Табрезї. Тењрон, муассисаи интишороти «Амири Кабир».-1372. (1570 с.).
- Румї, Љалолуддин. Маснавии маънавї. Тењрон, нашри «Замон». -2001. (730 с.).
- Њазратќулов М. Тасаввуф. Душанбе, «Маориф». -1988. (128 с.).
- Шимель, Аннамори. Шукўњи Шамс. Тењрон, «Интишороти илмї ва фарњангї». -1372. (886 с.).
Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:
Монографии:
- Най (флейта) в представлении Мавлоно (Най дар тасаввури Мавлоно). - Душанбе, «Матбуот». -2003.- 48 с. (на тадж. языке).
- Образ найа (флейта) в творчестве Джалолуддина Руми (Тасвири най дар осори Љалолуддини Румї). -Душанбе, «Ирфон». – 2005. -152 с. (на тадж. языке).
- Любовь – главный источник совершенствования человека и средство его связи с Творцом (Ишќ, сарманшаи такомули инсон ва воситаи иртиботи он бо Офаридгор). -Душанбе, «Эљод». -2007. -72 с. (на тадж. языке).
- Создание символических и аллегорических образов в произведениях Джалолуддина Руми (Рамзофаринї ва таљассуми симои тамсилї дар осори Љалолуддини Румї). -Душанбе, «Эљод». -2008. -92 с. (на тадж. языке).
- Формирование образов в произведениях Джалолуддина Руми (Тасвирофаринї дар осори Љалолуддини Румї). -Душанбе, «Эљод». -2009. -320 с. (на тадж. языке).
Статьи:
1. В тебе все превратности мира. (Љањонро баландиву пастї туї) //«Садои Шарќ».–Душанбе, 2006. -№ 12.- С. 141-148 (на тадж.языке).
2. Любовь каждого надрывает одеяние души. (Њар киро љома зи ишќе чок шуд) //«Садои Шарќ».–Душанбе, 2007. -№ 3-. С. 137-142 (на тадж.языке).
3. Элементы природы в произведениях Джалолуддина Руми (Аносири табиї дар осори Љалолуддини Румї) //«Садои Шарќ».–Душанбе, 2007. № 7.- С. 132-142 (на тадж.языке).
4. И жалуется он на разлуку… (Аз људоињо шикоят мекунад) //«Тољикистон». –Душанбе, 2007.- № 3-4.- С. 22-23 (на тадж.языке).
5. Любовь и взгляды Мавлоно. (Ишќ ва манзури Мавлоно) //«Истиќбол». –Дущанбе, 2007. - № 1-3.-С. 36-40 (на тадж.языке).
6. Изображение животных, растений и небесных тел в произведениях Мавлоно Балхи. (Тасвири љонварон, наботот ва љирмњои осмонї дар осори Мавлонои Балхї) //«Адаб». 2008. - № 3.-С. 2-7 (на тадж.языке).
7. Изображение существования мира и вещей с позиции Мавлоно. (Тасвири мављудияти олам ва ашё аз дидгоњи Мавлоно). //Паёми Донишгоњи Миллии Тољикистон. – Душанбе, «Сино». – 2008.- № 2 (48). -С. 159-165 (на тадж.языке).
8. Роль элементов естественных наук в произведениях Джалолуддина Руми (Наќши унсурњои улуми табиатшиносї дар осори Љалолуддини Румї). //Паёми Донишгоњи Миллии Тољикистон. – Душанбе, «Сино». – 2009.- № 2 (50). -С. 287-293 (на тадж.языке).
9.Описание растений и небесных тел с позиции Мавлоно. (Сувари наботот ва љирмњои осмонї аз дидгоњи Мавлоно). //Паёми Донишгоњи Миллии Тољикистон. -Душанбе, «Сино». -2009.-№ 4 (52). -С. 162-166 (на тадж. языке).
10. Образы животных в произведениях Джалолуддина Руми (Тасвири љонварон дар осори Љалолуддини Румї). //Паёми Донишгоњи Миллии Тољикистон. -Душанбе, «Сино».-2009.-№ 6(53). -С. 249-253 (на тадж. языке).
11.Мистический облик Всевышнего в произведениях Джалолуддина Руми. //Мир науки, культуры, образования (Вестник Горно-Алтайского университета). -2009.- № 4.
12.Познавательный образ Адама с точки зрения Мавлоно. (Симои маърифатии Одам аз нигоњи Мавлоно). //Ахбори Академияи илмњои Љумњурии Тољикистон. -2009. - № 3. (на тадж. языке).
13. Источник формирования образов в творчестве Джалолуддина Руми. //Вестник Санкт-Петербургского университета (филология, востоковедения, журналистика). -2009.- № 7.
.
1383. 113.
[2] Љалолуддини Румї. Маснавии маънавї.Тењрон, нашри «Замон»-2001. С. 38. (Здесь и далее подстрочные переводы автора.)
[3] Там же. С. 207.
[4] Там же. С. 141.
[5] Там же. С. 337.
[6] Љалолуддини Румї. Куллиёти Шамси Табрезї. Тењрон, муассисаи интишороти «Амири Кабир». С. 1061.
[7] Маснавии маънавї. С. 323.
[8] Там же. С. 28.
[9] Там же. С. 253.
[10] Там же. С. 132.
[11] Рахим Мусулмонкулов. Персидско таджикская поэтика X-XVвв. М:. «Наука»-1989. С. 61.
[12] Куллиёти Шамси Табрезї. С. 678.
[13] Њазратќулов М. Тасаввуф. Душанбе, «Маориф»-1988. С. 18.
[14] Наљмуддини Розї. Мирсод ул-ибод. Тењрон, интишороти «Саної»-1373. С. 3.
[15] Куллиёти Шамси Табрезї. С. 441.
[16] Маснавии маънавї. С. 682.
[17] Там же. С. 15.
[18] Куллиёти Шамси Табрезї. С. 51
[19] Маснавии маънавї. С. 18.
[20] Куллиёти Шамси Табрезї. С. 188.
[21] Маснавии маънавї. С. 514.
[22] Там же. С. 562.
... " " – 1372. 23
158.
[24] Маснавии маънавї. С. 41.
[25] Там же. С. 343.
